Стихотворения

Не забыть мне, как ранней весною,

Чуть растают снега на полях,

Я, бывало, родной Барабою

Проезжал по зарям на дружках. [1]

При волшебном румянце природы

Путь в степи чародейски хорош!

Как спросонок зардеются воды

Озерков. Точно бодрая дрожь

Пробежит по сухому бурьяну

От весеннего ветра, — а там

И уйму нет степному буяну, —

Он как вихорь несется к холмам,

Где задвигались странные тени:

Это ветряных мельниц ряды,

Пробудясь от его нападений,

Начинают дневные труды.

Так и ждешь, что сейчас Дон-Кихота

Привиденье мелькнет на холмах…

И дремать припадает охота,

Cозерцая лишь крыльев размах.

Но картины мгновенно не стало,

Унеслась и дремота за ней.

«Жги, малютки!» — кричит разудало

На проворных дружок лошадей.

Он к бичу не дает им повадки:

Не для красного молвить стишка,

Барабинские знают лошадки

Рукавицу да голос дружка.

Под дугой колокольчик обычный

Так и замер, не трогая слух, —

И во мне от езды непривычной

Замирает томительно дух.

Из-под ног лошадей, без оглядки,

В белых брючках мохнатых, гурьбой

Удирают в ковыль куропатки,

Точно школьницы резво домой.

И чем дальше, тем лучше картины…

Впереди — перелесок пошел.

На верхушке громадной лесины

Восседает, топорщась, орел.

А вдали, посредине дороги,

Как хозяева полные тут,

Косачи без малейшей тревоги

Совещанье о чем-то ведут.

«Глуповатая птица весною, —

Замечает дружок про себя. —

Уж была бы винтовка со мною,

Не видать бы тетерькам тебя!»

И, прикрикнув: «Держись, мол, левее!» —

Разгоняет он птиц. А заря

Так и пышет всё ярче, алее.

Вдруг — ее же лучами горя —

Развернулося озеро. Слышен

Где-то издали крик лебедей.

Вон плывут они парами! Пышен,

Розоватый теперь от лучей,

Их наряд белоснежный. И глухо,

Точно исповедь, слышится мне:

«Тоже бьют их немало… для пуху…

Вот уж это так птица вполне!»

И дружок, покраснев, как девица,

Продолжает, сдержавши коней:

«Королевна прямая — не птица!

Ишь, у нас полюбилося ей.

Здесь места — благодатное дело,

Не другим, не Рассей чета…

Аль тебе уж трястись надоело?

Погоди! — остается верста.

Не верста хоть — побольше немного,

Да ведь кто их здесь мерял? Допрежь

Тут была столбовая дорога,

А теперече — волк ее ешь! —

Попадаются, значит, гнилые

Верстовые столбы посейчас, —

Старики и толкуют седые:

Семисотные версты у нас!

Ну, малютки! вздохнули с натуги?» —

Речь заводит он с тройкой лихой,

И, прикрикнув: «Работайте, други!» —

Уж несется, как вихорь степной.

Вот и станция. Снова рядами

Возвышаются мельниц холмы.

Подъезжаем к пристанищу мы

В три окошка с резными ставнями.

Вся семья высыпает вперед

К растворившимся настежь воротам.

«Седока, мол, господь вам дает,

Так примайте-ка гостя с почетом», —

Говорит, поклонившись, дружок.

И пойдут по-сибирски приветы,

Да поклоны, да с солью ответы,

Точно здесь — твой родной уголок.

Но хоть он и чужой, а с охотой

За порог переступишь его:

Там всё дышит хозяйством, заботой,

Чистоплотностью прежде всего.

Входишь в горницу. Пахнет приятно

Лиственничного леса смолой;

Пол лоснящийся вымыт с дресвой,

И особенно как-то опрятно

Смотрят голые стены кругом.

А к стенам прислонились рядами,

Под накрышкой тюменским ковром,

Сундуки с дорогими вещами.

Тут же с грудой подушек кровать

Манит путника пышной периной

За цветистый свой полог старинный —

На лебяжьем пуху полежать.

И мигнуть не успеешь, раздевшись,

Как накроется в горнице стол;

А хозяйская дочка, зардевшись,

С устремленными взорами в пол,

Расстановит на скатерти чистой

Угощений обильный запас, —

И невольно разлакомят вас

Самый вид их и пар их душистый.

И чего-то, чего-то здесь нет!

За обилием яств и солений,

Как сибирского кушанья цвет,

Подаются ржаные пельмени.

Но когда из-под длинных ресниц

Любопытные выглянут очи

С глубиною и сумраком ночи,

Как у зорких встревоженных птиц,

И послышится звук мелодичный:

«На здоровье покушай-ка всласть», —

Так и дрогнет душа необычной

Симпатией, похожей на страсть.

О, степные красавицы наши!

На расцвете житейской весны

Навевали чудесные сны

Мне глаза темно-карие ваши…

Но довольно. Мечты о былом

Заковали в незримые цепи

Расходившийся стих мой — ив нем

Не осталось простора для степи.

Не порвать мне волшебную цепь,

Я не в силах разрушить былого…

Ты простишь мне бессилие слова,

Барабинская чудная степь!