Странник

Глава 6. Врач

На трёх вокзалах174 Сергей Петрович вышел из метро. Как ни странно, выход в сторону Ярославского175 и Ленинградского вокзалов уже существовал. Поднявшись по привычной лестнице и пройдя по коридору, он обнаружил, что на поверхность ведёт не эскалатор, памятный ещё с юности, а обычная лестница. Зато наземный павильон располагался на привычном месте между двумя вокзалами. Правда, он был меньше и другой формы. Эскалатора в сторону станции кольцевой линии, естественно, не было, как и самой кольцевой линии.

Пройдя между вокзалами, Сергей Петрович отыскал табло с расписанием и выяснил, что нужная ему электричка отправляется через 5 минут с 3-го пути. Он прошёл на нужную платформу и сел в вагон в середине состава. Электричка, как и в 70-е годы, отправилась с опозданием в 2-3 минуты и, минут через 15-20, доехала до платформы Маленковская. Там он вышел и, оглядевшись по сторонам и найдя уже знакомую дорогу, пошёл в сторону госпиталя. Ещё минут через 10-15 он стоял перед воротами, ведущими на его территорию. В отличие от прошлого раза, ворота охранял часовой с винтовкой. Шпала и чаша со змеёй176 на петлицах Сергея Петровича, видимо, были расценены как заменитель пропуска и его пропустили без вопросов. Зато вопрос был у Сергея Петровича:

– А где здесь канцелярия?

Часовой объяснил, как пройти к двухэтажному деревянному зданию штаба. Вход в здание не охранялся. На первом этаже Сергей Петрович обнаружил двери с табличками: «Начальник госпиталя», «Главная медицинская сестра» «Особый отдел» и «Бухгалтерия», а в дальнем конце коридора просматривался выход на лестницу. Сергей Петрович, которого не проинструктировали, к кому надо обращаться, решил начать с начальника, всё равно с ним придётся сегодня общаться. Сняв фуражку, чтобы не козырять, он постучал в нужную дверь. Изнутри раздалось:

– Входите!

Сергей Петрович открыл дверь и, не переступая порога, сказал:

– Военврач третьего ранга Рябов. Меня прислали в этот госпиталь, только я не знаю, мне, сначала, надо к Вам, в отдел кадров или в канцелярию.

– Ко мне, естественно. Заходите. Давайте Ваши документы.

Сергей Петрович вошёл в довольно просторный, на 3 окна, кабинет, возможно, когда-то это была столовая загородной дачи какого-нибудь московского купца или промышленника. В кабинете стоял длинный стол для совещаний, к его торцу, образуя букву Т, был придвинут большой письменный стол. Вдоль длинного стола и глухой стены напротив окон стояло десятка три стульев. За письменным столом сидел слегка полноватый бритоголовый мужчина с двумя шпалами в петлицах. Сергей Петрович подошёл к нему и протянул предписание. Потом покопался в рюкзаке и отдал пакет с личным делом. Мельком взглянув на предписание, мужчина вскрыл ножницами пакет, вынул тоненькую папочку с личным делом и открыл первую страницу.

– Да Вы садитесь, Сергей Петрович. Что это Вас с таким стажем и на должность младшего врача?

– Если честно, то я не знаю, что там в этом личном деле написали, скорее всего, девяносто процентов высосано из пальца. Вот Вам ещё пакет, ознакомьтесь пожалуйста.

Сергей Петрович отдал мужчине, по всей видимости начальнику госпиталя, пакет с приказом и сел на один из стульев около длинного стола. Вскрыв второй пакет и вынув из него приказ на бланке НКВД, мужчина удивлённо взглянул на Сергея Петровича и углубился в чтение приказа. Потом спросил:

– И как это понимать?

– А так и понимать. Всё что я могу Вам сообщить, это то, что я окончил медицинский университет не в этой стране и по специальности почти не работал. И, наверно, будет лучше, что бы я не рассказывал это всем и каждому, а чтобы Вы как-то проинформировали других врачей и, возможно, старших сестёр. А также довели до их сведения, что если кто-то будет пытаться прямо или косвенно что-то выведать о моём прошлом, то я буду обязан об этом доложить.

– Просто и доходчиво. Но особисту-то я не указ.

– А для него у меня тоже есть пакет.

– Хорошо. Отнесите эти бумаги, – он отдал Сергею Петровичу папку с личным делом, вложив в него и листок Предписания, – в отдел кадров на втором этаже этого здания и скажите им, чтобы оформили Вас младшим врачом второго хирургического отделения. И что бы подготовили документы о переводе товарища Белояровой на должность старшего врача. Да, забыл представиться. Начальник этого госпиталя военврач второго ранга Олег Николаевич Сухарченко. И Вы тут не удивляйтесь, на днях эти товарищи, – он показал на оставшийся лежать на столе приказ, – арестовали чуть не весь персонал госпиталя, работать некому. Я сам здесь менее суток.

– Да, я в курсе масштабов происходивших здесь хищений социалистической собственности.

Начальник госпиталя ошалело посмотрел на него, потом подобрал отвисшую челюсть и, с явным усилием, удержался от вопроса.

– Хорошо, можете идти. Когда оформитесь и займёте койку в казарме, зайдите ещё.

Сергей Петрович вышел из кабинета, плотно прикрыв за собой дверь, и поднялся на 2-й этаж. Тут были двери с табличками: «Отдел кадров», «Отдел снабжения», «Канцелярия», «Начальник АХЧ177» и ещё 2 двери без табличек. В отделе кадров сидели 2 женщины в штатском, одна лет сорока, вторая совсем молоденькая. Сергей Петрович отдал свои документы старшей из них.

– Товарищ Сухарченко приказал оформить меня на должность младшего врача второго хирургического отделения. И подготовить документы о переводе товарища Беловой на должность старшего врача.

– Может, Белояровой?

– Да, наверно, Белояровой.

Женщина взяла пакет, вынула из него документы, быстро их просмотрела и передала младшей.

– Пиши приказ о зачислении.

А сама стала что-то писать на листочках бумаги формата А6. Закончив с этим, она протянула 2 листа Сергею Петровичу.

– Этот отдадите на кухне, а это номер Вашей комнаты в казарме. Врачам положены отдельные комнаты, но у нас очень мало помещений для начсостава, будете жить с ещё одним врачом. Когда его пришлют.

Она покопалась в ящике стола и протянула Сергею Петровичу ключ с привязанной к нему бинтом биркой.

– