Стороны света (СИ)

ГЛАВА 3. ВОСКРЕШЕНИЕ

В тронном зале горит добрая сотня свечей. На троне сидит бледный как полотно Сигизмунд, почти что Сигизмунд II, от короны Запада этого мальчика отделяет всего лишь одна незначительная формальность. По правую руку от Сигизмунда, сидит его мать – вдовствующая императрица Марта, по левую руку – его брат, принц Валтасар, который беспомощно вертит головой по сторонам, не понимая, почему он оказался в этом месте, и почему нигде нет его отца и этого доброго дяди, который спас его собаку – Канцлера Эльте. За троном Сигизмунда стоит Казимир, тоже бледный, потому что теперь между ним и обещанной ему ноб властью над Западом стоит все та же незначительная формальность. Формоз стоит чуть в стороне. И уж ему ли не знать, что эта формальность может сломать весь их блестящий план.

Формоз всегда считал себя очень талантливым интриганом и выдающимся лжецом, но сейчас он жалел об обилии собственной лжи, точнее даже о том, от скольких людей он скрывал правду: Казимир не знает, что Эльте жив, и что он поехал в Целлу к Мадогу, Мадог не знает, что Казимир привез с Юга не только план свергнуть Императора, но и странное обещание, которое он дал черным ноб. Сам же Формоз даже не подозревал о том, как именно Казимир обещал открыть ноб путь на Север. Вот так вот, кто-то оболгал и великого лжеца. Сейчас все это было критически важно: знал бы Казимир, что Эльте жив, – не стал бы так поспешно закапывать Лазаря в могилу, знал бы Мадог, что тут замешаны ноб, еще бы сто раз подумал, прежде чем заманивать к себе Эльте и развлекаться с ним как кошка с мышью. Ну и конечно, если бы Формоз знал, что Казимир намерен уничтожить его бога, то уж точно и пальцем о палец бы не ударил, чтобы ему помочь. Но сейчас уже ничего нельзя было изменить.

Дверь в тронный зал отворилась, и в комнату вошли три человека в красных плащах с капюшонами на лицах. Формозу показалось, что с их появлением температура в комнате поднялась на добрый десяток градусов.

Красные отшельники. Казалось бы, те же жрецы Багала, но на самом деле они не имели к племени, управляемым Формозом, никакого отношения. Красные отшельники жили в Огненной земле, на тонком перешейке суши, соединяющем Запад и Юг, который ежедневно содрогался от извержений огненных гор. Они жили на склонах этих гор, никогда их не покидали, молились Огненному богу и признавали только его власть, презирая жрецов из Горда. Императору они также не подчинялись, считая его человеком далеким от истинной веры. Сейчас эта троица явилась в Горд, явно страдая от его чистого воздуха, в котором не витала черная вулканическая пыль, только с одной единственной целью – огласить завещание Императора Лазаруса.

Да-да, именно так. Никто вообще не подозревал, что у Лазаря есть завещание, а уж тем более что он доверил его Красным отшельникам. Конечно, это была старая традиция, но уже несколько столетий ни один император Запада не оставлял подобного документа. Или, как вполне мог допустить Формоз, Красные отшельники могли не оглашать их завещания из неких своих соображений.

В зале висела гробовая тишина. Формоз заметил, что у входа начала скапливаться стража. Казимир – идиот, сколько бы стражников он ни собрал, они не смогут ничего сделать с Красными отшельниками: эти святоши имеют часть силы самого Багала, если хоть один человек посмеет поднять на них оружие, то они сожгут его на месте. Говорили, конечно, что это просто сказки, но Формозу лет тридцать назад пришлось увидеть такую сцену, это было самым впечатляющим зрелищем в его жизни.

– Император Лазарус доверил нам свою последнюю волю, – раздался глухой голос из-под капюшона.

А их лица? Ни один нормальный человек не сможет смотреть на такое без содрогания, их лица – это сплошной шрам от ожога, в качестве инициации Красные отшельники входят в огонь, они выживают, но их тела навсегда остаются изуродованными.

– Мы пришли, чтобы объявить ее, – руки в красных перчатках достали пергамент из складок плаща. Красный отшельник начал читать. – Великим Императором Запада Лазарусом III завещано исполнить его последнюю волю безотлагательно и точно в соответствии с его указанием. Император Лазарус завещает: корону Запада своему старшему сыну Сигизмунду, в случае, если Император Сигизмунд будет слишком юн, чтобы принять корону со всеми ее тяготами, Император Лазарус завещает назначить регентом при нем…

Формоз почти ощутил, как Казимир затаил дыхание.

– … Канцлера Запада, герцога Валлардии и наместника Северных побережий Эльте.

Прозвучало точно так, как Формоз и предполагал. Конечно же, Эльте.

– Но Эльте мертв! – услышал Формоз громкий голос Казимира.

Красные отшельники молчали.

– Канцлер Эльте мертв! – Казимир сделал шаг вперед, и теперь стоял перед троном. – Есть ли указания Императора относительно того, кто должен стать регентом в случае смерти Канцлера?

Отшельники хранили молчание. Казимир едко улыбнулся.

– В таком случае, – желчно произнес он, – мне остается только поблагодарить вас за беспокойство. Умей я воскрешать из мертвых, то, несомненно, приложил бы все усилия, чтобы вернуть Канцлера к жизни.

Казимир развернулся, Формоз видел по его лицу, что тот начинает успокаиваться.

– Не так быстро, Хранитель Меча, – раздался голос отшельника. – Мы долгие века храним последние послания Императоров, и мы приходим только тогда, когда их воля нарушена. Сегодня мы явились, потому что ты решил стать регентом при юном Императоре, но мы бы не пришли, если бы тот, кому это завещано, был мертв. Канцлер Эльте жив. Мы видели его лицо в зеркале огня. Ты должен исполнить последнюю волю Императора.

Зеркало огня – огромный кратер вулкана, в котором плещется раскаленная магма. Что там можно увидеть и не сгореть при этом заживо, Формоз мог только догадываться. Но как бы то ни было, Красные черти были правы – Эльте действительно жив.

Казимир развернулся. Формоз увидел, как его глаза наливаются кровью. Красный отшельник сделал шаг назад. Неужели мальчишка сейчас вынет меч? Нет, не вынет. Казимир начал медленно раскачиваться из стороны в сторону, Формоз увидел, как в уголках его глаз собираются черные слезы. В нем пробуждались ноб. Красный отшельник вытянул руку, и Формоз увидел, как на кончиках его пальцев начало разгораться пламя. И вдруг чудовищный хлопок, почти такой же, как тогда, в столовой Императора. Казимир запрокинул голову назад, Красные отшельники упали как подкошенные. Казимир еще некоторое время постоял, а потом осел на пол. Марта бросилась к нему.

– Воды! Воды! – закричала Императрица.

Формоз увидел, что один из стражников выбежал из зала. Марта опустилась на колени рядом с Казимиром и стала стирать черные слезы с его лица. Формоз осторожно приблизился к телам отшельников. С одного из них упал капюшон, и Формоз теперь видел его страшное обожженное лицо с побелевшими глазами. Еще и слепой, подумал он. А может они все слепые? Формоз осторожно придвинул к себе пергамент, на котором было написано завещание Лазаря, потом наклонился и протянул Марте платок.

– Возьмите, ваше высочество.

Другой рукой он спрятал пергамент в складки рясы. Формоз еще некоторое время постоял, а потом, когда на крики Императрицы начали сбегаться люди, он незаметно выскользнул из зала.

Он покинул дворец Горда. Через час, уже у себя в городе жрецов, он запер дверь на все замки и только теперь решился развернуть завещание Лазаря.

«Я, Император Запада Лазарус III , повелеваю исполнить мою последнюю волю:

1.Назначить моим наследником моего сына Сигизмунда, в случае, если на момент моей смерти мой сын еще не будет в возрасте, достаточном, чтобы принять корону, назначить регентом при нем Эльте, Канцлера Запада, герцога Валлардии и наместника Северных побережий.

2.Назначить моему второму сыну Валтасару в единоличное владение провинцию Абертон с титулом герцога Абертонского и всеми доходами с земель Абертона. По смерти Эльте, Канцлера Запада, герцога Валлардии и наместника Северных побережий, передать моему сыну Валтасару титул наместника Северных побережий со всеми доходами с Северных земель.

3.Внести в Книгу наследников моей личной волей и моей личной печатью следующие записи:

«21 год правления Императора Запада Лазаруса II.

15 день шестой старшей луны.

Сочетались браком Эльте и девица Этель Штайн, с сего дня Этель д’Эльте, имеющая полное право наследия имущества своего мужа»

« 1 год правления Императора Запада Лазаруса III.

9 день первой старшей луны.

Родилась Эльжебет д’Эльте, дочь Эльте и Этель д’Эльте, имеющая полное право наследия имущества своих родителей».

Лазарус III , Император Запада»

Формоз затравленно огляделся по сторонам, как будто бы кто-то мог его видеть. Этот документ мог иметь невероятный эффект. Даже учитывая то, что Канцлер мертв для Казимира, если бы регент узнал, что у Эльте есть жена и дочь, которые ему наследуют, то он приложил бы все усилия для того, чтобы найти их и сгноить в казематах Горда. Впрочем, у Формоза был достаточный опыт в таких делах, чтобы понимать – никакой жены у Эльте не было. Этель – всего лишь анаграмма его собственного имени, а вот дочь была и скорее всего незаконнорожденная, что Канцлер скрывал от всех кроме разве что Императора, да своего цепного пса, этого Капитана. Кто бы только мог подумать, что у Эльте была дочь! На секунду Формоз задумался над тем, что стоит, пожалуй, отнести это завещание Казимиру и тем самым усилить свои позиции при дворе, но потом он подумал о какой-то семнадцатилетней девочке по имени Эльжебет, которая живет себе где-то и скорее всего не подозревает о том, кто ее отец, и в какой переплет она может попасть. Красный отшельник не упомянул о ней, вероятно, он имел на это свои причины. У Формоза тоже были свои причины: пусть Эльте и был редкой дрянью, но все же не настолько, чтобы вырезать всю его семью. Формоз разжег огонь в камине и бросил в него пергамент. Ты мне должен, Эльте. Запомни это.

Канцлер шла по коридорам Палладиума в сопровождении солдата. Она была почти уверена, что если попробует сбежать, то у посланника Родора есть весьма четкое указание не дать ей этого сделать. А как было бы хорошо просто исчезнуть отсюда, потом можно было бы попробовать… что? Вернуться в Горд? Что толку? Там бы ее сразу же казнили по повелению Регента Казимира. Багал храни Запад, которым теперь правит круглый идиот. Они прошли в ту часть дворца, в которой Этель никогда не была. Здесь все казалось не таким парадным: фресок на стенах не было, вместо них висели обыкновенные картины, все выполненные в темных тонах. Солдат остановился около высоких белых дверей, распахнул их перед Этель и сделал ей знак войти, двери за ее спиной закрылись.

Этель оказалась в длинной узкой комнате, пол которой был выстлан белым мрамором с узором из морских крестов. Интересно, как в Целле относятся к тому, что ходят ногами по знакам своего бога? На Севере это было бы воспринято как богохульство. Двери в конце комнаты были распахнуты. Этель медленно пошла вперед. Еще не дойдя до дверей, она уже увидела человека, который сидел за столом и что-то писал. На нем была темно-синяя ряса морского монаха. Родор, поняла Этель. Ей никогда не приходилось с ним встречаться, что и неудивительно, учитывая, что старший наследник Востока в свое время добровольно отказался от престола, чтобы посвятить свою жизнь служению Морю. Странным казалось, что спустя столько лет он все-таки решил нарушить данный Морскому богу обет и вернулся к светской жизни. Родор поднял голову и улыбнулся. Его улыбка была располагающей и открытой. Этель не могла не отметить их сходство с Мадогом, причем Мадог здесь явно проигрывал, но все же… В Родоре не было того, что в свое время заставило рыбачку Этель бросить все и сбежать из родной деревни.

– Канцлер Эльте, – Родор поднялся и протянул к ней руки.

Этель не шелохнулась. Она не очень понимала уместность этого жеста. Она просто наклонила голову и произнесла:

– Для меня честь быть представленным вам, лорд Родор.

Родор снова улыбнулся, подошел к дверям и закрыл их.

– Присаживайтесь, Этель.

Этель повернулась в сторону кресла, но замерла, когда поняла, как он назвал ее. Этель???

– Простите? – переспросила она.

Родор продолжал мягко улыбаться.

– Садитесь, Этель, я знаю вашу историю, Мадог посвятил меня. И поверьте, я обещал никому об этом не рассказывать и сдержу свое слово.

Так же, как сдержал слово посвятить жизнь Морскому богу? Что-то сомнительно.

Этель села. Она вдруг почувствовала себя так, как если бы стояла голой посреди рыночной площади.

– Чем я обязана вашему приглашению? – осторожно спросила она.

Родор сел напротив и взял ее за руку. Да что это такое-то, черт возьми? Если она женщина, то это еще не значит, что она не Канцлер Запада. Может быть, не стоит вот так сразу хватать ее за руки при первой же встрече?

– Не бойтесь, Этель, – Родор по-дружески сжал ее руку. – Я просто хочу с вами поговорить и прояснить некоторые вопросы.

– Милорд, я с удовольствием отвечу на любой ваш вопрос.

Родор кивнул и отпустил ее руку.

– Прежде всего, я хотел бы извиниться за поступки моего брата. Он виноват перед вами, но вы должны понимать, что многие его поступки – это простой импульс, иногда он сам не отдает себе отчет в последствиях своих действий.

Да, конечно. Не отдает себе отчет… Этель бы фыркнула, да выдержка Канцлера не позволяла.

– Но, – Родор примирительно поднял руки, – я не уверен, что спустя столько лет в подобных извинениях есть смысл, поэтому если вы сочтете их оскорбительными, то я приношу извинения за свои извинения.

Он рассмеялся. Этель подумала, что даже у Лазаря шутки были поострее.

– Теперь мне хотелось бы поговорить о вас и вашем положении в Целле.

Добрались до сути.

– Да, милорд, – ответила Этель.

Родор продолжал.

– Мне известно, что при моем брате вы фактически были здесь пленницей, но смею вас заверить, мне этого не нужно. Я никогда не враждовал с покойным Императором Лазарусом и всегда был о нем достаточно высокого мнения, так что – учитывая все обстоятельства – если вы захотите уехать, то я готов дать вам для этого возможность и средства в любой момент, который вы сочтете подходящим.

Он не знает, что договор – фальшивка. Банар ему не сказал.

– Благодарю вас, милорд, – ответила Этель.

Может быть, рассказать ему все? Этель захотелось закричать: рассказать все Родору – и спасти Мадога, не рассказывать ему ничего – и появляется пусть и призрачный, но все-таки шанс выбраться отсюда и попробовать спасти Императора. Почему-то дилемма не казалась ей такой уж и сложной.

– Я могу задать вам один вопрос?

– Конечно, – Родор кивнул.

– Что будет с Мадогом?

Родор покачал головой.

– У вас, несомненно, широкая душа. Я не знаю, где мой брат. Должно быть, ему сообщили, что в Целле произошел переворот, и он сбежал. Если хотите знать, то я не собираюсь его преследовать. На мой взгляд, его действия в последнее время не могут быть расценены иначе, как действия человека, который не совсем понимает, что несет ответственность за целое государство.

– Иными словами, вы хотите сказать, что он не в своем уме?

Родор медленно кивнул.

– Именно так. Не думайте, что эти слова даются мне легко.

Удобно, подумала Этель.

– А как Морской орден отнесся к тому, что вы нарушили обет?

– Ну, тут все просто. Меня благословил на правление сам Морской бог, он послал мне знамение. Я все еще посвящаю свою жизнь служению ему, только теперь он хочет, чтобы я служил ему в ином качестве.

Тоже удобно. Этель посмотрела в глаза Родора. Неужели он действительно верит, что исполняет волю Морского бога? Или Банар зашел так далеко, что подделал знамение? Почему-то Этель вспомнила Формоза, уж этот мог пойти на все, если видел в этом свою выгоду.

– Милорд… – Этель закусила губу, ей предстояло сказать достаточно странные слова.

– Да?

– Я должна признаться вам в том, что была на острове Мор. Я знаю, что женщина не может там находиться, но вы понимаете всю неоднозначность моего положения – у меня не было возможности отказаться.

– Не вините себя, Этель, – Родор снова улыбнулся. – Если бы Морской бог не хотел, чтобы вы там появились, то, поверьте, он бы не допустил этого.

– Да… Мне было видение, когда я покидала остров Мор. Я увидела, что Император Лазарус жив…

Этель впилась глазами в лицо Родора и заметила на мгновение мелькнувшее замешательство.

– Жив? Но как это возможно?

– Не знаю. Его чем-то опоили и похоронили заживо. Он пока еще жив, но времени мало.

– Ужасная смерть… – прошептал Родор.

– Вы понимаете, что Казимир… Регент Казимир, – Этель захотелось прополоскать рот после этих слов, – сделает все возможное, чтобы начать войну с Востоком. Лазарю же всегда было важно личное соперничество с Мадогом, против вас он ничего не имеет. Если вы поможете мне спасти Императора, то тем самым вы сможете предотвратить войну Востока и Запада.

Родор некоторое время молчал, он опустил глаза, Этель заметила, что его пальцы поймали висящий на груди морской крест, она невольно скопировала его движение.

– Простите меня, Этель, – наконец, произнес Родор, – я понимаю, что смерть Императора – большой удар для вас, но все же, будем реалистами – даже если его похоронили заживо, он уже умер в своей могиле. Мне очень жаль.

Он протянул руку и потрепал ее по плечу. Этель закрыла глаза. Черта с два он стал бы так делать с Канцлером Эльте, а тут – женщина, конечно же, ее захлестывают эмоции, а не здравый смысл, ну и что, что эта женщина десять лет изображала из себя Канцлера и каким-то образом держала на плаву трещащую по швам казну Запада. Вуаля! Сегодня это женщина, а значит, она ничего не понимает в политике и горько плачет по хорошему человеку по имени Лазарь.

– Простите меня, милорд. Вы понимаете, что я должна была попытаться.

– Конечно. Это очень достойный поступок, поверьте мне.

– Вы отпустите меня сейчас же?

– Да, как я и обещал. Я отдам распоряжение, чтобы к утру все было готово к вашему отъезду.

– Благодарю вас, милорд.

– Не стоит благодарности. Это меньшее, чем я могу загладить грех своего брата перед вами.

Грех своего брата… Этель шла по коридорам Палладиума так быстро, как не ходила никогда. Чертов Мадог, как всегда смылся и даже не намекнул ей, что собирается делать ноги, а она еще удивилась, что это так его задержало прямо на подъезде к Целле. Как всегда разыграл пьесу по нотам, хотя сам уже знал, что его голова будет красоваться на стене Палладиума, если он вернется. Черт с ним с Родором и его благими намерениями, а вот Банар уж точно не допустил бы такой широты души. Банар… Как к нему попал в руки этот договор? Неужели Капитан? Нет, он не мог ее предать… Хотя… Ну да, само собой. Этель вспомнила, как он отправил ее в колоннаду, где было тайное свидание Мадога и Эльнеры. Видимо, решил продолжить спасать ее душу.

– Идиот… – прошипела Этель. – Несчастный идиот!

Не зря говорят – благими намерениями выстлана дорога в ад. Хотя не будем кривить душой – она подозревала, что нечто подобное может произойти. В некотором смысле она даже надеялась на то, что Капитан отнесет подписанный договор Банару. Да, что там говорить: она поэтому его и написала и отдала Капитану – потому что знала, что он его отнесет! Только это было до той ночи с Мадогом на острове Мор. Ладно, теперь она уедет. Но куда?

«Чума идет с Юга вместе с южными рабами». «С Юга вернулся Хранитель Меча Казимир, голова которого наполнена весьма любопытными идеями». «Тогда из далекой южной пустыни пришли духи ноб, принявшие облик великанов с темными глазами». «Грядет война, Эльте. Грядет страшная война».

Казимир свергает Лазаря, а Лазаря не так просто свергнуть. Родор видит знак Морского бога, сообщающий о том, что он должен занять престол Востока, и он не врал, когда говорил об этом. И еще этот Анл на Севере. Что он такое? «Не всегда были те боги, которых ты знаешь сейчас, Эльте». Значит, были какие-то другие боги, такие как Анл, который на Севере. А с Юга идет чума, и Казимир, приехав с Юга, делает что-то с Лазарем, который – в этом Этель готова была поклясться – все еще жив. Морской бог делает Родора, который всецело ему верен, лордом Востока, убирая Мадога, который вообще в существование Морского бога никогда не верил – это Этель помнила еще по временам Штайн. Так что же происходит? И где ответ? Все кричало Этель: Горд, Горд, Горд! Но Горд был для нее закрыт, без сильного покровителя ей не стоит и думать о том, чтобы там показаться. Север? Вряд ли можно ждать чего-то от старого бога, который и так не стал с ней особенно откровенничать, скорее всего, он просто напустит на нее тех тварей, которые ему служат, и пиши-пропало Канцлер Эльте. Действительно найдет свой покой на Севере.

Этель остановилась посреди коридора, рука стиснула морской крест на груди. Ну же! Ты же подсказал мне уже один раз, подскажи еще раз… Крест вдруг раскалился в руке, Этель вскрикнула и посмотрела на обожженную ладонь. След от креста показался ей странным, она подошла к подсвечнику на стене и вытянула руку. Сначала она не поверила своим глазам, несколько раз моргнула, но след на руке был ярким и четким: ожог от морского креста сложился в слово «ЮГ». Этель застыла на месте. Вот и еще одна странность: огонь – территория Багала, и Багал подал ей знак через Морского бога. Юг. Ладно, тогда на Юг. Король Эоганн не испытает особого восторга от ее присутствия, значит она поедет на Юг как частное лицо.

Несмотря ни на что настроение у Этель почему-то поднялось.

Грязные улицы Горда заливали первые осенние дожди, вода смешивалась с помоями и нечистотами и превращала мостовую в зловонное болото. Улицы опустели – горожане спрятались в своих домах, пока еще недоумевая, каким коротким в очередной раз оказалось западное лето.

Высокий человек в мокром насквозь плаще, который когда-то был благородного коричневого цвета, отчаянно пытался преодолеть грязевой поток, перепрыгивая с одного выступающего участка неровной мостовой на другой. Иногда это ему не удавалось, и тогда из-под надвинутого на лицо капюшона раздавались отборные ругательства. Один раз мимо проехала карета и окатила его водой с ног до головы, человек только угрюмо посмотрел ей вслед, вытер грязь с лица и продолжил свое путешествие. Ему пришлось идти несколько часов с одного конца города на другой, можно было бы, конечно, остановиться на каком-нибудь постоялом дворе или попытаться нанять экипаж, но человек не хотел этого делать – ему было важно добраться до своей цели, не привлекая к себе лишнего внимания. Из этих соображений он даже считал неожиданный осенний ливень скорее удачей, чем неприятным событием.

Наконец, он остановился около дома, фасад которого был выполнен из совершенно неуместного в осеннем Горде белого восточного мрамора. Человек постучал в дверь. Никто не ответил, человек постучал еще раз. Из глубины дома послышались шаги.

– Кто? – раздался из-за двери хриплый женский голос.

– Я к Формозу, – ответил человек.

– И че?

Человек у двери удивленно вскинул брови и улыбнулся.

– Вы мне откроете?

– Не-а. Пока не скажешь, кто ты – не открою.

– Скажите Формозу, что у меня для него послание от его очень хорошего друга из Целлы.

– Ну ладно…

Тишина. Минут пять спустя шаги раздались снова, дверь открылась, и на пороге появилась девушка с длинными рыжими волосами, на ней был кое-как запахнутый халат.

– Поднимайся, – она махнула рукой куда-то вверх. – Формоз тебя ждет. Только ноги вытри, не следи тут.

С этими словами она томной неторопливой походкой уплыла в другую комнату. Человек посмотрел ей вслед и покачал головой: видимо, Формоз знал, как развеять тоску осеннего дождя. Человек снял капюшон. На виде ему было лет сорок – сорок пять, темные волосы намокли от дождя, черты лица были острыми, что могло бы придать ему отталкивающее выражение, если бы не задумчивая почти мальчишеская улыбка, с которой он посмотрел вслед уходящей девушке. Человек не стал снимать плащ и поднялся по лестнице. Там было темно, только из полуоткрытой двери одной из комнат падала изломанная полоска света. Человек открыл эту дверь и вошел в комнату.

Верховный жрец бога Огня Формоз преспокойно сидел себе у камина и наслаждался обществом своей личной куртизанки, когда раздался стук во входную дверь. Конечно же, он послал Жанну, а когда та сообщила, что приехал человек с посланием из Целлы, Формоз явственно ощутил, как скручиваются в узел его кишки. Сейчас Целла была не в моде: после переворота лорду Родору ожидаемо не удалось найти общий язык с Регентом Казимиром, так что Восток и Запад находились на самом пороге войны, которая не начиналась только из-за таинственных дел, которые Казимир еще не закончил с ноб. Но не принять человека из Целлы Формоз не мог, потому что понимал: где-то остались письма, которые он писал Мадогу, и эти письма, если попадут не в те руки, могут стоить ему головы. Он как раз думал обо всем этом, когда неожиданно раздавшийся голос заставил его вскочить.

– Мне странно, как многих значимых фигур на Западе я не видел лично. Рад встрече, Формоз, вы выглядите именно так, как я вас себе и представлял.

– Милорд… – Формозу не нужно было долго думать, чтобы понять, кто оказался его неожиданным гостем.

Лорд Мадог снял плащ и бросил его на обитый бархатом диван, под плащом оказался простой камзол западного кроя – тщетная попытка замаскироваться, потому что пришельца в Мадоге было видно за километр.

– Присаживайтесь… – Формоз спешно начал двигать в его сторону кресло.

Мадог позволил ему это сделать и сел. Формоз остался стоять.

– Дрожишь от ужаса? – спросил лорд. – Уже видишь в своем богатом воображении, как сюда идут люди Казимира?

Формоз выжал из себя улыбку.

– Глупо было бы отрицать, милорд, что такие мысли приходят мне в голову.

– Сядь.

Формоз поспешно уселся на подставку для ног, чувствуя, как его объемный живот оказался почти на уровне горла и перекрыл дыхание. Мадог криво улыбнулся.

– Как тебе живется при новом Императоре?

Формоз насторожился. На самом деле жилось ему не очень, Казимир не оправдывал ожиданий: им было сложно управлять, а цели, которые он преследовал, так и остались для Формоза загадкой. Особенное беспокойство у жреца вызвал ряд указов, которые Регент отдал в первые же дни своего правления.

Первым же своим указанием Казимир лишил всех привилегии жрецов Багала, второй указ оказался еще хуже – Регент отменил ежегодное празднование Огненного бога. Формоз все ждал, когда же народ потребует возродить торжество, но Казимир ловко указал на то, что празднества проводились за казенный счет, пообещал снизить налоги и тем самым расположил к себе толпу, которая, как выяснилось, не так уж и благоволила толстякам в красном. Формоз начал нервничать. Казимир его не принимал, а все его письма пускал через Канцелярию, которая ожидаемо погрузилась в хаос с исчезновением Эльте. Больше того, до Формоза стали доходить странные слухи о новом Канцлере, которого собирался назначить Казимир, говорили, что им станет какой-то деревянный вояка, который не то, что в финансах, в собственных штанах мог запутаться. Нового Канцлера не назначали по одной простой причине – не могли найти Имперскую печать, срочно заказали новую, но оказалось, что сделать это можно только по оттискам, потому что все необходимые клише и чертежи бесследно исчезли. В общем, Формоз заперся в своем доме, пил, смотрел на осенний дождь и ждал следующего безумного указа Казимира.

– Не так хорошо, как при предыдущем, – наконец, ответил Формоз на вопрос Мадога.

Мадог усмехнулся и покачал головой.

– Тогда у меня для тебя есть хорошая новость, Формоз – у меня есть все основания полагать, что Лазарь все еще жив.

Мадог впился глазами в лицо жреца, а тот, несмотря на все старания, так и не смог скрыть судорогу.

– Почему вы так думаете, милорд? – сдавленным голосом спросил Формоз.

– Скажем так, – Мадог улыбнулся, хотя эта улыбка ничего хорошего не предвещала, – у меня есть некое свидетельство, которое это подтверждает.

– Могу я поинтересоваться, что это за свидетельство? – осторожно спросил Формоз.

На лице Мадога отразилось сомнение. Формоз только сейчас заметил, насколько он худ и бледен, под глазами залегали глубокие тени. Ну конечно, убегать из Целлы ему пришлось, бросив все. Само по себе удивительно то, что он вообще выбрался.

– Канцлеру Эльте было видение на острове Мор, – наконец, отчеканил бывший лорд Востока.

Формоз готов был танцевать от облегчения! Эльте! Правильно он говорил, что этого тощего счетовода нужно сначала отравить, потом обезглавить, потом утопить, и только тогда появится хоть какая-то уверенность в том, что он наконец-то отошел в мир иной. Нет, ну каков хитрец! Видение на острове Мор!

– Милорд, – теперь уже пришла очередь Формоза улыбаться, – я бы не сказал, что господин Канцлер когда бы то ни было отличался религиозным пылом, так что он не лучшая кандидатура для того, чтобы Морской бог посылал ему видения.

– Эльте сказал, что Лазарь похоронен заживо…

Тут ноги Формоза снова начали холодеть.

– … насколько мне известно, Императоров Запада сжигают. Скажи мне, Формоз, вы сожгли Лазаря?

Формоз молчал. Он вспомнил синеватое лицо Императора в гробу, то, как они с Казимиром тащили его к могиле, скрежет, с каким встала на место могильная плита… А еще эти указы Казимира, новый Канцлер, которого вот-вот назначат, и, возможно, плаха, которая в самое ближайшее время ждет самого Формоза, потому что не стоит забывать – Верховного жреца Багала назначает сам Император…

– Где он? – спросил Мадог.

– В могиле в склепе, – тихо ответил Формоз. – Он был еще жив. У него что-то вроде летаргического сна.

– Кого вы сожгли?

– Жреца, который должен был всю ночь читать молитвы.

– Лазаря отравили?

– Нет, – Формоз покачал головой. – У Казимира какой-то договор с черными ноб, они дали ему силу, которой он усыпил Императора.

– С ноб? – Мадог подался вперед, и теперь их лица оказались почти вплотную друг к другу. – Что за договор?

– Ноб хотят пройти на Север через Запад, за это они дали Казимиру дар усыпить Лазаря, но мне кажется, что Лазарь не умрет, пока Казимир не исполнит все свои обязательства. Поэтому Казимир и не стал его сжигать – решил, что не сгорит. Мне так кажется…

– И почему же Казимир до сих пор не открыл для ноб Запад?

– Не знаю, вероятно, есть еще какие-то обстоятельства.

– Хорошо. Как разбудить Лазаря?

– Я не знаю.

– Все ты знаешь, Формоз, шевели мозгами.

Лазарь… Если вернется Лазарь, то не будет никакого Казимира, жрецам Багала вернут привилегии, все будет по-старому… Только вот самого Формоза опять же ждет плаха…

– Формоз, я слушаю.

– Он убьет меня, если узнает, что я участвовал в заговоре против него. Казимир меня сдаст. Лазарь убьет меня.

– Не узнаешь, если не попробуешь. Как его разбудить?

Формоз вытер ладонью пот со лба, при этом чуть было не задев лицо Мадога.

– В общем… В общем, когда Казимир попытался усыпить Императора в первый раз, у него ничего не получилось. Мы с ним потом разговаривали об этом и решили, что все дело в том, что у Лазаря тогда в руках был древний северный меч. Если это мешало его усыпить, то, может быть, это его разбудит…

– Где этот меч?

– В оружейной Императора.

– Ты можешь его достать?

– Нет. Мне закрыт вход во дворец Горда.

– Значит, считай, что ты уже труп, так что кроме Лазаря тебе надеяться не на кого. Нужен именно меч или подойдет что-нибудь другое?

– Что-нибудь другое… – Формоз судорожно соображал.

Меч был с Севера, древний северный меч, который стал трофеем при завоевании Севера. Не в мече дело, а в том, что он был с Севера! Север…

– Ну конечно! – Формоз вскочил, и Мадог еле успел отклониться назад. – Север!

Формоз кинулся к бюро и стал в нем копаться, на пол полетели бумаги, перья и какие-то безделушки.

– Север, север, север… – приговаривал жрец. – Вот!

Он повернулся к Мадогу, держа в руках конверт.

– Что это? – спросил Лорд.

Формоз молча протянул ему конверт. Мадог взвесил его на руке и достал тяжелый круглый медальон, в центре которого горел огромный рубин. Мадог отложил медальон и достал из конверта письмо. Это было письмо, которое Эльте написал Лазарю, и ответом на которое Формоз отправил Канцлера в Целлу.

– С Севера, – Мадог снова взял медальон. – Прямо из гробницы Северных конунгов. Я не знал, что Эльте забрался так далеко.

В последних словах, как показалось Формозу, содержалась изрядная доля яда.

– Милорд…

– Да? – Мадог смотрел, как отблески пламени играют на рубине.

– А как прошла ваша встреча с Канцлером Эльте?

Мадог поднял глаза, и Формоз удивился их выражению.

– В результате нашей встречи, Формоз, меня лишили трона Востока. Хочешь спросить еще что-нибудь?

Формоз замотал головой. Ну, Эльте есть Эльте. Видимо, Мадог решил на него нажать, и загнанный в угол Канцлер тут же проявил все свои лучшие качества.

– Я думаю, это подойдет, – Мадог ловким движением отправил медальон в карман. – Склеп охраняется?

– Только почетная стража. Ночью там никого нет.

– И что никто не зарится на императорские могилы? – удивился Мадог.

– Нет, – тихо ответил Формоз. – Боятся Багала.

– А тот кого-нибудь карал? – Мадог фыркнул.

Формоз решил не отвечать. Действительно, пророчеству Морского бога можно верить, а вот Багал ни на что не способен – логика железная. Формоз посмотрел в окно – над Гордом уже сгущались сумерки.

– Время подходящее, – заметил жрец.

– Тогда можем выходить, – Мадог поднялся.

– Милорд…

– Что еще?

– Тут такая проблема – в таком виде вам лучше не разгуливать, за километр видно, что вы из Целлы.

Мадог удивленно посмотрел на него, Формоз извиняюще развел руками.

– И что ты предлагаешь?

Формоз подошел к двери, открыл ее и закричал:

– Жанна!

– Че тебе? – через некоторое время раздалось снизу.

– Не «че», а «что», не позорь меня перед гостем!

– Что тебе?

– Принеси мои старые мантии!

– Какие старые мантии?

– Те, что в подвале!

– Ага…

– И еще сандалии!

– Сандалии? – удивленно переспросил Мадог. – На улице холод собачий.

– Мы их носим поверх сапог, – успокоил его Формоз. – Просто жрецам полагается носить сандалии круглый год. Считается, что пламя Багала нас согревает, хотя я бы не сказал, что это так.

– Какого размера?! – раздалось снизу.

– Что «какого размера»?! – ответил Формоз.

– Какого размера сандалии?! У тебя там их на весь Горд хватит!

– Откуда я знаю, какого размера?! Это для нашего гостя!

– Ну и спроси у него, какой у него размер ноги, вместо того, чтобы на меня орать!

Формоз покосился на Мадога, того этот разговор начинал откровенно веселить.

– Все неси! – рявкнул Формоз и с громким стуком захлопнул дверь. – Тупая девка! – прошипел он.

– Ну так ты не за ум ее держишь, – заметил Мадог.

– Ваша правда, милорд, – вздохнул Формоз.

Через час лорд Мадог превратился в жреца бога Огня. Старая мантия Формоза была ему сильно коротка, но в целом сидела достаточно сносно. Из огромного количества сандалий удалось подобрать подходящие, и теперь Мадог с задумчивым видом разглядывал странную конструкцию на своих ногах. Его сомнения разрешились, когда он увидел, что Формоз одет почти так же. Формоз послал Жанну найти экипаж, дорога до склепа занимала с полчаса, но Формоз заставил кучера кружить, а потом остановил его у какого-то трактира.

– Пойдем по улице, – сказал он Мадогу и уверенно вылез навстречу пронизывающему дождю.

– Не понимаю, как вы здесь выживаете, – Мадог закутался в плащ.

– Мы много пьем, – ответил Формоз и пошел в темноту.

Мадог последовал за ним. Сначала они шли по освещенной улице, потом свернули в переулки, и через некоторое время оказались у высокой черной стены, вдоль которой шла узкая тропинка.

– Стена склепа, – тихо сказал Формоз.

Из-за дождя тропинка превратилась в сплошное грязевое месиво, которое хлюпало под ногами. Несколько раз Формоз поскальзывался, и Мадогу с трудом удавалось его подхватить. Наконец, они уперлись в широкую каменную дорогу. Формоз осторожно выглянул из кустов, а потом махнул Мадогу рукой. Они подошли к высоким воротам, которые не были заперты, Формоз приоткрыл створку и протиснулся внутрь. Мадог оглянулся и пошел за жрецом. Внутрь не проникал свет огней Горда, и они оказались почти в полной темноте.

– Здесь должны жечь ритуальные костры, но кто будет этим занимать в такую погоду, – проворчал Формоз.

Несмотря на почти полное отсутствие видимости, жрец ухитрялся каким-то образом ориентироваться, и через некоторое время они нашли дверь в склеп. Уже внутри Формоз снял со стены факел, достал огниво, и темноту разрезал неровный свет, терявшийся под исполинскими сводами склепа.

– В какой могиле вы его похоронили? – спросил Мадог.

– Набонид, – ответил Формоз, – сын Валтасара VII.

Мадог махнул рукой – показывай. Формоз молча прошел вдоль стен, с которых взирали темные лица печальных статуй и мифических чудовищ.

– Странно, – вдруг сказал Мадог, – я представлял себе по-другому склеп Императоров – золото, драгоценные камни, плакальщицы, рвущие на себе волосы, а здесь только камень и темнота.

– Это самое скромное место в Горде, милорд, – тихо ответил Формоз.

– Ну надо же, – Мадог усмехнулся.

Они остановились у ниши, в которой хоронили потомков Валтасара VII, в полумраке была различима огромная статуя женщины с завязанными глазами. Формоз вспомнил, что Валтасара VII еще называли Валтасаром Справедливым, женщина символизировала правосудие. Формоз указал на одну из могил, и они с Мадогом молча подняли плиту, а потом осторожно опустили ее на каменный пол. Только после этого Формоз, чувствуя, что руки вот-вот перестанут его слушаться, поднес факел к гробу.

Лазарь лежал в гробу, его грудь чуть заметно поднималась и опускалась. Но Формоз готов был поклясться, что узнать в этом человеке Императора не смог бы никто: тело было высохшим и костлявым, костюм, который когда-то обтягивал могучие мышцы, теперь казался мешком или свободным саваном, лицо вытянулось и стало лицом старика. Только волосы сохранили свой огненный оттенок, и теперь казались париком по сравнению с мертвенно-бледным лицом. Мадог, похоже, не настолько пораженный видом Императора как Формоз, достал из кармана медальон и осторожно положил его на грудь Лазаря. Несколько мгновений ничего не происходило, и Формоз с горечью подумал, что их затея не удалась. Теперь Императора ждет медленная и без сомнения мучительная смерть, Мадог сгинет где-нибудь на Севере или на Юге, а самого Формоза ждет все та же неизменная плаха, которой он и так ухитрялся избегать слишком много лет.

И тут Лазарус III открыл глаза. В свете пламени на полотняном лице вспыхнули два ярких изумруда.

Ему снился сон. По крайней мере, сначала он думал именно так. Он ужинал, к нему вошел Казимир, окруженный черным дымом, а потом он уснул. Он видел, как сбежались слуги, как его положили на кровать, потом пришли дети, зачем-то привели Марту. Он подумал, кто и зачем ее привел? Но потом вспомнил, что это всего лишь сон, а сны нелогичны. Ему снилось, как к Марте приходил Казимир, и как эти двое обсуждают его смерть. Приходил его старший сын, Сигизмунд. Он стоял у его постели и шептал какие-то злые слова, но из его глаз лились слезы. Бедный мальчик, подумал он, когда он проснется, то не будет больше с ним так жесток. Его сын, его наследник… Потом ему приснилось, что Сигизмунд станет Императором, а его самого хотят похоронить. Сон становился все более и более странным, и его уже начинало волновать, что этот сон длится слишком долго. Сны не длятся так долго, что-то в этом сне было не так… Потом его хоронили, он видел, как процессия идет через весь город, слышал последние ядовитые слова Марты – глупая тварь так и не поняла, насколько он был к ней милостив в том, что оставил ее в живых. Его принесли в склеп, и снова рядом с ним почему-то были только Казимир и Формоз. Где Эльте? Почему Эльте не было в его сне? Потом он вспомнил, что Эльте пропал на Севере, в какой-то пещере. Зачем он вообще полез в эту пещеру? Вот ведь забавно, Канцлер Эльте один идет в какую-то пещеру, и даже не берет с собой сто человек охраны. Какая будет милая шутка, когда Эльте вернется. Если Эльте вернется, потому что он может и не вернуться… Она может не вернуться. Как жаль, как мучительно жаль… А потом он видел, как Формоз и Казимир открыли старую могилу, бросили туда его тело и задвинули плиту. Тогда он понял, что это не сон. Он хотел закричать и попытаться выбраться, но его тело его не слушалось, его разум оказался заперт в черепной коробке и бился в ее стены, не в состоянии отдавать приказы собственному телу. Что это? Перед ним была бесконечная чернота, в которой время бессмысленно и не имеет конца и начала, все, что ему оставалось – это думать. Он стал размышлять над тем, что с ним произошло, как он, великий Император, который правил большей частью суши, оказался в могиле в склепе своих предков, похороненный заживо, жертва банального дворцового переворота. Но как? Казимир… Он вспомнил, как из его глаз текли черные слезы, когда он пришел к нему за ужином. А потом этот черный дым. Через какое-то время он начал понимать, что это не дым – для дыма он слишком долго не рассеивался, весь свой сон он как будто бы видел сквозь этот дым. Этот дым был порождением чего-то. Темнота обострила его чувства, не те, что дает человеку его тело, но другие, которые лежат гораздо глубже. Он начал понимать этот дым, он понял, что дым живой. Он попытался поговорить с ним, он спрашивал, и несколько раз получал в ответ какие-то бессвязные слова. Он не понимал этих слов, но узнал исковерканный язык, на котором они были сказаны – язык Юга. Этот дым Казимир привез с Юга, на Юге только одна сила могла дать ему такую власть – ноб. Он снова пытался заговорить, но тварь то ли не обладала полноценным сознанием, то ли не хотела ему отвечать. И снова потянулись долгие часы темноты и тишины. Несколько раз ему казалось, что он сошел с ума, забывал, кто он такой, забывал свое имя, но потом сознание снова возвращалось к нему, а с ним приходила и ясность мысли. Он думал о своей жизни, о тех, кого он знал: о Казимире, который всегда его ненавидел, о Формозе, в крови которого текло предательство, о своей жене Марте, которая так и не поняла, что он подарил ей жизнь, о своих детях, которые выросли с ненавистью к нему, о своем пропавшем Канцлере с исковерканной душой, о лорде Мадоге, который эту душу исковеркал, о короле Юга Эоганне, которому уже давно пора бы было умереть, о лорде Родоре, который отдал престол Мадогу… Он думал о сотнях людей, имена которых знал, и даже о тех, кого видел каждый день, но так и не соизволил запомнить их имен. Он думал о себе и о своем отце, который не считал его сыном, думал о своей матери, которая поставила на нем клеймо бастарда, думал о своей сестре, матери Казимира, которая всю свою недолгую жизнь пыталась добраться до престола Запада, но так и не смогла его получить, и снова Казимир, и снова Формоз, и снова Марта, Эльте, Мадог, Родор, Эоганн, Валтасар, Сигизмунд, даже этот проклятый Капитан, которого Этель повсюду таскает за собой… Его мысли шли по мучительному кругу, и он не знал, сколько это уже длится: всего несколько часов, или уже несколько лет. Почему он не умирает? Его тело уже почти мертво. Сколько еще он должен терпеть эту пустоту? Но вокруг него всегда была только эта пустота: никто не смел приближаться к нему слишком близко, потому что он был великим Императором, он мог покарать, он внушал ужас, одного его имени боялись по обе стороны моря. Он Император Запада Лазарус III.

