Стена

3

Спускаясь, он должен был следить за тем, чтобы не ускорять шаг сверх меры. Торопиться было некуда. Она была мертва. Бросившись бежать, он только изувечит колени. И все же он хотел уйти поскорее. Кстати, ничего похожего на отчаяние. Лишь естественное желание оставить смерть как можно дальше за спиной. Не впервой. В его памяти всплыла пустыня, красная пустыня в далекой стране, барханы, освещенные закатом. Энни. Да будет воля Твоя.

Для спуска у него были при себе две разборные лыжные палки. Когда-то, много лет назад, он без труда сбежал бы рысцой по склону, проворно, как горный баран. Теперь же приходилось греметь остриями по камням и цепляться за ветки.

Без рюкзака, пригибавшего его к земле, лес сделался совсем другим, намного выше. Вместо того чтобы пялиться на корни и камни, он мог смотреть по сторонам. Красные деревья вздымались к небесам, как шпили соборов. Небо было чисто синим. Великолепный день.

Он спокойно спускался по каменной россыпи. В это время года змей можно не опасаться. Опасны только ядовитые падуб и плющ. Опасность представляли собой также передняя крестообразная связка его левого колена, и постоянно ноющий порванный мениск в правом колене, и икроножная мышца, и оба бедра. Нужно беречь остатки здоровья для Капитана. Восхождение относилось к таким вещам, при которых то, что он представляет собой в целом, может далеко превозмочь все его слабости, взятые по отдельности.

Подлесок стал реже. Он разглядел человека, пробирающегося сквозь деревья. Окликнул:

— Э-ге-гей! Сюда! Вверх!

И замедлил шаг. Он снова находился среди живых. То, что он чувствовал у себя за спиной — ощущение настороженного ожидания, — исчезло.

Из-за деревьев появилась странная фигура, облаченная в странное одеяние, состоящее из каких-то лоскутов кожи, тряпок и, поверх всего, меховой парки, крест-накрест заклеенной скотчем. Он мог бы оказаться путешественником во времени из далекого прошлого и походил на героев повествований Джона Мьюра^[5] — помятая шляпа с обвисшими полями и заправленным за ленту орлиным пером и черные от грязи штаны из оленьей кожи, тесно обтягивающие икры. Обут он был в кроссовки «найк» с воздухопроницаемым верхом, а в руках держал посох, украшенный рельефно вырезанными головами зверей.

Незнакомец, обернувшийся на окрик, хромая, подошел ближе. Он был тощим, но с животом, раздутым от никудышной пищи. Однако Хью настолько обрадовался возможности разделить с кем-то свое бремя, что в первый момент не обратил внимания на странный облик этого человека.

— Произошел несчастный случай, — сказал Хью.

— Вы что, слепым меня считаете? — Мужчина впился в него взглядом и закашлялся. — Что вы сделали?

Теперь Хью заметил, что странный незнакомец не слишком владеет левой половиной тела, вероятно, из-за паралича.

— Я накрыл ее.

— Это вы во всем виноваты. Все шло прекрасно. Она не упала бы. Веревка не порвалась бы. Они были уже около вершины. И тут принесло вас!

Хью всмотрелся в чудака, пораженный его ненаигранной враждебностью и пытаясь понять ее смысл и причины. Шок, подумал он.

— Вы видели, как она падала? — спросил он.

— С того места, где она была, и до самого низу, все это проклятое падение, от начала до конца. — Он оперся на палку и снова закашлялся.

— Как это случилось?

Знание не могло бы ничего изменить. Женщина была мертва. Но Хью не страдал отсутствием любопытства. А перед ним находился свидетель.

— Это вы мне сами скажите, мистер.

От липкой древесной живицы у чудака склеилась борода, к ней накрепко прилипли иглы. Кроме того, он, по-видимому, недавно задремал, сидя слишком близко к костру, и ниже подбородка у него красовалась проплешина, окаймленная закурчавившимися от огня остатками волос.

— Я не знаю, — ответил Хью. — Все закончилось до того, как я ее нашел.

— Вы говорите, что это несчастный случай? Нашли ее посреди нигде, так, что ли? Вы? Случайно?

