Стая (Потомство)

11.00.

В тот самый момент, когда Эми намеревалась заняться приготовлением завтрака, до нее донесся звук включившегося в ванной душа. Она невольно подумала о том, сколько же времени удалось поспать мужу, и испытала знакомое уже чувство зависти. Для Давида не составляло никакой проблемы подняться после шести, а то и вовсе пяти часов сна, тогда как ей самой требовалось не менее восьми – в противном случае она потом весь день ходила сама не своя.

Что, кстати сказать, после рождения Мелиссы чаще всего и случалось.

Третий месяц, правда, оказался все же полегче, и время, когда она спала, ела и вообще бодрствовала, несколько упорядочилось. Теперь девочка спала минимум девять-десять часов в сутки, и просыпалась за все это время не чаще одного-двух раз.

Зато начались проблемы со сном уже у нее самой. Эми никак не удавалось перестроиться, и лишь в последнюю ночь она впервые за несколько недель смогла как следует выспаться.

Сейчас она чувствовала себя вполне сносно, хотя и понимала, что этого явно недостаточно.

Дэвид же то и дело цитировал Уоррена Зевона: «На том свете высплюсь».

Она никак не могла понять, откуда он черпает свою энергию. Во всяком случае, не от родителей, это уж точно, поскольку для тех вечер представлял собой пару-тройку партий в карты, потом в одиннадцать теленовости – и на боковую.

Пожалуй, это было единственное, чего она категорически не могла понять в своем муже, хотя, надо сказать, ее это не особенно и волновало. Во всем же остальном их жизненные системы функционировали в полной гармонии, и это представлялось ей самым главным. Ко всему прочему, они любили поговорить друг с другом.

В сущности, больше ей ничего и не требовалось.

Она сунула в электромоечную машину еще одну тарелку и вытерла руки. В последнее время кожа опять стала сохнуть и она старалась не забывать перед сном смазывать руки кремом. Ногтей она практически лишилась – типичный «синдром пианистки» в действии, – а теперь вдобавок навалилась еще и шелушащаяся кожа.

Роды все же оказали на нее определенное воздействие в смысле функционирования желез внутренней секреции. С одной стороны, у нее наконец-то стабилизировались крайне нерегулярные прежде месячные; с другой же, теперь она не могла позволить себе выпить даже бокала белого вина, не рискуя при этом начисто исторгнуть из себя весь ужин. При этом водку ее организм, как ни странно, принимал очень даже охотно.

Ну вот, а теперь вдобавок ко всему и кожа начала сохнуть...

Впрочем, на фоне всего остального это не казалось ей таким уж большим несчастьем.

Тем более, что причиной тому была Мелисса.

В данный момент ребенок спал и Эми никак не хотелось его будить, хотя сейчас, когда Дэвид встал, ей обязательно надо было пропылесосить мебель – к двум часам должны были подойти Клэр с Люком, и до их прихода ей хотелось по крайней мере один час уделить уборке дома.

Правда, чуть подумав, она решила поступить иначе.

Садись за работу, —сказала она себе, – а мебель пропылесосить может и Дэвид. Вот позавтракает и займется этим.

Особо он возражать не станет. Как, собственна, и всегда.

Ее персональный компьютер стоял практически рядом с его массивным, дубовым письменным столом. Сидя друг напротив друга – что в последнее время, стало, увы, довольно редким явлением, – они были просто точной копией героев фильма «Потрясающие братья Бейкеры», разве что безМишель Пфайфер в главной роли. А Дэвид – безшевелюры главного героя.

Она налила себе чашку кофе, добавила немного молока, Прошла к письменному столу и села.

Пальцем ноги включила компьютер, вставила в дисковод нужную дискету, после чего стала просматривать результаты проделанной накануне работы.

Неожиданно на память снова пришла Клэр.

В общем-то Эми должна была с радостью думать о Клэр, хотя после недавних событий первой реакцией на такие воспоминания чаще всего становился гнев. Разумеется, не на нее – со времен учебы в колледже они с Клэр были самыми близкими подругами, и с тех пор в их взаимоотношениях ничего не изменилось.

Речь шла о ее муже Стивене.

Сама она поняла это почти сразу же, еще тогда, лет десять назад.

К сожалению, Клэр оказалась не такой наблюдательной.

Было в этом человеке что-то неприятное, гнусненькоекакое-то. За всем его вроде бы беззаботным юмором, ухаживаниями и знаками внимания, которые он уделял Клэр, смутно чувствовалась странная, даже нелепая бесхребетность, что ли. Вечно какой-то уклончивый, в разговоре никогда не смотрит тебе прямо в глаза, но стоит тебе глянуть куда-то в сторону, как сразу же начинаешь чувствовать на себе его пристальный взгляд.

Мужчинам он, как ни странно, нравился. Всем, даже Дэвиду. Мистер «Безотказный парень».Всегда готовый выпить с тобой или посмеяться.

Буквально с самой первой минуты их знакомства Эми стала остерегаться верить ему на слово.

Поняв, что дела у них с Клэр идут к женитьбе, Эми как можно тактичнее, но достаточно настойчиво пыталась образумить подругу.

Однако Стивен оказался хитрее, чем она рассчитывала, причем хитрость его была типичной для низкопробных эгоистов, коим он, в сущности, и являлся. Следовало признать, что с ролью своей он справлялся отменно. Заявлялся к Клэр исключительно как друг и на протяжении нескольких месяцев даже не заикался о том, что хотел бы привнести в их отношения любовные нотки. Он постепенно приучал Клэр к тому, что она то и дело, по сути постоянно, оказывалась рядом с ним, тогда как сам старался втиснуться в круг ее друзей – мило и непринужденно.

Сама же Клэр в тот период как раз «отходила» после своего прежнего неудавшегося романа. Ей все же удалось собрать всю свою волю в кулак и окончательно порвать с парнем, с которым жила чуть ли не со времен учебы в колледже. Тот оказался непомерно ревнивым – не человек, а просто деспот какой-то, – причем ревность его подчас принимала самые что ни на есть нелепые, а нередко и просто смешные формы. Впрочем, смеяться там было особенно не над чем, поскольку на завершающей стадии их романа его претензии и упреки все чаще заканчивались самыми банальными, но от этого не становившимися менее омерзительными сценами. Чашу терпения Клэр переполнила последняя его выходка, когда он, основательно накачавшись на одной из вечеринок, принародно объявил, что она, дескать, ничуть не лучше ее мамаши. Немудрено, что после него Клэр стала особо чувствительной к нежному, мягкому подходу, на чем Стивен ее, как говорится, и подловил.

«Самое главное для меня, это быть тебе верным и надежным другом», —словно то и дело внушал он ей. – «Я тебя уважаю», —казалось, говорил каждый его жест.

Эми отлично помнила все эти его тщательно наигранные, насквозь фальшивые манеры.

Впрочем, на фоне предыдущего маньяка Стивен олицетворял собой чуть ли не совершенство, тем более, что и по части секса у них тоже, судя по всему, все складывалось нормально. Поэтому Клэр с легкостью приняла его самую обычную обходительность за искреннее внимание, и в итоге решила, что действительно ему; нравится —если не сказать того, что он ее любит.

Впрочем, Эми серьезно сомневалась в том, что Стивен вообще был способен кого-либо полюбить.

Она часто задавалась вопросом: когда и почему Стивен решил, что ему нужна ее подруга. Клэр всегда была поразительно хорошенькой женщиной, и, возможно, именно это сыграло решающую роль, поскольку все прекрасно знали, что Стивен метил на работу в одной довольно солидной нью-йоркской юридической фирме, так что Клэр очень недурно смотрелась бы в качестве его спутницы, наверняка понравилась бы потенциальным партнерам и клиентам, а с учетом ее скромности и обходительности, возможно, и их женам.

А ведь Эми предупреждала ее, причем не раз. Возможно, даже слишком часто. Клэр же оставалась глуха ко всем ее доводам – и когда она отговаривала ее от женитьбы, и потом, когда советовала не торопиться с детьми.

Люк. Бедный Люк.

Ребенок, у которого вместо отца оказался самый настоящий обманщик.

