Статьи, рассказы, наброски (сборник)

Сей агент начал тут кричать,

Я покажу вам для примеру,

Как зайцем ездить... вашу мать!!"

А женщин много. Вот беда!

И от стыда бежать... куда?!

"В кровь, боженят!! Я вас сгребу!!"

Ревет наш агент, как в трубу.

О, агент! Выслушай совет:

Лови ты зайцев беспощадно,

Но не позорь ты белый свет

Своею бранию площадной!

* Михаил Булгаков. Благим матом

Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992.

OCR Гуцев В.Н.

В трудовом литерном поезде участка

Р... Ряз.-Ур. рабочие каждый день играют

в карты - в козла. Эта игра стала

занятием рабочих, в процессе которой идет

ругань матершинная, невозможно какая.

Безобразие!

Рабкор э 3009

Вагон. Махорка.

- А я дамой!

- А мы твою даму по... (одно непечатное слово)! Хлоп!

- Ах ты, трах-тара-там... (три непечатных слова).

- Иван Миколаич, ходи под него королем!

- Ходи ты своим королем в... (одно непечатное слово)! У нас на твоего короля, бум-тара-трах (три непечатных слова), туз имеется!

- А мы его двойкой козырной, старого... (одно непечатное слово) по... (одно непечатное слово). Бац-тара-бум! (три).

Дзинь!

- Братцы, что это?

- Фонарь, буц-там-тарарах (три) лопнул! Не выдержал!

- Рази иван-миколаичевский разговор выдержишь? Он как скажет, будто из пушки выстрелит.

- Потеха! Тут, братцы, позавчера проходила жена железнодорожного мастера, а Васька как раз хлопнул Иван-Миколаевичева валета дамой. Тот и начал. Я тебе, говорит!.. Я б его, говорит... Трах-тара мать твою, говорит, я ее бы, твою даму, говорит, семь раз, говорит, трах-тарарах, говорит. Что б ее, говорит! Я ее, говорит!! Чисто град по станции пошел! Та, бедняжка, как облокотилась на вагон, стоит и двинуться не может, руки-ноги трясутся, сама бледная. Корзину уронила. А Иван Миколаич трехдюймовым беглым кроет. Минут восемь работал. Родителей этой дамы отделал, принялся за валетову тетку, я б, говорит, эту тетку, да я бы ее!! После тетки прошел в боковую линию своячениц, сноху и шурина изнасиловал. Потом поднялся до предков, прабабушку чью-то обесчестил, потом по внукам начал чесать. Наконец на восьмой минуте хлопнул двоюродного племянника пиковой десяткой и закрыл клапан.

Та пот утерла, корзину подняла, идет и плачет.

- Бабам нашей игры не выдержать!

- Что бабам! Тут вчера на лошади приехал один крестьянин. Привязал ее у шлагбаума, а Петя в это время роббер доигрывал и начал выражаться. Дык лошадка постояла, постояла, как плюнет! Потом отвязалась и говорит:

- Пойду, - говорит, - куда глаза глядят. Потому что такого сраму в жизнь свою лошадиную не слыхала. Ловили ее потом два часа в поле.

- Лошадка-то женского пола была? (Три непечатных слова.)

- Кобылка, понятное дело.

* Михаил Булгаков. Воспоминание...

Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992.

OCR Гуцев В.Н.

У многих, очень многих есть воспоминания, связанные с Владимиром Ильичем, и у меня есть одно. Оно чрезвычайно прочно, и расстаться с ним я не могу. Да и как расстанешься, если каждый вечер, лишь только серые гармонии труб нальются теплом и приятная волна потечет по комнате, мне вспоминается и желтый лист моего знаменитого заявления, и вытертая кацавейка Надежды Константиновны...

Как расстанешься, если каждый вечер, лишь только нальются нити лампы в пятьдесят свечей, и в зеленой тени абажура я могу писать и читать, в тепле, не помышляя о том, что на дворе ветерок при восемнадцати градусах мороза.

Мыслимо ли расстаться, если, лишь только я подниму голову, встречаю над собой потолок. Правда, это отвратительный потолок - низкий, закопченный и треснувший, но все же он потолок, а не синее небо в звездах над Пречистенским бульваром, где, по точным сведениям науки, даже не восемнадцать градусов, а двести семьдесят один - и все они ниже нуля. А для того, чтобы прекратить мою литературно-рабочую жизнь, достаточно гораздо меньшего количества их. У меня же под черными фестонами паутины - двенадцать выше нуля, свет, и книги, и карточка жилтоварищества. А это значит, что я буду существовать столько же, сколько и весь дом. Не будет пожара - и я жив.

Но расскажу по порядку.

x x x

Был конец 1921 года. И я приехал в Москву. Самый переезд не составил для меня особенных затруднений, потому что багаж мой был совершенно компактен. Все мое имущество помещалось в ручном чемоданчике. Кроме того, на плечах у меня был бараний полушубок. Не стану описывать его. Не стану, чтобы не возбуждать в читателе чувство отвращения, которое и до сих пор терзает меня при воспоминании об этой лохматой дряни.

Достаточно сказать, что в первый же рейс по Тверской улице я шесть раз слышал за моими плечами восхищенный шепот:

- Вот это полушубочек!

Два дня я походил по Москве и, представьте, нашел место. Оно не было особенно блестящим, но и не хуже других мест: также давали крупу и также жалованье платили в декабре за август. И я начал служить.

И вот тут в безобразнейшей наготе предо мной встал вопрос... о комнате. Человеку нужна комната. Без комнаты человек не может жить. Мой полушубок заменял мне пальто, одеяло, скатерть и постель. Но он не мог заменить комнаты, так же, как и чемоданчик. Чемоданчик был слишком мал. Кроме того, его нельзя было отапливать. И, кроме того, мне казалось неприличным, чтобы служащий человек жил в чемодане.

Я отправился в жилотдел и простоял в очереди шесть часов. В начале седьмого часа я в хвосте людей, подобных мне, вошел в кабинет, где мне сказали, что я могу получить комнату через два месяца.

В двух месяцах приблизительно шестьдесят ночей, и меня очень интересовал вопрос, где я их проведу. Пять из этих ночей, впрочем, можно было отбросить: у меня было пять знакомых семейств в Москве. Два раза я спал на кушетке в передней, два раза - на стульях и один раз - на газовой плите. А на шестую ночь я пошел ночевать на Пречистенский бульвар. Он очень красив, этот бульвар, в ноябре месяце, но ночевать на нем нельзя больше одной ночи в это время. Каждый, кто желает, может в этом убедиться. Ранним утром, лишь только небо над громадными куполами побледнело, я взял чемоданчик, покрывшийся серебряным инеем, и отправился на Брянский вокзал. Единственно чего я хотел после ночевки на бульваре - это покинуть Москву. Без всякого сожаления я оставлял рыжую крупу в мешке и ноябрьское жалованье, которое мне должны были выдавать в феврале. Купола, крыши, окна и московские люди были мне ненавистны, и я шел на Брянский вокзал.

Тут и случилось нечто, которое нельзя назвать иначе как чудом. У самого Брянского вокзала я встретил своего приятеля. Я полагал, что он умер.

Но он не только не умер, он жил в Москве, и у него была отдельная комната. О, мой лучший друг! Через час я был у него в комнате.

Он сказал:

- Ночуй. Но только тебя не пропишут.

Ночью я ночевал, а днем я ходил в домовое управление и просил, чтобы меня прописали на совместное жительство.

Председатель домового управления, толстый, окрашенный в самоварную краску человек в барашковой шапке и с барашковым же воротником, сидел, растопырив локти, и медными глазами смотрел на дыры моего полушубка. Члены домового управления в барашковых шапках окружали своего предводителя.

- Пожалуйста, пропишите меня, - говорил я, - ведь хозяин комнаты ничего не имеет против того, чтобы я жил в его комнате. Я очень тихий. Никому не буду мешать. Пьянствовать и стучать не буду...

- Нет, - отвечал председатель, - не пропишу. Вам не полагается жить в этом доме.

- Но где мне жить, - спрашивал я, - где? Нельзя мне жить на бульваре.

- Это не касается, - отвечал председатель.

- Вылетайте как пробка! - кричали железными голосами сообщники председателя.

- Я не пробка... я не пробка, - бормотал я в отчаянии, - куда же я вылечу. Я - человек. Отчаяние съело меня.

Так продолжалось пять дней, а на шестой явился какой-то хромой человек с банкой от керосина в руках и заявил, что, если я не уйду завтра сам, меня уведет милиция.

Тогда я впал в остервенение.

x x x

Ночью я зажег толстую венчальную свечу с золотой спиралью. Электричество было сломано уже неделю, и мой друг освещался свечами, при свете которых его тетка вручила свое сердце и руку его дяде. Свеча плакала восковыми слезами. Я разложил большой чистый лист бумаги и начал писать на нем нечто, начинавшееся словами: "Председателю Совнаркома Владимиру Ильичу Ленину". Все, все я написал на этом листе - и как я поступил на службу, и как ходил в жилотдел, и как видел звезды при двухстах семидесяти градусах над храмом Христа, и как мне кричали:

- Вылетайте как пробка.

Ночью, черной и угольной, в холоде (отопление тоже сломалось) я заснул на дырявом диване и увидал во сне Ленина. Он сидел в кресле за письменным столом в круге света от лампы и смотрел на меня Я же сидел на стуле напротив него в своем полушубке и рассказывал про звезды на бульваре, про венчальную свечу и председателя.

- Я не пробка, нет, не пробка, Владимир Ильич.

Слезы обильно струились из моих глаз.

- Так... так... так... - отвечал Ленин. Потом он звонил.

- Дать ему ордер на совместное жительство с его приятелем. Пусть сидит веки вечные в комнате и пишет там стихи про звезды и тому подобную чепуху. И позвать ко мне этого каналью в барашковой шапке. Я ему покажу совместное жительство.

Приводили председателя. Толстый председатель плакал и бормотал:

- Я больше не буду...

x x x

Все хохотали утром на службе, увидев лист, писанный ночью при восковых свечах.

- Вы не дойдете до него, голубчик, - сочувственно сказал мне заведующий.

- Ну, так я дойду до Надежды Константиновны, - отвечал я в отчаянии, мне теперь все равно. На Пречистенский бульвар я не пойду.

И я дошел до нее.

В три часа дня я вошел в кабинет. На письменном столе стоял телефонный аппарат. Надежда Константиновна в вытертой какой-то меховой кацавейке вышла из-за стола и посмотрела на мой полушубок

- Вы что хотите? - спросила она, разглядев в моих руках знаменитый лист.

- Я ничего не хочу на свете, кроме одного - совместного жительства. Меня хотят выгнать. У меня нет никаких надежд ни на кого, кроме Председателя Совета Народных Комиссаров. Убедительно вас прошу передать ему это заявление.

И я вручил ей мой лист.

Она прочитала его.

- Нет, - сказала она, - такую штуку подавать Председателю Совета Народных Комиссаров?

- Что же мне делать? - спросил я и уронил шапку. Надежда Константиновна взяла мой лист и написала сбоку красными чернилами:

"Прошу дать ордер на совместное жительство".

И подписала:

"Ульянова".

Точка.

Самое главное то, что я забыл ее поблагодарить.

Забыл.

Криво надел шапку и вышел.

Забыл.

x x x

В четыре часа дня я вошел в прокуренное домовое управление. Все были в сборе.

- Как? - вскричали все. - Вы еще тут?

- Вылета...

- Как пробка? - зловеще спросил я. - Как пробка? Да?

Я вынул лист, выложил его на стол и указал пальцем на заветные слова.

Барашковые шапки склонились над листом, и мгновенно их разбил паралич. По часам, что тикали на стене, могу сказать, сколько времени он продолжался.

Т р и м и н у т ы.

Затем председатель ожил и завел на меня угасающие глаза:

- Улья?.. - спросил он суконным голосом. Опять в молчании тикали часы.

- Иван Иваныч, - расслабленно молвил барашковый председатель, - выпиши им, друг, ордерок на совместное жительство.

Друг Иван Иваныч взял книгу и, скребя пером, стал выписывать ордерок в гробовом молчании.

x x x

Я живу. Все в той же комнате с закопченным потолком. У меня есть книги, и от лампы на столе лежит круг. 22 января он налился красным светом, и тотчас вышло в свете передо мной лицо из сонного видения - лицо с бородкой клинышком и крутые бугры лба, а за ним - в тоске и отчаянье седоватые волосы, вытертый мех на кацавейке и слово красными чернилами

Ульянова.

Самое главное, забыл я тогда поблагодарить.

Вот оно неудобно как...

Благодарю вас, Надежда Константиновна.

* Михаил Булгаков. Как на теткины деньги местком подарок купил

Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992.

OCR Гуцев В.Н.

На станции Завитая Уссурийской дороги имеется бедная вдова - гражданка Силаева. Дело вдовье трудное, как известно. Вдове тоже нужно кушать и пить. Мыкалась вдова, мыкалась и обратилась в местком:

- Дайте мне службу, товарищи.

Местком внял просьбам вдовы и устроил ее на место тут же, в месткоме.

Должность легкая и прекрасная. Вдову призвали и сказали:

- Тетка! Будешь пять печей топить, пять коридоров мыть, а равно и пять полов. Мусор будешь убирать ежедневно. А чтобы тебе не было скучно, еще будешь носить воду.

- А сколько жалованья? - спросила вдова, шмыгая носом.

Месткомщик, по фамилии Моложай, сделал арифметический подсчет:

- Пять коридоров помножить на пять печей, прибавить пять бочек мусора и разделить на пять кадушек воды, равняется 5 рублей! - И объявил тетке Силаевой результат:

- Будешь получать пять рублей в месяц.

- Благодетели вы наши! - завыла тетка и ухватилась за половую тряпку.

Тетка не расставалась с тряпкой 10 месяцев. Тетка носила, тетка таскала, тетка мыла, тетка прибирала.

На одиннадцатый месяц ей заявили:

- Тетка, мы тебя на новую квартиру переводим, а в твою прежнюю комнату пробиваем дыру.

- Благодетели вы наши! - завыла она.

Дыру пробили, тетку перевели и тетке заявили:

- Нужно будет белить стены. Изволь начинать.

Тетка понеслась за известкой, побелила. Приходит получать за побелку.

- Пять рублей тебе следует, - объявил ей Моложай.

- Благодетели вы наши, - завыла тетка.

- Только, тетя, - добавил Моложай, - на эти твои пять рублей мы купили портрет и подарили его железнодорожной комячейке.

- Благоде... - начала было тетка, но осеклась и добавила: - К-как же это портрет? Я, может, портрета-то и не хотела!

- Как не хотела? - сурово спросил Моложай, - ты, тетка, думай, что говоришь. Как это портрета ты не хотела?

Тетка оробела.

- Ну, ладно, - говорит, - портрет так портрет. Только раз вы уж, красавцы, подарили на мой счет, так напишите на портрете: "Дар тетки Силаевой".

Моложай обиделся.

- Ты нездорова. На портрете писать про такого ничтожного человека, как ты, мы не будем.

Тут тетка уперлась.

- Не имеете права, мои деньги.

- Ты, тетка, глупа, - сказал Моложай.

- Да ты не ругайся, - ответила тетка, - деньги мои.

