День четвёртый

Капитан Канако Селезнёва вышла к трибуне в полном молчании. Удары её сапог об мраморный пол громко раздавались в тишине зала. Левоё плечо её парадного чёрного кителя скрывала траурная белая накидка; оранжевый берет СПОР, подоткнутый под правый погон, казался выцветшим и потускневшим.


— Со звёзд мы пришли, — произнесла она, — к звёздам мы вернёмся. Мы собрались здесь, чтобы проводить в последний путь Ацухиро Мишеля Кюршнера, лейтенанта полиции. Верного офицера, безупречного командира, надёжного товарища и настоящего друга. До последнего вздоха он самоотверженно исполнял свой служебный долг. Ни на секунду, ни на доли секунды он не изменил даной им присяге. Пусть Ацухиро Кюршнер послужит примером — примером доблести, верности и чести — всем нам. Пусть его дух хранит и оберегает нас, в жизни и в посмертии, отныне и до конца времён. И пусть память о нём живёт вечно.


Она опустила глаза.


— Мы не забудем.

— Мы не забудем. — откликнулся многоголосым эхо зал.


Воцарилось молчание. Гроб, накрытый тёмно-синим полотном флага, стоял на постаменте посреди зала; тёмно-алый цветок азалии посреди флага казался кровавой раной.


Я не мог свести с него глаз.


— Можете проститься с покойным. — сказала, наконец, Селезнёва. Зашуршали одежды. Первыми поднялись родители Кюршнера — мать, её сестра, и отец; они подошли к гробу, прикоснулись к нему, и стояли молча, прежде чем отступить в сторону. Всю службу мать Кюршнера просидела с окаменевшим лицом; её супруг же был бледен как полотно, под стать своим траурным одеждам.


Не каждый день узнаёшь, что пережил собственного сына.


За родителями к гробу подошла сестра Кюршнера, вереницей потянулись и другие родственники, и только затем пришла очередь сослуживцев. Подошла, притронувшись к гробу, Селезнёва; подошла командир СПОР, полковник Мозер-Николлье, с заместительницей. Одна за другой подходили коллеги-взводные Кюршнера, затем — бойцы его взвода, все, как одна, с белыми накидками на плече… и, наконец, я.


Ноги казались онемевшими.


На мне не было ничего траурного, кроме перевязи, удерживавшей мою левую руку. Всё тот же светло-серый плащ, всё та же блуза, всё то же самое. Когда я узнал, что прощание с Кюршнером проходит сегодня, у меня не было времени переодеться.


Я притронулся рукой к гробу — там, где крышка выглядывала из-под флага. На ощупь она казалась шершавой. В горле пересохло.


Я открыл рот, но не смог вымолвить ни слова. Что я мог сказать?


Отдёрнув руку, я развернулся и зашагал к выходу. Двери распахнулись при моём приближении, и полуденное сияние люминёра ударило мне в глаза.


Я не обратил на него внимания.


Моя левая рука, лежащая на перевязи, оставалась неподвижной — лишь иногда отзывалось уколами боли плечо. Пуля прошла вскользь, оставив на плече внушительную царапину, но кинетической энергии хватило, чтобы вывихнуть мне плечо, чуть не выворотив руку из сустава. Врач сказала, что мне ещё повезло.


Я промолчал. Это я видел собственными глазами.


Кюршнер спас меня. Это стоило ему жизни, поскольку доспех СПОР для подавления беспорядков не предоставляет совершенно никакой защиты от пуль кинетического оружия, но он не колебался ни секунды. И будь он хоть на секунду медленнее, в закрытом гробу хоронили бы меня.


Меня нашла Жюстина — лежащим на залитом кровью дэдзимском тротуаре, придавленным телом Кюршнера. Я догадывался, почему она отправилась искать меня тем вечером, но она успела как раз вовремя. Сразу после этого я потерял сознание.


Экспертизу провели ещё утром, когда я лежал в отключке, а врачи госпиталя МВД ставили на место мою чудом удержавшуюся руку. Я не смогу пользоваться ею ещё, по меньшей мере, неделю, но я ещё дёшево отделался.


Кюршнера изрешетили из боевого кинетического оружия калибром шесть и пять миллиметров — то есть, практически любого стрелкового оружия, стоящего на вооружении Сатурнианской Гегемонии. Я смутно догадывался, что это было за оружие — но определить даже модель не представлялось возможным, чего уж говорить о конкретном экземпляре.


У сатурниан нет обычая надолго затягивать проводы умерших на тот свет — не было ни возможности, ни необходимости. Прощание с Кюршнером состоялось через двенадцать часов после его смерти — сегодня в полдень. Церемония вот-вот должна была завершиться: гроб опустится вглубь обшивки орбиталища и оттуда — наружу: вращение орбиталища и одноразовый двигатель вынесут его на орбиту захоронения — которая, когда-нибудь, приведёт его навстречу Солнцу.


Со звёзд мы пришли, к звёздам мы вернёмся. Это не было фигурой речи.


Я почти дошёл до ворот некрополя, как тишину вдруг прорезала отрывистая команда:


— Караул, смир-но!


СПОР существуют в отдельной от нас системе координат, оставшейся им в наследство от старых внутренних войск, и лейтенанта Кюршнера провожали со всеми военными почестями. Гроб, задрапированный флагом, надрывная мелодия похоронного марша, и почётный караул, который должен был проводить его в последний путь — так, как велела бережно пронесённая сквозь столетия воинская традиция.


Полицейские, в отличие от СПОР, не военные — никогда ими не были: черезвычайной ситуации, в которой я превратился бы в военного капитана, а наши патрульные — в мотострелковый полк полиции, не произошло ни разу за всю историю Гегемонии. Но у нас было кое-что общее: присяга.


— Товсь!


«Вступая на службу в ряды правоохранительных органов Сатурнианской Гегемонии, я торжественно клянусь быть верным своей родине, своему народу и своему законному правительству, хранить служебные и государственные секреты, беспрекословно соблюдать Конституцию, законы и выполнять законные приказы…»


— Пли!


«…Я торжественно клянусь исполнять свои законные обязанности честно, сознательно, храбро, бдительно и самоотверженно; я торжественно клянусь всеми своими силами, до последнего вздоха защищать свою родину, Сатурнианскую Гегемонию, защищать, хранить и беречь права и свободы её граждан, их жизнь, честь, собственность и достоинство…»


— Пли!


«…даже ценой своей жизни».


— Пли!

* * *

С четырёх сторон некрополь — неровное зелёное пятно посреди городских кварталов — окружают деревья, высаженные в четыре ряда; сразу за ними выглядывают плоские крыши домов. Чуть поодаль вонзался в серое небо шпиль Штеллингенской телебашни.


Неважное соседство, подумал я, глядя на дома. Некрополь — белые стены, статуи и ряды кенотафов — гнетущее и мрачное место. Оно слишком напоминает о смерти. Мы живём долго — средняя сатурнианка вполне обоснованно ожидает дожить до ста пятидесяти лет в полном здравии, и для большинства людей в обитаемой Вселенной этот срок немногим меньше. Но всё когда-нибудь заканчивается.


Для лейтенанта Кюршнера всё закончилось вчера ночью.


По спине пробежали мурашки, когда я понял, насколько близко я сам оказался к смерти. В висках застучало. Если бы пули прошили Кюршнера навылет, я был бы мёртв.


Я тяжело задышал. Рёбра отозвались болью.


Поздно. Кюршнер — мёртв. Я — жив. Вот только сейчас я слабо понимал, зачем.


Дыхание вернулось в норму. Свободной рукой я опирался об решетчатые ворота некрополя. Белая каменная арка входа возвышалась надо мной.


Я вздохнул, отпустил решётку и шагнул вперед, в царство живых.


Вниз от входа сбегали два пролёта ступеней: перед ними расстилался газон, а за ним — стоянка для люфтмобилей и зеркальная петля омнибусной конечной. Петля сливалась в дорогу, мерцавшую тусклой разметкой; улица Тюринга, вспомнил я. Она убегала вдаль и сворачивала почти сразу же за стеной деревьев; отсюда было видно боковой фасад дома. За ней, прямо напротив, раскинулся город: зелёный угол парка Победы, вытянутый серый прямоугольник площади Героев Гвианы, тонущие в зелени крыши Акинивы.


Маршрутного омнибуса на конечной не было. Вместо него у поребрика толпились два других — белые с голубой полосой и надписью «РИТУАЛЬНЫЙ» на лобовом стекле. На одной из скамеек неподалёку скучали водители. Сняв фуражки, они обедали, болтая за едой. Глядя на них, я понял, что зверски голоден: со вчерашнего утра у меня рисового зёрнышка во рту не было.


Позади, в некрополе, церемония должна была подходить к концу: в основание кенотафа Кюршнера торжественно возложат одну из личных вещей покойного. По неписаной воинской традиции этой вещью был личный жетон. Мы верим, что вещи сохраняют частичку души владельца; что дух всегда будет знать, куда возвратиться, и что его будут помнить. Нет ни рая, ни ада: есть только память. Или отсутствие памяти.


Это рациональная вера.


Нужно было уходить. Я не мог заставить себя посмотреть в глаза родителям Кюршнера. Встречаться сейчас с Канако тоже было свыше моих сил. Дойти пешком до Остерштрассе, сесть в троллейбус, доехать до метро, на метро — домой, на Инзельштрассе. Забиться в угол, задвинуть шторы, и не видеть никого. Мир как-нибудь обойдётся и без меня.


Рядом не хватало Фудзисаки. Врач сказала мне, что она просидела в коридоре всю ночь, не сомкнув глаз — пока ей не сказали, что я в порядке. Я не мог винить её за отсутствие. Но только сейчас я понял, как же мне её не хватало.


Позвонить? На краю зрения всё ещё мигали пропущенные вызовы со вчерашнего вечера. Я развернул один из них, вглядываясь в буквы… и смахнул его прочь.


Домой.


— Господин Штайнер? — раздался голос у меня за спиной, и я обомлел. От того, чей это был голос.


Я медленно обернулся. И увидел её.


Она стояла позади, прислонившись к каменной ограде некрополя и скрестив руки под грудью, в том же длинном чёрном плаще, что и вчера, и два дня назад. Аккуратно подстриженные пряди и чёлка, обрамлявшие лицо. Жёлтые, почти золотые, глаза, пристально смотревшие на меня.


И улыбка, застывшая в уголках её рта.


— Кто вы, — невольно дрогнувшим голосом выдавил я, — и чего вы от меня хотите?


Ещё секунду она разглядывала меня. Затем её улыбка стала чуть шире.


И намного теплее.


— Валерия Минадзуки. — поздоровалась она, шагнув навстречу и протягивая мне руку. — Я ваш друг.


Я покосился на её протянутую ладонь. Затем снова перевёл взгляд на её лицо.


Отчего-то мне стало тошно.


— Ошибаетесь. — сказал я; мой голос звучал хрипло, будто после долгой болезни. — Я помню всех своих друзей. Вы не одна из них… госпожа Минадзуки.

— И тем не менее. — мягко возразила она, чуть наклонив голову. — Я не желаю вам зла, господин Штайнер. И мне нужна ваша помощь.

— А вчера, когда вы так, просто, прошли во Дворец собраний через полицейское оцепление, вам нужна была помощь? — неожиданно резко спросил я. — А за два дня до этого, в Порту, в терминале Уэно? Вы тогда прекрасно обошлись без моей помощи, госпожа Минадзуки.

— Обстоятельства изменились, господин Штайнер. — дипломатично ответила Минадзуки. — Возможно, мы могли бы помочь друг другу…

— Единственное, чем вы могли бы помочь, — оборвал её я, — это оставить меня в покое. У меня уже отобрали дело, госпожа Минадзуки, и я уверен, что вы об этом прекрасно знаете. Как знали, что я расследовал эти убийства. Вы ведь из ГСБ. Я прав, госпожа Минадзуки?

— Увы. — пожала плечами она и потянулась во внутренний карман плаща. Я непроизвольно напрягся, но она извлекла оттуда всего лишь небольшой пластиковый футляр и, раскрыв его, протянула мне. На меня уставился, сверкая рубиновым светом, цветок азалии в окружении золотого лаврового венка, а под ним — три буквы.


— Я действительно из ГСБ. - всё так же мягко сказала Минадзуки. — Младший советник национальной безопасности Валерия Минадзуки, к вашим услугам. Вы быстро догадались, господин Штайнер.

— Я — сотрудник уголовного розыска. — да, пожалуй, я теперь мог только цепляться за эту фразу до последнего. — Это моя профессия. Но я должен был заподозрить вас раньше. Ещё тогда, в терминале.

— Действительно. — склонила голову Минадзуки. — Вы уже тогда догадывались, что мы работали над этим делом, верно?

— Можно сказать и так. — сухо ответил я. — А потом вы отобрали его у меня. Вчера. Верно? — я зло глянул на Минадзуки. Золотые глаза встретились с моими.


Всем этим делом занималась ГСБ, подумал я. С самого начала. Нам с Фудзисаки было милостливо позволено гоняться за убийцей в своё удовольствие… пока ГСБ не закрыла наше расследование и не забрала дело Вишневецкой-Сэкигахары себе.


Сказочница Гешке не лгала. От этого мне было не легче.


— Да. — ровным голосом сказала Минадзуки. — Верно. Но я считаю, что это решение было ошибкой.

— Ошибкой? — издевательски переспросил я. — Ах, ошибкой? Как это любезно с вашей стороны, госпожа Минадзуки! Только я ничем не могу помочь вам. Расследование закрыто. Вы же сами его и закрыли. Поэтому мне ничего не остается, кроме как умыть руки. Так что, если позволите… — я отвернулся и зашагал вниз по ступенькам, чувствуя, как меня начинает колотить дрожь.


Прочь. Прочь отсюда. Иначе произойдёт что-то непоправимое.


— А если я скажу вам, — раздался за моей спиной голос Минадзуки, — что Вишневецкой и Сэкигахаре не перерезали горло?


Я замер и обернулся к ней. До тротуара оставалась одна ступенька. Водители, сидевшие на скамье, подняли головы, глядя на нас.


— Не говорите ерунды, госпожа Минадзуки. — ответил я, поднимаясь на ступеньку выше, навстречу ей. — Можете мне поверить, перерезанное горло я ни с чем не спутаю. Даже если оно перерезано виброклинком.

— Вибромечом. — поправила меня Минадзуки. — Которым проще отрубить голову, чем оставить её болтаться на плечах. И при этом — никаких следов борьбы. У обеих жертв. Это не кажется вам странным, господин Штайнер?

— Мне многое казалось странным. — «когда я вёл это расследование», добавил про себя я. — Что конкретно вы имеете в виду?


Минадзуки бросила взгляд в сторону двух водителей и начала спускаться ко мне. Её чёрный плащ развевался при каждом её шаге.


— Сами подумайте, господин Штайнер. — негромко сказала она, поравнявшись со мной. Даже без разницы в ступеньках, она была почти на полголовы выше меня. — Две жертвы. Обоих находят с перерезанным горлом, у обоих — одинаковые раны, отсутствуют на теле следы борьбы или насилия, а их обоих находят сидящими за компьютером, на рабочем месте. Вы не находите, что у этих двух убийств чересчур много общего?

— Нахожу. — ответил я, почувствовав, как по спине пробежал холодок. Кюршнер говорил то же самое, когда его убили. — Потому что их совершил один и тот же убийца.

— С абсолютно, в точности одинаковым исходом? — спросила Минадзуки, и я понял, что она была права.


У убийц нечасто различается modus operandi. Но чтобы каждое убийство совершалось настолько идентично предыдущему…


— Хорошо. — нехотя проговорил я. — Я чего-то не знаю. Чего, госпожа Минадзуки?


Вместо ответа Минадзуки снова глянула на водителей, вновь вернувшихся к обеду, и снова обернулась ко мне.


И просияла.


— Послушайте, господин Штайнер, — с улыбкой предложила она, — как вы смотрите на то, чтобы продолжить нашу беседу в более удобном месте?

— Зависит от места. — недоуменно пробормотал я. — А что?


Минадзуки улыбнулась. На этот раз в её улыбке промелькнуло что-то хищное.


— Позвольте мне подвезти вас. — произнесла она, сделав приглашающий жест. Я обернулся вслед за её рукой и уставился на медно-рыжую «Накацукасу», стоявшую посреди парковки.

— Я был бы вам очень признателен. — решился вымолвить я. — Госпожа Минадзуки.


Когда «Накацукаса» взлетала, я успел краем глаза заметить округлый лоб омнибуса, выныривающий из-за поворота улицы Тюринга. На лобовом стекле горели белые цифры 215.


Я отвернулся.

* * *

Я почти ожидал, что Минадзуки повезёт меня в здание ГСБ у площади Баумгартнера, но вместо этого «Накацукаса» заложила вираж уже над Штеллингеном и пошла на снижение. По правому борту проскользнула кувшинка Выставочного центра на задирающейся вверх стене орбиталища, полупустая лента Гершельштрассе, затем начались покатые крыши Среднегорского района. Я поднял глаза: навстречу нам приближались небоскрёбы Инненштадта.


Сатурнианские города неохотно растут вверх — даже Титан-Орбитальный, испытывающий постоянный недостаток свободного места. Поэтому Инненштадт выглядел чуждо — высотные здания в окружении городских кварталов едва ли в четверть их этажности. Жилые дома обступали Инненштадт с четырёх сторон, как крепостные стены; Сэкигава с её каменной набережной казалась рвом.


Минадзуки вела люфтмобиль сама — с мастерством, ничуть не уступавшим мне или Фудзисаки. «Накацукаса» пролетела над мостом, на котором вальяжно расходились троллейбусы, и зависла над Каирской площадью, окруженная серебристыми обелисками небоскрёбов. В эпоху строительства Инненштадта в высотном строительстве доминировали нарочито стремительные формы с плавными линиями: паруса и форштевни. К такому форштевню Минадзуки и направила машину, заходя на посадку: перед нами вырос серебристый стеклянный фасад небоскрёба, а затем подъёмный вентилятор загудел, едва слышно зажужжали выпускающиеся стойки шасси, и «Накацукаса», качнувшись, села на посадочную площадку.


Минадзуки выдернула стартер из приборной панели — свист турбины затихал у нас за спиной — и обернулась ко мне.


— Приехали. — сообщила она и подмигнула мне.


Я неумело отстегнулся от сидения и выбрался наружу.


Посадочная площадка была на уровне восьмого этажа; над нами возвышался стеклянный форштевень небоскрёба. Его верхние этажи тонули в тумане. Я взглянул на Минадзуки, выбравшуюся вслед за мной.


— Удобное местечко. — заметил я. Минадзуки улыбнулась.

— Я знала, что вам понравится. — ответила она. — Вы уже бывали в «Шпигеле», господин Штайнер?

— Был. — ответил я, не поведя бровью. — Несколько раз.


Минадзуки вела меня в «Шпигель». Этого я точно не ожидал.


Прозрачные двери посадочной площадки раздвинулись перед нами, открывая сбегавшую вниз винтовую лестницу. Я покосился на створки лифта рядом, но безропотно проследовал за Минадзуки: вдвоём мы спустились по лестнице вниз, в зал, где другая пара дверей вела вглубь ресторана.


У входа нас поджидала метрдотель; Минадзуки обменялась с ней несколькими словами, и та почтительно указала рукой вглубь зала. Меня она проводила несколько подозрительным взглядом. Да уж, мой вид сейчас оставлял желать лучшего.


В «Шпигеле», одном из самых знаменитых ресторанов Титана-Орбитального, я действительно был пару раз — но исключительно по работе. Придти сюда, чтобы сесть и поесть, мне так и не довелось.


В Титане-Орбитальном, конечно, есть рестораны и пофешенебельнее — один только «Китч» чего стоит, а ведь были ещё «Метрополь» и «Алтона». В «Алтону» меня в таком виде точно бы не пустили. Впрочем, кухня там была так себе.


Главной же достопримечательностью «Шпигеля» было стекло. Зал ресторана занимал несколько уровней, каждый из которых был обращён к стеклянному фасаду ресторана, за которым кипела жизнью Каирская площадь. Паутина проводов, слегка колышущиеся на ветру деревья вдоль тротуара, стеклянные навесы входов метро и люди, люди, люди. Инненштадт — людное место, даже если вынести за скобки всех офисных служащих: здесь был пересадочный узел метро и троллейбусная конечная для семи или восьми маршрутов из разных концов города. Кто-то просто хотел поглазеть на Инненштадт, триумф стекла и металла в отдельно взятом орбиталище; кто-то возвращался с похода по магазинам. Кто-то проходил мимо.


Сейчас, за полдень, «Шпигель» был полупустым: занята была едва ли треть столиков. Для голодных офисных работниц цены здесь обычно слишком кусаются, чтобы ходить сюда обедать; их начальство — другое дело, и, видимо, большинство посетителей были именно из их числа. Я пригляделся и удивлённо моргнул: за одним из столиков маячила подозрительно знакомая зелёная макушка.


— Одну минутку. — пробормотал я недоумённо обернувшейся Минадзуки. — Я ненадолго. — и прошёл к столику. — Локи!

— Штайнер? — переспросила Дюлафо, оборачиваясь ко мне. — Всемилостливая Каннон, Штайнер! — я приблизился к столу; Локи привстала и крепко обняла меня. — Ты живой?

— Как видишь. — сказал я, приподняв висевшую на перевязи руку.

— Ты нас всех до чёртиков напугал. — укоризненно сказала Дюлафо, опускаясь обратно на место. — Всех разговоров только о тебе. Ты в порядке?

— Не совсем. — пожал плечами я и покосился на собеседницу Дюлафо — офисную работницу в строгом тёмно-сером жакете, созерцавшую эту сцену круглыми от удивления глазами. — С кем это ты?

— А-а-а! — воскликнула Локи. — Штайнер, это Татьяна Хамасаки, менеджер из «Сэнкё Ретроэклер». Таня, это инспектор Штайнер, уголовный розыск Национальной полиции.

— Очень приятно. — пискнула Хамасаки. Её карие, почти чёрные, глаза сделались ещё круглее.

— «Сэнкё Ретроэклер»? — переспросил я, глядя на Дюлафо. — Та самая?

— Ага. — бодро подтвердила Локи. — Видишь ли, Таня у нас, в некотором роде, коллега госпожи Халтуриной… но, к счастью, Таня вовремя одумалась и решила встать на путь исправления и сотрудничества с правоохранительными органами… и теперь она будет мне помогать. — Дюлафо широко заулыбалась. — Вот этими самыми ручками. — она кивнула на руки Хамасаки, украшенные длинными жемчужными ногтями.

— Интересные у вас руки, госпожа Хамасаки. — важно кивнул я.

— Там обратная связь… — покраснела Хамасаки. — Господин… инспектор, а вы тоже помогаете госпоже инспектору Дюлафо?

— Разве что если ваша подруга кого-то убила. — указал я. Лицо Хамасаки стремительно побелело. — Так что вряд ли… госпожа Хамасаки.


Локи деликатно кашлянула. По глазам было видно, что она откровенно наслаждалась спектаклем.


— А ты здесь какими судьбами, Штайнер? — полюбопытствовала она.

— Меня пригласили. — сказал я. Затем глянул вниз, на помятую блузу и не менее непрезентабельные брюки, и рассмеялся. Дюлафо ответила тем же.

— Да уж. — отсмеявшись, сказала она. — Видок у тебя тот ещё. А кто пригласил?


Я замялся.


— …Знакомая. — наконец решился я. Отчасти это даже было правдой. — Ничего особенного.

— Надо же! — хмыкнула Дюлафо. — А где Жюстина?

— Понятия не имею. — развёл руками я. — Мне сказали, ушла спать. Я её так и не видел.

— Кто сказал?

— Врачи. В госпитале.


Локи поднялась со стула. Её руки мягко, но решительно легли мне на плечи.


— Разберитесь уже, вы двое. — негромко, но твёрдо сказала она, смотря мне в глаза. — На вас смотреть больно. Это я вам как коллега говорю.

— Коллега? — попытался отшутиться я. — А я-то думал, мы друзья.

— Скажи спасибо. — ответила Локи. — Иначе я бы тебе по башке надавала. По-дружески. — она улыбнулась. — Серьёзно. Поговори с Жюстиной. Вам есть, о чём.

— Нам всегда есть, о чём. — вздохнул я. — Не бойся, Локи. Я так и собирался сделать.

— Смотри у меня. — строго сказала Дюлафо и отпустила меня. Её взгляд устремился куда-то поверх моей головы. — Ладно, было приятно тебя видеть, но тебя уже, похоже, хватились.


Я обернулся: действительно, к нам, со встревоженным выражением на лице, шагала Минадзуки. Видимо, она всё-таки меня хватилась.


— Да, ты права. — сказал я. — Ладно, удачи тогда. Доброго дня, госпожа Хамасаки.

— И… и вам. — смущённо выдавила Хамасаки. Локи ещё раз хлопнула меня по плечу и села на место.

— Бывай. — попрощалась она. — И не забудь, что я тебе сказала.


Я кивнул и отошёл от её столика.


— Кто это? — без обиняков полюбопытствовала Минадзуки, когда я поравнялся с ней. Я бросил на неё укоризненный взгляд.

— Моя коллега. — сказал я. — Она беспокоилась обо мне.

— О. - озадаченно произнесла Минадзуки. — Это хорошо. Пройдемте, господин Штайнер, нас уже ждёт столик.


«Хорошо»? Интересная фраза, подумал я.


Особенно из уст сотрудницы ГСБ.

* * *

Столик, забронированный Минадзуки, оказался на противоположной стороне зала, уровнем выше: мы поднялись по маленькой винтовой лестнице на галерею с четырьмя столиками, почти все из которых пустовали — только за одним сидели две женщины в платьях, увлечённо беседовавшие за обедом. Судя по платьям и поблёскивавшим украшениям, они были не меньше чем начальницами отделов.


В пищевой цепочке кружевных воротничков я хорошо ориентировался.


Наш столик стоял в глубине галереи, в углу: вид отсюда был не слишком хорошим — за окном «Шпигеля» было видно только непроницаемый стеклянный фасад небоскрёба напротив. Но выбиралось это место определенно не панорамы ради.


— Что вы будете заказывать, господин Штайнер? — спросила Минадзуки, усаживаясь напротив меня: над столешницей перед нами зажглось меню.

— М-м-м… — задумчиво протянул я, пролистывая вниз список первых блюд. Для меня цены несколько менее кусались — инспектор полиции даже без премиальных получает больше, чем офисные служащие — но всё же отбивали аппетит. Не бутерброды же есть, честное слово…


Минадзуки терпеливо ждала, глядя на меня. Я пролистнул меню обратно, подумал и ткнул, наконец, в шницель по-гамбургски. Минадзуки просияла.


— А пить вы что будете? — невинно поинтересовалась она.

— Чай. — ответил я. — Уж чай-то у них должен быть…

— Ничего боле приличествующего?

— Нет, спасибо. — после вчерашнего вечера я думать не хотел о спиртном — даже о вине. — Вы хотели поговорить, госпожа Минадзуки?

— Одну минутку. — попросила она, заканчивая выбирать заказ. Я не заметил, что она выбрала — меню было развёрнуто тыльной стороной ко мне — но экран меню исчез, и Минадзуки вновь обернулась ко мне.


— Да, господин Штайнер. — сказала она. — Я хотела с вами поговорить. Прежде всего, я хотела бы поговорить о вашем расследовании.

— Моём бывшем расследовании. — враз помрачнев, поправил я. — Но допустим. И что вы хотите знать?

— Всё. С самого начала.


Я вздохнул и откинулся назад на стуле.


— Три дня назад, — начал я, — мы получили вызов из Портовой Администрации. Жертвой была Хироко Вишневецкая, дежурный диспетчер. Её убили на рабочем месте, перерезав ей горло вибромечом. При этом камеры видеонаблюдения в диспетчерской и в шлюзе этажом ниже были отключены, а на месте преступления не осталось никаких следов.


Минадзуки внимательно кивнула.


— Моей основной гипотезой была контрабанда. Исходя из неё, контрабандисты — кем бы они ни были — убрали Вишневецкую, чтобы замести следы своих действий в Порту. Были обнаружены улики, косвенно подтверждающие эту версию. Код транспондера и дата, предположительно, прибытия, за три дня до гибели Вишневецкой — раз. Данные стыковочного узла, который задействовался в то время и, позже, ночью на шестнадцатое число — два. Данные с телескопов и радаров Порта, на которых видно малозаметный космический корабль, предположительно совершавший стыковку — три. Деньги наличными, обнаруженные в комнате Вишневецкой — четыре. Позже её помощник, Валленкур, в ходе беседы подтвердил получение Вишневецкой значительной суммы денег за три дня до смерти. Но, — я поднял палец, — эта гипотеза не объясняет двух вещей. Убийства Вишневецкой — не каждый день перерезают горло диспетчеру на рабочем месте, посреди смены, вибромечом, да ещё и не оставив при этом следов. И того, что курьерский корабль, да ещё и очевидно малозаметный, делал в Порту, где корабли таких размеров обычно не стыкуются.

— И вы обратились, — заметила Минадзуки, — к собственным источникам. Верно?

— Откуда… — начал я и махнул рукой, — а, ладно. Вы всё обо мне знаете, да, госпожа Минадзуки?

— Не всё. — улыбнулась она. В отличие от улыбки той же Сказочницы, улыбка Минадзуки казалась совершенно искренней. — Но многое. Итак, вы отбросили эту гипотезу?

— Скажем так, не совсем, хотя мои источники не подтвердили своей причастности к гибели Вишневецкой. Кроме того, результаты медицинской экспертизы, — вы, наверное, с ними ознакомились, — показали, что Вишневецкую убили именно вибромечом. Не ножом. И даже не штык-ножом. При этом, — добавил я, — не оставив никаких следов борьбы. А голову Вишневецкой — на одной ниточке. Это, как минимум, подозрительно.

— И что было дальше? — спросила Минадзуки.

— Дальше было убийство госпожи Сэкигахары. — произнёс я. — Совпадавшее с убийством Вишневецкой до мельчайших деталей. Тоже перерезанное горло. Тоже вибромеч. Тоже на рабочем месте. И — тоже никаких следов борьбы. Но было ещё кое-что: Малкина. Она знала о том, что во Дворец Собраний проник посторонний — по её же словам там ничто не происходит без её ведома… или, хотя бы, ведома их службы безопасности, которая отчитывается перед Малкиной же. И она солгала. Сказала, что вызвала полицию сразу же, когда между её приездом во Дворец и вызовом прошло сорок минут. Она назвала это консультациями. — я пожал плечами. — Но тогда зачем было лгать?

— Я разговаривала с ней. — произнесла Минадзуки. — С госпожой Малкиной. И я вижу, с чего вы стали её подозревать, господин Штайнер. Мне она лгать не стала.

— А вы её не подозреваете? — спросил я.

— Подозреваю, конечно. — кивнула Минадзуки. — Только по другим причинам.

— А. - только и сказал я и продолжил: — Я перешёл к другой гипотезе. Заказчиком была Малкина. Она нашла убийцу — скорее всего, это какой-то ветеран, которому она и её партия запудрили мозги — и подговорила его убрать сначала Вишневецкую, а затем — и Сэкигахару. Вишневецкая была нужна Малкиной в качестве своего человека в Порту, а затем исчерпала свою полезность и стала лишней. Сэкигахара же… — я развёл руками. — Она — казначей, а значит — знала слишком много о делах Малкиной, какими они бы ни были. Кто мог впустить убийцу во Дворец Собраний незамеченным? Малкина. Кто мог предоставить ему оружие? Тоже Малкина.

— Каким образом?

— «Дифенс Солюшенс». - сказал я. — Их упомянула… мой источник, и я решил проверить их. Нагрянул с проверкой… а дальше вы, наверное, сами знаете. Вы же занимаетесь пропажей оружия, верно? — с тревогой спросил я. По спине пробежали мурашки: десятки винтовок, подобно той, из которой убили Кюршнера и чуть не убили меня, были где-то в Титане-Орбитальном, никем не замеченные и не учтённые.


У меня задрожали плечи. Я сжал руку в кулак, до боли впившись ногтями в ладонь.


— Конечно, мы занимаемся этой пропажей. — донёсся до меня мягкий голос Минадзуки. — Не беспокойтесь, пожалуйста.


Я выдохнул. Слова Минадзуки немного успокоили меня… достаточно, чтобы я перестал дрожать и раскрыл кулак. На ладони остались красные следы от ногтей.


Но страх никуда не делся.


— Давайте ненадолго вернемся назад. — продолжила Минадзуки. — Почему убийца должен быть именно ветераном? Почему не кто-то другой?

— Потому что никто другой не мог убить сначала Вишневецкую, а затем Сэкигахару, таким образом, — сказал я. — Не оставив следов, уничтожив записи, и воспользовавшись нестандартным оружием. Вишневецкую можно было застрелить или зарезать на улице — застрелить даже лучше, гарантий больше. Сэкигахару, возможно, сложнее, но имея на своей стороне Малкину — тоже вполне реально. Но пробраться в Порт и Дворец Собраний незамеченной, причём в первом случае — не оставив видимых следов, способна далеко не каждая… или, в данном случае, не каждый. Кроме того, Конституционная Партия уже однажды использовала ветеранов для своей грязной работы. Они вполне могли сделать то же самое.

— А гайдзины? — спросила Минадзуки.

— А что гайдзины? — спросил я. — Нет, «Дифенс Солюшенс» вполне могли прирезать и Вишневецкую, и Сэкигахару. Но у меня есть записи камер наблюдения — из Порта и с Площади Гегемонии. Убийца на них мало похож на гайдзина. Хотя бы ростом…

— Я поняла. — кивнула Минадзуки. — И что вы планировали делать дальше?

— Я? — переспросил я. — Собирался вычислить пропавший меч со склада «Дифенс Солюшенс» по базе МВД. После этого пришлось бы импровизировать… объявлять план «Перехват» в городе, привлекать СПОР, арестовать Малкину до выяснения, наконец… Но мы всё равно не знаем, что именно было на том курьере-невидимке. И почему стыковать его потребовалось в Порту, а не в Минбане.

— И почему оно стоило того, чтобы убивать Вишневецкую и Сэкигахару, так? — добавила Минадзуки.

— Именно так. — кивнул я и скосил глаза на мигавшее на столешнице время заказа. — Как вы думаете, долго нам ещё ждать, госпожа Минадзуки?

— Они обычно пунктуальны. — пожала плечами она. — Ещё минут десять.

— Часто здесь обедаете? — спросил я. Минадзуки улыбнулась и стеснительно отвела глаза.

— Не так часто, как хотелось бы. — ответила она.


Я улыбнулся.


— Хорошо, госпожа Минадзуки. — сказал я. — Я рассказал вам всё, что знаю. Теперь ваш черёд.

— Действительно. — снова улыбнулась она. — Прежде всего я хотела бы поблагодарить вас, господин Штайнер. Ваше расследование очень помогло нам заполнить пробелы в нашем собственном.

— Мне помогли. — стеснительно заметил я. — Кстати, а когда именно ГСБ начала своё расследование?

— Чуть раньше вас. — ответила Минадзуки. — Мы узнали о стыковке неизвестного корабля в Порту примерно за день до гибели Вишневецкой — когда корабля уже не было, а стыковочный узел ещё находился в ремонте. Когда к нам поступила информация о смерти Вишневецкой — при необычных обстоятельствах — дело поручили мне.


Я промолчал. Вот откуда Минадзуки знала о моём расследовании тогда, шестнадцатого числа… пожелать мне удачи было очень мило с её стороны.


— У нас тоже были свои подозрения, — продолжала Минадзуки, — но я не решалась действовать до тех пор, пока не была убита госпожа Сэкигахара. За день до этого к нам поступил доклад, — она сделала паузу, — о происшествии на улице Регенераторной и гибели гайдзинского туриста, Франтишека Котеры. Вы знаете о нём?

— Конечно, знаю. — сказал я. — Мы там были.

— И что вы узнали?

— Что гайдзин свалился мёртвый. — фыркнул я. — Ни с того, ни с сего. Вскрытие мы провести не можем, не получив разрешения из посольства Остравы в трёх экземплярах, поэтому причин смерти мы не знаем. Может, у него сердце отказало от нашего притяжения, может, его отравили, может ещё что-то… Но мы не занимались этим делом. Почему вы спрашиваете?

— Потому что в докладе упоминалось про предмет, который был у гайдзина. — ответила Минадзуки. — Очки, если быть точной. Якобы вызывающие головную боль при включении. Разве нет, господин Штайнер?

— Да. — только и сказал я. — Но я всё ещё не понимаю, как гайдзин и его очки относятся к Вишневецкой и Сэкигахаре.

— Вы знаете точное время смерти госпожи Вишневецкой?

— Более-менее. — сказал я. — Оно должно быть указано в результатах медэкспертизы.

— А госпожи Сэкигахары?


Я отрицательно помотал головой.


— Узнав об убийстве Сэкигахары, мы пришли к выводу, что кто-то начинает заметать следы. Поэтому я решила принять меры безопасности, начиная с утра восемнадцатого… но вы, похоже, несколько опередили меня.

— А Малкина опередила нас обоих. — заметил я. — Если уж на то пошло.

— Увы. — только и сказала Минадзуки. — Я получила доступ к телу Сэкигахары настолько быстро, насколько возможно. Госпожа Сэкигахара уже была мертва, когда ей перерезали горло, господин Штайнер. Причём была мертва почти три минуты.


Я молча слушал, но в голове у меня, один за другим, всплывали вчерашние события. Оцепление патрульных вокруг Дворца собраний. Совещание руководства ГУМВД и городской полиции — посвящённое, очевидно, не только мне и моему расследованию. Разговор Мэгурэ с начальством, главой города и окружным прокурором. И — слова Гешке о том, что дело забрала ГСБ. ГСБ, занимавшаяся этим делом с самого начала.


— Вы вывезли тело Сэкигахары. — сказал я; Минадзуки осеклась, внимательно глядя на меня. — Тогда вы приехали специально за ним, верно? Пока мы искали камеры и лазили по канализации. — она кивнула. — Нагнать под Дворец патрульных и закрыть морг, отправив Маршан домой, конечно, решило наше руководство, но вы подали им идею. А в морге до сих пор лежат Вишневецкая и Котера. Если, конечно, вы их ещё не вывезли.

— Не вывезли. — покачала головой Минадзуки. — Но я была там, господин Штайнер. Впрочем, мы снова разминулись.

— Легко сказать, разминулись… — пробормотал я, — о том, что я был на площади, вы прекрасно знали… — Минадзуки снова кивнула. — Но тогда я не понимаю одного. Как Сэкигахара могла быть мертва до того, как её зарезали? И причём тут Котера?


Минадзуки вздохнула.


— И Вишневецкая, и Сэкигахара — обе — были найдены на рабочем месте, за компьютером. — сказала она. — Франтишек Котера перед смертью был в очках. Вы не заметили здесь ничего общего?

— Между Вишневецкой и Сэкигахарой — да. — проговорил я. — Но Котера… — я запнулся.


Гайдзин… остановился как вкопанный, будто что-то увидел… и рухнул замертво?


— Вы хотите сказать, — начал я, почувствовав, что в горле вдруг пересохло, — что Котеру убило что-то, что он увидел?

— Нет. — поправила меня Минадзуки. — Я хочу сказать, что их всех убило что-то, что они увидели. На экране компьютера. Или на стекле очков.

— Но… — заговорил я и остановился. Ни у Вишневецкой, ни у Сэкигахары не осталось никаких следов борьбы, хотя им резали горло здоровенным вибромечом. И этот здоровенный вибромеч почему-то не отсёк головы им обоим.


И они сидели за компьютером. Вишневецкая была на дежурстве. Сэкигахара работала в ночь. На компьютере Вишневецкой была удалённая запись — та самая, за двенадцатое число, с номером транспондера. На компьютере Сэкигахары не было ничего. Вообще ничего.


Я обратил внимание на эти факты — и тут же отмёл их в сторону, как незначительные. И совершенно зря.


Кюршнер хотел обратить мое внимание на это совпадение. И не успел.


— Как? — только и спросил я тихим голосом. — Как можно умереть от увиденного на экране? Это же не эпилептический припадок, в конце концов…


Минадзуки покачала головой.


— Вы знаете, что такое «василиск», господин Штайнер? — спросила она.

— Мифическое животное?

— «Василиск», господин Штайнер, это компьютерная программа. При работе она осуществляет воздействие на органы чувств, — в первую очередь зрение и слух, — настолько сильное, что человек попросту умирает. Почти мгновенно.

— Впервые слышу. — произнёс я, и это было чистой правдой.

— Неудивительно. — сказала Минадзуки. — «Василиски» вышли из употребления ещё после Первой Солнечной. Это сетевое оружие массового поражения: некоторые версии «василиска» способны самостоятельно распространяться по сети, заражая другие устройства. «Василиск» нужной версии способен опустошить целый город-миллионник почти за час. Оставив все здания целыми.

— И какая это версия? — сглотнув, спросил я. В голове всё ещё не укладывалось: целый город? Почти за час?


В школе — а затем и в Академии МВД, на занятиях по гражданской обороне — нам показывали кадры кинохроники времён Второй Солнечной: орбиталища, заполненные нервно-паралитическим газом, умирающих людей, штурмовиков Земной Империи в бело-чёрных доспехах и голубых касках с опущенными забралами. Но смерть от газа наступает не мгновенно, а газу нужно время, чтобы распространиться по всему объему орбиталища. Даже там были выжившие: землянам пришлось добивать их вручную, в ходе зачистки.


А «василиск» способен истребить целое орбиталище за час. В сотни раз эффективнее любого газа.


— Я не знаю. — глухо сказала Минадзуки. — Никто не знает.

— Но распространения не было? — быстро спросил я.

— Пока мы ничего не обнаружили. — ответила она. — Прочёсывать сеть наш киберотдел начал ещё вчера.

— От него вообще можно защититься? — продолжал я. — И почему мы ничего не знаем об этом «василиске»?

— Сетевое оружие массового поражения запрещено применять против гражданского населения. — сказала Минадзуки. — Даже земляне во Вторую Солнечную не решились на такое. Всё военное оборудование и программное обеспечение оборудовано функцией автоцензора, которая сводит программы, подобные «василиску», на нет: поэтому он и не представляет такой угрозы, как прежде. Но никто не оснащает автоцензорами коммерческие устройства, господин Штайнер.

— Значит, Вишневецкую и Сэкигахару убили таким «василиском». - произнёс я. — Перерезали им горло, чтобы сбить нас с толку. И им это удалось, чёрт возьми: мы даже не знаем ничего об этом «василиске»…

— Именно так. — кивнула Минадзуки.

— Но остается Котера. — сказал я. Разрозненные фрагменты в голове один за другим складывались воедино. — Его никто не выбирал, как цель: скорее всего, он просто подхватил «василиска» совершенно случайно. А так как Титан-Орбитальный ещё не превратился в город-призрак, — меня передёрнуло, — значит Котера мог подхватить василиска только рядом с местом, где он хранится. Это возможно?

— Вероятно. — сказала Минадзуки. — Господин Штайнер, вы поможете мне?


Я покосился на столешницу.


— Сколько у нас времени? — спросил я.


Минадзуки проследила за моим взглядом и понимающе улыбнулась.


— Достаточно, чтобы вы пообедали, господин Штайнер. — ответила она. Я улыбнулся в ответ.


Но новости не давали мне покоя.


Появившийся официант поставил перед нами блюда и чашки, поклонился и исчез. Я проводил его взглядом, прежде чем посмотреть на своё блюдо. Шницель, накрытый яичницей — «по-гамбургски», хотя я смутно помнил, что такое Гамбург — подавался вместе с жареным картофелем, салатом и капустой. Я отпил чай — после сегодняшней ночи он показался мне напитком богов.


Минадзуки отсалютовала мне вилкой. Она заказала себе рыбу по-финкельвердерски — золотистые ломти, присыпанные беконом и украшенные цветной капустой и лимонными дольками.


Обязательно попробую, решил я. Но пока что меня влекла яичница.


— Приятного аппетита, господин Штайнер. — улыбнулась Минадзуки.

— И вам… — пробормотал я, прежде чем взяться за вилку. Яичницу в «Шпигеле» готовили на славу — иначе в заведении с таким названием и быть не могло.


Уже потом, когда мы покончили с едой, а в моей тарелке не было даже крошек, я обратился к Минадзуки, доедавшей последний кусочек своей рыбы. В углу её тарелки лежали две опустевшие лимонные дольки.


— Я помогу вам. — сказал я. — Но у меня есть одна просьба.

— Какая же? — спросила Минадзуки, вытирая уголки рта салфеткой. Её золотые глаза при этом изучающе глядели на меня.

— Устройте мне демонстрацию. — сказал я. — Это возможно?

— Демонстрацию? — переспросила она и кивнула. — Почему бы и нет? Но нам понадобится образец программы «василиска».

— Тот, что в очках Котеры, вас устроит? — тут же спросил я. Минадзуки вновь кивнула.

— Вполне устроит. — ответила она. — Нужно только забрать их из вашего хранилища, господин Штайнер. В Цитадели.

— Вы их оттуда не забрали? — удивился я. Минадзуки помотала головой.

— Я посчитала, что так будет надёжнее. — пояснила она. И, потянувшись через стол, отвела мою руку от загоревшегося на столешнице датчика оплаты. — Не трудитесь, господин Штайнер.

— Прошу прощения? — выгнул бровь я.

— Я плачу. — только и сказала Минадзуки.


Я открыл было рот, чтобы возразить. И тут же закрыл его, не зная, что сказать.


Минадзуки платила за меня так, будто мы были на свидании.

* * *

Свою «Накацукасу» Минадзуки посадила прямо посреди тротуара, носом почти упёршись в мемориальную табличку «250 лет сатурнианскому уголовному розыску» на стене. Я мысленно возблагодарил богов за то, что над улицей Мацуноо нету контактных проводов. Но тут были очень узкие тротуары: одной из стоек шасси машина стояла за поребриком, на ливневой решётке.


Со стороны входа к нам уже спешила дежурная в чёрной форме. Я выбрался из машины. Минадзуки потянулась было к отвороту плаща, но я остановил её.


— Парковка в неположенном месте! — на бегу выкрикнула дежурный. — Немедленно уберите машину с тротуара! И предъявите документы!

— Прошу прощения, офицер, — ответил я, заступая ей дорогу; к её чести, она остановилась, как вкопанная. Здоровую руку я запустил за отворот своего плаща, но, похоже, она и так меня узнала. В ГУМВД было немного инспекторов-мужчин с тёмно-лиловыми волосами и рукой на перевязи. — Инспектор Штайнер, уголовный розыск. Мы спешим.


Секунду дежурная рассматривала мою руку и мой плащ со свисавшим вдоль тела левым рукавом. Её глаза расширились, когда она заметила рваную дыру на плече плаща.


— Прошу прощения, господин инспектор! — отрапортовала она, вытянувшись «смирно». — Вы в порядке, господин инспектор?

— Вполне. — ответил я. — Мы ненадолго. Разрешите?

— Так точно, господин инспектор! — козырнула она.


Я обернулся к Минадзуки.


— Пройдёмте. — пригласил её я.


Дежурная так и осталась взирать на припаркованный посреди тротуара люфтмобиль, когда мы прошли за КПП, во двор Цитадели. Отсюда, с земли, штаб-квартира ГУМВД выглядит угнетающе, циклопической тёмно-серой колонной упираясь в небо; её громада закрывает собою дневной свет люминёра, и стёкла на фасаде кажутся непроницаемыми зеркалами, под стать стенам. Цитадель ниже большинства небоскрёбов Титана-Орбитального, но она была спроектирована в другую эпоху, в другое столетие — грубая, неказистая и в то же время монументальная, как зенитная башня.


Нижние пять этажей Цитадели были отделаны в другом стиле, нежели всё остальное здание — белым и чёрным камнем с арочными окнами; эту деталь добавили уже при Гегемонии, во время первых реконструкций. Таких арочных окон и колоннад нету ни на одном другом здании Гюйгенса — за исключением, может, готического Дома органной музыки. В торце здания колоннада выступала вперед, образуя портик, за прямоугольными белыми колоннами которого скрывались двери главного входа.


Проходная была полупустой. Немногочисленные посетители, сидевшие у стен, обернулись в нашу сторону. Некоторые из посетителей были в синих мундирах городской полиции.


Я ощутил посторонние любопытные взгляды. Ну вот: торчу, как пятно на Плутоне. Хорошо хоть, я ещё не читал новостей.


— Штайнер! — я обернулся: к нам, проскользнув (а то и перескочив) через турникет, бежала Цунэмацу. Выглядела Нонна встревоженно, и её можно было понять. — Ты живой?! Ты в порядке?!

— В порядке, в порядке… — сконфуженно пробормотал я, оказавшись под перекрестным огнём чужих взглядов: на нас пялилась во все глаза даже дежурная в будке проходной. — Не кричи так, хорошо?

— Хорошо?! — воскликнула Цунэмацу. — Тебя же чуть не убили!

— Но не убили же. — спокойно сказал я. — Не пропустишь? Мы по делу.


Цунэмацу прищурилась, покосившись на Минадзуки. Та улыбнулась — слегка, уголками рта. Цунэмацу хмыкнула.


— А она что? — спросила она.

— Она со мной. — ответил я.

— Куда вам?

— Вниз. — кивнул я. — К Моритани. Она же на работе, да?

— Ну-у, да… — протянула Цунэмацу и помахала нам рукой. — Пойдёмте.


Через турникет мы прошли, провожаемые удивлённым взглядом дежурной. Я совершенно не сомневался, что о моём появлении уже знает не только Собственная Безопасность, но и другие. Например, мои коллеги. Или, например, Мэгурэ.


Мэгурэ. Меньше всего я сейчас хотел бы встречаться с ней. Если бы не очки — и «василиск», спящий в этих очках — я бы обошёл Цитадель, а вместе с ней и шефа, десятой дорогой.


Осталось надеяться, что ей не вздумается вдруг срочно вызвать меня на ковёр.


— Что нового? — спросил я у Цунэмацу. Та обернулась и пожала плечами:

— Ну, как что? — ответила она. — Гвардия приехала.

— Где? — спросила Минадзуки. Нонна, сощурившись, глянула на неё.

— В Порту, где же ещё. — сказала она. — Их же целый корабль… Летуны все на ушах стоят, — продолжила она, обращаясь ко мне. — А, ещё Эрхард и Тидзимацу никого не нашли. Забрали люфтмобиль со штрафплощадки и поехали возвращать владельцу.

— В Дэдзиму? — уточнил я.

— Угу. — кивнула Цунэмацу. — Не сказали кому, правда.


Я пожал плечами. Угнанный люфтмобиль сейчас волновал меня в последнюю очередь.


— Вы дальше дорогу найдёте? — спросила Цунэмацу, остановившись у входа на лестницу. — А то мне наверх надо…

— Опять кадры тебя эксплуатируют? — сочувственно спросил я. В бытность свою молодым принеси-подай лейтенантом мои отношения с отделом кадров складывались похожим образом.

— Да какие кадры! — махнула рукой Цунэмацу. — Мне в отдел надо, там уже заждались…

— А-а-а. — протянул я и нахмурился. — Слушай, Нонна, ты не могла бы, ну… помалкивать о том, что я здесь? Всё равно я ненадолго, да и лишнее внимание… — я двинул плечом, указывая на безжизненную левую руку, — сама понимаешь.

— Мы беспокоились, Штайнер. — серьёзно сказала Нонна, глядя на меня. — Когда узнали про то, что тебя ранили.

— Чушь, — фыркнул я. — Фридель и Орловская меня терпеть не могут…

— Где Жюстина? — неожиданно спросила Цунэмацу. — Она же искала тебя. Разве нет?

— Я не знаю, где она. — грустно сказал я. — Когда я пришёл в себя, её уже не было.


Цунэмацу печально вздохнула, понурив голову.


— Я скажу, что с тобой всё в порядке, хорошо? — тихо спросила она.

— Да. — попросил я. — Скажи.


Она кивнула.


— Удачи. — сказала она и взбежала вверх по лестнице. На площадке Цунэмацу остановилась, обернулась в последний раз — мне показалось, будто её глаза блестнули — и скрылась из виду.


— Идём. — сказал я, не оборачиваясь и непроизвольно переходя на «ты». — Нам вниз.

* * *

У дверей морга внизу всё ещё дежурили двое патрульных. По сравнению с нашей предыдущей встречей, сегодня они были облачены в бронежилеты, но это было ещё не самое странное: на плече у каждой из патрульных висел штурмовой карабин. Выглядели карабины так, будто последние лет пять пролежали в оружейной комнате, но к ним были примкнуты полностью снаряжённые магазины.


Я сглотнул и укоризненно глянул на шедшую рядом Минадзуки. Она всего лишь пожала плечами. Видимо, это была не её инициатива.


Патрульные проводили нас подозрительными взглядами, но не попытались остановить ни меня, ни Минадзуки. Этого было достаточно, но по спине у меня всё равно бегали мурашки.


Дверь с табличкой «ЛАБОРАТОРИЯ», находившаяся в дальнем конце подвала, оказалась запертой. Я постучал. Когда ответа не было, я постучал ногой.


Патрульные у дверей морга и бровью не повели.


Зашуршали замки, затем раздалось жужжание доводчика, и дверь распахнулась, представив нам Моритани. В руках криминалист держала давнешнюю чашку с целующимися школьницами. Увидев перед собой Минадзуки, она недоумённо заморгала и обернулась — чтобы увидеть меня.


— Штайнер. — ровным голосом сказала Моритани. — Чего ты тут делаешь?

— Тебя ищу. — ответил я. — Можно, мы зайдём?

— А кто это? — прищурилась Моритани.

— Валерия Минадзуки, к вашим услугам. — вежливо представилась Минадзуки и коротко поклонилась. Моритани неуверенно дёрнула головой.

— Она со мной. — добавил я. — Так ты впустишь нас или как?


Моритани вздохнула.


— Заходите. — пригласила она и отступила в сторону, чтобы закрыть за нами двери. — Кофе?

— Позже. — сказал я, входя в лабораторию. — От кого ты запираешься?

— От греха подальше. — отрезала Моритани. — Вы с Жюстиной как вчера ушли, сразу притащилась шеф, мрачнее тучи. Сказала, что случилось ЧП, все на ушах стоят, на совещании были городовые, что звонили из городской администрации и прокуратуры… Это то, что я думаю, да, Штайнер?

— А что ты думаешь? — хмуро спросил я.

— Что твою Сэкигахару пришили ровнехонько перед приездом премьер-министра. — ответила Моритани. — И что у тебя не получилось изловить убийцу, и тебя сняли с дела. А потом мне вечером звонит Жюстина и говорит, что в тебя стреляли. Что ты в больнице. — Моритани сдвинула брови, укоризненно глядя на меня. — Что ты наделал, а, Штайнер?

— Свою работу. — бросил я.


Моритани отвернулась и прошла вглубь лаборатории, к своему столу.


— Хорошо же ты её сделал, — пробурчала она, — нечего сказать…

— Саяна, — сказал я; Моритани застыла на полушаге. — Мне нужна твоя помощь.


Пауза. Минадзуки удивленно посмотрела на меня.


— Зачем? — не оборачиваясь, спросила Моритани. Её голос звучал глухо.

— Я продолжаю расследование. — ответил я.


Моритани развернулась и ударила меня по лицу.


Я отшатнулся назад, чуть не потеряв равновесие. Минадзуки подхватила меня за плечи.


— Расследование?! — выкрикнула Моритани. Её глаза горели. — Какое расследование, Штайнер?! Ты в своём уме, а?! Тебя сняли с дела, тебя чуть не убили, а ты имеешь наглость, — она шагнула вперед, — придти сюда и говорить, что собираешься продолжать расследование?! — она замахнулась, ударив меня второй раз. Пощёчина вышла настолько сильной, что моя голова дёрнулась в сторону. — Ты хоть понимаешь, как мы все беспокоились?! как беспокоилась я?! как беспокоилась Жюстина?! Понимаешь?! Нет?! Так я тебе мозги вправлю!! — она замахнулась вновь, и я сжался внутри, ожидая ещё одной пощёчины… но удара не последовало.


Минадзуки крепко сжимала её запястье.


— Достаточно, госпожа Моритани. — сказала она ледяным голосом.


Моритани тяжело задышала, переводя взгляд с Минадзуки на меня; её грудь так и ходила ходуном под тонким гольфом. Я покосился на Минадзуки: лицо сотрудницы ГСБ, ещё недавно бывшее удивлённым и дружелюбным, теперь напоминало непроницаемую маску.


— Тебя чуть не убили. — прошептала Моритани.

— Я знаю. — сказал я таким же тихим голосом. — И поэтому я прошу твоей помощи.

— Штайнер…

— Я должен его поймать, Саяна. Иначе будет слишком поздно.


Плечи Моритани дрогнули.


— Что тебе надо? — не глядя на меня, спросила она. Чёрные волосы, упавшие вниз, скрывали её глаза.

— Очки гайдзина. — ответил я. — Которые мы принесли позавчера. Они ещё у тебя?

— Ну да. — Моритани отстранённо кивнула. — Зачем они тебе нужны? Они же сломанные.

— От этого они не перестают быть уликой. — сказал я. — Ты же знаешь. Принеси их, пожалуйста.


Моритани вздохнула.


— Хорошо. — медленно кивнула она. — Отпустите меня.


Минадзуки разжала пальцы. На её лице не дрогнул ни один мускул. Моритани потёрла запястье — я разглядел следы от пальцев на коже — и прошла ко двери в хранилище: соседнюю залу, доверху заполненную ящиками с вещдоками. Я был там ровно один раз и впредь зарёкся даже заходить туда: найти что-либо без каталога там было невозможно. Даже для посвящённых.


У двери Моритани остановилась, взявшись за ручку, и обернулась ко мне:


— Ты правда оттаскал Сказочницу за воротник? — спросила она.


Я кивнул.


— Ты даёшь. — восхищённо пробормотала Моритани и исчезла за дверью. Доводчик с жужжанием захлопнул её.


Минадзуки посмотрела ей вслед.


— Ей можно доверять? — спросила она, по-прежнему разглядывая табличку «ХРАНИЛИЩЕ» на двери.

— Кому, Моритани? — переспросил я. — Можно. Она мой друг.

— Ваши друзья все настолько склонны к рукоприкладству? — прищурилась Минадзуки.

— Они просто беспокоятся обо мне, только и всего. — пожал плечами я. Жест вышел нелепым; левое плечо, с повисшей мёртвым грузом рукой, слушалось меня весьма условно.


Дело было не в беспокойстве, и я это знал. Все они — Фудзисаки, Локи, Моритани, даже Цунэмацу, безусловно младшая Цунэмацу! — больше всего хотели меня защитить, во что бы то не стало. Даже Селезнёва, отрядившая мне в помощь верного Кюршнера.


За мою карьеру я неоднократно рисковал здоровьем: если не считать того случая с пожарной лестницей в Гюйгенсе, когда я переломал себе половину рёбер, я ещё раз десять падал с различной высоты и ломал себе руки и ноги. На меня четыре раза бросались с ножом, дважды — с тесаком и один раз — с раскалённой сковородкой, последним доводом обозлённого хозяина. В Шамп-Марезе одна дворовая хулиганка, чем спасаться бегством, предпочла вытащить самодельный пистолет — и на три года отправилась плавать в банке за посягательство на жизнь сотрудника правоохранительных органов. На моё счастье, стрелять она не умела, а пистолет оказался пятимиллиметровой палкой-плевалкой.


Каждый раз я отряхивался и вставал, попадал в госпиталь, где врачи неодобрительно качали головами, ухитрялся чудом отпрыгнуть от ножа и перехватить руку со сковородой за полсекунды до удара. С пистолетом мне несказанно повезло, но я всё же остался жив. Драться же я умел — приличные мальчики не дерутся, но в Академии МВД меня научили — а иногда (например, вчера) даже любил. Мне льстила забота подруг о моём здоровье… но подчас она была только обузой.


Даже сейчас.


Дверь хранилища открылась, и оттуда появилась Моритани. В руках она держала ящик «ВЕЩЕСТВЕННЫЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА» под номером 522. Я поспешно расчистил ей место на столе, отодвинув в сторону протоколы и кружки, и Моритани водрузила ящик на стол.


— Прошу. — возвестила она, отпирая крышку ящика. Мы с Минадзуки, не сговариваясь, заглянули вовнутрь, столкнувшись макушками. Очки, запакованные в полиэтиленовый пакет, лежали на дне ящика, глядя на нас разбитыми стёклышками.


Я запустил руку в ящик, пальцем вскрыл горловину пакета, и вытащил очки наружу. Моё лицо отразилось в оранжевом осколке. Отражение было крошечным, но я ужаснулся тому, как выглядели мои глаза — осунувшиеся, запавшие, с тёмными кругами.


— Спасибо. — сказал я, протягивая очки Минадзуки. — Это они.


Минадзуки кивнула, вертя очки в руках. Я следил за её пальцами, блуждавшими по треснувшей дужке. Она нащупала кнопку на ободке и надавила на неё. Осколки стекла очков вдруг вспыхнули красным. В виске вдруг заныло.


— Любопытно. — только и сказала она, отпустив кнопку. — Вам всё ещё нужна демонстрация, господин Штайнер?

— Да. — кивнул я. — Я хочу увидеть это собственными глазами.


Минадзуки вновь кивнула и отложила очки гайдзина на край стола. Её рука нырнула в карман плаща: оттуда она достала лакированный футляр, в котором лежали баллистические очки — тёмный визор, плотно прилегающий к лицу, с ободком серого цвета. Она раскрыла их и протянула мне.


— Оденьте. — попросила она, и я подчинился, надвинув визор очков на самые глаза — плотно, чтобы не оставлять зазоров, как меня учили на тактических курсах. Прикоснулся пальцем к кнопке включения. Визор очков зажёгся; по краям побежали какие-то надписи, пока система загружалась.


Минадзуки и Моритани очертились оранжевыми контурами. За ними такие же контуры, только жёлтые, возникли вокруг предметов на столе: кружки, ящика от вещдоков, разбросанных бумаг, очков гайдзина. На краю визора зависла иконка: очки обнаружили мой пистолет и недоумевали, что с ним делать. Я жестом пальцев согнал иконку с визора.


Моритани удивлённо наблюдала за нами.


В футляре Минадзуки лежал тонкий свёрнутый кабель: теперь она вытащила и распутала его. Один конец она присоединила к разъёму на моих очках, коснувшись пальцами моей щеки. Я вздрогнул, но Минадзуки уже убрала руку; вместо этого она взяла очки гайдзина со стола, перевернула их в руках и воткнула свободный штекер кабеля в разъём. Затем она обернулась ко мне.


— Автоцензор должен был автоматически загрузиться. — сказала она, словно успокаивая меня. — Вам лучше сесть, господин Штайнер.

— Действительно, — не стал спорить я, опускаясь на стул и устраиваясь поудобнее. Это было нелегко: я чувствовал себя, как на приёме у стоматолога.

— Штайнер, — испуганно спросила Моритани, — что это вы делаете?

— Проводим следственный эксперимент. — ответил я и поднял большой палец. — Не беспокойся.

— Как скажешь. — хмыкнула Моритани, скрестив руки под грудью. Я нервно усмехнулся.


Следственный эксперимент, надо же.


— Готовы? — спросила Минадзуки. Её палец лежал на кнопке включения очков, зажатых у неё в кулаке. Я глубоко вдохнул.

— Да. — сказал я.


Минадзуки кивнула и нажала на кнопку. Мгновение — я отчётливо услышал, как бьётся моё сердце — ничего не происходило.


А затем перед моими глазами развернулся цветок.


Это был алый цветок, распахивающийся бутон, чьи лепестки расширялись и расширялись, заполоняя всё моё зрение, весь мой мир; они кружились вокруг меня, обволакивая меня со всех сторон, завораживая и пугая, и ни на секунду не прекращая своего движения; каждый лепесток испещряли узоры, призывно движущиеся и пульсирующие самыми различными цветами, от ослепительно-белого до ярко-лилового, и через их мерцание я увидел — почувствовал — как у цветка, закручивавшегося спиралью, вдруг появились чёрные иглы; они вытягивались, закручивались, изгибались вслед за вращавшейся и пульсирующей спиралью цветка; сердце цветка вдруг вспыхнуло голубым, ярко-голубым светом, расширяясь и раздаваясь в стороны, а иглы вытянулись, замедлив свой ход, став похожими на ресницы; и на меня воззирился огромный, размером с целую вселенную, глаз.


И он моргнул.


Я рухнул на пол, срывая с себя визор и рукою хватаясь за голову, которую терзала невыносимая, адская боль. Вселенная неожиданно вернулась ко мне, каскадом ударяя по глазам, и меня вырвало прямо на пол.


— Твою мать!.. — зарычала Моритани, и я, отплёвываясь, услышал резкие шаги. — Это что, чёрт возьми, такое?!

— Это «василиск», — сообщила Минадзуки голосом, в котором слышны были обеспокоенные нотки. — Программа, воздействующая на мозг человека. Полагаю, господин Штайнер только что испытал её на себе.

— Как воздействующая?! — заорала Моритани. Послышался грохот и протестующий возглас Минадзуки, а затем — звук удара. — Что с ним?! Что с ним, я тебя спрашиваю?!!


Я перевернулся на спину. Всё тело болело. Падая, я ушиб колено.


Моритани держала Минадзуки за отвороты плаща. Та и не пыталась вырваться. На белой щеке Минадзуки расплывался красный след от пощёчины.


— Моритани, — пробормотал я ослабевшим голосом. В горле застыл мерзкий привкус блевотины. — Отпусти её. Это всё моя идея.

— Твоя идея?! — Моритани отпустила Минадзуки только затем, чтобы развернуться и рывком поставить на ноги меня. — Штайнер, какого хрена ты, твою мать, творишь, а??!! Тебе чуть руку не оторвало, тебя чуть не застрелили нахрен, тебе мало?! МАЛО??!! Так я добавлю!!!

— МОРИТАНИ! — рыкнул я, и она замолчала, тяжело дыша. — Отпусти меня. И дай воды. Пожалуйста.


Её пальцы разжались, и я опустился — рухнул — обратно на стул. Из Моритани будто выпустили воздух; опустив руки, она понуро пошла к рукомойке.


— Ты в порядке? — тихо спросила Минадзуки. Я, моргнув, поднял глаза на неё; ни с того, ни с сего она забыла о почтительном обращении.

— Да. — прошептал я. — Я в порядке.


Убийца Вишневецкой и Сэкигахары — и Котеры, напомнил себе я — расхаживал по Титану-Орбитальному с… этим. Перед глазами снова встал красный цветок, распахивающийся вокруг меня, и я зажал рот рукой. Рвота подступила к горлу.


Вернулась Моритани, подав мне мерный стакан с водой. Я благодарно кивнул, тяжело дыша, и осушил его одним залпом. Рука у меня всё ещё тряслась, хватка была слабой. Во рту застыл горький вкус рвоты.


— Не надо было этого делать. — укоризненно сказала она. — Что бы ты не делал.

— Я делаю свою работу. — неожиданно твёрдо проговорил я. — Отчего такая забота, Моритани?

— А отчего нет? — спросила Моритани. — Весь пол мне заблевал, между прочим… Фудзисаки просила присмотреть за тобой. Если ты придёшь. — она развела руками. — Она была права.

— Да уж, — слабо улыбнулся я, — Жюстина меня хорошо знает…

— Штайнер… — начала Моритани, но я покачал головой и встал со стула, зашатавшись на ногах. Она подбежала, подхватив меня за здоровую руку. — Тебя не отговоришь, верно?

— Теперь — нет. — покачал головой я. — Извини, Саяна.


Моритани грустно вздохнула. Отпустив мою руку — на этот раз я устоял на ногах — она обернулась к стоявшей рядом Минадзуки.


— Присмотрите за ним. — попросила она. — Пожалуйста.


Минадзуки кивнула.


— Обязательно. — сказала она.

* * *

Когда Минадзуки снова подняла люфтмобиль в воздух, меня всё ещё мутило. Я тяжело осел на сидении и отстранённо наблюдал за руками Минадзуки: правой рукой она сжимала штурвал, а другая то и дело касалась приборной панели, что-то проверяя.


— Гвардия прибыла. — сообщила Минадзуки, оборачиваясь ко мне; я приподнял голову, глядя на неё. — Из-за них нам не хотели давать эшелон.

— Но дали? — спросил я. Минадзуки закивала.

— Конечно. — с улыбкой сообщила она.


«Накацукаса» развернулась и полетела прочь, оставляя за спиной Цитадель и плоские крыши Гюйгенса. Под нами промелькнул Меако — купол Сюгаку-холла, прямоугольник Площади Гегемонии с тёмным пятном — статуей Клериссо, серебристые змеи трамваев на Адмиральском бульваре, мосты через Аракаву и Сэкигаву.


— Где вы работаете? — спросил я, всё ещё глядя в окно. — В ГСБ, я имею ввиду. Явно не в аналитическом отделе…

— Мы были на «ты». - деликатно напомнила Минадзуки. — Разве нет?

— Ну хорошо, — поправился я. — Где ты работаешь?

— Управление «С». - без обиняков ответила она. — Национальная безопасность. Ты прав, это далеко не аналитический отдел.


Я обернулся к ней. На губах Минадзуки застыла улыбка.


— Не хотел тебя обидеть. — пробормотал я.

— Брось.


Интересно, подумал я, на какой длины поводке ходит Минадзуки. Управление «С» — национальная безопасность — в определенных обстоятельствах было практически всемогущим. Сейчас, скорее всего, были именно такие обстоятельства: но кто-то же должен сторожить сторожей. Даже в ГСБ.


Я невольно представил себе Минадзуки в ошейнике на шее и с длинным поводком в руках, и усмехнулся. Образ оказался на удивление живым.


Обо мне уже должна была знать как минимум Собственная Безопасность. Скорее всего, о моём визите знала и Мэгурэ. Но мне не поступило ни одного срочного вызова — ни по каналу МВД, ни от Мэгурэ, ни от Хомуры, ни даже от Фудзисаки. Похоже было на то, что мой поводок неожиданно удлинился.


Или его просто отстегнули.


За бортом промелькнул Штеллинген — череда бульваров и круговых перекрёстков, окруженных жилыми домами. «Накацукаса» свернула, устремляясь к дальнему концу орбиталища, вдоль последнего отрезка Гершельштрассе. Я глядел в окно, отстранённо наблюдая за городом — перечёркнутый трамваем круг Монмартрплатц, белые крыши депо метрополитена, эстакада вдоль Монмартрского проспекта, по которой бежали поезда. Мелькнула внизу запятая Берлинерплатц. Для нас, на «Муракумо», путь отсюда до Регенераторной занял примерно семь минут, считая взлёт…


— У нас есть план? — спросил я, глядя в окно. По Монмартрскому проспекту проезжал эшелон военных транспортёров: спереди и сзади его сопровождали полицейские на мотоциклах — мерцающие красно-синие пятнышки света. Троллейбусы жались к поребрику, давая им путь.


— Проникнуть на склад по адресу улица Регенераторная, 9. - сообщила Минадзуки, глянув на меня; я поймал отражение её золотых глаз в окне. — Проверить системы склада на предмет наличия «василиска»… или следов хранения «василиска». Проверить склад на предмет наличия других улик. — она усмехнулась уголками рта. — Это звучит слишком просто.

— А если мы ничего не найдём? — заметил я.

— Вернемся к твоему плану. — только и сказала Минадзуки. — С мечом и «Дифенс Солюшенс». Возможно, мы ещё успеем.

— Возможно. — кивнул я и снова понял, что мне было страшно.


Стена орбиталища неожиданно выросла впереди, и Минадзуки потянула шаг-газ, переводя «Накацукасу» в режим висения. Она медленно опустила люфтмобиль вниз до тех пор, пока он не качнулся, стойками шасси коснувшись зеркальной поверхности улицы. Вентилятор ещё продолжал разгонять вокруг машины тучи пыли, когда Минадзуки уже откинула дверь, выбираясь наружу. Я последовал её примеру, не без труда выбравшись из салона. Плащ соскочил с левого плеча, подхваченный волной воздуха, и тут же опал вдоль тела, оставив открытым рваный рукав блузы и кобуру с пистолетом у меня на боку.


Минадзуки подошла ко мне и накинула плащ обратно. Я с благодарностью посмотрел на неё.


Улица Регенераторная была пустой. Куда не посмотри, в обе стороны простиралось зеркальное полотно, с обоих сторон отделённое серым камнем поребрика. Справа высился бело-красный фасад дома; слева за заборами понуро торчали крыши складов, упиравшиеся в отвесную стену орбиталища. Едва слышен был гул ветра.


Не было никого. Ни синих мундиров городовых, ни патрульных машин, ни Зорькина, ни Ивасэ, ни Куртэ-Добровольской со спутниками. Не было даже самого мёртвого гайдзина. Там, где позавчера лежало его тело, не осталось ничего — ни единого следа. Номерная табличка мерцала на заборе, будто кенотаф.


Мы весьма щепетильны к следам умерших. И хотя Котера был гайдзином, на мгновение мне стало его жаль.


— Пойдём. — сказала Минадзуки.


Дверь в воротах оказалась незапертой. Я почувствовал, как по спине пробежал холодок, но толкнул её. Доводчик с гневным жужжанием отскочил, раздался щелчок стопора, и дверь распахнулась в крошечный дворик перед складом. Сюда едва поместился бы грузовой фургон, но я был уверен, что с другой стороны склада было кольцо или подъездной путь трамвая. По обеим сторонам склада шёл забор, отделявший его от соседних.


