Стороны света (СИ)

ГЛАВА 4. ПУТЬ НА СЕВЕР

Несколько недель два жреца Багала везли к Огненной земле калеку, у которого отнялись ноги. Тем, кто задавал им вопросы, они отвечали, что везут этого человека к Красным отшельникам, чтобы попросить у них исцеления, так как нет никого столь же близкого к силе Багала, как они. Когда их спрашивали, почему именно этот человек удостоился такой чести, они отвечали, что он служил покойному Императору Лазарусу, и, уважая привязанности покойного властелина, они считают за честь помочь одному из его самых верных слуг. Однако всегда отвечал только один из жрецов – толстый старик, на лысине которого играли блики солнца. Второй, высокий и темноволосый, больше молчал и только иногда улыбался хитрой улыбкой или провожал задумчивым взглядом какую-нибудь женщину. Самого калеку почти никто не видел, он сидел в повозке, на которой построили что-то вроде шатра, и только время от времени оттуда можно было услышать ругань, которой он сопровождал рытвины на дороге. Эти жрецы не были похожи на жрецов Багала, потому что жрецы Багала никогда не возили никого за исцелением к Красным отшельникам. Впрочем, если кого-то и посещали подобные справедливые сомнения, то никто не озвучивал их вслух, потому что члены этой странной процессии всегда платили за еду и кров и никогда не доставляли никому неприятностей.

Они были в нескольких днях пути от Огненной земли и уже видели дым, поднимающийся из недр огненных гор, когда в далеком Горде Регент Казимир приказал разрушить пирамиду Багала. Сначала их удивила неестественная тишина, а потом с криком прочь полетели птицы, и раздался оглушительный взрыв. Все горы Огненной земли разом выплюнули в небо свое пламя, в полдень земля окрасилась кровавым закатом, а потом пепел заслонил солнце, и наступила долгая ночь.

Мадог успел нырнуть под полог палатки, в которой они везли Лазаря, снаружи доносились вопли Формоза.

– Лошади сдохнут, – заметил Император.

Он спокойно сидел на подушках, вытянув вперед правую ногу, которая, по его мнению, подавала признаки жизни. Мадог посмотрел на него и усмехнулся.

– Мне сейчас главное, чтобы не сдох я.

В этот момент в палатку вкатился Формоз. Его лицо и руки покрывал слой сажи. Жрец начал отчаянно стряхивать пепел с мантии. Император и лорд обменялись скучающими взглядами. За время этого путешествия они привыкли к виду друг друга, хотя никто другой их бы теперь не узнал: Мадог заметно подрастерял свой восточный лоск, его волосы отрасли и теперь падали на лицо грязными прядями, кожу покрывал дорожный загар, на небритых щеках осела пыль. Лазарь стал чуть больше походить на человека – уже не тот живой труп, который они достали из склепа, но все еще не тот Лазарус, перед которым трепетали тысячи. Он был слишком худым, на голове были заметные плеши, в которых был виден короткий ежик новых отрастающих волос. Они не разговаривали друг с другом в дороге, наоборот, когда Формоз слишком доставал Мадога своей болтовней, он шел к Лазарю, и они просто молча сидели, лишь изредка обмениваясь странными взглядами. В другой ситуации они бы убили друг друга, но сейчас они видели друг в друге спасение: Лазарь – физическое, а Мадог пусть призрачную, но возможность отомстить тем, кто его сверг, после того, как Лазарь вернет себе престол. У Лазаря вернуть свой трон было гораздо больше шансов – и они оба сделали ставку на самое очевидное из решений.

– Что это было? – спросил Мадог.

– Похоже, что Огненная земля взорвалась, – Формоз, наконец-то отдышался.

Мадог поморщился.

– С какой это стати?

– Казимир разрушил пирамиду Багала, – на удивление спокойно ответил Лазарь.

Формоз подозрительно покосился на него. Повисла тишина.

– Ваше величество… – наконец, промямлил жрец.

– Что?

– Это значит, что мы проделали бесполезный путь и не успели встретиться с Красными отшельниками.

– С чего ты это взял? – спросил Лазарь.

– Они, должно быть, все мертвы, ведь они живут на склонах огненных гор.

– Формоз, я пущу тебя на корм собакам, – ответил Лазарь. – Скажи мне на милость, какой из тебя верховный жрец, если ты не знаешь, что Красные отшельники не боятся огня?

Через час Формоз рискнул выглянуть наружу, пепел все еще витал в воздухе, но уже можно было дышать. Лазарь из своего шатра не выходил. К всеобщему удивлению, лошади достаточно благополучно пережили извержение, и их повозка медленно поползла в сторону темнеющих в облаках пепла гор.

На то, чтобы подъехать ближе, у них ушла оставшаяся половина дня. Если верить часам Формоза, то уже было к полуночи, когда они подъехали к горному перевалу. Впрочем, на часы только и оставалось полагаться, так как перемены времени суток они совершенно не заметили. Через перевал было невозможно ехать на телеге, поэтому Формоз и Мадог оседлали лошадей, Лазаря пристроили на крупе лошади Мадога, разумно рассудив, что для коня Формоза и так приготовлено нелегкое испытание. Все в той же тишине они поехали вперед, по узкой тропе, которая должна была их привести к жилищу отшельников. Ехали всю ночь, останавливаясь только несколько раз для того, чтобы размять ноги и немного поесть. Наконец, когда стало светлее – Формоз предположил, что это рассвет – они увидели перед собой широкое ущелье, в одной из стен которого были видны арки проходов в дома, вырубленные прямо в скале. Все, что лучше всего сохранилось с древних времен, вырублено в камне: Храм моря на острове Мор, гробница Конунгов на Севере и, наконец, жилища Красных отшельников. Медленно, то и дело оглядываясь по сторонам, они подъехали ближе. В нескольких десятках метров Мадог остановил лошадь и спешился. Формоз удивленно посмотрел на него.

– Может, поближе подъедем?

Мадог покачал головой.

– Я не думаю, что сюда принято подъезжать на лошадях. Поможешь мне? – он кивнул на Лазаря.

Тот молчал. Всегда когда его сажали куда-то, снимали откуда-то или носили на руках, его лицо приобретало отсутствующее выражение. Сейчас было немыслимо даже представить себе, что когда-то этот человек рубил головы свиным тушам одной рукой. Формоз и Мадог сняли его с лошади, а потом понесли к пещерным домам: головой вперед, Формоз за руки, а Мадог за ноги. Они вошли под свод первой из арок, когда Формоз остановился и крикнул:

– Эй! Есть здесь кто?

Ответом была только тишина.

– Нам идти внутрь? – спросил Мадог.

– Нет, – ответил Лазарь, – они выйдут сами.

Формоз с облегчением опустил Императора на пол и тяжело прислонился к каменной стене. Мадог остался стоять, Лазарь подтянулся на руках и сел.

– А вы ведь были здесь раньше, – заметил Формоз. – Ведь как-то же вы передали им свое завещание, они бы взяли его только лично от Императора.

– Завещание? – удивился Мадог. – Ты был так предусмотрителен?

– Можно подумать, ты не был.

– В сорок два года на тот свет еще рановато по моему мнению. Так и что ты написал в своем завещании?

Лазарь уже открыл рот, чтобы ответить, но Формоз его перебил.

– Да простит мне их величество, но я видел полную версию завещания, и должен сказать, что на тот момент я испытал глубокий шок от того, что большая его часть была посвящена Канцлеру Эльте. Теперь-то я, конечно, все понимаю, хотя уж извините мне эту вольность, на мой взгляд, не настолько уж Канцлер … хороша собой, чтобы вносить из-за нее запись в Книгу наследников задним числом. Хотя, конечно, ваши дети – ваше дело, здесь я только могу восхититься вашей щедростью.

В тишине стало слышно, как в арках пещерных домов воет ветер. Лазарь смотрел на Формоза в упор, и жрец с внутренним злорадством отметил, что попал в цель – не стоило переоценивать самолюбие Формоза, он был бы готов проиграть Канцлеру, но не какой-то худосочной девке, которая с добрый десяток лет не вылезала из постели Императора, да еще и притворялась мужиком в светлое время суток.

– Дети? – переспросил Мадог.

Для хорошего удара под дых нужен зритель – лорд Мадог, по мнению Формоза, был для этого идеальной кандидатурой.

– Ну да, – поспешил ответить Формоз, – дочь Канцлера. Ей сейчас уже должно быть лет семнадцать. Конечно, когда я прочитал завещание в первый раз, то, не скрою, оно меня очень удивило. Но теперь-то все ясно…

– Семнадцать лет? – снова переспросил Мадог.

– Судя по записям, – все так же бодро отрапортовал Формоз.

Происходящее стало его несколько смущать. Лазарь продолжал пилить его холодным взглядом, но Формоз достаточно хорошо знал Императора, чтобы понимать – это далеко не признак ярости, а вот лорд Мадог, напротив, вдруг стал так бледен, что это было заметно даже в пепельных сумерках.

– А еще я завещал трон Сигизмунду, а Албертон и Северные земли Валтасару. Мог бы начать с первых пунктов завещания, Формоз, если уж решил о нем болтать.

Звучало как упрек, а не как обещание скорой смерти, которое Формоз, если честно, ожидал услышать.

– А что касается третьего пункта моего завещания, то эта запись должна была бы быть в книге наследников другого государства, но, к сожалению, у меня была только эта, – взгляды Лазаря и Мадога встретились. – Тебе действительно рано писать завещание, раз в сорок два года твои грехи замаливают все, кому не лень.

Формоз окончательно перестал что-либо понимать, он начал ощущать, что поразил не ту цель, которую ему хотелось бы – в отличие от Лазаря Мадог ходил на своих ногах. Но, черт возьми, что все это значит?

Дальше строить догадки у него не было возможности, потому что из глубины каменных коридоров раздались шаги. Формоз быстро отскочил от стены и сделал шаг за спину Мадога. Лазарь смотрел в темноту, как будто бы мог там что-то разглядеть. Шаги приближались, и вскоре появилась высокая фигура в красном плаще с капюшоном, надвинутым на лицо. Черт возьми, Император был прав – они выжили.

Фигура остановилась в нескольких метрах от Лазаря. Император медленно кивнул. Фигура развернулась и исчезла, но ненадолго, через несколько минут появились уже три фигуры в красных плащах, двое из них несли носилки. Они осторожно положили на них Лазаря и направились вглубь пещеры. Мадог пошел за ними. Формозу ничего не оставалось, как пойти следом. По каменным коридорам они шли всего несколько минут, потом они оказались в широкой пещере, в которой стояли столы, за ними сидело несколько отшельников, что-то неторопливо писавших при свечах. Дальше они свернули в еще один коридор, по сторонам которого шли двери. В кельи, как решил Формоз, потому что одна из дверей открылась, и он успел заметить маленькую комнатку с топчаном на полу и умывальником в углу. Они шли еще несколько минут, а потом отшельники остановились у одной из дверей. Тот, что шел впереди, постучал в нее. Дверь открыли, и вся процессия вошла внутрь. Эта комната была больше, чем келья, которую видел Формоз, на стенах в рамках висели пергаменты с письменами, был камин, в котором горел неестественно яркий огонь. Посередине стоял стол, за которым – спиной к огню и лицом к двери – сидел человек в таком же красном плаще, как и остальные. Носилки Лазаря опустили на пол, один из отшельников принес кресло, другой посадил в него Лазаря. Мадог встал у двери, Формоз неловко пробрался мимо него и встал в углу. Отшельники вышли и закрыли за собой дверь.

– Выпьете вина, Император? – раздался старый скрипучий голос из-под капюшона.

– Буду благодарен, – ответил Лазарь.

Отшельник поднялся и достал из шкафа, который Формоз не заметил раньше, кувшин и кубок. Он налил вина и протянул кубок Лазарю. Тот сделал всего один глоток и поставил кубок на подлокотник кресла.

– Могу я поинтересоваться, кто ваши спутники?

– Верховный жрец Багала Формоз, и Мадог, свергнутый лорд Востока.

– Восток сейчас был бы нужен нам как никогда. До нас доходили слухи, что им теперь правит Родор, бывший морской монах. Это правда?

– Да, это так, – подал голос Мадог.

– Лучшего нельзя было бы и желать.

– Мне жаль, что ваши люди погибли, когда пытались восстановить справедливость моей последней воли, – сказал Лазарь.

Отшельник покачал головой в капюшоне.

– Да, это были лучшие из нас, но их смерть не была напрасной – это событие прояснило нам гораздо больше, чем мог бы подумать Регент Казимир.

– Он продал душу ноб за власть над Западом.

– Мы тоже пришли к такому выводу. Но судя по тому, что вы здесь, Император, не все у него пошло так гладко, как ему хотелось бы.

