Стонхендж. Точка приближения

Камень был всегда. По крайней мере, в языческом мире.

«Люди поклонялись камням, потому что видели в них средоточие сверхъестественной энергии, которая может помочь, защитить их», — пишет историк-кельтолог Н. С. Широкова[3].

Древние люди считали, что на менгирах отдыхают души покойных. Так, например, в Бретани, неподалеку от Карнака, в 1880 году в полнолуние к местному менгиру приходили бездетные семейные пары — в надежде, что таинственные силы помогут им иметь детей. В Средние века некоторые француженки ночевали в дольменах, чтобы подобные силы подобрали им жениха. Примерно так же ситуация обстояла и на Кавказе: здесь многие люди, находясь неподалеку от дольменов, чувствуют прилив сил и бодрости. В русской житийной литературе постоянно отмечаются факты ритуального поклонения камням. А в калужском бору находится древнеславянское кладбище, занимающее площадь около трехсот квадратных метров, заросших дремучим лесом. В нем находятся разноцветные камни-чашечники из гранита — это каменные сакральные двойники умерших. Еще Милорадович писал, что, возможно, камень считался вместилищем души умершего, которая, «покинув тело, ищет себе место, как птица — гнездо».

В древнем мире были камни-боги, камни-жизнь, которые «врата ада не одолеют» (Матф. 16:18). На многих из них издревле выдавлены контуры ладоней и ступней — следы богов, символизирующие движение солнца от восхода через точку в зените к закату.

Так что любой, даже самый простой и невзрачный на вид камень обладает мощной энергетикой. Что уж говорить про Стонхендж, который был возведен (как и многие другие знаменитые мегалитические постройки) в так называемом «месте силы», то есть в такой местности, где из глубинных разломов земной коры выходят мощные энергетические потоки. Кроме того, сам Стонхендж тоже формирует энергетические поля, воздействующие на человека.

Ох, неслучайно в одной из легенд маг и чародей Мерлин якобы говорит:

«Не смейся, не поразмыслив… в этих камнях скрыта тайна и целительная сила их против многих болезней… И нет среди них камня, не наделенного силой волшебства».

И спорить с Мерлином нет никакого резона. Дело в том, что Стонхендж и находящийся недалеко от него маленький городок Ваминстер расположены в районе, где действительно периодически наблюдаются странные явления: люди здесь чувствуют экзотические запахи, видят неизвестных гигантов и их следы, слышат звуки «невидимых пешеходов» и т. п.

Кстати, так, судя по всему, было всегда. В записках Джона Обри от 1670 года упоминается, например, странное приведение, замеченное недалеко от Спринчестера. На вопрос: «Добрый ты дух или злой?» — никакого ответа от привидения, естественно, не последовало, но существо, по словам Обри, исчезло, оставив необычайный запах и очень мелодичный звон.

В книге Алима Войцеховского «Загадки древних святынь» мы читаем:

«Однажды группа людей, находившаяся в районе Стонхенджа, услышала пощелкивающий звук, исходивший от камней. В испуге люди побежали прочь, звук же поднялся в небо. При этом возникло что-то напоминающее гигантское огненное колесо, которое, вращаясь, тоже ушло вверх. Позже, когда видевшие все это люди находились дома и отдыхали, они заметили, как перед ними материализовалась женская фигура, одетая в желтое».

В 1954 году произошел еще один странный случай: местный фотограф обнаружил на своих фотографиях луч прожектора, бьющий в облачное февральское небо от центрального трилита Стонхенджа.

Вот и выходит, что не просто так Гальфрид Монмутский в своей «Истории бриттов» (1130–1138) приводит кельтское предание Уэльса о том, как великаны, некогда населявшие Британские острова, ценили Стонхендж. Следуя записям средневекового летописца, можно узнать, что великаны, зная о лечебных свойствах, которые камни Стонхенджа придают различным снадобьям, находили им самое разное применение.

«Выдолбив в этих камнях углубления, они устроили для себя купальни, которыми пользовались, когда их одолевали недуги. Они поливали камни водой, углубления в них заполнялись ею, и недужные, погрузившись в нее, исцелялись. Они также примешивали истолченные в порошок камни к отварам из трав, и раны быстро затягивались. Там (в Стонхендже) нет камня, который был бы лишен лекарственных свойств»[4].

Что касается целительной силы Стонхенджа, Гальфрид Монмутскуй не приврал. Академик РАН Р. Авраменко, например, полагает, что совокупность элементов Стонхенджа служит своего рода фазированной антенной решеткой, которая позволяет Стонхенджу концентрировать энергию вакуума. В том числе и целительного. Точно такого же мнения придерживаются и ученые других стран. Так, профессор Тимоти Дарвилл, руководитель археологической экспедиции Борнмутского университета, полагает, что Стонхендж — а кроме него, и другие мегалитические комплексы — служил медико-терапевтическим целям. Свою точку зрения ученый обосновал в недавно появившейся книге «Stonehenge: The Biography of a Landscape» («Стонхендж: биография ландшафта»). В доказательствах своей теории Тимоти Дарвилл также опирается на древнеанглийские легенды, а кроме них, на некоторые куда более вещественные находки: в обнаруженных поблизости от Стонхенджа захоронениях оказалось большое количество людей с тяжелыми заболеваниями и ранениями[5].

Впрочем, люди исцеляются здесь до сих пор. В одной уже современной байке рассказывается, что туристка, отставшая от своей группы и два часа бродившая меж гигантских камней под промозглым ветром, с удивлением обнаружила, что насморк, «привязавшийся» к ней несколько дней назад, вдруг исчез — просто ни с того ни с сего.

Так что камень Стонхенджа всегда исцелял и помогал. Всегда он был символом жизни. Вот только кто первый додумался воздвигнуть этот символ из камня?

Перед началом, или Как строили

Давайте хотя бы мысленно пройдемся по Стонхенджу, а еще лучше — полетаем над ним на планере. Что мы увидим, как вы полагаете?

Огромные сарсены[6] — вот первое, что бросится нам в глаза. А потом наш взгляд обязательно переместится на северо-восток, к ведущей к мегалитическому кругу аллее, по обе стороны которой тянутся неглубокие канавы.

Дальше мы увидим так называемый «Пяточный камень» (отдельно стоящий сарсен) и два земляных вала, разделенных канавой. Они образуют вокруг Стонхенджа двойное кольцо. Внутри этого круга еще один круг, диаметром поменьше, состоящий из поразительных «синих камней». А в кругу «синих камней» мы увидим целый ряд мегалитов в форме подковы. Сарсеновые трилитоны возвышаются из земли на двадцать футов. А внутри мегалитической подковы мы обнаружим еще одну — тоже из «синих камней».

Это впечатляющее зрелище, и прав был средневековый клирик Генри Хантингтонский в своей «Истории Англии» от 1130 года, что удостоил внимания единственный из древних монументов острова — Стонхендж:

«Стэнэнджес (т. е. Стонхендж), чьи камни удивительного размера были воздвигнуты на манер дверей, являет собой одно из чудес древности; никто не может понять, каким образом столь огромные камни были подняты над землей и почему они стоят именно в этом месте».

Как? Как сотворили это «чудо древности»?

У Гальфрида Монмутского был на это готовый — но абсолютно сказочный — ответ: Мерлин позаимствовал Каменный Круг, уже стоявший в Ирландии на «горе Килларе».

«Пошли своих людей за Кругом Гигантов, что стоит на горе Киллар… Этот круг не мог воздвигнуть никто из ныне живущих, и его нельзя сдвинуть с места, если не обладать величайшим мастерством и хитроумием. Камни огромны… Если разместить их здесь так же, как они расположены там, то они будут стоять вечно…»

Со временем рассказ Гальфрида Монмутского превратился в обычную сказку. Но современные исследователи не успокаивались: должны же они были выяснить, каким образом воздвигался комплекс, самые «легкие» из камней которого весят «всего» по двадцать пять тонн.

И вот в результате тщательного изучения сооружений Стонхенджа археологи выяснили, что его планировка за время своего существования менялась несколько раз. На самом раннем этапе было возведено то, что именуется hedge, т. е. «изгородь», выложенная из камней в виде окружности со рвом и насыпью вокруг. Где-то лет триста такая ограда «нравилась» обитавшим в Стонхендже, а потом кого-то из ее создателей потянуло на архитектурные реформы. В Стонхендже появились восемьдесят камней голубовато-серого цвета, которые разместили кольцом внутри «изгороди». Так и появилась в буквальном смысле этого слова stone henge — «каменная изгородь».

Но и на этом строители седой древности не успокоились, и в Стонхендже появились сарсены. Их каким-то образом доставляют из Мальборо-Даунс, местности, расположенной в 12 милях северней, при этом глыбы переправляют через реку и поднимают по крутизне. Алан Элфорд в книге «Боги нового тысячелетия» так описывает процесс их установки в Стонхендже:

«…их расставили так, что они образовали кольца сарсен, состоящие из вертикальных камней, соединенных поверху горизонтальными каменными плитами. Эти плиты тщательно отесаны так, что при сборке они образовали правильную окружность, и для надежности соединены с вертикальными столбами при помощи знакомого любому плотнику замка-шипа, входящего в гнездо. Многие из этих камней стоят до сих пор, что позволяет нам представить себе Стонхендж в его первоначальном виде».

Но гигантоманская лихорадка продолжалась. После установки кольца из сарсенов строители решают создать аллею, тянущуюся от входа в Стонхендж до реки Эйвон (сейчас никто не понимает, зачем была нужна такая длинная насыпь). Вместе с аллей там устанавливается еще один тридцатипятитонный камень — «Пяточный».

Похоже, что строители Стонхенджа сильно устали после такой трудоемкой работы, потому что, по подсчетам современных исследователей, после этого у них наступил «обеденный перерыв» в 400 лет. Но затем очередные строители решили перенести в свою обитель еще более грандиозные камни и установить их в форме подковы. А еще чуть позже в центре Стонхенджа, непосредственно на оси летнего солнцестояния, был создан алтарь. И на этом взрыв строительной активности закончился — теперь уже навсегда.

Закончился, оставив нам после себя только мучительные вопросы. Ну, например, а как все эти глыбищи доставлялись в Стонхендж?

Если поверить Гальфриду Монмутскому, то мы вновь вернемся к чародею Мерлину:

«Мерлин измыслил свои собственные орудия. Затем, применив кое-какие необходимые приспособления, он сдвинул камни с невероятной легкостью; сдвинутые им глыбы он заставил перетащить к кораблям и на них погрузить.

Ликуя, они отплыли в Британию и с попутными ветрами достигли ее».