- Отлезь от меня, - сказал Моложай.

- Мои деньги, - несколько истерически заметила тетка.

Тут Моложай рассердился окончательно.

Но что дальше произошло - неизвестно, потому что в корреспонденции рабкора сказано глухо:

"Товарищ Моложай наговорил ей кучу дерзостей".

Дальше мрак окутывает историю.

Но есть приписка в корреспонденции рабкора: "Добрые люди учка и дорпрофсожа, распорядитесь, чтобы местком уплатил жалованье Силаевой с 1 января по 1 октября 1924 года, когда она в месткоме мыла полы и таскала воду, по настоящей, правильной расценке.

Во-вторых, нужно тетке уплатить пять рублей и разъяснить месткомщику Моложаю, что на чужие рабочие деньги дарить портреты нельзя. Это называется эксплоатация".

* Михаил Булгаков. Обмен веществ

Записная книжка

Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992.

OCR Гуцев В.Н.

15 числа.

В Одессе на каустической соде сделал 1000 червей. Сего числа прибыл в Москву. Поселяюсь. Хватит? Хи-хи! Я думаю...

16 числа.

У которого человека деньги есть, тот может легко иметь квартиру в Москве. Уже нашел. Правление сдает за 28 червей в месяц ослепительную комнату с гобеленом, телефоном и клозетом. Остальное в доме - рвань коричневая живет.

18 числа.

Контракт на год подписал. Переехал. Гобелен зеленый. Сегодня по двору шел, какие-то бабы смотрели, пальцами показывали на меня. Пущай покланяются. Председатель говорит: "Вы у нас единственный богатый человек". Хи-хи. Приятно. Что говорить, деньги - сила. Черви козыри!

19 числа.

Мебель купил - 80 червей.

Крова - 20.

Пружи матра - 15.

Расходов, черт ее возьми, комната эта требует.

20 числа.

Позвольте... Явился с окладистой бородой. Лицо неприятное. Сколько, спрашивает, за комнату платите? Вам какое дело? Оказывается, фининспектор!..

21 числа.

Да что, он взбесился?!. Квартира, говорит, 1/5 часть бюджета, стало быть, говорит, зарабатываете вы в месяц 28x5140 червей. Стало быть, в год 1680 червей!! Стало быть, налогу с вас... Считал, считал и насчитал 120 червей!

Э, не... платить не буду!

28 числа.

Заплатил, будь он проклят, с пеней,

29 числа.

Лопнул водопровод в доме. Обложили пропорционально квартирной плате. С меня двадцать червей.

31 числа.

Ремонт лестниц. С меня пропорционально - 18 червей.

Воздушн. Дети-1 червь.

Флот беспризорн. - 1 червь.

(Вы, кричат, "богатый".)

Доброхим... Доброзем...

На туберкулез пролетариям дал пятнадцать копеек.

3 числа.

Двор асфальтом заливали, со всех по целковому, с меня 5 червей. Да ну вас к черту! Хотел бросить комнату... нельзя, неустойка 500 червей.

9 числа.

Уму непостижимая вещь... Весь дом на мой счет содержится. Стекла вставили всюду, детскую площадку устроили, на председателе правления новые брюки (ему жалование положили).

10 числа.

Явился фин. и обложил дополнительно, как "исключительно богатого человека". Единовременно 500 червей. Я даже завизжал. Ничего не понимаю. Со двора асфальтом пахнет. Кричу: "Я разорился", - а он говорит: "Попробуйте не заплатить".

15 числа.

Описали мебель, гобелен, телефон, чемоданы, девять костюмов, кой-что из золота.

--------

Еду в Одессу содой работать.

= * Михаил Булгаков. Москва 20-х годов

Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992.

OCR Гуцев В.Н.

ВСТУПЛЕНИЕ

Не из прекрасного далека я изучал Москву 1921 - 1924 годов. О нет, я жил в ней, я истоптал ее вдоль и поперек. Я поднимался во все почти шестые этажи, в каких только помещались учреждения, а так как не было положительно ни одного 6-го этажа, в котором бы не было учреждения, то этажи знакомы мне все решительно. Едешь, например, на извозчике по Златоуспенскому переулку в гости к Юрию Николаевичу и вспоминаешь:

- Ишь домина! Позвольте, да ведь я в нем был! Был, честное слово! И даже припомню, когда именно. В январе 1922 года. И какого черта меня носило сюда? Извольте. Это было, когда я поступил в частную торговопромышленную газету и просил у редактора аванс. Аванса мне редактор не дал, а сказал: "Идите в Златоуспенский переулок, в 6 этаж, комната э..." Позвольте, 242? а может, и 180?.. Забыл. Не важно... Одним словом: "Идите и получите объявление в Главхиме"... или в Центрохиме? Забыл. Ну, неважно... "Получите объявление, я вам 25%". Если бы теперь мне кто-нибудь сказал: "Идите объявление получите", - я бы ответил: "Не пойду". Не желаю ходить за объявлениями. Мне не нравится ходить за объявлениями. Это не моя специальность. А тогда... О, тогда было другое. Я покорно накрылся шапкой, взял эту дурацкую книжку объявлений и пошел как лунатик. Был совершенно невероятный, какого никогда даже не бывает, мороз. Я влез на 6-й этаж, нашел эту комнату э 200, в ней нашел рыжего лысого человека, который, выслушав меня, не дал мне объявления.

Кстати, о 6-х этажах. Позвольте, кажется, в этом доме есть лифты? Есть. Есть. Но тогда, в 1922 году, в лифтах могли ездить только лица с пороком сердца. Это во-первых. А во-вторых, лифты не действовали. Так что и лица с удостоверениями о том, что у них есть порок, и лица с непорочными сердцами (я в том числе) одинаково поднимались пешком в 6 этаж.

Теперь другое дело. О, теперь совсем другое дело! На Патриарших прудах, у своих знакомых, я был совсем недавно. Благодушно поднимаясь на своих ногах в 6-й этаж, футах в 100 над уровнем моря, в пролете между 4-м и 5-м этажами, в сетчатой трубе, я увидал висящий, весело освещенный и совершенно неподвижный лифт. Из него доносился женский плач и бубнящий мужской бас:

- Расстрелять их надо, мерзавцев!

На лестнице стоял человек швейцарского вида, с ним рядом другой, в замасленных штанах, по-видимому механик, и какие-то любопытные бабы из 16-й квартиры.

- Экая оказия, - говорил механик и ошеломленно улыбался.

Когда ночью я возвращался из гостей, лифт висел там же, но был темный, и никаких голосов из него не слышалось. Вероятно, двое несчастных, провисев недели две, умерли с голоду.

Бог знает, существует ли сейчас этот Центро- или Главхим, или его уже нет! Может быть, там какой-нибудь Химтрест, может быть, еще что-нибудь. Возможно, что давно нет ни этого Хима, ни рыжего лысого, а комнаты уже сданы и как раз на том месте, где стоял стол с чернильницей, теперь стоит пианино или мягкий диван и сидит на месте химического человека обаятельная барышня, с волосами, выкрашенными перекисью водорода, читает "Тарзана". Все возможно. Одно лишь хорошо, что больше туда я не полезу ни пешком, ни в лифте!

Да, многое изменилось на моих глазах.

Где я только не был! На Мясницкой сотни раз, на Варварке - в Деловом дворе, на Старой площади - в Центросоюзе, заезжал в Сокольники, швыряло меня и на Девичье поле. Меня гоняло по всей необъятной и странной столице одно желание - найти себе пропитание. И я его находил, правда скудное, неверное, зыбкое. Находил его на самых фантастических и скоротечных, как чахотка, должностях, добывал его странными, утлыми способами, многие из которых теперь, когда мне полегчало, кажутся уже мне смешными. Я писал торгово-промышленную хронику в газетку, а по ночам сочинял веселые фельетоны, которые мне самому казались не смешнее зубной боли, подавал прошение в Льнотрест, а однажды ночью, остервенившись от постного масла, картошки, дырявых ботинок, сочинил ослепительный проект световой торговой рекламы. Что проект этот был хороший, показывает уже то, что, когда я привез его на просмотр моему приятелю, инженеру, тот обнял меня, поцеловал и сказал, что я напрасно не пошел по инженерной части: оказывается, своим умом я дошел как раз до той самой конструкции, которая уже светится на Театральной площади. Что это доказывает? Это доказывает только то, что человек, борющийся за свое существование, способен на блестящие поступки.

Но довольно. Читателю, конечно, неинтересно, как я нырял в Москве, и рассказываю я все это с единственной целью, чтобы он поверил мне, что Москву 20-х годов я знаю досконально. Я обшарил ее вдоль и поперек. И намерен ее описать. Но, описывая ее, я желаю, чтобы мне верили. Если я говорю, что это так, значит, оно действительно так!

На будущее время, когда в Москву начнут приезжать знатные иностранцы, у меня есть в запасе должность гида.

I

ВОПРОС О ЖИЛИЩЕ

...Эй, квартиру!!

2-й акт "Севшъского цирульника"

Условимся раз навсегда: жилище есть основной камень жизни человеческой. Примем за аксиому: без жилища человек существовать не может. Теперь, в дополнение к этому, сообщаю всем проживающим в Берлине, Париже, Лондоне и прочих местах - квартир в Москве нету.

Как же там живут?

А вот так-с и живут.

Без квартир.

x x x

Но этого мало - последние три года в Москве убедили меня, и совершенно определенно, в том, что москвичи утратили и самое понятие слова "квартира" и словом этим наивно называют что попало. Так, например, недавно один из моих знакомых журналистов на моих глазах получил бумажку: "Предоставить товарищу такому-то квартиру в доме э 7 (там, где типография)". Подпись и круглая жирная печать.

Товарищу такому-то квартира была предоставлена, и у товарища такого-то я вечером побывал. На лестнице без перил были разлиты щи, и поперек лестницы висел оборванный толстый, как уж, кабель. В верхнем этаже, пройдя по слою битого стекла, мимо окон, половина из которых была забрана досками, я попал в тупое и темное пространство и в нем начал кричать. На крик ответила полоса света, и, войдя куда-то, я нашел своего приятеля. Куда я вошел? Черт меня знает. Было что-то темное, как шахта, разделенное фанерными перегородками на пять отделений, представляющих собою большие продолговатые картонки для шляп. В средней картонке сидел приятель на кровати, рядом с приятелем его жена, а рядом с женой брат приятеля, и означенный брат, не вставая с постели, а лишь протянув руку, на противоположной стене углем рисовал портрет жены. Жена читала "Тарзана". Эти трое жили в трубке телефона. Представьте себе вы, живущие в Берлине, как бы вы себя чувствовали, если б вас поселили в трубке. Шепот, звук упавшей на пол спички был слышен через все картонки, а ихняя была средняя.

- Маня! (Из крайней картонки.)

- Ну? (Из противоположной крайней.)

- У тебя есть сахар? (Из крайней.)

- В Люстгартене, в центре Берлина, собралась многотысячная демонстрация рабочих с красными знаменами... (Из соседней правой.)

- Конфеты есть... (Из противоположной крайней.)

- Свинья ты! (Из соседней левой.)

- В половину восьмого вместе пойдем!

- Вытри ты ему нос, пожалуйста...

Через десять минут начался кошмар: я перестал понимать, что я говорю, а что не я, и мой слух улавливал посторонние вещи. Китайцы, специалисты по части пыток, - просто щенки. Такой штуки им ни в жизнь не изобрести!

- Как же вы сюда попали? Го-го-го!.. Советская делегация в сопровождении советской колонии отправилась на могилу Карла Маркса... Ну?! Вот тебе и "ну"! Благодарю вас, я пил... С конфетами?.. Ну их к чертям! Свинья, свинья, свинья! Выбрось его вон! А вы где?.. В Киото и Иокогаме... Не ври, не ври, скотина, я давно уже вижу!.. Как, уборной нету?!!

Боже ты мой! Я ушел, не медля ни секунды, а они остались. Я прожил четверть часа в этой картонке, а они живут 7 (семь) месяцев.

Да, дорогие граждане, когда я явился к себе домой, я впервые почувствовал, что все на свете относительно и условно. Мне померещилось, что я живу во дворце, и, у каждой двери стоит напудренный лакей в красной ливрее, - и царит мертвая тишина. Тишина - это великая вещь, дар богов, и рай - это есть тишина. А между тем дверь у меня всегда одна (равно как и комната), и выходит эта дверь непосредственно в коридор, а наискось живет знаменитый Василий Иванович со своею знаменитой женой.

x x x

Клянусь всем, что у меня есть святого, каждый раз, как я сажусь писать о Москве, проклятый образ Василия Ивановича стоит передо мною в углу. Кошмар в пиджаке и полосатых подштанниках заслонил мне солнце! Я упираюсь лбом в каменную стену, и Василий Иванович надо мной как крышка гроба.

Поймите все, что этот человек может сделать невозможной жизнь в любой квартире, и он ее сделал невозможной. Все поступки В. И. направлены в ущерб его ближним, и в Кодексе Республики нет ни одного параграфа, которого он бы не нарушил. Нехорошо ругаться матерными словами громко? Нехорошо. А он ругается. Нехорошо пить самогон? Нехорошо. А он пьет. Буйствовать разрешается? Нет, никому не разрешается. - А он буйствует. И т.д. Очень жаль, что в Кодексе нет пункта, запрещающего игру на гармонике в квартире. Вниманию советских юристов: умоляю ввести его! Вот он играл. Говорю - играл, потому что теперь не играет. Может быть, угрызения совести остановили этого человека? О нет, чудаки из Берлина: он ее пропил.

Словом, он немыслим в человеческом обществе, и простить его я не могу, даже принимая во внимание его происхождение. Даже наоборот: именно принимая во внимание, простить не могу. Я рассуждаю так: он должен показывать мне, человеку происхождения сомнительного, пример поведения, а никак не я ему. И пусть кто-нибудь докажет мне, что я не прав.

x x x

И вот третий год я живу в квартире с Василием Ивановичем, и сколько еще проживу - неизвестно. Возможно, и до конца моей жизни, но теперь, после визита в картонку, мне стало легче. Не нужно особенно замахиваться, граждане!

Да, мне стало легче. Я стал терпеливее и к людям участливее.

Доктор Г., мой друг, явился ко мне на прошлой неделе с воплем:

- Зачем я не женился?!

В устах его, первого и признанного женофоба в Москве, такая фраза заслуживала внимания.

Оказалось: домовое управление его уплотнило. Поставило перегородку в его комнате и за перегородкой поселило супружескую пару. Тщетно доктор барахтался и выл. Ничего не вышло. Председатель твердил одно:

- Вот ежели бы вы были женатый, тогда другое дело ..

А третьего дня доктор явился и сказал:

- Ну, слава богу, что я не женился... Ты с женой ссоришься?

- Гм... иногда... как сказать... - ответил я уклончиво и вежливо, поглядывая на жену, - вообще говоря... бывает иногда... видишь ли...

- А кто виноват бывает? - быстро спросила жена.

- Я, я виноват, - поспешил уверить я.

- Кошмар. Кошмар. Кошмар, - заговорил доктор, глотая чай, - кошмар! Каждый вечер, понимаешь ли, раздается одно и то же: "Ты где был?" - "На Николаевском вокзале". - "Врешь." - "Ей-богу..." - "Врешь!" Через минуту опять: "Ты где был?" - "На Нико..." - "Врешь!" Через полчаса: "Где ты был?" - "У Ани был". - "Врешь!!!"

