Стеклянный зверинец

Картина четвертая

Том (обиженно). Вот наступлю, и он провалится сквозь щель!

Лаура (открывает дверь). Том, что ты тут делаешь?

Том. Ищу ключ.

Лаура. Где ты пропадал?

Том. В кино.

Лаура. Все время в кино?

Том. Понимаешь, была большущая программа… Сначала картина с Гретой Гарбо, потом Микки Маус. Потом, значит, показали фильм о путешественниках, и хронику, и обзор новых картин. Еще был органный концерт, и тут же собирали на молоко для безработных. Если б ты видела, как одна толстуха сцепилась с билетером!

Лаура (наивно). И нужно было сидеть весь вечер?

Том. А как же! Да, чуть было не забыл. Еще большое эстрадное представление. Знаешь, кто участвовал? Волшебник Мальволио, вот кто! Он показывал потрясающие фокусы. Переливал воду из графина в графин, и вода сначала превращалась в вино, потом в пиво и, наконец, в виски, чувствуешь? Самое настоящее виски, сам пробовал! Ему понадобились помощники из зрителей, и я два раза вызвался. Чистый кентуккийский бурбон! Душа-человек, он даже сувениры раздавал. (Из заднего кармана брюк вытаскивает цветастый шелковый платок.) Вот, подарил. Это волшебный платок, Лаура, возьми себе. Покроешь им клетку с канарейками, а там — банка с золотыми рыбками. Помахать над аквариумом, а оттуда — канарейки… Но самая потрясающая штука была с гробом. Он лег в гроб, мы заколотили крышку, а он — раз! — и выбрался, ни единого гвоздочка не выдернул. Вот бы и мне — выскочить из моего гроба! (Бухается на кровать и начинает стаскивать ботинки.)

Лаура. Тише, Том!

Том. А почему тише?

Лаура. Маму разбудишь.

Том. Ничего, будет знать — «Вставай с улыбкой!» (Ложится в постель, стонет.) Оказаться заколоченным в гробу — на это ведь большого ума не надо, правда? Но, черт меня побери, если я слышал, чтобы кто-нибудь выбрался оттуда, да еще ни единого гвоздика не выдернул!

И тут же на фотографию улыбающегося отца падает свет.

Затем сцена темнеет. Церковный колокол бьет шесть. С последним ударом зазвенел будильник в комнате у Аманды, и мы слышим ее голос: «Вставай с улыбкой! Лаура, Лаура, скажи своему брату, чтобы вставал с улыбкой!»

Том (медленно садясь в постели). Встать-то я встану, но улыбаться мне чертовски не хочется.

Освещение усиливается.

Аманда. Лаура, скажи своему брату, что кофе готов.

Лаура (робко входит в комнату). Том, скоро семь! Вставай, а то мама нервничает.

Том бессмысленно уставился на нее.

(Умоляющим тоном.) Том, заговори с ней сегодня. Ну извинись перед ней. Помирись с ней, и не молчи, пожалуйста!

Том. Это она не хочет разговаривать со мной.

Лаура. Если ты попросишь прощения, она будет разговаривать.

Том. Невелика беда, если и помолчит.

Лаура. Не надо, Том.

Аманда (из кухни). Лаура, ты сделаешь, что я тебя просила? Или мне самой одеваться и бежать?

Лаура. Иду, мама, только надену пальто! (Бросая умоляющие взгляды на Тома, торопливо, нервными движениями нахлобучивает на голову бесформенную фетровую шляпку. Потом неловко кидается за пальто. По коротким рукавам заметно, что оно наспех перешито из пальто матери.) Масла купить и еще что?

Аманда (выйдя из кухни). Только масла. Пусть запишут…

Лаура. Когда я прошу записать, мистер Гэрфинкел делает такое недовольное лицо.

Аманда. Подумаешь, недовольное. Нам с лица его воды не пить. И скажи своему брату, что кофе остыл.

