ФЕВРАЛЬ

Январь лубочною иконою

Сиял над зимними дворами,

Размалевал стекло оконное,

Как богомаз – алтарь во храме.

Дремала мирно сказка белая

Мол, сами спим – и вам желаем…

Но вдруг, как псина ошалелая,

Влетел февраль – с веселым лаем,

С лавиной снега, шквалом ветра

Катись-ка кубарем, прохожий!

И с непосредственностью сеттера,

Который навалил в прихожей.

А мне казалась жизнь – малиною,

Негаженным листом блокнота…

Февраль, ну что ж ты, рожа псиная,

Зачем же ты меня в говно-то?!

Гляди, чего накуролесила

Пурга на святочной картине:

Тебя бы, брат, за это месиво

Арапником – да по хребтине!

Февраль – животное не гордое:

Скулит и просит о пардоне,

Своей холодной, глупой мордою

Мне робко тычется в ладони,

Ничем февраль не отличается

От прочей бессловесной псины;

Все в этом мире приручается…

И это – непереносимо.

Когда приходят холода…

Когда

приходят холода,

не то чтоб хочется рыда

ниями отогреть свою

озябнувшую душу ю

ную, что, телу не в пример,

способна не поддаться мер

зостям и не стареть,

а просто наконец-то предъ

явить законные права

на должность, неизменно ва

кантную (поскольку во

круг достойных – никого)

истопника надежд своих;

не говорите только – них

т ферштейн; скажите "объясни";

а это значит – все, что сни

лось – но не в кошмарных снах,

а в тех, где ейде гуте нах

т на нас веселый пестрый сор

швыряет сверху щедрой гор

стью, как сеятель зерно,

в беспутных грезах этих но

чей, которые даря/т

шампань, музы/ку и наряд

ных девиц, умеющих легко

и просто нам отдаться в по

коях, где полно зеркал,

терзая нашу плоть, закал

ку прошедшую в огне

безумной страсти, пылкой не

жности – но в этот раз

она мучительней гораз

до бьется, стонет и кричит,

взмывая в умопомрачит

ельную высь небес

и тут же вдруг срываясь в без

дну (и несть сей бездне дна)

так вот, все то, что только с на

ми творят такие сны,

навеки хочется отны

не развеять в пух и прах;

а если очень тошно – трах

нуть не во сне, а наяву;

как говорят французы – ву

компрене? но вот в чем соль:

кого придется нам исполь

зовать на отогрев души?

смазливых, ярких и души

стых – и длинноногих – дев,

которые не прочь, раздев

шись, к нам нырнуть в кровать,

вы, словно сорок тысяч брать

ев (как говаривал Гамле/т),

любить не сможете, а след

ственно, на кой же ляд

душе потребно это бляд

ство? она, как и во сне,

погребена обледене

вши… впрочем, к черту вши:

я, истопник своей души,

к ней тихи спичку подношу

майн готт, какой же будет шу

хер…

Фемина, не дышите на свечу…

Фемина, не дышите на свечу,

Не хлопайте глазами на поэта;

Послушайте сюда: я вас хочу…

Не торопитесь, я же не про это.

Я вас хочу спросить как на духу:

Кто я для вас, смешной и нелюдимый?

Как говорят французы – ху есть ху?

Не бойтесь, это – непереводимо.

Я к вам явился из волшебных снов,

Шикарный в меру сил, как Слава Зайцев,

Здоровый, как Порфирий Иванов,

Задолбанный судьбой, как сто китайцев.

И презирая кукольных Пьеро,

Привыкших сердцем тряпочным швыряться,

Я настежь распахнул свое нутро

И предложил вам в нем поковыряться.

Я ненормален – есть такой грешок,

Не раз на этом пойман был с поличным.

Я знаю, что любить – нехорошо.

Скажу вам больше – даже неприлично.

И вас пугает мой нелепый вид,

Нелепые слова нелепой страсти…

Но кто же знал, что вас слегка стошнит,

Когда я распахну вам душу настежь?

Не склеилось у нас, и нечем крыть;

Мы с вами разной масти и покроя.

Позвольте трубку мира докурить,

И я топор любви навек зарою,

И грудь свою, как гроб, заколочу:

Душа сгнила, поэзия – протухла…

Фемина, не дышите на свечу:

Она давным-давно уже потухла.

Март 1999 г.

Загрузка...