Стойкий

— Зачем мне это делать? — Она закрывает дверь и прислоняется к ней. — Ты ведёшь себя странно.

— Пожалуйста. — Я выдвигаю стул на кухне и сажусь, затем сжимаю переносицу. — Просто останься со мной на ночь.

— Почему?

— Потому что тот парень, который был на парковке прошлой ночью, снова здесь, и я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось

— Я живу в центре города, Эрик. Много людей задерживается здесь.

— И они всегда говорят тебе всякую чушь, как он делал, когда я был с тобой? — Видя её колебания, я знаю ответ. — Чёрт возьми, Полли! — огрызаюсь я. — Прости. Клянусь, я просто хочу знать, что сегодня вечером ты в безопасности, хорошо? Я не могу с чистой совестью оставить тебя сейчас одну. Если ты не хочешь идти со мной, тогда я просто переночую здесь. Но у меня есть комната для гостей, в которой ты можешь остановиться, так как я уверен, что ты не хочешь быть со мной, и у меня есть еда в холодильнике. — Мне удается выдавить полуулыбку.

— Ты действительно беспокоишься о нём… обо мне?

— Да, это действительно так.

Без колебаний она отвечает.

— Тогда ладно. Я соберу сумку.

Она быстро справляется с этим, и менее чем через пять минут мы возвращаемся в мою машину и направляемся ко мне домой. Я благодарен, что Полли больше не задаёт вопросов, и так чертовски рад, что она доверяет мне.

Дело в том, что у кого-то дерьмовое прошлое или что-то такое, чем они не хотят делиться с миром, заключается в том, что они понимают. И, может быть, именно поэтому меня так тянет к ней в первую очередь. Я вижу в ней боль и страх. И она, вероятно, тоже видит это во мне. Так что она это понимает. Она понимает меня.

Как только я сворачиваю на свою улицу, девушка оглядывается.

— Это очень… по-домашнему. Я не думала, что ты будешь жить в пригороде.

Я ухмыляюсь и продолжаю ехать, затем въезжаю на свою подъездную дорожку. Я живу в пригороде, но в этом есть странный комфорт, который, как я никогда не думал, мне понравится.

Дверь гаража поднимается, и, въехав внутрь, мы выходим из машины. Я хватаю её сумку из багажника и набираю код на циферблате датчика.

— Код: два-восемь-один-ноль-семь.

— Ммм, хорошо.

— Повтори.

— Два-восемь-семь-один-семь? — Она прикусывает губу, и я качаю головой.

— Два-восемь-один-ноль-семь.

— Два-восемь-один-ноль-семь.

Я киваю.

— Хорошо. Не забывай его.

Она следует за мной внутрь, и я сразу же поднимаюсь по лестнице. Я указываю на дверь слева.

— Ты можешь воспользоваться этой ванной. Полотенца и всё необходимое в шкафу. Твоя комната здесь. — Прямо напротив ванной я вхожу в свободную спальню. Я хочу дать ей возможность побыть в своём собственном пространстве, хотя это последнее, чего я хочу. Я не знаю, почему у меня есть дополнительная комната, но лучше бы это был спортзал или домашний кинозал, чтобы она была вынуждена спать в моей комнате. Бросив сумку Полли на пол, я выхожу обратно в коридор и указываю в конец коридора. — Там моя комната. Я бы хотел, чтобы ты осталась со мной в одной кровати, но я пойму, если ты предпочтёшь побыть одна. — Разворачиваясь, мы возвращаемся на кухню, и я беру замороженную лазанью и засовываю её в духовку.

— Она будет готова примерно через час и двадцать минут. Будь как дома. Телевизор, фильмы, еда, выпивка, что угодно. — Я ставлю одну ногу на ступеньки, когда девушка хватает меня за руку.

— Что случилось в закусочной с тем мужчиной?

Я останавливаюсь и поворачиваюсь к ней. Боже, какой же я идиот. По стольким разным причинам. Я не заслуживаю кого-то такого милого, как она. Несмотря на то, что она пытается показать мне своё отношение, я вижу мягкую сторону под её оболочкой. Я не могу предложить ей ничего, кроме своего тела… будь то для удовольствия или защиты, мне действительно всё равно. Но мне не позволена роскошь снова быть счастливым. Я разрушил своё счастье, и я не заслуживаю ещё одного шанса на него. Не имеет значения, как сильно я хотел бы иметь это с ней. Как бы мне хотелось, чтобы всё было по-другому.

Однако Полли не заслуживает того, чтобы я так с ней обращался. Короткие или уклончивые ответы на её вопрос — это не круто. Её нужно любить и беречь — на что я просто не способен, как бы сильно мне этого ни хотелось. Я веду себя как придурок, но я не привык, чтобы кто-то задавал сложные вопросы, потому что я так хорошо скрывал ответы.

Но Полли… она другая. Она — молитва без ответа. Она лучше… намного лучше, чем я. Она заслуживает лучшего. Поэтому я даю ей ответ, который она заслуживает услышать.

— Он знал моих бабушку и дедушку, и это подняло старое дерьмо во мне.

— Мне жаль. Это всегда тяжело, когда такое случается. Кто-то что-то говорит, и как будто всё, что ты пытался скрыть, выскакивает наружу и нападает на тебя с маленькими мачете.

— Да. Точно. — Как миллион крошечных порезов, разрезающих твою кожу.

Она переминается с ноги на ногу и берёт мою другую руку в свою.

— Я не знаю, что с нами происходит.

— Я тоже.

— Я сказала это вчера, и я скажу это снова. Мы не подходим друг другу.

Я протягиваю руку, чтобы обхватить её лицо. Она прекрасна, но я не гожусь для неё.

— Я знаю.

— Но иногда это кажется правильным.

— Я знаю. — Я целую девушку в лоб и отступаю, затем иду в свою комнату, где закрываю за собой дверь. Нервы заставляют мои руки дрожать, когда я достаю коробку из шкафа, а затем хватаю пару бутылок, прежде чем сесть на край кровати и открутить крышку.

Как я и предполагал, я слышу голос Софии. Умоляя, умоляя меня. Я закрываю дверь у неё перед носом, затем открываю другую и поскальзываюсь на крови моих родителей. Это абсолютно худшие воспоминания, те, которые объединяют моих родителей и Софию. Потому что эти воспоминания о них — это то, что сделало меня таким ублюдком с Софией. Швырнуть их мне в лицо — это меньше, чем я заслуживаю. Это порочный круг, который я не могу остановить.

Это было давно… Я сделал всё, но я собираюсь доказать, какой я слабовольный ублюдок. Как только у меня в груди начинается жжение, я улыбаюсь, приветствуя боль.

Глава 8

Полли

Лазанья подгорела, потому что я погрузилась в свои мысли с головой. Я не знаю, что произошло в закусочной, но за то время, что я знаю Эрика, я никогда не видела такого поражения на его обычно суровом лице. Я видела его почти во всех других эмоциях. Резкие линии его челюсти смягчились, когда он был внутри меня. Пристальный взгляд, который обычно просверливает меня насквозь, затуманивается беспокойством, когда он думает, что я в опасности. Но его обычно уверенные шаги были нетвёрдыми, когда он шёл по коридору к своей комнате вчера.

Мне неприятно это признавать, но я вроде как надеялась, что он действительно вернётся в закусочную после моей смены, чтобы отвезти меня. День шёл как обычно, пока он не вошёл. Именно тогда я, наконец, вздохнула с облегчением. Я хотела, чтобы Эрик пришёл за мной. Мне кажется глупым продолжать вести себя так, будто я его не хочу. Я не отрицаю этого; я просто пытаюсь защитить себя, своё сердце.

Моё предательское сердце, которое ускоряется, когда он рядом, но замедляется, когда Эрик прикасается ко мне.

Я отрываю верхнюю часть подгоревшего сыра от своего куска лазаньи и съедаю оставшиеся слои. Прошло пару часов с тех пор, как он закрыл дверь в свою комнату, но я слышала движение. Поскольку я чувствую, что нахожусь здесь только из чувства долга и что я заставляю его чувствовать себя неуютно в его собственном доме, я решаю убрать остатки лазаньи обратно в холодильник и отправиться спать.

Почистив зубы в своей ванной, я иду по деревянному коридору в его комнату. Вода всё ещё течёт, и так уже долгое время. Около часа. Я стучу, но он не отвечает. Может быть, он просто принимает душ. Долгий душ. Вместо того, чтобы беспокоить его, я решаю вернуться в свою комнату и лечь спать.

Но тут в его комнате разлетается стекло, и я рефлекторно тянусь к ручке и поворачиваю её. Удивительно, но она поворачивается под моей рукой, и я толкаю дверь, открывая.

— Эрик? — Я вхожу в его комнату. — Эрик? — не получив ответа, я начинаю волноваться и продолжаю идти в смежную ванную комнату. После стука моё сердцебиение учащается от нервов, и я не думаю, прежде чем открыть дверь. Я резко останавливаюсь, увидев, что передо мной.

Эрик лежит в ванне, на него льётся вода из душа. Занавеска для душа наполовину сорвана и безвольно свисает. Его одежда насквозь промокла, а тело сотрясает такая сильная дрожь, что голова отскакивает от фарфоровой ванны. Бутылка из-под ликёра разбита вдребезги на полу, в нескольких дюймах от окровавленной руки, свисающей с края.

— Эрик! — Я бросаюсь к нему и тянусь, чтобы выключить воду. — Чёрт. — Леденящие холодные капли впились в мою голую руку, как булавки и иглы. Я поворачиваю ручку, и когда поток прекращается, тишина становится жуткой. Перегнувшись через него, я хватаю полотенце с держателя на стене, но по пути вниз поскальзываюсь на воде. Моя рука порезана осколком стекла, и я быстро поднимаю её, чтобы обнаружить прозрачный предмет, торчащий из моей ладони.

Я выдёргиваю его и прижимаю полотенце к Эрику, пытаясь впитать немного влаги с его ледяной одежды.

— Эрик, проснись. — Я хлопаю его по щекам, что вызывает только стон из его посиневших губ, но, когда я пытаюсь поднять его, рана на моей руке открывается ещё больше, и я роняю его, останавливая любой прогресс, которого я добилась.

К счастью, он дышит, и после того, как я прижала свою неповреждённую руку к его ярёмной вене и почувствовала сильную пульсацию вены, я принимаю решение. Выбегая из комнаты, я роюсь в его вещах на комоде и, наконец, нахожу его телефон. Подняв его, я провожу кнопкой разблокировки по экрану и просматриваю его контакты.

Я знаю, что Мелли встречается с лучшим другом Эрика, и после всего случившегося в прошлом я помню его имя. Когда я нахожу его, я нажимаю кнопку вызова и подношу телефон к уху. Когда на линии идут гудки, я срываю одеяло с кровати Эрика и бросаюсь в ванную. Я набрасываю его на него, а затем хватаю коврик для ванной и кладу его поверх разбитого стекла.

— Что случилось, ублюдок?

— Смит?

— Да, — кажется он сбит с толку.

— Это Полли. Я, эм, дома у Эрика, а он в ванной без сознания. Я… я пыталась вытащить его, но он слишком тяжёлый, и он очень холодный, и его рука в крови и…

— Я уже в пути. Ты в порядке?

Во мне слишком много адреналина, чтобы понять, что его друг беспокоится и обо мне.

— Да, но я не знаю, что делать. Он дышит, и он бормотал, когда я похлопала его по щекам, но ему нужно снять одежду, а у меня не хватает сил, — мой голос срывается, но я проглатываю страх и чувство беспомощности, когда бегу через ванную и хватаю из шкафа ещё несколько полотенец, чтобы подложить ему под голову.

— Я буду там меньше чем через десять минут.

— Спасибо.

Я бросаю телефон на тумбу у раковины, а затем сажусь на край ванны, кладя его голову себе на колени. Здоровой рукой я вытираю полотенцем его волосы и прижимаюсь своим тёплым лицом к его холодному. Он что-то бормочет себе под нос, но ничего внятного. Другим полотенцем я оборачиваю его вокруг своей руки и хватаю его раненую руку, прижимая их друг к другу, чтобы остановить кровотечение в обеих.

— Тсс. Всё будет хорошо. — Я целую его в лоб и немного раскачиваюсь взад-вперёд. — Нам просто нужно снять с тебя эту одежду и согреть тебя, тогда ты будешь в порядке. Всё будет хорошо.

Пять минут кажутся пятьюдесятью, но Смит врывается в ванную из ниоткуда и заставляет меня подпрыгнуть.

— Господи Иисусе. — Он смотрит на Эрика, потом на меня, а потом снова на Эрика. Как раз в тот момент, когда он собирается открыть рот, Мелли бросается за ним. Её глаза наполняются слезами, и она закрывает рот рукой.

— Чёрт возьми, Эрик.

Смит приближается к нам, и как раз перед тем, как он оказывается достаточно близко, чтобы дотянуться до него, я предупреждаю его:

— Под ковриком есть стекло, но, вероятно, есть ещё где-то, что я не смогла прикрыть, так что будь осторожен.

Он смотрит на голову Эрика у меня на коленях, затем его взгляд скользит к моей руке.

— Чёрт, насколько сильно он порезан?

— Думаю, что кровотечение остановилось или, по крайней мере, замедлилось. — Я поднимаю руку, и полотенце падает, и в ту же секунду из моего пореза хлещет кровь.

— О, Боже мой. — Мелли подбегает, поднимает с пола чистое, но мокрое полотенце и прижимает его к моей руке. — Ты ранена где-нибудь ещё?

— Я в порядке. Я в порядке — Я осторожно встаю и кладу его голову на полотенце. — Мне просто нужна помощь, чтобы поднять его.

— Тебе нужно наложить швы на руку. Я позабочусь о нём, — утверждает Смит.

— Нет, со мной всё будет в порядке. Он…

— Он убьёт меня, если я позволю тебе остаться. Иди. — Он кивает на Мелли. — Отвези Полли в отделение неотложной помощи, чтобы её осмотрели. Я перезвоню тебе через некоторое время.

— Нет, я не хочу оставлять его. Он…

— Доверься мне, Полли. — Мелли перебивает меня. — Он будет корить себя за это, особенно потому, что ты пострадала из-за него… Поверь мне. Эрик бы хотел, чтобы ты позаботилась о себе.

Мне не нравится эта женщина. Я презираю её, хотя и не знаю её, потому что понимаю, за что она несёт ответственность. Но я могу отложить это в сторону ради Эрика. Потому что меня убивает видеть его таким, и я знаю, что они правы. Он будет корить себя.

— Со мной всё будет в порядке. Ты можешь просто отвезти меня домой.

— Почему ты здесь? — спрашивает Смит, срывая одеяло с Эрика.

— Что?

— Ты здесь, потому что он хочет, чтобы ты была здесь, а не у себя дома?

Я закатываю глаза.

— Я буду в порядке у себя дома.

— Неее. Неее… — бормочет Эрик, мотая головой взад-вперёд.

Смит пронзает меня взглядом, затем обращается к Мелли:

— Отвези её, чтобы осмотрели её руку. С остальным мы разберёмся.

Она кивает и целует его в щёку, направляясь к выходу, затем останавливается и указывает на меня.

— Давай. Тебе нужно наложить швы.

Я сжимаю губы, чтобы не сказать что-нибудь стервозное, и выхожу вслед за девушкой. Порез довольно глубокий, так что я знаю, что сам по себе он не заживёт. Я хватаю свою сумочку с кухонного островка и бросаю взгляд на испачканное кровью полотенце, всё ещё обёрнутое вокруг моей руки. Мелли выходит через парадную дверь и указывает на здоровенный грузовик.

— Смит приехал сюда на этом, так что мы получаем удовольствие от езды на звере.

— Хорошо. — Я смотрю на дверь, когда закрываю её, и меня осеняет мысль. — Как вы попали внутрь?

— У Смита есть ключ.

— А.

Забраться в грузовик непросто, потому что он очень высокий, но я справляюсь без дальнейших травм и пристёгиваюсь. Поездка в больницу проходит в тишине, и вокруг нас повисает неловкое напряжение. Я вздыхаю с облегчением, когда Мелли подъезжает к больнице, и, припарковавшись довольно близко, мы обе выходим.

— Тебе не обязательно идти со мной, — говорю я ей, когда мы встречаемся у задней части грузовика.

— Всё в порядке. Эрик хотел бы, чтобы я это сделала.

— Ну, его здесь нет, так что тебе не нужно притворяться, что я тебе нравлюсь. Я скажу ему, что ты осталась.

Проходя мимо неё, я думаю, может быть, она вернётся в грузовик, но её ноги стучат позади меня. Она больше ничего не говорит, но я чувствую присутствие девушки позади меня, когда регистрируюсь, а затем снова рядом со мной, пока я жду. К счастью, я сижу всего около двадцати минут, прежде чем меня зовут. Когда они измеряют мои жизненные показатели, входит женщина, выставляющая счета, и просит предъявить подтверждение страховки.

Объяснив, что у меня её нет и что мне нужно будет выставить счёт, она просит меня подписать бланк, прежде чем меня отведут обратно в другую комнату. Ещё через двадцать минут входит медсестра и смотрит на мою руку.

— Я приглашу любого доступного врача, чтобы зашить её, но у нас только что произошла автомобильная авария с многочисленными жертвами, так что это может занять некоторое время. Если кто-то освободится раньше, один из них придёт.

Она сочувственно улыбается.

— Ладно. Меня ждёт кое-кто в приёмной. Могу я пойти и сказать ей, что это займёт некоторое время?

— О, я могу сама. Как её зовут?

Передав информацию, я снова ложусь на кровать и смотрю в потолок. Стук в дверь заставляет меня повернуть голову, и когда я вижу Мелли, я двигаюсь, чтобы сесть.

— Не вставай. Всё в порядке, — настаивает она, подходя к креслу.

— Тебе не обязательно быть здесь.

— Я хочу. — Она садится в кресло и кладёт сумочку на колени. — Там бродил сумасшедший парень, так что я решила, что здесь немного безопаснее.

Смех вырывается из моего горла, а затем превращается в тихий плач. Тяжесть всего этого решает обрушиться на меня прямо сейчас. Её слова — сумасшедший парень — находят отклик во мне, и это чертовски больно. Мне больно, что я была такой глупой с Ричардом. Мне больно, что, несмотря на то, что он был сумасшедшим, он был добр ко мне. И это чертовски больно, что я скучаю по кому-то, по кому не должна. Я закрываю глаза рукой и пытаюсь успокоиться, но моё тело сотрясается от каждого рыдания.

Кровать прогибается, когда Мелли садится рядом со мной и держит мою здоровую руку обеими руками.

— Мне жаль. Я ничего такого не имела в виду.

— Я не знала, — шепчу я. — Я не знала, хотя это было так очевидно, но он ничего мне не говорил, и он был единственным человеком, который заботился обо мне. Я правда не знала.

Она сжимает мою руку, и ещё через несколько минут я, наконец, сажусь, одновременно надавливая на рану.

— Чёрт, — бормочу я.

— Я не испытываю к тебе неприязни, Полли.

Моя тушь размазывается по предплечью, когда я вытираю лицо.

— Ты не должна лгать мне

— Я не лгу тебе. — Она подвигается так, чтобы сесть рядом со мной, и мы обе прислоняемся спинами к стене. — Ты не сделала ничего плохого.

— Я знаю, — признаюсь я. — Но тебя похитили, и я чувствую, что должна была знать или что-то понять.

— Послушай. Это в прошлом, ясно? Я не хочу переживать это снова, и сомневаюсь, что ты тоже этого хочешь. Мы можем просто двигаться дальше, если ты не против.

— Да, это так. А ты…

Входит врач, чтобы зашить порез, прерывая наш разговор. В любом случае, возможно, это и к лучшему. Мы обе хотим оставить прошлое позади, так что, надеюсь, мы сможем двигаться дальше, тем более что наши мужчины — лучшие друзья.

Стоп. Наши мужчины? Мой мужчина… Я веду себя так, будто Эрик мой. У меня нет на него никаких прав.

Укола обезболивающего лекарства достаточно, чтобы оторвать мои мысли от чего-либо, кроме происходящего сейчас… буквально.

Ещё через сорок минут мы возвращаемся к грузовику, где Мелли звонит Смиту. Я прислушиваюсь к одностороннему разговору и делаю вывод, что мы направляемся обратно к Эрику.

Когда мы прибываем, я спешу внутрь, стремясь увидеть, как дела у Эрика. Смит как раз выходит из комнаты Эрика и жестом приглашает меня спуститься вниз.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает он, глядя на мою руку.

— Отлично. Как он?

Смит опускает голову и кладёт руки на бёдра.

— Я давно не видел его таким. Что-то случилось?

Я сглатываю и вспоминаю то, что произошло ранее сегодня. Я рассказываю ему о мужчине из закусочной и о том, как с тех пор Эрик вёл себя странно. Объяснила, что Эрик вернулся ко мне домой, и всё, что произошло с тех пор, как мы вернулись сюда, а это было не так уж много.

— Ты знаешь, кто был тот человек?

— Мужчина из закусочной?

— Да. — Когда Мелли наклоняется к нему, он поднимает руку и обнимает её за плечи. Как пазл, они просто складываются вместе.

— Мужчина в возрасте. Я не знаю его имени. — Я плюхаюсь на кухонный стул. — А что?

— Просто так.

— Он в сознании? — Я спрашиваю.

— Он приходил в себя достаточно часто, чтобы спросить о тебе, но это всё. Его вырвало пару раз, но сейчас он спит.

— Ладно. Спасибо, что приехали. — Когда я встаю и иду к лестнице, голос Смита останавливает меня.

— Я не знаю, что между вами происходит, но Эрик через многое прошёл, Полли. То, во что даже сложно поверить. Если ты не можешь остаться и принять его таким, я бы предпочёл, чтобы ты просто ушла сейчас.

Я прикусываю нижнюю губу и поворачиваюсь к нему лицом. Готова ли я к этому? Вернуться в свою крохотную квартирку и продолжать жить как ни в чём не бывало одной? Я так и думала. Я была так уверена, что одиночество и независимость — это шаг вперёд от зависимости, но время, которое я провела с Эриком, было лучшим в моей жизни. Так что, думаю, если моё сердце разобьётся в процессе, по крайней мере, я могу сказать, что хотя бы пыталась.

У таких девушек, как я, никогда не будет возможности испытать то, что я испытываю с ним. Я не думала, что у меня когда-нибудь будет «жили долго и счастливо». Я всё ещё не знаю, сработает ли это. Но как только меня выгнали из приюта в восемнадцать лет, я попыталась сделать так, чтобы наладить свою жизнь. Прошло почти десять лет попыток, и это самое близкое, к чему я подошла. Поэтому, когда я отвечаю ему, вся путаница, которую я испытывала, и вся неуверенность давно исчезли. Я хочу этого. Я хочу Эрика.

— Я остаюсь.

Глава 9

Эрик

— Эрик, я беременна.

Мой рот приоткрывается, и вместо того, чтобы возликовать от счастья, я испытываю только злость. Я не хочу этого. София чувствует мою нерешительность, и невинная улыбка на её лице исчезает.

— Эрик?

— Какой у тебя срок?

Её руки инстинктивно скрещиваются на животе.

— Что?

— Ты всё ещё можешь избавиться от него?

Она качает головой и делает шаг назад.

— Я не могу поверить, что ты спрашиваешь об этом.

Я встаю со своего места на диване и указываю на неё пальцем.

— А я не могу поверить, что ты солгала мне.

— Я не лгала тебе; я никогда не лгала тебе.

— Ты сказала, что принимаешь противозачаточные таблетки.

Мои обвинения превращают её печаль в гнев.

— Пошел ты. Ты думаешь, я заманила тебя в ловушку?

Вместо ответа я пожимаю плечами. Я знаю, что она этого не делала. Я знаю, что это не было запланировано, но я не могу не расстраиваться из-за того, что это всё портит. Ребёнок всё портит, от этого становится только хуже. Я не могу быть отцом.

— Я не могу поверить. — Она разворачивается на каблуках и захлопывает за собой дверь.

Мне требуется около трёх секунд, чтобы понять, какой я грёбаный мудак. Я выхожу на улицу как раз вовремя, чтобы увидеть, как она выезжает с подъездной дорожки. Я бросаюсь обратно внутрь и хватаю свои ключи от машины, а затем мчусь к её дому. Я нарушаю все правила дорожного движения и в конечном итоге добираюсь туда одновременно с ней. Она замечает меня и начинает трусцой бежать к крыльцу, но я перехватываю Софию и притягиваю к себе.

Она не сопротивляется, потому что знает, что это бессмысленно.

— Я не это имел в виду.

Её руки свободно обнимают меня, но она ничего не говорит.

— Я чёртов ублюдок, Софи. Мне жаль. Ты знаешь, как сильно я люблю тебя; ты знаешь, что я бы никогда… Боже, я не могу поверить, что спросил тебя об этом.

— Я тоже.

— Я просто…

— Я знаю. Я знаю, почему ты так сказал. — Она вздыхает. — Но когда ты собираешься преодолеть это, Эрик? Когда ты поймешь, что я люблю тебя за то, кто ты есть, а не за то, что, по твоему мнению, ты не сделал для своего отца? Ты — не он, и это не твоя вина.

Мои губы находят путь к её макушке, и я задерживаю их там на секунду. Она права. Я не мой отец, и я это знаю. Логически я это понимаю. Но знание того, что фасад, который он навешивал для всех, был таким фальшивым, вызывает отвращение. Мы все думали, что он такой сильный и такой герой. Но оказалось, что он был всего лишь трусом.

— Что, чёрт возьми, происходит? — голос Смита заставляет нас обоих слегка подпрыгнуть.

Я отступаю от Софии, и когда Смит видит её покрасневшие глаза, он свирепо смотрит на меня. Он не знает. Понятия не имеет о нас. Он не слишком благосклонно отнесся бы к тому, что я «испортил» его младшую сестру. Мы с Софи постоянно ссоримся из-за этого. Она не согласна, но, когда она угрожает рассказать о нас своей семье, я всегда каким-то образом заставляю её передумать. Я задерживаю девушку ещё немного.

Ну, шантаж больше похож на это. Как мудак, которым я являюсь, я говорю, что, если она расскажет, я не останусь с ней. Это порочный круг, наши отношения. Половину времени, когда мы вступаем в этот спор, она говорит мне отвалить и оставляет меня, а другую половину она плачет в моих объятиях и умоляет меня остаться с ней.

Она знает, почему я не хочу, чтобы они знали. И хотя я думаю, что она успокаивает меня, пока я не передумаю, я никогда не буду достаточно хорош для неё. И поскольку её семья знает это, они скажут ей об этом. И поскольку я знаю девушку, она останется со мной только для того, чтобы доказать, что они ошибаются, а я этого не хочу. Я не хочу, чтобы она была со мной, потому что это вызов. Ей нужно быть с мужчиной, который заслуживает её любви. Так что, пока она не поймёт это и не найдёт кого-нибудь другого, я буду брать от неё всё, что смогу, до тех пор, пока никто больше не узнает.

Руки Софии снова скрещиваются на животе, и прежде чем она успевает открыть рот и что-то сказать, я говорю Смиту:

— Она и её засранец-парень поругались.

— Нужно, чтобы я пошёл и надрал ему задницу? — спрашивает он.

— Нет. — София качает головой. — Он уже достаточно наказывает себя за то, что сказал мне. Я знаю, что он никогда не хотел причинить мне боль.

— Когда я встречусь с этим ублюдком? Меня не волнует, осознаёт ли он, как сильно он облажался. — Защитная сторона Смита проявляется в полную силу. Он обожает свою сестру-близнеца и всегда был таким с ней, так что меня это не беспокоит.

— Когда я буду уверена, что это продлится долго. — Софи вздыхает и проводит пальцами по волосам. — Он боится связывать себя обязательствами, потому что не уверен в своём микропенисе, хотя я сказала ему, что меня зацепил не его размер, а размер его сердца.

Она хлопает ресницами, глядя на меня, и я брызгаю слюной и давлюсь смехом, обещая глазами наказать её за это позже. Микропенис. Что за пакостница.

— Господи. — Смит неловко смеётся, вероятно, чувствуя жалость к парню, хотя всё это чёртова ложь. Как только он прочищает горло, он оценивает меня. — Это всё ещё не объясняет, почему ты дотронулся до неё.

— Он просто утешал меня. — Она слабо улыбается в знак утешения своему брату. — Мне нужно идти.

— Куда ты направляешься? Ты уверена, что можешь вести машину? Ты выглядишь очень расстроенной.

— Обещаю. Я направляюсь к нему домой, так как он извинился передо мной.

— Хорошо, но, если ты передумаешь и мне нужно будет поговорить с ним, позвони мне. — Смит обнимает свою сестру, и мы оба смотрим, как она уезжает. Как только она исчезает из виду, он спрашивает: — Что ты здесь делаешь?

Надеюсь, он не видит паники на моём лице, когда я пытаюсь придумать ложь.

— Ты сам сказал мне, что приедешь домой на выходные. Подумал, что мы могли бы потусоваться.

— Я сказал? — спрашивает он, когда мы подходим к входной двери дома его родителей. — Не помню, чтобы говорил с тобой об этом

— Хм. — Я направляюсь внутрь, прежде чем он сможет задать ещё какие-нибудь вопросы.

К тому времени, когда я могу уйти от него и вернуться к себе домой несколько часов спустя, она ждёт меня внутри. Я открываю дверь, и ещё до того, как она закрывается, София бросается на меня. Её ноги обвиваются вокруг моей талии, и я поворачиваюсь и удерживаю её между стеной и мной.

— Микропенис?