Было пусто. И от того ещё более не по себе.


Я потянулся здоровой рукой под плащ, свисавший с левого плеча, и вытащил из кобуры пистолет. На индикаторе боезапаса горела цифра «15» — пятнадцать патронов, полный магазин. Я удовлетворенно кивнул и перешагнул порог, держа пистолет в опущенной руке.


— Сможешь им пользоваться? — спросила позади Минадзуки. Я обернулся и фыркнул:

— Обижаешь. — только и сказал я. Разумеется, я мог им пользоваться: пистолет Симоно, калибра 7.62 мм, отличался двумя вещами: низкой дульной скоростью и столь же низкой отдачей. Стрелять из него одной рукой было проще простого.


У кинетического оружия была определенная проблема — очередь из кинетического карабина остановит кого угодно, но, как правило, насмерть и в клочья. Вчера я наглядно в этом убедился. Крупнокалиберная пуля пистолета Симоно предназначалась затем, чтобы противник, получив такую пулю, упал и не двигался. Но остался жив. Иногда после оказания неотложной помощи.


Минадзуки кивнула, поравнявшись со мной. Вдвоём мы уставились на складское подворье, выглядевшее если не заброшенным, то порядком запустевшим. Склад таращился на нас безглазой миной ворот в бетонной стене.


Я поискал характерный глазок камеры на фасаде и почти сразу нашёл то, что искал — чёрный купол прямо над воротами, уставившийся на нас. На краю купола отчётливо горел зелёный огонёк записи.


— А, чёрт. — сказал я. Достать Линзу мне было нечем; единственная рука была занята пистолетом.

— Помочь? — спросила Минадзуки; я помотал головой, зажав пистолет между колен, и запустил руку за отворот плаща. Нащупал Линзу, вытаскивая её наружу. Плащ совершенно предсказуемо рванулся с плеча вместе с ней, но Линзу я высвободил.


Всё ещё нелепо сведя ноги, я выпрямился и направил Линзу на глазок камеры. И очень удивился, когда на меня уставилась пустота: на изображении с камеры складской дворик был абсолютно, совершенно пуст.


Я отмотал изображение на день назад. Ещё на день.


Картинка оставалась той же.


Камера не заглядывала через забор, отделявший дворик от улицы Регенераторной. Она не могла заметить ни трупа гайдзина, ни окруживших его городовых, ни нас с Фудзисаки. Но я всё же проверил запись в тот день и в то же время.


Картинка оставалась всё той же.


Ловко, подумал я. Выключенную камеру заметят рано или поздно, но работающая камера ни у кого не вызовет подозрений — если за ней не следить специально. Да и то… я отмотал запись на ночь. Дворик был всё так же пуст — но теперь его густо оплели ночные тени и тусклые отблески уличных фонарей. Никаких подозрений. Если не знать, где — и что — искать…


— Кажется, мы пришли по адресу. — прокомментировал я, передавая доступ к изображению Минадзуки. Вместо ответа та подошла и вновь вернула съехавший плащ на моё плечо. — Спасибо.

— Не за что. — чуть улыбнулась она.


Я перехватил пистолет. Рукоять легла мне в ладонь, как влитая: оружие в руке успокаивало, придавало уверенность… а уверенности мне сейчас очень не хватало.


Было ощущение, будто мы с Минадзуки заходим в ловушку.


Дверь склада, подле коричневых раздвижных ворот, тоже оказалась незапертой; в тёмном помещении щелчок стопора прозвучал оглушающе. Из окон под потолком сочился тусклый свет, падавший на какие-то неясные силуэты внизу. Секундой позже, одна за другой, начали зажигаться лампы, и я остолбенел.


Склад был заставлен контейнерами… нет, не контейнерами, оборвал себя я: у контейнеров другие размеры, контейнеры прямоугольные, чтобы подходить один к одному в грузовом отсеке или кузове, а не суженные трапециевидные силуэты, выкрашенные в серо-зелёный защитный цвет. Точно такой же, что и у шкафчиков и стеллажей там, наверху, в Дэдзиме, на складе «Дифенс Солюшенс».


Но это были не шкафчики. И даже не стеллажи с бронекостюмами, ждущими внутри. Это было что-то ещё. Но что?


— Что-то здесь не так. — проговорила Минадзуки. — Слишком пусто.

— По-твоему, это пусто? — тихо спросил я, поднимая пистолет. — Тут кто-то был. Вот, смотри, — я ткнул стволом перед собой. — Слой пыли довольно тонкий. Следов уже не разглядишь, но… — я осёкся и снова поднял пистолет наизготовку.


Световые полосы ламп убегали вглубь склада, останавливаясь у дальней стены. Под ними стояли ряды трапециевидных контейнеров… и ничего — или никого — больше. Но мне отчётливо показалось, что здесь кто-то есть. Прямо сейчас.


Минадзуки насторожилась. Её рука сама собой скользнула вниз по бедру, ныряя за полу плаща, и вернулась обратно, сжимая пистолет. В отличие от узкой ствольной коробки моего ПС, этот пистолет был угловатым прямоугольным монстром из чёрного пластика. Зелёные огоньки на мушке блестнули, будто злые глаза.


— Мы здесь не одни. — пробормотал я.

— Возможно. — шепнула Минадзуки, подняв пистолет. Я с опаской поглядел на её оружие и отвернулся, задрав голову к потолку.


Между окнами световодов в потолке царил полумрак — свет ламп не добивал туда, а дневного было недостаточно. Там, в царстве теней, вытянулись две стрелы складских манипуляторов, жёлтых с чёрными тревожными полосами. Длины им хватало, чтобы без труда достать до любого уголка склада.


И мне только что почудилось какое-то движение там.


Ни фонарика, ни Линзы. Минадзуки держала пистолет обеими руками; золотые глаза сощурились, оглядывая помещение. Я напряженно вглядывался в полумрак под коньком крыши, стараясь разглядеть хоть что-то.


Послышался шорох. Я дёрнул стволом пистолета на звук и прислушался. Не было ничего, кроме мерного гудения ламп на краю слышимости.


И с потолка что-то упало.


Двухметровая фигура, отдалённо похожая на человеческую всем, кроме внешности. Треугольная голова с узким рыльцем и торчащей сбоку антенной. Бочкообразный торс, закрытый бронежилетом в камуфляжном чехле. Неестественно узкая талия, мощные ноги, заканчивавшиеся двухпалыми ступнями. Стальные руки, сжимавшие кинетическую винтовку.


«У нас также есть боевые роботы и лёгкая бронетехника на складе в Порту, зазвучал в голове голос Лефрансуа. Ваши коллеги инспектировали его неделю назад».


Глаза на треугольной голове вспыхнули красным. Руки вскинули винтовку.


«Меня заверили, что всё в порядке».


Рыльце издало низкий чирикающий звук.


И, один за другим, с потолка посыпались боевые роботы.

* * *

Минадзуки выстрелила.


Робот опрокинулся назад; два выстрела, один за другим, снесли треугольную голову с железных плеч. Рука Минадзуки схватила меня за шиворот и затащила за ближайший из контейнеров — как раз вовремя: остальные роботы синхронно, как один, подняли винтовки и открыли огонь.


Я почувствовал, как у меня задрожали колени. Очереди прошили насквозь ворота склада, взметнули каменную пыль ударами об пол. По ногам брызнула каменная крошка.


Вчера такая очередь прошла мимо, зацепив моё отчаянно занывшее плечо. Я едва не лишился руки. В животе липким холодным комом ворочался страх — нет, ужас.


Обмануть пули дважды не удастся.


— Нам надо бежать. — вспыхнули буквы на краю зрения: Минадзуки. Я обернулся к ней. Её брови были сведены, лицо сосредоточено. Руки сжимали пистолет. — Когда я скажу, беги к выходу.

— Но как?! — в панике подумал я. — Меня же убьют!

— Не убьют. — золотые глаза строго глянули на меня, и я тяжело сглотнул.


Стальные шаги раздались совсем близко. Я затаил дух. Минадзуки подняла пистолет.


Ей тоже страшно, подумал я. Пальцы, сжимавшие пистолет, побелели; указательный палец выбивал нервную дробь вдоль ствола; дыхание было неровным и прерывистым. Золотые глаза торопливо стрельнули вбок. Минадзуки закусила губу.


Я поймал себя на том, что у меня начинали стучать зубы.


Шаги лязгнули рядом.


Минадзуки сорвалась с места.


Она выскочила в проём между контейнерами, прямо навстречу роботам, и её пистолет оглушительно грохнул несколько раз кряду. Раздался грохот. В нос ударило горелым.


— БЕГИ! — приказала Минадзуки, и я побежал.


Дверь наружу, со склада, оставалась открытой. Выбежать наружу… со склада… вызвать подмогу… бросить Минадзуки здесь?!


Я обернулся и увидел, как над контейнером, за которым только что прятались мы, возник силуэт с треугольной головой. Металл лязгнул об металл.


Я выбросил вперед руку, движением снял предохранитель, и выстрелил.


Пуля оглушительно звякнула, ударившись об голову робота, и тот прыгнул — и я выстрелил снова. Пуля глухо ударилась обо что-то, но робот даже не обратил на неё внимания, приземляясь на пол и вскидывая винтовку…


Минадзуки выстрелила ему в спину.


— БЕГИ!!! — зарычала она, пятясь назад. Индикатор боезапаса на её пистолете горел красным. Из-за соседнего контейнера выпрыгнул другой робот; ещё двое вынырнули из прохода с поднятыми винтовками.


Я выстрелил. Рука дрожала, пистолет ходил ходуном, и из трёх пуль только одна смазала по треугольной «брови» ближайшего из трёх роботов, оставив царапину — но этого хватило, чтобы роботы — все трое — резко обернулись ко мне.


Минадзуки застрелила одного. Пистолет вдруг исчез; в её руке, словно по волшебству, возник другой, и ещё два выстрела раздались мгновенно.


А затем локоть Минадзуки врезался мне в живот, и я вылетел спиной вперед, цепляясь ногами за порог склада.


Пистолет выпал из разжавшихся пальцев; падая, я больно ударился затылком, локтем и спиной. Неистово заболели рёбра, и мне стоило больших усилий не закричать от боли.


Минадзуки выбежала следом, не оглядываясь. Схватила меня за руку и вздёрнула на ноги.


— Бегом! — рявкнула она.


Ещё несколько выстрелов просвистели над нами, сорвав ворота склада с петель. За стеной оглушительно завыла сирена. Минадзуки тащила меня за собой, одной рукой держа за локоть; другая сжимала пистолет.


В рухнувших воротах показались фигуры. Я насчитал их не меньше полдюжины. В поднятых руках были винтовки.


Минадзуки втащила меня в щель в воротах и выстрелила — прямо над моим ухом. Выстрел ушёл мимо, и она толкнула меня вниз, оземь — за полсекунды до того, как ответная очередь пробила насквозь ворота двора.


— Я только повредила их. — выдохнула Минадзуки. Индикатор на её пистолете всё ещё горел зелёным. — Парочку списала. — она оттащила меня за забор и снова помогла подняться. Лязгающие шаги металлическим стаккато раздавались сразу за воротами, и желудок свело от ужаса.

— Пистолет… я выронил… — забормотал я.

— Он бесполезен. — оборвала меня Минадзуки. — Бежим к машине.

— Когда?

— Сейчас!


Мы побежали. Стоило нам миновать ворота, как очередь грохнула вновь — пули прошли ровно там, где мы были мгновение назад. Минадзуки распласталась вдоль забора, левой рукой прижимая к нему меня. Её грудь ходила ходуном; моя — тоже. Плащ волочился по полу, давно позабытый.


И сверху, из-за забора, перед нами рухнули ещё два робота. Стальные лапы ног, пружиня, ударились об тротуар, и две винтовки одновременно взметнулись вверх.


Чёрное жёрло ствола уставилось на меня, затмевая свет.


Сердце ударило поминальным гонгом, и два выстрела слились в один.

* * *

Нас спасла Фудзисаки.


Грудь робота, стоявшего передо мной, взорвалась, окатив меня градом осколков; я едва успел вскинуть руку, закрывая лицо. Пуля пробила робота насквозь, войдя в щель между плечом и торсом, и вонзилась в брусчатку тротуара, подняв фонтан камня и пыли. Другой робот рухнул ничком; ему недоставало большей части груди вместе с головой.


— Штайнер!! — рявкнула Фудзисаки. — Бегом!


«Муракумо», такой родной в своей бело-синей раскраске, рухнул на шасси, садясь на авторотации, но Фудзисаки уже была на земле, сжимая в руках необычного вида винтовку. Люфтмобиль тяжело грохнулся оземь, ревя глохнущей турбиной, ровно тогда, когда через забор, один за другим, начали выпрыгивать роботы.


Жюстина вскинула винтовку и открыла огонь.


Первые несколько роботов успели развернуться в её сторону, оценивая новую угрозу, когда пули вонзились в них одна за другой. Двоих швырнуло оземь — из пробитых корпусов повалил чёрный дым; ещё одному оторвало руку вместе с половиной туловища; четвертому снесло голову. Обезглавленное тело вскинуло винтовку, но Жюстина выстрелила снова, точно в центр тяжести, и робот рухнул грудой металла.


Но оставшиеся открыли шквальный огонь.


Мы с Минадзуки едва успели спрятаться за «Муракумо», когда началась ответная стрельба. Фудзисаки развернулась ко мне, держа винтовку — в которой я с удивлением узнал давнешний «Фёдоров Автомат». Поверх давнешнего ярко-красного макинтоша был напялен разгрузочный жилет, карманы которого топорщились запасными магазинами; глаза Жюстины скрывали оранжевые баллистические очки.


— Ты подмогу вызвал?! — выкрикнула она. Я помотал головой. — Вызывай! Побыстрее! — она высунулась из-за фюзеляжа «Муракумо» и несколько раз выстрелила. В нос ударило палёным. В ответ прогремело несколько разрозненных выстрелов; все они ушли поверх наших голов. Выла сирена.


Роботы были вовсе не глупы; они рассредоточились по улице, за углами домов и заборов, за урнами и цветочными кадками, стоявшими на тротуаре. Несколько неподвижных металлических тел валялись посреди улицы. Мне казалось, что я мог услышать лязг торопливых шагов и зловещее нечленораздельное чириканье.


— Штайнер, cемь-девять-пять-семь-четыре! — заорал я, вызывая диспетчерскую. — Регенераторная, девять! Нападение на офицера! У них кинетическое оружие!

— Вас… вас поняла, инспектор. — запнувшись, отозвалась дежурная. — Примите во внимание, городская полиция получила вызов по вашему адресу пять минут назад, приём.

— Какие, к чёрту, городовые?! — заорал я. — Их здесь перестреляют! Глаза разуйте!


Минадзуки выглянула из-за машины и выстрелила несколько раз из пистолета. В ответ задребезжал уже «Муракумо», в фюзеляж которого вонзилось несколько пуль.


— Твою мать! — зарычала Жюстина, стреляя поверх укрытия. Полицейские люфтмобили, конечно, бронированы — но далеко не настолько, чтобы их долго обстреливали из штурмового кинетического оружия. Фюзеляж машины загудел от новых попаданий.

— Вас поняла, инспектор. — ответила дежурная; голос её подрагивал. — Подкрепление будет на ваших координатах через десять. Примите во внимание, наряд городской полиции находится в пути, приём.

— Вас понял! — крикнул я. — Отбой! — и, оборвав связь, обернулся к Жюстине: — Жюст, сюда идут городовые!

— Какого хрена?! Их же здесь перестреляют!

— Именно это я и сказал!


Фудзисаки пригнулась, отбросила разряжённый магазин, вставила новый. Взвела затвор — «Фёдоров Автомат» одобрительно загудел.


— Нужно убираться отсюда, — бросила Минадзуки; один из пистолетов лежал перед ней, другой она перезаряжала. — Машина долго не выдержит.

— Эй! — недовольно воскликнула Фудзисаки. — Это наша машина!

— И тем не менее. — Минадзуки перегнулась и протянула пистолет мне. — Держи. Сможешь пользоваться?

— А у меня есть выбор? — спросил я, оглядывая оружие. Ни перезарядиться, ни взвести, ничего, даже попадать будет в молоко… — Надо бежать. До того угла. — я махнул пистолетом.

— Почему того? — спросила, не оборачиваясь, Фудзисаки; она выстрелила снова, несколько раз. Раздался звук попадания, грохот металла об землю.

— Кобан в той стороне, городовые будут идти оттуда.

— Точно.


Фудзисаки отпрянула от машины — несколько пуль прогремели над нашими головами. Я непроизвольно отдёрнулся. Тяжёлый пистолет оттягивал руку.


— На счёт «три». - хмуро сказала она. — Я вас прикрою. Три… два…


Забор слева от нас взорвался наружу.


Жюстина и Минадзуки развернулись и начали стрелять; навстречу, из пролома, повалили новые роботы, и выстрелы застали их врасплох. Двое рухнули назад, и вместе с ними попятились и остальные машины. Но тут же открыли огонь те, что оставались на улице.


«Муракумо» загудел и вдруг глухо вздрогнул. Мне в нос ударил слабый запах озона.


— Бегом! — заорал я, подрываясь на ноги, и побежал. Минадзуки побежала за мной; позади несколько раз грохнул «Фёдоров Автомат», и Жюстина, пригибаясь, припустила следом.


А затем «Муракумо» взорвался.


Последнее попадание пробило топливный бак машины, и люфтмобиль вспыхнул, как зажжённый фальшфейер. Во все стороны брызнули стёкла; взрывом разворотило хвост фюзеляжа, разбрасывая ошмётки двигателя во все стороны. С грохотом сорвался с оси и отлетел в сторону, вращаясь, подъёмный вентилятор, и «Муракумо» развалился пополам.


Пронзительно завыла сигнализация «Накацукасы». Издали, со дворов и уличных парковок, ей ответили сигналы других потревоженных машин, сливавшиеся в механический погребальный плач.


Мы едва успели завернуть за угол, когда роботы вновь открыли огонь. Фудзисаки выставила наружу «Автомат» и несколько раз стрельнула вслепую; ответом было ещё два выстрела, и пальба временно стихла. Ревело бушующее водородное пламя, терзавшее остов «Муракумо».


— Грёбаные несусветные роботы! — выругалась Жюстина, проверяя магазин. — Откуда они вообще взялись?

— «Дифенс Солюшенс», — выдохнул я, тяжело дыша. Таких спринтерских дистанций в такой форме я не бегал уже давно. — Склад у них в Порту, помнишь? Летуны проверяли, помнишь?

— Суки! — прочувственно сказала Жюстина. — Грёбаные!


В кои-то веки я был с ней полностью согласен.


В лицо ударил порыв горячего воздуха, раздался низкий гул, и я задрал голову, крепче сжав пистолет: с неба упали два патрульных люфтмобиля городовых — синие с белым вместо белого с синим. Двери распахнулись ещё до того, как машины приземлились, и наружу высыпали семеро городовых в спешно натянутых бронежилетах. Трёх людей без формы, но с оружием им было достаточно, чтобы схватиться за пистолеты.


— РУКИ! — рявкнула Фудзисаки. — Мы свои! Свои! — она торопливо махнула рукой, выбрасывая из рукава Линзу. — Инспектор Фудзисаки, Национальная полиция!

— Сержант, спокойно! — раздался смутно знакомый голос из ближайшей машины, и наружу выбралась инспектор Азалия Ивасэ. Её глаза подозрительно окинули улицу, прежде чем она заметила нас. — Господин Штайнер!

— Госпожа Ивасэ. — нервно кивнул я. — Вам и вашим людям лучше уходить отсюда. Немедленно!

— Инспектор, позвольте, но… — начала было Ивасэ, но тут из-за угла, с Регенераторной, высыпала группа роботов. Шесть треугольных голов развернулись к новым целям; шесть винтовок поднялись, как одна.


Городовые бросились врассыпную. Ивасэ нырнула обратно в машину. Пули не задели её, но другой машине повезло гораздо меньше: пуля пробила навылет лобовое стекло и вошла в двигатель, тут же грохнувший и заглохший.


Мы открыли огонь в ответ. Роботы попятились назад; двое упали, сражённые выстрелами Фудзисаки — Жюстина пятилась к противоположному углу дома, стреляя на ходу. Дважды грохнул пистолет Минадзуки; одному из роботов оторвало руку с винтовкой. Я вскинул тяжелый пистолет, поймал одного из роботов в прицел и нажал спуск; руку дёрнуло вверх, и выстрел прошёл над треугольной головой.


Из-за угла появился другой отряд.


Городовые, против моих ожиданий, не запаниковали, а рассредоточились и открыли огонь из табельного оружия. Пули со звоном отскакивали от роботов, хотя один всё-таки остановился, недоумённо тряся головой. Тут его и настиг выстрел Минадзуки.


— Бегите! — крикнул я. Выстрелил ещё несколько раз — мимо! — и нырнул за угол, к ожидавшим Минадзуки и Фудзисаки.


На улице всё ещё слышались негромкие выстрелы полицейских пистолетов, которым отвечали залпы кинетических винтовок. Фудзисаки отстреливалась из-за угла: «Фёдоров Автомат» стрелял одиночными, но и их было вполне достаточно.


— Где это грёбаное подкрепление?! — зло спросила она, снова прижимаясь к стене.

— Мне сказали, десять минут! — бросил я. — Скоро!

— Скоро?! — переспросила Фудзисаки. — Скоро нас припрут к стенке! Уже припёрли!


Выстрелы на улице снова затихли. Горячий ветер дыхнул в лицо гулом заработавшего подъёмного вентилятора, и винтовки снова отозвались редким треском. На крыше дома, за которым мы прятались, что-то мелькнуло.


— Сверху! — крикнул я, поднимая пистолет — тяжёлый, неудобный, оттягивавший и без того дрожащую руку. Сощурился, глядя вверх — ряды балконов, выходящих в зелёный прямоугольник двора, край крыши, отделанный красной полосой плитки.

— Где? — спросила Фудзисаки, перехватывая «Автомат» поудобнее.

— На крыше. — пробормотал я; пистолет казался невероятно тяжёлым. — Не вижу его.

— Здесь девять этажей, — пробормотала Минадзуки под нос, — он едва ли будет прыгать, ему нечем тормозить…

— А зачем ему прыгать? — огрызнулась Фудзисаки. — Мы здесь как на ладони!


Вот чёрт, подумал я, вглядываясь вверх. Край крыши сливался с зелёными огоньками на мушке пистолета воедино, и пистолёт всё так же оттягивал руку… но на крыше ничего не было.


Может, мне показалось?


Послышался глухой удар, и я обернулся в сторону улицы — где не было ничего — и успел развернуться одновременно с возгласом Минадзуки.


Робот не стал спрыгивать с крыши. Он обошёл дом по фасаду.


В мгновение ока металлическая фигура спрыгнула с отвесной стены и приземлилась в кувырке. Вскинула оружие. Выстрелила. За полсекунды до того я прыгнул вперед.


Кувырок у меня не вышел — я упал боком, всем весом рухнув на обездвиженную руку, и плечо выстрелило болью. От неожиданности я вскрикнул, выбрасывая вперед руку с пистолетом, и изо всех сил вдавил спуск.


Робот пошатнулся, и я выстрелил снова. И ещё раз.


Эхо выстрела отдалось в каменной чаше двора.


— Они знают, что мы здесь. — выдохнул я и перекатился на спину. Рука вцепилась в пистолет. Всё тело болело.

— Штайнер! — Фудзисаки подбежала ко мне, оттолкнув Минадзуки, и подняла меня на ноги. — Ну! — ноги не слушались меня. Страшно болело плечо.


В небе раздался гул.


— Кавасэ-Одиннадцать, — раздался незнакомый голос у меня в ухе, — наблюдаем ваш транспондер в пятидесяти метрах от указанных координат. Доложите обстановку, приём.

— Говорит Кавасэ-Одиннадцать, — ответила вместо меня Жюстина; это был наш общий, командный позывной. — Не знаю, где вы, но сейчас нас обложат со всех сторон! Приём!

— Кавасэ-Одиннадцать, вас поняла. — ответил незнакомый голос. — Асахи-Четыре, отбой.


И грянул гром.


Над улицей завис полицейский транспорт — огромная, в два раза больше люфтмобиля, летающая машина в бело-синих цветах Национальной полиции, зависшая на двух подъёмных вентиляторах по обе стороны корпуса. В лицо ударило стеной жара.


