Если говорить об исследователях Экстернштайна, то никак нельзя обойти стороной Вильгельма Тойдта. Как уже говорилось выше, Вильгельм Тойдт имел большое количество недоброжелателей в академической среде. Его самого и его последователей некоторые из научных кадров считали «безответственными мечтателями», «шарлатанами» и «прорицателями». Как бы то ни было, но именно Вильгельм Тойдт является центральной фигурой в деле изучения Экстернштайна, а потому на его жизнеописании надо остановиться отдельно.
На первый взгляд в его биографии не было ничего примечательного. Родился в 1860 году. В 1881–1885 годах изучал теологию в Берлине, Лейпциге, Тюбингене и Бонне. В 1885–1895 годах был священником в Пробстхагене и Штадтхагене. В 1895–1908 годах являлся руководителем Союза внутренней евангелической миссии. В 1908 году стал директором «Каплеровского союза». В 1920 году переселился в Детмольд, где занялся изучением германской древности.
Вильгельм Тойдт
В 1934–1935 годах — член правления Фонда «Экстернштайн». В 1935 году был не только провозглашен почетным гражданином Детмольда, но и получил ученое звание профессора. В 1936–1938 годах возглавлял отдел германоведения «Наследия предков» в Детмольде. В 1940 году награжден медалью Гёте. Скончался в 1942 году.
По большому счету именно Вильгельм Тойдт открыл Германии и миру Экстернштайн. Это утверждение справедливо не только потому, что этот исследователь предвосхитил большинство археологических раскопок у культовых скал, но и потому, что он формировал мир идей, связанных с этими скалами. Это не мешало целому ряду академических исследователей считать его «шарлатаном» и «прорицателем». Архивные документы однозначно показывают, что сам Тойдт выступал не столько как собственно исследователь, сколько как глашатай, который целеустремленно и с огромной энергией шел к поставленной цели.
Сам Вильгельм Тойдт был потомственным священником. Он посвятил себя церкви по примеру своего отца. За 20 лет своей церковной службы он зарекомендовал себя с самой лучшей стороны, занимаясь работой с молодежью и религиозными делами общины. Именно усердие на данном поприще позволило ему стать руководителем Союза внутренней евангелической миссии. Однако в 1908 году Вильгельм Тойдт, которому исполнилось 48 лет, решительно меняет свою судьбу. Он оставляет лютеранскую церковь, слагает с себя сан и становится председателем достаточно сомнительного для церковных кругов «Каплеровского союза». Эта организация была создана годом ранее для того, чтобы «содействовать постижению мира на естественнонаучной основе», то есть Тойдт фактически отрекается от всех своих прошлых идеалов. На тот момент союз видел своей главной целью борьбу против идей профессора Эрнста Геккеля. Известный германский биолог и философ Эрнст Геккель, восторженный последователь Чарлза Дарвина, в 1866 году открыл так называемый «биоэнергетический закон», согласно которому индивидуальное развитие человека в упрощенной форме повторяет все стадии развития эволюции человечества. То есть человеческий зародыш в процессе развития проходит стадии рыбы, земноводного и т. д. В качестве доказательства Геккель представил соответствующие изображения эмбрионов. Подлог был обнаружен его коллегами, которые вынесли дело Геккеля на университетский суд. Однако после того, как Тойдт стал во главе «Каплеровского союза», он переориентировал его на борьбу с только начавшей формироваться молодой наукой — генетикой.
Со временем Тойдт стал переходить на ярые националистические позиции. В 1917 году Тойдт, который сам воевал на Западном фронте, написал статью «Немецкая объективность и мировая война». В ней он излагал свое видение картины мира. «В межнациональном движении наиболее ценятся человеческие отношения, которые попирают естественное право более сильных и более умелых… Ей (Германии. — А.В.) противостоит хор враждебных народов, чуждый мир, проникнутый презрением и страхом. Германия и только Германия в силу своего положения может дать миру высшие духовные ценности, которые могут способствовать подъему всего человечества». Собственно, Тойдт не был особо оригинален в своих построениях. Подобные идеи высказывались многими немецкими националистами того времени. По мнению Тойдта, идеалом государственности должна была служить кайзеровская империя с новым статусом мировой супердержавы, напоминающим тогдашнюю Англию. По большому счету на тот момент Тойдт в своих представлениях даже не приблизился к лагерю «фелькише». В его построениях еще отсутствуют антисемитские клише, а само немецкое господство должно было строиться на принципах патерналистского доминирования над ненемецкими элементами. Но в идеях Вильгельма Тойдта уже отчетливо прослеживаются антилиберальные и антидемократические нотки, так как он выступал против ликвидации цензовой системы выборов, ибо полагал, что всеобщее голосование было весьма рискованным для Германии.
Политические воззрения Тойдта стали меняться в радикальную сторону после окончания мировой войны, когда Германии был навязан грабительский Версальский мирный договор. После демобилизации Тойдт на некоторое время возвращается в оккупированный французами Рейнланд. Вид малой родины, находящейся под пятой оккупантов, был ему невыносим, а потому в 1920 году он переезжает в Детмольд. До сих пор не очень понятно, почему Вильгельм Тойдт выбрал для нового места жительства этот вестфальский городок. В любом случае его выбор оказался судьбоносным. Достоверно известно, что в 1920 году Тойдт не проявлял ни малейшего интереса к Экстернштайну. Нет уверенности даже в том, что он вообще слышал про этот мегалитический памятник.
Оказавшись в Детмольде, Тойдт постепенно переходит с консервативно-национальных на радикально-националистические позиции. Впрочем, в первые годы существования Веймарской республики это было отличительной чертой многих фронтовиков. Подобно многим разочарованным и озлобленным немецким фронтовикам, Вильгельм Тойдт принимает активное участие в деятельности самых различных националистических организаций. В их рядах он смог сделать даже некоторую политическую карьеру. Так, например, он быстро стал гауляйтером липпского отделения «Стального шлема». Однако в 1925 году он добровольно оставил этот пост — Тойдту явно не хватало времени на общественно-политическую деятельность. Несмотря на приверженность радикальным националистическим теориям, в период с 1925 по 1933 год Вильгельм Тойдт ни разу не позволил себе антисемитских высказываний в своих «германоведческих статьях». Однако это не означает, что Тойдт не был антисемитом. Он должен был разделять антиеврейские установки, так как не только был активистом националистического лагеря, но постоянно сотрудничал с многочисленными расистскими кружками, а также был членом «Немецкого союза» — организации, которая отличалась радикальным антисемитизмом.
После того как в 1925 году Вильгельм Тойдт оставил пост гауляйтера «Стального шлема», он решил сконцентрироваться на «германских исследованиях». Благодаря этим изысканиям он смог собрать вокруг себя достаточное количество сторонников и приверженцев его теорий, из которых сложился некий кружок. Сам же Тойдт в то время воспринимал себя исключительно как исследователь, который проявлял интерес ко многим научным дисциплинам, но прежде всего к археологии. Он предполагал, что эта наука должна была базироваться не на отдельных находках, а на новых принципах трактовки предназначения этих находок. Вне всякого сомнения, на Вильгельма Тойдта большое впечатление оказала книга Якоба Фризенса «Введение в древнюю историю Нижней Саксонии» (1931 год). Эта книга была буквально зачитана Тойдтом до дыр, на многих страницах были сделаны пометки и пояснения. Наибольшее количество подчеркиваний было сделано в тех местах, где автор книги говорил о религиозных культах.
Сразу же после того как Тойдт стал заниматься германоведческими изысканиями, он вступил в «Общество немецкой древней истории» (не путать с «Объединением друзей германской праистории»). Впрочем, членом этой организации он пробыл всего лишь несколько лет. В 1929 году Тойдт изложил все свои теории и воззрения в книге «Германские святыни. Доклад о раскрытии древней истории, основанный на Экстернштайне, источниках Липпе и Тевтобурга», которая вышла в «Издательстве Ойгена Дидериха» (Йена). Кроме этого с 1933 года он стал выпускать в лейпцигском издательстве «Колер» ежемесячный журнал «Германия».
Современники по-разному воспринимали почти 70-летнего Вильгельма Тойдта. Его критики позволяли себе такие высказывания: «Он едва ли является научной величиной. Он ставит интуицию выше факта, а веру выше доказательств и правдивых источников. Он не располагает значительными знаниями ни в исторической, ни в хозяйственной сферах, он очень слабо знаком с литературным материалом. Он предпочитает цитировать старые издания, хотя выходили более новые и дополненные. Он действует не как научный муж, а по наитию». Показательно, что нечто аналогичное говорили и сторонники Тойдта из числа членов «Объединения друзей германской праистории».
Пруд у подножия первой скалы Экстернштайна
Так, например, Йозеф Плассман, позже занявший пост начальника одного из отделов «Аненэрбэ», писал: «Если бы у меня не было научного авторитета, то я, наверное бы, продолжил тесное сотрудничество с Тойдтом. В противном случае это ставило меня под удар». Собственно, эти черты характера Тойдт проявлял не только в науке. В 1935 году, уже будучи стариком, он встретился с местным крайсляйтером НСДАП, и тот отметил, что Тойдт был слишком импульсивным, но при этом совершенно политически неподкованным. Сам Тойдт вступил в Национал-социалистическую партию только в том же самом 1935 году, хотя выражал симпатии и Гитлеру, и его движению очень давно. Не исключено, что старик хотел получить поддержку от новых властей, так как до этого момента он мог рассчитывать только на «Объединение друзей германской праистории» и «Немецкий союз».
Об этих организациях необходимо рассказать отдельно. После того как Тойдт стал публиковать во второй половине 1920-х годов материалы, посвященные «германским святыням» и «культовым линиям» (в современной геомантии они более известны под названиями «лей-линии» или «линии силы»), к нему стали проявлять интерес различные организации националистического толка. В 1928 году Тойдт вступает в ряды «Немецкого союза» (полное название организации звучало следующим образом «Немецкий союз — община Германсланд»)[5]. «Немецкий союз» был основан 9 мая 1894 года в Берлине старшим преподавателем Фридрихом Ланге. Целью союза являлось воспитание в его членах осознанного немецкого мышления, поведения и желания, что в свою очередь должно было способствовать укреплению «германской расы» как отдельного «народного сообщества». Сохранение немецкой самобытности должно было осуществляться посредством преобразования «немецкого образа мышления» через труд. Для этого члены союза в тесном сотрудничестве между собой должны были выпускать газеты, книги, осуществлять воспитательные проекты, предпринимать экономические и хозяйственные меры. Союз являлся исключительно авторитарной организацией. По своим методам работы — что полностью соответствовало намерениям учредителя, — союз оказался во многом противопоставлен прочим антисемитским организациям и группировкам «фелькише». Именно жесткий распорядок, царивший в союзе, позволял его членам считать себя «фелькише-элитой». Антисемитская деятельность союза была предопределена не только программными установками, но даже организационной структурой. В Уставе союза (§ 24) открыто говорилось об антисемитизме, как одном из принципов деятельности. В частности, утверждалось, что за связь с евреями и метисами с примесью еврейской крови члены союза автоматически исключались из рядов организации без каких-либо объяснений. И это было, по мнению руководства союза, одним из самых страшных проступков. Союз, подобно многим фёлькише-организациям XIX века, в своих программных установках опирался на труды Гобино и Людвига Шемана. В первую очередь это относилось к идее о том, что немцы являлись германцами.
«Община Германсланд», благодаря которой у союза появилось приставка к изначальному названию, возникла в Детмольде в 1921 году. По своей сути это была карликовая националистическая организация, которая даже к 1929 году насчитывала в своем составе всего лишь 13 человек. Сохранившиеся списки позволяют оценить социальный состав этой организации. Трое из них были офицерами, еще столько же — предпринимателями, четверо — служащими (преимущественно преподавателями). Кроме этого, в общине числился землевладелец. Небольшая численность общины объяснялась еще и тем, что для попадания в ее ряды надо было пройти долгий испытательный срок. Кроме собственно членов общины — «друзей», существовало еще некоторое количество сочувствующих ее идеям — «гостей». Примечательно, что именно в «Общине Германсланд» Вильгельм Тойдт познакомился с Оскаром Зуффетом (более подробно о нем позже), который с 1916 года являлся активистом «Немецкого союза».
Когда Вильгельм Тойдт стал в 1928 году членом «Немецкого союза — общины Германсланд», то он уже был знаком с большинством активистов этой организации по мероприятиям, которые проводились различными националистическими группировками.
Изображение Арминия из книги XIX века
Большинство «друзей» общины одновременно являлись членами «Фелькише компании», организации, которая в конце 20-х годов представляла интересы НСДАП в среде сочувствовавших Гитлеру националистов, но тем не менее не намеревавшихся вступать в Национал-социалистическую партию. Один из членов этой организации заявлял: «Вместе с „Немецким союзом“ мы охватили влиятельную группу старых национал-социалистов, которые не числились в рядах партии». Отличительной чертой деятельности «Немецкого союза» было то, что он почти никогда не выступал от своего имени, предпочитая действовать через свои «дочерние» организации и объединения. Одним из таковых было «Объединение друзей германской праистории». Оно было основано в 1928 году, то есть именно тогда, когда в «Немецкий союз» вступил Вильгельм Тойдт. Отношения между этими двумя организациями строились на принципах дублирования функций — ключевые члены «Объединения друзей» выполняли те же самые задачи в составе «Немецкого союза». Это позволяло лишний раз не афишировать деятельность союза. То, что союз стоял за «Объединением друзей», подтверждала внутренняя переписка. Примечательным является тот факт, что в ней члены организации обращались друг к другу «брат». Причем на людях и в открытой переписке это обращение принципиально не использовалось. Открыто связь между «Немецким союзом» и «Объединением друзей» была провозглашена только в 1936 году, во время собрания, которое проходило в Экстернштайне. Тогда «бр(ат) Тойдт» выступил с докладом «Борьба за Экстернштайн», а «бр(ат) Зуфферт» с докладом «К вопросу об иезуитах».
После прихода Гитлера к власти в 1933 году началась интеграция членов «Немецкого союза — общины Германсланд» в местные структуры НСДАП. Примером этого могут являться советник по делам средней школы Людвиг Волленхаупт и директор липпской земельной библиотеки Эдуард Виганд, которые в начале 30-х годов принимали активное участие в деятельности «Объединения друзей». Как видим, националистические группы надеялись на политическую поддержку новых властей. Впрочем, надежда во многом оказалась призрачной, так как, вступив партию, многие из членов «Немецкого союза» ставили интересы НСДАП выше, нежели интересы союза. Но в любом случае почти все видные деятели «Союза- общины» почти сразу же выразили готовность вступить в Национал-социалистическую партию. Не был исключением и Вильгельм Тойдт. В 1933 году он предпринял попытку вступить в НСДАП, чтобы привнести в партию собственную программу и собственное мировоззрение (!), которое он развивал в рамках «Объединения друзей».
Тени, отбрасываемые скалами Экстернштайна
Обычно национал-социалисты не слишком приветствовали связь с политическими группировками эпохи Веймарской республики. Однако с «Немецким союзом» дела обстояли иначе. В апреле 1934 года верховный партийный суд НСДАП признал «Немецкий союз» старейшим фелькише-объединением, а потому союз мог спокойно продолжить свою деятельность, оставаясь открытым для всех прочих национал-социалистов. То есть «Немецкий союз» мог не опасаться каких-либо преследований и ограничений, что нередко случалось с другими фелькише-группировками. Не исключено, что подобное решение было вынесено по той причине, что идеология «Немецкого союза» полностью соответствовала мировоззренческим установкам Национал-социалистической партии.
Это в первую очередь касалось неприятия профессиональных историков, которые занимались проблемой Экстернштайна. Представители фёлькише-группировок видели в них лишь «находящихся на службе преподавателей», которые не обладали достаточной интуицией, чтобы понять истинное предназначение этих скал. Прежде всего это неприятие относилось к ученикам и последователям известного немецкого историка Густава Коссины. Впрочем, это не мешало последователям Вильгельма Тойдта провозглашать своего учителя «пионером немецкой древней истории наряду с Густавом Коссиной». Понимание истории, присущее членам «Немецкого союза» и его дочерних организаций, наглядно показывает, что «друзья германской праистории» использовали только определенные наработки, сделанные Коссиной и его учениками.
Густав Коссина
При этом члены «Объединения друзей» нередко прибегали к аргументу, что Коссина намеревался писать науку для неспециалистов, что, разумеется, отнюдь не соответствовало ни действительности, ни самим устремлениям Коссины. В «Объединении друзей» воспринимали только отдельные результаты исследований этого ученого, которые были наиболее удобными для националистической идеологии, но при этом совершенно игнорировали все прочие, что не позволяло увидеть в целом картину предпринятых исследований. При этом само «Объединение друзей» видело своей главной целью борьбу со своими противниками, которые намеревались «упразднить все немецкое и преклонялись перед иностранным». В итоге именно окружение Тойдта стало активно использовать для восстановления образа жизни древних германцев не только результаты археологических раскопок, но и логику исторических событий, предания, генетику, эстетические представления. Этот подход нельзя было назвать неверным, так как в Германии до сих пор очень сильна традиция осуществления междисциплинарных исследований. Кроме этого, именно данный подход позволил определить, что в древние времена Экстернштайн был местом паломничества, то есть сакральным местом «германских предков».
Кроме всего прочего, «Объединение друзей германской праистории» активно занималось изучением древней астрономии и древних сигнальных линий, что воспринималось как некий прототип систем информационных коммуникаций. В этой связи выдвигалась мысль о том, что германцы по уровню своего развития не только не уступали римлянам, но даже в чем-то их превосходили. Виновником падения народа стало завоевание Карла Франкского, который около 800 года разрушил все достижения германцев. И опять же выдвигалась мысль о том, что древние германцы должны были хорошо владеть астрономическими навыками. Для объяснения данных процессов члены «Объединения друзей» охотно прибегали к таким терминам, как «расщепление» и «деформирование». Именно эти два процесса привели к культурному закату германских племен. В итоге одной из задач для последователей Тойдта являлось доказать физическое и духовное превосходство нордическо-германской расы еще в самые древние времена. В данном случае интересы «Объединения друзей» совпадали с намерениями таких партийных величин, как Генрих Гиммлер и Альфред Розенберг (общие идеологические установки последних отнюдь не мешали ожесточенной конкуренции между собой).
Для популяризации данной теории Тойдт и его сторонники проводили многочисленные экскурсии, делали доклады, издавали брошюры и книги. По большому счету организационная работа «Объединения друзей германской праистории» строилась на привлечении новых местных групп, которые в Детмольде проходили некое подобие инструктажа. Это обстоятельство позволило «Объединению друзей» приобрести неплохие связи в краеведческих музеях, где имелись экспозиции, посвященные древним германцам.
Подобно национал-социалистической партии «Объединение друзей» очень быстро приспособило технические новинки для ведения своей пропагандистской деятельности. Так, например, уже в начале 30-х годов большинство докладов, которые делали сторонники Тойдта, сопровождалось показами диапозитивов. Кроме этого, для желающих самостоятельно познакомиться с теориями Вильгельма Тойдта «Объединение друзей» выпустило две серии диапозитивов, к которым прилагалось специальное (адаптированное для показа) издание «Германских святынь».
Как и стоило предполагать, в центре всех построений и лекционных вечеров находился Экстернштайн. Это относилось также к ежегодным собраниям «Объединения друзей», на которых доклад Тойдта, посвященный Экстернштайну стал своего рода ритуалом.
Вид сзади на первую скалу Экстернштайна
По большому счету ежегодные общие собрания были еще одним пропагандистским приемом, который позволял привлечь внимание прессы. Показательно, что всем немецким газетам сообщалось о том, что было бы желательно воспроизводить доклад Вильгельма Тойдта без сокращений — в отношении всех прочих выступающих подобных оговорок не делалось. Кроме этого, ежегодные общие собрания «Объединения друзей» позволяли привлечь в организацию новых членов. Надо сказать, что подобная практика была весьма успешной. Некий застой в численности организации произошел в 1931 году, когда число ее членов составляло 130 человек. Тем не менее в 1932 году критики Вильгельма Тойдта не могли не отметить, что у здания, где проходило ежегодное собрание «Объединения друзей», было припарковано около 250 (!) автомобилей. И действительно за год организации удалось почти более чем в два раза увеличить свои ряды. Интересным может показаться факт, что почти 20 % от общей численности организации составляли женщины. Традиционно фёлькише-группировки весьма неохотно принимали в свои ряды женщин, обычно делая исключения лишь для известных и богатых фрау. В данном случае мы видим совершенно иную картину. Не менее интересным может показаться факт, что приблизительно 7 % участниц «Объединения» попали в организации по инициативе мужа или отца, то есть «Объединение друзей» не было некой разновидностью «мужского клуба», что нередко было отличительной чертой многочисленных немецких националистических союзов.
Вид на первую скалу с южной стороны
Зачастую на мероприятия, организованные «Объединением друзей», своих учениц приводили преподаватели.
Если говорить о ежегодных собраниях «Объединения друзей», то нельзя не отметить, что в 1930 году в этом мероприятии приняли участие два человека, которые позже стали играть немалую роль в Третьем рейхе. Первым из них был Вернер Хавербек, тогда еще студент, только что присоединившийся к национал-социалистам. Несколько лет спустя он возглавит «Имперский союз за народ и Родину». Вторым человеком был уже немолодой австрийский полковник Карл Мария Вилигут, который под ритуальным именем Вайстор станет «Распутиным при дворе Гиммлера». Кроме этого, постоянно на собраниях «Объединения друзей» принимали участие Фриц Фрике и Ульрих фон Моц.
Надо отметить, что в деятельности «Объединения друзей» принимали участие некоторые представители «национально ориентированной экономики». Так, например, на ежегодном собрании 1930 года присутствовала богатая дама — Матильда Мерк. В 1933 году в собрании принимала участие Анна-Мария Дарбовен, жена торговца кофе из Гамбурга. Именно она убедила своего супруга организовать доклад Вильгельма Тойта в Гамбурге, на который были приглашены представители предпринимательских кругов.
Как уже говорилось выше, «Объединение друзей» занималось издательской деятельностью. В 1933 году оно стало издавать свой собственный ежемесячный журнал «Германия». В момент расцвета, который приходился на 1935–1936 годы, у «Германии» было две тысячи постоянных подписчиков. Если говорить о численности объединения, то к 1933 году она составляла около 500 человек. Из них значительную часть (13 %) составляли преподаватели, затем шли врачи (9 %). Кадровые военные и священники были представлены на тот момент в организации приблизительно одинаковым количеством участников — по 5 %.
В 1935 году количество членов «Объединения друзей» увеличилось до 1100 человек. Социальный состав активистов «Объединения друзей» не был слишком оригинальным — он приблизительно соответствовал всем краеведческим союзам, которых было в изобилии в Германии тех времен. Показательно, что росту численности «Объединения друзей» отнюдь не мешала критика, которая раздавалась со стороны «профессиональных историков». Большинство противников и конкурентов Вильгельма Тойта полагали его идеи не научными исследованиями, а неким «сектантским учением», а стало быть, само «Объединение друзей» рассматривалось как некая «историческая секта дилетантов».
Описывая «Объединение друзей» как некую «секту», нельзя не обратить внимание на то, что Вильгельм Тойдт в основных своих чертах почти полностью соответствовал образу «харизматического авторитарного лидера», как он был описан в работах немецкого социолога Макса Вебера. Немецкий историк Ян Кершоу описывал данный типаж следующим образом: «В глазах своей свиты он воспринимается как харизматический лидер благодаря своим героическим качествам и исключительным заслугам, которые с одной стороны являлись доказательством его исторического предназначения, с другой стороны, выступали в качестве предпосылки для верности свиты этому лидеру». То есть авторитет харизматического лидера мог базироваться не столько на его фактических заслугах, сколько на его субъективном восприятии «свитой». Во времена Веймарской республики «культ вождя» присутствовал почти во всех более-менее крупных националистических союзах и объединениях. В данном случае Вильгельм Тойдт был всего лишь одним из многих «харизматических лидеров».
Однако его лидерство в реальности было ограничено членами «Немецкого союза — общины Германсланд» и «Объединения друзей германской праистории».
Вид на вершину пятой скалы с юго-запада
При попытке выйти на общенациональный уровень (что было в первую очередь связано со стремлением восприятия Экстернштайна через расовую теорию) «Объединение друзей» невольно выступило в качестве конкурента СС и ведомства Альфреда Розенберга. Именно это и привело к его роспуску. Однако благодаря своей харизме Вильгельм Тойдт отнюдь не канул в безвестность. Более того, он смог сплотить своих сторонников в рамках нового объединения. Оно возникло в 1939 году и называлось «Общество Оснингмарк». После смерти своего основателя оно было переименовано в «Общество Вильгельма Тойдта». Поскольку в 1936 году Вильгельм Тойдт передал права на издание журнала «Германия» «Наследию предков», то «Общество Оснингмарк» стало выпускать новое издание — это был журнал «Германский мир». Однако 4 сентября 1941 года журнал оказался запрещен властями. После этого он перешел в «самиздатовский» формат — он отпечатывался на машинке и раз в квартал распространялся среди актива «Общества Оснингмарк».
Одним из ближайших сподвижников Вильгельма Тойдта был Оскар Зуфферт. Он родился в 1892 году в Ганновере. С 1911 по 1921 год он занимался изучением истории, французского языка и философии в Грейфсвальде, Ганновере и Марбурге. В 1922 году в Ганновере сдал экзамены на право преподавания. С данного момента преподавал в различных школах. В 1927 году устроился на должность главного преподавателя в городском лицее Детмольда. С 1934 по 1947 год являлся директором липпского земельного музея, который располагался в Детмольде.