Девушка смеётся и откидывает голову назад. Я пользуюсь возможностью, чтобы пососать её шею, и когда я знаю, что там будет отметина, я, наконец, отстраняюсь. Возможно, я недостаточно хорош для неё, но я могу сделать всё, что в моих силах, чтобы держать других парней подальше, каким бы хреновым это ни было.

Я почти чувствую её в своих объятиях. Я чувствую её маленькое тело, прижатое к моему, и её мягкие волосы под моей щекой. Девушка извивается, и я рычу, когда её задница задевает мой член. Как мне так повезло, что София простила меня за моё дерьмовое отношение, когда она сказала мне, что беременна? Я должен спать один, а не со своей девушкой на руках.

Я прижимаюсь к ней, и вспыхивает искра. Как всегда. Точно так же, как я знаю, что это незаменимо. На ней только трусики, и когда я тянусь, чтобы стянуть их вниз, моё терпение лопается, и я срываю их. Чёрт возьми, у меня раскалывается голова — сколько я выпил прошлой ночью? Однако я не настолько страдаю от похмелья, чтобы упустить возможность скользнуть в неё. В комнате всё ещё темно, и я знаю, что, если попытаюсь открыть глаза, моя голова будет болеть ещё сильнее, поэтому я высвобождаюсь от трусов и поднимаю её ногу, чтобы получить доступ, используя другие свои чувства.

В тот момент, когда я касаюсь её теплого центра, я погружаюсь в девушку и уже чувствую себя лучше. Поднимается алкогольный туман, поэтому я не тороплюсь. Каждое скольжение происходит медленнее, чем следующее. Её плоть сжимается вокруг меня, и я задыхаюсь от стонов Софии и ощущений, которые она вызывает. Я задерживаю себя внутри неё на мгновение, чтобы сдержаться; иначе я уже кончу. Она извивается против меня, толкаясь так, что я ещё глубже проникаю в неё, и я теряю контроль. Я выскальзываю и вонзаюсь обратно, снова и снова, пока её ногти не впиваются в моё предплечье, перекинутое через её живот.

Каким-то образом София ещё крепче сжимает меня внутри, её ноги дрожат, и я больше не могу сдерживаться.

— Боже, Софи. — Я опустошаю себя в неё и замираю, наслаждаясь тем, что ей нравится спать со мной внутри неё. Это последняя мысль, которая приходит мне в голову, прежде чем я снова засыпаю.

***

Почему я голый? Я открываю глаза и вижу яркий свет, с таким же успехом это может быть грёбаная кувалда.

— Чёрт.

Выждав мгновение, я пытаюсь снова, и, хотя мне всё ещё больно, я сажусь. Когда я отталкиваюсь от кровати, чтобы встать, я морщусь от боли в руке.

Бл*ть.

Я встаю и иду принимать душ, надеясь, что вода заставит меня почувствовать себя получеловеком, когда я вижу разорванную занавеску для душа. Эта ванная разгромлена, и пока я всё ещё просыпаюсь, я не особо задумываюсь о том, как это произошло, потому что я знаю ответ. Я напился прошлой ночью. К тому времени, как я добираюсь до ванной в коридоре, поскольку моя непригодна для использования, я заглядываю в гостевую комнату и замираю. Дерьмо. Она была здесь прошлой ночью.

Полли.

Моя голова опускается от стыда, и я мечусь по дому, пытаясь найти её. Поняв, что её здесь нет, я принимаю душ так быстро, как только могу, потому что от меня пахнет блевотиной, а по всей руке размазана засохшая кровь. После того, как я выхожу, я принимаю пару таблеток ибупрофена и надеваю какую-нибудь одежду. Внизу, на кухне, я хватаю банан и выпиваю стакан томатного сока — секретное оружие от похмелья. Захватив несколько бутылок воды из холодильника, я направляюсь к своей машине. Каким-то образом я облажался с ней. Я знаю, что сделал это. Это то, что я делаю всегда.

Я мало что помню, что не является чем-то необычным, когда я впадаю в запой. Мне требуется немного времени, чтобы понять, что прошлой ночью я повторил свою форму самоистязания. Неважно, сколько раз я пытаюсь остановиться, я всегда заканчиваю тем, что сворачиваюсь калачиком в ванне, как маленькая сучка.

Когда я выезжаю на улицу, я хватаю свой телефон, чтобы позвонить ей, только теперь понимая, что она так и не дала мне свой номер. Когда я прихожу к ней домой, стучу в стальную дверь и зову Полли по имени, но она не отвечает.

Моё беспокойство растёт, я трусцой возвращаюсь к своей машине и еду в закусочную. Я направляюсь внутрь, и девушка, которую я видел здесь раньше, улыбается мне.

— Привет.

— Полли здесь?

— Нет, она опаздывает. — Она бросает взгляд на часы, а затем нервно оглядывает закусочную. — Она сказала, что будет здесь к часу дня.

Я слежу за её взглядом на часы и понимаю, что Полли опаздывает на десять минут.

— Спасибо. — Я обязательно должен поговорить с ней, поэтому я иду и сажусь в свою машину, нетерпеливо ожидая, когда смогу увидеть её. Я ничего не помню о прошлой ночи после того, как сел на край своей кровати с бутылкой водки в руке, и мне нужно знать, что между нами с Полли всё в порядке.

Я не знаю, как у меня появились эти царапины на руке, и я понятия не имею, когда Полли ушла. Я грёбаный ублюдок. Я должен был убедиться, что она в безопасности, а я даже этого не могу сделать. Я был так пьян, что даже не помню, как лёг спать.

Секунды тикают, а минуты тянутся. Я так занят, сосредоточившись на двери закусочной, что не понимаю, сколько времени прошло. Я, наконец, бросаю взгляд на часы и вижу, что прошёл час и сорок пять минут. Я никак не мог её пропустить, поэтому, когда открывается дверь и выходит та же девушка, что и раньше, с бумажным пакетом в руке, я выпрыгиваю из своей машины.

Я подхожу к ней как раз в тот момент, когда она собирается войти в тату-салон, который находится по соседству в небольшом торговом центре.

— Привет.

Она подпрыгивает, но оборачивается, и именно тогда я узнаю в ней лучшую подругу Брэда.

— Да?

— Где Полли? — спросил я. Её глаза расширяются от моего тона, и я поднимаю руки вверх. — Рейн, верно? — Я не могу поверить, что раньше у меня в голове был такой беспорядок, что я не понял, кто она такая.

— Да, ты Эрик.

— Верно. Послушай, я просто пытаюсь найти её.

Девушка оценивающе смотрит на меня в течение минуты, и я вижу, как ложь формируется ещё до того, как она слетает с её языка.

— Я не знаю, где она.

— Ты сказала, что она будет здесь к часу. Уже почти три часа.

— Я, эм… Я не знаю, где она, ясно?

— Не лги мне, бл*ть. — Я не хотел кричать. Чёрт возьми, я просто раздражён и обеспокоен, я не хотел срываться на неё, но тут в дверь протискивается татуированный чувак и встаёт впереди Рейн, защищая её.

Он смотрит на меня, и его поражает узнавание, так как мы уже встречались в «Сложности» раньше.

— У нас здесь проблема? Потому что я чертовски уверен, что только что слышал, как ты кричал на мою жену.

— Я прошу прощения, что сорвался, чувак. Мне жаль, Рейн. — Я вытягиваю шею, чтобы видеть её но затем снова сосредотачиваюсь на парне. — Я просто ищу Полли.

— Я действительно не знаю, где она. — Рейн выходит из-за спины парня. — Вон, всё в порядке, — шепчет она ему, когда он притягивает её к себе, не доверяя ей быть рядом со мной. Я не виню его; я бы сделал то же самое, если бы был на его месте. — Она позвонила сегодня утром и сказала, что, если ты зайдёшь, чтобы я сказала тебе, что она просто опаздывает. Полли никогда раньше не говорила ничего подобного, и её голос звучал очень расстроенно, так что я согласилась.

— Бл*ть, — рычу я. — Ладно. Спасибо.

Я больше ничего не говорю, прежде чем вернуться к своей машине и поехать в квартиру Полли. Я не вижу её машины, поэтому езжу по городу — в торговый центр и в кинотеатр — и бью кулаком по рулю, когда всё ещё не могу её найти. Она избегает меня, и я не знаю почему. Мне нужно знать причину.

Решив рискнуть, я направляюсь по улице, на которой она раньше жила. Иногда оживление старых воспоминаний помогает взглянуть на вещи в перспективе, поэтому, когда я вижу машину Полли прямо перед её старым домом, я вздыхаю с облегчением. Я паркуюсь позади неё и выхожу. Добравшись до крыльца, я заглядываю в окна, но обнаруживаю, что дом заброшен. Уведомления о потере права выкупа разбросаны по грязному полу. Её там явно нет, поэтому я спускаюсь по ступенькам и обхожу дом, чтобы проверить заднюю дверь.

Я останавливаюсь, когда вижу девушку. Она сидит на траве посреди двора, скрестив ноги и опустив голову. Двор не очень большой, но сейчас она выглядит такой маленькой, хрупкой. Очень грустно. Я зову её по имени, но она не обращает на меня внимания.

Когда я подхожу ближе, я замечаю руку девушки. Она перевязана, но я точно знаю, что у неё не было никаких травм, когда она вчера приехала ко мне домой. Это значит… что-то случилось, когда я облажался. Я… Нет, я бы никогда не причинил ей вреда. Нет.

— Полли, детка, что случилось с твоей рукой? Как ты поранилась?

Она по-прежнему не отвечает, поэтому я присаживаюсь на корточки и кладу палец ей под подбородок, приподнимая её голову. Когда её пустые глаза встречаются с моими, я знаю ответ на свой собственный вопрос. Я. Я, бл*ть, причинил ей боль.

Я должен извиниться. Или пресмыкаться. Но ничто из этого не исправит ситуацию. Просить у неё прощения не поможет, а обещать, что ничего подобного больше не повторится, было бы ложью. Подвести женщину, которую ты должен защищать, для меня не в новинку. Я уже сделал это дважды, и я знал, что это, чёрт возьми, случится снова.

Единственный способ, которым я могу это исправить, — это уйти. Если меня не будет рядом, она не пострадает от моей глупости. Ей не придётся быть с мужчиной, который не способен сделать одну вещь, единственную вещь, которую мужчина должен обеспечить своей женщине, чтобы сделать её счастливой. Если я не могу заставить её чувствовать себя в безопасности, когда она со мной, если она не может полностью доверять тому, что я никогда не позволю причинить ей вред, тогда мне лучше уйти. Так я и делаю. Я направляюсь к своей машине. Я подожду, пока она уйдёт, и последую за ней домой, но как только она окажется в безопасности в своей квартире, я должен от неё отказаться, как бы тяжело это ни было.

Глава 10

Полли

— Я не бывшая наркоманка. — Судя по звуку его шагов, мои слова заставляют его остановиться. — Я знаю, что ты так думаешь, и я знаю, что так говорилось в отчётах, но это не так.

Моя голова всё ещё опущена, мои затуманенные глаза сосредоточены на зелёной траве, но я слышу, как мужчина приближается ко мне.

— Я выросла в приёмной семье, и, несмотря на страшные истории и наихудшие сценарии, я справилась с этим нормально. Да, это были не простые дни и страшные ночи, но я очень быстро научилась справляться с ними. По какой-то причине — и я не знаю почему, — но по какой-то причине я была одной из счастливчиков, которые по большей части остались невредимыми.

Эрик садится рядом со мной, но не прикасается ко мне.

— Когда мне было восемнадцать, меня выгнали из детского дома, оставив на мне только одежду. Я не буду лгать и говорить, что это было несложно, но я выжила. Я сражалась и выжила. Одиночество — это ужасно. Необходимость находиться в постоянном состоянии осознанности заставляла меня так уставать, и иногда мне было трудно даже бодрствовать.

— Да. Я понимаю это, — соглашается он.

— Но я была полна решимости изменить свою жизнь, поэтому каждый раз, когда я устраивалась на работу, я копила деньги. Я делила дерьмовую квартиру с ребятами, которые тоже были в системе. Они были понятны мне, понимаешь? Я избегала наркотиков и их общества и не встревала в неприятности. Я работала на нескольких работах — делала всё, что требовалось, чтобы оплачивать счета. Я ела рамен и пила воду из-под крана, чтобы сэкономить деньги (прим. Рамен — недорогое японское блюдо с пшеничной лапшой). Через три года я получила степень младшего специалиста по искусству и подала заявление на работу в крупную маркетинговую компанию.

— Зная, что мне придётся начинать с самого низа, я подала открытую заявку, надеясь, что они примут меня кем угодно. Уборщица, сучкой с кофе — мне было всё равно. Поэтому, когда меня позвали на собеседование, я была в восторге. Деньги, которые они предлагали, были больше, чем я когда-либо зарабатывала раньше, и я знала, что смогу накопить достаточно, чтобы, наконец, получить собственное жильё через несколько месяцев. В середине интервью вошёл пожилой мужчина, вероятно, лет пятидесяти пяти, и отпустил женщину, которая брала у меня интервью. Он сел передо мной и просто смотрел.

Эрик чертыхается себе под нос, и я, наконец, отваживаюсь взглянуть на него. Вихрь в его уникальных радужных оболочках потрясает меня, но я продолжаю.

— Наконец-то он улыбнулся мне и предложил другую работу. Это звучало чудесно. Всё, что мне нужно было делать, это убираться в его квартире, и он позволил бы мне жить в одной из его комнат. Вдобавок ко всему, он обучал меня, чтобы я могла получить опыт в маркетинге. Думаю, он понял, что я была не очень богата.

— Он увидел, что ты уязвима, и, чёрт возьми, воспользовался тобой, — огрызается Эрик.

— Поначалу нет. Момент, когда он привёл меня в свой высококлассный жилой дом, никогда не был таким захватывающим. Я улыбалась, как ребёнок в кондитерской, когда он открыл дверь, и я увидела красивую комнату… и когда он показал мне, где я буду спать. Я всегда хотела большую кровать, а эта была огромной. — Я сглатываю при воспоминании, мои эмоции угрожают захлестнуть меня. — Я помню, как сидела на розовом покрывале, а он сел рядом со мной. Он обнял меня, и, хотя я подумала, что это странно, он не стал настаивать на большем. Он только сказал: «Здесь ты в безопасности, Полли», — а затем вышел из моей комнаты. Я думаю, что часть меня была наивна, но другая часть меня была просто счастлива иметь безопасное место для сна и не беспокоиться о том, чтобы наскрести достаточно денег, чтобы поесть. Так что я убиралась и тренировалась с ним около шести месяцев, прежде чем дело пошло дальше.

— Чёрт возьми. — Костяшки пальцев Эрика белеют от того, что он так сильно сжимает руки. Я кладу свою забинтованную руку поверх его, и он ослабляет хватку.

— Я не любила его или что-то в этом роде, но он мне нравился. Он был добр ко мне, и он действительно многому меня научил. С ним я узнала о маркетинге больше, чем в школе.

Эрик хмурится.

А теперь та часть истории, которая смущает.

— Он никогда не делал со мной ничего такого, чего я не хотела. Он обращался со мной как с принцессой. Он заставил меня почувствовать себя особенной. Он дал мне всё, о чём я только могла мечтать. Но однажды утром мы были, гм, в постели вместе, и его сын ворвался в мою комнату. Я закричала, и когда он начал говорить, мне пришлось физически зажать горло, чтобы предотвратить тошноту.

— Правда, папа?

Дон садится, его рука всё ещё обнимает меня.

— Это не твоё дело, Ди Джей. Убирайся.

Игнорируя его, парень смотрит на меня.

— Сколько тебе лет, милая?

— Двадцать два.

— Господи Иисусе, — шепчет он. — Ты больной старик; она ещё моложе, чем предыдущая.

— Что? — я задыхаюсь.

— Не слушай его. Он не знает, о чём говорит, — говорит мне Дон достаточно громко, чтобы услышал его сын.

— В самом деле? Тебе нужно освежить память?

Дон рычит.

— Это не твоя забота, сынок. Убирайся.

Он наклоняет голову и скрещивает руки на груди.

— Один час. В противном случае я уничтожу не только тебя. Я также заберу компанию. Меня уже тошнит от этого дерьма.

После того, как он уходит и хлопает дверью, я не могу сдержать слёз.

— Что это было?

— Мой мудак-сын. Но он прав. Всё кончено. Это было весело, котёнок, но нужно остановиться.

У меня нет времени задавать больше вопросов, потому что он встаёт и начинает одеваться. Когда он вынимает из кармана бумажник и достаёт несколько купюр, я качаю головой.

— Нет.

— Это убивает меня, котёнок. Ты была великолепна. Я бы хотел задержать тебя подольше.

Человек, которого я знала, внезапно исчез. Он больше не был милым и заботливым, он был оболочкой — очень твёрдой оболочкой — самого себя.

— Дон, — я произношу его имя… может быть, умоляя?

Он переползает через кровать, крепко целует меня, а затем кладёт деньги мне в руку.

— Этого должно быть достаточно, чтобы помочь тебе какое-то время продержаться на ногах. Хотел бы я сказать, что ты можешь обратиться ко мне, если у тебя возникнут какие-нибудь проблемы, но я буду откровенен — не надо.

Это было последнее, что он сказал мне перед тем, как уйти, и больше я его никогда не видела.

— Мне потребовалось добрых двадцать минут, чтобы встать с кровати. Я понятия не имела, что только что произошло. Но это не заняло много времени, чтобы понять это. Он использовал меня, играл на мне, как на инструменте. И я была достаточно наивна, чтобы позволить ему. — Оглядываясь назад, я не могу поверить, что не видела знаков. Он только иногда оставался на ночь, разговаривал вполголоса и никогда не приглашал меня куда-нибудь. К тому же он был более чем вдвое старше меня. Наверное, у меня были скрытые проблемы с отцом, о которых я даже не знала. — В любом случае, короче говоря, я осталась с деньгами, которые он мне дал, и какое-то время пыталась выжить самостоятельно.

Когда я обдумываю, как рассказать Эрику следующую часть, я ненавижу то, что это всё ещё так больно.

— Я понятия не имела, как выглядят здоровые отношения, поэтому, когда я встретила его… Я думала, он любит меня. — Я даже не могу позволить его имени слететь с моих губ, потому что так сильно ненавижу этого человека за то, что он сделал со мной. — Он так отличался от Дона, и я думала, что он учит меня вещам, которые нормальная пара делает вместе. Я думала… Я думала, что это нормально, и это было то, что делали все люди. — Он был груб, не относился ко мне с особой заботой, но по какой-то причине я не могла насытиться им… и его друзьями. Клянусь, их было немного. Их было всего лишь…

— Мне не нужно грёбаное число, Полли. — Эрик бросает мне эти слова, и отвращение, сквозящее в его словах, душераздирающе.

— Верно. Так что дошло до того, что я подумала, что умру, если не буду с ним. Он заставил меня почувствовать себя… живой. Это было то, чего я никогда раньше не испытывала, и я хотела большего. Что бы это ни было.

Рука Эрика на мне напрягается, и я знаю, что мне просто нужно выплюнуть это.

— Но это была не связь. Это были не гормоны. Это было даже не вожделение. Он накачивал меня наркотиками.

— Какого хрена?

— Экстази. Он растворял его в моих напитках. В течение нескольких месяцев, Эрик. Он встроил наркотик в мою систему так, что, когда у меня он заканчивался, я снимала деньги. Ты знал, что можно стать зависимым от экстази? — Я продолжаю, прежде чем он успевает ответить: — Однажды я поймала его на том, что он подсыпал что-то в мой напиток, и он выбил из меня всё дерьмо. Потом, когда я потеряла сознание, он вколол мне что-то и бросил в переулке. Думаю, он планировал вызвать у меня передозировку, но, по-видимому, этого было недостаточно. Именно там Ричард и нашёл меня. — Он привёз меня в больницу и остался рядом со мной. Это было ужасно. Я не уверена, было ли это от экстази в моём организме или от всего остального дерьма, которое использовал этот мудак, но я думала, что умру. Я хотела умереть. Но, очевидно, я выжила.

— Слава Богу за это, — Эрик бормочет слова, но я слышу их громко и ясно.

— Ты должен понять. Ричард был искренне добр ко мне. Он относился ко мне почти как к дочери. У меня было желание угодить ему и сделать его счастливым, чтобы он оставил меня себе. Я действительно чувствовала, что он заботится обо мне как о человеке, и это было прекрасное чувство. Я понятия не имела, что у него всё так запутано в голове. В любом случае, весь смысл в том, что, несмотря на всё, что я пережила — мужчины, отвращение, которое я испытывала каждый раз, когда смотрела в зеркало…

— Тобой манипулировали и… и накачивали наркотиками. Ты сделала то, что должна была сделать, чтобы выжить, Полли. Это не отвратительно. Поверь мне, я знаю, что такое отвращение. Я знаю, как низко можно опуститься, я знаю, каково это. Я, бл*ть, понимаю это. Ты храбрая, детка. Не думай ни на секунду, что я когда-нибудь смогу смотреть на тебя как-то иначе.

Я продолжаю говорить, как будто он только что ничего не сказал.

— Половину времени, когда я смотрела в зеркало, я даже не знала, кто смотрит на меня в ответ. Но это было так, понимаешь? Когда ты один и у тебя никого нет, ты просто как бы привыкаешь к одиночеству и растерянности. Я не хотела, чтобы в моей жизни когда-либо был другой мужчина, потому что мой послужной список до сих пор был отстойным. Действительно трудно кому-то доверять, когда тебя использовали так, как меня. Но когда я впервые столкнулась с тобой возле клуба, хотя это было всего несколько секунд, я никогда в жизни не чувствовала себя в большей безопасности. Никогда, Эрик. Неважно, с кем я была, неважно, где я жила, неважно, — я никогда не чувствовала себя в большей безопасности, чем с тобой.

— Это хорошо, детка, но я подвёл тебя прошлой ночью. Тебе больно из-за меня.

— Нет, это не причинило мне вреда.

Он сглатывает, а затем прочищает горло.

— Что произошло?

— Я собиралась лечь спать после того, как поужинала. Ты был в своей комнате и не выходил оттуда, так что я подумала, что ты злишься на меня или что-то в этом роде. Твой душ работал, а потом я услышала, как разбилось стекло. Я зашла в твою ванную, а ты был… Вода была такой холодной, и я пыталась вытащить тебя из ванны, когда случайно порезалась. В этом нет ничего особенного. — Я взмахиваю рукой в воздухе.

— Для меня это очень важно. Я должен быть тем, кто присматривает за тобой

— Почему?

— Потому что это моя работа.

— Я не твоя ответственность, Эрик.

Его брови сходятся вместе, и прежде чем он успевает произнести речь, которая заставит меня потерять смелость сказать это, я выпаливаю:

— Моя рука не болела. Было больно видеть тебя в таком сильном эмоциональном расстройстве и не знать почему, не знать, как помочь. Не имея ни малейшего представления о том, через что ты прошёл, чтобы понять, что стало триггером к этому (прим. Триггер — дословно переводится как «спусковой крючок»). Это было больно. — Я делаю паузу, готовя своё сердце к тому, чтобы произнести эти слова вслух. — Но что было больнее всего, так это то, что ты назвал меня именем другой женщины, находясь внутри меня.

Его рот полностью открывается, и прежде чем он успевает что-то сказать, я поднимаю руку.

— Я не знаю точно, что происходит между нами, но это никогда не сработает, если мы не будем знать всё, что нужно знать друг о друге. Да, я совершала ошибки в своём прошлом, и я определённо была глупа в выборе, который мне приходилось делать, но единственное, чем я гордилась, — это тем, что охраняла своё сердце. Это было выживание, а не любовь. Может быть, это потому, что я не знаю, как любить, или, может быть, это потому, что я не нашла никого, кто был бы мне достаточно дорог, чтобы любить. Но когда ты произнёс её имя, я поняла, что влюбилась в тебя, потому что мне было так больно знать, что ты думаешь о ком-то другом. Я просто… Если ты не можешь отдать мне всего себя, если ты не можешь открыться и впустить меня, тогда мы должны покончить с этим. Потому что я могу быть сильной… но ты заставляешь меня чувствовать себя беззащитной. — Я сглатываю и смаргиваю слёзы, которые наполняют мои глаза.

Я слишком долго и упорно боролась, чтобы потерять достигнутый прогресс из-за мужчины; неважно, как сильно я ничего так не хочу, как цепляться за него, как за вторую кожу.

— Я не сужу тебя, основываясь на том, что произошло вчера, потому что, видит Бог, я сама далека от совершенства. Я знаю, каково это — получить такой кайф; в моём случае я не осознавала, что происходит, но всё же я это понимаю. Я понимаю это. Но, как я уже говорила раньше, мы, вероятно, не подходим друг другу, и, если ты не хочешь открыться мне, как я только что, тогда мне нужно уйти. Я так упорно боролась за то, чтобы стать независимой, и я не могу потерять это из-за парня, который собирается раздавить меня после всего.

— Полли. — Он проводит большим пальцем по моим губам.

— Кто она? — Я смотрю, как его челюсть сжимается, и мне требуется всего секунда, чтобы понять, что я веду проигранную битву. — Ты любил её?

Его глаза блестят, и он кивает.

— Да.

Я наклоняюсь и прижимаюсь губами к его губам. Чтобы облегчить это для нас обоих, я принимаю решение встать и уйти. Он зовёт меня по имени, но не идёт за мной. Я сажусь в свою машину и уезжаю, всё время глядя в зеркало… надеясь увидеть, что он передумает. Но он этого не делает.

Нет такого места, где я хотела бы быть прямо сейчас. В конце концов я останавливаюсь на заправке, заправляю бак и покупаю немного шоколада и содовой. На самом деле у меня сейчас нет лишних денег ни на что из этого, но я вроде как чувствую, что заслуживаю этого.

Слава Богу, мне только что починили машину, потому что я езжу по городу часами. Я останавливаюсь у антикварного магазина и приюта для животных. Я подумываю о том, чтобы пойти в кино одна, но я не хочу тратить на это деньги.

Уже стемнело, и я знаю, что ничего не делаю, чтобы помочь себе, избегая возвращения домой. Не знаю, почему я вообще избегаю этого. Думаю, это потому, что я была у Эрика, провела там ночь и знаю, каково это — быть в его объятиях.

Ну что ж, так будет лучше. Я ещё не совсем влюблена в него, так что мне будет легче отпустить его и забыть о нём сейчас. Мой мозг работает со скоростью улитки, и когда я подъезжаю к своему парковочному месту, я выключаю двигатель, бросаю ключи в сумочку и сижу в машине минуту.

Уставившись на свои колени, я, наконец, выхожу и направляюсь ко входу в своё заведение.

— Дай мне немного денег, девочка.

Я пытаюсь игнорировать то, как голос мужчины пугает меня, но я не могу не посмотреть на него. От этого проклятого парня у меня мурашки по коже. Когда я стою перед своей дверью, роясь в сумочке в поисках ключей, моё тело начинает сжиматься от страха.

— Я знаю, что ты поняла меня, девочка. — Он подходит ближе ко мне, выходя из тени, и в воздухе разносится запах его прогорклого тела.

Я игнорировала его в прошлом, и он уходил, но обычно я достаточно умна, чтобы вытащить свои ключи заранее. Но из-за того, что я была так чертовски погружена в свои мысли, я даже не подумала об этом. Вот что Эрик делает со мной.

Кончики моих пальцев касаются металла моих ключей, как раз в тот момент, когда парень толкает меня.

— Деньги!

Я падаю вперёд и ударяюсь головой о кирпичную стену. Он отчаянно бьёт меня ещё раз и размахивается для следующего удара, явно под кайфом от какого-то наркотика. Как будто у него галлюцинации, он бормочет ругательства и бессвязные предложения, преследуя меня. Я пытаюсь убежать обратно к своей машине, но он размахивает какой-то сумкой. Покачиваясь, чтобы избежать этого, я спотыкаюсь о свои ноги и падаю на землю.

Он подходит ко мне, когда я отползаю назад, затем он поднимает ногу и пинает меня в бок. Чёрт, это больно. Как раз перед тем, как подошва его ботинка соприкасается с моей головой, яркий свет бьёт мне в глаза, и я слышу, как вдалеке выкрикивают моё имя.

Глава 11

Эрик

Моё беспокойство из-за того, что я наконец признался себе, что мне нужно всё рассказать Полли, быстро сменяется грёбаным страхом и яростью, которые мне совершенно чужды.

— Полли! — Я подбегаю к ней, не закрыв дверь машины, и когда ублюдок, который только что пнул её по голове, пошатываясь, быстро уходит, я мельком вижу его. Я поднимаю её на руки и убираю волосы с лица девушки. Она вздрагивает в тот же момент, когда я вижу покраснение её щеки и порез прямо над глазом. Я поднимаю Полли и несу к своей машине, одновременно осматривая окрестности, чтобы убедиться, что он не вернётся. Откинув пассажирское сиденье, я осторожно опускаю её и пристегиваю ремнём безопасности, прежде чем перебежать на свою сторону и убраться отсюда к чёртовой матери так быстро, как только смогу.

Пытаясь взять себя в руки, чтобы оказать ей необходимую помощь, я держу её за руку и смотрю вниз, замечая, как кровь просачивается сквозь её повязку на руке.

— Ты со мной, Поллс?

Её глаза распахиваются, она что-то бормочет и пытается поднять голову.

— Тсс. Просто останься со мной. Не говори, если тебе больно. Мне просто нужно знать, что ты со мной.

Когда я добираюсь до скорой помощи, я паркуюсь и осторожно вытаскиваю её из машины. Полли совершенно не тяжёлая, но её слишком расслабленное тело вызывает беспокойство. В ту секунду, когда мы выходим из машины, её начинает тошнить. Я наклоняю её, чтобы она не подавилась, и после того, как девушка заканчивает, веду её внутрь.

