Ее мать была англичанкой, вышедшей замуж в семнадцать лет за лихого молодого румына, барона Бронски. В бульварных газетах того времени об этом писали, как о захватывающем романе. Менее чем через год родилась Илеана. Потом произошла революция, и сказка кончилась. Жизнь по-своему соприкасается с романтикой.
В детстве у нее было мало возможностей узнать родителей как следует. Она смутно помнила, что ее мать считалась очень красивой женщиной, а отец — очень привлекательным мужчиной, но большую часть своей жизни она провела вдали от них, в различных учебных заведениях.
Сначала в английской школе. Она поступила туда в пятилетнем возрасте, когда началась война. Отец пошел в армию, а мать окунулась в различные общественные обязанности военного времени, и у нее просто не хватало времени для дочери.
Затем, когда война окончилась, они переехали в Париж, а ее отослали в школу в Швейцарию. Предлогом послужило то, что ее неоднократно раненный, почти калека, отец был якобы слишком занят борьбой за возвращение своих земель и своего бывшего богатства. Это обстоятельство мешало им обосновываться постоянно в каком-либо одном месте. Ей никогда не приходило в голову расспрашивать свою мать о ее отношении к этому. Мать всегда была слишком занята своими друзьями и благотворительной деятельностью. Кроме того, было что-то еще в их отношениях с матерью, что сковывало Илеану, мешая ей откровенно поговорить с ней.
Тогда Илеане шел четырнадцатый год. Школа в Швейцарии отличалась от английской. В Англии упор делался на чисто академические знания, а в Швейцарии на практические. Школу заполняли богатые молодые девушки из Англии и Америки. Илеана научилась кататься на лыжах, плавать и ездить верхом. Она также научилась одеваться и танцевать, вести непринужденную беседу.
Когда Илеане исполнилось шестнадцать, начала отчетливо проявляться ее красота. Цвет лица и глаза достались ей от матери, которая считалась красавицей, а гибкость и грация — от отца. Как раз напротив школы, через озеро, располагалось аналогичное учебное заведение для юношей. Между этими двумя школами поддерживалась тесная связь, что открывало дополнительные возможности в воспитательной работе.
В то лето, когда ей исполнилось шестнадцать, была организована загородная поездка. Ее партнером оказался высокий темноволосый молодой человек, наследник какого-то трона на Ближнем Востоке. У него было такое длинное имя, что никто не мог его запомнить, поэтому все звали его Абом, сокращенно от Абдула. Он был на год старше ее, со смуглым орлиным профилем, голубоглазый и красивый. Каноэ доставило их к небольшому островку, находящемуся в стороне от других, и теперь они лежали в купальных костюмах на Песке, впитывая в себя яркое полуденное солнце.
Аб перевернулся на бок и какое-то мгновение смотрел на нее. Она взглянула ему в глаза и улыбнулась. Его лицо стало серьезным, он наклонился и поцеловал ее.
Илеана закрыла глаза, обняла его рукой и притянула ближе к себе. Ей было приятно. Песок и солнце, теплота его рта. Она почувствовала, как он развязывает бретельки ее тонкого купального костюма, и вот уже его пальцы оказались на ее обнаженной груди. Внутри нее возникло приятное возбуждение, а из горла вырвался счастливый смех.
Он поднял голову и посмотрел на нее, все еще серьезно. Молодые сильные груди и разбуженные соски. Он медленно провел по ним пальцами и поцеловал.
Она улыбнулась.
— Мне это нравится, — сказала она. Его глаза не мигая смотрели на нее.
— Ты все еще девственница? Она не могла понять, говорит он это утвердительно или спрашивает ее. Она молча кивнула.
— Почему? — спросил он. — Может, это имеет какое-нибудь отношение к твоей религии?
— Нет, — ответила она. — Я не знаю почему.
— В школе ребята называют тебя холодной, — сказал он. — В вашем классе уже нет девственниц.
— Это глупо, — сказала она и почувствовала, как сердце у нее начало сильно биться.
Он еще раз внимательно посмотрел на нее.
— Тогда я думаю, что настало время, верно?
Она молча кивнула. Он поднялся на ноги.
— Я сейчас вернусь, — сказал он и направился к каноэ.