Если говорить о периоде жизни Оскара Зуфферта с 1927 по 1935 год, то это время прежде всего характеризовалось тем, что он был одним из самых верных «паладинов» Вильгельма Тойдта. Сам Зуфферт, в отличие от своего покровителя, имел неплохое академическое образованием. Начав обучение в университете в 1911 году, он пошел по стопам своих предков. Однако учеба была прервана начавшейся Первой мировой войной. Во время мировой войны Зуфферт воевал на самых различных фронтах. Несколько раз был ранен. Именно в годы войны (1916 год) Оскар Зуфферт вступил в «Немецкий союз». Свою учебу он смог окончить уже после поражения Германии. Когда Зуфферт в 1927 году оказался в Детмольде, то он сразу же вступил в «Общину Германсланд», а позже стал одним из учредителей «Объединения друзей германской праистории». Он всегда проявлял повышенный интерес к вопросам естествознания и «доисторической археологии». Это привело к тому, что до 1932 года Зуфферт принимал участие в нескольких археологических раскопках. Согласно Зуфферту, именно он выступил инициатором выпуска журнала «Германия», в котором поначалу планировалось публиковать сведения об археологических раскопках, которые осуществлялись на территории Германии. Однако он не смог отстоять свою идею. Несмотря на то что журнал «Германия» все-таки стал выходить, его содержание очень сильно отличалось от того, что планировалось Зуффертом изначально. Дело в том, что значительная часть учредителей «Объединения друзей» не проявляла ни малейшего интереса к археологии. Но тем не менее Зуфферт не оставил своей затеи. Именно он установил контакты с руководителем раскопок в Экстернштайне профессором Юлиусом Андрее, что позволило придать «Объединению друзей» новый импульс в развитии, в частности в увеличении численности организации.
В 1934 году Оскар Зуфферт несколько разочаровался в идеях Вильгельма Тойдта. Его все более и более смущало, что они не были подкреплены объективными научными сведениями. Именно в этого момента становится очевидным, что Зуфферт был разочарован Тойдтом, а также его поверхностной трактовкой результатов раскопок, которые проводились в 1934 году. Зуфферт полагал, что Тойдт ошибочно трактовал комплекс сооружений в Экстернштайне. Итогом подобного «свободомыслия» стало то, что в 1935 году по линии СС против Зуфферта стали проводить определенные репрессивные мероприятия. В частности, ему запрещалось публиковать и озвучивать собственную трактовку и понимание Экстернштайна. Решив оставить эту «опасную» тему, Зуфферт полностью уходит в работу на посту директора местного музея. Несмотря на то что у этого исследователя не было особых поводов для восхищения национал-социалистическим режимом, в 1937 году он все-таки вступает в НСДАП, где числится до самого 1945 года. После окончания войны его членство в Национал-социалистической партии не помешало сохранить пост директора музея. Он оставил его только в 1957 году, когда вышел на пенсию. Скончался Оскар Зуфферт в 1974 году.
Тойдту и его окружению были противопоставлены историки и исследователи, которые принципиально не соглашались с «вульгарной» трактовкой Экстернштайна. Говоря о них, необходимо назвать такие имена, как Август Штирен, Эмиль Альтфельд, Курт Такенберг и т. д.
Август Штирен (1885–1970) может по праву считаться одной из ключевых фигур в деле археологического исследования Вестфалии, которое осуществлялось в 1925–1945 годах. Он родился в 1885 году в крестьянской семье в местечке Хаарен (округ Бюрен). Здесь же он учился в гуманитарной гимназии, после окончания которой стал изучать историю и археологию в университетах Фрайбурга и Мюнстера. Написал диссертацию под научным руководством профессора германистики и этнографии Франца Йостеса. Несколько месяцев спустя после защиты диссертации добровольцем ушел на фронт. Несмотря на военные действия, Август Штирен постоянно поддерживал контакт с Вестфальской комиссией древностей, в состав которой он был избран в 1922 году. Свою научную деятельность и интерес к древней истории Август Штирен совмещал с работой в Немецком Красном Кресте. Он руководил филиалом этой организации в Эссене. В 1925 году по предложению руководства Вестфальской комиссии древностей Август Штирен был приглашен по должность ассистента в отдел древней и ранней истории. На этом посту он активно занимался археологическими раскопками, а также подготовкой специалистов по сохранению наземных памятников. Кроме этого, он энергично помогал музеям в пополнении их экспозиций и собраний. Предприимчивость и принципиальность Августа Штирена стали одними из причин, почему в 1930 году его избрали на пост председателя Вестфальской комиссии древностей. Одновременно с этим его приглашают преподавать археологию в университет Мюнстера. После прихода к власти национал-социалистов новые власти не раз подвергали его критике. Однако, несмотря на то что Штирен не был членом НСДАП, его научные заслуги никто не решался ставить под сомнение. После 1945 года Штирен считался одним из немногих ученых, который смог сделать свою научную карьеру, не приспосабливаясь к требованиям национал-социалистов. Именно по этой причине после окончания Второй мировой войны он сразу же стал профессором в университете Мюнстера.
Археолог Курт Такенберг (1899–1992) был одним из первых, кто «ополчился» на теорию Вильгельма Тойдта. Будучи еще сотрудником провинциального музея в Ганновере, он попытался опровергнуть построения Вильгельма Тойдта, опираясь на данные ранних археологических раскопок. Сам Такенберг проходил обучение в университете Бреслау. Академическое образование он начал достаточно поздно — только в 1923 году. После окончания учебы в университете Бреслау, он являлся получателем стипендии Немецкого археологического института. В 1929 году Такенберга направляют в Ганновер, где он поступает на работу в местный музей. Именно здесь он получает от своего руководства поручение «заняться» проблемой «исследователей-дилетантов». По большому счету он должен был опровергать построения и теории Германа Вирта, Вильгельма Тойдта и Германа Вилле. Чтобы выполнить это задание, Такенберг устанавливает тесные контакты с активистами «Естественнонаучного и исторического союза Липпе», которые были ярыми противниками идей Вирта и Тойдта. Несмотря на то что с самого начала Курт Такенберг позиционировал себя как неприятель Тойдта, «Объединение друзей германской праистории» относилось к нёму снисходительно. Только этим можно объяснить тот факт, что в 1931 году «Объединение друзей» пыталось установить с ним контакт. Впрочем, сторонники Тойдта отказались от данной затеи, когда Такенберг опубликовал крайне злобную и даже уничижительную рецензию на книгу «Германские святыни».
В 1933 году Такенберг сам решил заняться проблемой Экстернштайна. Именно в это время он публикует свою статью, посвященную барельефу «Снятие с Креста». Осенью 1934 года Такенберг становится неким центром координации деятельности «исследователей-профессионалов», которая была направлена против Тойдта и его идей. При этом он пытается заручиться поддержкой новых властей. Такенберг сам по себе был убежденным национал-социалистом, который вступил в НСДАП задолго до прихода Гитлера к власти. Более того, в 1932 году он становится активистом созданного Альфредом Розенбергом «Союза борьбы за немецкую культуру». Только этим можно объяснить, почему к борьбе против Тойдта Такенберг решил привлечь Ганса Рейнерта, который также был активистом этой организации. Как «безупречный национал-социалист» в 1937 году Курт Такенберг был приглашен на один из постов в лейпцигское местное руководство НСДАП.
Наиболее ярым и последовательным противником Вильгельма Тойдта можно считать детмольдского учителя Эмиля Альтфельда. На основании имевшихся у него физико-математических знаний (он увлекался астрономией) и некоторых познаний из истории Альтфельд задался целью опровергнуть Вильгельма Тойдта. Именно на этой почве он сошелся с Куртом Такенбергом, Августом Штиреном и Германом Шроллером. Ненависть Альтфельда к Вильгельму Тойдту была настолько огромной, что он потребовал в 1933 году от новых властей начать преследование «дилетанта». При этом Альтфельд, сам не являясь историком, предпринял попытку интерпретации археологических находок, которые были сделаны во время раскопок 1934 года под руководством Юлиуса Андрее.
Курт Такенберг
После войны он пытался доказать, что это было всего лишь попыткой привлечь внимание ученых к проблеме Экстернштайна. Впрочем, некоторые из исследователей предполагают, что это неприятие Тойдта было вызвано политическими установками Альтфельда, который даже после прихода к власти национал-социалистов продолжал числиться в консервативно-реакционной Немецкой национально-народной партии.
В противостоянии «дилетантов» и «профессионалов» несколько особую позицию занимали Юлиус Андрее и Ганс Рейнерт. На этих фигурах, которые в истории с Экстернштайном сыграли немалую роль, имеет смысл остановиться отдельно.
Юлиус Андрее родился в семье прусского служащего в 1889 году, то есть на несколько лет позже, чем Август Штирен. С некоторыми оговорками этих двух исследователей можно отнести к одному поколению. После получения аттестата зрелости Юлиус Андрее несколько семестров изучал геологию в университете Грейфсвальда. Однако юноша оставил это учебное заведение. Свое образование он продолжил уже в 1911 году в университете Мюнстера. Его учеба была прервана Первой мировой войной, на которую Андрее, подобно многим сверстникам, ушел добровольцем. Рядовым Юлиус Андрее воевал на «русском фронте», а затем во Франции. Со временем его стали использовать как геолога в топографическом батальоне. Это позволило молодому человеку еще в годы войны (1917 год) получить диплом геолога. После окончания войны Андрее продолжил свое образование в Берлине у профессора Густава Коссины. Теперь его интересовала древняя история. Однако курс обучения он не успел закончить. Некоторое время спустя Юлиус Андрее получил должность ассистента в геологопалеонтологическом институте Мюнстера. Здесь же он защитил диссертацию, после чего стал приват-доцентом. Только после этого Андрее стал принимать участие в различных археологических раскопках. Известность ему принесли раскопки в пещере Бальвер.
Эмиль Альтфельд
Свою археологическую деятельность исследователь совмещал с общественной работой. Так, например, он вместе с директором музея естествознания в Мюнстере Германом Райхлингом становится повторным учредителем «Доисторическо-антропологической секции Вестфальского союза науки и искусства». Дело в том, что эта ранее существовавшая организация прекратила свою работу с началом Первой мировой войны. Задачей возрожденного объединения было повышение интереса к древней истории Вестфалии. В планах исследователей было осуществление собственных раскопок, что делало секцию непосредственным конкурентом Вестфальской комиссии древностей. Впрочем, опасения оказались напрасными. Вестфалия была настолько богата на археологические объекты, что некоторые из них не исследованы до сих пор. Именно Юлиусу Андрее было поручено руководить раскопками, которые в 1934–1935 годах осуществлялись в Экстернштайне. У этого исследовательского проекта была своя политическая предыстория. В мае 1932 года Андрее вступил в НСДАП, а в феврале 1933 года присоединился к «Союзу борьбы за немецкую культуру». Судя по всему, именно это обстоятельство позволило ему возглавить раскопки на «спорном объекте». Кроме этого нельзя сбрасывать со счетов сугубо бытовые моменты. Дело в том, что работа в качестве приват-доцента не приносила особого дохода, а потому Андрее был намерен получить научное звание профессора в одной из структур, поддерживаемых государством.
Собственно, дальнейшая деятельность Юлиуса Андрее показывает, что он не был простым конформистом, который заботился лишь о своем кармане и благополучии. Именно с его подачи «Имперская секция праистории», которая действовала в рамках «Союза борьбы за немецкую культуру», начала кампанию травли целого ряда сотрудников Римско-греческой комиссии, в свое время созданной при Немецком археологическом институте. Именно Андрее в своих доносах обвинял их в еврейском происхождении.
Приведем текст одного из таких писем, написанных Юлиусом Андрее: «Официально доктор Берсу является евангелистом. Однако не подлежит никакому сомнению, что по происхождению он является евреем. Подобно случаю с доктором Унферзагтом мы имеем дело с крещеным евреем… Марксист Г. Кюн трактовал свастику исключительно как восточный символ. Этих людей давно надлежит устранить, но они работают со „знаменитыми“ тайным советником Шухгардтом и профессором Вигандом. Мы, „Имперская секция праистории“ в „Союзе борьбы за немецкую культуру“, выступаем за то, чтобы изменить положение вещей. Все эти господа не сделали ничего для изучения древней истории. Вся эта братия, которая намеревается двигать изучение истории в классическом направлении, дурно попахивает. Смеем надеяться, что Берсу будет принадлежать к числу тех, кто скоро исчезнет».
Несмотря на очевидную поддержку национал-социалистического режима, Юлиусу Андрее не удалось сделать сколько-нибудь заметную карьеру в первые годы существования Третьего рейха. Явное разочарование у него вызвало и то обстоятельство, что постепенно высокопоставленные национал-социалисты (прежде всего Гиммлер и Геббельс) начали открытую кампанию против Розенберга и «Союза борьбы». По большому счету Юлиус Андрее был первым из числа членов «Союза борьбы», кто быстро изменил свои воззрения на Вильгельма Тойдта и его теории. Однако и это не помогло ему в карьере. После окончания раскопок в Экстернштайне Андрее еще два года провел в Мюнстере, после чего принял приглашение стать профессором в университете города Галле. Там он должен был читать курс лекций, посвященных палеолиту и отложениям четвертичного периода. В годы Второй мировой войны Юлиус Андрее оказался в составе штаба рейхсляйтера Розенберга. Он был послан осуществлять археологические раскопки во Франции. Там он тяжело заболел. Юлиус Андрее скончался от болезни в 1942 году в Париже.
Ганс Рейнерт (1900–1990) является, наверное, самой спорной и самой противоречивой фигурой в немецкой исторической науке периода национал-социалистической диктатуры. До сих пор в литературе очень широко распространено мнение о том, что Рейнерт был самым убежденным национал-социалистом из всех немецких историков. Впрочем, сам Рейнерт предпочитал себя считать «главным учеником Густава Коссины». Ровесник века, Ганс Рейнерт родился в Трансильвании, где и окончил немецкую школу. После окончания войны, на которую он не попал в силу своего юного возраста, начал изучать теологию в Тюбингене, но очень быстро понял, что больше всего в жизни его интересует древняя история. В итоге с 1919 по 1921 год он изучал историю в том же самом Тюбингенском университете. Последующие четыре года он трудился ассистентом в институте древней истории. В 1925 году смог защитить диссертацию и был назначен приват-доцентом в ставшем ему родным университете Тюбингена.
Юность Рейнерта, его учеба в университете, работа приват-доцентом во многом были связаны с бесконечными финансовыми трудностями, которые испытывал он сам и его мать. После войны один из академических исследователей охарактеризовал Ганса Рейнерта как «типичного ученого, который, однако, в силу жизненных обстоятельств стал развиваться в ненужном направлении». Вальтер фон Штокар говорил о Рейнерте как о человеке, «поразительным образом оторванном от мира и совершенно неуклюжим с общественной точки зрения».
В 1920-е годы Ганс Рейнерт начал весьма претенциозный проект — раскопки в Федерзеериде «водного замка Бухау», который он сам именовал не иначе как «немецкая Троя». Во время этих раскопок Рейнерт использовал все последние достижения тогдашней науки. Проект оказался настолько интересным, что в 1927 году Гансу Рейнерту по линии «Общества помощи немецкой науке» было выделено специальное финансирование. Впрочем, итоги этих раскопок самим исследователем в научных публикациях были отражены только частично. Сейчас, когда исследователи говорят о Рейнерте, чаще всего приводят ссылки на иные публикации, которые имели научно-популярный характер. Между тем современники Рейнерта (даже из числа его противников) никогда не позволяли себе сомневаться в уровне его знаний и способностей — в нем видели именно ученого с великолепным аналитическим умом. Но, несмотря на это, уже с первых своих научных публикаций Ганс Рейнерт позиционировал себя как поборник «нордической теории».
Сейчас с определенной долей вероятности можно установить события, которые повлияли на политическое мировоззрение Рейнерта. Вне всякого сомнения, это было крушение кайзеровской Германии и Австро-Венгерской империи. Сам Рейнерт был саксонцем румынского происхождения, а потому острее многих других немцев ощущал свою национальность. К слову сказать, многие из активистов Национал-социалистической партии были немецкими эмигрантами, которых исторические потрясения занесли обратно в Германию. Это относится и к Альфреду Розенбергу, прибалтийскому немцу, который впоследствии стал покровителем Рейнерта. Сам же исследователь, живший в бедности, непременно хотел сделать стремительную карьеру.
Несмотря на то что уже в конце 20-х годов Рейнерт высоко оценивался ведущими специалистами в своей отрасли (Бресу, Кюн, Мерхарт и, конечно же, Коссина), он так и не смог занять место профессора ни в университете Гамбурга (1929 год), ни в Институте древней истории в Тюбингене (1931 год). Именно эти безуспешные попытки найти хорошо оплачиваемое место работы привели одного из лучших немецких специалистов в НСДАП. Впрочем, в большинстве своих писем и политических статей Ганс Рейнерт являлся именно таким, как его изображали современники — оторванным от реальности хорошим человеком, напрочь лишенным политического чутья. Хотя бы в силу этого на жизненном пути его неоднократно ожидали разочарования. Парадоксально, но факт — долгое время работу в высшей школе не мог найти человек, который, по свидетельствам своих учеников, являлся едва ли не лучшим преподавателем Германии. Один из них вспоминал: «Рейнерт был лучшим университетским преподавателем из всех, что встречались мне. Его лекции и задания преследовали одну ясную цель — побудить нас увлечься проблемой. Наряду с его гениальным преподавательским талантом, он располагал солидным багажом знаний, касавшихся прежде всего техники археологических раскопок. В этом деле он был новатором. Если у Рейнерта была возможность, то он давал в свободное от лекций время студентам поработать прямо в раскопе. Личное общение с ним не ограничивалось раскопками и университетскими лекциями, он тратил на это даже собственное время. Он мог дать, например, попользоваться своей байдаркой».
Если Рейнерт как ученый и человек ни у кого из знавших его людей не вызывал сомнений, то как национал-социалист порождал множество вопросов. Нередко поведение Рейнерта отнюдь не отвечало нормам, которые предъявлялись к членам НСДАП. Он не стеснялся общаться с критиками режима и даже теми, кого национал-социалисты подвергали преследованию. Так, например, во время раскопок в Липпе Рейнерт охотно поддерживал знакомство с социал-демократом Фридрихом Копаем. Кроме этого, на протяжении многих лет Рейнерт не разрывал отношения со своими знакомыми евреями, с которыми постоянно состоял в переписке. Во время войны он помог в Берлине нескольким укрывавшимся противникам режима и евреям. Впрочем, сами ученые и исследователи поддерживали его отнюдь не всегда. Например, после того как Рейнерту удалось влить большинство историков Северной и Восточной Германии в «Имперскую секцию праистории» в «Союзе борьбы за немецкую культуру», он потерял поддержку со стороны своих коллег. Более того, со временем некоторая часть из них вышла из состава «Союза борьбы» и перешла в «Наследие предков». В начале 1945 года Рейнерта ожидал очередной удар — его исключили из НСДАП. Впрочем, несколько месяцев спустя это обстоятельство сыграло ему на руку. После войны Рейнерт был назначен директором исторического музея, занимавшегося проблемами свайных построек.
Собственно говоря, в середине 1920-х годов конфликт между «профессионалами» и «дилетантами» разворачивался не только касаемо Экстернштайна. Под прицелом академических кругов оказался Герман Вирт с переводом и трактовками «Хроники Ура-Линда», а также Герман Вилле, изложивший свой взгляд на немецкие мегалиты в работе «Германские храмы между Везером и Эмсом». Однако в рамках данной книги нас интересует прежде всего конфликт, развернувшийся вокруг Экстернштайна. Его начало уходит в 1926 год, то есть ко времени, когда «Немецкий союз» и «Объединение друзей германской праистории» взяли на вооружение идеи Вильгельма Тойдта. Именно в этот момент стало очевидно, что в окрестностях Экстернштайна было необходимо провести археологические раскопки. Противники Тойдта позже заявляли, что распространению его «дилетантских воззрений» способствовала болезнь тогдашнего директора липпского музея и главного смотрителя наземных памятников Отто Веерта, который на протяжении многих лет вместе с известным немецким археологом Карлом Шухгардтом занимался изучением Вестфалии. Дескать, после болезни Веерта в этих краях не нашлось ни одного археолога, который был бы в состоянии поставить крест на «бредовых идеях» Вильгельма Тойдта. Вряд ли можно сомневаться, что проблемы охраны исторических памятников в Вестфалии в то время переживали лучшие времена. Однако просачивание идей Тойдта в сферу исследований древнегерманской истории едва ли можно считать результатом болезни одного человека. Теория Тойдта очень быстро перестала быть региональным явлением. А благодаря прессе спор об Экстернштайне приобрел едва ли не общенациональный характер. Справедливости ради оговоримся, что средства массовой информации отнюдь не гнались за дешевыми сенсациями, а потому предоставляли слово обоим сторонам.
В 1927 году в специализированной исторической прессе Германии появилась заметка, которая на первый взгляд была посвящена очередному заседанию «Археологического союза Северо-запада Германии», который проходил в Хильдесхайме. Но сразу же обращало на себя внимание ее название: «Предостерегаем от утверждений директора „Кеплеровского союза“ в Детмольде господина Тойдта».
Собственно сама история началась годом раньше, когда летом 1926 года «Маннус», журнал, издававшийся Густавом Коссиной, опубликовал материал Вильгельма Тойдта, называвшийся «Разрушительная работа в Экстернштайне». Несмотря на то что Коссина дал историку-любителю шанс изложить свою теорию, академические круги встретили «дилетанта» в штыки. Наиболее враждебно повел себя Шухгардт. Однако к мнению «академиста» прислушались отнюдь не все. Статья Тойдта была почти сразу же перепечатана в «Народном листке», «Липпской земельной газете» и «Липпской ежедневной газете». Тойдт стал своего рода открытием для Липпе и Вестфалии. После этого о нем заговорили в общегерманской прессе, что, вне всякого сомнения, весьма способствовало распространению идей Вильгельма Тойдта.
О чем же собственно сообщал Тойдт? Он говорил о том, что после прочтения ряда монографий об этой группе скал, а также на основе собственных наблюдений сделал вывод о том, что практиковавшийся некогда в Экстернштайне солярный культ был всего лишь крошечным осколком от махины жизни древних германцев, которые практиковали астрономические культы. Тойдт восторженно сообщал правительству: «Я открыл германский Стоунхендж!» Уже одно это утверждение наглядно показывает, что Тойдт был хорошо осведомлен о предполагаемом астрономическом использовании мегалитов Стоунхенджа, а потому переносил эту трактовку и на группу скал в Вестфалии. По его мнению, на вершине второй скалы, в так называемом «сакеллуме»[6], находилось культовое место древних германцев, а именно «святилище Солнца, которое указывало на высочайшую культуру наших предков в мрачное доисторическое время». При этом Тойдт считал, что все следы разрушений, которые можно было обнаружить в Экстернштайне, приходились на время принятия христианства, и их можно было датировать эпохой Карла Франкского.
В качестве подтверждения данного тезиса Тойдт приводил свои соображения о том, что для подобных разрушительных работ требовались очень большие силы, множество рабочих и времени. При этом мысль о предполагаемом разрушении Карлом Великим германской святыни выдвигалась на первый план, так как этот франкский император изображался как губитель истинной германской культуры. Не исключено, что французы изображались Тойдтом как разрушители германских устоев и обычаев в силу личных воспоминаний — он никак не мог забыть, что покинул оккупированный Францией Рейнланд и перебрался в Детмольд.
По большому счету вся теория Вильгельма Тойдта была не так уж нова. Он просто-напросто увязал воедино два высказанных много ранее тезиса. Идею о дохристианской святыне, которая была разрушена Карлом Великим, можно было прочитать еще в 1564 году у Германа Хамельмана. Экстернштайн как возможное место астрономических наблюдений для определения наступления природных циклов описывался в 1823 году Отто фон Беннингсеном («светлое служение»). Утверждение о том, что священный столб — Ирминсул — в свою бытность стоял именно в Экстернштайне, еще не встречается в первой публикации Тойдта. Хотя подобная теория была впервые выдвинута еще в XVIII веке и активно обсуждалась столетие спустя в работе Августа Ширенберга «Экстернштайн во времена язычества в Вестфалии» (1879). Проблему нахождения Ирминсула в Экстернштайне Вильгельм Тойдт впервые затронул лишь в 1929 году в частных беседах.
Густав Коссина, который дал Тойдту возможность высказаться на страницах журнала «Маннус», в 1927 году опубликовал на страницах того же издания свою статью «Заселение окрестностей Тевтобургского леса около 1850 года до нашей эры». В ней он пытался показать «несостоятельность теорий Тойдта с точки зрения поселковой археологии». Сам Коссина полагал, что после этой статьи, равно как и публикаций астрономов Хопмана, Альтфельда, Шульца, Рима и Нойгебауэра (опять же на страницах «Маннуса»), идеи Тойдта были опровергнуты, и на них можно было поставить крест.