Пушка на узком носу транспорта ритмично гремела выстрелами, утюжа перекрёсток с Регенераторной, и каждый выстрел сопровождался грохотом. Транспорт продолжал стрелять, когда задняя аппарель откинулась, и вниз по тросам скользнули первые фигуры в чёрном. Человеческие фигуры.


Пушка затихла. Сквозь гул вентиляторов раздались торопливые шаги, и двое в чёрном выскочили из-за угла. Ствол «Фёдоров Автомата» Фудзисаки слабо дёрнулся им навстречу.


— Свои! — выкрикнула первая фигура. — ОВНП!

— Давно пора! — огрызнулась в ответ Фудзисаки, но ствол опустила.


Отряд вмешательства Национальной полиции, подумал я, глядя на фигуры в чёрном. Полицейский спецназ, гораздо узкопрофильнее СПОР или кидотая… и гораздо лучше снаряженный и подготовленный.


Как раз для таких случаев.


— Инспектор Штайнер, инспектор Фудзисаки? — спросила первая фигура. Её лицо скрывала маска и надвинутый прозрачный щиток, но доспехи визуально подчёркивали её бёдра и плечи. — Лейтенант Жирардо, Асахи-Четыре.

— Очень приятно. — пробормотал я. — Извините, что руку не пожму…

— Не стоит. — лицо Жирардо было неразличимо под вуалью маски. — Противник?

— Боевые роботы. Вооружены кинетическим оружием. Штурмовым.

— Количество?


Мы с Минадзуки переглянулись. Она пожала плечами.


— Несколько десятков. — сказала Фудзисаки. Жирардо только коротко кивнула.

— Вас поняла, инспектор. — ответила она. — Приступаем к зачистке.

— Пожалуйста. — только и ответил я. — Кажется, вы только что нас спасли.


Командир ОВНП никак не ответила.


Стрельба началась вновь.

* * *

На то, чтобы зачистить номер 9 по улице Регенераторной, у бойцов ОВНП ушло полчаса.


Улица напоминала поле боя. На зеркальной мостовой остались уродливые воронки — поработала пушка транспорта. Забор, отгораживавший склады от улицы, местами лежал в руинах. Остов нашего «Муракумо» выгорел почти полностью и был залит пеной: над улицей барражировала ярко-красная пожарная машина, сестра-близнец полицейского транспорта, а вокруг суетились только что прибывшие спасатели.


Ворота складского двора напоминали марсианский сыр. Бойцы ОВНП при штурме снесли их штурмовым тараном, широко распахнув и чуть не вывернув створки с петель. Ворота склада, сорванные шквальным огнём роботов, выглядели не лучше: одна из створок отлетела во двор, своротив часть забора, а другая была широко распахнута. Внутри склада недоставало нескольких светильников, а серо-зелёные контейнеры, уставлявшие его, были густо испещрены дырками от сквозных попаданий пуль. Один из контейнеров разворотило: рядом с ним взорвалась осколочная граната.


— А здорово они здесь всё разгромили. — восхищённо приговаривала Жюстина, расхаживая по складу. «Фёдоров Автомат» она взвалила на плечо. Вид у Фудзисаки был растрёпанный, усталый и довольный.


У меня уже не было сил радоваться.


— Здорово-то конечно, — сказал я, остановившись у одного из контейнеров и облокотившись спиной об него, — но всё-таки, Жюст. Как ты нас нашла?


Фудзисаки вздохнула и остановилась.


— Спросила у Моритани. — ответила она, не оборачиваясь. — Та сказала, что вы разминулись и что с тобой была… — Жюстина сделала паузу, — …некая госпожа Минадзуки. Я побежала в оружейную, отобрала у Тацуёси ствол и полетела за вами. — ещё одна пауза. — И очень вовремя.

— Зачем? — спросил я. — Откуда тебе было знать, что я вообще был в Цитадели? У Моритани?


Жюстина резко развернулась на каблуках.


— Ты совсем не понимаешь, да? — зло спросила она.

— Нет, я всё понимаю. — огрызнулся в ответ я. — Например, что тебе ничего не помешало убежать из госпиталя, только тебе сказали, что я в порядке!

— Да! — выкрикнула Жюстина. — Не помешало! И совершенно зря! Глаз мне нельзя было с тебя спускать, понимаешь, ты сразу… сразу… — она стояла совсем рядом; её рука сжимала отворот моей блузы, — сразу влезешь с головой в какое-то дерьмо, а мне тебя потом вытаскивать!..


Я открыл рот, чтобы возразить ей, и не успел; Жюстина прижала меня к себе и обняла. Ствол «Фёдоров Автомата», съехавшего с её плеча, ткнулся мне в бок.


Я нерешительно обнял её в ответ.


— Извини. — пробормотал я, уткнувшись носом в плечо Жюстины. — Пожалуйста.

— Да ладно… — тихо проговорила она, — ладно…


Послышался приглушённый хлопок. Пол вздрогнул под ногами. Мы не обратили на него внимания.


— Это была идея Мэгурэ, — сказала, наконец, Жюстина, не выпуская меня. Я слушал её, устало прикрыв глаза. — Присматривать за тобой. Она меня вызвала… потом, после твоей истерики и всего. — я поморщился. — Велела следить за тем, чтобы ты не наломал дров. В весьма недвусмысленных выражениях. — её руки вдруг обняли меня крепче. — Я не уследила. Прости.

— Ничего. — пробормотал я. Вьющиеся медные локоны Фудзисаки щекотали мне лицо. — Спрашивать у Моритани тебя тоже она надоумила?

— Нет. — Жюстина коротко мотнула головой, похоронив меня под лавиной рыжих волос. — Это я сама. Догадалась, что ты попрёшься к Моритани. Что тебе там надо было?

— «Василиск». - сказал я. — Помнишь, Маршан говорила про следы борьбы у жертв? Вернее, их отсутствие?

— Помню. — ответила Фудзисаки.

— А про гайдзина помнишь? И очки его, от которых голова болела?

— Помню. Моритани что-то говорила про очки… подожди, это что, те самые?

— Да. Те самые. — ответил я и вкратце пересказал ей услышанное от Минадзуки про «василиска» — а заодно и увиденное.


Жюстина молчала. Её пальцы нервно гладили меня по спине.


— Ты сумасшедший. — сказала она наконец. Слова прозвучали почти нежно. — Зачем ты это сделал?

— Я хотел увидеть всё собственными глазами. — ответил я. — Ты бы поверила на слово? На моём месте?

— Нет. — ответила Жюстина. Немного подумала и добавила: — Наверное.


С дальнего конца склада послышались шаги, и я приподнял голову, оторвавшись от плеча Жюстины: к нам возвращалась Минадзуки. Её золотые глаза чуть округлились, стоило ей завидеть нас.


— …Вы в порядке? — осторожно поинтересовалась она, подходя поближе.

— Ну конечно, — фыркнула Жюстина, всё ещё продолжая обнимать меня. — Но спасибо за ваше беспокойство, госпожа Минадзуки…

— А ведь нас так и не представили, — улыбнулась Минадзуки в ответ, — госпожа Фудзисаки…


Я мысленно хлопнул себя по лбу. Действительно, представить их друг другу я совершенно забыл…


— Знакомьтесь, — сказал я, неохотно высвобождаясь из объятий Жюстины, — моя напарница, младший инспектор Жюстина Фудзисаки. Жюст, — кивнул я, — это Валерия Минадзуки, она…

— Из ГСБ. - закончила за меня Минадзуки и протянула руку. — Очень рада знакомству, госпожа Фудзисаки.

— Взаимно, — пробормотала Жюстина, пожимая её руку. — Так и думала, что вы где-то там и служите…


Минадзуки с улыбкой пожала плечами.


— Я кое-что выяснила, пока отлучалась. — сообщила она. — Про склад. Регистрационные документы указывают, что он арендуется компанией «Шеврон Транзит», зарегистрированной в Монмартре и занимающейся внутриорбитальными грузоперевозками. Склад арендуется уже несколько лет и не вызывает подозрений. Но что любопытно: директор «Шеврона», некая госпожа Cиндзаки, приходится двоюродной сестрой госпоже Серафине Хисако Тальберг, первому вице-секретарю Конституционной Партии Сатурнианской Гегемонии в Титане-Орбитальном.

— Однако. — пробормотал я. — Какое совпадение.

— И зачем КП склад? — спросила Фудзисаки. — Хранить надушенные платочки Клериссо?

— Вполне возможно. — улыбка Минадзуки дрогнула. — Склад действительно использовался по назначению — «Шеврон» работают с Минбана, как и все внутриорбитальные перевозчики, но расходы на транспортировку по городу минимальны. Так или иначе, Конституционную партию всё устраивало. В документах были договора за последние несколько лет, и с юридической точки зрения — насколько я понимаю — всё законно.


Ещё бы, подумал я. Быть двоюродной сестрой вице-секретаря одной из четырёх крупнейших партий Гегемонии законом, действительно, не запрещается.


— Но есть одна неувязка. — продолжала Минадзуки. — В документах, помимо договоров, имеются и грузовые накладные. Согласно последней из них, «Шеврон» должны были доставить на этот склад партию в примерно тысячу единиц груза с Владияпетска. — она обвела обступившие нас контейнеры рукой. — Но груз так и не пришёл.

— Пришёл. — поправил я. — Но другой. И никто ничего не заподозрил…

— «Дифенс Солюшенс»? — приподняла бровь Минадзуки.

— У них была партия боевых роботов и бронетехники, но они держали её в Порту. — ответил я. — Что-то подсказывает мне, что это они. А впрочем… — я оборвал себя на полуслове и зашагал к выходу со склада.


Жюстина и Минадзуки переглянулись и поспешили следом за мной.


Останки роботов валялись там, где их нашли пули — наши или ОВНП, хотя это, как раз, можно было понять сразу: от роботов, подвернувшихся под руку спецназовцам, остались рожки да ножки. Дым и гарь со склада давно выдуло, но здесь всё ещё едко воняло оплавленным компьютронием. Расчищенная площадка перед воротами склада напоминала побоище.


Робота, которого Минадзуки застрелила первым, я нашёл почти сразу — машина лежала ничком, в беспорядке разбросав руки. Головы не было: из железных плеч торчал обломанный столб короткой шеи, увитый чёрными пучками искусственных мышц. Металлические пальцы мёртвой хваткой сжимали матово-серую кинетическую винтовку.


Я присел на корточки и пригляделся. На ствольной коробке были выбиты заводское клеймо — «ГИПЕРИОНМАШ СА, 2363», надпись «собственность ВС Сатурнианской Гегемонии» старательно удалена с пластика. Я потянулся в карман плаща, вытащил Линзу и навёл её на оружие.


Эффекта не последовало.


Я отложил Линзу и взялся за длинное цевьё винтовки, повернув её вместе с державшей её рукой: на боку ствольной коробки, сразу над горловиной магазина, должен был быть указан инвентарный номер. Номера не было.


Я вздохнул и устало опустился на пол. Винтовка звякнула об каменные плиты.


— Это она. — сказала Жюстина у меня за спиной. — Точно, она, партия такая же. Шестьдесят третий год, ведь так?

— Жюст, — проговорил я, удивляясь тому, как спокойно звучал мой голос. — Это неважно. Они стёрли идентификацию. Мы потеряли всё это оружие, Жюстина.


Почти две сотни стволов боевого оружия сейчас были где-то в Титане-Орбитальном, и мы не могли их найти. Больше не могли.


Катастрофа повторялась. Но в этот раз её масштабы были гораздо хуже.


Убийца с «василиском» в голове, которого мы не могли поймать. Оружие, которое мы больше не можем найти. Боевые роботы, машины убийства, выпущенные на волю, которым мы ничего не могли противопоставить — потому что не могли найти и ударить по ним первыми. Мы могли только обороняться.


И всё же, подумал я, что эти роботы делали здесь, на складе? Терпеливо ждали, пока один опальный инспектор и его новая знакомая нанесут им визит?


— Господин инспектор, — я поднял голову, оборачиваясь на звук шагов: из-за контейнера вышла лейтенант Жирардо. Её сопровождала боец ОВНП — лицо под надвинутым щитком скрыто маской, штурмовой карабин наготове. — Мы завершили осмотр подвальных помещений. Следов противника не обнаружено. Нами была обезврежена мина-ловушка в одном из помещений. Вам лучше посмотреть самим.

— Вы что-то нашли? — спросила Минадзуки, подаваясь вперед. Жирардо посмотрела на неё и кивнула — нелепый жест в шлеме с откинутым вперед щитком.


Точь-в-точь как у Кюршнера.


В подвал мы спускались в молчании. Внизу горел свет и слышался негромкий гул систем жизнеобеспечения где-то за стенами. В коридоре стояло несколько спецназовцев; заметив Жирардо и Минадзуки, возглавляющих процессию, они поспешно расступились в стороны, давая нам пройти.


У одной из дверей, распахнутой настежь, всю стену украшал чёрный след от взрыва, словно цветок. От стен отлетела штукатурка; дверной косяк под потолком едва держался, а ближайшая к месту взрыва лампа была разбита. Заглянув внутрь, я увидел, что дверь была не в лучшем состоянии: примерно на уровне груди в ней красовалась дыра.


— С внутренней стороны? — спросила Фудзисаки. Она шла рядом со мной, придерживая меня за локоть; я не стал ей мешать. — Датчик снаружи?

— На дверной ручке. — ответила Жирардо, не оборачиваясь. — Как вы догадались?

— Я брала уроки. — усмехнулась Жюстина. Лейтенант двинула бронированными плечами и отступила в сторону.


— Прошу вас. — пригласила она.


Минадзуки вошла в комнату первой; мы с Жюстиной прошли вслед за ней. Раньше эта комната была подсобкой — кладовой, скорее всего: вдоль стен здесь до сих пор стояли полки и стеллажи, уставленные какими-то коробками и инструментами. Место в центре подсобки кто-то расчистил, а стеллажи в дальнем углу сдвинул в сторону, поставив на их место стол.


На столе стоял переносной волюметрический проектор — хорошего разрешения; поискав глазами, я сразу заметил пустой кофр от него. Рядом лежали какие-то периферийные устройства. Подойдя поближе, я сразу опознал в одном из них переносной привод для чтения флешек. Видимо, стол был настоящим антиквариатом: мебель без интерактивных функций…


— Вы проверяли устройства? — спросила Минадзуки у лейтенанта.

— Так точно. — ответила Жирардо. — Они не заминированы.

— Они могут быть хуже, чем заминированы, госпожа лейтенант. — сказала Минадзуки; мне показалось, что она улыбнулась уголками рта. — Позвольте. — не дожидаясь ответа, она протянула руку к проектору, и тот ожил.


Из воздуха соткался полый цилиндр: я не сразу понял, что это была трехмерная модель орбиталища. Внутренние стенки цилиндра были испещрены светящимися линиями разных цветов, переплетавшимися друг с другом: некоторые линии были ярче и толще, другие — тоньше, третьи вообще были совсем тонкими, едва различимыми. Модель повернулась, и до меня запоздало дошло, что линии не были линиями. Они были трубками.


— Коммуникации… — пробормотала Фудзисаки. Я только кивнул; в памяти живо всплыл наш спуск в канализацию за Дворцом собраний. Часть подземелий Титана-Орбитального малодоступны для людей: их обслуживают роботы, телеуправляемые или автономные. Но остальные подземные коммуникации вполне проходимы.


Мне ли было не знать. Канализацию под Штеллингеном я буду помнить ещё долго.


И это ничуть не упрощало нашу задачу. В подземельях мало камер. А у нас нет времени на то, чтобы перепроверять каждую из них на предмет подделанных видеозаписей. А значит, убийца может быть где угодно.


— Он был здесь. — негромко сказал я. — Убийца. Ведь так?


Минадзуки кивнула. Её рука лежала на крышке флеш-привода.


Привод вдруг мигнул зелёным глазом и зажужжал. Глаза Минадзуки остекленели: перед ней открылось какое-то, видимое только ей, меню. Она несколько раз моргнула, обновляя изображение, и, наконец, убрала руку. Зелёный глаз привода погас.


— Он был здесь. — повторила Минадзуки, всё ещё глядя куда-то в сторону, мимо медленно вращающейся модели катакомб Титана-Орбитального. — Но куда он ушёл?..

* * *

Мы вышли со склада навстречу садящемуся полицейскому люфтмобилю. Вихрь горячего воздуха ударил нам в лицо. На улице темнело. Где-то вверху, над Нойштадтом и Шамп-Марез, собирались тяжёлые свинцовые облака: с вечера начинался ливень, который должен был продлиться всю ночь.


Перед высочайшим визитом обязательно нужна генеральная уборка.


Люфтмобиль — бело-синий «Муракумо», при виде которого меня кольнула обида — опустился на дорогу на самом краю неторопливо подсыхающего пятна пены. Я огляделся: улицу с обеих сторон перегораживал кордон кидотаев, поднятых по тревоге — в доспехах и со щитами. По-моему, им даже выдали боевое оружие. Теперь я удивился бы, если бы не.


— Что теперь? — негромко спросила Жюстина, глядя на разлетающиеся от подъёмного вентилятора пенные хлопья. — Что нам теперь делать? Искать роботов? Искать оружие? Искать убийцу?

— Я должна сообщить об этом руководству ГСБ. - сообщила Минадзуки. — Возможно, в Титане-Орбитальном придётся ввести чрезвычайное положение.


Я промолчал. На моей памяти чрезвычайное положение в Титане-Орбитальном объявляли ровно один раз, шесть лет назад: теракты в Монмартре тогда поставили на уши все силовые ведомства Гегемонии. Но кроме этого в Титане-Орбитальном не происходило ничего — ничего крупнее вечно беспокойной Дэдзимы и потасовок после теннисных матчей.


Но теперь ситуация была слишком серьёзной. Такого ещё не случалось, да ещё и в канун высочайшего визита. Интересно, подумал я, состоится ли теперь высочайший визит?


Убийца. Чего добивался убийца? Он связан с «Дифенс Солюшенс», в этом я не сомневался: пропавшие мечи, а теперь и роботы с пропавшим боевым оружием; но что он хотел сделать? Захватить орбиталище? да, это объясняло бы и оружие, и роботов, и участие Конституционной партии: но зачем КП одно-единственное орбиталище, пусть даже и Титан-Орбитальный? Да и захватить Титан-Орбитальный силами одной роты роботов было невозможно: СПОР, кидотаи, патрульные и городовые, а теперь — ещё и Гвардия Гегемонии.


Нет, определенно нет. Если бы убийца хотел захватить Титан-Орбитальный, начинать ему надо было с городской администрации и Законодательного Собрания. Вместо этого он убивает Вишневецкую — простую диспетчера, которая всего-то увидела слишком много (а, кстати, что?). Случайно — или нет — убивает гайдзина Котеру, который проходил мимо склада, где скрывался убийца. И убивает Сэкигахару, казначея Конституционной партии — возможно, по сговору с Малкиной. Во всяком случае, КП предоставляет убийце склад и впутывает в это «Дифенс Солюшенс», убеждая их отгрузить на сторону оружие и роботов, которым нужно только вложить оружие в руки…


Но зачем, зачем?! Я мог понять контрабанду — эта гипотеза ещё недавно казалась весьма логичной. Я мог понять интриги Малкиной — прямо перед высочайшим визитом, не меньше. Но на «Дифенс Солюшенс» и их исчезнувшем арсенале гипотеза начинала разваливаться сама собой, потому что никакая интрига и никакая контрабанда не стоят маленькой войны в орбиталище.


Но КП уже однажды развязала маленькую войну в Китакюсюйске, напомнил себе я. Тогда их планы пошли крахом, партия открестилась от исполнителей, за считанные сутки растеряла рейтинг и пролетела сначала на выборах премьер-министра, а затем — и на парламентских. Им понравилось, и они решили повторить снова?


Нет. Здесь было что-то другое.


Но я не мог понять, что.


— Нам тоже стоило бы, — задумчиво проговорила Фудзисаки. — Сообщить руководству, я имею ввиду… Штайнер?

— А? — спросил я, вздрогнув от неожиданности: слова Жюстины вывели меня из задумчивости, и шаткая гипотеза разлетелась карточным домиком.

— Что дальше?


Я неопределенно двинул правым плечом. Я не знал, что делать дальше. Бежать в Дэдзиму, в «Дифенс Солюшенс»? Там и так должны были работать наши, но это делу не поможет. Искать убийцу, где? В коммуникациях он сейчас мог быть где угодно. Ехать в Порт, искать склад, пытаться отыскать по номерам пропавших роботов?


Впервые за эти дни я не знал, что делать дальше, и это меня пугало.


В ухе вдруг раздался звонок: я покосился на мигающий вызов. Звонил Еремеев.


— Одну секунду, — пробормотал я, отходя назад, за остатки складского забора. Жюстина с Минадзуки оглянулись мне вслед, но я помотал головой и снял вызов:


— Штайнер, слушаю.

— Алло, Штайнер, это ты? Ты живой там? — скороговоркой раздался в ухе голос Еремеева. Я нахмурился: если обычно меланхоличный Жан так тараторит, то случилось что-то очень важное. Вот только что может быть важнее?

— Во-первых, да, я живой, спасибо, что ты позвонил мне аж, — я сверился с внутренними часами, — спустя четыре часа после того, как меня выпустили из больницы. А во-вторых, что ты хотел и что с тобой такое? Я тут немного занят…

— Я тоже, поэтому молчи и слушай. — оборвал меня Еремеев, и я послушно заткнулся. — Мы тут с утра на ушах стоим — в порту пристыковался полный корабль Гвардии, я только сейчас насилу выбрался. Помнишь курьера-невидимку у четвёртого стыковочного узла? TCD 51584?

— Помню. — машинально ответил я. На самом деле и стыковочный узел, и транспондер, и курьер давно вылетели у меня из головы. — А что с ними?

— Помнишь, ты просил меня разыскать что-то по курьеру? — спросил Еремеев и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Сразу после этого я пошёл к Нидермайер, выдал ей сильно урезанную версию, попросил помощи. Она согласилась. Послала запрос в ИКСО, на Тау Кита. Ответ пришёл только сегодня. Кстати, она велела тебе кланяться.

— Взаимно. Так что было в ответе?

— А вот что. — ответил Еремеев. — TCD 51584 — временный транспондер, присваивается для дальних перелётов наряду с постоянным транспондером. По первым буквам очевидно, что присваивался он на Тау Кита и находился в их реестре… стандартная практика для кораблей из Солнечной, идущих в Сибирь и вообще к рубежам пространства ОВД. Так вот, последний раз транспондер TCD 51584 присваивался курьерскому кораблю бортовой номер LLCA 6647449, Е-серии, производство — Луна, место регистрации — Луна-Лагранж, о чём нам сообщают первые четыре буквы в номере… Это было год назад, год и четыре месяца. — Еремеев сделал паузу. — Он принадлежал компании «Дифенс Солюшенс plc», тоже с Луны.


Я моргнул. На секунду мне показалось, что я лишился дара речи.


Курьер-невидимка принадлежал «Дифенс Солюшенс». После прибытия курьера вдруг выходит из строя стыковочный узел, где он стыковался; при этом стыковка проходит совершенно незамеченной, а запись удаляет Вишневецкая. Три дня спустя, когда курьер уже давно отбыл, Вишневецкую убивают — даже не за то, что она увидела. А за то, что она знала.


«Дифенс Солюшенс» были замешаны во всём этом с самого начала. Их корабль доставил сюда что-то. Что-то важное. Или кого-то: Лефрансуа ничего не упоминал о курьере, а тем более — курьере-невидимке. Значит, невидимка нужен был для чего-то другого.


И я, кажется, начал догадываться, чего.


Меч на поясе убийцы — «Дифенс Солюшенс». Исчезнувшие роботы и оружие — «Дифенс Солюшенс». Роботы на складе — Конституционная партия. На том же складе, где безнаказанно планировал свои дальнейшие ходы убийца.


Всё встало на свои места.


— Жан, — сдавленно проговорил я, — спасибо тебе. Большое тебе спасибо. Нижайше кланяйся от меня госпоже Нидермайер, пожалуйста.

— Э-э-э… ну ладно. — пробормотал Еремеев. — Что случилось-то?

— Ты мне очень помог. — без обиняков ответил я. — Остальное потом расскажу.

— Ловлю тебя на слове. — зловеще пообещал Еремеев и добавил, уже гораздо мягче: — Ты там держись, ладно? Я слышал, что с тобой случилось. Рад, что ты живой.

— Я тоже рад. — я предусмотрительно решил не говорить Еремееву о том, что над головой у меня только что летали пули. Пока что ему было совершенно необязательно об этом знать.

— Жюстине привет передавай, я знаю, что она там.