Когда Эми вспоминала обо всем этом, перебирала в памяти все то, что она в те дни думала о Клэр, ее буквально переполняли гнев и тоска, а кроме того она молила Господа, чтобы он дал ей сил как-нибудь напакостить этому ублюдку.

И вместе с тем втайне благодарила судьбу за то, что по крайней мере хотя бы ей самой повезло с личной жизнью.

Она слышала, как Дэвид плещется в ванной. Он вообще, когда брился, всегда оставлял после себя огромные лужи, хотя, если все твои проблемы в общении с мужем ограничиваются только этим – ну, возможно, еще тем, что он постоянно забывал поднимать после себя сиденье унитаза и то и дело стряхивал свой чертов пепел куда попало, вечно забывая, где лежит пепельница, – то можно сказать, что твоя жизнь лишена сколь-нибудь серьезных проблем.

Ее отец – царство ему небесное – постоянно твердил, что настанет такой день, когда она встретит именно такого человека, и все же Эми никак не хотела поверить в эти слова, возможно, потому, что отчасти считала такимчеловеком самого отца и ни разу не встречала мужчину, хотя бы отдаленно напоминавшего его. И вот действительно настал такой день, когда эта встреча состоялась. Сексуальный, серьезный, прекрасный спутник, а теперь, как выяснилось, ко всему прочему еще и умелый помощник. Дэвид полностью разделял с ней обязанности по дому, по уходу за Мелиссой, пеленал ее, кормил, вставал по ночам в те первые и такие трудные два месяца... и определенно видел в Эми равного себе человека – как в работе, так и в семейных делах.

При этом она не могла не заметить, что после того, как три года назад от рака умер его отец, Дэвид несколько изменился, возможно, даже чуточку отдалился от нее. А ведь он действительно любил этого милого, чуточку ленивого старика и очень переживал его смерть, иногда страдая от приступов дурного настроения. Когда она начинала расспрашивать его, он просто говорил, что тоскует по нему. Все это звучало вполне понятно, и все же Эми не раз задумывалась над тем, что, возможно, Дэвид – сам того не замечая – относился к отцу намного чувствительнее и проникновеннее, чем она о том догадывалась.

Работал он много – подолгу и очень старательно, словно спортсмен, бегущий на время отмеренную самому себе дистанцию. А в последнее время стал поговаривать о том, что неплохо бы бросить курить.

Эми не раз задавалась вопросом, не начал ли он опасаться смерти – как если бы кончина отца каким-то образом заставила его по новому взглянуть на и без того запутанный и во многом двусмысленный вопрос о собственной смертности.

«На том свете высплюсь», —не раз говорил он ей.

Но если так, то он и сам, скорее всего, не догадывался об этом.

Вот и сейчас он, похоже, не утруждал себя ничем, даже отдаленно походящим на подобные мысли, когда вошел в кабинет в своем застиранном красном банном халате и потрепанных теннисных тапочках без шнурков, показавшись ей таким бодрым, здоровым и даже чуточку несуразным.

– А знаешь, прошлой ночью я уже приступил к третьей позиции, – сказал он, после чего склонился над Эми и чмокнул ее в макушку, одновременно вдыхая аромат ее длинных, кудрявых рыжих волос. От жены исходили запахи мыла и шампуня с примесью масла папайи.

Эми с явным одобрением относилась к тому, что он не пользовался никакими лосьонами после бритья.

– Я знаю. Первым делом сегодня утром просмотрела самое начало файла. А тебе немало удалось сделать, да и выглядит вроде бы неплохо.

– Спасибо.

– Всегда пожалуйста.

– Кофе?

– И погорячее.

– Заметано.

Спустя несколько минут с кухни донесся его голос:

– Клэр во сколько собиралась прийти?

– Где-то к двум.

– Хорошо. Значит, успею починить шнур у настольной лампы. А то вчера ночью, часа в два, вдруг взял и перегорел. Надо будет изоляцию сменить. Не помнишь, у нас в доме есть где-нибудь изоляционная лента?

– Кажется, в подвале была.

Он прошел в кабинет и поверх ее плеча глянул на экран монитора, после чего скользнул взглядом вниз, туда, где ткань халата чуть отошла от груди.

– Ну как, получается?

– В общем-то, я даже еще и не начинала. Все о Клэр думала.

Он кивнул и отхлебнул кофе. Им и раньше приходилось обсуждать эту проблему, так что Эми не пришлось вдаваться в подробности. Дэвид полностью разделял ее позицию, поскольку также считал себя другом Клэр.

– Послушай, – сказала она, – как ты отнесешься к тому, чтобы взяться за пылесос где-нибудь через часок, а? И Мелисса поспит, и я смогу немного поработать.

– Без проблем.

Он подошел к двойным стеклянным дверям, за которыми светило яркое солнце, раздвинул их и услышал, как ворвавшийся внутрь свежий ветер взметнул лежавшие рядом с ней бумаги.

– Бог ты мой! – проговорил Дэвид. – Совсем забыл. Я же сегодня утром сделал; поразительноеоткрытие! Ты не слышала, в наших краях никогда не обитала колония каких-нибудь старообрядных хиппарей? Ну, что-то в этом роде?

Эми оторвала взгляд от монитора:

– Прости, что ты сказал?

– Сегодня утром – рассвело уже – я увидел в поле какую-то девушку. Длиннющие волосы, а наряд – в чем мать родила.

– Девушку?

– Ага. Лет шестнадцати, ну может, семнадцати. Правда, далековато от меня стояла.

– Голая?

– Ну, по крайней мере, от пояса и выше. Остальное не заметил. – Ты что, шутишь?

– Э-а.

– И как грудь, что надо?

– Я же сказал, что она была довольно далеко.

– Гм-м.

Эми оторвалась от монитора, подошла к мужу и обняла его за талию.

– А ты в гости ее не пригласил?

– Это еще зачем? Кому нужны нимфы, когда имеется своя богиня?

Эми рассмеялась.

– Ну да, милая стареющая богиня.

– Богини не стареют. Они зреют. Вроде пшеницы или кукурузы.

– Вот насчет кукурузы это ты правильно сказал.

И поцеловала мужа. От нее пахло мылом и кофе, и он прильнул к ней своими нежными губами.

– Похоже на то, что особо поработать мне сегодня не удастся, ты не находишь? – спросила Эми.

– Во всяком случае, не сейчас. Да и с изоляцией провода можно повременить.

– Только давай так, чтобы не разбудить Мелиссу, хорошо?

– Не беспокойся. Пылесос я пока включать не собираюсь.

Он распахнул халат Эмили, скинул его с ее плеч и, откинувшись на диван, потянул жену на себя. Солнце приятно согревало ей спину, когда она принимала его внутрь себя.

А потом почему-то вспомнила о том, что так и не выключила монитор, да и весь компьютер тоже.

Впрочем, это была последняя посетившая ее мысль, которая не принадлежала им обоим.

11.50.

Питерс стоял у входа в пещеру и обливался потом. Дело было не только в трудностях восхождения. Нервы тоже давали о себе знать.

У него за спиной карабкались Манетти, Харрисон и еще четверо полицейских штата, ловкие движения которых в свете их фонарей были хорошо заметны на фоне почерневших от копоти стен.

Даже не зная о том, что именно здесь происходило одиннадцать лет назад, оказавшийся здесь человек начинал испытывать чувство смутной тревоги.

Питерс скинул с плеча короткую винтовку, заранее зная, что на сей раз она ему не понадобится, и ступил внутрь.

Машинально припоминая, как все было.

Тот парень, Николас-как-то-там-еще – фамилия странным образом ускользнула из запасников его памяти, – в очках, которые вмиг слетели с его лица, как только они открыли пальбу, ошибочно приняв его за одного из дикарей. Даже несмотря на его очки, насмерть перепуганные парни едва было не убили его – и это после всего того, что ему пришлось пережить; после того, как он сам, да еще та женщина, что лежала на полу – голая, истекающая кровью, жутко израненная, но все еще живая, – перебили за них почти всех этих выродков. Он вспомнил, как пристрелил одного из них – того, что был с ножом.

А потом он вспомнил паренька...

