Стать Медузой

Он полез в карман, нащупал пару монет. Их было мало, но он мог дать пару такой женщине.

— Я с радостью заплачу за твое время, — ответил он. — Но я не ищу таких развлечений.

Она нахмурилась.

— Я больше ничего не делаю, любимая. Не знаю, о чем ты подумал, но…

— Мне нужна информация, — перебил он. — Я кое-кого ищу. Героя, который мог тут проходить. Как я и сказал, я заплачу за время, если расскажешь, что знаешь о нем.

— Герой? — она покачала головой, но повернулась к кухне таверны. — Просьба странная, но я готова поиграть, если ты этого хочешь. Многие хотят не только беседы.

Этого ему хватало.

Они сели за стол, и он заказал им выпить. Женщина все время смотрела на него, а потом спросила:

— Так кого ты ищешь?

— Его зовут Персей, сын Зевса, — Алексиос взял эль и смотрел, как губы женщины изогнулись в улыбке. — Ты его знаешь, да?

— Все знают Персея. Мы редко видим героев в этих краях, — она сделала большой глоток эля, а потом опустила кружку на стол. — Ты слышал, что он убил Медузу Горгону? Он носит ее чудовищную голову и меч Зевса. Героя не одолеть, хотя никто и не пытался.

Тогда он преуспел. Но Персей не стал хорошим, достигнув цели, а превратился в монстра.

Алексиос не был удивлен.

— Где он теперь?

— Я слышала, что он был в Эфиопии. Он летел по воздуху на крылатой лошади, когда нашел королевство. Посейдон нападал на них. Королева заявляла, что ее дочь, Андромеда, не уступала по красоте нереидам. И Посейдону не нравится, когда кто-то хочет сравниться с красотой его дочерей.

Эфиопия. Алексиос слышал об этом месте лишь в легендах, люди редко посещали то место. Там правил король Цефей и королева Кассиопея, если он правильно помнил.

— Что случилось дальше? — спросил он.

— В истории говорится, что Посейдон послал жуткого морского змея, Кита, убить их дочь. Они должны были повесить ее на камне, обнаженную, у берега, чтобы монстр ее съел. Персей убил чудище головой Горгоны и женился на принцессе.

Персей сделал себя королем. Алексиос должен был догадаться. Он опустил еще две монеты на стол.

— Что еще ты знаешь?

Она покачала головой, быстро забрала монеты.

— Ничего. Это последнее, что я слышала о герое. Наверное, он еще там, наслаждается постелью с принцессой.

Хорошее место для начала. Алексиос решил, что их с Хрисаором ждало путешествие, и раньше, чем он думал.

ГЛАВА 36

Путешествовать с Хрисаором было проще, чем думал Алексиос. Пришёл еще месяц в море, и с ним был пятилетний ребенок, хотя самому мальчику было меньше года.

Он сам ходил, часами ходил рядом с Алексиосом, не жалуясь. Он еще не видел ребенка, который мог так, как его золотой мальчик. Но это было возможно.

Сын Посейдона был сильным. Может, сильнее многих полубогов. Алексиос до этого только направлял Персея, но юноша вел себя как смертный. Кроме проявления силы, Персей не очень отличался от Алексиоса.

Хрисаор был другим.

Чем ближе они были к Эфиопии, тем больше Алексиос понимал, что ребенок выделялся. Хрисаор двигался быстро. Его глаза видели насквозь, словно он заглядывал в душу. И его золотая кожа не тускнела.

— Отец? — спросил Хрисаор, отвлекая его от мыслей. — Ты расскажешь о матери?

У них вошло в привычку говорить о Медузе. Каждый день, когда солнце было в зените, Хрис просил детали о женщине, которую ни разу не встречал. Порой вопросы были конкретные, иногда он просто хотел услышать историю о ее детстве.

Алексиос не отказывал ему. И чем больше он говорил о ней, тем больше ему нравились воспоминания. Сердце переставало болеть, он вспоминал счастье, которое она приносила ему, даже если теперь счастье было с привкусом горечи.

— Что хочешь узнать сегодня? — спросил он.

— Когда ты понял, что полюбил ее?

Вот так вопрос.

Алексиос обдумал ответ. Было много воспоминаний и мыслей. Он любил ее всю жизнь, как мог выбрать момент, когда тысяча мгновений напоминала ему о любви?

Наконец, он выбрал самую важную историю. Первый миг, когда кто-то посмотрел на него как на человека, а не на уродливого сына кузнеца.

— Я понял, что люблю твою мать, когда она остановила меня на рынке. Я был на пару лет старше нее, мне и десяти лет не исполнилось. Другие парни в деревне были грубыми насчет моей внешности, грязи на щеках от работы с отцом. Но она не дала мне пройти, вытерла краем хитона грязь с моего лица, — он коснулся рукой челюсти и рассмеялся. — От этого ее одежда испачкалась. Мама ругала ее несколько дней после этого.

Глаза Хрисаора расширились от любви, он счастливо вздохнул.

— Она была доброй, как ты.

— О, да. Твоя мама всегда видела добро в людях. Даже в тех, кто этого не заслуживал, — он прищурился, на горизонте появился город, словно по волшебству. — Даже в смерти она хотела убедиться, что у тебя будет хорошая жизнь. Она знала, что погибнет.

Мальчик ответил твердым тоном:

— Этот конец принёс сын Зевса.

Алексиосу хотелось толкнуть Хрисаора к жестокости. Он хотел отправить сына за местью, чтобы он пришел к двери Персея. Сын Зевса мог одолеть смертного, но вряд ли у Персея будет шанс против сына Посейдона.

Вот только Медуза такого не хотела бы.

Может, в последние месяцы жизни она была более хищной, чем он помнил. Но она все еще была девушкой, которая не боялась чужака. Она помогла ему, как хотела помогать всем в ее жизни. Не важно, что боги сделали блеск ее надежды тусклым.

Этот мальчик не станет монстром, какими становились другие герои. Хрисаор будет добрым богом, который будет вести народ к счастливой жизни. Любой ценой.

Алексиос покачал головой и низко зарычал.

— Порой жизнь у достойных обрывается слишком рано. Порой те, кто заслуживает наказания, живут слишком долго.

— Богам решать, кто живет, а кто умирает, — ответил мальчик. Золотой блеск его кожи стал ярче. — И однажды я буду богом, который решает такие судьбы.

— Нет. — Алексиос бросил все и опустился на колени перед Хрисаором. — Тебе не стоит идти теми же дорогами, что и все боги. Они смотрят в сердца смертных и не видят ничего, достойного спасения. И они становятся жестокими и пустыми существами, которые не видят смысла любить людей, поклоняющихся им. Ты не такой. Ты будешь смотреть в сердца злых людей и видеть остатки хорошего там. И ты будешь вести их к свету.

Хрисаор оскалился.

— А если я не хочу становиться таким богом? А если я хочу наказать тех, кто это заслуживает?

Алексиос тяжко вздохнул.

— Тогда ты вступишь в ряды других богов. Но ты не будешь моим сыном, если ты падешь жертвой легкого пути. Мы с тобой сделаны из кое-чего крепче. Металл, железо и сталь не гнутся от первого удара молота.

— Но мечи сделаны из металла, да? — Хрисаор смотрел на него так, словно ответ был важнее всего. — Металл делает оружие сильнее.

— Да, — Алексиос встал и поднял сумку. — Но меч — не оружие. Это прост меч. Рука должна владеть им, и она решает судьбу тех, кто вокруг них. Ты будешь милостивой рукой? Или будешь бить тех, кто перечит тебе, потому что можешь?

Он пошел к городу, надеясь, что слова были понятными Хрисаору.

С богами уже было тяжело иметь дело. Они наполнили гору Олимп глупыми мыслями о том, какими смертные должны и не должны быть. Они выбирали героев для своих сражений, делали ставки на жизни тысяч. Хрисаору не нужно было становиться таким, как они.

Смертным нужны были боги, которые переживали за их жизни. Этому он хотел научить мальчика.

И он надеялся, что сможет сделать это после жизни и обучения у кузнеца.

Солнце почти село, когда они добрались до первого акрополя. Это было красивое здание, явно предназначенное для поклонения. Там должны были находиться сотни человек из города, оставлять подношения богам. Но каменный квадрат, окруженный красиво вырезанными колоннами, был пустым, была лишь одна женщина.

Она сидела у колонны мужчины с поднятыми руками. Ее пальцы прижимались ко рту, слезы беззвучно катились по ее щекам.

Было ненормально видеть женщину такой. Было ненормально, что такое место пустовало.

Он посмотрел вниз, поймал взгляд Хрисаора. Мальчик явно думал о том же. Что-то тут произошло. Что-то ужасное.

Алексиос шагнул вперед, шаркал по камню, чтобы не испугать бедную женщину.

— Госпожа? Чем могу помочь в вашей печали?

Она вздрогнула, медленно повернулась и посмотрела на него. Ее глаза были красными, она долго плакала. Она указала на каменную фигуру и прошептала:

— Это мой сын. Я плачу из-за того, что его лишили жизни.

Ее сын? Она была в обычной одежде, так что вряд ли могла позволить статую сына. Если только она не потратила все деньги для этого, но тогда это было глупым решением. Были другие способы вспоминать потерянных любимых.

Хрисаор коснулся ладонью ее ноги и прошептал:

— Это магия матери, да?

Он ощутил, как от лица отлила кровь. Колени ослабели, Алексиос хотел схватиться за колонну, чтобы не упасть, но боялся того, что подумает женщина.

Персей был тут. Он вытащил голову Медузы из сумки и использовал против этого человека. Но почему?

Он кашлянул. Женщина имела право знать, кем он был, и почему он был тут.

— Я ищу Персея. У него голова Медузы. Боюсь, он убил вашего мальчика. Что он сделал с вашим сыном?

