Стоунхендж Третьего рейха

Глава 1. Тайные эксперименты в «охотничьем замке»

Традиция получать древние знания и передавать внутри «тайных организаций» существует на протяжении тысячелетий. Она присуща почти всем странам и континентам. Во все времена имелись закрытые сообщества, которые провозглашали себя хранителями истинных знаний, универсальных принципов мироздания. Список «тайных организаций» можно составлять очень долго: друиды, тамплиеры, розенкрейцеры, масоны, ученые эпохи Возрождения и т. д. Если посмотреть на историю Экстернштайна именно с этой точки зрения, то события, происходившие в XVII веке, получают очень неожиданное звучание.

Посмотрим на летописную составляющую той эпохи. В 1611 году, во время Реформации, Экстернштайн перешел из владения монастыря Абдингхоф в Падерборне в собственность вестфальской династии фон Липпе. Однако в 1627 году по приказу императора Липпе были вынуждены вернуть эти земли монастырю. Монахи из Абдингхофа по какой-то странной причине посчитали, что эти уединенные скалы, находившиеся в стороне от всех крупных торговых путей и населенных пунктов, были для них очень важны. После того на протяжении нескольких десятилетий династия Липпе вела тяжбы за право обладать Экстернштайном. Они закончились в пользу вестфальских дворян в 1648 году.

По большому счету фон Липпе вели тяжбу на протяжении нескольких поколений. 37 лет за право владеть скалами Экстернштайна сначала судился граф Симон VI, а затем его сын Симон VII. Официально речь велась о «доходах бенефициария». Хотя сразу же возникает вопрос, какие доходы мог приносить Экстернштайн? В любом случае Экстернштайн был вновь передан династии фон Липпе именно в тот момент, когда в Европе был подписан знаменитый Вестфальский мирный договор. Уже это говорит о том, что появление нового владельца у ритуальных скал расценивалось как важное политическое событие.

Загадки приумножились, когда в 1654 году великий герцог Фердинанд II Флорентийский изъявил желание приобрести скалы Экстернштайна. Опять же возникает вопрос: зачем было известному итальянскому герцогу интересоваться заброшенными скалами где-то на территории Северной Германии? Переговоры о возможности продажи Экстернштайна тянулись более пяти лет (с 1654 года по 1659 год). Показательно, что каждый раз, когда представители династии фон Липпе давали отрицательный ответ, великий герцог Фердинанд II предлагал более высокую сумму, нежели называлась ранее. То есть это была не просто прихоть итальянского герцога, он был точно ориентирован на то, чтобы приобрести Экстернштайн.

Когда попытки купить Экстернштайн в 1659 году закончились ничем, граф Герман Адольф фон Липпе начал у скал строительство «охотничьего замка». Строение, более напоминавшее небольшую крепость, располагалось между первой и третьей скалами.

Остатки стены «охотничьего замка»

Название «охотничий замок» для этого здания не подходило никак — оно ничем не напоминало охотничьи замки той эпохи. Не исключено, что граф изредка прибывал туда для того, чтобы поохотиться, но уже сама конструкция замка указывала на его иное предназначение.

В своей брошюре, посвященной истории Экстернштайна, Карл Герман описывал этот строительный проект следующим образом: «Восточная сторона первой башни была несколько отесана — там была сооружена башня с винтовой лестницей. Из башни при помощи другой лестницы, которая была построена лишь частично, можно было попасть на вершину первой скалы. Смотровая площадка была снабжена перилами. Была восстановлена лестница в третьей скале, по которой некогда можно было подняться на обрушившийся мост, ведший ко второй скале. Украшением нижней части лестницы в скале стали изображения трех свитков, а также атлант и герб династии Липпе, расположенные во второй скале. В 1813 году герб был высечен в четвертой скале, где находится и по сей день.

Завершение строительных работ закончилось в 1665 году. Первая скала получила форму платформы, окруженной балюстрадами. На площадке перед первой скалой, где, вероятно, еще во времена мегалита находились жилища людей, возник павильон в стиле барокко. Именно в 1665 году граф Герман Адольф поручил Элиасу фон Леннепу создать гравюру на меди, которая бы изображала Экстернштайн».

Именно благодаря этой дошедшей до наших времен гравюре мы можем судить о строительных работах, которые велись в Экстернштайне в середине XVII века. Судя по всему, осуществленными оказались отнюдь не все задумки графа Германа Адольфа. Так, например, на гравюре мы не видим никаких признаков моста, который вместо разрушенного был бы перекинут между второй и третьей скалами Экстернштайна. Однако это не исключает возможности того, что он не был еще построен на тот момент, когда создавалась гравюра. Собственно, в данном произведении искусства нас интересует совершенно иной объект, нежели мост.

На гравюре детально показаны все строения и скалы, а также дана их величина, которую можно определить по фигуркам людей. Исключение составляют лишь трое людей, которые были изображены на переднем плане: двое всадников и один пешеход. Они передвигаются либо по области падающей от соседних скал тени, либо по возвышенности. В любом случае всадники не могли бы проехать по данной территории близ Экстернштайна, так как она была слишком резко снижающейся, чтобы по ней можно было ездить на лошадях. При ближайшем рассмотрении можно обнаружить, что идущий пешком человек держит в руках странный предмет.

Гравюра Элиаса фон Леннепа с изображением Экстернштайна (1663 год)

Устремленность этого человека, напряженный взгляд, устремленный в сторону Экстернштайна, позволял некоторым из исследователей говорить, что это была фигура некого «посвященного в тайные знания».

На этой гравюре очень много странного. Во-первых, необычной является сама архитектура замка, который фактически ограничивает своими строениями некоторую площадку, расположенную перед Экстернштайном. В двух круглых строениях, которые соединены между собой стенами, фактически нет оконных проемов. По внешней форме они напоминают угловые башни средневековых крепостей. Однако, принимая в расчет тот факт, что возводился именно охотничий замок, данная конструкция кажется почти бессмысленной. В этих башнях после охоты знати пришлось бы сидеть почти в полной темноте. В середине XVII века традиция проводить пиры после охоты при свете свечей и факелов фактически полностью себя изжила.

Кроме этого, в глаза бросается, что автор гравюры детально вырисовал некоторые детали, но при этом полностью пренебрег другими элементами. Весьма обстоятельно вырисована шестиугольная башня, которая была пристроена к первой скале Экстернштайна. Кроме этого, нельзя не заметить, что сбоку от барельефа «Снятие с Креста», в проходах, которые вели в гроты первой скалы, находятся несколько скульптурных изображений. Они кажутся более древними, чем сам барельеф. Если рассматривать «Снятие с Креста», то можно заметить, что под ним находится пустое пространство, хотя на самом деле там должно было находиться изображение дракона, который терзал фигурки двух людей.