И тут Лазарь неожиданно рассмеялся. Он смеялся долго и громко, мнимая смерть не изменила его смех, он был все таким же звонким и раскатистым.

– Кандориум, побойся нашего Огненного бога, которого больше нет! Ты только посмотри на меня! Я даже на горшок самостоятельно сходить не в состоянии, не то что вернуть власть над Западом!

Красный отшельник откинул свой капюшон, и стала видна его лысая голова и лицо, испещренное шрамами старых ожогов. Покрытые бельмами глаза смотрели прямо перед собой.

– Я вижу, что вы немного изменились. Но еще я вижу, что вы здесь, а значит, власть Казимира не стоит и гроша. Вы прибыли сюда в весьма неожиданной компании: этот так называемый жрец и ваш некогда заклятый враг, бывший лорд Востока. На лице одного я вижу страх, на лице другого – отчаяние. Это говорит мне о том, что хотя ваши дела откровенно плохи, вы все еще отличаетесь отменным выбором спутников. Скажите мне, Император, что вы понимаете из того, что происходит?

– Только то, что ноб зачем-то нужно попасть на Север, и для этого они заключили сделку с Казимиром. Еще я знаю, что ноб боятся старого Севера, потому что только это, – Лазарь достал из-под рубашки медальон, висящий на толстой цепи, – помогло вернуть меня к жизни. Это пока все, что мне доподлинно известно.

– Хорошо, – отшельник кивнул. – Я думаю, что могу говорить свободно при ваших спутниках. Они оба скоро пересмотрят взгляды на свою жизнь. Но для начала снимите медальон.

– Что?! – удивленно переспросил Лазарь. – Если я его сниму, то снова отправлюсь к праотцам. Ты этого что ли хочешь?

– Снимите медальон, – повторил отшельник.

Лазарь поколебался, но медленно стянул медальон через голову, потом вытянул руку и разжал пальцы. Медальон с глухим стуком ударился о каменный пол. Лазарь все еще был в сознании.

– А теперь встаньте и налейте себе еще вина, – продолжил отшельник.

Лазарь прищурился, он оперся о подлокотники руками и медленно начал подниматься. К его удивлению ему удалось встать на ноги, чуть пошатываясь, он сделал шаг вперед.

– Через несколько дней к вам полностью вернутся ваши силы, – продолжил Кандориум.

– Но почему? – Лазарь так и остался стоять.

– Потому что то, что заключено в этом медальоне, так же чуждо силам Багала, как и силам ноб. Эта сила не ваш помощник – это карающий меч.

– Я так и думал!

Лазарь удивленно обернулся. Формоз вышел из своего угла, он подошел почти вплотную к отшельнику и возбужденно заговорил.

– Я сразу догадался, что на Севере осталась единая прарелигия! Я понял это, когда посмотрел на руны на этом медальоне, они такие же, как и те, которыми пользуются на Юге! И старые письмена Востока тоже на них похожи, Западные уже не очень, но ведь и Запад не такой древний как Восток. Именно тогда я понял, что все наши религии произошли от одной единственной!

Формоз замолчал, ожидая всеобщего восхищения своей гениальной идеей.

– Ты ни черта не понял, жрец, – холодно ответил Красный отшельник. – Ты просто толстяк в рясе, которого интересуют только выпивка, женщины и дворцовые интриги. Нет никакой прарелигии. Их ровно четыре, как мы и привыкли думать, просто есть еще и то, что создало их. И это никакая не религия – это карающий меч, который упадет на наши головы, если равновесие будет нарушено. А сейчас оно нарушено.

– Кандориум, – примирительно сказал Лазарь. – А теперь сначала и по порядку. У тебя не слишком подкованная аудитория, так что будь к нам терпелив.

– Хорошо, – Красный отшельник накинул на голову капюшон.

Когда-то мир был другим: море было шире, Целлы не было, на месте Горда была жалкая деревенька, красный Кармин был святилищем языческих камней. Испуганные люди полудико бродили, пригнув головы, и смотрели на небо, по которому носились черные тени и крылатые люди, которых теперь, спустя тысячелетия, называют ноб и вольтами. В полете этих существ была радость, удовольствие служения, но потом все начало меняться: выросли города, люди начали строить храмы и приносить жертвы, но они делали это не для летающих духов, а для великих богов, которых изображали наделенными исполинской силой огромными копиями людей. Духи стали беспокойными, они наполняли небо, показывали свою силу, но люди не принимали их – они верили в силу великих богов, которой те наделили своих летающих слуг. И слуги взбунтовались. Закипело море, в воздух взмывали столбы пепла, расплавленное пламя поднималось из земли и пожирало города и храмы. Люди молились, и их голоса взывали к великим богам. Сквозь время, пространство и еще что-то, чему пока нет названия, в мир начали приходить исполины, которых люди видели столбами света, они разметали ноб и вольтов в разные стороны, уничтожая их сотнями. Но слуг все равно было слишком много. Не ведая иного пути, боги установили великую стену, которая навсегда разделила бунтарей, слуги жалобно скребли эту стену своими руками и когтями, но не могли сквозь нее пробиться. Великие боги оставили стражей, которые питались верой людей: кипящее море породило Стража воды, ревущее пламя создало Стража огня. Эти новорожденные боги взмыли в небо, наслаждаясь своим вновь обретенным могуществом. Они остановились, посмотрели друга на друга, посмотрели вниз, увидели жалких обезумевших слуг, и к ним пришло сознание, они разлетелись как две сияющие звезды – на Запад и на Восток, чтобы навечно охранять границу, патрулируя ее по обе стороны стены. Все успокоилось, остался только плач ноб и стенания вольтов. Но долго скорбь не длилась, вольты, самые сильные из слуг, обернулись и в безумии набросились на стражей, вырывая куски их могущества, те в ужасе бросились по другую сторону стены, но там их встретили ноб, тянувшие к ним свои длинные черные щупальца. Стражи стали молить великих богов, и боги снова пришли, на этот раз их пришло всего двое, и они остались, чтобы навечно сдерживать своих потерявших рассудок слуг – великие Властелины, охраняющие мир. Но вольты снова решили восстать, и Северный Властелин лишил их общности, разрушил их связь друг с другом, превратив из единого хорошо слаженного механизма в несколько сот разрозненных духов, которые пели жалобные песни в поисках того, что они потеряли.

Потянулись века. На Западе появился Горд, Стражу огня построили великий храм, на Востоке Страж воды учил своих слуг ходить в море и узнавать его дары, на Юге метались в песках ноб, захватывая сознания одиноких странников, потерявших свой путь в пустыне, на Севере вольты учили птиц петь свои жалобные песни. Пока вольты пели, Багал, Страж огня, строил свою пирамиду, а Морской бог, Страж воды, принимал дары, ноб стали людьми, в их привычку вошло иметь человеческие тела, и они стали давать людям то, что они просили: исцеление, богатство, власть, славу… Ноб стали почитать, в них стали верить, им приносили жертвы. С годами их сила росла, и вот, однажды, в обличье людей они обманули великого Властелина Юга, пришли в старый город и сплели крепкую сеть, в которую самый сильный из них ценой своей вечной свободы заманил Южного Властелина всего на несколько мгновений. В эти мгновенья они сожгли сердце великого бога кровью четырех человеческих царей, которую долго искали и выменивали на свои услуги. Южный Властелин ушел, ноб разрушили Южный город и истребили всех его жителей. Юг стал землей ноб.

На Севере вольты тысячи лет пели свои песни, сначала они были бессвязными и дикими, они путали песни друг друга с песнями ауров, их ручных птиц, которые им подражали. Но вот вольты начали петь вместе. В те годы на Севере выли бури, старое племя северных королей слабело, с Запада шел воин с огненной головой. Когда ушла в землю последняя капля древней крови, вольты вдруг запели в унисон и вспомнили. Они посмотрели на стену и увидели, что ее нельзя сломать, они поняли, что никогда не встретятся со своими братьями на Юге. Они стали думать. Они приходили говорить с великим Северным Властелином. Его слова были мудры. Вольты удалились, в те годы, они совсем потерялись для людей, перестали даже кричать ночами ауры. Но вот вольты вернулись, они были спокойны и рассудительны, они осознали, что имели огромную силу, но применяли ее не так, как должны были бы. Вольты смотрели сквозь стену, на стонущих от жажды встречи с ними южных братьев и больше не понимали их – в своей разобщенности они открыли для себя истинную суть вечности и сохранили это знание, когда вновь собрались вместе. Вольты больше не хотели объединения, они уже были едины.

Прошли еще века, и даже Стражи позабыли о своих древних хозяевах, вольты учили ауров новым песням, великий Северный Властелин дремал под эти песни в толще скал. Но ноб помнили. Веками они ждали момента, когда смогут преодолеть преграду – когда Запад и Восток перестанут верить в своих богов и поднимутся против них.

– И, как видите, они дождались, – закончил Красный отшельник.

Лазарь сел обратно в кресло, Мадог стоял, Формоз вернулся в свой угол, не имея ни малейшего желания подавать голос и вообще хоть как-то напоминать о своем присутствии.

– Что за стена? – спросил Мадог.

– Огненная земля и море. Огненной земли больше нет, как я уже сказал, сила Багала и Морского бога исходит из веры людей в них. Уничтожили пирамиду – уничтожили основной источник существования Багала, поэтому он больше не может поддерживать Огненную землю. Стена разрушена, теперь ноб идут на Север.

Лазарь молчал, его прищуренные зеленые глаза пилили стену где-то над левым ухом Кандориума.

– И зачем им на Север, если вольты изменили свою точку зрения?

– Милорд, вы плохо слушали, – ответил Красный отшельник, – вольтов они уговорят потом, сейчас им нужно убить Северного Властелина, и они знают, что вольты, их братья, не будут им помогать, но они не будут им и мешать. Именно за этим ноб сейчас пойдут на Север, чтобы уничтожить последнего, кто следит за нашим миром и может вызывать великих богов, а потом они будут использовать людей как скот – сосуды для сущности ноб и пища для вольтов. Эта вещица, – отшельник кивнул на лежащий на полу медальон, – явно привезена откуда-то с Севера, и судя по ее силе из того самого места, где сейчас находится Северный Властелин. Значит, его местоположение уже не секрет. Для ноб осталось дело за малым…

– … собрать кровь четырех человеческих царей, – закончил за него Лазарь.

– Именно так, – Кандориум кивнул.

– Где они возьмут эту кровь? – спросил Мадог. – Не самое простое дело.

– Да нет, Мадог, тут-то все как раз гораздо проще, чем тебе кажется. Кровь Эоганна они раздобыли, в этом я больше чем уверен. Кровь одного из моих сыновей им отдаст Казимир.

– Остается моя кровь или кровь Родора. Тут, боюсь, у них возникнет небольшая проблема.

– Не только твоя кровь или кровь Родора, им еще нужна кровь правителя Севера, а Севером у нас правит Эльте, Канцлер Запада, герцог Валлардии и наместник Северных побережий. Где можно встретить обе эти крови, Мадог?

– Черт! – раздался голос Формоза. – Я наконец-то понял! Эльжебет!

– Кто такая Эльжебет? – спросил Мадог.

Лазарь повернулся.

– Это дочь, которую семнадцать лет назад родила тебе Этель Штайн. По всем законам жанра она то, что им нужно – Севером все еще формально владеет Эльте, а на Востоке правит ваша династия. Жиденькая кровь, но для ноб, как я думаю, и этого будет достаточно.

– Я пошлю с вами наших людей, – ответил Красный отшельник.

Под затянутым пеплом небом ехали всадники, двадцать из них были в глухих красных плащах с капюшонами, возглавлял процессию человек с огненно-рыжей головой. Он скакал во весь опор, и было видно, как под его почерневшей от пепла рубашкой перекатываются могучие мышцы.

Этель смотрела на небо и улыбалась. Его затянула пелена пепла, и это было для нее самой прекрасной картиной – в стене была пробита брешь, а значить теперь они могут идти на Север.