Когда медсестра видит рану на её голове, нас срочно отправляют в смотровую, и как бы мне ни хотелось её отпускать, я кладу девушку на кровать, чтобы её можно было осмотреть. Мои глаза прикованы к ней, но я отступаю, чтобы доктор и медсёстры могли позаботиться о ней.

— Вы знаете, что произошло, сэр?

— Кто-то напал на неё. Ударил её ногой по голове, когда я подъезжал, но я не уверен, что ещё он смог сделать до того, как я добрался туда. — Холодный стержень вонзается в мой позвоночник, и я дрожу. — Её вырвало на улице.

— Ладно. Я хочу попросить вас покинуть…

— Нет.

Доктор, вероятно, ненамного старше меня, смотрит на меня, а затем качает головой.

— Мы собираемся взять у неё несколько анализов.

Я киваю в знак признательности и отвечаю, что могу выйти ненадолго, пока они засыпают меня вопросами. Я не знаю, есть ли у неё аллергия на что-нибудь, я не знаю, принимает ли она какие-нибудь лекарства, и я не знаю, есть ли у неё какая-либо серьёзная история болезни.

Я так многого не знаю, так много я должен знать, но я мысленно откладываю всё это на потом. Размытые фигуры, входящие и выходящие из комнаты, исчезают, и я вижу только Полли. Такая тихая. Такая хрупкая. Её веки приподняты, глаза затуманены болью, когда медсестра очищает порез над её бровью. Я ненавижу, что ей больно, и когда она задыхается и стонет, я сжимаю зубы.

Медперсонал выкатывают девушку из комнаты на каталке, и я смотрю им вслед, пока они не уводят её за угол. Всё во мне немеет. Тот факт, что я подвёл её, подвёл другую женщину, повторяется в моей голове. Их уже трое. Моя мама, София и Полли.

Я соскальзываю на пол и обхватываю голову руками, коря себя за то, что мне следовало поступить по-другому. Когда она ушла раньше, я позволил ей это. Я, бл*ть, позволил ей уйти. Я часами сидел на траве на заднем дворе её старого дома и боролся сам с собой. Во мне бушевала внутренняя битва, и я наконец понял, что у меня есть ответ. Но теперь я уже не так уверен.

Борьба всегда была чем-то естественным для меня. Бокс, джиу-джитсу, каратэ, самбо — все без исключения виды ММА всегда были чем-то, в чём я преуспевал с детства.

Борьба с самим собой тоже стала нормой. Я думал, что был никчёмным после своей мамы, но после Софии… это уже даже не было вопросом. Не из-за чего было ссориться.

Когда я был с ней, я был с ангелом. Она была слишком совершенна. Я любил её такой, какой она была и какой становилась. Она была моей противоположностью. Мой свет во тьме. Затишье перед моей бурей. Она была такой доброй, заботливой и любящей. Я бы скорее получил пулю в лоб, чем сказал бы о ней что-нибудь плохое.

Но Полли? Она потрясающая. Ошеломляющая. Она такая чертовски особенная и такая чертовски красивая, что иногда на неё больно смотреть. Она мне ровня. Когда мы сталкиваемся, это идеальный шторм. Мы идеально подходим друг другу. Она идеальна для меня. Может, я и не такой для неё, но я хочу попробовать. Она заставляет меня хотеть попробовать. И это то, что я решил ей сказать.

Я вышел со двора, чтобы пойти к ней. Чтобы быть с ней. Мне нужно было сказать ей, что это дерьмо с разлукой чертовски глупо. У нас могут быть свои проблемы, и нам, возможно, придётся бороться, чтобы преодолеть все препятствия на нашем пути, но как только мы избавимся от всего этого, поймём, что это того стоит.

Когда я подъехал и за мгновение до того, как добрался до неё, я увидел красный цвет. Не от гнева… Я имею в виду, чёрт возьми, да, я был зол. Я был в ярости, в ярости. Но красное, что я видел, было кровью. Запах меди ударил мне в нос, когда я подбежал к ней; страх увидеть её тело в луже крови, как мою маму, почти заставил меня подлететь к ней, потому что я не знал, насколько это будет плохо.

Я мог бы поймать этого парня. Я знаю это. И тогда я бы убил его. Думаю, сначала я бы сломал ему несколько рёбер. Потом его нос. Я бы раздавил ему яйца, прежде чем наступить ему на горло и смотреть, как из него вытекает жизнь. Ему придётся заплатить за то, что он прикоснулся к ней. Я не мог просто свернуть ему шею. Нет, это было бы слишком просто.

Но убедиться, что с Полли всё в порядке, было важнее, чем гоняться за его задницей. Я подвёл её сегодня вечером. Я должен был быть там. Я знал, я чертовски хорошо знал, что ей небезопасно быть там одной, но всё же, потому что я маленькая сучка, я позволил ей уйти.

Медсестра толкает дверь и вкатывает каталку с Полли в палату. Я жду, пока её установят у стены, затем подхожу к Полли. Её глаза слегка приоткрываются, и она улыбается, когда видит меня, но потом они снова закрываются.

— Мы вернёмся с результатами, как только они будут у нас, — говорит мне медсестра, снова подключая Полли к аппаратам.

— Как долго?

— Надеюсь, в течение часа. У неё сотрясение мозга, но она в сознании, так что может немного отдохнуть. Я скоро вернусь и проверю, как она. — Остановившись в дверях, женщина говорит через плечо: — Позвоните нам, если вам что-нибудь понадобится; или мы сами вернёмся с результатами.

Я жду несколько минут, прежде чем это становится слишком, и мне приходится прикоснуться к ней. Кровать скрипит, когда я сажусь на край, но Полли не шевелится. Я беру её руку в свою и провожу по её нежной коже, и мгновенное спокойствие проходит через меня от едва заметного прикосновения.

— Мне так жаль, детка. Я не должен был отпускать тебя.

Она выглядит такой умиротворённой, и я не хочу её будить, поэтому я закрываю рот и просто наблюдаю за ней. Плюс, я чувствую себя идиотом, разговаривая с ней, пока она находится в беспамятстве. Моя шея расслабляется, когда голова падает вперёд. Не выпуская её руки, я выставляю ногу и придвигаю стул ближе к себе. Как только я пересаживаюсь на стул, я кладу голову рядом с ней.

Шёпот будит меня, и прежде чем я осознаю, что проснулся, я слышу её голос.

— Тсс. Он спит.

— Ваши результаты анализов готовы, и я рад сообщить, что у вас нет других повреждений, кроме сотрясения мозга и сломанного ребра, — низкий голос доктора слышен мне громко и отчётливо. — Я хочу подержать вас ещё немного, просто на всякий случай.

— Как долго?

— Только до утра. Отдохните немного. Медсёстры будут часто заходить к вам сегодня вечером, и я также приду проверить вас, когда буду делать обход утром, хорошо?

— Да. Спасибо.

Я собираюсь поднять голову, когда раздаётся другой голос.

— Привет. Рада видеть, что ты проснулась. — Это та медсестра, что была здесь раньше. — Мне просто нужно получить некоторые жизненно важные показатели. Как себя чувствуешь? Что-то болит?

— Всё в порядке.

— Ты уверена? Ты выглядишь бледной.

— Я в порядке, — упрямится Полли. — Простите. Я просто не хочу больше никаких лекарств и наркотиков.

— Ладно. Я поняла тебя. — Что-то шуршит, и я узнаю пустой воздух, выпускаемый из манжеты для измерения кровяного давления.

— Вы можете принести ему одеяло? — спрашивает Полли.

— Конечно. Он твой парень?

Моя голова слегка покачивается на кровати, когда Полли делает глубокий вдох.

— Я не знаю. Думаю, это сложно.

— Ах, я понимаю. Что ж, я надеюсь, что вы разберётесь. Он похож на защитника. — Мне нравится эта дама.

— Почему?

— То, как он смотрит на тебя. У него такой напряжённый взгляд, и когда он смотрит на тебя, это… страстно, я думаю.

Маленькие пальчики пробегают по моим волосам.

— Я знаю.

Шаги медсестры затихают, а затем возвращаются снова. Меня накрывают тёплым одеялом, и шаги стихают после того, как дверь закрывается.

Пальцы Полли почти усыпили меня, но я борюсь со спокойствием и сажусь.

— Привет.

— Привет, — шепчет она.

Меня убивает, когда я вижу повязку у неё над глазом и виднеющиеся синяки. Я встаю и наклоняюсь, чтобы поцеловать её, мои руки поддерживают мой вес, чтобы не задеть девушку. Так легко, как только могу, я прижимаюсь губами к её губам, затем к её щеке и, наконец, ко лбу.

Когда я отступаю, она хватает меня за руку.

— Ляжешь со мной рядом?

— Я не хочу причинять тебе боль.

— Ты этого не сделаешь.

Когда Полли двигается, то пытается скрыть дрожь. Я хватаю одеяло со стула и, улегшись на бок, держу её избитое тело в своих объятиях, и набрасываю на нас уродливый белый хлопок. Звуковой сигнал монитора обычно раздражал бы меня, но прямо сейчас он убеждает меня, что с ней всё в порядке. Я борюсь с желанием обнять её крепче, ближе.

— Ты не хочешь рассказать мне об этом? — спрашиваю я. — В какой-то момент появится полиция, чтобы получить заявление.

— Рассказывать особо нечего. Это был тот парень, который всегда ошивается поблизости. Он застал меня врасплох, но потом, слава Богу, появился ты и прогнал его.

Я знал, что этот ублюдок опасен. Я видел, как он смотрел на неё.

— Хотел бы я быть там, чтобы он вообще не смог добраться до тебя. Мне так жаль.

Она прижимается ко мне, и я стараюсь не касаться её рёбер, насколько могу. В коридоре я слышу приглушённые голоса. Ровный ритм приборов и тихий шум за дверью начинают убаюкивать меня. Но потом Полли перекатывается на спину и поворачивает голову так, чтобы смотреть на меня.

— Расскажи мне о ней.

Я застываю рядом с девушкой. Пришло ли время? Должен ли я рассказать ей всё? Если я хочу попробовать отношения с ней, если я думаю, что Полли — моё прощение, тогда она заслуживает того, чтобы знать, во что ввязывается. Вот почему я пришёл к ней в первую очередь. Но сейчас я не уверен, что это подходящее время.

— Полли, я не… Я не знаю, смогу ли я.

— Ты можешь, Эрик. Ты можешь мне доверять.

— Я верю, детка.

— Тогда поговори со мной.

Когда я выдыхаю, я делаю это, зная, что это мой шанс.

— Она была сестрой Смита. Его близнец.

— Была?

— Его семья погибла в результате несчастного случая, и причина, по которой София была с ними, была из-за меня. — Я чувствую боль, но слышу её и в своём голосе. — Причина, по которой она ушла в тот день, в том, что я оттолкнул её.

— О, Эрик.

— Я подвел её так же, как подвел тебя, и я думал о том, чтобы уйти и спасти тебя от меня, но я не могу этого сделать. Я просто, бл*ть, не могу.

— Я не хочу, чтобы ты уходил.

Она может передумать после того, как я закончу, поэтому я продолжаю.

— Она… она всегда видела во мне хорошее, даже несмотря на то, что я пытался убедить её, что я плохой.

— Ты неплохой, Эрик.

— Мои родители умерли, когда мне было четырнадцать. Мой отец был моим героем всю мою жизнь. Я восхищался им. Я подражал ему. Он научил меня быть бойцом, он научил меня, как защитить мою маму, но я… я не смог. Я так старался. Я пытался. И я потерпел неудачу. — Я сглатываю сквозь комок в горле и крепко зажмуриваю глаза.

— Что произошло?

— Я не мог сражаться с ними со всеми.

— С кем?

— С мужчинами.

— С какими мужчинами?

Быстро моргая, я снова обретаю самообладание.

— Мой отец оставил меня за главного на час. Один грёбаный час, и всё, что мне нужно было сделать, это убедиться, что мама в безопасности. Он спросил меня по телефону, могу ли я позаботиться о её безопасности, пока он не вернётся домой. Я сказал ему, что да. Сказал ему, что он может мне доверять.

Я знаю, что в моих словах нет никакого смысла. Эти две истории каким-то образом переплетаются, и как бы я ни пытался разделить их, я не могу. Я всегда связываю то, что случилось с Софией, с прямым результатом смерти моих родителей.

— Они убили мою маму у меня на глазах. Я наблюдал, как они это делали, и не мог их остановить. Я, бл*ть, не мог их остановить. — Я был подростком, а они были взрослыми мужчинами. Тем не менее, я мог постоять за себя, но я был не ровня им. Никто бы не смог. В меньшинстве и без оружия. В тот вечер мы с мамой вместе приготовили ужин, а потом сидели на диване, смотрели чёртов фильм и ждали, когда мой папа вернётся домой, когда они постучали в дверь.

— О, Эрик. Ты старался, как мог.

— Я должен был стараться лучше. Я не должен был открывать чёртову дверь, но они уже прошли через охрану у ворот, и я не думал, что они опасны. Мой отец вернулся домой вскоре после того, как они ушли. Он пришёл домой и обнаружил свою жену — мою мать — в луже крови. Он даже не посмотрел на меня, и по сей день я не знаю, понял ли он, что я был там, или нет. Он подошёл прямо к ней и упал на колени. Это даже не был крик, когда он увидел её… Он взвыл. — Этот звук часто преследует меня во сне. Мой отец. Такой сильный мужчина, грёбаный воин, и он сдался. Он умер прямо здесь и сейчас; в тот момент я уже знал, что он практически умер.

— Что они сделали с тобой?

— Они сломали мне руку, затем привязали меня к стулу и избили пистолетом до потери сознания. Я очнулся связанным и с кляпом во рту в соседней комнате. Однако я всё ещё мог видеть. Я мог видеть всё это. Слышать всё это. Я слышал, как она испустила последний вздох, и я слышал, как мой отец извинялся за то, что подвёл её… что я не смог защитить её. Что их сын недостаточно силён, — прерывистое дыхание срывается с моих губ, и я вытираю слёзы с глаз. — А потом я увидел, как он притянул её к себе… в свои объятия. Его руки были такими твёрдыми, когда он приставил пистолет к собственной голове и нажал на курок.

Она ахает от моего признания и пытается притянуть меня ближе к себе. В моём почти кататоническом состоянии я могу распознать, что она ранена, поэтому я не двигаюсь (прим. Кататонический — напряжённый ступор).

— Поэтому, когда я встретил Софию несколько месяцев спустя, и она сказала, что хочет, чтобы я был её парнем, я сказал ей «нет». Я продолжал говорить «нет», даже когда она умоляла. Я был недостаточно хорош для неё. Я был неудачником. Даже мой отец так сказал. Я подвёл своих родителей, и я подвёл бы и её тоже… И, конечно же, я подвёл. Она не слушала меня; она заставила меня полюбить её. Она, чёрт возьми, заставила меня, хотя я этого и не хотел. И она любила меня, даже когда я оттолкнул её. Я изо всех сил старался заставить её понять, что она может добиться большего. Мы поссорились из-за её беременности, и она, наконец, поняла, каким куском дерьма я был, и ушла. Она умерла в ту же ночь, потому что я не пошёл за ней. Я, бл*ть, сказал ей, что в конце концов подведу её, и это стоило ей и нашему ребёнку жизни. Это моя грёбаная вина. Всё это! Это всё моя грёбаная вина!

