Старший брат моего парня

Глава 33. От себя не убежишь

Каталина

Машина летела по ночному городу, я же уткнулась в телефон и писала Дане, только спустя время сообразив, что она — то осталась одна! Зная подругу, не сомневалась — не пропадёт, она хитрая и умеет правильно вести себя в мужской компании, но всё же тревожилась.

С Марком говорить не хотелось. За последние сутки я словно перегорела, энергия кончилась, и текила, которая обычно кружила голову и веселила, сегодня сработала как хорошее снотворное — я начала клевать носом ещё в баре, и вовсе не от алкогольного опьянения.

Да и что он мне скажет? Это не то, что тебе показалось? Ты всё не так поняла? Это просто флирт?

Я своими ушами слышала, как Барби нашёптывает ему ласковые словечки в вотсап, и собственными глазами видела его ответы. Эти короткие, нежно им любимые словечки, нельзя перепутать с чужими, ведь Марк любит молодёжный сленг и фразы из фильмов.

Про фото куклы без нарядов и вспоминать не хочу!

Барби была идеальной. Настолько идеальной внешне, что одним своим существованием порождала в любой среднестатистической девушке массу комплексов. Кожа, волосы, ногти, зубы, фигура, уровень дохода, связи — всё как надо, на зависть простым девчонкам вроде меня.

Я никогда не была худышкой. Высокая грудь и пышные бёдра при узкой талии и стройных ногах производили на мужчин сногсшибательное впечатление, мне же всё казалось немного чрезмерным. И даже в тренажёрном зале я тщательно следила за тем, чтобы ненароком не перекачать некоторые мышцы, чтобы не выглядеть массивно. После знакомства с Барби хотелось заклеить рот скотчем, оставив лишь маленькую дырочку, сквозь которую можно просунуть соломинку и пить воду со льдом и лимоном или мятой. Но не колу! И даже не диетическую колу, от которой вреда, поговаривают, ещё больше.

И именно эта Мисс Совершенство решила окрутить моего мужчину.

Моего бывшего мужчину!

То, что я сейчас сижу в его машине, ничего не значит. Я лишь выбрала меньшее зло. С кучей незнакомых мужчин мне явно было бы куда сложнее справиться, чем с одним хорошо воспитанным Марком.

В горле то и дело норовил угнездиться мерзкий ком, но я мужественно держалась. Не буду рыдать. Вот принципиально не буду! Он недостоин моих слёз. И вообще, за окном такая красота, всё блестит и переливается, сверкает огнями. Красиво наряженные люди стоят у баров, хохочут, целуются, болтают. Жизнь кипит, бурлит и выбрасывает энергию в воздух для таких, как я, потерявшихся, заплутавших, но не сдавшихся.

Справлюсь.

Вот только… ещё немного времени и справлюсь. А сейчас на душе словно многотонная плита.

— Куда ты меня везёшь? — спрашиваю тихо. Горло сводит спазмами, но я стараюсь контролировать своё состояние и дышать.

Тяжело. Невыносимо тяжело и сложно дышать им. Его запахом. Таким родным. Привычным. Нужным. До боли. До слёз.

Я пытаюсь вычленить ноты ароматизатора для машины, чтобы отвлечься. Тягучий хвойный аромат. Кисловато — пряный можжевельник, сладость корицы…

И аромат Марка. Он не такой тяжёлый, но удивительно пронырливый, потому что я чувствую лишь его, а вся эта хвоя со сладкими нотами специй — неинтересный фон. Ненужный.

С силой сжимаю зубы.

Тошнит, руки трясутся. Сжимаю пальцами кожаную обивку салона, чувствуя, как кожа скрипит, но не сдаётся, держится.

Отвлечься, отвлечься, отвлечься, — стучит набатом мысль в голове.

Часто моргаю, лишь бы не зареветь. Пытаюсь зацепиться взглядом за прохожих на улице, но глаза сами возвращаются к профилю Марка. Его идеальному, чертовски привлекательному профилю. Губам… которые, наверное, уже целовали Барби. Рукам, которыми он обнимал её тонкую талию, сминал красивую, идеальной формы грудь.