Шестиугольная башня является отнюдь не единственным строительным сооружением близ первой скалы Экстернштайна. Положение перил на верхней части скалы («смотровой площадке») явно свидетельствует о том, что эта площадка была расширена. К тому же она отнюдь не напоминает павильон в стиле барокко, так как данный стиль предполагал наличие арок. Площадка для перил была также создана ниже маленького окна, расположенного в правой части, фактически у самого основания скалы. Несмотря на то что эта часть скалы располагалась за стенами «охотничьего замка», можно предположить, что она все-таки была включена в его комплекс.

При изучении второй скалы, которая, собственно, и располагалась во внутреннем дворе замка, можно обнаружить изображение знаменитой «трибуны». Проблема заключается в том, что если ступени, ведущие к ней, были переданы достаточно точно, то сама каменная «трибуна» по меньшей мере вдвое выше. То есть, чтобы попасть на нее, надо было использовать какие-то приспособления, либо же «трибуна» была переделана во время строительства замка.

Шестиугольная башня у первой скалы Экстернштайна

На гравюре она выглядит не прямоугольной, а круглой, даже блестящей, что выделяет ее на фоне остальных скал и камней (в том числе каменных ступеней).

В данном случае необходимо вернуться к изображению на переднем плане «пешехода», который несет в своих руках странный предмет. В предмете можно угадать очертания некого измерительного прибора. Если провести линию перспективы, в том числе тех измерений, которые должен был осуществлять «пешеход», то мы получим квадрат, который связывает своими углами четыре важных точки Экстернштайна: нишу с отверстием в «высотной палате», «трибуну» «кафедру», край смотровой площадки на первой скале и проем в первой скале, в котором было выставлено некое скульптурное изображение. Если посмотреть на нижнюю и верхнюю стороны этого квадрата, то обнаружится, что верхняя сторона является линией, на уровне которой расположена смотровая площадка, а нижняя как раз отделяет нижнюю часть барельефа «Снятие с Креста» от уровня «земли», при этом ниже «земли» почему-то не было передано изображение монстра. Можно предположить, что на этой гравюре не было случайных деталей — каждая из них, в том числе фигуры людей, выполняли определенные функции.

Если взять в расчет современные открытия, а именно тот факт, что отверстие в нише «высотной камеры», «трибуна», «шахта» в песчаном основании были ориентированы на точку восхождения солнца в момент летнего солнцестояния, то легко заметить, что именно в этом направлении ориентированы и въездные ворота в замок. Кроме этого, если сориентировать боковые поверхности шестиугольной башни, которая была пристроена к первой скале Экстернштайна, то обнаружится, что четыре из них были направлены точно по сторонам света.

Схема геометрических вычислений, которые были заложены в гравюру Элиаса фон Леннепа с изображением Экстернштайна

Загадкой остается, почему данной башне не была придана восьмиугольная форма.

Аналогии можно найти, если сравнить данное строение в Экстернштайне с «башней ветров», которая располагалась некогда в Афинах. В античные времена на ней находился флюгер и водные часы, то есть «башня ветров» служила древним грекам для метеорологических наблюдений. В античности не только исследовали направления ветров и пытались установить их взаимосвязь с погодой, но и рассматривали воздух в качестве одного из четырех «природных элементов», природных стихий.

По большому счету европейская наука долгое время руководствовалась построениями Эмпедокла Сицилийского, который не только провозглашал себя магом и волшебником, но и первым ввел в философию понятие «элементы», под которыми понимались те начала, из которых состоит все сущее, все вещи — земля, воздух, вода и огонь. Эмпедокл учил, что есть четыре стихии (элемента, формы), и они неизменны, божественны и живы. Зевс — огонь, Гера — воздух, Аид — земля, Нестис (сицилийский бог) — вода. Неизменны они и все время меняются, сочетаясь и распадаясь. Все в мире духовно, душевно, телесно и живо одновременно, видимо все и невидимо. Элементы, движимые силой, постоянно носятся, сталкиваются, сливаются и расходятся; рожденные их игрой миры возникают и рассыпаются, чтобы снова возникнуть, из живой лавы прекрасных просветленных стихий. Все элементы равны, но равнее других огонь, он стоит особняком, сбивая остальные три элемента в оппозиционную группу. Огонь и воздух по Эмпедоклу мужские стихии, вода и земля — женские.

Если учесть, что конструкция башни, пристроенной к первой скале Экстернштайна, должна была быть восьмиугольной, но только из-за соседства со скалой имела шесть углов, то, вне всякого сомнения, можно провести параллели между нею и замком Кастель-дель-Монте, который в середине XIII века был построен вернувшимся из шестого крестового похода императором Фридрихом II Штауфеном.

Фрагмент гравюры с изображением «охотничьего замка»

До настоящего момента этот замок является одним из самых таинственных сооружений средневековой Европы. После возвращения из крестового похода и успешного захвата Иерусалима император хотел подтвердить свои претензии на власть в Священной Римской империи. Этот мотив, как и характер императора, должен был отразиться в архитектуре здания. Если смотреть на замок издалека, то большие углы восьмиугольника (в плане) превращаются в круг, а выступающие угловые шестиугольные (восьмиугольные в завершенной проекции) башни предстают в виде зубцов каменной короны. Подходя к замку все ближе, начинаешь утрачивать впечатление круглой формы и различать настоящую его структуру. Снаружи Кастель-дель-Монте не только оставляет ощущение замкнутости, но и закрытости от внешнего мира: в массивных башнях нет ни окон, ни дверей, и даже привычных глазу бойниц.

Замок Кастель-дель-Монте

Такое же ощущение производит и башня у первой скалы Экстернштайна. Она не имеет никаких оконных проемов, она имеет шестиугольную форму, хотя должна была бы быть в идеале восьмиугольной. Оба сооружения ошибочно характеризуются как «загородные замки». При планировании обоих сооружений использовалось не только золотое сечение, но и такие мистические символы, как «пентаграмма» и «печать Соломона». Кроме этого, по версии некоторых исследователей, именно в Кастель-дель-Монте должно было находиться изображение «Бафомета» — говорящей головы, которой якобы поклонялись тамплиеры. Совпадений между замком Фридриха II и «охотничьим замком» в Экстернштайне слишком много, чтобы они были простыми совпадениями.

В этой части нашего рассказа надо вернуться к сюжету, связанному с именем Фердинанда II, а именно попыткой в середине XVII века приобрести Экстернштайн. Кем же был великий герцог Фердинанд II? Почему этот флорентийский правитель проявлял столь настойчивый интерес к удаленным землям Северной Германии? Что связывало его с графом Германом Адольфом фон Липпе? Предположение о том, что между этими двумя династиями существовала какая-то взаимосвязь, подтверждается народными сказаниями, в которых говорилось о том, что граф Симон Филипп проиграл Экстернштайн в карты при дворе Медичи (сказание приведено в первых главах книги).

Фердинанд II Флорентийский был высокообразованным человеком, потомком знаменитой итальянской династии Медичи. В 1559 году он получил в правление великое герцогство Тоскана. При своем дворе во Флоренции он принимал многих известных ученых того времени, например Галилео Галилея. Помощь ученым и меценатство были давнишней традицией династии Медичи.

