* * *

Последний потомок Данов

в одежду жреца одет.

На влажной листве платанов

сияет нездешний свет.

И, сотнями игл исколот,

скрывается до поры

за сетью тумана город,

стоящий в верху горы.

Ты видишь. легла усталость,

как камень, на грудь жрецу?

недолго ему осталось

златому служить тельцу.

Исчезнет заслон тумана,

останутся дым да гарь.

Поверженный город Дана

возьмёт ассирийский царь.

И будет при свете резком,

несущем живому смерть,

телец окаянным блеском

на склоне холма гореть.

* * *

Свет неяркий. Короткое утро.

Чуть присыпала снежная пудра

ветки клёнов и плоскости крыш.

Улетели кукушка и стриж.

А недавно судачили бойко

чиж-подросток и девочка-сойка,

и деревья стояли вдали

в дождевой светозарной пыли.

Всюду жалобы, стоны и хрипы,

лес прекрасный почти облетел,

умирают осины и липы,

как толпа неприкаянных тел.

Льётся листьев сухая лавина.

Есть ли в этом людская вина?

И горит на ветру не рябина —

неопально горит купина.

Загрузка...