Она уже давно шла пешком, рядом загонял лошадь, пытаясь успеть за ней, этот надоедливый москит – Тарт Вильрен, который придумал себе кличку Капитан, как будто он не человек, а собака. Эй, Капитан, ко мне! Этель ускорила шаг. Вильрен отстал. Она посмотрела вперед, за череду песчаных дюн и за горизонт. Там уже собирались братья и сестры, которые нашли себе подходящие человеческие тела. Будь проклято время – когда-то они могли существовать и без этих тел, но вечная борьба их настолько утомила, что им нужны эти нелепые создания из плоти и крови. Как же их много… Этель подумала, что когда все закончится, нужно будет как следует заняться этим вопросом: кто его знает, возможно, есть способ существовать и без этих мешков с костями. Этель пока не заговаривала с остальными, она только коснулась их сознания издалека, так, чтобы они этого не чувствовали. Она хотела сделать им сюрприз. Ее не было так много лет, что они уже, должно быть, потеряли надежду ее увидеть. Они будут рады ее возвращению, потому что в ней столько силы, что она стоит тысяч таких, как они. Ее волновал вопрос – остался ли еще кто-нибудь из первых, такой же сильный как и она, но пока она не могла никого почувствовать. Хотя, конечно же, остались! Только те, кто были первыми, смогли бы повести за собой остальных таким единым фронтом.

О, Этель действительно была древней! Ей было почти столько же лет, сколько и этому миру. Она была из тех первых, кого создали Великие, и одной из немногих, кому удалось пережить все великие битвы. Она помнила радость создания, помнила те времена, когда и людей-то как таковых еще не было! Когда она пожертвовала своей свободой, чтобы пленить Южного властелина, таких как она, оставалось тринадцать. Интересно, сколько осталось теперь? В своей клетке она не слышала отголоски стычек ноб и стражей, но она была слишком далеко от стены, и что-то могло просто не дойти даже до ее обостренного слуха. Ах, какими же бестолковыми были эти столетия плена! Ей только и оставалось, что отравлять этот проклятый город, свою тюрьму, которую она ненавидела. Она веками убивала его: сначала звери и птицы, потом растения, потом ушла вода и, наконец, даже камень стал ее жертвой. Она оставила за собой руины! Но, конечно, проклятая сила древних властелинов возродит это забытое место всего за несколько часов. Века ее работы против всего нескольких часов – вот она сила хозяев!

– Хозяева… – она выплюнула это слово как ругательство.

Хозяева и две их верные стаи собак, которые без конца тявкают. Разве такого достойны они, первородные? Интересно, остался ли кто-нибудь из первых среди северных братьев? Если да, то это облегчит переговоры. Приятно будет увидеть кого-то знакомого.

Этель заметила, что подошла уже достаточно близко к остальным. Надоедливый человечишка, слава богам, отстал от нее. Этель остановилась на гребне дюны. Она чувствовала, как чужие мысли парят вокруг нее, но пока не давала им прикоснуться к себе. Она предвкушала встречу. И вот она раскрылась, тут же услышав, как в нее ударяются сотни мыслей. А потом раздались сотни голосов, ликующих голосов! Она была права – они ее ждали! Ждали… скучали…тосковали…страдали…ждали…пытались…не могли…пытались…не освободили…тосковали…ждали…скучали….

И вот один особенно ясный голос, один из тех, по кому скучала сама Этель. Она четко выделила этот голос из толпы, а потом и он отделил ее от остальных. Теперь они остались наедине посреди этого шума, наслаждаясь приватной беседой.

– Я рад, что ты свободна.

– Мое имя теперь Этель, – ноб не имели собственных имен, они брали имя того человека, тело которого использовали.

Точнее даже не совсем использовали, потому что ноб и человек сливались воедино.

– Мое имя теперь Ильдор.

Он тоже был одним из первых, почти такой же сильный как она, просто чуть-чуть слабее, что и спасло его от многовекового одиночества.

– Где ты?

– Я у начала пути к Огненной земле, мы ждем здесь остальных.

– Я еще далеко. Как продвигаются наши дела?

– Огненной земли больше нет, нам нужно добраться до Горда, чтобы получить остальную кровь, и тогда мы будем готовы к встрече.

Этель на некоторое время замолчала. Она вдруг отправилась далеко-далеко, гораздо дальше, чем могла видеть даже при всей своей силе. Мелькнула странная картинка: красные плащи и медная голова.

– Я что-то чувствую, Ильдор.

– Что именно?

– Я чувствую, что нашим намерениям могут помешать. Кровь будет достать не так просто. Даже если я дам вам кровь Севера, то нужна будет еще кровь Востока.

– Я тоже это чувствую, Этель, и еще я чувствую, как поднимается ветер, и волны становятся высокими. Страж воды не пропустит нас без боя.

– Никто не говорил, что это будет легко.

– Да, никто не говорил, что это будет легко.

Этель обернулась. Вильрен уже догнал ее. Вот ведь надоедливый пес…

В Целле проснулся лорд Родор. Он вскочил с постели и подбежал к окну. Сначала он решил, что зрение обманывает его в предрассветных сумерках, но вскоре убедился, что не ошибается. Он видел лестницу Палладиума, которая вдруг стала в несколько раз длиннее, вода отступила, обнажив древние ступени, покрытые тиной, на них в последней агонии бились умирающие рыбы. Родор перевел взгляд и увидел, что у подножья маяков больше не плещутся волны, теперь маяки стояли на высоких насыпях, раскидывая свет своих огней по легкой ряби мелкой стоячей воды. Море ушло из Целлы, на горизонте Родор увидел огромную стену воды, которая мчалась вдаль. Он зашептал молитву Морскому богу.

– Господи, когда же они уймутся!

Этель и Ильдор стояли рядом на самой границе земли Юга и земли Запада, глядя на дым, поднимающийся над тонким перешейком суши, который когда-то именовался Огненной землей.

– Запад был слаб, – заметил Ильдор.

– А я всегда говорила, что нужно стараться взять Восток, – фыркнула в ответ Этель.

Она перевела взгляд на огромную стену воды, которая с огромной скоростью неслась к Огненной земле. Морской бог стремился закрыть брешь, которая образовалась со смертью его незадачливого огненного брата. Этель вздохнула. Они с Ильдором стояли первыми, двое оставшихся в живых первородных, которые пережили тысячелетия войн и гонений. К сожалению, их осталось только двое. Когда Этель узнала об этом, то испытала такую скорбь, что на несколько мгновений покинула свое тело и поднялась высоко в воздух, туда, где день и ночь стирали свои границы и правили только холодные звезды. Там она закричала, так долго и пронзительно, что, должно быть, даже северные братья услышали ее зов. Но никто ей не ответил. Их осталось только двое, за века остальные пали, кто-то стал жертвой обмана, потому что стражи с неистовством фанатиков истребляли первых ноб, кто-то утратил последнюю надежду и навсегда слился с пустынным ветром. Только Ильдор продолжал ждать, уверенный в том, что однажды наступит момент, когда они смогут избавиться от своих старых хозяев навсегда. К сожалению, до этого момента дожили только двое из них. И вот теперь страж воды вызывал их на последний решающий бой.

Ильдор отступил на шаг.

– Я должен передать эту честь тебе.

Этель вскинула голову. Да, это было ее право, вести ноб в бой со стражами. Никто не смог бы сделать это лучше нее, в этом было ее предназначение.

Она подняла руки и закрыла глаза.

– Ветер, которым правят ноб! Земля, которая подчиняется ноб! Огонь, который склоняет голову перед ноб! Вода, которая не смеет править без позволения ноб!

Этель раскинула руки и почувствовала, как в нее вливается сила тысяч ее братьев и сестер, особенно ясно она чувствовала силу Ильдора. Он стоил десятков тысяч, она сама стоила сотен тысяч. Тело осталось на земле, а она, ведомая великой силой, поднялась в воздух, она снова почувствовала свое нечеловеческое тело, которым владела века назад, до того, как великие боги превратили ноб в жалких пустынных червей. Ей показалось, что идет первая война, что она вот так же поднимается в воздух, а рядом с ней ее первородные черные братья, с криками проносятся мимо могучие вольты, голодные, жадные, алчущие крови стражей. Этель посмотрела вниз и снова увидела огромную волну, теперь, со своими новыми силами она смогла различить под водной гладью мерцающую фигуру стража. Расправив руки она кинулась вниз, и волна раскололась надвое, окропив земли и острова миллиардами брызг. Страж отступил лишь на мгновенье и снова поднял волну. До Огненной земли оставалось недалеко. Но даже если так, то что с того? Стражу воды нужна эта самая вода, если он потратит ее в битве, то ноб не составит труда пройти на Запад. Она снова ринулась вниз, и снова расколола волну. На этот раз страж не спешил поднимать ее снова. Должно быть, и его силы не были бесконечны. Этель издала боевой клич, и тысячи братьев и сестер за ее спиной вторили ей. Но что-то было не так, не могло все пройти так легко, страж воды хитер и коварен, он никогда не сдается в войне, даже если проигрывает битву. Этель обернулась и вскрикнула от удивления: с другой стороны Огненной земли, не из мелкого внутреннего моря, а со стороны открытого океана шла другая волна, гораздо более высокая, чем та, которую она только что разрушила. Воды стражу хватит… Но у него нет того, что есть у ноб! Этель призвала ветер и снова пожалела, что с ними сейчас нет Северных братьев, которые были великим мастерами ветров. Шквал обрушился на волну, и она замедлила свой ход. Этель призвала землю, раздался скрежет, и недра начали раскалываться, вода исполинским водопадом падала вниз, туда, где уже бушевало неистовое пламя. Из трещины в земле поднимались столбы пара: совместное дитя нечаянной встречи воды и огня. Волна падала в бездну, и Этель уже готова была праздновать победу. Остался один последний удар, который разобьет и эту волну, и тогда все будет кончено. Этель собралась с силами, но вдруг…

Что-то безумно жгло ее человеческую грудь. Уже в человеческом теле она рухнула на песок и начала разрывать платье на груди. Руки нащупали раскаленный кусок металла, Этель сорвала его с груди и бросила на песок. Только тогда она поняла, что это было – грубо сделанный железный морской крест. Глаза Этель засверкали от ярости. Проклятый страж воды! Не зря она всегда считала именно его самым опасным! Она снова попыталась взмыть вверх, призвать братьев, но было уже поздно – даже своими человеческими глазами она видела, как вода заливает Огненную землю.

«Я прощаю тебя. Я всегда тебя прощу. Я всегда буду с тобой.»

Голос. Как будто издалека. Откуда-то издалека. Это не расстояние – это время, голос идет из глубины времени. Что это такое? Что это значит? Почему она это слышит?

Неважно, это еще не конец. Ноб не сдадутся так просто! Это еще не конец!

На рассвете через Южные ворота в Горд въехали двадцать три всадника. Их встретила тишина только что уснувшего города, так же когда-то въезжал в Горд Регент Казимир, который привез на Запад чуму черных ноб. Стража у ворот хотела было остановить странную процессию, но потом они увидели их предводителя, высокого огненно-рыжего всадника с яркими изумрудными глазами. Они решили, что в Горд приехал призрак, а перед призраками, как известно, бессмысленно закрывать ворота. Так Лазарус III беспрепятственно вернулся в свой город, которым правил вот уже почти четырнадцать лет. Он тут же снова пустил лошадь галопом, и его спутники пустились за ним. Менее, чем через четверть часа, они уже были у ворот дворца Горда. Там Лазарь спешился и встал напротив толстых деревянных створок. Выходить никто не спешил.

– Не думаю, что тебе откроют по доброй воле, – услышал Император тихий голос лорда Мадога.

– Где Формоз?

– На месте, – Мадог усмехнулся.

Перед отъездом из Огненной земли, Лазарь приказал привязать Формоза к лошади, а саму лошадь поручил вести за собой одному из Красных отшельников. Лазарь поднял глаза на гарцующего на своем коне Мадога.

– Это моя земля, лорд, не высовывайся, пока я не решу свои дела.

– Как скажешь, Император.

Мадог насмешливо поклонился и отъехал назад. Лазарь подошел к воротам и ударил в них кулаком, удар вышел такой силы, что эхо от него разнеслось по спящему городу. Внутри дворца послышалась возня, наконец, в воротах открылось решетчатое окошко, и Лазарь увидел чьи-то блеклые водянистые глаза. Лазарь его узнал – Сервий, начальник дворцовой стражи, один из прихвостней Казимира.

– Я думал, что Казимир отдаст тебе печать Меча, а ты все еще охраняешь ворота, – произнес Император.

Блеклые глаза за решеткой расширились от ужаса.

– Открой ворота, – приказал Лазарь.

Сервий не шевелился.

– Ты всего лишь простофиля, который слишком привязан к своему господину, я не причиню тебе вреда.

И вдруг смотровое окошко захлопнулось.

– А жаль… – прошептал Лазарь.