— Всё-то ты знаешь…

— А ты как думал? Ладно, мне пора бежать, работа… — и Еремеев оборвал связь.

— Увидимся… — пробормотал я сам себе.


Кажется, я знал, что надо было делать.


— Так. — сказал я, возвращаясь к Жюстине и Минадзуки. Они почти одновременно обернулись ко мне. — Жюст, тебе привет от Еремеева.

— Ага, я так и поняла. — хмыкнула Фудзисаки. — Ты только с ним так разговариваешь… Так чего он хотел?

— Сообщить нам кое-что важное. — ответил я. — Очень важное. Мы отправляемся в Дэдзиму.

— В Дэдзиму? — переспросила Минадзуки. — «Дифенс Солюшенс»?

— Именно. — кивнул я. — Минадзуки… Валерия. — она вскинула голову. — Мы остались без машины. Подбросишь нас?


Золотые глаза удивленно смотрели на меня. Запоздало я понял, что впервые назвал её по имени.


— …Ладно. — наконец проговорила Минадзуки. — Но при одном условии. — её губы тронула улыбка; ещё несколько часов назад условия ей ставил я. — Я хочу присутствовать.

— А я могу тебе помешать? — в ответ усмехнулся я.


Минадзуки с улыбкой покачала головой.


Высоко над нами тучи сгущались вокруг люминёра, отбрасывая на окружающий их город тени. Угасающий свет едва сочился между свинцово-чёрных облаков.


— Поехали. — вслух сказала Фудзисаки. — У нас мало времени.

— Мне хватит. — сухо пообещал я. К «Дифенс Солюшенс» у меня был только один вопрос.


Зачем?

* * *

Небо Дэдзимы было таким же пасмурным.


Селезнёва уже ждала нас на улице. За её спиной выстраивалась половина оперативной роты СПОР — с боевым оружием и в боевой броне. Единственным снисхождением их полицейской задаче были прозрачные щитки визоров на шлемах.


«Накацукаса» опустилась посреди улицы Ремонтной, и я выбрался из люфтмобиля среди затихающего гула подъёмного вентилятора. Канако подошла ко мне — ей стоило огромных усилий не перейти на бег — и заключила меня в объятия, притиснув к угловатому нагруднику бронекостюма.


— Канако, ну… — слабо просипел я; хватка облачённой в доспехи Селезнёвой была поистине железной. Вместо ответа она только сильнее тряхнула меня.

— Как я рада, что ты жив. — прошептала она мне на ухо. Железная хватка вдруг разжалась, и Канако выпустила меня. — Не делай так больше. Слышишь?

— Слышу, слышу… — устало вздохнул я и обернулся к подошедшим Жюстине и Минадзуки. — Знакомься, это Валерия Минадзуки, она со мной и она из ГСБ.


Минадзуки приветливо помахала рукой.


— ГСБ?.. — недоуменно пробормотала Селезнёва и вдруг вытянулась «смирно» и отсалютовала. — Прошу прощения, госпожа советник!

— Не стоит. — склонила голову Минадзуки. — Вы здесь главная, госпожа капитан. Продолжайте.

— Слушаюсь, госпожа советник! — ответила Канако и снова обернулась к нам: — Привет, Жюстина.

— Привет, Канако. — хмуро бросила Фудзисаки. Я неодобрительно глянул сначала на неё, а затем на Селезнёву: капитан СПОР развела руками — «я? а что я?».


Я покачал головой.


Ворота территории «Дифенс Солюшенс» были распахнуты настежь: их перегораживали клиновидными мордами два БТРа СПОР — серые монстры с синими полосами и надписями «ПОЛИЦИЯ» на бортах. Стволы на башенках БТРов целились во двор перед складами. Идти под их прицелом было даже немного страшно.


На стоянке перед двухэтажным административным корпусом появились ещё два люфтмобиля: один был бело-синим полицейским «Муракумо», а другой был какой-то неизвестной мне модели — «МКК», судя по обводам, но я не мог сказать точно.


Из дверей корпуса показались две знакомые фигуры, и я остановился. Позади меня в унисон грохнула сапогами шеренга СПОР, замирая на месте.


Инспектора Эрхард и Тидзимацу, наверное, порядочно удивились этому зрелищу. Но я был удивлён гораздо больше: встретить их здесь я ожидал меньше всего.


— Штайнер! — нашлась, наконец, Эрхард, сдвинувшись с места и подбегая к нам. Бойцы за моей спиной и бровью не повели. — Что это вы здесь делаете?

— Знаешь, Жанна, я у тебя то же самое хотел спросить, — вместо ответа сказал я. — Нонна сказала мне, что вы полетели люфтмобиль владелице возвращать, а вы, чего-то, здесь…

— Так мы владелицу и ищем! — пояснила подбежавшая Тидзимацу. — Битый час уже ищем, хотя это её адрес, весь их офис перевернули…

— Погодите-ка. — встряла Фудзисаки. — Какой офис? Какая владелица? Это всё тот же люфтмобиль, который на Комендантской бросили?

— Ну да! — Тидзимацу махнула рукой. — Вон он и стоит! — её рука указывала на новый люфтмобиль, стоявший на парковке. Административный корпус был прямо перед нами, и я без труда мог разглядеть характерную морду и шильдик на ней — «Накаяма Вадис», восемьдесят четвертого года, не меньше. Самое оно для прокатного люфтмобиля, пускай и в долговременном прокате…


— М-м-м. — протянула Жюстина, разглядывая люфтмобиль. — А как, говоришь, зовут эту вашу владельца?

— Лукреция Юмэй Фаулер. — не моргнув глазом, сообщила Эрхард и удивлённо уставилась на нас. — Эй, ребята, вы чего?..


Фаулер? Та самая селенитка, зачем-то трогавшая меня за плечо, единственная женщина из тройки встречавших нас руководителей «Дифенс Солюшенс» — владелица угнанного люфтмобиля?


— Вот забавно, — сказала Фудзисаки, — мы, как раз, и её ищем. Ну, и её в том числе. Вы там, случаем, не встречали господина Армана Лефрансуа?

— Встречали, — ответила Тидзимацу и пожала плечами. — А что?


Я кивнул и развернулся к стоявшей во главе колонны СПОР Селезнёвой:


— Найдите Лефрансуа и приведите его сюда. — негромко сказал я. Канако кивнула — этот вопрос мы оговаривали с самого начала. — И вот ещё. Капрал Маликова здесь?

— Маликова! — повысила голос Селезнёва, и первый ряд колонны раздвинулся, пропуская наружу капрала. Погон всё так же болтался у неё на груди, рядом с надписью «ПОЛИЦИЯ» на нагруднике.

— Господин инспектор? — поинтересовалась Маликова, встав «смирно». Её глаза, теперь не скрытые баллистическими очками, оказались серыми; из-под маски выбивались светло-русые волосы.

— Отправляйтесь на оружейный склад, — распорядился я. — Найдите там контейнер N1100 — он должен быть у дальней стены, если мне не изменяет память. Возьмите оттуда меч — любой меч — и принесите мне.

— Есть, господин инспектор. — кивнула Маликова. — Разрешите идти?

— Разрешаю.


Канако удивлённо глянула на меня. Точно так же смотрели на меня Жюстина, Минадзуки, и даже Эрхард и Тидзимацу. Я ничего не говорил им про меч.


В некотором роде это был экспромт.


Минут через пять входные двери административного корпуса распахнулись вновь, пропуская долговязую фигуру Лефрансуа. С обоих сторон селенита подпирали два бойца СПОР, отряженных за ним: впрочем, шёл Лефрансуа добровольно. Это легко было исправить.


— Господин инспектор, — заговорил Лефрансуа, приблизившись ко мне. — Прошу прощения, но я не ожидал увидеть вас снова…

— Зря, господин Лефрансуа. — ледяным тоном оборвал его я. — Очень зря.


Только сейчас я заметил, насколько он был бледен — даже больше прежнего; в лице селенита не было ни кровинки. Приглядевшись, можно было заметить, что у Лефрансуа дрожат руки. Нервно дёргалось правое веко.


— Что вы имеете в виду? — выдавил он из себя. Эти четыре слова дались ему с большим трудом.

— Господин Лефрансуа, — всё тем же тоном ответил я, — вчера моя проверка обнаружила на вашем складе пропажу значительной партии боевого кинетического оружия. Сегодня я обнаружил часть этого оружия — без инвентарных номеров и регистрационных меток, которые должны находиться на зарегистрированном оружии всё время. Больше того, из этого оружия меня пытались убить, господин Лефрансуа. — я двинул, как мог, левым плечом, указывая на висящую на перевязи руку. — Мне очень повезло.

— Господин инспектор… — начал было Лефрансуа, но я не дал ему закончить.

— Больше того, господин Лефрансуа, — продолжал я, — до меня дошла информация, что с арендуемых «Дифенс Солюшенс» складов в Порту пропала часть хранившейся там партии боевых роботов. Небольшая часть, где-то полторы сотни машин. Примерно столько же, сколько исчезнувших с вашего склада единиц кинетического оружия. Какое совпадение, господин Лефрансуа, не правда ли?..

— Знаете, что?! — вскричал Лефрансуа. — Я не собираюсь, инспектор, больше терпеть ваши бездоказательные инсинуации.

— Капитан, — спокойно обратился я к Селезнёвой, и та кивнула. Об этом мы тоже условились.


Бойцы СПОР, стоявшие за спиной Лефрансуа, шагнули вперед и, ни говоря ни слова, схватили селенита за плечи. Лефрансуа вскрикнул — бойцы заломили ему руки за спину и толкнули его вниз, поставив на колени.


— Что вы себе позволяете?! — выкрикнул Лефрансуа, хватая ртом воздух. Я даже не удостоил его взглядом, вместо этого глядя в сторону склада.

— А знаете, что произошло, господин Лефрансуа? — поинтересовался я. — Вчера оружием с вашего склада была убита казначей Конституционной партии Сатурнианской Гегемонии. На рабочем месте, господин Лефрансуа. А за два дня до того, — я сделал небольшую паузу, — вашим оружием была убита дежурная диспетчер ночной смены в Порту Титана-Орбитального. И тоже на рабочем месте. Им обоим перерезали горло.


Подбежала Маликова, держа под мышкой меч. Она протянула его мне, рукоятью вперед. Я кивнул — слегка наклонив голову, как требовало старшинство — и взялся за рукоять.


Виброклинок тускло блестнул на свету: я одним движением поднял меч, внимательно оглядывая лезвие, и пальцем нащупал кнопку на рукояти, у самой гарды.


Клинок ожил. Лезвие вспыхнуло голубым, низко гудя в воздухе.


— Ваш меч, — сказал я. — Господин Лефрансуа.

— Я-я-я… — забормотал Лефрансуа, завороженно глядя на дрожащее лезвие, — я н-н-не п-п-понимаю, о ч-чём вы говорите…

— Не понимаете? — спросил я. — Так я вам объясню. Таким же мечом убили госпожу Хироко Вишневецкую, господин Лефрансуа. Ей перерезали горло. Таким же мечом убили госпожу Фриду Юкари Сэкигахару, господин Лефрансуа. Ей перерезали горло. Точно таким же мечом. Мечом, который вчера отсутствовал на своем месте на вашем складе.

— М-мне н-ничего не г-говорят эти… эти имена… — выдавил Лефрансуа и пронзительно взвизгнул, отшатнувшись назад: дрожащее остриё меча оказалось у него перед носом.


— ДОВОЛЬНО! — зарычал я, развернувшись к обмершему селениту. — Вашим мечом убили двух граждан Сатурнианской Гегемонии! Вашим оружием пытались убить сотрудника Национальной полиции! Меня, господин Лефрансуа! И если вы сейчас не расскажете мне всё — слышите, ВСЁ! — то следующим от этого меча умрёте вы!!

— Не надо! — завопил Лефрансуа; глаза селенита были прикованы к дрожащему голубому ореолу, окружавшему поющее в воздухе лезвие меча. — Не надо! Я скажу! Я всё скажу!!

— Скажете. — процедил я. — Так начните же с начала, господин Лефрансуа!


Лефрансуа замолк. Круглые от ужаса глаза неотрывно смотрели на меч, зависший у его лица. Губы селенита что-то безмолвно шептали.


— Земляне. — прошептал Лефрансуа так, что я едва расслышал его сквозь гудение меча. — Это были земляне.

* * *

— Это невозможно. — потрясенно проговорила Фудзисаки. — Землян разгромили пятьдесят лет назад. Они капитулировали.

— Не все. — тихо произнёс Лефрансуа. — Далеко не все. Многим удалось скрыться. За неизвестными прыжковыми точками, в неизведанных мирах. Мы никогда всерьёз не занимались исследованием новых точек после Второй Солнечной. А земляне выжидали там. Всё это время. Ждали своего часа. Своего возмездия.


Земляне, подумал я. Лефрансуа рассказывает мне о землянах. Земная Империя капитулировала и была уничтожена, её пепел — развеян по ветру, а армии и космические корабли — сокрушены и переданы победителям. Земная Империя стала одной из многих мрачных страниц истории — и одной из самых ужасных. Но ничего более.


Теперь Лефрансуа утверждает, что это не так.


— Они перехватили нас в одном прыжке от Дельмарвы. — продолжал Лефрансуа. — Эсминец или крейсер, я не знаю, но они караулили у самой прыжковой точки. Не похожий ни на один корабль ни ОВД, ни Альянса — мы сначала и подумали, что это какой-то новый корабль ОВД. - он умолк, опустив глаза. — Мы ошибались.

— Допустим. — процедил я. — Допустим, я верю в то, что вы рассказываете. Но чего хотят ваши земляне? Как с этим связаны вы?

— Они хотят возмездия, инспектор. — сказал Лефрансуа. — Неужели вы не понимаете? Мы не обнаружили ни следа многих подразделений земных войск в конце войны, полвека тому назад. Их посчитали пропавшими без вести или уничтоженными. Даже «Худ» — единственный корабль землян, вырвавшийся с Земли после нашего вторжения. Мы просто потеряли его след. И не стали искать.

— И они скрывались? — спросила Жюстина. — Там… где бы вы ни говорили?

— Они были очень хорошо осведомлены о происходящем здесь. — глухо ответил Лефрансуа. — Так они нас и перехватили. Мы не были на Дельмарве, инспектор. Мы должны были стать орудием их мести. — его плечи задрожали, нервно задёргалась щека. — Мы им стали.

— Война закончена. — проговорил я. — Почему?

— Оглянитесь вокруг. — негромко проговорил Лефрансуа. — Мы победили. Они проиграли. Потеряли Землю. Потеряли будущее, дарованное им по праву. Этого достаточно.

— И вы, — процедил я, — стали им помогать.

— У нас не было выбора! — вдруг крикнул Лефрансуа. — Не было! Вы думаете, я не отказывался?! Они убили половину моих людей — просто так, на моих глазах!!! Убили, чтобы продемонстрировать мне своего «василиска»!! Чтобы показать, на что готовы пойти ради мести!!

— А я-то думала, вы солдат. — с отвращением бросила Фудзисаки. Её рука сжалась на ложе «Фёдоров Автомата».

— Я БЫЛ СОЛДАТОМ!! — заорал Лефрансуа, рванувшись к ней; бойцы СПОР удержали его. — Тридцать лет я прослужил Луне-Лагранжу, госпожа Фудзисаки!! Но никогда — НИКОГДА!!! — я не был самоубийцей!!! Я видел «василиска», вы понимаете?! Через автоцензор! Мне было дано понять, что меня пощадили! Оставили в живых! Я лежал там, на полу, захлёбываясь блевотиной, но у них не дрогнул ни один мускул! Что мне было делать?! Отказаться?! Умереть?!

— Да. — холодно сказал я, изо всех сил стараясь скрыть переполнявшие меня злость и презрение к селениту. — Лучше бы вы умерли.


Взгляд Лефрансуа затравленно метнулся ко мне.


— Вам легко говорить. — дрожащим голосом заговорил он. — Вам легко говорить, инспектор Штайнер. Вы прячетесь за спинами женщин, вас всячески оберегают, вы — живое украшение для дома и офиса. Вы не были там, Штайнер. Вы никогда не видели, как сотня человек умирает просто так, от изображения на экране. Вы не знаете. — его голос опять сорвался на крик. — ВЫ НИЧЕГО НЕ ЗНАЕТЕ!!!


Я ударил его рукоятью меча.


Лефрансуа отшатнулся назад, упав на руки державшим его бойцам. Его плечи часто тряслись, тощая грудь дрожала. На его лице расплывался красный след от удара.


— Благодарите своего бога, господин Лефрансуа, — прошипел я. — Благодарите за то, что я не стал марать об вас руки. Вы хуже любого преступника. Вы предатель.


Меня всего трясло. Пойти на сговор со злейшими врагами? Врагами, которые травили нервно-паралитическим газом орбиталища? Ссылали людей на неосвоенные планеты и отправляли их в лагеря смерти? С врагами, которые никогда не скрывали своих намерений поставить всю Вселенную на колени — только за то, что Вселенную заселяли не земляне?


— Господин Лефрансуа. — произнёс ледяной голос над моим плечом. — Посмотрите на меня, господин Лефрансуа.


Селенит нерешительно поднял голову, то и дело затравленно стреляя взглядом по сторонам. Я непроизвольно отступил на шаг, опустив занесённую руку с мечом.


Я солгал. Ещё мгновение назад я больше всего в жизни хотел убить Лефрансуа.


— Вы совершили непоправимую ошибку, господин Лефрансуа. — всё тем же ледяным тоном продолжала Минадзуки. Она смотрела на Лефрансуа сверху вниз, сложив руки под грудью; её лицо было непроницаемой маской. — И только потому, что вы, возможно, совершили её против своей воли, я готова дать вам шанс. Ваш последний шанс, господин Лефрансуа.

— Ч-ч-что в-вы х-хотите? — сипло спросил он.

— Всё, господин Лефрансуа. — произнесла Минадзуки. — Вы расскажете нам всё.


Это не было вопросом.


Лефрансуа нерешительно кивнул — дёрнул подбородком, всё ещё глядя куда-то над плечом Минадзуки, поверх шеренги СПОР.


— Какую задачу отвели вам?

— Подготовить плацдарм. — негромко проговорил он. — Нам позволили прибыть сюда месяц назад, на грузовом корабле. Мы вышли на связь с главным офисом «Дифенс Солюшенс», сообщили им нашу легенду. Они отправили нас сюда — на отдых и присматривать за их новыми приобретениями. Другая половина моих подчинённых якобы осталась на Дельмарве. — он сглотнул. — Они ничего не заподозрили.

— Плацдарм. Что вы имеете в виду под плацдармом?

— Мы должны были подготовиться к прибытию исполнителя. Войти в контакт с назначенными лицами. Чтобы когда он прибыл, всё было готово к выполнению его задачи.

— Его? — проронила Минадзуки.

— Исполнителя. Карающей длани землян. Никто из нас не знал его имени. — покачал головой Лефрансуа. — Он прибыл неделю назад. Почти незамеченным.

— Зачем, Лефрансуа? Что он должен сделать?

— Убить вашего премьер-министра. — проговорил Лефрансуа. За моей спиной послышались удивлённые возгласы. Бойцы СПОР беспокойно заозирались. — С помощью «василиска». Достаточно будет одного взгляда, чтобы Сатурнианская Гегемония осталась без главы государства, и никаких следов. Будут назначены досрочные выборы; Гегемония ослабнет, её внимание будет направлено вовнутрь. Её позиция пошатнётся. Подходящий момент для действия. Но сначала надо было замести следы.

— Вишневецкая. — сказала Минадзуки. — Сэкигахара. Что вам о них известно?

— Я не знал их имён, я не солгал. Я знал, что наши расчёты идут через казначея, но не знал, кто она такая.

— Ваши назначенные лица — из Конституционной партии Сатурнианской Гегемонии?

— Да. — ответил Лефрансуа. — Я знаю их имена… некоторых. Госпожа Коноикэ, и она упоминала некую госпожу Малкину… но я не знаю ни кто они такие, ни какие должности они занимают. Госпожа Коноикэ говорила про «нашу казначея»…

— Марина Николь Коноикэ, начальница службы внутренней безопасности Конституционной партии. — произнесла Минадзуки. — Мы знаем, кто она, господин Лефрансуа. Продолжайте.

— Да… Он пришёл к нам. Ночью. Потребовал от нас доступа к складу. Мы дали его, и он взял меч.

— Кто он? Опишите его.

— Я видел его всего раз. Он был в сером… доспехе или скафандре, я не уверен точно. Без шлема: седые волосы, именно седые, синие глаза. Пронзительно-синие, будто искусственные. Голос с металлическими нотками. У него был протез вместо нижней челюсти… вместо шеи. Шлем садился на него, как влитой.

— Как он планировал совершить убийство?

— Получить доступ к устройству. Во время выступления. Любому, в которое может посмотреть премьер-министр. Одного взгляда будет достаточно.

— Но в него могут посмотреть другие. — не выдержала Жюстина. Минадзуки глянула на неё, не поворачивая головы; на её лице не дрогнул ни один мускул, но упрёк был только более явственным. — Другие люди… из свиты его превосходительства, из аудитории… это десятки жертв. Если не сотни!

— Вы думаете, инспектор, — горько проговорил Лефрансуа, — что это его интересовало? Он ненавидит всех нас. Искренне ненавидит. Что для него лишние сто мёртвых космоноидов?

— Когда? — прервала его Минадзуки.

— Завтра с утра, во время выступления.

— Где?

— В Доме Промышленности. Я не знаю, я только видел фотографии… но ему нужно находиться поблизости во время передачи «василиска». Чтобы удостовериться, что тот сработал.

— О боги. — тихо сказала Канако.


Премьер-министр Кисараги-Эрлих должен был выступать в Домпроме — месте, откуда Министерство общего машиностроения когда-то руководило строительством орбиталищ. Домпром был символом — символом единения и превосходства, восстания из пепла, символом новой эпохи и новой Сатурнианской Гегемонии. Выступление там премьер-министра, первого гражданина Гегемонии, было символом и данью символу одновременно.


Лучшего места для покушения было не найти.


— Где он сейчас? — спросила Минадзуки; она даже и бровью не повела.

— Я не знаю. Правда, не знаю! — вскрикнул Лефрансуа. — Он никогда сюда не возвращался, он только передавал приказы…

— И вы им подчинялись? Вы были здесь целый месяц, господин Лефрансуа. Почему вы сразу не сообщили компетентным органам?

— Потому что у нас была соглядатай. — тихо сказал Лефрансуа. — Она по-настоящему и руководила нашей частью операции. Она вела все переговоры с Конституционной партией; я только присутствовал при этом. И она исчезла. Я не знаю, где она.

— Лукреция Юмэй Фаулер. — произнёс я. — Верно?


Лефрансуа кивнул, упорно избегая встречаться со мной взглядом. Но я уже не обращал на него внимания.


Вместо этого я посмотрел на свою левую руку, недвижно лежавшую на перевязи. Забинтованное плечо, скрытое блузой; рваный рукав плаща, свисавший вниз.


Плечо. Пальцы Фаулер, касавшиеся моего левого плеча. Голос, мягкий и мелодичный, будто слегка печальный. Пальцы на том же плече, куда едва не пришлась первая пуля. И мне очень повезло, что она прошла вскользь.


— Жучок. — сказал я. — Она посадила мне на плечо какую-то метку. Тогда, на складе. — я снова глянул на Лефрансуа; селенит будто съежился. — Вы отряхивали руки. Перед нашим осмотром оружейного склада.

— Да. — выдохнул Лефрансуа. — Один из нас должен был поставить на вас метку. Она решила сделать это сама.

— Почему?

— Фаулер сразу поняла, что вы знаете. Она знала, что полиция расследует убийства. Когда вы появились здесь — со взводом полицейских, больше того — она решила, что вы каким-то образом узнали о нас. Она решила вас устранить.

— Когда она исчезла? — прервал я. Это было важнее всего.

— Вчера. После вашей проверки, после прибытия полиции. Здесь было много людей, и она просто исчезла. — он уронил голову на грудь. — Я не знаю, когда точно.

— И она может быть где угодно. — прокомментировала Фудзисаки. — Прекрасно.

— Вы знали об исчезновении оружия с вашего склада? — вновь заговорила Минадзуки. Лефрансуа дёрнул головой. — Смотрите на меня, господин Лефрансуа. — он рывком вскинул голову, повинуясь приказу. — Да или нет?

— Нет, — выговорил он. — Нет, я не знал. Меня никто не поставил в известность. Я не принимал решений, только делал то, что мне приказывали. Что мне приказывала Фаулер.

— Вы знали об исчезновении боевых роботов с вашего склада в Порту?

