Звонок грубо вырвал меня из объятий сна, в которых я откровенно нежился, да так, что от неожиданности я вскочил на постели, отбросив одеяло. Внутренние часы показывали 7:50; сквозь задёрнутые шторы едва-едва пробивался cлабый утренний свет люминёра.
Какая, черти бы её побрали, сволочь звонит мне в восемь утра?!
— Штайнер! — зарычал я, принимая вызов. — Что за чёрт возьми?!
— Убийство. — ответил мне неожиданно серьёзный голос Фудзисаки. — В штабе Конституционной партии.
— И каким боком тут мы?
— Жертву зарезали виброклинком. Точно так же, как Вишневецкую.
Я оторопел. Виброклинком? Точно так же?..
— Жди меня там. — наконец выговорил я. — Скоро буду.
— Штайнер, что-то случилось? — в голосе Фудзисаки послышалось беспокойство.
— Ничего. — отмахнулся я, спуская ноги с постели. — Потом расскажу.
Одевался я с поразительной быстротой. Надев кобуру и застегнув браслет Линзы на левом запястье, я торопливо расчесался, — остатки вчерашней завивки за ночь превратились в ужасающее зрелище, — набросил плащ, обулся и почти бегом выбежал из квартиры. Спустился на лифте в гараж, мимоходом поздоровавшись с попутчицей, забрался в прокатный «Монаро», запустил турбину и подал машину вперёд, на стартовую площадку.
Сон как рукой сняло.
Я всё ещё не мог поверить тому, что сказала мне Фудзисаки. Разумеется, зарезать кого-то виброножом — это уже достаточно необычно, но точно так же, как Вишневецкую… В этом надо было убедиться лично.
Но если у таинственного убийцы — новая жертва… то расследование нужно было завершать. И как можно скорее.
Штаб-квартира Конституционной партии в Титане-Орбитальном находилась на Площади Гегемонии — в Меако, районе, возведённом одним из первых незадолго до провозглашения Гегемонии. Монмартр и остальные орбиталища тогда ещё не были построены, а Титан-Орбитальный был наполовину столицей, наполовину лагерем беженцев, и его срочно требовалось облагородить. Здесь преобладали невысокие здания, меркнувшие по сравнению с гигантскими домами-кораблями и башнями более поздней застройки, все до единого выстроенные в барочном стиле сатурнианской Belle Époque — зелёные крыши с окнами мансард, башенки и лепнина на фасадах, крошечные дворы-колодцы. С одной стороны дома Меако сменяют утилитарные и ампирные здания Нойштадта — ансамбль площади Единения с Домпромом и ЗакСом и сам проспект Единения, тянущийся по диагонали от реки Аракавы до самой Каирской площади; с другой стороны, на берегах Сэкигавы, тянулись ввысь небоскрёбы Инненштадта. Вдали, в направлении Минбана, раскинулся Гюйгенс с его старой застройкой, выстроенный ещё на орбите Земли — белые стены и широкие стеклянные фасады. Над его крышами стальным обелиском возвышалась Цитадель; из-за неё выглядывали двойные шпили Дома органной музыки.
С воздуха эту панораму можно было разглядеть в деталях.
Площадь Гегемонии напоминала круг, который разрезал на две неравных части проспект Гершеля. С одной стороны в площадь вдавался четырёхугольник тротуара, с двух сторон обрамлённый улицами — Альбрехтштрассе, через которую белой полосой тянулась трамвайная линия, и Логиновой. Полукруг домов с противоположной стороны разделяла узкая улочка Сен-Шамон, убегавшая к Адмиральскому бульвару с его трамваями, ходившими к Домпрому и Тангейзерштрассе.
Здесь ходили троллейбусы — собственно, двадцать пятый троллейбус, ходивший у меня под домом, вдоль Мицуиси, шёл прямо сюда, без пересадок. Но ехать в утренней толкучке, с обычными утренними пробками на мостах, на место преступления?
Как хорошо, что я догадался вчера продлить прокат люфтмобиля.
На самом краю тротуара площади я заметил парковку, а на ней — наш бело-синий «Муракумо», рядом с которым я и приземлился. Жюстина ждала меня, положив локоть на столбик парковочного терминала. Сегодня она была в ярко-красном, почти в тон медно-рыжим волосам, макинтоше, из-под которого выглядывали её длинные, в чёрных легинсах, ноги. Завидев, как я выбираюсь из летающего апельсина «Монаро», она прыснула и сняла локоть с терминала.
— Это самое смешное, что я видела за сегодняшнее утро. — сообщила она с усмешкой.
— Это о многом говорит. — заметил я и отослал прокатный люфтмобиль обратно. «Монаро» загудел турбиной и взмыл в небо, обдав нас волной горячего воздуха; полы моего плаща задрались и затрепетали. — Где труп?
— Внутри. — Фудзисаки махнула рукой. — На пятом этаже. Видишь раскрытое окно?
— Ах, так теперь ещё и раскрытое окно? — я прищурился и кивнул. — Пошли.
Наглости, которой Конституционной партии было не занимать, хватило на то, чтобы выкупить у города почти всё пятиэтажное здание старого Дворца собраний — за исключением первого этажа, где два с половиной века назад была принята Конституция Сатурнианской Гегемонии, и подвала, который всё равно отведён под технические помещения. У входа Дворца собраний, таким образом, гордо висит табличка с надписью «Конституционная Партия Сатурнианской Гегемонии» иероглифами, и чуть ниже, мелкими латинскими буквами — «в округе Титан-Орбитальный». Это всё, что вам стоит знать о Конституционной партии.
Наше Законодательное Собрание и раньше служило гравитационной рогаткой в большую политику, творившуюся в залах Монмартра; но на этот раз, после своего недавнего падения, КП собиралась выжать из этой рогатки всё до последней секунды. И никому не позволяла об этом забыть.
Хуже того, перед фасадом Дворца собраний, прямо посреди площади Гегемонии, возвышалась здоровенная — в натуральную величину — верховая статуя Сацуко Мари-Сатурн Клериссо. Скульптор изобразила бывшую премьер-министра стоящей в люке боевого робота-драгуна, с мечом наголо в одной руке, пытливо вглядывающейся вдаль. Драгун, сжимающий огромную, под стать пятиметровому роботу, винтовку, так же зорко смотрел в противоположную сторону от хозяйки. Ноги робота, выраставшие из камня, были широко расставлены. Настоящая Клериссо никогда не ездила на драгуне, но скульптор хотела изобразить одиозную премьера наиболее внушительно — и, похоже, добилась своего.
Жители Титана-Орбитального ласково называли получившуюся композицию (статуя и Дворец собраний позади) «Регулировщицей» или «Туда не ходи, там идиоты». Это всё, что вам стоит знать о чувствах жителей Титана-Орбитального к Конституционной партии.
За спиной Клериссо и её боевого робота нагло стоял, перегородив тротуар, омнибус патрульной службы; сами патрульные выстроились вдоль Дворца собраний и у самого входа. Синих мундиров городовых нигде не было видно. В кои-то веки мы среагировали первыми, подумал я, и смело зашагал к Дворцу. Две патрульных у входа попытались было заступить нам дорогу; я встряхнул левой рукой, и Линза выпала в мою раскрытую ладонь.
— Инспектор Штайнер, уголовный розыск. — представился я. Патрульные, козырнув, отступили, пропуская нас внутрь, в парадный зал Дворца собраний.
Высокий свод зала подпирали два ряда колонн из зелёного мрамора, увенчанные золотыми капителями. В дальнем конце зала поднимались вверх белые ступени лестницы, по которым вниз, на пол зала, сбегал зелёный, в тон колоннам, ковёр. Под потолком горели люстры; шторы на окнах зала были плотно задвинуты. По периметру шла отчёркнутая белым мрамором галерея.
Наверху лестницы висело обширное панно — написанное маслом на настоящем холсте — изображавшим подписание Конституции. Написано оно было во всю ту же романтическую Belle Époque Гегемонии, и у изображенных на картине людей было немного сходства с первыми сатурнианами. Не добавляли реалистичности ни изображение огромного сатурнианского флага — тёмно-синего полотна с тёмно-красной азалией посредине — ни богини Аматэрасу, с благосклонным видом взиравшей на основателей Гегемонии. Кроме того, что-то мне подсказывало, что Конституцию писали не на пергаменте.
Зал кишел полицейскими. Разумеется, совсем заполнить его нельзя было, но мы очень старались: всюду стояли или расхаживали патрульные, кто-то кучковался у колонн или посредине зала, а возле лестницы скучал отряд экспертной службы. Заметив их, я помахал рукой; эксперты помахали в ответ. В высшей степени неформально.
Кроме чёрных мундиров, тут были и несколько городовых; двое из них стояли спиной к нам, посреди зала, и о чём-то разговаривали с несколькими патрульными. Судя по цветам на погонах, из райотдела пожаловало высокое начальство. Неожиданно круг распался, видимо, заметив нас, и одна из патрульных шагнула вперед. Из-под края чёрного форменного берета выбивался непослушный золотистый завиток. На левой стороне груди блистала всеми цветами радуги Линза.
— Инспектор Штайнер? — на ходу поинтересовалась она. Я кивнул, и она протянула руку: — Инспектор Гейдрих, патрульная служба. Рада, что вы прибыли.
— Давно вы здесь? — спросил я, пожимая ей руку. Для людей одного звания это было не зазорно. Гейдрих пожала плечами:
— Получили вызов в семь часов. Были на месте в семь пятнадцать. — сказала она. — Доложили в Цитадель, они вызвали вас и инспектора Фудзисаки.
— Вы уже знакомы? — спросил я, глянув на Жюстину. Та покосилась на меня.
— Мы успели представиться. — снова пожала плечами Гейдрих и кивком указала на двух городовых, оставшихся поодаль. — Пока не прибыли наши… коллеги из городской полиции.
— Вы уже были на месте преступления?
— Ещё — нет. — покачала головой Гейдрих. — Но я узнала имя жертвы.
— Мне вы этого не говорили. — вставила Жюстина.
— И кто жертва? — спросил я.
— Фрида Юкари Сэкигахара. — ответила Гейдрих. — Казначей Конституционной партии.
— Не наслышан. — ответил я, и это было чистой правдой. — А ещё кто-то из Конституционной партии здесь есть?
— Разумеется! — Гейдрих закатила глаза. — А кого ещё мне с городовыми пришлось увещевать, пока вы не прилетели?
Я виновато развёл руками. На лице Гейдрих промелькнула улыбка.
— Пойдемте, господа, — пригласила она, — я вас познакомлю. — она обернулась и прошествовала к ожидавшим городовым. — Госпожа суперинтендант, это инспектор Штайнер и инспектор Фудзисаки, уголовный розыск.
— Очень приятно. — отозвалась одна из городовых и шагнула вперед. — Суперинтендант Лефевр, Меакский райотдел городской полиции. Это, — она кивнула в сторону своей спутницы; хвост вьющихся тёмно-синих волос качнулся за её спиной, — моя заместительница, старший инспектор Казанцева-Мунэмори.
— Почтён знакомством, госпожа суперинтендант. — ответил я и коротко поклонился им. Лефевр ограничилась вежливым кивком. С Казанцевой-Мунэмори мы с Жюстиной обменялись рукопожатиями — по её инициативе. Ростом заместительница была на полголовы выше начальницы, с коротко стриженными светлыми волосами: полная противоположность.
— Итак, — покончив с любезностями, перешла к делу Лефевр, — вы, инспектор Штайнер, ведёте это расследование?
— Скажем так, — дипломатично ответил я, — это убийство может иметь прямое отношение к делу, которым мы занимаемся. А может и не иметь.
— Вы не о мёртвом гайдзине из Акинивы, случаем?
— Боги упаси. — ответил я. — Нет, это другое расследование. Но если нас вызвали сюда, то, что ж… — я пожал плечами.
— Будем надеяться, вы разберетесь с этим. — кивнула Лефевр. — Из-за вчерашнего происшествия у нас, — под «нами» она определенно имела в виду городовых, — и без того хватает проблем. А равно и ненужного внимания. — она покачала головой. — Убийство функционера Конституционной партии нам совершенно ни к чему.
— Для этого и существует Национальная полиция. — напомнила Гейдрих. У Лефевр нервно дёрнулась бровь от такого безапелляционного заявления. Городовые Титана-Орбитального были свято уверены, что Национальная полиция существует исключительно затем, чтобы лезть в их юрисдикцию и всячески путаться под ногами. В свою очередь, многие в ГУМВД точно так же были уверены, что городская полиция хороша только гоняться за хулиганками и снимать котов с деревьев, и Гейдрих только что им об этом напомнила.
В Гегемонии существуют десятки орбиталищ, где муниципальные полицейские имеют все полномочия и работают без вмешательства МВД; но Титан-Орбитальный — особый административный округ, и городской полиции приходилось, волей-неволей, сосуществовать с Национальной полицией. Со всем, что из этого следовало.
— Так а что произошло? — спросил я. — Кто обнаружил тело?
— Насколько я поняла, сотрудники штаба, — ответила Гейдрих. — Они вызвали полицию, — причём, насколько я мог понять по количеству мундиров, вызвали именно нас, — и заодно какую-то партийную начальницу. Собственно, мы с суперинтендантом Лефевр недавно имели с ней весьма продолжительный разговор.
— И чего хотела эта… партийная начальница? — поинтересовался я.
— Выразить своё глубочайшее возмущение и потребовать скорейшего расследования. — махнула рукой Гейдрих. — Во всяком случае, насколько я поняла. Она считает, что убийство было политически мотивированным.
— А вы как считаете? — спросил я. Политические убийства в Сатурнианской Гегемонии случаются намного реже остальных — уж для этого наши политики были достаточно цивилизованными. Поэтому для того, чтобы на голубом глазу назвать убийство политическим, необходимо было иметь очень веские на то основания.
Ну, или быть членом Конституционной партии. Да ещё и высокопоставленным членом.
— Я? — спросила Гейдрих. — Я всего лишь командир патрульной службы, инспектор. Это не моя работа. Но если вы настаиваете, — я кивнул, — то странно только одно: если убийство политическое, то почему жертва — казначей, а не какое-то более видное лицо?
— С другой стороны, — заметила Лефевр, нахмурившись, — после того, как вчера кто-то убил гайдзина, не оставив видимых следов, всё может случиться.
Как хорошо, подумал я, что Лефевр не знает о деле Вишневецкой.
— Где сейчас эта партийная начальница? — поинтересовался я. — Похоже, нам необходимо задать ей несколько вопросов. Она видела тело?
— Учитывая, что она была здесь, когда мы прибыли… скорее всего. — ответила Гейдрих и махнула рукой; я обернулся. — Она там, на другом конце зала. Со свитой. Надеюсь, с вами она станет сотрудничать гораздо охотнее, инспектор.
— Надеюсь. — повторил я и обернулся туда, куда указывала рукой Гейдрих; на другом конце зала я разглядел группку людей, — женщин, в основном, хотя, кажется, среди них был один мужчина, — окружавших фигуру в зелёном с лиловым платье. — Стоит хотя бы поздороваться.
— Удачи, инспектор. — ответила Гейдрих. На лице командира патрульных снова промелькнула усмешка.
Мне показалось, что пожелание было совершенно искренним.
— Политическое убийство! — шепнула мне Фудзисаки, пока мы шли через зал к ожидавшим представителям Конституционной партии. — Только этого нам не хватало!
— Да, и оно — дело рук нашего убийцы. — подтвердил я. — Хуже некуда.
— «Нашего»? Мужского рода? — переспросила Жюстина. — Штайнер, я чего-то не знаю?
— Ямагата вчера видео прислала. — отмахнулся я. — Расскажу попозже.
Группка представителей (членов?) КП оживилась при нашем приближении. После короткого обмена репликами, которого я не расслышал, женщина в зелёном платье выступила вперед; её сопровождающие (подчинённые?) расступились в стороны — свита, уступающая дорогу госпоже. Платье было украшено узором из лиловых и жёлтых цветов, раскинувшихся на длинных рукавах и подоле платья; золотистый пояс был собран за спиной пышным бантом. Светлые волосы женщины были собраны в пучок, удерживаемый заколкой с лиловым цветком. Зеленые глаза окинули меня покровительственным взглядом, и женщина обратилась к Фудзисаки:
— Госпожа инспектор! — сказала она. — Мы счастливы, что вы наконец прибыли! Екатерина Бланшфлёр Малкина, к вашим услугам.
Фудзисаки деликатно кашлянула и отступила на шаг в сторону, виновато кланяясь. Брови Малкиной удивлённо поползли вверх.
— Инспектор Штайнер, к вашим услугам. — представился я. — Это моя напарница, инспектор Фудзисаки. Мы расследуем дело, возможно связанное с убийством, — я сверился с записью, — Фриды Юкари Сэкигахары, казначея вашей партии. И мы хотели бы задать вам пару вопросов.
— Разумеется. — ответила Малкина тоном, выражавшим крайнее возмущение моим отсутствием манер. В восемь утра мне было откровенно чихать на манеры. — В свою очередь, я надеюсь, что ваше расследование будет завершено как можно быстрее, инспектор Штайнер. Я имею основания подозревать, что убийство Фриды было политически мотивированным. У нашей партии много врагов, и я опасаюсь, что могу стать следующей жертвой.
— А кто вы, госпожа Малкина? — спросил я. Малкина недоумённо посмотрела на меня; затем её губы тронула снисходительная улыбка.
— Действительно, вы не знаете. — ответила она. — Я — секретарь отделения нашей партии на Титане-Орбитальном. К вашим услугам.
Я постарался скрыть своё удивление. Секретарь в КП — вторая по важности шишка, не считая главы фракции в ЗакСе… а то и поважнее её: чем-то это похоже на разделение законодательной и исполнительной власти. Во всяком случае, это уж точно поважнее казначея партии… но если секретарь примчалась на место преступления в такую рань, то что-то здесь было не так.
Оставалось узнать, что именно.
— Очень приятно, госпожа Малкина. — ответил я. — Но давайте перейдем к вопросам, если вы позволите. Кто обнаружил тело?
— Глава нашей службы безопасности. — лёгким кивком головы Малкина указала на стоявшую чуть поодаль женщину, шатенку в тёмно-сером жакете. Та поклонилась. — Марина заметила, что камеры в кабинете Фриды перестали работать. — я насторожился. Да, это определённо был наш клиент. — Она вызвала меня.
— Вас?
— Господин инспектор, — наставительно произнесла Малкина, — всё, что происходит в этих стенах, проходит непосредственно через меня. Разумеется, Марина сразу же вызвала меня.
Мелкий тиран со страстью к микроменеджменту, подумал я. Ей бы в стратегии играть.
— Когда это произошло?
— Примерно в… шесть часов? — помедлив самую малость, произнесла Малкина. — Я была на месте через двадцать минут.
— До этого никто не видел тело?
— Разумеется.
— Вы были первой?
— Конечно. — кивнула Малкина. — Я должна была убедиться, что с Фридой всё в порядке. Её работа была… очень важна для партии, господин инспектор.
— И вы сразу вызвали полицию? — уточнил я. Малкина вновь помедлила, словно задумавшись; её глаза стрельнули в сторону, поверх моего плеча.
— Да. — сказала она. — Я сразу поручила Марине вызвать полицию. Я посчитала, что убийство Фриды достаточно серьёзно, чтобы обратиться к органам правопорядка как можно быстрее.
Быстрее? Гейдрих только что говорила, что вызов был получен в семь часов. Почти через сорок минут после прибытия Малкиной.
— Вы покажете, где её кабинет? — спросил я. Малкина решительно кивнула.
— Разумеется. — произнесла она. — Я проведу вас, господин инспектор.
Вместе с Малкиной мы поднялись по широким мраморным ступенькам, укрытым тёмно-зелёными коврами, на пятый этаж Дворца собраний. Поутру здание было совершенно опустевшим: рабочий день в Титане-Орбитальном только начинался, а здесь уже едва ли начнётся. Впрочем, возможно, я недооценивал диктаторские замашки Малкиной.
— Здесь есть ещё кто-то из ваших подчинённых, госпожа Малкина? — вслух спросил я, когда мы миновали очередной этаж. Во все стороны простирались ярко освещенные коридоры. У лестницы застыл робот-охранник; вид жестянки выражал крайнее недоумение.
— Кроме службы безопасности? — уточнила Малкина и покачала головой. — Боюсь, что нет, господин инспектор.
— А госпожа Сэкигахара? — спросил я.
— Фрида оставалась работать в ночь. — пояснила Малкина, глядя впереди себя. — У неё были некоторые дела, которые надо было закончить. Насколько я поняла из её объяснений.
— А когда вы последний раз разговаривали с госпожой Сэкигахарой? — уточнил я.
— Прошлым вечером. — ответила Малкина. — В девять часов. Я звонила ей из дому. Фрида тогда сообщила мне, что остается работать. Я одобрила.
Я покосился на шедшую рядом Фудзисаки; та покачала головой. Целая казначей партии остается работать ночью? Одна?
Что-то здесь было нескладно.
Пятый этаж был точно так же пуст, за одним исключением: в коридоре здесь горел свет и дежурили пятеро патрульных. Завидев нас, они обернулись, заступая нам проход, но мы с Фудзисаки продемонстрировали свои Линзы, и патрульные расступились. Я сделал жест, приглашая Малкину, и она вышла вперед.
— Вот здесь. — сказала она, простирая руку в длинном рукаве. — Третья дверь слева.
— Замок?
— Отключён. — неискренне улыбнулась Малкина. — Нам совершенно нечего скрывать от полиции, господин инспектор.
Это мы ещё посмотрим, подумал я. Пока что Малкина недоговаривала слишком много.
Дверь кабинета послушно отъехала в сторону.
Фрида Юкари Сэкигахара лежала в кресле за широким рабочим столом, отделанным под чёрное дерево, запрокинув голову назад. Если это можно было так назвать: вместо горла у неё зияла широкая рваная рана, точь-в-точь, как у Хироко Вишневецкой. Мрачное зрелище отражалось в зеркальной поверхности стола. Окно позади кресла было распахнуто настежь, и прохладный утренний ветер шевелил длинные синие волосы покойной.
— Вы ничего не трогали? — не оборачиваясь, спросил я у Малкиной.
— Нет, конечно же. — ответила она. Её голос стал неестественно сухим. — Ни я, ни мои подчинённые.
— Окно уже было открыто?
— Да, — ответила Малкина. — Это показалось мне странным ещё снаружи, но я даже не знала… — она отвела глаза от лежащей в кресле Сэкигахары и моргнула. Я кивнул.
— Благодарю вас, госпожа Малкина. — сказал я. — Оставьте нас, пожалуйста.
— Разумеется. — произнесла она, сделав шаг к двери. — Я буду внизу, если вам что-то понадобится, господин инспектор.
Дверь открылась, и Малкина исчезла. Похоже, ей не хотелось долго находиться в одной комнате с покойной.
В этом случае я мог её понять.
— Внизу?.. — задумчиво протянула Фудзисаки и обернулась ко мне: — Такое большое начальство, и не в своём кабинете?
— Да, ты права. — согласился я. — Она очень много недоговаривает… — я оглянулся, глянув на труп Сэкигахары, и содрогнулся от вида растёрзанной шеи. — Но сначала перейдем к делу.
— Имеешь ввиду, наш ли это клиент? — спросила Жюстина.
Я кивнул, отступил на шаг и задрал голову, обводя взглядом потолок кабинета. Белый потолок, зеленые обои на стенах, отделка под дерево вокруг… и крошечный прозрачный пузырь камеры, угнездившийся под дверью.
Камера была неподвижна. Огонёк в её прозрачном нутре, рядом с объективом, не горел. Я вскинул Линзу, направив её на камеру, и был вознаграждён белым шумом помех в возникшем из воздуха окне.
— Да. — сухо сказал я. — Это наш клиент.
Ситуация была аховой. То, что по городу расхаживает неуловимый убийца, который зарезал диспетчера прямо на рабочем месте и бесследно исчез — уже плохо. То, что после диспетчера этот убийца переключился на более высокопоставленных персон — в стократ хуже. У нас и так было два дня, чтобы завершить это расследование, а мы даже не могли напасть на след убийцы; теперь, когда дело приобрело политический оттенок, гнать нас будут ещё больше.
Но дело с каждой секундой становилось всё более непонятным, подумал я. Например, почему убийца сначала убивает Вишневецкую — а потом Сэкигахару, казначея Конституционной партии? Особенно, если этот убийца — действительно ветеран, нанятый КП?
Что-то здесь не сходилось.
Фудзисаки, вытащив Линзу, делала снимки трупа, склонившись над креслом. Я подобрался поближе. Холодный ветер из окна подул мне в лицо, шевеля занавесками и волосами Сэкигахары. Это было мрачноватое зрелище, и я снова содрогнулся.
Ковёр вокруг кресла потемнел, заляпанный кровью. Несколько капель украсили стеклянную поверхность стола. Жакет и рубашка Сэкигахары тоже были в крови. Всё в точности повторяло сцену убийства Вишневецкой.
В точности?
Я протянул руку и коснулся стола. Стол гневно запищал и затребовал образец ДНК.
— Однако. — пробормотал я.
— Что там? — спросила Жюстина, оборачиваясь.
— Стол. — сказал я. — Помнишь, Вишневецкую тоже убили на рабочем месте?
— Помню. — сказала Фудзисаки. — Думаешь, это важно?
— Важно. — ответил я. — Следы борьбы есть?
Фудзисаки помотала головой. Я нахмурился. Modus operandi у преступников редко различается, особенно — у убийц, но чтобы настолько?
— Надо бы посмотреть, что в этом столе. — пробормотал я и уже поднял Линзу, когда Фудзисаки придержала меня за запястье.
— Постой. — сказала она. — У меня есть идея получше.
Я кивнул и отступил на шаг, глядя, как Жюстина, натянув перчатки, обошла кресло и обеими руками взяла ладонь Сэкигахары. Прикоснулась пальцами трупа — аккуратными, без следов борьбы, с ровными длинными ногтями — к стеклянной поверхности.
Стол под пальцами загорелся жёлтым. Послышалось жужжание пробника, и цвет сменился зеленым. Фудзисаки бережно уложила руку трупа обратно и триумфально посмотрела на меня.
— Спасибо. — поблагодарил я и подступил поближе; на столе уже проступила волюметрическая клавиатура, а за ней — соткался в воздухе экран загрузки.
Я недоуменно уставился на девственно чистый рабочий стол. Протянул руку, открывая файловый менеджер.
— Вот это поворот. — пробормотала у меня за плечом Фудзисаки. Я был склонен с ней согласиться: кроме системных файлов и нескольких приложений, в системе ничего не было.
Ничего не понимая, я открыл текстовый редактор. Графический. Волюметрический. Везде меня поприветствовало безымянное пустое поле. Ранее сохраненных файлов не было.
— Как будто бы всё стерли. — сказал я. — Или систему переустановили.
— Тогда всё равно подчищать бы пришлось… — проговорила Фудзисаки. — Кроме того, она же здесь работала сидела.
— Так Малкина говорит. — заметил я. — Сама подумай: казначей партии сидит сама, всю ночь, без своих подчинённых…
— Странно. — кивнула Фудзисаки. — Но она и могла стереть файлы, разве нет?
— Могла. — кивнул я. — Но зачем?
Фудзисаки пожала плечами.
Я отошёл от стола и подошёл к открытому окну. Высунулся наружу. Из окна открывался вид на площадь — спина статуи Клериссо-Регулировщицы внизу, полукруг зданий напротив, синяя буква «М» над входом в метро. И камеры. Много, много камер наблюдения.
— Зачем ему было открывать окно?.. — пробормотал я. И кинулся обратно в комнату.
Ковёр был уже порядком истоптан. Никаких следов — особенно учитывая, что, помимо убийцы, тут уже побывало множество людей — я бы не нашёл при всём желании. Но убийца должен был куда-то уйти.
А сначала — откуда-то придти.
— Штайнер? — окликнула меня Фудзисаки, всё ещё стоявшая за включённым столом. — Что?
— Подвал. — только и сказал я. — Технические помещения. Подземные коммуникации!
— Ну да, не в дверь же он стучался… — пробормотала Жюстина, но я уже не слушал её.
Вместо этого я взял Линзу и вызвал список ближайших офицеров.
— Гейдрих? — спросил я, как только вызов приняли. — Мне нужна ваша помощь.
Подвал Дворца собраний был лишен богатого внутреннего убранства. Любое, даже самое непритязательное, здание требует бесперебойной работы систем жизнеобеспечения; во Дворце собраний им был отведён обширный подвальный этаж.
Гейдрих лично вызвалась сопровождать нас, отрядив себе в помощь ещё одного патрульного, сержанта Мурасаки: вдвоём они спустились в подвал, где при их появлении резко вспыхнул свет. Следом за ними спустились мы с Фудзисаки.
В воздухе витала пыль, скопившаяся на полу и стенах коридора; серые бетонные стены с потускневшими поручнями для невесомости и канавками для проводов. Под потолком, вглубь подвала, бежала световая полоса.
— Дальше? — спросила Гейдрих, обернувшись ко мне. Линза у неё на груди высвечивала планировочную схему подвала.
— Одну секунду. — попросил я и присел на корточки. Слой пыли, лежавший на полу, не был равномерным: в углах её скопилось больше, а часть оставшегося разогнали мы своими шагами. Но кое-что здесь можно было различить.
Я поднёс Линзу к одному из едва заметных следов. След очертился оранжевым: отпечаток ноги, но без каких-либо отличительных деталей.
— Зато теперь мы знаем размер его обуви. — пробормотала Фудзисаки. Я не ответил, продолжив изучать пол; вот следы Гейдрих и Мурасаки — наследили, блин, подумал я, а вот… Линза едва слышно пискнула, и на полу проступил оранжевый отпечаток ещё одного следа — такого же, как предыдущий.
Вплоть до того, что он был направлен к лестнице.
Я выпрямился и обвёл Линзой коридор. Патрульные прижались к стенам, подняв небольшие вихри пыли, но они не помешали мне отметить ещё две пары следов — одна была почти неразличимой.
И все они вели к лестнице.
— Дальше. — скомандовал я. Гейдрих кивнула и пошла вперед; я прибавил шаг, чтобы поспевать за ней и Мурасаки. Отпечатки следов, оставленные Линзой, продолжали гореть у нас за спиной.
В нескольких местах коридор разветвлялся — где-то здесь были водопроводы, канализационные коллекторы, трансформаторы, автономные системы терморегулирования и очистки атмосферы. Такой комплект можно было обнаружить в подвалах любого здания: строительные нормы МинСЖО очень и очень суровы.
След то и дело петлял, возвращался назад — вглубь коридора, был частичным, но мы успели: след был свежим. А убийца, видимо, не особо стремился его заметать.
Возможно потому, что чувствовал себя в безопасности.
— Здесь. — подала голос Гейдрих, и я поднял глаза от пола; здесь коридор расширялся в небольшой предбанник и упирался в стену, в которой был проделан герметический люк — такой же, как в диспетчерской Портовой Администрации, но выцветший и поблекший, белый на фоне серых бетонных стен. По периметру комингса люк был обведён красным. Сбоку из стены выглядывал рычаг аварийного отстрела.
За этим люком начинались подземные ходы Титана-Орбитального — канализации, технические коммуникации, коридоры, шедшие к коллекторам, электроподстанциям, подвалам и хранилищам. Некоторые выходили в туннели и подсобные помещения метро — да и здесь, если прислушаться, можно было услышать отдалённый гул поездов. С подземными коммуникациями города я был знаком не понаслышке: за те десять лет, что я проработал в уголовном розыске, полазить по ним мне довелось предостаточно.
Я подошёл к люку и направил на него Линзу; навстречу вылетело окно диспетчера задач. Я пролистал список.
Люк открывался и закрывался: это убийца тоже не посчитал нужным вымарывать. Время указывалось без двадцати шесть; Малкина утверждала, что тело Сэкигахары обнаружили около шести часов. Двадцать минут на то, чтобы пройти через подвал, подняться по лестницам на пятый этаж, войти в кабинет Сэкигахары и перерезать ей горло так, что жертва даже не успела этого понять — иначе неминуемы были бы следы борьбы…
И исчезнуть.
— Ничего не понимаю. — сказала Фудзисаки, подойдя поближе. — Он что, вышел через окно?
— Возможно. — сказал я и развернулся, взметнув плащом вихрь пыли. Отыскал под потолком две камеры и наставил Линзу сначала на одну, затем на другую.
Ничего. Я отмотал запись на 5:40; камеры демонстрировали предбанник в полумраке тусклого аварийного освещения. Люк в стене оставался неподвижным.
А значит, запись лгала. А значит — учитывая, как убийца сумел одурачить камеры наблюдения в Порту — с такой же вероятностью лгали и все остальные камеры во Дворце.
Если не одно «но». Шлюз в диспетчерской Администрации, которым убийца воспользовался как минимум однажды, точно так же сообщал, что последний раз им пользовались при плановом техосмотре. А значит, точно так же мог лгать и этот люк.
— Возвращаемся. — бросил я и быстро зашагал обратно, держа Линзу наготове. Фудзисаки поспешила следом за мной.
Следы, только что помеченные Линзой, выныривали нам навстречу, пара за парой… но вместе с ними проступали и новые. Шедшие обратно.
След вовсе не петлял, как мне показалось; просто не все следы, шедшие обратно к люку, были одинаково различимы.
Я остановился у выхода из подвала. Позади меня горели оранжевым две пары следов — первая и последняя. Всё тех же следов.
А значит, либо диспетчер задач люка лжёт, либо убийца намеренно сбивал нас с толку.
— Господин инспектор!
Я обернулся, едва успев переступить порог парадного зала: к нам, окружённая своей свитой, приближалась Малкина. Длинные рукава её платья развевались, как вымпелы.
— Госпожа Малкина. — сказал я. Секретарь Конституционной партии поравнялась со мной и требовательно уставилась на меня. Но на этот раз её лицо выглядело почти добродушным.
— У вас есть успехи, господин инспектор? — поинтересовалась она. — Вы что-нибудь обнаружили?
— Возможно. — уклончиво ответил я. — Но эти результаты необходимо проверить.
— Могу ли я просить вас, — начала Малкина, — проверить их как можно быстрее? Время не терпит, господин инспектор. Мы все в опасности.
С этим я, в кои-то веки, был с ней согласен.
— Для этого, — в свою очередь ответил я, — мне потребуется задать вам несколько вопросов. Вам и, возможно, некоторым вашим подчинённым.
— Всё, что вам требуется узнать у моих подчинённых, вы можете узнать у меня. — безаппеляционно заявила Малкина и скрестила руки на груди. — Ну что ж. — потребовала она. — Спрашивайте!
— Хорошо. — кивнул я и встряхнул рукавом, вытаскивая Линзу. — Госпожа Малкина, почему вы лжёте?
— Что это означает, господин инспектор? — возмущённо воскликнула Малкина. Её подчинённые всполошились; кто-то шагнул вперёд, но секретарь простёрла руку: — Назад! Господин инспектор, объяснитесь!
— Вы утверждаете, что сразу же вызвали полицию, как только обнаружили тело госпожи Сэкигахары. — спокойно ответил я. — Но инспектор Гейдрих, — я кивком указал на стоявшую чуть позади командира патрульных, — утверждает, что получила вызов только в семь часов. Это легко проверить. И, госпожа Малкина, следующее движение ваших подчинённых будет рассматриваться, как сопротивление полиции.
— Я… Я поняла, о чём вы говорите. — запнувшись, проговорила Малкина. — Да, действительно, я допустила… некоторую неточность, господин инспектор. Я действительно вызвала полицию не сразу после того, как обнаружила Фриду, а… по истечении некоторого времени. Мне необходимо было провести некоторые консультации.
— Консультации с кем? — тут же спросил я. Малкина невинно развела руками:
— С другими высокопоставленными членами нашей партии, разумеется. Мы — коллегиальный орган, господин инспектор. Я была обязана — как минимум — поставить остальных руководителей партии в известность.
— Для того, чтобы вызвать полицию? — недоуменно поднял бровь я. Малкина уставилась на меня, как на идиота.
— Для того, чтобы сообщить об убийстве казначея партии. — сказала она. — Как, по вашему мнению, должно было партийное руководство знать об этом, господин инспектор?
Да, вынужден был признать я, это было логичным поступком. Но настолько срочным, что Малкина стала консультироваться до того, как вызвала полицию?..
Вполне возможно. Конституционная партия может и не доверять полиции, особенно — Национальной полиции, как органу исполнительной власти. Иначе не было бы всех тех депутатских запросов, которыми они донимали Мэгурэ.
Но почему-то Малкина обратилась именно к нам. Не к городовым — иначе начальница райотдела не примчалась бы выяснять, кто посмел вмешаться в её юрисдикцию на этот раз.
Странно. Очень странно.
— Скажите, госпожа Малкина, — спросил я, — вы считаете, что убийство госпожи Сэкигахары было политическим, так?
— Именно так, господин инспектор. — кивнула Малкина.
— Тогда почему ваши недоброжелатели — кем бы они ни были — выбрали своей жертвой казначея партии? А не, к примеру, вас?
— О, господин инспектор, — вздохнула Малкина, — я не знаю. Я действительно не знаю. Но я могу только подозревать, что Фрида могла послужить… предупреждением нам: в конце концов, если они смогли добраться до нашей казначея, то чего им стоит точно так же убить, например, меня?
— «Они»? — переспросил я. — Кто мог бы желать вашей смерти, госпожа Малкина?
— У Конституционной партии множество недоброжелателей, господин инспектор. — назидательно проговорила Малкина. — Неужели вы совсем не интересуетесь политикой?
— Мы не интересуемся политикой, госпожа Малкина. — уклончиво ответил я. — Мы её проводим. Так кто ваши подозреваемые?
— Кто угодно! — воскликнула она. — Эти лицемеры из Либеральной партии, в первую очередь, конечно же! И радикалов из числа центристов… вы можете мне поверить, сколько сброда они собрали под свои знамёна… — Малкина поморщилась и с жаром заговорила: — Мы, Конституционная партия, всегда и последовательно заявляли о нашей верности тем принципам, что были заложены основательницами Гегемонии в нашей Конституции, господин инспектор. Разве допустимо, чтобы мы подвергались за это преследованиям?!
— Разумеется, нет. — дипломатично пресёк её тираду я. — Вы совершенно свободны следовать тем принципам, которым посчитаете нужным, госпожа Малкина. Это не воспрещается.
— Но что нам делать? — вновь вопросила Малкина. — Фрида Сэкигахара была моей хорошей подругой, господин инспектор. Теперь она мертва. Завтра на её месте могу оказаться я!
— Обратитесь с соответствующей просьбой в органы правопорядка. — ответил я. — Я уверен, вам обеспечат защиту. А если же у вас есть конкретные имена подозреваемых, госпожа Малкина, то я попросил бы назвать их сейчас. Это может оказаться важным.
Малкина смотрела на меня молча. Её ноздри всё ещё раздувались в праведном гневе, глаза метали молнии. Очевидно, идея обращаться за помощью к Национальной полиции не вызывала у неё бурного восторга.
— Я… сообщу вам. — наконец проговорила она. — Если мне станет что-либо известно.
— Покорно благодарю вас за сотрудничество, госпожа Малкина. — сказал я и отвесил короткий поклон; Малкина слегка наклонила голову. — И ещё одно. Вы знаете, что происходило сегодня утром в подвалах Дворца, госпожа Малкина?
— Нет, разумеется. — удивлённо ответила Малкина. — Подвал не является нашей собственностью… в отличие от остального Дворца.
— То есть, вы не знаете, кто оставил там свежие следы? — спросил я. Наградой мне стало ошеломлённое выражение, промелькнувшее на лице Малкиной. — Очень жаль. И вот ещё что… вполне вероятно, что камеры вашей службы безопасности могли быть взломаны. — я развёл руками и вновь поклонился. — Хорошего вам дня, госпожа Малкина.
— И вам… господин инспектор. — проронила Малкина и развернулась на каблуках, взмахнув рукавами. Её свита устремилась следом.
У лестницы Малкина остановилась и обернулась ко мне. Я ждал оклика, но секретарь Конституционной Партии в Титане-Орбитальном лишь наградила меня пристальным взглядом — со смесью презрения и подозрения.
Замечательно, подумал я, и обернулся к подошедшей Фудзисаки. Следом за ней приблизилась и Гейдрих.
— Должна вам сказать, инспектор, — сказала она, поравнявшись с Фудзисаки, — это было весьма опрометчиво с вашей стороны.
— Возможно. — снова проронил я, глядя сбежавшей Малкиной вслед. — Но она что-то скрывает. Что-то очень важное…
— Что именно? — нетерпеливо спросила Жюстина. Я пожал плечами:
— Потом скажу точнее. — я отвернулся. — Идём.
— Штайнер, куда ты собрался?
— Просить помощи. — не оборачиваясь, сказал я.
Отыскать Лефевр и Казанцеву-Мунэмори оказалось несложно; городовые стояли у одной из колонн с потерянным видом, словно недоумевая, куда они попали и что происходит. Их эмоции можно было понять: в кои-то веки никто не спрашивал их разрешения.
— Инспектор, — обернулась ко мне Лефевр, когда мы подошли ближе. — Вы закончили?
— Не совсем. — сказал я. — Госпожа суперинтендант, мне нужна ваша помощь.
Лефевр и Казанцева-Мунэмори удивлённо уставились на меня. За моей спиной Фудзисаки с шумом втянула в себя воздух.
Всех их можно было понять. Формально, я только что допустил грубейшее нарушение субординации: Национальная полиция или нет, но инспектор, просящий помощи у начальницы райотдела — это нечто из ряда вон выходящее.
Но времени на то, чтобы проходить по всем инстанциям, у меня не было. Не говоря уже о том, что без конкретных результатов я предпочёл бы не ставить Мэгурэ в известность.
— И, — протянула наконец Лефевр, — чем мы можем быть полезны, господин инспектор?
— Нам нужен доступ к камерам наблюдения на площади — ответил я. — И, боюсь, он нужен нам сейчас. Я, конечно, мог бы пойти и сделать себе доступ через вашу голову… но у меня нет на это времени. У нас нет на это времени, госпожа суперинтендант.
Лефевр молчала, пристально глядя на меня. Я чуть склонил голову. Пожалуйста, госпожа суперинтендант. Я даже упомяну вас в рапорте.
Потом. Может быть.
— Допустим. — наконец протянула Лефевр. — Вы получите доступ. Зачем?
— У нас есть основания полагать, что преступник скрылся с места преступления. — сказал я. — Мы хотим знать, как.
— И для этого вам нужны записи с камер на площади?
— Боюсь, что да. — снова ответил я.
Лефевр вздохнула и глянула на Казанцеву-Мунэмори. Заместительница только пожала плечами. Суперинтендант кивнула и замолчала, глядя в сторону от меня.
— Хорошо. — сказала она несколько мгновений спустя, снова обернувшись к нам. — Я распорядилась, чтобы вам дали доступ, инспектор. Надеюсь, это того стоит.
— Нижайше благодарю вас. — ответил я и поклонился. Линза пискнула, и перед моими глазами появилось сообщение о новых обнаруженных устройствах. Устройств было под полсотни. — И вновь благодарю вас, госпожа суперинтендант. Старший инспектор.
Лефевр слегка склонила голову в ответ; Казанцева-Мунэмори и вовсе едва заметно кивнула мне. Наши взгляды встретились, и на губах заместительницы промелькнула улыбка.
Я позволил себе улыбнуться в ответ. Что ж, пусть будет так: приятно, когда тебе оказывает внимание привлекательная женщина — а Казанцева-Мунэмори была весьма привлекательной, хоть и строгой на вид. Даже если эта женщина носила синий мундир городской полиции.
— Что делать с телом? — нарушила мои раздумья Гейдрих. Мы расстались с городовыми, оставив их взирать на происходящее в ожидании неизвестно чего.
— Жюст? — спросил я, обернувшись к хмурой Фудзисаки. — Мы ничего не забыли?
— А? — зло переспросила Фудзисаки. — Нет! Снимки есть, следы есть… — она, насупившись, умолкла. Видимо, наш с Казанцевой-Мунэмори обмен улыбками не пришёлся ей по душе.
— Тогда передайте криминалистам, что они могут работать. — сообщил я Гейдрих. — И они могут забрать тело.
— Я сообщу. — ответила командир патрульных. — Что-нибудь ещё, инспектор?
— Если уж вы спрашиваете, то да. — произнёс я. — Вы не знаете, случаем, где здесь поблизости можно перекусить?..
Раменная на углу Альбрехтштрассе, куда нас отправила Гейдрих, оказалась действительно хорошей.
Мы с Фудзисаки сидели у стойки и завтракали: у меня с утра рисового зёрнышка во рту не было, а рамен здесь готовили действительно свыше всяких похвал. Тёмный, золотистый бульон с тонкой волнистой лапшой и говядиной, острый и чуть сладкий на вкус: если это был не лучший рамен в Титане-Орбитальном, то я готов был прозакладывать своё месячное жалование.
Фудзисаки деловито орудовала вилкой, другой рукой держа миску; я же предпочёл неторопливо растягивать удовольствие, аккуратно наматывая лапшу на вилку. Рядом с нами на стойке стояла хлебница, и я смело вооружился ещё и куском хлеба, время от времени обмакивая его в бульон.
Позади нас раздался шум приближавшегося трамвая: два серебристых вагона, выставившие над головой веера пантографов. Я обернулся, чтобы проследить за ним: трамвай проехал мимо нас, сбавляя скорость. Мелькнул номер маршрута на лобовом стекле — Т5, шедший из Сенкё, на другой стороне орбиталища; вагоновожатая в фуражке, восседающая в кабине, будто на троне. Одну руку она грациозно возложила на переключатель мёртвой руки.
Фуражка напомнила мне о Вишневецкой. Это непрактичный головной убор, в отличие от берета: фуражка норовит свалиться с головы на бегу, и её никак не удержишь на месте в невесомости. Их не носят ни военные, ни мы, полицейские — только представительницы сугубо мирных профессий. Вагоновожатые, например. Или диспетчеры.
Трамвай остановился на перекрёстке. В салоне толпились люди: в девять утра город всё ещё съезжается на работу, а значит — сюда, в центр города.
Я перевёл взгляд на миску и вновь принялся за еду. Девять утра.
Самое время было работать.
— Итак, — сказала Фудзисаки, отставив миску. Я покосился на неё; остатки рамена она разве что не вылизала. — Какая теперь наша рабочая гипотеза?
— Ну, — протянул я, садясь вполоборота. Миску я всё ещё держал в одной руке, вилку — в другой. — Начнём с того, что Малкина лжёт. И, похоже, не только о времени.
— Имеешь ввиду, и о времени тоже? — уточнила Фудзисаки. Я пожал плечами:
— И о времени тоже. Кроме того, ты видела её лицо? Она знала, что в подвале кто-то наследил. И что на камерах Дворца убийца будет отсутствовать, она тоже знала.
— Скорее уж ей не понравилось, что её допрашивает мужчина. — фыркнула Жюстина. — Пусть и инспектор. Да ещё и обвиняет во лжи перед её подчинёнными. Тебе не приходило в голову предоставить расспросы мне, например?
— Старшинство. — напомнил я. — Представь себе, насколько бы Малкина потеряла лицо, если бы её допрашивала младший инспектор. Пусть и женщина.
— Будто мне есть дело до её лица… — пробурчала Фудзисаки. — Так что с твоей гипотезой?
— Элементарно. — произнёс я. — Малкина пропустила убийцу во Дворец и обеспечила ему прикрытие со стороны службы безопасности, чтобы убрать Сэкигахару. Вопрос только, зачем, но… — я многозначительно помахал в воздухе вилкой, — Сэкигахара — казначей, а значит — через неё проходили деньги. Большие деньги. Скажем… Малкина с её помощью присвоила партийные средства, а затем убрала её? Затёрла следы?
— Допустим. — Фудзисаки сложила руки на груди. — Но причём тут Вишневецкая?
— Ладно, наоборот. — сказал я. — КП, — или, скорее всего, лично Малкина, — проворачивала какую-то контрабандную сделку. Они заручились помощью Адатигавы — чтоб у политиков, и не было связей с мафией? — чтобы нанять через неё Вишневецкую и иметь свою диспетчера в Порту. Затем Малкина находит где-то нашего ветерана и нанимает его, чтобы он убил Вишневецкую. Что ей остается? Деньги. Кто знает о деньгах? Сэкигахара. Возможно, сделка финансировалась из партийного бюджета, или что-то в этом роде. Поэтому Малкина организовывает её убийство, и теперь пытается выдать его за политическое. На всякий случай. Как тебе такое?
— Вчера ты говорил что-то про скандал. — протянула Фудзисаки.
— Ну, вчера мы не знали про Сэкигахару. — пожал плечами я. — Да и можно сказать, что Малкина сбила два корабля одним выстрелом: и скандал перед высочайшим визитом организовала, и свои тылы прикрыла. И впутала в это нас — вернее, правительство через нас, мы же государевы люди…
— Занятно. — подытожила Фудзисаки. — Ты собираешься всё это повторить Мэгурэ?
Я обернулся. Перед трамваем на перекрёстке загорелся зелёный, и он двинулся вперед, к платформе на той стороне площади.
— Скажем так, — пробормотал я, — не до тех пор, пока мы найдем что-то более существенное.
— А мы найдем? — спросила Жюстина.
— Сложный вопрос. — я поставил миску и соскочил с табурета у стойки. Подумал и постучал по стойке, чтобы оставить хозяйке на чай. — Пошли.
Мы вышли обратно на площадь. Из выходов метро, располагавшегося под площадью, выходили люди; многие оборачивались на столпотворение у Дворца собраний. Я пригляделся; у стены Дворца, вдоль Логиновой, стоял ещё один полицейский омнибус, а оцепление за спиной у Клериссо-Регулировщицы стало сплошным. И, похоже, кто-то раздал патрульным бронежилеты, шлемы и щиты.
Когда-то мне тоже пришлось побывать в бронежилете. Это было в тот же день, когда я познакомился с Адатигавой. Бронежилет тогда пришлось снять.
Нам обоим он только помешал бы.
— Кстати, — словно прочитав мои мысли, поинтересовалась Фудзисаки. — Так что тебе вчера сказала Адатигава?
— Сказала, что она не убивала Вишневецкую. — ответил я. — И что свои контрабандные дела они крутят в Минбане, как и раньше. Но она точно знала о Вишневецкой.
— Но не подтвердила? — прищурилась Фудзисаки.
— Ну конечно. — фыркнул я. — Ты ещё скажи, явку с повинной написала.
Жюстина мрачно хмыкнула. Я обернулся и посмотрел вверх.
Два дома с этой стороны Площади Гегемонии — десятиэтажные, по возрасту никак не моложе Дворца напротив. На одной из мощных колонн, подпиравших фасад, красовалась табличка — «Памятник архитектуры; охраняется законом». В табели о рангах исторической застройки Титана-Орбитального этот — наивысший: памятники архитектуры неприкосновенны даже для ЗакСа.
И это был жилой дом. Мне даже стало интересно, сколько в таком стоит квартира.
Лефевр, благослови её боги, вручила мне доступ ко всем камерам на площади. Проблема была в том, что только на этой стороне площади их было двадцать две. Я прошагал вдоль фасада дома. Взгляд статуи Клериссо напротив упирался прямо в меня. За ней высилась барочная громада Дворца. Одно-единственное распахнутое окно на его фасаде было почти неразличимо отсюда.
— Ничего не видно. — вслух сказал я и махнул Жюстине. — Пошли дальше.
— Так а что мы ищем? — спросила вслед Фудзисаки, спеша за мной.
— Камеру. — ответил я, не оборачиваясь. — С хорошим обзором.
— Хм-м-м. — протянула она. Я подождал, пока загорится «зебра» перехода на улице Сен-Шамон, и перешёл на другую половину тротуара. Фудзисаки поспешила за мной.
Мимо, гудя моторами, проехал троллейбус. Я задрал голову; контактная сеть тонкой паутиной пересекала небо над площадью. Ещё одна из причин, по которой нельзя просто взять и посадить люфтмобиль там, где захочешь… даже если ты — полицейский.
— Штайнер? — окликнула меня Фудзисаки. Я вздрогнул и огляделся; в задумчивости я дошёл почти до подземного перехода. Над головой у меня тусклым синим светом горела буква «М» — вход в метро. — Ты долго будешь её искать?
— А что? — обернувшись, спросил я. Вместо ответа Фудзисаки ткнула пальцем вверх, на фасад дома, у подножия которого мы стояли.
— Вот. — сказала она. — Камера.
Я проследил за её рукой. Камера, о которой говорила Фудзисаки, угнездилась на уровне примерно седьмого этажа, едва различимая отсюда, на узорчатой капители одной из колонн. Я вытащил из рукава Линзу; семь камер высветились как «ближайшие». Две из них, как я быстро убедился, располагались вообще на соседних домах, и мне пришлось немного попотеть, пока я не нашёл нужную.
Я снова обернулся. Да, действительно: мне, может, и мешали подземный переход, статуя Клериссо и полицейское оцепление, но камере площадь была видна, как на ладони. Мне открывался вид и на парковку перед статуей Клериссо, и на оцепление, и на фасад Дворца собраний. Посредине, над входом, фасад венчала башенка с барочным шпилем; прямо под ней, приблизив камеру, я без труда отыскал распахнутое окно кабинета Сэкигахары.
Я убрал вид с камеры.
— Жюст, — сказал я, — спасибо.
— Всегда пожалуйста, Штайнер. — хмыкнула она. — О чём ты так задумался?
— О вечном. — отмахнулся я. — Когда, ты говоришь, Малкиной доложили про Сэкигахару?
— Примерно в… шесть часов? — глумливо передразнила Жюстина.
— Точно. — кивнул я, сбрасывая запись с камеры на Линзу. — Вот и посмотрим, что именно было в шесть часов…
— А если ничего не было? — спросила Фудзисаки, сложив руки на груди.
Я тяжело вздохнул и посмотрел на неё.
— Тогда мы в заднице. — сообщил я.
Мы прошли через подземный переход, протолкавшись через выходивших из метро пассажиров, и вышли на другой стороне площади. Вокруг Дворца выстроились патрульные, оперевшись на прозрачные щиты и спешно натянув шлемы с откинутыми забралами. Несколько сине-белых люфтмобилей стояли прямо на тротуаре; в одном из них, свесив ноги из салона, кто-то увлеченно поедал эклеры.
— С какой радости их столько нагнали? — глядя на оцепление, вслух спросила Жюстина. — Можно подумать, там не труп, а теннисный матч за титул чемпиона…
Я только хмыкнул. Сравнение было хорошее: теннис — национальный сатурнианский спорт, и теннисные фанаты прямо-таки обожествляют своих кумиров. Как правило, при этом они ещё и скоры на расправу, а в качестве аргумента предпочитают что-нибудь колюще-режущее. Ну или, хотя бы, увесистое.
Теннисные матчи и их последствия были для нас отдельной головной болью.
Но Фудзисаки была права. С тех пор, как мы распрощались с Гейдрих, количество патрульных, похоже, утроилось. Ни одно место преступления не требует такого количества охраны; а если Малкина и попросила защиты у полиции (на что имела полное право), то выстраивать ради неё целое оцепление?
Я мог бы понять, если бы под Дворцом собиралась разгневанная толпа — это могло бы оправдать щиты, шлемы и (я прищурился) гранатомёты у патрульных. Но толпы не было, да и не было причин гневаться: Конституционная партия ещё ничего не сделала.
Что-то было не так. Зачем здесь столько патрульных?
На стоянке, забравшись в «Муракумо», я затенил лобовое стекло до полной непроницаемости, чтобы затем вывести на него сохраненную запись с камер. Фудзисаки села рядом, захлопнув за собой дверь. Я отмотал запись на нужное место и включил её.
Запись демонстрировала фасад Дворца собраний, освещённый слабым светом люминёра, и открытое окно на пятом этаже. Странно было, что его никто не заметил с улицы — но в такую рань здесь было мало прохожих.
— Шесть часов. — сказала Фудзисаки. — Чуть раньше.
Я перемотал запись на 5:40. Изображение слегка изменилось; мне пришлось остановить запись и поискать, но я нашёл нужное окно. Оно было закрыто. Шторы были плотно задёрнуты. На всякий случай, я отмотал назад, поминутно: окно оставалось закрытым и в 5:30.
— Отмотай на 5:45. - сказала Фудзисаки, подобравшись в кресле. Я начал перемотку. — Стой. — я послушно остановился. — Включи.
Я включил запись. Примерно минуту ничего не происходило; в утренних потёмках, за задёрнутыми шторами, камера не могла различить ничего, происходившего внутри, в кабинете.
А затем — 5:50:15, показывала отметка в углу записи — окно вдруг распахнулось. Кто-то раздвинул шторы; наружу белыми крыльями рванулись занавески.
— Стой. — скомандовала Фудзисаки, и я остановил запись. — Увеличь. Видишь?
Я приблизил изображение, тут же расплывшееся отдельными пикселями, и пригляделся. В окне что-то было. Вернее, тут же поправился я, кто-то был.
— Отпусти. — я убрал увеличение, и запись включилась снова. Окно опустело: кто-то, только что находившийся в нём, забрался наверх, карабкаясь по фасаду на крышу. На наших с Фудзисаки глазах он ловко забрался на крышу, обогнул башенку со шпилем, выбрался на конёк и быстрым шагом ушёл из поля зрения камеры.
Запись показывала 6:00.
— Какая наглость. — пробормотала Фудзисаки.
— Действительно. — задумчиво протянул я. — То есть, камеры в Порту и диспетчерской он отключает и подделывает, а тут — преспокойно красуется перед всеми камерами на площади…
— Возможно, он спешил. — сказала Жюстина. — Не знаю, почему… Мотай назад.
— Без тебя знаю. — пробормотал я, перематывая запись назад, поминутно. Убийца повторил свое восхождение в обратном порядке — вокруг башенки, вниз по фасаду, к окну, на подоконник… 5:50. Я отпустил перемотку.
Убийца стоял в окне в полный рост; трепещущие занавески застыли вокруг него. Я сразу же узнал странный бронескафандр, который был на нём вчера — бронекостюм можно было надеть поверх любой другой одежды, но он и внутри орбиталища настаивал на скафандре. Лицо закрывал всё тот же шлем с непрозрачным забралом. И, что самое главное, на поясе убийцы висел всё тот же меч в ножнах.
— Вышел. — пробормотала Фудзисаки. — Не вошёл. Значит, он всё-таки был в подвале.
— И засветился перед камерами. — заметил я. — Оригинально. И, главное, куда он исчез?
— Понятия не имею. — сказала Фудзисаки. — Позади дворца, вроде, переулок… между Альбрехтштрассе и Логиновой. Дальше жилые дома… погоди. — она сощурилась. — Чтобы войти, он воспользовался подземными ходами. А вышел через окно да по крышам?
— Что ты имеешь ввиду? — спросил я. Но, похоже, я уже начал догадываться, что именно.
— Что где-то там, — Фудзисаки махнула рукой, стукнувшись костяшками пальцев об стекло дверей, — вход в подземелья. В канализацию, скорее всего, с улицы-то… Туда он и направился. А куда ещё?
— Учитывая, что его только что видели камеры на площади… — протянул я. — Хотя нет, он слишком приметный — а бронескафандр где-то надо снять. Жюст, зачем убийце бронескафандр?
— Ну, он же не только бронированный. — пожала плечами Фудзисаки. — В комплекте могут идти геккоперчатки, как раз по стенам карабкаться… кроме того, это какой-то странный бронескафандр. — она движением пальцев приблизила изображение. — Вот: плечевой пояс даже с наплечниками слишком узкий. Там должны быть приводы… ну, ты сам знаешь. — я кивнул. — А здесь нет. Может это и не бронескафандр вовсе, или без экзоскелета…
— Ходить по орбиталищу в скафандре… — пробормотал я.
— Или где-то от него избавляться. — напомнила Жюстина и щёлкнула пальцами. — Пойдём.
— Куда? — опешил я.
— В переулок. — кивком указала она. — Проверим мою гипотезу.
Улица Логиновой уходила вглубь Меако, теряясь среди высаженных вдоль тротуара деревьев: улицы здесь были узкие, движение — одностороннее, и никакой контактной сети. Исключением был только отрезок возле Дворца Собраний: там, в переулке между Альбрехтштрассе и Логиновой, разворачивались и отстаивались троллейбусы. Один из них стоял в дальнем конце переулка, когда мы завернули за угол Дворца: прямоугольная морда с шестью глазами фар и горящая цифра «54» на лобовом стекле. Сейчас, в самый пик, он, скорее всего, сразу уедет обратно по маршруту.
— Провода. — задумчиво пробормотала Фудзисаки, глядя вверх. — Точно, слез с крыши.
— Геккоперчатки, говоришь? — переспросил я, разглядывая нависавшую над переулком глухую заднюю стену Дворца. Растяжки контактной сети были вделаны прямо в неё. — От них должны были остаться следы.
— От них — да, но не на тротуаре же. — кивнула Фудзисаки. — Ты люк какой-то здесь видишь?
— Здесь — нет. — оглядевшись, покачал головой я. — Погоди-ка. — я обернулся назад, вглубь улицы, и заметил то, что искал: едва различимый на зеркальной мостовой край канализационного люка. — Вон там.
— Отлично. — хмыкнула Фудзисаки и зашагала к люку. Я двинулся за ней, бросив последний взгляд на троллейбус в переулке.
Старые дома смотрели на нас занавешенными окнами верхних этажей, отражаясь на мостовой расплывчатыми силуэтами. Если бы не металлический ободок вдоль краёв и прямоугольник аварийной ручки, люк был бы совершенно неразличим на дороге: его крышка в точности повторяла остальное покрытие улицы.
Фудзисаки наставила на люк Линзу. Люк послушно щёлкнул и откинулся в сторону, встав на стопор.
— Вуаля. — сказала она и, присев на корточки, посветила в люк Линзой. В тёмный колодец убегала вделанная в стену лестница; внизу ничего не было видно. — Чур, я первая!
Я пожал плечами, и Фудзисаки жизнерадостно нырнула в люк. Несколько секунд, и она скрылась в темноте полностью. Из переулка, гудя моторами, вынырнул троллейбус и свернул в сторону площади, вильнув кормой; алыми рубинами вспыхнули стоп-сигналы.
— Я внизу! — донёсся до меня голос Фудзисаки. — Твоя очередь!
Я фыркнул и осторожно влез в люк, держась за вбитые в стену скобы лестницы. В нос мне ударил неприятный запах, присущий только одному месту в орбиталище: канализационному коллектору. И это была даже не самая широкая его ветка.
Спуск был недолгим: темнота вскоре сменилась тусклым зелёным свечением ламп, и я ступил на пол коллектора. Запах здесь был невыносим, и я поморщился.
— Фу!
— Да, запашок что надо. — зажав нос, гнусаво прокомментировала Фудзисаки.
— Это была твоя идея. — напомнил я и достал Линзу, засветившуюся в темноте. Луч света оббежал бесцветные серые стены коллектора. — Куда дальше?
— Туда. — махнула рукой Фудзисаки, отпустив нос. — Дворец собраний был в той стороне, а значит — и тот люк, который мы видели. Ведущий в подвал.
— О. - только и сказал я.
Фудзисаки дёрнула плечами и пошла вперед, тоже вытащив Линзу; я поспешил за ней. Идти было недалеко — почти сразу нам пришлось перебраться через сток коллектора на другую сторону, и пройти по той стороне. Где-то вдали, в глубине туннелей, шумела вода; звук отражался от сводов канализации.
Подземные коммуникации Титана-Орбитального не были для меня внове. Но я бы предпочёл, чтобы они воняли поприятнее. Почему-то резервуары под Штеллингеном и близко не так отвратительно пахли.
Возможно, меня подводила память.
— Ага, сюда. — сказала Фудзисаки, перебравшись через ещё один сток. Рядом с ней в стену был вделан приоткрытый люк. Подойдя к ней, я посветил Линзой: так и есть, створку люка чем-то подпёрли, не давая ей закрыться.
— Не очень умно. — пробормотал я и потянул люк на себя. Слегка зашипев, он открылся шире; Фудзисаки нырнула через комингс первой, и я, оставив люк, поспешил за ней.
Здесь, в тусклом свете одной-единственной лампы, был закрытый люк — тот самый, который мы видели в подвале Дворца собраний. Не говоря ни слова, Жюстина подошла ближе к нему и наставила на него Линзу.
— На, полюбуйся. — пригласила она, и передо мной, в воздухе, появилось окно диспетчера задач. Я пригляделся к записям.
Люк открывался. В 5:40. И закрывался. Сразу после. Я смотрел на ту же самую запись, в подлинности которой сомневался ещё полчаса назад.
— Вошёл, но не вышел… — пробормотал я. — Хотя мог. Так куда он ушёл?
— Дальше по коллектору. — махнула рукой Фудзисаки; она осматривала комнату Линзой. — Но тут нет следов… повезло нам с пылью в подвале, нечего сказать…
— Могут быть там, в коллекторе. — ответил я и огляделся. Под потолком, предсказуемо, висели две камеры — одна над люком, через который мы вошли, другая — над закрытым люком. На всякий случай, я наставил Линзу на одну из них.
Ответом мне была сплошная статика. Камеры не работали. Точно так же, как и камеры в кабинете Сэкигахары… но не в подвале и в остальном Дворце.
А значит, моя догадка, так замечательно выбившая Малкину из колеи, была верна. Конечно, у хозяев Дворца собраний будет доступ к камерам внутри. Подвал формально не принадлежит Конституционной партии — но я был уверен, что за его систему наблюдения отвечает служба безопасности КП: так проще.
Но на камеры внутри коллектора это не распространялось. А в подземельях Титана-Орбитального камер гораздо меньше, чем наверху, на поверхности. Они есть — и по следам подделанных записей можно было, если постараться, вычислить кого угодно.
Но для этого мне нужна была помощь.
— Вижу, твоя гипотеза подтвердилась. — глядя на меня, хмыкнула Фудзисаки.
— Что-то в этом роде. — ответил я. — Во всяком случае, теперь она гораздо интереснее.
— Жду не дождусь. — сообщила Жюстина. — Пошли?
На обратной дороге я несколько раз останавливался, проводя по полу Линзой. Увы, но было уже слишком поздно: все следы, даже если они и были, успели исчезнуть. А так как здесь пыли было гораздо меньше, чем в маленьком и тесном подвале, то я сомневался, что они вообще остались.
Жюстина галантно предложила мне лезть наружу первому. Я не стал пренебрегать её любезностью, и вскоре оказался наверху; она довольно скоро появилась следом. В качестве финального аккорда Фудзисаки пинком захлопнула люк.
— Итак? — спросила она, отряхивая руки. — Куда дальше?
— Дальше… — протянул я; убийство Сэкигахары здорово спутало мои планы на сегодняшний день. — Как ты думаешь, тело уже забрали?
— Да уж наверное. — пожала плечами Фудзисаки. — Сколько тут ехать до той Цитадели-то… А что, тебе приспичило подсунуть её Маршан?
— Именно. — ответил я. — Пошли.
— А дальше что? — не унималась Фудзисаки. — Я имею ввиду, у нас есть какие-то зацепки, какие-то, хотя бы, намёки, где искать убийцу? Ну ладно, допустим, он пользуется техническими коммуникациями. Но само по себе это нам ничего не даёт!
— Само по себе — нет, — признал я, — а вот в совокупности… Помнишь угнанный люфтмобиль, которым занимаются Эрхард и Тидзимацу? Ну, который бросили посредине Комендантской площади?
— Ну, помню. — пробормотала Фудзисаки. — И какое отношение он имеет к убийце?
— Его угнали в Дэдзиме, помнишь? — спросил я. — Единственное проишествие за всю ночь… да ещё и машину хватились только на утро и целые сутки не могли найти. Сколько обычно летают угонщики люфтмобилей?
— Хорошие? Минут тридцать. — машинально ответила Фудзисаки. — Пока их не догонят…
— А наш убийца регулярно отключает камеры наблюдения и подделывает записи. — напомнил я. — Либо сам, либо — у него есть хорошая группа поддержки. Что им стоит точно так же угнать люфтмобиль?
— Тогда нам надо и сам люфтмобиль посмотреть. — хмыкнула Жюстина. — И это что, единственная наша зацепка?
— Не единственная. — ответил я. — Но знаешь… кажется, мне надо поговорить с Ямагатой.
— Если поймаешь. — пожала плечами Фудзисаки. — Кто за штурвалом?
Я призадумался. Мы уже дошли до середины площади, и за время нашего отсутствия оцепление ничуть не уменьшилось в размерах. Скорее наоборот.
— Моя очередь. — ответил я и пошёл дальше.
Мы забрались в машину, переключив прозрачность у лобового стекла обратно, и я запустил турбину, оставив её выходить на режим. Побарабанил пальцами по штурвалу — чёрному с серебряным и с синим шилдиком «Кордонье» наверху. Фудзисаки тем временем устроилась поудобнее на переднем сидении.
— Посмотри-ка. — вдруг сказала она, и я поднял глаза от штурвала.
На площадь опускался люфтмобиль. Работающий подъёмный вентилятор разгонял во все стороны волны горячего воздуха и пыли. Он был достаточно низко, чтобы я мог разглядеть характерные обводы корпуса и шильдик на носу — точь-в-точь такой же, как на штурвале «Муракумо». Тоже машина «Кордонье», но более новая модель — «Накацукаса», медно-рыжая, блестящая даже под пасмурным небом Титана-Орбитального.
Хорошая машина, про себя добавил я. Тем необычнее, что она садилась прямо посреди площади.
«Накацукаса» выставила шасси и, качнувшись, опустилась на них; вихри, поднимаемые вентилятором, улеглись, и дверца салона откинулась вверх.
Наружу из салона показалась женщина в длинном чёрном плаще: высокая, длинноногая, с чёрными волосами, спадавшими на спину. Она выпрямилась, обернулась, и я обомлел.
На меня смотрели золотые глаза той незнакомки, что окликнула меня два дня назад, в Порту. Вздрогнули и замерли пряди, обрамлявшие лицо.
— Штайнер? — спросила Фудзисаки. — Что-то не так?
Золотые глаза пристально смотрели на меня — словно их обладательница точно знала, где я: в обыкновенном полицейском люфтмобиле, за тонированным стеклом… Наконец, незнакомка отвернулась и зашагала к полицейскому оцеплению; плащ рванулся за её спиной, точь-в-точь, как и мой собственный. К моему удивлению, патрульные расступились перед ней, и незнакомка прошла внутрь оцепления, ко Дворцу. Шеренга патрульных сомкнулась за её спиной.
— Штайнер? — повторила Фудзисаки.
Я помотал головой. Кто она? Почему её так просто впустили за оцепление?
И откуда ей было знать, что я здесь?
— …Ничего. — пробормотал я, прекрасно осознавая, как фальшиво это звучит. — Полетели.
Фудзисаки пристально посмотрела на меня, но не проронила ни слова.
— Штайнер? — наконец ответила на вызов Ямагата; до этого мне пришлось прождать несколько минут. В приличном обществе это было бы неслыханным faux pas, но мы, к счастью, были не в приличном обществе. — В чём дело?
— Привет, Тиэко. — укоризненно произнёс я. — Я не отвлекаю?
— Отвлекаешь. — сухо сказала Ямагата. Я нахмурился: чем это Ямагата могла быть настолько занята, что не могла даже прерваться поговорить? Обычно она так делает постоянно. — Чего тебе?
— Твоей помощи. — сухо ответил я. — Мне для расследования нужно.
— О, великие боги… — протянула Ямагата. — Не могу я. Занята. Потом поговорим.
— Чем ты так… — начал было я, но ответом мне была тишина: Ямагата уже сбросила вызов. — А, ладно.
— Что там? — спросила, обернувшись, Жюстина; пока я звонил, она облокотилась на борт «Муракумо», скрестив руки под грудью. Из левого рукава макинтоша, поблёскивая, выглядывала Линза.
— Занята, говорит. — отмахнулся я. — Настолько, что даже поговорить не может…
— Ямагата? Не может поговорить? — переспросила Фудзисаки и покачала головой. — Там Сатурн ещё не сошёл с орбиты, случаем?
— Или это что-то важное. — заметил я. — Действительно очень важное. Пошли, что ли, навестим Маршан?
— А она хоть кофе нас угостит? — поинтересовалась Фудзисаки.
— Маршан? — спросил я. — Вряд ли. Но попробовать стоит.
В подвале нас ожидал сюрприз: двое патрульных, дежуривших у дверей морга. Я удивлённо остановился на середине шага: морг, конечно, специфическое место (одна Маршан чего стоит!), но не настолько же, чтобы выставлять у него охрану!
— Это что-то новенькое. — пробормотала Фудзисаки.
— Сейчас узнаем. — пообещал я и двинулся к патрульным. Те слегка обернулись в мою сторону. Я двинул рукой, извлекая из рукава Линзу.
К моему удивлению, они не обратили на неё внимания.
— Инспектор Штайнер! — представился я, чуть повысив голос. — Что здесь произошло?
— Прошу прощения, господин инспектор, — ровным голосом произнесла одна из патрульных, — но доступ в морг запрещён всем, кроме непосредственно работников морга.
— Почему? — повторил я. — Что произошло?
— Я не уполномочена сообщать детали. — всё так же ровно произнесла она. Я шагнул вперед, к дверям; патрульные сдвинулись, загородив мне дорогу.
Это было уже нечто из ряда вон выходящее.
— Послушайте, сержант, — стараясь говорить как можно спокойнее, произнёс я. Бросил взгляд на погоны патрульной — старший сержант, почти угадал. — У нас расследование. Там лежат трупы, относящиеся к расследованию. Мы можем войти?
— Прошу прощения, господин инспектор, — повторила сержант, — но доступ в морг запрещён.
— Да всех богов ради, позовите инспектора Маршан, если уж вы мне не верите! — не выдержал я.
— Прошу прощения, — в третий раз повторила патрульная, — но я не имею права покидать свой пост. Я также не имею права пропускать кого-либо, кроме работников морга.
— Да почему? — потребовал я.
— У меня приказ. — ответила сержант и замолчала. Я в замешательстве отступил на шаг. Что они сторожат, труп гайдзина? Но тогда не было бы причин никого не впускать, в Цитадель и пройти-то нельзя без удостоверения… или хотя бы пропуска…
Я похолодел. Они сторожат труп Сэкигахары. И Вишневецкой, заодно: это единственное объяснение. Но почему?
Оцепление вокруг Дворца собраний — со щитами, шлемами и слезоточивым газом, только что бронетехнику не пригнали. А теперь — здесь. Создавалось впечатление, будто бы кто-то наверху (Мэгурэ?) ни с того, ни с сего начали принимать дело Вишневецкой — Вишневецкой-Сэкигахары — всерьёз.
Почему? Что случилось?
— Штайнер? — окликнул меня знакомый голос, и я обернулся: дверь в лабораторию приоткрылась, и оттуда выглянула старший криминалист Моритани. Её очки поблёскивали в свете ламп под потолком.
— Моритани? — переспросил я и развернулся на каблуках. — Замечательно! Ты, случаем, Маршан нигде не видела?
Вместо ответа Моритани уставился на меня. Я недоумённо моргнул и переглянулся с Фудзисаки; она с удивлённым видом помотала головой. Было впечатление, что мы единственные не понимаем чего-то.
Чего-то важного.
— Заходите давайте. — нарушила затянувшуюся паузу Моритани. — Неудобно тут объяснять.
— Да ты, Штайнер, легок на помине! — объявила Моритани, стоило нам с Фудзисаки зайти внутрь лаборатории. Дверь тихо закрылась у нас за спиной. — А я только думала, куда же ты запропастился сегодняшним утром… Да, кстати, Маршан здесь нет. У неё выходной.
— Выходной? — переспросил я, проходя вглубь лаборатории. — Посреди недели?
— Ой, я тебя умоляю, — отмахнулась Моритани, усаживаясь в кресло у себя за столом, заставленным бумагами и кофейными кружками. Между ними Моритани пристроила свои ноги в чёрных туфлях; в опасной близости от правой туфли оказалась чашка с целующимися школьницами. — У Головачёвой тоже сегодня выходной, и тоже посреди недели, а Редлера я сама туда отфутболила — в его возрасте мальчики должны много спать с девочками, а не сидеть за монитором… Кстати. — прервалась она, многозначительно подняв палец, — что это вы за очки вчера принесли?
— Когда мы вчера приходили, тебя даже на месте не было. — укоризненно добавила Фудзисаки. — Милая, кстати, чашечка.
— Смейся-смейся… — протянула Моритани, снимая ноги со стола и убирая пресловутую чашку. — А раз уж мы об этом, то вчера у меня — опять-таки — тоже был выходной. И — опять-таки — раз уж мы об этом, кто-то хочет кофе?
— Хотим, конечно! — оживилась Жюстина.
— Замечательно! — просияла Моритани. — Там кофейник. — она неопределенно помахала рукой в воздухе. — Где-то. Был.
Разыскать кофейник оказалось непросто. Творческий беспорядок криминалисты возводили в ранг высокого искусства — и Моритани с коллегами в нём преуспели. В итоге, кофейник обнаружился где-то в углу, затиснутый между ящиками «ВЕЩЕСТВЕННЫЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА» за номерами 45 и 210. Две относительно чистые чашки (одна — с аляповатыми цветочками, а другая — с элегантной подписью «лучшей женщине во Вселенной») оказались, разумеется, в совершенно противоположном конце лаборатории. Фудзисаки, усевшаяся на свободном стуле, откровенно забавлялась, наблюдая за моей беготнёй туда-сюда. Наконец мне удалось собрать в одном месте кофейник и чашки и даже наполнить их почти остывшим кофе; одну я вручил Фудзисаки.
— Итак, — спросил я, присаживаясь на край одного из столов и отпивая кофе (хоть и остывший, но вполне терпимый), — что здесь происходит, Моритани? И где Маршан?
— У неё выходной, сказала же. — фыркнула Моритани. — Эти две, — она махнула рукой на дверь, имея ввиду двух патрульных у дверей морга, — дежурят там с самого утра. Я тоже пришла, увидела, о… удивилась и позвонила Маршан. Вышел конфуз. — щёки Моритани чуть зарделись, губы тронула улыбка. — Потом пришла шеф.
Улыбка исчезла.
— И что она? — спросила Фудзисаки, глядя поверх кружки.
— Забежала выпить кофе. — сказала Моритани и уставилась в потолок. — Заспанная была, будто только с постели подняли. Шеф живёт в Белльфонтене, представьте, как ей удобно.
— Так а чего подняли-то? — поинтересовался я.
— А. - только и сказала Моритани. — Она кофе допила и убежала наверх на совещание. Так до сих пор и не вернулась, а это было… — она снова уставилась в потолок, — час назад. Мне наказала сидеть здесь и держать круговую оборону. Потом пришла Нагатомо и сразу ускакала с бригадой по вызову… — она вдруг села прямо. Очки грозно блестнули. — Ребята, только не говорите, что это были вы.
Мы с Фудзисаки переглянулись.
— Похоже, это действительно были мы. — протянула Жюстина после недолгого молчания.
Моритани сидела, глядя на нас из-под очков. Я снова отпил кофе. Немые сцены мне уже порядком наскучили.
— Ребята, — медленно проговорила, наконец, Моритани, — кого убили, а?
— Казначея Конституционной партии. — ответил я. — Фриду Юкари Сэкигахару. Если это имя тебе о чём-то говорит.
— Не говорит. — покачала головой Моритани. — Но Нагатомо как уехала полчаса назад, так и не вернулась… вы её, случаем, не видели?
— Не-а. — помотала головой Фудзисаки. — Но зато мы видели оцепление вокруг Дворца собраний, будто на матче премьер-лиги. С щитами, шлемами, всем остальным, только что оружие не раздали.
— Кидотай?
— Патрульные. Наши.
Моритани снова замолчала и откинулась в кресле. Но на этот раз в её позе не осталось и следа расслабленности.
— Странно. — сказала она. — Очень странно. И что вы тут делаете?
— Тело должны были привезти. — ответил я. — Думали Маршан спросить, но раз её нет… — я осёкся. — Тело привезли, ведь так?
— Почём я знаю? — спросила Моритани. — Я не видела. Этих двух возле морга — видела, но больше никого.
Я вздохнул и отставил чашку. Видимо, тела Сэкигахары мне не видать: но почему? Зачем прятать его настолько тщательно, не подпуская даже судмедэксперта — не говоря уж о группе, ведущей дело?
А теперь совещание. У меня не было сомнений, что на нём обсуждалось моё дело: вопрос был только, в каком ключе. Пока моя голова всё ещё оставалась у меня на плечах.
Но, похоже, это ненадолго.
— Надо что-то делать. — Фудзисаки поднялась со стула, отставив чашку. Чашка украсила собой лист умной бумаги, тут же пошедший рябью. — Штайнер, что ты там говорил про зацепки?
— Зацепки, всемилостливая Каннон… — пробормотал я. — Ладно. Помнишь, я говорил тебе про то, что люфтмобиль посреди Комендантской площади — не единственная моя зацепка?
— И про то, что собирался об этом поговорить с Ямагатой. — добавила Фудзисаки.
— Ну да. Но я вспомнил про этот люфтмобиль именно потому, что его угнали в Дэдзиме. Там же, где и адрес этой моей зацепки.
— Адрес? — сощурилась внимательно слушавшая Моритани. — Что за адрес?
— Улица Ремонтная, 24. - ответил я. — Некая гайдзинская фирма. «Дифенс Солюшенс». Знаешь о такой?
— А как же. — фыркнула Моритани. — Частная военная компания, зарегистрированая на Луне, с офисами в Солнечной и ещё четырёх системах. Участвуют в гражданской войне на Дельмарве — в основном инструкторами для Северной армии, но принимали участие и в боевых действиях. — она поправила очки, на стёклах которых мерцали открытые вкладки. — Но это как-то далековато от нас, Штайнер. Даже если у них и есть офис и склады в Дэдзиме.
— Далековато, действительно. — признал я. Война на Дельмарве, на самом деле, не была гражданской, но новостные службы мало интересовал такой нюанс — как и тот, что на Дельмарве никогда не было единого планетарного государства. — Но другой зацепки у меня нет. У нас нет, правильнее сказать. Нет, потом нужно будет проверить тот угнанный люфтмобиль… но перед этим нужно что-то более конкретное.
— И чего конкретного ты ждёшь от гайдзинской ЧВК? — скептически поинтересовалась Фудзисаки.
— Ну, давай подумаем. — сказал я. — Наш убийца. Ветеран, которого где-то откопала Конституционная партия в лице госпожи Малкиной. Стряхнула с него пыль, наговорила с три короба красиво звучащей чуши, показала на ни в чём не повинную — больше двух лет условно я ей не дал бы — девочку Вишневецкую, и скомандовала «фас». Так?
— Так. — внимательно кивнула Жюстина. — И что из этого следует?
— То, что убийце нужно оружие. — ответил я. — Виброклинок, что странно, но, предположим, за ваши деньги — любой каприз. Так как в деле замешана Адатигава, то нож можно было бы достать у её сестёр, проще простого; но так как это был не нож, то, значит, вибромеч. Ношение вибромечей, как известно, запрещено, а все, что есть на руках — церемониальные, зарегистрированные, легко отслеживаемые и в сейфе за семью охранными системами. То есть, не вариант: пропажу бы легко заметили.
— Допустим. — снова кивнула Фудзисаки. — Так причём тут ЧВК?
— Элементарно. — сказал я. — У них здесь — ну, в Дэдзиме — офис и склады, так? Их, конечно, проверяют, и оружие — если оно там есть — тоже зарегистрировано, но там другая регистрация. На чей-то церемониальный меч обратят внимание сразу. На гайдзинский, со склада — нет. На это и расчёт.
— То есть что, — сощурилась Фудзисаки, — Конституционная партия сотрудничает с гайдзинами? Пускай даже и селенитами… нет, это ещё хуже. Это же селениты!
— Ну, они могут сотрудничать не напрямую. — пожал плечами я. — Есть же Адатигава. Вот уж кому-кому, а мафии иметь контакты с гайдзинами не зазорно.
— Это не какие-нибудь случайные гайдзины. — возразила Фудзисаки. — Это частная военная компания, причём, как я поняла — достаточно высокого профиля. И эти люди ввяжутся в… во что бы там не замышляли Малкина с Адатигавой?
— Никто же не говорит, что в этом замешана вся «Дифенс Солюшенс». - заметил я. — Их штаб-квартира на Луне может понятия не иметь, чем занимается её здешний филиал.
— Допустим. — кивнула Фудзисаки. — И что тогда?
— Ну как что? — недоумённо переспросил я. — Нанесём им дружественный визит. Убедимся, что с их документами всё в порядке, и — что немаловажно — что всё их оружие на месте и должным образом зарегистрировано.
Воцарилось молчание. Моритани, сложив руки домиком, опёрлась на стол, с интересом глядя на меня — и на Фудзисаки, на лице которой отражалась сложная гамма чувств.
— Штайнер, — наконец выговорила Жюстина, — ты что, серьёзно хочешь придти с обыском на склад иностранной ЧВК?
— Ну почему же обязательно с обыском? — невинно поинтересовался я.
— Знаешь, я начинаю понимать Еремеева. — бормотала Фудзисаки, когда мы выходили из лаборатории. Две патрульных, всё ещё дежурившие у дверей морга, даже бровью не повели, когда мы проходили мимо. — Вернее, я начинаю понимать, почему он всё время говорит, что ты сошёл с ума.
— А я сошёл с ума почему? — спросил я. — Потому, что хочу задать этим милым гайдзи… э-э-э, людям пару вопросов?
— Гайдзинам из частной военной компании? В Дэдзиме?
— А почему бы и нет? — поинтересовался я. — Дэдзима в чьей юрисдикции?
— А ордер взять? — не отставала Фудзисаки.
— Какой ордер? — неожиданно резко спросил я. — Ты думаешь, Мэгурэ мне сейчас его даст? Даже если я её попрошу?
— Действительно. — только и сказала она и замолчала.
Я отвернулся.
Мэгурэ действительно не выдала бы мне никакого ордера — даже если бы сейчас не шло совещание, в котором участвовало, похоже, всё руководство ГУМВД Титана-Орбитального. Само по себе это не сулило ничего хорошего. У меня же усиливалось подозрение, что по итогам этого совещания должна будет покатиться моя голова.
А значит, инициативу надо было брать в свои руки.
— Ладно. — сказала Жюстина, когда мы вышли из Цитадели к посадочным площадкам. — Допустим. Так как ты собираешься, хм, задавать свои вопросы без ордера?
— Очень просто. — ответил я и вызвал адресную книгу. Отыскать нужный номер не стоило больших усилий: я не так часто пользовался им, как, скажем, полгода назад, но иногда приходилось.
Например, сейчас.
— Алло, — сказал я, как только на том конце линии приняли вызов. — Это инспектор Штайнер, уголовный розыск. Будьте так добры, соедините меня с капитаном Селезнёвой… Алло, привет, да, это я. Слушай, есть такое дело…
В Дэдзиме было светло.
Ясное голубое небо непривычно задиралось вверх вдалеке; посредине небосвода ярко светила полоса люминёра. Самый депрессивный район всего Титана-Орбитального отличается на редкость хорошей погодой круглый год — не в пример самому Титану-Орбитальному.
Я посадил люфтмобиль на стоянке у проходной штаба СПОР. Трёхэтажное здание с окружающими его казармами и ангарами занимало довольно обширную территорию на углу двух улиц — Кемпфера и Маруямайской. По периметру шёл высокий забор с колючей проволокой, по углам которого торчали вышки сторожевых сенсоров. Стеклянный фасад проходной, насколько мне было известно, был пуленепробиваемым; под козырьком плоской крыши он ощетинился камерами наблюдения. Створки массивных ворот украшали изображения герба Национальной полиции.
Стеклянная мыльница участка на углу Зибольда и Кусумото была точно такой же пуленепробиваемой, но хотя бы пыталась выглядеть дружественно — или, во всяком случае, не враждебно. Штаб СПОР же выглядел, как воплощённая монополия государства на насилие.
Двери проходной раздвинулись перед нами, помедлив несколько секунд. За ними открывался узкий коридор, перегороженный турникетом, и стеклянная будка дежурной справа. Отсюда ярким оранжевым мазком был виден форменный берет дежурной.
— Инспектор Штайнер, уголовный розыск. — представился я; дежурная, до того развалившаяся в кресле, поспешно выпрямилась и развернулась, глядя на меня. На погонах чёрного мундира поблёскивали одинокие лычки специалиста — звание, совершенно отсутствующее у нас, обычных полицейских. — К капитану Селезнёвой.
— Одну минуту, господин инспектор. — проговорила дежурная, отведя взгляд. Затем она снова посмотрела на меня. — Удостоверение, пожалуйста, господин инспектор.
Я извлёк из рукава Линзу и продемонстрировал её, высветив удостоверение. Линза несколько раз мигнула — система безопасности считывала информацию. Наконец, дежурная кивнула.
— Всё в порядке, господин инспектор. Вы можете пройти. — сказала она. — Вам нужен провожатый?
— Нет, спасибо, — произнёс я. — Мне не впервой.
— Как вам угодно. Хорошего дня, господин инспектор.
Турникет загорелся зелёным. Я обернулся к Фудзисаки.
— Жюст, подождёшь здесь?
— У машины. — поправила Фудзисаки. — Надолго не задерживайся.
— Постараюсь. — кивнул я и прошёл за турникет. Передо мной открылась другая дверь, и я оказался на территории штаба.
Вся эта проверка — совершенно рутинная — была, тем не менее, жирным следом для Собственной Безопасности. И теперь у меня были причины её опасаться: любой мой поступок, совершенный без ведома начальства, мог быть использован против меня.
Сатурнианское общество не любит нарушения правил — приличия, поведения, чинопочитания, корпоративной культуры, сотен таких же писаных и неписаных законов. Но иногда правила приходится нарушать.
Путь до кабинета Селезнёвой, командира третьей оперативной роты СПОР, был весьма извилист; я то и дело ловил на себе удивлённые взгляды людей в форме. Зачастую они были ещё и в оранжевых беретах: знак отличия СПОР, который ещё необходимо заслужить. Впрочем, я здесь был далеко не в первый раз.
— Штайнер, — улыбнулась Селезнёва, когда меня впустили в её кабинет. Дверь закрылась за моей спиной, и она поднялась из-за стола, чтобы наградить меня поцелуем в щёку. На этот раз, отметил я, он получился гораздо более дружеским.
— Здравствуй, Канако. — пробормотал я ей на ухо. — Рад тебя видеть.
— А я уж как рада! — усмехнулась, отстранившись, Селезнёва; не спрашивая разрешения, она положила руки мне на плечи. — Что-то ты здорово сдал. — сощурилась она. — Нормально себя чувствуешь?
— Да так. — отмахнулся я. — Просто недоспал. Работа.
— Да, ты говорил. — сказала она. — Правда, в очень общих чертах. Может, кофе?
— Нет, спасибо. — покачал головой я.
Селезнёва улыбнулась и отпустила меня. Я непроизвольно улыбнулся в ответ. Время, которое мы провели вдвоём, всё же давало о себе знать. Особенно сейчас.
Кабинет Селезнёвой был маленьким — размером чуть побольше стеклянных аквариумов у нас в Цитадели, но ненамного. Что самое главное, он был непрозрачным: каменная комната со стенами, выкрашенными в тускло-зелёный цвет. Единственное небольшое окно позади кресла Селезнёвой было плотно закрыто, подоконник заставлен какими-то цветами. Из окна виднелось задиравшееся вверх дэдзимское небо.
— Так что там у тебя? — спросила Селезнёва, усевшись на край стола. — Что за дело?
— Да так, ничего особенного, — пожал плечами я. — «Дифенс Солюшенс», знаешь таких?
— Улица Ремонтная, 24? — уточнила она. — Знаю. Что с ними не так?
— Вот я и хотел бы узнать. Одолжишь мне дюжину своих орлов, а?
— А ордер у тебя есть, марсельский сокол? — рассмеялась Селезнёва. Я виновато развёл руками. — Ну а что я тогда могу сделать?
Я вздохнул.
— Знаешь, Канако, — серьёзно сказал я, — там, внизу, творится что-то очень странное. Настолько странное, что ордера мне пришлось бы ждать до следующего оборота Сатурна, если вообще. А сейчас я боюсь, что полетит моя голова. Выручай, а?
— Возможно. — только и сказала она. — Что случилось?
Я вкратце рассказал ей о произошедшем — убийстве Вишневецкой, Сэкигахары, согнанных по тревоге патрульных, совещании и моих соображениях на этот счёт. Селезнёва внимательно выслушала меня, несколько раз переспрашивая. Наконец я закончил рассказ, и она вздохнула.
— Да уж. — только и сказала она.
— Теперь понимаешь? — спросил я. — Времени совсем в обрез: где-то там бегает убийца, и я должен его поймать. Во что бы то ни стало. А для этого мне нужно кое-что разузнать. Так ты поможешь?
— А Фудзисаки ты куда дел?
— Возле проходной оставил. — и, подумал я, это было к лучшему: Фудзисаки и Селезнёва друг друга откровенно недолюбливали. По очевидным причинам. — Так что?
Селезнёва пожала плечами и улыбнулась.
— Ну как я могу отказать тебе, Штайнер? — лукаво спросила она, склонив голову набок. — Лейтенанту Кюршнеру в мой кабинет. — приказала она кому-то и, получив подтверждение, кивнула.
Я смущённо потупился.
Три бело-синих «Грифона» СПОР мчали по улице фон Зибольда, обгоняя неторопливые фургоны и то и дело минуя проносившиеся по середине улицы трамваи. Мы с Фудзисаки сидели на заднем сидении одного из бронеавтомобилей — вместе с лейтенантом Кюршнером, командиром взвода, которого отрядила мне в помощь Селезнёва.
Кюршнер — черноволосый, зеленоглазый, пропорциями напоминающий вешалку для пальто — воспринял идею нанести дружественный визит гайдзинам с небывалым энтузиазмом. Двадцать бойцов его взвода, насколько я мог понять — тоже. Несанкционированность мероприятия, похоже, только делала его интереснее — не тот подход, которого ожидаешь от до предела военизированного СПОР.
— Итак, — сказал лейтенант, откинувшись на сидении напротив нас, — каков наш план, господин инспектор?
— Внеплановая инспекция. — ответил я. — Ваши люди осмотрят складские помещения… под нашим руководством, разумеется. Мы также зададим их руководству несколько вопросов. Изъять данные не выйдет, увы, — я пожал плечами, — но и этого должно хватить.
— Можем конфисковать носители. — буднично предложил Кюршнер. Я покачал головой:
— Не стоит. У них могут возникнуть претензии, если мы будем изымать что-либо без ордера.
— Вы начальник. — согласился Кюршнер.
Фудзисаки с обречённым видом покачала головой. С каждой минутой эта затея нравилась ей всё меньше и меньше.
Номер 24 по улице Ремонтной скрывался за забором — на этот раз выложенным из кирпича в марсианском стиле. За воротами виднелось двухэтажное серое здание: в Дэдзиме было мало стеклянных фасадов, и каждый такой административный корпус выглядел, как худшие образчики архитектуры Нойштадта. У ворот висела металлическая табличка с надписью «DEFENCE SOLUTIONS plc» крупным шрифтом. Я до сих пор понятия не имел, что именно означали буквы «plc».
За забором, мазками цвета на фоне серых стен, развевались флаги — наш тёмно-синий досэйки, флаг Лунно-Лагранжийского Альянса и третье полотно, которое я не узнал. Видимо, оно принадлежало самой «Дифенс Солюшенс».
«Грифоны» остановились перед воротами, перегородив въезд. Кюршнер встал, натягивая на лицо чёрную вуаль маски.
— Приехали. — сказал он и толкнул дверь, выходя наружу. Я последовал за ним.
Бойцы СПОР высыпали из «Грифонов» и выстроились у ворот, ожидая приказа. В отличие от кидотаев, упорно носивших под доспехами свои синие мундиры, они были одеты в камуфляж — абстрактную россыпь серого, тёмно-синего и чёрного, создававшую узор, отдалённо напоминавший тигровые полосы. Вместо полного доспеха Кюршнер принял решение ограничиться бронежилетами, но даже так бойцы выглядели устрашающе — шеренга огненно-оранжевых беретов, чёрные вуали, охватывавшие лицо, скрывавшие глаза баллистические очки.
— Ну, и как тебе твоё воинство? — подойдя ко мне, вполголоса поинтересовалась Фудзисаки.
— Оно не моё. — так же негромко поправил её я. — А что, тебе не нравится?
— Ну почему же, — хмыкнула Фудзисаки. — Не хватает только развевающихся знамён, пожалуй.
— А это мысль. — заметил я и обернулся к Кюршнеру: — Лейтенант, вы готовы?
— Так точно, господин инспектор. — утвердительно кивнул тот.
Я вздохнул — назад пути не было — и прошёл к воротам. Сбоку от них виднелась металлическая панель переговорного устройства: прямо над ним угнездилась камера. Ещё одна камера уставилась на меня из-за толстого стекла панели.
Я нажал кнопку вызова. На панели загорелся оранжевый светодиод.
— Кто это? — раздался голос из динамика. Говорил голос по-французски, но с отчётливым селенитским выговором; гайдзины, раздражённо подумал я, даже французский у них не как у нормальных людей!
— Национальная полиция. — сухо ответил я. — Откройте ворота.
— По какому вопросу? — не унимался голос.
— Вас это не касается. — ещё твёрже ответил я. — Откройте ворота.
Огонёк погас, и переговорное устройство замолчало. На секунду я подумал о том, что делать, если гайдзины попросту откажутся мне открывать. Они не имели права, конечно: но и сообщить о таком вопиющем нарушении законодательства я тоже не мог.
Ворота загудели и разошлись в стороны.
Я обернулся на Кюршнера и Фудзисаки и кивком велел им следовать за мной, прежде чем первому — полководец во главе торжествующего войска — вступить на территорию «Дифенс Солюшенс», пустынный дворик посредине четырёхугольника серых складов. У стены одного из них, понурив головы, стояли три рабочих робота — ярко-жёлтые на фоне однообразных складских стен. У административного корпуса — двухэтажного здания, видневшегося с улицы — были припаркованы несколько люфтмобилей: бюджетные модели для долгосрочного проката, каких полно даже в Дэдзиме. Одно из парковочных мест было пустым. Видимо, местный офис «Дифенс Солюшенс» жил отнюдь не на широкую ногу.
Двери корпуса открылись, выпуская мне навстречу три худые, неестественно высокие фигуры; они живо напомнили мне селенитку Армистед, командира «Гваэчжу Грина». Каждая из них была не меньше двух метров росту. Когда они подошли поближе, я очень удивился — и ужаснулся — тому, что из троих селенитов только одна была женщиной.
— Что всё это значит? — гневно поинтересовался один из селенитов-мужчин, выступая вперед. К карману его куртки был приколот бэйдж с «ЛЕФРАНСУА» большими синими буквами. Он обвёл взглядом сначала меня с Фудзисаки, а затем — лейтенанта Кюршнера и его бойцов, и его лицо разгладилось. — В чём дело… господин офицер?
— Инспектор Штайнер. — холодно представился я. — Это инспектор Фудзисаки. Мы из уголовного розыска, ГУМВД в округе Титан-Орбитальный.
— Лейтенант Кюршнер. — добавил подошедший командир СПОР. — Специальное Подразделение Оперативного Реагирования.
Селенит в замешательстве отступил на шаг. Видимо, одного упоминания СПОР было достаточно, чтобы сбить с него спесь. Его сопровождающие — темнокожий мужчина с чёрными волосами и светловолосая женщина — застыли, ошеломлённо глядя за спину Кюршнера, где выстроилась шеренга бойцов в оранжевых беретах.
Они напуганы, понял я. Отлично. Пусть такими и остаются.
— Так кто вы? — спросил я у селенита. Тот нервно сглотнул.
— Арман Лефрансуа. — представился он уже гораздо более мягким тоном. — Это мои помощники: господин Рамачандран и госпожа Фаулер. Прошу прощения… но что произошло, господин инспектор?
— Это инспекция. — ответил я. У вас все разрешения в порядке?
— Конечно же! — воскликнул Лефрансуа. — Все наши лицензии и документы в полном порядке, господин инспектор, смею вас заверить. Но последняя инспекция была всего три недели назад!
— …Внеплановая инспекция. — ответил я, додумывая на ходу. — До нас дошли сведения о пропаже некоторых предметов с ваших складов. Как вы понимаете, к таким происшествиям мы относимся очень серьёзно.
Лефрансуа замер. На его лице проскользнула гримаса то ли страха, то ли испуга. Я с трудом удержался от торжествующей улыбки: попадание было прямо в десятку.
— На наших складах всё в порядке. — произнёс он. — Вас дезинформировали.
— Сведения из очень достоверных источников. — добавил я. — Поэтому сотрудничество с нами — в ваших же интересах, господин Лефрансуа. В противном случае… — я позволил селениту закончить фразу за меня. С гайдзинами, не выказывавшими должного уважения представителям власти, сатурнианские контролирующие органы особенно не церемонились.
Лефрансуа побледнел. Космоноидам вообще свойственна некоторая бледность: даже темнокожий Рамачандран был, на самом деле, весьма светлого оттенка — по сравнению хотя бы с лепантийцем Гучетичем. Но Лефрансуа сделался белым, как полотно.
— Прошу вас, господин инспектор. — приглашающе произнёс он. В его голосе послышался оттенок обречённости. — Госпожа инспектор. Вы желаете осмотреть наши офисы или сразу склады?
— Склады, разумеется. — ответил я. — У нас есть ваши накладные, господин Лефрансуа. — и это было чистой правдой: Моритани не поленилась снабдить нас с Фудзисаки подробным списком хранимого имущества «Дифенс Солюшенс». — И лейтенант Кюршнер и его люди также идут с нами.
— Но, господин инспектор… — начал было Лефрансуа.
— Это не обсуждается. — оборвал его я.
Селенит обречённо вздохнул.
— Прошу вас. — подавленным голосом пригласил он, указав длинной рукой на склад.
Склад встретил нас воротами, сразу за которыми начинались ряды двухъярусных стеллажей, уходившие вглубь помещения. Под высокой, со стеклянными окнами, крышей склада покоились сложенные манипуляторы на рельсах. Сами стеллажи были серо-зелёными, каждый ярус — размерами примерно с половину стандартного контейнера.
— Как давно вы работаете здесь? — спросил я у Лефрансуа, вступая внутрь. Двое складских рабочих — тоже селенитов — воззирились на меня удивлёнными глазами. — Просветите меня.
— Представительство? Примерно с восемьдесят девятого года. — сообщил Лефрансуа, стараясь идти рядом со мной. Величественным взмахом руки он услал куда-то обоих рабочих; те исчезли среди стеллажей. — Но чуть больше года назад мы, как видите, несколько расширились.
— Отчего же? — поинтересовалась Фудзисаки.
— Компания приняла решение начать крупные закупки вооружения и снаряжения здесь, на Сатурне, госпожа инспектор. — склонил голову Лефрансуа. — Нам требовался перевалочный пункт, а в Дэдзиме уже был наш филиал. Ваше законодательство здесь не в пример либеральнее, госпожа инспектор.
— Не сомневаюсь. — улыбнулась уголками рта Фудзисаки. Сатурнианское законодательство считает Дэдзиму свободной экономической зоной, где не действовали многие регуляторные нормы — например, касавшиеся экономической деятельности иностранцев. — Но почему именно наше оружие, господин Лефрансуа? Почему не закупать его на Марсе или на Луне, например?
— Потому что оно оптимально подходит для решения задач, стоящих перед компанией. — ответил Лефрансуа. — Особенно ввиду расширения нашего участия на Дельмарве. Большая часть этой партии, — он обвёл длинной рукой обступавшие нас стеллажи, — предназначается для Северной армии — мы сотрудничаем с северянами по вопросам боевой подготовки и стратегической безопасности. Другая часть предназначается непосредственно для наших сотрудников, и, поверьте мне, сатурнианское оружие — действительно одно из лучших, госпожа инспектор.
— Лучше, чем лунное? — уточнила Фудзисаки.
— Лучше, чем лунное. — кивнул Лефрансуа.
Глаза Фудзисаки загорелись. Я мысленно выругал себя последними словами: теперь Жюстину отсюда не вытащишь и складским манипулятором.
— Вы участвовали? — живо спросила она. — В боевых действиях?
— Разумеется, госпожа инспектор. — ответил Лефрансуа. — Мы вернулись в Солнечную буквально месяц назад, для отдыха и переформирования, а также, — он снова указал рукой на стеллаж, — чтобы принять поставку и сопроводить её обратно на Дельмарву. А так как я — старший офицер компании в Дэдзиме, то… — он пожал плечами, сделавшись похожим на богомола.
Фудзисаки многозначительно кивнула и покосилась на меня. Я укоризненно покачал головой.
— И что вы храните здесь? — полюбопытствовала она, кивая на ближайший стеллаж. Его бок украшал инвентарный номер: на всякий случай я сразу же записал его. Лефрансуа будто просиял от вопроса.
— Защитное снаряжение. — пояснил он. — Бронекостюмы, индивидуальные средства. Позвольте продемонстрировать. — не дожидаясь ответа, он выпростал руку к указанному стеллажу… и стеллаж ожил: дверца в нижнем ярусе отскочила в сторону, и наружу выехала рама, на которой висел бронекостюм.
Бронекостюм чем-то напоминал помесь экзоскелета какого-то диковинного насекомого с рыцарскими латами; подвешенный на раме за плечи, он казался марионеткой, безвольно повисшей на нитях. Открытое забрало шлема напоминало ухмылку черепа. Ячеистая поверхность доспехов была камуфляжного окраса, который я не узнал; впрочем, я вообще не разбирался в камуфляже. Но, судя по пятнам зелёного, коричневого и бежевого, он был определённо не для наших орбиталищ.
— Ваше? — с трудом скрывая восхищение, спросила Фудзисаки. Лефрансуа отрицательно помотал головой.
— Эта партия предназначается для Северной армии. — пояснил он и обвёл рукой несколько ближайших стеллажей: — Здесь примерно тысяча таких комплектов.
— Тысяча? — спросил подошедший Кюршнер; в полушаге позади него следовала одна из бойцов СПОР. — Целый полк?
— Скорее батальон. — поправил Лефрансуа. — Это модель «Сапфир-МК».
— Коммерческая? — в голосе Кюршнера прозвучало удивление.
— Поверьте, господин лейтенант, — ответил Лефрансуа, — любая модель будет лучше того, в чём ходят солдаты Северной армии. А «Сапфир-МК», хоть и была выпущена почти двадцать лет назад, всё ещё остается одной из лучших на рынке. Мы же не воюем — боже упаси — с регулярными частями Центавры, господин лейтенант. Для условий Дельмарвы такого бронекостюма будет более чем достаточно.
— Где остальное ваше снаряжение? — спросил я, оборвав начавшуюся лекцию. Фудзисаки с упрёком покосилась на меня: похоже, она только-только вошла во вкус.
— На соседних складах вооружение, снаряжение и боеприпасы. — голос Лефрансуа прозвучал так, будто бы его оскорбили в лучших чувствах. — У нас также есть боевые роботы и лёгкая бронетехника, но мы арендуем для них отсек в Порту. Ваши коллеги инспектировали его неделю назад, господин инспектор. Меня заверили, что всё в порядке.
Летуны инспектировали «Дифенс Солюшенс»? Роботы и бронетехника меня не так интересовали, но об этой проверке нужно будет уточнить у Еремеева.
— Они тоже для дельмарвцев? — спросила Фудзисаки.
— Господи упаси, госпожа инспектор! — вскинул руки ладонями вперед Лефрансуа. — Для сотрудников компании.
Я кивнул. Пора было переходить к осмотру.
— Мы проинспектируем ваши склады. — вслух сказал я. — Начнём отсюда. Скорее всего, нам понадобится помощь вас и ваших сотрудников. Оставайтесь здесь.
— Как будет угодно, господин инспектор. — склонил голову Лефрансуа. — Господа Рамачандран и Фаулер к вашим услугам, если вам что-либо понадобится.
— Благодарю вас. — сухо поблагодарил я. — За содействие. — и обернулся к Кюршнеру: — Начинайте осмотр.
— Есть. — коротко ответил Кюршнер, отдавая приказания. Бойцы за его спиной разбежались в разные стороны, группами по трое; ещё двое остались тут, рядом с ним.
Лефрансуа снова сделался белее белого.
Фудзисаки была на седьмом небе от счастья.
Бойцы СПОР выворотили наружу каждый стеллаж, отчего склад стал напоминать бутик военного снаряжения. Мы с Фудзисаки и Кюршнером ходили между ними, проводя осмотр — вернее, осмотр проводил я, пока Жюстина таращилась во все глаза на окружавшее её изобилие. Когда мы дошли до стеллажей с бронекостюмами, предназначенными для сотрудников «Дифенс Солюшенс», она была готова прыгать от радости.
Пока Фудзисаки восторжённо ходила вокруг торчащих наружу рам с бронекостюмами, я делал пометки в файле Линзы, сверяя номер партии в торце стеллажа с данными в списке. Номер совпадал, и я обошёл стеллаж, чтобы сверить номера по отдельности. Особого смысла в этом не было: все бронекостюмы были на месте.
— «Агат-К»! — восхищённо сообщила Фудзисаки, когда я подошёл к ней. — Знаешь, Штайнер, я готова тебя простить за эту авантюру: это же просто праздник какой-то!
— С чего бы это? — спросил я, разглядывая бронекостюм на ближайшей раме: точь-в-точь такой же, как и «Сапфир-МК», только шлем и нагрудник несколько другой формы. Вместо пятнистого камуфляжа поверхность бронекостюма была нейтрально-серой, но я догадывался, что она могла легко изменить окрас.
— Как с чего?! — воскликнула Фудзисаки. — Это же «Агат-К»! Да, коммерческий, но это лучший коммерческий бронекостюм, который себе можно позволить!
— И все они на месте. — сухо добавил я. — По крайней мере, на этом стеллаже. Пошли. — я двинулся к следующему стеллажу, уже вывернутому наружу. К сожалению, и здесь все доспехи были на месте.
Фудзисаки обиженно надулась. Я понятия не имел, отчего: я никогда больше необходимого не интересовался бронекостюмами.
Мы обошли все стеллажи с бронекостюмами «Дифенс Солюшенс» — одинаковыми «Агатами-К», не обнаружив ни единой пропажи, ни единого изъяна. Всё было на местах — в точном соответствии с накладными. И ни один «Агат» не был похож на тот доспех — или скафандр? — который носил убийца Вишневецкой и Сэкигахары. Для начала, при всей его долговязости, «Агат» был раза в полтора шире в бёдрах и плечах.
— «Дифенс Солюшенс» хорошо снаряжает своих сотрудников. — заметил Кюршнер; мы стояли у крайнего стеллажа, напротив открытых погрузочных ворот склада. За воротами блестели на свете люминёра трамвайные рельсы: как и в Титане-Орбитальном, по всей Дэдзиме курсировали грузовые трамваи. — Но если позволите, господин инспектор… — я поднял бровь, глянув на лейтенанта, и слегка кивнул, — …здесь что-то странное.
— Что именно? — поинтересовался я, скрывая удивление: чего такого мог заметить Кюршнер, чего не заметил я? Не то чтобы здесь что-то было: всё было на месте…
— Бронекостюмы. — ответил Кюршнер. — Они слишком новые, господин инспектор. Честно говоря, у меня такое впечатление, что их ни разу и не надевали.
— Лефрансуа что-то говорил о закупках снаряжения. — напомнил я. — И о том, что часть этого снаряжения шла непосредственно им.
— Но где тогда их старые бронекостюмы? — спросил Кюршнер. — Если этот Лефрансуа говорит, что они вернулись сюда прямо с Дельмарвы? Не в хабэшках же они там бегали, Каннон помилуй… простите, господин инспектор…
— Ничего. — покачал головой я и поскрёб подбородок. Лейтенант был прав: это действительно было подозрительно. И я действительно этого не заметил: то, что у «Дифенс Солюшенс» должны были остаться старые бронекостюмы, не пришло мне в голову.
Наскоро я пролистал список хранимого имущества. Других «средств индивидуальной защиты», кроме «Сапфиров», «Агатов» и ящика бронежилетов на третьем складе, там не значилось.
Я хмыкнул и пошёл вглубь склада. Кюршнер, поколебавшись, последовал за мной.
Лефрансуа был там, где мы его оставили: посредине зала, под охраной двоих бойцов СПОР, с Фаулер и Рамачандраном неподалёку. Селенит нервно переплетал длинные пальцы; его подчинённые неловко переминались на месте. Вывернутых наружу стеллажей вокруг они упорно пытались не замечать.
— Господин инспектор. — произнёс Лефрансуа, когда я подошёл ближе; в голосе селенита звучал неподдельный испуг. — Надеюсь, ваш осмотр проходит успешно?
— Вполне. — сказал я. — На данный момент. Скажите, господин Лефрансуа, а где ваши старые доспехи?
— Старые? — удивлённо уставился на меня Лефрансуа. — Простите, о чём речь, господин инспектор?
— Вы вернулись в Солнечную месяц назад. — спокойно и очень терпеливо произнёс я. — На переформатирование и отдых после Дельмарвы, как вы сами сказали. Простите, но сложно представить, чтобы вы — и ваши люди — вернулись с планеты без своего обмундирования. Например, без бронекостюмов. Итак, где они?
— А-а-а! — воскликнул Лефрансуа; бледных щёк селенита коснулся румянец. — Я понял, о чём вы, господин инспектор. Боюсь вас разочаровать: наши старые доспехи отбыли с нашим кораблём дальше, на Луну. Предполагалось, что мы примем поставку и вернемся обратно на Дельмарву уже в новом обмундировании… вы ведь видели «Агаты», господин инспектор?
— Видел. — кивнул я. — А почему же вы не оставили старые бронекостюмы здесь, господин Лефрансуа?
— Мы не можем их здесь содержать. — развёл руками Лефрансуа. — К сожалению, для них не было свободных стеллажей, а морга у нас здесь нет, господин инспектор. Пришлось оставить их на корабле, и, увы… — он с сожалением пожал плечами, — …расстаться с ними.
— Морга? — прищурился я. Что-то подсказывало мне, что речь шла не о трупохранилище.
— Ремонтно-эксплуатационного помещения для бронекостюмов, господин инспектор. — негромко подсказал Кюршнер. Я мысленно чертыхнулся: так опозориться перед гайдзинами, да ещё и на ровном месте!
— Именно так. — кивнул Лефрансуа. — За пределами морга — или другого подобным образом оборудованного помещения — мы не имеем права содержать бронекостюмы. Поэтому мы были вынуждены их оставить. — он вновь пожал плечами. — Мы также не можем начать осваиваться с новыми «Агатами», господин инспектор. Это запрещено.
В его голосе прозвучал упрёк.
— Благодарю вас, господин Лефрансуа. — холодно ответил я. — Если позволите, мы хотели бы продолжить осмотр. Оружейного склада.
— Разумеется. — медленно кивнул Лефрансуа, снова бледнея на глазах. — Оружейный склад находится там, — он указал в дальний конец помещения, — за закрытой дверью. Это также одно из ваших требований, господин инспектор.
— Так откройте её. — спокойно потребовал я.
— Сию минуту, господин инспектор. — склонил голову Лефрансуа и отряхнул пальцы. — Фаулер, — обернулся он к помощнице: та вскинула голову, — помогите господину инспектору.
— Слушаюсь. — кивнула селенитка. — Пройдемте, пожалуйста, господин инспектор…
— Одну минуту. — сказал я и глянул на Лефрансуа. — Господин Лефрансуа, а где ваше оружие? Или оно тоже, — я сделал паузу, — отправилось на Луну?
— Нет, что вы, — помотал головой Лефрансуа, старательно избегая встречаться со мной глазами. Я сощурился. Запуганный Лефрансуа мне нравился определенно больше, но сомневаюсь, что напугал его я. — Наше оружие там же, на оружейном складе. Оно внесено в накладные. Всё совершенно законно, господин инспектор.
— Не сомневаюсь. — ответил я. — Вы разрешите его осмотреть?
— Разумеется, господин инспектор. — проговорил Лефрансуа.
— Спасибо. — ответил я тоном, не предполагавшим никакой благодарности, и обернулся к ожидавшей Фаулер.
Та кивнула и простёрла руку в приглашающем жесте.
Фаулер привела нас — меня, Кюршнера, двух бойцов и подоспевшую Фудзисаки с широкой улыбкой до ушей — к массивной круглой двери, преграждавшей вход на оружейный склад. Дверь была достаточно высокой для того, чтобы в неё прошёл любой стандартный контейнер — ну, или два стеллажа с бронекостюмами. Плитки пола были исчерчены следами от колёсиков грузовых тележек.
Фаулер протянула руку к консоли сбоку от двери: из воздуха соткалось окно, и селенитка несколько раз коснулась его. Окно мигнуло: в стене чуть выше открылся проём сканера сетчатки. Фаулер грациозно склонилась к нему.
Сканер довольно пискнул, и дверь, только что казавшаяся монолитной, разошлась в стороны. Следом за ней поочерёдно распахнулись и остальные три. Я восхищённо присвистнул: оружейная Цитадели обходилась гораздо менее изощрёнными мерами безопасности.
— Это единственный вход? — уважительно спросил я.
— Внутри есть спуск в подвал, — качнула головой Фаулер; её голос, даже несмотря на необычный французский, был мелодичным, мягким и словно малость печальным. — Но мер предосторожности там несколько меньше.
Я кивнул. Ну, подвал или не подвал… в Дэдзиме тоже были подземные коммуникации — разумеется! — но их доступная людям часть была куда менее обширной.
Всё зависело от того, что я здесь найду.
— Пройдемте, пожалуйста. — пригласила Фаулер. Длинные пальцы селенитки коснулись моего левого плеча: я недоумённо глянул на неё. — Надеюсь, вас удовлетворят результаты осмотра… господин инспектор?
Я дёрнул плечом, стряхивая её руку.
— Надеюсь. — холодно произнёс я и прошёл внутрь. Фаулер так и застыла с поднятой рукой.
Свет зажёгся, стоило мне переступить порог: здесь не было световодов в потолке. Сложенные под крышей манипуляторы отбрасывали гротескные тени.
Весь склад был заставлен обычными оружейными шкафами, наглухо закрытыми; никто не потрудился составлять из них стеллажи, как с полуконтейнерами, и моему взору открывались двойные ряды шкафчиков, равномерно расположенных по всему складу. Вдоль стен тоже шли ряды шкафов. Если верить накладным — а накладные были у меня перед глазами — оружия на складе «Дифенс Солюшенс» хватило бы на то, чтобы вооружить целую армию. До тех пор, пока оно было под замком, это маленькое расхождение меня не волновало.
Но что-то здесь было не так. Совсем не так. Если всё в порядке, то что так пугало Лефрансуа? Помешать моему осмотру он не мог — этот мой блеф удался блестяще: селениту и в голову не пришло, что грозный инспектор Национальной полиции может действовать не то что без ордера, но даже без ведома начальства. Но чего такого страшного было в самом осмотре?
— И что она себе позволяет? — недовольно пробормотала себе под нос Фудзисаки. — Распускает тут руки…
— Я живой, как видишь. — ответил я и обернулся к Кюршнеру и его двум бойцам: — Лейтенант, приступайте. Как только найдете что-то необычное — зовите меня.
— Есть. — кивнул Кюршнер и развернулся на каблуке. — Маликова, Хаас, — скомандовал он бойцам, — приступайте.
Разгром, учинённый на центральном складе, повторился в меньшем масштабе: Маликова и Хаас — капрал Маликова и специалист Хаас, судя по погонам, болтавшимся у них на груди — распахивали каждый шкафчик, встречавшийся на их пути. Первый же шкафчик оказался заполнен кинетическими винтовками: на нас с Фудзисаки уставилась шеренга матово-серых ствольных коробок.
— F.35М. - безошибочно определила Жюстина. — Минобороны что, распродает старые склады? Им же лет по тридцать, не меньше… — я и слова сказать не успел, как она выдернула одну из винтовок из стойки и повертела её в руках. — Ты смотри, 2363 год…
— Ты бы хоть перчатки надела. — укоризненно сказал я. — Вещдоки.
— Вещдоки… — протянула Фудзисаки и поставила винтовку на место. Я поднял Линзу, чтобы сверить номера — тот, что на шкафчике, и номера винтовок. Все они были дотошно внесены в накладные.
Винтовок было много. F.35 была старой моделью, спроектированной ещё до Второй Солнечной — здоровенное ружьё с жёстким прикладом, длинным стволом и спусковым крючком позади магазина. Современные кинетические карабины — F.82 — были раза в два её короче. Полицию перевооружили на семейство F.80 всего три года назад, поэтому старые винтовки я ещё застал. Два раза — один раз в Академии МВД, а другой раз — на стрелковой квалификации пять лет тому назад. Мне даже довелось из неё пострелять.
— Дельмарвцы, небось, стреляют вообще из каких-то карамультуков. — прокомментировала Жюстина, когда мы проходили мимо очередного распахнутого шкафчика. Рядом с винтовками были бережно упакованы съёмные оптические прицелы. — Или что это, утилизация старых запасов?
— Разрядка. — напомнил я. — Тем более, эти винтовки даже Берлинский кризис не застали, на складах их должно быть ещё полным-полно…
— Ага. — фыркнула Фудзисаки. — Пятьдесят третьего года выпуска… Ну или вообще военного времени, там тихий ужас…
— Тебе виднее. — пожал плечами я, но тут раздался голос Кюршнера:
— Господин инспектор!
Мы поспешили мимо уже распахнутых шкафчиков, уставленных оружием, туда, где нас ожидал Кюршнер, скрестив руки на груди. За его спиной, вдоль стены склада, выстроилось сразу несколько шкафов, уже предусмотрительно открытых: на стойках покоилось оружие.
И что это было за оружие.
— Великие боги! — ахнула Жюстина.
Здесь были винтовки, штурмовые карабины, ручные пулемёты, автоматические дробовики, гранатомёты, две шеренги пистолетов, несколько крупнокалиберных снайперских винтовок и даже занимавшая добрую половину одного из шкафчиков автопушка с мотоподвесом. Личное оружие сотрудников «Дифенс Солюшенс», сразу понял я: не меньше сотни стволов, и ни один из них не был похож на другой. Во всяком случае, подо всем обвесом.
— Недурная коллекция. — заметил Кюршнер. В его голосе послышалась зависть. Я только и мог, что кивнуть: зрелище действительно впечатляло. Даже меня.
Моих скромных познаний в оружии, в основном подчёрпнутых из служебных циркуляров и бесконечных монологов Фудзисаки, хватило, чтобы это оценить. Сотрудники «Дифенс Солюшенс» ни в чём себе не отказывали, когда дело касалось оружия, и ухитрились собрать тут образцы стрелкового оружия со всей Вселенной. Я сразу — не без труда — разглядел две или три F.35 с прицелами, складными прикладами и в ячеистой камуфляжной расцветке: кое-какие другие экземпляры тоже показались мне смутно знакомыми.
Фудзисаки, казалось, утратила дар речи. Она восторжённо вертела в руках один из штурмовых карабинов, забыв даже натянуть перчатки. На боку ствольной коробки были отчётливо видны двойные звёзды и крошечная надпись «Сделано на Центавре».
— Ты знаешь, как он называется? — спросил я у Жюстины. Та недоумённо уставилась на меня; затем к ней, похоже, вновь вернулась речь:
— Конечно! Это штурмовой карабин М76, калибр — 6.8 на 43 миллиметра, сорок пять зарядов в магазине, батарея на пятьсот выстрелов без подзарядки… гибридный голографический прицел, тактическая рукоятка, встроенный лазерный целеуказатель, трехточечный ремень…
— Достаточно. — оборвал её я и поднял Линзу, наведя её на карабин. Номер, под которым он был внесён в базу, оказался в полном порядке.
Я нахмурился. На секунду мне пришло в голову, что весь мой блеф был насмарку: здесь действительно ничего не было. Всё оружие, указанное в списках, было на месте. Лефрансуа было нечего опасаться.
Но он боялся. И я не мог понять, чего, если всё, увиденное мною, было на своём месте и в полном — полнейшем! — порядке.
Адатигава солгала? Это было бы возможно, если бы на моём месте была любая другая офицер полиции. Но не я. Со дня нашего знакомства Адатигава никогда не лгала мне. Недоговаривала — да, и неоднократно; но не лгала. Зачем ей начинать сейчас?
— Господин инспектор? — спросил Кюршнер, и я вздрогнул от неожиданности. — Капрал Маликова на связи.
— Она что-то нашла? — спросил в ответ я, обернувшись к нему.
— Она… — начал Кюршнер и прервался. — Вам лучше посмотреть самому, господин инспектор.
Я внимательно посмотрел на него. Лицо Кюршнера скрывала вуаль маски, глаза — непроницаемые баллистические очки; но даже с ними мне показалось, что лейтенант чем-то удивлён.
И встревожен.
Капрал Маликова стояла у распахнутого оружейного шкафчика. Её лицо, закрытое серой тканью маски и баллистическими очками, было совершенно спокойным. Во всяком случае, так казалось снаружи.
Шкафчик был пуст. Я поднял Линзу, чтобы найти его номер: судя по списку, в шкафчике должны были храниться противотанковые ракеты. По пути сюда мы миновали несколько таких же шкафчиков — с винтовками, ракетами и гранатомётами. Оружие, которым «Дифенс Солюшенс» собирались вооружить армию Северной Дельмарвы. Которым можно было легко устроить небольшую войну.
И теперь часть его исчезла.
— Я осмотрела несколько шкафчиков. — докладывала Маликова; голос капрала чуть подрагивал от волнения. — Все они были пусты.
— Шкафчики с ракетами? — уточнила Фудзисаки. Всё раздражение из-за того, что её оторвали от коллекции оружия, с неё как рукой сняло.
— Возможно. — ответила Маликова. — Я не знаю, что должно было быть в шкафах, госпожа инспектор. Но они были пусты.
— Продолжайте осмотр. — распорядился я. — Помечайте все пустые шкафы.
— Есть. — козырнула Маликова. Я развернулся к Кюршнеру.
— Хаас что-то нашла?
— Ещё нет… — начал было Кюршнер и вновь прервался. — Постойте… Хаас нашла ещё один пустой шкаф. — сообщил он. — Через два ряда отсюда, направо.
— Осмотрите все эти ряды. — приказал я. — По обеим сторонам.
— Есть. — кивнул Кюршнер и удалился.
Пока бойцы СПОР проводили осмотр, мы с Фудзисаки проверили Линзами каждый из пяти первых шкафчиков. Только один из них — первый — оказался предназначенным для хранения ракет; в остальных должны были быть винтовки. Не было ни одной.
Это была катастрофа.
Поиски Кюршнера и его подчинённых обнаружили ещё десять шкафчиков, разбросанных по рядам вокруг. Исчезли винтовки, пулемёты, гранатомёты, ещё один шкаф противотанковых ракет. В последнем шкафу, обнаруженном специалистом Хаас, когда-то были тяжёлые пулемёты.
Целый небольшой арсенал в полторы сотни единиц оружия. Пятнадцать шкафчиков. Всё это исчезло с охраняемого склада с беспрецендентными мерами безопасности — всё, как и требовалось по законодательству, нормативам МВД и Министерства обороны. В полуторамиллионном орбиталище.
Это была настоящая катастрофа.
— И что нам теперь делать? — нарушила молчание Фудзисаки. — Ну, кроме как доложить Мэгурэ?
— Не знаю. — сказал я. — Но у нас очень большие проблемы.
— Как объяснить шефу, какого чёрта мы здесь забыли, то есть? — сухо уточнила она. — Это да, это проблема…
— Я думал, тебе тут нравилось. — упрекнул я.
— Нравилось! — фыркнула Фудзисаки. — До недавних пор! Сто пятьдесят стволов, Штайнер! Этого хватит на целую роту!
— Поэтому я и не знаю, что с этим делать! — рявкнул я. — Потому что мы этим не занимаемся! Этим занимается ГСБ! В самом лучшем случае!
Я осёкся. ГСБ. В этом деле много чем должна была заниматься ГСБ: начиная, хотя бы, с контрабанды в обход общепринятых каналов, и заканчивая мертвым гайдзином Франтишеком Котерой в разбитых очках, от которых начинает болеть и кружиться голова. И уж тем более ГСБ должна заниматься чем-то наподобие исчезновения партии кинетического оружия, потому что это было слишком серьёзной пропажей.
Очки, вспомнил я. Мэгурэ говорила, что ей придётся сообщить о них по инстанции — то есть, снова же, в ГСБ.
Очевидно, то же самое придётся сделать и мне.
— …Штайнер? — осторожно спросила Фудзисаки. — Чего молчишь?
Я помотал головой. Мешаться под ногами у службы национальной безопасности Гегемонии мне хотелось меньше всего.
— Пошли. — сказал я. — Нам всё ещё нужны виброклинки.
— А с пропажей что? — тут же спросила Жюстина.
— А что нам ещё остается? — пожал плечами я.
Фудзисаки внимательно глянула на меня, обеспокоенно сдвинув брови. Затем она выпрямилась и кивнула.
— Пошли. — повторила она. — Куда?
Вместо ответа я заглянул в список, хранившийся на Линзе. Да, эта задача определенно была попроще: на складе было всего около полусотни виброклинков.
Оставалось только их отыскать.
Мы зашагали вглубь склада, между шеренг шкафчиков, на ходу проверяя номера. Возможно, внутри этих шкафов тоже была пустота; возможно, исчезло куда больше винтовок и гранатомётов, чем обнаружили бойцы Кюршнера.
Я отогнал от себя эту мысль.
Стоило пойти путём наименьшего сопротивления. Вызвать Кюршнера и приказать ему загнать сюда весь взвод, чтобы они перевернули вверх дном весь склад. Вызвать подкрепление, наконец. Но с другой стороны, у меня просто могло не быть времени на это.
— Нашла! — воскликнула Жюстина, и я резко остановился, развернувшись на каблуке. В глазах заплясали отблески от Линзы, которую Фудзисаки держала в поднятой руке. — 1098, 1099, эти?
— Эти. — кивнул я, мельком бросив взгляд на список: напротив пары десятков наименований в графе «N контейнера» стоял номер 1098. Наименований было около сотни. — Откроешь?
Фудзисаки кивнула и распахнула ближайший к ней шкаф. Я притронулся к панели на другом, и его дверца бесшумно отскочила вверх, встав на стопор.
В одном оружейном шкафу помещается примерно десять кинетических винтовок. Виброклинок в ножнах занимает даже меньше места. Стойки для оружия, помещающиеся в шкафах, модульные: там, где в другом шкафу стояли бы две винтовки, сейчас висело, рукоятью вверх, по три меча.
Габаритами виброклинок ничем не отличается от такого же клинка, только сделанного из стали и практически безобидного. Обыкновенными стальными мечами когда-то дрались на дуэлях — до первого пореза, хотя проткнуть незащищённого человека можно было даже таким мечом. Практически сразу же в моду вошли дуэльные доспехи.
Виброклинок не обошёлся бы порезами. Собственно, надолго остановить виброклинок не могут даже пластины бронекостюма. И тем не менее, убийца выбрал именно такое оружие, чтобы убить сначала Вишневецкую, а потом — Сэкигахару. Чудом ухитрившись не отсечь им головы, хотя виброклинок способен сделать это одним взмахом.
— Коротковаты будут. — пробормотала Фудзисаки. — Тут где-то семьдесят сантиметров…
— Да уж, не досэй-гунто. — кивнул я в знак согласия. — Жюст, а зачем им вообще виброклинки?
— «Дифенс Солюшенс»-то? — переспросила она. — А я почём знаю? В принципе, виброклинки почти бесшумные, но… — она умолкла и обернулась ко мне. — Ты думаешь о том же, о чём и я?
— Что Вишневецкую прирезал случайно проходивший мимо отряд спецназа? — переспросил я.
— Именно. — кивнула Жюстина. — Я не знаю, чем они там на Дельмарве занимались, но явно же не в окопах сидели; а эти мечи, как ты заметил, не досэй-гунто, для красоты с ними никто не будет расхаживать. Что ещё остается?
— У Малкиной будут большие проблемы. — пробормотал я. — Если мы что-то докажем. Тут все мечи на месте.
— Аналогично. — Фудзисаки помахала Линзой. — Пятнадцать.
— Итого тридцать. — подытожил я. — Ещё один шкаф.
— Какой?
— У тебя справа.
Фудзисаки обернулась к соседнему шкафчику, подошла ближе и тронула панель на его торце. Дверца распахнулась. Наши Линзы синхронно мигнули, обменявшись данными с идентификационной меткой шкафчика — 1100.
— Вуаля. — сказала Фудзисаки, и я подошёл поближе.
Здесь тоже висели виброклинки: рукоятками вверх, по три на каждой стойке, поблёскивая золочёными деталями: простая круглая гарда и такое же навершие. Небольшая кнопка переключателя у основания рукояти не оставляла никаких сомнений: это были именно виброклинки.
Вибромечи. Конечно, до почти метровых досэй-гунто, парадного оружия сатурнианских военных, им было далеко: но это был хоть и короткий, но меч. И Фудзисаки была права: применение для такого меча могло найтись только одно.
А их здесь почти полсотни. Чем «Дифенс Солюшенс» занимается там, на Дельмарве?..
Я остановился и присмотрелся ещё раз.
Одно из креплений на стойке посредине было пустым.
— Господин инспектор, — поднял голову Лефрансуа, когда мы — я, Фудзисаки и Кюршнер — приблизились к нему. Глаза селенита нервно бегали по сторонам, длинные пальцы сплелись. Видно было, что Лефрансуа старательно избегал смотреть на застывших по бокам, будто статуи, бойцов СПОР.
Я знаю, чего ты боишься, подумал я. И тебе есть чего бояться.
— Господин Лефрансуа. — ответил я, на этот раз не удостоив его даже кивком. Если бы Лефрансуа чуть лучше разбирался в нашем этикете, он сразу понял бы, что это плохой знак.
— Я могу чем-то помочь вам, господин инспектор? — спросил Лефрансуа, глядя на меня. Он не стал отводить взгляд или прятать глаза: похвальная, но ожидаемая, честность.
— Да, можете. — сказал я. — Например, вы можете пояснить, куда исчезли полторы сотни единиц оружия с вашего склада. Склада, который, как заверила меня госпожа Фаулер, надёжно охраняется и оснащён всеми мерами предосторожности!
Лефрансуа отшатнулся. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут же захлопнул его: оттуда вырвался сдавленный возглас.
— Вы понимаете, что произошло? — негромко спросил я. — Полторы сотни стволов, господин Лефрансуа. Боевого оружия. Вы знаете, сколько статей Уголовного кодекса вы только что нарушили?
— Мне ничего не было об этом известно! — выкрикнул Лефрансуа, и в его голосе, наконец, прорезалась сталь. — Мне никто не сообщил о нарушении мер предосторожности — мер, которые наша компания предприняла! В точности так, как того требует ваше правительство, господин инспектор! Это не вы должны обвинять меня, это я должен просить вашей помощи, потому что с моего склада только что похитили часть моего груза! За который я отвечаю головой!
— Вы можете отвечать чем угодно, господин Лефрансуа. — ровным тоном проговорил я. — Но вы не в той ситуации, чтобы повышать голос на сотрудника правоохранительных органов Сатурнианской Гегемонии.
— Нет, позвольте! — рявкнул Лефрансуа. — Я слишком долго был вежлив с вами, инспектор! Я оказал вам полное и безоговорочное сотрудничество, обеспечил полный доступ, и теперь вы выходите и обвиняете меня?! — он шагнул вперед, нависнув надо мной. Только сейчас я понял, насколько же высоким был селенит: в Лефрансуа было больше двух метров росту, и при всей худобе он был жилистым и узловатым, как углеродный трос. — Я устал заискивать перед вами, инспектор, слышите?! И я не собираюсь принимать на себя вину за то, о чём не имел ни малейшего понятия, в ситуации, когда я — пострадавшая сторона!!
— И тем не менее, — оборвал его я, — своим бездействием вы прямо нарушаете статьи 222, 224, 225 и 226 Уголовного кодекса Сатурнианской Гегемонии. И если вы произнесёте ещё одно слово, то сюда добавится ещё и статья 294.2, «Препятствование сотруднику правоохранительных органов Сатурнианской Гегемонии при исполнении служебных обязанностей»!
Лефрансуа ничего не ответил, глядя на меня сверху вниз. Я ответил ему тем же.
— Лейтенант Кюршнер? — спросил я, не отводя взгляда. Правая щека Лефрансуа подрагивала, ноздри длинного носа гневно раздувались. На тощей узловатой шее пульсировала жилка.
— Господин инспектор? — подал голос Кюршнер.
— Вы уже вызвали подкрепление, лейтенант? — спокойно поинтересовался я.
— Так точно, господин инспектор, остальная часть роты на подходе. — отрапортовал он.
— Отлично. — сказал я, не сводя глаз с Лефрансуа. — Надеюсь, что до их прибытия у вас не возникнет никаких осложнений… не так ли, господин Лефрансуа?
Селенит ничего не ответил, всё ещё неотрывно смотря на меня из-под сдвинутых бровей. Наконец он коротко и сухо кивнул.
— Благодарю вас. — ответил я и отступил на шаг. — За ваше сотрудничество.
Я развернулся и пошёл к выходу со склада. Жюстина бросила последний взгляд на склад и распахнутые стеллажи с бронекостюмами и пошла следом за мной.
— Ты ничего не сказал про меч. — сказала она, стоило нам отойти от склада.
— Конечно. — ответил я. — Это было бы слишком подозрительно, и у нас нет доказательств. Пока нет.
— А когда они будут? — спросила Фудзисаки.
— Это зависит только от нас. — пожал плечами я. — И от того, насколько убедительны мы будем.
— Перед Мэгурэ?
Я тяжело вздохнул.
— Да. — сказал я. — Перед Мэгурэ.
Делать этого мне всё ещё не хотелось — не со всеми этими непонятными совещаниями с утра пораньше — но сейчас моя позиция, по крайней мере, была менее шаткой.
Осталось только добавить завершающий штрих.
— Участок, — сказал я вслух, вызывая диспетчерскую Управления Национальной полиции в Дэдзиме. — Штайнер, cемь-девять-пять-семь-четыре. Хищение оружия в крупных размерах, возможно незаконная передача, по адресу: улица Ремонтная, 24. Примите к сведению, оружие кинетическое, повторяю, кинетическое. Участок, приём.
— …Вас поняла, инспектор. — произнесла дежурный диспетчер, помедлив несколько секунд. Я мог её понять: не каждый раз тебя ошарашивают сообщением о похищении крупной партии кинетического оружия. — Доложите обстановку, приём.
— Обстановка спокойная, — ответил я, — хозяева территории готовы к сотрудничеству. И, пожалуйста, вышлите только бригаду криминалистов, я уже запросил подкрепления у штаба СПОР. Приём.
— Вас поняла, инспектор. Бригада в пути, ждите. Отбой.
— Вас понял, участок. — сказал я. — Отбой. — и обернулся к Фудзисаки. Та стояла, скрестив руки на груди, носком туфли постукивая по плитам двора.
— Он будет выставлять себя потерпевшей стороной. — сказала она. — Лефрансуа.
— Если это ему поможет. — спокойно ответил я, и в ухе вдруг раздался звонок. Линза на запястье слегка завибрировала. Я скосил глаза на номер, возникший перед глазами.
Звонила Мэгурэ.
— Штайнер, слушаю. — сказал я, принимая вызов. Грудь словно сдавило стальными клещами.
— Где вы, чёрт побери, шляетесь? — спросила Мэгурэ.
— Мы в Дэдзиме. — ответил я как можно спокойным тоном. Карты были на столе: шеф оказалась на шаг впереди меня. — Проводим расследование.
— Ах, в Дэдзиме? — переспросила шеф. Её голос не предвещал ничего хорошего. — Ко мне. Оба. Немедленно.
— Шеф, послушайте… — начал было я.
— Это приказ. — оборвала меня Мэгурэ. — Немедленно.
Связь отключилась. Я глянул на Жюстину.
— Что ж, — проговорила Фудзисаки, — кажется, у нас нет выбора.
— Да, ты права, — медленно сказал я. — У меня такое же чувство.
— Явились. — проронила, не оборачиваясь, Мэгурэ, стоило нам переступить порог её кабинета. Я тотчас же пожалел об этом: шеф была мрачнее тучи. — Ну проходите.
Я нерешительно прошёл внутрь, но садиться не стал. Фудзисаки прошла следом, встав рядом со мной. За её спиной дверь захлопнулась, окончательно отрезав стеклянный аквариум кабинета от внешнего мира.
Шеф стояла у окна кабинета, скрестив руки под грудью. Рукава её серого платья, разукрашенные алыми волнами, спадали книзу. Растрепавшиеся каштановые волосы были стянуты в хвост обыкновенной, без прикрас, резинкой. Мэгурэ выглядела измученной, но это не делало её менее грозной.
— Сегодня утром, — сказала она, и её голос прозвучал глухо, — у меня был долгий разговор. С генерал-суперинтендантом Поздняковой-Руссо. С окружным прокурором, госпожой Левитинской. С главой городской администрации, госпожой Савано. Затем у меня было совещание руководителей отделов ГУМВД — включая, кстати, и наших визави из руководства городской полиции. А затем — затем — у меня был разговор по межорбитальной связи с гвардии генерал-майором Кусанаги, командующей лейб-гвардии премьер-министра, которая прибывает сюда — на Титан-Орбитальный — завтрашним утром. В сопровождении, разумеется, подразделений Гвардии.
Я открыл было рот, но Мэгурэ подняла палец, приказывая мне замолчать. Она всё ещё смотрела в окно, на город, простиравшийся вокруг, но её глаза метали молнии.
— А буквально час назад, — ровным, демонстративно спокойным, тоном проговорила она, — на моё имя поступил доклад от Отдела Собственной Безопасности. В котором, помимо прочего, поднимался вопрос, каким образом один из моих подчинённых, некий инспектор Штайнер, проводит внеплановую инспекцию на территории, арендуемой иностранным подрядчиком, не имея при этом ордера? Да ещё и, при этом, в сопровождении взвода СПОР?
— Шеф, — заговорил я, — я понимаю, как это всё выглядит, но…
— МОЛЧАТЬ!!! — резко развернувшись, рявкнула Мэгурэ. — Можешь всё объяснить, да?! Отсутствие ордера ты можешь объяснить?! Свои вечерние прогулки к Адатигаве можешь объяснить?! Мёртвую казначея Конституционной партии можешь объяснить?! Мне пришлось пятнадцать минут выслушивать жалобы госпожи Малкиной!!! Разговоры с начальством летунов через мою голову можешь объяснить?! И как ты СПОР привлекал, тоже через мою голову, ты тоже можешь объяснить?! Где твои результаты, Штайнер?! А?! Я дала вам обоим три дня — ТРИ! ДНЯ! И чем вы занимаетесь?! Лазаете по канализации?! Нарушаете субординацию?! Чем?!
— Шеф! — выкрикнул я; Мэгурэ осеклась на полуслове, недоуменно уставившись на меня. — Шеф, послушайте, у меня есть результаты. У меня есть записи убийцы на видео. У меня есть основания подозревать, что госпожа Малкина лжёт и действует сообща с убийцей. Возможно, убийца — гайдзин из «Дифенс Солюшенс»; у него был с собой меч, как две капли воды похожий на те, что хранятся на складе в Дэдзиме. С которого исчезло полсотни единиц ручного кинетического оружия. Мы можем его выследить, шеф, у нас ещё есть время! Пока он не добрался до следующей жертвы! Нужно всего лишь пробить номер похищенного меча, допросить руководство «Дифенс Солюшенс», и…
— И что? — оборвала меня Мэгурэ. — И что дальше, Штайнер? Ещё позавчера ты рассказывал мне о контрабанде. Сегодня уже не контрабанда, уже Конституционная партия и «Дифенс Солюшенс». Кто следующий? Центаврианская разведка?!
— Шеф!! — взмолился я. — У меня есть результаты!! Да, я виноват, я нарушил субординацию, но мне требовалось действовать быстро, но убийца почти в моих руках!! Кроме того, исчезло оружие, и даже если «Дифенс Солюшенс» тут не при чём, мы должны его найти, но это — дело техники!!..
— Нет, Штайнер, — покачала головой Мэгурэ. — Это больше не дело техники. Это больше вообще не ваше дело. И не наше. Расследование закрыто.
Я ошеломлённо отступил на шаг. В горле застрял ком. Закрыто?! Как?! Оно не может быть закрыто!
Не сейчас, когда я так близко!!!
— Шеф, — вновь торопливо заговорил я, — вы не можете. Я почти закончил его! Мы почти поймали его, это была последняя...
— Расследование закрыто!!! — прорычала Мэгурэ. — И если ты, Штайнер, скажешь ещё хоть одно слово, то вместе с делом ты положишь на стол свою Линзу!!!
Я сглотнул. Руки сжались в кулаки; ногти, всё ещё покрытые вчерашним лаком, до боли врезались в ладони.
Я проиграл.
— Вон отсюда. — холодно процедила шеф. — Оба. Пока ещё можете.
Жюстина крепко держала меня за запястье всю дорогу до лифта; она шагала торопливо, волоча меня за собой, словно пытаясь увести меня как можно дальше от шефа, не срываясь при этом на бег. Я не оглядывался и не смотрел по сторонам, но я затылком чувствовал на нас обоих взгляды всего отдела уголовного розыска.
Люди расступались перед нами, словно нас окружал невидимый кокон. Во многом так и было: гнев Мэгурэ висел над нами обоими, словно грозовая туча, словно заразная болезнь.
Я проиграл. Я поставил всё, что мог, на один-единственный шанс… только затем, чтобы этот шанс у меня отобрали. И развеяли по ветру.
Толпа у лифтов расступилась вокруг нас, невольно образовав круг со мной и Фудзисаки посередине. Я не знал, как себя сейчас чувствует моя напарница; я чувствовал только её пальцы, сомкнувшиеся на моём запястье, сдавливающие его до синяков.
Двери лифта распахнулись, и я замер. Из лифта вышла та, кого я меньше всего ожидал увидеть здесь, на этаже уголовного розыска: начальница следственного отдела, комиссар Гешке, собственной персоной. Длинный хвост золотистых волос спадал на плечо безупречного чёрного мундира, скрывая золотые цветы на серебре комиссарского погона. На чёрном кителе блестела каждая пуговица.
Гешке вышла из лифта и остановилась, глядя на неожиданную сцену. Она удивлённо подняла бровь, а затем — расплылась в дружеской, и насквозь фальшивой, улыбке.
— Инспектор Штайнер! — произнесла Сказочница, глядя на нас. — Инспектор Фудзисаки! Какая приятная неожиданность!
Больше я сдерживаться не мог.
Мэгурэ закрыла расследование. Значит, она кому-то передала дело. Куда может передать дело уголовный розыск?
Правильно, в следственный отдел. А значит — Гешке. Празднующей победу Гешке.
Я шагнул вперед. Фудзисаки попыталась удержать меня, но было поздно: свободной рукой я схватил Сказочницу за лацкан кителя и дёрнул на себя. Футляр, который держала Гешке, упал на пол; умная бумага рассыпалась во все стороны.
— Приятная?! — заорал я. — Ах приятная?! Да вам, должно быть, очень приятно, госпожа комиссар! Поглумиться над нами пришли, да?! — я расхохотался. — Да забирайте своё дело! Пожалуйста! И все заслуги себе припишите, я вас прошу, я вас умоляю! Вы же всегда…
Фудзисаки прервала мою тираду, наотмашь ударив меня по лицу.
От неожиданности я выпустил Гешке, отшатнувшись назад. Фудзисаки загородила Сказочницу собой: её глаза, точь-в-точь, как у Мэгурэ, метали молнии.
— Штайнер, — тихо проговорила ошеломлённая Гешке, глядя на меня круглыми от удивления глазами. Я тяжело дышал; сильно болела левая скула, куда пришёлся удар Фудзисаки. — Мы не забирали вашего дела. Его забрало ГСБ.
Моему мозгу потребовалось несколько секунд, чтобы расшифровать буквы в слова. ГСБ. Гегемоническая Служба Безопасности.
Я отрицательно помотал головой. Гешке я не верил. С чего мне было верить женщине, за профессиональные заслуги прозванной «Гешке-Моногатари»?
— Это правда. — снова повторила Гешке. — Ваше дело передано ГСБ. Мне очень жаль…
— Госпожа комиссар, я покорнейше прошу прощения. — торопливо проговорила Жюстина, разворачиваясь и низко кланяясь перед ошеломлённой Сказочницей. — Примите наши глубочайшие извинения за этот инцидент. Прошу вас, простите моего напарника, у него был тяжёлый день… — говоря это, она схватила меня за плечо и потащила к лестнице, не переставая кланяться на каждом шагу. Гешке недоумённо смотрела ей вслед: голубые глаза Сказочницы были круглыми, как памятные монеты.
Фудзисаки протащила меня несколько этажей вниз по лестнице, пока, наконец, не остановилась и не тряхнула меня:
— Твою мать, Штайнер!!! — зарычала она. — Что за цирк ты устраиваешь?! Что за чёрт?!
— Что за чёрт?!! — заорал в ответ я. — Сама не знаешь, что за чёрт?! Он был почти у нас в руках, Жюст!!! Почти!!! Это был наш единственный шанс, последний шанс, и мы его упустили!!! Мэгурэ его упустила!!!
— Заткнись и послушай меня!! — зашипела Жюстина. — Да, у нас отобрали дело, и что?! Да, я тоже злюсь, да, мы его упустили, но что, я кидаюсь из-за этого на Сказочницу Гешке?! На глазах у всего отдела?!
— Два дня. — прошипел в ответ я. — Два, чёрт побери, дня я кручусь, как взбесившийся гироскоп, бегаю по всему городу, лазаю по канализации, из кожи вон лезу, нарушаю все правила, чтобы поймать этого ублюдка, и что я получаю?! Что?! Дырку я получаю, от бублика!!! Прекрасно!!! Просто, чёрт возьми, прекрасно!!!
— А я что?! — выкрикнула Фудзисаки. — Про меня ты так, забыл подумать?! Что я тоже с тобой ношусь, терплю твои выходки и твои постоянные нарушения правил, во всём тебе потакаю, в рот заглядываю, а теперь я ещё и защищать тебя должна?! Перед Сказочницей?! Какого дьявола ты на неё набросился?! Тебе что, тестостерон мешает, или что?!
— Ах так?! — резко спросил я. — Тестостерон мне, значит, мешает, да?! Знаешь что?! Всё!! С этого момента у меня вы-хо-дной, я умываю руки, а ты давай, иди, — я гневно махнул рукой, — целуйся в дёсны с Гешке, поклоны ей отбивай, ноги целуй, у тебя это хорошо получается!!! Только без меня!
Я развернулся и быстро зашагал вниз по лестнице. Не успел я дойти до следующей площадки, как Фудзисаки вдруг оказалась передо мной и загородила мне дорогу:
— Штайнер, — ровным голосом проговорила она, одной рукой придерживая меня за плечо. — Я не шучу. У тебя истерика. Успокойся, прошу тебя. Пожалуйста.
Я отбросил её руку.
— Мне не нужна твоя жалость. — прошипел я и зашагал прочь. Фудзисаки так и осталась стоять посредине лестницы.
Оборачиваться я не стал.
Этим вечером в «Ядерной лампочке», как всегда, было полно народу. Самое злачное место округа, знаменитый на всю Дэдзиму бар космонавтов, где ни один вечер не обходится без драки, вся мебель сделана из металла и накрепко приварена к металлическому полу, а за стойкой дежурит невозмутимо протирающий стаканы бармен Пексан, чей рост заставил бы призадуматься любого селенита. Из-за этой репутации каждый вечер здесь набивается полный зал, а так как космонавты после долгих перелётов пьют, не зная меры, для драки обычно хватает малейшего повода.
Насколько я знаю, владельцы «Ядерной лампочки» от этого в полном восторге. Cлава их заведения гремела на добрую половину обитаемой Вселенной.
Я сидел у барной стойки, устало облокотившись на неё, и изо всех сил старался не замечать шум, стоявший в зале. «Ядерная лампочка» — не то место, куда приходят забыться, но я очень старался.
Я заглянул в стакан. Кроме двух лужиц растаявшего льда, там уже ничего не осталось, но я машинально допил и их.