Схема замка Кастель-дель-Монте. Отчетливо видны шестиугольные башни

В тесной дружбе с Галилео Галилеем состояла еще бабушка Фридриха II, Кристина Лотарингская. Галилей был приглашен Кристиной ко двору, чтобы стать преподавателем ее сына Козимо Медичи. Именно Кристине Лотарингской в 1615 году Галилей, чьи гелиоцентрические идеи уже обсуждались представителям инквизиции в Риме, написал свое знаменитое письмо, в котором говорилось: «Мне кажется, что при обсуждении естественных проблем мы должны отправляться не от авторитета текстов Священного Писания, а от чувственных опытов и необходимых доказательств. Природа неумолима и никогда не нарушает границ предписанных ей законов: она не заботится о том, доступны ли её сокрытые причины и методы творчества человеческому уму или нет. Я полагаю, что всё, касающееся действий природы, что доступно нашим глазам или может быть уяснено путём логических доказательств, не должно возбуждать сомнений, ни тем более подвергаться осуждению на основании текстов Священного Писания, может быть даже превратно понятых».

Это было время, когда совершался переход от геоцентрической к гелиоцентрической модели мира. Именно в это время, несмотря на преследование католической церковью Коперника и Галилео, возникали новые науки, расширялся научный фундамент у философии, астрономии, физики и химии. В те дни Флоренция была одним из центров научного мира. В этом итальянском городе находилась одна из самых богатейших библиотек того времени. В ней были собраны античные труды, а также множество копий и списков с трудов ученых античного времени.

По инициативе великого герцога Фердинанда II лучшие умы того времени, оказавшиеся во Флоренции, в 1654 году объединились в рамках «академии эксперимента», которая замышлялась для пропаганды науки и должна была способствовать расширению познаний в области физики путем коллективной экспериментальной деятельности своих членов, следуя методу, установленному Галилеем, на работы которого она прямо опиралась.

Схема скал Экстернштайна с учетом ориентации его объектов на точку восхождения солнца в момент летнего солнцестояния. Точечной линией обозначены контуры «охотничьего замка» графов фон Липпе

Ее гербом была печь с тремя тиглями, над которой помещена надпись — изречение Данте «provando е riprovando» (доказательство и еще раз доказательство). Именно эта академия стала местом, где фактически зародилась современная метеорология.

Действительными членами Академии были Винченцо Вивиани, Джованни Альфонсо Борелли, Карло Ренальдини, Алессандро Марсили Паоло дель Буоно, Антонио Олива, Карло Дати, Лоренцо Магалотти. Потом к ним добавились многие итальянские и иностранные члены-корреспонденты. Лучшая часть многосторонней десятилетней научной деятельности Академии была представлена «ученым секретарем» Магалотти в знаменитой работе 1667 года «Saggi di naturali esperienze fatte nell'Accademia del Cimento» («Очерки о естественно-научной деятельности Академии эксперимента»). На английский язык эта работа была переведена в 1684 году, а на латинский — в 1731 году. Еще более полное представление о работе Академии было дано Джованни Тарджони Тодзетти в четырех томах «Atti е Memorie inedite dell' Accademia del Cimento e notizie aneddote dei progressi delle sienze in Toscana» («Труды и неизданные отчеты Академии опытов», Флоренция, 1780).

После общего введения в «Очерках» приводится описание термометров и методов их конструирования. Затем дается описание гигрометров, барометров и способов применения маятников для измерения времени. Далее идут четырнадцать серий систематических экспериментов: исследования атмосферного давления, затвердевания, термического изменения объема, пористости металлов, сжимаемости воды, предполагаемой «положительной легкости», магнитов, электрических явлений, цвета, звука, движения брошенных тел.

Примитивный воздушный термоскоп Галилея Торричелли преобразовал в жидкостный (спиртовый) термометр. Его конструкция была настолько улучшена Торричелли и членами Академии и оказалась столь удобной для различных применений, что в XVII веке «флорентийские термометры» стали знамениты. Они были введены в Англии Бойлем и распространились во Франции благодаря астроному Бульо (1605–1694), получившему в дар такой термометр от польского дипломата. В 1694 году один из членов Академии опытов Карло Ренальдини (1615–1698) первый предложил принять в качестве фиксированных температур при градуировке термометра температуру таяния льда и температуру кипения воды. Ренальдини был поддержан в 1742 году астрономом Цельсием (1701–1744), предложившим стоградусную шкалу с точкой «0», соответствующей кипению воды, и точкой «100», соответствующей ее замерзанию. Изменение направления шкалы было произведено в 1750 году другим астрономом, Мартином Штремером (1707–1770).

Но вернемся к взаимоотношениям династий Медичи и фон Липпе. При изучении этого сюжета, можно сразу обратить внимание на то, что предложение о покупке Экстернштайна поступило от Фердинанда II в 1654 году, то есть в тот самый год, когда была создана «академия эксперимента». Впрочем, это могло быть всего лишь стечением обстоятельств. Некоторые исследователи выдвигали версию, что Фердинанд Флорентийский заинтересовался Северной Германией с подачи своего брата Матиаса де Медичи, который характеризовался современниками как человек, «обладающий художественным чутьем». Именно он пребывал в войсках, которые во время Тридцатилетней войны осаждали владения герцога Брауншвейгского в Северной Германии. Именно здесь и находились скалы Экстернштайна. Из документов известно, что Матиас де Медичи в Кобурге захватил несколько предметов искусства, которые позже он увез к себе на родину. Впрочем, итальянские документы говорили об этом событии как о «спасении», так как потомок знаменитой династии хотел «спасти в безопасном месте произведения искусства от хаоса войны».

Не исключено, что среди вывезенных предметов также значились книги, рукописи и письма, которыми некогда обладали монахи из монастыря Абдингхоф. Сохранились упоминания о том, монахи во время войны по собственной инициативе отдали эти письменные документы в «надежные руки». Предполагается, что это был Атаназиус Кирхер, один из преподавателей известного далеко за пределами Германии университета. В немецком городе Падерборн до настоящего момента празднуется день «великого сына» Атаназиуса Кирхера. Однако этот человек был не просто университетским ученым, он был иезуитом, чьи научные увлечения могли вызвать немалое удивление.

Герб фон Липпе

Кирхер проявлял интерес к египтологии, геологии, магнетизму, оптике, алхимии (!), востоковедению, медицине и музыке. Позже он был университетским преподавателем в Вюрцбурге и в Риме, где занимался изучением инфекционных болезней, а также пытался перевести египетские иероглифы, составлял тракты о музыке.

Других связей между Северной Германией и Флоренцией в настоящий момент установить не удалось. Все остальное теряется в области догадок, но даже здесь можно выстроить несколько версий. Для этого достаточно сравнить гербы династий фон Липпе и Медичи. Вплоть до XIX века государственным гербом Тосканы был так называемый «крест Стефана», который также считался «крестом тамплиеров». Это сравнение не было случайным, так как на гербе висела цепь, которая весьма напоминала отличительный знак гроссмейстера ордена храмовников. Гораздо более интересные выводы можно сделать из изучения герба династии фон Липпе, который на протяжении долгого времени (1779–1918) считался символом «вольной провинции» Липпе.

Герб Медичи

Геральдическая роза нередко встречается в европейских гербах. Однако изображение розы, какое приведено на гербе Липпе, во многом является уникальным. В средневековой традиции такая роза считалась символом «рыцарей Грааля». В геральдической трактовке эта роза и ей подобные являются изображением круглого стола, на который положено десять мечей. Пять мечей направлены клинками в центр стола, еще пять — наружу. В контексте нашей истории пять рыцарей, согласно этому гербу, должны были жить в провинции, носившей данный герб (Липпе). Еще пять рыцарей (мечи, направленные наружу) должны были находиться где-то в другой местности. В качестве таковых могли выступать пять ученых, которые являлись формальными учредителями «академии эксперимента» во Флоренции.

Однако геральдическая роза династии фон Липпе может иметь и другую трактовку. Пять мечей, направленных вовнутрь, — это пять человек, занимающихся «внутренними», эзотерическими изысканиями, а пять мечей, обращенных вовне, — это пять человек, которые пытаются утвердиться во «внешней», светской власти.

Поздняя версия герба династии фон Липпе

В более позднее время герб династии фон Липпе претерпел изменения. Он не только распространился отчасти на территории Голландии, но и оказался «скрещенным» с гербом дома Шваленбергов-Штернбергов.

Если взглянуть еще раз на гравюру XVII века с изображением Экстернштайна, то можно обнаружить, что герб Липпе был высечен над входной дверью в шестиугольную башню, которая была пристроена к «скале гротов». С другой стороны от барельефа «Снятие с Креста» виднеется помещенный в нишу рукотворной башни еще один барельеф. Однако установить, что на нем было изображено, по данной гравюре не представляется возможным. В 1813 году герб «переехал» на четвертую скалу, где его можно видеть даже в настоящее время. Его можно сравнить с гербом, который некогда находился на шестиугольной башне. На первый взгляд нет никаких различий. Герб является совмещением геральдических фигур двух родов: фон Липпе (роза) и Шваленбергов (изображение птицы, сидящей на звезде). Однако при более детальном изучении можно обнаружить, что на гравюре XVII века птица изображена восседающей на пятиконечной звезде, а на гербе 1813 года — уже на шестиконечной. Несколько изменилась и форма геральдического шлема, который венчает собой данный герб. В более позднем варианте мы видим рыцарский шлем с изображением двух повернутых друг к друг орлов, а на более ранней версии шлем был «крылатым», то есть имел два высокоподнятых крыла с каждой из сторон. По традиции Арминий из племени херусков изображается именно в «крылатом шлеме». Именно такой шлем водружен на его изваяние, которое сооружено в честь битвы в Тевтобургском лесу.

Можно было бы ограничиться вполне удовлетворяющей версией о том, что Флоренция и Экстернштайн были связаны между собой неким «орденом рыцарей Святого Грааля», что нашло отражение в геральдике. В данном случае «высотная камера» весьма подходила для тайных собраний «рыцарей Грааля», а изображение «атланта», высеченное на колонне «палаты», могло на самом деле являться «бафометом» — говорящей головой тамплиеров. Действительно, лицо на вершине второй скалы является говорящим, о чем свидетельствует даже выразительно приоткрытый рот. Однако у этой версии есть множество слабых мест. Например, «атлант» появился приблизительно во время строительства «охотничьего замка», но никак не раньше.

В 1550 году была напечатана «Космогония» Себастьяна Мюнстерского, которая разошлась в последующие полвека огромными для тех времен тиражами. В этой книге был один весьма примечательный рисунок, а именно изображение Ирминсула. В «Космогонии» Ирминсул был изображен не как дерево, не как столп, подпирающий небо, а как человек, водруженный на пьедестал. В одной руке он держал весы и меч, а в другой знамя, на котором была изображена геральдическая роза фон Липпе! Это изображение позволяет предположить, что род фон Липпе на протяжении столетий являлся хранителем традиции Ирминсула. Не исключено, что представители этого рода продолжали справлять передаваемые из поколения в поколение ритуалы, которые были запрещены Карлом Великим во время христианизации Германии. То есть «охотничий замок» фон Липпе в действительности являлся чем-то вроде ритуального комплекса, что косвенно подтверждается взаимосвязью строений с «трибуной» и отверстием в нише для астрономических наблюдений. Еще одним доказательством в пользу данной версии являются наличествующие в окрестностях Падерборна имение (бывший монастырь) Бёддекен и капелла Дрюггельтер. Оба эти строения имеют однозначно ритуальную, но не христианскую планировку[11].

Вне зависимости от различных трактовок «охотничьего замка» интересной представляется еще одна история, которая может быть использована для самых различных интерпретаций. Речь идет о брошюре Фердинанда Зайца, автора многочисленных публикаций, посвященных «загадкам Экстернштайна». В этой брошюре упоминался архиепископ Фердинанд фон Фюрстенберг и «древнее таинственное место Кройцвех, что располагалось в окрестностях Ёстерхольца». Об архиепископе, в частности, говорилось, что «он имел в 1661–1683 годах резиденцию в новом соборе Падерборна». Этот церковный деятель проявлял немалый интерес к местной истории и краеведению. В его биографии есть очень много туманных мест.

Герб провинции Липпе, выбитый на скале

Так, например, известно, что он еще до рукоположения (1659) был хорошо знаком с папой Александром VII. В 1660 году Фердинанда посылают с миссией в Германию. Но в октябре того же года он вновь срочно возвращается в Рим, чтобы доложить «о важных исторических открытиях». Многое время он проводит в закрытых библиотеках Ватикана, «извлекая на свет документы об обращения саксов-язычников в христианство». Автор трактата Фердинанд Зайц возносил огромные хвалы своему тезке-архиепископу, который якобы заботился об изучении истории Северной Германии.

В этой части истории на себя обращают внимание следующие моменты. Во-первых, только что рукоположенный в священники человек почти сразу же получает весьма почтенный церковный титул. Почти нет никаких сомнений в том, что он выполнял функцию «разведчика» при Римском папе. Во-вторых, едва оказавшись с Падерборне, новый архиепископ устремляется назад в Рим, где проводит немало времени в библиотеках Ватикана. По времени это внезапное возвращение совпадает с началом строительства «охотничьего замка» в Экстернштайне. Если принять за версию, что «охотничий замок» был новым ритуальным комплексом «ирминистского культа», то становится вполне понятным, зачем Фердинанд фон Фюрстенберг изучает именно документы обращения саксов в христианство — он ищет признаки и отличительные черты древних культов.