И наконец-то он проснулся.

Лазарь резко сел, потом вытянул худую руку и схватил за горло склонившегося к нему Формоза. Жрец захрипел, вцепился в руку Императора и … с неожиданной легкостью отбросил ее. Лазарь упал обратно в саркофаг. Зеленые глаза горели безумной яростью.

– Он слишком слаб, – сказал Мадог.

Глаза Императора метнулись к его лицу и превратились в две яростно горящие узкие щели.

– А ты что здесь делаешь? – прохрипел Лазарь.

– Поздравь нас, Формоз, кажется, твой Император в своем уме, – Мадог присел на край могилы. – Добро пожаловать обратно, Лазарь. Тебя ждет прекрасный новый мир…

Лазарь не мог ходить. Формоз и Мадог завернули его в плащ и поволокли из склепа как пьяного. Все это время Император молчал, только спросил один раз:

– Сколько меня не было?

– Вас не было четыре месяца и три дня, Ваше величество, – тихо ответил Формоз.

Больше Лазарь не проронил ни слова. Они протащили его по той же грязной тропинке обратно к трактиру. Там Формоз снял комнату, и они занесли Лазаря внутрь через черный ход. Наверх заказали ужин. Император сначала безразлично посмотрел на жареную перепелку, а потом начал есть. Ел он медленно, руки дрожали и почти его не слушались. Наконец, он раздраженно отбросил вилку и уставился на Мадога. Свергнутый лорд Востока уже успел расправиться со своей частью птицы и теперь потягивал вино из кубка. Он налил вина в другой кубок и протянул его Лазарю. Тот с трудом сделал несколько глотков, и вино потекло по подбородку, капая на рубашку и висящий на груди северный медальон с рубином. Лазарь провел рукой по голове, и в ладони остался клок ярко-рыжих волос. Император раздраженно стряхнул волосы с ладони. Формоз все это время сидел на стуле в углу.

– Я скучал, – заметил Мадог.

– Я вижу, – ответил Лазарь, его голос был скрипучим и хриплым, – никогда не думал, что ты в меня так влюблен, что потащишься со своего Востока на мой Запад, чтобы вернуть меня с того света.

Мадог криво улыбнулся.

– Восток больше не мой, а Запад – не твой. Мы с тобой два свергнутых правителя, которые пьют отвратительное вино на грязном постоялом дворе в обществе толстого жреца.

– Казимир… – выдохнул Лазарь.

– Да, Казимир теперь регент при Императоре Сигизмунде II.

– Родор? – Лазарь закашлялся.

– Да. Лорд Родор. Спаситель Востока от безумного лорда Мадога. Войдет в историю как Родор Освободитель или Святой Родор.

Лазарь кивнул. Он перевел взгляд на Формоза.

– Рассказывай.

Формоз только этого и ждал. Он вдруг почувствовал невероятное облегчение от того, что появился кто-то, кто сможет разобраться в этом клубке событий, а главное, взять на себя ответственность за принятие всех решений. Он рассказал все: про договор Казимира с ноб, про то, как шпионил все это время для Мадога, про Канцлера, которого отправил поддельным письмом на Восток, про медальон из гробницы конунга, про руны, которые очень странным образом походили на южные, хотя были на этом самом северном медальоне, потом про переворот в Целле, про Красных отшельников, которых Казимир убил, про его указы, направленные против жрецов Багала, и, наконец, про то, как к нему пришел лорд Мадог и рассказал про видение Канцлера Эльте на острове Мор. Лазарь его не перебивал, только время от времени делал несколько глотков вина, его лицо уже начинало приобретать нормальный цвет, хотя он все еще был неестественно бледен. Когда Формоз закончил, наступила тишина. Руки Императора уже перестали дрожать. Он поставил кубок на стол и сделал Мадогу знак наполнить его. Тот выполнил просьбу. Лазарь осушил кубок одним глотком. Когда он поднял руку, стало видно, что она в два раза тоньше манжета рубашки.

– Что будем делать? – наконец, спросил Император.

Мадог не ответил. Формоз изменился в лице – почему-то он ожидал, что это Император сейчас расскажет им, что им нужно делать, а не наоборот.

– Почему бы тебе просто не выйти на улицу и не сказать, что ты Император Лазарус? – спросил Мадог.

– А я похож на Императора Лазаруса? – Лазарь усмехнулся.

Он скорее похож на собственное чучело, которое не слишком умело обтянули кожей. Лазарь еще некоторое время помолчал.

– Где Этель?

– Мы расстались на подъезде к Целле. Думаю, что теперь она в распоряжении Родора.

– А что Родор?

Формоз непонимающе переводил взгляд с Лазаря на Мадога. Мадог скосил на него глаза.

– Уже не имеет значения, – Лазарь откинул голову на спинку кресла. – Так что Родор?

– Он в курсе всей истории. Бьюсь об заклад, он ее отпустил. У него с детства привычка замаливать мои грехи.

– И куда она могла поехать?

– Понятия не имею.

– Она поехала на Юг. На Севере ей нечего делать, здесь Казимир ее сразу же посадит за решетку, а с Востока Родор ее совершенно точно выслал. Она на Юге.

– И что нам с этого? – спросил Мадог.

– Она привезла с Севера медальон. Она рассказывала про то, что нашла там, в этой северной пещере?

– Не говорила ни слова.

– Значит, что-то нашла. Хорошая девочка… – Лазарь вздохнул.– И она притащила медальон, при помощи которого вы меня разбудили. И еще твоя теория, Формоз. Как-то все слишком уж одно к одному.

– Ваше величество, – Формоз прочистил горло, – а кто такая Этель?

– Канцлер Эльте, – ответил за Лазаря Мадог.

– Канцлер – женщина??? – Формоз даже подпрыгнул на месте.

– Удивляйся про себя, – Лазарь устало махнул рукой, – эта сногсшибательная новость заметно устарела. Скоро Казимир разрушит пирамиду Багала, Огненная земля потухнет, и ноб смогут пройти на Север. Он разговаривал об этом с Мартой у моей постели.

– Вы уж меня простите, – усмехнулся Мадог, – но меня совершенно не волнует, если ноб пройдут на Север. У нас, по-моему, есть более важные проблемы.

– А что у тебя есть, кроме проблем, Мадог?

Хотя Формозу этот вопрос показался странным, бывший лорд, похоже, понял, как на него ответить.

– У меня есть сторонники в Целле, но их немного. Переворот произошел за два дня, так что припрятать что-нибудь у меня не получилось.

– Хорошо. У меня тоже, как понимаешь, было не так много времени, как хотелось бы. Формоз, у тебя, говорят, все подвалы набиты золотом?

– Ну, – жрец замялся, – я бы не сказал, что это так… Строго говоря, это все деньги ордена, так что я не могу ими пользоваться….

– А ты и не будешь ими пользоваться, ими буду пользоваться я. Мы едем к Красным отшельникам.

– Зачем? – удивился Формоз. – Они явно не очень дружелюбно настроены после того, как Казимир убил нескольких из них.

Лазарь поднял голову и уставился горящими зелеными глазами в стену.

– Мы едем к Красным отшельникам. Здесь мы ничего сделать не можем. За это время я приду в себя. И когда я вернусь, у меня хватит сил, чтобы поднять тот самый северный меч и отрубить им столько голов, сколько понадобится.

Корабль шел почти две недели, большую часть этого времени его гнал шторм. Пассажиры попрятались в каютах, а Этель почти все время проводила на палубе, вглядываясь в черноту на горизонте и подставляя лицо порывам жестокого ветра. Один из матросов спросил ее, почему она не боится шторма, она ответила, что бояться без толку – море само выносит приговор и само его исполняет. Матрос почтительно поклонился. В последний день путешествия море успокоилось, стало гладким и покорным, гребцы уселись на весла.

– Где мы? – спросила Этель капитана корабля.

– В трех лигах от мыса Вирн, через день причалим.

Этель кивнула, хотя это название ей ни о чем не говорило. Она путешествовала как мужчина – эдакий одинокий мрачный странник, который едет на Юг по каким-то своим таинственным делам. Впрочем, дела у нее были действительно незаурядными. Лорд Родор сдержал свое слово, он снабдил ее всеми необходимыми бумагами, так что под новым именем ей без малейшего труда удалось покинуть Целлу. Она специально выбрала корабль, который шел в один из самых больших и шумных портовых городов Юга – в Лорн. В больших городах никто никого не ищет, и никто не задает лишних вопросов. Это была ее страховка на случай, если Казимир все-таки решит ее найти. Или если Родор по каким-то причинам передумает.

Как и обещал капитан корабля, они прибыли в Лорн через день. Сначала на горизонте появилась желтая пыль, в которой Этель безошибочно опознала южную песчаную бурю, потом появился такой же желтый город, через некоторое время его заслонила башня маяка, а потом Лорн предстал перед Этель во всей своей красе – широкая набережная, сразу за которой начинается переплетение узких улиц. Корабли и шлюпки заполняли все пространство порта, и им пришлось ждать несколько часов, чтобы причалить. Этель взяла свой нехитрый багаж и спустилась по трапу из двух досок. Как только она ступила на землю Юга, ее обдало непривычным жаром. Она вдохнула сухой горячий воздух, и рука непроизвольно потянулась к шарфу на шее, но Этель отдернула руку. Женщинам небезопасно одним в таких городах, для мужчин такое удовольствие гораздо более доступно. Этель всмотрелась в пеструю толпу: женщины были одеты в широкие свободные платья, перетянутые поясами на талии, мужчины носили шаровары и рубашки. Пожалуй, стоит приобрести себе что-нибудь подобное, иначе в своем камзоле она сварится заживо, а шею можно закрыть платком – это всегда можно объяснить старой доброй историей о чудовищном шраме. Этель с улыбкой вспомнила, как когда-то, когда она только попала в Канцелярию, она рассказывала историю о том, что на Севере на нее напал морской волк и разорвал ей горло. Она взвалила на спину тюк со своими пожитками и углубилась в паутину экзотических улиц Лорна. На бело-жёлтых домах из известняка висели яркие красочные навесы, по извилистым улицам сновали люди в белых одеждах, кричали уличные торговцы. Такая же суета как в Горде, но Горд мрачный, а этот город живой, искрящийся, яркий… Невольно вспоминая свой недавний визит на Восток, Этель подумала, что города Юга похожи на Горд, который раскрасили в белый цвет Целлы, пролив на него яркие краски.

– Господин желает отведать фиников?

– Господину нужен хороший осел?

Этель только улыбалась и качала головой. Нет, ей не нужны финики, и тем более ей не нужен осел. Что ей нужно, так это приличный постоялый двор, где она сможет отдохнуть после морского путешествия.

– Так господин прибыл морем?

– Да, – Этель кивнула.

Уличный торговец окинул ее оценивающим взглядом.