Он сделал знак одному из Красных отшельников. Тот спешился, подошел к воротам и вытянул вперед руки в красных перчатках. Как только красная ткань коснулась дерева, то вспыхнуло, через несколько мгновений пламя уже охватило все ворота. Пять минут спустя обугленные створки рухнули на землю, огонь успокоился, так и не перекинувшись на сторожевые башни. Император взял лошадь под уздцы и, осторожно перешагивая через тлеющие доски, вошел во внутренний двор. Лазарь ожидал увидеть всю дворцовую стражу с оголенными мечами, но двор был пуст. Неужели испугались? Или все-таки смирились с неизбежным? Лазарь достал свой меч из особенной северной стали, которым его снабдили в Огненной земле, и медленно пошел вперед. Лазарь прикинул время, скорее всего Сервий только что растолкал спящего Казимира и сообщил ему о том, что Император вернулся. Стража, не имея четкого приказа, но имея весьма существенный багаж суеверий, попряталась по углам. Племянничка нужно было брать тепленьким. Лазарь прошел через двор и вошел в свой собственный дворец с парадного входа.

Внутри его встретили красные портьеры и золотые львы. Лазарь сделал знак остальным следовать за собой, он успел заметить среди отшельников темную голову Мадога и покорно бредущего на веревке Формоза. Лазарь начал подниматься по лестнице. Они почти не производили шума, только один раз меч одного из отшельников задел мраморный пол. И вот, наконец, дверь в комнаты императора. Почему-то Лазарь ни секунды не сомневался в том, что Казимир занял его спальню сразу же после его смерти. Ударом ноги он распахнул двери. Стражники оказались внутри, но при виде Лазаря с поднятым мечом бросились врассыпную, Император оставил их Красным отшельникам, а сам пошел дальше, миновал проходную комнату и оказался перед дверью в спальню. Сейчас Лазарь хотел только одного – посмотреть в глаза этому неблагодарному мальчишке. Он протянул руку и медленно повернул ручку двери, та оказалась не заперта. За дверью стоял Казимир. На нем уже был парадный камзол, в руке меч с рукоятью, украшенной драгоценными камнями, почти такие же, как у Лазаря, зеленые глаза смотрели с наглой уверенностью.

– Привет, Казимир, – Лазарь улыбнулся.

– Привет, Лазарь, – Казимир улыбнулся в ответ.

Раньше он никогда не смел называть его по имени, даже учитывая то, что они были родственниками. Лазарь крутанул меч в воздухе. Казимир невольно сделал шаг назад. Лазарь увидел в его глазах воспоминание об их последней встрече в оружейной, когда меч так же свистел в его руках. Взгляд Казимира скользнул ему за спину, и он усмехнулся.

– Не тех защитников ты с собой привел, я уже отправил парочку таких к их мертвому Огненному богу.

– У них северные мечи, Казимир, – спокойно ответил Лазарь и сделал шаг вперед.

Казимир отступил.

– Не хочешь со мной драться? – спросил Император.

Казимир попытался улыбнуться, но вместо этого получился злой оскал.

– Зачем драться с тем, кто заранее сильнее тебя? – ответил он.

– Тогда зачем ты затеял драку с тем, кто сильнее тебя? – Лазарь снова махнул мечом в воздухе.

– Я решил не спускать тебе с рук то, как ты со мной обращался.

– Ну тогда мог бы прийти и сказать, что обиделся, а не устраивать дворцовый переворот.

Меч Лазаря сверкнул в воздухе, и клок волос Казимира медленно опустился на пол. Регент вздрогнул.

– Как ты выбрался? Ты должен был умереть после того, как я разрушил пирамиду.

– Твои друзья не сдержали слово. Ты отдал им все, что они у тебя просили?

Казимир нервно сглотнул.

– Откуда ты знаешь? – спросил он.

– Чью кровь ты им отдал? – меч снова взметнулся в воздух и пролетел всего в сантиметре от носа Казимира.

Тот, казалось, забыл, что меч есть и у него самого.

– Чью кровь ты им отдал? – повторил свой вопрос Лазарь.

– Сигизмунда, – сдавленным шепотом ответил Казимир.

– Он жив?

Казимир сделал еще шаг назад.

– Мой сын жив?

– Да… Им не нужно было много.

Что-то изменилось в глазах Лазаря. Казимир заметил это и выпустил меч из рук. Он опустился на колени и наклонил голову, но вместо свиста меча услышал тихий, почти ласковый голос Императора.

– Ну ты же не думал, что так легко отделаешься? – прошептал Лазарь.

Из-за его спины раздался смех лорда Мадога.

К полудню Горд возликовал, узнав о чудесном воскрешении Императора Лазаруса III, установили помост, с которого Император самолично поприветствовал своих граждан, давая всем и каждому удостовериться в том, что перед ними их истинный правитель. Дворцовую стражу обезглавили Красные отшельники, был вызван центральный имперский полк, который занял их место, на рыночной площади установили клетку, в которую посадили голого окровавленного Казимира. Бывший Регент даже не мог подняться, потому что по приказу Императора ему сломали обе ноги. Специально приставленный палач раз в два часа показывал беснующейся толпе представление, состоявшее из серии изощренных пыток. Говорили, что Лазарь специально приказал открывать во дворце Горда все окна, чтобы слышать крики бывшего Регента. Верховного жреца Багала по имени Формоз заперли в подземелье Горда, но, по словам тюремщиков, обращались с ним на удивление мягко – кормили пять раз в день, ежевечерне доставляли лохань с водой, а тюремный топчан заменили на кровать с неплохим матрасом. В соседней камере со жрецом коротала время Императрица Марта, которой, напротив, были созданы наиболее жесткие условия, причем наибольшая пытка для нее заключалась в том, чтобы каждый вечер слышать, как Формоз весело плещется в своей импровизированной ванне, напевая скабрезные песни, которые не подобало бы слышать даме достойного происхождения.

На следующий день после своего возвращения, Лазарь устроил новую коронацию, на которой Император Сигизмунд II торжественно отрекся от престола в пользу своего отца, Императора Лазаруса III, на той же церемонии был подписан договор между Лазарем и Сигизмундом, который обозначал условия отречения: Сигизмунд II получит свой трон и власть обратно по смерти Лазаруса III, но не ранее и ни при каких других обстоятельствах. Сам юный Император на церемонии был бледен как полотно. Когда церемония закончилась, свечи потушили и придворные разошлись, Император отправился к себе. Он только устроился у камина на своем привычном месте и налил вина в свой любимый золотой кубок, из которого так давно не пил, как в дверь постучали. Лазарь услышал, как открывается дверь, а потом краем глаза заметил скользнувшую в комнату высокую сутулую тень. Лазарь уже достаточно насмотрелся на эту тень, чтобы безошибочно опознать в ней человека.

– Милорд… – Лазарь сделал приглашающий жест.

– Ваше величество… – Мадог отвесил ему церемонный поклон.

За эти два дня Лазарь ни разу не разговаривал с Мадогом, но все время замечал его краем глаза: то среди придворных, то на краю помоста, с которого он обращался к народу, то у двери на коронации. Лорд каким-то образом совершенно органично слился с обитателями дворца, но в то же время возвышался над ними на целую голову, что делало его слишком заметным. За это время у Лазаря было время обдумать вопрос бывшего лорда Востока, и он пришел к выводу, что раз Мадог пока еще с ним, то, очевидно, он надеется на какую-то поддержку с его стороны. Пока, как товарищ в странной игре против ноб, он вполне устраивал Лазаря, но вот потом… что делать с Мадогом потом, Лазарь ума приложить не мог, самым разумным было бы выдать его Родору или просто казнить, но почему-то Лазарю казалось, что это будет слишком очевидным решением. Как бы то ни было, с этим вопросом он будет разбираться только в случае, если удастся благополучно расхлебать кашу, которую заварил Казимир.

– Вы так серьезно отнеслись сегодня к вопросу лишения власти вашего собственного сына, что это вызвало у меня искреннее восхищение, – Мадог криво улыбнулся.

Лазарь посмотрел на него в упор. Это еще к чему?

– А нужно было ему голову отрубить? У вас так на Востоке принято?

– Лазарь, Лазарь… – Мадог рассмеялся, – ты очень изменился с того времени, как ехал в повозке и смотрел на свои бесполезные ноги. Надо же как физическая сила придает людям чувство собственного достоинства. Никогда не мог этим похвастаться, но всегда этому завидовал.

– Слушай, Мадог, ты так много веселишься в последнее время, что прям руки чешутся тебя как-нибудь расстроить.

Мадог криво улыбнулся.

– Ну вот об этом я и говорил.

Лазарь налил себе еще вина. За окном была ночь, ярко светила старшая луна, и Император невольно залюбовался ее блеском.

– Зачем ты пришел? – спросил он.

– Ну, у нас есть кое-какое незаконченное предприятие. Как мне кажется, мы пытались остановить ноб, которые спят и видят, как они идут на Север и встречаются там со своими северными братьями, а потом покоряют мир. Ничего такого не припоминаешь?

– Было дело, – согласился Лазарь. – Девочку уже ищут, к утру ее должны доставить во дворец, а потом, я думаю, имеет смысл отправиться на Север и лично побеседовать с вольтами и этим загадочным Северным Властелином, у которого Этель стащила медальон.

Мадог все еще улыбался.

– Вот об этом я бы хотел поговорить особо.

– О чем именно? О Севере или о девочке?

– О девочке.

Да неужели проняло? – удивился Лазарь. Он с самой Огненной земли с садистским удовольствием ждал, когда Мадог заведет этот разговор, но тот или молчал, или отпускал свои ядовитые шутки.

Когда Лазарь узнал о том, что девчонка, которую он шутки ради устроил в Канцелярию, родила дочь от лорда Мадога? Да только года через четыре, когда эта девчонка стала слишком часто попадаться ему на глаза. Но надо сказать, что он не выпускал ее из поля зрения с самой первой их встречи, он начал читать отчеты Канцелярии, чего никогда раньше не делал, а потом, когда ее имя стало мелькать в них все чаще и чаще, он поспособствовал ее продвижению по службе. Потом переселил ее во дворец – сначала в качестве помощника Казначея, потом в качестве самого Казначея, а потом – со смертью древнего как мир Канцлера Изара – и на место Канцлера Запада. Естественно, как только Этель оказалась достаточно близка ко двору, Лазарь тут же приставил к ней человека, чтобы тот выяснил все мыслимые и немыслимые подробности из ее прошлого. Этот самый человек и доложил ему, что у тогда еще помощника казначея имеется внебрачная дочь, которой тот раз в полгода оплачивает содержание в одном из лучших пансионов Горда. Человек даже выразил подозрение, что помощник казначея слегка подворовывает, потому что содержание ребенка в таком заведении обходилось весьма недешево, но проверка не выявила никаких растрат, а показала только, что помощник казначея ел одну баланду из репы, что и стало причиной накопления столь обширных богатств. В принципе, на этом Лазарю бы и успокоиться, но его по какой-то причине разжигало любопытство – кто же отец этой девочки? Лазарь знал, что она из северной деревни Штайн (Эльте Штайн, чего уж тут сложного?), судя по возрасту девочки, когда Этель приехала в Горд, то была уже беременна. В конце концов, Лазарь самолично нанес под каким-то надуманным предлогом визит в тот самый пансион, и когда увидел маленькую девочку по имени Эльжебет, то чуть было не потерял дар речи. С Этель у ребенка не было никакого сходства, но девочка очень и очень напоминала Лазарю одного человека, которого он прекрасно знал в лицо и, более того, помнил это лицо во всех его омерзительных подробностях, так как из его памяти еще не стерлась знаменитая ссора на приеме у Эоганна. Этим человеком был лорд Востока Мадог. Идея казалась совершенно невероятной – ну что может быть общего у рыбачки с Севера и у лорда Востока? Но Лазарь слишком доверял своей интуиции, чтобы сдаться, и он начал изучать единственный доступный ему в данной ситуации источник информации – жизнеописание лорда Мадога. И вот удача – как раз в подходящее время лорд Мадог (хотя тогда еще не лорд и еще даже не наследник трона Востока, а просто бесполезный второй сын) оказывается, попал в кораблекрушение, а выловили его чудесным образом из моря, где бы вы думали? Совершенно верно, у северной деревни под названием Штайн. В яблочко! А теперь задумайтесь, какова может быть вероятность того, что в один и тот же промежуток времени в какой-то северной дыре появляется наследник Востока, а потом ребенок, который похож как две капли воды на наследника Востока, при том, что незадачливая мамаша убегает из родных краев так, что только пятки сверкают? Правильно, вероятность простого совпадения ничтожно мала. Но простых догадок Лазарю было недостаточно. Как только Этель стала его Канцлером, Лазарь немедленно поручил ей переписку с лордом Мадогом. Она восприняла эту свою новую обязанность с каменным лицом, что для мужчины было бы нормальной реакцией на не слишком приятное и ко многому обязывающее поручение. Но Этель была женщиной, а для женщины такое лицо и на мгновение сверкнувшие глаза значили очень и очень многое. Сомнения Лазаря развеялись как дым. Но, конечно, окончательно они развеялись, только когда он беззаботно назвал Мадогу имя «Этель», а тот ответил ему про Канцлера. Тогда и только тогда Лазарь понял, что все эти годы действительно держал рядом с собой человека, который мог представлять потенциальную опасность. Он не знал подробностей встречи Мадога и Этель в Целле, даже само то, что Канцлер оказалась в Целле, было для него сюрпризом, но детали этого визита сейчас не имели никакого значения. Главное, что наконец-то в этой истории наступила ясность.

