Стихотворения и поэмы

Бом! Вам!

  Бом! Бам!

Загудел казанский храм.

  Бом! Бам!

  К нам! К нам!

Звал к обедне божий храм.

  К нам!

Потянулись богомольные

  Помещики,

    Дворяне,

      Купцы,

Военные,

  Народ

    Помолиться всем святым,

Всем угодникам седым,

Чтобы шел дым

  От ладана, от свеч,

Чтобы с дымом бог помог

  Унести грехи, отсечь.

А грехов – помилуй, господи!

  Прямо – помело спади:

Что ни шаг,

  То порка, плеть.

Сладко барам

  В церкви млеть,

Да не сладко

  Только тем,

Кто под звон колоколов,

Под иконой божьей матери

Бьет поклонами голов

На чугунной паперти.

  Бам!

    Бом!

      Звон.

        Стон.

В перезвон

  Бейся лбом

    Под слезный пот,–

Авось вымолишь

      Копейку

    У господ.

– А подайте, ради Христа,

  Милостыню убогому,

Испоротому, изувеченному,

  Голодному, безногому,

Рабу искалеченному,

  Из многих многому,

За грехи иссеченному.

– А подайте, ради Христа,

  Копеечку темной – слепой,

  Богом обиженной,

  Людями униженной

Господской дворовой –

  Без хлеба, без крова.

Каюсь, была бы послушней,

  Не выкололи бы глаза

     На барской конюшне.

– А подайте, ради Христа,

  Страннику натужному,

Разутому, раздетому,

  Человеку недужному,

Ветрами отпетому,

Холопу в толпе тому,

Кто не складен холопом бысть.

  Не прилажен собакой в жисть,

Неприсвоен, невыгоден

  На помещичьем выгоне.

– А подайте, ради Христа,

  Острожнику шалому,

Бродяге Емеле, хожалому

  По местам по казанским,

По степям по казацким.

Подайте на милость,

Воскресения из мертвых ради. –

  Густо набилось

Тут нищенской братии.

  Бом! Лбом!

    Бом! Лбом!

      В звоне

  Под медный галдеж

  Никак не поймешь,

  Кто о чем стонет,

  Кто чего ищет.

А дело простое:

  Тут, среди нищих –

  Колодник-буян,

  Пугачев Емельян

Христарадничает.

  Таскают его караульные

  Из острога на праздник

  Просить подаяния.

Да откормишь разве корками,

  Когда кормят больше порками.

Ох, не любит Емелюшка

  В остроге сидеть:

Тверда ему постелюшка,

  Не по нраву плеть.

То-то он зверем глядит

Из подрылья,

Страшный на вид,

А слова – будто крылья:

«Слушайте, нищие:

  Быть тут буче –

    В рваной куче

      Верных десять человек

      Заготовили побег.

Господи,

  Благослови на возню,

  На помещичью резню.

Русь босая,

  Голодная рвань,

Не люди – овечки,

Рвань-человечки,

  Голь без клыков.

А я эту Русь

  Люто берусь

Переделать в волков.

  Я ведь таков,

Из таковских буян,

  Из донских казаков –

Пугачев Емельян.

  Слушайте, нищие:

Чую толк в пище я,

А пища ждет бражная,

  Ежели наша ватажная

Холопская рать

  Станет, бродяжная,

Добро отбирать

  У дворян, у помещиков,

  У купцов, у монетчиков.

Добро – серебро,

Воля – золото.

  Гулять будем в золоте,

  Как пиво на солоде.

Не гляди на ноженьки,

Что закован в цепи.

  Погляди в дороженьки –

  Ожидают степи.

Степь ты моя –

  Мать ты моя,

Кони вороные!

  Земля ты моя –

Мать ты моя!

  Зуб от бороны я.

Слушайте, нищие!

  Не ради креста,

  Не ради Христа

Пугачев к вам пристал,

  А для сказу

  Без лишнего:

Покуда помещики

  Славят всевышнего,

Дела поправимы;

  Только как запоют

„Иже херувимы“,

  Мы – оглашенный хлам,

  Колодники-парни –

Запрем эту дверь во храм

  На замок амбарный.

Настряпаем ангелам

  Кромешный ад,

Пущай побеснуются

  Под золотыми венчиками.

Запрем

  Да ударим в набат.

А сами айда

  На тройке с бубенчиками.

И караульные с нами.

  Все на крови мы!»

Сказано – сделано.

И только запели

  «Иже херувимы»,

Как Емельша –

Закованный зверь –

  Разом запер

  Церковную дверь

На амбарный замок,

На замочину-броню,

Чтоб никто бы не смог

Учинить за Емельшей погоню

  По пяткам.

  Ну и хватка!

  Ну и хват!

Заперли молящихся,

Ударили в набат

  Да крикнули:

«Спасайте, православные

Во храме сем

  Горят!» Набат!

    Горят!

      Давай наряд!

Туши обедню!

  Все сподряд

Угодники горят!

Эй, казанцы!

  Бей в набат!

    Бам-бам-бам!

Оборванцы

  Лезут в ад!

    К вам – к вам – к вам!

Всё смешалось!

Эка жалость –

  Корки в кузовке.

Всё смешалось!

  Эка шалость –

    Церковь на замке.

В дверь дубасят херувимы, –

Им бы гнаться сгоряча

Вслед за криком:

  «На крови мы!» –

  За телегой Пугача.

Ну и хватка!

Ну и хват!

  Лихорадка бьет в набат,

  Бам-бам-бам!

    По вспотевшим

    Чешет лбам.

А там,

По казанскому тракту,

  На взмыленных тройках

  Вскачь

  Караульные с нищими.

И среди нищих –

  Колодник Пугач.

Емельян – голова!

Атаман – голова!

Бубенцы заливают слова,

  Да и что тут слова,

  Когда воля густа,

    Когда пыль целовать

    Не устанут уста,

Пока пыль да ковыль

Не улягутся в быль,

    Пока степи вестей

    Не возьмут от гостей,

Что настала пора собирать

    Пугачевскую серую рать.

Знай кати, колеси

Мимо слезных трясин,

    Что под каждой

    Мужицкой избой

За холопьи труды

На голодные рты

  Смерть оставил

Дворянский разбой.

Знай кати, колеси,

Погляди в поле-синь

  На помещичий дом,

    На избенки кругом,

Да задумайся круче

Грозовою тучей,

  Да так, чтобы нищий

  Полез за ножом в голенище,

Да задумайся так,

  Чтобы огненным громом

Прогреметь

  Над помещичьим домом.

Будет – что станет,

  Воля-красавица,

    Жизнь разжигай.

В бушующем стане

  Буря вздымается –

    Кровь мужика.

Мужиков-ухачей –

  Как ночей,

    Как грачей,

Несметная стая,

Как деготь, густая.

  Чернехонькой стала

  Земля ухачей.

Емельянушко строг –

  Зря не бросит острог,

А раз бросил острог –

  Вышел волюшке срок.

Слышь,

  Стучат копытами

  Кони под Казанью:

Воля

  Прет открытыми –

  В степь по приказанью –

Открытыми копытами

    В даль

    На ударь!

Прет – не перечь! –

  Мужик на смелость.

Об этом и речь

  По Руси разгорелась.

    Долго ли, коротко ли

    Звенели бубенцы,

    Под людными воротами

    Галдели молодцы.

Крестьянский люд,

  Заводский люд,

    Голодная,

      Вшивая Русь!

Не трусь,

  А будь лют!

Зверя лютее

  Зуб наточи.

Пошли

  Бушевать, ухачи!

За горло помещиков!

  За горло заводчиков!

    За глотку дворянскую дрянь!

Выдумай – хлеще как,

Выдумай – ходче как,

Выдумай жару им, рвань,

  Жару с пожаром,

  Чтоб всем слепошарым

  Вдоволь понюхать беды

С потрохами,

  Вдоволь нажраться

  Изюмной еды с пирогами.

Угостим господ погуще,

  Ублажим блинами.

Каждой барыне толстущей

  Будет сладко с нами.

    В ихнем доме,

Барском доме,

Мягкие перины.

  Того кроме,

    В барском доме,

      Как у Катерины:

Из золота пьют-едят,

Кормятся царской пищей,

В перинах родят ребят.

А мы только вшей ищем

  Да чешем спину от боли

  От соленых плетей.

  Для нашей мужицкой голи

  Барам не жаль смертей.

  Мы ли, бараны ли, –

Им всё равно.

  Недаром мы грянули

  Бревном за бревно.

Не кори грабежом –

Красен долг платежом.

А долгов за помещиками –

  Ой да ой,

  Хоть волком вой.

  Взыскать мудрено вины –

  Не получить с них

  Ни хреновины.

Раз дело таковское,

  Сами взыщем.

Житье мужиковское –

  Нищий на нищем.

Хуже не станется,

  А нам невтерпеж.

Гуляй, холоп-пьяница,

Лезь на грабеж –

Свое же возьмешь.

Грабили нас господа же,

Не спрашивали даже,

  И мы за ними туда же.

Чинили расправу –

  И мы учиним, ухачи.

Нашу ораву

  Этим делам не учи.

Знаем.

Научились

По рубцам,

  По ссадинам,

По тюрьмам,

  По перекладинам.

Мало было гадинам,

Так подвешивали сзади нам

  За грошовые грешки

  Трехпудовые с песком мешки:

На, мол, сволочь, докажи

Свою верность нам, мужик.

  Не докажешь – пропадешь.

  Тут и кончился терпеж.

А теперь черед на славу

Учинить свою расправу.

  Слева, справа,

  Впрямь и вкось

  По Руси мужицкой

  Силы бунта

  В гущу брось

  До страны Яицкой,

  Где река Урал течет

  Вольностью казачьей,

  Уготован где почет

  Вольности бурлачьей.

Там и лошади степные,

Кони – гривы золотые,

Легче ветра скачут в дух,

  Станом краше

    Молодух.

  Ух и кони!

  Кони – пух!

  Ну и кони,

  Кони там

  Зверя гонят

  По пятам.

Нам скорее бы добраться

До коней до этих, братцы.

  В свист!

  В гон!

  В перегон

  Табуном веселым

  Разлетелись бы в зазвон

  По мужицким селам.

Вот, мол, на –

  Пошла волна,

    На конях поехала.

  В хлесть-расхлесть

  На бар, мол, лезь,

    А иначе – в пекло.

Кони есть, мол,–

    Это раз.

Кровь на воле –

    Это два.

Урожай на поле –

    Три.

Эй, горазд, голова,

    При!

При в глаз.

  Пей квас.

    Собирай избушки.

Конь – у нас,

  Хлеб – у вас,

    На заводах – пушки.

  Чуй, смекай.

А в заводах бродит раж

  По рабочим жилам:

По земле тоскует блажь, –

  Воля встормошила.

Круто жить чумазым там,

  На крутом Урале:

Смерть привесили ко ртам,

Чтобы не орали.

Приписные удалы

  Дружные становья:

  Плети,

    Петли,

      Кандалы

  Их не остановят.

Чуй!

Смекай!

  В бунте чохом будут ли, –

    Мниться в том негоже.

Пушки, знаем, будут лить,

    Ну, и ядра тоже.

Один кровопиец,

Один у нас враг:

  Заводчик,

    Помещик,

      Вельможа.

Всех перехлещем!

  В могильный овраг

    Рядом уложим.

Так-то, братушки-ребята!

Порешили бурей стать!

Значит, будем жечь да хряпать

Сволочную супостать.

  Порешили – в ход айда,

  Вихрями развейся.

  Раскалилася беда

  В городах и весях.

Ох, не спится господам.

  Стали ночи черны.

И не ночи – черный гам,

  Прилетели вороны.

    Каркают окаянные.

  Шары таращат.

Варгают проклятые –

  Черта страще.

Ищут, чумазые,

  Свежую кровь,

Обсели нечистые

  Помещичий кров.

Карк.

  Стон.

    Гул.

      Вой

Над вдовой

    Головой.

Под царицей-помещицей

  Шатается трон –

  От холопов-воров

Так смерть и мерещится.

  А трон –

  Только тронь –

Вместе с царицей

В пыль разлетится,

И дворянство приспешное,

Воровское, кромешное,

    Жабье гнездовье,

    Катькино вдовье, –

Чтоб оно сдохло

Словленным пленником

  В бане под веником,

    Под мужиком,

    Под рабочим, –

  Об этом хлопочем,

Об этом и стараемся

  Изо всей мочи,

За это и бьемся

  С утра до ночи,

  За совесть правую,

Чтобы дать врагу

Баню кровавую.

Об этом и речь заводим

  В каждой деревне,

  В каждом заводе,

В каждой станице казацкой,

В каждой охране солдатской.

  Знай

  Приставай

  Борода к бороде,

К мужицкой вороньей орде.

  Дубинным скопом,

  Рабочим валом,

  Лошадиным скоком,

  Старым да малым

Навалимся, напрем –

    Ага! –

  На богатого врага.

Вот и аз, вот и сказ.

    Бубетень в избушки!

Конь – у нас.

    Хлеб – у вас.

    На заводах – пушки.

Зачинаем бурю дней.

Запрягай скорей коней.

    Кони сыты – бьют копытом

С нами рвутся в бой.

    Пой:

Долго ли, коротко ли

    Звенели бубенцы.

Под новыми воротами

    Сходились молодцы.

  Тот али не тот?

  Петр али не Петр?

 Врет али не врет?

Шепталися мухи

 По всякой причине.

Ползали слухи,

 Как вши по овчине.

Обидно:

Чешется, а не видно.

 Говорят, что Петр.

 Говорят, что мертв.

Говорят, что бредни.

Говорят, что Третий.

 А сам говорит:

 Я – четвертый.

 Да и тот протертый.

Никак не поймешь:

Царь али вошь?

 Человек –

    Как человек,

Борода –

   Мужицкая,

Очи –

  Стриженых овечек,

Походочка –

    Казацкая,

Повадочка –

    Яицкая.

 По плечам – не малый,

 По годам – бывалый,

По ногам – хожалый,

По ручищам – шалый.

 А как вытянет речь –

 Головы не сберечь:

Знай только действуй –

Весь тут.

Слово –

  Сабля из ножон.

Слово –

  Лезет на рожон.

 На земле –

  Как на седле,

  На седле –

  Как на крыле.

Ну и уродился человечище!

Али – царь,

 Али – охотник,

  Али – косарь,

   Али – колодник.

Вот он, сердешный, какой:

Все в нем есть –

В этом и честь.

 Брагу пьет,

 Пьет и мед,

 А пьяным не видали.

Разное болтают, праздное.

 Бывал в Пруссии, Польше.

Не то торговал,

  Не то воевал,

Не то – купец,

  Не то – генерал.

 И больше:

 Может – и царь.

Тот ли, не тот.

 Петр ли, не Петр.

  Врет ли, не врет.

А про все на свете

 Знает, как ветер.

Мир пролетел,

Навиделся дел –

 Вольностью дышит отчаянно.

Да только царей

Не бывает таких. Даже нечаянно.

 А все-таки раз

 С глазу на глаз

 Пристали к нему казаки:

«Петр аль не Петр?

Толкуют, мол, – Петр.

Иные зовут Пугачевым».

 А он как попрет:

«Что вы, да что вы!

 Эх, дурачье.

Я – не Петр,

 Емельян Пугачев,

Я – не царь,

 А донской казак

 Зимовейской станицы.

Прямо сказать –

 Хлебопашец и воин.

Все мы – вольные птицы.

 Я – на воле. Спокоен.

Ну, и в острогах бывал.

 Да шибко я мал:

Прилетал с вороньем –

 Улетал воробьем.

Я в степях – не в обиде.

 А что дальше – увидим.

Война –

 В разгаре.

Казаки –

 В угаре.

Мужики –

 На пожаре,

Помещиков жгут.

 Вот и все тут.

Кругом – война,

А военное дело я знаю.

 За это берусь –

 За крестьянскую Русь!

Тряхнем, что ли,

 Эй, казаки!

 Ну-ко, закинь,

Шире раскинь

 Волю степную,

 Пыль золотую.

Может, и выйдет чего.

 Эй, голуби,

 Даль – голубица.

Может, и выйдет,

 Ежели биться

 Всем горячо».

Вот он какой

 Емельян Пугачев.

Так все подряд

Казаки, мужики говорят.

 Тот ли, не тот?

 Петр ли, не Петр?

Может, и пьян,

А только таких

 Не бывает на свете,

 Как Емельян.

Ну, Пугачище,

 Ядри его корень,

Прямо – бычище

 Мычит на угоре.

Могуществом дразнит,

 Прет на затырь,

Вроде как Разин –

 Степной богатырь.

 И тоже с Дону,

Того же звону.

Слово –

 Сабля из ножон.

Слово –

 Лезет на рожон.

 Ну и народился человечище!

Знай только действуй

 Весь тут.

Недаром в Яицком городке

Живется Пугачеву налегке:

Того гляди, взовьется вертуном

 По степям со свистами,

Жизнь поставит кверху дном

 Лапами бесистыми.

Недаром Яицкий городок –

Раскатистый уральский говорок:

 Разговоры запрягают, как коня,

 Шпарят духом чох.

Матушку-Расею встабунят.

    Дербалызнет Пугачев!

   Пролязгали годы,

   Как цепи, железом.

Дымились заводы –

 Копоть над лесом.

Синий чугун,

Красная медь

Будили тайгу

 На Русь прогреметь.

Будили, просили

Подняться от земли.

 Рабочие силы

Слух понесли.

Заохали, зачокали:

 Ой, да чо же эко, чо,

 Ну-ко чо?

  Объявился, появился

  Пугачев –

 Вот и чо!

Зовут его Емелюшкой.

Торгует он земелюшкой:

 Для помещиков – изъян.

Покупает, отбирает

 Землю для крестьян.

А поместья, вотчины –

Хлеб да жизнь заводчины.

Вот чего да вот чем

 Мужиков он потчует.

 Чуй!

Ой, да чо же эко, чо!

Приписных рабов заводских –

 Наш спаситель Пугачев.

Погоди, не кричи,

Сами будем пугачи.

 На господском на посаде

 Сами сядем.

Наша земля-землица,

Овес, рожь, пшеница.

 Пущай помещик позлится,

 А мы желаем жениться.

На этой земле своей

Жить да рожать детей.

 Ох, и жарко впереди!

Тише, тише!

 Еще рано. Погоди!

Косматыми медведями

 Залегли в берлогах

Заводы по Уралу на горах.

 Под хвойными поветями

На крутых дорогах

 Жил таежный страх:

Появился разбойник Хлопуша.

Слушай.

 У Хлопуши

 Отсечены уши,

 Вырваны ноздри,

 Рыжая харя в коросту,

 А сам он саженного росту.

 Голос медвежий –

 Рявкий, тварина.

Или он леший,

 Этот зверина?

Только известно одно

 Про Хлопушку:

Как отольют новую пушку,

 Все знают вперед –

Обязательно пушку в дороге

 Хлопуша сопрет.

Взвалит на плечи – и в лес,

Кто бы за ним

 В лес ни полез,

Не воротится.

Бес.

 Сила лешачья.

 Корова лежачая.

И на кой ему пушки –

 Зверю игрушки

 Играть на опушке.

Так ли, не так ли –

По-разному квакали.

А меж теми пересудами,

 Растабарами да зудами

  Было так. Слушай:

Вот.

Похаживал Хлопуша

 С завода на завод.

Вот.

Работал он по части

 Медноплавильных работ.

Вот.

Подбивал к бунтам речами

 Всех рабочих для забот.

Вот.

Чтобы разом взбунтовался

 Ядро-пушечный завод.

Вот.

Чтобы пушки ныне лить

 На помещиков-господ.

Вот.

Только надо для порядку

 Из рабочих сделать взвод.

Вот.

А фельдмаршал даст приказ, –

 Пугачев Емельша тот.

Вот.

Когда стукнет бунтовать,

 Всех Емельша позовет

На потребу взять завод:

 Пушки стряпать для господ.

Вот в чем дело, да не все.

 Ныне в каждом заводе

  Таких Хлопуш

 Оставлено в взводе

  По пяти душ.

Их и надо слушать

В военном деле.

 А самый главный Хлопуша

 Погнал по службе к Емеле.

Что касается того ближе,

 Кто прет в лесу пушки,

Так это – свои же,

 Приписные хлопушки.

 Так-то, Ванька,

 Топим баньку.

Жарко будет впереди…

 Тише. Тихо.

 Еще рано. Погоди.

Тише. Тихо.

 Спят заводы

 Тяжким сном цепей.

На прудах

Колышут воды

 Ветры из степей.

Глушь лесная.

 Спят заводы.

  Спит Урал-векун.

Так текли

 Литейно годы,

  Плавя медь, чугун,

Горы горя.

 Шахты-норы

  Знают про людей –

Рудокопов,

 Как их горы

  Давят злом людей:

Потому что

 Над горами

  Строятся дворцы,

Потому что

 Над ворами

  Царские венцы.

Зреет время –

 Сон рабочих

  Превратится в явь:

Ждать недолго.

Срок короче –

 Льется гневом плавь.

Пушки льются,

 Ядра тоже.

  Спешка горячей:

Бунт рабочих

 Враз поможет

  Делу пугачей.

А пока

Намнут бока,

Будет тверже бить рука.

 Эй, кузнецы,

  Рудокопы,

   Литейщики,

Шибче работу гони:

 Любят заводчики,

  Генералы,

   Помещики

Рабскую дань искони.