– Здесь есть один человек, который ищет точно такого господина как вы, в камзоле и с шарфом на шее.

Этель насторожилась. Неужели Казимир все-таки до нее добрался? Но как он узнал? Ну конечно же от Родора! Этот святоша, наверняка, решил, что сообщая такие сведения, делает благое дело.

– И кто искал такого господина? – в руке Этель появилась монета, которая тут же перекочевала в руку торговца.

– Это наш человек, с Юга. Высокий, светловолосый, похож на военного. Очень искал похожего господина.

Короче говоря, кто угодно. Этель кивнула и пошла дальше. Через полчаса она прошла рыночные кварталы и вышла на главную улицу, на которой располагались трактиры и постоялые дворы. Этель выбрала наугад один из них и вошла внутрь, откинув навес, заменявший дверь. Пол бы застлан коврами, под потолком были подвешены клетки с разноцветными птицами. Ей навстречу вышел хозяин. Этель на ломаном южном языке договорилась с ним о том, чтобы снять комнату. Когда переговоры были завершены, хозяину была передана нужная сумма, и он, почтительно поклонившись, взял у Этель тюк с ее вещами и понес их наверх. Когда Этель вошла в свое новое жилище, то еле удержалась от того, чтобы не рассмеяться. В комнате из мебели был только стол, стул и лежанка, пол был так же, как и внизу, застелен коврами. Интересно, Эоганн тоже спит на полу? Этель поблагодарила хозяина, заперла дверь, подошла к широкому окну и распахнула ставни. В комнату тут же ворвались жара и громкие уличные звуки. Этель наконец-то стянула с шеи шарф, сбросила камзол, оставшись в брюках и рубашке, и блаженно вытянулась на лежанке. Несмотря на свое давнее рыбацкое прошлое, ей было приятно оказаться на твердой земле. Все-таки человек не рыба, он рождается на земле, живет на земле, и, как правило, там же и умирает, а море всего лишь милостиво позволяет человеку пользоваться своими дарами. Она и сама не заметила, как задремала.

Когда она проснулась, было уже темно, но проснулась Этель не из-за этого. У нее было четкое ощущение того, что кто-то на нее смотрит. Этель чуть приоткрыла глаза, но в тусклом свете, который лился из окна, невозможно было разглядеть ничего, кроме силуэта человека, сидящего на стуле прямо напротив нее. Если бы хотел убить, то давно бы уже убил, подумала Этель, хотел бы ограбить – не стал бы дожидаться ее пробуждения. И вообще было странно, что кто-то с не очень дружественными намерениями будет вот так сидеть и ждать, пока она проснется.

– Кто вы? – резко спросила Этель.

– Простите, что напугал вас, Канцлер…

Этель вскочила. Она все еще не видела лица своего посетителя, но узнала его голос. Капитан! И точно – человек с Юга, высокий, светловолосый, похож на военного. Но ее радость была недолгой.

– Что вам нужно? – спросила Этель.

Капитан поднялся, подошел к столу и зажег свечу, которой Этель там раньше не заметила. Теперь она его видела. На нем был светлый южный костюм из хлопка, однако даже южный костюм на нем напоминал военную форму.

– Я привык следовать за вами, Канцлер.

– Это вы меня искали?

– Да, я вас искал. И было очень неразумно с вашей стороны останавливаться на первом же попавшемся постоялом дворе и спать с открытым окном.

Этель решила не заострять на этом внимание – действительно, не самый разумный поступок.

– Вы не выполнили мой приказ.

– А вы и не хотели, чтобы я его выполнил.

Этель задохнулась от возмущения. Хотела она или нет – это уже ее мысли, как бы то ни было, приказ она отдала.

– Вряд ли мне понадобится слуга, который трактует мои приказы так, как ему того хочется, – резко ответила она.

Капитан повернулся. Она увидела, что его кожа стала темнее от южного загара.

– Канцлер, я всегда был вам верен. Я действовал исключительно в ваших интересах.

В моих интересах? – подумала Этель. Что было бы, если бы они с Мадогом вернулись в Целлу, в которой не было бы никакого Родора? Она достаточно долго жила на свете, чтобы понимать – он оставил бы ее при себе, но все равно женился бы на Эльнере, принцессе Юга, а потом лорд Мадог наиграется с новой игрушкой, и она отправится к Казимиру как дорогой подарок в честь перемирия, объявления войны или чего-нибудь еще. Нет, Этель, рыбачка никогда не будет с лордом, даже если эта рыбачка стала Канцлером Запада.

– Ладно, – сдалась, наконец, Этель, – закроем эту тему. Впредь я прошу вас точно следовать моим указаниям, невзирая на то, каково ваше личное мнение.

Капитан поклонился. Повисла тишина. С улицы раздался гортанный крик. Этель невольно вздрогнула.

– Какие будут указания, Канцлер? – спросил Капитан.

– Пока не знаю, – Этель покачала головой. – Вы ведь местный, так?

– Не совсем. Я из деревни Дайрат, это гораздо южнее.

Этель раздраженно махнула рукой.

– Все равно ближе, чем мой Штайн. Мне был некий знак… Вообще в последнее время в моей жизни какое-то очень большое количество знаков… Вот, – Этель вытянула руку, на которой все еще не зажил ожог, оставленный морским крестом.

Капитан поднес свечу к ее ладони.

– Меня обжог мой собственный морской крест. И вот теперь я на Юге. Но я не до конца понимаю, что именно я здесь ищу. Я надеялся, что вы сможете что-то мне подсказать.

– Что именно вы хотели бы услышать?

Можно подумать, что если бы она знала, то стала бы его спрашивать.

– Понятия не имею. Мне прожгло руку морским крестом. Морской крест – это символ Морского бога, огонь – стихия Багала. Вероятно, здесь, на Юге, есть что-то, что связывает их обоих.

– А что может их связывать?

Этель вздохнула.

– Откуда я знаю? На Севере вся эта заваруха началась с легенды про зверей из Миркрид. Может, и на Юге есть какая-нибудь старая сказка, которая на самом деле окажется реальностью.

Капитан задумался.

– Есть история про затерянный город, – через некоторое время ответил он.

– Что за история? – Этель поудобнее устроилась на тюфяке и скрестила ноги по-турецки.

– Древний город, затерянный в песках. Его построили боги еще до начала времен.

– Боги? Какие? Ноб?

– Нет, – Капитан покачал головой, – просто древние боги, ноб были там лишь гостями. Этот город хранит древние знания, он полон чудес и так далее. Проблема в том, что этот город никто никогда не видел.

– Ну, могилу конунгов тоже никто никогда не видел, но мы, тем не менее, без особого труда до нее добрались. Есть какие-нибудь указания на то, где этот город может находиться?

– В Дайрате, деревни, в которой я родился, много говорят об этом месте.

Подходит, Этель хлопнула ладонями по коленям, в любом случае лучше, чем ничего.

– Тогда отправляемся в Дайрат. Сколько туда ехать?

Она посмотрела на Капитана и увидела, что тот изменился в лице.

– Что? У господина Тарта Вильрена тоже есть свои скелеты в шкафу? Ну не переживайте так, Капитан, бьюсь об заклад, вы все равно меня не переплюнете.

– До Дайрата пять дней на лошадях.

– Тогда найдите к утру лошадей, Капитан. Спокойной ночи.

Капитан кивнул и вышел. Этель закрыла окно и снова легла на тюфяк. Интересно, все-таки посмотреть на родные места Капитана Вильрена. Вообще странно даже предположить, что Капитан был когда-то мальчишкой, который носился в песчаной пыли и играл с перекати-поле. С этой мыслью она снова провалилась в сон.

Внизу ее уже ждал Капитан. Этель проснулась поздно, голова гудела от непривычной жары, воздух был душным и тягучим. Капитан смерил ее с ног до головы долгим взглядом.

– Так дело не пойдет, – наконец, сказал он.

– Почему? – спросила Этель.

– Если вас ищет кто-то еще, то ему не придется утруждать себя.

– Предложения? – спросила Этель и холодно улыбнулась.

У нее и так было не самое радужное настроение, а тут еще Капитан со своей совершенно ненужной критикой. Он молча придвинул к ней тюк.

– Хорошо, – ответила Этель и снова отправилась наверх.

Черт знает что… почему ее собственный слуга дает ей указания? Этель раздраженно захлопнула за собой дверь и развязала тюк. Внутри оказалось бежевое платье и пара крепких туфель. Этель некоторое время удивленно смотрела на эти вещи, и ее губы начали сжиматься в тонкую линию. Она развернулась на каблуках, открыла дверь и снова спустилась вниз. Капитан все так же стоял, прислонившись спиной к завешанной ковром стене.

– Что это значит? – холодно спросила Канцлер.

– Ищут Канцлера. Женщину не ищут, – так же холодно ответил Капитан.

Имело смысл. Но все же не настолько убедительно, как хотелось бы.

– Нет, – ответила Этель. – Принесите мне другую одежду.

– Другой одежды не будет, переодевайтесь в эту.

Этель скрипнула зубами.

– Хорошо, – она натянуто улыбнулась. – Тогда счастливого вам пути, Капитан, потому что я в ваших услугах больше не нуждаюсь.

– О да! – Капитан кивнул. – И что же господин Канцлер собираются делает?

– Отправлюсь искать ваш чертов город.

– Ну надо же… И как же господин Канцлер собираются путешествовать без свиты и без охраны?

Этель вскинула голову.

– Смею напомнить, что один раз мне это уже удавалось.

– Да что вы говорите! И когда же произошло это во всех отношениях примечательное путешествие?

– Давно, – процедила Этель, – я тогда еще не имел счастья быть с вами знаком.

Капитан с глубокомысленным видом кивнул, но эта деланная беспечность не могла обмануть Этель, она видела, как напряглись мышцы на его шее.

– Я не знаю, что там было до нашего с вами знакомства, господин, но последние девять лет ваша самостоятельность вызывает у меня большие сомнения. Если отправитесь один, то ближайшую ночь вы не переживете.

– Моя самостоятельность вызывает сомнения? Я не ослышался, Капитан? – на губах Этель заиграла змеиная улыбка.

– Стоит ли мне напомнить господину, что он не в состоянии перейти лужу без посторонней помощи? Или мне стоит припомнить случай, когда господин заставил весь дворец Горда искать его золотое перо, которое все это время было у него в кармане? А, может быть, мы обсудим кулинарные предпочтения господина, которые во много-много раз изощреннее вкусов их императорского величества?

– Какие интересные рассуждения, Капитан. Вы с каждой минутой удивляете меня все больше и больше, – прошипела Этель.

Капитан фыркнул.

– Я служу господину девять лет, и все это время весь дворец, включая вашего покорного слугу и Императора, носился с господином как с тухлым яйцом!

– Ч-что? – Этель закашлялась. – Лазарь!? Носился со мной!?

– А неужели нет? Вы у нас получали все, что вы хотели. Стать Канцлером – не вопрос, получить Имперскую печать – дело пяти минут! Хотели переделать свои комнаты во дворце? Никаких проблем, из-за вас закрыли целое крыло на полгода! Не ладили с Императрицей? Ее отправили в ссылку! Надоел Казимир? Он отправился на Юг, а вы получили печать Меча! И чем вы отплатили Императору, когда узнали, что его свергли, а?