— Вы — друг этого героя? — спросила женщина. Она встала, расправила плечи, огонь материнской любви пылал в глазах. — Я ничего не скажу человеку, который поддерживает монстра, который напал на моего сына без чести.

Алексиос поднял руки, чтобы ее успокоить.

— Нет, госпожа. Я уже не его друг. Но мне нужно отыскать его, потому что он украл у меня кое-что очень важное.

— Что же?

— Душу любимой женщины, — может, он произнес это слишком резко, но ненависть к Персею все еще горела в его груди.

И теперь он стоял перед причиной, по которой герой забрал голову Медузы. Не из-за того, что она была ему нужна. Не из-за того, что он спешил спасти свою мать, а потому что он как-то оказался в Эфиопии задолго до того, как вернулся за Данаей.

Женщина перед ним глубоко вдохнула.

— Мой сын женился бы на Андромеде. Принцесса Эфиопии, самая красивая женщина в семи морях. Андромеда — добрая юная леди, она не хотела, чтобы такое произошло, — женщина коснулась каменной руки сына. — Она любила его. Не всем везет найти пару по любви, но Финей и Андромеда любили друг друга. Так сильно, что порой мое сердце обливалось кровью от того, как они смотрели друг на друга.

Он уже знал, куда она клонила. Алексиос не знал, мог ли слушать историю и сохранить свое сердце целым.

Казалось, Персей шел по землям и уничтожал все, что хотел. Чтобы получить будущее, которое сам придумал. Которое, по его мнению, н заслужил, но ему не хватало чести заслужить его.

— Персей украл невесту Финея, да? — спросил Алексиос.

— Больше того, он спас Андромеду от Кита. Этот ужасный морской монстр съел бы ее заживо, да. И Финей не мог остановить зверя, — она вытерла слезу со щеки. — Но он не хотел терять любимую. И он пытался бороться с Персеем, а потом… Не знаю, что произошло. Я стояла за ним, и я видела, как Персей полез в мешок и что-то вытащил. А потом мой ребенок стал камнем.

— Мне жаль, — Алексиос хотел бы предложить больше. Как-то остановить героя, пока тот не забрал голову Медузы и пошел по этому пути разрушения.

Или не присоединялся бы к герою в этом глупом путешествии вообще.

Он взял Хрисаора за руку.

— Мы оставим вас с вашей скорбью. И я желаю вашему сыну быстрого пути в Загробный мир.

— Он может уйти туда? — она прижала ладонь к статуе. — Или мой мальчик застрял навеки в камне, изображающем то, каким он был?

Алексиос оставил ее со скорбью. Они не останутся в городе. Он ощущал, что ему нужно было сделать больше. И они заночевали в стороне от маленького акрополя.

Он развел костер и опустил Хрисаора рядом с ним, завернув в их одежду.

— Осторожно, — сказал он. — Я скоро вернусь. Если кто-то подойдет к костру, беги. Это первое, что нужно делать. Слышишь меня, мальчик?

— Да, отец.

Он не думал, что кто-то тронет золотого ребенка, но странное уже случалось в пути.

Алексиос отошел от костра, вернулся к статуе мужчины. Он прошептал под нос, шагая вперед:

— Персефона, великая богиня смерти, я прощу разрешения отправить душу этого мужчины в Загробный мир. Он был наказан несправедливо тем же, кто забрал мою Медузу. Я хочу, чтобы он отправился в Загробный мир, где его душа найдет любимых.

Он подошел к мужчине, посмотрел в большие испуганные глаза статуи. Алексиос взял ответственность за то, что случилось с этим мужчиной. Если бы он не помогал Персею, герой мог бы и не добраться так далеко. Смерть мужчины была и на его плечах, не только на плечах Персея.

Мягкий голос прошептал ему на ухо:

— Если дашь ему монеты, герой Медузы, я проведу его на другую сторону сама.

Этот ответ и был ему нужен.

Он взял ножик и приступил к работе. Алексиос долго вырезал каменные глаза мужчины. Он работал осторожно, словно статуя ощущала боль. Медленно и методично, он вырезал, пока не уместил на глазах монеты.

— Покойся с миром, — прошептал он, отходя на шаг. — Я хочу, чтобы твоя душа нашла всех, кого ты потерял. Жди свою жену, Финей. Хоть она замужем за другим, ты соединишься с ней в загробной жизни навеки.

Он замолк, и золотые монеты сияли на голове статуи. Они мерцали, а потом пропали в пыли.

Тот же голос прошептал:

— Ты добрый, Алексиос. Медуза посылает благодарность за спасение одного из многих, кого она убила.

Алексиос вернулся к костру, где его золотой мальчик уже уснул. Он опустил на Хрисаора плащ. Бедный малыш дрожал во сне. Не от холода. Он уже видел сны, как герой охотился на него ради развлечения.

Он не позволит такому произойти с его сыном. Никто не коснется мальчика, и Алексиос решил спасти других, кому навредил Персей.

Если не он, то кто?

ГЛАВА 37

Они пришли в Эфиопию с тяжелыми сердцами. Чем дальше они проходили в королевство, тем больше Алексиос понимал, что тут Персея считали героем. На стенах были картины с ним. Существа и люди, которых он убил украденной головой Медузы.

Дети играли на улицах, кричали, что они были Персеем, а другие — монстрами. Их родители ходили за ними с улыбками на лицах, надеясь, что их дети окажутся как сын Зевса.

Будто сын бога не мог поступить неправильно. Даже когда Персей делал гадости.

Алексиос укутал Хрисаора плащом, спрятал ребенка от тех, кто мог увидеть его золотую кожу. Те, кто жил в Эфиопии, были не такими приветливыми, как в других королевствах, где он бывал. И его не интересовало то, как они реагировали на сына бога.

Поклонение герою, который сражался каждый день, было одним. Он понимал, что историю Персея можно было переврать и сделать легендой. Но Хрисаор был просто мальчиком, и они не имели права опускать на его плечи такое бремя.

Они вместе двигались через толпу, пока Алексиос не нашел место, где собралось много людей. Они все сидели, слушали мужчину, стоящего перед толпой. Он дико размахивал руками.

— И тогда монстр ударил! — он бросился к женщине, сидящей возле него. Она завопила и чуть не упала со скамьи, к веселью других слушателей. — Персей потянулся в мешок и схватил голову мерзкой Медузы. Он не боялся монстра, которого можно было убить. И он поднял голову и крикнул: «Ты не заберешь у меня мою королеву!».

Алексиос признавал, история мужчины была драматичной. И рассказчик описывал сцену старательно.

Герой с одним оружием против монстра из глубин моря. Принцесса, которая нуждалась в помощи, умоляла героя освободить ее голое тело, защитить своими объятиями.

Но рассказчик многие детали упустил, и это превратило бы героическую историю в трагедию.

Толпа радостно вопила. Алексиос шагнул вперед и снял капюшон.

— А монстр?

Рассказчик нахмурился.

— Что монстр? Кит стал камнем. Персей спас всех нас от его гнева.

— Не тот монстр. Мы все знаем, что морской монстр был угрозой годами. А что случилось с Медузой? — Алексиос пытался скрыть гнев, дрожащий в напряженных мышцах.

Рассказчик растерялся.

— А что чудовище? Она была мерзостью, убившей так же много людей, как Кит. Боюсь, я не знаю, что ты у меня спрашиваешь. Истории о Медузе нет. Она и ее жуткие сестры были мраком на горе Олимп, и Персей спас этим боем даже богов.

— А если она не была такой? — гнев горел в его груди так сильно, что он едва дышал. Хрисаор сжал его ладонь, но он знал, что мальчик слушал каждое слово, сказанное едким мужчиной и людьми, которые слушали.

Все хотели верить, что герой не мог ошибаться. Они хотели думать, что женщина со змеями на голове была злодейкой в этой истории.

Потому что иначе они были на стороне зла. И они обрекли ее из-за ее облика, а не из-за качеств ее сердца.

Рассказчик был таким же плохим, как они. Он был изобретательным, должен был видеть сквозь ужасы истории правду. И правда была хуже того, что можно было сказать о Горгонах.

Но рассказчик видел историю не так, как Алексиос. Он поджал губы, покачал головой и сказал:

— Боюсь, я не пойму, куда ты клонишь, друг. Горгона — злодейка в этой истории.

— А если Медуза была доброй женщиной, которая оказалась не в том месте не в то время? А если боги наказали ее, хотя не должны были? — он агрессивно шагнул вперед, чуть не волочил Хрисаора за собой. — А если герой станет злодеем?

Рот рассказчика открылся, и толпа напала бы на Алексиоса. Они могли вскочить с мест, злясь, что он испортил идеальную историю об идеальном герое.

Но они не успели.

Ладонь сжала его плечо и потащила его от толпы. Алексиос был удивлен, что кому-то хватило сил тащить его, и он позволил человеку увести его от ужасной истории в тени ближайшего переулка.

Хрисаор скулил, напоминая Алексиосу, что он был не один. Он пришел не спасать честь Медузы, когда все считали ее демоном. Он не мог так реагировать. Его мальчик слушал.

Он не посмотрел на незнакомца, спасшего их от толпы. Алексиос опустился на колени перед мальчиком и прижал его к сердцу.

— Прости, — прошептал он в капюшон плаща мальчика. — Я не должен был поддаваться гневу. Ты знаешь, я не злюсь на тебя.

— Я думал, ты побьешь их, — Хрис всхлипывал. — Я думал, они заберут тебя у меня.

— Нет, нет, — Алексиос погладил спину ребенка. — Я тебя не брошу. Никогда.

— Смелый слова для мужчины, который забрался так далеко ради мести, — голос был смутно знакомым, хотя он не думал, что снова услышит его.

Алексиос выпрямился и повернулся, увидел худую фигуру за собой. Он считал ее своей матерью.

— Даная, — потрясенно сказал он. — Я думал, ты у Полидекта в плену.

Она опустила свой капюшон. Золотые кудри, которые он так хорошо помнил, постарели. Серебристые пряди обрамляли ее лицо, хотя золото еще осталось среди них, соперничало с солнцем. Несколько морщин появились вокруг ее глаз за это время, но она все еще была красивой, как он помнил все эти годы.

— Алексиос, — ответила она. — Рада видеть тебя в Эфиопии, хоть и в таких обстоятельствах.

Он шагнул к ней и взял ее за руки.

— Я думал, ты еще в Серифосе.

— А я думала, что тебя и моего сына убили на вашем задании, — она сжала его пальцы и мягко улыбнулась. — Я взяла все в свои руки, чтобы сохранить свою жизнь.

Он скривился.

— Все так плохо?

Даная посмотрела на ребенка за ним, тот глядел на нее из тени капюшона.

— Думаю, можно и так сказать. Полидект бывает… грубым. Но в этом городе есть друзья, которые ценят мою жизнь больше, чем короля.

— Ты скрывалась, — он не мог поверить, что она сбежала, но она уже удивляла его раньше.

Алексиос притянул Хрисаора к своему боку. Как он мог просить ее о помощи, когда он охотился на ее сына? Даная была матерью, в первую очередь, а потом королевой.

— Я знаю, что ты ищешь Персея, — прошептала она. — Ты хочешь помешать ему делать ужасы, которые он творит как герой. Да?

Она смотрела в его глаза с сердцем в ее взгляде, и он не мог ей врать. Вздохнув, Алексиос кивнул ей.

— Да. Я хочу покончить со страданиями многих людей. Я даже не узнаю его больше, Даная. Он не Персей, которого мы знаем и любим.

— Знаю, — она отошла на шаг, заламывая нервно руки. — Я поняла это, когда он не пришел сразу же за мной. Я слышала о его приключениях с Андромедой. Он даже не в Серифосе. Он ушел на Аргос, где все это началось. Он вернулся домой, чтобы убить моего первого мужа, как и говорилось в пророчестве. И я знаю, что он преуспеет, потому что если я чему-то научила сына, так это тому, что нужно заканчивать то, что начал.

Это было ужасное осознание для матери.

— Аргос? — повторил он. — Зачем он отправился сначала убивать твоего первого мужа?

— Если бы Акрисий не отказался от него, Персей вырос бы как принц, а не сын рыбака, — она крепко обвила себя руками, защищаясь от правды. — Боюсь, он был бы еще хуже, если бы вырос как принц. Он так воодушевился идеей быть героем, думает, что мир должен встать на колени перед ним, даст ему будущее, которое он так желает.

Алексиос не должен был рассказывать ей все. Он должен был пообещать, что вернет ее сына на верную дорогу, и жить дальше, потому что он все еще была женщиной, которая приняла его под крыло. Она все еще была как мать, он знал ее и любил.

Но он не мог. Он не мог дать ей жить дальше, не зная, что сделал Персей.

Он нежно повернул Хрисаора к Данае. Он осторожно открыл кожу мальчика угасающему свету, надеясь, что она увидит ребенка бога, каким он был. Просто мальчиком. Мальчиком, отчаянно нуждающимся в матери.

— Это сын Медузы. Один из них. Другой — крылатый конь, на котором летает Персей.

— Ее сын? — она посмотрела на ребенка, а потом на него. — Я слышала, что ее прокляли месяцы назад. Как она…

Он видел, как на ее лице проступило понимание. Слезы выступили на глазах Данаи, она поняла, что ее сын убил беременную женщину, даже если персей не знал этого, когда казнил Медузу.

Он все равно сделал это. Неведение не оправдывало жестокость.

Даная склонилась и протянула руки к Хрисаору.

— Дай посмотреть на тебя, мальчик. Ты — ребенок женщины, которую убил мой сын. Я хочу извиниться за это, но сначала я хочу увидеть, кто ты.

Хрис не вздрогнул, не отпрянул от незнакомки. Он смотрел на нее задумчиво, а потом улыбнулся.

— У тебя доброе сердце.

— Ты — сын бога, — ответила она. — Как мой мальчик.

— Не так, — Хрис знал истории о Персее, Алексиос убедился, что его сын знал все ошибки, которые совершил Персей, и как эти ошибки превратили его в героя, каким он стал. Ложного героя, о котором говорили люди. — Я буду лучше, чем он, когда вырасту.

— Ты полубог, как Персей.

— Я не проклят Герой. Персей навсегда останется полубогом, но я могу занять свое место на горе Олимп рядом с моим отцом, Посейдоном, — Хрисаор посмотрел на Алексиоса и улыбнулся. — Хотя тут у меня отец лучше. Так что пока что я не стал богом.

— Отец? — Даная хмуро посмотрела на него, а потом ее лицо прояснилось. Она резко выпрямилась. — Ты любил ее. Медузу.

Он склонил голову.

— Да, Даная.

— Как?

— Я знал ее задолго до того, как она стала одной из Горгон под Олимпом. Я знал ее до того, как она стала жрицей в храме Афины, где ее нашел Посейдон. Я помню Медузу из деревушки, где жили обычные люди, и жизнь сияла счастьем, — он старался не вкладывать эмоции в слова, но разговор о ней вызвал пыл, который он прятал от мира. — Я бы женился на ней, сложись все иначе. Я сделал бы ее счастливой.

— И мой сын забрал все это у тебя, — Даная прижала ладонь ко рту. Слезы покатились по ее щекам.

Но она сдержалась. Он уважал ее за это. Она позволила слезам пролиться, но не закатила истерику. Даная дала эмоциям стекать по ее щекам, покачала головой.

Она указала за ним и сказала сдавленным голосом:

— Идемте со мной. Я устрою твоего мальчика и накормлю его. А потом придумаем, как заставить Персея вернуться в Серифос.

Алексиос ощутил, как сердце сжалось.

— Я не могу просить тебя вредить сыну, Даная. Я найду его сам, без твоей помощи.

— Нет, — она уже развернулась и уходила. — Персей не вернется домой без причины, и мы оба знаем, что он может вернуться только из-за меня. Он хочет закончить дело с Полидектом. И, если я прячусь, он не придет. Он думает, что я спаслась. Потому он отправился сначала в Аргос.

Алексиос посмотрел на Хрисаора, а потом на женщину, уходящую от них.

— Нам идти за ней?

— Вряд ли она хочет навредить нам, — мальчик посмотрел на свои ладони, а потом на Алексиоса. — Думаю, нам нужно идти с ней. Она хочет нам помочь, отец.

Этого хватило. Он взял мальчика за руку, и они пошли за женщиной, которая когда-то была королевой. Они шли по улицам Эфиопии мимо торговцев, которые были зловеще похожими на другие города. Они остановились у двери, где была нарисована звезда.

Даная открыла дверь и впустила их внутрь.

— Заходи, Алексиос. Дай накормить твоего ребенка, и вместе мы продумаем падение героя.

Он не думал, что услышит такие слова.

ГЛАВА 38

— Спи сладко, мой мальчик, — Алексиос поцеловал Хрисаора в лоб.

Мальчик вырос с их последней встречи. Прошло несколько часов, но он мог поклясться, что это был не тот же ребенок, какого он привел в убежище Данаи. В глазах Хрисаора была тень. Знания, которых не должно быть у мальчика.

Или, может, он просто смотрел слишком глубоко. Алексиос должен был позволить ему быть ребенком, а не богом, каким он родился. Если его отец смотрел на него иначе, то мальчику приходилось быстро расти.

— Спокойной ночи, отец, — Хрис устроился удобнее на мягкой кровати, Даная дала им одеяла. — Тут так удобно.

— Отличается от того, как мы спали, да? — Алексиос сел на край кровати. Его ладони свисали с колен, он опустил голову. — Я рад, что тебе тут нравится, Хрисаор. Это мир, который я хотел тебе показать. А не начинать путешествие по миру, чтобы спасти твою мать.

Хрис вытащил золотую ладонь из-под одеял. Он коснулся пальчиками ладони Алексиоса, и вдруг все стало хорошо. Все успокоилось, словно маленький бог влил магию в его вены и придал ему сил двигаться дальше.

— Я рад, что ты захотел спасти честь моей матери, — сказал Хрис. — Это было очень… познавательное путешествие, отец. Ты научил меня многом за время вместе, никакой другой бог это не испытывал. Я благодарен за это.

— О, — он ощущал, что что-то в груди утихло. Словно узел развязался после многих лет, за которые он затянулся. — Я рад, что ты так думаешь.

— Теперь поговори со своей матерью, — Хрисаор укутался в одеяла, снова стал ребенком. — Я хочу спать, отец.

— Так и должно быть. День был насыщенным, — он склонился и снова поцеловал Хрисаора в лоб.

Он вышел из комнаты, разум затуманили тревожные мысли. Мальчик с каждым днем был все ближе к становлению богом. Алексиос поступал правильно? Он помогал Хрису видеть хорошее в смертных и убеждал его быть не таким богом, как на горе Олимп? Или только делал все хуже?

Он прошел на маленькую кухню, где Даная разводила огонь в камине. Она оглянулась и фыркнула.

— Переживать, что растишь их неправильно, это нормально.

Алексиос потер шею.

— Мои мысли так очевидны?

— Ясные, как день, милый, — она указала на стул неподалеку. — Присядь. Нужно многое обсудить, и я хотела бы скорее покончить с этим.

Как и он. Алексиосу не нравилось предавать друга. Ему еще меньше нравилось, что это могло дойти до боя. Персей все еще был сыном Зевса. Он мог убить Алексиоса одним ударом.

Он сел, куда она указала, и ждал, пока Даная начнет. Она была одной из самых умных женщин в его жизни. Если кто и знал, как одолеть Персея, то это она.