В XIX столетии геологам расхотелось верить Гальфриду Монмутскому, и они установили, что ни в какую Ирландию маг и чародей Мерлин за камнями не отправлялся. Местом добычи сарсенов были известняковые холмы, расположенные в двадцати километрах к северу от Стонхенджа. В 1923 году было установлено и происхождение «синих камней». Доктор Д.-Г. Томас из Службы геологической разведки выяснил, что брали «синие камни» в горах Преселли в Юго-Западном Уэльсе. А это, надо сказать, по всем меркам далековато. Попробуй такие дотащить в глубокой древности до места строительства, если ты не волшебник!

И геологи предложили альтернативный вариант: «синие камни» были доставлены в долину Солсбери с помощью ледниковой транспортировки. Тем самым создав новую сказку наподобие легенд, собранных Гальфридом Монмутским. Положение Стонхенджа уникально. Хорошо известно, что при строительстве любых других мегалитических комплексов в Западной Европе камни никогда не перемещались больше чем на несколько километров. Да и не был район Стонхенджа оледенелым.

Наиболее приемлемый вариант предложил астроном Джеральд Хокинс. Да, горы Преселли, в которых брали «синие камни» (голубой долерит), и в самом деле находятся далековато: по прямой получается примерно 210 километров. Вот что мы читаем об этом у Хокинса:

«Для транспортировки по суше одного такого камня требовалось около 1000 человек. Другой возможный вариант пути — по реке Эйвон, и тогда на сушу остается всего около трети расстояния».

И далее Джеральд Хокинс в неподдельном ужасе добавляет:

«Затраты на все строительство, составившее примерно полтора миллиона человекодней (включая все работы, даже изготовление 60 000 метров кожаных веревок, которыми обвязывали камень), сопоставимы с нынешними затратами развитых держав на космические программы».

Что ж, символы во все времена обходились людям очень дорого.

В 1995 году «Би-би-си» тоже решило выяснить способ транспортировки камней к Стонхенджу. Для этого пришлось сделать огромную копию сарсена Большого Трилитона из бетона. Консультировали проект «Би-би-си» инженер Марк Уитби и археолог Джулиан Ричардс. Уитби тут же отверг вариант с деревянными катками. По его мнению, они просто-напросто перемололи бы друг друга под весом более чем десятитонных камней. Не понравился ему и метод «ходячих камней», который опробовал Тур Хейердал на острове Пасхи. Такой метод в данном случае был слишком опасен — ведь путь предстояло проделать очень долгий. Инженер Марк Уитби предложил свой вариант: привязать камень к деревянным саням и тянуть его по скользкой колее. «Би-би-си» нашло 135 добровольцев. Те взялись за канаты, прикрепленные к сорокатонному каменному блоку, и попробовали сдвинуть его с места. Выяснилось, что тянуть камень вниз по склону холма еще можно, но вот затянуть его наверх… Сани словно вросли в колею, и их невозможно было сдвинуть с места никакими рычагами. Автор передачи-эксперимента «Би-би-си» Синтия Пейдж рассказывала:

«В конце концов люди на рычагах и команда „тягачей“ предприняли последнее героическое усилие, и камень пополз вверх по склону холма. Затем случилось нечто поразительное. Все полагали, что, если такому небольшому количеству людей все-таки удастся сдвинуть камень с места, движение будет очень медленным и постепенным. Но как только камень сдвинулся с мертвой точки, вместо того чтобы дюйм за дюймом ползти по склону, он заскользил довольно быстро… Фактически он перемещался со скоростью нормально идущего человека» («Тайны древних цивилизаций»).

Уж не такими ли «необходимыми приспособлениями» пользовался волшебник Мерлин из рассказа Гальфрида Монмутского для транспортировки камней? Ведь по легенде, ему в помощь тоже было дано не так уж много человек. Вот и выходит, что кое-какие детали из рассказа Гальфрида Монмутского все же весьма достоверны. Иными словами, местная фольклорная традиция, на которую опирался автор «Истории бриттов», на протяжении более чем трех тысячелетий сохраняла, передавая изустно, память о строительных технологиях каменного века, применявшихся народами, которые уже давным-давно исчезли с лица земли!

Так кем же были эти народы, что воздвигли чудо-символ каменной небывалости — Стонхендж?

Легенда вторая. Страна погибших

Человек в красном плаще добрался до Висячих Камней. Лодка была разбита, одно весло поломано, а второе унес поток. Висячие Камни спали. А король их мерз и страдал от голода.

Слуги попытались развести огонь в его покоях, но чадило столь сильно, что тепло показалось бы ему страшной карой. Бесконечный дождь, ливший с небес уже который день и поглощающий твердь земную, превращал ее в непроходимую болотину. Лошади отфыркивались, дрожа у привязей всем телом. Славные воины превратились в жалкую кучку нищих бродяг. Если бы он не вернулся, король потерял бы последнюю надежду. Он и сейчас лежит в своих покоях, продуваемых ветром, и страдает от собственной нерешительности. И это — повелитель Висячих Камней!

В покои к королю взбежал его средний брат.

— Уртрерт, поднимайся! — крикнул он, и в голосе его как будто вновь зазвучала жизнь.

Король приподнял голову.

— Что? — тихо, измученно спросил он.

В покои взбежал самый младший из королевских братьев.

— Уртрерт! — В голосе юнца слышалось неприкрытое ликование. — Он вновь вернулся!

Король рывком сел на ложе.

— Правда? — спросил он. Мокрые пряди свесились на лоб. Его народ и он сам — все они в беде превратились обликом в дикарей, в варваров.

Младшие братья закивали головами, а кто-то потянул короля с ложа:

— Вставай же, пойдем!