Этель молчала.

– Ну же, господин Канцлер! Чем вы отплатили вашему благодетелю? Кувыркались с лордом Мадогом в Храме моря на острове Мор? А потом подделали подпись Императора и печать, чтобы отомстить бывшему любовнику? Конечно, у вас же было столько дел, что просто не осталось времени для того, чтобы заняться спасением Императора! А что потом? Решили, что уже ничего нельзя сделать и отправились на Юг, чтобы утолить жажду своих знаний? И даже это вы сделали только потому, что морской крест прожег вам руку! Иначе и с места не сдвинулись бы! Подлизались бы к Родору и спекулировали бы историей поруганной невинности столетней давности, ну а там уже вы убрали бы и Банара, и стали бы Атторнеем лорда Востока! Не иначе! Очередной великолепный…

Этель отвесила Капитану пощечину. Тот замолчал. В тишине они смотрели друг на друга.

– Идите надевайте платье, – процедил Капитан.

Этель молчала.

– Если вы не сделаете этого, то я самолично вытряхну вас из этого идиотского костюма.

Этель развернулась и начала подниматься, он злости у нее плохо двигались ноги. Они закрыла дверь, сдернула с себя камзол, шарф и рубашку. Когда начала снимать брюки, то запуталась в них и после недолгой борьбы устало опустилась на пол. Да что же это такое, черт возьми! Как? Как он может себе такое позволять? Она снова вспомнила его слова про Лазаря.

– Черт! – брюки треснули по шву, и Этель наконец-то удалось из них выпутаться.

Она начала надевать платье, застежка была на спине, пальцы не слушались. Она провозилась минут пятнадцать, потом надела туфли и неуверенно сделала несколько шагов. Ноги запутались в юбке, туфли казались слишком узкими после сапог, к которым она привыкла… Да она и не носила никогда туфли: сначала ходила босиком или в рабочих башмаках, а потом навечно привыкла к сапогам.

Этель постояла несколько минут, а потом открыла дверь и снова спустилась вниз. При виде нее на губах Капитана мелькнула улыбка, а потом его лицо снова приобрело сосредоточенное выражение.

– Так лучше? – спросила Этель.

Ее голос был холоднее льда.

– Да, так лучше.

Капитан достал из-за спины матерчатую широкополую шляпу и надел ей на голову.

– Иначе обгорите на солнце, – он откинул полог и вышел.

Я Канцлер Запада, герцог Валлардии и наместник Северных побережий, я Канцлер Запада, герцог Валлардии и наместник Северных побережий, повторяла про себя как мантру Этель Штайн, когда Капитан сажал ее на лошадь после нескольких неудачных самостоятельных попыток.

Как и обещал Капитан, до Дайрата они ехали ровно пять дней. Ночевали либо в деревнях, либо прямо посреди пустыни, установив шатер, который оказался в одной из седельных сумок. Этель почти всю дорогу молчала, с Капитаном старалась разговаривать только при необходимости. Она ехала за ним и сверлила глазами его спину. Как же неожиданно быстро стирается грань между господином и слугой. Когда он был от нее зависим, и одно ее слово могло отправить его на плаху, что-то он был не очень разговорчивым. А тут надо же! Этель все еще не давали покоя его слова о Лазаре. Она ничего не сделала… А что она могла сделать? Отправиться в Горд, а потом прямиком вслед за ним на тот свет? Разве она сейчас не ищет какой-то сказочный город, потому что есть самый крохотный шанс помешать планам Казимира? Разве это не считается за попытку? Она вспомнила свое видение на острове Мор, и ее снова опутало то чувство беспомощности и безнадежности, почти безумие, в котором с трудом удается сохранить собственное «я». Если Лазарь все еще жив, то сохранил ли он рассудок? Или когда она наконец-то его освободит – а что бы ни говорил Капитан, она его освободит – он превратится в жалкого безумца?

На четвертый день пустыня из желтой стала красной, на утро пятого дня на горизонте появилось облако красной пыли, в котором смутно угадывались очертания каких-то строений.

– Дайрат, – коротко сказал Капитан.

– Что бы вы ни возомнили, я пытаюсь спасти Императора, – выпалила Этель, – именно поэтому я и приехал на Юг.

– Вы четыре дня это придумывали? Или придумали сразу, а оставшееся время занимались самовнушением?

Этель в порыве бессильной ярости сорвала с пояса флягу с водой и со всей силы кинула ее в пустыню.

– Ваше благородие! – Капитан остановил свою лошадь и спешился. – Вам не нравится фляга? Вам подать золотую или серебряную?

– С вашей кровью, – прошипела Этель.

– Уедете без меня – остаток пути будете привязаны поперек седла.

Капитан неторопливо пошел за флягой. Этель казалось, что он специально идет слишком медленно, чтобы еще больше ее разозлись. Потом он поднял флягу и так же медленно пошел обратно. К его возращению Этель как раз уже мучительно хотелось пить.

– В Дайрате держите язык за зубами, – предупредил он. – А если уж вам придет в голову разговаривать, то не забывайте, что на вас юбка, а не брюки.

Этель не ответила и отвернулась.

К полудню они въехали в деревню. В жару она была пустынна, только тощая собака испуганно шарахнулась в сторону при их приближении.

– За счет чего здесь живут? – тихо спросила Этель.

– Добывают соль. Соляная шахта в получасе езды, – ответил Капитан.

– Вы тоже добывали соль?

Капитан ответил не сразу.

– Нет.

– А чем вы здесь занимались?

– Я был палачом округа.

Этель удивленно посмотрела на него. Палачом? Она представила Капитана с черным колпаком на голове, заносящим меч и отрубающим голову преступнику. Это многое объясняло.

– Почему вы уехали из Дайрата? – спросила Этель.

– Потому что мне хотелось большего.

Так все говорят, но никто никогда не уезжает, потому что хочет большего, уезжают потому что что-то не получается – и только после этого начинается гонка за лучшей жизнью в больших городах, которые проглатывают подавляющее большинство таких вот наивных селян.

Этель заметила, что в одном из дверных проемов мелькнул силуэт человека. За домами послышался шум. Их приближение заметили. Капитан не обращал на это внимания. Он только безразлично скользнул взглядом по беленым домам и чуть быстрее пустил лошадь. Уж что Этель точно знала, так это то, что так не возвращаются в родные места, если хорошенько там не напортачили. Капитан тем временем свернул в проулок и остановил лошадь у забора, который ничем не отличался от всех остальных. Он спешился, потом подошел к Этель и помог ей спуститься. Капитан открыл калитку и вошел во двор, посреди которого бурно разросся кустарник. К забору с внутренней стороны были приставлены лопаты и еще какой-то инвентарь, предназначения которого Этель не знала. Капитан прошел через двор, остановился перед закрытой дверью и постучал. Сначала ответа не было, но потом дверь открыла пожилая женщина. Она уже перешагнула рубеж старости, но не утратила свою красоту: ровная спина, гордо поднятая голова, длинные седые волосы струились по плечам, морщины не портили правильных черт лица, а скорее придавали им благородство. Капитан и женщина какое-то время пилили друг друга взглядами, а потом женщина молча ушла внутрь дома. Капитан вошел и чуть заметно сделал знак Этель идти за ним. Внутри было темно, точнее так казалось после обжигающего света пустыни. У Этель ушло несколько мгновений на то, чтобы избавиться от временной слепоты, после этого она увидела просторную комнату, пол и стены которой были завешаны коврами. В глубине комнаты был очаг и широкий деревянный стол, вокруг которого стояли стулья. Капитан отодвинул один из них, тяжело уселся и вытянул ноги. Эта поза неприятно напомнила Этель Лазаря, она осталась стоять. Женщина помешивала что-то в висящем над тлеющими углями котелке.

– Какими судьбами, Тарт? – наконец, спросила она.

Капитан чуть заметно улыбнулся. Этель поняла, что он так до конца и не был уверен в том, что она заговорит с ним.

– Приехал вас повидать, тетушка.

– Ложь тебе не к лицу, – женщина бросила на него тяжелый взгляд. – Кто это? – она кивнула на Этель.

– Это сестра моего друга, он умер. Я забочусь о ней. Она не говорит на нашем языке.

Женщина фыркнула.

– Бледная она какая-то. Больная что ли?

– Она с Севера, там все такие.

– Так зачем ты вернулся? – женщина отложила ложку.

– Мы здесь ненадолго. Мне нужно кое-что узнать, а потом мы поедем дальше, – Капитан поднялся. – Ты позволишь нам остановиться у тебя?

– Почему нет? – женщина пожала плечами. – Дом-то все равно пустой.

– Спасибо, – Капитан кивнул. – Я уйду ненадолго, а ты покорми свою гостью, она устала с дороги.

Капитан пошел к двери.

– Эй, Тарт! – окликнула его женщина.– А как ее зовут-то хоть?

Капитан внимательно посмотрел на Этель.

– Ее зовут Марта, – он улыбнулся и вышел.

Этель оставалось только выжать из себя глупую улыбку. И это я тоже тебе припомню.

Как выяснилось, женщину звали Эльга, и она была сестрой матери Капитана. Эльга налила Этель жидкой похлебки из котелка и стала рассказывать ей историю своей семьи в той манере, в которой обычно люди рассказывают что-то домашним животным – без малейшей надежды на то, что их понимают. Но Этель понимала. Когда свет в окне стал неожиданно красным, а потом наступила темнота, Этель и Эльга уселись рядом у очага, старая женщина протянула Этель недоплетенную корзину. Этель покрутила корзину в руках, а потом медленно и неторопливо начала сплетать прутья. Эльга смотрела на нее с интересом.

– Странно ты как-то плетешь, – заметила она.

– У нас плетут так, – ответила Этель и только тут вспомнила, что Капитан запретил ей разговаривать.

Эльга потрясенно посмотрела на нее.

– Так ты разговариваешь по-нашему?!

– Да, – ответила Этель. – Разговариваю не очень хорошо, но понимаю достаточно.

Эльга хмыкнула.

– Это Тарт запретил тебе разговаривать? И конечно никакая ты не Марта и уж точно не сестра его друга…

– Марта ничуть не хуже любого другого имени, – ответила Этель.

– Ладно, – Эльга отложила корзину. – И кто ты такая? Его любовница?

– Скажем так, я его хороший друг.

– Любовница то бишь? – Эльга не успокаивалась.

– Нет, – спокойно ответила Этель, – я просто хороший друг.

– Ну и с какой радости вас принесло в Дайрат? Хоть ты мне скажи, а то из Тарта двух слов не вытянешь.

Этель посмотрела в окно – там была непроглядная темнота. Такую она видела только на Севере, там, где не было больших городов, которые превращали ночь в день. Она перевела взгляд на Эльгу.

– Я вам отвечу, если вы ответите на мой вопрос.

Эльга хмыкнула.

– Ну давай. Задавай свой вопрос, хороший друг.

– Почему Капитан… Тарт уехал отсюда?

Взгляд Эльги стал тяжелым. Она посмотрела на пламя очага, и ее глаза помутнели.

– Потому что он знает только добро и зло, а то, что между ними может быть что-то еще – это у него в голове не укладывается.