— Я говорил о падении.

— Потому что здесь не бывает таких вещей, как несчастные случаи. Я — здесь. Вы — здесь. Она была там. Теперь она здесь, внизу. Неужели не понятно? Неужели вы не видите суть всего этого, как оно складывается? А?

— Не совсем, — сказал Хью.

Совсем крыша съехала, подумал он. Таких полным-полно в городах, они крутятся на вентиляционных решетках, пытаясь согреться, и выглядывают из мусорных баков. А это всего лишь йосемитский вариант. Они собирались в долину из больших и малых городов, и у каждого были свои демоны. Среди них были ветераны войн, мучимые кошмарами, и наркоманы, и беглецы из колледжей, сдвинувшиеся на книге «Черный Лось говорит».^[6] Теперь Хью разглядел у него под паркой ожерелье — несколько костяшек и амулетов. Очень маловероятно, чтобы он когда-то учился в колледже.

— Вы мне не верите. Теперь все происходит в точности так, как я себе представляю.

— Мы должны сообщить рейнджерам, — сказал Хью. — У вас есть автомобиль? Меня подвез друг. Я собирался идти назад.

— Вы меня что, обмануть хотите? — надрывным голосом провозгласил анахорет. Его речи выглядели натуральным бредом. — Я все про вас знаю. Вы с приятелем спрятали снаряжение и харчи у подножия. Я знаю, что вы собрались лезть на гору.

Замечательно! — сказал себе Хью.

Значит, мистер Мьюр следил за ними. Не было никакого смысла пытаться выяснить, не украл ли он чего-нибудь, и если да, то что именно: он просто наврал бы в ответ. Значит, теперь им предстояло потратить немало времени впустую, чтобы пересмотреть рюкзаки и узнать, чего там не хватает.

— Большие парни. Большие стены, — продолжал бредить незнакомец. — Большая ошибка.

Хью обратил внимание, что он становился все агрессивнее. Конечно, парень сильно хромал и казался не слишком ловким, но он был крупнее Хью, и его посох был достаточно толст, чтобы перебить кости. Но если дело дойдет до бега наперегонки, решил Хью, он сможет выиграть забег, несмотря даже на покалеченные ноги и лыжные палки. И внезапно он понял, что ему очень не хочется допускать этого человека к телу.

— Пойдемте со мной, — сказал он. — Сделаем это вместе.

— Что?

— Необходимо сообщить рейнджерам.

— Отдать ее им? Вам? — Под обвисшими полями шляпы словно сгустилась тень. — Она вовсе не ваша.

Дело плохо, подумал Хью. Но что он может сделать? Уволочь его с собой? Привязать к дереву? Интересно, чем? Их веревка лежала в тайнике вместе со всем остальным. К тому же она предназначалась для восхождения.

— Нельзя оставлять ее здесь, — сказал Хью. — Ее найдут звери. Нужно убрать ее отсюда до темноты.

— То, что вы лазаете на стены, вовсе не значит, что это место принадлежит вам!

— И никому. Не мне и не вам. — Хью ткнул рукой в сторону Эль-Кэпа, где находились или могли находиться другие альпинисты. — И не им.

По блестящему от сала, грязному лицу вдруг побежали слезы.

— Я знал их. Добрые леди. Они принесли мне еды. Да. Они знали, где мой лагерь. У нас с ними были свои секреты. Я приглядывал за ними. Они говорили мне, что я свой парень.

Хью не поддался на эти слезы.

— Что ж, мне очень жаль.

— Если бы вам было жаль, ничего этого не случилось бы. А теперь поздно говорить.

— Посмотрите на меня, — потребовал Хью. — Мне в глаза. Вы когда-нибудь видели меня? Лично я вас никогда не видел.

Мужчина скорчил рожу.

— Черный пес. Собака дьявола. А ее вы когда-нибудь видели?

Все равно что с ветром разговаривать, подумал Хью. Потеряно слишком много времени. Он двинулся с места, намереваясь обойти отшельника кругом.

Отшельник поднял свой посох, как будто хотел преградить дорогу.

