Стихи о Советской Родине

Неуютная жидкая лунность

И тоска бесконечных равнин,—

Вот что видел я в резвую юность,

Что, любя, проклинал не один.

По дорогам усохшие вербы

И тележная песня колес…

Ни за что не хотел я теперь бы,

Чтоб мне слушать ее привелось.

Равнодушен я стал к лачугам,

И очажный огонь мне не мил.

Даже яблонь весеннюю вьюгу

Я за бедность полей разлюбил.

Мне теперь по душе иное…

И в чахоточном свете луны

Через каменное и стальное

Вижу мощь я родной стороны.

Полевая Россия! Довольно

Волочиться сохой по полям!

Нищету твою видеть больно

И березам и тополям.

Я не знаю, что будет со мною…

Может, в новую жизнь не гожусь,

Но и все же хочу я стальною

Видеть бедную, нищую Русь.

И, внимая моторному лаю

В сонме вьюг, в сонме бурь и гроз,

Ни за что я теперь не желаю

Слушать песню тележных колес.

Тот ураган прошел. Нас мало

уцелело.

На перекличке дружбы многих нет.

Я вновь вернулся в край

осиротелый,

В котором не был восемь лет.

Кого позвать мне? С кем мне

поделиться

Той грустной радостью, что я

остался жив?

Здесь даже мельница — бревенчатая

птица

С крылом единственным — стоит,

глаза смежив.

Я никому здесь не знаком.

А те, что помнили, давно забыли.

И там, где был когда-то отчий дом,

Теперь лежит зола да слой

дорожной пыли.

А жизнь кипит.

Вокруг меня снуют

И старые и молодые лица.

Но некому мне шляпой поклониться,

Ни в чьих глазах не нахожу приют.

И в голове моей проходят роем думы:

Что родина?

Ужели это сны?

Ведь я почти для всех здесь

пилигрим угрюмый

Бог весть с какой далекой стороны.

И это я!

Я, гражданин села,

Которое лишь тем и будет знаменито,

Что здесь когда-то баба родила

Российского скандального пиита.

Но голос мысли сердцу говорит:

«Опомнись! Чем же ты обижен?

Ведь это только новый свет горит

Другого поколения у хижин.

Уже ты стал немного отцветать,

Другие юноши поют другие песни.

Они, пожалуй, будут интересней —

Уж не село, а вся земля им мать».

Ах, родина! Какой я стал смешной.

На щеки впалые летит сухой

румянец.

Язык сограждан стал мне как

чужой,

В своей стране я словно иностранец.

Вот вижу я:

Воскресные сельчане

У волости, как в церковь, собрались.

Корявыми немытыми речами

Они свою обсуживают «жись».

Уж вечер. Жидкой позолотой

Закат обрызгал серые поля,

И ноги босые, как телки под ворота,

Уткнули по канавам тополя.

Хромой красноармеец с ликом

сонным,

В воспоминаниях морщиня лоб,

Рассказывает важно о Буденном,

О том, как красные отбили Перекоп.

«Уж мы его — и этак и раз-этак,—

Буржуя энтого… которого… в

Крыму…»

И клены морщатся ушами длинных

веток,

И бабы охают в немую полутьму.

С горы идет крестьянский комсомол,

И под гармонику, наяривая рьяно,

Поют агитки Бедного Демьяна,

Веселым криком оглашая дол

Вот так страна!

Какого ж я рожна

Орал в стихах, что я с народом

дружен?

Моя поэзия здесь больше не нужна,

Да и, пожалуй, сам я тоже здесь не

нужен.

Ну что ж!

Прости, родной приют.

Чем сослужил тебе, и тем уж я

доволен.

Пускай меня сегодня не поют —

Я пел тогда, когда был край мой

болен.

Преемлю все.

Как есть все принимаю.

Готов идти по выбитым следам.

Отдам всю душу октябрю и маю,

Но только лиры милой не отдам.

Я не отдам ее в чужие руки,

Ни матери, ни другу, ни жене.

Лишь только мне она свои вверяла

звуки

И песни нежные лишь только пела

мне.

Цветите, юные! И здоровейте телом!

У вас иная жизнь, у вас другой напев.

А я пойду один к неведомым

пределам,

Душой бунтующей навеки

присмирев.

Но и тогда,

Когда по всей планете

Пройдет вражда племен,

Исчезнет ложь и грусть,—

Я буду воспевать

Всем существом в поэте

Шестую часть земли

С названьем кратким «Русь».