Стихи

ОДА

(Писано в сентябре 1918 года)

Брожу по площадям унылым, опустелым.

Еще смуглеют купола и реет звон едва-едва, Еще теплеет бедное тело Твое, Москва.

Вот уж всадники скачут лихо.

Дети твои? или вороны?

Близок час, ты в прах обратишься -

Кто? душа моя? или бренный город?

На север и на юг, на восток и на запад

Длинные дороги, а вдоль них кресты.

Крест один – на нем распята,

Россия, ты!

Гляжу один, и в сердце хилом

Отшумели дни и закатились имена.

Обо всем скажу я – это было,

Только трудно вспоминать.

Что же! Умирали царства и народы.

В зыбкой синеве

Рассыпались золотые звезды,

Отгорал великий свет.

Родина, не ты ли малая песчинка?

О душа моя, летучая звезда,

В этой вечной вьюге пролетаешь мимо,

И не всё ль равно куда?

Говорят – предел и революция.

Слышать топот вечного Коня.

И в смятеньи бьются

Над последнею страницей Бытия.

Вот и мой конец – я знаю.

Но, дойдя до темной межи,

Славлю я жизнь нескончаемую,

Жизнь, и только жизнь!

Вы сказали – смута, брань и войны,

Вы убили, забыли, ушли.

Но так же глубок и покоен

Сон золотой земли.

И что все волненья, весь ропот,

Всё, что за день смущает вас,

Если солнце ясное и далекое

Замрет, уйдет в урочный час.

Хороните нового Наполеона,

Раздавите малого червя -

Минет год, и травой зеленой

Зазвенят весенние поля.

Так же будут шумные ребята

Играть и расти, расти, как трава,

Так же будут девушки в часы заката

Слушать голос ветра и любви слова.

Сколько, сколько весен было прежде?

И кресты какие позади?

Но с такой же усмешкой нежной

Мать поднесет младенца к груди.

И когда земля навек остынет,

Отцветут зеленые сады,

И когда забудется даже грустное имя

Мертвой звезды, -

Будет жизнь цвести в небесном океане,

Бить струей золотой без конца,

Тихо теплеть в неустанном дыхании

Творца.

Ныне, на исходе рокового года,

Досказав последние слова,

Славлю жизни неизменный облик

И ее высокие права.

Был, отцвел – мгновенная былинка…

Не скорби – кончая жить.

Славлю я вовек непобедимую

Жизнь.

Сентябрь 1918, Москва

Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы.

Новая библиотека поэта.

Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.

Когда в веках скудеет звук свирельный,

Любовь встает на огненном пути.

Ее встревоженное сердце – пчельник,

И человеку некуда уйти.

К устам припав, высасывают пчелы

Звериное тепло под чудный гуд.

Гляди, как этот мед тяжел и золот -

В нем грусть еще не целовавших губ.

Роясь в семнадцатом огромным роем,

Любовь сошла. В тени балтийских мачт,

Над оловом Фонтанок или Моек

Был вскрик ее, а после женский плач.

О, как сердца в такие ночи бились!

Истории куранты тяжелы.

И кто узнает розовую пыльцу

На хоботке прореявшей пчелы?

Январь 1922

Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы.

Новая библиотека поэта.

Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.

Нет, не сухих прожилок мрамор синий,

Не роз вскипавших сладкие уста,

Крылатые глаза – твои, Богиня,

И пустота.

В столице Скифии дул ветр осенний,

И лишь музейный крохотный Эол

Узнал твое вторичное рожденье

Из пены толп.

Сановные граниты цепенели,

И разводили черные мосты.

Но ворох зорь на серые шинели

Метнула ты.

Я помню рык взыскующего зверя,

И зябкий мрамор средь бараньих шкур,

И причастившийся такой потери

Санкт-Петербург.

Какой же небожитель, в тучах кроясь,

Узлы зазубренным ножом рассек,

Чтоб нам остался только смятый пояс

И нежный снег?

Январь 1922

Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы.

Новая библиотека поэта.

Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.

Страшен свет иного века,

И недолго длится бой

Меж сутулым человеком

И божественной алчбой.

В меди вечера ощерясь,

Сыплет, сыплет в облака

Окровавленные перья

Воскового голубка.

Слепо Божие подобье.

Но когда поет гроза,

Разверзаются в утробе

Невозможные глаза.

И в озерах Галилеи

Отразился лик Слепца,

Что когтил и рвал, лелея,

Вожделенные сердца.

Но средь духоты окопа,

Где железо и число,

Билось на горбе Европы

То же дивное крыло.

Январь 1922

Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы.

Новая библиотека поэта.

Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.

Есть задыханья, и тогда

В провиденье грозы

Не проступившие года

Взметают пальцев зыбь.

О, если б этот новый век

Рукою зачерпнуть,

Чтоб был продолжен в синеве

Тысячелетий путь.

Но нет – и свет, и гнев, и рык

Взнесенного коня,

И каждый цок копыт – разрыв

Меня и не меня.

И в духоте таких миров

Земля чужда земле.

И кровь марает серебро

Сферических колец.

Нет, не поймет далекий род,

Что значат эти дни

И дикой рыбы мертвый рот,

И вместо крыл плавник.

Январь 1922

Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы.

Новая библиотека поэта.

Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.

Остались – монументов медь,

Парадов замогильный топот.

Грозой обломанная ветвь,

Испепеленная Европа!

Поникла гроздь, и в соке – смерть.

Глухи теперь Шампани вина.

И Вены тлен, Берлина червь -

Изглоданная сердцевина.

Верденских иль карпатских язв

Незарастающие плеши.

Посадит кто ветвистый вяз,

Дабы паломника утешить?

В подземных жилах стынет кровь,

И колосится церковь смерти,

И всё слабей, всё реже дробь

Больного старческого сердца.

О, грустный куст, ты долго цвел

Косматой грудью крестоносца,

Звериным рыком карманьол,

И на Психее каплей воска.

Светлица девичья! Навек

Опустошенная Европа!

Уж человечества ковчег

Взмывают новые потопы.

Урал и Анды. Темный вождь

Завидел кровли двух Америк.

Но как забыть осенний дождь,

Шотландии туманный вереск?

Январь 1922

Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы.

Новая библиотека поэта.

Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.

Звезда средь звезд горит и мечется.

Но эта весть – метеорит -

О том, что возраст человечества -

Великолепнейший зенит.

О, колыбель святая, Индия,

Младенца стариковский лик,

И первый тиск большого имени

На глиняной груди земли.

Уж отрок мчится на ристалище,

Срывая плеск и дев и флейт.

Уж нежный юноша печалится.

Лобзая неба павший шлейф.

Но вот он – час великой зрелости!

И, раскаленное бедой,

Земное сердце загорелося

Еще не виданной звездой.

И то, во что мы только верили,

Из косной толщи проросло -

Золотолиственное дерево,

Непогрешимое Число.

Полуденное человечество!

Любовь – высокий поводырь!

И в синеве небесных глетчеров

Блеск еретической звезды!

Январь 1922

Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы.

Новая библиотека поэта.

Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.

Из земной утробы Этновою печью

Мастер выплеснул густое серебро

На обугленные черные предплечья

Молодых подручных мастеров.

Домна чрева средь былого буерака.

Маховое сердце сдвинуло века.

И тринадцатым созвездьем Зодиака

Проросла корявая рука.

Первая жена, отдавшаяся мужу,

Теремовая затворница моя,

Огнь твоих соитий леденили стужи,

Чресла надорвалися в боях.

Но немой вселенной звездчатое темя,

Вспыхнувшие маяки небесных дамб,

Девства кровь и мужа огненное семя

Затвердели камнем диаграмм.

Здесь, в глухой Калуге, в Туле иль в Тамбове, На пустой обезображенной земле Вычерчено торжествующей Любовью Новое земное бытие.

Январь 1922

Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы.

Новая библиотека поэта.

Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.

Взвился рыжий, ближе! Ближе!

И в осенний бурелом

Из груди России выжег

Даже память о былом.

Он нашел у двоеверки,

Глубоко погребено,

В бурдюке глухого сердца

Италийское вино.

На костре такой огромной,

Оглушающей мечты

Весело пылают бревна

Векового Калиты.

Нет, не толп суровый ропот,

А вакхический огонь

Лижет новых протопопов

Просмоленную ладонь.

Страшен хор задорных девок:

Не видать в ночи лица,

Только зреют грозди гнева

Под овчиною отца.

Разъяренная Россия!

Дых – угрюмый листобой,

В небе косы огневые,

Расплетенные судьбой.

Но из глаз больших и серых,

Из засушливых полей

Высекает древний Эрос

Лиры слезный водолей.

Январь 1922

Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы.

Новая библиотека поэта.

Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.

Тело нежное строгает стругом,

И летит отхваченная бровь,

Стружки снега, матерная ругань,

Голубиная густая кровь.

За чужую радость эти кубки.

Разве о своей поведать мог,

На плече, как на голландской трубке,

Выгрызая черное клеймо?

И на Красной площади готовят

Этот теплый корабельный лес -

Дикий шкипер заболел любовью

К душной полноте ее телес.

С топором такою страстью вспыхнет,

Так прекрасен пурпур серебра,

Что выносят замертво стрельчиху,

Повстречавшую глаза Петра.

Сколько раз в годину новой рубки

Обжигала нас его тоска

И тянулась к трепетной голубке

Жадная, горячая рука.

Бьется в ярусах чужое имя.

Красный бархат ложи, и темно.

Голову любимую он кинет

На обледенелое бревно.

Январь 1922

Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы.

Новая библиотека поэта.

Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.

Уж рдеет золотой калач.

И, самогона ковш бывалый

Хлебнув, она несется вскачь

По выжженному буревалу.

И, распластавшись у порога,

Плюет на выцветший кумач.

И кто поймет, что это плач

Страны, возревновавшей Бога?

Стояли страдные года.

И кто простит простой и грубой,

Что на нее легли тогда

Его прикушенные губы?

Среди созвездий сановитых

Вот новая сестра – Беда.

И Вифлеемова звезда -

Ее разбитое корыто.

Январь 1922

Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы.

Новая библиотека поэта.

Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.

О, дочерь блудная Европы!

Зимы двадцатой пустыри

Вновь затопляет биржи ропот,

И трубный дых, и блудный крик.

Пуховики твоих базаров

Архимандрит кропит из туч,

И плоть клеймит густым нагаром

Дипломатический сургуч.

Глуха безрукая победа.

Того ль ты жаждала, мечта,

Из окровавленного снега

Лепя сурового Христа?

И то, что было правдой голой,

Сумели вымыслом обвить.

О, как тоски слабеет молот!

О, как ржавеет серп любви!

От Господа-Заимодавца

До биржевого крикуна -

И ты, презревшая лукавство,

Лукавить вновь обречена.

Но всё ж еще молчат горнисты – Властители и мудрецы,Что если жара новый приступ Взнесет Кремлевские зубцы?

Так в Октябре узревший пламень -

Строителя небывший лик -

Не променяет новый камень

На эти ризницы земли.

Январь 1922

Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы.

Новая библиотека поэта.

Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.

Ты Канадой запахла, Тверская.

Снегом скрипнул суровый ковбой.

Никого, и на скрип отвечает

Только сердца чугунного бой.

Спрятан золота слиток горячий.

Часовых барабанная дробь.

Ах, девчонки под мехом кошачьим

Тяжела загулявшая кровь!

Прожужжали мохнатые звезды,

Рукавицей махнул и утих.

Губы пахнут смолой и морозом.

От любви никому не уйти.

Санки – прямо в метельное небо.

Но нельзя оглянуться назад,

Где всё ближе и ближе средь снега

Кровянеют стальные глаза.

Дух глухого звериного рая

Распахнувшейся шубкой обжег.

А потом пусть у стенки оттает

Голубой предрассветный снежок.

Январь 1922

Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы.

Новая библиотека поэта.

Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.

Какой прибой растет в угрюмом сердце,

Какая радость и тоска,

Когда чужую руку хоть на миг удержит

Моя горячая рука!

Огромные, прохладные, сухие – Железо и церковный воск,И скрюченные в смертной агонии, И жалостливые до слез.

Привить свою любовь! И встречный долго Стоит, потупивши глаза,Вбирает сок соленый и тяжелый Обогащенная лоза.

Январь 1922

Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы.

Новая библиотека поэта.

Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.

Любовь не в пурпуре побед,

А в скудной седине бесславья.

И должен быть развеян цвет,

Чтоб проступила сердца завязь.

Кто испытал любовный груз,

Поймет, что значит в полдень летний

Почти подвижнический хруст

Тяжелой снизившейся ветви.

И чем тучней, чем слаще плод,

Тем чаще на исходе мая

Душа вздымалась тяжело

И никла, плотью обрастая.

Январь 1922

Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы.

Новая библиотека поэта.

Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.

Громкорыкого Хищника

Пел великий Давид.

Что скажу я о нищенстве

Безпризорной любви?

От груди еле отнятый,

Грош вдовицы зацвел

Над хлебами субботними

Роем огненных пчел.

Бьются души обвыклые,

И порой – не язык -

Чрево древнее выплеснет

Свой таинственный крик.

И по-новому чуждую

Я припомнить боюсь,

Этих губ не остуженных

Предрассветную грусть.

Но заря Понедельника,

Закаляя тоску,

Ухо рабье, как велено,

Пригвоздит к косяку.

Клювом вырвет заложника

Из расхлябанных чресл.

Это сердце порожнее,

И полуденный блеск!

Крики черного коршуна!

Азраила труба!

Из горчайших, о горшая,

Золотая судьба!

Январь 1922

Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы.

Новая библиотека поэта.

Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.

Уж сердце снизилось, и как!

Как легок лёт земного вечера!

Я тоже глиной был в руках

Неутомимого Горшечника.

И каждый оттиск губ и рук,

И каждый тиск ночного хаоса

Выдавливали новый круг,

Пока любовь не показалася.

И набежавший жар обжег

Еще не выгнутые выгибы,

И то, что было вздох и Бог,

То стало каменною книгою.

И кто-то год за годом льет

В уже готовые обличил

Любовных пут тягучий мед

И желчь благого еретичества.

О, костенеющие дни,Я их не выплесну, и вот они!

Любви обжиг дает гранит,

И ветер к вечеру немотствует.

Живи, пока не хлынет смерть,

Размоет эту твердь упрямую,

И снова станет перстью персть,

Любовь – неповторимым замыслом.

Январь 1922

Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы.

Новая библиотека поэта.

Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.

Стали сны единой достоверностью.

Два и три – таких годов орда.

На четвертый (кажется, что Лермонтов) -

Это злое имя «Кабарда».

Были же веснушчатые истины:

Мандарином веяла рука.

Каменные базилики лиственниц,

Обитаемые облака.

И какой-то мост в огромном городе -

Звезды просто, в водах, даже в нас.

Всё могло бы завершиться легким шорохом – Зацепилась о быки волна.

Но осталась горечь губ прикушенных,

И любовь до духоты, до слез.

Разве знали мы, что ночь с удушьями Тоже брошенный дугою мост?От весны с черешневыми хлопьями, От любви в плетенке Фьезоле – К этому холодному, чужому шлепанью По крутой занозливой земле.

Но дающим девство нет погибели!

Рои войн смогла ты побороть,

Распахнувши утром новой Библии

Милую коричневую плоть.

Средь гнезда чернявого станичников

Сероглазую легко найду.

Крепко я пророс корнями бычьими

В каменную злую Кабарду.

Пусть любил любовью не утешенной.

Только раз, как древний иудей,

Я переплеснул земное бешенство

Ненасытной нежности моей.

Так обмоют бабки, вытрут досуха.

Но в посмертную глухую ночь

Сможет заглянуть простоволосая,

Теплая, заплаканная дочь.

Январь 1922

Примечания

См. раздел М.Лермонтова на этом сайте.

Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы.

Новая библиотека поэта.

Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.

Ночь была. И на Пинегу падал длинный снег.

И Вестминстерское сердце скрипнуло сердито.

В синем жире стрелки холеных «Омег»

Подступали к тихому зениту.

Прыгало тустепом юркое «люблю».

Стал пушинкой Арарата камень.

Радугой кривая ввоза и валют

Встала над замлевшими материками.

Репарации петит и выпот будних дней.

И никто визиток сановитых не заденет.

И никто не перережет приводных ремней

Нормированных совокуплений.

Но Любовь – сосед и миф -

Первые глухие перебои,

Столкновенье диких цифр

И угрюмое цветенье зверобоя.

Половина первого. Вокзальные пары.

На Пинеге снег. Среди трапеций доллар.

Взрыв.

Душу настежь. Золото и холод.

Только ты, мечта, не суесловь -

Это ведь всегда бывает больно.

И крылатым зимородком древняя любовь

Бьется в чадной лапе Равашоля.

Это не гудит пикардская земля

Гудом императорского марша.

И не плещет нота голубятника Кремля -

Чудака, обмотанного шарфом.

Это только тишина и жар,

Хроника участков, крохотная ранка.

Но, ее узнав, по винограднику, чумея и визжа, Оглушенный царь метался за смуглянкой.

Это только холодеющий зрачок

И такое замедление земного чина,

Что становится музейным милое плечо,

Пережившее свою Мессину.

Январь 1922

Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы.

Новая библиотека поэта.

Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.

…И кто в сутулости отмеченной,

В кудрях, где тишина и гарь,

Узнает только что ушедшую

От дремы теплую Агарь.

И в визге польки недоигранной,

И в хрусте грустных рук – такой -

Всю жизнь с неистовым эпиграфом

И с недодышанной строкой.

Ей толп таинственные выплески,

И убыль губ, и юбок скрип -

Аравия, и крики сиплые

Огромной бронзовой зари.

Как стянут узел губ отринутых!

Как бьется сеть упругих жил!

В руках какой обидой выношен

Жестковолосый Измаил!

О, в газовом вечернем вереске

Соборную ты не зови,

Но выпей выдох древней ереси

Неутоляющей любви!

Январь 1922

Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы.

Новая библиотека поэта.

Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.

В зените бытия любовь изнемогает.

Какой угрюмый зной! И тяжко, тяжко мне,

Когда, рукой обвив меня, ты пригибаешь,

Как глиняный кувшин, ища воды на дне.

Есть в летней полноте таинственная убыль, И выжженных озер мертва сухая соль.

Что если и твои доверчивые губы

Коснутся лишь земли, где тишина и боль?

Но изойдет грозой неумолимый полдень -

Я, насмерть раненный, еще дыша, любя,

Такою нежностью и миром преисполнюсь,

Что от прохладных губ не оторвут тебя.

Январь 1922

Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы.

Новая библиотека поэта.

Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.