Скалы Экстернштайна со стороны пруда
По крайней мере Коссина в частной переписке сообщал, что эти «вещи будут выкорчеваны раз и навсегда». Но, несмотря на недоброжелательное отношение именитого историка, количество приверженцев идей Вильгельма Тойдта росло от года к году все больше и больше. Умозрительные построения «дилетанта» завладели публикой. Показательно, что сами активисты «Общества друзей германской праистории» оценивали себя как учеников Коссины, а самого берлинского профессора назвали не иначе как «первопроходцем германской праистории».
На тот момент академические представители других наук, например астрономии, также полагали, что их возражений было вполне достаточно, чтобы «похоронить» Тойдта. «Академисты» были убеждены, что дискуссия закончена. Хопман даже заявил, что Тойдт не успокоится, но его идеи уже никого не впечатлят. Астроном очень глубоко заблуждался. Интерес общественности к теории Вильгельма Тойдта постоянно возрастал. Пресса непрерывно следила за разворачивавшимся в Вестфалии конфликтом, не полагая его исчерпанным. Многих из противников Тойдта ожидало удивление сродни шоку. Так, например, к Карлу Шухгардту пришло несколько писем с газетными вырезками, в которых говорилось о Тойдте. Ученого наивно вопрошали, что он думает «об этой интересной теории». Масла в огонь подлил и находившийся в голландской эмиграции бывший кайзер Вильгельм II, который заявил газетчикам, что с нескрываемым интересом следит за «деятельностью исследователя из Детмольда». Проблема Экстернштайна явно вышла за пределы Германии. Об этом говорил хотя бы тот факт, что в 1933 году, во время поездки по Балканам, Вернера Буттлера не раз спрашивали об Экстернштайне и Вильгельме Тойдте. В итоге для противодействия Тойдту было решено подключить не только историков, но и ключевые фигуры «Естественно-научного и исторического союза Липпе»: Карла Веерта, Эмиля Альтфельда и архивариуса Ганса Кивнинга. Все они пытались «взывать к голосу разума», приводя некие логические доводы. Но все было безуспешно. После длительной болезни Карла Веерта археология в Липпе фактически была обезглавлена. Из-за наступившего экономического кризиса республиканское правительство Германии, дабы сэкономить деньги, решило вообще не назначать никого на пост смотрителя наземных памятников в Липпе. В это время архивариус Кивнинг начинает переговоры с археологами из Мюнстера и Ганновера. В переписке он не без возмущения сообщал, что «дилетантство в Липпе расцвело странными цветами на почве археологии», что «Липпе можно рассматривать как место пребывания безработных пожилых господ». Но все попытки, предпринятые «Естественно-научным и историческим союзом», ни к чему не привели.
Между тем Вильгельм Тойдт усиливал свои позиции. Невзирая на критику «академистов», он с подачи руководства «Немецкого союза» создает в 1928 году «Общество друзей германской праистории». Кроме этого, он завершает обобщение своих идей относительно Экстернштайна как культового места, излагая их в более-менее связанном виде на страницах книги «Германские святыни» (1929). Теперь Тойдта уже не устраивает простая просветительная деятельность, он стремится в политику. Впервые свою силу он попытался показать, когда решил назначить руководителя раскопок, которые должны были проводиться в Экстернштайне (с этим были согласны и сторонники, и противники Тойдта). Однако Тойдт обращается не к Карлу Шухгардту и не к Густаву Коссине (что было бы удивительным, принимая во внимание их научную позицию). Тойдт обращается к знатоку древностей швейцарцу Отто Хаузеру. Выбор был просто объясним — Хаузер разделял идеи Вильгельма Тойдта. Швейцарец появляется вместе с Тойдтом у Экстернштайна 11 февраля 1927 года. После предварительного осмотра местности Хаузер заявляет, что скалы явно являются одним из крупнейших культовых центров древнего мира. После этого Тойдт предлагает правительству Липпе начать раскопки под руководством Хаузера.
В этот момент в ситуацию вмешивается архивариус Кивнинг, который убеждает чиновников не принимать это предложение. Инцидент получил широкую огласку. После этого многочисленные сторонники Тойдта стали выражать протест. Они были не только возмущены тем, что правительство скрывает «германские святыни», но и угрожали сорвать раскопки, которые бы велись под началом одного из «академистов» (дабы не произошло фальсификации). Только после этого социал-демократическое правительство Липпе поняло, что в отношении Тойдта и приверженцев его идей надо было принимать какие-то меры. Для начала было решено убедить вышестоящее начальство из Вестфалии поставить хоть кого-нибудь на пост смотрителя наземных памятников. Так в Детмольде появился Август Штирен. Сам Штирен, который сохранил за собой также пост руководителя отделения древней и ранней истории в музее Мюнстера, приветствовал данное решение, так как полагал, что «доисторическое прошлое Вестфалии и Липпе были немыслимы друг без друга». На время накал страстей спал. Кому-то могло даже показаться, что конфликт был разрешен.
Многочисленные послевоенные утверждения о том, что национал-социалисты сразу же увидели в Экстернштайне «германскую святыню», не только беспочвенны, но и во многом ложны. Это наглядно показывают события, которые происходили в Липпе и Вестфалии во время выборов в ландтаг в 1932–1933 годах. На тот момент между местными националистическими группами и НСДАП существовала сильная организационная связь. Многие из активистов «национального лагеря» в те годы уже числились в Национал-социалистической партии. Если посмотреть на реалии тех выборов, то можно заметить, что в предвыборной агитации НСДАП все-таки использовало образ Экстернштайна, но лишь отчасти. Сами выборы в ландтаг, которые проходили в конце 1932 — начале 1933 года, руководство Национал-социалистической партии рассматривало как «генеральную репетицию выборов в рейхстаг, которая будет прогоняться на самом низовом уровне». Главная проблема этих выборов заключалась в том, что почти все видные деятели НСДАП, которые должны были выступать в качестве ораторов и пропагандистов, не были знакомы с местными особенностями и реалиями. В итоге национал-социалистическая пропаганда решила использовать в качестве символа этих выборов битву при Варусе. Как результат, в своих речах Ганс Франк (позже генерал-губернатор Польши) и Вильгельм Кубе (позже гауляйтер «Восточной марки») охотно поминали Германа из племени херусков[7]. В данном случае как бы проводилась параллель между вождем германских племен, которые разгромили римлян, и НСДАП с «вождем Адольфом Гитлером», который должен помочь расправиться со всеми противниками Германии. Впрочем, Йозеф Геббельс и Альфред Розенберг почти никогда не обращались в своих выступлениях к сюжету битвы при Варусе.
Однако это не значит, что данный символ не использовался национал-социалистической пропагандой. На битву должен был намекать предвыборный плакат, на котором на фоне свастики был изображен памятник Герману (Арминию), установленный на краю Тевтобургского леса. Сам же Экстернштайн едва ли использовался в качестве пропагандистского символа. Эта группа скал мелькнула в национал-социалистической пропаганде только однажды. Речь идет о статье, которую в самый разгар предвыборной борьбы (4 января 1933 года) опубликовал «Липпский курьер». В ней, в частности, говорилось: «Экстернштайн, где было принесено множество жертв, приветствует нас. Каждый год многочисленные немцы, бывающие здесь, задаются вопросом: будет ли их сегодня приветствовать вождь грядущей Германии? Эти скалы стояли еще тогда, когда Герман из племени херусков освобождал страну от римского ига. Они будут стоять и тогда, когда исполнится заветная мечта Адольфа Гитлера, и Германия вновь станет свободной».
Вид на четвертую и пятую скалы из «высотной палаты»
Этот небольшой отрывок отчетливо показывает, что к 1933 году теории Вильгельма Тойдта все-таки проникли в среду национал-социалистов. Однако Экстернштайн здесь преподносился как «жертвенник», а отнюдь не как «германская святыня». То есть можно говорить о том, что построения Тойдта не были полностью восприняты национал-социалистической пропагандой. Одновременно с этим обращает на себя внимание то обстоятельство, что национал-социалисты непосредственно увязывали Экстернштайн с битвой при Варусе. Хотя слова статьи как бы намекали, что от исходов предвыборной борьбы, в которой принимал участие Гитлер, засела дальнейшая судьба комплекса скал, визит Гитлера к Экстернштайну никогда не планировался, да собственно и не осуществлялся. Самым важным выводом из данного сюжета является то, что национал-социалисты во время выборов 1932–1933 годов в ландтаг еще не были втянуты в конфликт вокруг «германской святыни». А это значит, что за три недели до прихода к власти они не вынашивали никаких конкретных планов относительно будущности Экстернштайна. В свете данных выводов сам собой возникает вопрос: как могло получиться, что уже несколько месяцев спустя конфликт вокруг утесов стал разгораться на самом высшем уровне? Ответ на него может дать анализ событий, которые происходили с период между февралем 1933 года и апрелем 1934 года.
Памятник Герману — Арминию из племени херусков
В то время «академисты» и некоторые вестфальские историки проявляли повышенную обеспокоенность распространением идей Вильгельма Тойдта, многие из их коллег вступали в НСДАП. У ученых, которые присоединялись к национал-социалистической партии, могли быть самые разные мотивы. Но можно предположить, что большинство из них были недовольны Версальской системой. В качестве примера можно привести отрывок из воспоминаний Александра Лангсдорфа, специалиста по Древнему миру и этрусской культуре. Лангсдорф, который в мае 1919 года, после двухгодичного пребывания во французском плену, вернулся в Кобленц, писал: «Я смотрел на немецкую землю, на величественный Рейн и поклялся себе, что осознанно останусь немцем, что буду иметь в себе силу, дабы никогда не забыть наш позор». Это высказывание облегчает понять причины того, почему талантливый ученый несколько лет спустя принял участие в «пивном путче» и маршировал по Мюнхену в колонне восставших национал-социалистов, а в 1932 году вступил в СС, став референтом Гиммлера по вопросам истории.
Другим примером может быть Вернер Буттлер, который в студенческие годы входил в молодежные националистические организации. На него произвела огромное впечатление речь Гитлера, которого он впервые услышал в 1927 году. Некоторое время спустя он вступил в НСДАП, а в 1930 году оказался в рядах штурмовых отрядов — СА. Подобные отзывы о воздействии речей Гитлера на академическую среду не были редкостью. Даже «идол» германской исторической науки Густав Коссина во второй половине 1920-х годов вступил в руководимый Розенбергом «Союз борьбы за немецкую культуру». Известный ученый до самой своей смерти чувствовал связь с НСДАП. Показательно, что буквально за несколько дней до своей кончины он подписал призыв «Союза борьбы» создавать «новую культурную жизнь». Тогда многие из ученых и исследователей услышали этот призыв.
Историю сближения Ганса Рейнерта и национал-социалистов надо рассматривать отдельно. Еще в 20-е годы он характеризовался своими знакомыми как человек, «совершенно не интересующийся политикой». Вопреки послевоенным заявлениям, Рейнерт никогда не был активистом молодежных националистических организаций и студенческих корпораций, его интересовала только наука. Он не проявлял интереса к политике даже тогда, когда его коллеги по университету в Тюбингене стали примыкать к национал-социалистам. По большому счету первые контакты с НСДАП у Рейнерта произошли по линии его профессиональной деятельности, а отнюдь не на почве политических симпатий.
В январе 1928 года Альфред Розенберг лично попросил молодого ученого неофициально принять участие в работе «Союза борьбы». Судя по всему, Рейнерт не сразу принял это предложение. По крайней мере, не сохранилось никаких указаний, что исследователь до осени 1931 года принимал сколь-либо активное участие в делах «Союза борьбы». К тому же в конце 1931 года его присоединение к национал-социалистам было во многом продиктовано очередной личной неудачей и конфликтом с директором Римско-греческой комиссии Герхардтом Берсу.
Ганс Рейнерт вступил в НСДАП в декабре 1931 года. Он принадлежал к числу «прогрессивных молодых специалистов», которые ориентировались прежде всего не на идеологию национал-социализма, а на возможность стремительной карьеры, которую давала гитлеровская партия в случае прихода к власти. Действуя в рамках «Союза борьбы за немецкую культуру», Рейнерт в 1932 году составил план, который предусматривал создание научно-исследовательского института по вопросам древней истории. Показательно, что данная структура должна была, по мысли Рейнерта, возникнуть по образцу институтов, входивших в состав общества кайзера Вильгельма, то есть с поддержкой со стороны государства, со множеством кафедр и обильным финансированием исследовательских проектов. В планы Рейнерта входило изучение всех исторических и культурных памятников, начиная от палеолита и заканчивая ранним Средневековьем. Уже в этом плане было отражено, что ученые и исследователи должны были противодействовать попыткам чуждых расовых элементов оказывать влияние на изучение древней истории Германии.
Как видим, уже в 1932 году Рейнерт стал осваивать расистскую терминологию национал-социализма. Розенберг посчитал, что данный план был слишком перспективен, чтобы его осуществлять в рамках партийной структуры. После этого Рейнерт начал агитацию среди своих коллег-историков, призывая их вступать в «Союз борьбы за немецкую культуру». Примечательно, что в данной агитации он постоянно делал акцент на внепартийность «Союза борьбы». Действительно, «Союз» формально не являлся структурой НСДАП — это должно было привлечь в его ряды деятелей культуры, по каким-либо причинам не желавших вступать в партию. Однако фактически «Союз борьбы» был «дочерней структурой» национал-социалистической партии, на что указывает хотя бы тот факт, что им руководил главный идеолог НСДАП Альфред Розенберг. Так появилась на свет «Имперская секция праистории». Руководивший ею Ганс Рейнерт делал все возможное, чтобы предотвратить сближение НСДАП и «дилетантов», под которыми он в первую очередь подразумевал Германа Вирта и Вильгельма Тойдта.
Назначение 30 января 1933 года Гитлера рейхсканцлером Германии привело к очередному витку противоречий между различными группировками исследователей, занимавшихся проблемами древней истории. В первую очередь обозначился «фронт борьбы» между «академистами» и «дилетантами». Каждая из этих группировок, представленная соответственно «Имперской секцией праистории» «Союза борьбы за немецкую культуру» (Ганс Рейнерт) и «Объединением друзей германской праистории» (Вильгельм Тойдт), намеревалась заручиться поддержкой новых властителей.
Несмотря на то что «Имперская секция праистории» в первые месяцы пребывания Гитлера у власти имела множество самых различных проблем, Рейнерт был весьма озадачен одним вопросом: «Кто же будет заниматься борьбой против этих мечтателей и шарлатанов?» (Опять же подразумевались Вирт и Тойдт.) Сделанное в одном из писем это замечание наглядно показывает, что даже национал-социалистические ученые исходили из того, что предпринятые в 1932 году незначительные раскопки Экстернштайна отнюдь не могли опровергнуть теории «дилетантов». Собственно, и сам Вильгельм Тойдт не собирался бездействовать. Как отмечалось в исследовательской литературе, «он принял национал-социализм с распростертыми объятиями». И это не было преувеличением. Тойдт почувствовал удачный момент, когда надо было настаивать на политизации Экстернштайна.
«Объединение друзей германской праистории» пыталось использовать приход Гитлера к власти и общее изменение политической ситуации в Германии для собственных интересов (в этом они не были оригинальными — подобные действия предпринимали многие союзы и группировки). Как следует из источников, уже в феврале 1933 года представители «Объединения друзей» пытались проложить путь в Прусское министерство по делам образования и религии (позднее Бернхардт Руст стал Имперским министром воспитания) либо непосредственно в канцелярию Гитлера. Для этого предполагалось задействовать самые различные средства. Члены правления «Объединения друзей» даже выработали специальную тактику. Об этом свидетельствует переписка, которую вел Вильгельм Тойдт.
План Вильгельма Тойдта по сооружению близ Экстернштайна «священной рощи»
В марте 1933 года он писал «брату Зуфферту»: «Ваше предложение заложить наши идеи в сознание нынешних властителей должна осуществиться при первой же возможности. При этом мы должны избегать назойливости. То, что касается липпских дел, то тут мы можем быть спокойны. Еще в воскресенье у меня был бр(ат) Шпельге и мы с ним всё обсудили».
Уже из этого письма видно, что истинным инициатором выхода на верхушку Национал-социалистической партии был отнюдь не Вильгельм Тойдт, а Оскар Зуфферт. Что же подразумевалось под «липпскими делами»? Дело в том, что за несколько дней до того, Тойдт обратился с предложением к местным властям. Он попросил обеспечить ему долгосрочное финансирование для того, чтобы в окрестностях Экстернштайна создать «священную рощу». Можно предположить, что речь шла о восстановлении «священной рощи», которая вместе с Ирминсулом была некогда уничтожена Карлом Великим.
После того как Тойдт обратился со своим предложением к местным властям и местным партийным функционерам, в дело вступили другие члены «Немецкого союза». Они попытались обратить внимание на данную инициативу уже ключевых фигур НСДАП, то есть вышли на имперский уровень. Тойдт и Зуфферт уполномочили их разослать имперским министрам и гауляйтерам экземпляр книги «Германские святыни», к которой надо было приложить сопроводительное письмо и один из выпусков журнала «Германия». При этом в своем письме Оскар Зуфферт отмечал: «Крайне необходимо, чтобы министр по делам образования и религии Руст, а также министр пропаганды Геббельс имели их на руках в срок до 20 апреля». Очевидно, расчет был сделан на то, что в день рождения Гитлеру кто-нибудь из верхушки рейха мог сообщить об идеях Вильгельма Тойдта. При этом подчеркивалось, что данное поручение было «сугубо конфиденциальным». Относительно текста сопроводительных писем Зуфферт подчеркивал, что в случае с Рустом акцент надо было делать на преподавании немецкой истории в школе, а в случае с Геббельсом — на значимости древней истории для народного просвещения. При этом надо было подчеркнуть совпадение интересов «Объединения друзей» и НСДАП.
Кроме этого, ключевым фигурам рейха было разослано приглашение на ежегодное собрание «Объединения друзей», которое, в отличие от прочих годов, должно было проводиться не в Детмольде, а в Бад-Пирмонте. Чтобы достичь самых высших инстанций, Тойдт направился в Берлин, чтобы лично побеседовать с Генрихом Гласмайером, который был не только одним из главных сотрудников «Союза борьбы», но и сопровождал Гитлера во время его визита в Вестфалию (выборы в ландтаг 1932/33 года). Интересным покажется в этой связи один момент. Именно Гласмайер порекомендовал Гиммлеру использовать замок Вевельсбург в качестве «мировоззренческого центра СС». Позже именно тот же самый Гласмайер порекомендует рейхсфюреру СС в качестве специалиста по реконструкции замков Германа Бартельса, который на протяжении многих лет будет отвечать за реставрацию и перестройку замка.
Попытки Зуфферта и Тойдта не были совсем тщетными. В мае 1933 года стало известно, что министр Бернхардт Руст с интересом ознакомился с книгой «Германские святыни» и на словах выразил готовность поддержать деятельность «Объединения друзей германской праистории». Однако при этом он заметил в ответном письме, что ни он сам, ни кто-либо из персонала в силу предельной занятости не смогут присутствовать на ежегодном собрании «Объединения друзей».
Как видим, для Вильгельма Тойдта было очень важным обратить внимание новых властей на деятельность «Объединения друзей». Кроме этого, Тойдт явно спешил. Можно предположить, что, хотел опередить в самопрезентации «Общество германской праистории и древней истории», которое возглавлялось Германом Виртом («Общество Германа Вирта»). Дело в том, что один из ближайших сподвижников Вирта, Иоганн фон Леере, занимался приблизительно такой же «рекламной» деятельностью. К слову сказать, данные опасения были отнюдь не беспочвенными, так как именно фон Леере познакомил Генриха Гиммлера и Германа Вирта, после чего было решено создать исследовательское общество «Наследие предков» (более подробно об этом позже). Кроме всего прочего, Тойдт полагал, что Иоганн фон Леере был представителем направления в среде фёлькише-группировок, которое не совсем совпадало с деятельностью «Объединения друзей», более того, могло даже дискредитировать саму тему изучения древней истории в стиле фелькише. Дело в том, что Леере в издаваемом им журнале «Нордический мир» публиковал множество агиток на потребу дня. Страницы журнала пестрили грубыми антисемитскими лозунгами. В итоге «Объединение друзей» хотело во что бы то ни стало опередить своих конкурентов.
Чтобы закрепить свои позиции, Тойдт и его окружение начали форменную акцию протеста против намерения властей Детмольда провозгласить памятник Герману «местом паломничества для немецкой нации». Но в данном случае надо было действовать очень осторожно. Памятник уже появлялся в партийной пропаганде, а потому надо было всего лишь «объяснить», что пропагандистский символ не мог быть «национальной святыней». Естественно, Тойдт опасался, что памятник лишит Экстернштайн статуса «германской святыни».
Таким образом «Объединение друзей» попало в поле зрения национал-социалистических властей не само по себе, а лишь после активной презентационной деятельности. В этой связи возникла новая линия конфликта. «Объединение друзей» не только окончательно ополчило против себя «академистов», но выступило в качестве агрессивного конкурента «Общества Германа Вирта», Пангерманского союза и даже властей Детмольда. Однако подобная агрессивность принесла ожидаемые плоды. Национал-социалисты стали прислушиваться к «Объединению друзей» и Вильгельму Тойдту. До сих пор не найдено никаких убедительных доказательств, что именно связь с новыми властями стала причиной репрессий в отношении наиболее рьяных противников Тойдта. Хотя подобный вывод напрашивается сам собой. Судя по всему, это было итогом деятельности депутата ландтага, национал-социалиста и сторонника Тойдта Шпельге (именно он упоминался в переписке между «братьями» Тойдтом и Зуффертом).
Каковы же были первые последствия сотрудничества сторонников Тойдта с новыми властями? Со своих постов были уволены Кивнинг (директор земельного архива) и Майер (директор земельного музея в Детмольде). Был смещен с поста директора гимназии Альтфельд. Аналогичные меры в отношении тех, кто критиковал Тойдта, предпринимались и в Мюнстере. Назначенный в 1929 году смотрителем наземных памятников Август Штирен в один из дней получил письмо следующего содержания: «Мы намереваемся назначить Вас экспертом по раскопкам и охраной культурно-исторических памятников, а потому просим Вас рассматривать Вашу деятельность в Липпе в качестве законченной». То есть Штирена в мягкой форме тоже «изгоняли» из окрестностей Экстернштайна, который он безуспешно пытался раскапывать в 1932 году. Обоснование, приведенное в письме, указывает на то, что охрана исторических памятников в Липпе (читай Экстернштайн) должна была быть передана какому-то другому лицу. Из источников следовало, что на эту должность в «Союзе борьбы за немецкую культуру» даже рассматривали Вильгельма Тойдта. Однако данная должность долгое время оставалась вакантной. Впрочем, в случае с «мягкой отставкой» Августа Штирена нельзя исключать возможности, что она была следствием конфликта этого ученого с Юлиусом Андрее. Но в любом случае она была на руку Тойдту, который не один год вел войну против «академистов» и Штирена в том числе.
«Объединение друзей» выбрало, наверное, самый короткий путь для того, чтобы добиться успеха. Оно быстро снискало негласное почтение у национал-социалистов. В итоге Тойдту и его сторонникам как бы давалась возможность реализовать их идеи на практике. При этом само руководство гау Север-Вестфалия и уж тем более имперские чины не вмешивались в конфликт между различными группами.
Август Штирен
Хотя уже подобная позиция указывает на то, что теории Вильгельма Тойдта во многом были согласованы с новыми властями.
Одним из важнейших итогов первых месяцев 1933 года стало то, что Экстернштайном заинтересовались различные имперские структуры. Но в данном случае Тойдт рисковал стать заложником новой линии конфликта, который разворачивался на фоне «борьбы компетенций», которую вели между собой бонзы Третьего рейха. В данном случае ему предстояло сделать правильную ставку и выбрать «нужного» покровителя. Среди них были: Генрих Гиммлер и Альфред Розенберг. Принимая во внимание тот факт, что при дележе данного куска пирога ему явно ничего не доставалось, Йозеф Геббельс поначалу вообще намеревался запретить журнал «Германия», как издание неподконтрольное ему. Впрочем, до этого не дошло.
Важной вехой в продвижении идей Тойдта стали события 2 июня 1933 года. Тогда в Бремене в торжественной обстановке состоялся так называемый первый «Нордический тинг»[8]. Одним из его организаторов был сенатор Розелуис, который до этого неоднократно оказывал помощь Герману Вирту. На мероприятие среди прочих был приглашен Оскар Зуфферт. Именно в Бремене он лично познакомился с Юлиусом Андрее. Последний делал на «тинге» доклад «Заселение Северо-Западной Германии в поворотный момент ледниковой эры». К этому моменту Андрее уже не являлся яростным противником Тойдта, так как полагал, что надо было применять осторожную тактику искоренения «цветастых фантазий». По этой причине он считал необходимым установить связи и наладить сотрудничество с «Объединением друзей».
Еще в мае 1933 года Андрее проинформировал Ганса Рейнерта о своих намерениях, но тот не проявил никакого интереса к полученным сведениям. И вот на «Нордическом тинге» ему выпала возможность лично пообщаться с Оскаром Зуффертом, правой рукой Вильгельма Тойдта. Состоялась непринужденная беседа, из которой каждая из сторон попыталась извлечь максимум выгоды. В итоге Зуфферт, не консультируясь со своим шефом, пригласил Юлиуса Андрее на ежегодное собрание «Объединения друзей», которое должно было проходить в Бад-Пирмонте. Сам же Андрее был очень доволен тем, что ему без особых усилий удалось наладить общение с одной из крупнейших группировок «дилетантов». В качестве ответной услуги Андрее передал Зуфферту информацию, которая могла быть интересна для всех членов «Объединения друзей»: под руководством Ганса Рейнерта планировалось сформировать группу историков, преимущественно из числа национал-социалистов.