... который Бог знает сколько времени томился в заточении у этих гадов, а потом двинулся им навстречу, протянув вперед руки, шагая медленно, словно во сне – такой грязный, замызганный, запачканный собственной засохшей кровью, что нетрудно было принять его за одного из них. Питерс тогда успел крикнуть ему, чтобы он остановился, но паренек все продолжал идти вперед, и его парням, да и ему самому, не оставалось ничего другого, кроме как открыть огонь – и шесть стволов почти одновременно начали пальбу, так что Питерс даже не мог сказать, его ли пуля, или чьи-то другие, сразили несчастного.

Все это произошло целых одиннадцать лет назад, и Питерс был даже рад тому, что с тех пор переключился на виски «Джонни Уокер». Радовался и тому, что уже не был полицейским, что мог вынуть из кармана куртки заветную фляжку, скрутить ей голову и сделать затяжной глоток. Примерно такой, который позволил себе сейчас.

Остальные стояли и смотрели на него. Полицейские-новобранцы, сжимавшие в руках более совершенные модели оружия, бросали в его сторону явно неодобрительные взгляды.

А, пошли они все к...

Он и в самом деле был искренне рад тому, что уже не работал полицейским, и на то имелось несколько причин.

Но самая главная из них – тот паренек.

Как же ему хотелось навсегда перестать вспоминать того паренька.

Он сделал еще один глоток, убрал фляжку в карман и огляделся.

Теперь там уже ничего не было: кожи, шкуры, одежда – все исчезло. Они перенесли все на пляж – все, вплоть до последнего сломанного топорища, заржавевшего ножа и покоробленного патронташа, и двумя днями позже сожгли все в общем костре. Все то, что не горело и что не требовалось им для идентификации, они отвезли на старую городскую свалку у Такер-роуд, откуда, собственно, все это и было когда-то взято.

Сейчас же он увидел лишь лежавшие на полу пещеры несколько согнутых гвоздей, да ржавую дверную ручку – вот, пожалуй, и все.

Они уже не возвращались. По крайней мере, сюда не возвращались.

Впрочем, как знать? Возможно, им также были не чужды воспоминания.

– Дерьмо, – проговорил Манетти.

По-своему все эти парни в полицейской форме были даже немного разочарованы. От сердца, разумеется, отлегло, но разочарование все же осталось. Даже по прошествии всех этих одиннадцати лет он без малейшего труда отыскал эту пещеру; разумеется, сейчас эти парни думают, что им повезло – ну как же, так скоро вышли на нужное место. Ан-нет, оказывается, вовсе не повезло, и потому сейчас эти ребята чувствовали себя кем-то вроде собак, которые вдруг потеряли след.

– Там, внутри, есть еще одна пещера. Можно и на нее взглянуть, если хотите.

Он снова для надежности повел дулом ружья – в общем-то просто так, по привычке. Не более того. Их здесь уже не было, да и не должно было быть. В пещере пахло землей, грязью и морем. Хотя, если бы они остались в ней подольше, она запахла бы чем-то... другим.

В дальнем углу Манетти натолкнулся на сломанные вилы. Больше они не нашли ничего.

Питерс ощутил вдруг прилив противной слабости, почувствовал как его тело стало обмякать. И снова полез за фляжкой.

Остальные потянулись к выходу из пещеры – туда, откуда незадолго до этого вошли в нее.

Никто пока не произнес ни слова. Все медленно спускались с горы.

Морской ветерок, чистый и прохладный, шевелил его волосы.

Где-то на полпути он спросил Манетти насчет собак – шериф ответил, что те должны прибыть где-то часа через два, а вместе с ними еще двадцать патрульных.

Пока же они имели в своем распоряжении лишь две группы полицейских по шесть человек в каждой, которые работали на узком пространстве к северу и югу от них. Зато новые патрульные с собаками смогут прочесать окрестные леса, пройти дальше к северу, к Любеку, и на юг, до самого Катлера, тогда как некоторые псы смогут учуять запах аж до самого дома Кэлтсесов.

Встав в два часа ночи, они получали дополнительно четыре часа светлого времени. Целых четыре часа.

Он ступил вниз по тропе.

Именно в этом месте он приставил дуло к глазу женщины, так что промахнуться было невозможно, после чего нажал на спусковой крючок. Впрочем, Каджиано он уже все равно ничем не мог помочь – ее челюсти все так же продолжали висеть на его горле, когда он своим выстрелом снес ей половину черепа.

Манетти заметил, что Питерс замешкался.

– Джордж, все в порядке? – спросил он.

Тот кивнул.

– Слушай, старина, – сказал Манетти, – ты показал нам эту пещеру, сказал, в каких еще местах они могут прятаться, и чем, скорее всего, занимаются. Так что мне совершенно незачем продолжать таскать тебя с собой. А может, поедешь домой, отоспишься как следует, а мы уж сами продолжим заниматься этим делом?

Питерс покачал головой. – Я знаю их, – сказал он. – В тот день я перестрелял их столько, сколько было в моих силах, полюбовался на то, что они здесь припрятывали, и переговорил с уцелевшими. Нет, я вам еще нужен. Я понимаю, о чем ты думаешь, и это очень мило с твоей стороны. И все же ты поступишь гораздо умнее, если попросишь меня остаться с вами.

Манетти улыбнулся. – Ну ладно. Так ты останешься с нами, старина?

– Разумеется. Как же еще?

На мгновение он остановился на песке и, обернувшись, окинул взглядом скалу.

С того места, где они стояли, вход в пещеру был почти не виден. Да, неплохое местечко они нашли для своего убежища. Интересно, где же они подыскали себе новое?

Видимо, мысль эта вызвала у Питерса довольно болезненную реакцию, потому что, взглянув на него, Манетти спросил:

– Ну и как тебе все это понравилось? Тяжко, наверное, было снова возвращаться сюда?

– Что и говорить, у меня сохранились и другие воспоминания. Получше, чем о том дне.

Он снова потянулся к фляжке и, достав ее, отвинтил крышку.

– Но на сей раз, Вик, попомни мои слова, это будет похлеще прежнего, и я боюсь, что еще до того, как все закончится, ты тоже захочешь присоединиться ко мне. А может, и в самом деле присоединишься.

И отхлебнул из горлышка.

14.20.

Эми посмотрела на сидевшую за кухонным столом Клэр и поняла, что правильно сделала, пригласив ее.

– Что-то ты плохо выглядишь, – сказала она. – Как у тебя со сном?

– Неважно. Особенно в последнее время.

Она потянулась к крохотной ручонке Мелиссы – та сразу же обхватила ее указательный палец, тогда как Эми ни на мгновение не прекращала процедуру кормления.

– Какая же она красивая, —сказала Клэр.

Эми почувствовала, что у нее начал побаливать сосок, а значит, через пару минут надо будет поменять грудь. Тем не менее она улыбнулась, поскольку Клэр сказала истинную правду: Мелисса и в самом деле была очень красивой девочкой. Мягкая розовая кожа, шелковистые, какие-то пушистые коричневые волосы и очаровательные карие глаза. Даже исходивший от нее запах,и тот был какой-то особый – смесь ароматов сладкого дыхания и теплой, чистой кожи.

Когда они приехали, девочка спала. Клэр и Люк на цыпочках прошли в спальню, и Клэр потом сказала, что полюбила ее буквально с первого взгляда. Даже Люк как-то весь просиял, словно это был" его собственная родная сестренка.

Клэр легонько убрала палец, и младенец тотчас же вцепился в материнскую грудь.

– Сегодня они намереваются вручить ему бумаги, – сказала Клэр.

– Пора бы уже.

– Куда там, только к понедельнику смогли отыскать его. Как выяснилось, он снова вернулся в офис Мэрион – делопроизводителем, юрисконсультом или кем-то там еще. Правда, теперь уже не партнером, но все же вернулся.

– Мэрион? К этойсучке?

– Сама не понимаю почему, но у меня такое ощущение, словно она готова сделать для него абсолютно все.

– Ты полагаешь, что они спят друг с другом?

– Даже и не знаю. Вообще-то Мэрион никогда не казалась мне тем типом женщины, которая станет утруждать себя романом с собственным партнером. На меня она всегда производила впечатление эдакой акулы-бизнесменши. Впрочем, всякое может быть. Как выяснилось, именно секретаршаМэрион нотариально заверила кредит.

– Ой! – вырвалось у Эми, но не после слов Клэр, а от прикосновений острых зубов Мелиссы к раздраженному соску.

Клэр чуть поморщилась, тогда как самой Эми стало даже смешно: можно было подумать, будто ребенок укусил не ее, а Клэр.

Она переместила Мелиссу к другой груди. Ребенок даже не заплакал. Поразительно, но в последнее время девочка вообще почти не плакала.

Клэр также облегченно улыбнулась, увидев, как младенец припал к материнскому соску.

Эми это показалось даже чуточку странным. Ведь она сама выкармливала Люка, разве не так? Ну разумеется, так, и потому прекрасно все помнила. Так почему же этот укус вызвал у нее столь неожиданное чувство брезгливости?

Впрочем, она тут же выбросила эту мысль из головы.

– Подожди-ка минутку, – сказала Эми. – Мне хочется во всем как следует разобраться. Ты сказала, что секретарша Мэрион нотариально заверила кредит, которым он намеревался покрыть свой долг фирме, так?

– Угу.

– Таким образом, получается, что сама Мэрион также знала про подлог? Они оба знали о нем?

– Выходит, что знала.

– Невероятно.

Девять месяцев назад, то есть чуть ли не за год до их разрыва, Стивен втайне от Клэр взял кредит размером более полумиллиона долларов – Эми уже не помнила точную сумму, – который должен был покрыть примерно половину исковой суммы, в судебном порядке взысканный с фирмы одним из ее бывших клиентов. Предполагалось, что остальную половину расходов фирма возьмет на себя.

Получилось так, что Стивен допустил серьезные нарушения в распоряжении средствами этого клиента. В прошлом за ним уже водились аналогичные прегрешения, но на сей раз чаша терпения начальства переполнилась и оно решило возложить всю ответственность на него одного.

Тогда он подделал подпись Клэр на документах и продал их дом в Гринвиче, стоимость которого, за вычетом закладной, как раз и составила полмиллиона долларов.

В последнее время помощь от Стивена поступала крайне нерегулярно, и потому Клэр и Люк едва сводили концы с концами.

В итоге из фирмы он все же уволился, лишился своего партнерства и, похоже, столкнулся с какими-то новыми проблемами, о которых его бывшие коллеги то ли ничего не знали, то ли просто не желали распространяться на этот счет.

И ограничились лишь тем, что попросту аннулировали его кредит.

Таким образом сначала Стивен перестал посылать семье деньги, а потом и сам куда-то исчез.

Ко всему прочему он расторгнул договор об аренде их квартиры в Манхэтгене и отбыл в неизвестном направлении, не оставив даже адреса, так что на протяжении последних шести месяцев ни Клэр, ни Люк не получали о нем никаких вестей. Рождество и день рождения Люка прошли без главы семейства.

Зарплата секретарши не покрывала даже расходов по закладной за дом, не говоря уже о покупках одежды и продуктов.

Зато все кредиторы подняли страшный вой, обратив его, естественно, на Клэр.

Тогда как Стивена они не смогли даже разыскать.

Впрочем, история с заемом, как выяснилось позднее, оказалась отнюдь не единственной его махинацией. В прошлом году он проставил имя Клэр на налоговой декларации, в результате чего она только недавно узнала о том, что они задолжали Федеральной налоговой службе около четверти миллиона долларов.

Таким образом к общему вою кредиторов присоединились также голоса чиновников ФНС.

При этом их совершенно не интересовало, кто именно расписался на тех проклятых бумагах – речь шла о налогах, и они, соответственно, требовали от нее денег.

Одному лишь Богу было ведомо, что еще успел натворить этот деятель, так что Клэр оставалось только ждать очередного удара.

За какие-то несколько месяцев Клэр из состояния относительного финансового благополучия скатилась едва ли не до нищеты, не располагая никакими кредитами и успев залезть по уши в долги. Полумиллионный заем, закладная за дом, счета за газ и электричество, оплата кредитных карточек, траты на содержание машины – все свалилось на нее подобно снежной лавине.

В последнее время она даже перестала отвечать на телефонные звонки, поскольку в подавляющем большинстве случаев звонили именно кредиторы, а у нее уже не осталось денег на то, чтобы поставить на телефон электронную защиту от назойливых собеседников.

Эми и Дэвид ссудили ее деньгами на адвоката, который пытался разыскать Стивена, чтобы вручить ему исковые документы о расторжении брака. Недавно ему все же удалось напасть на его след и сделать все возможное, чтобы максимально снизить сумму предъявленных Клэр материальных претензий, вызванных махинациями мужа. Однако даже при самом благоприятном развитии событий с домом ей все же придется расстаться. Куда уж там, – сказал ей адвокат, – в лучшем случае она сможет отвоевать что-то около тридцати тысяч долларов, и только.

Клэр было тридцать семь лет, Люку – восемь, и обоим предстояло на тридцать тысяч долларов заново начинать отстраивать собственную жизнь. Для подобной цели сумма была явно недостаточной.

Эми прекрасно понимала, насколько потрясена Клэр. И до какой степени напугана.

Вот и сейчас исходивший от подруги страх, казалось, перебирался по поверхности стола и заползал ей на спину.

В последний раз она видела Клэр где-то месяца два назад. Восемь недель – в принципе, это был не такой уж большой временной промежуток, однако последствия пережитого в течение его напряжения оказались поистине разрушительными. От хронического недосыпания нежная кожа под большими карими глазами Клэр собралась в мелкие, похожие на трещины складки, а в длинных темных волосах залегла густая седина. Фигура Клэр, всегда такая подтянутая и стройная – даже после рождения Люка – как-то обмякла, обвисла, а сама она производила впечатление человека, слишком долго не имевшего возможности отдышаться.

Эми так хотелось обнять подругу, сказать ей, что все в конце концов наладится и будет просто расчудесно, хотя она прекрасно понимала, что на самом деле ничего чудесного ожидать не приходилось, и Клэр предстояла долгая, жестокая нервотрепка, а потому не стоило произносить пустых фраз.

Тогда Эми решила сделать самое лучшее, что было возможно в сложившейся ситуации – она протянула ей через стол Мелиссу.

– Вот, подержи немного, а я пока приготовлю еще кофе.

Мелисса улыбалась, взмахивала крохотными ручонками и восторженно хлопала на Клэр своими глазенками, которые с каждой секундой раскрывались все шире.

Клэр тоже улыбнулась и даже как-то просияла.

– Мелисса! – позвала она и принялась издавать звуки, которые обычно делают взрослые, когда держат на руках младенца. Мелисса отвечала ей радостным воркованием.

Пожалуй, ничто так не помогает встряхнуться, как вид трехмесячного младенца, – подумала Эми.

Разумеется, если это не происходит в четыре часа утра.

Ну довольно, хватит ныть, – сказала она себе. – Не так уж плохо все складывается.

Она вернулась с кофейником в руке.

– Люк там не набедокурит? – спросила Клэр.

– Все в порядке. Дэвид за ним присматривает. Да и потом, что с ним может случиться, когда вокруг только трава, деревья, да всякие жучки-паучки.

– А море здесь близко?

– Что-то около полумили. Ты опасаешься, что он может зайти так далеко?

– Да в общем-то нет. Он ведь практически незнаком с деревенской жизнью.

– Если хочешь, можем потом все вместе прогуляться – покажем вам местные достопримечательности. Скалы и утесы на мысу смотрятся просто потрясающе и даже загадочно.

– Вот уж к ним-тоему никак не следует приближаться.

– Ну, стоит ему только увидеть их, и я готова буду поспорить, что он станет вести себя с повышенной осторожностью.

Зазвонил телефон. Эми встала и сняла трубку.

Мелисса снова вцепилась в указательный палец Клэр и радостно заворковала.

Эми слушала голос в трубке, слишком изумленная, чтобы произнести хотя бы слово в ответ, хотя сказать можно было много чего.

Между тем голос в трубке все говорил и говорил, причем могло показаться, что этому вообще не будет конца.

– Одну минутку, – сказала Эми.

Подойдя к столу, она так и не смогла подавить появившееся на ее лице выражение крайней ярости. Ну что ж, по крайней мере, я постаралась сделать все, что от меня зависело.

Но как он посмел? —пронеслось у нее в голове. Она протянула руки к ребенку и сказала:

– Тебя.

Клэр изумленно посмотрела на нее.

– Это он, – сказала Эми. – Стивен. Он едет сюда. Сказал, что уже в пути.

14.43.

День для этого времени года выдался довольно теплый, хотя в воздухе уже заметно ощущалась постепенно накапливающаяся влага.

Дэвид и Уилл Кэмпбел по-прежнему находились в располагавшейся под верандой мастерской – откинув брезент, они внимательно изучали состояние строительного материала.

Люк также был с ними. Мальчик спросил разрешения Дэвида осмотреть содержимое его ящика с инструментами. Большая часть инструментов некогда принадлежала отцу Дэвида – из чего следовало, что в своей основной массе ими почти никогда не пользовались, – и Дэвид не видел оснований запрещать парнишке покопаться в железках. Через раскрытую дверь мастерской ему было видно, как тот снимает слои наждачной бумаги и отодвигает коробки с гвоздями и шурупами, чтобы добраться до лежавших внизу молотков, рашпилей и отверток. Дэвид заметил, что Люк внимательно прислушивается к их разговору, стараясь не пропустить ни слова, хотя большая часть из сказанного, судя по всему, оставалась для него пока совершенно непонятной.

Сейчас они стояли перед штабелем из двенадцатифутовых сосновых брусов и досок из южной сосны, которые планировалось использовать для укладки нижнего настила; дерево было основательно обработано и пропитано всевозможными составами, чтобы его не могли повредить ни сырость, ни всевозможные насекомые.

Уилл Кэмпбел был худощавым, длинноногим мужчиной лет пятидесяти, потемневшее от загара лицо которого было до такой степени изрезано морщинами, что со стороны могло показаться, будто он постоянно хмурится.

Он раздавил каблуком окурок «Пэлл-Мэлла» и изящным движением руки провел по кромке лежавшей перед ним доски.

– Добротный материал, – проговорил он.

В его устах это прозвучало как высшая похвала.

– Только не надо тянуть с установкой, – добавил он. – Стоит им один лишний день полежать на солнце, как они тут же начнут коробиться, а потом и вовсе станут похожи на трубочки для коктейлей. С ними такое случается. А вот это...

Он перешел к еще одному штабелю, гораздо больших размеров, чем первый – в высоту он был около четырех с половиной футов и где-то под четыре в ширину, сложенный уже из еловых и пихтовых брусов и досок разной длины. Это дерево предназначалось для каркаса всего здания, на который предполагалось настилать пол первого этажа.

– ...просто потрясный, —закончил он ранее начатую фразу.

– Потрясный? – переспросил Дэвид, которому никогда еще не доводилось слышать, чтобы Кэмпбел употреблял этот эпитет.

– Прекрасный отечественный материал, полученный прямо до Великих лесов. Лучшего дерева я, пожалуй, даже и не встречал. Прочное и добротное.

– А что такое Великие леса? – спросил Люк. Мальчик стоял в дверях магазина с массивным молотком в руке – инструмент был явно тяжеловат для него, однако он хотя и довольно неуклюже, но все же продолжал вколачивать им невидимые гвозди.

– А ты среди них и находишься, сынок, – ответил Кэмпбел. – Это как раз один из таких лесов. Разумеется, здесь, на побережье, где постоянно дуют ветра, вид у него довольно непривлекательный, но все же это именно то самое. Зато от Бангора и выше тянется территория самых настоящих Великих лесов. Старый, строевой лес. Красная ель, черная ель, белая ель, кедр. Реки, озера, протоки. Кстати, в них при желании можно поймать форель, а если повезет, то и вспугнуть медведя или лося.

– А вам доводилось это делать?

– Случалось.

– Вот бы на медведя посмотреть! – Люк сделал широкий замах, явно представляя себе, как опускает молоток на медвежий череп.

Кэмпбел рассмеялся. – Это ты медведя так? Боюсь, не получится.

– А вот и получится.

– На коротких дистанциях медведь бегает быстрее автомобиля, а стартовая скорость у него еще выше. А ты, сынок, машину обогнать сможешь?

Люк наморщил лоб и явно задумался над только что полученной информацией.

– А если бы я стоял чуть поодаль и оттуда наблюдал за ним? Например, в бинокль.

– Ну так, пожалуй, можно, – с улыбкой кивнул Кэмпбел. – Конечно, почему бы нет?

– Посмотри-ка вон на ту полку, – сказал Дэвид. – Прямо у тебя за спиной.

Люк вошел в мастерскую. Дэвид заранее прикинул, что мальчик вполне сможет дотянуться до нужной полки. Для своего возраста он был довольно высоким парнишкой, с худыми и длинными, как у матери, руками. Мужчины стояли и наблюдали за тем, как он подошел к полке, потянулся и принялся шарить по ней рукой. Что-то нащупав, спросил:

– Можно?

– Ну конечно, – кивнул Дэвид.

Бинокль также был отцовский – старый и не особенно сильный, он, тем не менее, пребывал во вполне рабочем состоянии.

Люк закинул на шею кожаный ремешок, с грохотом опустил молоток в ящик с инструментами и поднес окуляры к глазам.

– Знаешь, как наводить на резкость? – спросил Дэвид.

Люк покачал головой. Дэвид подошел и показал ему, что надо делать.

– Видишь, сначала получается как бы два изображения. Тогда ты переламываешь обе половинки бинокля, придвигаешь их ближе к переносице, либо, напротив, отодвигаешь от нее, и тогда оба изображения сливаются в одно. Только одно. А потом начинаешь крутить это колесико, чтобы то, что тебе хочется рассмотреть, казалось четким и резким.

Люк попробовал, нацелив бинокль на Кэмпбела.

– Эй! – с улыбкой окликнул он мастера.

– Ну как, получается?

– Ага!

– Ну и порядок.

Мальчик направил окуляры на поле и снова подкрутил колесико.

– Колоссально!

Похоже на то, что наша Черепашка снова обрела друзей,– подумал Дэвид. Ему было интересно, кто из персонажей компьютерной игры нравится Люку больше – Микеланджело или Донателло. Сам он лично склонялся в пользу Леонардо, хотя и признавал, что в Черепахах тоже есть своя сила и прелесть. Хотя бы в качестве противовеса тому же Серому Черепу.

– Ну как, нравится игрушка?

– Ага!

– Ладно, разрешаю тебе попользоваться им на время.

– А на какое время?

– До тех пор, пока находишься здесь.

– А потом мне придется отдать его обратно?

– Посмотрим.

Люк с надеждой взглянул на него, и Дэвид подумал, что в этом возрасте в детях пока не особенно проявляется дух собственника.

– А можно я осмотрю через него окрестности?

– Действуй.

Он побежал мимо дубов в сторону поля, затем остановился, обернулся и навел окуляры на окна дома. Кэмпбел закурил, и они некоторое время смотрели вслед мальчику.

– Похоже, славный мальчуган, – заметил мастер.

– Так оно и есть.

– Я вообще-то против детей ничего не имею, – сказал Кэмпбел. – Так что, если когда мы начнем работать, он будет крутиться где-нибудь поблизости, возражать не стану. Иногда парню бывает даже полезно почувствовать свою полезность.

– Особенно когда у него есть кое-какие проблемы.

– Проблемы?

Дэвид ни словом не обмолвился в разговоре с Кэмпбелом ни о самом Люке, ни обо всей этой истории с Клэри Стивеном. Только сказал, что Люк его крестник и что Клэр некоторое время поживет у них.

– Я и сам воспитал двух сыновей и дочь, – сказал Кэмпбел, – и построил для людей немало домов. Люди особенно ярко раскрываются, когда строят дом, причем иногда в них проступает что-то такое, чего тебе уж никак не хотелось бы увидеть. Вы, наверное, скажете, что это все из-за дороговизны. Ну что ж, деньги на дом и вправду нужны немалые. Дом сам по себе довольно солидное вложение капитала. Подчас приходится принимать много решений, которые на первый взгляд кажутся незначительными, хотя на самом деле это далеко не так. По крайней мере, не в наше время. Более того, подчас они, черт побери, оказываются очень даже важными. Не могу сказать, чтобы мне довелось повидать на своем веку так уж много чего, и все же однажды видел вроде бы вполне приличного парня, который вдруг принялся избивать своего пса только потому, что ему вовремя не подвезли оконные рамы, тогда как сам он уже настроился на то, чтобы заняться их установкой. У ребятни тоже возникают свои проблемы. Впрочем, вы это и сами не хуже меня знаете.