Лаура (задерживаясь у двери). Ты ведь сделаешь это, Том, правда?

Том угрюмо отворачивается.

Аманда. Лаура, идешь ты или нет, наконец?

Лаура (выбегая). Иду, иду! (Через секунду слышно, как она вскрикивает.)

Том вскакивает с места, подходит к двери. В комнату вбегает перепуганная АМАНДА. Том открывает дверь.

Том. Лаура, что с тобой?

Лаура. Ничего! Я просто оступилась. Все в порядке!

Аманда (обеспокоенно смотрит ей вслед). Пусть только кто-нибудь на этих ступеньках сломает себе ногу, — засужу домовладельца, как липку обдеру. (Закрывает дверь. Вдруг вспомнив, что не разговаривает с сыном, уходит в другую комнату.)

Когда Том рассеянно входит туда, Аманда поворачивается к нему спиной и застывает перед окном, за которым кусок тусклого серого неба. Ее инфантильное, но далеко не молодое личико кажется фрагментом с карикатуры Домье. Доносятся звуки оркестровой музыки.

Том угрюмо и неуверенно взглядывает на отвернувшуюся мать и шумно усаживается за стол. Он отпивает из чашки, но горячий кофе обжигает ему рот, и он выплевывает его обратно. Аманда затаила дыхание и повернулась было к сыну. Потом спохватывается и снова отворачивается к окну. Том яростно дует на кофе, исподлобья посматривает на мать. Та откашливается. Том тоже откашливается. Он было встал, но тут же садится снова, чешет голову, снова откашливается. Аманда тоже. Том берет чашку обеими руками, чтобы подуть

на кофе, подносит к губам и пристально смотрит на мать. Затем медленно ставит на стол и неуверенно поднимается с места.

Том (хрипло). Мама, прости меня.

Аманда всхлипывает, лицо нелепо задергалось, и у нее вырываются бурные рыдания.

Прости меня за то, что я сказал… наговорил тебе… Я не хотел…

Аманда (сквозь слезы). Оттого, что я все отдаю дому, я стала ведьмой. И даже собственным детям противно на меня глядеть.

Том. Мама, не надо…

Аманда. Я не знаю, что делать, нервничаю, глаз сомкнуть не могу.

Том (тихо). Я все понимаю, мама.

Аманда. Все эти годы я бьюсь как рыба об лед, одна. А ведь ты мой козырь, ты не можешь, не должен проиграть!

Том (тихо). Я стараюсь, мама.

Аманда (увлекаясь). Тебе стоит только постараться и ты добьешься успеха. (При мысли об успехе у нее захватывает дух.) Ведь у тебя такие задатки! Какие у меня дети — совершенно необыкновенные! Думаешь, я не знаю? Да, и я горжусь ими… и счастлива… и должна быть век благодарна всевышнему… только… Обещай мне, сын мой!

Том. Что, мама?

Аманда. Обещай, что не будешь… что ты не сопьешься!

Том (оборачивается к ней, улыбаясь). Мама, я не сопьюсь.

Аманда. Я так боялась, что ты начнешь пить. Съешь, пожалуйста, что-нибудь.

Том. Спасибо, мама, не хочу.

Аманда. Может быть, печенья из пшеничных хлопьев?

Том. Нет, я только кофе выпью.

Аманда. Разве можно на пустой желудок работать целый день? И не пей большими глотками — у тебя еще есть десять минут. От горячего рак желудка можно нажить… Возьми сливки.

Том. Спасибо, не надо.

Аманда. Просто, чтобы остудить немножко кофе.

Том. Нет, не хочу, я люблю черный.

Аманда. Я знаю, но одним кофе сыт не будешь. А нам нужно во что бы то ни стало сохранять здоровье и бодрость духа. Мы живем в тяжелые времена и можем рассчитывать только друг на друга… Вот почему так важно… Послушай, Том, я… Я отослала Лауру, потому что хотела поговорить с тобой об одном деле. Если б ты не попросил прощения, я все равно заговорила бы первой. (Садится.)

