Стихи

Мы как мы!

Всегда мы наготове

Продолжать, волнуясь и смеясь,

Ту беседу, что на полуслове

Года два назад оборвалась.

Вновь и вновь

Встает не подлежавший

Никаким сомнениям вопрос,

Но подросток, в комнату вбежавший,

Года на два все-таки подрос.

И старик

В безмолвии суровом

Года на два постарел еще…

Ну, а мы опять о чем-то новом

Продолжаем спорить горячо.

Событье

Свершилось,

Но разум

Его не освоил еще,

Оно еще пылким рассказом

Не хлынуло с уст горячо,

Его оценить беспристрастно

Мгновенья еще не пришли,

Но все-таки

Все было ясно

По виду небес и земли,

По грому,

По вспугнутым птицам,

По пыли, готовой осесть.

И разве что только по лицам

Нельзя было это прочесть!

Такие звуки есть вокруг,

Иными стать их не заставишь,

Не выразишь посредством букв,

Не передашь посредством клавиш.

И поручиться я готов:

Иную повесть слышать слышим,

Но с помощью обычных слов

Ее мы все же не запишем.

И своевольничает речь,

Ломается порядок в гамме,

И ходят ноты вверх ногами,

Чтоб голос яви подстеречь.

А кто-то где-то много лет

Стремится сглаживать и править.

Ну что ж! Дай бог ему оставить

На мягком камне рыбий след.

Из смиренья не пишутся стихотворенья,

И нельзя их писать ни на чье усмотренье.

Говорят, что их можно писать из презренья.

Нет!

Диктует их только прозренье.

Я понял!

И ясней и резче

Жизнь обозначилась моя,

И удивительные вещи

Вокруг себя увидел я.

Увидел то, чего не видит

Иной вооруженный глаз

И что увидеть ненавидит:

Мир я увидел без прикрас!

Взор охватил всю ширь земную,

Где тесно лишь для пустоты.

И в чащу он проник лесную,

Где негде прятаться в кусты.

Я видел, как преображала

Любовь живое существо,

Я видел Время, что бежало

От вздумавших убить его.

Я видел очертанья ветра,

Я видел, как обманчив штиль,

Я видел тело километра

Через тропиночную пыль.

О вы, кто в золоченой раме

Природы видите красу,

Чтоб сравнивать луга с коврами

И с бриллиантами росу,

Вглядитесь в землю, в воздух, в воду

И убедитесь: я не лгу,

А подрумянивать природу

Я не хочу и не могу.

Не золото лесная опаль,

В парчу не превратиться мху,

Нельзя пальто надеть на тополь,

Ольху не кутайте в доху,

Березки не рядите в ряски,

Чтоб девичью хранить их честь.

Оставьте! Надо без опаски

Увидеть мир, каков он есть!

Когда

Пахнёт

Великим хаосом —

Тут не до щебета веселого,

И кое-кто, подобно страусам,

Под крылья робко прячут головы.

И стынут

В позах неестественных,

Но все-таки и безыскусственных,

Забыв о промыслах божественных

И обещаниях торжественных,

Бесчувственны среди бесчувственных.

И смутные,

Полубесплотные,

Покуда буря не уляжется,

Одним тогда они встревожены:

А вдруг кому-нибудь покажутся

Ножнами их подмышки потные,

Куда, как шпаги, клювы вложены.

Мне кажется, что я воскрес.

Я жил. Я звался Геркулес.

Три тысячи пудов я весил.

С корнями вырывал я лес.

Рукой тянулся до небес.

Садясь, ломал я спинки кресел.

И умер я… И вот воскрес:

Нормальный рост, нормальный вес —

Я стал как все. Я добр, я весел.

Я не ломаю спинки кресел…

И все-таки я Геркулес.

Когда

Ненастья

Черный веер

Разводит бурную волну,

Моряк хватается за леер:

— Ну, ничего! Не утону!

И подтверждает

Скрип штурвала

И белой пены кутерьма,

Что этот веер вышивала

Совсем не смерть,

А жизнь сама.

За

Северным Полярным кругом

Лежат студеные моря,

Над средиземноморским югом

Пылает древняя заря.

На

Антарктических просторах

Седой июль лелеет льды,

Есть лунные моря, в которых

Ни льда, ни рыбы, ни воды,

Есть

Море Мертвое,

Плотнее,

Чем серебрящаяся ртуть,

Но море жизни всех бурнее —

Ты понимаешь — вот в чем суть!

И вскользь мне бросила змея:

«У каждого судьба своя!»

Но я-то знал, что так нельзя —

Жить извиваясь и скользя.