Оскар Зуфферт
Членам «Объединения» предлагалось войти в эту группу. При этом Андрее подчеркивал, что после формирования группы Рейнерта все организации, занимающиеся в Германии проблемами древней истории, будут запрещены.
Это сообщение вызвало у сторонников Тойдта разную реакцию. Так, например, Йозеф Плассман видел всё отнюдь не в мрачном свете. Он полагал, что это был вполне предсказуемый и ожидаемый шаг. Но в любом случае он полагал, что надо было отстаивать интересы «Объединения друзей». Плассман предлагал прибегнуть к традиционной тактике, а именно направить полугодовую подшивку журналов «Германия» гауляйтеру Франконии Юлиусу Штрейхеру, который являлся не только издателем «Штюрмера», но и одной из весомых фигур в НСДАП. Вильгельм Тойдт предпочел направиться к липпскому государственному министру Гансу-Иоахиму Рике, которому в личной беседе сообщил, что «Объединение друзей» готово к активному сотрудничеству с властями и выполнению различных заданий. После этого Тойдт пригласил Рике к «святым местам», что должно было еще усилить впечатление от состоявшейся беседы.
Несколько иначе себя повел Оскар Зуфферт. Он полагал, что «борьба за Экстернштайн должна была вестись не в Липпе, а на уровне рейха». По этой причине он решил сосредоточить свое внимание на Юлиусе Андрее. Он точно знал, что Андрее принадлежит к группе национал-социалистических историков, которые задумали осуществить меры, направленные против «Объединения друзей». По этой причине на протяжении нескольких недель после прохождения «Нордического тинга» Зуфферт поддерживал постоянный контакт с Андрее, исподволь агитируя его. Было решено вовлечь его в состав «Объединения друзей». Для подобного решения существовало несколько причин. Во-первых, он был одним из немногих активистов «Имперской секции праистории», кто достаточно сдержанно, но не негативно относился к Вильгельму Тойдту. Во-вторых, Андрее был специалистом в своей области. В-третьих, он был членом НСДАП.
Когда Андрее получил приглашение посетить ежегодное собрание «Объединения друзей», он в мягкой форме отказался, направив на него свою супругу. После мероприятия его жена вернулась полная восторгов. Судя по всему, она попала под харизматическое обаяние Вильгельма Тойдта. При этом Андрее не намеревался афишировать свои отношения с «Объединением друзей», в июне они еще держались в тайне. Но этот секрет нельзя было хранить очень долго. В одной из статей, посвященных ежегодному собранию, промелькнула фраза о том, что заседание закрывалось выступлением руководителя «секции немецкой праистории» при «Союзе борьбы за немецкую культуру». Судя по всему, автор заметки перепутал структуры, подразумевая все-таки «Объединение друзей». Разразился скандал. В любом случае к тому моменту Юлиус Андрее уже отказался поддерживать официальную линию «Союза борьбы». Именно с этого момента можно было говорить о том, что интересы Юлиуса Андрее и «Объединения друзей» во многом совпадали. Зуфферт был чуток к различного рода «намекам» и «сигналам», а потому в одном из писем, адресованных Андрее, он сообщал, что деятельность «Имперской секции праистории» могла легко кооперироваться с работой «Объединения друзей». В качестве некой приманки Андрее намекали, что он мог бы «как специалист» начать раскопки в Экстернштайне, где могли быть найдены следы стоянок эпохи палеолита и мезолита. Лучшей приманки для археолога нельзя было и придумать.
В самой «Имперской секции праистории» данные известия восприняли весьма возмущенно. Курт Такенберг призвал Рейнерта устроить Юлиусу Андрее «взбучку», чтобы «впредь подобного более не повторялось». Но возможность сотрудничества с «Объединением друзей» повергла в форменную панику «академистов» из Ганновера. Курт Такенберг, Якоб-Фризен, Шроллер и другие, еще некоторое время назад полагавшие, что медленно, но уверенно отвоевывают позиции у Тойдта, оказались поставлены перед неутешительным фактом — это было не так. Еще больше их добили сведения, пришедшие из Берлина. Оказывается, стараниями приверженцев Тойдта, которые протоптали себе дорожку в министерство образования, рассматривался вариант о предоставлении «престарелому дилетанту» профессорской кафедры в Лейпцигском университете. Сам Андрее не мог не видеть, что ведет достаточно опасную двойную игру. Впрочем, он не мог не видеть, что «Имперская секция праистории» трещала по всем швам. С одной стороны были ганноверцы, которые после многолетней борьбы наотрез отказывались сотрудничать с Тойдтом.
Юлиус Андрее
На другой стороне находилась группа Штампфусса, из которой раздавались голоса, что надо было налаживать продуктивное сотрудничество со всеми, даже «дилетантами».
К лету 1933 года Тойдт и его сторонники смогли достигнуть немалых успехов, что было оценено Юлиусом Андрее. Впрочем, это была тактическая, а отнюдь не стратегическая победа. Осенью 1933 года Вильгельм Тойдт вновь встретился с министром Рике. Перед этим издательство «Дидерихс» направило Рике экземпляр «Германских святынь». Во время встречи Тойдт завел разговор о назревшей необходимости превращения Экстернштайна в «национальную святыню». Поскольку для этого требовались определенные земляные работы, то было бы логично, отмечал Тойдт, сначала провести археологические раскопки у скал. Когда возник вопрос, кто мог бы стать руководителем раскопок, Тойдт, не раздумывая, назвал Юлиуса Андрее. Эта фигура устраивала всех, тем более что некоторое время назад Герман Бартельс (он еще не стал архитектором Гиммлера и куратором Вевельсбурга) сделал запрос относительно Андрее, который был предпочтителен для выполнения данного задания.
После этого Тойдт сделал еще один выгодный с тактической точки зрения шаг. На осмотр Экстернштайна и обсуждение последующего (после окончания раскопок) благоустройства он пригласил не только министра Рике, но и архитектора Шульце-Наумбурга. Присутствие этого немолодого зодчего не только должно было гарантировать подобающее «фелькише» оформление «германской святыни», но и являлось залогом повышенного интереса к Экстернштайну со стороны высокопоставленных чинов рейха. Шульце-Наумбург еще с 1920-х годов был известен своими симпатиями к национал-социалистам. Кроме этого (что в данной ситуации, наверное, было самым главным), он считался любимым архитектором Гитлера. В разговорах с фюрером Шульце-Наумбург вел себя как равный, что не позволялось никому в Германии.
После того как между «Объединением друзей» и правительством Липпе были улажены все вопросы, стало ясно, что значительные работы по преобразованию Экстернштайна требовали существенных финансовых затрат. Для того чтобы решить проблему финансирования, а также снять некоторые юридические вопросы, 1 апреля 1934 года был учрежден Фонд «Экстернштайн». С формальной точки зрения интересы всех партийных функционеров, представителей местных властей и организаций были учтены в уставе Фонда. Гауляйтер Майер являлся Почетным председателем Фонда. Интересы липпского правительства представлял советник Опперман, являвшийся председателем правления. В состав правления были также введены бургомистр Хёрн и Вильгельм Тойдт. Показательно, что при учреждении Фонда «Экстернштайн» никак не были учтены интересы Альфреда Розенберга и Ганса Рейнерта. Вдвойне показательным является тот факт, что в состав правления Фонда был приглашен рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер.
Сейчас очень сложно сказать, когда глава СС проявил интерес к Экстернштайну. Не исключено, что именно тогда, когда занимался поисками подходящего замка на территории Вестфалии. Нередко высказывается мысль о том, что Гиммлер оказался в правлении Фонда уже в качестве «высочайшего покровителя» Тойдта. Хотя в настоящее время не найдено никаких источников, что Тойдт или один из его сторонников обращались к Гиммлеру, чтобы пожаловаться на «академистов». В данном случае напрашивается вопрос: если Гиммлер не был покровителем Тойдта, то качестве кого он был представлен в правлении Фонда, чьи интересы выражал? В архивах сохранился машинописный вариант устава Фонда «Экстернштайн», который был датирован 31 марта 1934 года. На этом варианте устава рукой министра Рике внесена поправка в дату, а также сделана подпись о введении в список учредителей рейхсфюрера СС Гиммлера.
Можно предположить, что местные партийные чиновники захотели пригласить Гиммлера в состав правления в качестве «свадебного генерала», то есть как фигуру общеимперского уровня, что должно было придать значимости Фонду. Однако в апреле 1934 года Гиммлер не был столь значимой личностью, какой стал позже, — тогда он воспринимался всего лишь как глава одного из вспомогательных подразделений НСДАП, по сути, начальник личной охраны Гитлера. Да, конечно, он имел непосредственный доступ к фюреру. Но в данном случае ситуация была несколько иной.
Сохранившиеся документы позволяют воссоздать события тех дней. Весной 1934 года Гиммлер прибыл в Детмольд.
Генрих Гиммлер во время посещения Экстернштайна в апреле 1934 года
Программа визита предполагала посещение Экстернштайна. По большому счету это было пожеланием Тойдта. Во время осмотра утесов и сооружений, расположенных поблизости, рейхсфюрер СС проявил повышенный интерес к Экстернштайну. Именно тогда он выразил заинтересованность в осуществлении задуманного проекта по превращению скал в «германскую святыню». Только после этого Гиммлер был введен в состав правления Фонда «Экстернштайн». Уже из этого сюжета следует, что ни липпские чиновники, ни руководство «Объединения друзей» не планировали такого поворота событий. Впрочем, в самом «Объединении друзей» моментально прореагировали на появление Гиммлера в правлении Фонда. Тут же в Личный штаб рейхсфюрера СС было выслано несколько номеров журнала «Германия», которые приятно удивили главу «охранных отрядов». Гиммлер отнюдь не был инициатором создания Фонда, а внезапность принятого решения позволила ему ускользнуть от «зоркого ока ревнивого Розенберга». Как видим, все было продиктовано личной волей главы СС. Однако получить контроль над раскопками ему оказалось не столь просто, как очутиться в составе правления Фонда. В данном случае предположение о том, что Гиммлер вошел в состав правления, чтобы помешать унификации «Объединения друзей» и Фонда, которые планировалось влить в состав организации Рейнерта, не совсем верно. На самом деле Рейнерт предпринял такую попытку лишь несколько недель спустя. Если Гиммлер не был прорицателем, то он едва ли стал бы предпринимать столь хитрые меры предосторожности, которые могли помочь в борьбе с презираемым им Розенбергом. Однако нельзя отрицать тот факт, что, будучи членом правления Фонда, Гиммлер мог оказывать непосредственное влияние на его дела, в том числе, оказывать некую защиту от посягательств других партийных функционеров имперского уровня.
В любом случае создание Фонда «Экстернштайн» было инициативой отнюдь не Генриха Гиммлера, как утверждается в некоторых случаях, а задумкой самого Вильгельма Тойдта. Собственно, Гиммлер оказался у Экстернштайна только благодаря пожеланию Тойдта. Появление рейхсфюрера СС в Фонде существенно отличается от событий, которые произойдут полтора года спустя, когда именно по инициативе Гиммлера будет создано исследовательское общество «Аненэрбэ» (поначалу оно назвалось «Немецкое наследие предков»). Кроме этого, не стоило забывать, что на момент появления в Фонде Гиммлер не был столь могуществен, как это принято обычно считать. Только лишь неделей позже он получит от Геринга полномочия в качестве главы гестапо, что несколько укрепит его власть. Но еще больше усилению влияния Гиммлера содействовало участие СС в «ночи длинных ножей», которая произойдет через несколько месяцев после дня учреждения Фонда «Экстернштайн». Только после этого его станут воспринимать в правлении Фонда как нового национал-социалистического «властелина».
В заключение этого сюжета несколько слов о Рейнерте. После того как «Имперская секция праистории» фактически развалилась под воздействием центробежных сил многочисленных внутренних конфликтов, Розенберг принял решение создать в составе «Союза борьбы за немецкую культуру» новую организацию. Она получила название «Имперского союза древней истории», который опять же возглавлял Ганс Рейнерт. Уже в новом качестве он фактически поставил ультиматум перед руководством «Объединения друзей». Рейнерт требовал, чтобы «Объединение» незамедлительно влилось в состав «Имперского союза». Тойдт предпочел проигнорировать это требование — его интуиция подсказывала, что ставку надо было делать на Гиммлера.
С конца 1934 года доверенным лицом Гиммлера в вопросах древней истории являлся упоминавшийся нами ранее Александр Лангсдорф. Весной 1935 года он принялся налаживать активное сотрудничество с другими национал-социалистическими учеными, начав с референта по вопросам культуры провинции Рейнланд Ганса-Иоахима Апффельштедта. На тот момент многие из историков выражали озабоченность усилением позиций Ганса Рейнерта уже в качестве руководителя «Имперского союза древней истории». В ответ на это набиравший политический вес Гиммлер заявлял в переписке, что им «не стоит волноваться относительно Р(ейнерта)».
После раскопок 1934 года
Подобная негласная поддержка привела к тому, что многие из рейнских историков стали ориентироваться на СС, полагая их достаточной защитой от амбициозных планов Розенберга и Рейнерта.
Тем временем в Детмольде произошла конференция, на которой часть ученых фактически перешла на позиции «дилетантов». После этого в Берлине состоялась новая встреча Апффельштедта и Лангсдорфа. На ней обсуждался вопрос возможности создания Имперского института, который бы занимался исключительно вопросами древней и ранней истории. В беседе Лангсдорф еще раз озвучил мысль о том, что Гиммлер планировал поставить во главе института иную личность, нежели профессор Рейнерт. В последующих разговорах с историками Апффельштедт заверял своих коллег: «Мы договорились, что при ближайшей возможности детально обсудим с рейхсфюрером СС все вопросы, касающиеся древней истории, что должно привести к единству мнений и воззрений». Несколько недель спустя Апффельштедт в одном письме вновь сообщал, что «рейхсфюрер СС имеет большие сомнения относительно личности Рейнерта». Как видим, Гиммлер очень решительно вошел в сферу исторической науки, будучи настроенным непременно вытеснить из нее Розенберга и его «паладинов». Если не брать в расчет факт его случайного попадания в правление Фонда «Экстернштайн», то в начале 1935 года рейхсфюрера СС в первую очередь интересовал проект по созданию Имперского института. Гиммлер планировал поставить во главе его своего представителя — Александра Лангсдорфа. Но для этого надо было ослабить позиции Ганса Рейнерта.
Одновременно с этим в мае 1935 года произошло событие, которое на первый взгляд был ничем не примечательным. Под руководством историка Вернера Буттлера начались раскопки городища Бенсберг (I–IV века). Эти раскопки были примечательны тем, что в них впервые приняли участие эсэсовцы, то есть их можно считать первым реализованным археологическим проектом рейхсфюрера СС. Почти сразу же после этого, в июне 1935 года, Гиммлер пригласил Александра Лангсдорфа в Личный штаб в качестве руководителя отдела археологических раскопок. Видя растущий интерес к древней истории и опасаясь догматика Розенберга, буквально за месяц до учреждения общества «Наследие предков» историки Западной и Южной Германии выразили готовность сотрудничать с СС.
Тем временем Ганс Рейнерт пытался подчинить себе объединения историков, занимавшихся проблемами древней истории, что должно было сделать его «Имперский союз» главной организацией с этой области. Впрочем, это получалось у него плохо, в том числе по причине того, что многим историкам был подан пример конференции, проходившей в Детмольде. В большинстве случаев на предложение влиться в состав «Имперского союза» Рейнерт получал вежливый отказ.
Некоторые из современных историков склонны считать, что подобные отказы были инициированы Александром Лангсдорфом, который уже занимал в Личном штабе рейхсфюрера СС должность начальника отдела археологических раскопок. Сейчас очень сложно установить, было ли это в действительности. По большому счету решение о «нецелесообразности унификации» могло быть принято хотя бы в силу опасений относительно растущих с каждым днем амбиций Ганса Рейнерта. В любом случае это создавало необходимые условия для того, чтобы Гиммлер задумался о создании собственной исторической организации. В итоге 1 июля 1935 года Генрих Гиммлер, Герман Вирт и Рихард Вальтер Дарре учредили исследовательское общество древней истории «Немецкое наследие предков», более известное как «Аненэрбэ».
Последствия создания «Аненэрбэ» не заставили себя ждать: уже 10 июля 1935 года Гиммлер отдал приказ, чтобы на территории каждого абшнита СС было раскопано одно культовое место или сооружение, что должно было, по мнению рейхсфюрера СС, укрепить связь эсэсовцев с германским доисторическим прошлым. При этом глава СС подчеркнул, что «он признает ценность научных изысканий и готов к сотрудничеству с Розенбергом и Рейнертом, равно как и любыми силами, действующими в сфере древней истории, но только на условии полного единодушия». В случае нападок и препятствования исследовательской деятельности СС Гиммлер угрожал разорвать все отношения «с позволившими себе подобное». Судя по всему, рейхсфюрер СС предвидел возможность начала кампании в подконтрольной Розенбергу прессе, а потому принимал меры, которые должны были обезопасить присягнувших ему на верность историков.
В этом сюжете обращает на себе внимание соседство «культовых мест» и «ценности научных изысканий». Очевидно, что это было одной из первых попыток Гиммлера обосновать при помощи археологии и древней истории ритуалы СС, что позже вылилось в попытки создания некой эсэсовской эрзац-религии. То есть происходило скрещивание эзотерики, ритуалов и точных наук. Подобный симбиоз как нельзя лучше характеризовал Гиммлера как человека, который сочетал в себе приверженность самым фантастическим идеям со склонностью к скрупулезному планированию.
Уже в конце июля 1935 года была достигнута договоренность о сотрудничестве между СС, Имперским министерством воспитания и историками из Западной Германии. Основные переговоры между Бернхардтом Рустом, представлявшим интересы министерства, Лангсдорфом как представителем Гиммлера и Апффельштедтом как выразителем позиции историков шли с 10 по 16 июля 1935 года. В основном разговор касался деятельности «Имперского института древней и ранней истории». При обсуждении вопроса, кто должен был возглавить данный институт, Руст настаивал на фигуре Теодора Виганда. В приватных разговорах министр воспитания находил, что Лангсдорф не обладал необходимой твердостью, чтобы справиться со всеми трудностями, а также отразить нападки конкурентов из лагеря Розенберга. Сам Лангсдорф не был удивлен подобному развитию событий. Он давно уже видел себя в рамках Управления СС по вопросам расы и поселений, где должен был возглавить историческое направление работы. При этом он выражал готовность принять на работу в Управление СС по вопросам расы и поселений всех историков из западной части Германии, что могли подвергнуться нападкам со стороны Рейнерта и Розенберга. Так СС впервые заявили о себе как о структуре, «покровительствовавшей» науке. Первым профессиональным историком, который был взят под крыло Гиммлера, был Вернер Буттлер.
Некоторые из нынешних историков задаются вопросом: была ли в то время у Гиммлера ясная программа действий, и как его поведение можно было трактовать в свете попыток избежать открытого конфликта с Альфредом Розенбергом? Сразу же надо отметить, что большинство решений Гиммлер принимал спонтанно, то есть едва ли можно было говорить о четкой программе действий. Кроме этого, рейхсфюрер СС опасался публичного столкновения с Розенбергом, но отнюдь не потому, что позиции «министра без портфеля» были сильны, а потому, что за несколько месяцев до этого Гитлер отдал вполне конкретный приказ. Приказ гласил, что между партийными функционерами не должно быть никаких открытых столкновений, а в своей деятельности они должны были прежде всего ориентироваться на создание образа сплоченной партии и государства. Впрочем, это не исключало возможности неявных противоречий, чем и воспользовался Гиммлер, начав свою деятельность как бы «исподволь».
Действия Гиммлера, конечно же, не остались незамеченными в ведомстве Розенберга. Весьма обеспокоенный Рейнерт писал своему шефу, что «СС запланировали в ближайшее время создать культурное учреждение, во главе которого планируется поставить Лангсдорфа». Глава «Имперского союза древней истории» полагал, что об этом «грубейшем превышении служебных полномочий» надо было доложить Гитлеру. Вскоре у Рейнерта появился вполне конкретный повод для возмущений. В Ёрлингхаузене местный краевед Герман Дикман задумал поставить на месте раскопок модели древних германских домов в пропорции 1:1. Рейнерт предполагал, что инициатива создания музея под открытым небом принадлежала либо только что созданному «Наследию предков», либо проводилась под патронажем одной из эсэсовских структур. Попытка СС закрепиться в Ёрлингхаузене вызывала особое возмущение Рейнерта хотя бы потому, что этот город он считал своей «вотчиной».
Когда Рейнерт говорил в своем письме «о культурном учреждении, во главе которого планируется поставить Лангсдорфа», то он подразумевал отнюдь не «Наследие предков». Речь шла о специальном отделе, запланированном в структуре Управления СС по вопросам расы и поселений. Инициатива создания этого отдела принадлежала австрийскому полковнику Карлу Марии Вилигуту, который был известен эсэсовскому руководству под ритуальным именем «Вайстор». Вилигут не был известен широкой публике и считался чем-то вроде придворного мага Гиммлера. Именно с «Вайстором» вел активную переписку в то время Александр Лангсдорф. Отдел, который в рамках Управления СС по вопросам расы и поселений должен был заниматься древней историей, обозначался литерой RAIIIb.
По большому счету этот отдел воплощал в себе два проекта (мировоззренческие и ритуальные построения «Вайстора» требуют отдельного рассмотрения в рамках самостоятельной книги). Во-первых, в нем должны были числиться ученые-историки, которые представляли интерес для Гиммлера. Во-вторых, планировалось, что со временем отдел разрастется и превратится в Штаб СС по вопросам древней истории. Сейчас очень сложно сказать, почему был выбран именно такой путь, а также каковы были предполагаемые функции этого штаба. В любом случае все лояльные Гиммлеру историки должны были быть привлечены к сотрудничеству с СС.
Но не стоит полагать, это был некий «благотворительный» проект, направленный на поддержку историков. Сотрудничество с СС должно было осуществляться «в рамках национал-социалистического мировоззрения, в частности, для объяснения соответствующих расовых взаимосвязей». Уже эта фраза наглядно показывает главную мотивацию «исторического проекта» в рамках СС. Это должны были быть политически контролируемые исследования, итоги которых должны были отвечать постулатам эсэсовской идеологии, а стало быть, осуществлять их должны были только «надежные члены партии». В этом отношении эсэсовские начинания ничем не отличались от устремлений Розенберга. Чтобы достигнуть предполагаемых целей, и историки-профессионалы, и историки-дилетанты должны были пройти некую проверку. В первую очередь эсэсовское руководство интересовали приверженность и понимание национал-социалистической идеологии (расовое учение, отношение к христианству и эволюционному учению, предрасположенность к новому вероисповеданию). Далее СД (эсэсовская служба безопасности) с привлечением местных организаций НСДАП проводили проверку личности, ее поведения, собирали характеристики.
Если принять во внимание эти процедуры, то становится ясным, что собственно научная квалификация историков для руководства СС была не столь важна, или как минимум находилась не на первом месте. Приоритет имели мировоззренческие установки конкретного исследователя, а научные знания шли лишь в конце списка необходимых требований для участия в «проекте». Собственно, сам «проект» можно было бы назвать попыткой инфильтрации СС во все области общественной жизни. В данном случае речь шла об исторических учреждениях. Историки-эсэсовцы должны были занять лидирующие позиции на университетских кафедрах, в различных музеях, в ведомствах по охране культурно-исторических памятников.
Была у этого «проекта» и вполне конкретная конечная цель. В течение двух лет планировалось постепенно внедрить специалистов-эсэсовцев во все государственные структуры, которые определяли политику в области изучения древней истории. Таким образом, должна была быть достигнута гарантия того, что древняя история как область знаний находилась бы в Германии под контролем СС. То есть «охранные отряды» планировали осуществить сращивание с прочими служебными инстанциями. В качестве таковых называлось десять ведомств, в том числе: министерство воспитания, министерство внутренних дел, военное министерство, министерство труда и занятости, Национал-социалистический союз учителей (лерер-бунд), имперское руководство молодежи. Весьма характерно, что в этом списке не значилось ведомство Альфреда Розенберга. А это могло означать одно из двух: либо с этим ведомством не предполагалось иметь никаких контактов, либо (что скорее всего) Гиммлер планировал в ближайшей перспективе устранить его с политической сцены, лишить каких-либо рычагов управления.
Эсэсовский «исторический проект» был некой защитой от рисков, которые касались не только планов Рейнерта.
Во время раскопок в 1935 году
Последующее развитие событий показало, что Гиммлер планомерно осуществлял свои задумки в данной сфере. В этой связи необходимо задаться вопросом: как «проект» отразился на Экстернштайне?