- Бедная женщина, - сказала жена.

- Нет, это я бедный, - отозвался доктор, - и я уезжаю в Орехово-Зуево. Черт ее бери!

- Кого? - спросила жена подозрительно.

- Эту... клинику.

x x x

Он в Орехово-Зуеве, а знакомая Л. Е. в Италии. Увы, ей нет места даже за перегородкой. И прекраснейшая женщина, которая могла бы украсить Москву, стремится в паршивый какой-то Рим.

И Василий Иванович останется, а она уедет!

А Наталья Егоровна бросила этой зимой мочалку на пол, а отодрать ее не могла, потому что над столом 9 градусов, а на полу совсем нет градусов и даже одного не хватает. Минус один. И всю зиму играла вальсы Шопена в валенках, а Петр Сергеич нанял прислугу и через неделю ее рассчитал, ан прислуга никуда не ушла! Потому что пришел председатель правления и сказал, что она (прислуга) - член жилищного товарищества и занимает площадь и никто ее не имеет права тронуть. Петр Сергеич, совершенно ошалевший, мечется теперь по всей Москве и спрашивает у всех, что ему теперь делать? А делать ему ровно нечего. У прислуги в сундуке карточка бравого красноармейца, бравшего Перекоп, и карточка жилищного товарищества. Крышка Петру Сергеичу!

А некий молодой человек, у которого в "квартире" поселили божью старушку, однажды в воскресенье, когда старушка вернулась от обедни, встретил ее словами:

- Надоела ты мне, божья старушка.

И при этом стукнул старушку безменом по голове. И таких случаев или случаев подобных я знаю за последнее время целых четыре. Осуждаю ли я молодого человека? Нет. Категорически - нет. Ибо прекрасно чувствую, что, посели ко мне в комнату старушку или же второго Василия Ивановича, и я бы взялся за безмен, несмотря на то что мне с детства дома прививали мысль, что безменом орудовать ни в коем случае не следует.

А Саша предлагал 20 червонцев, чтобы только убрали из его комнаты Анфису Марковну... Впрочем, довольно.

x x x

Отчего же происходит такая странная и неприятная жизнь? Происходит она только от одного - от тесноты. Факт, в Москве тесно.

Что же делать?!

Сделать можно только одно: применить мой проект, и этот проект я изложу, предварительно написав еще главу "О хорошей жизни".

II

О ХОРОШЕЙ ЖИЗНИ

Юрий Николаевич заложил ногу за ногу и, прожевывая кекс, спросил:

- Вот не совсем понимаю, почему вы, человек довольно благодушный, как только начинаете говорить о квартире, впадаете в ярость?

Я тоже сунул в рот кусок кекса (прекрасная вещь с чаем, но отнюдь не в 5 часов дня, когда человек приходит со службы и нуждается в борще, а не в чае с кексом. Вообще, московские граждане, бросим мы эти файф-о-клоки, к чертям!) и ответил:

- Потому и впадаю в ярость, что я на этом вопросе собаку съел. Высокий специалист.

- Может быть, вы еще чаю хотите? - осторожно предложила хозяйка.

- Нет, благодарю вас, чаю не хочется. Сыт, - со вздохом ответил я, чувствуя какое-то странное томление. Обломки кекса плавали внутри меня в чайном море и вызывали чувство тоски.

- Вам хорошо говорить, - продолжал я, закуривая, - когда у вас прекрасная квартира в две комнаты.

Юрий Николаевич тотчас судорожно засмеялся, торопливо проглатывая изюм, и полез в карманы. В нем он ничего не нашел. В другом тоже. И в третьем. Тогда он кинулся к столу, нырнул в ящики, нырнул в какие-то груды - и там не нашел.

Вместо искомого нашел позапрошлый понедельничный номер "Накануне", полюбовался на него и сказал:

- Пропала куда-то. Ну, ладно.

С этими словами он стал на колени на пол и ухватился за ножки кресла в углу. Лохматый пес обрадовался суете, начал скакать и хватать его за штаны.

- Пошел вон! - закричал, краснея, Юрий Николаевич. Кресло отъехало в сторону, и в огромнейшей лохматой дыре, аршин в диаметре, оказался купол соседней церкви на голубом фоне неба.

- Однако.

- До ремонта ее не было, - пояснил счастливый обладатель двух комнат с дырой, - а вот сделали ремонт и дыру.

- Так ее же можно заделать.

- Нет, уж я ее заделывать не буду. Пусть тот, кто мне бумажку прислал, сам и заделывает.

Он опять похлопал по карманам, но бумажки так и не нашел.

- Бумажку прислали, чтобы я вытряхнулся из этой квартиры.

- Куда?

- В бумажке написано: не касается.

Каюсь: на душе у меня полегчало. Не один, стало быть, я.

x x x

В самом деле: как это так "вытряхайтесь"?! Ведь месту пусту не быть? Юрий Николаевич вытряхнется, но ведь на его место "втряхнется" Сидор Степаныч? А Юрий Николаевич, оказавшись на панели, ведь тоже пожелает войти под кров? А если под этим кровом сидит уже Федосей Гаврилович? Стало быть, Федосей Гавриловичу вытряхательную бумажку? Федосей на место Ивана, Иван на место Ферапонта, Ферапонт на место Панкратия...

Нет, граждане, это чепуха какая-то получается!

x x x

В лето от рождества Христова... (в соседней комнате слышен комсомольский голос; "Не было его!!") Ну, было или не было, одним словом, в 1921 году, въехав в Москву, и в следующие года, 1922-й и 1923-й, страдал я, граждане, завистью в острой форме. Я, граждане, человек замечательный, скажу это без ложной скромности. Трудкнижку в три дня добыл, всего лишь три раза по 6 часов в очереди стоял, а не по 6 месяцев, как всякие растяпы. На службу пять раз поступал, словом, все преодолел, а квартирку, простите, осилить не мог. Ни в три комнаты, ни в две и даже ни в одну. И как сел в знаменитом соседстве с Василием Ивановичем, так и застрял.

(Голос Юрия Николаевича за сценой: "Да у вас отличная комната!!")

Хор греческой трагедии. Бескомнатные:

- Эт-то возмутительно!!!

Ладно, не будем спорить. Факт тот, что бывают лучше.

Итак, застрял. Тьма событий произошла в это время в подлунном мире, и одним из них, по поводу которого я искренне ликовал, была посадка на скамью подсудимых всего этого, как он бишь назывался?.. Центрожил... ну, одним словом, те, что в 21-22-м г.г. комнаты раздавали по ордерам. По сколько лет им дали, не помню, но жалею, что не вдвое больше. После этого и вовсе их, как он?.. "жил" этот, кажется, упразднили. И уже появились в "Известиях" объявления: "Ищу... Ищу... Ищу...", а я так и сижу.

Сидел и терзался завистью. Ибо видел неравномерное распределение благ квартирных.

x x x

Не угодно ли, например. Ведь Зина чудно устроилась. Каким-то образом в гуще Москвы не квартирка, а бонбоньерка в три комнаты. Ванна, телефончик, муж, Манюшка готовит котлеты на газовой плите, и у Манюшки еще отдельная комнатка. С ножом к горлу приставал я к Зине, требуя объяснений, каким образом могли уцелеть эти комнаты?

Ведь это же сверхъестественно!!

Четыре комнаты - три человека. И никого посторонних.

И Зина рассказала, что однажды на грузовике приехал какой-то и привез бумажку "вытряхайтесь"!!

А она взяла и... не вытряхнулась.

Ах, Зина, Зина! Не будь ты уже замужем, я бы женился на тебе. Женился бы, как бог свят, и женился бы за телефончик и за винты газовой плиты, и никакими силами меня не выдрали бы из квартиры.

Зина, ты орел, а не женщина!

Эпоха грузовиков кончилась, как кончается все на этом свете. Сиди, Зинуша.

x x x

Николай Иванович отыгрался на двух племянницах. Написал в провинцию, и прибыли две племянницы. Одна из них ввинтилась в какой-то вуз, доказав по всем швам свое пролетарское происхождение, а другая поступила в студию. Умен ли Николай Иванович, повесивший себе на шею двух племянниц в столь трудное время?

Не умен-с, а гениален.

Шесть комнат остались у Николая Иваныча. Приходили и с портфелями, и без портфелей и ушли ни с чем. Квартира битком была набита племянницами. В каждой комнате стояла кровать, а в гостиной две.

x x x

На днях прославился Яша. Яша никаких племянниц не выписывал. Яша ухитрился в 5 (пяти) комнатах просидеть один, наклеив на дверь полусгнивший от времени (с 1918 года, кажется) ордер, из которого явственно, что у означенного Яши студия.

Яша - ты гений!

x x x

А Паша...

Довольно!

x x x

С течением времени я стал классифицировать. И классификация моя проста, как не знаю что. Два сорта, живущих хорошей жизнью:

1) Имели и сумели сохранить (Зина, Николай Иваныч, Яша, Паша и др. ...).

2) Ничего не имели, приехали и получили.

Пример: приезжает из Баку Нарцисс Иоаннович, немедленно становится председателем треста, получает две комнаты (газовая плита и т. д.) в казенном доме. Затем неизменно идут неприятности на сердце от трефовой дамы, засим неприятности в казенном доме, засим дальняя дорога, и в заключительном аккорде бубновый туз (десять, по амнистии - две, в общем восемь). На место Нарцисса садится Сокиз. На место Сокиза - Абрам, на Абрамово место Федор...

Довольно...

П р о е к т

Так же, конечно, немыслимо! В воздухе много проектов: в числе их бумажки о выезде в 2-х такой-то срок, хитрые планы о том, как Федула потеснить, а Валентина переселить, а Василия выселить.

Все это не то.

Действителен лишь мой проект.

М о с к в у н а д о о т с т р а и в а т ь.

Когда в Москве на окнах появятся белые билетики со словами: "Сдаеца", все придет в норму.

Жизнь перестанет казаться какой-то колдовской маетой у одних на сундуке в передней, у других в 6 комнатах в обществе неожиданных племянниц.

Э к с т а з

Москва! Я вижу тебя в небоскребах! * Михаил Булгаков. Египетская мумия

Рассказ члена профсоюза

Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992.

OCR Гуцев В.Н.

Приехали мы в Ленинград, в командировку, с председателем нашего месткома.

Когда отбегались по всем делишкам, мне и говорит председатель:

- Знаешь что, Вася? Пойдем в Народный дом.

- А что, - спрашиваю, - я там забыл?

- Чудак ты, - отвечает мне наш председатель месткома, - в Народном доме ты получишь здоровые развлечения и отдохнешь, согласно 98-й статье Кодекса труда (председатель наизусть знает все статьи, так что его даже считают чудом природы).

Ладно. Мы и пошли. Заплатили деньги, как полагается, и начали применять 98-ю статью. Первым долгом мы прибегли к колесу смерти. Обыкновенное громадное колесо, и посредине палка. Причем колесо, от неизвестной причины, начинает вертеться с неимоверной скоростью, сбрасывая с себя, ко всем чертям, каждого члена союза, который на него сядет. Очень смешная штука, в зависимости от того, как вылетишь. Я выскочил чрезвычайно комично через какую-то барышню, разорвав штаны. А председатель оригинально вывихнул себе ногу и сломал одному гражданину палку красного дерева, со страшным криком ужаса. Причем он летел, и все падали на землю, так как наш председатель месткома человек с громадным весом. Одним словом, когда он упал, я думал, что придется выбирать нового председателя. Но председатель встал бодрый, как статуя свободы, и, наоборот, кашлял кровью тот гражданин с погибшей палкой.

Затем мы отправились в заколдованную комнату, в которой вращаются потолок и стены. Здесь из меня выскочили бутылки пива "Новая Бавария", выпитые с председателем в буфете. В жизни моей не рвало меня так, как в этой проклятой комнате, председатель же перенес.

Но когда мы вышли, я сказал ему:

- Друг. Отказываюсь от твоей статьи. Будь они прокляты, эти развлечения э 98!

А он сказал:

- Раз мы уже пришли и заплатили, ты должен еще видеть знаменитую египетскую мумию.

И мы пришли в помещение Появился в голубом свете молодой человек и заявил!

- Сейчас, граждане, вы увидите феномен неслыханного качества подлинную египетскую мумию, привезенную 2500 лет назад. Эта мумия прорицает прошлое, настоящее и будущее, причем отвечает на вопросы и дает советы в трудных случаях жизни и, секретно, беременным.

Все ахнули от восторга и ужаса, и действительно, вообразите, появилась мумия в виде женской головы, а кругом египетские письмена, Я замер от удивления при виде того, что мумия совершенно молодая, как не может быть человек не только 2500 лет, но и даже в 100 лет.

Молодой человек вежливо пригласил:

- Задавайте ей вопросы. Попроще.

И тут председатель вышел и спросил:

- А на каком же языке задавать? Я египетского языка не знаю.

Молодой человек, не смущаясь, отвечает:

- Спрашивайте по-русски.

Председатель откашлялся и задал вопрос:

- А скажи, дорогая мумия, что ты делала до февральского переворота?

И тут мумия побледнела и сказала:

- Я училась на курсах.

- Тэк-с. А скажи, дорогая мумия, была ты под судом при советской власти, и если не была, то почему?

Мумия заморгала глазами и молчит.

Молодой человек кричит:

- Что ж вы, гражданин, за 15 копеек мучаете мумию?

А председатель начал крыть беглым:

- А, милая мумия, твое отношение к воинской повинности?

Мумия заплакала. Говорит:

- Я была сестрой милосердия.

- А что б ты сделала, если б ты увидела коммунистов в церкви? А кто такой тов. Стучка? А где теперь живет Карл Маркс?

Молодой человек видит, что мумия засыпалась, сам кричит по поводу Маркса:

- Он умер!

А председатель рявкнул:

- Нет! Он живет в сердцах пролетариата.

И тут свет потух, и мумия с рыданием исчезла в преисподней, а публика крикнула председателю:

- Ура! Спасибо за проверку фальшивой мумии.

И хотела его качать. Но председатель уклонился от почетного качанья, и мы выехали из Народного дома, причем за нами шла толпа пролетариев с криками.

* Михаил Булгаков. Музыкально-вокальная катастрофа

Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992.

OCR Гуцев В.Н.

На грязно-коричневой стене паровозного сарая висел белый плакат, возле коего стояла восхищенная толпа. И немудрено: на плакате было изображено:

"Железнодорожники!

Внимание!

В понедельник, 26 апреля, в 4 1/2 часа, в паровозном сарае при мастерских имени т. Урицкого состоится

Общее собрание

Порядок дня:

1. Отчет месткома.

2. Обсуждение наказа новому месткому.

3. Перевыборы месткома.

Играет оркестр духовой музыки!"

x x x

Через день после появления означенного плаката, именно в среду, в вагонных мастерских заседал вагонный местком.

- Ну, Петя, как у их прошло? - спросил мрачный председатель у секретаря.

- Полный сбор, - ответил Петя, - сто процентов ихних приволоклось, да наших по контрамаркам было человек пятьдесят, оркестр слушали.