Он пошел вслед за ними, удивляясь, откуда только берутся силы, в слабый свет зачинавшегося дня. Ох, этот туман над Висячими Камнями! Когда же придет настоящая весна?

— Где же он, а, Герцот? — недоверчиво спросил король.

— Там, у знахаря, — отозвался средний брат.

Жизнь постепенно возвращалась в сердце короля.

— Так он ранен? — Уртрерт даже пробежал в волнении несколько шагов. Советники его клана почтительно кланялись своему повелителю. Все они выглядели ужасно. Лица их осунулись, а давно немытые волосы превратились в подобие птичьих гнезд. Прежде дорогие одежды теперь подошли бы разве что для бродяг или на попоны лошадям. Только Роммигайн был занят делом: он сумел развести огонь в очаге и готовил какое-то варево. У Уртрерта предательски заурчало в животе. Там, у хижины знахаря, бледный, мокрый и измученный, в самом деле сидел Тилезин. Маленький хромоногий знахарь перевязывал ему левую руку.

— Тилезин, что, что случилось? — воскликнул король. О, с какой бы радостью бросился он Тилезину на шею — так счастлив был король, что вечный его защитник все еще жив.

Тилезин поднялся, и нечесаные волосы упали ему на лицо. Такие же нечесаные, как и у всех в Висячих Камнях. И отчего-то именно это больше всего взволновало Уртрерта.

— Весла сломались, — негромко произнес Тилезин. — Вот почему я прибыл столь поздно.

— Ну, слава богам, ты опять здесь! — воскликнул король.

— А что с рукой? — спросил Морбигайл, самый младший брат короля. Он был единственный, кто в Висячих Камнях еще не разучился радоваться.

— Весло, — спокойно отозвался Тилезин — Не повезло.

— Но, Тилезин, — продолжал допытываться Морбигайл, уже успевший внимательно разглядеть повязку, — у тебя же пальца на руке нет!

— Не повезло, — повторил Тилезин. О, как же ему хотелось, чтоб этот малыш исчез куда-нибудь подальше от Висячих Камней, прочь от наползающей издалека беды!

— А где тот римлянин Арсениус? — торопливо спросил Уртрерт.

Тилезин спокойно взглянул ему в глаза:

— Выпал из лодки, мой повелитель. Не сиделось ему спокойно.

Лица у трех братьев выражали неприкрытый ужас.

— И ты не смог спасти его, Тилезин? — выдохнул Герцот.

Знахарь вложил в руку Тилезина какие-то травы. Раненый кивнул ему с отсутствующим видом.

— Думаю, он выплыл, добрался до другого берега.

— Так надо послать за ним! — захлопотал Морбигайл. — Если нужно, я сам…

— У нас больше нет лодки, юный господин. — отозвался Тилезин, умолчав, правда, что лодочника он убил собственным мечом перед тем, как отправиться в путь в Висячие Камни.

— Бедный Арсениус! — Морбигайлу было жаль римлянина. — Что-то теперь с ним будет?..

Тилезин никогда не терял терпения, общаясь с беспокойным юношей.

— Верно, воротится к себе домой.

— Главное, что ты здесь, — вздохнул Уртрерт. — Как рука? Плохо?

— О, это самое ужасное, что когда-либо случалось в моей жизни, — с убийственной серьезностью произнес Тилезин, и все недоверчиво взглянули на него. А потом Герцот принялся смеяться, ему вторил Морбигайл, и наконец к их смеху присоединился смех короля Уртрерта. Только знахарь не смеялся. Тилезин слегка скривил рот.

— Ну и повеселил же ты нас! — сквозь смех объявил Герцот. И он, и король Уртрерт в смехе черпали надежду.

— Когда мы уйдем из Висячих Камней? — спросил Уртрерт своего вечного героя. — Саксы и даны почти повсюду.

— Мы останемся, — произнес Тилезин, откидывая с лица густые волосы.

И только сейчас он понял, что ночью на реке потерял повязку с глаза.

Уртрерт приоткрыл рот, словно желал сказать что-то.

А потом отступил назад. Ибо не мог сам истолковать сей знак богов. А Тилезин был сыном древнего чужого бога. И в битве тот пометил своим знаком сына, знаком бога Гвидийона, Искателя Истины. Но король знал, что знак этот никак не может быть добрым предзнаменованием.

Строительный подряд вечности, или Кто строил Стонхендж

Кем был построен Стонхендж, тоже вопрос весьма непростой. Историк елизаветинской эпохи Уильям Кэмпден когда-то писал:

«…многие любопытствуют, откуда… были столь огромные камни… Я склонен не спорить и опровергать, но с великой горестью оплакивать забвение, коему преданы создатели столь величавого монумента».

Забвение было и вправду тотальным. О народах, когда-то населявших Англию и способных создать почти что чудо, символ на века, позабыли.

Правда, опираясь на «Книгу завоеваний» и прочие старинные рукописи, все же можно попытаться кое-что рассказать о них. В «Книге завоеваний» анонимных строителей Стонхенджа называют фоморянами, фирболгами и немедянами. Свирепое племя фоморян состояло из «сумрачных морских великанов… воинственных… они чинили большие досады всему миру», но при этом оказались в высшей степени трудолюбивы: «строили башни» (и, судя по легендам, частично Стонхендж). Свои знания строительного дела они привезли из… Африки (да-да, представьте себе, именно оттуда, откуда, по легенде, были доставлены и камни Стонхенджа). Немедяне постоянно конфликтовали с фоморянами и тоже параллельно участвовали в строительстве символа-камня, пока и тот и другой народ не смыла «великая волна». А символ-камень остался. И тут появились фирболги, принесшие на равнину Солсбери «нужную почву в кожаных мешках». Они тоже построили символ-камень, благо землица для этого была подходящая. Но и они потом исчезли, а на смену им явились туата де дананн. Они отличались глубочайшей мудростью: «Им были ведомы и волшебство, и магия… и они превосходили мудрецов-язычников в волшебствах и науках… и в дьявольских искусствах». Такие науки весьма пригодились для строительных работ на равнине Солсбери.

Джеральд Хокинс считал «авторами» Стонхенджа три народа: уиндмиллхиллский народ, бикеров и уэссекцев. Кем они были, уж не теми ли племенами из легенды?

Уиндмиллхиллцы появились на Солсберийской равнине в самом конце каменного века. Собственно говоря, они и в самом деле первыми начали строительство в этом месте. «После 2000 года до н. э. туда явились бикеры, а с ними — бронзовый век», — пишет Дж. Хокинс.

Свое имя бикеры получили по названию чаш для питья. Эти чаши укладывали в захоронения вместе с покойником. Уэссекцы появились на Солсберийской равнине почти одновременно с бикерами. Они торговали, занимались земледелием и добывали руду. А кроме этого, строили и контактировали со многими странами: в их погребениях сохранились вещественные свидетельства подобных контактов — предметы из Египта и Ирландии, а также с Балтики и Крита.

Скорее всего, именно египетский след очень важен в строительстве Стонхенджа. Ученые обнаружили, что расположение пирамид Гизы повторяет положение пояса Ориона на звездном небе. А Стонхендж буквально копирует это же самое созвездие. А потому очень похоже, что у диких племен, населявших в древние времена Англию, были более образованные учителя-архитекторы! Которые подсказывали им, как правильно устанавливать мегалиты…

Экскурс. Игры богов, или Личности в до-истории

Как известно, молва приписывала авторство Стонхенджа великому и могучему магу Мерлину, который посоветовал Амвросию Аврелиану возвести такой могильник над могилой 460 британских князей, убитых предводителем саксов Хенгистом:

«Коли желаешь ты украсить могилу этих людей достойно, дабы вовеки была она отмечена, пошли за Пляской Великанов».

И когда Мерлин перенес камни, несть числа было удивленным. Он же ответил на изумление присутствующих, что если бы они увидели, какие чудеса умеют творить скифы, то удивились бы еще больше. В связи с этим английский поэт XVIII века Томас Уортор в своем посвящении Стонхенджу напишет:

При чем же здесь скифы? Дело в том, что у скифов Мерлина звали бы… Мену («бог-камень»). Может, легендарный Мерлин по окончании строительства Стонхенджа как раз и уплывает на стеклянном корабле к «скифским берегам»?..

Римляне объединили скифское божество и Мерлина (по созвучию их имен) и назвали их обоих богом Меркурием или же Гермесом.

Гермес Трисмегист, в эзотерической традиции — бог науки и тайных знаний. Эзотерики так напрямую и связывают Стонхендж с Гермесом Трисмегистом. При чем здесь египетский след, спросите вы? Дело в том, что в Египте Гермеса Трисмегиста называли богом Тотом. А с именем Тота в Египте была связана наука об энергетическом воздействии космоса, которую как раз и применили при строительстве пирамид в Гизе.

Именно через бога наук и герметизм уникальное каменное сооружение Британии связали с каменными чудесами Египта. Ведь камень был всегда, и камень был символом…

Но игры богов на этом не заканчиваются. По крайней мере, в Стонхендже. Кельты именовали бога Тота (он же Гермес Трисмегист, Меркурий и Мерлин) Мирддином, а всю Британию называли Клас Мирддин, т. е. «удел Мерлина». Об этом писал и Рейдьярд Киплинг, правда употребляя более привычное ему имя Мерлин:

Мирддин почитался в образе камня и дуба. Кельтологи видят в нем одно из воплощений верховного бога кельтского мира Луга, носившего почетное прозвище Самилданах, то есть «опытный во всех искусствах одновременно», в том числе и в строительстве подобных Стонхенджу сооружений.

Итак, получается, что Стонхендж, символ-камень, все-таки был возведен «богом-камнем», или Клас Мирддином. Не так уж сильно приврал Гальфрид Монмутский, утверждая, что мегалитический комплекс воздвиг Мерлин, ведь Клас Мирддин — это представитель всех племен доисторической Англии.

И не счесть тому подтверждений

Так, в 2003 году в Боскомб-Дауне были случайно найдены семь скелетов мужчин, отнесенных ко II тысячелетию до н. э. Археологи тут же высказали предположение, что эти семеро имеют какое-то отношение к строительству Стонхенджа.

С чего они это взяли?

Дело в том, что ученые из Британского геологического управления нашли в зубной эмали всех семерых — четырех братьев и трех их взрослых сыновей — поразительно большое количество радиоактивного стронция. Уровень радиации в районе Стонхенджа тогда, как и сейчас, соответствовал норме. А вот в горах Южного Уэльса, откуда доставляли в Стонхендж «синие камни», естественная радиация всегда была повышена.

«В Средние века люди верили, что только волшебник Мерлин мог перенести камни в Стонхендж. Мы впервые нашли бренные останки семьи, которая почти наверняка участвовала в создании этого уникального сооружения», — скажет в одном из интервью руководитель тех раскопок, археолог Эндрю Фицпатрик из Уэссекса[7].

Они по-прежнему безымянны, строители Стонхенджа. Но кем бы они ни были, ясно одно: доисторические времена породили человека, представления о котором у нас чрезвычайно искажены.

Вместо размышления

Что в древности можно было считать еще более отдаленным, еще более мрачным краем, нежели древнюю Британию? Ну, если только мифическую Гиперборею. А если строители Стонхенджа и гиперборейцы с их храмом Солнца — это одни и те же люди? Ведь жили-то гиперборейцы на острове. Вот что писал в I столетии до н. э. знаменитый-презнаменитый (все на него ссылаются, даже если и не читали) Диодор Сицилийский: «Этот остров… расположен на севере и населен гиперборейцами, которых называют таким именем потому, что они живут за теми краями, откуда дует северный ветер… Лета[8] родилась на этом острове, и потому гипербореи чтят Аполлона больше, чем других богов; их считают жрецами Аполлона, так как каждый день они безмерно восхваляют его в песнях и воздают ему великие почести». Но это все отступления. Дальше в тексте Диодора Сицилийского прозвучало самое важное: он описывает храм гиперборейцев, больше всего на свете напоминающий… Стонхендж. «И есть также на этом острове великолепное святилище Аполлона, а также прекрасный храм, украшенный многочисленными пожертвованиями, сферический по форме…» Вы помните, что камни Стонхенджа приписывают гигантам? Древние историки часто отмечали чрезмерно высокий рост гиперборейцев. Более того, уже в 1747 году Джон Вуд, описавший Стонхендж, пришел к выводу, что «британцы и гиперборейцы были одним и тем же народом». Нам остается много пищи для размышления[9]. И понимание того, что символы известны всем, а вот их создатели чаще всего так и остаются безымянными.

Легенда третья. Страна погибших

В Висячие Камни нагрянул порядок. С возвращением Тилезина все они с облегчением старались вернуть себе утраченное величие. Лошадей почистили, а некоторые из королевских подданных даже причесали свои волосы.

Тилезин требовал полнейшего себе подчинения, как будто саксы и даны и в самом деле объявили Висячим Камням войну. Друид-бард Алезей вновь начал выезжать вместе с королем за пределы Висячих Камней. Вот только гордости в барде-друиде поубавилось. Да и Уртрерт только хотел казаться веселым: он гнал от себя мрачные предчувствия, а те все равно тяжким каменным грузом давили ему на грудь.

— Алезей, что-то ты песен нам не сочиняешь? — добродушно улыбаясь, спрашивал король.

Алезей покачивал головой.

— Уже давно не сочиняю, — ронял тот в ответ. Король желал знать отчего, ведь в Висячих Камнях всегда должны звучать песни бардов, чтобы никогда не наступила мрачная ночь отчаяния.

Алезей молчал. Король хмурился. Если раньше Уртрерту казалось, что Алезей втайне презирает его, то теперь… теперь уже не просто казалось. Этот бард всегда поражал короля Висячих Камней. Картинно хорош был друид. Возраст слегка смягчил его суровые черты, чуть убавив в них высокомерия и честолюбия. А вот счастлив ли Алезей, добился ли он того, к чему стремился когда-то, — неведомо. В иные времена, в ином месте да в ином племени друид наверняка невероятно прославился бы, его совета искали бы многие великие короли. А здесь он вечно в тени Тилезина.

— Тилезин поранился, — внезапно проговорил Уртрерт, словно желая свести разговор на то, чтобы выкрикнуть из себя в лицо друиду весь свой ужас и тоску.

— Я уже слышал об этом, — невыразительно отозвался Алезей.

И тогда Уртрерт спросил напрямую:

— Ты ведь не любишь его, а, Алезей?

Бард-друид удивленно покосился на короля:

— Повелитель?

— Да я просто так спросил, — замялся повелитель Висячих Камней. Какое-то время они погоняли коней молча.

— Тилезин — великий человек, — промолвил наконец Алезей. — Мне же не достает его величия.

— Ах, — замялся Уртрерт, опасаясь более всего прослыть глупым королем Висячих Камней.

«Все так, — подумал он про себя, — я и не был никогда особенно хорошим королем, да и воином хорошим тоже не был». Признаваться следовало и в том, что не был он ни хорошим мужем, ни добрым отцом. Согласен был король и с тем, что во всем, что делал он и чего не делал, не было ничего особенного. Он позволял своей жизни течь так, как будто это была жизнь другого человека, которому сам он просто не мешает существовать.

— Боги! — решил он поторговаться со Всесильными. — Дозвольте ж мне совершить небывалое. Ниспошлите мне знак!

Черная ворона замертво упала из ветвей прямо под ноги коня Алезея. Просто так упала. Лошадь испуганно заржала. Алезей поднял птицу и поморщился. Уртрерт даже закусил губу, столь желанным было для него такое предзнаменование богов.

— Старею я! — усмехнулся бард-друид. — Уже ворон пугаться начал.

Утрерт не отвечал. «Вот и ладно, — подумал он. — Боги услышали».

Алезей тем временем увидел в перьях птицы навершие короткой стрелы и настороженно нахмурился. Кто же стрелял? Но король Висячих Камней совершенно не разделял его тревоги.

Кому нужен знак, тот всегда его отыщет.

Экскурс. Тайны прежних лет, или Ученые мужи предполагают…

Ученые мужи не любят ничего более изучения (я бы даже сказала, «разжевывания») всяческих символов и артефактов. То же самое происходит и со Стонхенджем. История его исследования насчитывает уже не один век.