— Ещё одну. — негромко попросил я и подтолкнул стакан к Пексану; бармен, не глядя, подхватил его. Глаза Пексана всё время скрывали тёмные очки: «Ядерная лампочка» принципиально освещается только зеленоватыми тритиевыми лампами, и я удивлялся, как бармен вообще может хоть что-то разглядеть.
Похоже, это ему не мешало.
Еремеев когда-то объяснял мне, сидя за этой же стойкой, про старые космические корабли, ещё до Первой Солнечной — летавшие на ядерных лампочках, газофазных ядерных реакторах. Я не запомнил остальных деталей, но «Ядерная лампочка» старалась выглядеть похожей: провода вдоль стен, мерцающие светодиодные экраны, рукоятки для невесомости на полу и потолке, даже стулья у стен были откидными. Потолок подпирали балки с просверленными в них круглыми отверстиями. Еремеев говорил, что это делалось для облегчения веса; в те времена каждый грамм был на вес золота.
— Прошу. — сказал Пексан, поставив передо мной стакан. В золотистой жидкости плавали два кубика льда. Я благодарственно кивнул, поднёс стакан к губам и хорошенько отхлебнул: виски обожгло горло. Но это было то, что нужно.
Когда жизнь окунает тебя в дерьмо, причём окунает с головой, остается только два выхода — либо упасть кому-нибудь в объятия, либо напиться. Падать в объятия мне было некому: я поругался даже с Фудзисаки.
Оставалось только напиться.
Я поставил стакан обратно, на стойку: льдинки, плававшие в нём, глухо стукнулись друг об друга. Вместо него я вытащил из левого рукава Линзу: она привычным движением выпала мне в ладонь, и я поднял её к свету. В зеленоватом свете она всё так же мерцала и переливалась, оставляя на барной стойке причудливые отблески.
Линза — прозрачный кругляш восьми сантиметров в диаметре, внутри которого, как насекомое в янтаре, заключён крохотный металлический герб Национальной полиции. И сам кругляш, и герб были сделаны не из стекла и металла, а из метаматериалов и компьютрония, которые и делали Линзу незаменимым инструментом офицера полиции. Фонарик и волюметрический проектор в её функционале шли одними из первых.
Но в первую очередь Линза означала статус. Когда-то я начинал читать книгу, из которой пошло название; и хотя книгу я вскоре бросил, оно показалось мне подходящим. Носить Линзу могут только сотрудники Национальной полиции, органа исполнительной власти; государевы люди. Линза — это власть, тщательно отмерянная крупица власти.
Возможно, поэтому от неё так трудно отказаться.
Я прослужил в уголовном розыске пятнадцать лет — с тех пор, как выпустился из Академии МВД: сначала лейтенантом на побегушках, затем — младшим инспектором, а последние пять лет — полноправным инспектором. Я мог жаловаться на свою работу, но одновременно не мог представить, как я буду существовать без неё.
Я не мог сдать Линзу. Это было бы выше моих сил.
Я снова отпил из стакана, осушив его, и ещё раз вгляделся в кругляш Линзы, поблёскивавший на свету ламп. Повертел его, разбрасывая по барной стойке новые отблески, и вернул обратно в рукав. Едва слышно щёлкнуло крепление на запястье.
Я не мог представить себе жизни без Линзы… но сейчас я думал, есть ли в ней смысл.
И не находил ответа.
Линза — власть… но вся эта власть не помогла мне довести начатое дело до конца. Самое сложное, самое запутанное расследование на моей памяти. Теперь я мог признаться себе, что таким оно и было. И я его провалил.
— Ещё одну. — пробормотал я, толкнув стакан к Пексану, и уронил голову на руки. Я проиграл. Я повторил это уже несколько десятков раз, но боль и обида никуда не исчезли. А пустота в душе, казалось, с каждым разом только росла.
Последний стакан, подумал я. Какой смысл был пить дальше, если это всё равно не помогало?
— Прошу. — я поднял взгляд: передо мной стоял заново наполненный стакан. Я кивнул бармену и сделал щедрый глоток. Стало чуть получше. Показалось даже, что пустота на мгновение отступила, и я отпил снова.
В углу зрения поблёскивали тревожные значки пропущенных вызовов. Сердце сжалось, и мне вдруг стало ужасно, невыносимо одиноко. Фудзисаки пыталась дозвониться мне пять раз подряд: на шестой я попросту выключил ассистента. Мир без привычно достраиваемой реальности выглядел пугающе пустым и безжизненным, но я выдержал целых десять минут ужаса, прежде чем включить его заново. Звонков больше не было.
Только сейчас я понял, что у меня не осталось никого более близкого, чем Жюстина.
А теперь я отринул и её.
— Cлышь, красавица, — раздался незнакомый голос у меня над ухом; на плечо мне легла чья-то чужая рука. — Освободи-ка место, люди сесть хотят.
Вместо ответа я дёрнул плечом, стряхивая с себя руку. В следующий момент стакан жалобно звякнул и покатился по стойке, расплёскивая драгоценный виски, потому что меня грубо сдёрнули с табурета.
Передо мной стояли пятеро космонавтов в синих комбинезонах, показавшихся мне смутно знакомыми: где-то я такие уже видел. Один из них сграбастал меня за отворот плаща. Все пятеро были гайдзинами, цветом кожи и телосложением непохожие на обитателей Солнечной. Двое из них были женщинами; они стояли чуть позади, сложив руки на груди и презрительно глядя на меня. Взгляды мужчин, впрочем, были не лучше.
— Я с тобой разговариваю, красавица, — сообщил державший меня гайдзин; говорил он по-русски со странным акцентом, но за пределами Солнечной много где говорят по-русски. — Я тебя по хорошему просил, а? Хули ты ерепенишься?
— Убери руку. — презрительным тоном процедил я. — По хорошему.
— Ты смотри, — гоготнула одна из женщин, — оно ещё и разговаривает!
— А то что будет, красавица? — спросил космонавт, рывком дёрнув меня на себя; он был несколько крупнее меня, но ненамного выше. — Ты обидишься и заплачешь?
— Нет. — ответил я, смотря прямо на него. — А вот ты — очень даже.
Брови гайдзина сдвинулись.
— Слышь, красавица, — прорычал он, — я не понял, ты нарываешься, или чё?!
Подходящее окончание сегодняшнего вечера, подумал я.
И, размахнувшись, свободной рукой ударил космонавта под дых. Я был меньше и легче гайдзина, выросшего где-то в колониях или даже в Сибири, в неизвестно какой среде и в другом притяжении. Но для меня не было запрещённых приёмов.
От неожиданности гайдзин охнул, выпустив меня, и сложился пополам — прямо навстречу моему колену, врезавшемуся ему в солнечное сплетение. Он рухнул на пол, схватившись за живот, и его приятели тут же бросились в атаку. Я отшатнулся в сторону, уходя от удара, и подставил одному из них подножку: космонавт качнулся вперед, навстречу барному табурету, и я щедро добавил ему обеими локтями в спину. Его вскрик оборвался глухим ударом об металлическое сидение.
Третий космонавт зарычал и бросился на меня; я уклонился от кулака, летевшего мне прямо в лицо, и ударил его в горло. Гайдзин отшатнулся от удара, и я с размаху врезал ему кулаком в челюсть — так, что он рухнул назад, размахивая руками, и врезался спиной вперед в стоявшую неподалёку группу космонавтов в оранжевых комбинезонах, смазав одному из них кулаком по носу.
Космонавты в оранжевом были высокими и худыми, явно выходцами из Солнечной. Больше того, они тоже показались мне странно знакомыми. Как будто бы я видел их всего пару дней назад.
— Хлопці! — зычно воскликнула одна из них по-каллистянски, — Наших б'ють!
В «Ядерной лампочке» началась неконтролируемая цепная реакция.
Каллистяне — а это были именно они — с кулаками бросились на своих новых обидчиков, включая едва успевших подняться с пола — чтобы обнаружить, что за них тут же заступился ещё кто-то, и в мгновение ока вспыхнула драка.
Я увернулся от чьего-то удара — это была одна из женщин в синем комбинезоне — и, размахнувшись, ударил в ответ: она вскрикнула и отшатнулась, но тут же бросилась на меня снова. Я охнул — её кулак врезался мне в плечо, — и ответил ей ударом в челюсть, отбросив её назад. Другой женщины нигде не было видно. Драка уже распространилась на весь бар: вопли, ругательства и удары смешивались с грубым ритмом музыки.
Кого-то, повалив на пол, пинали ногами. Я зазевался и получил удар в висок; в ушах зазвенело, и меня кто-то сгрёб за грудки. Я заметил только синий комбинезон и буквы — «LEPANTO EXPRESS» — на нашивке, когда меня с размаху швырнули на барную стойку. Я заорал от боли и попытался ударить напавшего, но промахнулся.
Космонавт зарычал и ещё несколько раз ударил меня об стойку, но затем вдруг выпустил меня; я сполз вниз, ударившись затылком об край табурета. Моего обидчика оттащили и начали избивать двое каллистян, но от этого было не легче: кто-то изо всех сил ударил меня ногой по рёбрам.
Это оказался тот космонавт, приставший ко мне первым: у него была рассечена губа, один глаз был подбит, а нашивку с комбинезона кто-то сорвал, но он в исступлении накинулся на меня, пиная ногами. Ещё один удар пришёлся по рёбрам, другой — в живот; я охнул, согнувшись, и следующий удар пришёлся мне в грудь.
Я схватил его за ногу и дёрнул вниз изо всех сил: гайдзин заревел, рухнув на пол, но я резко вскочил на ноги, едва не упав сам, и наступил ему ногой в пах. Космонавт завизжал, и я ударил его снова: под туфлёй что-то издало чвякающий звук.
— ПОЛИЦИЯ!! ВСЕМ ОСТАВАТЬСЯ НА МЕСТАХ!!
Перекрывая музыку, истошно заревела сирена, вспыхнул яркий свет, и в распахнутые двери «Ядерной лампочки» ворвались бойцы СПОР. С ног до головы они были одеты в бронекостюмы для подавления беспорядков — с противоударными пластинами, надвинутыми прозрачными щитками и сферообразными шлемами; руки, облачённые в перчатки экзоскелетов, сжимали дубинки, которые бойцы тут же, с превеликой радостью, пустили в ход.
Ослеплённые участники драки бросились врассыпную, сталкиваясь друг с другом, а их теснила серо-чёрная волна, раздававшая удары направо и налево. Кто-то пытался отбиваться: их, как по команде, сбивали с ног и начинали особо ръяно избивать дубинками, пока незадачливый нападавший не затихал. Его оттаскивали, в брешь становились бойцы из задних рядов, и шеренга СПОР продолжала движение.
Один из бойцов вдруг выроc передо мной, занося дубинку для удара; я чудом отшатнулся и дернул рукой, выбрасывая из рукава Линзу:
— Инспектор Штайнер! — проорал я, тыча Линзой перед собой. — Национальная полиция! Я свой!
— Инспектор, вы? — донёсся знакомый голос из-под шлема; рука с занесённой дубинкой опустилась. — Его не трогать, он наш!
Серая волна двинулась дальше, обходя стойку и оттесняя паникующих космонавтов в соседний зал, а боец поднял прозрачный визор и стянул с лица маску; это оказался лейтенант Кюршнер, собственной персоной. Я удивленно моргнул и сполз вниз по стойке; Кюршнер рванулся вперед и удержал меня.
— Инспектор, что с вами? — спросил он, помогая мне усесться на табурет. — Вы ужасно выглядите.
— Пустяки. — пробормотал я; рёбра саднили, в боку что-то болело, но меня это не особо волновало. — Давно не виделись.
— Взаимно. — кивнул Кюршнер. В его сферическом шлеме с откинутым забралом визора жест получился несуразным.
Зал опустел: по нему ходили другие бойцы СПОР, оттаскивавшие лежачих к выходу и наружу. Двое из них утащили валявшегося рядом со мной космонавта: лицо у него было разбито в кровь. Я покосился на свою правую туфлю; серая подошва стала красной.
Досталось всем: и синим комбинезонам с «Лепанто Экспресса», и каллистянам, невольно вступившимся за меня, и другим, незнакомым мне участникам драки. Из другого зала всё ещё доносились громкие вопли, отдалявшиеся всё дальше и дальше.
За стойкой появился Пексан. Жилет бармена даже не запачкался, заметил я. Яркий свет прожекторов с улицы отражался в его чёрных очках.
— Лейтенант. — кивнул он Кюршнеру. — Вы, как всегда, вовремя: они только начали громить зал.
— Не могли же мы опоздать на самое веселье. — пожал плечами Кюршнер. — Надеюсь, они ничего не разнесли, господин Пексан?
— Сломали два экрана и почти выдрали один из стульев. — поморщился бармен. — Ничего непоправимого. За этим я вас и вызываю, господин лейтенант.
Он отошёл в сторону, и Кюршнер обернулся ко мне. Я устало глянул на него.
— Как вас занесло сюда, инспектор? — спросил он. — Никогда бы не подумал, что вы выпиваете в «Ядерной лампочке».
— Обычно — нет, — сказал я, — но сегодня был особый день. Вам здорово влетело?
— Нам — нет, — ответил Кюршнер, — но капитану полковник устроила такую головомойку, что слышно было на весь штаб. Особенно ту часть, что про «волочиться за каждой смазливой задницей», конец цитаты. Простите, инспектор.
— Я и не обижался. — хмыкнул я; да, это точно про Канако. На мгновение меня кольнул стыд: подвёл её под выговор, нечего сказать… — Так вы здесь в наказание?
— Если это можно так назвать. — наклонил голову Кюршнер. Я снова хмыкнул.
Громкие вопли из малого зала уже почти затихли. К лейтенанту подбежала другая боец СПОР, уже с откинутым забралом; она торопливо козырнула мне, прежде чем доложить:
— Основное сопротивление подавлено. Начинаем задержания.
— Запрещённые предметы у нарушителей есть? — поинтересовался Кюршнер. Боец помотала головой:
— У нескольких были ножи. — отрапортовала она. — Они уже изъяты, владельцы задержаны.
— Всех перед задержанием обыскать. — распорядился Кюршнер. — Запрещенные предметы — изъять, на владельцев составить протокол. Сопротивляющихся — подавить.
— Есть! — боец козырнула и убежала. Я покачал головой.
— Похоже, в участке сегодня будет много работы. — сказал я, проводив подчинённую Кюршнера взглядом. Лейтенант только кивнул.
— Как и всегда. — сказал он, и добавил: — Послушайте, инспектор, давайте я отведу вас в участок? Вам здорово досталось, вы должны показаться врачу, а мне всё равно туда ехать… а ребята закончат без меня. Тем более, одному… сами понимаете. Вы же без машины?
— Без. — развёл руками я. Вообще-то, сейчас я предпочёл бы отправиться домой, но до лифта я всё равно не добрался бы сам, а показаться врачу действительно было хорошей идеей: рёбра с каждой секундой болели всё сильнее.
— Идёт. — ответил я. — Только погодите. — я обернулся к Пексану и послюнявил палец. Бармен без лишних слов подставил мне датчик, и я притронулся к нему.
— Спасибо за выпивку. — поблагодарил я. — И прошу прощения за шум.
— Всегда пожалуйста. — спокойно ответил Пексан. Разгром и побоище, только что произошедшие в баре, его ничуть не волновали. — Только в следующий раз не лезьте в драку первым, хорошо?
— Постараюсь. — заверил его я и обратился к Кюршнеру: — Пойдемте, лейтенант?
У входа в «Ядерную лампочку» — привычное зрелище! — стояли несколько автозаков СПОР, освещавшие мигалками фасад и улицу. Кюршнер задержался, чтобы раздать указания подчинённым, и я сумел полюбоваться на то, как бойцы обыскивают задержанных космонавтов, прежде чем запихать их в автозак. Любые попытки неповиновения жёстко пресекались ещё в зародыше. Каждый выезд СПОР сопровождался такой показной жестокостью: гайдзины — не граждане Гегемонии, и обращаться с ними можно было как угодно. Почти как угодно.
Всё тело ломило. В виске, куда пришёлся удар, упорно пульсировала боль. В «Ядерной лампочке» ни один вечер не обходится без потасовки: отчасти, за этим я сюда и пришёл. Теперь, несмотря на боль от всех ушибов и синяков, я чувствовал себя неестественно спокойным, даже довольным. Пустота, глодавшая меня, ненадолго отступила.
В конце концов, просто напиться я мог и без поездки в Дэдзиму — например, в том же «Норде», на улице Коперника; но «Норд» был баром полицейских, а встречаться с коллегами мне тогда хотелось меньше всего.
— Инспектор? — я обернулся; ко мне возвращался Кюршнер. Дубинку он повесил на пояс, красно-синий калейдоскоп мигалок причудливо отражался на прозрачном плексигласе визора. — Пойдемте, я проведу вас.
— Вам хоть за это не влетит? — спросил я.
Лейтенант громко рассмеялся.
— Да капитан Селезнёва с меня шкуру спустит, если с вами теперь что-то случится! — со смехом ответил он. — И натянет на полковой барабан. Об этом не беспокойтесь, господин инспектор.
— Да, действительно. — ответил я: как же это было похоже на Канако. На секунду появилась мысль позвонить ей — я был уверен, что Селезнёва примчится мне на помощь, стоит мне только попросить, особенно сейчас. Но я не мог. Кроме того, мне было стыдно.
Надо будет перед ней извиниться.
Улица фон Зибольда, по меркам Дэдзимы, была ярко освещенной: желтоватые фонари, отбрасывавшие круги света на широком тротуаре, тускло, вполсилы горящая дорожная разметка, неровный свет вывесок. По меркам Титана-Орбитального улица была довольно мрачной. Мимо то и дело проезжали припозднившиеся фургоны. Посредине улицы, разгоняя фарами полумрак, разминулись два трамвая: я проводил взглядом полупустой вагон с пассажирами, апатично сидящими в салоне. Некоторые из них были гайдзинами.
Участок был в двух кварталах от «Ядерной лампочки», на углу улицы Инэ Кусумото. В Титане-Орбитальном в каждом квартале есть кобан — маленький полицейский участок городской полиции; в Дэдзиме нету городовых, кобаны тут не прижились, и приходилось обходиться только стеклянной хлебницей Национальной полиции, дом 1/44 по улице Кусумото. Недалеко отсюда — всего один раз спуститься в подземный переход, но переходы в Дэдзиме были отдельным, ни с чем не сравнимым удовольствием. Расписаться на их стенах не удосужился только ленивый.
Потасовки, грабежи и вандализм. Иногда я думал, что же именно пошло не так с Дэдзимой, и не находил ответа. Многое можно было списать на космонавтов, или на гайдзинов вообще: но это не объясняло, почему сатурниане стремились не уступать им. И почему для элементарного поддержания порядка МВД приходилось держать в Дэдзиме весь СПОР округа.
— Послушайте, господин инспектор, — заговорил вдруг Кюршнер. Я удивлённо обернулся к нему: до этого мы шли молча. — Я немного задумался… Вы не против?
— Нет, конечно. — ответил я. Мы остановились, дожидаясь, пока загорится «зебра» перехода через улицу Инженерную. Мимо проехал небольшой фургон, желтовато-белый в свете уличных фонарей. — Так о чём вы говорили?
— Знаете, — проговорил Кюршнер, — я немного задумался о вашем расследовании, господин инспектор. Я знаю, что вам нелегко…
— Бросьте. — сказал я, разглядывая знак на доме напротив. Каким именно принципом руководствовались планировщицы при раздаче названий улицам Дэдзимы, для меня оставалось загадкой. — Всё равно это уже не имеет значения.
— Простите. — извинился Кюршнер. — Но вы рассказали мне, тогда, об убийствах, помните? Госпожа Сэкигахара и эта… Вишневецкая?
— Вишневецкая. — кивнул я, ощутив в душе горечь: я не смогу больше сдержать слово, даное Валленкуру и Грушиной. Возможно, что убийцу их подруги не найдут уже никогда.
— Да, господин инспектор. — «зебра» зажглась, и мы двинулись дальше, вдоль тёмных фасадов домов. — Вы говорили, что им обоим перерезали горло, верно?
— Верно. — сказал я. — Не оставив при этом следов борьбы. И раны слишком велики, чтобы их оставил вибронож… но неважно.
— Я понимаю, господин инспектор, — кивнул Кюршнер, — но я подумал о другом. Вы заметили, что обе жертвы, когда их убили, сидели за компьютером?..
Что-то свистнуло слева над моей головой. Мгновение спустя прогремел выстрел.
Кюршнер бросился вперед прежде, чем я успел хоть как-то среагировать, и пули врезались в него. Лейтенант успел заслонить меня своим телом и толкнуть меня на землю, и я понял, на что похожи звуки этих выстрелов.
На кинетическую винтовку.
Сверхскоростные пули вонзились в Кюршнера, с лёгкостью прошивая броню на его груди. Лейтенант не издал ни звука — когда несколько попаданий прямо на моих глазах оторвали ему руку, брызнувшую кровью и разорванными мускулами экзоскелета, он был уже мёртв.
А затем что-то обожгло моё левое плечо, и у меня в глазах потемнело от невыносимой боли.
Я закричал. И не услышал себя.
Снова раздались выстрелы, и пули вспороли падающее тело Кюршнера; пробитое, оно крутнулось в воздухе и рухнуло назад, примяв меня своим весом. Моя левая рука оставалась неподвижной, и я, стиснув зубы от нестерпимой боли, заставил себя открыть глаза — и увидеть, что вместе с половиной шлема, совершенно бесполезного против стреловидных пуль кинетического оружия, у лейтенанта Кюршнера недоставало половины головы.
Мир закрутился передо мной, и меня стошнило. От очередного раската боли глаза заволокло туманной пеленой. Левое плечо словно пытались вырвать из сустава, и в ушах стучала кровь.
— Штайнер!
Рёв сирены где-то невообразимо далеко. Голос, казавшийся таким знакомым, доносился словно из глубин лифтовой шахты.
— Штайнер, ты в порядке?! Ты жив?! Штайнер!
Темнота вспыхнула красно-синими огнями.
— ШТАЙНЕР!!!
Мир схлопнулся вокруг меня, и я потерял сознание.