Том (осторожно). И о чем же ты хотела поговорить?

Аманда. Это — о Лауре.

Том медленно опускает чашку на стол. Надпись на экране: «Лаура», и музыка «Стеклянного зверинца».

Том. А, о Лауре…

Аманда (притрагиваясь к его руке). Ты знаешь, какая она. Тихая, смирная, но… в тихом омуте… Она все замечает и, наверно, о многом думает.

Том вопросительно поднимает глаза.

Тут как-то я пришла и вижу — она плачет.

Том. Плачет? Почему?

Аманда. Из-за тебя.

Том. Из-за меня?

Аманда. Ей кажется, тебе нехорошо с нами.

Том. Откуда она взяла?

Аманда. Оттуда и взяла! Должна сказать, ты на самом деле ведешь себя непонятно… Нет, нет, я ни в чем не упрекаю тебя, учти, пожалуйста! Я знаю, что ты не собираешься делать карьеру в магазине. Я знаю, что тебе… приходится идти на жертвы. Как и всем на свете… Но жизнь — нелегкая штука. Том, сынок… Она требует… спартанской выдержки. Если бы ты знал, как тяжко у меня на душе! Я ни разу не говорила тебе… Ведь я так любила твоего отца…

Том (мягко). Я знаю, мама.

Аманда. А ты… когда я вижу, что идешь по его стопам… Поздно приходишь… ведь ты же пил в тот вечер, помнишь, когда… был в таком ужасном состоянии? Лаура говорит, что ты уходишь по вечерам, потому что тебе тошно дома. Это правда, Том?

Том. Дело не в этом. Ты говоришь, у тебя тяжело на душе. То же самое и со мной. Знаешь, как у меня тяжело на душе? Поэтому лучше щадить друг друга…

Аманда. Но почему тебе не сидится на месте, почему? Где ты бродишь по ночам?

Том. Я же говорил — в кино.

Аманда. Но почему так часто, Том?

Том. Я хожу в кино, потому что… потому что я люблю, когда что-нибудь случается. На работе у нас почти ничего не случается, нет никакой романтики. Вот и ходишь в кино.

Аманда. Но сколько же можно!

Том. Чем больше романтики, тем лучше.

Аманда растеряна и обижена. По мере того как разговор оборачивается знакомой пыткой, Том снова становится нетерпеливым и резким. А мать в свою очередь впадает в привычное воинственное настроение. На экране парусник под пиратским флагом.

Аманда. Молодые люди находят романтику в продвижении по службе.

Том. Значит, эти молодые люди не служат в магазине.

Аманда. На свете полным-полно молодых людей, которые служат в магазинах, или в конторах, или на предприятии.

Том. И все находят романтику в продвижении по службе?

Аманда. Да, находят… или обходятся без нее. Не каждый же помешан на романтике.

Том. Человек должен быть возлюбленным, охотником, воином. А в магазине — где уж им развернуться, этим инстинктам?

Аманда. Каким инстинктам? Выдумал тоже… Инстинкты — это что-то животное. Взрослому человеку, христианину — они ни к чему.

Том. А что же, по-твоему, нужно зрелому человеку и христианину?

Аманда. Что-нибудь возвышенное, всякие духовные интересы. Только животные потакают своим инстинктам! Полагаю, что у тебя более высокие цели, чем у них — обезьян или свиней!

Том. Боюсь, что нет.

Аманда. Не надо шутить такими вещами! Но не о том речь.

Том (вставая). Мама, у меня времени в обрез.

Аманда (взяв сына за плечи и усаживая на место). Погоди!

Том. Ты хочешь, чтобы мне записали опоздание?

Аманда. У тебя еще есть пять минут. Я хочу поговорить о Лауре.

Надпись на экране: «Подумать о будущем».