— Нет, я не знал. Но я догадывался, что оружие исчезло не просто так.

— Откуда эти роботы? Они тоже часть вашего задания?

— Нет! Их приобрела «Дифенс Солюшенс» у ваших производителей, с разрешения вашего Министерства обороны, для Дельмарвы. Там ограниченный контингент, даже без… без моего подразделения. — слова дались ему с трудом. — Роботы значительно усилили бы его. Видимо, Фаулер — или исполнитель — решили ими воспользоваться.

— Где агент землян держал «василиска»?

— Я не знаю. Правда, не знаю! На отдельном носителе, скорее всего… меня не посвящали в такие подробности. — сбивчиво проговорил Лефрансуа. Его губы мелко задрожали. — Я знал, что он делает — я видел «василиска» собственными глазами! Но я не знал никаких деталей!


Минадзуки глянула на меня, словно ожидая одобрения, и я кивнул. Она слегка наклонила голову в ответ.


Её рука нырнула за отворот плаща. Лефрансуа остолбенело уставился на блестнувший рубиновым герб ГСБ.


— Задержать его. — приказала Минадзуки. — Задержать всех сотрудников «Дифенс Солюшенс». Изъять все документы и носители.

— Слушаюсь, госпожа советник! — ответила Селезнёва и обернулась к своим бойцам: — Рота, исполнять!


Колонна СПОР рассыпалась на глазах, устремляясь к зданию административного корпуса. Лефрансуа уложили лицом в землю, и одна из бойцов обыскивала его. Селенит не сопротивлялся.


Мне было противно даже смотреть на него.


Меч в опущенной руке всё ещё тихо гудел в воздухе — я так и не выключил его. Движение пальца, и гудение затихло.


— Теперь я точно должна сообщить об этом. — сказала Минадзуки; ледяная маска рассыпалась, и её лицо вновь ожило — и показалось невероятно усталым. — Имеет место угроза национальной безопасности. Госпожа капитан, — она обернулась к Селезнёвой, — мне понадобится ваше участие до тех пор, пока не прибудут сотрудники ГСБ.

— Разумеется, госпожа советник. — кивнула Канако.


Минадзуки чуть наклонила голову и обернулась ко мне.


— Похоже, нам придётся расстаться. — сказала она. В её голосе послышалось сожаление.

— Похоже на то, — ответила за меня подошедшая Жюстина; она мягко, но уверенно взяла меня за локоть. — Нам тоже неплохо было бы доложить о том, чем мы тут занимались… — она вздохнула. — Шеф будет просто в восторге.

— Она и так должна быть в восторге. — сухо заметил я. — Сутки напролёт…

— Дальнейшие решения, надеюсь, будут приняты до вечера. — сообщила Минадзуки. — Так что, возможно, мы ещё увидимся. — её губы тронула улыбка. — До свидания, господин Штайнер.

— До свидания. — проговорил я. — И спасибо.


Минадзуки снова склонила голову, пряча улыбку.


— Госпожа Фудзисаки, — сказала она и протянула Жюстине руку. — Рада была познакомиться.

— Взаимно. — ответила Жюстина. — Спасибо.

— За что? — Минадзуки приподняла бровь. Но, похоже, она уже знала ответ.

— За то, что присмотрели за ним. — Фудзисаки пихнула меня локтём в бок; я покачнулся. Минадзуки заулыбалась ещё шире.


Наши взгляды встретились в последний раз, и Минадзуки развернулась и зашагала прочь. Я смотрел ей вслед, пока подол её чёрного плаща не мелькнул за носом перегораживавшего ворота БТРа — и не исчез без следа.


— А она симпатичная, — протянула Жюстина.


С улицы раздался приглушённый гул вентилятора, и «Накацукаса» взлетела в небо, блестнув медными бортами, и устремилась вдаль. В следующий момент люфтмобиль был уже неразличимой точкой в пасмурном небе над Дэдзимой.


— А ещё нам нужна машина. — закончила Фудзисаки и оглянулась на меня. — Ты так и будешь ходить с этим мечом, Штайнер?


Я недоумённо моргнул и глянул вниз, на лезвие в опущенной руке. Рукоять лежала в моей ладони, будто влитая. Режущая кромка отливала голубым; на мгновение я поймал в ней свое отражение — неразличимую тёмную фигуру, возвышавшуюся напротив серого неба.


— Ну разумеется. — только и сказал я. — А что ещё мне предъявлять вместо отчёта о проделанной работе?


Фудзисаки усмехнулась. Её рука невзначай тронула свисавший с плеча «Фёдоров Автомат».


Капрал Маликова шагнула вперед и протянула мне ножны.

* * *

Лифт в Титан-Орбитальный оказался забит бронетехникой.


Люфтмобиль, который Фудзисаки реквизировала в интересах закона, сиротливо жался к краю транспортной платформы, сплошь заставленной бронетранспортёрами Гвардии. Тёмно-зелёные машины, принайтованные к платформе за колёса, хранили молчание; но всё же меня не покидало чувство, что они следят за нами. По сравнению с БТР люфтмобиль — тёмно-синяя накаямовская «Аспера» восемьдесят шестого года — казался совсем крошечным.


Эрхард и Тидзимацу предлагали нас подбросить, но Жюстина отказалась. Да и я, глядя на их служебную машину, с тоской вспоминал наш погибший «Муракумо».


— Как на войну собрались. — сказала Жюстина, глядя на стоящие вокруг бронемашины. Лифт ускорялся, устремляясь вниз по шахте; горевшие вдоль стен светильники яркими пятнами отражались на стёклах салона.

— Почему «как»? — хмуро заметил я, глядя в окно. Ближайший к нам БТР венчала развёрнутая назад башенка с торчавшим из неё широким стволом — точь-в-точь как у бронетранспортёров СПОР, с которыми мы только что расстались. — Это и будет война, Жюст. Маленькая такая войнушка. Еремеев говорил, что там наверху целый корабль Гвардии.

— Спрашивается, и зачем здесь мы. — хмыкнула Фудзисаки. — С городовыми заодно… — её взгляд упал на меч, лежавший у меня на коленях. Огни дисплеев приборной панели отражались на чёрной поверхности ножен. — Собираешься таскать его с собой?

— А ты собираешься сдавать «Автомат» обратно? — вместо ответа спросил я, кивнув на заднее сидение: «Фёдоров Автомат» лежал там, и светильники лифтовой шахты то и дело отчёркивали широкие белые полосы на его тёмно-коричневом, под дерево, прикладе.


Копия первого в мире автомата, стреляющая боевыми кинетическими пулями. Чтобы придумать и собрать такую штуку, требовался действительно неординарный склад ума. Чтобы применить такую штуку по назначению, потребовалась Фудзисаки — с её безграничным багажом познаний обо всём, у чего есть ствол и спусковой крючок. Другой и в голову не пришло бы потребовать такую неэргономичную и неудобную рухлядь: слишком короткая, с жёстким прикладом и без пистолетной рукояти…


Я был почти готов простить создательницу «Автомата». В конце концов, её замысловатое оружие спасло мне жизнь. И не мне одному.


— Я-то ладно, — возразила Фудзисаки, — а ты что? Ты же не умеешь им пользоваться! Даже кэндо в школе не занимался, я молчу, что это виброклинок!

— Не умею. — согласился я. — Не беспокойся, я всё равно сдам его Мэгурэ. Как отчёт о проделанной работе.

— Но не станешь с ним геройствовать? — настойчиво допытывалась Фудзисаки. — Честно?

— Честно. — вздохнул я. — Жюст, ну какой мне смысл, а? Как ты сама только что заметила, я даже пользоваться им не умею…

— Включить же ты его додумался. — фыркнула Фудзисаки. Я усмехнулся.


Лифт вздрогнул и начал тормозить, дойдя до середины пути. Спуск вниз, в Титан-Орбитальный, был не столько долгим, сколько скучным, почти как в метро. Большую часть времени здесь нечем было заняться, кроме как считать отблески светильников в шахте. Да и то это быстро наскучивало.


А нам подчас приходилось мотаться в Дэдзиму по несколько раз на дню.


— Штайнер. — сказала Жюстина, и я обернулся к ней. Моя напарница сидела в водительском кресле, глядя на застывший авиагоризонт на лобовом стекле. — Знаешь, я рада.

— Чему? — недоумённо спросил я.

— Тому, что сегодня всё обошлось. Для нас обоих. — ответила она. — Не делай так больше.


Я отвернулся. Яркая белая полоса света упала на нас, вдруг резко очертив профиль Жюстины.


— Не делай как? — зло поинтересовался я. — Не делай свою работу? Сиди прячься за чужими спинами, пока настоящие полицейские, не чета тебе, всё сделают? — Жюстина молчала. — А я так не могу, Жюстина. Полиция, вообще-то, дело добровольное, я знал, на что подписываюсь, с первого дня. Я присягу давал, знаешь? Всеми силами, до последнего вздоха, даже ценой своей жизни, помнишь такую? Или на мужчин присяга не распространяется?! Так ты это Кюршнеру скажи! Давай!! А я на тебя посмотрю!!!

— Всё сказал? — оборвала меня Фудзисаки. Её голос звучал слишком спокойно — так, будто бы она сдерживала себя. Изо всех сил.


Я молчал, исподлобья глядя на неё.


— Знаешь, чего тебе не надо было делать? — спросила Фудзисаки. — Не надо было лезть на рожон. Не надо было драться с гайдзинами, чтобы тебя потом преспокойно подстрелили вечером посреди Дэдзимы. Чуть не убили, между прочим. Не надо было напяливать на себя очки Котэры и играть в гляделки со штукой, выжигающей мозги. Не надо было лезть на склад, забитый невесть чем, с пистолетом в руках! — с последними словами её голос задрожал. — Ты знаешь, как тебе повезло, причём два раза подряд? Когда я не выдержала и полетела за тобой, чтобы найти тебя в луже крови на тротуаре? Когда я сломя голову неслась на Регенераторную, чтобы тебя с этой Минадзуки — которую ты встретил за два часа до этого — прижали к стене две боевые жестянки? Знаешь? Так какого чёрта ты так делаешь, а?! Зачем?!

— А что я должен был делать, а?! — закричал я в ответ. — Что?! Сидеть тихо и не рыпаться?! Когда ты сама была чёрт знает где, а шеф собственноручно сняла меня с дела?!

— Со сломанной рукой мог бы и дома посидеть! — выкрикнула Жюстина. — Для разнообразия! Да Мэгурэ тебя туда же и отослала бы, попадись ты ей на глаза!!

— И что бы мы делали тогда?! — рявкнул я. — Что?! Сидели бы по домам и понятия не имели бы ни о «василиске», ни о роботах, ни о землянах?! Прекрасно! Просто прекрасно!

— А с чего ты вообще взял, что это должны были быть мы? — спросила Фудзисаки. — С чего это должен был быть ты, начнём с того? С того, что тебя попросила Минадзуки, и ты, конечно, не смог ей отказать? хотя видел её от силы третий раз в жизни?

— С того, что это было моё дело! — прошипел я. — И оно слишком важно, чтобы бросить его просто так! Слишком!

— А ты здесь один? — огрызнулась Жюстина. — Один?! Почему-то ты меня забыл! Хотя мы с тобой, вообще-то, напарники! И это было наше дело! которое отобрали у нас! И будь уверен, мне от этого было херово не меньше твоего!!


Я втянул в себя воздух… и выдохнул. Лифт остановился и замер.


Фудзисаки вывела реквизированную «Асперу» через туннель на взлётную площадку, подозрительно пустую для этого времени. Люфтмобиль вынырнул из-под козырька, и я сразу увидел причину; над Титаном-Орбитальным нависли тяжёлые грозовые тучи.


— Ты не один. — проговорила Жюстина, выводя машину на стартовую позицию. — Пойми это уже наконец. Одна в космосе не воин, так с чего ты взял, что свой долг ты должен обязательно исполнять в одиночку? Об этом, если ты помнишь, ничего не сказано ни в присяге, ни в уставе. И всё, что мы делали в ходе этого дела — всё! — мы делали вместе. Даже ходили с обыском в «Дифенс Солюшенс» без ордера и основываясь на информации от… от… от Адатигавы, всемилостливые боги! А ты берешь, срываешься с цепи и суёшься под пули в одиночку…

— Я уже совался под пули в одиночку. — негромко сказал я. — И не раз. Хотя бы Акияму вспомни. У меня не было напарницы, я поймал её сам, и ничего, жив остался, и орбиталище даже не взорвалось…

— Тебе помогала Тацуёси. — напомнила Жюстина. — И её девочки из оружейного. Ты же сам говорил, что без них не нашёл бы Акияму.

— Не нашёл бы. — подтвердил я. — Но Акияма-то в них не стреляла. И та девчонка с горохоплюем тоже только в меня стреляла. Тебя-то там не было.

— И совершенно зря не было! — воскликнула Фудзисаки. — Отпустила тебя гулять ночью по Шамп-Марез, на свою голову! Зачем ты вообще туда пошёл?

— Да я на трамвай тогда шёл! — воскликнул я, живо вспоминая подробности того вечера. — Решил дворами срезать, там по улице крюк добрых полтораста метров! Ну вот и срезал… — пробормотал я. — На свою голову…

— И тебя это ничему не научило. — покачала головой Жюстина. Она притронулась к наушнику. — У нас есть час. Пока ливень не начался.


Я кивнул и откинулся на спинку сидения. Люфтмобиль, загудев турбиной, пробежался по площадке и взмыл в небо, раскинув короткие крылья.


Жюстина была права. Даже тогда, три года назад, когда я выслеживал Акияму и наблюдал, как с каждым днём разваливалась наша с Алисой совместная жизнь, я не был один. Мне помогали: Ямагата — она тогда ещё не была начальником киберпреступности, но очень близко к тому; Тацуёси — она и её подчинённые помогли мне отследить пистолет Акиямы чуть ли не до принтера, в котором его напечатали; Локи, которая уже тогда захаживала в Сюгаку-холл и «Хэйсэй Кафе» просто так, музыку послушать, даже не по работе; Мэгурэ и Хомура, вступившиеся за меня перед начальством и перед взбешенными городовыми. Я выследил и арестовал Акияму сам. Но у меня была помощь.


А потом, два месяца спустя, я познакомился с Жюстиной — трижды чемпионкой Академии по стрельбе, отлично водившей люфтмобиль и знавшей город, как свои пять пальцев. Мы довольно натерпелись друг от друга в те первые месяцы, но у меня никогда не было причин всерьёз быть недовольным своей напарницей.


А потом была Канако. Я был по-настоящему счастлив — впервые после расставания с Алисой — но я не мог не замечать, как смотрела на нас Фудзисаки. Тогда они с Селезнёвой здорово разругались, казалось бы, из-за сущего пустяка — но этого пустяка хватило, чтобы они до сих пор смотрели друг на друга косо.


Жюстина давно была влюблена в меня. Наверное, с того самого времени. Но одно дело — встречаться с капитаном СПОР, которая тебе не только равная, но в отдельной цепочке командования, а другое — с собственной напарницей. Младшей. Отношения старших и младших очень часто переставали быть только рабочими… но на этот раз младшей была Фудзисаки, а старшим — я.


Так не делалось. В первую очередь потому, что мужчина редко когда был старшим. Почти никогда.


Фудзисаки было всё равно. Но я пытался держать дистанцию. Я и так был уникумом: в Национальной полиции никогда не было заморочек, свойственных тем же КВСГ, и мужчины-полицейские были всегда. Но их никогда не было много, а в уголовном розыске — тем паче. И тут был я — на особом счету у Мэгурэ, изловивший и отправивший плавать в банке не одну опасную преступницу. Я вряд ли был лучшим, но я был одним из лучших.


Может, отчасти из-за этого Жюстина и полюбила меня. Об этом я мог только догадываться.


— Жюст… — начал было я, но меня прервала трель входящего вызова, раздавшаяся в ухе.


Жюстина обернулась ко мне; я замахал рукой, и она отвернулась обратно, к приборной панели. Я снял вызов:


— Штайнер, слушаю. — сказал я, так и не заметив, от кого шёл вызов. Иначе я бы очень удивился.

— Господин Штайнер. — произнёс в ухе бархатный голос Адатигавы. Голос, который я ожидал услышать в последнюю очередь. Мы никогда не связывались так, напрямую: слишком велик был риск. Риск, который Адатигава только что презрела — а поступить так она не могла без веских на то причин.


Очень веских причин.


— Доброго вам дня. — учтиво продолжила Адатигава. — Вы не заняты?

— И вам доброго дня, госпожа Адатигава. — со всей вежливостью ответил я. Жюстина снова удивлённо обернулась ко мне. — Полагаю, что в данный момент я не занят.

— Превосходно. — ответила Адатигава. — Мне крайне необходимо встретиться с вами, господин Штайнер. Сейчас. Лично.


Я оторопел. Такое предложение перечёркивало все наши тщательно выстроенные договорённости — ещё хуже, чем прямой, без участия третьих лиц, звонок. А значит, это было очень серьёзно — иначе Адатигаве и в голову не пришло бы нарушить установленные правила приличия.


Сатурниане бережно относятся к своим традициям. Сатурнианская мафия, стремящаяся выглядеть уважаемыми членами общества, свои традиции чтит особенно свято.


Сейчас Адатигава одним махом нарушала их все. Прямой контакт с представителем закона, да ещё и по своей инициативе, для мафии был совершенным и безусловным табу.


Кроме как в самых исключительных случаях.


— В чём дело? — спросил я. Мой голос прозвучал грубо и невежливо… но я справедливо предполагал, что это уже глубоко неважно.

— У меня есть информация. — произнесла Адатигава. — Информация, имеющая прямое отношение к вопросам национальной безопасности, господин Штайнер. И имеющая столь же прямое отношение к вашему расследованию.


Я сглотнул. В горле вдруг пересохло.


Вот оно. Недостающее звено.


— Где я должен буду встретиться с вами? — спросил я.

— Набережная Швестерзее, 24. - сообщила Адатигава. — Кафе «Хайфиш». И прошу вас, поторопитесь, господин Штайнер. Если мои догадки верны, мы оба серьёзно рискуем.

— Да. — только и ответил я. — Я скоро буду там, госпожа Адатигава.

— Прошу вас. — только и ответила Адатигава и прервала связь.


Я обернулся к Жюстине.


— Поворачивай. — сказал я. — Швестерзее, 24.

— С чего это? — спросила, не оборачиваясь, Фудзисаки. — С того, что тебе так сказала Адатигава?

— Нет. — ответил я. — С того, что Адатигава никогда не сказала бы мне, если бы это не было крайне важно. С того, что это кафе «Хайфиш», помнишь? То самое, где была Вишневецкая!

— И ты ей веришь? — спросила Жюстина.


Я помедлил.


— Да. — наконец сказал я. — Ей — верю.


Жюстина ничего не ответила.

* * *

Тёмно-синяя «Аспера» приземлилась на краю тротуара, порывами воздуха из-под подъёмного вентилятора колыхая деревья набережной аллеи. Свинцовое небо сплошной чёрной громадой нависало над нами; тусклый вечерний свет люминёра едва пробивался через грозовые облака.


Озеро Авауми, наше Швестерзее, было пусто. Каждый день его заполоняли многочисленные прогулочные судёнышки, но теперь они исчезли, разбежавшись по эллингам и причалам, в преддверии грядущей бури. Воды озера казались почти чёрными; на ветру они шли мелкой рябью, беспокойно ударяясь об стену набережной. До полного прекращения полётов оставалось не больше получаса: небо почти полностью опустело. Панорама крупнейшего водоёма Титана-Орбитального выглядела мрачно.


— Как ты доберешься домой? — спросила Жюстина. Двигатель она не глушила, держа на холостых оборотах, и тихий гул вентилятора подчёркивал её слова.

— Попрошу Адатигаву. — ответил я. — Не думаю, что она мне откажет. Или на метро сяду…

— Лучше не садись, — сказала Фудзисаки. — Я не хочу оставлять тебя одного.

— Кто-то должен отправиться к Мэгурэ. — заметил я. — Лучше, если это будешь ты. Кроме того, Адатигава меня в обиду не даст.

— Этого я и опасаюсь. — хмуро заметила Жюстина.


Я покачал головой.


— Всё будет в порядке. — сказал я увереннее, чем на самом деле. — Лети к Мэгурэ. Расскажи ей всё.

— Ты позвонишь мне? — нервно спросила Жюстина. — Когда доберешься домой?

— Позвоню. — пообещал я. И действительно намеревался выполнить это обещание.


Это было меньшим, что я мог сделать.


— Обязательно позвони. — сказала Жюстина и, прежде чем я смог ответить, перегнулась через сидение и поцеловала меня.


Её поцелуй вышел неловким и торопливым, но он был искренним: весь свой гнев, всё своё разочарование, желание, отчаяние и всю свою боль Жюстина вложила в эти несколько секунд — несколько секунд отчаянной, спешной близости.


— Ты понял меня? — спросила Фудзисаки, отстранившись от меня. Наши лица всё ещё были в сантиметрах друг от друга, и я смотрел на неё и понимал, что больше всего в мире я хочу быть здесь, рядом с ней.

— Я понял. — хрипло сказал я и улыбнулся. Жюстина слабо улыбнулась в ответ и потянулась вперед, чуть коснувшись губами моих губ.

— Иди. — сказала она. — И береги себя.


Люфтмобиль взмыл в воздух за моей спиной, снова качнув кронами деревьев. Подол плаща хлестнул по ногам. Рука сжимала чёрные ножны меча.


Мне стоило всех своих сил не обернуться.


Кафе «Хайфиш» скрывалось за деревьями набережной аллеи. Каменная стена набережной здесь выдавалась в круглую террасу, одну из множества таких же; всю её скрывал навес кафе. Волюметрическая вывеска изображала облизывавшуюся акулу с повязанной на шею салфеткой: в одном плавнике у акулы была трёхзубая вилка, а другим она как-то ухитрялась держать палочки для еды. Жабры ритмично открывались-закрывались; язык акулы так и бегал по её зубастому рту.


Прекрасное место, кисло подумал я. Как раз в духе Адатигавы.


В кафе давно уже не было посетителей. Террасу заставляли круглые столики с закинутыми на них стульями. Ветер хлопал краями навеса. Только один столик, у самого каменного парапета террасы, был занят.


Провожатая — в ней я узнал давешнюю златовласую Мишель — провела меня вглубь террасы, мимо полупустой барной стойки с померкшей доской «МЕНЮ». За столиком сидела Адатигава.


Как и всегда, она была в платье — сегодня тёмно-синем, с крошечными розовыми цветками, в которых легко угадывались азалии. Шею облегал белый подворотник. Тщательно собранные волосы Адатигавы сбоку удерживала поблёскивающая светодиодами заколка. Завидев меня, она отставила в сторону свою чашку и обернулась ко мне:


— Господин Штайнер! — начала она. — Как я рада видеть вас… — она осеклась, внимательнее вглядевшись в меня. Я недоуменно смотрел на неё.


— Милостливые боги, Мицуру, — проговорила Адатигава, — ты выглядишь кошмарно.


Таким тоном Адатигава не разговаривала со мной уже несколько лет — если быть точным, со времен нашего первого знакомства. Так же давно она не называла меня и по имени.


Мицуру. В её устах моё имя звучало почти нежно.


— Присаживайся. — приказала Адатигава, кивком указывая на стул; Мишель поспешно отодвинула его, и я присел за стол. — Мишель, кофе господину Штайнеру.

— Чай. — подал голос я. Адатигава виновато улыбнулась.

— Мишель, чай господину Штайнеру. — поправилась она. Мишель поклонилась и ушла, и Адатигава обернулась ко мне.


— Во что ты вляпался? — без обиняков спросила она. Я поморщился. Слышать Адатигаву, говорившую обычным тоном, без всегдашней своей подчёркнутой вежливости, было странно: уж слишком много в этом было воспоминаний. — Я знаю, что вчера произошло, но на тебе лица нет!

— Я весь день на ногах. — ответил я. — Так что произошло?

— После. — предостерегающе подняла руку Адатигава. — Всему свое время.


Подошла Мишель, поставив передо мной чашку с блюдцем. Я благодарно кивнул и отпил: моему любимому чаю этот в заплатки не годился, но он был горячим, и это был чай.


О большем я сейчас и мечтать не смел.


На исходе мартовского дня на набережной было холодно — а особенно сейчас, в последние минуты перед дождевым циклом. На дальнем берегу Швестерзее, в Уберзееквартире, уже зажигались первые огни.


Адатигава терпеливо ждала, пока я допью чай. Меч лежал у меня на коленях; мне больше некуда было его пристроить.