Даная подвинула поленья в огне и вздохнула.

— Мой сын не вернется, пока не узнает, что я в опасности. А я буду, потому что собираюсь вернуться к Полидекту.

— Что…

— Не перебивай, Алексиос. Я вернусь и сбегу, как делала раньше. Он все еще не знает, как я улизнула в первый раз. Это даст людям шанс говорить о том, как я вернулась, и Персей сразу появится, — Даная посмотрела на него, ладони дрожали. — Персей будет в замке, с ним можно будет поговорить. Но я не обещаю ничего насчет того, что он тебе ответит, милый.

Алексиос сам не знал, как Персей ответит. Но это было не важно.

— Между нами многое не высказано, — ответил он. — Потребуется время.

— Думаю, Персей попробует убить Полидекта, а потом у нас будет много дел. Нужно время, и Персей должен поговорить с тобой, — она повернулась к огню. — Даже если это последнее, что он хочет делать. Уверена, его провал насчет Медузы и тебя гнетет его.

Нет. Персей вряд ли понял, что сделал. Алексиос не считал, что Персей жалел о своих поступках. Герой уже не был мальчиком, который переживал, что его действия отразятся на его характере. Он был героем, которые преодолел все обстоятельства и стал бессмертным.

Как Персей и говорил годы назад. Он станет бессмертным, потому что его имя люди будут произносить веками. Может, он останется бессмертным, став персонажем в книге.

Он вздохнул, склонился и сжал голову руками.

— Когда ты хочешь начать свой план, Даная?

— Немедленно. Я пойду сейчас. Дай мне пару недель, и ты услышишь о возвращении Персея.

Алексиос кивнул.

— Кто скажет мне о его возвращении?

— Все королевство говорит о герое, спасшем их от жуткого морского монстра. Они сообщат, — она встала и взяла гиматий, висящий у двери. — Будь готов, Алексиос. Боюсь, у тебя не будет шанса, если ты помедлишь.

Она ушла, и Алексиос остался ждать. Он мог только сидеть в доме, где Даная скрывалась. Хрисаор был не против ожидания. Он стал подростком за пару дней. Его золотое тело тянулось, и он уже мог смотреть в глаза Алексиоса, когда вставал.

Он стал расти быстрее, или Алексиос просто замечал, как быстро мальчик превращался из ребенка в кого-то еще.

И он был очень красивым. Хрисаор влюбил бы в себя много женщин, если бы вышел из дома. Его золотая кожа меньше пугала, а больше придавала ему божественный облик. Он выглядел красиво и странно.

Его маленький мальчик, которого он растил, как своего, был почти мужчиной. Или правильнее было думать, что мальчик превращался в бога на его глазах.

И было видно мерцание силы под кожей Хрисаора. Алексиос видел такое только у олимпийцев, и он гадал, выбрал ли мальчик быть богом, не сказав Алексиосу.

Хотя таким был план, ему все еще было не по себе.

Наконец, он услышал слова, которые выпускали его и сына из укрытия. Мимо прошел житель, говорящий о герое, который вернулся домой. Этот герой сделал все, чего просил Полидект. Невозможное было возможным для сына Зевса, который обошел мир и получил то, чего хотел Полидект. Королева Даная точно освободится теперь из его рук.

Они все соглашались, что Полидект как муж был хуже, чем как король. И было сложно разочаровать, когда планка стояла низко.

— Идем, — Алексиос взял их плащи. — В этот день мы вернемся в замок. Мы встретимся с тем, кто убил твою мать.

Хрисаор был не так воодушевлен, как думал Алексиос. Мальчик встал, словно был стариком, который долго нес вес мира на своих плечах.

— Я не буду с ним биться, отец, как ты и просил.

— Мы вернем ее голову благородным путем, — Алексиос был спокоен с мальчиком. Он думал, что будет нервничать из-за Хрисаора. И мальчик сорвется и все испортит.

Но он вырастил не такого сына.

Алексиос на остатки золота нанял корабль, который доставил их на остров Серифос. Он стоял рядом со своим высоким сыном, пока они неслись по водам. Они добрались за несколько часов, но этого хватило, чтобы тревога выросла внутри него.

И когда они сошли с корабля в толпу людей, он понял, что даже тут Персея считали героем. Некоторые были в восторге, другие нервничали так, что не могли говорить даже с соседями. Они смотрели на небо, словно Персей мог опуститься с облаков.

— Смотрите! — закричал кто-то, указывая на воздух. — Вот он!

Алексиос едва дышал. Он поднял голову и понял, почему все в толпе считали Персея бога. Он летел на Пегасе по небу. Сияющие крылья коня были такими сильными, что порывы ветра били по ним. Андромеда сидела за ним, такая красивая, что могла сравниться с Афродитой.

Они пролетели низко над толпой, чтобы все увидели красивого героя, его красивую невесту и коня, который отрицал всю логику.

Тот же, кто закричал первым, указал:

— Смотрите! Это знаменитый мешок!

Так и было. Мешок, который он помог Персею получить, с головой его любимой, словно она была просто побрякушкой. Персею было плевать, считал ли это кто-то жестоким. Таких людей было мало, ведь у героя было жуткое сокровище.

Алексиос ждал, пока Персей не пропал, и посмотрел на Хрисаора.

Мальчик смотрел в сторону, куда улетел Персей, щурясь от гнева.

— Хрис, — выдохнул Алексиос. — Мы не можем. Ты знаешь.

— Я понимаю, отец, — выражение лица мальчика не изменилось. — Я просто злюсь, что мой брат не узнал меня. Я его узнал.

Он не злился на Персея? Он злился, что его кровь использовали, словно это был просто дикий зверь, которого приручил герой.

Алексиос понимал такой взгляд на это. Пегас родился от бога, как и Хрис. Его отцом тоже был Посейдон, хотя Персей не признавался в этом.

Теперь он гадал, что говорили люди о Пегасе, на котором летал Персей. Они считали его монстром, которого победил Персей?

Герой испортил так много историй. Многие истории редкие осмеливались шептать, пока другие хвалили героя за то, чего он достиг. Даже если часть пришла ценой зла.

Алексиос покачал головой и вздохнул.

— Идем. Нужно добраться до замка. Надеюсь, Даная уже покинула то проклятое место.

— Уверен, отец. Она находчивая.

Когда ребенок стал мужчиной? Алексиос нахмурился, глядя на мальчика, и понял, что он вырос еще больше за миг. Теперь парень был выше него. Его грудь стала шире. Решимость на лице была больше, чем у ребенка.

— Теперь ты мужчина, — сказал он, пока они шли в толпе.

— Боги могут менять облик, когда хотят. Прости, что долго оставался ребенком, — Хрисаор коснулся плеча Алексиоса, отодвинул его от пьяной группы. — Должен признать, быть твоим ребенком мне нравилось больше, чем быть мужчиной. Но мне пора вырасти. Я хотел бы остаться твоим мальчиком дольше.

И Алексиос этого хотел.

Они вместе шли через толпу к замку, который уже был под стражей. Батальон солдат стоял у дверей, мешая войти.

Алексиос посмотрел им в глаза и сказал:

— Персей захочет увидеть нас.

— Я так не думаю, — ответил страж. Он крепче сжал копье и хмуро посмотрел на Алексиса. — Отойди.

Он открыл рот, готовый пробиваться в замок, если нужно. Но он не успел сделать ни шагу. Хрисаор опустил капюшон. Свет солнца засиял на золотой коже мужчины, выглядящего как бог.

— Отойдите, — сказал Хрисаор, его голос гудел, как гром, или как волны, бьющиеся об берег. — Или я вас отодвину.

Стражи расступились, спотыкаясь, от приказа бога.

Алексиос глубоко вдохнул и пошел вперед. Теперь настал момент, которого он ждал. Он шел к этому моменту много месяцев. И его немного мутило.

ГЛАВА 39

Персей стоял спиной к ним у трона, где Алексиос впервые видел Полидекта. Герой сцепил ладони за спиной, смотрел пристально на то, чего Алексиос не видел. Мешок тяжело висел на его бедре рядом с золотым мечом, данным ему его отцом.

— Персей, — позвал он. Его голос зазвенел в комнате, отражаясь от белого мрамора. — Давно не виделись, друг мой.

Герой повернулся на его голос, и стало видно каменную статую на троне. Полидект когда-то вызывал уважение, хотя бы по слухам. Его испортили жадность и жажда власти. После всего, что Алексиос видел, он задумался, сильно ли отличались старик и юноша, который оборвал его жизнь.

Персей стал чуть старше. Морщинки появились в уголках глаз, вокруг рта они были глубже. Но огонь все еще горел в глазах, когда он обратил свой гнев на Алексиоса.

— Я думал, что бросил тебя на острове с монстрами, которых ты явно любил, — сказал Персей. — Как ты пришел в мой дом?

Алексиос развел руками.

— Я плыл, Персей. Как ты. Твой отец научил меня управлять кораблем. Ты должен был знать, что я не останусь на том острове надолго.

— Тебе нужно уйти, — Персей отвернулся от Алексиоса. — Уходи, Алексиос. Мне больше не нужна твоя помощь.

Гнев пылал в нем так жарко, что горло болело. Он хотел броситься вперед и свернуть шею мужчине, который легко отмахивался от него. После всего, что они сделали вместе, после сражений, путешествий, испытаний, которые вели Персея сюда… он мог смотреть на Алексиоса и говорить, что он не был важным в его жизни?

— Нет, — ответил он. — Я не уйду, Персей. У тебя есть кое-что мое, и я это верну.

— Твое? — Персей склонил голову, словно пытался внимательнее слушать Алексиоса. — Ты ничего не завоевал. Я побеждал. Ты не был героем, которого вели боги. Разница между нами очевидна, Алексиос. Даже если ты не видишь. Все, что я собрал в путешествиях, останется в моих руках.