Это была самая длинная тирада, которую Дэвид услышал от Кэмпбела по данному вопросу. Впрочем, как и по любому другому.

Кэмпбел достал очередную сигарету и указал на тянувшийся у них над головами настил.

– А там мы положим хорошо оструганные пихтовые доски, – проговорил он. – Но это уже после того, как закончим работу здесь. Сами увидите – получится очень даже красиво.

Люк подошел к краю поляны и поднес бинокль к глазам – лес сразу попал в фокус. И неожиданно показался ему очень глубоким.

Он чуть заколебался, не сразу решившись идти дальше – а вдруг там и в самом деле водятся медведи? Интересно, – подумал мальчик, – а медведи по деревьям лазать умеют или их только на земле нужно высматривать?

Но потом все же двинулся вперед. Теперь он превратился в настоящего следопыта, скаута, охотящегося на индейцев или, в крайнем случае, на медведя.

Но особенно углубляться в лес он все же не будет.

Лесная чаща встретила Люка прохладой и влажностью. Ему нравился лесной воздух, приятно было ощущать его прикосновение к лицу и обнаженным рукам. И запах хвои тоже нравился. Люк в тайне порадовался тому, что надел не шорты, а длинные штаны, поскольку в некоторых местах заросли смыкались довольно тесно, и приходилось продираться сквозь них, что сопровождалось досадными царапинами. Он уже имел представление о произраставших в лесу колючках и потому старался обходить их стороной.

В ряде мест, где кустарник рос не оченьплотно, он смело и даже отчаянно бросался в самую его гущу, после чего медленно и осторожно выбирался наружу. Как если бы за тобой со скоростью автомобиля гнался медведь, – подумал Люк.

А потом он оказался под кронами высоких деревьев и, чуть сбавив темп, брел по толстому и мягкому слою слежавшихся коричневатых иголок, чувствуя, как они приятно пружинят под подошвами его кроссовок.

Ему давно хотелось побывать в таком вот именно месте.

Он стоял на склоне невысокого холма в окружении сосновой рощи, от которой на землю падала густая тень.

Люк поднес бинокль к глазам и внимательно осмотрел окрестности, стремясь во чтобы то ни стало отыскать индейцев, которые наверняка тайком пробирались сквозь росшие у подножия холма заросли.

Ему было и весело,и одновременно чуточку страшно.

Отчасти потому, что сама эта игра была немного жутковатой – ведь индейцы и медведи уже по самой своей природе несли в себе элемент опасности, – а отчасти и потому, что в данный момент он находился в настоящем американском лесу, тогда как лес всегда представлял собой довольно дикое место, в котором ему еще никогда не доводилось бывать, тем болеев роли следопыта. Так что в этом отношении все выглядело очень даже по-настоящему.

В кустах по левую руку от него что-то зашевелилось; он услышал хруст веток, но к тому времени, когда сфокусировал на заинтересовавшем его месте свой бинокль, там уже никого не оказалось.

Над ним летали птицы, и Люку было слышно, как они перекликаются друг с другом. Тогда он решил попытаться отыскать их гнездо. Ведь он был следопытом, и сейчас, оказавшись в этой лесной глуши, должен был во что бы то ни стало отыскать птичье гнездо, чтобы не умереть с голоду.

Все так же страшноголодая, он побрел в направлении вершины холма.

А потом, и вправду основательно обессилев, поднял бинокль и внимательно осмотрел деревья.

И тут же увидел деревянный настил.

Он располагался между ветвями раскидистого дуба, который рос на соседнем с ним холме. Холм этот был чуть выше того, на котором стоял он сам, и, окажись он на нем, ему бы удалось во всех подробностях рассмотреть окружавшую его местность.

От голода не осталось и следа.

Люк побежал вниз по склону холма, пока почва под ногами не стала мягкой и скользкой от влажного мха. Тогда он перешел на шаг, все так же избегая встреч с колючками. Склон нужного ему холма оказался более каменистым и не таким крутым, так что подъем проходил без особых затруднений.

И вот он оказался у цели.

С виду раскинувшийся на крепких ветвях дощатый настил казался довольно старым; он не мог сказать, насколько старым, однако дерево посерело и своим цветом походило на крыльцо дома Дэвида. Вот только насколько прочное и надежное это место? Располагался он довольно высоко – по меньшей мере раз в пять выше самого Люка.

Жуть.

Падать же ему никак не хотелось.

Впрочем, прибитые к стволу дуба ступени показались Люку вполне надежными. Дерево, из которых они были сделаны, оказалось достаточно толстым, и каждая из них была по краям прибита двумя крепкими гвоздями. Присмотревшись, он не заметил на них никаких трещин или сколов.

Надо будет начать подъем и посмотреть, как пойдет дело.

Дерево росло с некоторым наклоном, а потому восхождение не оказалось особенно затруднительным. Вниз он старался не смотреть – только вверх, присматриваясь к каждой очередной ступеньке и предварительно оценивая ее прочность. Ближе к вершине Люк обнаружил одну из перекладин, которая чуть треснула – как раз в том месте, где в нее вошел гвоздь; он потянул ее рукой, проверяя, не опасно ли становиться на нее ногой. Ничего, все в порядке. Он полез дальше.

И вскоре добрался до цели.

Площадку со всех сторон окаймляли невысокие, доходившие ему примерно до пояса, перила, удерживаемые четырьмя столбиками. Он ухватился за один из них и попробовал покачать его – столб закачался, но в целом, как ему показалось, стоял достаточно прочно.

Люк огляделся, опасаясь возможных проломов в поверхности настила. Повсюду валялось много листьев, так что всю площадь настила он осмотреть не смог, но то, что все же увидел, особых тревог у него не вызвало.

И тогда он вскарабкался на настил.

Поднявшись на ноги, Люк сощурился от ударивших в глаза лучей яркого солнца.

Ему казалось, что он оказался на вершине мира.

Отсюда можно было разглядеть всю округу и даже увидеть дом Дэвида. Люк невольно поразился тому, насколько далеко он углубился в лес. Потом в очередной раз поднес бинокль к глазам, намереваясь увидеть Дэвида иди хотя бы мистера Кэмпбела, но с этой затеей у него ничего не вышло – мешал плотный слой листвы.

Тогда он посмотрел вниз – и снова изумился.

Ничего себе, подняться на такую высоту!

Вглядываться вдаль Люку почему-то показалось приятнее, чем смотреть вниз, и именно этим он и стал заниматься. Он начал постепенно продвигаться к противоположному краю настила, осторожно ступая по доскам и проверяя на прочность каждую, на которую опускались его ноги. Впрочем, доски и в самом деле оказались достаточно надежными. Сквозь кроны деревьев изредка проступали крохотные участки сверкающего неба. Подняв бинокль к глазам. Люк долго смотрел вдаль, зачарованный представшим перед ним зрелищем.

Отсюда было видно даже море.

И, едва подумав об этом, он ощутил также его запах, который доносился с легким ветерком – чуть солоноватый, с примесью аромата морских водорослей. Почему-то он напомнил ему запах кошачьего дыхания; в общем-то приятный, но с легкой гнильцой.

Люк вспомнил, как однажды отец взял его с собой в Сэндвич. Большую часть дня они провели в баре с каким-то другом отца. Дела, объяснил он тогда Люку, хотя внешне это не особенно походило на деловую встречу. Правда, чуть позже отец все же разрешил ему одному спуститься к берегу океана, к скалам, и посмотреть, как ползают под водой крабы. Возможно, именно тогда отец и разговаривал со своим другом о делах – трудно сказать. Люку действительно удалось разглядеть в воде несколько крабов, и когда отец пришел за ним, уходить ему очень не хотелось.

Он тогда заплакал, и отец ушел, оставив его одного.

Интересно, – подумал мальчик, – а как далеко отсюда до океана? На первый взгляд так сразу и не определишь.

