Стилист. Том I

Глава 3

Всё — таки хорошо, что я угодил хотя бы в 73—й, а не в какой — нибудь дремучий XVI век, где меня стрельцы Вани Грозного за одну только татуировку дракона быстро посадили бы на кол как неблагонадёжного, водящего знакомство с нечистой силой. Или, например, мог залететь в разгар всяких революций начала XX века, тоже хорошего мало, учитывая последующие репрессии. Можно, было бы, конечно, погеройствовать в 1940—х, если бы туда забросило, но, учитывая отсутствие у меня каких — либо милитаристских навыков — в армии на стрельбище раза три всего побывал — можно с уверенностью сказать, что на передовой меня быстро изрешетили бы фашистские пули. Разве что в рукопашной появился бы шанс, да и то не факт, всё же махаться сапёрными лопатками я не тренировался, разве что Палыч обучил некоторым приёмам ножевого боя.

А вот бы махнуть в свой родной городишко, на маленьких родителей посмотреть… Они уже в детдоме, где растут, так и не познав родительской ласки. В отличие от росшего если и не в полной семье, то уж наверняка при живой матери, да и бабушках с дедушками, будущего банкира Кистенёва. Небось сейчас по улицам бегает, с такими же пацанятами в войнушку играет. Или, вернее, за партой сидит, время — то дневное. Как из обычных с виду детей вырастают отморозки? В какой момент у них мозги сворачивают набекрень? А что если махнуть на малую родину, найти будущего убийцу отца да и… Хм, будь это хоть будущий фюрер, у меня рука бы на ребёнка не поднялась. Да и, кто знает, вдруг после моего визита в прошлое история вильнёт в сторону, и не вырастет из маленького Игорька браток, для которого ничего не стоит убить человека.

Подобного рода мысли мелькали в моей голове, когда я неторопясь брёл по Новокузнецкой улице, словно губка, впитывая в себя картинки, звуки и запахи этой эпохи. Шёл я просто вперёд, без какой — либо цели, решив, раз уж ничего не изменишь, расслабиться и получить удовольствие. Наверное, со стороны я был похож на приезжего из провинции, правда, слишком уж модно постриженного для гостя с периферии. В данный момент это была хипстерская стрижка с выбритыми висками — работа Танечки, только ей я доверял свою голову. Эх, где теперь та Танечка…

Вроде и ситуация хреновая, а на душе почему — то хорошо. Рот мой непроизвольно растягивался в улыбке, когда мимо бежали радостные детишки с ранцами и портфелями, видно, из школы, а тётка в белом переднике стояла у большого белого ящика с надписью «Мороженое» и продавала страждущим стаканчики, прямоугольные брикеты и эскимо в серебристой фольге. Из любопытства подошёл поближе. Фруктово — ягодное мороженое в бумажных стаканчиках с палочкой в довесок уходило по 7 копеек, пломбир в вафельных стаканчиках — по 19, брикетик молочного с вафлями — 9 копеек, сливочного — 11. Маленькое эскимо также стоило 11 копеек, большое — 22 копейки. Не такой уж и скудный выбор, как приходилось слышать от некоторых форумчан.

Наверное, тут где — то и квас должны продавать из бочек. А может, уже не сезон, середина сентября как — никак на дворе.

Вот здесь в моё время располагалась «Азбука вкуса». Сейчас же это обычный жилой дом о пяти этажах из серого кирпича. Позади остались Вишняковский и Климентовский переулки, и я понял, что непроизвольно двигаюсь к станции метро «Новокузнецкая». Вход в метрополитен ничем не отличался от того, каким я его помнил, проезжая мимо на своём «Bentley», разве что фасад без рекламы смотрелся чище. Зато сейчас по соседству маячил портрет дорогого Леонида Ильича с парой звёздочек на груди — Героя Соцтруда и Героя Советского Союза. Пока ещё скромный иконостас.

Нет, не буду в метро спускаться, накатаюсь ещё. Я переместился на Пятницкую улицу, теперь уже решив добраться до Красной площади. Как же не поглядеть на главную достопримечательность Москвы, какой она была в 1973 году?!!

Собственно, всё на своих местах. Отполированная сотнями тысяч, а то и миллионами ног брусчатка, всё так же высятся Исторический музей и Казанский собор, памятник Минину и Пожарскому, храм Василия Блаженного, Спасская башня, некрополь у Кремлёвской стены и, конечно же, Мавзолей с останками Владимира Ильича.

В Мавзолей не пойду, тем более что пятница — выходной день для посещения, нагляжусь ещё, будет время. Лучше я зайду в ГУМ, очень хочется глянуть, как он выглядел за десятилетие с лишним до моего появления на свет.

Центральный вход оказался закрыт, что меня немного удивило, пришлось заходить с улицы 25—летия Октября. Архитектура та же, фонтан на месте, хотя и выглядит несколько винтажнее известного мне. На бортике сидят уставшие от хождения по этажам универсама покупатели со свёртками и просто пришедшие сюда как на экскурсию. Кто — то лакомится мороженым, благо что тут же стоит очередная продавщица с тележкой — холодильником. Не удержался и я, купил местное фирменное за 20 копеек в вафельном стаканчике.

Такое ощущение, что попал в людской муравейник. Пусть суетятся, я никуда не спешу. Пока неторопясь двигался с линию на линию, взгляд скользил по вывескам торговых отделов: текстильные товары, готовое платье, обувь, трикотажно — бельевые товары, посудо — хозяйственные товары, мебель и ковры, меха и головные уборы, канцелярские товары и игрушки, культтовары.

Народ, особенно дамы, задерживается у витрин, чтобы обсудить выставленные на манекенах наряды. Ну да, то, что за витриной, ещё можно носить, но далеко не каждая советская женщина может позволить себе такое платье, блузку с юбкой или пальто. Большинство фасонов, увиденных мною на советских гражданах, вызывало у меня лишь вздох разочарования.

Интересно, где располагается таинственная 200—я секция, о которой некоторые знатоки старины упоминали на форумах, посвящённых СССР и ГУМу в частности? Якобы именно в этой секции отоваривалась партийная элита, их родственники и знакомые, а также космонавты, народные артисты и прочие граждане, чьи имена и портреты периодически появлялись на страницах советских изданий. Вот бы тоже как — нибудь заглянуть в эту таинственную 200—ю секцию! Но пока об этом можно лишь мечтать.

Дайте мне деньги и власть, а лучше сначала власть, а затем уже деньги, и 200—е секции станут обыденностью, а наш народ преобразится! Именно НАШ — теперь я уже, кажется, начинал ощущать себя полноправным жителем страны, занимающей 1/6 часть земной суши. А ведь СССР сейчас реально представляет собой силу. Это ещё не то бесхребетное государство, что я застал школьником в эпоху непросыхающего Бориски, и даже не путинская Россия, чья экономика под западными санкциями того и гляди даст дуба. Сейчас с Советским Союзом считаются во всём мире, хотя первые червоточины уже появляются. Рыба, как известно, гниёт с головы, подозреваю, что нынешняя верхушка, всё Политбюро уже доживает свой век, опасаясь как чёрт ладана каких — то перемен. Перемены назрели, вот только не в таком виде, что устроил Плешивый. Время, проведённое на форумах, посвящённых СССР, я даром не терял, кое — что впитал, и надеюсь, что выводы для себя сделал правильные.

Вот дайте мне поцарствовать пару — тройку лет, думал я, всех пенсионеров из ЦК партии — поганой метлой. Наберём молодых и деятельных, которые под моим чутким руководством не только сохранят Советский Союз, но и преумножат его силу. В первую очередь станем решать национальный вопрос. Всех, кто мечтает разжечь межнациональные конфликты — вычислять и безжалостно истреблять. Если не к стенке, то в столпыпинские вагоны, в Сибирь, строить нефте и газопроводы вместе с БАМом. Брежнев для этого слишком мягкотел, не говоря уже о западной марионетке Горбачёве. Я, конечно, не большой приверженец Сталина, о нём я тоже достаточно почитал, но кое — какие методы работы у Вождя можно позаимствовать. Особенно в Прибалтике, Украине и Грузии, где некоторые спят и видят себя свободными от «русских оккупантов».

Далее на повестке дня — экономика. Ядерных боеголовок у нас и так более чем достаточно для отражения любой агрессии, давайте, друзья мои, лучше поднимать народное хозяйство. Я в экономике, честно говоря, не очень силён, но почему бы не взять в качестве примера путь, по которому пошли китайцы? Например, основные статьи Конституции КНР посвящены вопросам собственности на средства производства и смежным вопросам, тогда как в «демократических» странах в первых строках обычно идёт неконкретная обязательная часть про права человека и свободы. Это то немногое, что я помнил, когда попытался изучить секрет китайского экономического чуда. Я бы разрешил частную собственность, но в разумных пределах: нефть, газ и прочие природные богатства принадлежат народу, а разного рода артели, обеспечивающие советский народ ширпотребом, пусть открывают сколько угодно. Тогда люди станут нормально одеваться, не давиться в очередях за колбасой и… Почему — то подумалось про французские духи. Хм, а мы — то что, не можем сами наладить выпуск приличного парфюма? Флаг частникам в руки! Как человек в теме, вычитал в своё время, что до революции российские парфюмерно — косметические компании вполне даже конкурировали с французскими. Вот пусть и возрождают.

Между тем день клонился к закату, и я подумал, что неплохо бы уже подумать и о ночлеге. Не возвращаться же в квартиру обокраденных мною Яхонтовых! А какие у нас имеются варианты? Спать на лавочке в парке — не лето на дворе, окоченею в этом плащике. Снять угол — денег точно не хватит. Значит, помимо вопроса с ближайшей ночёвкой придётся решать вопрос и с заработком, причём чем быстрее — тем лучше.

Отсюда вытекает следующий вопрос: кем я могу устроиться в это время? Можно, конечно, и грузчиком подшабашить. Разгрузил, загрузил — получил своё и гуляй. Но, во — первых, неизвестно, насколько хватит здоровья, а во — вторых, хотелось бы всё же найти работу по специальности. Такого понятия, как стилист, в СССР наверняка не было, тот же Слава Зайцев сейчас вроде бы художественный руководитель экспериментально — технического цеха Общесоюзного дома моделей одежды на Кузнецком мосту.

Кстати, может, ткнуться к нему, попроситься в штат? С кутюрье мне доводилось встречаться несколько раз на творческих тусовках. Несмотря на преклонный возраст и нечёткую дикцию, показался он мне вполне адекватным, толково рассуждавшем о современной моде человеком, с неплохим чувством юмора. Сейчас же он ненамного старше меня, должен фонтанировать идеями, и вполне может пойти мне навстречу.

Итак, решено, двигаемся в сторону ОДМО, он сейчас располагается по адресу Кузнецкий мост—14, если память не подводит. Бросил взгляд на большие часы ГУМа — 16.12. Что ж, вперёд, мой юный друг, туда, где рождается советская мода!

Всё — таки до чего неудобна отечественная обувь… Это я понял, ещё когда шёл к Красной площади, а сейчас уже начинал немного прихрамывать. Вроде и не жмёт, и натуральная кожа, а поди ж ты… Явно не помешала бы ортопедическая стелька.

Перемещаться по Москве я больше привык на колёсах, тут же предстояла пешая прогулка. Хоть и не критичное расстояние, но всё равно хотелось бы по возможности обзавестись личным автотранспортом. Но нет у меня денег даже на «Запорожец», да и машину сейчас просто так не купишь. Люди годами стоят в очередях. Может, в СССР и было немало хорошего, но и минусов хватало. Правда, и плюсик есть — отсутствие пробок, так что счастливым автолюбителям раздолье.

Я проковылял мимо какого — то собора, миновал Театральный проезд, прошёл по Неглинной, минуя консерваторию, театральное училище им. Щепкина… Задержался у витрины парикмахерской «Лилия». Сквозь своё отражение видел, как немолодая парикмахерша с пергидрольными волосами стрижёт под канадку мальчонку. Эх, руки так и чесались взяться за ножницы, фен и брашинг, но когда ещё представится такая возможность!

А вот и он, Общесоюзный дом моделей одежды. Помимо вывески слева от входа об этом свидетельствовали выставленные в красивых оконных проёмах манекены, одетые в более — менее приличную одежду.

Дверь открывалась натужно, я даже посочувствовал сотрудникам ОДМО, среди которых наверняка большинство составляли женщины. Сразу за дверью обнаружилась сидевшая за столом немолодая вахтёрша, при моём появлении отложившая в сторону «Литературную газету».

— Вы к кому, молодой человек?

— Здравствуйте! — как можно доброжелательнее улыбнулся я. — Не подскажете, как мне найти Вячеслава Зайцева?

— Славика — то? Так он вчера в Киев улетел, вместе со своей новой коллекцией и девочками. А вернутся только в понедельник. Приходите во вторник, не ошибётесь.

М — да, не повезло. Что ж, придётся где — то кантоваться несколько дней. Опять ж, далеко не факт, что затея с Зайцевым выгорит, но в душе упорно теплилась надежда на то, что Слава не бросит коллегу на произвол судьбы.

На 11 рублей прожить несколько дней можно, если питаться булками с кефиром, а вот с ночлегом уже напряжно. Кстати, неплохо было бы перекусить, тем более что бутерброд в кармане имеется. Вот только всухомятку есть не хотелось.

Какое — то время потратил на поиск продовольственного магазина, и то нашёл его благодаря подсказке шедшей навстречу пожилой москвичке, которая несла в сетке — авоське продукты, включая и бутылку с содержимым белого цвета. Магазин «Продукты» внутри оказался похож на больницу благодаря стенам, выложенным голубоватыми кафельными плитками. Несколько отделов, и к каждому стояла небольшая очередь.

Из интереса глянул на цены. Хлебный отдел радовал булками белого по 20–24 копейки, ржаным за 16, батоном по 13 и сдобными булочками в зависимости от величины от 4 до 20 копеек. В рыбном мороженый хек стоил от 20 до 40 копеек за килограмм, развесная солёная сельдь — 1.30 — 1.54 руб, сельдь иваси — 3.00, тюлька — всего 30 копеек за килограмм.

В отделе «Бакалея» развесная гречка стоила 52 копейки, сахар — песок — 90, мука — 46, соль — 10 копеек. Пачка индийского чая со слонами стоила 90 копеек, пачка «36—го» — 48, а банка растворимого кофе — 6 рублей. Можно было и кофейным напитком себя побаловать за 2 рубля. В мясомолочном свинина стоила 2–2.20, говядина в пределах 2 рублей, баранина — 1.80. Ножки свиные для любителей холодца обошлись бы по 32–60 копеек за кг, говяжьи по 20–30 копеек, курица стоила от 90 копеек до 2.30 за килограмм. М — да, на курицу за 90 копеек я бы вряд ли позарился, какое — то рахитичное создание, которое умертвили из жалости. Зато, скорее всего, не жрала всякую химию, лекарства и витамины, которыми пичкают нынешних кур… Хотя каких нынешних, может в Штатах и пичкают, а в СССР пока до этого ещё не докатились. Что интересно, почти все, кто приобретал молочные продукты в бутылках, приносили с собой пустую тару, сдавая её по 15 копеек за штуку. Оказалось, что при стоимости бутылки кефира 30 копеек, сдав пустую стеклотару, можно было сэкономить половину. Но у меня с собой пустых бутылок не было, так что пришлось разориться по полной.

Выйдя из магазина, я нашёл в ближайшем скверике свободную лавочку, где, глядя на двух прогуливавшихся подруг — мамаш с колясками, неторопясь уничтожал бутерброд вместе с кефиром. Пока жевал, размышлял, где мне перекантоваться эти несколько ночей. Помимо чердаков в качестве ночлега на ум приходили ещё и залы ожидания железнодорожных вокзалов. В итоге так и решил, завалиться на ночь глядя на какой — нибудь вокзал и пусть в сидячем положении, но хотя бы в тепле провести время до утра.

Бутылку у меня тут же умыкнула какая — то шустрая старушка. Я не стал мелочиться, всё равно пришлось бы искать колонку, чтобы вымыть стеклотару, поэтому просто отправился по заранее намеченному маршруту.

С выбором вокзала я определился не сразу. Прихрамывая, уже в сгущавшихся сумерках относительно тёплого московского дня добрался до Комсомольской площади, куда стекались пассажиры прибывших поездов с Казанского, Ярославского и Ленинградского вокзалов, чтобы затем нырнуть в ненасытный зев станции метрополитена, сесть на троллейбус — автобус, или — если позволяли финансы — вальяжно погрузиться в такси. Правда, что меня удивило, даже к «Волгам» с шашечками стояли пусть и небольшие, но очереди. Вспомнился снятый примерно в эти годы фильм «Джентльмены удачи», где герой Георгия Вицина сипел подельнику, что и так уже 8 рублей наездили.

Начал я с Казанского, потом перебрался на Ярославский, а в итоге остановил свой выбор на Ленинградском вокзале. Двухэтажное здание постройки XIX века, увенчанное башенкой с часами, внутри выглядело несколько культурнее и комфортнее своих собратьев, возможно, потому что сюда прибывали люди из культурной столицы и второго по величине города Союза, и отсюда же убывали.

Радовало, что для пребывания в зале ожидания никто не требовал предъявить билет и уж тем более не досматривал тебя с помощью металлодетекторов. Террористы — это пока у них, на загнивающем западе.

Сиденья были жёсткие, но на них можно было хотя бы откинуться. Посидел с полчаса, стало скучно, зато ноги отдохнули. Вокзальные часы показывали только седьмой час, и я решил ещё прогуляться по окрестностям. Добрался до Земляного вала, посмотрел на афиши у кинотеатра «Звезда». Репертуар был представлен фильмами «А зори здесь тихие…», «Иван Васильевич меняет профессию», «Земля Санникова» и «Зита и Гита».

Сразу вспомнилось, как в прошлом (хотя по нынешним меркам еще не наступившем) году одна клиентка заказала у моего знакомого фотосессию в индийском стиле: в цветастых сари и топике, из — под которого выглядывали складки жира, с расписанными хной руками, с кучей браслетов и прочей дребедени. Так вот её костюмом, макияжем и причёской друг пригласил заниматься меня. Да, заплатила та тётка — жена топ — менеджера одной из нефтяных компаний — прилично, но и нервы потрепала изрядно.

Подумал и… В общем, отдал 25 копеек за билет на предпоследний ряд на «Ивана Васильевича» плюс киножурнал «Фитиль». Нравится мне Гайдай, но только фильмами, снятыми до середины 1970—х. Потом начался какой — то неудобоваримый бред типа «Спортлото—82», особенно в перестроечные времена, достаточно вспомнить его фильмы с Харатьяном. А «Ивана Васильевича» отчего же не поглядеть, да тут что ни цитата — то крылатая.

На Ленинградский вокзал вернулся без четверти десять вечера. В туалет я сходил ещё в кинотеатре, так что выглядел свободное местечко, уселся, кое — как стянул перстень с мизинца, спрятав в карман плаща (мало ли, ни к чему привлекать внимание) и стал ждать, когда меня начнёт клонить в сон. Клонить начало уже минут через пятнадцать, сказался напряжённый день, который стартовал в веке XXI — м, а заканчивался в XX — м. Первый раз заснуть не удалось, только задремал, как разбудил голос женщины — диктора, объявившей об отправлении скорого поезда Москва — Ленинград.

Наконец уснул и, как показалось, сразу проснулся от похлопывания по плечу. Надо мной нависали двое милиционеров. Один совсем молодой, в звании младшего сержанта, второй постарше, с густыми усами, с продольной полоской старшины на погонах. Он — то и трепал меня, наверное, за плечо.

— Старшина Молодцов, — представился он. — Гражданин, уезжаете? Можно ваш билет?

Мазафака, приплыли, называется. Может, стоит рвануть к выходу, расталкивая людей, и растаять в ночной Москве? А если стрелять начнут? Вон у старшины не только резиновая дубинка на ремешке болтается, но и кобура справа выпирает, и вряд ли там огурец.

Заметив моё колебание, сотрудник правоохранительных органов поиграл дубинкой и еще больше навис надо мной, дохнув чесноком.

— Гражданин, документики ваши можно?

Ладно, терять мне нечего, в обязанности милиции входит не только оберегать покой советских граждан, но и всячески им помогать. Вот пусть и помогают. Я встал, оказавшись на полголовы выше коренастого Молодцова, и покаянно опустил голову:

— Нет у меня ни до билета, ни документов, товарищ старшина.

— Так, замечательно.

Что уж этот Молодцов нашёл в данной ситуации замечательного, можно было только догадываться.

— А как зовут, где проживаете?

— Видите ли, товарищ старшина, — принялся я выкручиваться, — как меня зовут — помню: Алексей Михайлович Бестужев, помню, что мне 33 года, а больше ничего не помню. Словно до этого всё было в темноте, а потом раз — и очнулся минувшим вечером посреди Комсомольской площади. Может, вы и поможете мне выяснить, кто я и откуда?

Я постарался придать своей физиономии как можно более страдальческое выражение, типа того, что изображал Кот из мультика про Шрека. Младший сержант тронул коллегу за рукав:

— А помните, товарищ старшина, пару месяцев назад в отделение привели бабушку, тоже себя не помнила?

— Помню, — буркнул тот, — за ней потом родственники пришли… Похоже, и вам придётся с нами прогуляться, гражданин Бестужев, до выяснения личности.

Далее мы втроём вышли в ночную прохладу столицы, заставившую меня поёжиться. Пока шёл под конвоем, думал, что так и буду держаться выбранной линии. Ни по каким уголовным делам я не прохожу, в преступлениях против свободы и личности не замечен (если не брать в расчёт заимствованные продукты и одежду у Яхонтовых), сверятся с портретами объявленных во всеросс… пардон, всесоюзный розыск… Конечно, может попасться похожая физиономия, но у меня на спине имеется характерная примета в виде татуировки дракона. Любой более — менее грамотный специалист определит, что она не первой свежести, так что похожий на меня потеряшка или отец — беглец вряд ли успел бы за такой короткий срок обзавестись столь красочной и в то же время поюзанной татуировкой.

Допрос в пропахшем табачищем Красносельском РОВД вёл дежурный летёха. Записав мои слова, попросил выложить всё из карманов, и тут мне пришлось слегка поволноваться. Оказалось, что в кармане плаща имеется дырка, куда, скорее всего, перстенёк и провалился, хотя я и не собирался его выкладывать на стол. Прикарманят и скажут, что так и было. Будем надеяться, что перстень не выпал на асфальт, пока меня конвоировали в РОВД, а лежит где — то внизу за подкладкой.

Затем, когда я выложил на стол оставшиеся купюры с мелочью, мне было предложено раздеться. Лейтенант слегка офигел, увидев на моей спине разноцветного дракона.

— Интересно, интересно… Откуда это у вас?

— Что откуда? — прикинулся я дурачком.

Он достал небольшое зеркальце, встал сзади меня и попросил обернуться, дабы я разглядел татуировку.

— Ни хрена себе!

Ну, надо же было как то разыграть удивление, я же типа память потерял. Не рассказывать же я, что мне этого дракона набили в Таиланде за 75 американских долларов.

— Что, впервые видите?

— Впервые, товарищ лейтенант.

Тот зафиксировал «характерную примету» в протоколе и пригласил немолодого, заспанного эксперта — криминалиста. Тот неторопясь «откатал» мои пальцы, которые я затем отмыл в местном сортире.

— Утром придёт начальство, решит, что с вами делать, — устало констатировал лейтенант, прежде чем отправить меня в ИВС.

Изолятор представлял собой освещаемое тусклой лампой в металлической сетке помещение с голыми дощатыми нарами и стенами, хаотично заляпанными застывшими нашлёпками цемента или бетона, я не настолько разбираюсь в стройматериалах. Представил, что будет, если по такой «стиральной доске» протащат физиономией, и невольно вздрогнул.

В хате я был не первым, помимо меня здесь обитали ещё трое. Один, свернувшись калачиком, дрых в углу, неплохо так похрапывая, и на моё появление никак не отреагировал, а ещё двое, похоже, страдали бессонницей, они сидели на одной шконке, поджав под себя ноги по — турецки.

— Тебя как звать — то, бедолага? — спросил один из них, коренастый.

— Алексей, — сухо ответил я.

— Лёха, короче… А я Витёк, погоняло Болт, слышал? Нет? А это Кирюха — Червонец, братан мой кровный. Тя за что замели?

— На вокзале ночевал, документов нет, а память отшибло, помню только, как зовут, и всё.

— Чё, ваще ничё кроме имени не помнишь?

— Неа.

После этого подельники потеряли ко мне интерес. По повадкам говоривший явно уголовник, да и у второго рожа не лучше, хотя первый в этой паре ярко — выраженный лидер. А я расположился на свободных нарах, свернув плащ в виде подушки, лёг и попытался уснуть. Нет, что — то теперь уже не шёл сон, на досках было ещё твёрже, чем на вокзальном кресле, да и вроде бы за маленьким зарешечённым оконцем уже начинало светать. Сколько сейчас: четыре часа, пять? Значит, пару — тройку часов на вокзале я всё же вздремнул.

Между тем те двое решили, видно, под утро вздремнуть, вон уже как бы посапывают. А меня интересовало, что там с моим перстнем? Ну — ка я по — тихому прощупаю подкладку. Приняв сидячее положение, я тихо развернул плащ и принялся ощупывать пальцами ткань. Ага, похоже, вот и он. С души будто камень свалился. На всякий случай, перебирая пальцами, я наощупь подогнал его к карману, сунул в него другую руку и через дырку вытащил перстень наружу. Сияет, красавец, даже в тусклом свете зарешечённого ночника. Не то что я люблю всякого рода безделушки, но этот перстенёк, помимо пары дорогих пломб, практически единственная память о той эпохе, откуда я свалился в расцвет правления Леонида Ильича. Да и, чего греха таить, в случае нужды даже на каком — нибудь чёрном рынке я смогу выручить за него приличные деньги.

— Оп — па, а чё это у нас такое?

Голос Болта заставил меня сжать перстень в кулаке. Уголовник неторопясь сполз со шконки, и вразвалочку направился в мою сторону. Червонец, снова усевшись по — турецки, щерился гнилыми пеньками зубов.

— Слышь, земеля, ты кулачок — то разожми.

— Больше тебе ничего не разжать?

Я сразу выбрал такой тон, решив, что ни в коем случае не должен давать слабину, а в крайнем случае постараюсь за себя постоять.

— Не понял… Слышь, сука, ты чё, берега попутал?

— Если я сука, то ты петушило.

В уголовной среде нет более тяжкого оскорбления, чем намекнуть, что человек принадлежит к касте опущенных. Это знал даже я, никогда не сидевший, а нависавший надо мной урка мгновенно пришёл в ярость.

— Урою, блядина!

Предвосхищая удар, я выставил вперёд локоть левой руки, который и принял на себя кулак оппонента. Страдальческий крик заставил проснуться даже дрыхнувшего в углу доходягу. Представляю, насколько это больно, если даже у меня рука на несколько секунд попросту онемела.

Палыч мне всегда говорил: «Первая атака должна сразу выводить соперника из строя». Пока я только блокировал чужую атаку, а теперь настало время провести свою. Претворяя в жизнь наказ Палыча, я действовал жёстко. Урка как раз удачно согнулся, со стоном и матом тряся травмированной конечностью. Удар под названием Chin jab, то есть раскрытой ладонью в подбородок, благо что перстень оставался зажат в левой руке, отправил Болта на цементный пол. Уголовник застыл без движения, а его подельник оказался не робкого десятка, сорвавшись с места с заточкой в руке. Как он её пронёс в ИВС? Да мало ли у уголовников разных приёмов. Раздумывать над этим мне было некогда. Всё тот же Палыч учил меня, что пытаться выбить нож из руки противника — занятие чреватое получением травмы, куда проще и действеннее ударить ногой в колено, что я и проделал с огромным удовольствием. Червонец, прыгая на одной ноге, орал не так сильно, как Болт, но у меня создалось впечатление, что удар стопой в коленную чашечку нанёс приличный урон его здоровью.

От следующего удара меня предвосхитил звук открываемой двери. На пороге стоял давешний лейтенант, сурово оглядывая поле боя.

— Та — ак, и что это такое здесь происходит?

Болт зашевелился и со стоном, сопровождаемым матюгами, принял сидячее положение, тряся контуженной головой. А Червонец уже успел каким — то образом избавиться от заточки, процедив сквозь зубы:

— Этот вон… Ни с того ни с сего налетел на нас. Бол… Витька́ оглушил, а мне ногу повредил. Колено точно сломал, сссука. А — а — а….

В ответ на вопросительный взгляд лейтенанта я пожал плечами:

— У меня другая версия, я сам едва не стал жертвой нападения этих молодых людей. Что — то им во мне не понравилось, пришлось защищаться.

— Я смотрю, драться вы умеете, — вздохнул служивый. — Ладно, Бестужев, пойдёмте, посидите в дежурке, а то ещё что — нибудь тут учудите. Начальство пускай потом разбирается, а мне ещё придётся рапорт писать. А вас, — это уже в адрес уголовников, — утром осмотрит врач. И не вздумайте мне тут чудить, а то быстро к хулиганке срок схлопочите и отправитесь намоленными путями по этапу.

Начальство в лице майора с усталым лицом заявилось ровно в 8 утра. Я кемарил на лавке, свесив небритый подбородок на грудь, когда меня растолкали и провели в кабинет, на двери которого висела табличка: «Начальник ОВД по Красносельскому району г. Москвы майор Дерябко К. В.» Сам Дерябко К. В. сидел за столом, позади него стену украшали портреты Брежнева и Дзержинского.

— Присаживайтесь, гражданин Бестужев. Так это вы, значит, потерявший память?

— Значит, я.

— А сокамерников за что избили?

Ну вот, сейчас начнётся выедание мозга. В итоге ещё и виноватым окажешься. Однако, к моему лёгкому удивлению, майор поверил, либо сделал вид, что поверил объяснению.

— Та парочка и впрямь те ещё фрукты, за ними не одна ходка. Сейчас, правда, по хулиганке попались, но я постараюсь сделать так, чтобы им переквалифицировали на злостное хулиганство, а это лишение свободы на срок до пяти лет или исправительные работы на срок до двух лет.

Про заточку у Червонца я промолчал, а то ведь бедолаге ещё и за холодное оружие впаяют. Хотя, по большому счёту, туда уроду и дорога.

— Вы тоже персонаж с секретом. Себя не помните, а дерётесь вон как, словно мастер спорта по боксу или боевому самбо. Да и эта странная татуировка… Кстати, можно посмотреть?

Я разделся до пояса, демонстрируя Дерябко цветастую картинку, на что тот выдал загадочное: «Угу, ясно», после чего вернулся за стол.

— Мы, конечно, пошерстим по всесоюзным сводкам не только на предмет Алексея Бестужева, но и на человека с вашей внешностью, навыками и с характерной татуировкой, может, где — то что — то и всплывёт. Не может быть, чтобы у человека не было родственников. Вполне может быть, что раз вы оказались на площади трёх вокзалов, то прибыли в Москву из другого города. Эти направления мы тоже отработаем.

— А что же мне, пока всё не выяснится, в дежурке жить или, того лучше, в изоляторе?

— Тоже не дело, — вздохнул майор. — У нас, в общем — то, на такие случаи имеется инструкция, подобранных на улице беспамятных отправляем в лечебные учреждения… Да — да, периодически встречаются такие, не вы один. Но это больше пенсионеры, и в основном глубокие старики. Такой молодой с потерей памяти у нас впервые. Причём выборочно: имя, фамилию и возраст помните, а родственников и откуда вы — не помните. Как в кино: «Тут помню, а тут не помню»… Знаете что, отправлю вас в Ганнушкина. Там врачи хорошие, побудете пока под наблюдением, поколют вам витаминчики, может, что и вспомните. И мы со своей стороны поищем, может, где — то что — то и проклюнется. Только напоследок сделаем ваше фото в фас и профиль

М — да, только психбольницы не хватало, думал я, позируя местному Майзелу[1]. Хотя… На что я рассчитывал? Да и может ещё обойдётся, не стоит так уж переживать раньше времени. Пусть обследуют, если им так хочется, лишь бы в олигофрена не превратили.

А для Игоря Николаевича Кистенёва, он же Кистень, он же по экспроприированному паспорту Владимир Петрович Рыбаков, утро начиналось в мягкой и тёплой постели номера гостиницы при Казанском вокзале. Потянувшись и хрустнув суставами, он не без удовольствия вспомнил вчерашние вечер и особенно первую половину ночи.

Накануне экс — банкир недолго думал над тем, как проведёт ближайшую ночь. Понадеявшись на своё сходство с Рыбаковым и имея в сумке солидный запас наличности, Кистенёв решил переночевать в гостинице. Естественно, не в «Интуристе» или «Метрополе», ни к чему светиться в таких местах, где его паспорт будут проверять с особым тщанием, а к утру, не исключено, милиция Москвы будет оповещена о найденном в кооперативной квартире на Каланчёвской трупе. Обнаружится пропажа паспорта и соответствующая информация разойдётся, вполне возможно, по гостиницам столицы, где возле ресепшн наверняка торчит дежурный «легавый», да и каждый администратор не только фарцует, но и стучит куда следует. Поэтому Кистень далеко ходить не стал, вечер провёл в ресторане «Арбат», куда просочился, сунув десятку швейцару, а на ночь глядя ткнулся в небольшую, и почему — то пахнувшую хлоркой гостиницу при Казанском вокзале.

Как оказалось, хлоркой несло из приоткрытой двери сортира справа от стойки администратора. Администратором же оказалась лениво листавшая журнал «Крестьянка» весьма симпатичная женщина лет 35.

— Мне бы, если можно, одноместный, — с самой душевной улыбкой, на какую был способен, сказал Кистенёв.

— Увы, у нас только двух и четырёхместные, — с ноткой сожаления ответила та.

— Хм… А давай, красавица, я заплачу за двухместный, а буду жить там один? Сколько выйдет за неделю?

Для себя он решил, что неделя — максимальный срок. Даже если труп найдут спустя несколько дней, может обнаружиться пропажа паспорта, разошлют ориентировку. Лучше не рисковать. А за неделю он что — нибудь придумает. Может, удастся снять угол.

— Вообще — то так не положено, вдруг проверка…

— Не обижу, — веско добавил Кистень.

Женщина изобразила сомнение, но, видимо, последний аргумент сыграл свою роль. Она быстро произвела в уме вычисления и выдала:

— Если на неделю берёте двухместный номер, то общая сумма 16 рублей 80 копеек, по рупь двадцать с человека.

Кистенёв положил на стойку паспорт, из которого торчали три кирпичного оттенка купюры.

— Сдачу оставь себе, купишь пудру или помаду.

Администратор душевно улыбнулась, приступая к изучению паспорта.

— А у вас же здесь московская прописка.

— Так я ремонт затеял, нанял рабочих, они там целую неделю копошиться будут. Ну а мне надо же где — то приткнуться. В дорогие гостиницы не сунешься, там вечно мест нет, а с администраторами так легко не договоришься.

— Это точно, — грустно вздохнула женщина, переписывая паспортные данные.

Видно, представила, что ей всю жизнь куковать в пропахшей хлоркой привокзальной гостинице, где такие щедрые клиенты, как этот модно прикинутый мужчина — большая редкость.

— Добро пожаловать в нашу гостиницу, Владимир Петрович! — томно пропела она, протягивая ключи с биркой от номера. — Душ и удобства, правда, общие на этаже, но там чисто, там у нас порядок.

— Это хорошо, что чисто и порядок… Тебя как звать — то, солнце?

— Ольга Борисовна.

— Слушай, Оль, я смотрю, народу всё равно никого, скучаешь тут. Может, организуешь в номер коньячок, лимончик, ну и всё, что полагается? За ценой не постоим, — подмигнул ей новый постоялец.

Четверть часа спустя, когда Кистенёв уже немного пообвыкся в небольшом номере с чёрно — белым телевизором и занавесками с пятнами, словно кто — то вытирал о них жирные пальцы, Ольга Борисовна принесла не только бутылку «КВ», фрукты и тонко нарезанные сервелат с сыром, но и свежее постельное бельё с полотенцем.

— Приятного аппетита, Владимир Петрович!

— Ты гостиничную дверь закрыла? Нет? Давай быстренько метнись, повесь табличку, что мест нет, чтобы не стучались, и возвращайся.

— Да я не могу…

— Оля, не буди во мне зверя, — шутливо погрозил он ей пальцем. — Или ты думаешь, я для себя одного всё это заказывал? И второй бокал для себя захвати.

Когда Ольга Борисовна вернулась, Кистенёв, не мешкая, разлил коньяк.

— Ну, давай, Оля, за тебя, за твою красоту.

Полчаса спустя он уже целовал раскрасневшуюся женщину в пухлые губы, одновременно правой рукой стискивая её аппетитную грудь… Покинула Ольга Борисовна номер «гостя с севера» в половине первого ночи, объяснив, что может нагрянуть проверка, а она должна находиться на боевом посту, всё же имея возможность вздремнуть в маленьком холле на кресле — кровати. А вполне довольный тем, как складываются его дела, Игорь Кистенёв с чувством выполненного долга всё — таки принял душ и отправился на боковую. Утром его ждали новые дела.

[1] Стивен Майзел, США, один из наиболее успешных фэшн — фотографов мира, чьё имя прогремело в 1992—м после выхода фотокниги Мадонны «Sex». Считается открывателем многих суперзвезд подиума, таких как Наоми Кэмпбелл, Линда Евангелиста и Амбер Валетта.