— Голова в мешке, который ты держишь при себе. Это голова моей любимой. И я хочу забрать ее, чтобы упокоить ее душу. Персефона дала мне это задание. Афина тоже была там. Твоя покровительница согласилась, что мне нужно дать этот шанс.

— Я не отдам тебе ее голову. Она моя.

Он собирался убить сына Зевса. Он не выдерживал.

Алексиос взглянул на одного из стражей неподалеку. В его руках было копье, а у другого стража на поясе был меч. Он мог броситься в сторону, схватить их оружие и напасть на Персея со всем гневом. Если он умрет, пытаясь отомстить за душу любимой, так и быть. Он не мог больше стоять и слушать ядовитые слова Персея, где не было сострадания.

Он едва сдерживался.

— Она была женщиной, — сказал он. — У нее была жизнь до становления монстром, семья, история, о которой ты даже не спросил. Ты проник в пещеру, где она нашла покой, и отрубил ей голову, потому что тебе это было нужно. Ты забрал жизнь, потому что от этого твоя жизнь стала проще.

— И я делал так много раз с тех пор, — Персей повернулся, в этот раз он сжимал в руке мешок с головой Медузы. — Если хочешь увидеть ее в последний раз, старый друг, я могу это устроить.

Он с радостью посмотрел бы на ее чудовищную версию. Медуза была для него такой же красивой, даже когда стала змееподобной. Не важно, каким был ее облик.

Она все еще была женщиной из его деревни, для которой он сделал браслет. С которой он отчаянно хотел провести жизнь, даже если выполнить это желание было сложно.

— Я увижу ее снова. Она ждет меня в полях Элизия, где я буду с ней в вечной любви и счастье, — он агрессивно шагнул вперед. — Ты можешь сказать так о тех, кому ты якобы помог? Думаю, ты придешь в Загробный мир и поймешь, что твоя жажда славы только оставила тебя одного до конца времен. Персей, отдай мне голову. Извинись за то, что ты сделал.

Персей рассмеялся, звук был как удар хлыста.

— Что я сделал? Я спас тысячу людей своими действиями ценой нескольких. Я сделал больше, чем ты можешь мечтать, Алексиос.

Хоть он мог ответить множеством слов, не Алексиос ответил на эти глупые слова. Хрисаор шагнул вперед, гневно рыча.

— Она была моей матерью. Ты не просто убил женщину, ты убил тысячу вариантов будущего с ней. Ты превратил мою жизнь в жизнь без тепла матери. Ты катаешься на моем брате, словно он просто лошадь, которую ты нашел в поле. Ты монстр, а не герой.

Персей впервые посмотрел на Хрисаора. Он нахмурился, глядя на золотого юношу. Он тихо сказал:

— Ах. Сын Посейдона.

— Один из сыновей Посейдона, — Хрис сжал кулаки. — Я обещал отцу, что не убью тебя. Это и не нужно, ты сам ведешь себя к гибели. Но я заберу голову своей матери. И освобожу брата из твоей хватки.

— Этого не случится.

— Ты просто полубог, — Хрисаор выпрямился, и он вдруг стал еще больше. Два метра, три метра, а потом он стал великаном посреди тронного зала. Он нависал над ними, слишком большой, чтобы Алексиос осознал его размер. — Я полнокровный бог, человечек. Ты поклоняешься Афине, но будешь поклоняться и мне. Если не будешь, я уничтожу тут все. Я сотру город с лица земли, разобью камень до пыли, превращу жизнь в смерть. Я не проявлю милосердия, и это будет твоя вина. Ты останешься доживать среди обломков, зная, что полубог не может выстоять против гнева настоящего бога.

Персей смотрел на злую речь с улыбкой на лице.

— Ты связан теми же правилами, что и я. Мы не будем биться, ведь Олимп не должен воевать между собой. Или ты хочешь, чтобы Посейдон и Зевс превратили мир в их поле боя?

Хрисаор склонился и улыбнулся нахальному Персею.

— Я не олимпиец. Я не считаю себя одним из них, не следую их правилам. Мой отец стоит перед тобой, смертный кузнец, самый сильный мужчина, которого я знаю. Посейдон мне не отец, мальчишка. И если хочешь сразиться, мы сделаем это с пониманием, что ни один олимпиец не вмешается за тебя.

Алексиосу было приятно смотреть, как лицо героя белело от слов, и это стоило долгого пути сюда. Он хотел, чтобы Персей познал страх. И хоть он был сыном Зевса с силой десяти мужчин, Алексиос сомневался, что он мог одолеть великана сам.

Даже с головой Медузы.

Персей опустил ладонь на мешок, хотя его пальцы дрожали.

— Я использую и на тебе голову Медузы.

— Магия матери не работает на мне. Попробуй, но ты провалишься. Я появился из той же силы, что дала ей способность превращать людей в камень, — Хрисаор махнул на свое тело. — Как видишь, я уже сделан из металла. Твои угрозы ничего не значат. Отдай мне голову, или я заберу ее.

Герой все еще пытался спросить. Он посмотрел на Алексиоса, протянул ладони к мужчине, который спасал его много раз.

— Алексиос. Мы когда-то дружили. Мы путешествовали по миру. Ты-то понимаешь, что я могу делать этой силой добро.

— Но ты еще не делал ею добро, — сердце Алексиоса разрывалось. Он хотел верить, что Персей желал стать лучше.

Если честно, он надеялся, что Персей был не просто героем. Он помнил красивого юношу, который хотел доказать свои силы отцу, которого не встречал. Персей тогда был нормальным. У него было доброе сердце, хотя мир уже готовился исказить его властью и контролем.

Теперь это не было важно. Он не знал, мог ли кто-то исцелиться от тьмы, которая захватила сердце Персея.

— Я могу сделать куда больше, — заявил Персей. Он шагнул к Алексиосу, глаза были большими, ладони замерли перед сердцем. — Ты не видишь? Ты можешь остаться со мной, как в старые времена. Мы будем путешествовать по миру, и ты будешь влиять на меня своей честью. Вместе мы будем делать великие дела.

— Я не хочу великие дела, — Алексиос не мог поверить словам героя. — Я в тысячный раз говорю, что хотел простой жизни. Ты потянул меня в свои приключения, а потом разочаровал меня. Я не хочу с тобой биться, Персей. Но ты должен понять, ты забрал ее голову. Ты забрал у нас мое будущее. Мы вырастили бы этих детей с любовью, а ты лишил их этого.

— Любовь? — Персей указал на золотого великана. — Это даже не твой ребенок, Алексиос.

Он удивленно приподнял бровь.

— А ты был ребенком Диктиса? Персей. Даже ты знаешь, какой это неудачный аргумент. Он мой ребенок не по крови. Я вырастил его. Я показал ему мир, и я люблю его. Это все, что важно.

Жар вспыхнул на щеках Персея, но он кивнул.

— Так тому и быть. Я не буду с вами биться.

Хрисаор скрестил руки на груди с удовлетворённой улыбкой.

— Ты знаешь, что проиграешь, герой. И, думаю, потерять голову моей матери не так стыдно, как проиграть в бою.

— Я скажу всем, что ты украл ее у меня, — ответил Персей. Он бросил Алексиосу мешок с головой. — Вы будете поддерживать эту ложь. Я не дам растоптать мою честь, потому что вы не можете держать рты закрытыми.

Алексиос прижал голову к груди. Наконец-то. Она снова была с ним, и он почти ощущал ее душу у своего сердца. Она была снова дома, в его руках.

— Даю слово.

Хрисаор кашлянул.

— И я даю слово, если сделаешь кое-что еще, герой.

Бог рисковал. Персей терпел не так долго, еще немного, и они оба пожалеют об этом.

Персей спросил:

— Что ты от меня хочешь, дитя бога? Ты ясно дал понять, что не считаешь меня равным себе. Раз так, ты можешь добыть все, что хочешь, сам.

— О, я мог бы, — Хрис улыбнулся. — Но ты красиво говорил, что хочешь быть лучше, и как только мой отец может повлиять на тебя. Я даю тебе шанс показать, что ты был неправ. Что ты хочешь исправить свои ошибки. Освободи и моего брата.

— Пегас не такой, как ты, — ответил Персей. — Он зверь, хоть ты так не считаешь. В том теле нет души, как и бога, который хотел бы свободы.

— Плевать. Я хочу, чтобы он был свободным и диким, как и должен легендарный монстр, — Хрисаор посмотрел на отца, потом на героя. — Между нами не будет других сделок. Ты отплатишь за то, что украл у моей матери, своими действиями. Я не приму меньшего.

Насмешливая улыбка на лице Персея была жестокой, но Алексиос знал, что он сдастся. Голова Медуза и Пегас были теперь маленькими кусочками его истории. Перед ним был трон, королевство и самая красивая невеста в мире.

И он все еще был сыном Зевса.

— Даю слово, дитя бога. Клянусь своей честью, что отпущу твоего брата на закате.

— Целого и здорового, — прорычал Хрисаор.

— Целого и здорового.

ГЛАВА 40

Наконец, она была у него. Он прижимал ее к груди, как должен был всегда. Сколько бы времени ни прошло, какие бы сложности он ни пережил, все вело к этому моменту.

Алексиос прижимал ее к сердцу и ощущал, как она выдохнула с облегчением. Они снова были вместе.

Хрисаор протянул руку Алексиосу.

— Готов, отец?

— К чему?

— Я говорил давно, что мне нужно было принять мое полноправное место среди богов. Я это сделал, — он указал на свое большое тело. — Это не облик смертного, хотя я и не был смертным.

Алексиос вдруг ощутил себя древним. Он смотрел на сына, которого так сильно любил, и узнавал мужчину. Это ощущали родители, когда видели своих выросших детей?

Он не был стариком. Просто он уже был староват для брака.

Глядя на протянутую руку Хрисаора, он вздохнул и спросил:

— Это будет мгновенно?

— Уйдет время на путь к горе Олимп. Путь долгий.

Слова звучали так, словно Алексиос не заметит, что они были в пути. Он нахмурился и спросил:

— Почему это звучит так, словно ты будешь в пути, а я — нет?

— Ты заслужил долгий отдых, отец. После стресса и мучений, которые были у тебя много лет, ты заслужил бога, который позволит тебе поспать немного. Позволь сделать это за тебя.

— Путь долгий, — ответил он. — Как ты и сказал. Я не хочу пропустить так много в жизни.

Хрисаор посмотрел на него, не впечатленный.

— Отец, я — бог, который видит души смертных и понимает, о чем они думают. Я вижу твой дух за твоими мыслями. У тебя хороший план, но ты не хочешь пропустить год. Больше нет.

Алексиос не знал, о каком плане говорил его мальчик, но чем больше он думал об этом, тем больше понимал, что Хрисаор был прав. Он не планировал возвращаться в этот мир, не хотел тратить время.

Любимая ждала его. Он спас ее, и он не мог дождаться их встречи.

Он взял своего ребенка за руку.

— Я не хочу, чтобы ты был тут один, Хрисаор. Мы столько прошли вместе, ты так много видел, и мне больно от мысли, что я оставлю тебя без семьи.

— Ты не остался бы тут навеки, отец. Ты смертный, а я бог, — он сжал пальцы Алексиоса. — Мне все равно пришлось бы тебя отпустить.

Слова жалили, но мальчик был прав. Они не смогли бы жить вечно вдвоем. И он не знал, уходили ли боги в Загробный мир, если умирали, был ли для них Загробный мир.

Но он не мог оставаться тут, ведь Медуза ждала его. И их ждал долгий путь.

— Хорошо.

Хрисаор поднял отца на руки, и Алексиос уже не замечал мир смертных.

Он погрузился в глубокий сон, видел будущее. Он видел, как Даная вернулась к сыну, обняла его и зашептала правду на ухо. Персей, конечно, ответил отказом на ее просьбу отвернуться от жизни героя. Вместо этого он усадил ее на трон. Персей жил дальше, стал королем соседнего королевства с самой красивой невестой. Имя Андромеды вскоре добавилось к героям среди звезд.

Он видел, как свободно летал Пегас, вскидывая красивую голову, широко раскрывая крылья, пролетая над вершинами гор. И хоть монстр был не с семьей или друзьями, он был свободен.

Даная хорошо правила, и ходили слухи, что Персей отдал голову Медузы Афине. В этом была правда. Герой не напрямую отдал голову женщине, которая все это начала. Алексиос ее доставит.

Видения сменились сестрами Горгонами, которые еще жили под Олимпом. Их семья нашла их, они уже не были одни в темноте. Их отец, Форкий, посылал своих непослушных дочерей к Горгонам. Так женщины учились сложностям жизни и становились менее избалованными.

Охотники уже не искали сестер Горгон. Они жили хорошо.

И когда видения завершились, Алексиос открыл глаза и увидел улыбку Хрисаора. Похоже, его сын закончил стареть. Он был сильным мужчиной с мощными чертами, золотыми кудрями и добротой во взгляде, который мог соперничать с солнцем.

— Здравствуй, отец, — сказал Хрисаор. — Рад, что ты проснулся.

— Я скучал по пробуждению, — он вытянул руки над головой и зевнул. — Но я еще ни разу в жизни не ощущал себя таким отдохнувшим.

— Год сна может такое сделать, — Хрисаор вытянул руку и указал вокруг них. — Добро пожаловать на гору Олимп, отец. Ты должен был увидеть ее такой, когда впервые привел меня в это священное место.

Алексиос пытался удержать челюсть, но рот раскрылся. Гора Олимп была такой, как говорили люди, и даже больше.

Роскошные столы из золота, которое будто все еще было жидким, растекалось вокруг столов. Каждый стол был полон амброзии и нектара, который блестел на солнце медом и силой.

Все боги были тут. Они отдыхали на скамейках и в креслах, стояли вокруг столов. Они источали силу, больше власти, чем он мог представить. Каждый впечатлял по-своему.

Афина с ее шлемом и копьем. Посейдон с парящей бородой. Зевс с гулким смехом, который бил по воздуху, как громоподобные аплодисменты. Даже Гера, такая красивая, что он не мог смотреть на нее дольше пары мгновений, глаза начинали слезиться.

Все боги были перед ним, и Алексиос не знал, как себя вести. Он был просто сыном кузнеца, даже не стал кузнецом сам, и он не должен был стоять тут. Его жизнь не должна была сложиться так, чтобы он испытал такое.

Но он был тут.

— Отец? — спросил Хрисаор.

— Хм? — Алексиос посмотрел на своего ребёнка, его сын все еще держал мешок с головой Медузы. Он вспомнил все, потянулся к коричневому мешку.

Он прижал ее голову к своей груди, ощутил, как змеи двигались в ее волосах. Они были еще живыми, или их просто нельзя было убить. Он не удивился бы, если бы змеи на ее голове оказались бессмертными.

Не думая, он полез в мешок и опустил ладонь среди них.

— Тише, — сказал он. — Все почти закончилось.

Змеи утихли от его прикосновения. Шорох и шипение уже не доносились из мешка.

Один из богов прошел мимо них, Алексиос узнал Гермеса. Он посмотрел на мешок, потом на Алексиоса и прошептал:

— Это опасно. Осторожнее с этим. Змеи кусаются.

— Меня они не укусят, — Алексиос посмотрел на толпу, искал лишь одну богиню, с которой хотел говорить. — Вы не видели Персефону?

— Она где-то там, — Гермес махнул направо. — Они с Аидом редко собираются с нами. Слишком хорошие, чтобы пить с олимпийцами.

Алексиос сомневался в этом.

Но он прибыл не болтать с богами. Он был на задании, и это задание не завершить, пока он не узнал, что о его мальчике позаботятся.

Хрисаор был прав. Алексиос уже понял, что встретит Медузу только в Загробном мире. Этот мир был не для Алексиоса, ее душа уже ушла дальше. Он не будет тут задерживаться дольше, чем нужно.

Но бросить ребенка одного, без чьей-то поддержки? Это обжигало сильнее, чем он хотел признавать.

А потом он увидел темный пеплос Персефоны и понял, что его момент настал.

— Идем, — он потянулся к большой ладони Хрисаора. — Я хочу, чтобы ты кое с кем встретился.

Кто присмотрит за его сыном лучше богини Загробного мира? Может, она даже позволит ему навещать родителей в полях Элизия. Он не знал правил, но надеялся, что Персефона была доброй и позволит ему приходить в гости.

И все же было лучше оставаться в хороших отношениях с богами.

Он повел мальчика в дальнюю часть зала, где собрались олимпийцы. Хрис шел за ним без возражений, хотя шагал осторожно, ведь был в пять раз больше богов тут.

И когда они оказались перед королем и королевой Загробного мира, Алексиос опустился на колени.

— Великая Персефона, без твоей помощи я не смог бы спасти любимую.

Молчание затянулось, и он сглотнул. А если она не помнила его? Боги помогали многим людям, но он думал, что ее заинтересовала его история. Ее точно заинтересовал его ребенок.

Колени стукнулись об землю, черная ткань легла на его колени. Она была так близко, что он ощущал запах темных цветов в ее волосах.

— Алексиос, я рада, что ты выполнил задание, что ты спас любимую, Персефона прижала палец под его подбородком, чтобы он посмотрел на нее. В ее глазах были слезы, как и в его глазах. — Я надеялась, что ты преуспеешь, но надежда нынче опасная эмоция.

— Я не остановился бы ни перед чем, чтобы спасти ее, — прошептал он. — Спасибо, что помогла. Я в долгу.

— Ты ничего мне не должен. Ни капли, — она посмотрела на его сына большими глазами. — Вижу, твой золотой ребенок вырос.

— Это Хрисаор. Да, он сильно вырос. Он готов занять место среди олимпийцев и… — он не знал, слышала ли она в его голосе желание смерти. Он был готов уйти в ее мир, но не был готов оставить своего ребенка. Пока что. — Мне нужно, чтобы за ним кто-нибудь присмотрел. Продолжил обучать его, как делал я. Я хочу, чтобы он был добрым богом. Хорошим, когда остальные подвели смертных.

Она смотрела в его глаза, и он знал, что она читала его мысли. Алексиос показал ей воспоминания обо всех богах, которые подвели его. Подвели Медузу. Бедность и ненависть, которые были на земле, пока олимпийцы отдыхали тут с угощениями и вином.

Персефона кивнула.

— Есть богиня, которая хорошо его обучи, и она всю жизнь была сосредоточена на земле. Думаю, Артемида подойдет. Она научит его защищать тех, кто ему поклоняется, но оставит его на земле. Чем больше смертные будут знать о нем, тем сложнее будет его жизнь, — она встала и протянула к нему руку. — Прощайся. Думаю, тебе нужно поговорить с Афиной, да?

Да, но мысль о прощании с мальчиком разрывала сердце. Он уже скучал по Хрису.

Персефона подняла его на ноги, но он сжал ее ладонь, прижал ее пальцы к сердцу.

— Он сможет навещать нас? Мы не хотели бы лишиться возможности видеть нашего сына.

— Ты считаешь его своим ребенком, да? — она склонила голову и улыбнулась. — Он бог, Алексиос. Он может ходить, куда хочет. Хрисаору будут рады в нашем мире, если он не будет мешать мертвым.

— Он не будет.

— Тогда он сможет видеться с вами, когда захочет, — она отпустила его руки и шагнула в тень рук ее мужа.

Алексиос повернулся к сыну, притянул Хрисаора к сердцу, прижал мальчика и к голове матери, и к телу Алексиоса.

— Я буду сильно скучать.

— Скоро увидимся, отец. Думаешь, я дам тебе увидеть мать, не присоединившись к вам? — Хрисаор рассмеялся и поцеловал Алексиоса в макушку. — Я помню, как ты это делал. Теперь я достаточно большой, чтобы делать так с тобой.

Странная мысль.

Алексиос шмыгнул носом и отодвинулся, чтобы вытереть слезы, текущие по щёкам.

— Я люблю тебя, мальчик. И я — самый гордый отец в мире. Ты вырос сильным и хорошим.

— Скоро увидимся, — повторил Хрисаор. Он коснулся большим пальцем щеки Алексиоса. — И я тебя люблю. Но мне нужно найти Артемиду и начать следующую главу своей жизни. Тебе нужно найти мою мать.

— Да.

— Тогда скоро увидимся, — Хрисаор подмигнул. — Я дам тебе пару недель с ней, отец. А потом я приду в гости, и я не хочу увидеть то, от чего ослепну.

Алексиос не думал о таком. Он просто был рад, что снова увидит ее.

Его щеки пылали.

— Поищи свою наставницу, мальчик.

— А ты найди свою жену, отец.

Алексиос смотрел, как его ребенок шел среди толпы. Хрисаор встретился с женщиной в ярко-зеленом с луком за спиной. Хрисаор заговорил с ней, и их смех был бальзамом на открытую рану в его сердце. Теперь ему нужно было найти Афину и покончить с этим.

ГЛАВА 41

Ему не пришлось искать долго. Афина ждала его в маленькой роще в стороне от остальных. Она держала шлем в руке, прижав его к бедру. Ее сова была на другом плече, крутила головой, следила за его приближением.

Часть него хотела увидеть, как ее голову отрубят за участие во всем этом. Она спасла Медузу, но натравила героя на его любимую. Ее вмешательство вызвало столько боли.

Но если он не даст ей голову Медузы, все будет напрасным. Он не увидит свою любимую. Медуза не пересечет реку с Хароном, и она не увидит его снова, когда он умрет.

Так что он прикусил язык, подавил гордость, чтобы сделать то, что скажет богиня.

— Должен признать, кузнец, я удивлена, что ты прошел весь этот путь и забрал ее голову из рук героя, — сказала Афина, не оборачиваясь.

— У него не было выбора. Когда сын женщины, которую ты убил, угрожает тебе, спорить не выйдет, — он прижал ее голову к сердцу, вдруг не хотел отдавать Медузу. — Что ты сделаешь с ее головой?

— Я помещу ее на щит, которой он навредил ей. Я сделаю так, чтобы его больше не использовали так против женщины, — Афина повернулась, в ее глазах стояли слезы. — Я о многом сожалею в своей жизни, Алексиос. Об этом тоже.

Он не мешкал.

— Хорошо. Так и должно быть.

Афина моргнула пару раз от удивления, ее рот раскрылся.

— Да? Это все, что ты скажешь?

— Да, тебе должно быть стыдно за боль, которую ты причинила. Я понимаю, что ты пытаешься загладить вину, но придется долго извиняться за все ужасы, которые ты сделала, — он посмотрел на мешок, потом на нее. — Она не была бы против стать символом для людей, которым нужно знать, что их кто-то защитит. Не боги, а тот, кто понимает, что жизнь не всегда полна счастья.

Из ее горла вырвалось рычание, полное недовольства. Может, она злилась, что он портил репутацию богов и предлагал смертным искать помощи у монстров, а не у них. Но он все равно умрет, да? Алексиос не останется тут надолго, и он хотел сказать все, что нужно было озвучить.

И он решил отругать богиню войны.

Афина облизнула губы, протянула руку к мешку.

— Тогда покончим с этим. Обещаю, она станет самым известным символом безопасности для женщин в Греции. С ее головой над дверью люди будут знать, что там их ждет свобода. Они будут принимать свои решения, когда защищены ее головой.

— Спасибо.

Он все еще не хотел отдавать мешок Афине. Он не хотел отпускать Медузу, ее змеи снова проснулись и недовольно шипели. Они не хотели иметь дела с Афиной. Ему казалось, что если голову вытащить из мешка, они уползут с ней. Подальше от богини войны.

Он посмотрел на Афину и вздохнул.

— Отдать ее сложнее, чем я думал.

— После всех приключений, Алексиос? Это тебя тревожит? — Афина заглянула в его глаза в поисках ответа на вопрос, о котором он не знал, а потом снова вздохнула. — Я хочу, чтобы когда-то твой сын испытал любовь, которую ты ощущаешь к его матери. Прошло время, а ты все еще верен, как в день, когда она уехала, чтобы стать моей жрицей.

— Да, — прошептал он. — Ничто это не изменит.

Афина вытащила из своего хитона золотой браслет.

— Может, я могу обменять это на голову?

Его сердце замерло. Дыхание застряло в горле, он мог смотреть только на маленький золотой браслет в ее руках. Он помнил, как сделал украшение.

Воспоминания всплыли в мыслях, словно Афина вытащила их, чтобы посмотреть. Алексиос помнил, как работал часами, ковал из золота. Он растопил часть украшений матери, и каждый удар молота наделял металл его пылом. Это маленькое украшение содержало всю его любовь к ней, чтобы она могла носить это на руке.

Слезы катились по его щекам, он кивнул.

— Да, согласен. Я буду рад обменять ее голову на это.

Афина протянула браслет.

— Тогда это твое, герой. Знаю, я никогда не звала тебя так, а если звала, то не имела это в виду. Но я вижу, что ты — герой куда больше, чем любой мужчина, которого я встречала. Порой тихие удивляют.

Алексиос протянул мешок и обменял его на браслет. Он сжал украшение в руках, поражаясь, каким маленьким он был, чтобы подходил ее руке. Он давно не видел ту ее версию. Женщина-змея была большой. Сильной. Полной жизни и пыла, но это означало, что браслет был слишком тесным. Когда он только создавал браслет, она была крохотной.

Его нижняя губа дрожала. Металл был теплым от Афины, но он хотел притвориться на пару минут, что он был теплым от кожи Медузы. Что он все еще был на ее руке, когда она вручила его, как это было, когда он увидел, как ее тело упало.

— Спасибо, что сохранила это, — прошептал он. — Это очень важно для меня.

— Я хранила это не для тебя, — Афина осторожно взяла мешок, смотрела, как двигалась ткань, змеи шевелились и шипели. — Я сохранила его для себя. Чтобы помнить о совершенных ошибках, которые я не могла исправить, как ни пыталась. Я не смогла сделать ее счастливой, Алексиос, только ты это можешь.

Слова были небольшой победой, но он принял их.

Алексиос надел браслет на свое запястье и кивнул.

— Хорошо. Наша сделка завершена, и я закончил твое задание, Афина. Теперь мне нужно, чтобы ты пустила ее на поля Элизия.

— Это работает не так, и ты это знаешь, Алексиос, — она подняла ладонь, и щит появился в ее руке. Золотой металл был идеально отполирован, сиял на солнце. На поверхности не было ни царапины. — Боюсь, ты должен сделать кое-что еще, чтобы увидеть любимую. И это, возможно, будет самой сложной частью задания.

— Что же? — Алексиос уже догадывался, о чем она его попросит.

Афина вытащила из кармана две золотые монеты. Она вручила их ему с мягкой улыбкой, хотя это не задело ее глаза.

— Смертный может пересечь реку Стикс только с монетами, данными любимым. Ей нужны монеты на глазах, как ты сделал это с юношей, которого убил Персей.

Это задание не было сложным. Он с радостью опустит монеты на ее глаза, чтобы она могла заплатить Харону.

Алексиос нахмурился, посмотрел на монеты, а потом на Афину.

— Почему это самое сложное из того, что я делал?

Афина пошевелила мешок. Змеи внутри гневно зашипели, били по ткани телами.

— Ты забыл о ее проклятии, Алексиос? Один взгляд на ее лицо, и ты станешь камнем. И ты не можешь опустить монеты с закрытыми глазами. Тебе нужно смотреть на ее лицо, чтобы опустить их, чтобы твою любовь было видно на весь Загробный мир.

Так он умрет. Если это будет от рук самой Медузы, пускай. Он опустит монеты, увидит ее снова.

Даже если его тело станет камнем.

— Кто опустит монеты на мои глаза? — спросил Алексиос. — У меня никого не осталось из семьи. Даная могла бы подойти, но придется тащить мое каменное тело в Серифос.

Хрисаор вмешался в их разговор:

— Я сделаю это, отец, — его мальчик вышел из толпы олимпийцев и присоединился к ним. — Я видел, как ты опускал монеты на другого, знаю, как сделать это со статуей.

И все. Его ребенок отправит его в Загробный мир, когда его мать заберет его жизнь. Все встало на места.

Так и должно быть.

Алексиос кивнул, хотя сердце шептало, что это было нечестно по отношению к его мальчику.

— Понятно. Тогда решено.

Афина смотрела на него, красивое лицо портила хмурая гримаса.

— Пожалуй, да. Прошу, отвернись, я прикреплю голову Медузы на щит. Тогда ты посмотришь на нее, Алексиос, как должен делать любимый, отправляя душу в Загробный мир.

— С радостью.

Он отвернулся, бабочки летали в животе. Он не знал, мог ли сделать это. Любовь к ней горела в его сердце, ее могло хватить, чтобы подавить страхи, но вдруг он не знал, как спасти ее? А если она не хотела проводить вечность с ним?

Хрисаор взял его за руку.

— Она ждала тебя, отец. Она будет рада обнять тебя.

Боги, он мог лишь надеяться.

Змеи в мешке дико шипели. Наверное, Афина вытащила ее голову из мешка. Он не шевелился, смотрел на лицо Хрисаора.

Глаза Хриса расширились, рот открылся.