Илеана наблюдала, как он шел по пляжу к воде, дошел до каноэ. Она ухватилась за купальные трусики, стянула их к ногам и отшвырнула. Солнце приятно ласкало ее тело. Она повернула голову, чтобы посмотреть, что он там делает.
Он вынул что-то из кармана брюк и направился к ней.
— Что это? — спросила она. Он разжал ладонь, чтобы она могла увидеть, что в ней было.
— С этим ты не забеременеешь, — объяснил он.
— О, — без всякого удивления заметила она. Им в школе все очень подробно объясняли. Это входило в учебную программу как одна из важных завершающих деталей, которые необходимо знать молодым девушкам, вступающим в самостоятельную жизнь. Она отвернулась, когда он начал снимать плавки.
Аб опустился на колени в песок перед ней, а она снова повернулась к нему и стала внимательно рассматривать его. В ее голосе прозвучало удивление.
— Ты красивый, — сказала она, протягивая к нему руку. — Красивый и сильный. Я никогда не думала, что мужчина может быть таким красивым.
— Мужчины по природе своей красивее женщин, — произнес он как нечто само собой разумеющееся, наклонился и поцеловал ее. — Но ты тоже очень красивая.
Илеана притянула его ближе к себе. Неожиданно требовательная лихорадка охватила ее тело, и она начала дрожать.
Он поднял голову, думая, что она, вероятно, испугалась.
— Я постараюсь не причинить тебе боли, — сказал он.
— Ты не сделаешь мне больно, — ответила она охрипшим голосом, осознав скрытую в ней способность получать наслаждение. — Я тоже сильная!
И она действительно оказалась сильной. Значительно сильнее, чем она думала. Потребовался доктор в Лозанне, который окончательно лишил ее девственности на хирургическом столе.
Ей было восемнадцать, когда она появилась в дверях родительской квартиры в Париже.
Дверь открыла ее мать и посмотрела на нее, не узнавая.
— Да? — спросила она с интонацией, с которой обращаются к слугам и людям ниже по положению.
Илеана улыбнулась про себя. Ничего другого она и не ожидала от своей матери.
— Привет, мама, — сказала она по-румынски.
На лице матери появилось удивление.
— Это ты! — произнесла она. — Да, это я, мама, — ответила Илеана. — Могу я войти?
Мать отступила от двери.
— Мы ждали тебя только на следующей неделе.
Илеана взяла чемодан и вошла в квартиру.
— Я вам послала телеграмму еще на прошлой неделе, — заметила она. — Вы что, не получили ее? Мать закрыла дверь.
— Телеграмма. О да, — произнесла она рассеянно. — Твой отец упоминал что-то про телеграмму, перед тем как уехал по делам.
Илеана почувствовала разочарование.
— Папа уехал?
— Он вернется через несколько дней, — быстро ответила мать. — Что-то там возникло с его требованиями в отношении имущества. — Тут она по-настоящему рассмотрела Илеану. — Да ты выше, чем я, — удивилась она.
— Я выросла, мама, — ответила Илеана. — Я уже не маленькая девочка.
В голосе матери послышались раздраженные нотки.
— Ради Бога, Илеана, говори по-французски, не на этом ужасном языке. Ты знаешь, я никогда не могла понять его.
— Хорошо, мама, — ответила Илеана по-французски.
— Вот так-то лучше, — сказала мать. — Теперь дай мне рассмотреть тебя.
Пока мать медленно обходила вокруг нее, Илеана стояла не двигаясь и чувствовала себя, как лошадь в стойле на аукционе.
— Не взрослит ли тебя твоя одежда, дорогая? — спросила ее мать.
— Мне восемнадцать, мама. Что ты ожидала, чтобы я носила? Форменную блузку и юбку?
— Не дерзи, Илеана. Я пытаюсь привыкнуть к мысли, что у меня взрослая дочь. Да я и выгляжу не намного старше тебя, нас еще могут по ошибке принять за сестер.
Илеана посмотрела на мать. Пожалуй, та была права. Ей каким-то образом удалось сохранить дух молодости. Она не выглядела на свои тридцать шесть лет.
— Это верно, мама, — сказала она спокойно.
— И перестань называть меня мамой, — резко заявила старшая женщина. — Это как-то старомодно. Называй меня по имени, а еще лучше — “дорогая”, как твой отец. Меня все сейчас так называют.
— Хорошо, ма.., дорогая, — ответила Илеана.
Мать улыбнулась.
— Вот так совсем неплохо, не правда ли? Пошли, я покажу тебе твою комнату.
Илеана последовала за матерью по длинному коридору в небольшую комнату за кухней. Ей не нужно было объяснять, что это комната для слуг. Обстановка сама говорила за себя.
— Она будет весьма миленькой, когда мы приведем ее в порядок, — сказала “дорогая” и взглянула на Илеану, лицо которой оставалось бесстрастным. — В чем дело? — спросила она резко. — Тебе она не нравится?
— Она маленькая, — ответила Илеана. Ее чулан в школе казался больше этой комнаты.
— Ну, ты должна с этим примириться, — отрубила “дорогая”. — Ты знаешь, что твой отец не входит в число самых богатых людей мира. Достаточно трудно существовать на средства, которые у нас есть.
Она собиралась выйти из комнаты, когда раздался звонок в дверь. Она остановилась, затем повернулась к Илеане, и на ее лице появилось испуганное выражение.
— О, я совсем забыла, у меня сегодня встреча с одним из наших американских друзей, мы приглашены на коктейль. Будь добра, открой, пожалуйста, дверь вместо меня. Скажи ему, что я буду готова через минуту.
Она поспешила по коридору. Илеана шла за ней. У двери в свою комнату “дорогая” остановилась и посмотрела на Илеану.
— Сделай мне еще одно одолжение. Не представляйся в этот раз моей дочерью. Скажи ему, что ты моя сестра и пришла навестить меня. Я не чувствую себя достаточно подготовленной, чтобы пускаться в объяснения.
И мать быстро, прежде чем Илеана смогла ответить, закрыла за собой дверь. Илеана не спеша прошла через холл и гостиную. Ей не нужно было подсказывать, как она должна поступать. Обучение в Швейцарии было достаточно полным и предусматривало самые различные ситуации.
Когда на следующей неделе домой приехал ее отец, Илеана была поражена тем, как он изменился. Когда-то высокая, стройная фигура сгорбилась. Отец страдал от болей в почти не гнущихся ногах. Он медленно прошел, опираясь на трость, и, как только оказался в комнате, упал в свое кресло на колесиках. Посмотрел на нее и улыбнулся, когда она встала на колени перед ним. Протянул руку и нежно привлек ее к себе.
— Илеана, — сказал он, — я рад, что ты наконец дома.
Несмотря на свою немощность, барон вынужден был проводить значительное время в поездках. Решался вопрос о его имуществе, предстояли переговоры с правящим режимом о компенсации за потери, понесенные бывшими владельцами собственности. Возвращение собственности было невозможно, поскольку эта страна входила в советский блок.
Когда отец уезжал, Илеана старалась отвлечься с друзьями. Она уходила из дому при любой возможности и очень часто использовала черный ход, когда в гостиной слышала голоса.
Спустя год она получила письмо от школьной подруги с приглашением провести лето в Монте-Карло. Барон отсутствовал, и она поспешила в комнату матери. Возбужденная, она протянула ей письмо.
Пока мать читала письмо, она говорила:
— Как чудесно уехать из Парижа в эту невыносимую жару! Пляж и вода. Я просто не могу этого дождаться! Мать бросила письмо на стол.
— Ты не можешь поехать, — сказала она. — Мы не можем себе этого позволить.
— Не могу? — недоверчиво прозвучал голос Илеаны. — Но мне не потребуются никакие деньги. Я буду их гостьей. “Дорогая” посмотрела на нее.
— Тебе потребуются туалеты, — сказала она. — Ты не должна выглядеть нищенкой.
— У меня есть платья, — вспылила Илеана. — Все, что я привезла из школы, выглядит на мне вполне прилично.
— Но мода изменилась, каждая хороша для своего времени, — ответила “дорогая”. — И все поймут, что ты не можешь позволить себе приобрести пристойный гардероб. Напиши ей письмо и объясни, что, к сожалению, ты уже договорилась с другими. ТЫ можешь воспользоваться моими канцелярскими принадлежностями, если хочешь.
— Оставь себе свою гербовую бумагу! — сказала Илеана со слезами на глазах. — У меня есть своя.
И выскочила из комнаты. Когда она была еще в коридоре, раздался звонок в парадную дверь. Голос “дорогой” донесся до нее.
— Открой, прошу тебя. Я сейчас выйду.
Сжав зубы, Илеана пошла открывать дверь. Перед ней стоял еще один из американских друзей “дорогой”, уже слегка навеселе. Илеана представилась ему как сестра “дорогой”.
Он вошел в гостиную, сел на кушетку и оглядел ее.
— Баронесса никогда не говорила мне, что у нее такая красивая сестра.
Илеана рассмеялась над его типично американской попыткой проявить галантность.
— А моя сестра никогда не говорила мне, что у нее есть такой симпатичный друг.
Он самодовольно рассмеялся.
— Жаль, что я должен возвращаться сегодня домой. В противном случае мы могли бы поближе познакомиться.
В дверях раздался голос “дорогой”.
— Ты должен вернуться, Джон? О, мне так жаль!
Она вошла в комнату, и Джон с трудом поднялся на ноги.
— Меня вызвали, — сказал он с сожалением. — Авария на фабрике.
— Это очень плохо, — ответила “ дорогая”, пожимая ему руку.
— Да, очень плохо, — повторил он искренне, глядя ей в глаза. — Три раза мы обедали вместе и вместе выпивали, и каждый раз я говорил себе, что вот в следующий раз все будет в порядке. А вот теперь я должен возвращаться, и уже никогда не будет следующего раза.
— Ты вернешься в Париж? — спросила мать.
— Вернусь, — ответил он, — но кто знает когда?
Он снова сел на кушетку и посмотрел на “дорогую”.
— Я заходил в бар внизу и пропустил три виски, прежде чем подняться сюда.
"Дорогая” рассмеялась своим притворным, напоминающим колокольчик смехом, который Илеана знала так хорошо.
— По какому поводу? — спросила она. Его лицо стало серьезным.
— Я хочу попросить тебя о чем-то очень важном.
"Дорогая” посмотрела на Илеану.
— Не принесешь ли ты нам льда из морозильника? Джон любит класть побольше льда в свое виски.
Илеана повернулась и вышла из комнаты. Она вытащила кубики льда и положила их в небольшую сервизную чашу. Когда вернулась в комнату, оба — Джон и мать — молчали. Устанавливая чашу на небольшом кофейном столике перед кушеткой, она увидела пачку лежащих на нем банкнот. Это были американские доллары.
Илеана взглянула на Джона. Он молчал, все еще держа в руке бумажник. Она вопросительно посмотрела на мать.
Заметив этот взгляд, Джон обратился к “дорогой”:
— Я дам две с половиной тысячи долларов, если она примет участие в вечеринке.
Илеана вдруг поняла, что он имеет в виду. С пылающим лицом она выбежала из гостиной и, оказавшись в своей комнате, закрыла за собой дверь.
Буквально через минуту к ней зашла “дорогая”. Она холодно посмотрела на дочь.
— Почему ты убежала из комнаты? — сердито спросила она. — Как маленькая. Илеана уставилась на мать.
— Но ты же понимаешь, о чем он просит, мама. Это отвратительно. Он хочет, чтобы мы обе легли с ним в постель.
— Тебе незачем объяснять мне это, — прервала ее мать.
— Ты что, собираешься с ним лечь? недоверчиво спросила Илеана. — С этим пьяницей?
— Да, — спокойно ответила та. — И ты тоже!
Илеана вскочила на ноги.
— Только не я! Ты не можешь меня заставить!
— Знаешь ли ты, что такое две с половиной тысячи американских долларов? Полтора миллиона франков на черном рынке. На какие средства, ты думаешь, мы живем? На тридцать два фунта стерлингов в месяц пенсии по нетрудоспособности, которые твой отец получает от армии? Как ты думаешь, на какие средства мы покупаем для него лекарства и приглашаем докторов? За счет имущества, которое он никогда больше не увидит? Как ты думаешь, легко ли мне жить с калекой, который не в состоянии ходить и не способен ни на что, что должен делать нормальный мужчина? — Мать стала в гневе трясти Илеану. — С этими деньгами ты сможешь поехать в Ниццу к своим друзьям, мы сможем прожить шесть месяцев, твой отец сможет сделать операцию, которую он много раз уже откладывал.
Илеана опустилась обратно в кресло.
— Я не пойду на это. Не могу. Сама идея вызывает у меня отвращение. Мать насмешливо рассмеялась.
— О чем ты говоришь? Не смеши меня. И не строй из себя невинную маленькую девственницу. Я знаю, чем вы занимались в твоей любимой школе. Ты сделаешь так, как я говорю, или же я немедленно уйду отсюда, и тебе придется объяснять своему отцу, почему я больше не хочу с ним жить. Увидишь, как он тогда оценит твои действия!
Она повернулась и вышла из комнаты. Какое-то время Илеана продолжала сидеть, затем медленно встала и вышла в коридор. В темной прихожей натолкнулась на стол. Из гостиной до нее донесся голос матери.
— Это ты, Илеана?
— Я, — ответила она.
— Будь добра, принеси нам еще немного льда.
— Хорошо, дорогая, — ответила Илеана. Смех матери, напоминающий колокольчик, преследовал ее до кухни.
Слабый шум заставил ее сесть в постели. Она бросила быстрый взгляд на мать. “Дорогая” спала, рукой загораживая глаза от света. Американец лежал рядом с ней на животе, тяжело дыша.
Звук снова повторился — слабый скрип, как от колесиков катящегося кресла. Холодный страх сжал ее сердце. Она быстро протянула руку и коснулась матери.
"Дорогая” села, протирая глаза.
— Что, что случилось?
— Торопись, мама! — прошептала она. — Быстро в соседнюю комнату! Торопись!
"Дорогая” совсем проснулась, в ее глазах появился испуг. Она стала выбираться из кровати, но остановилась — было слишком поздно. Дверь открылась.
В дверном проеме в своем кресле на колесиках сидел барон, разглядывая их. Его лицо было бледным и бесстрастным, взгляд холодным.
Американец вскочил с постели, протянул дрожащие руки за брюками.
— Я.., я все могу объяснить, — заикаясь произнес он.
Губы барона едва шевельнулись:
— Убирайтесь!
Напуганный американец выбежал из комнаты. Спустя минуту они услышали, как за ним захлопнулась парадная дверь.
Барон продолжал сидеть в своем кресле, глядя на них. А они смотрели на него. “Дорогая” снова откинулась на подушки. Илеана, наклонившись и прижав простыню к груди, смотрела на отца. Наконец он заговорил.
Его взгляд был устремлен на жену.
— Разве тебе мало, что я закрывал глаза на то, что ты такая, потому что любил тебя и в какой-то степени чувствовал себя ответственным за тебя? Но ты меня так ненавидишь, что даже собственную дочь превратила в шлюху.
Заговорила Илеана:
— Отец, это я...
Отец посмотрел на нее. Она никогда еще не видела такого печального выражения его глаз.
— Надень что-нибудь на себя, Илеана, — сказал он мягко, — и иди в свою комнату.
Она молча накинула халат и направилась к двери. Он слегка подвинул назад свое кресло, чтобы она могла пройти, и погладил ее руку. Его рука была холодной как лед.
Она вышла в коридор, а он вкатил кресло в спальню и закрыл за собой дверь.
Илеана уже подходила к своей комнате, когда услышала выстрелы. Бросилась обратно, распахнула, дверь и закричала. Все было кончено. Ее мать лежала мертвой поперек кровати, отец — в своем кресле, а револьвер все еще дымился на полу около выпустивших его пальцев.
Отец не оставил ей денег, но после матери осталось состояние, превышающее шестьдесят тысяч долларов. Илеана собрала деньги, поехала в Монте-Карло и растратила их все за неделю. Она почувствовала себя лучше, когда эти деньги ушли. Чище. Затем она поехала в Ниццу навестить подругу.
Именно там она впервые встретила Чезаре. Он занял второе место в ежегодных гонках. Именно там она открыла для себя новый образ жизни. Как и у ее матери, у нее всегда имелся богатый человек, готовый помочь ей. И когда Илеана поняла, как она стала походить на свою мать, все для нее стало безразличным.
Единственное, что стало для нее значимым, что было по-настоящему важным, так это сегодняшний день — насколько хорошо она сможет распорядиться им или прожить его.