Так, в XVIII столетии Уильям Стакли сделает популярной теорию о доисторическом происхождении Стонхенджа. Этот молодой линкольширский врач смолоду проявлял особую любовь к древностям. В двадцать девять лет он увидел Стонхендж на гравюрах Дэвида Логана и был поражен до глубины души. В 1719 году Стакли впервые посетил это место — посетил не просто так, а с солидным багажом знаний о камне-символе: он прочел и сделал выписки из книги Обри «Памятники». В 1729 году Стакли принял сан священника и продолжил свое изучение древностей. В 1740 году вышла в свет его книга «Стонхендж: храм британских друидов». В ней Стонхендж и друиды были представлены английскому обществу XVIII столетия как часть сложного религиозного пути, а не как простые памятники и исторические раритеты. Именно Стакли Стонхендж должен быть «благодарен» за то, что его начали «растаскивать по кусочкам»: после появления его книги туда хлынул целый поток туристов, которые не только стали жечь костры внутри круга камней, но и старались увезти с собой какой-нибудь «очень стоунутый» сувенир. А ведь символы не терпят такого отношения к себе! Кстати, сам Стакли возмущался и протестовал против «возмутительного обычая откалывать куски камня тяжелыми молотами».

В январе 1797 года, после очередной встречи с туристами, один из трилитонов рухнет на землю, но в Стонхендже все равно продолжатся научные исследования — только более гуманные по отношению к символу-камню. Уильям Каннингтон раскопает около двухсот могильных курганов вокруг Стонхенджа. Вот что он напишет в своих записях:

«Этим летом я проводил раскопки в нескольких местах, как в самом районе, так и в окрестностях Стонхенджа, стараясь не слишком сильно приближаться к камням. В частности, перед алтарем я копал на глубину пяти футов или более и обнаружил древесные угли, кости животных и глиняные черепки. Среди последних было несколько кусков, сходных с грубо обработанными урнами, какие иногда находят в могильных курганах, а также обломки керамики римского периода»[10].

Записи Каннингтона опубликует его богатый патрон сэр Ричард Колт Хор. Сам сэр Ричард оставит подробные рассуждения о древнем народе, чьи могильные курганы были расположены в долине Солсбери. Все, что касается Стонхенджа, вызывало у сэра Ричарда не совсем научные восторги и благоговейные восклицания: «Как возвышенно! Как… непонятно!»

Самому Каннингтону никак было не остановиться в своих исследованиях. Символ-камень властно притягивал его к себе. Весной 1810 года Каннингтон вновь приступит к раскопкам Стонхенджа и установит, что «камень-плаха»[11] первоначально занимал вертикальное положение. И в этом же году Каннингтон подтвердил суеверие, гласящее, что древние могильники, захоронения и культовые сооружения лучше не раскапывать, иначе случится беда: умер в конце 1810 года, и раскопки после его смерти практически прекратились.

В целом же научные исследования Стонхенджа той поры сводились к восторгам перед неразгаданной тайной. Так, великий живописец Джон Констебль снабдил свой акварельный рисунок Стонхенджа от 1835 года цветистой надписью:

«Таинственный монумент Стонхенджа, уединенно возвышающийся посреди голой и бесплодной пустоши, столь же отъединенный от событий былых эпох, сколь и от нужд современности, переносит нас за пределы исторической памяти во тьму совершенно неизвестного периода».

Вот и вся наука.

А потом в Стонхендже появится Фландерс Петри, тогда еще совершенно безызвестный. Это впоследствии он славно вступит в «ряды пионеров» систематических раскопок на территории Египта, а в Стонхендж этот археолог приехал почти анонимом. В 1877 году он выполнил точную геодезическую съемку камней и нанес их положение на план местности — тоже с невероятной точностью. Именно Петри придет в голову решение, как заглянуть под стоячие камни: он предлагал выстроить деревянный каркас с зажимом посередине и исследовать почву под камнями, пока они будут находиться в подвешенном положении. К счастью, его никто не послушал! Иначе вместо потрясающего комплекса под названием Стонхендж мы бы имели груду поваленных камней и восторженные воспоминания тех, кому еще посчастливилось побывать здесь до Фландерса Петри.

В 1918 году Стонхендж перейдет во владение государства. Теперь уже оно могло финансировать крупные раскопки. Опытный археолог Уильям Хоули предложит государству проект семилетних раскопок и даже получит согласие вместе с… крошечным бюджетом. В результате непомерной «щедрости» государственной казны Хоули иногда даже приходилось работать в одиночку. Но полковник Хоули был не просто ученым, он и в самом деле был «настоящим полковником» и, невзирая на все трудности, покрыл раскопками половину Стонхенджа. Но в конце концов сдастся и он: не из-за отсутствия материальной помощи государства, а из-за того, что так и не смог понять тайну Стонхенджа. В 1923 году, прекратив археологические работы, Уильям Хоули признается осаждающим его репортерам:

«…чем больше мы копаем, тем глубже становится тайна… Возможно, будущие поколения археологов будут более удачливы в решении этой загадки».

Только в середине XX столетия археологи, поначалу видевшие в Стонхендже всего лишь обыкновенное — пусть и очень древнее — культовое сооружение бриттов, вынуждены будут внести в свои догадки существенные коррективы. Известные ученые один за другим убедительно показали, что планировка комплекса находится в тесной связи с рядом современных астрономических, физических и математических знаний (в скобках, справедливости ради, замечу, что еще Уильям Стакли в 1740 году заявил, что ось, проходящая через алтарь и «Пяточный камень» и направленная вдоль аллеи, ориентирована на точку, совпадающую с положением восходящего солнца в период летнего солнцестояния).

Так Стонхендж постепенно превращался в символ астрономической науки…

Легенда четвертая. Страна погибших

Тилезин выехал за пределы Висячих Камней вместе с Мириддином-Роем. Сами они не заметили, как оказались в уделе чужого короля — Элицея. Это потом Мириддин в тревоге начал оглядываться, хотя и не слышно было ни звука. У Мириддина все не шел из памяти недавно убитый Тилезином лодочник, о чем тот так небрежно упомянул. Был он из людей удела Элицея. Кто знает, ведь его соплеменники могут догадаться, чьего меча это дело.

— Знаю, — негромко произнес Тилезин, который умел верно слушать даже тишину. — Возможно, это люди Элицея. — Он презрительно сплюнул на землю. — А Элицей уже давно продался со своим уделом римским владыкам.

Мириддин-Рой и спрашивать не стал, откуда о том известно Тилезину, он только сжал в руках меч покрепче. Он не хотел умирать. В жилах у него сделалось горячо, а в затылке — нестерпимо холодно. Не мог Мириддин и сосчитать, в скольких битвах довелось ему сразиться с врагом, но подобные ощущения никогда не отпускали его. Ощущения страха, ужасного страха. Мириддин-Рой и сказать не смог бы, чего боялся. Явно не боли и не поражения. А того, что боится он смерти, Мириддин не знал. Кончено и кончено, считал он, или к Доброй Трехликой Богине и Лугу, или в подземный мир, к духам ужаса… Нет, он просто еще не хотел умирать.

— Мириддин, — сердито прошептал Тилезин. — Не спи. Они идут.

Они и в самом деле появились: Элицей и его брат Гельвецей во главе мрачного воинства, хоть и немногочисленного, но все равно весьма опасного.

— Что тебе надо, Гельвецей? — крикнул Тилезин владыкам соседнего удела.

— Ты убил моего лодочника! — прогудел Гельвецей, его борода развевалась на ветру, а конь был весь заляпан грязью.

— Да, и что же? — отозвался Тилезин и повернулся к брату Гельвецея. — Элицей, я так и думал, что это был твой лодочник. Он так визжал, такого визга я мог ожидать лишь от твоих людей. Верно, трусость — родовая черта в вашем уделе!

У Мириддина перехватило дыхание. Тилезин вновь жаждет единоборства, это было совершенно очевидно. После таких оскорблений ни один король не утерпит. Тем более в присутствии своих людей. Элицей, еще более бородатый, нежели брат его, низкорослый и краснолицый, что-то прокричал Гельвецею. Распределял, кто с кем должен сразиться, подумал Мириддин-Рой. Времени на беспокойство о Тилезиновой руке не оставалось: Элицей уже спешил ему навстречу, вооруженный секирой и копьем. Он прорычал устрашающий боевой клич, непонятный для Мириддина. Рой уклонился от первого натиска короля соседнего удела и выбил копье у него из рук. Тот схватился за боевую секиру, метнул ее в противника, но промахнулся — секира вонзилась в землю. Мириддин кружил вокруг Элицея, примериваясь мечом для верного удара, и попал Элицею по ноге, из которой забил фонтан крови — словно кабана в лесу забили. Король соседнего удела, верный слуга пришлых римлян, рухнул с коня, жалобно вопя и проклиная своего врага.

— Мириддин! — крикнул тут Тилезин. Но голос его прозвучал на редкость слабо. Мириддин обернулся к товарищу и увидел, что Гельвецей норовит задеть Тилезина по раненой левой руке. Вот уже Тилезин рухнул с коня и оказался не настолько ловок, чтоб быстро подняться на ноги.

— Месть за лодочника! — еще успел, торжествуя, прорычать Гельвецей, а потом лишился своей бородатой главы. Подрагивая обезглавленным телом и истекая кровью, он мешком рухнул на Тилезина. Мириддин задыхался. Он ухватил голову Гельвецея за бороду и бросил вслед спасающемуся бегством вместе со своими воинами Элицею, не замечая при этом, что сам жутко кричит. А потом он почувствовал кровь убитого на своем лице и на руках и задрожал всем телом.

Тилезин обнял его. Он еще никогда так не поступал. Мириддин осел на колени, и его великий старый друг по ратям опустился рядом с ним. Он придерживал своего спасителя за плечи, а тот, стыдясь себя, плакал в голос.

— Все хорошо, — шептал Тилезин, — все хорошо.

Ноги их были мокры от крови Гельвецея.

— Тилезин… — все повторял Мириддин вновь и вновь, как будто открылись врата его вечного страха. — Не уходи.

Он и сам не ведал, откуда взялась эта пристыженная просьба, но удержать ее в своих устах не мог.

Из Висячих Камней к ним скакал всадник. Он глянул на обезглавленное тело и вопросил в неподдельном восторге:

— Ты победил Гельвецея, о господин?

— Нет, — ответил Тилезин, — мой брат Мириддин спас мне жизнь. Иначе б Гельвецей победил меня в бою.

Мириддин отвернулся от всадника, смахивая с лица пот, слезы и кровь.

— Мы вернемся тут же, — промолвил Тилезин всаднику. — Вставай же, — заторопил он Мириддина. Вместе они привязали убитого за ноги меж двух деревьев, дабы дух его не смог преследовать их. Мириддин же затем разбил оружие Гельвецея. Рука Тилезина вновь сочилась кровью. Но он был весел…