 Уважьте, ребята, хозяев уважь,

  Старайся, забойная штольня,

 Пущай вельможная блажь

  Будет довольна.

Ждите, чумазники,

Кедровых орехов на празднике.

 Небось

 Продырявят орехами

 Насквозь,

Ежели постараемся в душу

Посадить им Хлопушу.

А ну, будет калячить,

 Горнозаводские клячи!

 Не рассусоливай.

 Брысь!

За пешни, за кайлы, за тачки

 Берись!

 Пластайся!

Что пялишь шары, рыжая рысь?

 За тачки! Разом!

Разве не знаешь, холопская гадь,

 Хозяин не любит потачки

  Давать

   Черномазым

Копателям угля, руды.

 А ну, за труды!

 За пешни, холопы!

 За кайло, рудокопы!

  Эй!

 Ты бей,

  Ты бей

В грудь каменную, железнушшую.

 Ты бей,

  Ты бей,

Ташши цепь проклятушшую.

 Ой, да ой-е-ё.

 Да ты разбей ее,

 В стену бей глухушшую, –

 Ты разбей ее –

 Долю злюшшую.

 Ты бей,

  Ты бей,

Ташши,

 Ташши.

 Добывай, злодей,

 На шши

Да на хлеб, на милость вашу –

  На березовую кашу.

Получай, кроты, гроши.

 Ташши,

  Ташши.

 Ты бей,

  Ты бей

В грудь каменную, железнушшую,

Ташши цепь проклятушшую.

 Ой, да ой-е-ё.

 Да ты не тронь ее,

 Не тронь долю жгучую,

 А ты тронь того,

 Кто нас мучает.

Работал Урал –

 От железа дрожал.

  Руда изливалась в печах.

Работал Урал –

 Державу держал –

  Чугун на рабочих плечах.

 Золото, платина,

 Самоцветы-каменья,

  Железо и медь – для богачей,

В придачу им дадены

 Рабы да именья

  И перекладины для пугачей.

Жить бы да жить

 Господам ввеселе,

  В пирах забавляться на шалость.

Хороши барыши

  На господском селе, –

Так бы и век продолжалось.

  Работал Урал…

 Да вдруг заорал:

  «Пошел!»

 Заорал по-железному –

 Влязг хорошо:

  «Пошел Пугачев,

 Пошел!»

Руками,

 Ногами,

 Крылами

 В полет,

 Будто на Каме

 Тронулся лед.

Пошел и пошел.

 Захватил берега.

Двинулась гущей

 Людская река.

Босой народишко попер.

 Попер

  В напор,

 Попер

  На сбор, –

 В топор.

Кто куда!

 Айда!

 Пропала рабья грусть.

 На свадьбу ненароком!

Зашевелилась Русь,

 Забрякала

 Железом по дорогам.

Уральские заводы,

Рабочие разводы

 Работали по дням и по ночам.

Уральские заводы –

Веселые заботы:

 Пушки, ядра лили пугачам.

Уральские заводы,

Шахтерские своды

 Тряслись от навороченной руды.

Уральские заводы

На яростные годы

 Несли на бой рабочие труды.

 Работали охотно приписные,

 Старались про запас:

 На землю торопились крепостные,

 Пугачевский

  Слушали

   Указ:

Медный, чугунный Урал

 Работы такой не видал.

  Не работа, а праздник.

  Кровь – кипяток.

  Стукотня в молоток.

Каждый усердием дразнит.

 Из Кунгура, из Ижевска,

 С Егошихи, Авзяно-Петровского тож,

 Изо всех заводов прочих,

 Будто ливень-дождь,

 Хлынул бунт рабочих.

Захватили чумазые взводы

В лапы заводы:

 Пушки гонят, ядра льют –

 Пугачеву шлют салют.

С Камы пригнавшие парни

 Горланили радость-раздоль:

Варят теперь солеварни

 Пугачевичам пермскую соль.

Любо глядеть, как по Каме

 С дегтем и солью баржи

Плывут меж лесов берегами

Да везут еще множество ржи.

 Любо глядеть на людей,

 Ну, и зудят, лешаки:

Табунами своих лошадей

 К Пугачеву свистят мужики.

С уральских заводов

Двинулся с пушками в риск

Литейщик Белобородов – артиллерист.

 Этот докажет в лоб –

  На отбой скуп, –

 Как стреляет холоп

  По генеральскому войску.

 Этот сумеет поднять

  Вороний да вещий гам,

 Чтоб дать жарче огня

  Генералам, помещикам.

 За Белобородовым под Оренбург

Пошел и Овчинников –

  Тоже рабочий,

  Из выборных парень.

 Малый, как брага, игрист

 Да охочий в ударе.

  И тоже – артиллерист.

Шлют на бой зачинщиков –

  На ура Уралы.

Белобородов да Овчинников –

  Чем не генералы:

  Пушка за пушкой,

  Ядро за ядром,

  Дружка за дружкой,

  За молнией гром –

Так и катятся в степи казачьи.

 Хлебом-солью

 Да бражным ведром

Их встречают отряды пугачьи

И сам Пугачев на коне вороном.

 А слова Пугачева

 Могут золотом течь.

 Атаманская речь –

  Мед и картечь:

  Хмельно-грохотно.

Как услышишь – не уснешь.

  Режет дума на ночь,

Будто в сердце

 Ноет нож –

  Емельян Иваныч.

Не слова – пословицы,

 Сами славословятся.

Пугачев не скажет лишку.

 Раз сказал – как взвесил хлеб,

На то будь своим умишком

 Весел, креп.

Не слова делам нужны, –

Сабля острая в ножны

 Да кормленый конь с угаром,

 Чтобы службу нес недаром.

А уж ежели – слова,

 Пусть кружится голова.

 От всего, что стряпаем,

 Будоражится молва.

Емельянову речь

Хлебно беречь:

 Будто и впрямь на деле

 Разбогатели

 От встреч кругом

 С богатым врагом.

Емельян гладил конскую морду,

Серьгой ухмылялся в бороду

Гордо:

Вот и пушки уральские, медные,

 Ядра чугунные,

  С порохом бочки –

  Поповские дочки.

Вот и люди уральские, бедные,

Люди-рабочие, пришлые прочие –

Вольные люди, короче.

 Сами глядите в очи:

  Степь широка,

  Да шире рука

  Мужика.

Как бы ловчее поймать

 Лютого зверя-врага,

Как бы Расеюшку-мать

 Прибрать ко рукам;

Степью,

  Горами,

    Реками,

      Лесами

Как завладеть –

  Судите сами.

Солью,

  Железом,

    Пушниной,

Лисами

  Как завладеть –

     Судите сами.

Мясом,

  Да рыбой,

    Хлебом,

      Возами

Как завладеть –

     Судите сами.

Скотиной,

  Домами,

    Землей,

      Чудесами

Как завладеть –

     Судите сами.

Не мне вам про волю петь,

Про крепостные избушки.

 Песню пробухает медь,

 Уральские пушки.

Не мне толковать про ладони

Голодных российских сирот.

 Есть у нас порох, и кони,

 И обездоленный сброд.

Ну, и дернем

В хряст напропалую,

 Знай держись

 Лихая голова.

Господа, помещики

 Нас ведь не балуют,

 И мы их не станем баловать.

Накладывай ядра на возы.

  Вези!

Укладывай пушки на возы.

  Вези!

С порохом бочки –

    На телеги!

Эй, шевелись!

 Шарабарь!

  Егози!

Мы ли да не стали

  Человеки!

  Бурным,

  Хлестким

  Морем пург

  Осаждали Оренбург.

Осаждали, боя ждали,

  Да не принял город бой, –

За стенами городьбой

  Трепетали в страхе дали.

Губернатор взаперти

  С войском маялся внутри:

Как пошлет солдат на вылазь,

  За ворота,

Смотрит – разом скрылась

  Эта рота

К Пугачеву в рот.

  Гоготал степной народ:

Ишь, кого нашел нам слать –

  На медведицу посла,

А посол-то ведь – медведь.

  Сам давно метится

  Глазами можатыми,

  Где гуляет медведица

  С медвежатами.

Посылай, губернатор,

  Оренбургских воинов,

Чтобы нашего брата

  Было удвоено.

А то не хватает,

  Хоть разорвись заплата,

Заправского с ружьем солдата.

  Надо сюда, надо туда,

По всем крепостям, форпостам.

  Тут беда, там беда –

Беды вдосталь.

Знай поворачивай жизнь,

Шибче держись.

Ну-ко, к примеру, голь, ну,

  Втаскивай пушку

На божью колокольню,

  Возьмем мету на мушку –

Да грохнем громом

  По барским хоромам,

  По вражеским мордам.

Всё одно – церковь зря пропадает

  Вдовой под городом.

  А вдова молодая

Стояла без дела,

    Одинешенька.

А вот на – загудела,

    Радешенька.

Колокол да пушка – соседи:

Супруга да муж – как оба из меди.

Оба разговорчивы

    Медные особы.

А мы с божьей помощью

    Подсобим.

Бух да бух!

  В Оренбург!

С горем бух!

  В Оренбург!

Бом да гром –

  В дом ядром,

Дым кругом

  Над врагом.

Лютый враг

  Во сто крат,

Лютый враг

  Сыплет град.

Сам не рад

  У приврат.

Люди – черный виноград –

По стенам ползут, ползут.

  Ух и баня!

  В жилах зуд.

Не осада – страшный суд!

  На рожон ползут.

Судят тех, кто за стеной,

  За взъерошенной спиной,

В жажде крови зол, упрям,

  Грозит смертью бунтарям.

    Судят ворохом, конем,

    Судят порохом, огнем,

По заслугам барской чести

Судят гневом рабской мести,

  Чтобы вымести из-под

  Жита-быта

    Крыс-господ.

Ишь, окаянные,

Расплодились на готовых хлебах.

  Бах!

Ишь, брюхатая погань,

Засела в гнездо –

  Оренбург.

  Бух!

Не выживешь сразу заразу,

Черную немочь, ишь.

  Слышь!

Поджидают их ноги

Царской подмоги,

  А мы им накре́ст –

  Айда наотрез.

Измором возьмем губернатора.

  Труби в трубы:

    Гнать пора.

    Ряды заряди!

Гони командирами.

  Пугачев впереди

Гонит с башкирами –

Вихрь на груди.

  Размашнее крыльев

    Гривы коней.

С нами Перфильев,

  Киргиз Джеменей.

Ветер навстречу,

  И ветер впрок.

Айда, брат, на сечу,

  Степной ветерок!

Встретилась ночь –

  И та хитра,

Сможет помочь

  Сохранить до утра.

Встретилась долинка –

  Мед густой.

Сено – как былинка.

  Тут – постой.

Тпррр-у-у!

  Залегай!

    Распрягай!

      Ну и стога!

Ну и сено!

  Ох, сенцо!

    Будто девичье лицо:

Шелковое, чистое, без дуд.

Сам бы съел,

  Да кони не дадут.

А сено-то, ребятушки,

Старшинское,

  Ей-богу, крест святой,

  Бес с водой,

  Псалтырь со свечкой,

  Верблюд с овечкой.

Сколь было сил –

Сам косил,

  От старшины по наказу

  Полсотни косили сразу.

Пугачев глаза скосил,

  Спросил:

– Старшины которого?

– Да, знаешь, родного брата

  Ваньки Творога.

– Была какая плата?

  – У старшины один расчет:

  Знай работай, черт,

  За почет да за долги

  Ему сено волоки.

Моя хата –

  Не палата,

Мне и плата

  Не богата.

  Накосил да жив остался –

  И за то благодарен

  Парень. –

Пугачев прищурил глаз.

  – А теперь такой наказ:

Все старшинские сена взять, –

  Брат, аль сват,

  Аль зять,

    Кому доводится роднёй

    Старшина любой, –

      Взять!

Теперь у нас родня другая.

  Погляди на Батыркая:

Никакие старшины

  Ему больше не страшны.

Башкирских лисиц,

  Башкирского меду,

    Степных кобылиц

      На оброчью угоду

Башкиры отныне не станут класть,

Да и киргизы тоже.

  Вольная власть!

  Ни меху, ни кожи,

Ни медной полушки

  Оброк – за порог,

  Чтобы дань не велась.

Кони да пушки –

  Вот наша власть. –

Только, как к слову,

  Заря поднялась –

Дай да подай –

  Вылезло солнце –

Из печки каравай.

  Первым вскочил

  На коня Батыркай.

  Урус![56] Казак! Юртым![57]

Ветром зыбучим,

Ветром крутым

Пригнали вестовые

  В становище дым –

  Донесли:

«С двух сторон

Прямо в яму

Ведем чернышевский эскадрон.

  Чтобы легче управиться нам,

  Разделили окаянных пополам.

В этой, мол, долине

Сена, мол, стога,

Пугачева, мол, в помине

Не видать следа.

  Ну и поверили.

  Трусят да спешат.

    Шибко на майорах

    Одежа хороша.

    Ружья, сабли,

    Кони, тесаки».

Гаркнул Пугачев:

– Айда на почет,

  Живо на коней, казаки!

Чохом двинем

По первой половине.

  Гей, бударма!

А другую возьмем задарма

  В закрома! –

Тут и пошла кутерьма

  Вперемать.

Только лишь вылезли

На горку, на трон,

Смотрим, как в гости

Идет эскадрон.

  Наше почтение!

  Уважай, укачай!

Хмельная брага – стол Пугача.

Эскадрон шарахнулся,

  Кони на дыбы!

Загремели ружья,

  Засверкали лбы.

Сцепились собаки –

  Никак не разнять.

На драке казаки –

  Веселая резня.

  Дело бывалое,

  Кровь не впервой.

  Шалая, алая

  Смерть над головой.

Никто о ней не думает,

Смерть – не урон.

Главное – взять бы

Скорей эскадрон.

  Врага зажимать

  Не устанет плечо.

  Степь – наша мать,

  Отец – Пугачев,

Не выдадут детушек чох.

Ну и веселье!

  Опоясывай вмах!

    Завей их кольцом!

Залей их свинцом!

    Трах-тарарах!

Майорам на страх,

  Генералам на крышку,

    Катерине на отрыжку

      От сладкого меду.

    В куль да в воду!

Каркай, ворона,

Созывай ворон:

  Не стало эскадрона,

  Сдох эскадрон.

Ххо-хо! Выходи, Оренбург, на дорогу,

  Ожидай Чернышева подмогу.

Дождешься авось

Чернышева в траншее

С петлей на шее.

  Видишь, в небе зажглось

  От поминных костров

  Зарево царских корон.

Будь здоров:

  Это на помощь

Идет эскадрон,

  Полк злодеев, бродяг и воров.

    Жди даров!

Пугачев оглядел –

Сколько сделано дел,

Сколько уложено тел,

  Подошел к Джеменею:

– Эй, Джеменей,

  Накорми лошадей,

Сам поешь свежей конины

  За упокой на помины.

  Поешь

  Да с отрядом киргизов

  Скачи

  На хлопушевский вызов.

Слышь,

  Хлопуша-егоза

  Вызывает на Казань

Прочистить путь.

  Там и будь.

  Степями под луну,

  Айда на Бугульму.

Охотник,

Ты следуй по лисьему следу,

Умеючи зверя гони.

Рыскай собакой по божьему свету.

Мы аль они!

Ежели мы – барыш великий.

  Салям маликем![58]

А ежель они – враги мужика,–

  Карачун башка.

Разумей, Джеменей,

Выбирай, Батыркай.

  Для киргизов, башкиров,

  Татар, калмыков

У князей-командиров

Хватит клыков,

  Чтобы жрать вас да грызть

  Во всю жадную жизнь,

Пока дань да оброки –

Последние крохи –

  На кряжеский стог

  Несет косоглазый восток.

Поняли, что ли,

Про дерзости воли?

  – Якши[59] барыши! Якши!

Правда Емельянова –

Стрела насквозь.

Слово его – заново

  В голову гвоздь.

Сказано – спето.

  Угнал Джеменей

Рыскать по свету,

  По темени дней.

Облаком пегим

Скитаться дано:

Кони к набегам

Привыкли давно.

Казань, Бугульма ли,

Ушкуйный Курган – дуй!

Лишь бы не поймали

Князя на аркан

  На ходу.

    Не будет пощады

    Ни тем ни другим.

    Помост дощатый

    Готовят враги.

Русь – в перекладинах,

  В петлях,

  В крови.

Думай о гадинах – жить норови.

И что это сталось?

Земля сотряслась –

  Кровавая шалость:

  Власть пошла на власть.

  Никому невтерпеж.

  Никак не поймешь:

Казаки, башкиры,

Киргизы, калмыки,

Татары, рабочие,

Холопы-мужики –

  Каждые по-своему лезут на бунт.

  Народищу, народищу –

    Страшный табун!

Каша наобум!

Всякому сытая долюшка снится.

    Да сны коротки.

Юрты,

  Деревни,

    Заводы,

      Станицы,

        Гудят городки.

Земля ты, земелюшка,

Детей приюти.

Пособи ты, Емелюшка,

Присосаться к груди.

  Одна у нас мамонька,

  Одно молоко –

  Хлебная травонька.

  Да жить не легко.

Видишь сама:

Нож да сума.

  Ты по всей Руси

    У полей спроси:

  Мы ли хлебу не хозяева?

  Только взять нельзя его

  Без ножа-рогатины

    У помещика-брюхатины.

Ну и жизнь – разгон наобум.

Народищу, народищу – страшный табун!

Что-то будет, мужики,

Степи шибко широки.

  За степями – шире ярь.

  Шарабарь!

Шарабарь – не спрашивай

Про коня про нашего.

Конь-то ржет, копытом бьет,

Глазом смотрит на разлет:

  Запрягли, мол, так чундырь

  Ряхом-встряхом,

Перемяхом

На бунтырь!

  На бунтырь да горем пург,

  По степям бураном

  Ухнем в брюхо – в Оренбург –

  Пушками тараном!

Эх ты, зимушка-зима,

Деток малых не замай.

  Помоги, метелица:

  Зерно горем мелется.

  Мелют годы – жернова,

  Быль на битвах не нова.

Сколько жили – столько жилы,

Столь трещала голова.

  На Яицком городке,

  На лисичьем воротке,

Среди девичьих полян

  Высмотрел да высватал

  Казачку Емельян –

Устинью Петровну Фомичеву.

  За любовь-красоту,

  Как малина в саду,

Полюбилась она Пугачеву.

На весь городок – на усадьбу –

Закатил женишок

Колокольную свадьбу.

  С треском,

    Звоном,

      Бардадымом

По степям

  Зеленым

    Дымом

Распалил костры

На славу,

На казацкую заставу.

  Кумушки, вдовушки,

  Свахи-бедовушки,

  Девки-запевки

Наревелись, коровушки,

  Спозаранку.

Вывернули душеньки

  Наизнанку.

Напрощались наговорами

В ожиданьях под заборами,

  Покуда-то приехала невеста

  С родительского места

На вселюдный двор.

  Тут-то и пошел

  Крутой разговор.

– Ой, мы не зря стоим,

  Голосим не зря:

Едет к нам невестушка –

  Красная заря.

Ой, плывет лебедушка

  На синие моря.

Ох, да ох, да охоньки,

  Ее стан белехонький.

Очи затуманены,

  Щеки нарумянены.

А. нам жалко, кумушкам,

  Проживать голубушку.

Ох, как жалко, бабоньки,

  Как волчат волчице:

Попадется в лапоньки –

  С нами разлучится.

Ты прощай, Вестиньюшка,

  Невестушка, Устиньюшка.

Со слезами на славушку

Глядим на девчонушку:

  Жалко красавушку

  Выдавать на сторонушку.

Лебедь белую на суд

Везут, бабоньки,

    Везут

  Кони пеги.

  Едет в неге.

    Ох!

Сидит,

  Как барыня на прянике,

  Только ешь

    На утешь

Да облизывайся.

Ну-ко, душенька,

  Подкатывай,

Подколесывай

  С зазвонцем.

  Золотая сбруя сватова

  Вычищена солнцем.

Так и катится слеза.

Ну-ко, матушка, слезай.

Вот и доехали с орехами.

  Здравствуйте,

    Кумушки-думушки,

      Сватьи на свадьбе,

        Девчата-дичата,

Подходите-ко,

  Слазьте,

Угощайтесь-ко:

  Винные ягоды,

    Заморские сласти,

    Всякая всячь.

Это вам –

     От Пугачевой власти

Калач.

Вспоминайте-ко –

  Устинью да Емелюшку,

  Емельяна свет Иваныча,

  На земелюшку призваныча,

  Ненаглядного сокола,

  Полету высокого.

Ой, да что беспокоишься,

    Заботушка,

  Ой да ой,

    Ну и орехи,

      Пряники,

        Сласти!

Да от такой

  Пугачевой власти

Только дуры

  Рыло воротят

  От характеру шалого.

А мы – бабы умные –

  Отпираем ворота:

    Добро пожаловать!

Сыздалека

  Из полей-степей,

Из раздолья

  Из глубокого,

Ты ковшом здоровье

  Пей да пей,

Чтобы ведали мы,

  Кто кого

Пережил да

  Переславил быль,

Переветрил

  Во степях ковыль.

Быть здоровой тебе

    Да бродить могачей,

Быть плодливой судьбе,

  Народить пугачей.

  Емельян Иваныч –

  Так он тебя любит,

  Невесту-красавушку,

  Как жалеют люди

  Помять свою травушку.

Прощай,

  Грудь моей мамоньки,

Лазоревые веселья:

  Где-то буду тамоньки

  Не увидишь отселе.

Ох, и пыль по дороге

    Лиха.

  Свист!

    Стон!

      Свист!

        Звон!

  Емельяна везут –

    Жениха.

  Гогот!

    Грохот!

      Топот!

        Хохот!

Ну и молодцы-жеребцы.

  Прихорашивайтесь,

  Бабы,

  У кого подседельники

  Слабы.

Подкатили на кобыле,

Кабы бабы не забыли.

А забыли б ежели,

Мы б на свете не жили.

Завалю вас вместе

  Гостинцами

    Мешками.

А моей невесте –

  Жизнь

    С кишками.

Емельяну Иванычу

  Кровный почет,

Всем помощникам,

  Всем коням.

Слава пускай

  Уралом течет

По дну золотому –

  К дому,

По самоцветным камням –

  К нам.

А ты поймай

  Коня самолучшего,

Ты седлай

  Седло черкальчатое,

Ты гони,

  Гони ветра пущего,

Разутешь

  Сердце удальчатое.

  Нам ли, девицам,

  Диву удивиться,

  Когда мы надеемся

  На вас – женишков.

Ты поймай,

  Поймай коня быстрого,

Проскачи на нем

  Все дороженьки,

Запусти летать

  Волю искрами,

Чтоб не зря смотать

  Свои ноженьки.

Нам ли, девицам,

Диву удивиться,

Когда мы надеемся

На вас – женишков.

Значит, надеетесь,

Устинья Петровна Фомичева,

  На

Емельяна Иваныча Пугачева?

Мне ли, мне ли, мнеченьки

Говорить вам реченьки.

Грей коня!

Бардадым!

По земле – огонь да дым.

А нам жарко на огне

Свадьбу править на коне.

Пир – сегодня,

  Завтра –

  Кровь.

Катька-сводня

  Хмурит бровь:

Разбунтовались

Казаки,

  Рудокопы,

  Мужики.

Катька,

Глядь-ко:

Пареньё –

  Стало черным воронье.

Над престолом

Каркают, –

Заклюют вориху.

Ох, господи,

Благослови цариху

Дубиной по лбу!

А ну-ко, острожная слизь,

Спой от земли-нутра,

Чтобы кости березой тряслись

До похмелья-утра.

    Черным вороном –

  Поровну да ровно –

  В оренбуржеских степях,

Эх, мы ходили,

Горевали

На царевых на цепях.

Черным вороном –

Поровну да ровно –

Объявился тут казак.

Эх, нашу долю,

Нашу волю

Довелось нам доказать.

Черным вороном –

Поровну да ровно –

С Пугачевым под конем.

Эх, мы погнали,

Разогнали,

Разлетелись вороньем.

Черным вороном –

Поровну да ровно –

Разберем все крепости.

  Эх, ты уважь,

  Наш Емельяш,

  Воронье скорей пусти.

Гай ну, чеши,

  шарабарь, пляши,

    шевели шалаши

В хрясть!

Гай ну, затырь,

  шарабарь, чундырь,

    заводи бунтырь

В хрясть!

Гай ну, бабье,

  шарабарь лубье,

    подымай дубье

В хрясть!

  Отшумели да оттопали

  Поутру,

Будто ели, будто тополи

  На ветру.

На разгоне отплясали

  Плач,

Будто кони с бубенцами

  Вскачь.

Мужики с Емелей

  С удали

Кушаки с похмелий

  Спутали.

Как распутали, давай орать:

  – Собирайся в круг, босая рать!

Слушай:

  По совести кровной

  Молодые супруги

  Емельян Иваныч

  С Устиньей Петровной

  Желают:

За военные заслуги

Перед отечеством и нами

  Пожаловать проворных

Высокими чинами. –

Емельянова супружница

Говорит – по правде жарко –

  Заливать нечем:

– Денег у нас нет и жалко,

А им от чинов станет легче.

– Верно!

  Жалуй!

Врагу на беду –

  Товар не лежалый –

  Проворные люди в ходу!

  Жалуй! –

Влез на телегу

Емельян Иваныч,

Лентами свитый,

А там – человек к человеку –

Отборные ягоды свиты.

  Крикнул Емеля малым,

  Махнул платком алым,

  Будто кровью плеснул

  В людскую весну:

– Сами глядите, с кем в телеге я –

  Ваша военная коллегия!

А посему:

  Белобородова, рабочего с Урала,

  Награждаем чином

  Фельдмаршала-генерала.

Этот молодчина

Захватил заводы с пушками,

Угостил врагов на славу колотушками.

Без заводов, без рабочих –

Мы без рук.

  И не стали бы морочить

  Вольный круг.

Без рыбы зря рыбачить.

Воевать без артиллерии – тем паче.

А посему:

  Такого же рабочего Овчинника

  За живешь здорово

  Поставим в чине как

  Фельдмаршала второго.

Овчинников для нашей власти –

  Прожженный мастер

  По артиллерийской части.

  Дернет, так хватит –

  Лезь на полати.

  Бахнет, так грянет –

Трясутся дворяне!

А посему:

  Ваньку Хлопушу-заразу,

  Страх наводящего,

  Жалуем

  В генералиссимусы сразу.

Ешь его хрящ его!

На, помещики, доедай.

Не человек – кровавая беда.

Из вырванных ноздрей,

Из отсеченных ушей,

Изо всех дверей –

Жарь, как из бани.

  Хлопуша сумеет избавить

  Помещика от головы,

  Ежели лишняя, вроде грыжи.

  Погуще бы таких рыжих

  Хлопушиных рож,

  Тогда бы: – Не трожь!

А посему:

  Зарубина Чику,

  Чтоб был он начеку,

  Жалуем молодчику

  Генерал-аншефа.

У Чики – могучая рука.

У Чики – мозгущая башка;

Что ни слово – золото,

Что ни дело – смолото.

  Генерал не плох –

  Намолол голов.

А посему:

  Сотника

  Перфильева Афанасия

  Ставим губернатором.

  Этот сатана сия

  Крепко правит

  Казацким краем.

Не допустит продажных старшин

На аршин

К нашему войску.

  Ухо держи,

  Ибо старшинские дряни –

  Те же дворяне:

  Им верить нельзя нам,

  Крестьянам.

А посему:

  Казака

  Ваньку Творогова

  Жалуем в обер-камергеры.

  Правда, Ваньке нету веры.

  Ну, авось Иван мордаст

  Пугачева не продаст.

  Зато Ванька очень просто

  Взял без боя три форпоста

  И возьмет четвертый –

  Обер тертый.

А посему:

  Кайсак-киргиза Сулеймана,

  Салям маликем, ай-юралы,

  Ставим в генералы,

  Гуртым башкира Батыркая –

  В генералы юрт юргая,

  В то же место – Салават Юлая.

  Башкирия, Киргизия –

  Надежная оказия.

  Кочевников дивизия –

  Шумит косая Азия:

    Катерининский обман,

  Из веревок злая вия,

  Гонит силой мусульман

  В лоно православия.

Одурел престол,

И попы с Христом

На вокруг в простор

Бьют мечом-крестом.

  Во имя отца и сына

  И святого духа,

  Эй, башкиры, киргизы,

  Подымайся да ухай

Бурей крутой –

Меднотелой ордой,

На коне да в ногу!

Мужицкие генералы помогут.

  Ходом!

  Довольно платить

  Лисицами, медом.

  Этот оброк

  Самим нужен впрок.

Так и трубите по юртам в рог.

А посему:

  Башкирии, Киргизии

  С нами быть в дружбе.

Конные дивизии

По военной службе

  Вместе мы разделим по местам.

    И там

Поставим мы полковников-ребят

    Сподряд.

В лаптях наши полковники-сваты.

    Хваты.

Обуются, оденутся, достанут пищу.

    Ищут.

На перинах выспятся всласть.

    Власть.

Помещиков развесят, как портянки,

    На полянке.

А посему:

  Петьку –

    Куричий ноготь,

  Федьку –

    Перемский деготь,

  Мишку –

    Медвежью ляжку,

  Гришку –

    Лешачью бляжку,

  Еремшу –

    Тульскую егозу,

  Егоршу – худую козу,

  Афоньку-колодника,

  Игоньку-угодника

Жалуем в полковники.

  Носите чины по совести,

  Чтобы круче кольцо вести,

  Силы на утре пусти,

  Чтобы к вечеру

  Каждый взял по крепости

  Али, судя по росту,

  По одному форпосту.

Каждому полковнику –

  Пушек по двадцать,

  Пороху, ядер – по триста.

Хватит!

  Некуда больше деваться

  Для артиллериста;

А не хватит – бей дураков,

  Бери у врагов.

  Не жалко полушалка,

  А бабу жаль – не турецкую шаль.

Коней держать всегда сытыми,

Мытыми. Гляди за копытами.

Сена вдоволь давай,

Да хлеба каравай.

Уважай пищей.

Чисти чище.

Люби коня

Да меня.

  Помни. Кумекай,

  Конь для нас – дороже человека:

  С быстрым конем

  Из плена людей вернем.

  Помните, полковники.

А вы, генерал-майоры,

Мужицкие сиятельства,

Помещичьи воры,

Самим народом поставлены

  Для доказательства по части войны

  С генералами царицы-кобылицы.

Правда, царские майоры

Хуже нас воры.

Мы-то грабим свое да в рот,

А те – разом весь народ.

  Зато они бывалые злодеи.

  Военным знанием владея,

  Не жалеют под свинцовый град

  Подставлять своих солдат.

С ними держать:

  Ухо – на мушке,

  Глаза – тарелками.

  Брюхо – на пушке,

  Руки – горелками.

Генералы! Под города на осаду!

Под Оренбург, под Уфу, под Казань,

  Надо утешить досаду –

  Себя показать.

Овчиннику,

Фельдмаршалу второму,

Гнать на Камскую полосу,

Взять крепость Осу.

Мешает Оса плыть соли да дегтю,

Пушкам, железу, рыбе соленой

К нашему локтю.

  Да заодно Каму-реку

  Очистить от опричины,

  Волю дать рыбаку,

  Чтоб добычины

  Без оброку солил, продавал

  Сколько желает

  В базарный привал.

  Об этом указ

  Прочитай по всей Каме

  Перед народом в глаз,

  Перед рыбаками,

Перед доблестным зверьем,

На коего князья

Охотятся арканами, ружьем,

Коего берут живьем.

  Во имя господнее

  На житье преисподнее,

Кои называются приписными лбами,

  Крепостными рабами,

Коих доля поневоле,

  Ой, не шибко хороша,

  Выходить в родное поле

  Кровью землю орошать.

Ладно. Да не будет дальше так

  Повадно.

  Для царева шута

  Непригоден стал народ:

  На престол оравой прет.

И скажу вам наперед:

  Мы тряхнем – так ой-о-ёй,

  Всей расейскою землей.

Так тряхнем,

  Чтоб нашей были

  На века бы не забыли.

  Как идут мужики

  На луга в сенокос,

Так пошли мужики

  На врага в переброс:

То там косить, то тут косить,

По всей косить Руси.

  Везде луга,

  Везде трава,

  Везде луга врага.

Куда подряд глаза глядят,

Везде поместий цвет.

  Не жаль травы, ни головы,

  А жаль, что правды нет.

Какая правда; коль за труд

Нещадно бьют, дерут. Так ну!

  Земля – у бар,

  Мужик – у бар

  В помещичьем плену.

И по Руси пошли косить

Косцы одним плечом.

  В лугах – голо:

  Не жаль голов,

  Жизнь стала нипочем.

Земля шатается, пьяница,

  От крови, от хмеля.

Ой, что-то станется,

  Думай, Емеля.

Дива – как пива.

Беды – как воды.

  Не захлебнуться бы!

Гляди: стаями птицы –

За крепостью крепость

  Легко по горстям

  Взлетают навстречу

  Пугачевским гостям.

А гости никак не перечат.

  Гости рады все ограды

  Полонить,

Лишь бы шалость красовалась –

  Боем нить.

А без боя, без разбоя

  Пропадешь:

Власть Емельки без земельки –

Медный грош.

  Сколько хошь теперь землицы,

  Ну, народ и веселится –

  По Руси галдеж.

Разговаривают пушки

  С войском царским не шутя;

Взбунтовались все избушки

От холопского житья,

  В Казанской губернии –

  Тяжкий мятеж.

  Помещики гонят в Пензу,

  А в Пензе – разбойники те ж.

  Помещики гонят в Тулу,

  В Туле – ружейный завод;

  Рабочие рады разгулу –

  Подставить помещиков к дулу.

  В Симбирске, в Саратове,

  В Самаре, по Волге

  Рыщут голодные волки,

  Ищут врагов у берегов.

  Беда!

Как весной по лугам вода,

Разлилась пугачевская власть.

  Беда!

Помещикам деться куда?

В усадьбах пожары, пожары.

В осадах живут города.

  Беда!

Взяли прикамскую

Крепость Осу,

  Теперь приказанскую

  Полосу полосуй.

Вниз да по Каме плыви рыбаками

На барках, плотищах,

С пушками, солью,

Пищей, винищем.

Ну и житье, ну и еда.

  Беда!

Как-то Казань у ворот

Примет казанских сирот –

  Хлебом ли солью,

  По браги бочонку,

  Без крови-вреда,

Али ножом под печенку?

  Беда!

И так – беда,

  И там – беда.

Не ступишь без беды.

  Везде – страда,

Кругом – страда,

Ватажные следы.

Гуляет белый свет!

  Не жаль травы,

  Ни головы,

  А жаль, что правды нет.

  Вот они –

  Острожные дороги.

  Вот они –

Казанские остроги,

Бывалые, живалые места.

  Не мы ли молодцами

  Гоняли с бубенцами?

Тут каждая знакомая верста

  Да неспроста.

Распутица – забудется,

Любовница – запомнится,

А каменный острог –

  Навсегда зарок:

Убежать бы, а потом

Сжечь дотла острожный дом,

  Развалить по кирпичу

  На отраду Пугачу!

Там – страда колодника,

Невольникам тем мнится

  Воля пугачей.

Ну, холопы, хлопни-ка

По дверям темницы,

  По цепям ночей.

Ждут, поди. Вместе сидели,

Вместе считали рубцы на теле

Да христарадничали по церквам.

  А теперь – к вам!

Вот-те и подайте Христа ради

Разом голодной рати –

Убогим калекам-нищим

Тридцати тыщам.

  Не дадите – взыщем!

Да так, чтоб казанские сиротки

Разгладили от пирогов бородки.

  Давно, поди, дерюги,

Не жрали купеческой

  Севрюги.

Ужо пожрем! Принимай, Казань,

И Казанка-река,

И казанские девки-красавицы.

  Угощай, Казань,

  Мужика-казака,

Тебя это дело касается:

Отворяй-ка ворота

  Подобру-поздорову,

  Покуда медведь

  Не сцарапал корову.

Ага! Бьешь набат!

  На тревогу!

Лезешь в ад.

  Не пускаешь к острогу,

Ставишь пушки над валом.

  Грозишь с батарей

Смертью нам, малым.

  К запалам скорей!

Вызывай гарнизон.

Торопись, пока не успел

  Подойти Михельсон.

В четыре смены

Лезь по оврагам на стены.

И прямо в татарский глаз

От военной коллегии

Читай указ.

  Да у самых ворот,

  Где стоит рота,

  Двери шире рот,

Авось и откроют ворота,

Ну, и разом

Влезли на стены с указом:

  Слушай! Слушай!

Эй, суконщики,

  Прядильщики, ткачи,

Бурлаки, кулачные бойцы.

Работники,

  Крестьяне, пугачи,

И всякие холопы-удальцы,

  Слушай!

Вышел для вас

Вольный приказ.

  Слушай,

Казанский народ.

  Вот:

Тут и пошло,

Тут и поехало:

  Кто –

    за указ,

  Кто –

    за ружейный припас,

  Кто –

    за свободу,

  Кто –

    за курок,

  Кто –

    в куль да в воду,

  Кто –

    за острог,

  Кто –

    вешать дворян,

Кто –

  вешать крестьян.

Вык. Набат!

  Зык. Набат!

Бухом треснули ворота

Нараскат.

А оттуда пугачьем

Так и хлынуло по улицам ручьем.

Ого-го да иго-го!

  Скоком рьяным, жеребцами –

Ого-го да иго-го! –

  Раскроим дворянам

  Череп сами!

Здравствуйте, казанцы-оборванцы.

Дай дорогу!

Дуй к острогу!

Выпущай на волю птиц,

Всех закованных синиц!

  Загремел острог железом –

  Лес почуял зверь.

  За свободой мы же лезем

  В ту же дверь,

За которой на цепях

Горевали о степях.

  А всех гуще горевал

  По степям да по лесам

  Полководец-генерал

  Емельян Иваныч сам.

Христарадничал колодник горюном

На церковной паперти.

А теперь гляди – на Вороном,

Как пирог на скатерти,

  Наш Емельяш.

  Знай наряжает

  На урожае:

Эй, живей трогай!

Вылезай из острога!

  Жги, пали,

  Выжигай дотла.

  Чище мети,

  Мужика метла,

  На помни по нем

  Выметай огнем.

Запылал острог

Золотым костром;

По церквам разбежались острожники:

  А подайте Христа ради

  Убогоньким грошики,

  Бедненькой братии,

  Богатые мордасы.

А подайте за божий закон

Наше добро-серебро –

Иконостасы да ризы с икон

  Собирай очертя!

  Обирай божий рай!

  Всё одно нам, чертям,

  В раю не бывать.

Проживем да в ладу

Во кромешном аду

Богачам на беду –

Пугачам на еду.

Не привыкать к огню,

Как к коню.

  Ишь, Казань – ад.

  Кровь да набат.

  Господи, прости нас, грешных,

  Еще не повешенных

  Православных мирян.

А пока не повесили,

Вешай дворян!

  Чисти, голодный вор,

  Гостиный двор.

Наживай на булавках –

Торгуй на купецких прилавках.

  Ишь, Казань – ад.

  Пушки гремят из Кремля,

Дворяне засели в Кремле,

Нету им места на всей земле.

Грохот нещаден,

Как звон звонарей:

  У них батарея и архиерей,

    Праздник хвалебный,

    Кровь на полях.

    Служат молебны,

    Из пушек палят.

Шпарят, хоть тресни,

Жарище в бою.

По-божески песни

Осанну поют.

  Вот те осанна –

  Шибче кричи.

  Дворянам досадно:

  Взяли Казань пугачи!

Ишь, Казань – ад.

Татары галдят!

  «Якши, капитан!

  Якши, башка!

  Якши, Пугачев-шайтан!»

Для веселья конца

Три кулачных бойца:

    Рахматулла,

    Ибатулла,

    Бикматулла

Стелют по улицам ковры,

Ставят по улицам дары.

Емельяна Иваныча

    В кресле несут

Править на улице суд.

Сел. Повел очами,

Разгладил бороду.

Молвил устало:

  – Даже ночами

    Жарко по городу.

Жарко и жалко.

Жалко Казань.

Да пришлось доказать

  Свою силу земли.

На то и на суд

  Дворян привели.

Ишь, какой хоровод,

Не люди –

  Иконы с лампадами.

Зато скоро вот

  Напомадим помадами

Бурлачьи веревки,

  Ублажим перекладами,

Чтобы воры, воровки

  Народной казны

Болтались от зарева

  Крови красны.

Судили вы нас –

Присудили

  На голод,

  На рабство,

  На плеть,

  И вешали.

Глаз за глаз

Судим мы вас.

  Не станем жалеть.

  Леший ли!

Али вы,

  Али мы?

Так уж лучше мы –

  По правде суровой;

Всё одно не живать

  Медведю с коровой.

Так ли, ребятушки?

    Так их! Якши!

  Карачун башка.

  На петли ташши!

  Карачун! Якши!

Суд – молодец.

Весело

Повесили,

И делу конец.

    Ташши корневишша,

    Ташши,

    Чернолапины

    Нагорябывай,

Жерди ишши,

    При, мураши,

  Хряпай расхряпы гай,

Ташши корневишша,

    Ташши.

  Колодины, мазьяры,

  Наворачивай

    Мясом во шши,

  Сучья руби, топоры,

Хрястай лесины,

    Ташши,

  Колья чеши,

Востри,

Жерди ишши,

    При, мураши,

Закладывай туже бастрыг[60],

Ташши корневишша,

    Ташши.

  Не будет проходу врагам,

Не пролезет

    С орудьями враг

  По корневишшам-рогам,

Да на подступе вырыт овраг.

  Сунься,

  Айда догоняй:

Без малого на десять верст

  С глиной ядреного пня

Завернули из хвороста хвост.

    Ну и уперли,

  Как снег в апреле.

Ташши

Да ташши.

Народ-мужики –

    Настоящие мураши.

По пню,

  По бревну,

По колодине

Натащили дубья на взбучь.

А сколько таких по родине

Расшевеленных куч.

Сколько таких в засадах

  Сидят,

    Поджидают врага.

Таких бородатых, усатых

  Полны берега.

По Дону,

  По Волге,

    По Каме,

В степях,

  По Уралу,

    В горах

Жмутся худыми боками

Звери в холодных норах.

  Зверье так зверье –

Мужичье-серье.

Жмутся да жмут в жар

  Брызг.

Боятся да жрут бар

  Вдрызг.

  Разбойничают,

  Жрут,

Припевают на яру:

Настряпали делов,

Натяпали голов –

  Отточили

    Зубы волчьи

  Крепостные

    Сволочи.

Отгостились на грустях –

Только косточки хрустят.