Меч в ножнах, табельный пистолет в кобуре… я был во всеоружии. Как жаль, что весь этот арсенал был совершенно бесполезен.


— Вы хотели меня видеть. — сказал я, отставляя опустевшую чашку. Чай приятно согревал меня изнутри; в меня будто заново вдохнули жизнь. — И большое вам спасибо за чай, госпожа Адатигава.

— О, прошу вас. — подняла ладонь Адатигава, снова возвращаясь к подчёркнуто вежливой речи. — Меньшее, что я могла сделать для вас, господин Штайнер. Да, вы правы. Я хотела вас видеть, и это действительно не терпело отлагательств.


Её рука опустилась на стол, зашуршав длинными рукавами. Пальцы побарабанили по тёмной, безжизненной поверхности столешницы.


— Вы знаете, почему я пригласила вас именно сюда, господин Штайнер? — спросила Адатигава, глядя на разбегавшуюся по чёрным водам озера рябь. — В кафе «Хайфиш»?

— Я могу догадываться. — вежливо заметил я. — Хироко Вишневецкая?

— Совершенно верно, господин Штайнер. — проговорила она, всё ещё глядя на озеро. Тусклый вечерний свет очёрчивал благородный профиль Адатигавы: острый прямой нос, вздёрнутые брови, волосы, собранные в пучок, подворотник платья, охватывающий шею. — Мы завербовали Хироко Вишневецкую именно здесь. Предложили ей помочь нам в наших делах. Она согласилась. — губы Адатигавы тронула печальная улыбка. — Вы с самого начала были правы, господин Штайнер: «Монплезир» замешан в этом деле. Я замешана в этом деле.

— И вы были удивлены. — добавил я. — Когда я показал вам её фотографию.

— Когда я услышала от вас, что госпожа Вишневецкая мертва. — поправила меня Адатигава. — За два дня до нашей с вами встречи одну из наших сестёр — ту, которая и связывалась с Вишневецкой — нашли мёртвой в её собственной квартире. С перерезанным горлом. Когда я увидела тело Вишневецкой на вашей фотографии, я заподозрила неладное. А на следующий день… — она сделала паузу; я заметил, как губы Адатигавы задрожали, — …я узнала, что погибла госпожа Сэкигахара. С которой я разговаривала всего за несколько часов до её смерти.


Я молчал. Адатигава знала Сэкигахару. Причём, похоже, знала её весьма близко.


— Подумать не могла, что разговариваю с ней в последний раз. — тихо проговорила Адатигава. — И подумать не могла, что её убьют. Точно так же, как убили всех остальных: Вишневецкую, нашу сестру Жермен… и не оставили ни следа.

— Вы знали Сэкигахару. — прервал её я. — Но вы ничего мне не сказали.


Адатигава медленно повернулась ко мне.


— Я не знала. — ответила она. — Тогда ещё не знала. Понимала, что всё это не могло быть просто совпадением… но затем Фрида позвонила мне. А затем её убили.

— Вы провели убийцу в Титан-Орбитальный. — медленно проговорил я. — Вы и Конституционная партия.

— Вы уже догадались. — сказала Адатигава. — Фрида Сэкигахара была моей подругой, господин Штайнер. С тех самых пор, как мы с ней учились в одном классе старшей школы. Потом Фрида поступила в Тидай, а я, — повелительница мафии Титана-Орбитального невольно улыбнулась, и даже эта грустная улыбка очень напоминала оскал акулы с вывески кафе, — пошла по этой скользкой дорожке. Но мы всегда были дружны. Казначей Конституционной партии — полезная союзница, а я умею ценить дружбу. Мы оказали друг другу множество услуг, господин Штайнер. И когда Фрида позвонила мне и сказала, что нуждается в моей помощи, я не смогла ей отказать.

— Вы понимаете, — тихо спросил я, — что это государственная измена?

— Да. — только и сказала Адатигава, глядя прямо на меня. — Фрида так и сказала. Позавчера вечером, когда позвонила мне.

— И что ещё она сказала вам?

— Всё.


Адатигава сцепила пальцы и подалась вперед, облокотившись на стол. От её привычного хладнокровного безразличия не осталось и следа.


— Фрида рассказала мне о заговоре. — произнесла она, глядя поверх сцеплённых пальцев. — О плане убить Кисараги-Эрлиха руками «Дифенс Солюшенс». Фрида ни на секунду не верила в землян, господин Штайнер. Никто из них не верил. Ни Малкина, ни Коноикэ, ни, тем более, Сэкигахара — а она распоряжалась всеми средствами. Миллион марок, который должен был пойти на оплату услуг госпожи Вишневецкой, она взяла из партийной кассы и перевела на подставной счёт: нам оставалось только забрать деньги наличными. И это была одна из наименьших статей расходов.

— Взломанный банкомат. — вспомнил я. — В Шамп-Марез. Это были вы?

— Да. — кивнула Адатигава. — Нам нужны были наличные деньги, безо всяких следов. Не тот случай, когда можно доверять электронным деньгам, господин Штайнер. А в остальных случаях Фрида пользовалась именно ими.


Я медленно сел на стуле. До меня не сразу дошло, что только что сказала Адатигава.


— Вы имеете ввиду, — вслух проговорил я, — что где-то есть доказательства причастности Конституционной партии?

— Не «где-то», господин Штайнер. — покачала головой Адатигава. — Они у меня.


Я ошалело уставился на неё. Доказательства. Денежные операции — хотя бы денежные операции, хотя бы что-то, что с уверенностью могло связать Конституционную партию с «Шевроном» и «Дифенс Солюшенс». И с убийцей.


И они были у Адатигавы?


— Фрида позвонила мне тем вечером. — видя моё замешательство, продолжила Адатигава. — Сказала, что Малкина заметает следы. Попросила меня принять копию её файлов, имеющих отношение к заговору. Расчёты, записки, даже видеозаписи. Я согласилась. — она вздохнула. — Лучше бы я отослала туда своих сестёр.

— Её компьютер был пуст, когда мы пришли туда, — проговорил я. Адатигава медленно кивнула.

— Возможно, она стёрла файлы сама. — ответила она. — Я на это надеюсь. — она снова перевела взгляд на меня. — Я хотела бы передать их вам, господин Штайнер.


Я завороженно смотрел, как рука Адатигавы исчезает с виду и появляется вновь — уже с длинным кристаллом флешки, зажатым в кулаке. Адатигава протянула его мне. Длинный рукав платья блестел, водопадом спадая на стол.


— Почему? — только и спросил я.

— Почему? — переспросила Адатигава, приподняв бровь. — Потому что я люблю этот город и эту страну, господин Штайнер. И не имею никакого желания смотреть, как они валятся в хаос на ровном месте из-за того, что четыре года назад кому-то не досталось премьерское кресло. Причём таким способом. Это плохо для нашего дела, а я — деловая женщина. Берите же.


Я протянул руку и принял флешку, взяв её за кончик двумя пальцами. Адатигава одобряюще улыбнулась.


— А кроме того, он пытался меня убить. — будто невзначай добавила она. — Сегодня утром. К несчастью для него, после пары неприятных инцидентов я пользуюсь автоцензором. Поэтому он попытался меня зарезать, господин Штайнер. Таким же мечом, как и ваш.

— Но вы живы. — заметил я.

— Кое-что я ещё помню. — оскалилась Адатигава; её усмешка снова стала похожей на акулью. — Но всё это было крайне неприятно. Поэтому найдите его, господин Штайнер. И поймайте. Вам это удаётся лучше всего.


Я спрятал флешку в карман и отвёл глаза. Едва ли я смог бы сейчас поймать кого-либо — особенно сейчас, когда делом занималась Минадзуки и ГСБ, а в городе была Гвардия Гегемонии. Но я не мог сказать этого Адатигаве.


— Конечно. — вместо этого сказал я, снова оглядываясь на неё. — И спасибо, Мариэ.


К моему удивлению, бледные щёки Адатигавы зарумянились. Я тоже давно не называл её по имени.


— Всегда рада помочь тебе, Мицуру. — нежно ответила она. И в её голосе снова, как и вчера, за нежностью скрывалась печаль.


Мы стояли на разных местах, я и она. И никто из нас не был в силах это изменить.


Над домами на противоположном берегу что-то блеснуло. Секундой позже донёсся первый, слабый ещё раскат грома. С улицы донёсся гудок дождевой сирены. Закрытая биосфера орбиталища работала как часы, строго по расписанию.


Адатигава поднялась со своего места. Рукава платья опали волнами.


— Пойдёмте, господин Штайнер, — протянув руку, пригласила она. — Я подвезу вас.


По навесу над нашими головами ударили первые капли дождя.

* * *

Когда я сошёл на крыше своего дома на улице Васильевой-Островской, дождь уже лупил вовсю. Тяжёлые капли сплошной стеной падали вокруг, и я торопливо забежал внутрь, даже не оглянувшись. Меня проводил приглушённый дверью шум ливня, на мгновение заглушенный надсадным рёвом турбины взлетающего люфтмобиля.


Машина Адатигавы была одной из последних в небе Титана-Орбитального. В следующие часы город будет парализован — скован не только ночным графиком движения транспорта, но и закрытым небом. Да и ехать на троллейбусе сейчас, когда в салон набивалось в два раза больше народу, было весьма неудобно.


Лифт нёс меня вниз. В кармане моего многострадального плаща покоилась флешка, которую мне вручила Адатигава.


Доказательства. Подумать только. Их нужно будет отослать в Цитадель, и как можно скорее — а затем… а что затем?


Полдня назад забиться домой и лечь спать было единственным моим желанием.


Как давно же это было.


Лифт замер. Двери, звякнув, открылись, и я вышел в пустое парадное. В окна лестничной клетки глухо молотил дождь.


За спиной что-то тяжело грохнуло.


Я обернулся и увидел стремительно распрямляющуюся, как пружина, стальную фигуру, вдруг прыгнувшую вперед. Меч выпал из моей руки, рванувшейся к кобуре, но робот оказался быстрее.


Металлические пальцы сомкнулись у меня на горле — я захрипел — и робот играючи впечатал меня в стену, подняв над полом. Я потянулся к кобуре, судорожно хватая ртом воздух — и живот пронзила боль: свободная рука робота врезалась мне в солнечное сплетение. Железная хватка до боли сдавила горло. Я тщетно пытался вдохнуть, но не мог. В глазах потемнело. Ноги заскользили по гладкой стене.


— ШТАЙНЕР! — донёсся голос откуда-то из темноты, и грянул гром.


Захват разжался, и я сполз по стене, судорожно дыша и хватаясь за горло.


Робот лежал посреди парадного, раскинув руки. В треугольной голове, там, где была торчащая антенна, зияла дыра. Из неё тонкой струйкой курился чёрный дым. Воняло плавленой изоляцией и компьютронием.


Минадзуки подбежала ко мне.


— Штайнер! — выкрикнула она, опускаясь передо мной на колени. Её руки схватили меня за плечи. — Штайнер!

— Кх… кх… в-валерия?.. — слабым голосом выдавил я. — от-ткуда ты…

— Не стала ждать лифта. — пояснила она. — Поднялась пешком.

— Т-тут же… кх-х-х… десять этажей… — я закашлялся. Минадзуки терпеливо придерживала меня, пока я не перевёл дух.


Страшно болело горло — каждый вдох давался мне с большим трудом. Ноющая боль растекалась по животу; ныли ещё вчера ушибленные рёбра.


— Пошли, — наконец смог выговорить я. Минадзуки помогла мне подняться на ноги. Другой рукой она подхватила с пола валявшийся там меч.


Свет в прихожей зажёгся, стоило нам войти. Кварцевые часы на стене покорно отсчитывали время: стрелки показывали начало шестого. За окнами шумел дождь. Зеркало в дальнем конце прихожей загорелось свежими новостями и сообщениями, стоило мне подойти к нему. Одно из сообщений было от сестры.


«Мне сказали, что ты попал в больницу. Что случилось? Надеюсь, ты в порядке. Напиши мне, как только сможешь. Мицуко».


Сообщение пришло сегодня утром.


Минадзуки помогла мне снять перепачканный, мятый плащ, и усадила меня на прямоугольный пуфик возле зеркала. Меч, выпавший из моей руки в парадном, она поставила в стойку для зонтиков.


— Тебе помочь? — спросила она, кивая на мои ноги. Я помотал головой. — Тогда подожди. — не разуваясь, она поспешила на кухню; я услышал, как хлопают дверцы холодильника.


Минадзуки вернулась, держа в руках сложенное полотенце. Присев на корточки, она приложила его к моей шее. Я зашипел; саднящие ушибы обожгло льдом.


— …Спасибо. — чуть отдышавшись, проговорил я. Минадзуки всё ещё сидела передо мной. Её руки придерживали полотенце со льдом на моей шее.


За окнами блеснуло, на секунду озарив кухню и часть большой комнаты белым светом. Грома я не услышал, но дождь забарабанил по стёклам с удвоенной силой.


— Разувайся. — попросил я.


Минадзуки подчинилась. Она поднялась, сбросив свой плащ, и повесила его на вешалку, рядом с моим. Затем она села на край пуфика, рядом со мной, и начала снимать сапоги.


Я сидел рядом, придерживая рукой полотенце на шее. Лёд таял, просачиваясь сквозь ткань, и рука была мокрой. Струйки воды стекали под ворот блузки. Наконец, я отложил полотенце и начал разуваться.


Одной рукой это было неудобно.


Минадзуки стащила и отставила второй сапог. Под сапогами она носила тонкие чёрные чулки.


— Будешь ужинать? — спросил я, оглядываясь на неё. Она улыбнулась.

— Если тебя не затруднит. — сказала она.


Я поднялся — ноги, на этот раз, меня удержали без посторонней помощи — и прошёл на кухню. Минадзуки вошла следом. На ней был чёрный жилет; под жилетом — гольф с высоким воротником. В двух кобурах на поясе были пистолеты.


Их действительно было два, зачем-то заметил я.


— Присаживайся. — предложил я и прошёл к холодильнику. Зелёное зарево «АКУЛОНа» блеснуло по ту сторону стены дождя. Открыв дверцу, я не без труда вытащил из холодильника кастрюлю и заглянул под крышку. — Хотя готового у меня только макароны…


Пакеты с овощами для борща так и лежали в холодильнике: позавчера они пришли вовремя, но мне оказалось не до борща. Я поставил оскорблённо звякнувшую кастрюлю на плиту и вернулся к холодильнику. Мясного ничего не было.


Минадзуки, привстав, наблюдала за мной. Я открыл морозильник и вытащил оттуда пластиковый пакет, как раз для таких случаев. Маркировка на боку всё ещё была зелёной. Я захлопнул морозильник и стёр изморозь с пакета.


— «Poulet Ю la Kiev», четыре штуки. — вслух прочитал я с этикетки и обернулся к Минадзуки. — А что такое «Киев»?

— Это где-то на Центавре. — Минадзуки поднялась с табурета и забрала у меня пакет с центаврийскими котлетами. — Давай, я помогу.


Я не стал возражать. С одной рукой я всё равно больше мешался, чем помогал.


Мы ели молча, под гулкий перестук капель по окнам. Выпущенная на волю стихия бушевала снаружи, срываясь шквальным ветром, отзываясь далёкими раскатами грома.


Я был очень голоден. От шницеля по-гамбургски, которым Минадзуки угощала меня в «Шпигеле», к вечеру остались одни воспоминания. Тарелки макарон и центаврианской котлеты — из куриного мяса, со сливочным маслом внутри — мне определенно показалось мало. Судя по тому, как быстро разделалась со своей порцией Минадзуки, она была того же мнения.


После второй порции я заварил чай. Минадзуки, вытирая уголки рта салфеткой, попросила кофе.


— И всё-таки. — сказал я, ставя перед ней чашку. — Что ты здесь делала?

— Искала тебя. — ответила Минадзуки и отпила из чашки. — У меня был разговор с руководством. Я сообщила им о «Дифенс Солюшенс», о землянах и о Домпроме. Обо всём, что мы обнаружили.

— И что теперь? — спросил я, усаживаясь напротив. — Что ГСБ будет делать дальше?

— Не мы одни. — чуть улыбнулась Минадзуки. — В городе теперь хозяйничает Гвардия Гегемонии. Полиция будет занята охраной общественного порядка. Фактически введено негласное черезвычайное положение. Мы же… — она снова отпила кофе, — должны будем ликвидировать убийцу. Но ему — или кому-то ещё — совершенно необязательно об этом знать.

— То есть, вы не знаете, где он. — заключил я и отхлебнул чаю.

— Но мы знаем, где он будет. — поправила Минадзуки. — В Домпроме. Поэтому чрезвычайное положение и не объявлено, а информация о происходящем намеренно замалчивается. Перестрелка на Регенераторной, конечно, успела попасть в новости, но, как я поняла, предварительно она произошла в результате нештатного функционирования партии охранных роботов. — я поднял бровь, и она усмехнулась. — Слова вашей пресс-службы, не мои.

— Разумно. — неохотно согласился я. Один из этих «нештатно функционировавших» охранных роботов только что едва меня не задушил. Ни один робот-охранник не способен на такое.

— Выступления в Домпроме не будет. — продолжила Минадзуки. — Но об этом сообщат в самый последний момент, когда всё будет уже решено. Мы не знаем, какой информацией руководствуется убийца, но он явно не всеведущ. А значит, скорее всего, он отправится туда, куда и планировал. В Домпром.

— А Кисараги-Эрлих? — спросил я. — Он же ещё не в Титане-Орбитальном, верно?

— Премьер-министр находится на борту N1, - сообщила Минадзуки, — который сейчас выполняет манёвры для входа на орбиту Титана. Он и так должен был прибыть только завтра к полудню, поэтому его превосходительству ничего не грозит.

— Но убийца об этом не знает. — заметил я.

— Он готовит засаду. — пожала плечами Минадзуки. — А мы, в свою очередь, готовим засаду на него. Операция будет проводиться ночью; точное время штаб сообщит позже, исходя из развития ситуации, но у нас наготове группа быстрого реагирования. На период операции она поступит в моё распоряжение.

— Допустим. — сказал я. — Но всё-таки, Валерия. Причём здесь я?

— Мне понадобится связной. Представитель от МВД. Я хочу, чтобы это был ты.


Я задумчиво откинулся на табурете, затылком упёршись в стену. Поднёс к губам чашку. И отвёл глаза.


— Почему я? — спросил я, наконец, всё ещё глядя в сторону. Почти нетронутую чашку я так и держал в руке.

— Наш уговор всё ещё остается в силе. — сказала Минадзуки. — Кроме того, нам действительно нужен будет кто-то от полиции. На всякий случай. Тебя же не отстранили от исполнения, верно?

— Я же не сдал Линзу. — проговорил я. — Но посмотри на меня. На мне живого места нет, Минадзуки. Зачем я тебе?

— Лучше уж ты, чем какая-то инспектор с завышенным самомнением. — ответила Минадзуки. — По крайней мере, тебе я доверяю.


Я обернулся. Минадзуки внимательно смотрела на меня, сцепив пальцы в замок перед собой. На её лице не было и намёка на улыбку.


— А кроме того, ты заслуживаешь быть там. — серьёзно сказала она. — Я отобрала у тебя расследование, Штайнер. В некотором роде я виновата в том, что тебя ранили. — она двинула головой в сторону моей неподвижной левой руки. — Я хочу искупить вину.

— Ты её не искупишь, если меня убьют! — выкрикнул я. — А именно это и случится! Потому что сейчас — сейчас! — меня убьёт первая же пуля! Знаешь, я на многое готов пойти ради своей работы, но становиться обузой я не хочу!!


Я замолчал, тяжело дыша. Горло, едва переставшее саднить, разболелось вновь.


Минадзуки молча смотрела на меня.


— Штайнер, — спокойно сказала она. — Ты не будешь обузой. Не больше и не меньше, чем я. А я далеко не обуза. И тебя не убьют. Ты будешь в бронекостюме. Тебя будет прикрывать спецназ ГСБ. И я.

— Об этом я и говорил! — крикнул я. — Опомнись! Что тебе важнее: поймать и прикончить убийцу или сторожить калеку-полицейского?!

— Калеку-полицейского, которому я обязана всем этим делом, всеми уликами? — спросила Минадзуки. — Которого только что попытались убить в пяти метрах от его квартиры? И убили бы, если бы я не подоспела вовремя?!


Я сглотнул. Ответный выпад застрял у меня в горле.


— Ты слишком опасен для него. — отчеканила Минадзуки. — Что бы ты ни думал про себя, Штайнер, но враг не того же мнения. Он пытался убить тебя дважды. Руками Фаулер. Руками робота. Кто гарантирует, что он не попытается убить тебя в третий раз?


Она подалась вперед. Золотые глаза полыхнули огнём.


— Тебя не убьют, Штайнер. — повторила Минадзуки. — Я этого не допущу.

* * *

Свет зажёгся в большой комнате, стоило нам с Минадзуки переступить порог. Зелёные пятна «АКУЛОНа» больше не играли на крышке рояля; за стеной ливня неоновое зарево размывалось до облака кислотно-зеленого тумана.


— А у тебя здесь неплохо. — прокомментировала Минадзуки, оглядываясь по сторонам.

— У меня здесь пусто, ты хотела сказать. — бросил я, проходя в спальню. Там я задержался только для того, чтобы оставить в ящике стола Линзу, кобуру с опустевшим пистолетом и флешку Адатигавы.


Вернувшись, я застал Минадзуки разглядывающей обеденный стол на шесть персон. Слой пыли, скопившийся на нём, был чуть меньшим, чем на рояле, но мне всё равно стало неловко.


Шесть персон собиралось за этим столом только однажды, когда с Монмартра прилетели родители, а из округа — Мицуко. Гостей принимали мы вдвоём с Алисой. Не самая правильная комбинация по сатурнианским меркам, но родители остались нами довольны.


С тех пор стол на шесть персон так и стоял нетронутым.


— Не пусто, а просторно. — возразила Минадзуки. — Потолок высокий, люстра очень интересная… и стол. Знаешь, я не ожидала увидеть у тебя обеденный стол.

— Как видишь. — неловко пробормотал я, глядя на злочастный светильник в форме трёх наполовину раскрытых лепестков. Люстра разбрасывала по краям комнаты замысловатые кружева теней. — Я ничего не менял.

— Даже стол? — прищурилась Минадзуки.

— Ну, кроме стола.


Это было ужасно неловко.


Я ничего не смог возразить Минадзуки. Был я обузой или не был, но она была права. Я был слишком глубоко впутан в это дело, чтобы просто развернуться и умыть руки. Оставался только один способ. Найти убийцу. И ликвидировать его.


Минадзуки не стала говорить, что останется со мной. Это было понятно и без слов.


Из-за чего мне и было неловко.


— И рояль… — восхищённо протянула Минадзуки, обходя стол; она подошла к злочастному инструменту, смахнула пыль с крышки, и запоздало обернулась ко мне: — Можно?

— Конечно. — сказал я, подходя к ней. Минадзуки приподняла крышку и откинула её, открывая ряды чёрно-белых клавиш. Она нажала на одну из них: рояль издал нерешительный звук, будто пробуждаясь от глубокого сна.


— Ты играешь? — спросила Минадзуки, оборачиваясь ко мне. Я опустил глаза, глядя на клавиатуру. Пальцы помимо воли легли на неё.

— Играл когда-то. — проговорил я. — Мне не очень нравилось.

— Тогда почему?

— Любой приличный мальчик должен уметь играть на рояле. — двинул плечом я. — Не знаю.

— Нет. Зачем держать его дома?


Я не ответил. Пальцы надавили на клавиши, и рояль зазвучал — раскатисто и неловко, заглушив дробное стаккато дождевых капель.


Минадзуки заворожено глядела на меня, а я играл — мелодию, разученную когда-то давно, в другое время, целую вечность назад. Музыка лилась из-под клавиш, чуждая и непривычная, неловкая и неоконченная.


И вдруг оборвалась.


— Не знаю. — тихо сказал я и отвернулся. Я действительно не знал.


За все эти годы я ни разу не играл на рояле.


Пальцы Минадзуки сжали мою похолодевшую ладонь. Она подошла совершенно неслышно; ноги в чёрных чулках мягко ступали по ковру. Рука легла на моё бесчувственное плечо. Золотые глаза нежно и чарующе смотрели на меня.


Я подался вперед, и её губы встретились с моими. Дрожь пробежала по всему телу, и она прижала меня к себе, крепче, чтобы никогда не отпускать, и во всей вселенной не существовало ничего, кроме её губ.


— Милостливые боги, Мицуру, — прошептала Валерия, — ты выглядишь кошмарно.

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика

Отборные классические книги

Классика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Библиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории

Любовные романы

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги