Сторож маяка в Нейверке

ГЛАВА I

— Это не может так продолжаться дальше. Виталийцы все более поднимают головы, а что касается этого Клауса Штертебекера так ни один человек и ни один город столько еще не вредил нам как этот пират!

— Действительно, это стыд и позор! Мы уже дошли до того, что гамбургский корабль прямо не смеет оставить Эльбу, даже когда они собираются многие сразу. Виталийцы лежат со своим флотом пред Гелголандией и не дают даже мыши проскользнуть.

— Мы не должны были допустить, чтобы они основались на острове, но теперь уже поздно; построенная ими крепость непобедима. Это доказала борьба пяти тысяч рыцарей Немецкого ордена, разбивших свои головы о неприступную крепость.

— Больше половины их погибло при штурме.

— Это действительно неслыханно, до какого позора мы дошли!

— Но что нам делать? Да если мы соберем отряд солдат в пять тысяч человек и пошлем их в Гелголандию, это тоже не поможет нам. Солдаты не могут быть надежнее рыцарей.

— Мы должны пытаться победить этого Штертебекера хитростью, в открытой борьбе мы ничего не поделаем с ним. Флот виталийцев насчитывает теперь двадцать один корабль, да какие! Мы не можем выставить даже одного подобного.

— Боже избавь. Ведь этот негодный юнкер провозглашенный «королем виталийцев», разбил даже английский флот, под командой знаменитого адмирала лорда Хурхиля, так, что король Ричард II должен был подчиниться требованиям пиратов.

— Как?? что? это ново для нас!

— Расскажите бургомистр! Это ужасные новости? — кричали сенаторы, собравшиеся в ратуше, чтобы найти средство против усилившегося морского разбоя в северном море.

Бургомистр Бальтазар Кольмстеде ответил:

— Сегодня утром я узнал это известие. Самое курьезное, это то, что виталийцы своей победой оказали нам тоже услугу.

— Как это возможно? Расскажите! — кричали сенаторы.

— Король Ричард II закрыл гостиный двор.

— Это неслыханно! Это нарушение мирных отношений. Мы не можем это так оставить, — шумели сенаторы.

— Слушайте дальше, — продолжал бургомистр, — виталийцы узнали об этом гораздо раньше нас, и Штертебекер с шестью кораблями предпринял настоящую войну против Англии.

— С шестью кораблями? это невероятно! Где же был английский флот?

— Он стоял, под командой лорда Хурхиля за островом Вигт и охранял индийский корабль с золотом, который попал в руки Штертебекера после гибели британского флота.

Гамбургские сенаторы были поражены. То, что бургомистр рассказал им, казалось им невозможным, хотя они уже давно знали о геройской деятельности Штертебекера.

Это известие совсем придавило их. Если величайший флот в мире ничего не мог сделать против виталийцев, так что может сделать одинокий город Гамбург?

На Ганзейский Союз нельзя было полагаться. Каждый город заботился о собственных делах и, хотя они обещали друг другу помощь и поддержку, они редко исполняли свои обещания.

Наконец в Гамбурге убедились, что они могут рассчитывать только на свои собственные силы, и вот они теперь занялись вопросом о защите торговли от морских разбойников.

— Штертебекер поехал со своим флотом вверх по Темзе, — продолжал бургомистр, — и заставил короля вновь открыть гостиный двор, так что наш рынок в Лондоне теперь тоже открыть.

— Это храброе дело, — сказал Юрген Мюльвартер. — Мы бы должны были быть очень признательны этому Штертебекеру, если бы он был гамбургским адмиралом или моряком какого-либо другого признанного города или государства. Но он ведь только пират. Какая нам польза от того, что мы свободно можем продавать наши товары в Лондоне, если мы не имеем возможности доставить их туда.

— Мы должны предпринять что-нибудь против дерзкого морского разбойника, — крикнул Генрих Вальтерр. — Чем дальше мы откладываем это, тем более возрастает его сила и тем труднее будет победить его.

— В этом мы все согласны, — сказал седой Клаус Дитман. — Но вопрос в том, можем ли мы изменить это положение. При теперешнем обстоятельстве мы не можем выступить на борьбу с виталийцами. Помимо того, что у нас очень мало кораблей, равных кораблям виталийцев, но не хватает прежде всего способного адмирала.

С этими словами все были согласны. Сенаторы опустили головы и мрачно молчали.

— У нас остается только один исход, — сказал Николас Шоке после недолгой паузы. — Я уже раньше предлагал попытаться хитростью победить этого Владыку морей.

Бальтазар Гольмстеде покачал головой.

— Я на это не могу согласиться, — сказал он. — Неужели вы хотите, чтобы упрекали сенат вольного города Гамбурга, что он купил свою безопасность коварным обманом? Нет, господа, это не годится.

— Вы меня плохо поняли, почтенный бургомистр, — ответил Николас Шаке. — Я совсем не думаю, чтобы сенат пустил в ход обман или измену, хотя с таким разбойником совсем не следует быть особенно разборчивым в средствах.