Общий вид скалы, на которой висит герб провинции Липпе

Не менее интересной является и вторая часть этой истории. В 1669 году архиепископ Фердинанд фон Фюрстенберг нарисовал географическую карту своей епархии. На этой карте одно из мест, располагавшихся близ Ёстерхольца, было обозначено специальным символом — несколькими точками, которые образовывали подобие креста. Подобные обозначения были весьма нехарактерными для европейских карт того времени. В своей небольшой работе Фердинанд Зайц предположил, что речь шла «об окутанном легендами и мифами Кройцвехе» — месте, где располагалось святилище Остары. Многие мистики и эзотерики полагали, что Кройцвех был, возможно, самым таинственным местом в Северной Германии. Так, например, антропософ Рудольф Штайнер считал, что Кройцвех находился в окрестностях Оснинга. Интерпретируя данную версию, можно предположить, что в качестве такового мог выступать и Экстернштайн. Тем более что эти скалы были весьма тесно связаны с «распятым божеством» (и в христианской, и в дохристианской трактовке).

Остатки стен «охотничьего замка»

Вид на остатки «охотничьего замка» сверху

Согласно народным немецким сказаниям, Кройцвех был «самым языческим местом» на территории Северной Германии, очень тесно связанным с дохристианскими культами.

Многие германцы направлялись туда, чтобы совершить особые ритуалы. Застигнутые за этим они могли быть казнены без суда и следствия. Подобные жесткие наказания применялись на протяжении нескольких веков. В этой связи является весьма показательным, что высокопоставленное лицо католической церкви наносило на карту приблизительное местоположение Кройцвеха. Но это отнюдь не противоречит версии о том, что Фердинанд фон Фюрстенберг мог заниматься по заданию Ватикана сбором сведений о древних культах, которым могла следовать местная знать.

Если завершать рассказ об «охотничьем замке» в Экстернштайне, то приведенные выше версии и трактовки позволяют по-новому взглянуть на эти круглые сооружения и многоугольную башню. Хотя в настоящее время сложно установить, был ли замок местом, где должны были справляться древние ритуалы, или же это было местом, где ученые должны были служить своей собственной религии. На самом деле строительные работы в Экстернштайне должны были быть более активными и более впечатляющими, нежели это изображено на гравюре Элиаса фон Леннепа. Это не могло укрыться от местного населения. Так, на гравюре 1762 года над скалами Экстернштайна было изображено некое подобие странных башен. Но это было явной выдумкой, возможно, мысленным воплощением некогда имевшихся планов графа Германа Адольфа. В действительности же граф Герман Адольф скончался фактически год спустя после того, как закончилось строительство «охотничьего замка» в Экстернштайне. Перед своей кончиной он отдал весьма странное указание, которое было неукоснительно соблюдено. Он приказал сразу же после своей смерти разрушить «охотничий замок». Так он решил унести с собой в могилу многие тайны. Век спустя, в 1749 году, на гравюре уже почти ничто не намекало на то, что у подножия скал стояло большое строение. Единственным намеком на него была сохранившаяся кладка сбоку от «скалы гротов» — остатки шестиугольной башни. Фундамент замка был обнаружен только во время раскопок 1934–1935 годов, но и это не позволило пролить свет на многие загадки, которые унес с собой граф Герман Адольф.

Глава 2. «Апокриф» Германа Вирта

Считается, что Герман Вирт, являвшийся одним из создателей «Аненэрбэ», обратился к проблеме Экстернштайна достаточно поздно — в 50–60 годы XX века. Однако если мы изучим библиографию этого исследователя, то обнаружим, что данное предположение не соответствует действительности. Уже в 1929 году Вирт издает небольшую работу, которая называлась «Руны гротов Экстернштайна». Дата выхода в свет этой брошюры указывает, что ученый обратил внимание на культовые скалы приблизительно в то же самое время, что и Вильгельм Тойдт.

Герман Вирт у скал Экстернштайна

Впрочем, последующие десятилетия Герман Вирт не слишком часто обращался к проблеме Экстернштайна. Ситуация изменилась именно в 60-е годы, когда Вирт начинает работу над научным трудом, который назывался «Европейская прарелигия и Экстернштайн». В ней он высказал новые мысли относительно предназначения и трактовки загадочных скал.

Толкование Вирта во многих моментах отличается от того, что было принято даже в Третьем рейхе. Во-первых, он рассматривал Экстернштайн как комплекс из четырех, а не пяти скал. Во-вторых, он предпочитал давать скалам свои собственные названия. Так, например, первую скалу, «скалу гротов», Вирт предпочитал именовать «большим Экстернштайном».

Рассуждая о названии Экстернштайна, Вирт исходил из того, что на ингвеонском (англо-фризском) наречии, которое было широко распространено в Европе в «германские времена», скалы обозначались как эккештан, то есть «материнский камень». В этом слове корень «экке» Вирт выводил от протоевропейской лексической формы «акка», что, по его версии, должно было значить «мать». Вирт подчеркивал, что речь шла не столько о биологической матери, сколько о «божественной Все-матери», «мифологической первоматери всех людей». Исследователь утверждал, что, во времена позднего каменного века, эпохи, когда создавались мегалитические гробницы, а земледельческие племена обращались в своих верованиях к матери земле, женщина обозначалась символом, напоминающим песочные часы (подчеркнутый сверху и снизу знак X). Он обнаружил его многократное повторение в Экстернштайне. Трехкратное повторение этого символа должно было символизировать «трех матерей», трех «акка», которые наблюдают за прошлым, настоящим и будущим, то есть как бы контролируют всю жизнь человека, животных и растений. Это было предопределено божественным принципом «вечного возрождения».

Вирт также обращал внимание на то, что в вестфальско-голландском диалекте существовало слово «экстер», которое соответствовало слову «эльстер» в верхненемецком языке. Это слово относилось к сороке, птице, которая в Средние века считалась спутницей ведьм. Высказывалось мнение, что под ведьмами нередко подразумевались служительницы «материнского культа». Подтверждением этому, по мнению Германа Вирта, служили сохранявшиеся вплоть до XIX века народные сказания о «трех женщинах», которые проживали в башне на скалах и были «прокляты». А на юге Германии и в альпийском регионе сохранились легенды о том, что данная башня исчезла от взора людей. Она являлась им только во время Рождества. Тогда людям представали «три женщины». Одна из них была одета в черное, вторая — наполовину в черное, наполовину в белое, третья — только в белые одежды.

После безуспешных попыток католической церкви справиться с народными верованиями, которые сопровождались беспощадным преследованием ведьм (на этом поприще в XIII веке наиболее «отличился» Конрад Марбургский), «три женщины» были интегрированы в католичество под видом Святой Эйнбед, Святой Варбед и Святой Вил(л)ьбед. В данном случае католическая церковь расписывалась в своей беспомощности, а потому была вынуждена санкционировать поклонение «трем женщинам», которым было придано «подобающее» истолкование.