Изменившаяся обстановка на общеимперском уровне почти сразу же имела свои последствия и для Фонда «Экстернштайн», и для раскопок, которые проходили у скал. Мероприятия, которые были предприняты Фондом, были во многом связаны с донесениями экскурсовода Фрике, который являлся осведомителем СД. В первую очередь все они имели отношение к посещению Экстернштайна Вильгельмом Дёпферфельдом. Согласно донесению, Дёпферфельд в сопровождении Тойдта прибыл на место раскопок. Тойдт хотел продемонстрировать гостю «старейшее, достойное Трои поселение». Фрике позволял себе предположить, что на самом деле Дёпферфельд являлся хорошо замаскированным критиком Тойдта, а его визит к Экстернштайну осуществлялся по заданию католической церкви. Опасаясь подрывных акций со стороны католиков, Фрике предлагал, чтобы в будущем все визиты к скалам согласовывались с правлением Фонда, а также о них уведомлялись местные государственные и партийные органы. Несмотря на то что иные источники на предмет визита Дёпферфельда к Экстернштайну отсутствуют, кажется очень сомнительным, что это было сделано по поручению католической церкви, скорее всего это были бурные фантазии Фрике. Однако донесение осведомителя возымело свое действие. Почти сразу же министр Рике издал следующее предписание: «Принимая во внимание различные инциденты у Экстернштайна, впредь прошу уведомлять о предстоящих визитах Фонд или же господина Фрике». Из этого документа следует, что министр Рике доверял сведениям, которые поставлял Фрике, но тем не менее мог полностью на него положиться. Об этом свидетельствует письмо от 22 июля 1935 года, в котором министр сообщал, что «не считает целесообразным делать его (Фрике) доверенным лицом председателя правления и устанавливать с ним отдельные отношения прочих представителей Фонда».
Этот небольшой инцидент пополнялся сообщением о визите к скалам Александра Лангсдорфа. Сам визит состоялся 26 июля 1935 года. Во время его Лангсдорфа сопровождал исследователь Хельмут Арнц, который являлся не только представителем «Общества помощи немецкой науке», но и министерства по делам образовании и религии. Цель этого визита так и осталась до сих пор невыясненной. Скорее всего речь надо вести о контроле над процессом археологических раскопок. По крайней мере сторонники Ганса Рейнерта видели в этом событии исключительно инспекционную поездку. Действительно, после этого Лангсдорф и Арнц беседовали с Вильгельмом Тойдтом, причем гости выражали свое недовольство тем, как шли раскопки.
После раскопок 1935 года
Результатом всех этих событий стало то, что в августе 1935 года в Фонде «Экстернштайн» было решено применить сугубо партийный «фюрер-принцип».
Буквально накануне партийного съезда 1935 года, который традиционно проводился в Нюрнберге, правление Фонда издало предписание, согласно которому доступ к скалам Экстернштайна ограничивался евреям и «друзьям евреев». Формальным поводом для этого являлось предположение, что евреи не «смогут постигнуть сути германской святыни». После этого правление Фонда «выражало надежду, что доступ евреям будет закрыт ко всем культовым местам Германии, и сожалело, что некоторые немцы по чисто коммерческим соображениям продолжают водить дружбу с евреями». Кроме антисемитского содержания, это указание очевидно подтверждало, что правление Фонда полностью разделяло теорию об Экстернштайне как «германской святыне», которая отвечала национал-социалистическому мировосприятию. Впрочем, в данном случае нельзя Экстернштайн выделять как отдельный объект, так как данные меры, направленные против евреев, были всего лишь частью многочисленных антисемитских мероприятий, которые предшествовали принятию «расовых Нюрнбергских законов» 1935 года.
После того как в июле 1935 года Лангсдорф посетил Экстернштайн, министр Рике стал вынашивать идею сделать этого историка ответственным за организационную деятельность Фонда. До этого момента всеми его делами фактически ведал липпский чиновник Опперман. На первый взгляд это предложение нашло поддержку у Генриха Гиммлера. По крайней мере в разговоре с гауляйтером Майером, который состоялся в середине августа 1935 года, рейхсфюрер СС заявил: «Я сам выступаю за Лангсдорфа». Эти слова были продублированы в официальном письме. Однако некоторое время спустя Гиммлер по непонятным до сих пор причинам изменил свое мнение. Теперь глава СС считал, что ни Андрее, ни Лангсдорф, ни Фрике не подходили для данной должности. Не исключено, что Гиммлер ориентировался на мнение приближенного к нему Хельмута Арнца, который весьма иронично заявил о «прямо-таки „замечательном“ состоянии Экстернштайна». Кроме этого, Арнц рассказал историю о том, что во время экскурсии Фрике бахвалился — он будет скидывать несогласных с теориями Тойдта туристов прямо со скал. В итоге делами Фонда было предложено ведать доверенному лицу Гиммлера унтерштурмфюреру СС (на тот момент) Карлу Дибичу. Само это предложение уже говорит о многом. Дибичу поручали самые важные проекты, в которых был заинтересован Гиммлер. Именно Дибич создал проект эсэсовской униформы, именно он оказался причастным к созданию интерьеров замка Вевельсбург и т. д.
Несколько дней спустя после того, как Гиммлер отверг фигуру Лангсдорфа в качестве управляющего делами Фонда, оба они вновь посетили Экстернштайн.
Вильгельм Тойдт и комендант замка Вевельсбург Манфред фон Кнобельсдорф
Можно предположить, что визит был во многом спонтанным, так как липпское правительство не получило никаких предупреждений о предстоящем визите «высоких гостей».
В данной главе нередко упоминался партийный съезд в Нюрнберге 1935 года, который в основном памятен для историков принятием «расовых законов». Однако в рамках данной книги нас интересует несколько иной сюжет. Дело в том, что на съезде Гитлер произнес речь, которая никак не вписывалась в планы Гиммлера и Розенберга, предполагавших создать «германоцентричную модель истории». В своей речи Гитлер упомянул об успехе древних германцев в битве при Варусе, однако неожиданно для многих после этих слов он подверг критике тезис о том, что насильственная христианизация Германии в VIII веке нанесла стране вред. Более того, Гитлер весьма положительно отозвался о фигуре Карла Великого, заявив, что христианизация и введение института королевской власти по античным образцам стали двумя подспорьями, «без которых не было бы возможно складывание германского государства». Христианство же было названо «предпосылкой для формирования немецкого народа». Впрочем, подобные заявления не могли остановить Гиммлера, который намеревался создать собственные культы и обряды.
Когда Гитлер произносил свои «сенсационные» слова, то ни Розенберга, ни Гиммлера в Нюрнберге не было. Розенберг в то время направлялся в эсэсовский санаторий Гогенлихен, где намеревался застать рейхсфюрера СС. Идеолог партии предполагал в личной беседе с шефом СС обсудить множество накопившихся проблем и снять все противоречия. Однако в санатории Гиммлера не было. После этого Розенберг направил ему возмущенное письмо. В этом послании говорилось, что до него (Розенберга) дошли слухи о том, будто бы Гиммлер планировал создать структуру, которая бы занималась вопросами древней истории. «Я не знаю, так это или нет, — писал Розенберг. — В случае если эта информация соответствует действительности, то заявляю протест. Я получил от фюрера весьма определенный приказ заниматься кроме всего прочего древней историей. Существование двух инстанций, занимающихся данной проблемой, невозможно, так как противоречило бы всем национал-социалистическим принципам». Именно в этом письме Розенберг впервые заявил о том, что «Имперский институт древней и ранней истории» по приказу Гитлера должен был возглавить именно Ганс Рейнерт. Если такой приказ и был отдан, то только в устной форме, без какого-либо письменного подтверждения.
В этих условиях в Бремене с 28 сентября по 6 октября 1936 года проходило второе заседание «Имперского союза древней истории». Это мероприятие, как никакое другое, характеризовалось напряженными отношениями между двумя группировками национал-социалистических ученых.
Альфред Розенберг был одним из противников «исторических проектов», которые осуществлялись в СС
На этот раз фронт борьбы проходил не между «академистами» и «дилетантами», а между сторонниками и противниками Розенберга (а стало быть, и Рейнерта). Несмотря на то, что ни один из ведущих специалистов-историков, состоявших на службе в СС или «Наследии предков», на это мероприятие не был приглашен, руководство «охранных отрядов» было хорошо осведомлено обо всех перипетиях и конфликтах, которые возникали в эти несколько дней. Во многом это происходило благодаря тому, что на заседании присутствовал кёльнский историк Вернер Буттлер. Судя по всему, его появление на данном мероприятии было случайностью, так как оно не было никак согласовано с Александром Лангсдорфом.
Самой примечательной была, конечно же, речь Ганса Рейнерта, который с высокой трибуны поносил историков Западной Германии, никак не желавших вливаться в состав «Имперского союза». За несколько дней до этого он характеризовал их как «реакционные круги, готовые не только на саботаж, но даже на братание с евреями и политическим католицизмом». При этом досталось и Вильгельму Тойдту, который рассчитывал передать на определенных условиях журнал «Германия» «Имперскому союзу древней истории». В одном из своих гневных пассажей Ганс Рейнерт, заявил, что журнал «Германия» по своему научному уровню был не на много выше, чем развлекательное издание «Имперская сцена». Это был очень тяжелый удар для Тойдта — он понял, что впредь никакое сотрудничество с Рейнертом не было возможно.
6 ноября 1935 года Вильгельм Тойдт напрямую обратился к руководству «Наследия предков» с предложением приобрести издаваемый «Объединением друзей германской праистории» журнал «Германия». В «Аненэрбэ», в отличие от «Имперского союза древней истории», сразу же заинтересовались данным предложением. Начались переговоры о том, чтобы получить под свой контроль «Германию».
Дальнейшее развитие событий в документах представлено весьма противоречиво. Согласно документам «Аненэрбэ», переговоры о приобретении журнала шли своим чередом, когда в них 20 декабря 1935 года внезапно попытался вмешаться Ганс Рейнерт, видимо, осознавший допущенную им ошибку. Документы ведомства Альфреда Розенберга рисуют совершенно иную картину. «Объединение друзей германской праистории» как одна из структур, все-таки вошедших в состав «Имперского союза древней истории», вело переговоры о продаже журнала «Германия» именно с Рейнертом. Переговоры были близки к успешному завершению, когда представитель «Объединения друзей», являвшийся ко всему прочему служащим СС, прекратил диалог.
Сотрудник Юлиуса Андрее Брайтхольц у барельефа «Снятие с Креста». 1934 год
Первый вариант истории выглядит более правдоподобным, хотя детали этих событий остаются неизвестными и по сей день. Не исключено, что Вильгельм Тойдт вел двойную игру, предлагая одновременно журнал и «Наследию предков», и «Имперскому союзу древней истории». Если это было так, то значит, что он пытался извлечь максимальную выгоду из продажи своего журнала.
К слову сказать, переговоры о судьбе журнала «Германия» пришлись именно на 75-летний юбилей Вильгельма Тойдта, который получил поздравления не только от Генриха Гиммлера, но и от Ганса Рейнерта. Кроме этого, он получил почетное звание профессора. В данном случае не представляется возможным установить, кто приложил усилия, чтобы Тойдту преподнесли такой «подарок». Вместе с этим Тойдт получил титул, который позволял ему делать к своему имени приставку фон. Впрочем, документы декабря 1935 года не отражают ни одного предписания национал-социалистического руководства о подобном награждении. Дело в том, что только в 1938 году был подписан указ о том, что титул мог присваиваться к юбилею тем людям, которые достигли больших успехов и отличились по своей специальности.
Если возвратиться к переговорам с «Наследием предков», то Тойдт мог считать своим отдельным успехом, что ему удалось добиться назначения на пост начальника одного из отделов «Аненэрбэ». Поначалу отдел назывался, как и книга Тойдта, — «Германские святыни». Позже он был переименован в учебно-исследовательский отдел германистики. Кроме этого, Гиммлер пообещал Тойдту, что Экстернштайн станет его «вотчиной», а именно в Германии будет запрещено издание массовым тиражом книг об этих скалах, принадлежавших перу других авторов и исследователей. После этого «Объединение друзей» как бы плавно перетекло из «Имперского союза» в «Наследие предков». Для того чтобы не распускать «Объединение друзей», было принято решение сделать его председателем организационного руководителя «Аненэрбэ» Вольфрама Зиверса, а Вильгельма Тойдта назначить начальником отдела «Наследия предков». Эта рокировка произошла 18 января 1936 года.
Теперь, когда у «Наследия предков» был собственный журнал, надо было решить одну небольшую проблему — изменить его подзаголовок. Полностью журнал назывался «Германия. Ежемесячник древней истории и постижения немецкой сущности». В данной ситуации Вольфрам Зиверс весьма опасался очередных «происков» со стороны профессора Ганса Рейнерта. Дело в том, что после того, как Розенберг написал возмущенное письмо Генриху Гиммлеру, оба высокопоставленных национал-социалиста договорились о том, что рейхсфюрер СС не будет вмешиваться в область древней истории, которая приказом Гитлера была отведена в компетенцию «министра без портфеля».
Один из гротов в скалах Экстернштайна
Как результат, было решено изменить не только название журнала, но и полное название «Аненэрбэ» (исследовательское общество древней истории «Немецкое наследие предков»), а также подконтрольного «Объединение друзей германской праистории». Так на свет появилось исследовательское общество «Наследие предков». Организации Тойдта предлагалось несколько названий: «Объединение друзей германоведения» или «Объединение друзей немецкого наследия предков». Сам же журнал стал полностью именоваться следующим образом: «Германия. Ежемесячник по вопросам германоведения и постижения немецкой сущности».
Именно под таким названием журнал и стал печатным органом «Аненэрбэ». Примечательным является тот факт, что если верить архивам, то переименование журнала и «Объединения друзей» никак не согласовывалось ни с Генрихом Гиммлером, ни с Александром Лангсдорфом.
Получив под свой контроль журнал «Германия» как весьма популярное научное издание, «Аненэрбэ» зарабатывало несколько преимуществ. Во-первых, «Наследию предков» не надо было заниматься регистрацией нового печатного средства массовой информации. Кроме этого эсэсовское исследовательское общество существенно экономило на организационных и кадровых вопросах. Также не стоило забывать, что у «Германии» в 1936 году имелось около 2 тысяч подписчиков (в основном из числа сторонников идей Вильгельма Тойдта). Почти год спустя Гиммлер решил, что «Германия» будет также бесплатно рассылаться всем старшим офицерам СС. Надо также учесть, что вместе с журналом в «Аненэрбэ» переходило и большинство финансовых источников, как государственных, так и частных, за счет которых издавался журнал. По приблизительным подсчетам эта сумма составляла около 21 тысячи рейхсмарок ежегодно. Принимая во внимание достаточно шаткое хозяйственно-экономическое положение «Наследия предков» в те дни, получение новых спонсоров и жертвователей было отнюдь не лишним.
Летом 1936 года Юлиус Андрее с большим трудом смог издать свою монографию, посвященную археологическим раскопкам в Экстернштайне. Выходу в свет этой работы во многом содействовала помощь западного университета имени Вильгельма. Поскольку на тот момент не было никакой необходимости согласовывать с кем-либо текст рукописи, то можно предположить, что Андрее не показывал ее ни партийным органам, ни представителям СС. В августовском номере «Германии» 1936 года вышла на эту книгу благожелательная рецензия Йозефа Плассмана, видимо, в «Аненэрбэ» все-таки предполагали, что рано или поздно монография Андрее увидит свет. Кроме «Германии», поначалу на эту книгу почти никто не обратил внимание. Исключение, пожалуй, составила «Кёльнская народная газета», которая опубликовала большой обзор, содержавший в том числе весьма критичные замечания в адрес Андрее. На тот момент эта статья не вызвала никакого резонанса ни в среде историков, ни в среде партийных функционеров, ни в СС. Ситуация в корне поменялась в ноябре 1936 года. Именно тогда появилась новая статья, которая вызвала бурную реакцию Генриха Гиммлера. Дело было даже не в содержании критической статьи, а в том, где она была напечатана. Речь шла об одном из первых номеров издаваемого Гансом Рейнертом журнала «Германское наследие» («Германенербе»). В «Аненэрбэ» сразу же сочли, что им пытаются составить конкуренцию. Действительно, журнал Рейнерта по своему названию напоминал нечто среднее между журналом «Германия» и выпускавшим его «Наследием предков» — «Аненэрбэ». Ситуация осложнялась еще и тем, что статья, собственно, принадлежала самому Юлиусу Андрее. 11 декабря 1936 года Гиммлер вновь распорядился подвергать самым суровым наказаниям тех, кто решился нарушить запрет на публикацию материалов об Экстернштайне. В одном из писем рейхсфюрер напоминал организационному руководителю «Наследия предков» Вольфраму Зиверсу, что в Германии были также запрещены любые публичные дискуссии и общественные обсуждения проблем, связанных с Экстернштайном.
Копию данного письма для ознакомления получил и Александр Лангсдорф. В данном случае требование вмешаться в ситуацию исходило не столько от коллег Андрее, сколько от «Наследия предков». Именно «Аненэрбэ» Гиммлер передал функции по надзору за соблюдением запрета на публикации, касавшиеся Экстернштайна. Появление монографии Юлиуса Андрее и его статьи в журнале «Германское наследие» наглядно показывало, что «Аненэрбэ» не справлялось с порученной ему задачей, собственно, как и в последующие годы.
Андрее не был готов безропотно выполнять приказы Гиммлера. В ответном письме он сообщал: «Я как университетский профессор и политический руководитель не подчиняюсь приказаниям рейхсфюрера СС. Кроме того, запрет на написание книги и статей является неприемлемым для меня, так как существенно ограничит мою научную деятельность. Вдобавок я не публикую ничего, что не соответствовало бы научному уровню или противоречило национал-социалистическому мировоззрению». Но, видимо, понимая чреватость ссоры с Гиммлером, Юлиус Андрее в конце своего письма делал некий реверанс в его сторону, заявив, что не имеет никакого интереса к тому, чтобы делать какие-то новые публикации, посвященные Экстернштайну. Само письмо производило очень странное впечатление. В его первой части Андрее пытался продемонстрировать, что не подчинялся приказам рейхсфюрера СС. Однако в последних предложениях он вновь выражает готовность соблюдать «секретность», касавшуюся Экстернштайна. Впрочем, эта покорность на самом деле была мнимой. Юлиус Андрее никогда не планировал соблюдать запреты, наложенные Гиммлером на вестфальские утесы. Об этом говорит хотя бы тот факт, что в 1937 и 1939 годах вышли переработанные и дополненные версии его монографии. Причем их выход в свет не привел к какой-то очередной бурной реакции со стороны СС, то есть можно предположить, что действия Юлиуса Андрее фактически никто не отслеживал.
Во время реконструкции сооружений у «скалы гротов»
Несколько дней спустя после возобновления запрета на публикации об Экстернштайне, Бурно Гальке, являвшийся куратором «Наследия предков», сообщал Гиммлеру о намерении Александра Лангсдорфа ввести в состав правления Фонда «Экстернштайн» обершарфюрера СС Буттлера, что позволило бы ему иметь в этом учреждении «своего человека». При этом Гальке спрашивал Гиммлера: «Может быть, имело смысл передать культурное руководство Экстернштайном „Наследию предков“?» При этом указывалось, что Александр Лангсдорф был полностью согласен с этой идеей. Кроме этого, Гальке в очередной раз предлагал предусмотреть «самые строгие санкции в отношении тех, кто нарушал запрет на публикации об Экстернштайне». Касательно нового назначения Буттлера с подачи Лангсдорфа Гиммлер сразу же ответил решительным отказом. Но над остальными предложениями он некоторое время думал. Несмотря на то, что предложение о передаче Экстернштайна «Аненэрбэ» показалось Гиммлеру перспективным, ведать делами Фонда «Экстернштайн» продолжил бригадефюрер СС Освальд Поль, отвечавший за все экономические проекты, которые были интересны рейхсфюреру СС. Если оценивать отказ Гиммлера, то он прежде всего относился не к самому Лангсдорфу, а к Буттлеру — рейхсфюрер СС не собирался вводить в свое окружение человека, который считался ставленником Имперского министра воспитания Бернхардта Руста. Гиммлер предложил ввести в состав правления Фонда «Экстернштайн» д-ра Вакера, который несколько позже стал начальником Буттлера.
В то время как ученые-специалисты пытались подорвать доверие Ганса Рейнерта к Альфреду Розенбергу и даже думали о том, как бы к этой деятельности привлечь Генриха Гиммлера, рейхсфюрер СС решил применить совершенно иную тактику. Глава СС планировал уже с середины января 1937 года настроить Розенберга против Ганса Рейнерта. Поводом для этого стали попытки Рейнерта вмешаться в дела Экстернштайна.
Непосредственным толчком для действий Гиммлера в задуманном направлении стала информация, поступившая от Фрике, который, напомним, был не только экскурсоводом, но и эсэсовским осведомителем. Одно из сообщений было направлено Фрике в «Наследие предков», откуда уже попало на стол Генриха Гиммлера. В данном случае речь шла о письме Рейнерта, которое было адресовано непосредственно Фрицу Фрике. В нем говорилось: «Я хотел передать Вам (Фрике), что сегодня получил от бургомистра Келлера в Детмольде предложение начать активное обсуждение вопросов германской древней истории. Одним из первых вопросов должно стать обсуждение проблемы Ирминсула, прежде всего предполагаемого места его нахождения в прошлом на основании письменных источников. Я всеми силами буду поддерживать этот план, о котором бургомистр мне сообщил впервые на имперском съезде „Нордического общества“. Бургомистр полагает, что в Детмольд должны прибыть множество выдающих исследователей, в том числе из соперничающих между собой группировок».
Вид первой скалы Экстернштайна во время раскопок
До сих пор остается не понятно, действительно ли эта идея принадлежала бургомистру Келлеру, или она была инициативой одного из людей, входивших в окружение Вильгельма Тойдта. В любом случае это «заманчивое предложение» показывает, насколько плохо на нижнем уровне представители власти знали о противоречиях, царивших на высшем уровне.
После того как копия этого письма оказалась в руках у Гиммлера, реакция не заставила себя ждать. Известно, что Зиверс передал рейхсфюреру СC это сообщение 20 декабря 1936 года. Уже 13 января 1937 года Гиммлер в письменной форме обращался к Альфреду Розенбергу. В письме говорилось: «От моих людей в Экстернштайне я знаю, что профессор Рейнерт планирует устроить обсуждение Экстернштайна и стоявшего там некогда Ирминсула». После этого в адрес Рейнерта был выдвинут целый ряд обвинений. Кроме всего прочего, Гиммлер указывал на то, что своими действиями Рейнерт отнюдь не снискал любовь и уважение своих коллег. Рейхсфюрер СС любыми средствами пытался опередить неофициальное развитие событий, а потому отдал приказ Вольфраму Зиверсу в очередной раз уведомить общественность, о запрете публичных обсуждений проблемы Экстернштайна. Об этом через Фрике надлежало сообщить и Гансу Рейнерту.
В данных обстоятельствах Розенберг начал что называется «юлить». В ответном письме он, с одной стороны, выражал благодарность рейхсфюреру СС за «его согласие вести борьбу с противниками национал-социалистического подхода к древней истории, в частности с реакционными силами, ополчившимися на „Имперский союз древней истории“». Розенберг весьма лукаво говорил, что «крайне нуждался в такой поддержке, так как в последнее время большое количество профессоров выступают против моих (Розенберга) планов и планов партайгеноссе Руста относительно „Имперского института древней и ранней истории“». Но при этом идеолог партии перекладывал всю вину за эту «подрывную работу» на профессора Лангсдорфа (!), который «действовал, конечно же, без Вашего (Гиммлера) ведома». Розенберг прибег к типичному приему национал-социалистической политики — он сделал «козлом отпущения» одного из чинов СС, который находился в непосредственном подчинении у Генриха Гиммлера. Сам же Гиммлер, видимо, ничего знал о действиях своих офицеров. В данном случае мы видим «лукавые» вариации мифа о «хорошем царе» и «плохих боярах», о проделках которых самодержец якобы ничего не знает.
Кроме этого, Розенберг, защищая своего ставленника Ганса Рейнерта, прибег к еще одному хитрому ходу. Чтобы снять все обвинения с Рейнерта, он приложил к своему сообщению копию письма, которая поступила от бургомистра Келера, то есть подчеркивалось, что инициатива обсуждения проблем Экстернштайна исходила отнюдь не от руководителя «Имперского союза древней истории». Пикантность ситуации заключалась в том, что бургомистр Келер был оберштурмфюрером СС! Мало того что Гиммлеру намекали, что он не владел полнотой информации, так еще и бросали упрек, что его же собственные эсэсовцы не выполняют приказы, отданные главой СС (в данном случае не соблюдали запрет на обсуждение Экстернштайна).
Дело в очередной раз закончилось тем, что Гиммлер огласил запрет на обсуждение Экстернштайна и любых публикаций по данной тематике. Сам же Рейнерт в своих последующих заявлениях утверждал, что даже не намеревался нарушать запрет, а потому решил осведомиться о правомочности подобного мероприятия у Фрица Фрике.
В начале 1937 года «Наследие предков» ожидала очередная «напасть» в виде споров с Вильгельмом Тойдтом, который не намеревался подчиняться требованиям, которые предъявлялись к служащим СС. В своих аргументах Тойдт следовал пожеланиям гауляйтера Вестфалии Альфреда Майера, который полагал, что пожилой исследователь должен был представлять так называемое «детмольдское направление». В своих разговорах Тойдт неоднократно указывал на то, что ошибкой Третьего рейха было повсеместное введение «фюрер-принципа». Он говорил: «Фюрер-принцип, конечно же, хорошо для почты и для армии, но отнюдь не для других дел. Имеется слишком много руководителей, а потому их решения по большей части не выполняются». В качестве одного из примеров Тойдт приводил как раз изучение проблем древней истории. При этом Тойдт утверждал, что если в этом начинании его «не поддержит „Наследие предков“, то труд его жизни будет уничтожен». В частности, Тойдт не понимал, надо ли ему было вести войны против Ганса Рейнерта. Как итог Вильгельм Тойдт угрожал, что откажется от руководства отделом «Аненэрбэ», который находился в Детмольде. Впрочем, он своевременно сигнализировал о том, что готов «пересмотреть свои отношения с „Имперским союзом древней истории“».