— В таком случае, сенатор Шоке, я не понимаю, что вы подразумеваете.

— Очень просто. Город Гамбург назначил двести дукатов за голову атамана разбойников. Если найдется кто-нибудь, кто захочет заработать эти деньги и предаст пирата в наши руки, разве можно будет обвинить сенат в нечестном поведении?

— Нет! Этого никто не скажет! — крикнули все сенаторы.

— И я думаю, для нас безразлично, каким образом этот человек доставит нам пирата, — продолжал Шоке торжествующим голосом.

— Конечно! Нам никакого дела нет до выбора средств этого человека. Но до сих пор не нашелся еще человек, который захотел бы заработать этот приз, хотя мы его несколько раз повышали.

— Повысьте его еще раз, благородные сенаторы, и я вам доставлю человека, который возьмется за это дело.

— Сколько же нужно прибавить?

— Сто дукатов, так чтобы всего было триста дукатов.

— Это неслыханно, — крикнул Юрген Мюльвартер, и другие сенаторы тоже выразили свое недовольство.

— Но разве торговля Гамбурга не дороже для вас? — спросил Николас Шоке. — Если вы построите корабли и наймете солдат, вам обойдется гораздо дороже, не говоря уже о бесполезно пролитой крови.

— Вы говорите так, как будто вы имеете в виду определенную личность, — сказал бургомистр.

— Да, господа. Сегодня утром явился ко мне один человек с предложением доставить нам Штертебекера, мертвого или связанного.

— На смерть мы не можем согласиться, — сказал седой Дитмар. — Связанного, это другое дело.

— Я тоже так думаю, — сказал Шоке. — Я сказал ему, что совет согласится только на то, чтобы он доставил Штертебекера живым, иначе он становится как бы участником убийства. Этот человек согласился доставить пирата живым. Но он требует за это триста дукатов.

— А кто он такой? — спросил бургомистр.

— Я обещал ему назвать его имя только тогда, когда сенат согласится на эту сумму. Во всяком случае его имя должно остаться в тайне.

— Странные условия, — вспыхнул молодой Юрген Мюловартер. — Что, мы позволим изменнику делать нам предписания? Ибо ведь все дело основано на измене. Я удивляюсь, Николас Шоке, что вы взялись делать сенату подобные предложения.

Шоке гневно вскочил с места.

— Не смейте еще раз говорить такие слова, молодой Мюльвартер. Вам многое прощают, потому что все знают, что вы горячая голова и не всегда обдумываете то, что говорите в то время.

— Держите язык за зубами! — гневно крикнул Мюльвартер. — Иначе…

— Успокойтесь, господа, успокойтесь! — вмешался бургомистр. — Как можно совещаться, когда вы готовы из-за простого слова лезть на стены.

Оба сенатора все еще стояли друг против друга в вызывающих позах. Но благодаря усилиям других участников совещания они наконец успокоились, после чего Шоке продолжал холодным голосом:

— Я считал своим долгом сообщить высокому совету предложение, сделанное мне как сенатору, с просьбой передать ее сенату. Этот человек берется доставить Штертебекера и хочет за это триста дукатов. Теперь сенат должен решить, принимает ли он это предложение или нет. Если да, я назову здесь имя этого человека и представлю его сенату, чтобы все формальности были закончены.

Николас Шоке сел с решительной миной на свое место, как человек, которому нечего больше сказать по этому делу и ему остается только дожидаться решения других.

Теперь заговорил Клаус Дитмар.

— По зрелом обдумывании я нахожу, господа, что мы должны согласиться на эти триста дукатов. Ведь их придется платить только тогда, когда Штертебекер действительно будет передан в наши руку. Не правда ли, мистер Шоке?

Шоке утвердительно кивнул головой.

— Значит, мы ничем не рискуем. Арест этого разбойника стоит даже большую сумму. Я, господа, голосую за принятие предложения.

— И я, и я! — кричали бургомистр и другие сенаторы, даже Юрген Мюльвартере голосовал за принятие предложения.

— К порядку, — сказал Бальтазар Гольмстед. — Сенат единогласно решил принять ваше предложение, сенатор Шоке. Теперь вы должны представить нам этого человека. Вы можете это скоро сделать?

— Через несколько минут, господа. Он ждет внизу в ратуше.

— Как? внизу в ратуше? как его имя?

— Вильмс Брауман, сторож маяка в Нейверке.

Все были изумлены этим ответом, ибо этот человек находился на службе у сената. Но это не могло быть основанием отказаться от его помощи, хотя сенат охотнее предпочел бы, чтобы это дело было исполнено посторонним; злые языки всегда сумеют упрекнуть сенат в слишком близком соучастии.

Но дело было уже решено, сенат не мог отказаться от своих слов, и Шоке поручено было ввести Браумана.

Над головой смелого руководителя виталийцев повисла ужасная опасность. Изменник готовился предать его в руки палача, за кровавые серебреники.