  Утолили

  Волчью пасть.

  Как бы спьяну

  Не упасть.

Как бы спьяну

Емельяну

Не пропить

Мужичью власть:

  Давно ли

  В конюшнях скотских

  Сидели баранами,

  А теперича на –

    Распоясались:

  В хоромах господских

  Свищем буранами.

  Лоб

    Со лбом!

  Огонь

    Столбом!

Плетью не скоро уймешь

  Злющую жизнь – сноху.

В горло помещику нож

    Воткнули,

    Как в пашню соху.

Вот и сидим в засадах –

    Наташшили

    Дубья вороха.

Вот и пошла полоса та –

  Черная сила врага.

    Лоб

      Со лбом!

    Огонь

      Столбом!

Зной.

  Вой, на.

    Войной

      Война.

Воевать с мужиками,

  На битвах сколоться

    Полки за полками

Ведут полководцы.

С пушками рыщут.

    А мы тут –

    С дубьем,

  Разобьют нашу тыщу –

  Четыре найдем.

  Народищу – хватов,

  Хватит ухватов,

    Дубин-бодожков

    Для господских горшков.

Авось подошлют, ловкачи,

Пушки и нам, пугачи,

Попробуй

  Тогда – наскочи

На почин.

  Да и так не наскочишь.

Молчи.

  Стой.

    Скачет враг.

Эй, засада,

    На дыбы!

За дубины,

  Топоры!

  Зазывай врага

    В овраг.

Скачет,

  Гонит,

    Лупит враг,

Значит, кони

  Лягут в прах.

Топот,

  Топот от копыт.

Эй, засада,

  На дыбы!

  Заманивай!

    Затягивай!

     Захлестывай в овраг.

Ташши.

  Ташши

За хвосты.

  Мураши.

  Корешками

  По горшкам!

  Бодожками

  По башкам!

Работай.

  Молотилами,

  Рогатинами,

    Вилами,

    Дубинами,

      Кореньями,

      Рябинами

        Да пеньями

Вали кишки в овраг.

  Дрожит от страха враг.

  Запарили

  На страх,

  И в пух,

  И в прах.

Работай,

 Астраханские,

  Самарские,

   Казанские,

    Тульские,

     Сибирские

      Уральские,

       Симбирские,

Разный народ,

Проказный сброд,

Голодный рот

  Бродяжных бород.

Эй вы, усатики,

Бравые солдатики,

  Не трогайте нас, серых,

А, милые

  Касатики,

Сватики,

  Солдатики,

  Лупите своих офицеров.

Вот-то!

  Так-то!

В лоб-то!

  Бах-то!

Зыбь-то!

  Режь-то!

Сыпь-то!

  В плешь-то!

Уж вот помогли

  Молодцом

    Молодцы.

Всех переплешили –

    С концом концы.

Полнехонький овраг

  Навалили врагов.

Не вынес наш враг

  Бодливых рогов.

Забодали дыбы!

  Чуй!

Нахватали рабы добычу:

  Пушки,

    Ружья,

      Сабли,

        Порох.

Да коней табун.

Да мундиров

  Целый ворох.

Хорошо торгует ныне

  Пугачевский бунт.

 Черная чертова ночь

 Багровеет окровавленным заревом.

Дымно. Ой, горячо!

 Ой!

Ишь во всю сплушку-мочь

Жарит жарное жарево сам Пугачев.

 Жарь! Пали!

Разъезжает на коне вороном.

Посвистывает весело репел.

Покрикивает задорно:

 – Жги, ребята, помещичий дом

И развей его пепел

Во все стороны.

 Жарь! Пали! –

Разъезжает на коне вороном,

Подкашливает: кхе-кхе.

 Знай раскатывай

 Бревно за бревном,

Пока кровь на лихе.

 Ох, и паздырнем!

Ну, крепостные, если вы босы,

Берите-ко вилы да косы.

Сила крестьянская, нам помоги.

Пойдем добывать сапоги.

 Эй, голуби!

 Пойдем, что ли?

Хо-хо-хо! Дождались поры,

Хватай топоры,

Колья, вилы, дубины.

Правь именины.

Запевай – затевай.

 Ой да ой-её.

 Да ты не тронь ее.

Не тронь долю жгучую.

А ты тронь того,

Кто нас мучает!

 И-эхх!

Не робей, воробей,

Знай наскакивай, бей!

Всех помещичков,

Всех дворянчиков

Ты разбей, перебей, воробей.

Жар. Дым. Гарь. Огонь.

Бегут мужики за дубинами.

А конь, вороной его конь,

Так и блещет глазами-рубинами.

Не страшится конь вражьих погонь,

 Ни ружья, ни нова меча.

 Знает конь, вороной его конь,

 Своего Емельяна Иваныча.

  Ишь ты, игривый,

  Смоленая грива.

  Стой! Прррр…

 В ненастную ночь

 Или полдень горячий,

 В степи иль Уральских горах

 Буйным ветром –

Порывом проскачет.

 Будет первым в победных пирах.

  Вот он какой –

  Этот конь боевой.

  Стой! Прррр…

 Жар. Дым. Пламя пышет.

 Ветер хлеще. Пепел гуще.

 Суматоха.

  Крик хмельной.

 Искры стелет пеленой.

У пылающих ворот

Пьяный крепостной орет:

 – Ой, уйди, не застуй,

 Огонь, жри, уминай.

 Возьму топор я, заступ,

 Прощай, не поминай.–

Загудела полоса.

Аржаные голоса:

– Мы ли да не пахали,

Мы ли да не терпели?

 Али

 По спинам березы да ели

 Не гуляли в самом деле?

 Нам ли землицы не следует?

Держись, люд, за Емельку,

Получай земельку.

Ой, земля, земелюшка!

Помоги, Емелюшка,

 Помоги!

 Ну, ребятушки, тепло ли

 У господских у хором?

 Тут, где нас кнутом пороли,

 Разжились мы вдруг добром.

  Разжирели! Распожарились!

 С бухты-барахты,

 Охотками тарарахты, –

 Поешьте-ко:

  За здоровье Расеи

 Сжарили помещиков,

  Как карасей.

Будет им пить да есть

Да нас лупить. Месть!

Месть им, месть!

Пожар – в разгаре.

Люди – в угаре.

Воля – в ударе.

Берегитесь, баре:

По почину Пугача

 Начинаем мы сплеча.

  Тррахх тарарахх!

 Ой, мамоньки, что делаем,

 И сами не знаем:

 Будет стужа – станет хуже,

 А пока тепло, светло,

 Засупонивай потуже.

 Наше дело – конь. Седло.

 Айда! Гей! Эй!

Поехали – так рразъехались!

 Не остановишь!

 Жарь! Грей коня!

Эх, широки дворянские окрестности.

Идет мужицкая гроза.

Нам довольно крест нести.

Жги. Бунтуйся.

Бей. Кромсай.

 Эй, люд!

 Бабы! Дети!

 Крепостные,

 Деревенские!

 Лесные!

Весь обиженный народ.

Собирайся в злой поход!

 Шуми! Галди!

Надо в матушку-Расеюшку

Насовать нам пугачей,

Чтоб крестьянскую затеюшку

Разуважить пошибчей!

Не жизнь – малина.

Не деньки – а пряники.

 Ешь – не хочу!

 Ишь ты.

 Будь ты.

 Да подь ты.

Чаи-сухари

Едят комары.

Комары-комарики

Господа-сударики.

 А ты дергай,

  Дергай,

   Дергай.

Арымар – хары-мар,

Перегары – бар-быр.

Шпарь-да, жги-да.

Жарь-да, жри-да.

И – эхыча да эхыча,

Приехал ча да ча.

 Запевай.

 Ой да ой-её.

 Да ты не тронь ее,

Не тронь долю жгучую.

А ты тронь того.

Кто нас мучает.

 И-эхх!

. . . . . .

Не жалели лить кровушки –

Усмирять мужика.

Катились головушки –

Горох из мешка.

  Гнались за ним

  Путями отпетыми,

  Гнались за ним,

  Хвалились победами.

За Емельяном – в Пензу.

За Иванычем – в Саратов.

За Пугачевым – в Царицын.

За пугачами – по всей Руси.

  Ну и пора-то!

  Думай, царица:

Скорей зови да проси

На помощь предателей. Подлецам

За пугачевскую голову

Насыпь золота. Думай, красавица.

  А иначе твоим храбрецам,

  Твоим полководцам

  С Пугачевым не справиться.

Думай, царица, знаешь сама –

Скоро настанет зима:

  Время досужное – крестьянскую рать

  Снова будет Пугачев набирать.

И тогда берегись –

Легче пуха чох

  Налетит на Москву Пугачев.

Торопись! За великую голову

  Мужика-полководца

  Золота сыпь три колодца.

И посыпалось.

  Зазвенело золото в ушах:

Встрепенулась чья-то

  Мерзкая душа,

Приползла змеей

  К свирепому врагу,

  Прошептала, чуть дыша:

    – Я могу.

Я – мразь и холоп,

Червь преисподней,

Пакость, мокрица.

  Во имя господне,

  Во славу царицы,

Последний из подлых рабов,

  Желаю быть первым –

    Иван Творогов.

– Ты, проклятый злодей

Пугачевских затей!

Но коль сам из Емелькиной свиты

На коленях мотаешься здесь,

  Имя Христа призови ты

  И открой свою весть.

Щедроты императрицы

  Неисповедимы:

Золотом жизнь одарится,

  Ежели победим мы.

Нищий и гад,

Будешь знатен, богат,

Лишь бы – сроком в недельку –

Выдать сумел нам живого Емельку.

– Я готов, – заревел Творогов,–

Перед богом, царицей готов.

  Клянусь!

  Лобызаю крест и Евангелье,

  Тля и гнусь.

  И пусть я, Иван-гнилье,

  С места не встану,

  В бездну низвергнусь,

Ежели вашему стану

Через недельку

Не доставлю живого Емельку.

  Не желаю быть гадом,

  Желаю богатым

  Прославить монаршую Русь.

Тля и гнусь,

Перед богом клянусь;

Поверил Емельке,

Что будто он – царь, в самом деле

И царские знаки носит на. теле.

  Что будто он – Петр.

  А Петр-то мертв.

  Покаяния дверь отверзи, Христос.

  Вижу теперь:

  Пугачев – сущий пес.

Самозванец! Колодник!

Мужицкая тварь,

А не царь-государь.

  Опутал народ,

  Заслужил эшафот.

  Туда и дорога – на плаху

  Окаянному праху.

Как перед богом

  Ставлю свечу восковую,

Так открываю

  Тайную суть войсковую:

Под воскресенье наметил Емелька

  К ночи угнать на Узени.

Там, на Узени, с правой руки,

Ожидают Емельку к себе калмыки.

  Эту дорогу, ему на беду,

  Я знаю один, – Емельку туда поведу,

Да только не правым – левым путем,

Степью на места пойдем.

  Там и будьте кольцом, –

  Живо управимся

  В ночь с подлецом.

А для отвода Емелькиных глаз

Гоните по Волге отрядом:

Царицынский сбродный пласт

Угощайте свинцовым градом.

  Господи спаси нас,

  Народец – плуты –

  Жизнь бережет.

  А вы – на плоты,

  Да на тот бережок,

  Да на сторону ту – в темноту.

В темноте и сойдемся – ххе-хе,

На грехе –

К Пугачеву на могилу.

  Господи, спаси, господи, помилуй.

Есть на Руси люди святые

  И святые дела. Честь им, хвала.

  А мне, окаянному рабу,

  Хоть милость,

  Авось загребу,

  Что полагалось

  Смиренным очам

На жизнь одариться

От императрицы

За главу Пугача.

Господи, благослови,

Владыко, спаси.

Правда святая живет на Руси:

Знатным, богатым – слава и честь.

Нищенским гадам – кровавая месть,

  Ночь степная на Узени –

  В небе тихая вода,

Не вода, а сон осенний –

  Сети, невода.

В сетях рыба серебрится –

  Плещется звездой.

Полумесяц серой птицей

  Сторожит гнездо.

Ночь калмыцкая не сгонит

  Тишины густой.

Где-то ржут, не видно, кони,–

  Стали на постой.

Звезды шепотом осенним

  Тянут хором пить:

Ночь привыкла на Узени

  Тайны хоронить.

Где-то кони? Чьи-то кони?

  Звезды. Тишина.

В сон широкий на разгоне

  Степь погружена.

  Спит весь мир.

Но сна лишен лишь он –

Великий командир.

Думает: «Царская сила крепка,

  Но крепче башка мужика:

Утром махну по юртам,

  К вечеру – гуртом

Соберу калмыка

  Бывалую рать.

И снова айда –

  На Михельсона в обход напирать,

Гляди – подоспеют башкиры,

А там, по местам,

Пристанут почище

  Новые тыщи.

Расшибались не раз.

  Собирались не два.

И теперь – не заказ.

  На плечах – голова

  И глаз.

Только б эту полоску перейти –

Затянуть бы гужи.

  Зима впереди –

  Знай пластайся, мужик, не тужи.

  Шире да выше!»

Пугачев из палатки

С этим и вышел

В степь.

  Вышел коня поглядеть,

Своего Воронка,

Чтобы подбавить сенка

  Вороному, родному.

  Посвистал.

– Эй, бродяга-дружище,

Эй, Вороной,

Что ты там ищешь

В степи стороной?

Куда же ты делся? Эй, Вороной?

  Нет, не видать.

  Степь – благодать.

  Звезды да тишь.

  Слышь?

  Иль аркан нацепила

  Какая-то стерва?

Ишь: звезды в степи –

  Будто яблоки падают с дерева.

Степь – благодать.

Нет, не видать.

  Эй, Вороной,

  Не ходи стороной.

Стороной ходит зверь.

Не верь.

  Эй, Вороной!

Чу! Кто это, а?

Фыркнул конь – да не мой.

Фыркнул другой.

  Кто тут, а?

Третий – четвертый – пятый?..

Беда! Люди молчат.

  Ванька, проклятый,

  Ты это, да?

Или измену задумал, змея?

  На помощь айдате!

Эй, Вороной, близко предатель!

Чую! Где же ты, конь мой,

  Мой Вороной,

Спасай от врагов!

Чую и вижу – крадется змея,

Крадется Иван Творогов.

Змеи ползут по земле.

Эй, Вороной,

Место мое на седле!

  Где ты, дружок? Где?

  Куда увели? Гляди!

Холщовый мешок змеи накинули,

Жалят. Готов!

Продал и предал

  Иван Творогов.

  Тяжело ступали кони,

  Будто тяжесть дней везли

В кандалах – железном звоне –

По ухабам злой земли.

  Эх вы, кони!

Глядел Емельян исподлобья

  Ночи темней,

  Думал, глядел на коней.

Эх вы, кони-холопья,

Разве этаким ходом-.походом

Вы погнали бы в бой

Подо мной?

  Ого! Бардадым!

По земле огонь да дым.

  Стало б жарко молодым.

  Чуете?

А теперь что?

  Грязь да снег.

  Цепи на мне.

  Степи во сне.

Эх ты, Ванька!.. Змея приползла,

  Нагадила зла.

Лесом едем, что ли? Шум.

Ветер, полем вей.

Ночь хмельная черных дум

Бродит в голове.

  Лесом едем. Ночь и есть,

  Лесом-Русью лезь.

  Так и лезли.

  Русь – не лес ли?

Лес да ночь, да Русь полей –

Вот и думай и болей.

  Ветер стонет – блажь о ком?

  Слезы – в дождь над мужиком

Дождь со снегом.

Бес со смехом

За спиной – это Ванька

  Вьется, сволочь, сатаной.

Эх ты, Ванька…

Стой! Как это вышло,

В рот ему дышло,

Так – по змеиному нраву,

  За переправой

  Дорога калмыцкая

Призывала направо –

  Там путь коренной.

  Туда и погнал Вороной:

Чуют степные звери

Далече дым шалаша,

А я оплошал:

Не Вороному, а Ваньке поверил.

Будь же он проклят, сухая левша.

  Взяли налево путь.

  Сдуру налево айда.

  Вот и капут.

  Петля. Поймался. Беда.

Так и пошло и поехало

Зевать о беде хайло.

  Будто ослеп.

  Изменой злодеи скосили.

  Досада:

На полях свежий хлеб –

Свободны мужицкие силы:

  Теперь-то пора

  Для топора.

  Зима.

Воевать бы да воевать

Мужику, эхма!

  Вот поди же ты,

  В судьбе человечьей

Уж я ли не чуял

  Волка в шкуре овечьей?

А тут оплошал от злодеевых пут.

Запутал изменами, плут.

  Эх ты, Ванька, бесья сволочь,

Ванька Творогов:

Насопелся в злую полночь

Княжьих пирогов,

Обожрался медом, пьяница,

Совесть пропил – не оглянется.

  Продал, предал, волчий пес.

  Всё, что сам же с нами нес.

А еще казак!

  Яд в себе тая,

Продал волю,

  Гадина отпетая.

В том и радость у врагов,

Что нашелся змей-изменник,

  Стерва – Ванька Творогов.

Эх, досада!

Дворянские усадьбы

Заморозятся зимой без огня.

Хлеб поспел – мужикам воевать бы,

Гнать на поместья коня.

Грызет досада-злость,

Как собака кость.

Воевать бы!

  Пушки с Урала,

Новые пушки идут на бой, ну!

Да только нельзя

  Без мужицких генералов

  Продолжать войну.

Горе. Обида. Воевать нельзя.

Творогов бы не выдал –

Михельсон не взял.

  Нет! Видали с усами

  Таких, как свора, вы.

  Фельдмаршалы сами,

  Сами Суворовы.

Не нам собирать

Рекрутов в спину запалом.

  Где мы – там и рать

  Собирается валом.

Нашего народищу не счесть.

Не избудет во веки веков

Воля за честь

Мужиков, казаков.

  Нежданно-негаданно

  Пробил мой час –

  Сокола-пленника.

Нет, не войной взяли нас –

Подкупили изменника.

Ну и вешайте, псы!

Глядь – царица-то рада.

  Перед ней золотая награда –

  Одарит храбрецов орденами,

  Поместьями, нами – рабами.

Ну и руби сгоряча

Башку пугача.

Да бойся: крутых пугачей –

Как в земле кирпичей.

  Русь не изрубишь.

  Лишь затупишь топор.

    Шалишь.

Знали, что делали впредь

Косари.

Недаром старались переть

До зари.

  Косили да жали

  На зимний запас.

Жали, хлебали помещичий квас.

Да жаль, не дожали мошенников, вас.

    Авось и дожнут

    Без меня все усадьбы.

Хлеб – на полях.

  Зима – на гулях.

  Жизнь разгулять – воевать бы!

А тут – капут.

  Грязь да снег.

    Цепи на мне.

      Степи во сне.

Лес – лесовище.

  Ночь на глазах.

    Ветер-то свищет –

      Гонит назад.

Нет, не вернусь,

  Погодушка-сваха,

    Заказан мне путь:

      Москва – моя плаха.

  Ой, стужа-то лящая сквозь.

  Ой, стынет земля, стынет.

Ой, леденеет дорожная скользь.

Ой, смертный ветер в пустыне.

  Ветер не ветер –

  Вой гробовой.

  Пейте из ведер –

  Слезы водой.

Ой, батюшки-светы,

Ой, конец будто.

Ой, мы не одеты,

Ой, мы не обуты.

  Что теперь станет,

  Бабоньки-вдовы?

  Во вражеском стане

  Петли готовы.

Цельную груду нарежут ушей.

А теперича будут вешать мужей.

Вот они, вот они –

Шеи обмотаны,

К саням прикручены,

Будто дрова.

Пропадай, голова.

  Горем-рукой

  Рядышком складены

  Одна за другой –

  Три перекладины,

А четвертая выше на четыре аршина,

Столб с колесом, из железа вершина.

  На помосте столб –

  Царский престол:

Сидеть бы на спице

Немецкой царице,

Окаянной тварине,

Екатерине.

  Тут ей место, тут и почет:

  Кровью недаром Россия течет,

Кровью исходит народ –

Под лютыми казнями мрет.

  Прет на рожон.

    На, вешай вот!

  Жизнь – под ножом.

    Престол – эшафот!

Ишь, сколотили какую забаву –

Помост дощатый себе на беду:

За эту расправу

  Не мы – так внучата и вас доведут.

Тогда не пожалуйтесь,

  Не обессудьте,

Мужик – шалый тесть –

  Навернет вам по сути.

А суть известна

    Делом-венцом:

По тому же месту

  Тем же концом.

Ох, мало крошили, мало косили,

Кайся теперь да мычи:

  На холопской Руси ли

  Не найдутся еще пугачи?

Молчи. Стой. Пугачева везут!

  Ой, в жилах зуд – мороз по коже.

Везут! Везут!

  Сидит на рогоже.

Сидит – гляди:

  Глаза на страде.

Руки на груди.

  Снег в бороде.

Сидит на санях.

  В тулупе бараньем.

Шапку снял –

  С охотой-стараньем

Отвечает поклонами

  На поклоны да грусть.

Знает: ему миллионами

  Кланялась Русь,

Да и впредь тож,

  Как ветру – спелая рожь.

Ой, мороз, морозище!

  Наморозил льды.

Ой, народ, народище,

Народил беды.

Вдовушка-земелюшка –

Сиротская вдова:

Головушка-Емелюшка,

Пропала голова.

  Солнце докатилось

  До закату.

  Изрубят не на милость

Казака тут,

Казака донского на века.

Кровью закраснеются снега.