18 февраля 1937 года организационный руководитель «Аненэрбэ» Вольфрам Зиверс в своем разговоре с Вильгельмом Тойдтом заверил пожилого исследователя, что его отдел получит свое официальное название (это была одна из претензий), а также подчеркнул, что в отношении Рейнерта можно занимать только «боевую позицию». После этого Тойдт объявил, что незамедлительно выведет «Объединение друзей» из состава «Имперского союза», а также прекратит все контакты с Рейнертом.
В тот момент создатели «Аненэрбэ» полагали, что добились огромного успеха, так как «Объединение друзей», насчитывавшее более тысячи сторонников, было самым крупным коллективным членом «Имперского союза древней истории». Выход из «Имперского союза» существенно бы подорвал позиции Рейнерта. На практике это означало бы, что «Имперский союз» лишился бы 13 % своих членов. Про реакцию всех остальных говорить не приходилось. Вольфрам Зиверс и Бурно Гальке фактически одновременно сообщили Генриху Гиммлеру о том, что в сложившейся ситуации «Наследие предков» должно было поддержать Вильгельма Тойдта. Однако Генрих Гиммлер имел иные соображения относительно возможного выхода «Объединения друзей» из состава «Имперского союза». Он предложил подождать. Во-первых, он опасался очередного открытого конфликта с Розенбергом.
Остатки стен близ Экстернштайна
Во-вторых, Гиммлер планировал получать через сторонников Вильгельма Тойдта сведения о том, что происходило внутри «Имперского союза древней истории», то есть иметь осведомителей и «агентов влияния».
Сам же Рейнерт в то время решил устроить небольшую провокацию, желая проверить, какой будет реакция на нарушение запрета, касавшегося Экстернштайна. В изданном «Имперским союзом» томике «Пять тысяч лет Германии» он намеренно упомянул вестфальские скалы как одно из «сакральных мест», откуда велись астрономические наблюдения. Однако никакой реакции ни со стороны Гиммлера, ни со стороны «Аненэрбэ», ни со стороны Тойдта не последовало. Впрочем, затишье было недолгим.
Весна 1937 года в очередной раз ознаменовалась инцидентом, в котором был «повинен» Вильгельм Тойдт. 13 апреля 1937 года Вольфрам Зиверс узнал о том, что «Объединение друзей» готовило к изданию книгу, которая должна была называться «Детмольдское направление в изучении древней истории». Зиверс проинформировал об этом Бурно Гальке, который был немало возмущен этим проектом. Сам Зиверс полагал, что должна была быть «совершенно некритичная книга, которая являлась неприкрытой лестью в отношении профессора Тойдта и его теорий». Более того. Организационный руководитель «Наследия предков» полагал «это издание не только неподходящим для нашей работы, но даже вредным». Зиверс опасался, что изданная под таким названием книга вызвала бы немалые споры, в которые бы оказались втянутыми не только «Имперский союз древней истории», но многие другие противники «Наследия предков». В качестве варианта решения Зиверс предлагал Бурно Гальке запросить текст этой книги, дабы удалить из него любые упоминания рейхсфюрера СС и «Наследия предков». В ответ Гальке настаивал на том, что если из книги не будут «удалены сомнительные моменты», то придется полностью запретить ее к печати и распространению. Гиммлер, которому был предоставлен макет издания, после скорого изучения отдал распоряжение: «Я прошу предупредить профессора Вильгельма Тойдта, чтобы он впредь воздерживался от упоминания моего имени в изданиях „Объединения друзей“, так как этим он может вызвать на себя огонь критики со стороны его противников. При этом я не готов защищать его от этой критики». Как видим, Гиммлер был полностью согласен с мнением подчиненных ему сотрудников.
Несмотря на то что Гиммлер и руководство «Наследия предков» однозначно высказались против издания книги «Детмольдское направление в изучении древней истории», она все-таки была напечатана в одном из национал-социалистических издательств. Вопреки опасениям, что выход этой книги приведет к очередному витку напряженности между «Наследием предков» и ведомством Розенберга, этого не произошло. Можно предположить, что ни в ведомстве Розенберга, ни в «Имперском союзе древней истории» просто-напросто не обратили внимания на эту книгу.
Осенью 1937 года в деле изучения Экстернштайна наступила новая фаза. По приглашению руководства «Наследия предков» к скалам были направлены специалисты Института минералогии Франкфуртского университета. Им предстояло изучить сооружения и барельефы скал на предмет их примерной датировки. Кроме этого, они должны были исследовать места, где археологи нашли места разведения больших костров. Выводы оказались удивительными. При помощи специальных методов исследования выяснилось, что некоторые из полустершихся изображений были созданы в бронзовом веке. В данном случае большинство исследований проводилось не за счет средств «Аненэрбэ», а за счет дирекции Немецкого учреждения золотодобычи, что было своего рода спонсорской помощью. Вольфрам Зиверс смог самостоятельно договориться об осуществлении всех изысканий. В данном случае он решил воспользоваться интересом Гиммлера к минералогии.
Когда начались исследования пепелищ, то рейхсфюрер СС высказал свою точку зрения на возможные причины их происхождения. «Во-первых, они могли являться следами огня, при помощи которого пытались расколоть известняк (?). Во-вторых, как предполагает бригадефюрер СС Вайстор, и я склонен разделять эту точку зрения, огонь в определенной мере служил астрономическим целям, так как при помощи него можно было отмерять месяцы, а возможно даже и дни». Припомнив свое посещение Экстернштайна во время раскопок 1934 года, Гиммлер также изъявил желание, чтобы пробы были взяты у одной из задних скал. Он писал: «Если я не ошибаюсь, то у шестой или седьмой скалы, которая очень сильно выступает вперед, вероятно могло быть жилище с очагом, предположительно датируемое очень ранним временем». Эти исследования продолжались вплоть до весны 1938 года, то есть фактически до того момента, когда «Аненэрбэ» лишило всякой власти Вильгельма Тойдта.
Несмотря на то, что еще в ноябре 1937 года Вольфрам Зиверс получил указание от Освальда Пауля сконцентрировать все основные проекты, осуществляемые «Наследием предков» и отдельными отделами «Аненэрбэ» в одном месте, в действительности ситуация выглядела совершенно иной — эсэсовская исследовательская структура выглядела раздробленной, ее подразделения были раскиданы по всей Германии. Лишь несколько недель спустя, после возвращения Генриха Гиммлера из служебной командировки в Италию, обстановка стала меняться. В связи с тем, что рейхсфюрер СС поставил перед «Аненэрбэ» новые задачи, было решено сосредоточить все его отделы в Детмольде.
Гиммлер предварительно связался с гауляйтером Майером, после чего отдал приказ Освальду Паулю начать подготовку переезда центральных учреждений «Наследия предков» из Берлина в Детмольд. «Переселение» должно было быть закончено к тому моменту, как в районе Хиддеской горы планировалось закончить строительство нескольких высотных зданий. Ни для кого не было секретом, что «Аненэрбэ» очень остро нуждалось в рабочих помещениях. В Детмольде общество должно было получить в свое распоряжение около 60 помещений общей площадью свыше 10 тысяч квадратных метров, в том числе выставочные залы, производственные цеха и лектории. Именно здесь должна была расположиться библиотека, которая собиралась в замке Вевельсбург. Именно в связи с возможным переездом «Аненэрбэ» из Берлина в Детмольд началось активное сотрудничество «Наследия предков» и замка Вевельсбург как отдельного эсэсовского проекта.
Вдвойне примечательным является то обстоятельство, победителем в конкурсе на застройку Хиддеской горы стал «личный архитектор рейхсфюрера» Герман Бартельс, который кроме всего прочего занимался реставрацией и реконструкцией замка Вевельсбург. Именно он вместе с приятелем Феликсом Гантефюрером должен был возвести «восемь величественных сооружений» близ Детмольда. Формально это должны были быть памятные знаки, посвященные «победоносному шествию» НСДАП на местных выборах, которые проходили 15 января 1933 года. Впрочем, принимая во внимание тот факт, что Бартельс, фактически не прилагая никаких усилий, выиграл конкурс, объявленный земельным правительством, можно предположить, что Гиммлер планировал использовать эти постройки для собственных целей, а победитель конкурса был известен с самого начала. Жюри возглавлял Альберт Шпеер. В этой коллегии кроме личного архитектора Гитлера состоял также гауляйтер Майер и Генрих Гиммлер. Итоги конкурса должны были быть утверждены лично Гитлером. В любом случае проект создания целого комплекса зданий рассматривался рейхсфюрером СС как будущее месторасположение «ведомства германоведения», которое со временем должно было превратиться в централ «Аненэрбэ».
8 февраля 1938 года в Мюнхене произошло серьезное обсуждение дел Фонда «Экстернштайн», на котором правительство Липпе было представлено крайсляйтером Веддервилле и правительственным директором Опперманом. Группенфюрер СС Освальд Пауль не смог принять участие в совещании, а потому послал на него своего заместителя. В итоге о данной встрече сохранились упоминания в двух источниках, которые соответственно представляли точку зрения липпского правительства и СС. Именно на этой встрече стало очевидно, что между местными властями и «охранными отрядами» назревал конфликт, хотя на тот момент чиновники Липпе еще пытались следовать в русле решений рейхсфюрера СС. По крайней мере за несколько недель до этого липпское правительство было весьма озабочено тем, что искало подходящий земельной участок, на котором можно было бы возвести комплекс зданий, в которых бы расположились ведомства «Аненэрбэ». Но именно в этот момент партийное руководство Детмольда решило, что в городе подобных участков не было, а потому «Наследие предков» должно было перебраться в один из небольших соседних городков. Именно на февральском совещании должно было быть обсуждено данное предложение, но документы указывают, что представители СС фактически не проявили к нему никакого интереса. По крайней мере 7 февраля 1938 года с их стороны не последовало никакой жесткой реакции. Лишь несколько месяцев спустя в Детмольд было направлено письмо, в котором руководство СС заявляло, что «не заинтересовано в перенесении площадки» в один из соседних городов.
Совещание, произошедшее в Мюнхене, представляет интерес хотя бы с той точки зрения, что именно 8 февраля 1938 года местные партийные и государственные чиновники впервые открыто подвергли критике стиль руководства в правлении Фонда «Экстернштайн», точнее гегемонию в нем Генриха Гиммлера. В частности, говорилось, что правление Фонда не собиралось в полном составе почти три года, а все решения принимались единолично рейхсфюрером СС. На это представители «Наследия предков» отвечали, что большинство вопросов решалось в рабочем порядке, то есть Гиммлер урегулировал их в частных беседах с отдельными членами правления, а потому не могло быть и речи о том, будто бы кого-то из членов правления намеревались лишить полномочий. Несмотря на то что Освальд Пауль не присутствовал на встрече, он сообщал в своем письме Гиммлеру следующее: «У меня складывается впечатление, что в делах работы Фонда мы рискуем столкнуться с усиливающимся сопротивлением липпского правительства. Очевидно, что нельзя давать спуску „некоронованному властителю“ доктору Опперману. Досадной является позиция имперского наместника и гауляйтера Майера. Мне кажется сомнительным, что в будущем конфликт урегулируется сам собой, если к этому не предпринять решительных действий. Противодействие деятельности Фонда „Экстернштайн“ надо оценивать как противодействие работе „Наследия предков“, которое предпринимается со стороны профессора Тойдта. Для переноса этих двух предприятий в городок Липперн[9] никак не подходит. Ситуация может быть урегулирована только после серьезной беседы, которую Вам надлежит провести с гауляйтером Майером».
Для участия в данных переговорах Гиммлер привлек Вальтера Вюста, Вольфрама Зиверса и Освальда Пауля. Прозвучавшие на совещании формулировки наглядно показали, чтобы между СС и местными властями Детмольда назревал конфликт. На это намекало очень многое и ранее, например, возникновение «детмольдского направления в древней истории», однако совещание, посвященное проблемам Фонда «Экстернштайн», переполнило чашу терпения рейхсфюрера СС. Критика в его адрес и в адрес «Аненэрбэ» не могла остаться безнаказанной. Неделю спустя после того как прошло совещание в Мюнхене, Гиммлер окончательно решил — Вильгельм Тойдт должен был быть исключен из состава «Наследия предков». Теперь оставалось найти удобный повод, чтобы эта опала не выглядела внезапной и надуманной. Чтобы это не было «сюрпризом» для местных властей, Освальду Полю было поручено обсудить все детали с гауляйтером Вестфалии Майером. Однако 20 февраля Гиммлер решил лично побеседовать с этим партийным руководителем.
До нас дошло два описания этой встречи. Причем они настолько сильно отличаются друг от друга, что поначалу можно было бы предположить, что речь в документах шла о совершенно двух разных встречах. В протоколе, который вел крайсляйтер Веддервилле, утверждалось, что на встрече в первую очередь речь велась о запланированном в Детмольде строительстве, а также о делах Фонда «Экстернштайн». В части разговора, касающейся предстоящего строительства, шла дискуссия о том, в какой мере рейхсфюрер СС должен был участвовать деньгами в возведении зданий, которые по большей части в будущем должны были перейти в распоряжение «Наследия предков». Если верить протоколу, то относительно Фонда «Экстернштайн» разбирались только финансовые проблемы, при этом в документе не было ни разу упомянуто имя Вильгельма Тойдта.
Совершенно иначе картина выглядит в письме, которое Гиммлер после этого совещания написало Освальду Полю. Гиммлер охарактеризовал встречу с Майером и Веддервилле как «очень длинные, но успешные переговоры» (согласно протоколу крайсляйтера они длились не более часа!). В этом письме Гиммлер изображал ситуацию, в которой он смог навязать местным партийным чиновникам свое мнение. В их адрес не поступило никаких обвинений: «Они не только не намерены чинить нам каких-то препятствий, но, напротив, стремятся быть лояльными и хотят с нами работать». По словам Гиммлера, именно эта встреча поставила точку в карьере Вильгельма Тойдта: «В вопросе с Тойдтом они заняли предельно ясную позицию — они против него. Я не думаю, что Тойдт сможет получить от них поддержку после нашего энергичного вмешательства в ситуацию».
Впрочем, если посмотреть на события, которые происходили на протяжении последующих нескольких недель, то более достоверной может показаться именно протокол, сделанный крайсляйтером, так как в действительности оказалось, что множество проблем были далеки от своего разрешения.
Собственно, «энергичное вмешательство», о котором в своем письме говорил Гиммлер, произошло фактически сразу же после окончания переговоров в Детмольде. 25 февраля 1938 года Вильгельм Тойдт был освобожден от всех занимаемых постов в «Наследии предков». В вину ему было поставлено нарушение дисциплины. В частности, критика, которую в «последнее время» позволял себе Тойдт в адрес Гиммлера и «Аненэрбэ». Повод для его изгнания был найден самый что ни на есть удобный. В конце 1937 года Вильгельм Тойдт посещал голландскую организацию «Фадерен Эрфддель» (с голландского дословный перевод «Наследие предков»), с которой активно сотрудничало «Аненэрбэ».
После визита гестапо изъяло несколько писем Тойдта, которые были адресованы голландцам. В них Тойдт позволял себе в нелицеприятной форме критиковать работу своего начальства и «Аненэрбэ» в целом. Поскольку данные письма могли помешать сотрудничеству немцев и голландцев, то это стало достаточным поводом для «изгнания» Вильгельма Тойдта.
Вместе с Тойдтом из «Аненэрбэ» были также уволены Вильгельм Кинкелин, входивший в состав Президиума «Наследия предков» (он считался человеком Рихарда Вальтера Дарре) и экскурсовод Фриц Фрике. Судя по всему, в СС полагали, что Франц Фрике слишком много знал, а потому сразу же после исключения из «Аненэрбэ» его арестовали и направили в концентрационный лагерь Ораниенбург. Долгое время считавшийся учеником Вильгельма Тойдта Йозеф Плассман тут же предпочел дистанцироваться от своего учителя. Плассман решил, что будет гораздо спокойнее, если он будет выполнять поручения научного руководителя «Аненэрбэ» профессора Вальтера Вюста, в лице которого он нашел нового друга и покровителя. Одновременно с этим Генрих Гиммлер обратился в суд Детмольда с просьбой уведомить его, если «профессор Тойдт будет планировать регистрацию новой организации, по своим целям и задачам напоминающую „Объединение друзей германской праистории“». Как видим, рейхсфюрер СС, несмотря на изгнание Тойдта из «Наследия предков», намеревался и далее контролировать деятельность опального профессора.
О том, что изгнание Тойдта было заранее спланированной акцией, говорит хотя бы тот факт, что за несколько дней до того, как профессор был официально лишен всех постов в «Аненэрбэ», Вольфрам Зиверс внес некоторые правки в содержание и оформление мартовского выпуска журнала «Германия». Во-первых, из номера фактически исчезли все упоминания Детмольда. Во-вторых, из выходных данных журнала и с обложки исчезла фраза «Основан профессором Вильгельмом Тойдтом». Впрочем, подобные меры, равно как и само изгнание Тойдта, не пошли на пользу журналу. Именно с марта 1938 года количество его подписчиков стало уменьшаться прямо на глазах. Это было легко объяснимым явлением, так как большинство подписчиков «Германии» являлись либо сторонниками Тойдта, либо членами «Объединения друзей».
Арест Фрица Фрике также принес немало проблем. В первую очередь они касались того, кто после этого должен был осуществлять административную работу, связанную с Экстернштайном. Как оказалось, у «Наследия предков» не было подходящей кандидатуры. Ситуация осложнялась тем, что в летний период к Экстернштайну фактически ежедневно прибывали различные делегации. В данном случае руководство «Аненэрбэ» считало «неприемлемым постоянно использовать научных сотрудников „Аненэрбэ“ в качестве гидов и экскурсоводов». Предполагалось, что эти функции можно было поручить Ульриху фон Моцу. В данном случае никак не были учтены пожелания Вольфрама Зиверса, который еще в январе 1938 года выступил против использования Ульриха фон Моца в рамках «Аненэрбэ», так как тот «придерживается мировоззренчески-религиозных установок, которые не могут приветствоваться в СС». «Эти люди, со своими детскими духовными представлениями, могут помешать пониманию нашей святыни — Экстернштайна», — делал свой вывод Вольфрам Зиверс. Впрочем, Зиверс признавал, что вся пропагандистская деятельность СС должна была начинаться именно у Экстернштайна (!). В силу кадрового голода было решено сделать экскурсоводом и смотрителем Экстернштайна все-таки Ульриха фон Моца. В данном случае его давнишнее знакомство с Вильгельмом Тойдтом не смогло помешать его новому назначению.
Изгнание из «Аненэрбэ» Вильгельма Тойдта и Кинкелина не были единственными перестановками, которые произошли в феврале 1938 года в эсэсовских ведомствах, занимавшихся научными и мировоззренческими проблемами. Так, например, в то же самое время из состава Главного управления СС по вопросам расы и поселений был выведен отдел древней и ранней истории, а из Личного штаба рейхсфюрера СС — отдел раскопок. Все они оказались влитыми в «Наследие предков».
Некоторые перестановки в «Аненэрбэ», естественно, не могли остановить постоянно усиливавшийся конфликт между Гиммлером и Розенбергом. На этот раз в него оказался втянут Рудольф Гесс. Дело в том, что Гесс передал на ознакомление и вынесение заключения проект законопроекта охраны культурного достояния и предложения относительно Имперского института древней и ранней истории, которые были подготовлены в недрах ведомства Альфреда Розенберга. В ответ на это возмущенный Розенберг заявил, что Гесс как заместитель фюрера по партии своими действиями грубо нарушил субординацию и утвержденную Гитлером компетенцию деятельности отдельных партийных и государственных чинов. Вместе с тем Гесс как бы косвенно подтвердил право Гиммлера заниматься вопросами древней истории, что изначально не относилось к компетенции рейхсфюрера СС. Розенберг в очередной раз прибегал к помощи аргумента о том, что согласно национал-социалистическим принципам государственного и партийного строительства не могло существовать двух параллельных структур, занимавшихся проблемами древней истории. Как видим, Розенберг неуклонно терял свои позиции. В любом случае именно его во многом вызывающее поведение стало причиной того, что в апреле 1938 года Гиммлер запросил у Рейнхардта Гейдриха досье на Ганса Рейнерта. Кроме этого, сам Рейнерт попал под неусыпный контроль СД, что позволило руководству СС обнаружить у историка «непростительные профессиональные и личные слабости».
И пока СД собирало сведения на Ганса Рейнерта как главного конкурента «Наследия предков», само «Аненэрбэ» занималось тем, что пыталось свести к минимуму последствия недолгого сотрудничества с Вильгельмом Тойдтом. Для этого планировалось осуществить по меньшей мере два мероприятия. Первое из них было попыткой наладить учебную работу у Экстернштайна, который должен был восприниматься в «СС как священное место». В руководстве «Аненэрбэ» планировали, что «подобная деятельность должна была лишить приверженцев Тойдта всяческого влияния в Экстернштайне». Забегая вперед, скажем, что проект не был осуществлен даже отчасти — это еще раз доказывает, как во многих случаях планы «Наследия предков» были далеки от реальности. Вторым мероприятием должна была стать реорганизация «Объединения друзей», что должно было произойти в 1938 году на ежегодном собрании этой организации.
После изгнания Вильгельма Тойдта из «Аненэрбэ» руководство СС не сразу же решилось сообщить эту новость общественности. Поначалу в письменной форме об этом был уведомлен только командир 72-го штандарта СС Мартин и бургомистр Детмольда Келлер, который кроме всего прочего являлся служащим СС. Планировалось, что эта новость будет доведена до сведения публики на ежегодном собрании «Объединения друзей», которое в 1938 году предполагалось вновь провести в Детмольде. Именно тогда научные круги с подачи СС должны были дистанцироваться от Тойдта и его окружения. По этой причине Зиверс приложил немало усилий, чтобы на ежегодном собрании оказались подконтрольные ему ученые из числа сотрудников «Наследия предков», которые, собственно, и должны были сообщить о разрыве отношений с Вильгельмом Тойдтом. Кроме прочих, на это мероприятие был приглашен археолог Герберт Янкун, который был известен всей Германии благодаря своим раскопкам располагавшегося на границе с Данией крупного поселения викингов — Хайтхабу. Сам Янкун еще в 1937 году вступил в СС и считался одним из самых ценных специалистов «Наследия предков». Когда археолог получил предложение «разоблачить» Вильгельма Тойдта, он испытал немалое облегчение — он уже давно полагал, что Тойдт только компрометировал «Аненэрбэ».
В ответном письме, адресованном Зиверсу, Герберт Янкун написал: «То, что касается моего доклада в Детмольде, то я весьма охотно готов предоставить себя в Ваше распоряжение. Это для меня является само собой разумеющимся. До настоящего момента я отказывался от приглашений, приходивших из Детмольда, так как не хотел давать поводов полагать, что якобы как-то был связан с Тойдтом и его планами. Своим докладом я хотел бы показать, как точное описание отдельных находок при небрежении научной объективностью может привести к весьма большим последствиям. Мне кажется важным оказаться в кругу приверженцев Тойдта, так как там господствует представление о том, что точные научные изыскания не могли бы привести к таким результатам, как следование необузданным фантазиям».
Ежегодное собрание «Объединения друзей» проходило с 7 по 10 июня 1938 года и по времени совпадало с проводимой в Детмольде четвертой «Вагнеровской неделей». Руководство СС решило сохранить прежнюю организацию ежегодных собраний «Объединения друзей» — сначала шли доклады, затем экскурсии. Поначалу обстановка была достаточно тихой. В еженедельном приложении к «Липпской государственной газете» (4 июня 1938 года) Вильгельму Тойдту была предоставлена возможность опубликовать большую статью, которая называлась «Исследования древней истории как народная задача». На той же самой газетной странице было опубликовано очень короткое сообщение о приблизительном распорядке ежегодного собрания «Объединения друзей». Эта маленькая заметка была составлена служащим СС Фридрихом Кайзером. Но куда более показательной была заглавная статья, которая была опубликована на первой странице «Липпской государственной газеты». Она была посвящена открытию обоих мероприятий (ежегодное собрание и «вагнеровская неделя»), которое происходило в одном и том же месте — театре Детмольда. В начале приветственного слова бургомистр Келлер свидетельствовал свое почтение гостям города, а затем указывал на мероприятие, проводимое по линии «Аненэрбэ», подчеркивая, что эта организация являлась исследовательским обществом, которое по приказу рейхсфюрера СС занималось вопросами древней истории. Свое выступление Келлер завершал словами: «К жизни вновь вызваны гордые свидетельства германской праистории. Они, уходящие в глубину тысячелетий, демонстрируют нам неизменные основы нашего немецкого рода».
Если бургомистр Келлер в своем выступлении упомянул и «Наследие предков», и «Объединение друзей», то гауляйтер Майер предпочел не сказать о них ни слова. Забегая много вперед, можно утверждать, что некоторые современные историки полагали, что конфликт между Гиммлером и Майером разгорелся только 1941 году. На самом деле это не совсем соответствует действительности. В 1941 году конфликт между СС и местными партийными властями достиг фактически своего пика, а сам он уходил своими корнями в 1938 год, постепенно набирая силу. Нет никаких сомнений относительно того, что его отправной точкой стало исключение Вильгельма Тойдта из «Аненэрбэ».