— Теперь весь ад вырвался на свободу! Это из-за вас. — Изо рта у него смердело, как от трупа сбитой машиной собаки, пролежавшей на дороге сутки-другие.

Хью знал, что такое безумие. Ему пришлось наблюдать за ним вплотную. Он видел, как оно превращало Энни в совсем другого человека. Оно лишило ее души. Он смотрел, как она увядала разумом и телом до тех пор, пока не почувствовал, что его сердце вот-вот разорвется. Страдание многократно усиливалось тем, что он мог лишь стоять рядом и наблюдать. А потом идти дальше. Такова воля Божья.

— Мой друг, — сказал он, — это не имеет к нам никакого отношения.

— Лжешь! — выкрикнул мужчина сквозь рыдания.

— Дайте мне пройти. Пожалуйста.

Хью позволил палке уткнуться в его грудь. Через посох он ощущал дрожь, бившую сумасшедшего. Мужчина не представлял опасности.

— Вы убили ее.

— Хватит, — не повышая голоса, сказал Хью.

— Я должен был остановить вас. Хватит.

Повалить его оказалось очень просто: схватить за палку и дернуть. Мужчина упал на больную сторону. Хью услышал, как его череп, словно кокосовый орех, стукнулся о камень. Отшельник тонко вскрикнул, и Хью почувствовал приступ болезненного сожаления к его боли и удивлению. Но тут же напомнил себе, что имеет дело всего лишь с жалким, но все же опасным животным. Хью не стал протягивать ему руку.

— Убирайтесь отсюда, — приказал Хью.

— Моя палка, — умоляюще проговорил мужчина.

Хью держал ее так, чтобы тот не мог дотянуться. Палка представляла собой истинное произведение искусства, была порождением многих дней и ночей любовного внимания. Утолщения были изукрашены вырезанными лицами и картинами природы; в руке Хью оказалось, вероятно, изображение не чего-нибудь, а самого настоящего рая.

— Я сейчас ее сломаю. А если увижу вас где-нибудь поблизости от этого места, то переломаю вам еще и ноги.

Христос! Гласс, что такое ты несешь? Он ни за что на свете не мог бы сделать ничего подобного. Впрочем, смог бы. Поднять камень, резко опустить его и покончить со зверем раз и навсегда.

— Не надо.

Шляпа свалилась, и отшельник сразу утратил свой опасный облик. Лоб, изборожденный морщинами от постоянных забот, переходил в обширную белую лысину, казавшуюся мягкой на вид. На ней лежало несколько прядей спутанных волос. Голова больше всего походила на гриб, растущий в неприметном месте на нижней стороне трухлявого бревна.

Вид этой обнаженной головы вновь пробудил в Хью сострадание. Причинять вред этому жалкому созданию? Ему вредно солнце. И луна — тоже. И у него не было ничего, кроме этой палки, которой он мог отгонять одолевавшие его кошмары.

— Убирайтесь отсюда, — сказал Хью.

Он снова не стал протягивать ему руку помощи — не из подлости или жестокости, а из элементарной предосторожности. Чем-то этот человек должен был вырезать себе палку. А значит, в его лохмотьях почти наверняка был спрятан нож.

— Моя палка!

Хью поднял руку и запустил посох далеко в лес, как копье.

Безумец поспешно поднялся на колени, чтобы заметить направление. Палка исчезла из виду, и Хью надеялся, что она не запуталась в ветвях на недосягаемой высоте.

Мужчина не без труда встал на ноги, нахлобучил на голову шляпу и лишь после этого побрел неуверенными шагами за своей палкой.

— Эй, там ядовитый плющ, — крикнул ему вслед Хью.

Это был самый малый акт милосердия, единственное, что он мог себе позволить. Жизнь у дурака и без того была тяжкой, и лишние страдания ему вовсе не требовались.

Незнакомец оглянулся на него.

— Мы еще увидимся, — угрожающе проговорил он. — На том самом месте, где вы ее оставили.

Хью наклонился, будто намеревался поднять камень, — так во всем мире пугают собак. Но мужчина уже углубился в чащу. С минуту слышался треск сучьев, а потом все стихло.