Судорожный вздох. Я не могу. Просто не могу находиться с ним рядом и не страдать. Мне хреново. И больно. Так больно, что не хватает воздуха. Я отравлена, опоена Марком. А снять интоксикацию нечем.

— Останови. Я хочу домой, — шепчу, не глядя на него.

— Мы поговорим.

— Не хочу. — Мой голос едва различим. Я больше выдохнула слова, чем произнесла их. Прошелестела. Прошептала.

— Котёночек, ты…

— Я. Не. Котёночек! Я. Не. Твой. Котёночек. Марк! — бешусь я неожиданно и для себя и для Марка.

Машина с визгом входит в поворот и останавливается на обочине. Удивительно пустынный закоулок, где ни фонаря, ни единого светящегося окна.

Мы видим лишь подсвеченные медиасистемой контуры друг друга. На экране алая обложка Rolling Stone и глаза Марка блестят диким, демонически красным огнём.

— С хрена ли бы, Кэти? Что, блядь, вообще произошло? Почему сбежала?

Он зол и рычит, срываясь на высокие звуки. Уши закладывает и я хочу наорать на него в ответ, но против воли на глаза наворачиваются слёзы и в горле застревают все буквы.

И Марк теряется. Сбавляет обороты. Он физически не выносит, когда мне плохо. Иногда кажется, даже чувствует за меня.

Его пальцы находят кнопки, отстёгивая ремни безопасности. Сильные руки обнимают меня, перетягивая к себе на колени.

И мне тошно от того, что я хочу его объятий. Хочу его утешений.

Ещё раз вдохнуть его запах. Ощутить вкус кожи. Сойти с ума в его руках.

Пальцы крюками впиваются в его футболку, сжимают так, что трещит ткань. А я реву белугой, взахлёб, трясусь как ненормальная. И кайфую от его нежных поглаживаний. Бережных. Таких нужных. Всегда, блин, нужных.

— Тихо, тихо, моя девочка. Тихо, моя хорошая. Всё хорошо, ты со мной, я рядом, никто тебя не обидит, никто слова тебе плохого не скажет, я тебя ото всех защищу, не волнуйся, — приговаривает Марк.

Его руки гладят меня по голове, как маленькую девочку.

Господи, я так люблю его. Я, наверное, ненормальная. Конченая дура. Вообще без мозгов. Но сердце заходится, болит. Тянется к нему.

Пытаюсь докричаться до самой себя, напомнить, что произошло, что он изменил, пусть пока не физически, но ведь такая переписка — это почти измена, значит, не любит. Хочет другую.

Но я знаю, что Марк дуреет от меня. Сходит с ума. Фанатеет.

Как, блин, вообще произошло то, что произошло? В голове не укладывается!

И я обманываю себя. Знаю, что обманываю, но нахожу ему три тысячи оправданий. И понимаю, что я слабая, безвольная, бесхребетная дурёха, которая наутро обо всём пожалеет, но сейчас тянусь к нему сама. Позволяю раздеть себя. Зацеловать.

Поцелуи солёные до одури, но такие сладкие, что голова кружится. И я уже выгибаюсь в его руках, постанывая, ёрзая, подгоняя. И подставляю шею под укусы. И сама оголяю грудь, чтобы он вылизал каждый её миллиметр, заставляя меня биться лопатками о клаксон, извещая всю округу, что с этим мужчиной я могу кончить даже без проникновения.

Марк сжимает мои бёдра, короткими ногтями вонзаясь в кожу. Тянет на себя. Легко проникает внутрь.

— Моя горячая штучка, — шепчет довольно. — Нереальная. Просто нереальная. Моя. Только моя. Никому не отдам.

Я молчу. Он может думать всё, что угодно, но в одном ошибается. Он не может отдать то, что ему не принадлежит. А я… я уже не его. И если для Марка этот секс — продолжение наших отношений, для меня это конец. Моё с ним прощание. Улётное прощание со вкусом соли на губах.