— Эрик, остановись. Остановись. Это не твоя вина.

— Так и есть. — Я, наконец, делаю вдох и встаю, расхаживая рядом с кроватью. Уперев руки в бока, я останавливаюсь и смотрю в окно. — Годами, Полли, годами мы с Софи то мирились, то ссорились. Ходили вокруг. Она не хотела скрывать наши отношения, но я был непреклонен. Я просто подумал, что в конце концов ей надоест, что я её отталкиваю, или она найдёт кого-нибудь получше, потому что она заслуживала лучшего. Хотя какой-то чёртовой больной части меня нравилось, что она принадлежит только мне. Мне нравилось, что она была тайной и что никто больше не знал о нас. Это дало мне возможность сосредоточиться на чём-то другом. Какое-то время я знал, что она беременна, и пытался примириться… Клянусь Христом, я пытался. Но в ту ночь… в последнюю ночь, когда я видел её, в последнюю ночь, когда она была жива, я накричал на неё. Она умерла; вся семья Смита погибла в результате несчастного случая той ночью.

— Скоро живот будет заметен, Эрик.

Я встаю с дивана и иду за ещё одним пивом.

Она захлопывает дверцу холодильника и встаёт перед ним. Даже разозлённая, она чертовски сексуальна.

— Пиво не даст тебе ответов.

— Господи, Софи. Я не ищу пива, чтобы получить ответы. Я хочу пить. — Она не двигается, поэтому я резко поворачиваюсь и возвращаюсь к дивану с пустыми руками.

Она садится рядом со мной и поджимает ноги под себя.

— Пора, большой парень.

— Я не готов.

— Я тоже не готова. Но мы есть друг у друга, верно? Это всё, что нам нужно.

Мои локти покоятся на бёдрах, и я обхватываю голову руками.

— Они будут в бешенстве. Смит надерёт мне задницу.

— Нет, он этого не сделает.

— Да, детка, он так и сделает. Я недостаточно хорош для тебя…

— Может, ты заткнёшься со своим мученическим дерьмом? — огрызается она на меня. — Ты ведешь себя так, как будто предполагалось, что ты сможешь отбиться от трёх взрослых мужиков с оружием, когда тебе было четырнадцать лет. Я понимаю, что это было трагично, но ты ничего не мог поделать. Боже, Эрик. Я так сильно люблю тебя, так сильно, и я хочу, чтобы мы двигались вперёд в нашей совместной жизни. Но я не могу продолжать это делать. Боже мой! — Диван скрипит, когда она встаёт. — Мы говорим об этом уже много лет. Я больше не могу…

Я прерываю её прежде, чем она успевает закончить предложение.

— Хорошо. Наверное, было бы лучше, если бы ты просто ушла, потому что тебе не следовало начинать отношения со мной. — Наконец, подняв голову, я вижу боль на её лице.

— Не стоило начинать?

— Нам не стоит больше быть вместе.

Моя девочка, моя сильная девочка, вытирает слезу, а затем расправляет плечи, глядя на меня.

— Я не собиралась говорить, что больше не могу быть вместе. Я собиралась сказать, что не могу дождаться, когда ты увидишь, что ты идеально подходишь мне именно такой, какой ты есть.

Бл*ть.

— Это я, не так ли? — шепчет она и прикрывает рот.

— Что? — Я встаю и делаю шаг ближе к ней, но она отступает. — Соф...

— Ты используешь это как оправдание. Ты используешь случившееся как оправдание, потому что на самом деле ты меня не любишь. Ты не хочешь этого со мной. — Её руки защищающе прикрывают живот. — Мы тебе не нужны.

— Нет. Боже, нет. Я хочу тебя. Вы оба мне нужны. Я думал, что в конце концов ты уйдёшь от меня и…

— Значит, все те разы, когда ты обещал, что мы расскажем всем, были ложью? Ты был кем? Водишь меня за нос, пока тебе не подвернётся кто-нибудь получше?

— Не для меня. Для тебя!

— Ты невероятен. Я не могу… Я даже не знаю, что тебе сказать.

— Мне жаль, Софи. С появлением ребёнка всё изменилось. Я работаю над тем, чтобы измениться. Я обещаю, что буду стараться быть лучше для тебя. Я действительно люблю тебя, но я недостаточно хорош для тебя. — Она качает головой и тянется за ключами.

— Не уходи, — шепчу я. Всё время я хотел оттолкнуть её, и когда она действительно собирается это сделать, я сдаюсь. Я хочу, чтобы она осталась. Я всегда хотел, чтобы она осталась. — Не бросай меня

— Я не могу поверить, что ты никогда не относился ко мне серьёзно. К нам.

— Я относился. Так и есть.

— Ты только что сказал, что хочешь, чтобы я ушла от тебя…

— Для твоего же блага, София! Но это не значит, что я тебя не хочу.

— Заткнись, заткнись, заткнись! — Она кричит на меня, и я делаю шаг назад. — Я отдала тебе всё, а ты даже не можешь быть честным со мной.

— Я был.

— Нет, ты этого не делал. — Её голос всё ещё повышен.

— Я, чёрт возьми, люблю тебя! — кричу я в ответ. — Я пытался этого не чувствовать, но ничего не могу с собой поделать. Я пытаюсь сказать себе то же, что и ты, но я не могу…

— Ты не сделаешь этого! Ты не будешь ставить себе в заслугу, потому что думаешь, что не заслуживаешь этого. Я пыталась, Эрик, я годами пыталась заставить тебя увидеть, но с меня хватит. Я больше не могу этого делать.

Я делаю вдох и зажимаю переносицу.

— Я люблю тебя, Софи. Так сильно.

— Тогда веди себя соответственно. — Она открывает дверь и делает шаг наружу, затем останавливается спиной ко мне. — Я действительно люблю тебя, но, возможно, ты прав. Может быть, я действительно заслуживаю лучшего.

Глава 12

Полли

Он моргает, и слёзы текут так сильно, что я боюсь, что из его глаз потечёт кровь, как из открытой раны. Последними словами, которые он слышал от людей, которых любил, были слова о том, что он не справился.

— Иди сюда.

Его длинные ноги одним движением подводят его к краю кровати, и он садится. Я сажусь на колени и обнимаю его сзади, преодолевая боль в боку. Я кладу подбородок ему на плечо, и его руки поднимаются к груди, чтобы накрыть мои.

— Спасибо, что рассказал мне.

— Она была единственной, кто знал.

— Знал что?

— Что на самом деле произошло со мной тогда. Вся эта история не стала достоянием общественности. Ммм, мою маму звали Мэй Андерсон.

— Кинозвезда?

— Да. — Он поднимает мои руки к губам и целует, затем разводит их в стороны, прежде чем повернуться. Я сажусь, и он поворачивается ко мне лицом. — Мой отец был боксёром, ставшим телохранителем. Они полюбили друг друга и поженились. Поскольку я всё ещё был несовершеннолетним, средствам массовой информации не разрешалось сообщать о моих травмах, но они были больше сосредоточены на истории моих родителей. Они назвали это реальной голливудской версией «Ромео и Джульетты».

— Эрик… — Что я вообще могу сказать?

— Мои родители постарались, защищая меня от средств массовой информации и поддерживая мою нормальную жизнь. Для меня они были просто мамой и папой, понимаешь? Родители моей матери, мои бабушка и дедушка, оба уже умерли, поэтому я приехал сюда, чтобы жить с родителями моего отца. Думаю, на какое-то время я оцепенел, но София подтолкнула меня, и в конце концов я рассказал ей подробности примерно через год после того, как вернулся сюда. Смит даже не знает всего. Не многие люди знают.

— И она всё ещё хотела быть с тобой.

Его голова опускается.

— Да.

— И я всё ещё хочу быть с тобой. — Он безмолвно качает головой в знак протеста.

— А ты хочешь быть со мной? — спрашиваю я.

— Да, детка. — Наконец, глядя прямо на меня, он повторяет. — Я хочу быть с тобой. И если бы я остался, этого бы не случилось.

— Ты не можешь винить себя.

— Тем не менее, это правда. — Я открываю рот, чтобы что-то сказать, но он перебивает меня. — Я использую это. Я использую тот факт, что я был слабаком, чтобы, наконец, двигаться дальше.

— Ты не был слабаком. Всё это делает тебя сильнее, ты уже стал сильнее, потому что рассказал мне об этом. Это поможет нам, Эрик. Это поможет нам обоим излечиться от нашего прошлого и двигаться дальше. Вместе.

— Я просто, я не…

— Поцелуй меня, — требую я.

Он наклоняется ко мне, нежно берёт моё лицо в ладони и скользит губами по моим.

— Мы не должны быть вместе. — Его большой палец проводит по моей здоровой щеке, а затем по нижней губе. — Но мы идеально подходим друг другу. И я не могу дождаться, чтобы доказать тебе это. Потому что, хотя я и недостаточно хорош, я знаю, что ни один другой ублюдок на свете тоже не хорош для тебя. Никто не заботится о тебе больше, чем я. — Он снова целует меня, и как раз в тот момент, когда кончик его языка ласкает мои губы, раздаётся стук в дверь.

— Мисс Мэдисон?

Входит мужчина в брюках цвета хаки, чёрной рубашке-поло и со значком на шее.

— Я детектив Мэнор. Ничего, если я задам вам пару вопросов?

— Конечно. — Я поворачиваюсь к нему лицом, и Эрик садится рядом со мной, обнимая меня одной рукой в знак поддержки и утешения.

— Вы можете рассказать мне, что произошло сегодня вечером?

— Я шла к наружной двери своего дома, когда какой-то парень начал просить денег. Я проигнорировала его, и ему, очевидно, это не понравилось, потому что он начал кричать, а потом толкнул меня.

— Вы знаете его имя?

— Нет. Но я и раньше видела, как он околачивался около моего дома, но на самом деле я его не знаю.

— Вы помните какие-нибудь подробности? Во что он был одет, какие-нибудь шрамы, татуировки?

— Он был в том же самом, в чём я видела его раньше. Грязные джинсы, несколько слоёв курток, свитеров и старые потрёпанные чёрные ботинки. Я не заметила никаких видимых татуировок.

— Сэр. — Детектив обращает своё внимание на Эрика. — Могу я узнать ваше имя и фамилию?

— Эрик Андерсон.

Мужчина вскидывает голову и секунду изучает Эрика, прежде чем записывает его имя.

— Вы что-нибудь видели?

— Не так уж много. Он убежал, как только я туда добрался. — Вены на его шее пульсируют. — Надо было, бл*ть, пойти за ним.

Детектив на мгновение сосредотачивается на Эрике.

— Нет, лучше не надо. Мы поймаем его, и он будет наказан. Юридически.

Эрику не слишком нравится подтекст, и он открывает рот, чтобы возразить, но я хватаю его за бедро.

— Я рада, что ты этого не сделал; ты был нужен мне.

Он наклоняется и проводит подушечкой большого пальца по моей скуле.

— Ладно. — Детектив Мэнор достаёт визитку и протягивает её мне. — Если вы вспомните что-нибудь ещё или увидите, что он околачивается поблизости, пожалуйста, позвоните мне. Я свяжусь с вами в течение следующих нескольких дней после того, как поговорю с владельцем здания, чтобы узнать, сможем ли мы получить какие-либо записи с камер наблюдения.

— Хорошо, спасибо.

Он выходит, и в палату заходит медсестра. Эрик встаёт с кровати и, извинившись, выходит из комнаты. После того, как мои жизненно важные показатели измерены, я закрываю глаза, пока не слышу тяжёлые шаги Эрика. Он убирает прядь волос с моего лица, и я улыбаюсь ему, прежде чем открыть глаза.

— Привет. Куда ты ходил?

— Привет. — Его пальцы снова скользят по моей скуле, прежде чем он убирает руку. — Только что позвонил Брэду и ввёл его в курс дела. Он собирается позвонить Рейн. Пока ты спишь, я пойду соберу кое-какие твои вещи, чтобы ты перенесла их потом ко мне домой. Есть ли что-то конкретное, что стоит взять?

Я чувствую, что должна немного протестовать, но это даже не стоит затраченных усилий. Я хочу быть с ним.

— У меня не так много вещей. — Это утверждение более верно, чем я хотела бы признаться себе, не говоря уже о том, чтобы произнести вслух.

— Хорошо. — Он наклоняется и целует меня в макушку. — Я вернусь через несколько часов.

— Хорошо.

***

— Я могу идти сама, Эрик. — Я пыхчу ему в грудь, пока он несёт меня вверх по лестнице.

— Знаю, но я хочу нести тебя, хорошо? — спрашивает он, но на самом деле это не вопрос. — Тебе нужно как можно больше отдыхать, и чем меньше ты будешь задевать свои рёбра, тем быстрее они заживут.

Зная, что я не выиграю этот спор, я прижимаюсь к нему ближе и впитываю свежий запах его одеколона. Он делал так последние пару дней, пока мы были у него дома. Когда мы ехали сюда из больницы, парень сообщил мне, что с этого момента я буду спать в его постели каждую ночь.

Когда мы добираемся до ванной комнаты, он проходит и сажает меня на край ванны. Я занимаюсь делами и ухожу, чтобы обнаружить, что покрывала на его кровати уже откинуты. Эрик держит меня за руку, когда я сажусь, и помогает мне снять рубашку через голову. Стоя на коленях, он снимает с меня обувь и носки, а после того, как я ложусь, снимает с меня леггинсы. Я остаюсь отдыхать в нижнем белье и майке.

Я слежу за ним, когда он идёт в ванную. Когда Эрик закрывает дверь, всё ещё видна небольшая щель, поэтому я выворачиваю шею, чтобы лучше видеть. Мужчина тянется за шею и стаскивает футболку, и когда он поворачивается, чтобы бросить её в корзину (серьёзно, он бросает свою одежду в корзину), он ловит мой взгляд.

Ничуть не смутившись, он идёт в туалет и поднимает сиденье. Я смеюсь, поворачивая голову, и через несколько минут Эрик выходит из ванной и садится рядом со мной. С нежностью, о которой я и не подозревала, он придвигается ко мне поближе. Его кончики пальцев скользят по моей коже, и когда парень добирается до моего живота прямо под низом моей майки, я хихикаю.

Эрик приподнимает ткань и запечатлевает поцелуй прямо рядом с моим пупком, затем откидывается назад и подпирает голову одной рукой.

— Ты великолепна, Полли. Ты это понимаешь?

Смущённая, я увожу тему подальше от себя.

— Твоя мама была великолепна.

Его лицо загорается.

— Да, была.

— Расскажи мне о ней.

— Она была потрясающей. В конце дня или, когда она возвращалась домой из поездки, она всегда уделяла мне своё безраздельное внимание. Ну, — он усмехается, — то есть, когда мой отец не отвлекал её. — Его пальцы перестают двигаться, и он перекатывается на спину. — Я всегда думал, что это так отвратительно, как сильно они были увлечены друг другом, но теперь я знаю, почему мой отец был таким с ней.

— Почему?

— Потому что я чувствую это с тобой. Потребность защищать, любить, обладать. Чувство, что, если я не прикоснусь к тебе, кто-нибудь заберёт тебя у меня. Желание быть внутри тебя каждую минуту дня, даже когда я сплю. Я сдерживаю ярость, чтобы убить ублюдка, который поднял на тебя руку. Я боюсь, что однажды ты проснёшься и поймёшь, что зря согласилась на такой кусок дерьма, как я. И я чувствую себя самым счастливым человеком в мире, когда ты улыбаешься мне

— Я чувствую то же самое, понимаешь?

— Это хорошо, детка, потому что я никогда и близко не подходил к тому, чтобы чувствовать то, что я делаю для тебя. — Он смотрит на синяк на моём лице. — Во мне накопилось много обиды и гнева, но я никогда раньше не думал о том, чтобы лишить кого-то жизни, и я клянусь, если я доберусь до этого ублюдка, я не думаю, что смогу остановиться, пока он не перестанет дышать.

— Это действительно мило и в то же время немного страшно, что ты хочешь кого-то убить.

— Кого-то, кто причинил боль моей женщине. Кого-то, кто пнул её так сильно, что сломал ребро. Кого-то, кто оставил синяки на её прекрасном лице и пустил ей кровь. Да, у меня не было бы проблем с тем, чтобы покончить с чьей-то жизнью.

С каждым произнесённым им словом его голос становится жёстче, и мой страх подскакивает на ступеньку выше.

— Может быть, нам не стоит это обсуждать.

Морщинки пролегают между его бровями, и он наклоняет голову.

— Ты боишься меня? — мужчина не даёт мне ответить. — Я бы никогда, никогда не причинил тебе вреда, Полли. Ты должна это знать.

— Я знаю, — быстро заверяю я его. — Я действительно знаю это. Но это не меняет того факта, что слышать, как ты так непреклонно говоришь об убийстве, немного страшно.

— Ты спрашивала о моей маме и о том, какой она была. Что ж, как бы сильно я её ни любил и какой бы совершенной она ни была, я был ближе к своему отцу. Я хотел быть им, когда вырасту. В моих глазах он был на ступеньку выше супергероя. Однако трудно помнить его только таким, потому что иногда я думаю, что он самый большой трус из-за того, что покончил с собой. Но он, чёрт возьми, любил мою мать. Он жил, чтобы сделать её счастливой и защитить её. Я видел, как он расправлялся с мужчинами, которые пытались преследовать её, и слышал угрозы, которые он им обещал. Он никогда никуда не ходил, не прикасаясь к ней, и когда она работала, его глаза были прикованы к ней.

— Я понимаю это, но она была знаменитостью.

Его щетина звучит как наждачная бумага, когда он трёт подбородок.

— Не имеет значения. Она была женой моего отца. Он любил её за то, кем она была, а не за её выбор профессии. Но я знаю, что, как бы он ни был зол, он никогда бы не причинил ей вреда. Точно так же, как я бы никогда не причинил тебе боль.

— Я знаю. — Я зеваю и пытаюсь скрыть это, но он видит и тянется, чтобы выключить лампу, прежде чем пристроиться рядом со мной. — Спокойной ночи, детка.

Это последние слова, которые я слышу, пока не засыпаю.

***

Я подскакиваю на кровати и делаю такой глубокий вдох, что мне кажется, что мои лёгкие вот-вот взорвутся, а потом морщусь от боли в боку.

— Чёрт, Поллс, ты в порядке?

— Да. — Я практически задыхаюсь. — Мне приснился плохой сон. Мне никогда не снятся плохие сны.

Рука Эрика ласкает мою спину, и я прихожу в себя, когда он передаёт мне свою силу.

— О чём был этот сон?

— Это сбивало с толку. Я не помню подробностей. Но я бежала и упала на парковке, и это то, что разбудило меня.

По мере того, как моё дыхание замедляется, его ускоряется.

— Чёрт возьми.

— Всё в порядке, — уверяю я мужчину, затем целую в щёку. — Давай спать.

Он поддерживает мою спину, когда я ложусь, а затем устраивается ещё ближе, чем раньше. Губы Эрика щекочут мою шею, и после последнего поцелуя он кладёт голову на подушку рядом со мной. Он сразу засыпает, а я всю ночь смотрю в потолок. Теперь, полностью проснувшись, я борюсь со своими демонами и пытаюсь держать их подальше.

Утро наступает слишком быстро… или недостаточно быстро, в зависимости от того, с какой стороны вы хотите на это посмотреть. Я пытаюсь выскользнуть из-под руки Эрика, но парень такой чертовски большой, что едва сдвинулся с места. Когда он трётся своим утренним стояком о моё бедро, мой живот мгновенно трепещет.

— Доброе утро, детка.

Я бы ответила ему, но его пальцы кружатся вокруг моей груди, его большой палец касается затвердевшего соска. Очень нежно он прокладывает дорожку вниз по передней части моей майки к подолу, а затем скользит рукой под ткань.

Мои бёдра изгибаются, когда он продолжает двигаться на юг. Так легко, что я едва чувствую это, он проводит своими ловкими пальцами между моих ног, дразня меня через материал трусиков. Он скользит кончиком указательного пальца снова и снова, слегка надавливая, а затем убирая его.

— Боже, Эрик, — стону я и пытаюсь прижаться к его руке.

— Тсс. Дай мне немного поиграть. — Он передвигается к краю кровати и вместо того, чтобы раздвинуть мои ноги, сводит их вместе и садится на них верхом. Не говоря больше ни слова, он возвращается к тому, что делал, и, чёрт возьми, я чуть не взрываюсь от первого прикосновения. Левая сторона его губ приподнимается в ухмылке, и он наблюдает, как его палец рисует мучительные круги.

Другой рукой он дразнит меня выше талии, пощипывая и лаская мои соски. Давление моих бёдер, сведённых вместе, сводит меня с ума. Я чувствую влагу между ног, пропитывающую мои трусики. Я пытаюсь добиться от него большего, но он такой чертовски сильный, что я едва могу пошевелиться.

Я протестующе вскрикиваю, но Эрик щиплет меня за сосок, напоминая мне, что он ещё здесь. Он наклоняется надо мной ещё дальше, затем открывает ящик в тумбочке.

Когда парень щелчком открывает нож, я вскрикиваю. Я знаю, что он не причинил бы мне вреда, но я всё ещё чувствую небольшой трепет. Когда он возвращается в прежнее положение, он убирает пальцы с моей груди и заменяет их своим ртом. У меня вырывается мяуканье, когда Эрик смачивает материал, а затем дует на него.

— Господи, Эрик.

Он садится обратно и приподнимает мои стринги спереди. Разрезав их пополам ножом, он обнажает мой пульсирующий клитор.

— Это то, что я хотел увидеть, — бормочет он себе под нос. Движением запястья он вставляет лезвие обратно в нож, затем бросает его на пол. До сих пор удерживая мою нижнюю половину неподвижной, он скользит пальцем между моими складочками и собирает там немного влаги, прежде чем распределить её по моему клитору.

— Чёрт возьми, это хорошо. — Я падаю обратно на кровать, и по мере того, как давление усиливается, напряжение, которым он дразнил меня последние двадцать пять минут, наконец, взрывается, когда Эрик зажимает мой клитор и скользит в меня только кончиком пальца.

— Чёрт, ты такая горячая, когда кончаешь. — Он отрывается от меня и раздвигает мои ноги, избавляя меня от обрывка ткани, а затем вводит два пальца внутрь, пока я прихожу в себя от этого оргазма. — Дай мне ещё один. — Он накрывает меня своим ртом, и это почти слишком интенсивно. Я отталкиваю его голову, и он поднимает глаза. — Слишком много?

— Да, чёрт. — Я закрываю глаза рукой, поэтому не вижу этого, когда он убирает свою руку и заменяет её своим языком. — О, Боже мой. — Я сажусь, чтобы посмотреть, потому что это так чертовски сексуально. Боли в моём боку не существует, когда его рот на мне — вот так.

Держа мою задницу в своих руках, он поднимает меня и держит мои складочки открытыми, пока трахает меня своим языком.

— Я хочу, чтобы ты кончила мне в рот, детка. Хочу попробовать это на вкус, пока мой язык внутри твоей прелестной киски.

Я не думаю, что полностью оправилась от первого оргазма, который он мне подарил, поэтому, когда он снова ныряет и творит свою магию, я рада услужить. Он стонет громче, чем я, и прижимается ко мне ртом так сильно, что я боюсь, что он не сможет дышать. Он, наконец, отодвигается, чтобы глотнуть воздуха, и когда он это делает, его губы блестят от моих соков.

Мои глаза расширяются от этого зрелища, и я не знаю, сексуально это или смущает. Он облизывает их, и я решаю, что это сексуально.

— Что, чёрт возьми, это было? — спрашиваю я, моё тело дрожит.

— Вот так я хочу просыпаться каждое утро.

Он обхватывает ладонями свой член, красная головка торчит из-за пояса его боксёрских трусов. Я делаю движение в его сторону.

— Иди сюда.

— Нет. У тебя ещё болят ребра. Я пока не буду тебя трахать.

— Позволь мне…

— Позволить тебе что?

Он собирается заставить меня сказать это.

— Полизать… тебе.

— Дать тебе полизать меня? — Он неторопливо подходит и, делая это, скользит большим пальцем между моих складочек, а затем прижимает его к моему рту. — Эту часть? — Он медленно толкает его внутрь, и когда я слизываю с него свои соки, в моём животе снова разгорается огонь. Это как песня оргазмов, которая не заканчивается. Я качаю головой и протягиваю руку, чтобы провести пальцами по его члену. Он сжимает мою руку. — Эту? Ты хочешь, чтобы мой член был у тебя во рту, Полли?

С хлопком он вытаскивает большой палец, и я киваю. Я собираюсь сесть, но парень цокает на меня.

— Поверни голову, детка, и открой рот для меня. — Я делаю именно это, и Эрик просовывает кончик члена мне в рот. Затем он вынимает его и возвращает немного глубже. Он делает это снова и снова, пока я не начинаю давиться. Он скользит назад, а затем по-настоящему трахает мой рот, зная, как много я могу вынести.

Я потираю бёдра друг о друга, и он слегка шлёпает меня по киске. Я стону с полным ртом.

— Если тебе было недостаточно, я дам тебе больше. Просто держи рот открытым.

Боже, мне нравится, какой он властный и возбуждённый. Я раздвигаю для него ноги, умоляя о большем. Мужчина прижимает подушечку ладони к моему холмику и дразнит мой вход кончиками пальцев, потирая сильнее и быстрее, пока он трахает мой рот таким же образом.

Я стону рядом с ним, и он внезапно вырывается.

— Высунь свой язык, детка. — Ещё один оргазм прокатывается по мне, когда он кончает на мой язык, половина его спермы капает на пол, другую половину я быстро глотаю из положения, в котором нахожусь. Я хватаю его за запястье и зажимаю бёдрами его руку, не сдерживая дрожи, прокатывающуюся по мне, чувствуя оргазм слишком ярко.

Эрик падает на колени, и я, наконец, отпускаю мёртвую хватку на его руке. После того, как мы переводим дыхание, он наклоняется и целует меня, прежде чем исчезнуть в ванной. Мгновение спустя он возвращается с влажным полотенцем. Пока он моет меня, я задыхаюсь. То, что он заставляет меня чувствовать, как физически, так и эмоционально, и стрессы последних нескольких дней, наконец, выходят на поверхность. Я пыталась избежать этого и просто притвориться, что этого не было, но я больше не могу.

Когда он слышит, как я хнычу, он роняет полотенце.

— Что не так? Я причинил тебе боль?

— Нет. Я просто... просто взволнована.

Я перекатываюсь к нему, когда он ложиться рядом со мной, будь проклято больное ребро, и позволяю Эрику обнять меня. Мне нужно его утешение прямо сейчас, и когда я слушаю, как он обещает мне то, о чём я никогда не думала, что это возможно для такой девушки, как я, я верю ему.

***

— Это он. — Я киваю на мужчину через стекло и поворачиваюсь к детективу Мэнору.

— Вы уверены? Вы сказали в своём заявлении, что было темно.

— Я уверена. Возможно, было темно, но я узнала его. — Проклятое узнавание — это то, что уже трижды вызывало у меня кошмар. Надеюсь, когда его посадят, я успокоюсь.

— Хорошо.

Рука Эрика обнимает меня крепче, и он выводит меня из комнаты.

— Так что дальше? — спрашиваю я детектива Мэнора, когда мы идём по коридору.

— Я собираюсь попросить вас подписать заявление, прежде чем вы уйдёте, и тогда всё закончится. Учитывая другие обвинения, по которым мы его обвиняем, я не верю, что вам придётся давать показания. Но если это изменится, я буду на связи.

Мы следуем за ним в его кабинет и сидим, пока он что-то печатает. Рука Эрика на моём плече защищает и заставляет меня чувствовать себя в безопасности, даже несмотря на то, что я нахожусь в полицейском участке. Прошло всего полторы недели с тех пор, как я выписалась из больницы, но кажется, что это было вчера. Благодаря видеонаблюдению они выяснили, что на самом деле это был тот самый человек, который уже некоторое время ошивался в центре города, совершая другие преступления. Им было нетрудно найти его у реки. Дело должно быть довольно простым.

После подписания документов мы с Эриком выходим к его машине, где он отвозит нас обратно к себе домой. Я иду прямо в спальню, где переодеваюсь из своих уггов в пару более удобных ботинок.

— Что ты делаешь? — спрашивает он меня.

— Готовлюсь к работе.

— Ты не пойдёшь на работу.

Я заканчиваю завязывать шнурки на ботинке и встаю. Конечно, когда я это делаю, я слишком быстро выпрямляюсь, и больное ребро напоминает о себе яркой вспышкой боли. Безуспешно, я скрываю вздрагивание.

— Вот именно, детка.

— Эрик. Я в порядке. Прошло уже полторы недели.

Он нежно кладёт руки мне на плечи и сгибает колени, чтобы быть на одном уровне со мной.

— Я знаю, ты к этому не привыкла, но, когда мы договорились о «нас», это означало, что ты согласилась позволить мне присматривать за тобой.

— Ты можешь присматривать за мной, не указывая мне, что делать.

Он не сводит с меня глаз.

— Как ты собираешься нести поднос?

— Я разберусь с этим.

— Нет, ты этого не сделаешь. Доктор сказал, что это займёт минимум три недели. Прошло вдвое меньше. Просто отдохни ещё неделю или около того, и тогда ты будешь как новенькая, хорошо?