Том. О Лауре? Ну, я слушаю.

Аманда. Мы должны подумать о ее будущем. Она на два года старше тебя, а еще не начинала жить. Она ничего не предпринимает, просто плывет по течению — и все! Меня это ужасно настораживает.

Том. По-моему, она из тех, кого зовут комнатными созданиями.

Аманда. Я не знаю, что это значит. Если девушка сидит дома — это беда… Если только это не ее собственный дом с мужем под боком!

Том. Что-о?

Аманда. Мне всюду мерещатся огненные письмена. Это ужасно! Ты все больше и больше напоминаешь мне своего отца. Он тоже уходил из дому и пропадал бог знает где. А потом — «пока!» Все свалилось на меня одну… Кстати, тут я видела повестку из судоходной компании. Я знаю, о чем ты помышляешь, — не слепая. Ну что ж, поезжай. Поезжай! Но прежде кто-то должен занять твое место.

Том. Не понимаю тебя…

Аманда. Когда Лаура будет пристроена — замужем, свой дом, сама себе хозяйка, тогда — пожалуйста… в море — не в море… На все четыре стороны! Но до тех пор ты обязан заботиться о сестре. О себе не говорю: старая женщина — что со мной случится? Но Лаура молода, нуждается в поддержке. Я устроила ее в Торговый колледж — ничего не вышло. Она так напугалась, что ей сделалось дурно. Я отвела ее в «Юношескую лигу» при церкви. Снова ничего не вышло. Она там рта не раскрыла, с ней тоже никто не заговорил. Только и знает, что возится, как дурочка с этими стекляшками и крутит старинные пластинки. Разве это жизнь для молодой девушки?

Том. Ну, а я-то чем могу?..

Аманда. Да перестань ты только о себе! Только и слышишь — «я», «я»…

Том вскакивает с места, идет за пальто. Пальто у него мешковатое, некрасивое.

Надевает фуражку с наушниками.

А где кашне? Немедленно возьми свое шерстяное кашне!

Том в ярости выдергивает кашне из шкафчика и, обернув вокруг шеи, туго стягивает на концах.

Том, погоди! Я хотела еще попросить тебя…

Том. Я опаздываю…

Аманда (почти повиснув у него на руке и пересиля стыд). А там у вас в магазине — нет ли какого-нибудь приличного молодого человека?

Том. Нет!

Аманда. Ну как же так? Должны же быть…

Том. Мама. (Пытается высвободиться.)

Аманда. Ну хоть кого-нибудь… лишь бы не пил… И пригласи его к Лауре.

Том. Что-о?

Аманда. Пригласи к Лауре… Пусть встретятся, познакомятся!

Том (бьет ногой в дверь). Черт побери все это!

Аманда. Ну, сделай это, Том.

Том распахивает дверь.

(Умоляюще.) Хорошо?

Том спускается по ступенькам.

Хорошо, Том, дорогой?

Том (снизу). Ну, хорошо, хорошо!

Аманда неохотно закрывает дверь. На лице у нее озабоченность, слабая надежда.

На экране возникает глянцевая обложка иллюстрированного журнала.

Свет падает на Аманду — в руках у нее телефонная трубка.

Аманда. Элла Картрайт, это ты? Говорит Аманда Уингфилд. Как твое самочувствие? Как почки? (Пауза: счет до пяти.) Какой ужас! (Такая же пауза.) Ты просто великомученица, право же, великомученица! Послушай, я тут случайно открыла свою красную книжечку и увидела, что у тебя кончилась подписка на «Спутник». Ты ведь не захочешь пропустить совершенно великолепный роман, который они начинают со следующего номера, правда? Чей? Бесси Мэй Хоппер. Это ее первая вещь после «Медового месяца втроем». Какая захватывающая и немыслимая история, помнишь? Новая книга, говорят, еще лучше. Изящное светское общество, скачки на Лонг-Айленде…

Затемнение.