Видно, что он тоже соскучился. И потому за первым сексом практически сразу следует второй. И третий. И мне так хорошо, так правильно, так невыносимо прекрасно в его руках, что хочется сделать вид, будто не было никаких фотографий, не было переписки, не было секса втроём и вообще всё прекрасно. Только бы не уходить. Не отпускать. Прилипнуть к нему пиявкой, пробраться под кожу, вонзиться шипом в сердце.

Но самоуважение для меня тоже не пустой звук. Как и гордость.

Если он сделал шаг налево через год отношений, чего можно ожидать спустя пять, десять, двадцать лет?

И я…

Моя страсть к Логану… возможно, для Марка именно она открыла дверь в мир, где существуют другие женщины. И как установить засов снова, я понятия не имею. И не уверена, стоит это делать, ведь измена — личный выбор каждого. Я свой выбор сделала и не горжусь этим. И Марк…

Достаточно! Я решила и стоит придерживаться плана, а не руководствоваться эмоциями. Их слишком много, они дурманят разум и вряд ли помогут сделать правильный выбор.

— Отвези меня в общежитие, пожалуйста, — произношу, с трудом отлепляясь от Марка и возвращаясь на пассажирское кресло, пряча лицо, на котором огромными буквами написано: «Не отпускай!». Платье на броню не тянет, но в нём я чувствую себя немного лучше, а вот бельё улетело вглубь салона авто и искать его сейчас никакого желания. Только наклонись — и Марк примется за старое. И бог его знает, смогу ли я вновь собраться с силами, с остатками их, крохами, чтобы уйти.

— Может, ко мне?

— Нет. Мы с Даной завтра идём в библиотеку.

— Я тебя отвезу с утра.

— Нет, хочу к себе.

Пытаюсь говорить спокойно, но осознание, что мы в последний раз едем вместе в качестве пары, бьёт по нервам. Я могу лишь закрыть глаза и попытаться думать о чём — то другом.

Не получается, ни черта не получается, но я стараюсь. Чтобы не реветь, как идиотка. Не ныть. Не вызывать его жалость. Уходить нужно с гордо поднятой головой, а я… У меня всё болит. Ноет. Тянет. Меня словно пронзили тысячей кинжалов и я по неведомой причине не умерла, сижу и страдаю, ещё и надеюсь на то, что у меня есть будущее. Не представляю его без Марка. Но… нужно. Просто необходимо жить дальше, дышать, ходить, сидеть, улыбаться. Двигаться по жизни. И как — то всё наладится. Не может ведь не наладиться, да?

Из машины выбираюсь по скрипом. Мышцы напряжены и болят, будто я перетренировалась, в желудке кусок гранита, в горле ком. Прекрасные ощущения! То, что нужно для начала свободной жизни!

Язвительность тоже не помогает. Разве что самую малость. Разгибаюсь, задираю подбородок, смотрю Марку в глаза. Он вышел, чтобы открыть мне дверь и сейчас стоит слишком близко и, судя по довольной улыбке, с намерением страстно меня поцеловать на глазах у всего честного народа. Если он есть, этот народ. Никого не вижу. Мир сузился до нас двоих во всех смыслах этого слова, потому что я даже посторонних запахов не ощущаю, только его парфюм, запах его кожи.

Его тёплое дыхание согревает моё лицо, проникает в лёгкие, закутывает нас в единый кокон, где у нас одно дыхание на двоих.

И боже, ну до чего он красивый! Яркий, живой, чувствующий.

— Ничего не получится, — произношу полузадушено. — Мы наделали слишком много ошибок, Марк. И не сможем быть вместе.

— Что ты такое говоришь, Кэти? Ну, разумеется, мы всё сможем!

Он так искренне возмущён и явно не испытывает чувства вины. Ну конечно, с чего бы это? Речь ведь идёт о Марке. О мужчине, который не против поделиться своей девушкой с братом и совсем не против получить за это свой процент — право на измену.

Он обнимает меня и практически несёт прямо в кусты, прижимает к стволу многолетнего дуба, могучего и красивого, кроны которого ровно напротив моих окон.