Ну надо же! Этель скривилась: интересно, когда Капитан отдавал Банару договор, он тоже действовал из идеалистических побуждений?

– И все-таки?

– Ты знаешь, кем он был здесь?

– Да. Он сказал, что был палачом.

Эльга кивнула.

– Да. Уважаемый человек. Работа не самая чистая, но и не хуже любой другой, рубил головы ворам и убийцам. Его уважали. А потом осудили за колдовство его невесту. Он отрубил ей голову и тем же вечером уехал из Дайрата. Это было двадцать лет назад. Больше никогда не возвращался.

Этель моргнула от неожиданности. Она ожидала чего угодно, но только не такой душещипательной истории. Любовь? У Капитана Вильрена?

– А разве нельзя было обжаловать приговор? – осторожно спросила она.

Даже на Севере преступник имел право на защиту, на Востоке специальный орден морских монахов занимался тем, что пытался оправдать преступников, на Западе судили дважды, чтобы избежать ошибки. Ну, конечно, если приговор не выносили лично их Императорское величество.

– Девочка, – Эльга рассмеялась, – на Юге приговор выносят ноб, а они не могут ошибаться.

Дикость какая…

– Ну теперь-то ты мне расскажешь, зачем он вернулся?

Но в этот момент открылась дверь, и вошел Капитан. Этель опустила глаза и снова занялась корзиной. Ей показалось, что он не случайно вошел именно на этом месте их разговора.

Они уехали наутро. Капитан холодно попрощался со старой женщиной, она кивнула ему в ответ. Потом они молча ехали, пока Дайрат не скрылся из виду. Только после этого Этель набралась сил, чтобы заговорить.

– Я так полагаю, вы что-то узнали?

– Да ничего я толком не узнал, – поморщился Капитан, – так, одни стариковские бредни. Говорят если ехать три дня на запад, то появится какая-то дорога, которая выведет к городу, сам город никто не видел, а вот на дорогу время от времени кто-нибудь натыкается.

– И почему никто не узнал, куда она ведет?

– Боятся. Ноб запрещают ходить в это место.

Опять ноб. Ну надо же развести такую религиозную гегемонию! Иногда Этель казалось, что даже Эоганна боятся меньше, чем ноб, и если ноб завтра прикажут сжечь короля на костре, то его народ не будет колебаться ни секунды, прежде чем сделать это.

Дорогу они нашли через два дня. Еще через два дня они увидели город. Сначала он возник на горизонте как огромный величественный мираж, потом становился все ближе и ближе. Стали видны некогда величественные здания, которые поглотил песок, от них остались лишь стены, источенные ветром и временем. Краски города стерлись навсегда, широкие мостовые разрушились, огромные скульптуры, изображающие зверей с человеческими головами, изуродовало время. Им пришлось спешиться, потому что лошади не могли преодолевать завалы из блоков известняка, обломков скульптур и вывороченных дорожных плит.

– Ничего себе… – прошептала Этель, остановившись у поваленного обелиска, который был испещрен письменами на непонятном языке. – Я начинаю менять свое мнение о Юге.

Капитан прищурился и смотрел куда-то поверх ее головы.

– Мне кажется нам туда.

Этель обернулась и увидела вдалеке огромные колонны, некогда поддерживавшие массивный свод, от которого теперь осталось всего несколько балок. Они вышли на аллею, которую стерегли псы с человеческими лицами, потом прошли по старой дороге, хоть и пострадавшей от времени, но все еще различимой, и, наконец, добрались до первой из исполинских колонн. Их было двенадцать рядов, в каждом по двенадцать колонн, они были испещрены затейливыми знаками, которые много веков назад были раскрашены в яркие краски. Этель провела рукой по поверхности колонны, шершавый камень оказался теплым.

– Что же это за место?

– Место древних богов, – ответил Капитан.

Этель вспомнила могилу конунгов на Севере, там тоже все поражало своей монументальностью.

– Судя по расположению, это главное здание, нам нужно разделиться и осмотреть его. Встречаемся здесь же, – Этель похлопала рукой по колонне.

– Не уверен, что это хорошая идея, – ответил Капитан.

– Встречаемся здесь же, – повторила Этель.

Она пошла вперед. Колонны отбрасывали ровные тени, у шестой колонны она свернула налево и пошла вглубь здания. Тени оставляли ровные полосы на каменном полу. Стояла почти абсолютная тишина. И что здесь можно найти? Еще одного Анла в подземелье? Тогда вряд ли стоит рассчитывать на теплый прием и терпеливые объяснения. Да что она вообще собиралась найти на этом Юге? Колонны закончились, и Этель увидела каменную арку, изображавшую двух огромных быков, сцепившихся рогами. Этель прошла вперед и оказалась во дворике, посреди которого был пустой каменный бассейн, окруженный статуями. Этель надвинула шляпу на глаза.

– Юг… – задумчиво сказала она вслух и пнула ногой небольшой камешек, тот с громким стуком упал на дно бассейна. – Казимир что-то привез с Юга, и это помогло ему свергнуть Лазаря, Анл сказал, что с Юга идет чума, Морской бог и Багал подали мне знак, что мне нужно отправиться на Юг…

Еще один камешек отправился в бассейн, Этель уже сделала почти полный круг вокруг него. Она подняла глаза, заглянула в пустые глазницы одной из статуй и замерла. Интересно, а почему она вообще решила, что ей нужно ехать на Юг? Из-за того, что при выборе направления бегства морской крест обжег ей руку? Это казалось вполне логичным, но… Но с Юга идет чума, которую Казимир привез с собой на Запад, на Юг не нужно ехать, Юг – это главный враг, главная опасность.

– А Югом правят ноб… Вот черт… – Этель вдруг пожалела, что они с Капитаном решили разделиться.

Ей стало не по себе, она огляделась вокруг, тишина казалась звенящей, раскаленный от жары воздух вибрировал. Этель медленно сделала шаг назад. Ничего, если идти достаточно быстро, то минут через десять она выберется из этого места, потом нужно будет найти лошадей… И тут Этель с ужасом поняла, что не помнит дороги обратно.

Вдруг она услышала плеск воды. Этель замерла, ее зрачки расширились, стал слышен стук собственного сердца. Плеск доносился из пустого бассейна. Уже понимая, что она делает какую-то чудовищную ошибку, Этель подошла к краю бассейна и увидела, что его наполняет мутная черная вода. Это было плохо. Инстинкт подсказывал Этель бежать, она сделала шаг назад, но споткнулась обо что-то и почувствовала, что падает. Самое странное, что падала она не назад, а вперед, прямо в мутную черную воду. Крик застыл у нее в горле, когда вода потянула ее вниз. Этель отчаянно боролась, пытаясь выплыть. Она готова была поклясться, что бассейн был всего лишь пару метров глубиной, но у нее было такой ощущение, что ее затягивает в бездну. Она ничего не видела, легкие разрывались от желания сделать вдох. Этель двигалась все медленнее и медленнее, скоро станет невозможно сопротивляться, и она вдохнет мутную жижу, грудь разорвет от чудовищной боли, наступят мгновенья паники, которые покажутся ей вечностью, потому судороги и смерть… И вдруг как будто кто-то резким движением сдернул повязку с ее глаз, все события ее жизни пронеслись перед ней за одно мгновенье, ей показалось, что она взмыла высоко-высоко вверх, стала бестелесным духом, вот она видит под собой пустыню, сияющий красный Кармин, Лорн с его огнями, вот море вдалеке, а там еще дальше, берега Востока и белая жемчужина Целлы. Но полет длился недолго, и она начала стремительно падать вниз: сначала исчез Восток, потом море, потом Лорн, потом Кармин, и остались только пожелтевшие развалины старого города, которые стремительно неслись на нее. Она пролетела сквозь череду колонн, увидела свое тело, лежащее на дне пустого бассейна, и замерла. Вдруг пришло страшное понимание – она больше не она, у нее память Этель, но она больше не Этель, она что-то другое, древнее, непонятное, дикое как хищный зверь и очень-очень голодное. Она смотрела на свое тело, и видела в нем какое-то подобие пищи для себя. Да! Она голодна, она так давно бестелесна, что ей нужно тело, ей нужно чувствовать себя живой! Наконец-то, наконец-то этот голод будет утолен! И она бросилась внутрь себя.

Капитан даже не пытался что-то искать. Он минут пятнадцать побродил среди развалин, а потом вернулся к той самой колонне, где они договорились встретиться с Канцлером. Это место ему не нравилось. Странно, но Капитан все время чувствовал острый запах смолы и гари, этого запаха здесь не должно было быть, и Капитан пытался уверить себя в этом, но все равно каждое дуновение ветра доносило до него этот аромат. Капитан невольно потер след от знака ноб на плече – так пахло в их шатрах. Он вспомнил, как в своей прошлой жизни проводил целые часы у таких шатров в ожидании, когда из них выйдет человек, которого либо приговорят к смерти, либо оправдают. Шло время, но Этель так и не появлялась. Капитан начал нервно мерить шагами расстояние между колоннами. Еще через час он уже знал каждую трещину в полу. Наконец, он услышал шорох платья и радостно повернулся в сторону звука. Этель шла между колоннами. Ее походка стала медленной и плавной как у южной танцовщицы. Капитану это не понравилось. Когда она подошла достаточно близко, он увидел, как изменилось ее лицо: кожа стала темной, глаза из серых сделались почти черными.

– Канцлер… – тихо позвал Капитан, надеясь, что мираж рассеется.

Но наваждение не исчезло.

– Не бойся, Тарт, – тихо сказала она. – Это я.

Капитан сжал губы, рука невольно искала на поясе меч, которого там не было. Этель подняла руку и дотронулась до его плеча. Пальцы даже сквозь одежду следовали за линиями старых шрамов.

– Ветер, которым правят ноб, Земля, которая подчиняется ноб, Огонь, который склоняет голову перед ноб, Вода, которая не смеет править без позволения ноб. Ты служишь ноб, Тарт.

– Я служу Канцлеру Запада, – ответил Капитан.

Этель подошла к нему вплотную, поднялась на цыпочки и прошептала ему на ухо.

– Тогда служи мне, если хочешь, потому что я – Канцлер Запада. Семена всходят только на плодородной почве, Тарт, если бы в ней не было части меня, то я не стала бы частью нее.

Капитан почувствовал, как по спине пробежала дрожь.

Как только ноб и ее слуга ушли, город преобразился. На него опустилась спасительная тень раскидистых пальм, склоняющихся от тяжести плодов. Великолепные ворота в город, изображающие быков, сцепившихся рогами, были распахнуты настежь. Город наполнился зеленью и ароматом акации, здания из известняка были раскрашены в синие, желтые и зеленые цвета, где-то тихо шумела вода. Гортанно закричал ибис, вспорхнул и скрылся в листве пальм. Аллею у высоких колонн храма, вершины которых оканчивались изумрудно-зелеными листьями, высеченными так точно, что они казались настоящими, охраняли позолоченные псы с человеческими головами. Они невозмутимо смотрели вслед удаляющимся всадникам глазами, нарисованными черной краской. Когда они исчезли из виду, их золотые лица медленно повернулись обратно, чтобы снова застыть напротив друг друга с безмятежностью вечных стражей.