- Ах, халтурщики, ах, арапы, - расстроился председатель, - вот ловчилы собачьи!

- Ничего они не ловчилы, - отозвался член месткома товарищ Практичный, - а просто тамошний председатель Седулаев - умница! Знает, чем массу за жабры взять! А мы сидим, гнием. У нас на прошлом собрании сколько было?

- Семнадцать человек, - ответил Петя, секретарь.

- Ну вот, а у нас две тысячи народу! Да и семнадцать только потому оказалось, что я вовремя двери в столярный цех запер, не успел убежать народ!

- Стало быть, что ж ты предлагаешь? - спросил председатель встревоженно.

- Да предложение тут простое, - отозвался Практичный, - перешибить их надо!

- Ну, я ж их и перешибу! - вскричал председатель, зажженный словами Практичного. - Я покажу антрепренеру Седулаеву, что далеко кулику до Петрова дня! Далеко ему до вагонного месткома! Я им такое устрою, что слава о нас загремит по всему Союзу... Берите, братцы, бумагу, будем сочинять.

x x x

На другой день, именно в четверг, на грязной стене вагонного сарая висел плакат в три сажени:

"Всем, всем, всем!!!

Завтра, в пятницу, в 8 часов вечера, в здании вагонного сарая состоится грандиозное музыкально-вокальное общее собрание при участии лучших сил артистов и месткома, известных в Европе и Азии.

Программа:

1. Доклад о международном положении. Исполнит любимец публики баритон и председатель месткома Хилякин.

2. Вальс из "Фауста" - оркестр местного театра.

3. "Касса взаимопомощи" - водевиль в гриме и костюмах разыграют артисты.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Председатель бюро кассы - артист музыкальной комедии Греков.

Клиент - артист Ярон.

Антракт с буфетом и напитками.

4. Первый раз в СССР!!!

Доклад по материнству прочтет Черная Маска.

Неизвестный? Кто он?!

Угадавшему будет выдан приз в виде голой женщины из терракота и аквариума с золотыми рыбками.

5. Отчет о деятельности бывшего месткома. - Живая картина в черном бархате под аккомпанемент похоронного марша т. Шопена.

6. Выборы нового месткома. Общее веселье. Выбранные получат приз якобы за красоту. Участвует весь зал. Море смеха.

7. Текущие дела и романсы мирового артиста Дмитрия Смирнова!

8. Мертвая петля - исполнит председатель Хилякин на велосипеде.

Буфет, серпантин, танцы до 6 часов утра.

У рояля маэстро Океанчик.

Вход - пятачок.

Дети и красноармейцы платят половину.

АНОНС!!!

На следующем общем собрании бой быков".

x x x

Уму непостижимо человеческому, что творилось в пятницу в вагонном сарае. Обычно вмещающий 2000 человек, он вместил две с половиной тысячи. Сидели в сорок рядов на табуретах, сидели на подоконниках и на земле, сидели на станках, а на крюках гроздями висели мальчишки. В воздухе плыл пар от дыхания.

В отделении слышался грохот, это соседи-паровозники били стекла, рвались на общее собрание.

- Что ж мы, хуже вагонных?! - кричали они. - Каждому лестно попасть на общее собрание за пятачок!!

Конная милиция свистела и уговаривала:

- Товарищи, будьте сознательны, не последнее собрание, успеете, приходите на бой быков...

- Оторвались от массы! - выли паровозники. - Ихний вагонный местком спит и во сне видит, как бы рабочим удовольствие сделать: то выборы, то собрание устроит, а наши спят беспробудно!

- Товарищи! Что вы делаете?!.

Внутри сарая, на эстраде, устроенной в доменной печи, стоял артист во фраке и разливался соловьем:

Сердце красавицы! склонно к измене!!!

- Верно! Правильно! - кричали вагонные. - Бис, бис, бис!!!

- Потолок бы не треснул, боюсь, - шипел Хилякин с бантом в петлице, зови рабочих, чтоб натягивали проволоку для мертвой петли.

- Смирнова!!! - кричали машинисты.

- Смирнова!!! - кричали рабочие.

- Бей стекла, - кричали паровозники на улице. - Поджечь ихний театр!!!

- Товарищи!! - кричала милиция...

x x x

В 2 часа ночи в вагонном сарае царила благоговейная тишина. Было пусто. Только на бывшей эстраде лежал некто, прикрытый простыней, а возле него стояли унылые члены месткома, Петя-секретарь и та же милиция, но уже в пешем строю.

Писали протокол.

"Уважаемый председатель вагонного месткома Хилякин упал во время исполнения мертвой петли с высоты вагонного сарая и, ударившись головой о публику, умер путем переломления позвоночного столба. Мир твоему праху, неусыпный труженик и организатор".

Светало в сарае.

* Михаил Булгаков. По голому делу

(Письмо)

Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992.

OCR Гуцев В.Н.

"Все было тихо, все очень хорошо, и вдруг пущен был слух по нашей уважаемой станции Гудермес С. - К. ж. д., что якобы с поездом э 12 в 18 часов приедут из Москвы все голые члены общества "Долой стыд".

Интерес получился чрезвычайных размеров, в том числе женщины говорили:

- Это безобразие!

Но, однако, все пришли смотреть.

А другие говорили:

- Будем их бить!

Одним словом, к поезду вышел весь Гудермес в общем и целом.

Ну, и получилось разочарование, потому что поезд приехал одетый с иголочки, за исключением кочегара, но и то только до пояса. Но голого кочегара мы уже видали, потому что ему сажа вроде прозодежды.

Таким образом, все разошлись смеясь.

Но нам интересно, как обстоит дело с обществом и как понять ихние поступки в Москве?"

Письмо т. Пивня.

Переписал М. Булгаков.

Ответ Булгакова:

"Тов. Пивень! Сообщите гудермесцам, что поступки голых надо понимать как глупые поступки.

Действительно, в Москве двое голых вошли в трамвай, но доехали только до ближайшего отделения милиции.

А теперь "общество" ликвидировалось по двум причинам: во-первых, милиция терпеть не может голых, а во-вторых, начинается мороз.

Так что никого не ждите: голые не приедут".

* Михаил Булгаков. Негритянское происшествие

Письма рабкора Лага

Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992.

OCR Гуцев В.Н.

Когда читаешь в разных газетах про избиение негров в Америке, то не особенно бываешь поражен, потому что в цивилизованных странах это - явление жизни.

Но когда происходит происшествие в нашей стране, то бываешь поражен до мозга костей! В социалистическом государстве по морде лупить никого нельзя, хотя бы это было лицо Кириллыча.

Итак, 19 июня с. г. был день величайшего торжества, а равно и величайшей горести всех жен и детей. Именно: произошла получка, и буфет на станции Ряжск-1 наполнился нашими ответственными работниками до отказу. В числе их удостоил буфет своим визитом ответственный наш кооперативный работник некто В. Раз!

Засим член месткома, он же член упрофбюро, он же известный скандалист, он же алкоголик, чрезвычайно знаменитая личность, фамилия коего на букву Ха. Два!

Три - бывший член союза Корелин. Ничего особенного, довольно симпатичная личность, не прославившая себя выдающимися подвигами в республике, преимущественно монтер.

И, в-четвертых, разные другие личности.

В общем, сели они за столики и напились до предельной нагрузки, по 420 пудов на ось, а засим и выше, отчего у них началось горение шеек и букс.

Первым сошел с рельсов именно наш кооперативный деятель и громогласно заявил:

- Братцы! Мне начинает казаться, что мы не на станции Ряжск, а в Америке, в городе Чикаго!

Почему ему померещилось Чикаго, кто его знает. Остальные заревели, как дети, брошенные матерью:

- Пропали мы теперь! Не достать нам, видно, больше русской горькой!

- Вы ошибаетесь, как рыба об лед! - объявил им наш кооператор и рявкнул:

- Псст!.. Эй, негр!

И появился официант Кириллыч. Никакой он не негр, а обыкновенный белый человек.

- Что угодно?

- Дай нам бутылочку русской горькой.

- Сию минуту!

И через некоторое время подает бутылку русской горькой и при этом заявляет:

- Пожалуйте деньги...

Тут вся компания возмутилась до самого дна:

- Как, ты нам не доверяешь?! Да ты знаешь ли, кто такие мы?!

А Кириллыч возьми да и ответь:

- Очень хорошо знаю (как ему не знать! Он-де оттого и деньги спросил).

Тут поднялся наш разъяренный кооператор В. и крикнул:

- Ах, так?!

И при этом урезал своим кооперативно-ответственным кулаком Кириллыча по уху так, что у всей публики в 1-м классе из глаз посыпались искры.

После чего произошел скандал.

Как вы смотрите на такие происшествия, товарищи?

Рабкор Лаг.

Мы смотрим на такие происшествия крайне отрицательно, поэтому и печатаем ваше письмо.

* Михаил Булгаков. Новый способ распространения книги

Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992.

OCR Гуцев В.Н.

Книгоспилка (книжный союз) в Харькове

продала на обертку 182 пуда 6 ф. книг,

изданных Наркомземом для распространения

на селе.

Кроме того, по 4 рубля за пуд

продавали лавочники издания союза

украинских писателей "Плуг".

Рабкор

В книжном складе не было ни одного покупателя, и приказчики уныло стояли за прилавками. Звякнул звоночек, и появился гражданин с рыжей бородой веером. Он сказал:

- Драсьте...

- Чем могу служить? - обрадованно спросил его приказчик.

- Нам бы гражданина Лермонтова сочинение, - сказал гражданин, легонько икнув.

- Полное собрание прикажете?

Гражданин подумал и ответил:

- Полное. Пудиков на пятнадцать - двадцать. У приказчика встали волосы дыбом.

- Помилте, оно и все-то весит фунтов пять, не более!

- Нам известно, - ответил гражданин, - постоянно его покупаем. Заверните экземплярчиков пятьдесят. Пущай ваши мальчики вынесут, у меня тут ломовик дожидается.

Приказчик брызнул по деревянной лестнице вверх и с самой крайней полки доложил почтительно:

- К сожалению, всего пять экземпляров осталось.

- Экая жалость, - огорчился покупатель - Ну, давайте хучь пять Тогда, милый человек, соорудите мне еще "Всемирную историю".

- Сколько экземпляров? - радостно спросил приказчик.

- Да отвесь полсотенки...

- Экземплярчиков?

- Пудиков.

Все приказчики вылезли из книжных нор, и сам заведующий подал покупателю стул. Приказчики забегали по лестницам, как матросы по реям.

- Вася! Полка 15-а. Скидай "Всемирную", всю как есть. Не прикажете ли в переплетах? Папка, тисненная золотом...

- Не требуется, - ответил покупатель. - Нам переплеты ни к чему. Нам главное, чтоб бумага была скверная.

Приказчики опять ошалели.

- Ежели скверная, - нашелся наконец один из них, - тогда могу предложить сочинения Пушкина и издание Наркомзема.

- Пушкина не потребуется, - ответил гражданин, - он с картинками, картинки твердые. А Наркомзема заверни пудов пять на пробу.

Через некоторое время полки опустели, и сам заведующий вежливо выписывал покупателю чек. Мальчики, кряхтя, выносили на улицу книжные пачки. Покупатель заплатил шуршащими белыми червонцами и сказал:

- До приятного свидания.

- Позвольте узнать, - почтительно спросил заведующий, - вы, вероятно, представитель крупного склада?

- Крупного, - ответил с достоинством покупатель, - селедками торгуем. Наше вам.

И удалился.

* Михаил Булгаков. Гибель Шурки-уполномоченного

(Дословный рассказ рабкора)

Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992.

OCR Гуцев В.Н.

Шурку Н - нашего помощника начальника станции - знаете? Впрочем, кто же не знает эту знаменитую личность двадцатого столетия!

Когда Шурку спрашивали, от станка ли у него папа, он отвечал, что его папа был станционным сторожем.

Поэтому Шурка пошел по транспортной линии с 12 лет своей юной жизни и после десятилетнего стажа добился высокого звания профуполномоченного.

Вот на этом звании он и пропал во цвете лет. Его спрашивают:

- Что будешь делать в качестве уполномоченного, Шурка?

А он и говорит:

- Я предприниму, братцы, энергичную смычку с деревней.

И предпринял смычку с деревней, и начал ездить в деревню и пить в ней самогон. А самогон в деревне очень хороший - хлебный.

А потом, неизвестно где и как, добыл себе наган. Ходит пьяный с наганом по селу и размахивает. А потом так приучился во время смычки к самогону, что начал выпивать по 17 бутылок в день.

Его мать-старушка за ним ходит, плачет, а Шурка пьет да пьет. А потом глядь-поглядь, и начал задерживать деньги рабочих, получаемые им из страховой кассы по доверенности.

Долго ли, коротко ли, начали жаловаться в союз, где в один прекрасный день рассмотрели Шуркины дела и выперли его из профуполномоченных. Вот тебе и получилась размычка вместо смычки! Тут и кончается рассказ.

Рабкор.

Пожалуйста, напечатайте этот мой рассказ, и мамаша Шуркина будет очень рада, потому что он до сих пор еще пьянствует. И на днях у него произвели обыск, но нагана почему-то не нашли, куда-то его он задевал...

Письмо рабкора списал М. Булгаков.

Примечание Булгакова:

Дорогой Шура! Видите, какой про вас напечатали рассказ. Сидя здесь, в Москве, находясь вдалеке от вас и не зная вашего адреса, даю вам печатный совет: исправьтесь, пока не поздно, а то иначе вас высадят и с той низшей должности, на которую вас перевели.

* Михаил Булгаков. По телефону

Пьеса

Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992.

OCR Гуцев В.Н.

У нас, на ст. Щелково Северных,

занимаются частными разговорами по

служебному телефону.

Из письма рабкора

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ГОЛОСА.

Голос станционного чина.

Голос барышни.

Голос горничной.

Голос чужой жены.

Загробный голос.

Голос мужа.

На станции Индивидуальная в 30-ти верстах от Москвы в углу висит телефон и скучает. Блестит трубка, а над нею надпись: "Частные разговоры по слу. телефо. воспреща". Станционный чин подходит к трубке и снимает ее.

Голос чина: Дайте город... Мерси...

Голос барышни: 2-15...

Голос чина: Пожалста... 05-07-08... Да... Мерси... Это кто?

Голос горничной: Это я, Феклуша.

Голос чина (шепотом): Что, Пал Федорыч дома?

Голос горничной: Нет, они в тресте.

Голос чина: Тогда попросите Марию Николавну...

Голос чужой жены: Я слушаю.

Голос чина: Здрасьте, Мария Николавна.

Голос чужой жены: Ах, это вы, Илюша!.. А я вас не узнала.

Голос чина (страстно и печально): Вот как, уже не узнаете! Нехорошо! Так недавно, и уже забыт. Один... в глуши... А вы там, в столице... (Вздыхает.)

Голос чужой жены (кокетливо): Отчего вы так вздыхаете?

Голос чина: Так...

Голос чужой жены: Откуда вы звоните, Илюша?

Голос чина; От себя, со станции.

Голос чужой жены: По служебному?

Голос чина: Конечно, врэман [конечно (от фр. vraiment)]... Мари...

Голос чужой жены: Ну?..

Голос чина: Когда же вы приедете?

Голос чужой жены: Сегодня не могу... (Шепотом.) Муж остался.

Голос чина: Черт!.. А как же командировка?

Голос чужой жены (печально): Отложили...

Голос чина: Чер!.. Мари...

Голос чужой жены: Ну?

Голос чина: Мари, ты помнишь?..

Голос чужой жены: Не смейте мне говорить "ты"! Гадкий!

Голос чина: Я гадкий? Вот как, Мари!.. Я несчастный, а не гадкий. Мари. Я так скучаю. Тут снег, сосны, одиночество... И вот я один... Со мною лишь верный мой товарищ браунинг... Эх!..

Голос чужой жены: Илюша, как вам не стыдно так малодушничать!

Загробный голос: Дайте Индивидуальную.

Голос барышни: Пи-и!.. Занято...

Голос чина: Мари, ты любишь меня?

Голос чужой жены: Отстаньте!

Загробный голос: Дайте Индивидуальную...

Голос барышни: Пи-и-и!.. Занято...

Голос чина: Мари! Ответь мне, ты любишь меня?

Загробный голос: Дайте Индивидуальную...

Барышня: Пи-и-и!.. Занято...

Загробный голос: Что за черт! Кто там прицепился к станции? У меня важная телефонограмма!

Голос чина: Я решился, Мари, больше я не могу тянуть. Ответь мне, или пуля из моего браунинга прекратит мои мучения навеки...

Голос горничной (испуганно): Барыня, барыня, отойдите от телефона... Барин вернулся...

Голос чужой жены (не слушая): Илюша, вы не сделаете этого!

Голос чина: Скажи!

Загробный голос: Дайте Индивидуальную. Черт бы их побрал!

Голос чужой жены: Ну, хорошо, люблю...

Голос мужа: Ну, наконец-то я тебя поймал! Так ты любишь, мерзавка? Отвечай! Кого ты - любишь? Кого? Кого? Гадина! (Слышно, как хрустят пальцы.)

Голос чужой жены: Жорж, опомнись! Я разговаривала с Катей!

Голос мужа: Знаю я эту Катю! Эта Катя с усами. Это Илюшка с Индивидуальной!!

Голос чужой жены (в ужасе): Неправда!

Голос мужа (вырывая трубку): Вы слушаете?! Если еще раз...

Загробный голос: Дайте Индивидуальную... У меня телефонограмма!

Голос барышни (устало): Ну, хорошо. Соединяю.

Загробный голос: Слава те господи! Передайте...

Голос мужа: Ах, вот как, передать?.. Я вам сейчас передам. Если... Если вы еще раз осмелитесь звонить по моему номеру... (задыхаясь) я вам всю морду разобью! Мерзавец...

Загробный голос (онемел).

Голос мужа: Станционный негодяй!

Загробный голос (опомнился): Шта?! Как вы смеете?! Я начальник отделения!

Голос мужа: Ты сволочь, а не начальник отделения.

Загробный голос (визгливо)!: Шта?! Да вы с ума сошли! Барышня!.. Барышня!!

Голос барышни (в отчаянии): Повесьте трубку. Я вас не туда присоединила!

Загробный голос: Кто говорит?! Я вас под суд отдам! Дать мне сюда начальника станции!

Голос мужа (беснуясь): Мал-чать!!

Голос барышни: Господисусе! Повесьте трубку. (С треском разъединяет.)

Молчание.

* Михаил Булгаков. Беспокойная поездка

Монолог начальства

(Не сказка, а быль)

Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992.

OCR Гуцев В.Н.

Посвящается ЦЖЗ

Мальбрук в поход собрался!..

Песня

- Ну-с, происходило это, стало быть, таким образом. Напившись чаю, выехал я со своими сотрудниками, согласно маршруту, вечером со станции Новороссийск. Перед самым отъездом приходит какой-то и говорит:

- Вот, - говорит, - история: круг у нас поворотный ремонтируется. Ума не приложу, как нам вас повернуть?

Задумались мы. Наконец я и говорю: пущай нас в таком случае в Тихорецкой повернут. Ладно. В Тихорецкой так в Тихорецкой. Сели, засвистали, поехали. Нуте-с, приезжаем в Тихорецкую. Вовремя, представьте себе. Смотрю на часы - удивляюсь: минута в минуту! Вот, говорю, здорово. И, конечно, сглазил. Словно сатана у них на поворотный круг уселся. Вертели, вертели, часа полтора, может быть, вертели. Чувствую, что у меня головокружение начинается. Скоро ли?.. - кричу. Сей минут, - отвечают. Ну-с, повернули, стали поезд составлять. Я из окна смотрю: положительно, молодецкая работа бегают, свистят, флажками машут. Молодцы, говорю, ребятишки на этой Тихорецкой - работяги. Ну и, конечно, сглазил. Перед самым отъездом является какой-то и говорит:

- Так что ехать невозможно...

- Как?! - кричу. - Почему?..

- Да, - говорит, - вагоны сейчас из состава выкидать будем. Неисправные они.

- Так выкидайте скорей! - кричу. - На какого лешего вы их запихнули?..

Ничего не ответил. Застенчиво усмехнулся и вышел. Начали опять свистеть, махать, бегать. Наконец выкинули больные вагоны. Опоздали мы таким методом на два часика с половиной.

Наконец тронулись. Слава тебе, господи, думаю, теперь покатим. Ну и сглазил, понятное дело!

Развил наш поезд такую скорость, что, представьте, потерял я пенсне из окна, так проводник соскочил, подобрал и рысью поезд догнал. Я кричу тогда: что вы, смеетесь, что ли? Как же я при такой скорости состояние пути и подвижного состава определю?.. Развить, говорю, мне в 24 секунды скорость, предельную для товарных поездов на означенном участке! Ну-с, вообразите, наорал на них таким манером, и жизни был не рад! Развили они скорость, и что тут началось - уму непостижимо! Загремели, покатились, через пять минут слышу вопль: "Стой, стой!! Стой, чтоб тебя раздавило!" Веревку дергают, флагом машут. Я перепугался насмерть, ну, думаю, пропали! В чем дело, кричу. Так что, отвечают, буксы горят. Вышел я из себя. Кричу: "Что это за безобразие! На каком основании горят? Прекратить! Убрать! Отцепить!"

Великолепно-с. На первой станции отцепили вагон. Сыпанули мы дальше.

Ну, понимаете ли, трех шагов не проскакали, как опять гвалт. В двух вагонах загорелись буксы! Выкинули эти два, на следующем перегоне еще в двух загорелись. Через пять станций глянул я в окно - и ужаснулся: выехал я, был поезд длинный, как парижский меридиан, а теперь стал короткий, как поросячий хвост. Святители угодники, думаю, ведь этак еще верст сорок - и я весь поезд растеряю. А вдруг, думаю, и в моем вагоне загорится, ведь они и меня отцепят, к лешему, на какой-нибудь станции! А меня в Ростове ждут. Призываю кого следует и говорю: "Вы вот что, того... полегче. Ну вас в болото с вашей предельной скоростью. Поезжайте, как порядочные люди ездят, а не вылупив глаза".

Отлично-с, поехали мы, и направляюсь я к смотровому окну, чтобы на путь поглядеть, и как вы думаете, что я вижу? Сидят перед самыми глазами у меня на буферах два каких-то кандибобера. Я высовываюсь из окна и спрашиваю:

- Эт-то что такое?.. Что вы тут делаете?

А они, представьте, отвечают, да дерзко так:

- То же, что и ты. В Ростов едем.

- Как? - кричу. - На буферах?.. Да-к вы, выходит, зайцы?!.

- Понятное дело, - отвечают, - не тигры.

- Как, - кричу, - зайцы?.. На буферах?.. У меня?.. В служебном?.. Вагоне?!. Вылетайте отсюда как пробки!!

- Да, - отвечают, - вылетайте! Сам вылетай, если тебе жизнь надоела. Тут на ходу вылетишь, руки-ноги поломаешь!

Что тут делать. А?.. Кричу: "Дать сигнал! А-с-становить поезд!.. Снять зайцев!"

Не тут-то было. Сигнала-то, оказывается, нету. Никакой непосредственной связи с паровозом.

Стали мы в окна кричать машинисту:

- Эй! Милый человек! Э-эй! Как тебя? Будь друг, тормозни немножко! - Не тут-то было. Не слышит!

Что прикажете делать? А эти сидят на буферах, хихикают.

- Что, - говорят, - сняли? Выкуси!

Понимаете, какое нахальство? Мало того, что нарушение правил, но, главное, не видно ни черта в смотровые окна. Торчат две какие-то улыбающиеся рожи и заслоняют весь пейзаж. Вижу я, ничего с ними не поделаешь, пустился в переговоры.

- Вот что, - говорю, - нате вам по пятьдесят целковых, чтоб вы только слезли.

Не согласились. Давай, говорят, по пятьсот! Что ты прикажешь делать?

И вот, представьте, как раз, на мое счастье, - подъем. Поезд, понятное дело, стал. Не берет. Ну, уж тут я обрадовался. Кричу, берите их, рабов божиих! Пущай им покажут кузькину мать, как на буферах ездить! Ну, понятное дело, слетелись кондуктора, забрали их, посадили в вагон и повезли. Прекрасно-с. Только что я пристроился к окну, как поезд - стоп! Что еще?! кричу. Оказывается, опять из-за зайцев этих проклятых. Удержать их нет возможности! Рвутся из рук, и шабаш! Сделали мы тут военный совет и наконец решили: отпустить их, к свиньям. Так и сделали. Выпустили их в четырех верстах от станции. Они поблагодарили, говорят, спасибо, нам как раз до этой станции, а четыре версты мы пешком пройдем...

Поехали, через десять минут - стоп! Что?! Заяц! Ну, тут уж я не вытерпел - заплакал. Что ж это, говорю, за несчастье такое? Доеду я когда-нибудь до Ростова или нет?! Говорю, а у самого слезы ручьем так и льются. Я плачу, кондуктора ревут, и заяц не выдержал, заревел. И до того стало мне противно все это, что глаза б мои не смотрели! Махнул я рукой, задернул занавески и спать лег. В Ростов приехал, от нервного расстройства лечился. Вот оно, какие поездки бывают!

* Михаил Булгаков. Звуки польки неземной

Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992.

OCR Гуцев В.Н.

Нет, право после каждого бала как

будто грех какой сделал. И вспоминать о

нем не хочется.

Из Гоголя

П-пай-дем, пппай дем...

Ангел милый,

П-польку танцевать со мной!!!

- C...C... - свистала флейта.

- Слышу, слышу, - пели в буфете.

- По-польки, п-польки, п-польки, - бухали трубы в оркестре.

Звуки польки неземной!!!

Здание льговского нардома тряслось. Лампочки мигали в тумане, и совершенно зеленые барышни и багровые взмыленные кавалеры неслись вихрем. Ветром мело окурки, и семечковая шелуха хрустела под ногами, как вши.

Пай-дем, па-а-а-а-й-дем!!

- Ангел милый, - шептал барышне осатаневший телеграфист, улетая с нею в небо.

- Польку! А гош [Налево (от фр. a gauche)], мадам! - выл дирижер, вертя чужую жену. - Кавалеры похищают дам!

С него капало и брызгало. Воротничок раскис. В зале, как на шабаше, металась нечистая сила.

- На мозоль, на мозоль, черти! - бормотал нетанцующий, пробираясь в буфет.

- Музыка, играй э 5! - кричал угасающим голосом из буфета человек, похожий на утопленника.

- Вася, - плакал второй, впиваясь в борты его тужурки, - Вася! Пролетариев я не замечаю! Куды ж пролетарии-то делись?

- К-какие тебе еще пролетарии? Музыка, урезывай польку!

- Висели пролетарии на стене и пропали...

- Где?

- А вон... вон.

- Залепили, голубчиков! Залепили. Вишь, плакат на них навесили. Па-ку... па-ку... покупайте серпантин и соединяйтесь...

- Горько мне! Страдаю я...

- А-ах, как я страдаю! - зазывал шепотом телеграфист, пьянея от духов. - И томлюсь душой!

Польку я желаю танцевать с тобой!!

- Кавалеры наступают на дам, и наоборот! А друат [Направо (от фр. a droite)], - ревет дирижер. В буфете плыл туман.

- По баночке, граждане, - приглашал буфетный распорядитель с лакированным лицом, разливая по стаканам загадочную розовую жидкость, - в пользу библиотеки! Иван Степаныч, поддержи, умоляю, гранит науки!

- Я ситро не обожаю...

- Чудак ты, какое ситро! Ты глотни, а потом и говори.

- Го-го-го... Самогон!

- Ну, то-то!

- И мне просю бокальчик.

- За здоровье премированного красавца бала Ферапонта Ивановича Щукина!!

- Счастливец, коробку пудры за красоту выиграл!

- Протестую против. Кривоносому несправедливо выдали.

- Полегче. За такие слова, знаешь...

- Не ссорьтесь, граждане!

Блестящие лица с морожеными, как у судаков, глаза, осаждали стойку. Сизый дым распухал клочьями, в глазах двоилось.

- Позвольте прикурить.

- Пожалст...

- Почему три спички подаете?

- Чудак, тебе мерещится!

- Об которую ж зажигать?

- Целься на среднюю, вернее будет.

В зале бушевало. Рушились потолки и полы. Старые стены ходили ходуном. Стекла в окнах бряцали:

- Дзинь... дзинь... дзинь...

- Польки - дзинь! П-польки - дзинь! - рявкали трубы.

Звуки польки неземной!!!

* Михаил Булгаков. Повесили его или нет?

Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992.

OCR Гуцев В.Н.

Знаете ли вы, что такое волокита? Нет, вы не знаете.

БУМАГА КОПОСОПА И КОГОКОИСА

Началось с того, что машинистка нахлопала на отвратительной машинке и отвратительной бумажке нижеследующее:

"Юзово, ПЧ-17, ДС, МС, ШТ.

Местком ст. Юзово просит Вас срочно озаботиться затребовать и вывесить во всех помещениях мастерских, депо, конторах и проч. генерального коллективного договора, Кодекса законов о труде, нового локального договора и правил внутреннего распорядка для широкого и ежедневного ознакомления с ними рабочих и служащих Ваших служб, причем предупреждает, что через некоторое время охрана труда месткома, будет произведена проверка настоящего исполнения и на лиц администрации, не выполнивших данного перед союзом обязательства, будут составлены акты".

Во как! Акты будут составлены.

Кстати об актах: почему у нас все считают своим долгом подписываться неразборчиво? Ведь вы же не министры, товарищи! Под бумажкой две подписи. Верхнюю вовсе нельзя было бы разобрать, если бы не то, что ее повторила машинистка: Нечаев. А нижнюю можно читать двояко: ежели считать, что она писана латинскими буквами, выйдет Когоксис, а ежели русскими, то Копосоп.

Впрочем, не важно. Приятно то, что на бумажке разборчивый штемпель: "Пролетарии всех стран, соединяйтесь".

Это было 18 октября 1923 г.

ЕХИДНЫЙ ВОПРОС

"ДС Юзово.

А где же те экземпляры Кодекса законов о труде 1922 г. и правил внутреннего распорядка, которые были высланы вам управлением дороги. Они уже висели в конторах станции. Нового колдоговора еще не рассылалось. Он объявлен в "Гудке" за э 1022.