— Мы всё сможем, милая. Не сомневайся. Мы созданы друг для друга и переживём любое дерьмо. Любое. Мне на всех начхать. Я тебя люблю.

Марк начинает целовать меня, и я таю как замороженная клубничка в пироге, теряю форму, расплываюсь, распластываюсь между деревом и мужчиной, который не видит ни одной чёртовой причины, не желает понимать, почему нам не быть вместе. И я уже тоже ни хрена не вижу и не понимаю. Потому что он уже во мне. Уже движется. Настойчиво — яростно, сильно, до лёгкого дискомфорта.

И взгляд дикий, жадный, немного сумасшедший. Он прожигает душу.

Рукой сжимает шею, придушивая, пришпиливая к дереву. И от этой нехватки кислорода я плыву ещё сильнее, быстрее теряю связь с реальностью.

Есть он и я. А ещё… ещё есть Логан. Он будто обнимает меня сзади, даёт опору, твёрдый и нерушимый, надёжный, крепкий. Я машинально наклоняю голову, подставляя шею его поцелуям. Но их нет. Есть лишь пальцы Марка с коротко обрезанными ногтями, царапающими нежную кожу.

И так легко представить, что это старший Бекендорф, сногсшибательный и сильный, охренительно страстный. И чувствовать на груди его жестокие, мозолистые руки с шершавыми от яхтенных канатов пальцами. Сжимающие. Сми нающие…

Вскрикиваю, не в силах сдержать неожиданно накативший оргазм. Марк движется во мне как заведённый, вбиваясь, вколачиваясь, заставляя сдавленно выдыхать воздух, царапать его плечи, сдавливать их с силой.

Я теряю контакт с реальностью, и прихожу в себя лишь спустя время. Мы по — прежнему соединены, спаяны, по щекам рекой текут слёзы, тело потряхивает от разрядов безжалостного электричества наших чувств.

Это какой — то мазохизм — вот так прощаться.

Жестоко по отношению к себе. Да и к Марку тоже.

И по — хорошему нам бы поговорить. Но я не могу.

Не сейчас. Может… никогда.

Осторожно опускаю ноги на землю. И они даже держат. Делаю глубокий вдох, смотрю в его глаза. Такие прекрасные, восхитительные глаза, в которых вижу обожание и затухающий огонь страсти. И эта его невероятная улыбка, немного ленивая, вальяжная…

Чёрт! Чёрт! Чёрт!

Почему всё так сложно?

Давай, Кэти, ты сможешь. Ты сильная, ты справишься. Ты не тряпка! Соберись!

— Я не смогу быть с тобой после всего случившегося. Прости Марк. Правда, не смогу.

Я хочу много чего ещё сказать, но понимаю, что он до того удивлён, что не успеет отреагировать и остановить меня, сбеги я сейчас. Подныриваю под его руку и лечу к общежитию. Бегу так, будто участвую в Олимпийских играх, не меньше. Кажется, догони, останови он меня и всё, я проиграю. На веки вечные увязну в болезненно — неправильных отношениях, ядовитых, неприемлемых, порицаемых обществом и мной лично. И не смогу вырваться. Никогда больше.

А он будет изменять и изменять, и рано или поздно притащит в нашу постель девочку или даже двух, а затем что? Свингер — клуб? Ещё что — то с порнографических сайтов?

Нет, нет, нет, это не ко мне. Не со мной. Мне выше крыши хватило экспериментов.

Дана уже в нашей комнате, пьяная вусмерть, но весёлая и относительно бодрая.

— Оу, детка, ты вернулась. Я думала, твой красавчик певец утащил свою добычу на необитаемый остров и поёт тебе там серенады, прерываясь только на секс. Хотя похоже, секс был. — Она пьяно хохочет и падает на свою постель, где почти немедля засыпает. Кажется, я переоценила её состояние.

Иду в душ и отчаянно натираю себя мочалкой, понимая, что больше всего на свете мне сейчас хочется оставить его запах на себе, сохранить хоть что — то, хоть кусочек Марка.

