Сторож маяка в Нейверке

ГЛАВА VII. Годеке Михаил в Нейверке

Солдаты согласились с указанием дрожащего сторожа, что каждое мгновение можно ожидать нападения виталийцев и в страхе забаррикадировали нижнюю входную дверь чем только возможно было.

Через час явились туда виталийцы и нашли дверь запертой. Это была крепкая дубовая дверь, обитая железом, с сильным замком.

Взломать ее нельзя было даже военными топорами, предназначенными на то, чтобы ломать человеческие головы, но не дубовые двери. Других орудий не видно было по близости, но Годеке Михаил нашел исход.

На борту его шлюпки были смола и пакля, которые употребляются для закрытия щелей в лодках. Этим капитан теперь воспользовался. Дверь была толсто намазана смолой, и около нее был разложен небольшой костер из пакли и щепок.

Обитатели башни до сих пор не подозревали, что их враги уже на острове. Тем более они были поражены, почувствовав запах гари и убедившись, что входная дверь горит. Этим был отрезан единственный выход из этой ловушки.

— Они пришли! Это они! Виталийцы пришли! — заревел Вильмс Брауман. — Мы все пропали!

— По твоей вине, — крикнул командир отряда солдат. — Если бы ты не придумал это мерзкое предательство, мы бы теперь не сидели в ловушке. Особенно глупо было, что мы твоими подлыми издевательствами раздразнили Штертебекера до крайней степени.

— Я невиновен! — хныкал Брауман. — Я невиновен! Сенатор Шоке подстрекнул меня на это. На него падает вся вина. Но он теперь в безопасности, а мы будем перерезаны.

— Молчи, несчастный! — презрительно крикнул командир отряда. — Мы будем драться до последней капли крови и, если мы умрем, так мы хоть возьмем с собой в могилу несколько противников.

— Вам хорошо говорить! Вы падете в борьбе, там смерть приходит совсем незаметно. Но меня замучат до смерти.

— Ты это заслужил, собачий сын! Мне с самого начала не нравилось то, что ты так подло издевался над Штертебекером. В особенности гадко было то, что ты говорил на счет матери, тьфу чорт! Я не хотел вмешаться в грязный разговор, но я должен был сразу заткнуть тебе рот.

— Дым становится все гуще, — стонал Брауман. — Дверь долго не выдержит, что будет тогда?

— Тебя они вероятно изрубят в котлетку, тогда мы избавимся от твоего собачьего воя.

Брауман вспомнил, что его ожидает, и упал на пол, без чувств. Командир презрительно оттолкнул его ногой и спустился по лестнице в нижний этаж. Там он убедился, что дверь действительно долго не выдержит натиска.

— Вот так, детки! Беритесь за топоры, — послышался голос Годеке Михаила за дверью, и вслед затем послышались частые сильные удары в обгоревшую дверь.

Командир отряда убедился, что они не могут остаться в верхнем этаже. Они должны встретить врага здесь у двери и стараться во что бы то ни стало прорваться.

Он быстро поднялся по лестнице и кликнул солдат вниз. Он старался делать это по возможности бесшумно, чтобы виталийцы не узнали, что враги приготовились к встрече.

Под ударами топоров дверь с грохотом лопнула. Виталийцы бросились в наполненное дымом помещение.

В темноте началась ужасная борьба. Оба противника имели свои преимущества. Гамбуржцы были почти вдвое больше виталийцев, но последние были избранные, неимоверно сильные люди и лучше вооружены.

Долгое время обе стороны стояли одинаково твердо. Нескольким солдатам удалось прорваться и исчезнуть в темноте. Они были спасены, ибо на берегу они могли достать лодку.

Остальные были все перебиты. Годеке Михаил не думал щадить своих врагов. Четыре виталийца лежали уже мертвыми на месте битвы и почти все были ранены.

Теперь проскользнула мимо какая-то темная фигура, стараясь исчезнуть в темноте. Но Годеке Михаил уже заметил ее.

— Стой, — крикнул он своим медвежьим голосом, схватив дрожащую фигуру за шиворот. — Не Брауман ли это? Нет, не убежишь мой милый! Мы должны еще потолковать между собой.

— Пощадите! Пощадите! — визжало жалкое существо, извиваясь, как змея.

— Пощадить тебя? Увидим. Сначала ты мне ответишь на мои вопросы. Где теперь Клаус Штертебекер, отправившийся вчера на твой проклятый остров, небо да простит ему эту глупость?

— Великий король виталийцев находится в Гамбурге.

— Ты его заманил в ловушку и с помощью солдат отправил в Гамбург, чтобы получить премию за его голову? Неправда ли, негодяй, это было так? Признайся!

— Клянусь Богом, это не верно, — сказал бесстыдник и клятвенно поднял руки к нему. — Король виталийцев совсем не был на острове, он уехал с графом Реймаром прямо в Гамбург.

— Врешь, мерзавец! Граф об этом ничего не знает. Но погоди, негодяй, я заставлю тебя признаться. Свяжите ему руки и ноги, — приказал он виталийцам.

Приказание сейчас же было исполнено.

Капитан вынул из костра, на котором горели еще обломки двери, кусок накаленного железа, на другом конце которого было еще немного дерева, так что можно было его держать в руках, и приставил его ко лбу сторожа.

Несчастный ревел от безумной боли, но Годеке не ощущал никакой жалости к предателю. С холодным тоном сказал он:

— Я тебе выжег на лбу каинову печать. Ты никого больше не обманешь. Признайся, что все было так, как я сказал. — С этими словами Годеке Михаил опять подставил накаленное железо к лицу клятвопреступника, поставившего Бога в свидетели своей ложной присяги.

— Да, да это правда! Я его выдал! Я признаюсь во всем, только уберите железо! Пощадите, сжальтесь, будьте человечны!

Он почти лишился рассудка от страха, боли и ужаса.

Годеке Михаил громко засмеялся.

— Негодяй! — крикнул он. — Что ты воешь о пощаде! Ты щадил благороднейшего человека, когда ты передал его в руки палачей? Благодари Бога, что я не имею времени возиться с тобой, а то я бы зажарил тебя на медленном огне.

Капитан всадил ему накаленное железо в грудь. Предатель упал на горящий костер, испуская нечеловеческие звуки.

— Оставьте его лежать, как он лежит, — безжалостно сказал Годеке. — Он заслужил еще худшую смерть. Теперь к лодке! Мы поедем со всем флотом виталийцев в Гамбург!

— Ур-ра! — крикнули виталийцы. — Мы спасем нашего любимого короля. Да здравствует Клаус Штертебекер и Годеке Михаил!