Стыдно в этом признаваться, но в глубине души я хочу с ним согласиться, но обстоятельства не позволяют.

— У меня есть план оплаты ремонта моей машины, и я уже отстаю. Мне нужны деньги. Моя арендная плата должна быть выплачена через полторы недели, и мой счёт за электричество лежит на кухонном столе и ждёт оплаты.

— О, милая. — Он подводит меня к краю кровати, где мы садимся. — Думаю, я не совсем ясно выразился, и за это я прошу прощения. Но когда я сказал, что позабочусь о тебе, это означало и финансово тоже.

Моя гордость подкрадывается, но прежде чем она полностью окутывает моё тело, он прикладывает палец к моему рту.

— Я не говорю, что ты инвалид или что ты не способна сама позаботиться о себе. Я хочу сказать, что тебе больше не нужно беспокоиться о таких вещах. У меня более чем достаточно денег, чтобы нам хватило на всю жизнь. — Он потирает большим и указательным пальцами подбородок, размышляя о чём-то. — Ты хочешь вернуться в свою квартиру?

— Что ты имеешь в виду?

— Я хочу жить с тобой. Я бы очень хотел, чтобы ты осталась здесь со мной, но я пойму, если ты захочешь сохранить своё личное пространство. Конечно, ты никогда не будешь спать там одна, но, если ты захочешь оставить ту квартиру себе, я пойму. Но я бы действительно предпочёл, чтобы ты просто жила здесь со мной.

С одной стороны, я хочу сказать «да». С другой стороны, я должна вернуться, чтобы заявить о себе как о независимом человеке, но это было бы ложью. Но это не только потому, что я не хочу быть одна; это потому, что я хочу быть с ним. Теперь я знаю, на что я способна. Я знаю, что могу сама себя прокормить. Что ещё я должна доказать?

Когда я кладу голову ему на плечо, он обнимает меня за спину, чтобы я могла сильнее прижаться к нему.

— Я действительно не знаю.

— Где ты хочешь быть?

— С тобой.

— Хорошо. — Он целует меня в макушку. — Я тоже этого хочу.

Глава 13

Эрик

— Привет, Эрик.

Я киваю Рейн, захожу в «Ланчбокс» и сажусь за столик у двери. Прошло больше месяца после нападения на Полли, и мы вернулись на работу в «Сложности» пару недель назад. Я рад, что Брэд не стал выговаривать мне за то, что я не работал, пока она выздоравливала, потому что она всегда на первом месте. Так что я бы, не раздумывая, послал его к чёрту. У меня столько чертовых денег от наследства моих родителей, что я даже не знаю, что с ними делать. Работа — это не то, чем мне когда-либо пришлось бы заниматься, если бы я этого не хотел.

Когда каждый месяц приходит моя банковская выписка, я смотрю на все нули и жалею, что не могу обменять их на свою семью. Я бы всё отдал, чтобы вернуть их. Чувство изоляции — отстой, и я думаю, что это может быть одной из причин, по которой мы с Полли так хорошо ладим; мы понимаем, каково это — быть по-настоящему одинокими. И мы больше не хотим быть такими. Никогда.

Когда она работает в кафе, я высаживаю её, немного работаю на своём ноутбуке и делаю несколько звонков в «Фирму», затем иду тренироваться, прежде чем забрать девушку. Я вернулся к рутине и смог нормально со всем справиться. Быть занятым — это хорошо, потому что я даже не думал об алкоголе и не жаждал его. Я не буду отрицать, что у меня были проблемы с этим, но это был скорее механизм преодоления, чем зависимость. Я знал, что если при помощи алкоголя отброшу назад достаточно воспоминаний, то в конце концов онемею. И похмелье было напоминанием о том, что я заслужил быть несчастным, потому что я опустился так чертовски низко, что в первую очередь поставил себя в такое положение.

Полли, вероятно, спасла мне жизнь и даже не осознаёт этого.

Мне нравится время, которое мы проводим после её смены в закусочной, потому что это так… по-домашнему. Это напоминает мне о том, как я рос. Мы возвращаемся домой, чтобы поужинать, обычно с едой на вынос, и немного расслабиться, если собираемся на работу в клуб. В противном случае мы просто зависаем дома, что меня совершенно устраивает. Я бы проводил с ней каждое мгновение бодрствования, если бы мог.

— Привет.

Полли подходит ко мне и наклоняется, чтобы поцеловать меня в знак приветствия. Прошло всего около четырёх с половиной часов, но я безумно скучал по ней. Мне нравится, что, когда мы вместе, она тоже хочет быть рядом. Это не одностороннее чувство. Она говорит мне, что чувствует, и её действия убеждают меня в том, что её слова правдивы.

Я облизываю губы, отстраняясь, желая получить больше, чем просто быстрый поцелуй.

— Привет, красавица.

— Я закончила. Ты готов?

— Да. — Наши пальцы автоматически соединяются вместе, когда мы прощаемся с Рейн и идём на парковку. — Как ты себя чувствуешь?

— Вообще-то, хорошо. Совсем ничего не болит. — Я рад это слышать, так как сегодняшний вечер будет чертовски занят.

Я открываю для неё дверцу машины, и после того, как она садится, я обхожу машину со своей стороны. Я плюхаюсь задницей на кожаное сиденье и вставляю ключ в замок зажигания. Как только я выезжаю на дорогу, я кладу руку ей на бедро.

— Ты знаешь, я люблю тебя за то, что ты везде подвозишь меня, но я тоже умею водить, Эрик.

Логическая часть меня знает, что она даже не поняла, что только что сказала, но та часть меня, которая была в полном беспорядке с тех пор, как Полли вошла в мою жизнь, заставляет меня хотеть, чтобы она повторяла это снова и снова. Я хочу, чтобы эти слова слетели с её губ, когда я буду внутри неё и перед тем, как засну. Я хочу просыпаться от того, что она шепчет их мне на ухо. И я хочу сказать ей это, потому что я действительно люблю её. Так чертовски сильно. Но я не хочу нервировать её, поэтому не говорю этого и не признаю, что она только что сказала, «Я люблю тебя» так небрежно.

— Послушай меня, детка, когда я говорю, что хочу подвозить тебя, я это делаю, хорошо? — заканчивая свое заявление, я сжимаю её ногу. — Я не из тех мужчин, которые собираются делать то, чего не хотят. Даже с тобой, Полли. Поэтому, когда я что-то говорю, знай, что каждое слово, исходящее из моих уст, — правда, хорошо?

— Хорошо. — Она вздыхает. — Мы можем быстро заехать в аптеку по пути?

— Конечно.

Я веду нас в направлении магазина и собираюсь спросить, что она хочет приготовить на ужин, когда её рука касается моей, и она включает радио погромче. Восприняв это как намёк на то, что я каким-то образом разозлил её, я просто продолжаю ехать, пока мы не приедем. Она выходит из машины прежде, чем я успеваю подойти и открыть ей дверцу.

— Я сейчас вернусь, тебе не нужно идти со мной.

Я впиваюсь зубами в губу, чтобы удержаться от смеха. Это маленькое представление разъярённого котёнка чертовски мило, и, если она думает, что я расстроюсь или разозлюсь, она жестоко ошибается, потому что это просто делает мой член твёрдым.

— Хорошо. Конечно.

— Честно, Эрик. Я могу сама сходить в аптеку. — Она останавливается как раз в тот момент, когда при её приближении открывается раздвижная дверь. — Я сейчас выйду.

— Я просто провожу, пошли. — Я кладу руку ей на поясницу и провожаю внутрь.

В последнее время я многое узнал о себе. Главным образом, я больше похож на своего отца, чем когда-либо осознавал. Ни в коем случае, ни в какой форме, я не хочу контролировать Полли; Я не хочу указывать ей, что делать, и я, конечно, не хочу, чтобы она думала, что я ей не доверяю. Что я сделаю, согласится она с этим или нет, так это обеспечу её безопасность. И может показаться, что это не так уж и важно, что она пошла в магазин одна, но каким бы я был мужчиной, если бы сидел в машине и ждал её? Если я с ней, я собираюсь быть с ней, а не лениться и заставлять мою женщину идти куда-нибудь в одиночку.

Работа в охранном бизнесе многому научила меня. Возможно, я больше не занимаюсь тонной «полевых» работ, но я вырос с этим, и для меня это естественно.

Когда она пытается отмахнуться от меня, я закидываю руку ей на плечо.

— Что случилось? Ты была сладкой, как сахар, когда я тебя забирал, а теперь злишься.

Не отвечая, она хватает корзину, затем несется по проходу и останавливается перед кучей женских товаров.

— Да, ну, на работе я вынуждена быть вежливой, но когда я с тобой, я ведь могу быть самой собой, верно? Так что ты видишь меня разной. А, учитывая женские дни каждый месяц, когда ты чувствуешь, будто твой живот протыкают чёртовым ножом, моё настроение вообще скачет как на американских горках.

Вместо ответа я поджимаю губы, чувствуя, что сейчас лучше ничего не говорить. Моя рука падает с плеча Полли, я засовываю её в карман и отступаю, пока она смотрит на коробки. Не говоря ни слова, я следую за девушкой по проходам и наблюдаю, как она хватает новые предметы. Журнал, лак для ногтей, пакет сырного попкорна, и когда она начинает бросать шоколадные батончики в корзину, даже не останавливаясь на ходу, я не могу удержаться от смеха. Её голова поворачивается в мою сторону, и я смотрю вниз, потирая затылок.

Когда до меня доходит звук её удаляющихся шагов, я догоняю Полли и встречаю в очереди к кассе. Пока кассирша пробивает покупки, я тянусь за своим бумажником.

— Даже не думай об этом, — огрызается на меня Полли.

— Хм?

— Я сама могу заплатить за свои вещи.

Опять же, решив, что лучше оставить это дело, я поднимаю руки в знак капитуляции и жду, пока она закончит, и провожаю её к машине. Я рад, что поездка занимает всего несколько минут, и когда мы приезжаем домой, она даже ничего не говорит, поднимаясь по лестнице.

Я беру бутылку воды, сажусь на диван и включаю телевизор. Переключив каналы в течение двадцати минут и не найдя ничего привлекательного, я бросаю пульт на кофейный столик и встаю. Полли всё ещё не спустилась сюда, поэтому я поднимаюсь наверх и осторожно открываю дверь в нашу ванную. Нашу. Теперь всё принадлежит нам. Она официально переехала сюда, расторгла договор аренды на свою квартиру и теперь принадлежит мне навсегда.

Полли сидит в ванне, откинув голову назад, опираясь на край ванны, и её глаза закрыты. Когда я вижу её там, у меня почти перехватывает дыхание. Прошло не так много времени с тех пор, как она живёт со мной, но её присутствие в моём пространстве ощущается… верно. Естественно.

Я снимаю обувь, закатываю рукава, а затем сажусь на край ванны и убираю мокрые волосы с её умиротворённого лица.

— Ты в порядке?

Она улыбается, не открывая глаз.

— Да. Просто устала.

Чёрт возьми, я знал, что она слишком сильно давит на себя. Мы даже не должны работать сегодня вечером, но Брэд пытается добавить VIP-вечера по четвергам, чтобы посмотреть, поможет ли это справиться с большим скоплением людей по выходным.

— Я позвоню Брэду.

— Нет, Эрик. Я в порядке. Просто отдыхаю. — Теперь она смотрит на меня.

Скользя рукой вниз по её лицу, я пробегаюсь мимо её шеи к ключице и надавливаю на плечи, массируя и потирая с другой стороны и обратно. Веки Полли закрываются, и я делаю это снова, радуясь, что она может расслабиться. Я массирую её плечи и грудь, даже потираю её мягкие груди. Тихие стоны, которые она издаёт, не те, что она издаёт, когда я внутри неё, но мне не обязательно заниматься с ней любовью, чтобы ей было хорошо. Просто видеть девушку такой достаточно, чтобы удовлетворить меня.

Когда проходит достаточно времени, чтобы вода стала тёплой, я вытягиваю руку, хватаю полотенце и протягиваю его ей.

— Давай, детка. Пойдём возьмём тебе немного еды. Мы должны выехать через пару часов.

— Хорошо. — Полли выходит, и я укутываю её, нежно сцеловывая немного воды с её шеи. Когда она отходит, то плотнее закутывается в махровую ткань и поворачивается ко мне. — Я встречу тебя внизу.

— Мне не нравится, что ты хочешь быть подальше от меня, Полли. — То, как она прикусывает губу, а её глаза бегают по сторонам, делает меня ещё менее счастливым. — Ты собираешься сказать мне, в чём дело? Что случилось?

— Ничего не случилось. — Вздох покидает её тело, заставляя грудь сжиматься. — Дело не в том, что я хочу быть подальше от тебя.

— Но похоже на это.

— Это не так. Я обещаю.

Предоставляя ей пространство, в котором она нуждается по какой-то причине, я выхожу из ванной и направляюсь на кухню, чтобы приготовить нам что-нибудь поесть. Я на собственном горьком опыте убедился, что моя девушка не повар. Покопавшись в холодильнике, я решаю, что мне нужно сходить в продуктовый магазин. Но я не хочу оставлять Полли одну, в итоге я делаю бутерброды с сыром на гриле и разогреваю немного супа. Полли спускается, прекрасная, как всегда, как раз в тот момент, когда всё готово.

— Нам нужно съездить в магазин, — говорю я, ставя перед ней еду на стол.

— Ладно. Спасибо.

Вместо того чтобы сесть рядом с ней, я остаюсь напротив, чтобы смотреть на неё. Девушка почти ничего не ест, прежде чем встать, чтобы убрать посуду. Поскольку я опираюсь на стойку перед раковиной, ей приходится подойти ко мне ближе. Я борюсь с желанием заключить её в объятия и умолять сказать мне, что случилось.

Мой аппетит исчезает, и неуверенность заменяет мой голод, когда я выбрасываю свою еду в утилизатор. Поскольку Полли уже обувается, я хватаю ключи и засовываю бумажник в задний карман. Мы идём к машине, и после того, как я открываю для неё дверь и закрываю её, когда девушка садится, я обхожу машину сзади и делаю пару вдохов, чтобы остыть.

Последнее, что я хочу сделать, это оттолкнуть её, но это чертовски убивает меня, что она что-то скрывает. Я кладу руку ей на бедро, всё ещё нуждаясь в том, чтобы прикоснуться к ней любым возможным способом. Слишком скоро мы подъезжаем к «Сложностям», она выходит и направляется в здание, прежде чем я даже вытаскиваю свою задницу из машины.

Когда я направляюсь в офис Брэда, она выходит и буквально врезается в меня. Я протягиваю руку, чтобы поддержать её, когда она хватает меня за руки. Точно так же, как в нашу первую встречу. Я никогда не забуду тот день и то, как она смотрела на меня. То, как она чувствовалась в моих объятиях. Боже, это было похоже на божественное вмешательство, и сейчас я чертовски напуган тем, что она больше не хочет быть со мной.