Стилет

Глава 7

В комнате было тихо, только слышалось ее спокойное дыхание во сне. Он лежал, уставившись в потолок широко раскрытыми глазами. Прошло столько лет, что он почти забыл об этом.

Война. Ничего подобного с тех пор не бывало. Все остальное суррогат. Суррогат смерти. Огромная опасность, страшное возбуждение, чувство силы, которое пронизывает тело, дают понять, что страх смерти, таящийся внутри тебя, просится наружу, приближая тебя к твоему собственному предназначению.

Он лениво улыбнулся в темноту, блаженная нега охватила его тело. Потянулся за сигаретой на ночном столике. Пачка была пуста.

Он осторожно встал с кровати и пересек комнату. Подойдя к туалетному столику, вытащил сигарету из лежавшей на нем пачки и прикурил. Через двери балкона было видно, как серые полоски рассвета медленно заполняют горизонт.

— Чезаре, — прошептала она с кровати.

Он обернулся, но не мог рассмотреть ее в темноте.

— Да?

— Открой вторую бутылку шампанского. — Ее голос был несколько охрипшим после сна.

— Мы уже ее открыли, — ответил он.

— Но я все равно умираю от жажды, — сказала она тоном маленькой девочки. Чезаре рассмеялся почти неслышно.

— Ты ненасытная женщина. Он услышал шелест простыней — она села на кровати.

— Что же я могу поделать, если меня мучит жажда?

Он снова рассмеялся.

— Могу тебя понять, — ответил он и прошел на балкон.

Было все еще темно, издалека доносился стрекот сверчков и слабый сухой шепот ветра пустыни. Темная синева неба освещалась зарождающимся утром. Он наклонился над перилами, глядя на пустыню.

Она вышла на балкон и встала за его спиной. Он не повернулся. Она подошла к нему ближе и, просунув руки ему под мышки, обхватила его грудь, положив голову на его голую спину.

— Скоро наступит утро, — сказала она.

— Я знаю, — ответил он.

Она прижалась губами к его плечу.

— У тебя гладкая кожа, чистая и нежная. Иногда я удивляюсь, откуда берется вся эта неистовая ярость в гонках. Я не встречала человека, который походил бы на тебя.

Он засмеялся и обернулся к ней.

— Должно быть, таким меня сделали вина, которые я выпил, будучи мальчишкой. Считается, что вина Сицилии хорошо действуют на кровь и кожу.

Она посмотрела ему в лицо. В нем было что-то такое, чего она никогда не сможет понять.

— Когда мы занимаемся любовью, почему ты всегда твердишь, что умираешь? — заинтересованно спросила она. — Что за странная вещь, говорить об этом в такой момент.

Он улыбнулся.

— Мы, итальянцы, так это называем. Маленькая смерть.

— Почему? — спросила она. — Когда все внутри тебя раскрывается и как бы заново рождается, почему ты говоришь, что это похоже на умирание?

Улыбка сбежала с его губ.

— Разве это не так? Разве каждое рождение не является началом смерти? Ты не чувствуешь эту боль?

Она покачала головой.

— Нет. Только возрастающую радость. — Она посмотрела в его глаза. — Возможно, в этом заключается разница между нами. Возможно, именно поэтому, даже когда ты наиболее близок мне, я чувствую, что какая-то часть тебя далека от меня — в том мире, о котором я ничего не знаю.

— Глупости, — сказал он.

— Нет, правда, — быстро ответила она. — Так ты смотрел, когда несли мимо нас этого мужчину. В какой-то миг я почувствовала себя тобой, как раз в той комнате, где находились все эти люди. В следующий момент они прошли мимо, и ты исчез. Он был мертв, верно?

Он взглянул на нее. , — Почему ты так считаешь?

— Он был мертв, — прошептала она. — Я это поняла по выражению твоего лица. Ты знал. Больше никто не знал, но ты знал.

— Что за глупости ты говоришь, — сказал он небрежно. — Как я мог знать? Она покачала головой.

— Не знаю. Но у тебя было такое же выражение лица, как тогда, когда ты вышел из здания в первый день нашего путешествия. Потом, в самолете, мы развернули газеты и прочитали об убийстве человека в здании суда, у которого мы остановились.

Она склонила голову на его грудь и не увидела, как на его лице медленно появляется напряженное выражение.

— Мне не нужно читать завтрашние газеты, чтобы узнать, что этот человек внизу убит. Я могу это чувствовать. Интересно, как будет в Майами? — сказала она.

Чезаре подумал, может ли она чувствовать, как начинает глухо биться сердце по всей его плоти. Он постарался, чтобы его голос звучал как можно более непринужденно:

— Как всегда. Солнечно и тепло. Она посмотрела ему в глаза.

— Это не то, что я имела в виду, дорогой. Я подумала: неужели там тоже кто-то умрет?

Пелена спала с его глаз, и она глубоко заглянула в них.

— Люди умирают везде и каждый день, — сказал он.

Она почувствовала себя почти загипнотизированной.

— Ты случайно не Ангел смерти, дорогой?

Он неожиданно рассмеялся, а его глаза вновь покрылись пеленой.

— Что ты говоришь, это же несерьезно.

— Нет, конечно, — заговорила она медленно. — Просто однажды мне попался рассказ о девушке, которая полюбила Ангела смерти.

Его рука обхватила ее голову и прижала теснее к своей груди.

— И что же случилось с ней? — спросил он.

Он чувствовал, как ее губы коснулись его груди.

— Она умерла. Когда он понял, что она знает, кто он, Ангел смерти был вынужден взять ее с собой. — Она подняла голову, посмотрела на него и неожиданно спросила:

— Ты возьмешь меня с собой, Чезаре?

Его рука сжала прядь ее длинных спадающих на плечи волос и повернула ее голову так, чтобы она могла видеть его.

— Я возьму тебя с собой, — сказал он и грубо впился в ее губы.

Свободной рукой он сжал ее грудь и почувствовал затрудненное из-за боли дыхание. Она сумела отвернуть от него лицо и громко крикнула:

— Чезаре! Ты делаешь мне больно! Он нагнул ее лицо к своей голой груди и стал медленно водить ее голову по расширяющемуся кругу, не ослабляя давления на грудь. Услышал, как она тихо застонала, и внутри него начал нарастать стремительный поток. Круг стал шире, теперь она, медленно опустившись на колени, стонала беспрерывно.

Он стиснул ее сильнее, и ,она громко вскрикнула:

— Чезаре! Прекрати, пожалуйста, прекрати! Больно, я больше не могу выносить эту боль!

Сейчас он улыбался. Внутри него бушевала сила. И жизнь. И смерть. Казалось, его голос донесся откуда-то издалека:

— Настало время, чтобы ты узнала, моя дорогая, каким исключительно приятным может быть ощущение боли.

— Не надо, Чезаре, не надо! — Ее тело начало сотрясаться в диких конвульсиях. — Я не могу переносить эту боль! Я умираю!

Он взглянул на нее сверху вниз и вдруг отпустил. Она почти упала, потом обхватила его бедра и повисла на нем, рыдая.

— Чезаре, я люблю тебя! Я люблю тебя!