Уж ежели не сиживать Емеле на седле,

Не видывать, не слыхивать

  Спокою на земле.

Клянемся у плахи,

  Берем беремя тут:

Косматые бураны

  Снега переметут –

Саваном расстелется

  По Руси врасхлесть

Кровавая метелица –

  Холопская месть,

  Слушай да чуй – поет карачун.

Каркает вещий

  Ворон ночей:

Выжди, помещик,

  Детей-пугачей,

Детушек каша –

  В каждой избе.

Ты эту чашу

  До капли испей.

Вырастут, малые,

  Кровью зачатыми,

Вырастут, шалые,

  Ох – пугачатами,

  Ох, да и охнут!

  Оглохнут враги!

  Погоди!

Восходит на помост!

  Восходит! Гляди!

Солнцем, на помощь –

  Рука на груди.

Солнцем восходит!

  Глаза – на страде.

Смотрит на сходень.

  Снег в бороде.

Люди, как лес,

  Шумят, шумят,

Каждый прилез

  Упасть плашмя.

Проститься, короче.

  Пришел человек.

Пресветлые очи

  Запомнить навек.

Вот он взошел!

  Скинул овчину.

Стоит хорошо –

  Зарей для почину –

В красной рубахе

  У плахи.

Ишь, читают, скоты,

Под кресты

Чиновники-воры

  Ему приговоры.

А он и не слушает – народу поклоны

  Последние шлет.

Слезы-заслоны

Морозятся в лед.

  Отходные звоны колокол бьет

  На отлет.

Ревет народ.

Ой, на кого покидаешь сирот?

На кого оставляешь, отче,

Пресветлые очи?

Мы не обуты,

Мы не одеты,

Ой, конец будто,

Батюшки-светы.

  Жизнь ты отдашь –

  Дороженьку сбитую,

  Емельянушко наш,

  С мужицкою свитою.

Останемся мы-то

Горюшко мыкать.

  Погубят кормильца,

  Сподвижников ражих.

  Петли-то мылятся,

  Топор-то на страже.

Вот они там, твои-то сподвижники,

У виселиц рядом – в цепях.

Очей не спускают с тебя,

Вспоминают тебя во степях.

  Так бы глядели века,

  Да жизнь коротка.

Сколь ни реви, ни кричи,

Кровь стерегут палачи.

Слышь – барабан.

  Бьет по рабам:

    Смерть, смерть вам!

Слышь.

  Чуй.

    Идет.

      Тишь.

И вот

Смерть взошла на эшафот.

    Замер мир. Пора!

Скомандовал гусарский командир:

  «Пора!»

Срок!

  Вздрог!

    Взмах!

      Взмет!

Молния топора – гром палача:

  С плеч гора – голова Пугача,

  Емельяна Иваныча.

А за главной головой

Задрожали перекладины:

  Под страшенный волчий вой,

Когда вся земля орала,

Палачевы руки-гадины

Вздернули мужицких генералов.

Ой, батюшка-светы,

  Никому не поспится:

Емельянову голову

  Воткнули на спицу.

Голова-то глядит

Солнцем в селе.

Очи – в страде.

Кровь на челе.

Снег в бороде.

  Прощай!

Видно – застыла в слезах

  Морозная чернь ходуном.

Видно – замерзла в глазах

  Спина мужика под кнутом

На господском овине,

  На этом, на вечном помине.

Прощай,

Вдовушка-земелюшка –

Сиротская вдова:

Головушка-Емелюшка,

Пропала голова.

В поместьи своем,

  На хоромном крыльце,

Борзых псов

  И холопов в кольце,

Сидит сам

  Телятевский-князь

    С кнутовищем в руке

С синячищем

    На белом лице:

Князь вчера,

  На коне загоняя

  В гон псину,

Наскочил

  На осину.

И сегодня охотник

  Пьет

    Крепкий мед

На развальном

  Дубовом крыльце,

Среди псов

  И холопов в кольце.

И сегодня

  Телятевский-князь,

Медом пенным

  Янтарно струясь,

Через гром

  Плещет хмелем,

Блестит серебром,

  Будто в речке

    Серебряный язь.

Брызжет князь:

  – Эй, домочадцы,

    Псы и псари!

Нам бы век

  За лисицами

Мчаться,

Да мешают

  Осины –

    Ваши цари.

Синяки под глазами,

  А цари со слезами:

Тяжко, мол, жить

  От алмазных корон,

Ревем, мол,

  Да лезем на трон.

Не цари, а купцы –

  Год к году новы

Лезут

  Царить Годуновы

Торговой грядой,

  Алтынной

    Татарской

      Ордой.

Изгадили

  Трон годунята.

А ну-ко, ребята,

  Ванька Болотников,

Устин,

  Пашка Волк,

    Зуб-Зубак,

Покажите

  Потеху охотников,

Подымите

  На травлю собак.

Разъярите свинью

  Под навесом кленовым,

Назовите свинью вы

  Царем Годуновым

И айда на клыки.

  А я посмотрю,

Как мои дураки

  Угождают,

    Холопы, царю.

А царь Годунов –

  Значит,

    Русь без штанов.

Ежли Русь

  Без штанов –

    Сгинь, Борис Годунов,

Сгинь, как свинья

  От телятевских псин,

Царь, сукин сын!

  Ибо я – князь,

Нареченный Андрей –

  Первым был

    У царевых дверей,

У Ивана Васильича

  Первым в почете!

А ныне –

  Последним

    На чёрте.

Убийца!

  Зарезал царевича –

Тронем

  Торгует теперича.

А Телятевских, нас –

  На квас.

Нет, стой!

  Оглобля в ребро!

Телятевский жив!

  Эй, холопы,

Лови, ну, хватай серебро!

  На свинье докажи,

На Борисе-царе, –

  Окаянная кровь его

Из навоза коровьего

  Проклятьем лежит

    На мужицком дворе.

Чует мужик.

  Чуйте, псари,

    Какие пошли

      По России цари.

Травите свинью

  На потеху охотников,

Дуйте в рог

  К сбору.

    Эй, Ванька Болотников

Спускай свою свору

  С присказом,

    С охотничьим глазом.

Ну, начинай

  Во весь рот

    До ворот! –

Ванька и ухнул:

  – Ух-ххо-ххо!

    Ух-хха-хха!

Арры-арры-ар-хха-ха!

Ух-хавва-хабба-хадда!

  Усь-айда,

    Усь-айда,

      Усссь!

        Гуляй!–

Рог. Лай.

  Крик. Лай.

    Свист. Лай.

      Усссь! Валяй!

Псы вертуном.

  Свинья ходуном.

    Князь кнутом

Бьет по крыльцу,

  Хохочет, трещит:

    – Это тебе,

      Царю-подлецу,

От людишек

  Князя

    Телятевского

      Зубы к лицу,

      Кровь к венцу,

        Месть купцу!

Ух-хха-хха!

  Усь-хадда!

    Усь-айда!

Царь Борис!

  Шпарь, борись –

    Царь Борис

      На законе.

Не взыщи,

  Свинья-Федырыч,

    Раз Телятевских, нас

      Держишь в загоне.

Усь его мясо

  Свинячье на стойле –

    Испоганил корону

      На царском престоле.

Сгинь, окаянный!

  Гляди на потеху

    Зверовых охотников.

Ишь, он, мой

  Ванька Болотников,

На царя

  Травит псин.

Ишь, он ухает,

  В травле дрожит.

Ах, сукин сын,

  Комаринский мужик!

Ему бы злодейничать,

  Холоп даровой,

Науськать бы драться

  В степях с татарвой.

Нахватал,

  Наимал бы

    Татарских голов,

А мне бы

  За выкуп

    Барыш наголо.

Ишь, он

  Сколь дюжен.

    Родился бойцом –

Из моих же

  Конюшен

    Пошел жеребцом.

Оглоблями

  Били

    За буйственный нрав,

И всё ему

  В пользу,

    И кнут ему – прах.

И, сукин сын,

  Ловкая тварь –

Выучил грамоту,

  Знает букварь

    Не хуже меня.

Продать бы

  Такого,

    На коня променять?

Али выгоды боле –

  Запустить

    На татарское поле? –

Раздумывал князь,

  Сам с собою,

    Как с бою,

      Торгуясь, смеясь.

На дубовом крыльце,

  Во псаревом кольце,

    С сицяком на лице.

Князь пил мед

  И смотрел

    На лихую семью:

Уж давно

  Псы

    Сожрали свинью,

Улеглись

  Полукругом

И, довольные

  Друг утомившимся другом,

    Пели псовую песню свою.

Уж давно

  И псари

    Залегли под березой

И шепчутся

  Там,

    Будто листья шуршат:

– Помещики,

  Слышь,

    Под мужицкой угрозой.

Смута

  Пошла –

    Шибко быль хороша.

Мужики бают:

  Димитрий-царевич

    Живой –

Не зарезали.

  – Ну? Ой! –

    Из души вой. –

Ой! Ну?

  – Вот те и ну!

    Айда на войну –

Кто

  За Димитрия,

    Кто за Бориса.

Бейся,

  Пластайся,

    Борися.

Мы-то все

  За Димитрия,

    С князем Андреем.

Ужо

  Годуновых-то

    Взгреем.

Может, с царевичем

  Станет

    Полегче нам,

Да похуже

  Проклятым

    Приказным чинам.

Ой, гляди:

  Князь-то спит,

    Обсопелся медком.

Хорошо

  Своровать

    Нам бы меду тайком. –

Пополз

  Пашка Волк

    На крыльцо,

Своровал

  Дорогое

    Винцо.

Псари выпили.

  Крепко

    Уснули со псами.

Вечер

  В усадьбе

    Играл небесами.

В воздухе

  Пыль золотая

    От солнца

Стояла,

  Смотрела

    В пустые оконца.

Шелест

  Берез

    Слухи шопотом нес.

Где-то

  В дальних полях

    Люди жали овес.

Сладко

  Дрыхнул и

    Псы.

На крыльце

  Спали

    Князя усы.

Степь.

  Ночь.

    Лунь.

      Синь.

        Сон.

Лай псов.

  Крик сов.

    Ржанье коней

      У дрожанья огней.

Даль.

  Дым.

    Ширь.

      Высь.

        Зыбь.

Звездная сыпь.

  Кисея полосы

    Седого тумана –

      Чадра океана.

Гарь.

  Гул.

    Хрип.

      Скрип.

        Плач.

Ревут татарчата,

  Степные внучата.

    Татарки качают,

      Дают им чаю.

Поют:

  «Ай, якши[61] чай.

Пей. Спи.

  Ай, полумесяц серебряный.

Сын золотой, спи ты,

  Спи, не скучай.

Мулла Тифтиляу

  Ходит по юртам сердитый,

В зеленой чалме.

  Мулла – повелитель неба.

Тифтиляу не любит,

  Когда просят хлеба.

Спи, не скучай.

  Бойся муллы.

    Ай, якши чай.

      Пей. Спи».

Степь.

  Сень.

    Синь.

      Сон.

Под синим шатром

  Спят шатры.

Под лунным костром

  Дымят костры.

Степь.

  Стан.

    Стон.

      Сон.

        Вой.

Пахнет полынью,

  Мятой,

   Росной травой,

Шерстью бараньей,

  Обозом,

    Навозом,

Сеном, овсом,

  Палениной,

    Войлочным тлением,

      Горелой кониной.

Степь горда.

  Спит орда.

Ханская юрта,

  Как снег, бела.

Поют

  Петухи,

    Перепела.

Звезды

  Бросают сапфиры

Небес шалуну.

  Блещут секиры, –

Ханская стража

  Глядит на луну:

– Ай, якши! –

  Воют собаки

    В тиши.

Около стражи

  Люди в плену.

В колодках у бруса –

  Два дюжих уруса[62]:

Первый,

  Широк да недолг,

  Урус Пашка Волк.

Второй,

  Великан,

    Урус Иван.

Холопы из псарни,

  Телятевского

    Князя парни.

Пытали отвагу –

  С татарами бились

    В крови до колен,

И оба

  Попали в плен.

Степь горда.

  Спит орда.

    Дым да туман.

Шепчет Иван:

  – Ишь,

    Тишь.

      Слышь,

        Не спишь?

Пашка Волк шипит:

  – Чшш.

    Тшш.

      Мшш.

        Не сплю.

Слежу.

  Гляжу

    На стражу.

У стражи

  Страшный вид:

    Стража сразу

      Стоя спит.

Как мертвецы –

  С открытой глоткой. –

Иван зашевелил

  Колодкой:

– А ну,

  Как я их

    Тут схвачу,

      Помчу –

        Да в степь.

Троих снесу.

  Ты стащишь двух.

    Да в дух!

      – А цепь?

– Порву,

  Как пряжу.

    И махом стражу –

В степь.

  Их только пять.

    Домой бы вспять

Да выкуп взять:

  С башки от гнусов

    По восьми урусов

Пленных. Чуем?

  Решайся.

    Не в плену –

      В степи ночуем.

Ну, айда, айда! –

Иван дышал,

  Как конь на деле.

Смеялся Пашка –

  Только зубы

    От луны блестели:

– Куда айда?

  Шалтай-болтай, балда.

Их пять,

  А выскочат –

Сто тридцать пять

  В один удар.

Али не знаешь

  Ты татар?

Ухлопают.

  Обидно станет

Издыхать

  На ханском стане.

Не ерзай глоткой,

  Погоди шуметь

    Колодкой, –

Ужо найдет

  Свой ход

    Живая мышь.

Чуй.

  Слышь.

    Чшш.

      Тшш.

        Мшш.–

Иван замолк,

  Дыша конем.

Замолк и

  Пашка Волк,

Застыл огнем.

  Следят,

    Глядят в туман.

      Ага! Вот нате:

Из снежной юрты

    Вышел хан

В серебряном халате,

  Как в лунном сне.

Хан был один.

  В парче искрился снег,

В чалме горел рубин.

  На пухлом пальце

Звездой играл алмаз.

  Хан совершал намаз:

Перед луной

  Хан опустился на колени,

На коврик

  Голову склонил,

    Как лег на плаху,

И замер

  В шелесте молений

    Небесному аллаху.

Со всех сторон,

  Как тьма ворон,

Муллы кричали:

  – Алла, алла! –

Молнией сверкали

  Секиры стражи.

    – Алла, алла! –

Гром жил

  За степью вражьей.

    – Алла, алла! –

Закончив тихие дела,

  Блистая

    Лунным снегом, хан

Скрылся в юрту.

  Дым. Туман.

И снова –

  Царство снов.

    Лай псов.

Ржание коней.

  Дрожание огней.

    Костры. Шатры.

Степные запахи

  Волной.

Луна свой

  Путь перевела.

Стража сонно

  Бродит под луной.

Баюкают татарки.

  Петухи. Перепела.

Прохлада сочная

  С бахчи.

    Ночная тишь.

Лишь

  Пашка Волк ворчит:

– Ванька, слышь?

  Я те говорил:

    Не суйся

      Сразу в кучу.

А ты свое:

  «Айда, айда,

    Я всех их взбучу».

Бык, хрен!

  Вот и залезли

    В басурманский плен.

Татарва хитра.–

  Иван смотрел

    В тень ханского шатра:

– Мешает цепь погана,

  А шибко хорошо бы

    Сцапать хана –

Упер бы,

  Как подушку

    Во избушку.

Ой, упер бы,

  Уволок!

    До сна ли?

Упер бы,

  И на конях

    Не догнали.

Ханское мясо бы –

  Псам,

А халат одел

  Сам.

А тебе бы, Пашка,

  Сафьяновые сапоги,

    Штаны, рубашка.

А каменья –

  На, возьми, моя Палашка.–

Чесался Пашка:

  – Не жалко хаяского добра,

    А жалко своего ребра.

Ужо шалтай-болтай

  Покуда, а глазом,

    Как змея, води, –

Того гляди,

  Заметят, что не спим, –

    Посадят в яму. Поди,

Вспомянем лихом маму.

  Из ямы-то

    Не выскочишь блохой.

А тут хошь

  Сон плохой,

Да зорко видишь в очи,

  Где пути короче.

Не болтай, не рвись.

  Будь кротким молодцом.

Совет даю:

  Веди себя

    Невестой под венцом,

Такой веди обычай.

  А там глядишь,

    И убежишь с добычей.

Смекай.

  Ты слышь?

    Не спишь? –

Иван сопел сурово:

  – Не слышу. Сплю.

    Смирен ты шибко,

Рыжая корова.

  А может, впрямь

    Моя ошибка,

Что я привык,

  Как бык,

    Рогами тык да тык,

Раз не по мне

  В седле –

    Неправда на земле.

– А ты, –

  Блестел

    Зубами Пашка, –

Не тыкай зря,

  Чуй

    Волю, пташка,

Да боле лбом

  Смекай,

    Учись, урус.

Аль Пашка

  Трус?

    Аль крепок брус?

Аль бел арбуз?

  Учись, урус,

    Где чья берет.

Гляди.–

  Иван

    Разинул рот:

– Ой, дьявол, ловкий,

  Ты без цепей,

    Ты без колодки? –

Улыбался

  Пашка месяцем:

    – Стража спит,

  Как мясо весится..

Ой, без цепей

  Якши! И ты давай,

Глуши в тиши.

  И ты давай. –

Иван пыхтел:

  – А мне что каравай

Размять

  Железа кольца –

Авось да

  Не уколются,

Авось да

  Пожалеют пленника

Железные ерши.

  Ай, якши!

Ишь,

  Тишь.

    Слышь.

      Чшш.

        Тшш.

          Мшш.–

Степь горда.

  Спит орда.

    Ханский ишак

      Ревет, как бес.

Стонет в полете

  Предранняя цапля.

На синем ковре

  Небес

Висит

Драгоценная сабля.

Лают собаки,

  Скребутся от гнуса.

Розовеет

  Ночная чадра.

Ползут два уруса.

  Ползут два уруса.

    Ползут от шатра

      До шатра.

Устало татарки

  С немыми улыбками

Дремлют, поют

  Над ребячьими зыбками:

  «Ай-я-ай.

    Бойся муллы.

  Мулла – повелитель неба.

    Тифтиляу не любит,

  Когда просят хлеба.

    Гиль бахча култы сайт»

Блеют бараны

  В кисейной прохладе.

Кому-то тепло

  Спать в стежёном халате.

Кому-то постель –

  Кукуруза.

Кому-то постель –

  У костра.

Ползут два уруса.

  Ползут два уруса.

    Ползут от шатра

      До шатра.

Выглянут.

  Скроются –

    Снова назад.

Воины

  Троицей

    Стан сторожат:

По трое ходят,

  По три копья,

    По три колчана,

      По три ножа.

Ходят в молчаньи,

  В бараньих чулках.

Стрелы в колчане.

  Собака чутка.

Заря назревает –

  В крови полоса.

В станном сарае

  Растут голоса.

Орда просыпается.

  Тени нежны.

Сабля-красавица

  Лезет в ножны.

Ханская стража

  Трепещет у бруса –

Порваны цепи,

  Как ложь людей.

Ползут два уруса.

  Ползут два уруса.

Ползут к табуну

  Лошадей.

Вот ближе, ближе.

  Ветер игривый

    Треплет и лижет

      Конские гривы

Вот уже запад

  Глазам быстрым нужен –

Чуется запах

  Родимых конюшен.

Кони – как бусы

  На россыпи дней.

Вот уж урусы

  Ловят коней.

Вскочили.

  Айда!

    Пыль да туман.

Ой, беда!

  Чу! Барабан.

Вопли из рога –

  Тревога!

Враги у порога –

  Тревога!

Гам.

  Гон.

    Гул.

Визг.

  Писк.

    Свист.

Топот копыт.

  Топот копыт.

    Топот копыт.

Вихрь

  Грив погони.

Тюбетейки.

  Халаты.

    Кони.

Рыщут

  Култайки.[63]

    Взмыль

    В любом.

Свищут

  Нагайки.

    Пыль

      Столбом.

Гонят татары –

  Халаты – пузыри.

Гонят урусы –

  Степь в крови зари.

Взмыль

  В любом.

    Пыль столбом.

Стукнулись,

  Брякнулись

    Лоб со лбом.

Иван кулачищами

  Бац да бац

    В удар.

Пашка каблучищами

  Раз да раз

    В угар.

Навалилась куча

  Разгневанных татар.

В кучу гнева, ярости,

  В кашу ног и рук

Свалились от усталости

  Урусы с другом друг.

Зубы щелкают.

  В крови кулаки;

Рявкнул Иван:

  – Стойте, дураки!

Яхши барыш алтын.[64]

  Гурта-бурда,

    Стой, орда!

Селям меликем![65]

  Здравствуйте!

В зубы тын –

  Яхши алтын.

    Пешкеш[66] даю:

Штаны,

  Рубашку

    И в придачу Пашку.

Ашай

  Джинджя буса[67] –

Жрите

  Пашку уруса,

А меня не тронь.

  Яхши? –

Иван гоготал,

  Как конь:

  – Ой, яхши барыши:

Кости да говядина на шши! –

  Пашка ржал

    В лебеде́:

– Ой, люди, люди-лебеди!

  Словили язя,

    А жрать нельзя.

Морды в кровище,

  Лапы в кровище –

Смехота-грехота

  В логовище.

Стой, орда, не кусайся!

  Авось, не усвищем,

Раз изловили

  Двух зайцев,

Давайте мириться!

  Яхши?

Мы – не князья,

  Вы – не ханы,

    Брюханы.

Мы – княжьи собачники.

  И сами псы.

Вы – ханские рачники.

  И тоже псы.

Ваша берет –

  Наша дает.

    Ваша дает –

      Наша берет.

Ой, якши маемся,

  Лаемся, псы.

Князь берет –

  Хан дает.

    Князь дает –

      Хан берет.

А нам с вами –

  Аллах да богородица, –

Ни хрена

  Не приходится. –

Татары хохотали,

  Как горох катали:

– Ай, якши урус!

  Урус! Шайтан!

Урус Пашка!

  Урус Иван!

    Ай, якши шайтан! –

Прохохотались татары.

  Обмотали урусов

Ремнями

  Почти до колен –

Теперь никуда, мол,

  Не денутся –

И в кружеве лент

  Потащили младенцев

Снова

  В свой плен.

Как морем

  С горем ехали –

Гребли

  В сто двадцать спин.

Рабам

  Грести потеха ли –

Греби,

  Не жри, не спи.

А море то

  Большущее –

Лишь небо

  Да вода,

Да волны –

  Пасти щучии, –

Да жгучая

  Беда.

Молчи, Иван,

  Греби, Иван,

Да думай,

  Пленный раб:

Поднять бы

  Рабский караван,

На бунт

  Поднять пора б.

Сто двадцать

  Дуг бы

Разогнуть,

  Расправиться веслом,

Да в двести сорок

  Рук бы

Гнуть – башки

  Снести на слом.

Но вот досада:

  Русских тут

Иван да

  Пашка Волк,

И будет тут

  Им двум капут,

И бунт сгорит

  Не в толк.

Невольники

  Все разные,

Врозь

  Их языки.

Потные да грязные,

  Как в избах косяки.

А кожа их,

  Копченная

Под солнцем

  Да кнутом,

Блестит,

  От пота черная,

В молчании

  Крутом.

Гребут,

  Гребут невольники,

Секут

  Морскую степь.

Куда тут

  Свою боль ни кинь –

Кругом

  На шее цепь.

Надсмотрщики,

  Как звери, зло

Глядят

  На гребь рабов.

И тонет

  Рабское весло

В крови

  Морских гробов.

Не каждый

  Греблю вынесет,

А дохнуть

  Заодно, –

Без дружества,

  Без выноса

Ложись

  Навек на дно.

Сто двадцать спин

  Гребут, молчат, –

Сто двадцать

  Жизней мрут,

С глазами

  В западне волчат

Влачат свой

  Рабский труд.

Гребут,

  Галера не легка.

На кожах

  Пот – роса.

Играет

  Ветер в облаках,

Вздувая

  Паруса.

Гребут. Торчит

  Товаров горб –

Шелков,

  Вина, ковров.

Купец, хозяин,

  Толст и горд,

Живет

  Средн даров.

Ему. купцу,

  Как взмах гребцу, –

Кругом лишь

  Барыши.

А потому

  Лупи, рубцуй, –

Рабы ль

  Не хороши?

Гребут. Купец,

  Яхши-амбул[68]

За каждого

  Раба

Получит

  В городе Стамбул

Верблюда

  В два горба.

Сто двадцать спин

  Уйдут в карман.

И будет

  Он богат,

Когда

  Верблюжий караван

Отправит

  На Багдад.

Купец завзятый

  Хайреддин

Гребцов

  Нещадно жал –

Над сердцем

  Рабским впереди

Держал он

  Свой кинжал.

Так два врага –

  Купец и раб –

Таились,

  Зла лютей,

Чтобы росла

  Вражды гора б

Взъерошенных

  Людей.

Так два врага

  Делили дом

В борьбе

  За кровный страх,

Чтобы когда-нибудь

  Потом

Сразиться

  Насмерть, в прах.

Так два врага:

  Иван один,

Телятевский

  Холоп,

Другой –

  Богатый Хайреддин.

Брюхатый

  Остолоп,

Смотрели оба

  На простор

Своих надежд

  И дней.

Галера шла

  Через Босфор

Среди

  Вершин теней.

И каждый

  Думал про свое,

И жизнь волок,

  Как вол.

И каждый метил

  Вдаль копье.

Босфор

  Галеру вел.

Сто двадцать спин

  Хотели знать,

Зачем гребли,

  Куда,

Ведет куда их

  Новизна –

Босфорская

  Вода.

И вот

  Галера

    Вышла из ворот.

Гребцы,

  Взмахнув

    На поворот,

Открыли

  Рот, как грот:

Стамбул яхши!

  Стамбул краса!

Разлив

  Морских дорог.

Горят

  Цветные паруса

На глади гавани,

  Где Рог,

Где Золотой

  Чудесен Рог,

Среди струн мачт

  Прозрачен, строг.

– Стамбул яхши!

  Стамбул яхши! –

Кругом в ушах

  «Яхши» шуршит.

Галеры

  Тысячами в ряд

Уткнулись

  К городу носами,

Где полумесяцы

  Горят

В лесу мечетей

  Вверх усами.

Где город

  Солнцем-серебром

Раскинут

  Бархатным ковром,

В цветах

  Затейливых умов,

В узорах

  Улиц и домов.

Где в пестроте

  Людской реки

Турецких фесок

  Кровь бурлит,

Чалмы,

  Тюрбаны, башлыки.

Арабский шелк

  Муллов-улит[69].

Верблюжья шерсть

  И шерсть ослов.

Чадры. Тюки.

  Волы. Арабы.

Народов смесь.

  Гул резких слов:

– Эй, хабарда[70],

  Идут рабы!–

Яхши Стамбул!

  Блестят глаза

Купцов,

  Торгующих рабами.

Для них Стамбул –

  Сплошной базар,

Ковер, растянутый арбами.

  – Эй, хяль бурда![71]

  Скорей иди! –

Гляди: к груди

  Прижавши перстень

    с изумрудом,

Перебирая четки,

  Хайреддин

    Идет с товаром –

Рабским грузом.

  Сто двадцать тел,

Из бронзы литых,

  Отборных

    Молодых гребцов

Стали

  На рыночные плиты

На зависть

  Алчную купцов.

– Эй, хяль бурда!

  Товар яхши!

Эфенди![72]

  Сам аллах

    Их сделал –

Торгует Хайреддин.

  Сбежались торгаши,

Прикидывают:

  Сколько с тела?

Ай, рабы яхши!

  Ай, хороши!

Но вот один,

  Как Магомет,

Прекрасен

  Счастием примет:

Могуч, красив,

  Отвагой дышит

И гордо

  Голову свою

Он держит

  На плечистой крыше.

Яхши урус!

  Урус не трус:

Готов,

  Как вшей,

Давить

  Брюхатых торгашей.

Рычит

  На жирные башки:

– Не подходи,

  Не тронь!

Не то я ногтем-когтем

  Выпущу

    Султанские кишки

И тут же на базаре

  За гроши

Спущу брюшины,

  Ай, яхши!–

И Пашка,

  Рыжий Пашка тож,

Знай подтыкает

  Ивана

    В прочные бока:

– Ох, дай мне нож –

  Зарежу

    Любого торгаша-быка!

И в перву голову

  Зарезал бы падину –

Нож вместе

  С кулаком всадил я

  В брюхо Хайреддину

Да поволок на плаху

  К ихнему аллаху:

На, мол, получи

  Вонькую образину.

Аллах бы только

  Рот разинул.

Я бы и аллаха

  Раскатал –

Ишь продают нас,

  Как скота!–

Иван скосил глаза,

  Сказал:

– Сто двадцать нас

  В единой куче.

Да там запас

  Таких же рабьих рук,

Да нищих тут

  Голодный круг, –

Не знатно ль было бы

  В кровавой буче

Сорвать башки

  Купцам покруче

И на галерах бы

  Махнуть

Домой обратно

  Морем в путь.

И там поднять кабы

Холопов бы,

  Медведей, на дыбы. –

Пашка брюхо почесал –

  Не поверил в чудеса:

– С чем пойдем мы на врагов,

  Когда нет у нас рогов?

Ни рогов-рогатины,

  Лишь язык ругать иных

Да пустые кулачишки.

  А у них –

    На саблях шишки,

За поясьями ножи,

  У охраны бодажи,

Копья,

  Стрелы, бурдажи.

Вот и сунься,

  Докажи. –

А народ –

  Утиный сброд:

Где какая сторона –

  Не поймешь тут ни хрена.

Все черны

  Тут человечки,

Будто

  Вылезли из печки.

Ерепенятся, кричат

  Наподобие галчат:

  – Хяль бурда! Люля-кебаб!

  Лаваши! Кишмиш!

Долма! Нажрап![73]

  Яхши, эфенди, раб!

Кому раба за ишака?

  Яхши мой раб, шакал:

Из Палестины

  Пришагал

Без пищи, без питья араб.

  Яхши товар –

    Мой раб.

Люля-кебаб!

  Люля-кебаб!–

Торгуют. Варят.

  Пьют. Едят.

И тут же

  Продают ребят.

Яхши Стамбул!

  База в дыму:

Баранов

  Жарят на мангалах.

Шашлык кому?

  Рабов кому?

Кому вина

  В бокалах?

В кофейнях шум,

  Халатов шелк.

Кальяны

  Курят гости,

Базар от пыли,

  Дыма желт.

Купцы

  Играют в кости.

Арабы продают

  Духи – калям.

Фату отмеривают

  Персы. Локти – мера.

Дервиши

  Поют селям[74] –

Стихи

  Хайям Омэра.

С жемчужными дарами

Открыв

  Слоновые ларцы,

Меняются коврами

  Венецианские купцы.

Янтари – у греков.

  Кувшины – у индусов.

У турков – перец и бобы.

  Яхши Стамбул

Восточных вкусов!

  Жесток базар,

    Где вопль – рабы.

Где боль

  Невольников густа,

Как с кровью

  Сжатые уста.

Яхши Стамбул!

  Жесток Восток,

Где рабство женщины

  За каменной чертой

Сокрыто,

  Как ее лицо чадрой.

Где Рамзиэ?

  Где Саадэт?

  Где Черибан?

Таит

  Султанская столица

Их женские

  В гаремах лица.

    Чу! Барабан.

Хан Хайреддин

  С зурной и танцами

И с бурдюком вина,

  Купцов среди,

    С венецианцами

Идет к рабам,

  Звеня султанцами.

Закончив сделку,

  Под свистелку

Хан Хайреддин –

  Базар яхши –

Подсчитывает барыши,

  Набитые с горбов

За проданных рабов.

  Яхши гребцы!

Под танцы

  Всем диваном

Любуются Иваном

  Венецианские купцы:

– Эль белло кабалеро![75] –

  И живо Ване

Имя дали:

  Джиованни.

Ну, Джиованни, ладно.

  Иван просиял

    Устало,

Как будто бы ему

  От этого

    Вдруг легче стало.

Скорей бы

  В путь иной

Жизнь новизной обула,

  Скорей бы да скорей

В даль яростных морей

  На парусах

    Подальше от Стамбула.

Туда, в моря,

  В размашные просторы

Воды и крыльев лебедей,

  Где жизнь

    Вздымает волны-горы

На горе

  Или счастие людей.

Где мир открыт,

  Как новые ворота,

Для таких

  Неслыханных гребцов,

Которым

  Для холопского народа

Не жаль голов

  И золота купцов.

Туда – в моря!

  Глаза его пылают –

Поверх мечетей

  Месяцем горят.

Туда – в моря!

  Вся быль его былая –

Для пушки

  Изготовленный снаряд:

Взорваться бы,

  Раздаться громким громом,

Встрясти луга людей

  Кровавым днем.

По княжеским,

  Помещичьим хоромам

Сверкнуть бы

  Пожирающим огнем.

Туда – в моря! Там,

  В чужедальних странах,

Поди, ведь там

  Такие же рабы

Шпыняют по местам

  В обутках драных.

И много их,

  Как гречневой крупы.

Вздыбить бы всех…

  Взвивались мысли,

Когда Иван

  К галере шел,

Когда рабы

  В раздумье кисли

Под розовый

  Заката шелк.

И даже рыжий

  Пашка Волк,

Потягивая носом

  Сырость моря,

Нахмурился,

  Как вечер, смолк,

С неведомой судьбой

  Своей не споря.

Лишь думал:

  «Где это Венеция,

Заморская страна,

  И долго ли вертеться я

Буду

  На волнах?

Где эта Венеция,

  Какого рубежа?

Хотел бы

  Приглядеться я –

Нельзя ли

  Убежать.

В рабах,

  В холопах, в дураках

Не хочется

  Тужить,

А хочется

  На берегах

Оттачивать

  Ножи

На этих, кто

  Казной богат,

У кого –

  Копье.

На этих, кто

  Пирует, гад,

И кровь,

  Как брагу, пьет.

На этих…

  Ишь, они, купцы,

Под хайреддиновские

  Танцы

Идут в галеру,

  Чтоб гребцы

Орали им:

  «Венецианцы!»

На берегу

  В тряпье народ

И дервиши

  Хайям Омэра,

Открыв стамбульский

  Ржавый рот,

Кричали:

  – Ай, яхши галера! –

Рабы.

  Ковры.

    Тюки.

      Гашиш.

Вино.

  Из шелка паруса.

Купцы.

  Скот.

    Стражники.

      Паши.

Венецианская

  Краса.

Сарай-вар-бар-амбар.

  Любуйтесь,

  Потные муши[76]

За лаваши

  Сгрузившие товары

Храбрейшим рыцарям

  Креста, меча

    И рабьего бича.

Закат в Стамбуле

  Густ, широк,

Как кровь

  Шахсе-вахсе[77].

Вся гавань

  Золотой Рог

Глядит

  Ковром на всех.

В лесу мечетей,

  Мачт, снастей

Блуждает

  Ночи синь,

Из кручи туч

  На круг гостей

Глазеет

  Лунный апельсин.

Галера дрогнула.

  Все враз

Три сотни

  Спин гребцов

Взмахнули хлестко

  Под приказ

Рапировавшихся

  Купцов.

Прощай, базар,

  Турецкий берег,

Огни домов!

  Стамбул-гора,

Теперь тебе

  Рабы не верят,

Как в твой

  Изглоданный Коран.

Теперь рабы

  Иную веру

Почуяли

  В руках, в груди, –

Они бы

  Эту же галеру

Могли бы

  В праздник обратить.

Об этом думы.

  Ночь густа.

Чернее ночи

  Бродит стража.

Молчаньем

  Скованы уста.

Тьма, Бездна.

  Копоть, Сажа.

Три сотни тел

  В поту, под хрип

Гребут и море

  Рвут на части.

От стона – гул,

  От весел – скрип.

От ветра

  Хлещут снасти.

Купцы в покое –

  Спят в шатрах

Под серебром

  Морского месяца.

Лишь дикий ветер,

  Будто страх,

В шатры порывом

  Гнева метится.

Иль то не ветер,

  Дик и пьян,

Гуляет

  В будоражном споре:

Задумал думу

  Раб Иван –

Поднять рабов,

  Как бурю в море.

– Ужо взгребем, –

  Грузя весло,

Шептал холоп

  В затылок Волку, –

Чтоб жизнь

  Привольную несло,

Как в половодье

  Носит Волгу.

– Ужо взгребем! –

  Метался Пашка. –

Кишки купцов

  Развесим всласть.

Тогда лети

  На волю, пташка,

Знай подымай

  Холопью власть.

– Ужо взгребем! –

  Под ветер воем

Рычал Иван. –

  Терпеть нельзя:

Рабам осталось

  Жить разбоем,

Раз так живут

  Купцы, князья.

В Москве, в Руси,

  В орде татарской,

В стране турецкой

  Да и тут,

Как на конюшне

  На боярской,

Один под кнут –

  Капут,

Одна арба,

  Гляди: зверина-стражник

Бьет раба.

  Раб – турок.

Нет, стой, не дам!

  Раб – не окурок.

    А нам не страшно,

Нас тут – груда!

  Эй, хабарда![78] –

    Пашка хрипел:

– Терпи, терпи покуда!–

  Иван орал: – Пора! Пора! –

Волк выл:

  – Терпи пока!

    Не съешь быка

      Без топора.

– Пора!

  – Нет, не пора!

Рабов зря

  В раж не кинь.

    – Эй, хабарда!–

Вбежали стаей

  Стражники

С бичами да копьем.

  Дерут, орут:

    – Убьем! Убем! –

Начальник крикнул:

  – Эй, Джиованни, горе!

Помни о смерти –

  Memento mori![79]

Греби!

  Финита![80] –

    Снова тишь.

Слышь –

  Бьет за волной волна.

    Горе нищим.

Тишь. Лишь

  В облаках луна

Вытаскивает

  Нож из голенища.

Купцы в покое –

  Спят в шатрах,

Где тень,

  Как тигр, легла.

Гуляет ветер,

  Будто страх.

Кругом морская мгла.

В зеркальных мастерских

  Зеркальный блеск

Тускнее дум

  Рабов – пора б

Туда,

  Где волн морских

Шумящий плеск,

  Туда зовет

    Восставший раб.

К галерникам – туда б.

  Там слышен бунт.

Венеция в тревоге.

  Иль это мнится?

Шум морей?

  Молчит свинцовый

    Свод-горбун.

Охрана – на пороге.

  И мастерские,

    Как темница: –

В решетках окна,

  Пыль веков,

    Молчанье,

      Гулкий звон оков.

В жаре, раздеты

  Догола́,

    Рабы шлифуют зеркала

Рабы муранского стекла.

  Жара.

    В горячий вечер

В горле зной

  Стоит

    Тупым куском:

Африканский ветер

  Гонит в окна

    Зной с песком.

Жара.

  В венецианских зеркалах

Мельканье рабских рук, –

Вся жуть

  В бесчисленных телах

    Отражена вокруг

На всю Венецию

  Палаццо[81], островов

    (их более чем сто),

Сплошных каналов,

  Двух сотен площадей,

    Четыреста мостов.

На всю республику

  Святого Марка

    Папской веры,

Где ныне стало

  Слишком жарко:

    Торговые галеры

Объяты

  Рабским бунтом

    На море и в порту.

Венеция живет

  И спит будто

    С ножом во рту.

Мятежный дух,

  Как африканский ветер,

    По узким улицам домов

Снует десятый

  Знойный вечер

    И будоражит гладь умов.

Снует

  По мастерским изделий

    Мозаики, муранского стекла,

Слоновой кости,

  Мрамора,

    Шелков,

      Свирелей,

Железа, кож, свинца.

  Рычит,

    Где кровь текла

Рабов,

  Как слезы

    Смертного конца.

Мчит

  По каналам

    К гондольерам,

Стучит

  По тюрьмам,

    По мостам,

Бежит

  По трепетным

    Галерам,

По всем

  Обиженным

    Местам,

Где только раб,

  Бедняк

    Иль нищий

Отрады

  В бунте

    Жадно ищет.

И всюду

  В пестроте названий

Зачинщиков,

  Кто дерзок и умен,

Несется

  Имя

    «Джиованни»

Среди

  Волнующих

    Имен.

Героями

  Толпа не обеднела:

В часы восстаний,

  Памятью горя,

Вспоминаются

  Томазо Кампанелла

И лик Дольчино –

  Сердце бунтаря.

Десятый вечер

  В дрожи

    Дожи,

Совет патрициев,

  Суд инквизиции,

    Сенат.

Папская Венеция

  Потрясена!

Монахов

  Яростная арка

Кишит

  В негодованьи:

В республике

  Святого Марка

Рабский бунт.

  И кто он,

    Джиованни?

Раб –

  Дьявольская лапа!

Спаси, Христос!

  Мадонна!

    Папа!

Проклятие рабам!

  Проклятие!

И всем,

  Кто к ним пристал!

С мольбой монахи

  Взирали на распятие,

На золотое

  Изваяние Христа.

    Проклятие!

В палаццо дожей ли

  Не скрежетали:

    – Дожили!

Неблагодарный раб!

  Какой-то московит,

В Стамбуле

  Купленный купцами.

На подлость

  Смел и мозговит,

Затеял

  Бунт с гребцами.

Чума Руси!

  Взбесившийся пират!

Разбойник!

  Сатана морей!

Удава сын!

  Гиены брат!

Дикарь из дикарей!

  Бунтарь из бунтарей!

Послать войска

  Сегодня же, скорей.

Схватить всех

  Рабских главарей.

Иначе бунт

  Не в меру разгорится и

От клыков рабов

  Первыми падут

    Купцы, патриции.

Меч у виска.

  Послать войска!

Рука

  Инквизиции вольна –

Венеция

  Еще сильна!

Memento mori!

  Горе!

    Дышать от бунта нечем. –

Десятый вечер

  Трибунал

    Рабов с галер

      По тюрьмам гнал,

Пытал, казнил,

  Железом жег,

Сажал

  В отравленный мешок.

Memento mori!

  Кольцо купцов,

Совет патрициев,

  Монашество, сенат

Мстили

  Бунтарям сторицею.

Венеция потрясена!

  Во всех углах

Тоской

  Светила броско

    Мадонна-дева.

В муранских зеркалах

  Кривилась роскошь

    Страстью гнева:

Хотелось

  В гибели рабов

    Увидеть вновь

      Игру каналов,

Вино

  Мессинских погребов

    И блеск любовных

      Карнавалов.

Хотелось оргий, –

  После крови

    Забыться

      В шелковых лучах.

Патриций зоркий,

  Вскинув брови,

    Победы ждал

      От палача.

Не в первый раз

  Рабы вскипали,

    Как пена

      Штормовых морей.

И те рабы

  На плаху пали –

    Скосила сила

      Бунтарей.