Но нельзя. Это слабость. Преступная слабость.

Всю ночь мне снится злой Марк. Он бьёт магазинные витрины, в которых почему — то моё отражение расходится, размножается калейдоскопом. Пьёт и орёт благим матом. И Логан. Замерший истуканом. И нет в его теле ни единого намёка на жизнь. Он не дышит. Закрылся в своём теле, замуровался в броню. Но я точно знаю — ему хреново как никогда в жизни. Неужели из — за меня? Да ну вряд ли. С братом впервые поссорился, наверное.

Просыпаюсь разбитая и уставшая, сильно после обеда. В голове рой пчёл соревнуется со вторым роем в хоровом жужжании. Дана уже ползает по комнате, разводя спасительные шипучки в воде и приносит мне мою дозу прямо в постель вместо доброго утра. Никто не произносит ни слова, пока боль не отступает.

Я вижу на её теле новую татуировку, ещё воспалённую, и…

— Ты набила член на руку? — произношу чуть громче, чем следовало бы.

— Я? — удивляется подруга, разглядывая обе руки и бледнея, заметив огромный аппарат от локтя до запястья. — Твою мать. Я думала, это был сон.

— Что там написано? — щурюсь, хотя у меня ни единого шанса разглядеть надпись, сделанную тонким витиеватым шрифтом. — Надеюсь, не «Добро пожаловать на борт», как в том старом фильме про военных подводников?

— Не, там номер телефона и написано: «Пропорции соответствуют».

Мы ржём, как придурочные, выплёскивая напряжение, каждая своё.

— Сведёшь, — поддерживаю подругу как могу.

— Может, сперва позвоню. Смотри, какой красивый, — хохочет Дана, демонстрируя рисунок. — Правда, хозяина члена в упор не помню. Но увидеть глаза этого гада я обязана! Ладно, не будем киснуть.

— Будем замерять пропорции, — поддакиваю, улыбаясь.

Выходит, если переключиться на чужие проблемы, я способна радоваться жизни, надо же. А вчера думала, меня уже ничего не спасёт, кроме времени, притом склонялась к паре десятков лет как минимум.

В общем, отвлечься не только на учёбу, но и на окружающих меня людей — это выход. И возможно, весьма неплохой. Можно заняться волонтёрством или вступить в интересный клуб, в нашем университете обожают активных студентов.

А ещё, я всё — таки хочу обскакать Барби на поворотах и стать суперкрасоткой с раскрученным инстаграмом. Мама как — то сказала, что злость — лучшее топливо для успеха. Вот и возьму от жизни всё. Докажу самой себе, что не размазня.

Плотный график, много общения с разными людьми, активное обучение — то, что нужно. Времени киснуть днём не останется, а ночью от хандры и нытья спасёт снотворное. Отличный план.

Я выдохнула и решительно поднялась.

— И не смотри на меня так, ты явно задумала что — то, что мне не понравится, — чутко уловила изменение моего настроения Дана.

— Я решила стать счастливой и успешной. И больше следить за собой.

— Ну, это неплохо, — выдохнула подруга с облегчением.

— Ага. Собирайся, пойдём в кафе обсуждать планы. Ты ведь не бросишь меня на произвол судьбы? Я рассталась с парнем и мне нужно дружеское участие, — бессовестно надавила я на эту лентяйку, стараясь произнести фразу про Марка максимально спокойно, даже с юмором.

— А такое ощущение, будто жертва. — Дана закатила глаза. — Ладно, погнали. Будем мегауспешными красотками, чтобы все мужчины Нью — Йорка возлагали к нашим ногам спорткары и загородные дома.

Вот умеет она одной фразой вогнать иголку в сердце. У меня это всё было. И даже мужчины. Да — да, во множественном числе.

Так, стоп! Я на позитиве. Нужно думать в другом ключе: «Вот такая я опытная и современная»!

Я на позитиве. И держусь! Никаких больше извращенцев в моей жизни.

Внутренний голос моментально отреагировал: «От себя не убежишь, детка!»