Стихотворения

«Что будет, — спрашиваешь ты, —

В дали веков обетованной,

Когда исполнятся мечты

Людей теории гуманной?»

О милый друг! в те времена,

Глаза и разум ослепляя,

Явиться смертному должна

Картина жизни вот какая:

Все реки медом потекут —

Конечно, в берегах кисельных,

А сверху меда поплывут

Большие крынки сливок цельных.

На деревах начнут расти,

В роскошных рощах для прогулки,

Всегда горячие почти,

Московского печенья булки.

Повсюду будет дичь летать

Французской кухни, с трюфелями:

Ловите птицу, так сказать,

В готовом виде, прямо ртами.

Шампани резвою струей

Забьют, где надобно, фонтаны;

А рядом — сельтерской водой,

Чтоб были пьяные не пьяны.

Моря наполнятся ухой —

Уж, разумеется, стерляжьей:

Труда не будет той порой,

Так для чего же суп говяжий?

В известный час польют дождем

Горячий чай и кофей рядом,

С густым, конечно, молоком,

И будет сахар падать градом.

Без немцев — скука на Руси:

Для них в озерах будет пиво,

А берега — из колбасы, —

Практично, просто и красиво.

В те дни не будут прилагать

К младенцам нашего ухода:

Заменит няньку им и мать

Благословенная природа.

Кто хил — немедленно умрет,

Кто крепок — вырастет на воле…

Какая дивная пойдет

Людей порода в этой школе!

Встречая всюду благодать

Чуть в рот не падающей пищи,

Они не будут понимать,

Что значит «вор», «голодный», «нищий».

И скептик самый записной,

О человечестве радея,

В те времена, хоть волком вой,

Не встретит гнусного злодея.

Все станут братьями смотреть,

Ходить в обнимку, улыбаться,

И каждый будет «честь иметь»

О здравьи ближнего справляться.

Тогда не будет докторов,

Не будет даже медицины:

Уж если смертный нездоров

Без всякой видимой причины,

Так лучше прямо умирай,

Другим не порти аппетита, —

А то какой же это рай,

Где люди морщатся открыто?

Да! запретят в те времена

Под страхом смерти — вид угрюмый,

Мечты, лишающие сна,

И ум тревожащие думы.

Чтоб жить в раю — и размышлять!

Да это слыхано ли в мире?

Ведь это школьнику не знать

Грешно, как дважды два — четыре!

Вот потому-то, в свой черед,

Я должен здесь оговориться:

Всё это будет… для господ,

А для народа не годится…

Для мужиков везде пойдут

Из каши гречневой болота;

Их кочки луком порастут, —

Закусывай, кому охота.

Вдали воздвигнется хребет

Из мягких масс ржаного хлеба;

Его вершину, словно лед,

Покроет масло вплоть до неба.

С хребта прелестный будет вид —

Глазам представятся два моря:

В одном — сивуха забурлит,

Уж, разумеется, не с горя;

В другом — отличный кислый квас

(Ликуйте, Ваньки, Васьки, Федьки!)

У скал запенится, крутясь;

А скалы будут все из редьки.

Для баб, а пуще в тех видах,

Чтоб не орали ребятишки,

Во всех появятся борах

Грибы из вяземской коврижки.

Везде такая благодать,

Тепло, как после доброй порки,

И самый воздух, так сказать,

Пронзится запахом махорки!

Но мужики ведь никогда

Довольны жизнью не бывали;

Они, пожалуй, и тогда

Без жалоб проживут едва ли.

«На молочке уж не взыщи:

Держать коров — карманы пусты,

А с неба валят только щи —

И те, кажись, не из капусты..

Вот тоже баньки нету здесь,

В квасу купаться — бога стыдно,

И ходишь чешешься день весь…

Уж это очень нам обидно!

Опять же соли не найдем:

Сказать в час добрый, место свято —

И вздуло брюхо колесом,

А всё как будто пустовато…»

В таком-то роде, например,

Они нытье свое поднимут.

Но против них суровых мер

За мину кислую не примут:

Ведь на мужицкий грубый взгляд

И рай не сладок по приказу, —

Им просто-напросто велят

Не объедаться хлебом сразу,

Не трогать пищи у господ,

Как неудобной для сваренья;

А пуще — в первый райский год

Не напиваться до забвенья.

Да! в это времечко… но тут,

О милый друг! я ставлю точки:

Боюсь, что слюнки потекут

На недописанные строчки.