Memento mori!

  Силы в споре –

В смертной встрече

  Двух злых врагов.

Десятый вечер

  Мечет море

У венецианских берегов

  Галеры в пасти,

Рвутся снасти,

  Как бьются

В волнах голоса.

  Галеры в куче

На зыбкой круче

  Пластают

В драке паруса.

  Галеры стаей,

    Вдруг вырастая,

      Как кони,

Лезут на дыбы.

  Галеры с боем

Гремят прибоем,

  И тонут с воем

Войска, рабы.

  И каждый гибнет

В вихре-гимне,

  И вместе –

Смешанным огулом.

  По-зверски шторм

Обильный корм

  Швыряет

Бешеным акулам.

  Кто – где.

    В воде?

Не всё ль

  Одно.

Кто – где.

  В беде?

Идет

  На дно.

Расправы шторм

  Клыки оскалил –

Дрались

  Отчаянно гребцы,

И там.

  Где волю лет искали

Нашли

  Мгновенные концы.

Кто – где.

  В воде?

Крутая

  Тьма.

Кто – где.

  В беде?

Кругом

  Тюрьма.

Во тьме,

  В тюрьме,

    В ночном ряду

Промокших тел

  Горячий гул

    Гудел

      В бреду

Огня желаний:

  – Эй, Джиованни,

Бунт не кончен.

  Рабы во тьме,

    В тюрьме,

На дне морском,

  В земле ползком,

В клещах

  Смертельной боли,

Рабы

  Останутся всегда

    Гребцами воли.

Эй, Джиованни!

  Шторм вокруг.

    Кто – где.

      В беде?

Ты где,

  Наш кровный друг?

Ночь тень несла,

  Гондолы тень,

Да блеск весла

  И зла.

Гондолы тень

  В тюрьму везла

Тень черного посла.

  Высок он

Был,

  Когда входил

    В железные врата.

Из окон пыл

  Очей следил –

    Что дверь не заперта,

Что страж один

  У страшных врат.

И страж был

  Тих и тайно рад,

Когда к нему

  Тень тех очей

Припала

  Для речей:

– Ты знаешь сам –

  Люблю его.

И жизнь

  Ему дарю.

И ты люби.

  И вместе мы

Поможем

  Бунтарю.

Ты знаешь сам,

  Что через час

Он будет

  Здесь казнен.

Он ждет меня,

  Он верит в нас –

И мы его

  Возьмем.

Вода черна,

  Как я – верна,

Ты нашим

  Счастьем будь,

И мы, как

  Легкая волна,

Уйдем

  В далекий путь.

Ты видишь сам –

  Слепая ночь

Не зря

  В крови молчала.

И мы должны

  Спасти, помочь.

Гондола

  У причала.

Смотри:

  Под мантией я – страж.

Останусь

  Я у врат.

Ты форму стража

  Ему дашь –

Он выйдет

  Без преград.

Иди, наш

  Верный друг, молчи.

Останусь,

  Чуть дыша.

Пускай

  Тяжелые ключи

Хранят

  Ваш каждый шаг.

Иди, скажи:

  Мария тут

Дрожит,

  Как гонга медь.

Когда на казнь

  За ним придут,

Мы будем

  Звездам петь

И плыть

  В ночной тиши.

    Иди. Спеши. –

И страж ушел.

  Мария-Коломба

    Скинула черную

      Мантию прочь,

Стала каменным

  Стражем у врат,

    Где фонарь караулил

      Тюремную ночь.

Чу! Гондола к темнице –

  Плещут волны канала.

    Тень за тенью таится:

Это судьи

  Ползут –

Инквизиторский

  Суд –

Это судьи

  Идут трибунала.

Мария тяжелым ключом

  Отворила железную дверцу,

Надавила холодным плечом,

  Как мечом

Провела

  По холодному сердцу.

Трибунал миновал –

  Ушагали, шурша

    Алым шелком

Палаческих мантий.

  Трепетала душа –

    Колебались весы

На груди бытия,

  На приколотом банте.

Надеждами

  Били в башне часы.

Здесь минуты –

  Как счастье подарка.

Удары часов

  Улетали, как голуби

    С площади Марка.

Время, спаси!

  Чу! Стук шагов.

    Это – они!

У Марии глаза –

  Золотые огни,

И сердце, как птица

  В апрельские дни.

Откройся, темница!

  Это – они!

– Джиованни!

  – Мария! –

Два возгласа вдруг

  Замерли счастьем

    В сплетении рук.

Скорей же, скорей

  От тюремных дверей,

    От зверей.

Гондола легка.

  Звезды – вместо огней.

    Сил горячих не жаль.

А ты, ночь, ты

  Укутай плотней гондольеров

    В широкую шаль.

Воля –

  Жгучая власть,

    Беспредельная высь,

Солнцем сыплет

  Заботы иным.

И гондола неслась,

  Как счастливая мысль,

    По каналам,

      Рабами сработанным.

– Кто тут гонит? Эй, стой! –

  Орали с мостов

    Караульные псы с фонарями.

Джиованни кричал:

  – Видишь, стража

    Походных крестов

      Занята бунтарями!

От них

  Некуда деться и

Некуда деть их:

  Ныне в рабской Венеции

Бунтари –

  Даже дети.

Пахнет бунтом

  У каждых дверей.

    Эй, сеньоры, нет ли у вас

      Из таких главарей? –

Караульные

  Лаяли в тьму:

    – Их свалили,

      Как рыбу, в тюрьму –

Судьи их потрошат.

  У раба Джиованни,

    Наверно, душа

      От клещей

Пошла

  К дьяволу в гости,

    Где жизнь

      Для рабов хороша.

Будет он

  Помнить Венецию

    Дожей! –

Джиованни смеялся:

  – И Венеция – тоже. –

Гондола неслась.

  Воля –

    Жгучая власть.

Только брызги

  Алмазным хвостом

Сверкали в канале

  Под каждым мостом.

Молчали да гнали.

  И только потом,

На разливе в порту.

  Стало легче

    Ретивому рту.

Иван небом,

  Как хлебом, вздохнул:

– Ххо, пираты на воле,

  На море! А звезды?

Как зерна посеяны в поле.

  Ой, хорошо бы

    Домой

      Полететь

        Соколом бы! –

Иван – ну

  Как земля на луну –

    Посмотрел на любовь,

      На Марию-Коломба:

– Мария, ты – радуга,

  Спасенье мое!

    Вижу – ты рада.

Рад и друг Онорато.

  А я уж так рад,

    Как в саду виноград.

А в саду винограду

  По горло полно.

Не жизнь –

  Золотое вино.

Не море качает,

  А сам я весь пьян:

От казни спасли вы!

  Я самый

    Счастливый

      На свете Иван.

И светел мой след

  От весла.

Я снова

  Родился на свет –

Ты, Мария,

  Меня принесла,

Будто мать.

  Мы на воле,

На море,

  Нас не догнать,

    Не поймать.

Уплывем на размашку,

  Как ветер в степях.

Жаль только Пашку –

  Сидит он в цепях.

Ну, авось да сорвет пелену –

  Бывалое дело

    В татарском плену.

А я вот

  В раздольи, на воле.

Мария – любовь,

  И ты, друг Онорато,

Мы – в гондоле,

  На вольной воде,

В красной доле.

  Пора-то,

Пора!

  Жизнь острей топора.

Вчера – раб под купцом,

  Вчера – конь под дугой,

А теперь – молодцом:

  Я родился другой

Да с мозгами по пуду.

  Пропаду,

    Но рабом

      Никогда я не буду.

Клянусь!

  Пылью неси

    Меня в дали!

Ветер,

  Башку мне сорви!

Волны морские,

  Вы сами видали:

Девять дней мы

  Пластались в крови,

Девять дней мы

  Тонули гробами.

Дрались,

  Помирали

    С рубцами на теле, –

Мы не хотели

  Жить больше рабами.

Не будем – клянусь!

  Прям и ясен

    Путь мой,

Думы

  Волей болят:

    Полетел бы домой

      На родные поля.

Клянусь!

  Я бы поднял

    Холопскую Русь

      На дыбы,

Запалил мятежом.

  И у нас там – рабы,

    Мужики под ножом.

И у нас от беды

  Крови ало:

На Руси все

  Бунтуют немало.

Эх, домой бы,

  Домой сгоряча –

    Не жалел бы

      Крутого плеча,

Не гулял бы,

  Где горе-трава,

    А колол бы

      Бояр на дрова.

А бояр у нас

  Да патрициев с сечкой,

    Как тараканов

      За печкой.

Сам жил

  У князя псарем,

    Знаю, как жить

      Под царем.

На Русь

  И погоним мы

    Быстрее птицы –

Скорей бы

  Добраться

    До русской границы.

Домой!

  А дом мой,

    Ой-й-й,

      Палаццо!

        Дворец!

Ой, штаны мои

  В латцах,

    Ой, еда – огурец.

Мария!

  Смотри – я,

    Ой, буйная волна.

Мария!

  Смотри – я,

    Ой, пьян я да без вина.

Ишь, она, ночь-то,

  Прочно бережет.

Очи-то точно

  Целуют бережок.

Ищут нам дорогу,

  Счастливую для ног,

Чтоб горькую тревогу

  Берег скрыть помог.

Авось, да не догонит

  Камень из праща.

Морские гривы-кони,

  Галеры, порт,

    Прощай.

Пришел рабу

  Конец, и я

Уйду

  В приволье дней.

Прощай,

  Страна Венеция –

Тюрьма

  Слепых огней.

    Прощай. –

И ночь

  В густую шаль тепла

    Окутала троих,

Дорогой

  Тайной повела

    Легко и мудро их.

И ночь

  Им стала дня ярчей.

    Сердца – остры мечи.

И небо

  Звездами очей

    Бросало им лучи.

Жизнь на мечах!

  Мчи!

На рабских плечах

  Палачи.

    Жизнь, мчи.

Молод и бледен

  Лицом восковым,

Взволнован

  Боярин Молчанов, –

Вести летели

  Из шуйской Москвы,

Как стрелы

  Из полных колчанов:

В Польше Димитрий!

  С ним

    Князь Шаховской –

Царевича

  Крестный

    Отец, воевода.

В Польше Димитрий!

  Не царь

    Воровской,

А истинный

  Царь и

    Заступник народа.

В Польше Димитрий! –

  Вихрем молвы

Несется

  С российской границы,

Будто жизнь

  Венценосной главы

Именно

  В Польше хранится.

Желанные вести!

  Но краше вестей –

Прибытие в Польшу

  Желанных гостей

Из Венеции.

  Молчанов взволнованно

Смотрится в зеркало:

  Лицо и парчевый наряд

Счастьем надежды

  На царство горят

В тоске

  По московскому трону, –

Чем он хуже царя?

  Ну, авось да

    Наденет корону.

Ведь расстрига

  Сумел же,

    Залез на престол, –

Чем он хуже

  Расстриги?

    Но расстрига – осел.

Влез в цари

  Купец Шуйский –

    Вонь от шубника.

Чем он хуже

  Купца

    Иль любого заступника?

Все дураки –

  На престол

    Лезут зря.

Но он не дурак.

  Он знает,

    Какого царя

Жаждет

  Русский

    Голодный народ.

Хочет Димитрия,

  Как хлеба в свой рот.

Димигрий –

  Заступник

    Голодных, сирот,

Святой

  Из царей,

    Покровитель

Холопов,

  Крестьян и

    Псарей.

Димитрий – гроза

  Для бояр и

    Князей,

Ненавистник

  Торговых

    Друзей,

      Богатья.

Димитрий – спаситель

  Руси бытия.

Молчанов

  Пред зеркалом

Вертится мельницей,

  Ловкой рукой

Сыплет,

  Как снегом,

    Обильной мукой.

Вертится,

  Тает

    От бурных вестей,

Ждет,

  Поджидает

    Желанных гостей.

Князь Шаховской

  К ним

    Поехал навстречу.

План шутовской –

  Одурачить их

    Речью,

Словами,

  Дарами

    Святого царя,

Облапошить

  Живей

    Бунтаря, –

На славе ль

  Его

    Оплот не ковать,

Бунтаря

  Джиованни

    Болотникова?

О таких

  Слава

    Быстро бежит.

На Руси

  Он –

    Великий мужик:

От Венеции,

  Южных

    Морей

До Москвы,

  До кремлевских

    Дверей,

И по всей

  По Руси

    Его имя спроси –

Знают все.

  Это он

    У заморских лагун

Поднял

  Рабский

    Неслыханный бунт.

И теперь

  В полях –

    Песня весенняя:

Весь

  Мужицкий

    Табун

Ждет

  Ивана домой,

    Как спасения.

Иван

  И

    Димитрий –

      Вот

        Имени два,

На Руси

  От которых

    Трещит

      Голова.

Но больше

  Трещит

    От Иванов.

Вот

  Почему так

    Взволнован Молчанов.

Он

  Да Иван –

    Обольщенья туман:

Отовсюду

  С российских сторон

    Ему чудится

      Сладостный трон,

Звон церквей,

  Торжества,

    Золотые пиры.

И никто его

  Пухом

    Не тронет, –

Он вокруг

  Раздает

    И чины, и дары.

Он, Молчанов,

  В короне

    На'троне.

И так

  Это просто –

    Рукой по мазку.

Только

  Болотников

    Взял бы Москву.

А там уж

  Покажет

    У царских дверей,

Что может быть

  Гаже

    Воров-бунтарей.

Молчанов

  Пред зеркалом

    Терся с тоской,

Как вдруг

  Появился сам

    Князь Шаховской:

– Гости приехали!

  Свиту нашел.

    Нанял на час оборону.

Всё хорошо.

  И даже достал на денек

    Небольшую корону.

Надевай.

  Вот и царь!

    Ой, пригож!

На Димитрия ты,

  Как на кралю, похож-.

    Ну да ладно.

Наше дело потом

  Козырять животом.

    А сейчас воскури

      Вокруг ладан.

Надо, чтоб

  Пахло не щами,

    А святыми мощами.

Пан Супневский,

  Плешивый,

    Взял за свиту

      Сто злотых, паршивый.

         Пся крев.[82]

– Каков же

  Холоп мой

    Болотников? –

Боярин спросил,

  Отражаясь царем

    Изо всех бледных сил.

– Ну и парень –

  До неба касается!

    А жена, ох и баба –

      Морская красавица!

Тебе бы такую

  В перину на барство –

    Плюнул бы ты

      На московское царство,

        На престол, на законы.

Глаз бы

  С нее не сводил,

    С такой

      Чудотворной иконы.

Не вышиб

  Из сердца

    Колом бы

      Этой Марии-Коломбы.

Ну и бабы

  В Венеции –

    Одна любовь

      В сердце – и

        Пропадай:

Вся жизнь

  Разорится.

    Вот бы тебе

      Да такую царицу!

Али ты

  Не отчаянный

    В царском пиру? –

Крикнул Молчанов:

  – Ужо буду царем –

    Отберу!

      Зови свиту, князь.

        Начнем, благословясь.

Сердце бьется

  Шибко броско.

Помогайте,

  Иезус,

    Матка боска![83] –

Шаховской

  Перед окнами

    Поставил коней,

      Оборону.

Молчанов

  Еще раз

    Взглянул на корону,

      На крест на груди.

        Ну, царь, гряди!

Свита явилась

  В шелках голубых,

    Отороченных мехом.

В шапочках,

  В перышках лбы.

Пан Супневский –

  С доспехом.

Пан Стрижевский,

  Гембицкий,

Янковский,

  Закржевский,

    Другие.

Одежды

  И сабли

    На всех дорогие.

Кверху усы.

  Все молодцы.

    И все – подлецы.

Князь

  В пояс кланялся,

    Крови густей:

– Дозволь, государь,

  Для великих вестей

Допустить

  К тебе знатных гостей:

Ивана Исаича,

  Марию-Коломбу

    И рыцаря их Онорату. –

Молчанов воскликнул:

  – Сам господь

    За мученья мои и Руси

      Посылает награду!

        Проси, князь, проси. –

Гости вошли.

  Стали

    В дивном молчании,

      Как на венчании.

Светилась лампада.

  Под ней – аналой.

    Хартии, книги.

      Ладан волной.

Молчанов –

  В молчании,

    Очи в слезах,

      Радость в глазах.

Протянул гостям

  Бледную руку:

– Здравствуйте,

  Братья мои и сестрица.

Ивану Исайчу,

  Заочному другу,

    Поклон до земли.

Мое сердце гордится,

  И дух веселит,

    И счастьем я сыт:

У меня ль,

  У Димитрия, сын

    Мужицкой красы,

Самый первый

  Красавец на свете,

      Заморский мятежник,

Ярой воли

  Крут ветер,

    И ветер-то вешний, –

Ждет не дождется

  Твоей ярой воли

    Мужицкая Русь

      Рваной голи.

Ох, черная смута

  Снует по земле!

    Голодные, нищие –

      В каждом селе,

        В каждой избенке.

Как смерть

  На ребенке

    Печатью лежит,

      Так с черной беды

        Помирает мужик.

А на троне

  Московском с боярами

    Купец Васька Шуйский

      Торгует товарами,

Собольими шубами,

  Мехом-бобрами,

    Угощает бояр

      Золотыми пирами.

А бояре

  Холопов-то

    Бьют на убой –

      На престоле разбой.

Трон пошел

  На пропой.

    Русь сиротской тропой

      Идет к гибели.

Страшенней

  Беды мои

    Очи не видели.

      Господи, господи еси,

Приими

  Мою боль умолений,

    Сохрани и спаси

      Мой народ на Руси! –

Молчанов

  Упал на колени,

    Ревел

      Стонал,

        Выл

Во весь свой

  Мошенника пыл.

Одним глазом

  Смотрел

    На икону скорбяще,

Другим –

  На Марию-Коломба,

    Смердящий.

А во все

  Слезные очи

    Мерцаючи –

На детину

  Ивана Исаича:

– Уж ты, сын мой

  Возлюбленный,

    Вскормленный Русью,

Уж тебе ль

  Не сразиться

    С боярской злой гнусью,

Уж тебе ль

  Не содрать шкуры –

    Чуй с кого –

С богачей

  Да с царя

    Васьки Шуйского.

Сам ты –

  Холоп, сам ты

    Дышишь свободой,

И ты будь

  Надо всеми

    В Руси воеводой.

Ты пойди, подними

  Весь холопский народ, –

За крестьян

  Я боярство разрушу

И в Москве,

  У кремлевских ворот,

Поклянусь

  Вам отдать свою душу.

И поставлю я

  Вас, кто обижен судьбой,

На высокие

  Званья-богатства.

И желаю я

  Дружбы с тобой,

Как с холопами

  Вечного братства.

Ты пойди, подними

  Всю голодную Русь,

Ты скажи обо мне,

  Вашем друге.

Я дарю тебе войско.

  Я с вами берусь

Править царством

  В крестьянской поруке.

Ну, гони, сын, гони!

  Видишь, кони – огни,

Огневые они,

  Унесут тебя

    Вихрем домой. Ну, гони!

С тобой

  Князь Шаховской,

    Крестный мой,

С тобой

  Рыцарь наш –

    Друг Онорато,

С тобой

  Сердце мое,

    Сердце брата,

И с тобой

  Из Венеции

    Счастье гнезда –

Мария-Коломба,

  Красота-высота,

    Как на небе звезда.

Славен

  Ваш перелет –

    Чует гибель

      Боярская свора.

Торопитесь!

  Авось, бог и пошлет –

    В Москве

      Свидимся скоро.–

И подумал Молчанов:

  «За царским столом бы

    Сидеть мне

С любовью

  Марии-Коломбы,

    Мне,

      А ему на гумне».

И сказал:

  – Ну, воевода-красавец,

    Иван свет Исаич,

Ты – первый

  Мой гость

    За царевым столом.

Москва ждет

  И тебя, и меня.

    Садись на коня.

      Знай лети соколом.

Я дал тебе слово,

  А слово царя –

    Это слава

      На долгие годы.

И ты мне

  Дай слово,

    Слово свое,

      Слово Руси воеводы. –

Болотников,

  Полный

    Смущения сил,

      В тишине голосил:

– Царь Димитрий!

  Я много

    Слыхал бунтарей,

Но не слыхал,

  Не видал королей

    И царей.

И я думал,

  Что царь

    Для народа – палач.

А тут,

  Вот с тобой,

    О народе хоть плачь.

И я слово даю –

  За великую честь

    По земле понесу

      Благодатную весть:

Царь Димитрий –

  Наш царь,

    Царь преистинный есть! –

Шаховской закричал:

  – Царю Шуйскому месть! –

Свита орала:

  – Вшистко едно –

    Димитрий

      Недлуго бендзе![84] –

Молчанов крестился,

  Как вензель:

    – Господь всемогущий,

Ивану Исаичу,

  Моему воеводе,

    Пособи, Христос, гуще!

Ну, гони, сын, гони!

  Видишь, кони – огни,

Огневые они,

  Донесут до амвона,

До московского звона,

  До отцовских хором

На беду Ваське Шуйскому,

  На молнию-гром,

    В бок его рогом!

      Ну, с богом.

Ух да ух!

  Пестреют кушаки.

Ух да ух!

  Гуляют комаринские

    Бабы, мужики.

Поляна-то лесная –

  Слаще пирога.

Волость-то честная –

  Буйны берега.

Ух да ух!

  Ухают,

    Болтают –

      Не трогай нашего.

Гуляют,

  Поджидают –

    Кого? Не спрашивай.

