Филозофская поэма
Сане Климову
и его босоногой душе
Такой больной и пристальный САПОГ.
Такой большой и пристальный – как БОГ.
Такой огромный, в небо вознесен,
Сурово тень отбросил он на все,
Что распростерто перед ним внизу:
На спичку, на бычок, на стрекозу,
Чей жалкий труп пылится на боку,
И на тебя, задравшего башку.
Он – Бог,
а ты убог
и насеком.
Зачем же взор твой давит косяком
Орнамент на подошве вышины?
Зачем зрачки в Сапог устремлены?
Ведь в секторе обзора не узреть
Не то чтоб всю, не то чтоб даже треть
Серпа гвоздей на каблуке ступни…
Эй, клоп, оцепенение стряхни!
Разуй осоловелые глаза:
Сапог все ближе! Цель – не стрекоза,
Не спичка, не бычок и не сучок
Сапог несется на тебя, сучок!
Еще одно мгновенье – и хорош:
Впечатает в асфальт едрену вошь!
Остановись, мгновенье! нет, скользит…
Сапог неотвратим, как Немезид
(Ну, Немезида; только не могу
Я женщину приставить к Сапогу).
Есть уравненье жертвы и ловца:
Стремнины и упорного гребца,
Пучины и усталого гребца,
Распахнутого люка и слепца…
Ты обречен быть жертвой Сапога:
Как жертвой потепления – снега/,
Как жертвою прибоя – берега,
Как жертвою изюбра – кабарга,
Как жертвою портфеля – крокодил…
Но чем ты Сапогу не угодил?
Почто его всевышняя пята
Ничтожным насекомцем занята?
Ведь с грозной пятки на носок тупой
Ступает он проторенной тропой
Куда-то по неведомым делам
И мимоходом разгребает хлам
В других пространствах и иных мирах;
Мы для него не более чем прах.
Одно растолковать тебе могу:
Ничто, видать, не чуждо Сапогу.
Когда-то и его надменный топ
Привычке вечной изменяет, чтоб
В низах не забывала мелюзга
Недреманное око Сапога.
Как с грохотом обрушилась плита
Так с хохотом обрушилась пята
На спичку, на бычок, на шелуху
Но промахнулось То, что наверху!
Но насекомец выскользнул – и жив,
К тому же нецензурно обложив
Сапожий образ – с тылу и с лица,
И мать Сапожью, и его отца,
Возвел семиэтажную хулу
На стельку, голенище и каблук,
Обматерил подметку, крем и хром
И тем навлек Сапожий гнев и гром!
И содрогнулась грешная земля!
Но в этот раз, завидев издаля
Огромную и темную стопу,
Летящую к презренному клопу,
Ты отскочил подальше от греха
(Так отскочила от Левши блоха,
И прежде чем опять ее поймать,
Не раз он тоже вспомнил чью-то мать).
И вновь с небес обрушился удар!
Но лишь асфальт отчасти пострадал,
Стальной подметки повторив изгиб…
Несчастный! для чего ты не погиб?!
Зачем ты нажил страшного врага
В сияющем обличье Сапога?
Сапог забыл про все свои дела,
Он зрит не насекомца, а козла!
Пусть даже отпущенья, но – козла
И воплощенье мирового зла!
Ты воплощаешь мерзость и порок
Уж тем, что бо/рзо скачешь между строк!
Уж тем, что скачешь, блошка, охренев,
И, невзирая на Сапожен гнев,
По-прежнему вдыхаешь кислород,
Чем подстрекаешь вшивый свой народ.
Сапог все хлоп да топ, все топ – да в пот,
А у него полно других хлопот!
Мне жаль тебя, и я тебе ору:
Ныряй в свою нору, в свою дыру,
Где безопасно, тихо и темно,
Где Сапогам топтаться не дано!
Ну вот и все. Ну вот и хорошо.
Сапог погромыхал – и прочь ушел.
Ведь каждая минута дорога
Для этого большого Сапога,
Весь день его расписан – от и до…
Но он запомнил, где твое гнездо.
Где норка. Где невзрачный бугорок.
Сапог вернется. Он суров и строг.