В своих построениях Герман Вирт исходил из того, что Экстернштайн как «главное культовое место» Западной Европы был неразрывно связан с мотивом «распятого божества», очертания которого отчетливо читаются на четвертой скале. Исследователь полагал, что «распятое божество» было весьма распространенным символом во времена сооружения мегалитических объектов. В данном случае высказывалась мысль о том, что религия мегалитических гробниц была усовершенствованным космическим мифом, который уходил в культ предков, присущий Юго-Западной Европе (ориньякская культура). Если космическая проторелигия Западной Европы являлась мировоззрением охотников ледникового периода, то ориньякская культура была одним из проявлений мировой прарелигии, которая около 40 тысяч лет назад была распространена на просторах Северной Евразии. Постепенно эта мировая религия, по мнению Вирта, продвигалась на Восток. Религия мегалитических захоронений являлась ее «дочерним культом», второй западноевропейской религией, которая смогла распространиться в средиземноморском регионе, включая Северную Африку, Ближний Восток и Аравию-Ханаан.

Захоронения, найденные во время раскопок у первой скалы Экстернштайна

Таким образом, делалось предположение, что приблизительно в 3-м тысячелетии до нашей эры люди, проживавшие в Западной Европе и на Ближнем Востоке, имели приблизительно одни и те же религиозные представления. Протосемитская религия, которая обращалась к «Отцу-небу», «Божественной матери», «матери земле» и «сыну Бога», была всего лишь отголоском прарелигии Западной Европы, культовым центром которой являлись скалы Экстернштайна.

Эта мировая религия сохранилась лишь в индогерманских и индоевропейских преданиях. В литературной форме она нашла отражение в самых древнейших местах «Ригведы». Именно в них сообщалось о далекой «северной прародине», об Агни, который являлся «сыном» «небесного отца» и «матери земли», а также о троичности его рождения (Митра — Агни — Варуна). Согласно этим представлениям божество обходило вместе с Солнцем «тремя шагами» «три места» с «тремя ночевками» (стороны света, регионы и сезоны года). Этот путь отвечал божественному порядку — рта.

Это божество следовало на Запад, чтобы в конце концов упасть в воду (мировой океан), а затем утонуть в складках «матери земли». Но это забвение длилось недолго, в момент зимнего солнцестояния должно было начаться возрождение. Возрожденное божество вело с собой души умерших, которые следовали «рта» — божественному порядку. В этой ситуации божество являлось провожатым душ по «северному пути», «небу», «дороге богов». Эти души должны были попасть на третье, самое высшее небо, после чего им надлежало возродиться подобно божеству через «мать землю».

Герман Вирт отмечал, что в Западной Европе отсутствовала прарелигиозная традиция создания литературных памятников в стиле гимнов древнеиндийской «Риг-веды». Их заменяла сугубо устная традиция. Со временем она была искажена с целью укрепить господство военных предводителей, выполнявших королевские функции. Эта новая вера в королей эпохи Великого переселения народов основывалась на принципе личной защиты, а потому неизменно привела к закату «космической» прарелигии. Тацит в своей книге «Германия» сообщал об устной традиции «древних песнопений», в которых еще сохранялись отголоски космической прарелигии. «В древних песнопениях, — а германцам известен только один этот вид повествования о былом и только такие анналы, — они славят порожденного матерью-землей бога Туистона. Его сын Манн — прародитель и праотец их народа; Манну они приписывают трех сыновей, по именам которых обитающие близ Океана прозываются ингевонами, посередине — гермионами, все прочие — истевонами. Но поскольку старина всегда доставляет простор для всяческих домыслов, некоторые утверждают, что у бога было большее число сыновей, откуда и большее число наименований народов, каковы марсы, гамбривии, свебы, вандилии, и что эти имена подлинные и древние». Однако в других главах «Германии» Тацит сообщает о том, что среди германцев распространялись новые культы, когда поклонение совершалось «новым богам», являвшимся «защитниками» вождей и воинов. Например, Водану, соответствующему древнескандинавскому Одину, — Тацит называет его Меркурием. Донара — Тора древнеримский историк относит к проекции Юпитера, «наивысшего бога». Именно об этих северных божествах повествуется в «Эдде», которая была написана тысячелетие спустя в Исландии. По мнению Вирта, «Эдда» была собранием поэтических мифов, относящихся к «новой религии». От прарелигии в ней осталось настолько мало, найти эти следы фактически не представляется возможным. Вирт считал, что единственным исключением являлся момент, где упоминалась прорицательница-вёльва. Также в «Песне о Хюндле» сохранились пласты, которые можно было бы сравнить с упоминавшимися Тацитом «древними песнопениями». В частности, в ней говорилось: «Родился один самый могучий, силы земли питали его; самый, как слышно, великий властитель, родич для всех людей на земле».

Вирт бы вынужден констатировать, что «Эдда» не была в состоянии дать ясного представления о «народной вере» северного крестьянства, календарной культовой символике, календарных рунах. «Эдда» вообще не являлась отражением культов, связанных с ежегодным воскрешением и умиранием «сына» «отца-неба» и «матери земли», что являлось основой прарелигии эпохи мегалитов.

Анализируя годовой цикл и связанную с этим троичность «мегалитического» божества, Вирт с опорой на «Ригведу» выстраивал следующую таблицу:

Эти три стороны света, которые соответствуют сезонам годового цикла жизни «сына неба и земли», в исландских преданиях назывались «стороной света повелителя», «стороной света всезащитника», «стороной света бога». Им соответствовали три руны: фрей (феу), хагал и тюр.

Наряду с этим делением года, которое состояло из трех ритуальных времен, происходило троичное деление человеческой жизни. Первый возраст — детство и юность (весна), второй возраст — зрелость (лето), третий возраст — старость (зима). Согласно Вирту, эта троичность была отражена в наскальных рисунках, выполненных в мегалитических гробницах. В первую очередь он выделял Бохуслен (Швеция). Кроме этого, Вирт обращал внимание читателей на декоративную пряжку из Ойнге. Эти рисунки были важны для понимания сути Экстернштайна. По Вирту, Экстернштайн был особым культовым местом третьего времени года (зимы). Именно здесь должно было происходить празднование третьего (зимнего) рождения «сына неба и земли». То есть Экстернштайн был «стороной света бога».

Ритуалы, связанные с третьим рождением, были самой мистической, наиболее возвышенной частью мегалитической прарелигии. В данной ситуации культовая символика была непосредственно связана с календарными циклами. По мнению Германа Вирта, их можно было проследить во всем ареале распространения мегалитической прарелигии, начиная от Западной Европы и заканчивая Ближним Востоком. Символы «сына неба и земли» всегда были привязаны к временам года. Первый из них означал «возвышение». В этом случае символ выражал возрождение. Он представлял собой человеческую фигуру с поднятыми «трехпалыми» руками. Лето рисовалось в виде фигуры человека с простертыми в стороны руками, что весьма напоминало «распятие». «Закат» (зима) изображался как человек с опущенными руками, бок которого пронзало копье или стрела. Исходя из этого, Вирт предполагал, что символика «распятого божества» была отражением годичного цикла. В качестве подтверждения этой версии он упоминал о том, что в ингвеонской (англосаксонской) традиции «крест» сохранил значение «года». Аналогичным образом предлагалось трактовать и символику мегалитических «распятий», которые были распространены от Северного моря до Аравии.