Пируют,

  Не пируют –

    Поляна весела.

Праздник

  Дразнит –

    Сошлися три села.

Девки

  Нарядились –

    Все в цветах пестры.

Целый день

  Дымились

    Сосновые костры.

Нажарили,

  Напарили –

    Не складешь в мешок.

Свадьба,

  Не свадьба –

    Тут каждый женишок.

Позвать бы

  На свадьбу,

    Да некого звать:

С помещичьей

  Усадьбы

    Сбежал последний сват.

Поляна-то

  Вертится –

    Сплошное колесо.

Ну и

  Народищу

    Наперло из лесов!

Тут и тележники,

  Веретенники, ткачи,

    Посадские мятежники,

      Кузнечные грачи.

Тут и сковородники,

  Овчинники, псари,

    Холопы-подворотники,

      Крестьяне, косари.

Тут и сапожники,

  Холстяники, стрельцы,

    Степные запорожники,

      Казацкие смельцы.

Ох, и людей-то,

  Людей – всякий сброд!

    Да где это, где это

      Народился народ!

– Ох, сватья-старуха!

  И ведь каждый жрет,

У каждого брюхо,

  Осердие, рот.

    Вот проболтались до вечера,

    Ожидаючи на поляне,

  А жрать-то и нечего –

    Любуйся полями.

  Всё съели дочиста

    И помещика зарыли

  Без имя-отчества.

    Только на его рыле,

  Слышь, поставили

    Комаринскую печать,

  И даже на том свете

    Заказали молчать.

Вот они, комаринцы –

  Самые отпетые

    На буйство, на грабеж.

На этом жили,

  Старятся.

– Чего ж ты к ним идешь?

  – Да сын привел,

    Кузнец сынок,

      Пригож, как два коня.

Бежим, гыт, мамка,

  Со всех ног,

    Куды зовет меня,

      На стан,

        Болотников Иван.

Иван, гыт, мамка,

  Русью зван

    Свалить царя в Кремле,

И будем править

  Мы тогда

    По всей сырой земле.

Царевич, гыт,

  Димитрий жив,

    Его друзья – холопы.

Тогда, гыт сын,

  Царя решив,

    Мы стали наголо бы.

Ну и прибежали

  Женихи к невесте.

А как валить

  Да править вместе,

Ничегошеньки

  Я, бабоньки, не знаю.

Гляди – вон там он,

  Середь бродяг, калек,

Чьего-то робенка

  Носит на плече,

Гуляет развеселым у телег

  В боярском кумаче.

– В боярском?!

  Откуда?

    Горяч кумач на теле.

Вот они, комаринцы,

  Кузнеца одели! –

Ух да ух!

  Народ –

    Нечистый дух.

Комаринцы ухают –

  Лучше отвяжись!

Такая накатилась

  Раззадористая жизнь.

    Ухают,

    Болтают –

      Не трогай нашего.

      Гуляют,

      Поджидают –

      Кого? Не спрашивай.

Баба подбоченилась.

  Губы –

    Лаком мед.

Кто бойчей – не лазь:

  Всё равно

    Лягнет.

Одного лишь

  Смилует –

    Кого ждет скорей.

Говорят

  Про милого –

    Пришел из-за морей.

И все его

  Головушку

    Хвалят на разнос.

Он в поле

  Долю-волюшку

    Парусами взнес.

И всех-то он

  Касается –

    Шире моря полости.

Такого нет

  Красавца

    Ни в единой волости.

Бабы про то

  Ведали,

    А девкам невтерпеж.

Такому

  Не победа ли, –

    В огонь за ним пойдешь.

Свадьба,

  Не свадьба –

    У всех жених один.

Раньше бы

  Знать бы –

    Прийти ко дню родин.

Холить,

  Беречь бы,

    Кормить бы пряником.

Слушать его

  Речь бы,

    Величать избранником.

Скорей бы

  Да скорешеньки

    Прилетел соколик.

Несите вы,

  Дороженьки,

    Легко ли, высоко ли, –

Пухом ему путь,

  Духом ему путь.

Сделай одолженье –

  С колокольчиками будь!

Вестник-чудесник!

  Зови, дорожный куст.

Песни, хоть тресни,

  Не слетают с уст.

Приедет, увидит,

  Глазами свет прольет,

Как ждали,

  Уважали

    Любимого прилет.

Приедет,

  Расспросит,

    Сколь сабельки остры.

А мы сердца

  Подбросим

    В сосновые костры.

Пущай же он,

  Красавец,

    С красавчиком конем.

Пущай же он

  Погреется

    Комаринским огнем

У телег-корыт.

  Тут же ему,

    Милому,

И стол накрыт.

  Гляди – не могу:

Скатерть парчовая,

  Кайма кумачовая

С телеги висит,

  Как кровь на снегу.

Тут ему –

  Пиво,

    Блины,

      Пироги,

Жареные гуси,

  Комаринский мед.

Пущай

  Только вкусит,

Пригубит, поймет,

  Как его любят,

Сколь сладостно людям

  Прижимать детину

К радостным грудям.

  Пущай кругом оглянет,

Одним глазком задень, –

  На праздничной поляне

Сарафанный день.

Девки, как подснежники,

  Белы да горячи.

Овчинники, тележники,

  Холстяники, ткачи

С бабами румяными,

  От пива-меда пьяными.

Трясутся, стукачи.

  Стук да стук.

    Грох да грох.

С курипей – петух.

  Сыплется горох.

Трррр…

  Трещат штаны

По холстинным швам.

  Кричат хвастуны:

– Да мы уж вам!

  Да мы уж,

    Да мы

      Доведем до тюрьмы!

Дай да отдай –

  Отворяй теремы! –

Каждую Палашу

  Берут под локоток –

Комаринскую пляшут.

  Стук-стукоток.

Вертят сапожищами,

  Роют каблучищами

Вместе да врозь,

  Прямо да вкось

Поляну насквозь

  В один гвоздь.

Пляшут,

  Как пашут,

Орут:

  – Приехал гость!

    Стой, тпррру!

      Брось!

  Приехал гость! –

Стань

  На лапы, заяц,

Нюхай, гляди:

  Пригнал

    Иван Исаич

Солнце на груди.

  Ишь, какой

    Осанистый,

Строен да высок,

  В пояс ему

    Все кусты,

      В уровень лесок.

Волосы

  Златее льна,

Кудри –

  Ветер лих.

Грудь

  Сырой землей сильна,

Восходом

  Светит лик.

Ишь, какой

  Детинушка –

    Крестьянская краса.

Пытала его

  Спинушка

    Моря да паруса.

Глядит.

  Смеется.

    Зарится

На вздыбленный

  Народ:

Вот, мол,

  Как комаринны

Заварили

  Сброд!

И, видно,

  Ему нравится

Поляну

  Окружать:

Волость-то –

  Красавица,

Люди –

  Урожай.

И, видно, ему

  Сладок мед

И сочны

  Пироги:

Чары

  С мужиками пьет,

Как воду

  Из реки.

И, видно, он

  Жену привез –

Заморскую красу.

  Поди, искал

За тыщу верст,

  И вот она – в лесу.

Сидит, глядит

  Лебедушка –

Счастливая, кажись.

  Такого-то народушка,

Чай, не видала в жизнь.

  А он о ней заботится,

Не села бы на гвоздь:

  Телега-то, как ботица.

И, видно, с ними – гость.

  И гость-то не простой.

Стой! Стой!

  Иван Исаич

    Речь кует.

Льет слова ручьем.

  Лови да не дыши.

Ишь, взор его –

  Узор души –

Алеет кумачом.

  Хватай слова –

Хватай ножи.

  И горе нипочем.

Ну и молодчик –

  Всей крови заводчик!

Стал на телегу.

  Стал хорошо,

Будто месяц взошел.

  Речь – снаряд.

    Слова горят:

– Ну что ж,

  За черен нож –

    Зачнем ножом.

Гляжу:

  К ножу

    Привадны тож.

Ну что ж,

  Жить

    Будем мятежом.

Одно скажу:

  Ножом к ножу

    Пойдем к царю на двор.

Еще скажу:

  Я сам ношу

    Худую славу вор.

Для них я – вор.

  Для вас не вор –

    Любовный разговор.

Ну и комаринцы!

  Ну и мужики!

Слава лихо парится –

  Сплошь-де вожаки,

Пьяницы,

  Мятежники,

    Буяны,

Плясуны,

      Разбойники,

Тележники,

  Овчинники, зачинники,

    Сукины сыны,

Лесные лешаки –

  Комаринские мужики.

А девки-де да бабы

  На разгулы слабы.

Помещичьи ухабы

  Будто роют рылом

Так, что по дорогам –

  Сплошь помада,

Помещикам – беда, громада.

  А нам только

    Таких и надо

Баб да мужиков,

  Отпетых вожаков

Комаринских,

  С пожитками,

    Птенцами.

За вами и пригнал

  По славе

    С бубенцами.

Вот, мол,

  Гости для палат –

    Клад.

Вот, мол,

  Где народ крылат –

    Клад.

Вот, мол,

  Для Москвы – булат.

    Клад.

Эй, комаринские,

  Стар и млад!

Не разлить

  Нас водой,

Ни славой худой,

  Не разделить

И холопскую

  Кровь враждой.

Мы от корня,

  Как лес

От земли

  До небес.

Как в полях

  От зерна, мы

Взросли и

  Живем

    Сыновьями

      России.

Живем

  Под боярским

    Царем

Васькой Шуйским.

  И мрем.

Ну и шут с ним,

  Что царь он

Купецкого званья

  По прозвищу Шубник,

Для нас – душегубник!

  Он – торговая мразь,

Друг боярам-воронам,

  Он – купеческий князь,

Не по праву

  Владеет троном,

Казнокрад

  И злодейская тварь!

Таких нам не надо.

  Нам надо, чтоб царь

У нас был,

  Как теленок,

    Свой государь,

Чтоб служил

  Не боярам, князьям

Да торговым друзьям,

  А нам,

    Мужикам.

Такой государь

  У нас есть, –

В нем и слава Руси,

  И крестьянская честь.

– Димитрий!

  Димитрий!

    Димитрий! –

Орала поляна,

  Вздымая гул, вой. –

Димитрий – царь

  Свой!

    С головой!

Слыхали?

  Он жив!

    С ним и дружи! –

Болотников

  Радостных

    Радовал дольше:

– Димитрий-царь жив!

  Я сам его видел,

    Димитрия, в Польше.

Призывал он меня,

  Руку клал на плечо,

Горячее огня

  Говорил горячо:

«Ты пойди подними

  Весь холопский народ, –

За крестьян

  Я боярство разрушу

И в Москве,

  У кремлевских ворот,

Поклянусь

  Вам отдать свою душу.

И поставлю я

  Вас, кто обижен судьбой,

На высокие

  Званья-богатства.

И желаю я

  Дружбы с тобой,

Как с холопами

  Вечного братства.

Ты пойди подними

  Всю голодную Русь,

Ты скажи обо мне,

  Вашем друге.

Я даю тебе войско.

  Я с вами берусь

Править царством

  В крестьянской поруке.

Ну, гони!

  Тебя ждут вутивляне –

С войском князь Шаховской. –

  Димитрий царской рукой

    Указал на коня: – Гони!..»

– Димитрий!

  Димитрий! –

    Сверкали огни

На комаринской

  Буйной поляне. –

Вот это царь!

  Ай да царь!

    Ну и царь!

      Ой, не трожь! –

Колосилась толпа,

  Будто спелая рожь

Под веселую

  Летнюю дрожь.

Девки в сарафанах

  Кружились в хороводе,

Завертывали

  Песни воеводе:

«Славим мы, славим

  Ивана со красавушкой –

В путь ему

  Пригожая, любовная жена:

Будет она

  Ласковой, шелковой травушкой,

Денечками-цветочками

  Навек окружена.

Славим мы, славим

  Марью со красатиком?–

В путь ей

  Любезный да щедрый муженек:

Будет он

  В доме солнышком, касатиком,

С птицами-девицами.

  Первый друженек».

Бабы румянились

  Алым огнем,

Щедрых даров

  Ожидаючи,

Ворковали голубками,

  Пели о нем,

Об Иване Исаиче:

    «Уж как светел

      Золот месяц у окна.

    Я-то, вдовушка,

      Люблю тебя одна.

    Так люблю –

      Не сплю я ноченьки,

    Нету боле

      Моей моченьки:

    Ты то явишься,

      Головушка,

    То опять уйдешь…

      Я, вдовушка,

    У окна смотрю

      На тучи я:

    Где твои пути могучие?

      Не дознаться,

    Не наведаться вдове,

      Где твоей

    Живется краше голове.

      Одинешенька,

    Люблю тебя одна.

      Ты мой светел

    Золот месяц у окна».

И впрямь – над поляной

  Серебряный конь

Вышел

  На пастбище неба.

Иван простирал

  Над кострами ладонь,

Говорил:

  – Я счастливее не был.

Ну и комарницы –

  Свет-голубицы!

Ну и костры

  Ваших глаз – вино!

С такими бы жить

  Да за счастье бы биться –

Мы бы в счастьи,

  Как в море,

    Утонули давно.

А то Русь велика,

  Как вдали облака,

Не видать,

  Кто за нас,

    Кто за Шубника,

А видать

  Лишь очам

Это место одно –

  По ночам

    Для приюта ушкуйника.

Да видать

  Стаю птиц

    На поляне густой,

Да слыхать

  Голубиц

    Неуемный постой на бахче..

– Стой, Болотников, стой! –

  Нараспашь в кумаче,

Как кулачный боец,

  Подошел тут

    К Ивану кузнец.

– Бью челом, голова,

  Не серчай на грача.

О Димитрии ты

  Золотые слова

Наковал сгоряча.

  Счастье

Будто и впрямь

  Навалило да вдруг:

«Царь Димитрий упрям,

  Царь Димитрий –

    Наш друг,

Царь Димитрий –

  Заступник холопов».

Ой ли?

  Не хлопай.

    Не суди меня зря –

Все мы,

  Пожалуй,

    Что малые дети,

А только

  Такого царя

    Не бывает на свете. –

Ухмыльнулся Иван:

  – Ты, кузнец, пьян.

  Пойди бороду вытри.

Я сам его видел.

  Царь Димитрий

Весь дышит

  Свободой.

Он принял меня,

  Посадил на коня,

Он поставил меня

  Воеводой

На яр,

  Против

Царских бояр,

  В руки

Дал мне

  Отточенный нож.

Ну что ж,

  Нож за ножом –

Стали жить

  Круговым мятежом.

Наша изба –

  Значит

    Наши и двери ж.

Вот те Димитрий!

  А ты, сват.

    Не веришь.

Пойди бороду вытри,

  Вернись

    И скажи мне,

Заправскому зверю:

  Раз ты – холоп,

    Я тебе верю.

Ужель я продамся,

  Себя подарю

Окаянному

  Вору-царю?

Вот тебе нож

  И мой череп.

Ну что ж,

  Хватайся за черен,

Всади его в темя,

  Ежли ты мнишь,

Что холоп

  Будет с теми

Царями-врагами,

  Кто топчет

Холопов ногами.

  Димитрий –

Наш друг, голова.

  Спроси у Руси:

Вся молва

  Говорит о Димитрии,

Имя святое его

  Превозносит дотоле,

Что желает

  Единого видеть его

На московском престоле.

  Он и взойдет,

А мы только бороним.

  Не нам же сидеть

    На троне –

Но ему,

  Свояку-царю.

Верно ли

  Я говорю.

    Эй, комаринцы?

– Димитрий,

  Димитрий! –

    Неслись голоса.

– Димитрий царь! –

  Эхом стонали леса.

– Димитрий! –

  Выл ветер молвы.

    Выл осенней тревогой,

Гнал по полям

  Бездорожной дорогой,

По ветхим углам

  Забирался в изломы,

С гулом катился

  По крышам содомы,

В двери стучал,

  Заметая пути:

– Это – Димитрий,

  Димитрий, пусти.–

Кто верил –

  Пускал

    И хватался за нож.

И бежал –

  Не вернешь.

Ой, куда?

  Ой, беда!

    Не снести головы.

Ой ты, ветер,

  Ты, ветер молвы!

    Эй; комаринские!

Костры горячи.

  Чад.

Слетелись трачи.

  Кричат:

– Димитрий!

  Димитрий!

    Болотников Иван! –

В глазах –

  Алмазы в митре.

    Ветер да туман.

И острый нож.

  На острие молва.

    И режут нож – слова:

«Ну что ж,

  За черен нож –

    Зачнем ножом.

Гляжу:

  К ножу

    Привадны тож.

Ну что ж,

  Жить

    Будем мятежом».

Ну и дела на Руси!

  А что делать, ежели

    Лучше не жили.

А посему –

  Гуляй!

    Ух да ух,

      Нечистый дух!

Поляна-то лесная –

  Слаще пирога.

Волость-то честная –

  Буйны берега.

    Гуляй, башкой тряси.

Правда с неправдой

  Живет на Руси.

    Темная вода –

      Эта свобода:

Телятевский за нас,

  Димитрий за нас,

    А наш Иван –

      Холопский воевода.

Не каркай нам конец,

  Помалкивай, кузнец.

    И впрямь ты

      Осовел от меда.

Гуляй

  Да не тужи.

Гуляй, гуляй, поляпка,

  Затягивай гужи,

Кровавая гулянка,

  Точи свои ножи.

Точи,

  Грачи,

Почин

  Ночин –

Чернее

  Черта чад.

Точи,

  Рычи

Да чуй

  Парчу –

Парчи

  Купчин торчат.

Точили

  На точиле

С приплясом

  На ходу.

Руки

  Приучили

Ножом

  Решать беду.

Смаху-размаху

  По монаху –

Цап!

А там, что

  Причтется, –

    Царап.

Тележники-голубчики

  Прут на карачун, –

Покажите, купчики,

  Соболя, парчу.

    Комаринские парни

      Созывают бочарей, –

Сударыни-боярыни,

  Дарите дочерей.

Овчинники, холстинники

  Покупать пошли, –

Торговые гостинники,

  Давайте кошели.

    Кузнечники в ударе:

      Амбары сочтены, –

Помещики, бояре,

  Держитесь за штаны.

Орловские колясники,

  Идут богатыри, –

Поповские подрясники,

  Откройте алтари.

    Гермоген, служи:

«Миром господу помолимся. Аминь».

  Да за ножи!

Да в терем

  К Ваське Шуйскому:

В гости, мол,

  Прошусь, к кому –

И сам не знаю, раб.

  А Ваське в брюхо

    Нож всажу – царап!

За пазуху венец.

  Васька промяукает –

    И царству конец.

Ух да ух,

  Нечистый дух!

    Ой ты, брага,

      Ты, бражный хмель!

Ты, коряга,

  В уме ли, в уме ль?

Топ-топ!

  На пола верти –

Всё одно

  Стоять на паперти.

Топ-топ!

  Хоть ты шибко строг –

Всё одно

  Тебе бывать в острог.

Топ-топ!

  Ты пляши, потей –

Всё одно

  Не жаль худых лаптей.

Топ-топ!

  Проживем грабежом –

Всё одно

  Пропадать под ножом.

Топ-топ!

  Лапа заячья –

Всё одно

  Иван Исаича

Не дадим в обиду

  Ваське-царю,

Отдадим

  Свою любовь псарю.

    Пущай помнит,

      Вспоминает покрепчей

На поляне

  Всех

    Комаринских грачей,

Пущай помнит,

  Вспоминает во слезах,

Сколь же много

  На Руси грачей в лесах.

    Ой ты, пьяная полянушка,

      Со тележными ухабами.

    Поревел бы ты, Иванушка,

      Поревел бы с нами, бабами.

Пореви ты,

  Сделай милость

    Для бабья.

Вот те меду –

  Ляпуновская бадья.

    Из Рязани навязали:

Ежели не выпьет,

  Слышь, Иванушка до дна –

Значит, ваша волость

  К черту не годна.

А это нам обидно страсть.

  Пьем да ревем:

Неужели мы хуже рязанских.

  Пей-ко, Исаевич, всласть,

Налаживай класть.

Пей да пляши,

  Ежли бабы хороши.

Топ-топ!

  Будь ты молод.

Топ-топ!

  Бабы – диво.

Топ-топ!

  Бабы – солод.

Топ-топ!

  Бабы – пиво.

    Пей на грудях

      Наших бархатных,

    Не задумывайся даром –

      Мы ведь под ударом.

Помещичьи скотницы –

  Богу неугодницы,

    Грешный народ:

С чертом якшаемся,

  Да и черт не берет.

Целуй да приказывай,

  Только мамоньке не сказывай.

Ишь, она,

  Полянушка –

    Расейская река,

Кровавая

  Гулянушка –

    Буйны берега.

Ишь, она,

  Мятежница –

    Гуляют вожаки,

Гуляют,

  Пируют,

    Страдают мужики.

Топ-топ-топоток!

  Каблуками стукоток.

Расширяй межи,

  Доставай ножи.

Ах ты, сукин сын,

  Комаринский мужик,

Без подштанников

  По улице бежит.

Он бежит, бежит,

  Приплясывает,

Матюгами опоясывает.

  Топ-топ!

    Дьякон – поп.

Попадья – бадья.

  Пономарь в бадье,

    Как сухарь в ладье.

Топ-топ!

  Бей в лоб.

    Собирай башки.

Башки – в горшки,

  Уминай кишки.

Топ-топ!

  Нам чтоб

    Наживать добро.

С бояр серебро

  Да нож в ребро.