При мысли об отце он снова, как, впрочем, и всегда в последнее время, расстроился и даже рассердился. Это было странное и отчасти смешное чувство одиночества, когда хотелось что-нибудь бить и ломать. В подобных ситуациях у него возникало такое чувство, словно вокруг него не оказывалось ни души и он оставался в полном одиночестве – здесь ли, на этом ли деревянном помосте среди ветвей дуба, или в школьном классе, хотя там его вроде бы окружали другие ученики и сам учитель. И все же нечестно было заставлять его испытывать подобное чувство. Впрочем, он понимал, что был не вполнеодинок. Глупо было так думать – ведь у него всегда была его мама, и потом, еще приятели, Эд и Томми, – и все же, как он ни старался себя успокаивать, а это дурацкое чувство одиночества все же сохранялось, и ему все так же хотелось по чему-нибудь ударить, что-то пнуть, толкнуть.

Правда, здесь, на вышине, он как-то не осмеливался что-то бить или толкать, разве что листву дерева. Хотя, какое от этого может быть удовольствие – колотить листья, – и все же он хлопнул по ним кулаком.

И в то же мгновение что-то зашуршало по настилу.

Что-то белое.

Он присел на корточки и принялся разгребать сухую листву.

Кости!

Люк не смог определить, кому именно они принадлежали, но в том, что это были именно кости, он нисколько не сомневался. В основном маленькие, не больше косточек миниатюрной модели тиранозавра, которая стояла на письменном столе у него дома. Немного запачкавшиеся от долгого лежания под сухой листвой, и покрытые ползавшими по ним красными муравьями.

Он смахнул муравьев, после чего принялся собирать кости – одну за другой, – складывая их в карман, который довольно скоро оказался набит ими до верху.

Надо будет спросить Дэвида, чьи это кости. Дэвид наверняка знает, ну, если не он, то мистер Кэмпбел уж точно.

Потрясно!

Какое потрясное место! Его собственноеместо. Потайноеместо.

Ухватившись за один из столбиков, Люк стал спускаться на землю. Он уже сделал два шага вниз, когда что-то зашелестело в листве у него над головой.

Он почувствовал это, стоя на лестнице. Определенно, в кроне дерева что-то шевельнулось. Он замер на месте и посмотрел вверх.

Одна из ветвей, зависавшая примерно в десяти футах над настилом, слегка покачивалась, хотя из-за листвы ему почти ничего не было видно. И все же там определенно кто-то был – в этот самый момент или только что, несколько секунд назад.

А может, сейчас там уже никого нет? Ну белки, или еще кого-нибудь. А может и есть.

Но что точно осталось, так это взметнувшийся в груди Люка страх. Страх этот отнюдь не исчез и морозцем проскользил по коже мальчика. Впрочем, теперь это егопотайное убежище показалось ему даже еще более волнительным – ведь оно заставило его испугаться.

Ну надо же, какое место!

Он стал поспешно перебирать ногами, спускаясь на землю.

15.25.

–Я ничего не могу сделать, – сказала Клэр. – Он ужев пути.

Разумеется, для напитков было еще довольно рановато, и все же водка с тоником отчасти помогла ей успокоиться. Эми уложила Мелиссу спать и составила ей компанию.

– Где он?

– Откуда я знаю, где он. Он не сказал. Только то, что хочет повидать нас, причем сегодня же вечером. Якобы, чтобы мы могли поговорить. Бог ты мой, вот уж чего мне хотелось сегодня вечером меньше всего, так это разговаривать со Стивеном. Возможно, пару месяцев назад у меня еще могло бы возникнуть такое желание, хотя бы ради Люка. Но сейчас...

Она услышала, как от подъездной дорожки отъехал пикап Кэмпбела, и почему-то почувствовала себя такой одинокой, почти брошенной на произвол судьбы. А ведь она совершенно не знала этого человека, разве что десять минут поболтала с ним на кухне. Но он был таким нормальным,привычным спутником Дэвида и Эми, всей их повседневной жизни – еще одним человеком, который находился на их стороне, а следовательно, отчасти и на ее стороне. Чуть какая-то, —подумала Клэр. И все же ей чертовски не хотелось, чтобы он уезжал.

– Знаешь, я что-то пока не вполне понимаю, – сказала Эми. – Так он согласен на развод или нет?

– Даже и не знаю. Сказал, что хотел бы поговорить в том числе и об этом. У него был такой тон – сдержанный, напряженный. Вроде того, который появляется у него в тех случаях, когда он что-то держит про себя, что-то такое, чего ему пока не хочется касаться, но со временем все равно придется. И к тому же, как мне показалось, он уже навеселе.

– Вот и отлично. Может, наскочит на дерево.

Клэр потянулась к своему пиву. Рука ее слегка подрагивала, хотя она старалась сдерживаться.

– Я не хочу, чтобы он видел Люка, – сказала она. – Он не приехал на рождество, не приехал на его день рождения.

–А сам Люк захочет его видеть?

– Даже и не знаю. Возможно. А может, даже и не вспомнит про последние полгода. Просто обрадуется встрече с ним. Ведь он все же его отец.

Какой все же жуткий фокус с комбинацией генов выкинула природа, —подумала Клэр. – Люк, такой милый, добрый ребенок, и такой отец...

О, с Люком тоже все было очень даже непросто. Он то и дело сердился, вел себя вызывающе, особенно в последнее время. Разумеется, отчасти это было обусловлено спецификой его возраста, хотя немалую роль здесь играло также его смущение и даже негодование из-за отсутствия Стивена и того, что все это время они прожили вдвоем. Не исключено, что к этому примешивалось также ощущение Люком собственного бессилия и неспособности хоть как-то изменить ситуацию к лучшему. Ну и наконец, сказывался ее собственный страх, ее отчаяние и гнев, также проглоченный и усвоенный маленьким мальчиком.

В том, что Люк мог сердиться, в общем-то не было ничего странного, тем более, что в нем всегда ощущалось присутствие чего-то изначально доброго, готовности к проявлению заботы и внимания о других людях. Достаточно было обратить внимание на то, как он относился к Мелиссе, а впрочем, и ко всем остальным детям тоже. Сам он никогда не был задирой и не одобрял подобного поведения у других детей, хотя. Господь свидетель, был достаточно крепок, чтобы при необходимости суметь постоять за себя. И к девочкам из своего класса всегда относился очень даже по-доброму.

В таком возрасте это что-то да значило.

– Ты знаешь, он до сих пор хранит у себя в комнате подарок, который приготовил Стивену к рождеству. Птицу, завернутую в подарочную бумагу. Синюю керамическую птицу, которую они сделали в школе. О, если бы он не сказал, что это именно птица, я бы сама ни за что не догадалась. Но он сделал ее специально для Стивена.

Она была готова разрыдаться.

А вот этого не надо, —подумала Эми.

Она протянула руку над столом и опустила ее на ладонь Клэр. Это было то самое легкое пожатие, которое десятки раз за последний год останавливало слезы подруги. Останавливало или, напротив, открывало все шлюзы – в зависимости от ситуации.

Распахнулась задняя дверь дома, и Клэр невольно вздрогнула, опасаясь того, что это будет Люк. В данный момент она была не готова к тому, чтобы встретить сына, рассказать ему про Стивена. Ненавижу все это, —подумала она. – Целых шесть месяцевпрошло. Могу ли я сейчас позволить ему увидеть сына?

Но это был всего лишь Дэвид, к тому же улыбающийся. Впрочем, ему оказалось достаточно лишь взглянуть на женщин, чтобы улыбка на его лице сразу же померкла. Он остановился в дверях.

– Что случилось? – спросил он.

– Сюда едет Стивен, – ответила Эми.

– Что?

– Вот, полчаса назад позвонил и сообщил нам эту радостную новость.

Дэвид притворил за собой дверь. Затем подошел к старинному «Кулерейтору», достал банку пива, откупорил ее и столь же аккуратно закрыл дверцу холодильника. Все эти движения он совершил медленно и с подчеркнутой осторожностью, словно опасаясь того, что и входная дверь, и дверца холодильника, и бутылка могут от малейшего сотрясения разлететься на атомы.

– А как же насчет распоряжения судьи, ограничившего подобные контакты?