По сложившейся традиции ежегодное собрание «Объединения друзей германской праистории» открывало выступление Вильгельма Тойдта. Почти сразу же после этого местная пресса опубликовала репортаж, в котором говорилось, что «доклад почетного гражданина города Детмольда был очень живым и интересным». После этого состоялась экскурсия к Экстернштайну. Затем слово было предоставлено Карлу Керстену, рассказывавшему об исторической топографии Шлезвиг-Гольштейна, и Герберту Янкуну, который должен был поведать о нахождении жертвенников близ Торберга.
Второй день ежегодного собрания начался с поездки к позднесредневековому валовому сооружению Альт-Штернберг, который Тойдт преподносил исключительно как древнейший объект (он не принимал его средневековую датировку). Затем экскурсия прошла по Ляйструперскому лесу и закончилась у Бломберга. Репортаж об этом дне заседания заканчивался словами о том, что «сейчас работа в „Наследии предков“ и Институте германоведения набирает обороты». Журналист призывал к тому, чтобы «деятельность „Аненэрбэ“ стала делом всех немцев, которые хотели осознать свои корни и свое расовое происхождение».
Если о конфликте между Вильгельмом Тойдтом и «Наследием предков» еще не сообщалось широкой публике, то его отголоски можно было услышать в статьях, которые печатались по поручению руководства СС. Так, например, Фридрих Кайзер опубликовал в вестфальской газете «Красная земля» статью, посвященную открытию ежегодного собрания, в которой имелось немало выпадов в адрес Вильгельма Тойдта. В ней, в частности, говорилось: «Когда в 1937 году впервые под эгидой „Наследия предков“ в Гельзенкирхене впервые встретились мужчины и женщины из окружения Тойдта, которые занимаются германскими исследованиями, то были лишь намечены контуры нового проекта, уточнение которых предстоит сегодня и завтра. Уже поэтому от мероприятия в Детмольде надо ожидать разъяснения позиции и установления фронтов. Опекаемая рейхсфюрером СС исследовательская бригада „Немецкое наследие предков“ имеет в своем багаже не только вдохновение, но и более сильное оружие — научную ясность и точность, которые предстоит привить окружению Вильгельма Тойдта, чтобы оно стало достойным наследником дела».
Куда более отчетливо критика в адрес Тойдта звучала в описании его доклада «Культурное крушение 800 года». Например, говорилось: «Вновь исследователь германских древностей предстал перед общиной своих благоговейных друзей. И вновь он озвучивал уже известные тезисы. Если докладу не хватало ясности формулировок и упорядоченности в структуре, то Тойдт пытался возместить это блеском своего появления и горячностью речи». У читателя должно было сложиться очень четкое представление о том, что доклад Тойдта не мог идти ни в какое сравнение, например, с выступлением того же Герберта Янкуна, который согласно данной статье «праздновал свой триумф как представитель точной науки». Сознательное противопоставление «путаного доклада пожилого Тойдта» и «живых выступлений» других ученых должно было расставить «плюсы» и «минусы». Только под конец ежегодного заседания, когда было опубликовано достаточное количество критических материалов, появилась статья, в которой сообщалось, что «Аненэрбэ» в ближайшей перспективе предполагало работать без Тойдта и его «друзей». Само же «Объединение друзей» было названо «организацией друзей друзей, нежели действительно друзей германской истории». «Будущее принадлежит „Аненэрбэ“, — писал автор статьи, — а потому мы можем требовать, чтобы с его пути были устранены все препятствия, которые нередко чинят наиболее рьяные сторонники „Объединения друзей“ Тот, кто хочет вновь обрести для нас, а значит, для всего народа наследие отцов, которое искажалось и коверкалось на протяжении столетий, должен отбросить в сторону чувствительность и женские страсти, отдав предпочтение только лучшим методам научной работы».
На первый взгляд могло показаться, что разрыв отношений между Тойдтом и «Наследием предков» был намечен только летом 1938 года. На самом деле это было уловкой, призванной настроить публику против опального профессора. Отчасти это удалось — один из участников ежегодного собрания «Объединения друзей» после окончания мероприятия записал в своем дневнике: «Этот Вольфрам Зиверс — отличный парень. С ним можно хоть в огонь, хоть в воду». Однако руководство СС так и не смогло достигнуть своей изначальной цели — оно не смогло полностью лишить какого-либо влияния Вильгельма Тойдта. Он продолжал все еще пользоваться уважением в Детмольде, полагая, что Экстернштайн являлся его «вотчиной».
На фоне негласного выяснения отношений между «Аненэрбэ» и Вильгельмом Тойдтом мы оставили в стороне очередной виток конфликта между Гиммлером и Розенбергом, в который оказался втянут Рудольф Гесс. Поскольку, несмотря на возмущенные высказывания Розенберга, Рудольф Гесс не «внял его просьбам», а равно не предпринял никаких шагов, чтобы приостановить деятельность Гиммлера в области древней истории, Розенберг решил направить несколько писем протеста, в том числе самому Гиммлеру. В них в очередной раз звучало обвинение в нарушении компетенции, утвержденной фюрером. Судя по всему, других доводов у Розенберга более не было. Поводом для одного из этих писем стало начало археологических раскопок у Герденской горы, которые активно поддерживались эсэсовскими структурами. В ответ на эти обвинения Гиммлер иронично ответил в письме: «Я могу только удивляться и завидовать, с какой быстротой до Вас доходит информация. Неужели профессору Рейнерту больше нечем заняться, кроме как постоянно следить за мной? Он появляется буквально везде, где СС начинает раскопки. Я Вас прошу, намекните ему тактично, что он может мне доверять как старому партайгеноссе».
Поводом для второго письма Розенберга, которое было направлено Генриху Гиммлеру, стали перспективные планы «Аненэрбэ». Можно предположить, что в данном случае предполагалось создание «централа» «Наследия предков» в Детмольде, что обсуждалось рейхсфюрером СС и гауляйтером Майером в феврале 1938 года. Откуда об этих планах стало известно Розенбергу, сейчас доподлинно установить очень сложно. Впрочем, можно выдвинуть версию о том, что когда между Гиммлером и гауляйтером Вестфалии возникли трения, последний уведомил об этом Розенберга. Впрочем, это не более чем предположение. В любом случае в августе 1938 года «идеолог партии» и «министр без портфеля» высказывал мнение, что расширение деятельности «Наследия предков» могло «повлиять на духовное и мировоззренческое воспитание в НСДАП», что относилось компетенции рейхсляйтера Розенберга.
А пока вернемся собственно к Экстернштайну. Несмотря на все усилия Гиммлера и Освальда Поля урегулировать финансовую ситуацию в Фонде, к лету 1938 года все работы у этих скал были приостановлены. Тем не менее СС не оставляло Экстернштайн без внимания. Эти утесы стали использоваться в качестве некого ритуального места, что, видимо, было уже давно задумано Гиммлером. Так, например, именно у Экстернштайна 9 ноября 1938 года принимали присягу «новобранцы» 72-го штандарта СС. Показательно, что на обратном пути эсэсовцы приняли участие в погромах, которые вошли в историю как «хрустальная ночь».
О том, в каком виде должен был предстать Экстернштайн после окончания раскопок и благоустроительных работ, можно узнать из письма Освальда Поля. Он писал: «Остается лишь закончить работы по переустройству. Для этого надо довести шоссе и объездные дороги до все еще открытых сооружений и создать входные ворота. Трамвайные линии должны быть полностью сняты. Но для этого требуются значительные средства. Все имеющиеся в моем распоряжении в настоящее время источники почти полностью иссякли. Но, с другой стороны, надо в срочном порядке заканчивать обустройство, чтобы к весне территория предстала в предусмотренном Вами, рейхсфюрер, виде. В данном случае я вижу выход в привлечении к работам заключенных, о чем у меня уже достигнута договоренность с группенфюрером Эйке».
В случае если бы благоустройство Экстернштайна происходило силами вольнонаемных рабочих, то финансовые затраты составили бы 100 тысяч рейхсмарок. В случае использования бесплатного труда заключенных они были в десятки раз меньше. Этот аргумент показался весьма убедительным, и он санкционировал использование труда заключенных концентрационных лагерей в Экстернштайне, как то и предлагал Освальд Пауль.
Возникновение организации «Круг любителей древней истории» («Крайсринг»; дословно с немецкого «районный кружок», или «Окружной союз»), именно в Липпе имело несколько объективных предпосылок. Во-первых, в Липпе располагался городок Ёрлингхаузен, где еще в свою бытность Ганс Рейнерт наладил хорошие контакты с местными властями, чтобы после окончания археологических раскопок можно было создать подобие музея «Германская усадьба». Кроме этого, имелся Вильгельм Тойдт со своими сторонниками, который после исключения из «Аненэрбэ» отнюдь не предполагал оставлять занятий древней историей. В его планы как раз входило создание новой организации, в чем-то напоминающей «Объединение друзей германской праистории». В этой связи в ведомстве Розенберга решили использовать в собственных интересах Тойдта, который более не поддерживал контактов с рейхсфюрером СС. В-третьих, в Детмольде и Липпе местные партийные и государственные власти предпочитали игнорировать «Наследие предков», которое претендовало на главенство в вопросах изучения древней истории. О том, что конфликт нарастал, говорят сведения, приведенные начальником одного из отделов «Аненэрбэ». В своем письме он сообщал, что «гауляйтер обычно без согласования с „Наследием предков“ направлял своих гостей непосредственно к Экстернштайну». Хотя очень сложно судить о том, знал ли в 1938 году Ганс Рейнерт о противоречиях, которые существовали между «Аненэрбэ» и местными властями.
Первые упоминания о «Круге любителей древней истории» относятся к февралю 1939 года. Именно в это время начальник курсов повышения квалификации гау Север-Вестфалия обращался к коллеге из Липпе с сообщением о том, что, «возможно, в ближайшее время в Детмольде профессор Рейнерт создаст „Круг любителей древней истории“». По непонятным причинам эти сведения попали в руки Вильгельма Тойдта, который, будучи уже целый год изгнанным из «Аненэрбэ», не преминул обратиться к Гансу Рейнерту. Ответное письмо не заставило себя ждать. В марте 1939 года Рейнерт подтвердил, что «в Детмольде просто необходимо создавать „Круг любителей древней истории“».
Последующая переписка показывает, насколько сложными были отношения даже между сторонами, которые намеревались вести «игру» против «Аненэрбэ». В письме, адресованном начальнику курсов повышения квалификации, Ганс Рейнерт просил не привлекать слишком активно Вильгельма Тойдта к сотрудничеству, по крайней мере до того момента, пока не будет создан «Круг любителей». Одновременно с этим он направил письмо самому Тойдту, в котором сообщал, что с радостью готов начать сотрудничество, но не ранее того, как будут решены организационные моменты, связанные с созданием «Круга любителей». Как видим, Рейнерт был очень заинтересован в многочисленных сторонниках Тойдта, но не намеревался допускать пожилого профессора к управлению новой организацией.
Учредительное собрание «Круга любителей» состоялось 11 апреля 1939 года. На нем, кроме представителей «Имперского союза древней истории», местных чиновников и Ганса Рейнерта, также присутствовал Юлиус Андрее, который некогда руководил раскопками в Экстернштайне. На собрании было заявлено, что «Круг любителей» должен был являться официальным органом партии, но это были не более чем громкие слова. Эта организация отнюдь не воспринималась всерьез никем, кроме некоторых местных партийных чиновников. Кроме этого, Ганс Рейнерт слишком поздно стал предпринимать попытки создать новое объединение — к тому моменту Розенберг утратил большинство своих позиций.
Судя по всему? Тойдт понял хитрую игру Рейнерта, а потому не стал пытаться во что бы то ни стало попасть в правление «Круг любителей». После того как он не был приглашен на учредительное собрание этой организации, Тойдт собрал своих сторонников, чтобы подготовиться к созданию «Общества Оснингмарк». Оно было учреждено 20 мая 1939 года. Против этого никто не возражал. К тому моменту из лагеря был выпущен Фриц Фрике, который тут же присоединился к «Обществу Оснингмарк», став одним из его самых видных активистов. Таким образом, Тойдт, утратив контроль над «Объединением друзей», смог сплотить своих последователей в рамках «Общества Оснингмарк».
Гауляйтер Майер сопровождает во время экскурсии по Экстерштайну военного министра Бломберга
Как уже говорилось выше, в 1938 году Гиммлер «просил» суд Детмольда поставить его в известность, когда Вильгельм Тойдт запланирует создание новой организации. Эта «просьба» была оставлена без внимания, что еще раз характеризует отношения между местными властями и руководством СС. Но тем не менее наметившееся сотрудничество «Круг любителей», «Общества Оснингмарк» и ведомства Розенберга не осталось незамеченным в «Наследии предков». Более того, конфликт стал разгораться с новой силой, что было в очередной раз связано с Экстернштайном. Оказывается, без уведомления Гиммлера или «Аненэрбэ» у скал было запланировано провести сбор так называемой «старой гвардии». В «Наследии предков» сочли, что это было предельным неуважением, проявленным со стороны местных властей к руководству СС. Разбираясь в ситуации, сотрудники «Аненэрбэ» «добыли» сведения о возможном сотрудничестве ведомства Розенберга и «Общества Оснингмарк». После этого новую организацию Вильгельма Тойдта уже не выпускали из-под контроля. «Наследие предков» получило приказ направлять на все мероприятия общества хотя бы одного своего сотрудника, который должен записывать всё, что высказывалось и заявлялось. Как результат, несколько дней спустя после основания «Общества Оснингмарк» начальник отдела германоведения «Аненэрбэ» сообщал в Берлин: «Оно должно интересовать нас. „Общество Оснингмарк“ ни в коем случае нельзя оставлять без контроля. При этом мы должны продемонстрировать, что только наши изыскания в Экстернштайне имеют абсолютную научную ценность».
Несмотря на все эти соображения, «Наследие предков» так и не смогло воспользоваться случаем, который представился во время так называемой экскурсии «Вестфальской старой гвардии», чтобы выгодно продемонстрировать итоги своей деятельности. Причем именно данное мероприятие сделало очевидными для многих многочисленные противоречия, которые существовали между «Наследием предков» и местными властями. В те дни задуманное переселение «Аненэрбэ» в Детмольд в силу различных причин затягивалось, а потому «старой гвардии» это эсэсовское общество не могло предложить даже некого подобия музея Экстернштайна. Сам исторический комплекс являлся фактически только скалами, которые находились непосредственно под открытым небом. Единственное, что было сделано в этом месте — плетеная изгородь да небольшие деревянные ворота, на которых была вывешена написанная готическим шрифтом вывеска «Соблюдайте тишину у святыни предков».
«Соблюдайте тишину у святыни предков». Надпись на воротах, которая была сделана по приказу Гиммлера
Экскурсия «Вестфальской старой гвардии» была одним из мероприятий, которые были приурочены к очередной годовщине прихода к власти Гитлера, что должно было укрепить национал-социалистическую мифологию. Событиям 30 апреля 1933 года всегда уделялось очень большое внимание в национал-социалистической пропаганде, а потому в Вестфалии их организацию и проведение курировал лично гауляйтер Майер. Он составил программу торжеств, которая в том числе предусматривала визит партийцев-ветеранов к скалам Экстернштайна. Здесь должна была быть проведена экскурсия.
Изгородь у Экстернштайна, поставленная в конце 30-х годов
Поначалу скалы должны были быть показаны на некотором удалении, предположительно, из окон экскурсионных омнибусов. Данный вариант не должен был вызвать какого-либо конфликта. В данном случае крайсляйтер предполагал, что эта обзорная экскурсия займет не более 15 минут. Но тут в дело вмешался гауляйтер Майер. Он не только настоял на том, чтобы делегация «ветеранов НСДАП» приблизилась к скалам, но и увеличил время экскурсии до 45 минут. Группу из семисот человек должен был также сопровождать костюмированный почетный караул с двуручными мечами.
На тот момент Экстернштайн не имел специфического «германского обрамления», как это было с памятником Герману или музеем в Детмольде, где была устроена специфическая выставка «Свет идет с Востока». В рамках данной выставки утверждалось: все, что прибывает с Востока, является «неполноценным» (прежде всего подразумевалась еврейская культура). Германцы же, по мнению устроителей выставки, должны были быть обращены на север, где «зарождалась истинная культура». Однако национал-социалистическая пропаганда не могла обойти стороной результаты раскопок у Экстернштайна. «Старой гвардии» рассказывалось, что археологические раскопки дали «однозначные доказательства того, что здесь еще в незапамятные времена жили люди, которые оставили после себя следы, датируемые 500–700 годами до нашей эры». Кроме этого, участники экскурсии узнали о том, что скалы и прежние их сооружения очень сильно пострадали во время христианизации Германии.
Поскольку визит к скалам нескольких сотен человек никак не был согласован ни с руководством СС, ни с «Наследием предков», во время экскурсии пришлось сделать несколько реверансов в их сторону. В частности, утверждалось, что Экстернштайн находится под личной опекой рейхсфюрера СС, а «Аненэрбэ» пытается решить все загадки, которые связаны с этими утесами.
Действительно, в «Наследии предков» планировали продолжить изучение Экстернштайна. Для начала предполагалось привести в порядок и обработать все археологические находки. Для этого филиалу «Аненэрбэ», располагавшемуся в Хорне, было предписано тесное сотрудничество с эсэсовским археологом Вильгельмом Йорданом, который служил в замке Вевельсбург[10].
На самом деле филиал «Наследия предков» как таковой возник в Хорне только в сентябре 1939 года. В здании бывшего детского дома расположились отдел, занимавшийся Экстернштайном, и «Архив рун и символов».
Эсэсовский археолог Вильгельм Йордан
Если говорить о предпринятых «Аненэрбэ» в это время исследованиях Экстернштайна, то они во многом носили весьма сомнительный характер. Так, например, один из немецких кладоискателей, который использовал метод биолокации, смог навязать начальнику одного из отделов «Наследия предков» Бруно Швайцеру мысль о том, что перед одной из скал, на глубине 7 метров, находятся искусственные пустоты, которые могли использоваться в далеком прошлом в качестве могильников. Будучи уверенным в правдивости подобных «предсказаний», Бруно Швайцер начал готовить новые археологические раскопки. Предполагалось изъять приблизительно 12 метров земли, чтобы обнаружить в указанном месте полости, которые могли содержать в себе бесценные находки. Уже одно это начинание наглядно демонстрирует, что «Аненэрбэ» постепенно отошло от методов «точной науки», отдав предпочтение способам, более подобающим «дилетантам» и «шарлатанам», коих в свою бытность очень жестко критиковали в эсэсовском обществе.
Если говорить о конфликте между СС и властями Детмольда, который имел непосредственное отношение к Экстернштайну, то он фактически стал достоянием общественности летом 1939 года. Поводом для очередного витка конфликта стал выбор места для проведения праздника летнего солнцестояния летом 1939 года. Эсэсовцы проводили его у Экстернштайна, при этом на этот праздник демонстративно не пришел ни одни из представителей местных властей. В нем принимали участие служащие и учащиеся юнкерской школы СС в Брауншвейге, а также местное подразделение «Союза немецких девушек». Одновременно с этим по инициативе крайсляйтера Веддервилле местные власти проводили свой собственный праздник, который проходил на Хиддеской горе близ Детмольда.
На тот момент в «Наследии предков» решили, что местные власти утратили интерес к «германской святыне», а потому задумали в очередной раз ее преобразовать. Обсуждение планов, связанных с Экстернштайном, проходило в рамках так называемой «научной недели», проходившей по инициативе «Аненэрбэ» в конце августа 1939 года в Киле. Именно на этом мероприятии состоялась продолжительная беседа между Бруно Швайцером и только что назначенным на должность начальника отдела германских построек «Наследия предков» Мартином Рудольфом. Мартин Рудольф находил, что территория, примыкающая к скалам Экстернштайна, почти идеально подходила для того, чтобы создать там музей под открытым небом в «нордическом стиле». Музей должен был представлять собой 20–30 самых различных «германских построек», среди которых особое место должно было отводиться немецким крестьянским дворам в старой манере. Кроме этого, планировалось возвести несколько исторических имитаций, изображавших архитектуру давнего прошлого. В частности, должны были быть возведены «нордическое святилище» и здание храма, характерное для Северной Европы. По большому счету этот проект был конкурентом музея, который Ганс Рейнерт планировал возвести в Ёрлингхаузене. Но об этом, естественно, не говорилось ни слова.
Начало Второй мировой войны отнюдь не положило конец многочисленным противоречиям, которые касались не только Экстернштайна. Напротив, оккупация Германией части европейских территорий привела к тому, что между ведомством Розенберга и «Наследием предков» начались новые конфликты. Представители этих организаций в буквальном смысле слова следовали за солдатами вермахта, пытаясь закрепиться на «новых землях», а это в свою очередь приводило к новым трениям. Состоявшие на службе в СС исследователи и научные специалисты планировали, что в Польше они займут места польских ученых, вытеснив их из университетов, музеев и библиотек. О том, какими методами планировалось вести «вытеснение», говорит спецакция «Краков», которая была осуществлена 6 ноября 1939 года. Во время ее осуществления было арестовано около 200 польских профессоров, которые были направлены сначала в концентрационный лагерь Заксенхаузен, а затем в Дахау. Нет никакого сомнения в том, что многие немецкие археологи вынашивали мечту о том, что после окончания войны они смогли бы открыть для себя «terra incognita», а именно пространства Юго-Восточной Европы и Западной Азии. Кроме того, оккупационная политика, которую проводили немцы, давала для многих исследователей подобные «головокружительные возможности».
Начало Второй мировой войны в Германии, кроме всего прочего, было ознаменовано ограничением общественных мероприятий. Так, например, оказался закрыт доступ к скалам Экстернштайна. Это произошло четыре недели спустя после того, как Германия напала на Польшу. Руководство отдела «Аненэрбэ», который располагался в Хорне, посчитало, что данное распоряжение существенно ограничивало его деятельность. Впрочем, это предписание не мешало «Объединению друзей» и непосредственному управляющему руководству Экстернштайна проводить некоторые мероприятия. Это указывало на то, что «Наследию предков», несмотря на лишение Вильгельма Тойдта всех постов в эсэсовской организации, так и не удалось свести до минимального уровня влияние опального профессора на Экстернштайн.
В декабре 1939 года Имперское министерство пропаганды издало указ, согласно которому праздник зимнего солнцестояния мог проводиться только в тех областях, где не требовалось соблюдать светомаскировку. По этой причине в гау Север-Вестфалия празднество было фактически запрещено. Традиционно проводимое у четвертой скалы Экстернштайна празднество солнцестояния (как летнего, так и зимнего) фактически оказалось под запретом.
Дальнейшее преображение Экстернштайна и прилегающих к нему территорий застопорилось фактически после начала Второй мировой войны. Впрочем, начало боевых действий в Европе не было главной причиной этих задержек. Задуманный Рудольфом Мартином и Бруно Швайцером музей под открытым небом с несколькими десятками «древнегерманских построек» требовал немалых финансовых средств, которые пребывавшее в бедственном положении «Аненэрбэ» едва ли могло самостоятельно отыскать.
Делегация Имперской трудовой службы у Экстернштайна в 1939 году
Также можно было бы предположить, что этот дорогостоящий проект пришелся не по вкусу Гиммлеру, который был известен своей бережливостью и рачительным отношением к деньгам. Однако письмо, которое рейхсфюрер СС написал в апреле 1940 года, показывает, что Гиммлер отчасти поддерживал идею создания музея под открытым небом. Он лишь несколько трансформировал ее в соответствии с собственными представлениями о том, как должна была выглядеть «германская святыня — Экстернштайн».
У двух проходов к скалам предполагалось возвести несколько строений в вестфальском крестьянском стиле. Попасть к Экстернштайну можно было, пройдя через них. В этих зданиях посетитель должен был приобрести буклет, посвященный скалам. Этот буклет должен был выполнять функцию входного билета. Гиммлер писал: «Таким образом, тетрадка с описанием утесов и их истории может быть оставлена на память в библиотеке, а кроме этого мы будем освобождены от необходимости продавать к германской святыне бесформенные билеты». Рейхсфюрер СС предполагал, что в каждом из помещений «крестьянских зданий» будут находиться картины и изображения Экстернштайна, рисунки того, как он выглядел в далеком прошлом. «Посетитель, который направится к Экстернштайну, будет духовно и психологически подготовленным». Кроме этого, Гиммлер планировал существенно изменить подъемы к первым трем скалам Экстернштайна. «Мы должны хотя бы в некоторой степени привести их в состояние, в котором они пребывали в глубоком прошлом. Я поручаю „Аненэрбэ“ привлечь специалистов по деревянному германскому зодчеству, которые должны спроектировать новые лестницы, изготовленные из дерева. Это должно происходить в тесном сотрудничестве с штурмбанфюрером Вайгелем. Мы должны избавиться от этих ужасных чугунных конструкций. Все проекты должны быть согласованы лично со мной. Каждый из них должен быть утвержден мною лично».