Герман Вирт в своих теориях исходил из того, что все мифы были неким истолкованием символов. Признаком смерти «сына неба и земли» являлось сокращение светового дня. Когда день становился самым коротким (зимнее солнцестояние), то подразумевалось, что «сын неба и земли» достиг самых западных земель и умер. Именно этот сюжет был неоднократно отражен в скалах Экстернштайна.

С сюжетом о смерти и воскрешении «сына неба и земли» Вирт также связывает конструкцию «каменной гробницы».

Рисунки Германа Вирта, объясняющие символику сезонов года

В целом Вирт считал, что частое использование в Экстернштайне арок и арочных ниш было еще одним свидетельством того, что расшифровывать название скал надо было как «материнский камень». Символ, напоминающий руну «ур», в его системе был как раз обозначением «материнства». «Каменная гробница» была непосредственно связана с этим символом, так как «погребальная ниша» была выполнена именно в виде арки, то есть символа. По этой причине Вирт предпочитает называть этот объект «ур»-нишей в погребальной скале. Исследователь категорически отвергал версию о том, что «ур»-ниша была создана в Средние века как имитация Гроба Господня. По его мнению, в самые древние времена скала, в которой была выбита «каменная гробница», почиталась как «камень плодородия» или как «поворотный камень». Постепенно скала стала местом, тесно связанным с культом воскресающего «сына неба и земли». Только уже в Средние века католическая церковь разрушила это святилище, используя его остатки для собственных целей.

Глава 3. Экстернштайн — «место силы»?

Однажды Рудольф Штайнер, желая охарактеризовать Экстернштайн, произнес такую фразу: «Духовное средоточие Европы… местонахождение благородных духов… центр вдохновения, оттуда проистекают самые мощные импульсы». По большому счету подобные характеристики этим краям давали не только мистики XX века. В немецких народных сказаниях нагорья, тянущиеся в Тевтобургском лесу, назывались «гребнем дракона». Окрестности Экстернштайна всегда почитались германцами как священное место. Но это относилось не только к скалам Экстернштайна, но и простирающейся на многие километры округе. Она отличается неимоверно большим количеством могильников каменного века, родниками и многотонными мегалитами. В легендах и сказках эта местность с давних времен носит имя «Оснегги», которое позже трансформировалось в Оснинг.

Сзади первая скала Экстернштайна напоминает «ладонь великана»

Кажется, что Экстернштайн — это сердце сказочного края, где можно заметить бесчисленные странности, валовые насыпи, «священные рощи», загадочные каменные сооружения, которые, согласно преданиям, когда-то были созданы великанами.

Прогуливающийся пешком по Тевтобургскому лесу либо среди деревьев, либо по склонам гор Эгге едва ли может предположить, что тут и там мелькающие перед взором камни и удаленные места, как, например, Экстернтал (долина Экстерн), уже с давних времен являлись частью единой системы, которая была в незапамятные времена сформирована вокруг таинственных скал. С этой точки зрения Оснинг был не просто впечатляющим, а в истинном значении этого слова «сияющим» мистическим центром Европы.

Первое косвенное упоминание Экстернштайна можно было бы найти у римского историка Тацита, хотя он никогда и не употреблял этого слова. Именно Тацит сообщил о том, что около 14 года нашей эры римский полководец Германик разрушил святилище Танафаны, расположенное близ Оснинга. Святилище согласно летописям находилось в «священном месте, которое имело в диаметре десять немецких миль». Скорее всего сами летописцы, никогда не видели этих святилищ, а только пересказывали истории, которые им поведали после военных походов. Современные немецкие исследователи не смогли отыскать у Тацита подобных высказываний («о десяти милях»), несмотря на то, что они были широко распространены в более поздних документах.

Если обращаться к старым мерам длины, то немецкая миля соответствовала 7,5 километра. То есть «священная область», которая располагалась на севере Германии, должна была включать в себя: горные отроги около Билефельда на северо-западе; Гольцминден — на востоке; «Порта Вестфалика» — на севере; оконечность гор Эгге — на юге. Сейчас такие размеры могут показаться не просто большими, а гигантскими, и даже невероятными. Однако если рассматривать культовые сооружения эпохи неолита, которые возникали в Великобритании, Ирландии и Франции, то «священные места» этих стран окажутся приблизительно такими же по своей территории. Во времена Тацита германцы, вероятно, уже концентрировались во внутренних областях этой территории. Она была ограничена Лемго, Шваленбергом, Падерборном, Штукенброком, что составляло приблизительно пять немецких миль, то есть половину заявленного размера «священной области».

Сейчас очень сложно сказать, насколько геомантика развивалась и практиковалась в недрах «Наследия предков». Есть указания о том, что начавший ее разрабатывать Гюнтер Кирхгоф в «Наследии предков» особым авторитетом не пользовался. Его версию о существовании неких «энергетических путей» считали фантастикой и шарлатанством.

В ответ Кирхгоф отвечал эсэсовским исследователям обвинениями в том, что они являлись «агентами католической церкви». Именно подобные (и на первый взгляд нелепые) обвинения прозвучали впервые, когда Вильгельм Тойдт оказался изгнанным из «Аненэрбэ». В любом случае уже после войны геомантика, которая получила свое развитие, стала ориентироваться на возможность существования «линий силы» или лей-линий. Эти линии вычислялись прежде всего благодаря изучению местоположения культовых объектов (церкви, монастыри, святилища) и мест с явно мистической «нагрузкой» (родники, холмы, могильники). В некоторых ситуациях эти объекты как бы выстраивались в четкую линию, которая могла тянуться несколько километров, а иногда даже десятки километров.

Одна из таких лей-линий оказалась связана непосредственно с Экстернштайном. Она проходит через весь Оснинг и в народных преданиях именовалась чем-то вроде «священного пути». Он фактически вел от Падерборна до Экстернштайна. Если измерить это расстояние на карте, то оно составляет расстояние кратное «немецкой миле», то есть 7,5 километра. Путь проходил через населенные пункты Мариенлох, Липпшпринге, Шланге, Кохиштедт. Он составлял ровно три «немецкие мили», то есть 22,5 километра. Расстояние от Оснинга до холмов, где, предположительно, существовало святилище Остары, составляет ровно «немецкую милю». Святилище Остары — Кройцвех — неразрывно связано с Оснингом. Это место выполняет такую же функцию, как и Упсала в Швеции. Сравнение с Нью-Грейнджем в Ирландии более подходит все-таки для Экстернштайна.

На плане местности видно, что кроме лей-линии, ведущей от Падерборна к Экстернштайну, в окрестностях скал имеется большое количество мегалитов и курганов, на местах которых в Средние века были построены храмы. В качестве одной из версий специалисты по геомантике высказывают предположение, что Ирминсул мог располагаться в древности в Падерборне, став одной из колонн (Ирминсул = колонна Ирмина) местного собора. Именно здесь Карл Великий заложил в 777 году первую христианскую церковь в землях саксов. Это позволяет утверждать, что собор в Падерборне мог быть тем самым храмом, который возник на месте Ирминсула. Одновременно с этим император франков заложил в городе дворец, при позднейших раскопках которого были обнаружены более древние каменные сооружения.