– Ну и что тебя интересует? – небрежно спросил Лазарь.

На мгновенье ему показалось, что Мадог прочитал все его мысли, настолько странным стало выражение его лица.

– Ты ее видел?

– Да, – Лазарь не стал врать, не видел смысла.

– Она действительно моя дочь?

– Я бы сказал, что внешнее сходство не оставляет других вариантов.

Мадог замолчал. Ну и что дальше, лорд? Отпустишь очередную шутку или отправишься восвояси? Глаза Мадога стали ледяными, и это натолкнуло Лазаря на мысль о том, что в Целле его разговоры с Эльте шли не только о политике. Он уже знал от Формоза все подробности переворота: некий сфальсифицированный договор о разделе Юга между Западом и Востоком стоил Мадогу трона. Личная печать Императора Лазаруса на этом договоре не оставляла никаких сомнений в прямой взаимосвязи появления этого документа с пребыванием в Целле Канцлера Эльте. Но вот что странно – Лазарь не видел во взгляде Мадога злости.

– Если мы найдем Этель, я бы хотел, чтобы ты дал мне с ней поговорить.

Лазарь вскинул брови.

– Интересно о чем? О вашей великой любви? Или ты сразу перережешь ей горло за то, что она организовала твое свержение?

Взгляд Мадога вдруг стал усталым, его лицо осунулось. Лазарь только сейчас заметил, что в волосах бывшего лорда появилась ясно различимая седина.

– Спасибо, Лазарь. Я ценю твой широкий жест. Кстати, что мы скажем девочке, когда ее приведут?

– Что мы скажем? – Лазарь задумался. – Да ничего мы ей не скажем.

Дворец Горда казался Эльжебет огромным, он всегда пугал ее: угрожающий серый каменный монолит, весь сплошь из прямых углов и четких линий – эта громада возвышалась над всем Гордом и оставалась мрачной даже при ярком свете солнца. Конечно, ей и в голову не могло прийти, что когда-нибудь она сможет попасть внутрь! Но жизнь любит странные шутки, и вот ее разбудили посреди ночи, дали всего несколько минут на то, чтобы одеться, потом посадили в карету, привезли во дворец и проводили в личные покои самого Императора Лазаруса, который таким чудесным образом восстал из мертвых.

Сидя на краешке стула в приемной его величества, Эльжебет думала… Да ни о чем она не думала, она просто смотрела на обитую позолоченным деревом дверь и отчаянно пыталась понять, бьется ее сердце или уже остановилось от страха. Потом ей пришло в голову, что она совершила что-то настолько ужасное, что ее хочет казнить сам Император. К сожалению, самым страшным ее грехом было лишнее съеденное пирожное в столовой пансиона, поэтому она в какой-то момент просто закрыла глаза, чувствуя, как по щекам текут предательские слезы страха.

Ее жизнь была простой и незатейливой, своего раннего детства она почти не помнила, потом был пансион, содержание в котором стоило немалых денег, и эти деньги кто-то исправно вносил за нее каждый год. В пансионе она ни в чем не нуждалась, у нее было почти все: игрушки, учителя, недорогая, но добротная одежда. Не было самого главного: отца и матери. Она старалась узнать, кто именно вносит за нее деньги, один раз даже пробралась в кабинет директрисы, открыла книгу записей, но нашла только пометку напротив своего имени – «деньги приносит ежегодно анонимное лицо», даже не уточнялось, мужчина это или женщина – просто «анонимное лицо». В пансионе было много незаконнорожденных детей знати, и Эльжебет, когда стала постарше, часто воображала, что ее мать какая-нибудь опозоренная герцогиня, которая вынуждена скрывать плод своей запретной любви, но однажды она придет и заберет ее – обязательно заберет, как мечтала перед сном Эльжебет. Но никто так и не пришел. Два года назад она окончила пансион. Как ей удалось выяснить, после этого все то же «анонимное лицо» заплатило лучшей швейной мануфактуре Горда, чтобы Эльжебет взяли в ученицы на полном содержании. Это показалось ей большой удачей: она всегда любила шить, и кто-то неизвестный, должно быть, знал об этом, или просто угадал, раз устроил ее туда. Эльжебет работа нравилась, она с удовольствием рассматривала огромные рулоны тканей разных цветов, кроила их, делала макеты – но ее никогда не заставляли работать слишком много, если она сама этого не хотела, этим она отличалась от других. Так и проходила ее жизнь, в ней была загадка, но Эльжебет уже научилась не обращать на эту тайну внимания, когда однажды к ней пришли от Императора Лазаруса.

Девчонку втолкнули в комнату почти силой, и она все еще прижималась спиной к двери. Собиралась она явно в спешке, потому что на ней был старый застиранный передник. От Этель ей достались только большие серые глаза, остальное – вылитый Мадог, сомнений в отцовстве не возникало. В кабинете Лазаря как всегда горел камин, сам Император сидел в кресле, скрестив руки на груди. В кресле по другую сторону стола расположился собственно сам отец этой юной леди, лорд Мадог, он сидел в нарочито непринужденной позе, вытянув ноги в начищенных до блеска новых сапогах. Где, черт возьми, он достал себе новые сапоги? – про себя возмутился Лазарь, но решил, что сапоги Мадога сейчас самая меньшая из его забот. Лазарь подумал, что зрелище они представляют то еще: восставший из мертвых Император и лорд-изгнанник, оба почему-то расфуфыренные посреди ночи как на парадный смотр войск. Хорошо, что Эльжебет, по всей видимости, если и слышала про какого-то там лорда Мадога, то совершенно не представляла, как он может выглядеть. Иначе такая картина довела бы девочку до обморока.

– Ты боишься? – спросил Лазарь.

– Нет, – дрожащим голосом ответила Эльжебет.

Лазарь рассмеялся. Он вспомнил, как когда-то спросил торговку на рынке по имени Этель, не боится ли она его обманывать. Она ответила, что нет. Он сказал, что он Император Запада, Этель рассмеялась и сказала, что сочувствует ему. Эта занимательная история в итоге определила изрядную часть внутренней политики Запада на последующие десять с лишним лет.

– И правильно, тебе нечего бояться. Если ты будешь делать все, что тебе скажут, то с тобой не случится ничего плохого.

Лазарь всего лишь говорил, но от каждого его слова Эльжебет вздрагивала как от удара. Мадог медленно повернул голову и уставился на Императора. Лазарь только сейчас оценил всю двусмысленность своих слов. Ну и что теперь? Оправдываться что ли?

– Ты все поняла?

Эльжебет кивнула.

– Тогда иди.

– Ваше величество…

Голова Мадога так же медленно повернулась обратно.

– Да? – Лазарь устало посмотрел на Эльжебет.

– А что мне нужно будет делать?

Ну кто бы сомневался, что дочь Эльте и Мадога откроет рот и задаст сто пятьдесят три вопроса! Ответил, что удивительно, Мадог. Он говорил мягким и почти ласковым голосом.

– Эльжебет, присядь.

Она покорно села на самый край стула у стены, уставившись на Мадога как кролик на удава.

– Тебе небезопасно оставаться в Горде, мы увезем тебя отсюда. Все, что тебе нужно, это просто делать то, что мы тебе говорим, и тогда с тобой будет все в порядке.

Страх в серых глазах Эльжебет сменился подозрением.

– Господин, а почему мне угрожает опасность?

Лазарь вздохнул – ну вот, пожалуйста, сто пятьдесят три вопроса. Точнее сказать, сто пятьдесят три вопроса в минуту.

– Пусть идет, – процедил Лазарь сквозь зубы.

– Если она уйдет, то утром ты будешь либо отскребать ее от мостовой внизу, потому что она сиганет из окна, либо искать по всему Горду, – прошипел Мадог.

Глупо было бы полагать, что Эльжебет не слышит этих ремарок.

– Простите, – неожиданно уверенно сказала она, – но я никуда по своей воле не поеду, если вы мне не расскажете, в чем дело.

Лазарь откинул голову на спинку кресла. Три часа утра, а он должен вести душеспасительные беседы с какой-то девицей. Он, конечно, не настаивал, но хотелось бы поспать хотя бы пару часов перед тем, как отправиться на Север.

– Прекрасное готовое решение, – медленно произнес он, – раз вы не поедете по своей воле, юная леди, то я могу предложить вам замечательные железные кандалы. Такой вариант более предпочтителен?

Эльжебет снова вжалась в стул и отчаянно посмотрела на Мадога.

– Располагайте моим кабинетом, милорд, – Лазарь поднялся. – Смею напомнить, что мы выезжаем через три часа, и в связи с известными вам обстоятельствами задерживаться мы не будем.

Он подошел к двери. Что-то подсказало ему остановиться. Лазарь обернулся – Эльжебет все так же неловко сидела на стуле, Мадог смотрел на нее и улыбался. Этель, хотела бы ты этого? Нет, понял Лазарь, не хотела, не для того она так долго и тщательно скрывала свою дочь, чтобы теперь лорд Мадог вот так сидел перед ней и изображал заботливого родителя. Единственным желанием Этель, судя по ее поведению, было то, чтобы Эльжебет никогда не узнала, кто ее мать и кто ее отец. В этот момент в раскрытое окно донесся далекий крик боли. Лазарь невольно улыбнулся. Ну хотя бы страдания Казимира напомнили ему о том, что до святого ему далеко, а то что-то много на сегодня хороших дел.

– Через три часа, – холодно повторил Император и вышел.

Мадог внимательно смотрел на свою дочь. В том, что это именно его дочь, сомнений у него не было – она была похожа на него как две капли воды. Эльжебет уставилась на свои колени и неловко теребила грязный фартук. Грязный фартук… Когда Формоз проговорился, что у Этель есть дочь, Мадог сразу же решил, что это дочь Лазаря. Потом, когда Император не преминул съязвить по поводу книги наследников, Мадог все понял. Странно, но он испытал облегчение. Сейчас он остался, чтобы навешать этой девочке лапши на уши. Он понятия не имел, что именно будет говорить, но надеялся, что импровизация пройдет успешно.

– Почему Император назвал вас милордом? – спросила Эльжебет. – Вы правда лорд?

– Да, я лорд. Меня зовут лорд Мадог, до недавнего времени я был лордом Востока.

Лицо Эльжебет вытянулось от удивления, но больше она ничего спрашивать не стала.

– Вот что, Эльжебет, мы с Императором были хорошими друзьями твоей матери и дали ей обещание, что позаботимся о тебе, если тебе будет грозить опасность. Сейчас так случилось, что тебе действительно лучше уехать из Горда и поехать с нами. И я, и Император обещаем тебе, что с тобой ничего не случится, тебе просто придется уехать на какое-то время, потом ты вернешься обратно. Если тебя что-то беспокоит, то будь уверена, что Император Лазарус способен уладить все неудобства, которые могут возникнуть у тебя по возвращении.

Эльжебет перестала смотреть в пол и теперь с интересом смотрела на Мадога.

– Почему вы разговариваете со мной так, как будто мне пять лет? – вдруг спросила она. – Или вы думаете, что сирота из приюта действительно поверит в то, что в друзьях у ее матери были Лорд Востока и Император Запада?

– Но это правда, – терпеливо ответил Мадог.

Он начал понимать, что импровизация ему не слишком удается.

– Если это правда, то скажите мне, кем была моя мать. Что это за важная особа такая? Назовите ее имя.

Лучше бы сказал, что они были хорошими друзьями ее отца, тогда можно было бы назвать Канцлера Эльте, и разговор сам по себе сошел бы на нет. Но, увы, почему-то Мадог назвал именно мать. Он решил повернуть беседу по-другому.

– Ну хорошо, если я, хоть и бывший, но лорд Востока, сижу и почему-то терпеливо уговариваю девушку в грязном фартуке мне поверить в четвертом часу утра, то скажи мне, пожалуйста, почему я это делаю? Что это за причины у меня такие, если мне гораздо проще было бы согласиться с Императором и просто посадить тебя под замок?

Эльжебет молчала.

– Тогда мне кажется, что хотя бы по той причине, что я с тобой разговариваю, ты можешь мне поверить. А теперь иди и постарайся уснуть. В шесть утра мы выезжаем из Горда.

Мадог помог Эльжебет подняться, держа ее за руку, проводил в смежную комнату и передал одному из стражников. Когда Эльжебет вывели за дверь, Мадог услышал голос Лазаря.

– Виртуозно, но про мать ты сказал зря.

– Почему? – Мадог совершенно не удивился тому, что Лазарь подслушивал их разговор.

– Потому что она сирота, и всю свою жизнь она мечтала узнать, кто ее родители. Советую придумать ответ на этот вопрос, потому что пока ты ей не ответишь, она от тебя не отстанет.

– Может и так, – спокойно ответил Мадог и вышел.

Он действительно собирался поспать, хотя, будь его воля, они отправились бы сейчас же. По его мнению, они и так слишком надолго задержались в Горде, в то время как ноб каждую минуту могли прорвать границу.

Вода шипела, когда волна захлестывала остывающее жерло одного из потухших вулканов Огненной земли. Этель неторопливо прогуливалась по берегу, волны намочили подол платья. Невольно она вспомнила, как не так давно в безумии шла по берегу холодного северного моря в поисках жалких развалин, которые когда-то были ее домом. Дом… Жалкая лачуга на берегу была ее домом, пустыня, раскаленная докрасна днем и холодная как сталь ночью, тоже была ее домом. Много веков назад у нее был другой дом – цветущий, спокойный, в котором она и ее братья и сестры были настоящими хозяевами. Потом этот цветущий сад превратили в пустыню, в их жалкую тюрьму, из которой они наконец-то готовы выбраться. И стать владыками этого мира. Навсегда. На этот раз никто не придет на зов жалких людишек, они убедятся, что великие боги забыли про них. Скоро весь мир услышит песни вольтов и тихий шепот ноб, в который сольется хор ее братьев и сестер.

Этель краем глаза поймала какое-то движение за дюной. На мгновенье она выскользнула из тела и увидела того, кто за ней следит – Вильрен, верный Капитан. Вчера он, наконец-то, догнал ее, но близко не приближался, не пытался заговорить, только наблюдал издалека. Этель не возражала, она уже и не могла представить, о чем ей разговаривать с этим человеком. Ветер принес запах Ильдора. Этель улыбнулась, а потом почувствовала его шаги рядом с собой. Она внимательно на него посмотрела: его тело было молодым, стройным, с темными глазами и темными волосами. Этель почувствовала, как ее тело начинает тяготеть к совершенно человеческим желаниям. Вот почему она так остро чувствует его запах… Но в глазах Ильдора горела древность веков, такая же, как и у самой Этель. Желание отступило. Им предстоял нелегкий разговор. Ильдор заговорил первым.

– Мы оба знаем, что нужно сделать, чтобы прорвать границу.

Этель кивнула. Нелегкий разговор.

– Я сделаю это.

– Мы можем пожертвовать тысячей братьев и сестер, а если этого будет недостаточно, то тогда ты принесешь свою жертву.

– Нет, – Ильдор покачал головой. – Мы не можем жертвовать тысячей молодых жизней, даже если сами стоим гораздо дороже.

Тебе виднее, подумала Этель, ты-то не сидел взаперти восемьсот лет в полном одиночестве, думая только о том, что где-то на свободе есть настоящая жизнь. Ноб в клетке, честно говоря, мало отличается от человека в клетке – те же мысли и те же переживания.

– Как хочешь, брат, – ответила Этель. – Твоя жертва делает тебе честь.

И снова ей стало горько. Она обернулась назад и увидела остальных братьев и сестер. Большая их часть уже восстановилась после сражения со стражем: одни привели свои тела в порядок, другие, которым удалось ускользнуть из тел за мгновенье до их гибели, уже нашли себе новые. Но некоторые не вернутся никогда – они отдали больше сил, чем у них было, и превратились в черный песок, который смешивался с пеплом потухших вулканов.

На рассвете они будут готовы к битве.

– Я должен попрощаться, – тихо сказал Ильдор.

– Да, – кивнула Этель.

Жаль, что для Ильдора эта битва станет последней. Она останется одна, не с кем будет вспомнить старый мир, если только кто-нибудь из северных братьев не споет свою долгую тоскливую песню.

Этель моргнула, и оказалась за дюной, прямо лицом к лицу с Тартом Вильреном, тот отшатнулся и схватился за меч.

– Оставь в покое свою зубочистку, – фыркнула Этель, – ты что действительно думаешь, что сможешь причинить мне вред?

Капитан вложил меч в ножны. Этель пробежала по нему взглядом, создавалось впечатление, что за это время Капитан вдруг постарел на несколько десятков лет.

– Тарт Вильрен… – протянула Этель. – Мой верный капитан, который пошел бы за мной даже в адское пекло, – она хмыкнула, – да ты сейчас и есть в самом адском пекле, разве не так? И ты все равно следуешь за мной, пытаясь спасти свою госпожу. Ты так и не понял, что я это все еще я? Просто теперь у меня есть другая память и другие возможности. А так, я все еще Канцлер Эльте.

На лице Капитана не дрогнул ни один мускул. Этель рассмеялась.

– Не веришь мне? Ну ладно, не верь. Я разговариваю с тобой не для того, чтобы тебя разубеждать. У меня вопрос, и я была бы очень благодарна, если бы ты на него ответил.

Капитан молчал.

– Я вспомнила слова: «я прощаю тебя, я всегда тебя прощу, я всегда буду с тобой». Я не могу вспомнить, кто мне сказал их, но чувствую, что для меня это очень важно. Ты не знаешь, кто мне это сказал?

Капитан медленно покачал головой. Что ж, попробовать стоило. Этель развернулась, чтобы уйти. Могла бы, конечно, просто переместиться в другое место, но ей захотелось пройтись.

– Если бы ты действительно была Канцлером, то знала бы: был только один человек, который мог сказать ей такие слова.

– И кто же этот человек? – Этель развернулась.

– Ты никогда не поймешь, чудовище.

Этель громко рассмеялась. Ей бы убить этого надоедливого Вильрена на месте, но он уже стал для нее чем-то вроде ручного зверька. Она только покачала головой и пошла дальше. На востоке появилось легкое сияние. Скоро рассвет. Скоро состоится битва.

Когда солнце взошло, ноб уже стояли на берегу моря. Они выстроились в длинную цепь, которая растянулась на несколько километров. Этель стояла на шаг впереди остальных. Рядом с ней стоял Ильдор. Его черные глаза блестели, на губах застыла улыбка. Этель печально смотрела на него. Скоро они расстанутся навсегда.

– Твоя жертва не будет напрасной, – тихо сказала она.

– Обещай мне, что Северный Властелин падет раньше, чем сгниет это тело.

– Обещаю, – прошептала Этель.

Ильдор сделал шаг вперед, его ноги оказались по щиколотку в воде. Он обернулся и поднял руку, прощаясь, и тут же вся неимоверно длинная шеренга ноб как по команде подняла руки в ответ. Прощай брат… Прощай великий первый… Мы будем помнить… Мы никогда не забудем… Мы отомстим за тебя… Страж горько заплатит за твою смерть… Мы увековечим твое имя… Прощай брат…

– Прощай, брат, – громко сказала Этель.

Руки опустились, ноб замолкли. Ильдор начал медленно идти вперед, с каждым шагом все глубже и глубже погружаясь в воду.

Увы, но это был единственный выход, и Этель понимала это с самого начала. Морской бог был силен, сейчас, когда перешейка Огненной земли больше не существовало, и внутреннее море слилось с океаном, он стал практически полновластным хозяином положения. Да, то, что Этель подняла землю со стороны океана, несколько портило его настроение, но не настолько, чтобы окончательно ослабить: уровень воды во внутреннем море восстановился, и теперь этого хватало, чтобы страж мог ударить по ним очередным гигантским валом. Если честно, Этель была даже удивлена, что он не сделал этого до сих пор, видимо, и для него сражение не прошло бесследно, раз он воздержался от последнего удара и отправился зализывать раны. Если бы не этот проклятый крест, то они давно бы уже получили кровь и отправились на Север. Ну ничего. Сейчас стража ждет ой какой неприятный сюрприз. Да, у них было мало сил, но у них оставалось последнее оружие: смерть одного из ноб высвобождала невероятную энергию. Чем сильнее был ноб, тем больше разрушения приносила его смерть. Чтобы воспользоваться этим как оружием, ноб нужно было всего лишь пожертвовать собой, силой воли оставаясь в человеческом теле до того момента, как оно погибнет, и погибнуть вместе с ним. Для этого нужна была не только отвага, но и полный контроль над своими эмоциями, нужно было не поддаться страху смерти и древнему как мир инстинкту самосохранения. Этель смотрела, как Ильдор заходит все глубже и глубже в воду. Конечно, лучше было бы погибнуть ей самой, но они оба понимали – кто-то должен вести ноб в бой. Этель как более сильная и опытная справится с этим гораздо лучше. Ильдор зашел уже по подбородок. Этель отдала приказ сомкнуть цепь, и ноб за ее спиной взялись за руки. Сама Этель только чуть касалась этой цепи: когда наступит момент идти вперед, она потянет их за собой. Голова Ильдора скрылась под водой, Этель напряглась, чувствуя, как вся ее сила скручивается в один тугой узел. Прошла минута, за ней вторая, потом третья, потом четвертая. А потом море взорвалось. Сила умирающего ноб в последней уже безумной попытке освободиться разметала воду по сторонам, две огромные волны расходились в стороны, чтобы много часов спустя на берегах Целлы проверить на прочность ее знаменитые маяки и захлестнуть целиком дворец Палладиум. Этель почувствовала, что дрожит, но дала слабости овладеть собой лишь на долю мгновения. Она потянула цепь, и ноб ринулись вперед. Земля, которая так недавно стала морским дном, снова начала подниматься, раздался оглушительный грохот. Земля – самая неповоротливая из субстанций, она поднималась медленно, Этель казалось, что невыносимо медленно, но ускорить ее было нельзя, если слишком поднажать, то земля рассыплется, и вместо моста через море они получать огненную реку. А никто не давал гарантии, что страж огня окончательно испустил дух, и теперь не сидит где-нибудь в засаде, чтобы из последних сил ударить по ноб. Нет, Этель не могла так рисковать. Вот уже поднялась равнина, потом первые из огненных гор взмыли еще выше, чем раньше, со скрежетом разрывая небо. Еще немного, еще чуть-чуть… И путь свободен!

Ноб обратились в ветер и ринулись вперед – на землю Запада, которую теперь уже некому было защитить.

Вряд ли кто-нибудь из тех, кому на рассвете следовало отправиться на Север, спал в эти беспокойные три часа, которые им оставались. Мадог даже и не ложился. Он отправился в комнаты, которые занял, и бродил по ним при свете одной единственной свечи. Несколько раз он замирал на месте и беспокойно крутил на пальце кольцо с сапфиром. Судя по его отстраненно-сосредоточенному лицу, мысли в его голове крутились не самые приятные. Когда часы на башне пробили пять, Мадог переоделся и отправился будить Эльжебет. Он решил, что сделает это сам, чтобы не оставлять девушку на растерзание Лазарю с его едкими замечаниями.

У двери стояли два стражника.

– Все в порядке? – спросил Мадог.

– Да, господин, – ответил один из них и протянул ключ от комнаты.

Мадог отпер дверь и распахнул ее. Сначала он даже не понял, почему ему в лицо ударил порыв ветра, но потом увидел разбитое окно и валяющийся на полу стул.

– Черт… – Мадог бросился к окну и посмотрел вниз.

Вопреки его худшим опасениям изуродованное тело не лежало на вымощенном камнем внутреннем дворе. Мадог выглянул наружу и увидел, что под окном идет достаточно широкий парапет. Ну как он и думал, эта девчонка все-таки сбежала. Мадог осторожно вынул острые куски стекла, поднял валяющийся на полу стул, встал на него и уже сделал первый шаг из окна на парапет, когда кто-то резко втянул его внутрь. От неожиданности Мадог развел руки и вцепился в оконную раму, в левой ладони появилась резкая боль – осколок впился в руку.

– Полегче, герой, – услышал он насмешливый голос Лазаря, – ты мне еще для чего-нибудь пригодишься.

– Интересно, для чего? – Мадог спрыгнул на пол и стал изучать распоротую ладонь.

– Не знаю, – Лазарь высунулся в окно.

Судя по виду Императора, ему тоже не удалось уснуть: рыжие волосы торчали клоками, глаза были красными.

– Обыскать дворец! – громко приказал он. – Каждую щель обшарить! Никого не впускать и не выпускать, пока я не дам на это распоряжение!