Как видим, Гиммлер озвучил целую программу преобразования Экстернштайна, который должен был отвечать его представлениям о «германской святыне». Само собой разумеется, эта программа должна была воплощаться в жизнь после предполагаемой победы Германии во Второй мировой войне. Само же ее выполнение было поручено нескольким эсэсовским подразделениям, в том числе «Аненэрбэ». Данный проект существенно отличался от представлений того же Юлиуса Андрее, который также планировал в свое время преобразить окрестности Экстернштайна. Остается открытым вопрос, собирался ли Гиммлер устанавливать Ирминсул близ Экстернштайна или на одной из его скал. Этот момент был едва ли не центральным в проектах Юлиуса Андрее, но о нем фактически ничего не было сказано в письме Гиммлера. Планам Гиммлера не было суждено сбыться. Единственным осуществленным пунктом его программы стало вручение всем посетителям Экстернштайна небольшого буклета, стоимость которого входила в цену входного билета. Гиммлер всегда предполагал, что Экстернштайн был не просто достопримечательностью, а объектом, призванным служить мировоззренческой и духовной обработке немцев, в первую очередь служащих СС.
Сохранившиеся в архивах документы показывают, что весной 1940 года Экстернштайн вновь стал объектом противостояния между «Аненэрбэ» и «Крайсрингом». Во многом это было связано с тем, что отдел германоведения «Наследия предков» должен был перебраться в Хорн. Кроме этого, конфликт усиливался очевидными противоречиями, которые существовали между «Аненэрбэ» и местными партийными чиновниками. Эти противоречия обострялись благодаря тому, что «Крайсринг», связанный с ведомством Розенберга, стал претендовать на финансовые средства местных властей, изначально предполагавшиеся для выделения «Наследию предков».
Если до начала Второй мировой войны сторонний наблюдатель мог только предполагать, что между эсэсовской организацией и местными властями существовали какие-то недоговоренности, то после февраля 1940 года о них могли знать многие люди. Именно в это время Карл Теодор Вайгель, являвшийся начальником расположенного в Хорне исследовательского отдела по изучению письменности и символики, предложил правительству Липпе свои услуги в качестве лектора. Он предполагал, что возглавляемый им отдел мог бы делать доклады для солдат вермахта и служащих партийных инстанций. Поскольку не сохранилось никаких указаний относительно того, что подобное предложение поступило от руководства «Аненэрбэ», можно предположить, что это была личная инициатива самого Вайгеля. По большому счету это подтверждается письмом, которое Вайгель направил Вольфраму Зиверсу в Берлин. В нем начальник исследовательского отдела сообщал организационному руководителю «Аненэрбэ» о том, что «Вильгельм Тойдт и „Общество Оснингмарк“ активно планирует серию докладов, которые будут прочитаны офицерам вермахта». Далее следовало предложение, что «Наследие предков» само могло бы перехватить эту инициативу.
Когда Вайгель с подобным предложением обратился к крайсляйтеру НСДАП, то получил однозначный отказ. Кроме этого, ему как официальному представителю «Аненэрбэ» было заявлено, что «в целом неизвестно, может ли использоваться Ваша организация для подобного рода деятельности». Одновременно с этим крайсляйтер одобрил серию докладов, которая читалась сотрудниками «Круга любителей». Однако Вайгель не сделал сам собой напрашивавшийся вывод о том, что местные партийные чиновники открыто продемонстрировали свое пренебрежение «Аненэрбэ». Он наивно полагал, что это было предложением присоединиться к деятельности «Круга любителей». Впрочем, само по себе это предложение было оскорбительным для исследователей, состоявших на службе в СС. А потому некоторое время спустя крайсляйтер Веддервилле получил решительный отказ, со словами: «Данное предложение является неприемлемым». Кроме этого, Вайгель указывал в своем письме, что возглавляемый им отдел «Аненэрбэ» был известен по всей Германии. Указания на «известность» не произвели никакого впечатления на партийных функционеров. Именно этим можно объяснить то, что крайсляйтер впредь пытался избегать любых контактов в «Аненэрбэ».
С самого момента своего основания «Круг любителей древней истории» пытался всячески перетянуть на себя финансовые средства, которые выделялись правительством Липпе для Фонда «Экстернштайн» и «Наследия предков». Пытаясь отстранить от этой «кормушки» эсэсовские структуры, «Круг любителей» намеревался самостоятельно осуществлять исследования в области древней истории. Принимая во внимание подобные установки, не было ничего удивительного в том, что в определенный момент руководство «Круга любителей» обратилось к гауляйтеру Вестфалии с просьбой обеспечить финансирование, достаточное для собственных изысканий. При этом указывалось на то, что Фонд «Экстернштайн» ежегодно получал около 8 тысяч рейхсмарок. Руководство «Круга любителей» ставило под сомнение, что данные средства тратились именно на раскопки и изучение Экстернштайна. Было заявлено, что за более скромную сумму «Круга любителей» готов был более эффективно выполнять те же самые задачи. Но «Круг любителей» не намеревался ограничиваться Экстернштайном. В качестве первоочередных задач кроме всего прочего назывались раскопки в Гортенбурге и изучение так называемой «головы Пипина», которая располагалась близ Дёрентрупа. В дальнейшем планировалось изучение Ёстерхольца и Ляйструперского леса. Уже перечисление этих объектов однозначно указывает на то, что в игру вступил Вильгельм Тойдт — именно он уделял им повышенное внимание. Более того, утверждалось, что подготовительные работы для изучения названных мест велись с 1938 года, то есть с того момента, когда Вильгельм Тойдт был изгнан из «Аненэрбэ». Это предположение подтверждается тем, что в ведомстве Розенберга ничего не знали об этих планах, а потому их инициатива могла исходить только из Детмольда.
Несмотря на то что некоторое время в ведомстве Розенберга ничего не знали об упомянутых выше переговорах, сведения о них утаить не удалось. О данном начинании Ганса Рейнерта проинформировал его давнишний приятель Штампфусс, который входил в состав «Круг любителей».
Рейнерт был весьма обрадован запланированными раскопками в Гротенбурге, не меньшее воодушевление испытывал и Штампфусс.
Археолог показывает, сколько каменных блоков было выбито из лестницы у «каменной гробницы»
Однако последний в одном из частных писем спрашивал Рейнерта, что происходило нового в сфере древней истории? Этот вопрос говорит о том, что Штампфусс фактически ничего не знал о противоречиях и конфликтных ситуациях, которые имелись в Липпе и Вестфалии. Более того, Штампфусс беспочвенно опасался, что «Аненэрбэ» «слишком глубоко запустило свои щупальца в вестфальские земли».
На тот момент «Аненэрбэ» пыталось привлечь к сотрудничеству Августа Штирена. Но ученый отказывался идти на службу в СС. Он предпочитал заниматься самостоятельными исследованиями, лишь косвенно поддерживая «Аненэрбэ» в части мероприятий, которые были направлены против Альфреда Розенберга. Но в «Наследии предков» не оставляли надежды, что известный ученый все-таки изменит свое мнение. В «Аненэрбэ» предполагали, что сотрудничество можно было наладить именно по проблеме Экстернштайна. Ученого пытались даже заинтриговать «новыми археологическими находками». Так, например, Йозеф Плассман сообщал в одном из своих писем Штирену, что «в скалах были найдены следы многочисленных искусственных приспособлений, который можно датировать эпохой древней или ранней истории». Плассман описывал небольшие ниши, которые были обтесаны острым резцом. Предполагалось, что это могло быть связано с изучением движения Земли и астрономическими наблюдениями. Плассман очень настойчиво приглашал Штирена ознакомиться с этими находками. Кроме этого, он отмечал: «Рейхсфюрер СС весьма заинтересован в продуктивных результатах изучения Экстернштайна, которое до настоящего момента являлось недостаточным». Несмотря на то что ответного письма Штирена не сохранилось, можно предположить, что он отверг данное предложение, предпочитая сохранять четкую дистанцию от «Наследия предков».
Если же говорить об упоминавшихся в письме Плассмана «открытиях», то очень сложно установить, шла ли речь о находках, которые были сделаны в 1940 году гауптштурмфюрером СС Вильгельмом Йорданом, либо же о более ранних находках.
Между тем произошли события, которые в очередной раз привели к ухудшению отношений властей Детмольда и «Аненэрбэ». В данном случае речь идет о праздновании 80-летия Вильгельма Тойдта, которое проходило в декабре 1940 года. Сторонники пожилого профессора и ведомство Розенберга решили использовать этот юбилей в собственных целях. Ганс Рейнерт даже планировал провести торжества не только в Детмольде, но и в Берлине. В «Аненэрбэ» предпочитали не вмешиваться в ситуацию, наблюдая за развитием событий из Хорна, где располагалось несколько отделов «Наследия предков». Эсэсовскую структуру интересовали не столько действия Розенберга и его «паладинов», сколько деятельность «Общества Оснингмарк». О ситуации в обществе докладывал школьный советник Волленхаупт, который не только входил в окружение Вильгельма Тойдта и был одним из активистов «Немецкого союза», но и с 1938 года состоял на службе в СС.
Между тем восхищенные поклонники Тойдта планировали превратить 80-летие профессора в некое пропагандистское действо по чествованию «старого бойца». Для этого они обратились к крайсляйтеру Веддервилле с просьбой оказать Тойдту особые почести, а также выделить отдельное финансирование для «Общества Оснингмарк» и «Круг любителей», которые изображались ими как «действительно действующие в Детмольде германоведческие структуры». Остается неизвестным, передал ли эту просьбу крайсляйтер гауляйтеру Майеру. Однако в ноябре 1940 года Майер обратился в Имперское министерство воспитания с ходатайством о награждении Вильгельма Тойдта «Медалью имени Гёте». Сразу же надо оговориться, что и Имперское министерство воспитания, и гауляйтер Майер поддерживали Вильгельма Тойдта еще с 1933 года. Когда об этом обращении узнали в «Наследии предков», то в министерство было направлено несколько протестов. Руководство «Аненэрбэ» хотело любыми силами помешать награждению Тойдта. В одном из этих протестов говорилось: «Профессор Тойдт полностью перешел на сторону профессора Рейнерта, а с некоторых пор намеревается издавать конкурирующий журнал „Германия“. Награждение его „Медалью имени Гёте“ дало бы для его немногочисленного окружения новый стимул для противодействия объективным исследованиям, что было бы крайне нежелательно». В этих письмах «Аненэрбэ» пыталось разыграть карту Ганса Рейнерта, который издавна считался противником Имперского министерства воспитания. По сведениям, поступившим в СС от Волленхаупта, Рейнерт намеревался произнести большую речь во время поздравления юбиляра.
Ганс Рейнерт
Несмотря на то что руководство «Аненэрбэ» однозначно высказалось против награждения Вильгельма Тойдта, эсэсовская структура не смогла предотвратить вручение «Медали имени Гёте» пожилому профессору. В этой аппаратной игре «Наследие предков» проиграло гауляйтеру Майеру. Медаль была вручена Тойдту в торжественной обстановке 8 декабря 1940 года. На грудь ее пожилому исследователю повесил крайсляйтер Веддервилле. В своем выступлении этот партийный чин заявил, что «партия никогда не забудет его (Тойдта) борьбу за дело обновления немецкого духа, за немецкую честь». После этого было предложено переименовать одну из улиц Детмольда в улицу Вильгельма Тойдта.
Страница из каталога археологических находок близ Экстернштайна. Рубила каменного века
Во время юбилейного мероприятия Юлиус Андрее, который выступал в роли представителя «Имперского союза древней истории», не только поздравил Тойдта, но и сделал небольшой доклад, сопровождавшийся показом диапозитивов. Андрее в очередной раз рассказал о результатах, проводимых им в 1934–1935 годах раскопок у Экстернштайна, неоднократно подчеркнув, что они подтвердили истинность теорий юбиляра. Несколько дней спустя торжественное мероприятие произошло в Берлине. На нем присутствовали в основном представили «Имперского союза древней истории» и члены столичного филиала «Общества Оснингмарк».
Об итогах данных мероприятий 11 декабря 1940 года Волленхаупт доложил Карлу Теодору Вайгелю, как официальному представителю «Аненэрбэ». В первую очередь Волленхаупт обратил внимание на то, что Тойдт появился на людях не в эсэсовской форме (несмотря на лишение постов в «Наследии предков», из СС профессора никто не исключал), а в гражданской одежде со знаком «Немецкого союза» на лацкане.
В своем отчете о состоявшейся беседе Вайгель делал следующие выводы: «За всей этой чрезмерно активной деятельностью „Общества Оснингмарк“ стоит профессор Рейнерт. Крайсляйтер, который не имеет ни малейшего понятия о делах культуры, упрямо следует указаниям Рейнерта, которые поступают „сверху“. Для него Рейнерт является представителем ведомства Розенберга, а потому полученные указания воспринимаются как обязательные к исполнению. Становится вполне отчетливым, что в работе против нас активно используется Тойдт». Кроме этого, были приведены слова Волленхаупта о том, что «Общество Оснингмарк» «однозначно действует против „Аненэрбэ“». В частности, приводились сведения о распространении слухов, будто бы в «Наследии предков» «окопались скрытые католики». После этого деятельность Вильгельма Тойдта была взята под контроль СД. После нескольких месяцев наблюдений эсэсовская служба безопасности сообщала, что «после того, как Тойдт был награжден „Медалью имени Гёте“, деятельность „Общества Оснингмарк“ стала явственно ориентирована против „Наследия предков“».
Опасения, которые испытывали в «Наследии предков», не были пустыми страхами. Фактически после празднования 80-летия Вильгельма Тойдта местные партийные власти предприняли отчетливую попытку лишить «Аненэрбэ» его позиций в Экстернштайне, то есть отстранить эсэсовскую структуру от исследования «культовых скал».
9 января 1941 года в Липпе прибыл Артур Зейсс-Инкварт, имперский комиссар Нидерландов. Стандартная культурная программа во время визита высоких гостей предполагала осмотр Экстернштайна. Крайсляйтер Веддервилле в данном случае обратился с просьбой провести экскурсию не к структурам «Аненэрбэ», располагавшимся в Хорне, а непосредственно к Вильгельму Тойдту. Тот же в свою очередь во время рассказа пытался представить дела так, будто бы «Наследие предков» занималось малозначительными вещами. При этом сам Тойдт не преминул несколько раз подчеркнуть, что его теории были подтверждены археологическими находками. После этого раздраженный Карл Теодор Вайгель высказал пожелание, чтобы партийные органы более никогда не использовали «для подобного рода экскурсий» престарелого Вильгельма Тойдта. Но эта настойчивая просьба не была услышана — все последующие экскурсии проводились если не самим Тойдтом, то его учениками. Подобная «наглость» переполнила чашу терпения Вайгеля, и тот обратился с письмом к организационному руководителю «Аненэрбэ» Вольфраму Зиверсу. В нем он говорил, что «Общество Оснингмарк» фактически начало открытую кампанию против «Наследия предков». В качестве ответной меры Вайгель обратился с просьбой к командованию эсэсовского штандарта, расположенного в Детмольде, чтобы то выделило нескольких человек для использования их в качестве экскурсоводов. Кроме этого, предполагалось, что сотрудники «Аненэрбэ» будут организовывать визиты в Экстернштайн раненных во время боев солдат и офицеров ваффен-СС. После этого правление Фонда «Экстернштайн» направило крайсляйтеру сообщение о том, что «во время экскурсий у скал необходимо соблюдать строгую научность, так как их трактовка вызывает множество споров». Крайсляйтер Веддервилле понял это письмо как запрет проводить экскурсии у Экстернштайна без сопровождения сотрудников «Аненэрба».
К тому моменту докладные, которые были подготовлены Вайгелем, через руководство «Аненэрбэ» попали на стол Гиммлеру. Реакция рейхсфюрера СС была очень жесткой. 24 марта 1941 года Гиммлер направил официальное письмо к гауляйтеру Майеру, в котором заявил, что «в последний раз обращается по проблеме Экстернштайна». Ссылаясь на «партийное товарищество» и старое знакомство еще со времен выборов в ландтаг 1932–1933 годов, Гиммлер просил устранить «непонятное ему сопротивление липпского правительства». Далее в письме Гиммлер сообщал: «Меня смущает отнюдь не 80-летний упрямый старик, который может быть и не совсем вменяем. Я нахожу досадным, что некоторые чины поддерживают нападки этого старика на „Наследие предков“. Партайгеноссе Майер, я не хочу и не ищу ссоры с Вами. По этой причине я отказался полностью переводить „Аненэрбэ“ в Детмольд. Подобное решение привело бы только к новым противоречиям и к взаимным укорам. Однако если я хочу избежать конфликта, то отнюдь не должен покидать Ваше гау со всеми филиалами „Аненэрбэ“. Это едва ли возможно, так как на Экстернштайн, к которому я проявляю личный интерес, затрачено слишком много финансовых средств охранных отрядов НСДАП».
На этот раз угрозы Гиммлера были вполне ощутимыми, чтобы на них нельзя было прореагировать. Несмотря на то что разногласия между «Аненэрбэ» и местными властями возникли еще в 1938 году, на этот раз партийными органами было проведено некое подобие «расследования». Майер направил копию письма Гиммлера в правительство Липпе с просьбой подготовить ответ. Ответ оказался длиннющим письмом на 11 страницах. В нем крайсляйтер Веддервилле пытался изложить свои аргументы против сотрудничества с «Аненэрбэ» по проблеме Экстернштайна. Во-первых, он указывал на то, что в период с 1934 года земельные власти затратили на Экстернштайн более миллиона рейхсмарок. Кроме этого, он говорил о том, что во время работ в Экстернштайне СС активно помогало местное управление лесов, а потому обвинение в недостаточном уровне сотрудничества сторон было «беспочвенным». Во-вторых, упоминалось о том, что ежегодно отделу «Наследия предков», находившемуся в Детмольде, выплачивалось 3 тысячи рейхсмарок. Эта сумма продолжала поступать на счета «Аненэрбэ» даже после того, как из организации оказался исключен Вильгельм Тойдт («хотя местные власти не получили об этом никаких уведомлений»). При этом Веддервилле не исключал, что в будущем правительство Липпе будет оказывать финансовую поддержку «Обществу Оснингмарк», как одной из структур, занимавшейся краеведческими изысканиями. Поскольку правительство Липпе рассматривало новую организацию Вильгельма Тойдта как «благотворительную», то ей безвозмездно было передано в пользование два помещения.
В своем ответе Веддервилле отнюдь не собирался оправдываться, напротив, он даже пытался перейти в «контрнаступление». В частности, указывалось, что «Наследие предков» не слишком активно привлекало для работы в Экстернштайне членов Национал-социалистической партии. Награждение же Тойдта почетной медалью, по мнению Веддервилле, нельзя было рассматривать как «происки», направленные либо против «Аненэрбэ», либо против рейхсфюрера СС лично. В целом крайсляйтер изображал ситуацию так, будто бы именно правительство Липпе несло на себе основную тяжесть финансовых затрат, связанных с изучением и преображением Экстернштайна.
На самом деле в своем ответе крайсляйтер Веддервилле нашел очень уязвимое место в позиции Гиммлера, что в перспективе позволяло местным органам фактически лишить «Аненэрбэ» власти в Экстернштайне. В дальнейшем это стало поводом для того, чтобы правительство Липпе не раз пыталось ограничить деятельность «Наследия предков». Крайсляйтер Веддервилле нашел достаточное количество аргументов для того, чтобы доказать, что скалы Экстернштайна имели «исключительное значение для национал-социалистической идеологии». Опираясь на эти выводы, он предлагал, чтобы в будущем скалы Экстернштайна стали местом проведения общеимперского праздника летнего солнцестояния. В нем должны были принимать участие первые лица НСДАП и ее подразделений. Расположенная под отрытым небом группа утесов подходила для этих целей не только с «эстетической» точки зрения. Согласно теориям Вильгельма Тойдта, в прошлом Экстернштайн являлся местом проведения подобных празднеств у саксов. Предложение «привязать» скалы Экстернштайна не столько к СС, сколько к партийным органам, нашло активную поддержку в гауляйтера Майера. В ноябре 1941 года он начал соответствующие переговоры с представителями Фонда «Экстернштайн», которые на тот момент находились в Берлине. Из протокола встречи значилось, что возмущенные представители СС покинули данное совещание.
После этого в декабре 1941 года в Детмольде состоялось новое совещание, на котором уже не было ни сотрудников «Аненэрбэ», ни представителей Фонда «Экстернштайн». На этом мероприятии местные государственные и партийные чиновники фактически решали, как ограничить влияние СС и «Наследия предков» в Экстернштайне. Для этого предполагалось внести изменения в Устав Фонда «Экстернштайн». При этом должно было быть подчеркнуто, что скалы Экстернштайна являются уникальным культовым сооружением не только для Вестфалии, но Германии в целом. Эти выводы должны были быть приправлены выкладками Вильгельма Тойдта о том, что здесь еще в доисторические времена происходило празднование летнего солнцестояния. По этой причине Национал-социалистическая партия должна была использовать эти утесы для мировоззренческого воспитания своих членов.
Раскопки 1935 года
В этой связи только НСДАП должна была обладать правом проведения празднеств в Экстернштайне. В данном случае предполагалось, что созданием музея и архива Экстернштайна будет заведовать «Общество Оснингмарк», которое и должно было со временем стать хранителем скал.
Как видим, в конфликте интересов местные власти однозначно увязывали свои начинания с именем Вильгельма Тойдта. При этом в исследовательской литературе гауляйтер Майер изображался как «верный союзник Альфреда Розенберга, который установил интенсивные контакты с рейхсляйтером еще до 1933 года». Действительно, в своих дневниках Розенберг не раз весьма положительно отзывался о гауляйтере Майере, но это отнюдь не значит, что за реорганизацией Фонда «Экстернштайн» и попытками отстранить «Аненэрбэ» от культовых скал стоял именно главный идеолог Национал-социалистической партии.
В упоминавшихся выше переговорах не принимал участие ни один представитель ведомства Альфреда Розенберга.
Прежде чем гауляйтер Майер начал реализацию своих планов, произошло событие, которое внесло в них очень сильную коррективу. 5 января 1942 года скончался Вильгельм Тойдт. Один из членов городского совета Детмольда в те дни записал в своем дневнике: «Умер весьма уважаемый горожанин Тойдт. Немецкий народ и наша Родина обязаны ему прежде всего очень важными исследованиями в области духовной и культурной жизни наших предков». После смерти пожилого профессора местные органы власти стали готовить поминальное мероприятие, на котором должны были присутствовать, кроме всех прочих, представители «Имперского союза древней истории». Предполагалось, что из Берлина прибудет Ганс Рейнерт, однако он прислал своего заместителя.
Поминальное мероприятие проходило 21 января 1942 года в ратуше Детмольда. Представитель ведомства Розенберга, Штрёбель, использовал свое выступление как повод для очередных нападок на консервативных ученых, которые «продолжали придерживаться устаревших концепций и лозунга „свет идет с Востока“». В своем выступлении Штрёбель два раз упомянул раскопки в Экстернштайне, которые осуществлялись Юлиусом Андрее. В первом случае он произнес: «Восприятие Тойдтом скал как дохристианской святыни было доказано результатами раскопок Юлиуса Андрее. Он смог обнаружить в Экстернштайне следы культовых действ, которые происходили задолго до христианизации страны, еще во времена саксов». Уже в этих словах чувствовалось некое недоверие к скалам как «германской святыне». Несколько минут спустя Штрёбель выскажется более однозначно: «И даже если скалы Экстернштайна на самом деле не являются никакой „германской святыней“, то в любом случае борьба Вильгельма Тойдта не была напрасной, так как он продвинул вперед все специализированные исследования, чтобы явить нашему народу исторический материал, которым до этого момента пренебрегали многие ученые». Очевидно, что представитель ведомства Розенберга открыто выражал сомнения относительно истинности теорий покойного Тойдта, предпочитая видеть в них не научное открытие, а лишь инструмент общественно-политического воздействия на немцев. «Самым существенным является то, что Тойдт зажег огонь в сердцах многих немцев своим призывом поиска „германских святынь“. Это и является его бессмертным вкладом в нашу историю, что было отмечено даже фюрером. У нас в науке не хватает отнюдь не умных голов, а смелых сердец. Фюрер считает, что такое смелое сердце было у Вильгельма Тойдта — человека пожилого по своему возрасту, но очень юного по своему духу».
Упоминания Гитлера в этой речи, возможно, не были случайными, равно как и некая подспудная критика теорий относительно предназначения Экстернштайна. Можно было бы предположить, что после смерти Вильгельма Тойдта Гиммлер укрепит свои позиции в Экстернштайне, а «Общество Оснингмарк» фактически прекратит свое существование. В действительности все произошло с точностью до наоборот. Численность «Общества Оснингмарк», которое в 1941 году насчитывало 651 члена, к концу 1942 года составляла почти 800 человек. Гиммлер же после 1942 года фактически никогда не проявлял открытого интереса к скалам Экстернштайна. Не исключено, что это было связано с критикой в адрес теории «культового предназначения» этих скал, которую в присутствии рейхсфюрера СС в феврале 1942 года высказал Гитлер.
Весьма сомнительно, что Гиммлер отказался от своих прежних воззрений, но факт остается фактом, после этого события ни он сам, ни «Аненэрбэ» фактически не занимались проблемой Экстернштайна. Не исключено, что было решено отложить все эти дела до «после победы». Однако после поражения Германии во Второй мировой войне немецкие ученые предпочли в целом «пересмотреть» концепцию Экстернштайна, видя в скалах всего лишь подобие христианской часовни, созданной в Средние века.