Ни для кого не является тайной, что христианские церкви нередко возводились в «местах силы», которые до этого весьма почитались язычниками. Так, например, с 601 года католическая церковь выполняла официальное распоряжение Римского папы разыскивать языческие места, в которых продолжалось поклонение «идолам», и превращать их в христианские святыни. Это было практическим предписанием изыскивать мегалиты, находящиеся в «местах силы». В данном контексте можно трактовать и превращение Экстернштайна в место паломничества и местонахождения капеллы барельефа «Снятие с Креста».

В округе Оснинга можно обнаружить, отнюдь не одну лей-линию. Если внимательно присмотреться, то можно обнаружить целую сеть этих «линий силы». Так, например, большое количество мегалитов находится в Ляйструперском лесу. Часть из них со временем уже фактически ушла под землю. Отдельно надо выделить район вокруг Ёстерхольца, где находится множество курганов. Они также отстоят от Оснинга на 7,5 километра, то есть на расстоянии «немецкой мили». Прямую линию, ведущую от собора в Падерборне к Оснингу, можно продолжить, и она приведет к мегалитам, находящимся около Фиссенкника и Бад-Майнберга. Окутанная множеством легенд и сказаний, мельница в Фиссенкнике лежит на краю Ляйструперского леса, то есть тоже может считаться связанной с выявленной сетью лей-линий.

Линия, которая идет через Экстернштайн с юга на север, в итоге утыкается точно в «Порта Вестфалика», легендарное место древней германской истории. Эта местность, которую безуспешно пытались захватить римляне, до сих пор хранит следы валов и крепостных сооружений. На юге лей-линия, идущая через Экстернштайн, заканчивается как раз у отрогов сказочных гор Эгге. Расстояние от «Порта Вестфалика» до гор Эгге составляет ровно 75 километров, то есть пресловутые «десять немецких миль».

Еще два примечательных объекта находятся по обе стороны на расстоянии 7,5 километра от Маршаллбурга. На северо-западе находится местечко Аттельн, известное своими каменными могильниками, которые были созданы приблизительно 3 тысячи лет до нашей эры. На северо-востоке лежит так называемая «крепость Карла» — могущественное некогда укрепление, выше которого находится пещера. В народных сказаниях этот грот называется «пещерой Гертруды». Якобы именно здесь долгое время находила убежище отшельница и прорицательница по имени Гертруда. Некоторые из историков высказывают предположение, что именно здесь находился Ирминсул.

О том, как в действительности выглядел священный столп Ирминсул, не сохранилось никаких точных свидетельств. Большинство исследователей предпочитают ориентироваться на изображение согнутого объекта, которое было высечено в Экстернштайне. До сих пор ведутся горячие споры относительно того, когда же все-таки был создан барельеф «Снятие с Креста». Если же все-таки согласиться с предположением о том, что он был высечен в начале IX века, то за 50 лет, прошедших с момента сокрушения Ирминсула, в народной памяти еще мог остаться образ древней святыни саксов. В любом случае у историков нет другого изображения.

В дело реконструкции облика Ирминсула внесли свой вклад и специалисты по геомантии. Они предположили, что изначально Ирминсул должен был быть высечен из камня, чтобы улавливать «энергию скальной породы». В данном случае его ответвления, напоминающие пальмовые ветви, могли играть определенную техническую функцию: быть чем-то вроде антенн, то есть, возможно, изготовленными из благородного металла. На возражения о том, что Ирминсул обычно упоминается как сооружение из дерева, геомантики парируют: в окрестностях Оснинга могло быть несколько Ирминсулов. При этом «настоящий», каменный, Ирминсул располагался в Экстернштайне, а все остальные, деревянные, могли быть раскиданы по округе. Не исключалось, что они могли быть установлены на скальной породе или мегалитах.

Некоторые исследователи склоняются к версии, что в качестве Ирминсула могли выступать большие менгиры (каменные колонны), верхушка которых могла быть покрыта золотом. При данной трактовке Ирминсулы исполняли роль неких «энергоносителей».

Согласно утверждениям исследователей геомантии, Экстернштайн не является единственным «местом силы» в Европе. Если провести окружность с радиусом в 750 километров (100 «немецких миль»), то можно обнаружить, что она проходится через несколько крупных мегалитических сооружений. Обычно геомантики предпочитают ориентироваться на Стоунхендж. В данном случае можно составить подобие таблицы, которая будет отражать расстояние от одного мегалитического сооружения до другого.

Стоунхендж — Экстернштайн = 750 километров.

Стоунхендж — Еллинг (Ютландия) = 750 километров.

Стоунхендж — Уписала (Швеция) = 1500 километров (х2).

Стоунхендж — Шартр (Франция) = 375 (1/2).

Шартр — Париж = 75 километров (1/10).

Кроме этого, было отмечено, что Нью-Грейндж, находящийся в Ирландии, отстоит от «каменных полей» Карнака (остров Бель-Иль — Франция) как раз на 750 километров.

Если все-таки за точку геомантического отсчета брать не Стоунхендж, а все-таки Нью-Грейндж в Ирландии, то в данной «силовой сети» окажется множество святынь Северной Европы. Однако не все соглашаются именно с таким подходом. Специалисты по геомантии, не отрицая возможности того, что между «местами силы» существовала определенная взаимосвязь, никак не могут определиться с местоположением центра этой «сети». Кто-то предпочитает ориентироваться на Стоунхендж, кто-то — на Нью-Грейндж, кто-то — на Карнак, кто-то — на Экстернштайн.

Практика связи сакральных объектов между собой и ориентации друг на друга была известна с давних времен. Она характерна не только для Севера Европы. Так, например, в Египте до окончания эпохи, которая обычно обозначается как Древнее Царство (2500 лет до нашей эры), почти все сооружения долины Гиза, включая пирамиды, были ориентированы на город «Он», который позже греки назвали Гелиополисом. Сейчас в среде геомантиков считается почти «общепринятым», что жречество города «Он» якобы поддерживало контакты с друидами. Некоторые из таинственных обелисков этого города позже были вывезены в столицы новых держав: Константинополь, Рим, Париж, Вашингтон.

Многие из исследователей обращали внимание на странное обстоятельство — ряд мегалитических комплексов Европы лежали приблизительно на одной и той же географической широте. Этот пример как нельзя лучше подходит для Стоунхенджа и Экстернштайна. Стоунхендж находится на северной широте 51°10′, а Экстернштайн — на северной широте 51°52′. Нью-Грейндж несколько «выбивается» из этой точной линии — он лежит на широте 53°42′. Хотя в континентальном масштабе это «отклонение» является мизерным.

Если посмотреть по этой широте на восток, то обнаружится, что приблизительно на расстоянии в 750 километров восточнее Экстернштайна, на территории Польши, находится местечко, которое называется Острёда. В этом названии явно читаются следы некогда исчезнувшего культа Остары. Загадка заключается в том, что к западу от Экстернштайна (в Гарце) на той же самой широте находится немецкий населенный пункт Остерода.