Тут же раздался топот стражи по коридору. На лице Мадога появилась кривая улыбка. Лазарь все еще смотрел в окно. Часы пробили шесть. Как только они закончили свой бой, откуда-то с улицы раздался долгий и протяжный стон: Регент Казимир все еще расплачивался за свои грехи.

– Мы не можем уехать без нее, слишком опасно оставлять ее в Горде, – сказал Мадог.

– Взгляни на это с другой стороны, – Лазарь пожал плечами, – если мы не сможем ее найти, то, вполне возможно, что и ноб не смогут.

– Ноб найдут кого угодно и где угодно. Не забывай, что даже с другой стороны континента они ухитрились похоронить тебя заживо.

Лазарь не ответил. Он снова посмотрел в окно, на его лице появилось странное выражение.

– Что? Думаешь, она все-таки сорвалась вниз?

– Что это? – Лазарь продолжал смотреть в окно.

– Где? – не понял Мадог.

Лазарь указал пальцем на небо. Мадог прищурился, отменным зрением он похвастаться не мог, но теперь он понял, что заметил Император: по небу в их сторону плыло черное облако.

– Может быть, пепел дошел до Горда? – предположил Лазарь.

Но Мадог уже знал, что это не так. В отличие от Лазаря он почти всю жизнь провел в общении с людьми Юга.

– Это ноб, Лазарь. Они все-таки прорвались. Мы не успели.

С совершенно кошачьей ловкостью, которой от него сложно было ожидать, Лазарь вскочил на подоконник и закричал на весь дворец:

– Бейте набат! К оружию!

– Да что ты им сделаешь своим оружием? – зашипел Мадог.

Вот знал же он, что нужно было уезжать сразу же, так нет – Лазарь вроде бы человек разумный, а совершил такую глупую почти детскую ошибку. Видите ли спать он хотел… Теперь вот им на голову свалились ноб. И где эта проклятая Эльжебет?… Лазарь спрыгнул с подоконника и потащил за собой Мадога.

– Куда мы? – тому приходилось чуть ли не бежать, чтобы успеть за Императором.

– В оружейную, за северным мечом, из-за которого Казимир отправил меня на тот свет только со второго раза. На вот, держи, – Лазарь достал из внутреннего кармана кожаного жилета, который был одет поверх рубашки, тот самый медальон, при помощи которого Мадог и Формоз его воскресили. – Думаю, им эта штука не понравится.

– Да с чего ты взял, что они вообще заявятся во дворец? – не понял Мадог.

– Предчувствие нехорошее.

Они наконец-то добрались до оружейной, дверь в которую Лазарь почти что вышиб ногой. Отовсюду доносились топот и крики. Мадог выглянул в окно: облако стало ближе, но все еще находилось на достаточном расстоянии. Времени мало. Остается только молиться, чтобы ноб решили не заглядывать во дворец, иначе… Да какая к черту теперь разница? – подумал Мадог. Шансов их обогнать и добраться до Севера у них никаких. Да и даже если бы они выехали на три часа раньше, то у них тоже не было бы никаких шансов: ноб передвигаются по воздуху, а на лошадях до Севера пилить добрую неделю и то если гнать их без остановки. Могли бы и сразу догадаться, что проиграют. Сейчас-то какой смысл? Мадог снова покрутил кольцо на пальце. Все-таки стоило решиться ночью и осуществить то, что он задумал, тогда у них еще был бы хоть какой-то шанс. Но, нет, малодушие его подвело, и вот, теперь приходится расплачиваться.

– Ворон не считай, – резко одернул его Лазарь. – Давай рассказывай, через какие щели эти ноб могут проникнуть внутрь?

– Через любые, – Мадог с интересом смотрел на меч, который теперь висел на поясе у Лазаря, меч был старым, по лезвию шли витиеватые руны, – им подчиняются и ветер, и вода, и земля, и пламя. Теперь, когда Багала нет, а они далеко от моря, их ничего не будет сдерживать.

– А вот это мы еще посмотрим, – оскалился Лазарь.

Тревожно зазвонил колокол. Он звонил как-то странно и отрывисто. Мадог снова посмотрел на небо, чтобы застать как раз тот момент, когда черное облако заслонило солнце.

– Слишком поздно, – покачал головой Мадог.

Облако упало на дворец Горда. Повисла неожиданная тишина. Мадог настороженно прислушался. В коридоре раздались шаги, но какие-то… не такие, что ли, другие… Лазарь вытянулся и положил руку на эфес меча.

Как бы ноб ни стремились как можно быстрее попасть на Север, но они были вынуждены сделать остановку в Горде. Не многие понимали всю важность этой остановки, но мягкий и настойчивый голос Этель успокоил их, и вот они уже перестали роптать и опускались черным облаком на странное и мрачное здание в центре Горда. Этель окинула город взглядом с высоты и с тоской подумала о том, что в Горде ничего не изменилось. А потом она упала вниз. Прямо в пустующий тронный зал. Этель вернула себе человеческий облик и остановилась в центре зала. Все осталось точно так, как она и помнила: черный мраморный пол, высокий потолок, завешанные красными гобеленами стены, золотые канделябры и тяжелые гардины, закрывающие окна. Этель щелкнула пальцами, и гардины на окнах разъехались в стороны. Зал залил утренний свет. Этель неторопливо прошлась по залу и села на золотой трон, сделанный в форме языков пламени.

– Приведите их ко мне, – приказала Этель.

И ее приказ тут же отправились исполнять.

В оружейную вошел ноб. Мадог сразу же узнал одного из них по темной, почти дубленой коже и непроницаемым черным глазам. Этот ноб был мужчиной средних лет, одетым по обыкновению этих существ в какие-то лохмотья. Ноб остановился и наклонил голову, словно бы ожидая чего-то. Лазарь начал медленно поднимать меч.

– Не стоит… – начал ноб.

–… Император, – из-за спины одного ноб появился другой.

Мадог вспомнил, что ноб говорят по очереди.

– Вас…хотят…видеть…в тронном…зале… – ноб все так же закачивали фразы друг за другом, иногда говоря одновременно.

Лазарь продолжал поднимать меч.

– С вами… хотят… говорить,… если… вы… убьете… наши… тела,… придут… другие… наши… братья…

Меч Лазаря замер.

– Кажется, нам предлагают переговоры, – тихо сказал Мадог.

– Я понял, – так же чуть слышно ответил Император.

– Идея кажется мне неплохой, – заметил Мадог.

Лазарь опустил меч и вышел из оружейной. Мадог последовал за ним. Он обернулся и увидел, что ноб идут следом, двери оружейной захлопнулись. Пока они шли в тронный зал, Мадог и Лазарь разговаривали почти шепотом.

– Я думал, что у них нет предводителей, они действуют как один единый разум, – напряженно сказал Император.

– Теперь, видимо, есть, – ответил Мадог. – Не пойму только, зачем им с тобой разговаривать, они и так могут получить все, что им нужно.

– Значит, не все.

Они остановились у дверей тронного зала. Лазарь уже протянул руку, чтобы открыть их, но двери распахнулись сами. Император медленно вошел внутрь, Мадог шел в шаге за ним. Двери с грохотом закрылись за их спинами. Сначала им показалось, что в зале пусто, но вот стала различима фигура на троне. Женская фигура. Эта фигура поднялась и протянула вперед руки в приветствии.

– Вы рады меня видеть, господа? Я так настолько, что вам даже сложно себе представить!

В рваном грязном платье, с черными глазами и темной кожей, но Мадог узнал ее сразу – Этель.

Они стояли перед ней, два демона, два воплощения абсолютного зла в ее человеческой жизни.

Лорд Востока Мадог, когда-то соблазнивший ее, а потом бросивший. Она родила от него ребенка и вынуждена была голодать, чтобы обеспечить этому ребенку достойную жизнь. И все эти годы ее преследовал его призрак. Сначала она ждала, что он найдет ее, потом ненавидела, потом ненавидела еще больше, потом снова мечтала о встрече. Каждый раз, когда она как Канцлер писала ему письмо, она с трудом сдерживала свою руку, чтобы не написать на проклятой бумаге: «Это я, Этель из Штайн. Ты помнишь меня?». Много лет спустя они встретятся, чтобы она смогла ему отомстить. Она отомстила – лишила его престола, но даже месть оказалась не такой сладкой, к тому времени он снова отравил ее своим ядом, снова заставил вспомнить то, что она так долго и упорно выжигала из своего сердца. И она сбежала на Юг, разбитая, жалкая, оболганная, все, что ей оставалось – это зацепиться за призрачную идею и отправиться на поиски вымышленного города, чтобы хоть как-то оправдать тот факт, что она все еще жива. Провидение оказалось к ней милосердно, в том мифическом городе она нашла не смерть, а новую жизнь, такую яркую и прекрасную, о которой она даже не могла мечтать, когда была заперта в человеческом теле.

Император Запада Лазарус III. Он появился в ее жизни в тот самый момент, когда перед ней забрезжило счастье: рыночный воришка, который искренне ее любил, несмотря на ее прошлое и ее ребенка. Она могла бы быть с ним, жить под одной крышей, родить ему детей. Но нет же – именно в тот день и в тот час Император решил осуществить свой каприз и отправился в народ. Воришку повесили, и она потеряла свой последний шанс. А потом Лазарус придумал себе новое развлечение: решил переодеть женщину в мужской костюм и посмотреть, чего она добьется. Он, наверное, и сам не ожидал, что его эксперимент окажется настолько успешным, и она станет Канцлером Запада. Десять с лишним лет он называл ее мужским именем и обращался к ней как к мужчине, хотя один единственный знал, что под этим нелепым костюмом скрывается женщина. Женщина! Женщина, которая прятала свою красоту и молодость в полумраке и хоронила себя заживо в бумагах канцелярии. Эта женщина хотела быть красивой, хотела носить платья, хотела, чтобы ею восхищались мужчины, чтобы они любили ее, а она любила их. Но вместо этого эта женщина называла себя Канцлером, каждую ночь возвращалась в холодную пустую постель, и единственным ее ночным компаньоном был вечный параноидальный страх разоблачения, страх того, что однажды Император наиграется со своей игрушкой и выставит ее на всеобщее посмешище.

Вот они – два ее героя, два властелина мира, которые превратили ее человеческую жизнь в хлам, избрали за нее судьбу, которая не вызывала ничего кроме жалости. Приятно их видеть теперь. Теперь она больше не игрушка в их руках, ее сердце больше не кровоточит от предательства, и она больше не боится того, что ее разоблачат. Теперь пришел их черед бояться и страдать.

Лазарь не верил своим глазами. Этель! Она стояла перед его троном, и по ее губам скользила ехидная улыбка. Лазарь сделал шаг вперед, а потом остановился. Наконец-то до его сознания дошло, что слишком многое в ней поменялось: не только внешность была другой, голос тоже совершенно изменился.

– Кто ты? – спросил он.

– Я? – Этель усмехнулась.

Между ними был весь огромный зал, но он слышал ее голос так же отчетливо, как если бы она стояла рядом с ним.

– Я ваш Канцлер Эльте. Разве вы меня не узнаете, Император?

Ее голос стал громче, срывался, когда она договаривала фразы.

– Кто ты? – повторил Лазарь свой вопрос.

– Смерть оставила на тебе такой отпечаток, Лазарус, что ты перестал понимать человеческую речь?

Она не называла его полным именем: всегда либо «Император», либо «Лазарь».

– Кто ты? – в третий раз спросил он.

Рука невольно тянулась к мечу, Лазарь сдерживал себя. Не сейчас. Она наконец-то ответила.

– Я ноб. Я первородный ноб, одна из тех, кого создали сами хозяева. Я получила эту новую жизнь, когда отправилась на Юг, после того, как вы оба оставили меня. Думаю, что теперь я должна вас поблагодарить.

Ну ладно Мадог – с ним все понятно, но Лазарь? Он-то чем провинился, когда отправился на тот свет?

– Я оставил тебя, потому что твой народ меня убил, – ответил он.

– Неважно, – Этель покачала головой. – Вы оба меня оставили. Если бы я не стала ноб, то я была бы уже мертва. Но мы с вами встретились не для этого. Подойдите ближе.

Лазарь неторопливо прошел почти через весь тронный зал и остановился в нескольких метрах от нее. Этель села на трон. Почему-то в данной ситуации Лазаря это не раздражало. В принципе, за заслуги перед Западом можно и дать ей час-другой посидеть на его троне. Лазарь слышал тяжелое дыхание Мадога у себя за спиной. Сейчас как раз все и выяснится, хотя Лазарь и так понимал, что она скажет.

– Мне нужна ваша кровь, – произнесла она.

Рука все-таки сжала эфес меча. Лазарь знал, чего она попросит, как только увидел ее. Да, Эльжебет ей была не нужна: у нее уже была кровь Севера, осталось заполучить кровь Востока, а тут как раз попался лорд Мадог. Что может быть лучше, чем кровь бывшего лорда, если до нынешнего все равно не добраться?

– У тебя есть моя кровь, – парировал Лазарь.

Этель покачала головой.

– Не твоя – твоего сына. Я не могу рисковать и брать нечистую кровь. Чем больше кровь разбавлена, тем меньше ее сила, а Северный Властелин силен, для него не подойдет кровь твоего отродья. Мне нужна твоя кровь, Лазарус, кровь Императора.

– Что скажешь, Мадог? – насмешливо спросил Лазарь. – Дадим этой львице кровушки или заставим ее поплясать, чтобы она добралась до нее сама?

В голове Мадога били молнии. Его не столько волновало то, что в Этель вселился ноб, сколько ужас того поступка, который он хотел совершить, но так и не совершил, как ему вначале казалось из собственной трусости и малодушия. Все дело было в перстне, который он носил на пальце, в этом перстне был яд, и долги часы перед рассветом Мадог всерьез размышлял над тем, чтобы отравить Эльжебет, и тем самым лишить ноб возможности получить кровь Севера. Он был безумно близок к тому, чтобы осуществить свой план, но практически в последний момент что-то его остановило, и он остался у себя до рассвета. Сейчас он вдруг представил себе, что все-таки убил свою дочь, а потом увидел бы Этель, которая сама есть кровь Севера. Эта ужасная мысль заставила его замереть на месте. Голос Лазаря он слышал как будто издалека. Но, тем не менее, он ответил.

– Раз до сих пор не добралась сама, значит, не может добраться.

Судя по тому, как оскалилась Этель, этот небрежный удар попал в самую цель.

Смотрите ка, он еще и смеет ей дерзить! Этот оборванец, который все еще изображает из себя лорда! Конечно же, она не может добраться до них – у одного в кармане лежит эта проклятая побрякушка, которую она сама приволокла из Миркрид, у другого северный меч. Эти вещи так воняют, что она почуяла их еще до того, как они вошли в зал. Медальон. Теперь она знала его историю. Когда Южный Властелин пал, выжил только один из его последователей, он пошел на Север, чтобы служить Северному Властелину. За верность тот поставил его в один ряд с конунгами, в которых текла его кровь, и удостоил чести быть похороненным в гробнице. Меч. Этот меч Император Запада Сизар II привез с Севера после того, как подчинил его себе. Именно этот меч он отобрал у последнего конунга на поле боя, этим же мечом он убил его. Сильная вещь – он не только принадлежал северным конунгам, но и несет на себе частицу крови Северного Властелина, которая, даже сильно разбавленная, является ядом не только для ноб и вольтов, но и даже для стражей. Конечно, она не может даже до них дотронуться, но это не значит, что она не может заставить их самих сделать то, что ей нужно.

Этель позвала братьев, двое из них вышли из потайной двери за троном. Один из них держал на руках маленького мальчика с огненно-рыжей головой.

Лазарь увидел Валтасара, и его сердце оборвалось. Мальчик спал на руках одного из ноб. Он подошел к Этель, и та ласково погладила ребенка по голове.

– Он спит и видит прекрасные сны, – промурлыкала она, а потом в ее руке появился нож, ноб изменил положение своей руки, и голова Валтасара откинулась назад, Этель приставила нож к горлу мальчика. – Эти сны могут стать вечными, если я не получу то, что мне нужно, Лазарус. Выбор за тобой.

Император как завороженный смотрел на поблескивающее лезвие ножа у горла своего сына. Он понимал, что даже если бросится на Этель с мечом, то она окажется быстрее и перережет Валтасару горло одним движением. В том, что она на это способна, он не сомневался.

– Ну так, что, Император? – насмешливо спросила она. – У тебя еще остались намерения заставить меня поплясать?

– Не иди у нее на поводу, – услышал Лазарь голос Мадога. – Если она получит кровь, то все будет кончено для обоих твоих сыновей, так у тебя есть шанс сохранить жизнь хотя бы одному из них.

Лазарь хотел сказать Мадогу, чтобы тот заткнулся, но почему-то слова застряли в горле. Мадог продолжал.

– У тебя будут еще сыновья. Мы вынуждены приносить жертвы. Ты же видишь, что без чистой крови она не хочет идти на Север. Если мы дадим ей это преимущество, то все будет кончено.

И Мадог был прав, черти его раздери. Лазарь понимал это, но продолжал смотреть на безмятежное личико спящего Валтасара. Она специально выбрала именно его, знала, что он всегда был его любимчиком, потому что был так похож на него – те же зеленые глаза, те же рыжие волосы. И еще Валтасар всегда любил Канцлера, хотя Марта и бесилась от этого как сумасшедшая. Если Валтасар видел Эльте, то увязывался за ним как собачонка.

– Ты ведь тоже его любила, – сказал Лазарь.

– Понятие «любовь» не существует, когда твоя жизнь длится вечность, – ответила Этель. – Но вечно так стоять я не собираюсь, Лазарус.

Лезвие ножа тихонько оцарапало горло Валтасара. К чему это все? К чему? Даже если она не получит их кровь, то она найдет Эльжебет и у нее будет разбавленная кровь. Кровь у нее будет в любом случае, почему он должен жертвовать жизнью собственного сына?

– Если сейчас ты дашь слабину, то уничтожишь всех нас, – продолжал шептать Мадог, – я сам ночью собирался отравить свою дочь, чтобы не дать им…

Мадог неожиданно замолчал.

Все стало вдруг так просто. Лорд Мадог стоял за спиной у Лазаря, ослепленный очевидностью решения, к которому он только что пришел. Все оказалось проще простого. Он усмехнулся.

– Соглашайся, – прошептал он Лазарю.

Тот вздрогнул.

– Верь мне. Пусти себе кровь. Дай мне минуту.

– Что ты…

– Верь мне, – ответил Мадог. – Просто верь мне.

Лазарь медленно вытянул вперед ладонь и достал меч.

– Нет! – громко сказала Этель. – Не им! Он испортит кровь. У тебя есть нож.

Она совершенно точно слышала каждое слово их разговора, но Мадог был уверен, что она и не догадывается о его намерениях. Лазарь медленно повесил меч на пояс и начал доставать нож из кармана жилета. Мадог не думал, у него не было на это времени. Он поднес к губам руку с перстнем и стиснул кольцо зубами. Раздался еле слышный щелчок, и он почувствовал во рту горечь. Ну вот и все. Яд подействует мгновенно. Почти сразу же Мадог почувствовал, как холод сковывает его ноги, он вцепился в Лазаря, чтобы еще хоть какое-то время скрывать то, что он сделал, и оставаться на ногах. Он уже смутно различал звуки, понимал только, что, кажется, Этель уже осознала, что происходит, и потеряла интерес к Валтасару. Мадог начал падать. Над ним нависало расплывчатое лицо с яркими зелеными глазами. Ну разве не весело, что последним, кого он увидит, будет его старый враг – Император Запада? Какая же забавная штука – жизнь. А ведь сейчас он рубит этот гордиев узел. Если Этель перережет горло Валтасару, то Лазарь убьет ее даже ценой собственной жизни. Даже если она уже не будет ноб, а станет самой собой, то ее ждет смерть от руки Императора. Теперь она не убьет Валтасара, и у нее есть хрупкий шанс на спасение.

– Пусти ему кровь! – рычала Этель на Лазаря.

Мадог собрал последние силы и достал северный медальон. Лазарь все понял – он разрезал ножом запястье той самой руки, в которой Мадог держал северную реликвию. Кровь хлынула на кроваво-красный рубин.

– Идиот! – ревела Этель.

Но было уже поздно.

– Вытащи ее, – прошептал Мадог.

Потом он подумал о том, что если ноб так уж нужна кровь Востока, то им придется иметь дело с Родором, а у того морской крест не вытатуирован разве что на заднице. Мадог улыбнулся. И умер.

Все это заняло лишь секунду, поэтому, когда Лазарь, повинуясь Этель, вонзил нож в его горло, сердце лорда Мадога уже не билось. Ноб не нужна кровь мертвеца. Кровавое пятно неторопливо расплывалось на воротнике его рубашки.

Яростный ветер сорвал гардины с окон и раскидал их по залу. Лазарь оглянулся и понял, что теперь в зале остался только он, лежащий на полу в крови Мадог и Валтасар. Мальчик медленно поднялся и теперь непонимающе крутил головой по сторонам.

– Папа? – он неуверенно посмотрел на Лазаря.

– Что, Валтасар?

– Я ходил во сне?

– Да, – Лазарь не мог оторвать взгляда от Мадога.

Император интуитивно понял, что Валтасар идет к нему.

– Не подходи близко.

– А кто это? Это лорд Мадог?

– Да, – Лазарь медленно кивнул. – Это лорд Мадог.

Двери с грохотом открылись, внутрь вломилась стража.

– Заберите моего сына, – приказал Лазарь.

Кто-то подхватил ребенка на руки.

– Пусть все выйдут, – тихо сказал Император.

Через минуту зал снова опустел. Лазарь все так же стоял на коленях перед остывающим телом. Лазарь долго смотрел на Мадога, потом протянул руку и закрыл его глаза. Он долго искал слова, но все они вдруг показались ему глупыми и напыщенными.

Император накрыл тело гардиной, сорванной с окна, и вышел из тронного зала.

«Лорд Родор!

Ваш брат, лорд Мадог, мертв. Хотя вы и признали его безумным и свергли с престола Востока, лорд Мадог погиб так, как подобает истинному лорду – защищая свой народ и вас в том числе.

Если вы еще не заметили, в мире в последнее время происходят весьма необычные вещи: взорвалась Огненная земля, да и ваше море ведет себя не так, как вы привыкли. Ну и, конечно же, вы слышали, что ноб ушли с Юга. Сообщаю вам, что они направляются на Север, чтобы уничтожить последнего из древних богов, который представляет для них опасность. После его уничтожения они примутся за нас. И тут мне понадобится ваша помощь, но не беспокойтесь, я вас не слишком затрудню. Дело в том, что ноб, чтобы убить древнего бога, нужна кровь четырех правителей, сейчас у них есть кровь Эоганна, моя кровь и кровь Канцлера Эльте, наместника Северных побережий. Не хватает крови Востока, которую им не удалось получить от вашего брата, в связи с чем я бы настоятельно рекомендовал вам не высовываться из Палладиума, обить стены войлоком и быть крайне внимательным с ножами и вилками. Конечно, вы можете не воспринимать мои слова всерьез, но что-то мне подсказывает, что вы, как человек религиозный, отнесетесь к этому письму со всем подобающим вниманием.

Еще, милорд, я не могу отказать себе в удовольствии сообщить вам о том, что мои печать и подпись на том самом договоре, который мы с вашим братом якобы заключили, чтобы разделить Юг, не являются подлинными. Подобной договоренности между мной и лордом Мадогом никогда не существовало, да и не могло существовать. Мои печать и подпись были сфальсифицированы моим Канцлером, печать и подпись лорда Мадога – как я подозреваю, его Атторнеем. Делайте выводы сами.

В завершении сообщаю вам о том, что независимо от вашей воли лорд Востока Мадог будет похоронен в склепе Императоров Запада, и на его надгробной плите будет начертан его полный титул . Для меня будет великой честью занять место рядом с ним после смерти.

Лазарус III,

Император Запада»

Капитан стоял на берегу моря и смотрел, как волны медленно накатывают на берег, оставляя ажурные следы на песке. Что-то сверкнуло в свете восходящего солнца, Капитан наклонился и разглядел старый грубо сделанный нательный морской крест на разорванной цепочке. Это был крест Канцлера. Капитан видел его сотни раз, когда Канцлер в моменты волнения вдруг вытаскивал его из-под шарфа, тихо шептал морскую молитву и прикладывал его к губам. Капитан поднял морской крест и посмотрел на горизонт. Он понимал, что теперь ему не догнать Этель. Она стала ветром, и скорее всего она уже на Севере, стучится в двери Северного властелина, чтобы осуществить свой коварный план, в чем бы он ни состоял. Капитан кое-как связал концы серебряной цепочки и надел на себя морской крест. С ревом извергнула пламя одна из огненных гор, воздух наполнился едким запахом серы. С Багалом покончено, Морской бог побежден. Пусть так, но он все равно пойдет на Север. Конечно же, он опоздает, ну и что с того? Копируя жест Канцлера, Капитан коснулся Морского креста на груди.

У него за спиной раздался странный глухой звук. Капитан обернулся и увидел лодку, причалившую к берегу. Лодка была пуста.

Сегодня боги рядом. Так почему бы не пойти туда, куда они его поведут?