– Судя по всему, он решил наплевать на них, – сказала Эми.

– Ну да, конечно. Ему всегда было на всех наплевать.

Он подошел к телефону и снял трубку.

– Кому ты звонишь?

– Вику Манетти, в полицию.

– Подожди! Подожди минутку, – сказала Клэр.

Дэвид поднял на нее удивленный взгляд. Он очень добрый человек, —подумала Клэр, – и действительно заботится обо мне. Но все дело в том, что я пока и сама толком не знаю, следует ли это делать.

Он опустил трубку на рычаг и продолжал смотреть на Клэр.

– Чего мне подождать? – спросил он.

– Люк, – ответила женщина. – Я думаю о Люке.

Он подошел к столу. Клэр отчетливо чувствовала бушевавшие в его душе гнев и возмущение.

– А при чем здесь Люк, Клэр? Однажды Люку уже довелось наблюдать, как ты стояла, прижавшись спиной к стене, тогда как Стивен в хмельном угаре хлестал тебя по щекам. И не по этой ли именно причине судья и принял тогда свое решение об ограничении их контактов?

– Да, это так.

– Так при чемже здесь Люк?

– Стивен все же его отец. И потом, прошло уже целых полгода.

– Ну так что же?

– Люк очень скучает по нему. Правда, в последнее время он старается не касаться этой темы, но я знаю, что это всего лишь защитная реакция. Ему все равно недостает отца. Мне бы хотелось, чтобы все обстояло иначе, однако это действительно так. И потому я не уверена в том, что у меня есть право...

– Разумеется, у тебя есть право. У тебя есть всеправа на то, чтобы...

– В тот вечер Стивен сильно выпил.

– Похоже, он и сегодня уже изрядно навеселе, – заметила Эми.

Внезапно Клэр почувствовала себя вконец измотанной, и отрицать этого не было никакого смысла. Голос в трубке то чуть заплетался, а то приобретал подчеркнутую решимость и ясность, словно говоривший в очередной раз мобилизовал все силы, чтобы взять себя в руки. Клэр вспомнила тот вечер на кухне, когда она кричала Люку, чтобы он шел к себе в комнату – и увидела сына, объятого ужасом, куда-то бегущего. Вспомнила она и Стивена, который навис над ней, словно олицетворяя собой яростное желание убить ее или, что еще хуже, изнасиловать. Он тогда изо всех сил хлестал ее по щекам, бил кулаком по ребрам и груди, причем явно старался попасть именно по груди, словно в ней для него заключался какой-то особый смысл. Впрочем, наверное, такой смысл действительно имелся, поскольку на протяжении последних нескольких месяцев он ни разу не занимался с ней любовью, вместо этого предпочитая пьянствовать – а она в тот вечер взяла и спросила его, почему он так поступает, ей все еще хотелось спасти их брак. Поначалу она даже не догадывалась о том, что муж сильно пьян, но затем он вдруг начал «объяснять» ей, почему избегает ее, каждым ударом своих кулаков по груди втолковывая в нее эту причину – он попросту ненавидел, презирал ее женственность, ее тело, ее ненавистную ему плоть.

– Я сама позвоню, – сказала Клэр.

– Позволь мне, – мягко отстранил ее Дэвид и опустил руку ей на плечо. – Я знаком кое с кем из этих людей.

Он снова подошел к телефону и стал набирать номер. Клэр посмотрела на Эми – та кивнула ей, словно говоря: «Все нормально. Дэвид знает, что делает». И снова сжала ее ладонь.

– Алло? Глория? Вик на месте? Это Дэвид Холбэрд из Черной речки.

Внезапно в доме зависла напряженная, гнетущая тишина – именно сейчас, когда происходило все это, когда Дэвид за нее действительно обращался в полицию с просьбой оградить ее от Стивена.

Она вспомнила свой сон в ту ночь. Стивен превратился во что-то, похожее то ли на вампира, то ли собаку, а может, и на змею. Он лежал, распластавшись на ее теле, вжимая ее своей тяжестью в кровать, впиваясь зубами в ее шею. А потом, действительно как собака, принялся отдергивать голову, потряхивая ею и сжимая в зубах клочья ее мяса.

Сны о собаках с некоторыми вариациями сопровождали ее с самого детства, когда она нередко просыпалась от них и обнаруживала, что постель под ней мокрая.

Но то было первым разом, когда собака вдруг оказалась Стивеном.

– Угу. О'кей. Я вкратце объясню тебе, какая у нас здесь сложилась ситуация. Можешь себе представить: пригласили в гости женщину и ее восьмилетнего сына. Женщина является старым другом нашей семьи и в настоящее время оказалась в довольно трудном положении, связанным с разводом. Суд наложил ограничение на визиты мужа. Да, физическое насилие тоже было. В общем, ему запрещено под каким бы то ни было предлогом встречаться с ними. И вдруг этот звонок, в котором он сообщает, что едет к нам из Коннектикута. Если верить его словам, то до нас он доберется где-то к вечеру, хотя никто здесь понятия не имеет, что и как следует делать в подобной ситуации.

У него на лице появилось озадаченное выражение.

– Что ты имеешь в виду – есть ли у меня револьвер? Глория, ты что, шутишь?

Он продолжал с легкой улыбкой на губах слушать свою невидимую собеседницу, тогда как обе женщины неотрывно смотрели на него. Постепенно голос его заметно успокоился.

– Но ты можешь хотя бы сказать, почему? – проговорил Дэвид. – Так, понятно. Ну хорошо, попробуем, хотя я отнюдь не уверен в том, что это принесет нам какую-то пользу. А там будет еще кто-нибудь, если мы?.. О'кей... Спасибо, Глория. Ну, привет.

Он положил трубку на рычаг, подошел к столу, сел и допил свое пиво.

– Это и в самом деле более чем странно, – пробормотал Дэвид.

– Что именно? – спросила Эми.

– По словам Глории, шериф Вик Манетти и большинство сотрудников его аппарата сейчас в отъезде – расследуют какое-то убийство. К делу подключилась также полиция штата, так что на месте находятся только дежурные офицеры. Я изложил ей суть нашей ситуации, однако она сказала, что вплоть до того момента, как Стивен действительно приедет, мы ничего не можем сделать. В общем-то, я так и предполагал. Ну так вот, если он действительно будет домогаться встречи с Клэр, то надо будет снова позвонить им, и тогда они вывернутся наизнанку, как она выразилась, но все же постараются прислать к нам кого-нибудь. Еще она сказала, что мне надо попытаться отговорить его от идеи встречи с женой, и вообще постараться склонить к мысли о том, чтобы развернуться и ехать назад домой.

– А к чему ты сказал про какой-то револьвер?

–Это как раз и есть самое странное. На Глорию вообще-то иногда находит – может, она и сейчас вздумала разыграть из себя эдакую мисс Мелодраму, однако, она действительно предложила мне раз и навсегда отвадить Стивена от дома, даже наставить на него дуло револьвера. На него или на кого-то другого, кого я не знаю и кто может сегодня вечером или ночью заявиться к нам в дом. Ты можешь себе представить, как я стою на крыльце и направляю дуло своего ружья на Стивена... вроде того Элвиса из «Пылающей звезды»?Да и потом, откуда у меня ружье? А если бы даже и было...

Громко хлопнула входная дверь – Клэр аж подпрыгнула на месте.

Это был Люк. Сияющий как новенький доллар.

– Эй, смотрите! Смотрите, что я нашел!

С этими словами и вытянутой рукой он направился к матери, которая, возможно, в любой другой ситуации отчитала бы его за столь бурное вторжение, однако сейчас ей действительно хотелось, чтобы ее отвлекли от всех этих мыслей о ружье, убийстве, Стивене, его предстоящем приезде, да и о звонке в полицию тоже. Поэтому она лишь улыбнулась сыну, постаравшись изобразить на лице самую что ни на есть лучезарную улыбку, и посмотрела на его раскрытую ладонь, на лежавшие на ней крохотные косточки. Разложены они были таким образом, что почти в точности повторяли расположение костей его собственнойладони – раскрытой, с сомкнутыми пальцами, – так что могло даже показаться, будто она видит ее, просвеченную насквозь. Такую хрупкую, такую уязвимую.