Подписи будем писать так, как они написаны, ничего не поделаешь.

За нач. 2 отдел, сл. эксплоатац.

А. Пулппу".

ДОГОВОР ДАЕШЬ!

"ДН-2.

При сем отношение месткома Юзово, прошу выслать мне по 3 экземпляра генерал, коллективдоговора, Кодекса законов о труде, правил внутреннего распорядка.

Нач. ст. Юзово Козакил.

21 ноября 1923 г."

ДАЕШЬ, ГОВОРЮ!

"ДН-2 на э 18999.

Местком требует, чтоб было в товар. кассе, билет. кассе, канцелярии и тех. конторе, а у меня получилось по 1 экземпляру, почему я и прошу еще по 3 экземпляра", - отчаянно пишет начальник станции Юзово и от страху превращается в подписи из Козакила в Козелкова.

И это через месяц, 19 нояб. 1923 г.

ПОДДЕРЖКА ПРИШЛА

"ДС.

Ходатайствую об удовлетворении просьбы ДС Юзово".

Подписал А. Пурлис (быв. Пулплу).

И скрепил бывший Кешевлент, а нынешний Конвой.

ЧУДЕСА, ТОВАРИЩИ!

"ДС Юзово.

По разъяснению Д э 396444 от 4 декабря с. г. дорогой получено из центра всего лишь 60 экземпляров колдоговоров, вследствие чего выслать больше не может, а рекомендуется обращаться с ходатайством в местный местком".

Крышка? Нету...

Кто ж так разочаровал бедного начальника станции Козакила? Представьте, тот самый Пуплу, который за него ходатайствовал. Для разнообразия подписался А. Пулит...

Это было уже за 2 дня до Рождества, 23 декабря.

ЧТО Ж ТАПЕРИЧА ДЕЛАТЬ КОЗАКИЛУ?

Делать ему больше ничего не остается, как опять податься в местком.

Он и подался.

"Местком Юзово на э 807.

...прилагая... за э..." и т. д., "прошу прислать... такое количество, какое вы находите нужным" и т. д.

24 декабря, в сочельник.

ПРИСЛАЛИ?

Неизвестно.

Местком пишет под Новый год...

Вывесить требуется, "но снабжением должным количеством ведает хозорган".

Засыпался Козакил! Больше некуда.

x x x

На сем переписка обрывается. При всей переписке бумага неизвестного человека.

В редакцию газеты "Гудок".

При сем учкультран посылает вам материал (9 января 1924 г).

Мерси.

Повесили ли, в конце концов, колдоговор?

Может быть, и повесили. И висит он и улыбается своими бесчисленными параграфами.

- Повесили-таки, черт меня возьми!

А может быть, и не повесили.

И даже вернее, что нет.

Потому что в толстой пачке-переписке есть несколько штучек документов, в коих вопль, что молока не дают. А в колдоговоре сказано ясно, что молоко давать нужно.

Вот оно какие дела...

* Михаил Булгаков. Сильнодействующее средство

Пьеса в 1-м действии

Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992.

OCR Гуцев В.Н.

Если К. Войтенко не уплатят жалованья,

пьеса будет отправлена "Гудком" в Малый

театр в Москву, где ее и поставят.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Клавдия Войтенко, учительница неопределенного возраста. В шубке и шапочке, в руках какие-то бумаги.

Крымский культотдельщик, среднего возраста, симпатичный. Одет в рыжий френч и такие же штаны.

Курьер из культотдела, 50 лет.

Сцена представляет кабинет крымского культотдела. Накурено, тесно и паршиво. Одна дверь. На первом плане стол с телефоном и чернильницей. Над столом три плаката: "Если, ты пришел к занятому человеку - ты погиб", "Кончил дело - гуляй смело", "Рукопожатия отменяются раз и навсегда".

Культотдельщик сидит за столом и задумчиво смотрит в зрительный зал. У двери на стуле курьер. Полдень.

--------

Курьер. О-хо-хо... (Кашляет.)

Пауза.

Дверь открывается, и входит Войтенко.

Курьер. Куды? Куды? Вам кого?

Войтенко. Мне его. (Указывает пальцем на культотдельщика.)

Курьер. Они заняты, нельзя.

Войтенко (застенчиво). Ну, я подожду.

Курьер. Сядьте тут, только не шумите.

Войтенко садится на стул. Пауза.

Войтенко (шепотом). Чем же он занят? Никого нету.

Курьер. Это нам неизвестно. Может, они думают... Что к чему...

Пауза.

Войтенко. Мне, голубчик, на поезд надо. Опоздаю я. Может, ты б сказал ему...

Курьер. Ну, ладно. Доложу.

Идет к столу и кашляет. Пауза. Кашляет.

Культотдельщик (очнулся). Уйди, Афанасий, ты мне надоел. (Задумайся.)

Курьер (вернулся). Ну вот... я ж говорил... а ну вас к богу.

Войтенко (волнуется). Мне в Евпаторию надо, я опоздаю. (Идет к столу, кашляет)

Культотдельщик (рассеянно). Уйдешь ли ты, Афанасий? (Поднял глаза.) Пардон! Вы ко мне?

Войтенко. К вам, извините...

Культотдельщик. С кем имею честь?

Войтенко (приседает). Позвольте представиться: учительница школы ликбеза на ст. Евпатория Южных железных дорог Клавдия Войтенко, урожденная Манько.

Культотдельщик. Тэк-с. Что же вам угодно, урожденная Манько?

Войтенко (волнуется). Изволите ли видеть, я еще за август сего года жалованья не получала.

Культотдельщик. Гм... Какая история! Вы, наверное, списков не прислали.

Войтенко (устало). Какое там не прислали! Присы-лали. (Вертит какие-то бумаги.) Список прислали, и профуполномоченному нашему евпаторскому я говорила... двадцать раз.

Культотдельщик. Гм... Аф-фанасий.

Курьер. Чего изволите?

Культотдельщик. Потрудись узнать, где список на жалованье урожденной Манько!

Пауза. Курьер возвращается.

Курьер. Нету урожденной... (Кашляет.)

Культотдельщик. Ну, вот видите!

Войтенко. Позвольте, что ж я вижу? (Волнуется.) Это вы должны видеть! Если у вас пропадает...

Культотдельщик. Виноват-с... Прошу быть осторожнее. Это вам не Евпатория.

Войтенко (начинает плакать). С... августа... месяца... сего бегаешь... ходишь... ходишь...

Культотдельщик (растерялся). Прошу не плакать в присутственном месте.

Курьер. Наплачут полные комнаты, а вытирать мне... Только и делаешь, что с тряпкой бегаешь. (Ворчит неразборчиво.)

Войтенко рыдает.

Культотдельщик. Прошу вас успокоиться!

Войтенко рыдает.

Культотдельщик. Подайте другие списки!

Войтенко (сквозь бурные рыдания). Я на вас жалобу подам в КаКа.

Культотдельщик (обиделся). П-пожалуйста... Хоть в КаКа, хоть в РеКаКа. Не испугаете!

Войтенко. В "Гудок" напишу!! Как вы...

Культотдельщик (бледный как смерть). Виноват... Хе-хе. Зачем же так? Э... Спешить? Афанасий!! Стакан воды урожденной Манько. Присядьте, прошу вас. Хе-хе, экая вы горячка!.. Сейчас... Фрр! Фрр! "Гудок"! Афанасий! Сбегай к Марь Ивановне. Скажи, чтоб был список. Со дна моря чтоб его достала. Хе-хе. Знаете ли, бумаг целая гибель, голова кругом идет.

Войтенко просыхает, вытирает глаза платочком.

Курьер (входит). Нашлось. (Протягивает бумагу.)

Культотдельщик (с торжеством). Ну, вот видите, и нашлось. Хе-хе. А вы сейчас плакать... "Гудок"!.. Вот мы вам сейчас резолюцийку напишем... Чирк перышком, и готово... Выдать деньги.

Войтенко (совсем высохла). Я уж надежду потеряла!

Культотдельщик. Что вы! Что вы! Никогда не следует терять надежду!.. Вот с этой резолюцией прямо, потом направо, потом опять направо, потом налево, там отдадите...

Войтенко (сияет). Благодарю вас, благодарю вас!

Культотделыцик. Что вы, помилуйте, это мой долг! А "Гудок" - это, знаете, ни к чему. Ну зачем раздувать факты. Аф-фанасий! Проводи! (Приятно улыбается.)

Занавес

* Михаил Булгаков. Просвещение с кровопролитием

Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992.

OCR Гуцев В.Н.

ПОСВЯЩАЕТСЯ ЗАВЕДУЮЩЕМУ

ЖЕЛ-ДОР ШКОЛОЙ СТ. АГРЫЗ MOCK.-KA3.

Вводить просвещение, но по возможности

без кровопролития!

М. Е. Салтыков-Щедрин

Чьи-то сапоги с громом покатились по лестнице, и уборщица школы Фетинья не убереглась, божья старушка! Выскочила Ванькина голова с лестницы и ударила божью старушку сзади. Села старушка наземь, и хлынула из ведер вода.

- Чтоб ты околел! - захныкала старушка. - Что ты, взбесился, окаянный?!

- Взбесишься тут, - задыхаясь, ответил Ванька, - еле убег! Вставай, старушка...

- Что, аль сам?

- Чай, слышишь?

Из школы несся рев, как будто взбунтовался тигр:

- Дайте мне сюда эту каналью!!! Подать его мне, и я его зарежу, как цыпленка!!! А-а!!

- Тебя?

- Угу, - ответил Ванька, вытирая пот, - с доски не стер во втором классе.

- Подать мне Ваньку-сторожа живого или мертвого! - гремело школьное здание. - И из него сделаю бифштекс!!

- Ванька! Ванька!! Ванька!! К заведующему!! - вопили ученические голоса.

- Черта пухлого я пойду! - хрипнул Ванька и стрельнул через двор. Во мгновенье ока он вознесся по лестнице на сеновал и исчез в слуховом окне.

Здание на мгновение стихло, но потом громовой хищный бас взвыл вновь:

- Подать мне учителя географии!! И-и!!!.

- Г-и! Ги-ги!! - загремело эхо в здании.

- Географ засыпался... - восхищенно пискнул дискант в коридоре.

Учитель географии, бледный как смерть, ворвался в физико-географический кабинет и застыл.

- Эт-та шта так-кос? - спросил его заведующий таким голосом, что у несчастного исследователя земного шара подкосились ноги.

- Карта РеСеФеСеРефесефесе... - ответил географ прыгающими губами.

- М-молчать!! - взревел заведующий и заплясал, топая ногами. - Молчать, когда с вами начальство разговаривает!.. Это карта?.. Это карта, я вас спрашиваю?! Пач-чему она не на мольберте?! Почему Волга на ней какая-то кривая?! Почему Ленинград не Петроград?! На каком основании Черное море голубое?! Почему у вас вчера змея издохла?! Кто, я вас спрашиваю, налил чернил в аквариум?!

- Это ученик Фисухин, - предал Фисухина мертвый преподаватель, - он змею валерьяновыми каплями напоил.

Стекла в окнах дрогнули от рева:

- А-га-га!! Фисухин!!. Дать мне Фисухина, и я его четвертую!!

- Фису-у-у-хин!! - стонало здание.

- Братцы, не выдавайте, - плакал Фисухин, сидя одетым в уборной, братцы, не выйду, хоть дверь ломайте...

- Выходи, Фисуха! Что ж делать... Вылезай! Лучше ты один погибнешь, чем мы все, - молили его ученики.

- Здесь?!! - загремело возле уборной.

- Тут, - застонали ученики, - забронировался.

- А! А!.. Забронировался... Ломай!.. Двери!! Дать мне сюда багры!! Позвать дворников!! Вынуть Фисухина из уборной!!!

Страшные удары топоров посыпались в здании градом, и в ответ им взвился тонкий вопль Фисухина.

* Михаил Булгаков. Радио-Петя

(Записки пострадавшего)

Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992.

OCR Гуцев В.Н.

1 числа.

Познакомился с Петей, проживающим у нас в жилтовариществе. Петя мальчик исключительных способностей. Целый день сидит на крыше.

2 числа.

Петя был у меня в гостях. Принес маленькую черную коробку, и между нами произошел нижеследующий разговор.

Петя (восторженно): Ах, Николай Иваныч, человечество тысячу лет искало волшебный кристалл, заключенный в этой коробке.

Я: Я очень рад, что оно его наконец нашло.

Петя: Я удивляюсь вам, Николай Иваныч, как вы, человек интеллигентный и имеющий дивную жилплощадь в лице вашей комнаты, можете обходиться без радио. Поймите, что в половине третьего ночью вы, лежа в постели, можете слышать колокола Вестминстерского аббатства.

Я: Я не уверен, Петя, что колокола в половине третьего ночи могут доставить удовольствие.

Петя: Ну, если вы не хотите колоколов, вам будут передавать по утрам справки о валюте с нью-йоркской биржи. Наконец, если вы не хотите Нью-Йорка, вечером вы услышите, сидя у себя в халате, как поет Кармен в Большом театре. Вы закроете глаза и: "По небу полуночи ангел летел, и тихую песню он пел..."

Я (соблазнившись): Во что обойдется ангел, дорогой Петя?

Петя (радостно): За одиннадцать рублей я поставлю вам простое радио, а за тринадцать - с громкоговорителем на двадцать пять человек.

Я: Ну зачем же на такое большое количество? Я холост...

Петя: Меньше не бывает.

Я: Хорошо, Петя. Вот три... еще три... шесть и еще семь. Тринадцать, ставьте.

Петя (улетая из комнаты): Вы ахнете, Николай Иваныч.

3 числа.

Я действительно ахнул, потому что Петя проломил у меня стену в комнате, вследствие чего отвалился громадный пласт штукатурки и перебил всю посуду у меня на столе.

4 числа.

Петя объявил, что он сделает все хозяйственным способом - заземлит через водопровод, а штепсель - от электрического освещения. Закончил разговор Петя словами:

- Теперь я отправляюсь на крышу.

5 числа.

Петя упал с крыши и вывихнул ногу.

10 числа.

Истину ногу починили, и он приступил к работам в моей комнате. Одна проволока протянута к водопроводной раковине, а другая - к электрическому освещению.

11 числа.

В 8 часов вечера потухло электричество во всем доме. Был неимоверный скандал, закончившийся заседанием жилтоварищества, которое неожиданно вынесло постановление о том, что я - лицо свободной профессии и буду платить по 4 рубля за квадратную сажень. Монтеры починили электричество.

12 числа.

Готово. В комнате серая пасть, но пока она молчит: не хватает какого-то винта.

13 числа.

Это чудовищно! Старушка, мать председателя жилтоварищества, пошла за водой к раковине, причем раковина сказала ей басом: "Крест и маузер!.." при этом этой старой дуре послышалось, будто бы раковина прибавила: "Бабушка", и старушка теперь лежит в горячке. Я начинаю раскаиваться в своей затее.

Вечером я прочитал в газете: "Сегодня трансляция оперы "Фауст" из Большого театра на волне в 1000 метров". С замиранием сердца двинул рычажок, как меня учил Петя. Ангел полуночи заговорил волчьим голосом в пасти:

"Говорю из Большого театра, из Большого. Вы слушаете? Из Большого, слушайте. Если вы хотите купить ботинки, то вы можете сделать это в ГУМе. Запишите в свой блокнот: в ГУМе (гнусаво), в ГУМе".

- Странная опера, - сказал я пасти, - кто это творит?

"Там же вы можете приобрести самовар и белье. Запомните - белье. Из Большого театра говорю. Белье только в ГУМе. А теперь я даю зал. Даю зал. Даю зал. Вот я дал зал. Свет потушили. Свет потушили. Свет опять зажгли. Антракт продолжится еще десять минут, поэтому прослушайте пока урок английского языка. До свидания. По-английски: гуд бай. Запомните: гуд бай..."

Я сдвинул рычажок в сторону, и в пасти потухли всякие звуки. Через четверть часа я поставил рычажок на тысячу метров, тотчас в комнате заворчало, как на сковороде, и странный бас запел:

Расскажите вы ей, цветы мои...

Вой и треск сопровождали эту арию. На улице возле моей квартиры стали останавливаться прохожие. Слышно было, как в коридоре скопились обитатели моей квартиры.

- Что у вас происходит, Николай Иваныч? - спросил голос, и я узнал в голосе председателя жилтоварищества.

- Оставьте меня в покое, это - радио! - сказал я.

- В одиннадцать часов я попрошу прекратить это, - сказал голос из замочной скважины.

Я прекратил это раньше, потому что не мог больше выносить воя из пасти.

14 числа.

Сегодня ночью проснулся в холодном поту. Пасть сказала весело: "Отойдите на два шага". Я босиком вскочил с постели и отошел. "Ну, как теперь?" - спросила пасть.

- Очень плохо, - ответил я, чувствуя, как стынут босые ноги на холодном полу.

"Запятая и Азербайджан", - сказала пасть.

- Что вам надо?! - спросил я жалобно.

"Это я, Калуга, - отозвалась пасть, - запятая, и с большой буквы. Полиция стреляла в воздух, запятая, а демонстранты, запятая..."

Я стукнул кулаком по рычажку, и пасть смолкла.

15 числа.

Днем явился вежливый человек и сказал:

- Я контролер. Давно ли у вас эта штука?

- Два дня, - ответил я, предчувствуя недоброе.

- Вы, стало быть, радиозаяц, да еще с громкоговорителем, - ответил контролер, - вам придется заплатить двадцать четыре рубля штрафу и взять разрешение.

- Это не я радиозаяц, а Петя радиомерзавец, - ответил я, - он меня ни о чем не предупредил и, кроме того, испортил всю комнату и отношения с окружающими. Вот двадцать четыре рубля, и еще шесть рублей я дам тому, кто исправит эту штуку.

- Мы вам пришлем специалиста, - ответил контролер и выдал мне квитанцию на двадцать четыре рубля.

16 числа.

Петя исчез и больше не являлся...

* Михаил Булгаков. Развратник

(Разговорчик)

Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992.

OCR Гуцев В.Н.

Стрелочник кашлянул и вошел к начальству в комнату. Начальство помещалось за письменным столом.

- Здравствуйте, Адольф Ферапонтович, - сказал стрелочник вежливо.

- Чего тебе? - спросило начальство не менее вежливо.

- Я... видите ли, в фактическом браке состою, - вымолвил стрелочник и почему-то стыдливо улыбнулся. Начальство брезгливо поглядело на стрелочника.

- Ты всегда производил на меня впечатление развратника, - заметило оно, - у тебя и рот чувственный.

Стрелочник окостенел. Помолчали.

- Я тебя не задерживаю, - продолжало начальство, - ты чего стоишь возле стола? Ежели ты пришел делиться грязными тайнами своей жизни, то они мне не интересны!

- Я? Извольте видеть... Я за билетиком пришел...

- За каким билетиком?

- Жене моей бесплатный билетик.

- Жене? Ты разве женат?

- Я ж докладаю... в фактическом браке.

- Хи-хи... Ты весельчак, как я на тебя погляжу. В каком же ты храме венчался?

- Да я в храме не венчался...

- Где регистрировались, уважаемый железнодорожник? - подчеркнуто сухо осведомилось начальство,

- Да я ж... Я не регистри... Я ж докладаю: в факти...

- Ну, видишь ли, друг, у тебя тогда не жена, а содержанка.

- То есть как...

- Очень просто. Подцепил, плутишка, какую-нибудь балерину, а теперь носится во все стороны. Дай ей, мол, бесплатный билет! Ловкач! Сегодня она бесплатный билет, а завтра она может автомобиль потребовать или моторную лодку. Или международный вагон! Она тебе в свинушнике ездить не станет все равно. Потом шляпку! А за шляпкой - чулки фильдеперсовые. Пропадешь ты, стрелочник, как собака под забором. Целковых триста она тебе в месяц обойдется. Да это еще на хороший конец, при режиме экономии, а то и все четыреста!

- Помилуйте! - воскликнул стрелочник с легким подвыванием в голосе. - Я сорок целковых получаю!

- Тем хуже. В долги влезешь, векселя начнешь писать. Ахнет она тебе счет от портнихи за платье целковых на сто восемьдесят. У тебя глаза пупом вылезут. Повертишься, повертишься и подмахнешь векселек. Срок придет, платить нечем, ты, конечно, в казино. Проиграешь сперва свои денежки, затем казенных тысяч пять, затем ключ французский гаечный, затем рожок, затем флаги зеленый и красный, затем фонарь, а в заключение - штаны. И сядешь ты на рельсы со своей плясуньей в чем мать родила. Ну, а потом, конечно, как полагается, тебя будут с треском судить. И закатают тебя, принимая во внимание, со строгой изоляцией. Так что годиков в пять не уберешь. Нет, стрелочник, брось. Она что, француженка, кокотка-то твоя?

- Какая же она француженка?! - закричал стрелочник, у которого все перевернулось вверх дном в голове. - Что вы, смеетесь? Марья она. Шляпку?.. Что вы такое говорите - шляпку! Она не знает, на какое место эту шляпку надевать. Она щи мне готовит!

- Щи и я тебе могу приготовить, но это не значит, что я тебе жена.

- Помилуйте, да ведь она в одной комнате со мной живет.

- Я с тобой тоже в одной комнате могу жить, но это не доказательство.

- Помилуйте, вы мужчина...

- Это мне и без тестя известно, - сказало начальство.

У стрелочника позеленело в глазах. Он полез в карман и вынул газету.

- Вот, извольте видеть, "Гудок", - сказал он.

- Какой гудок? - спросило начальство.

- Газетка.

- Мне, друг, некогда сейчас газетки читать. Я их вечером обычно читаю, - сказало начальство, - ты говори короче, что тебе надо, юный красавец?

- Вот написано в "Гудке"... разъяснение, что фактическим, мол, женам, которые проживают вместе с мужем и на его иждивении, выдаются бесплатные билеты... которые... наравне...

- Дружок, - мягко перебило начальство, - ты находишься в заблуждении. Ты, может быть, думаешь, что "Гулок" для меня закон. Голубчик, "Гудок" - не закон, это - газета для чтения, больше ничего. А в законе ничего насчет балерин не говорится.

- Так, стало быть, мне не будет билета? - спросил стрелочник.

- Не будет, голубчик, - ответило начальство.

Помолчали.

- До свидания, - сказал стрелочник.

- Прощай и раскайся в своем поведении! - крикнуло ему начальство вслед.

x x x

А "Гудок"-то все-таки закон, и стрелочник билет все-таки получит.

* Михаил Булгаков. Москва Краснокаменная

Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992.

OCR Гуцев В.Н.

I

УЛИЦА

Жужжит "Аннушка", звонит, трещит, качается. По Кремлевской набережной летит к храму Христа.

Хорошо у храма. Какой основательный кус воздуха навис над Москвой-рекой от белых стен до отвратительных бездымных четырех труб, торчащих из Замоскворечья.

За храмом, там, где некогда величественно восседал тяжелый Александр III в сапогах гармоникой, теперь только пустой постамент. Грузный комод, на котором ничего нет и ничего, по-видимому, не предвидится. И над постаментом воздушный столб до самого синего неба.

Гуляй - не хочу.

Зимой массивные ступени, ведущие от памятника, исчезали под снегом, обледеневали. Мальчишки - "Ява" рассыпная!" - скатывались со снежной горы на салазках и в пробегавшую "Аннушку" швыряли комьями. А летом плиты у храма, ступени у пьедестала пусты. Молчат две фигуры, спускаются к трамвайной линии. У одной за плечами зеленый горб на ремнях. В горбе - паек. Зимой пол-Москвы с горбами ходило. Горбы за собой на салазках таскали. А теперь довольно. Пайков гражданских нет. Получай миллионы - вали в магазин.

У другой - нет горба. Одет хорошо. Белый крахмал, штаны в полоску. А на голове выгоревший в грозе и буре бархатный околыш. На околыше - золотой знак. Не то молот и лопата, не то серп и грабли - во всяком случае, не серп и молот. Красный спец. Служит не то в ХМУ, не то в ЦУСе. Удачно служит, не нуждается. Каждый день ходит на Тверскую в гигантский магазин Эм-пе-о (в легендарные времена назывался Елисеев) и тычет пальцем в стекло, за которым лежат сокровища:

- Э... э... два фунта...

Приказчик в белом фартуке:

- Слуш...с-с...

И чирк ножом, но не от того куска, в который спец тыкал, что посвежее, а от того, что рядом, где подозрительнее.

- В кассу прошу...

Чек. Барышня бумажку на свет. Не ходят без этого бумажки никак. Кто бы в руки ни взял, первым долгом через нее на солнце. А что на ней искать надо, никто в Москве не ведает. Касса хлопнула, прогремела и съела десять спецовых миллионов. Сдачи: две бумажки по сту.

Одна настоящая, с водяными знаками, другая, тоже с водяными знаками, фальшивая.

В Эм-пе-о - елисеевских зеркальных стеклах - все новые покупатели. Три фунта. Пять фунтов. Икра черная лоснится в банках. Сиги копченые. Пирамиды яблок, апельсинов. К окну какой-то самоистязатель носом прилип, выкатил глаза на люстры-гроздья, на апельсины. Головой крутит. Проспал с 18 по 22 год!

А мимо, по избитым торцам, - велосипедист за велосипедистом. Мотоциклы. Авто. Свистят, каркают, как из пулеметов стреляют. На "автоконьяке" ездят. В автомобиль его нальешь, пустишь - за автомобилем сизо-голубой удушливый дым столбом.

Летят общипанные, ободранные, развинченные машины. То с портфелями едут, то в шлемах краснозвездных, а то вдруг подпрыгнет на кожаных подушках дама в палантине, в стомиллионной шляпе с Кузнецкого. А рядом, конечно, выгоревший околыш. Нувориш. Нэпман.

Иногда мелькнет бесшумная, сияющая лаком машина. В ней джентльмен иностранного фасона. АРА.

Извозчики то вереницей, то в одиночку. Дыхание бури их не коснулось. Они такие, как были в 1822 г., и такие, как будут в 2022, если к тому времени не вымрут лошади. С теми, кто торгуется, наглы, с "лимонными" людьми - угодливы:

- Вас возил, господин!

Обыкновенная совпублика - пестрая, многоликая масса, что носит у московских кондукторш название: граждане (ударение на втором слоге), - ездит в трамваях.

Бог их знает, откуда они берутся, кто их чинит, но их становится все больше и больше. На 14 маршрутах уже скрежещет в Москве. Большею частью - ни стать, ни сесть, ни лечь. Бывает, впрочем, и просторно. Вон "Аннушка" заворачивает под часы у Пречистенских ворот. Внутри кондуктор, кондукторша и трое пассажиров. Трое ожидающих сперва машинально становятся в хвост. Но вдруг хвост рассыпался. Лица становятся озабоченными. Локтями начинают толкать друг друга. Один хватается за левую ручку, другой одновременно за правую. Не входят, а "лезут". Штурмуют пустой вагон. Зачем? Что такое? Явление это уже изучено. Атавизм. Память о тех временах, когда не стояли, а висели. Когда ездили мешки с людьми. Теперь подите повисните! Попробуйте с пятипудовым мешком у Ярославского вокзала сунуться в вагон.

- Граждане, нельзя с вещами.

- Да что вы... маленький узелочек...

- Гражданин! Нельзя!!! Как вы понятия не имеете!!

Звонок. Стоп. Выметайтесь.

И:

- Граждане, получайте билеты. Граждане, продвигайтесь вперед.

Граждане продвигаются, граждане получают. Во что попало одеты граждане. Блузы, рубахи, френчи, пиджаки. Больше всего френчей - омерзительного наряда, оставшегося на память о войне. Кепки, фуражки. Куртки кожаные. На ногах большей частью подозрительная стоптанная рвань с кривыми каблуками. Но попадается уже лак. Советские сокращенные барышни в белых туфлях.

Катит пестрый маскарад в трамвае.

На трамвайных остановках гвалт, гомон. Чревовещательные сиплые альты поют:

- Сиводнишняя "Известия-а"... Патриарха Тихххх-аа-ана... Эсеры... "Накану-у-не"... Из Бирлина только што па-а-алучена...

Несется трамвай среди говора, гомона, гудков. В Центр.

Летит мимо Московской улицы. Вывеска на вывеске. В аршин. В сажень. Свежая краска бьет в глаза. И чего-чего на них нет. Все есть, кроме твердых знаков и ятей. Цупвоз. Цустран. Моссельпром. Отгадывание мыслей. Мосдревотдел. Виноторг. Старо-Рыковский трактир. Воскрес трактир, но твердый знак потерял. Трактир "Спорт". Театр трудящихся. Правильно. Кто трудится, тому надо отдохнуть в театре. Производство "сандаль". Вероятно, сандалий. Обувь дамская, детская и "мальчиковая". Врывсельпромгвиу. Униторг, Мосторг и Главлесторг. Центробумтрест.

И в пестром месиве слов, букв на черном фоне белая фигура - скелет руки к небу тянет. Помоги! Г о л о д. В терновом венце, в обрамлении косм, смертными тенями покрытое лицо девочки и выгоревшие в голодной пытке глаза. На фотографиях распухшие дети, скелеты взрослых, обтянутые кожей, валяются на земле. Всмотришься, п р е д с т а в и ш ь себе и день в глазах посереет. Впрочем, кто все время ел, тому непонятно. Бегут нувориши мимо стен, не оглядываются...

До поздней ночи улица шумит. Мальчишки - красные купцы - торгуют. К двум ползут стрелки на огненных круглых часах, а Тверская все дышит, ворочается, выкрикивает. Взвизгивают скрипки в кафе "Куку". Но все тише, реже. Гаснут окна в переулках... Спит Москва после пестрого будня перед красным праздником...

...Ночью спец, укладываясь, Неизвестному Богу молится:

- Ну что тебе стоит? Пошли назавтра ливень. С градом. Ведь идет же где-то град в два фунта. Хоть в полтора.

И мечтает:

- Вот выйдут, вот плакатики вынесут, а сверху как ахнет...

И дождик идет, и порядочный. Из перержавевших водосточных труб хлещет. Но идет-то он в несуразное, никому не нужное время - ночью. А наутро на небе ни пылинки!

И баба бабе у ворот говорит:

- На небе-то, видно, за большевиков стоят...

- Видно, так, милая...

В десять по Тверской прокатывается оглушительный марш. Мимо ослепших витрин, мимо стен, покрытых вылинявшими пятнами красных флагов, в новых гимнастерках с красными, синими, оранжевыми клапанами на груди, с красными шевронами, в шлемах, один к одному, под лязг тарелок, под рев труб рота за ротой идет красная пехота.

С двухцветными эскадронными значками - разномастная кавалерия на рысях. Броневики лезут.

Вечером на бульварах толчея. Александр Сергеевич Пушкин, наклонив голову, внимательно смотрит на гудящий у его ног Тверской бульвар. О чем он думает - никому не известно... Ночью транспаранты горят. Звезды...

...И опять засыпает Москва. На огненных часах три. В тишине по всей Москве каждую четверть часа разносится таинственный нежный перезвон со старой башни, у подножия которой, не угасая всю ночь, горит лампа и стоит бессонный часовой. Каждую четверть часа несется с кремлевских стен перезвон. И спит перед новым буднем улица в невиданном, неслыханном красноторговом Китай-городе.

* Михаил Булгаков. Торговый ренессанс

Москва в начале 1922-го года

Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992.

OCR Гуцев В.Н.

Для того, кто видел Москву всего каких-нибудь полгода назад, теперь она неузнаваема, настолько резко успела изменить ее новая экономическая политика (нэпо, по сокращению, уже получившему права гражданства у москвичей).

Началось это постепенно... понемногу... То тут, то там стали отваливаться деревянные щиты, и из-под них глянули на свет после долгого перерыва запыленные и тусклые магазинные витрины. В глубине запущенных помещений загорелись лампочки, и при свете их зашевелилась жизнь: стали приколачивать, прибивать, чинить, распаковывать ящики и коробки с товарами. Вымытые витрины засияли. Вспыхнули сильные круглые лампы над выставками или узкие ослепительные трубки по бокам окон.

Трудно понять, из каких таинственных недр обнищавшая Москва ухитрилась извлечь товар, но она достала его и щедрой рукой вытряхнула за зеркальные витрины и разложила на полках.

Зашевелились Кузнецкий, Петровка, Неглинный, Лубянка, Мясницкая, Тверская, Арбат. Магазины стали расти как грибы, окропленные живым дождем нэпо... Государственные, кооперативные, артельные, частные... За кондитерскими, которые первые повсюду загорелись огнями, пошли галантерейные, гастрономические, писчебумажные, шляпные, парикмахерские, книжные, технические и, наконец, огромные универсальные.

На оголенные стены цветной волной полезли вывески, с каждым днем новые, с каждым днем все больших размеров. Кое-где они сделаны на скорую руку, иногда просто написаны на полотне, но рядом с ними появились постоянные, по новому правописанию, с яркими аршинными буквами. И прибиты они огромными, прочными костылями.

Надолго, значит.

И старые погнувшиеся и облупленные железные листы среди них как будто подтягиваются и оживают, хилые твердые знаки так странно режут глаз. Дальше больше, шире... Не узнать Москвы. Москва торгует... На Кузнецком целый день кипит на обледеневших тротуарах толчея пешеходов, извозчики едут вереницей и автомобили летят, хрипят сигналы.

За сотенными цельными стеклами буйная гамма ярких красок: улыбаются раскрашенными ликами фигурки-игрушки артелей кустарей. Выше, в бывшем магазине Шанкса, из огромных витрин тучей глядят дамские шляпы, чулки, ботинки, меха. Это один из универсальных магазинов. Моск. потр. общ. Оно открыло восемь таких магазинов по всей Москве.

На Петровке в сумеречные часы дня из окон на черные от народа тротуары льется непрерывный электрический свет. Блестят окна конфексионов. Сотни флаконов с лучшими заграничными духами граненых, молочно-белых, желтых, разных причудливых форм и фасонов. Волны материй, груды галстухов, кружева, ряды коробок с пудрой. А вон безжизненно-томно сияют раскрашенные лица манекенов, и на плечи их наброшены бесценные по нынешним временам палантины. Ожили пассажи.

Громада "Мюр и Мерилиза" еще безмолвно и пусто чернеет своими огромными стеклами, но уже в нижнем этаже исчезли из витрины гигантские раскрашенные карикатуры на Нуланса и По, а из дверей выметают сор. И Москва знает уже, что в феврале здесь откроют универсальный магазин Мосторга с 25 отделениями и прежние директора Мюра войдут в его правление.

Кондитерские на каждом шагу. И целые дни и до закрытия они полны народу. Полки завалены белым хлебом, калачами, французскими булками. Пирожные бесчисленными рядами устилают прилавки. Все это чудовищных цен. Но цены в Москве давно уже никого не пугают, и сказочные, астрономические цифры миллионов (этого слова уже давно нет в Москве, оно окончательно вытеснено словом "лимон") пропускают за день блестящие, неустанно щелкающие кассы.

В бывшей булочной Филиппова на Тверской, до потолка заваленной белым хлебом, тортами, пирожными, сухарями и баранками, стоят непрерывные хвосты.

Выставки гастрономических магазинов поражают своей роскошью. В них горы коробок с консервами, черная икра, семга, балык, копченая рыба, апельсины. И всегда у окон этих магазинов как зачарованные стоят прохожие и смотрят не отрываясь на деликатесы...

Все 34 гастрономических магазина М.П.О. и частные уже оповестили в объявлениях о том, что у них есть и русское и заграничное вино, и москвичи берут его нарасхват.

В конце ноября "Известия" в первый раз вышли с объявлениями, и теперь ими пестрят страницы всех газет и торговых бюллетеней. А самолеты авиационной группы "Воздушный флот" уже сделали первый опыт разброски объявлений над Москвой, и теперь открыт прием объявлений "С аэроплана". Строка такого объявления стоит 15 руб. на новые дензнаки.

Движение на улицах возрастает с каждым днем. Идут трамваи по маршрутам 3, 6, 7, 16, 17, А и Б, и извозчики во все стороны везут москвичей и бойко торгуются с ними:

- Пожалуйте, господин! Рублик без лишнего (100 тыс.)! Со мной ездили!

У "Метрополя", у Воскресенских ворот, у Страстного монастыря, - всюду на перекрестках воздух звенит от гомона бесчисленных торговцев газетами, папиросами, тянучками, булками.

У Ильинских ворот стоят женщины с пирожками в две шеренги. А на Ильинке с серого здания с колоннами исчезла надпись "Горный совет" и повисла другая, с огромными буквами: "Биржа", и в нем идут биржевые собрания и проходят через маклеров миллиардные сделки.

До поздней ночи движется, покупает, продает, толчется в магазинах московский люд. Но и поздним вечером, когда стрелки на освещенных уличных часах неуклонно ползут к полночи, когда уже закрыты все магазины, все еще живет неугомонная Тверская.

И режут воздух крики мальчишек:

- "Ира" рассыпная! "Ява"! "Мурсал"!

Окна бесчисленных кафе освещены, и из них глухо слышится взвизгивание скрипок.

До поздней ночи шевелится, покупает и продает, ест и пьет за столиками народ, живущий в не виданном еще никогда торгово-красном Китай-городе.

* Михаил Булгаков. "Ревизор" с вышибанием

Новая постановка

Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992.

OCR Гуцев В.Н.

У нас в клубе член правления за

шиворот ухватил члена клуба и выбросил

его из фойе.

Письмо рабкора с одной из станций

Донецкой дор.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Городничий.

Земляника - попечитель богоугодных заведений.

Ляпкин-Тяпкин - судья.

Хлопов - смотритель училищ.

Член правления клуба.

Член клуба.

Суфлер.

Публика.

Голоса.

Сцена представляет клуб при станции N Донецких железных дорог. Занавес закрыт.

Публика. Вре-мя. Времечко!.. (Топает ногами, гаснет свет, за сценой слышны глухие голоса безбилетных, сражающихся с контролем. Занавес открывается. На освещенной сцене комната в доме городничего.)

Голос (с галереи). Ти-ша!

Городничий. Я пригласил вас, господа...

Суфлер (из будки сиплым шепотом). С тем, чтоб сообщить вам пренеприятное известие.

Городничий. С тем, чтоб сообщить вам пренеприятное известие: к нам едет ревизор!

Ляпкин-Тяпкин. Как ревизор?

Земляника. Как ревизор?

Суфлер. Мур-мур-мур...

Городничий. Ревизор из Петербурга инкогнито и еще с секретным предписанием.

Ляпкин-Тяпкин. Вот те на!

Земляника. Вот не было заботы, так подай!

Хлопов. Господи боже, еще и с секретным предписанием.

Городничий. Я как будто предчувство... (За сценой страшный гвалт. Дверь на сцену распахивается, и вылетает член клуба. Он во френче с разорванным воротом. Волосы его взъерошены.)

Член клуба. Вы не имеете права пхаться! Я член клуба. (На сцене смятение.)

Публика. Ах!

Суфлер (змеиным шепотом). Выплюнься со сцены. Что ты, сдурел?

Городничий (в остолбенении). Что вы, товарищ, с ума сошли?

Публика. Ги-ги-ги-ги...

Городничий (хочет продолжать роль). Сегодня мне всю ночь снились... Выкинься со сцены, Христом-богом тебя прошу... Какие-то две необыкновенные крысы... В дверь уходи, в дверь, говорю!.. Ну, сукин сын, погубил спектакль...

Земляника (шепотом). В дверь налево... В декорацию лезешь, сволочь.

Член клуба мечется по сцене, не находя выхода.

Публика (постепенно веселея). Бис, Горюшкин! Браво, френч!

Городничий (теряясь). Право, этаких я никогда не видел... Вот мерзавец!

Суфлер (рычит). Черные, неестественной величины... Пошел ты к чертовой матери!.. Хоть от будки отойди...

Публика. Га-га-га-га-га...

Городничий. Я прочту вам письмо... Вот что он пишет. (За сценой шум и голос члена правления: "Где этот негодяй?" Дверь раскрывается, и появляется член правления на сцене. Он в пиджаке и в красном галстуке.)

Член правления (грозно). Ты тут, каналья?

Публика (в восторге). Браво, Хватаев!.. (Слышен пронзительный свист с галереи.) Бей его!!!

Член клуба. Вы не имеете права. Я - член!

Член правления. Я те покажу, какой ты член. Я тебе покажу, как без билета лазить!!!

Земляника. Товарищ Хватаев! Вы не имеете права применять физическую силу при советской власти.

Городничий. Я прекращаю спектакль. (Снимает баки и парик.)

Голос (с галереи, в восхищении). Ванька, он молодой, глянь! (Свист.)

Член правления (в экстазе). Я те покажу!!! (Хватает за шиворот члена клуба, взмахивает им, как тряпкой, и швыряет им в публику.)

Член клуба. Караул!!! (С глухим воплем падает в оркестр.)

Городничий. Пахом, давай занавес!

Земляника. Занавес! Занавес!

Публика. Милицию!!! Милицию!!!

Занавес закрывается.

* Михаил Булгаков. При исполнении святых обязанностей

Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992.

OCR Гуцев В.Н.

Бумага, адресованная ВЧ-25.

Со ст. Алатырь Казанской дор.

Фельдшерицы Поденке.

Довожу до вашего сведения, что в мое

дежурство 15-го июня с. г. в 7 час.

вечера в больницу явился в нетрезвом виде

представитель учстрахкассы А. К.

Сергиевский, без моего ведома вломился в

родильное отделение, а оттуда прошел в

гинекологическую палату, где начал

осматривать белье у женщин, говоря, что

оно грязное, кричал, перепугал больных,

назвал дежурную фельдшерицу свиньей, а

одну из больных проходимкой.

Подпись фельдшерицы.

Подпись сиделки.

Подпись больных.

Подпись рабкора э 994.

Хорошо и тихо было в железнодорожной больнице. Вечер. Поправляющиеся больные занимались чтением газет и разных полезных книг. Около тяжелобольных суетились сиделки и фельдшерицы.

Из родильного отделения доносились временами стоны.

Там - рожали.

Словом, все как полагается в приличном месте.

И вот... раздались громкие шаги, затем негромкое икание, и в больнице появился гражданин Сильнейший запах пива появился вслед за гражданином и смешался с запахом иода и хлороформа.

- Позвольте... э .. узнать, где у вас тут... э... родильное отделение? - спросил гражданин, загадочно улыбаясь.

- А вам зачем? - удивленно осведомилась фельдшерица.

- Я родить желаю, - пояснил гражданин.

- Как - родить? Вы - мужчина, - ответила фельдшерица, не веря своим ушам.

- А п-почем вы знаете? Хи-хи! Впрочем, я пошутил. Я .. пошутил, м-моя цыпочка, - молвил гражданин и сделал попытку взять фельдшерицу за подбородок, но промахнулся.

- Я вам не цыпочка, - неуверенно ответила фельдшерица, пораженная уверенными действиями посетителя, - а кто вы такой?

- Я, м-моя м-милая, представитель учстрахкассы, - объяснил дорогой гость.

- Что же вам угодно?

- А вот сейчас узнаете, - зловеще молвил гость.

Тут он очень ловко открыл дверь в родильное и появился там во всей своей красоте. Пораженные ею родильницы встретили посетителя легким визгом.

- Я в-вам помешал? - обиженно спросил гость.

- Гражданин, уйдите, что вы! - в ужасе сказала фельдшерица.

- Довольно странно, гм... как же это я уйду? Только что пришел и сейчас же уйду?.. Нет-с, я сейчас белье буду осматривать.

С этими словами посетитель сделал пять косых шагов к крайней койке.

В родильном завыли.

Несколько ошеломленный, посетитель покачался, как маятник, и заметил:

- Ну, л-ладно. Если вы такие пугливые... я... зайду па-па-зн-е-е.

И вышел, и пошел в гинекологическое, и направился к крайней койке, и взялся за одеяло.

Фельдшерица набралась храбрости.

- Прошу прекратить этот осмотр, вы беспокоите больных.

- Что-о?! - спросил посетитель, и ярость начала выступать на его малиновом лице, - как ты сказала? Я беспокою? Я?! Я?! Я?!! (Головы сиделок появились в дверях.) Я?!! Член учстрахкассы, беспокою больных! Да ты знаешь, кто ты такая после всех твоих замечаний?

- Кто? - спросила бледная фельдшерица.

- Свинья ты, вот ты кто!

Фельдшерица вынула носовой платок и заплакала в него.

- Вон! - гаркнул вдруг посетитель на сиделок таким голосом, что те мгновенно провалились сквозь землю. Уничтожив таким образом низший персонал, алкогольный ревизор вновь обратился к среднему персоналу, именно к той же фельдшерице.

- Ты знаешь, что я с тобой могу сделать? Ты у меня в 24 минуты вылетишь на улицу... и на этой улице сгниешь под забором... Ты у меня пятки будешь лизать и просить прощения. Н-но. Я т-тебя не прощу!.. Пойми, несознательная личность, что это моя святая обязанность - осмотр больных и выявление их нужд. Может быть, они на что-нибудь жалуются?

- Гражданин, - взмолился женский голос из-под одеяла, - уйдите вы отсюда...

- Под каким одеялом это сказали?! - грозно осведомился гость. - Под этим, с полосками?! Молчи, проходимка!!