— О, отец. Она была красивой, да?

Да. Даже когда все звали ее монстром.

Он улыбнулся, помня, какой милой ее знал.

— Я только ощущал ее лицо, когда она была такой. Я так рад, что увижу ее, мальчик мой. Даже если перед смертью.

Афина сказала после шипения:

— Хорошо, герой. Монеты у тебя. Как ты поместишь их на ее глаза?

Алексиос кивнул Хрисаору и сказал:

— Поставь меня перед ней. На расстоянии вытянутой руки.

— Да, отец.

Его отвели к любимой и отпустили. Глубоко вдохнув, Алексиос взял себя в руки. Он останется смертным достаточно долго, чтобы опустить монеты. Он знал, что сможет, ведь его любовь к ней была сильнее магии.

Пришло время проявить себя в последний раз.

Он открыл глаза и увидел, каким монстром она была в конце. Ее красивые пухлые губы были такими же нежными, как он помнил. Ее лицо было таким же, как раньше. На скулах была чешуя, змеи поднялись и смотрели на него красными сияющими глазами.

Он без колебаний поднял руки и опустил первую монету.

— Я люблю тебя, — прошептал он и опустил вторую. — Я люблю тебя больше жизни. Я не могу дождаться нашей встречи в загробной жизни, моя милая Медуза.

Алексиос прижал ладонь к ее щеке, его рука перестала двигаться. Он пытался погладить ее нежную щеку, но движений не было. Камень двигался по его руке, и он ощущал, как его душа успокаивалась.

Скоро.

Он скоро снова увидит любимую.

ГЛАВА 42

Медуза сошла с лодки в поля Элизия.

Жуткий паромщик, Харон, кивнул ей. Его костлявые пальцы сжимали весло, глубокие впадины глаз дрогнули в подобии улыбки.

— Добро пожаловать домой, Медуза. Я рад, что кто-то упокоил тебя.

Можно было и так об этом думать. Хотя она не знала, кто опустил монеты на ее жуткие глаза. Но было сложно помнить время на песчаных берегах. Все было в тумане понимания, что она ждала чего-то или кого-то, но не знала, кого. Или что им нужно было сделать.

Теперь воспоминания понемногу возвращались. Они проникали в ее разум, как пузырьки в воде. Она была когда-то женщиной. Жила и любила, а потом произошло что-то ужасное.

Может, хорошо, что она не помнила, что ужасное случилось.

Поля пшеницы раскинулись перед ней. Они тянулись, сколько было видно, и запах в воздухе был приятным. Пахло как дома, хоть она не помнила, где был дом. Золотые колосья махали, как мягко движущееся море.

Она коснулась ладонью головы. Шелковистые пряди волос были под пальцами, но она помнила, что на ее голове не всегда были волосы. Если закрыть глаза, она помнила чешуйчатые тела, которые шептали ей на ухо.

Странно. Может, если она пойдет дальше, она вспомнит больше.

Белый пеплос на ее теле был незнакомым. Ее ноги ощущались странно под просвечивающей тканью, словно она не привыкла ходить на них. Почему она не помнила, как ходить?

Кто-то появился на горизонте. Кто-то сильный, высокий и худой. Плечи были широкими, и на миг ей показалось, что она знала мужчину. Но он обернулся, и она поняла, что не знала никого с такими рыжими волосами.

— Простите, — сказала она. — А где мы?

Он улыбнулся ей с добрым взглядом.

— Бедняжка, ты тут новая?

— Думаю, да.

— Это загробная жизнь. Поля Элизия, если точнее, — он указал вокруг них, широко раскрыв руки. — Приветствую в лучшее место из всех миров, госпожа. Ты добралась до последнего места упокоения. Уверен, тебе понравится тут каждый миг.

Поля Элизия?

Она помнила истории об этом месте. Сюда уходили люди, когда умирали.

Она не понимала, что была мертва.

— Спасибо, — прошептала она. — Я не помню, кем была.

— Сначала никто не помнит. Все вернется, когда ты увидишь того, кого любишь, — мужчина похлопал ее по плечу. — Со временем станет проще. Просто знай, что тут ты в безопасности. Ничто тебе не навредит.

Ей казалось, что ей уже такое говорили раньше. И тогда человек ошибся.

Хмурясь, она пошла дальше по полю. Почему она не помнила ничего, пока не увидит любимого? В этом не было смысла. Это были ее воспоминания. Почему она забыла о своей жизни?

Она брела с этой тревожной мыслью. Медуза не знала, сколько времени прошло. Солнце не садилось, хотя она видела многих людей, идущих к темной части полей. Может, туда люди шли, если хотели спать. Она не знала, но не могла заставить себя думать об этом.

Ей нужны были ответы, но она не знала, кому задать вопросы. Пока что.

Может, она блуждала месяцы, пока не ощутила жар в груди. Это ощущение отличалось от того, что она испытала до этого, и это ощущение росло. Оно закипало в ее груди, пока она не вспомнила кое-что из своей жизни.

Это был тихий гул постоянной силы, теплые объятия вокруг ее плеч, придающие уверенности. Ощущение было глубоким вдохом перед погружением в приключение.

Любовь.

Сердце билось в горле, оглушая, словно она пробежала десять миль. Она повернулась к реке Стикс. Медуза всегда видела ее на горизонте, словно не ушла далеко от берегов.

Харон направлял лодку по водам умелой рукой. Мужчина стоял на носу. Мужчина смотрел за реку, словно ждал идеального момента в его жизни. Словно его ждало нечто особенное. Он смотрел на горизонт, пока не увидел ее. А потом она вспомнила. Вспомнила все.

— Алексиос, — выдохнула она.

И воспоминания пришли с его именем. То, как она жила. Боль, страдания, каким монстром она стала. Все проникло в нее, но это было подавлено одним воспоминанием.

Мальчик сидел рядом с ней в телеге. Мальчик опустил на ее колени золотой браслет. Этот браслет был важен для нее, но она не смогла сказать ему это тогда. Почему он хотел жениться на такой, как она? У нее не было денег и статуса. Все говорили, что ее забыли боги.

Но теперь она знала, что он хотел жениться на ней. Он любил ее. И он видел сквозь ее маску, знал, что она любила его. Всей душой.

Медуза побежала по полям, пшеница шлепала ее по ногам, пока она спешила к реке. Ветер трепал ее волосы, которые когда-то были полными змей, и земля будто толкала ее вперед. Быстрее, еще быстрее, чтобы она обняла мужчину, которого любила.

Она добралась до берега одновременно с лодкой. Алексиос спрыгнул и побежал к ней.

Медуза врезалась в его объятия с силой урагана. Дыхание вылетело из ее легких, но ей было все равно. Это все было не важно, ведь он был тут.

Алексиос прижал ладони к ее макушке. А потом поцеловал ее со всей любовью. Он клеймил ее душу своими надеждами и мечтами на их будущее, которое он получил, выполнив задание.

Она целовала его в ответ со слезами на глазах, с тоской и безнадежностью жизни, которую у нее забрали. А теперь она получила это.

— Мой герой, — прошептала она, когда они отодвинулись для дыхания. — Ты тут.

— Прости, что так долго, — Алексиос целовал ее лоб, глаза, следовал за дорожками от слез к губам, поцеловал ее снова. — Я люблю тебя, Медуза. Я пойду за тобой на край мира, если нужно.

— Ты так и сделал, — она рассмеялась. — Ты пошел за мной в Загробный мир, дурачок.

Алексиос отклонился, улыбаясь, глаза были полными любви.

— Дурак, да. Но счастливый.

И в конце, как ей казалось, важным было только это.

ГЛАВА 43

Олимпия впитала всю историю. Ее душа успокоилась от осознания, что кто-то еще пережил то, что и она. Хоть Медуза страдала, она выжила.

И теперь ее символ был безопасностью и свободой для женщин во всем мире. Женщины знали, что в местах с этим символом они могли сами принимать решения.

— Так она все-таки нашла любовь, — прошептала Олимпия.

Александра пожала плечами.

— Как-то так. Мужчина, которого она должна была любить, нашел ее, и в загробной жизни с этим было проще. Но не это мораль ее истории, милая. Я думала, ты достаточно умна, чтобы увидеть это.

Она обдумала историю и жизнь Медузы. Она подумала обо всем, что ей рассказали, и она робко пожала плечами.

— Придется объяснить. Боюсь, значение вылетело из моей головы.

— Как закончилась ее история?

— Она была счастлива, — ответила Олимпия. — Счастливее, чем при жизни.

Александра кивнула.

— Ты веришь, что она была счастлива, потому что мужчина ее нашел? Нет, Медуза была не такой. Время исцелило ее раны. Медуза не управляла Алексиосом и тем, как долго он завершал свое задание, она не знала, преуспеет ли он. Но пока она бродила по Загробному миру, она смогла исцелиться и сделать себя целой. Хорошо, что он ее нашел, счастливый конец приятнее мрачного. Но она уже была исцелена, когда он прибыл.

Другие женщины встали, ушли от девушки, которую приняли в их покои и в их жизни.

Олимпия думала об этом, поняла, что со временем она исцелится от того, что произошло. Может, у нее даже будет нормальная жизнь, если она позволит себе жить так.

Кивнув, она посмотрела в глаза Александры.

— Время. Я могу дать себе время.

Александра похлопала ее по плечу с улыбкой.

— Хорошо. Думаю, ты будешь делать великие дела, когда заполнишь то пространство в своем сердце, милая. Ты можешь остаться, если хочешь. Тебе не нужно работать. Тут много дел.

— Думаю, мне это понравится.

Она встала, посмотрела на переулок и поняла, что перед ней лежало новое будущее, если она хотела его забрать. Олимпия могла исцелиться в этом месте, стать сильнее, принимать свои решения под символом Медузы. Она могла управлять своей жизнью даже после произошедшего.

Так она и сделала.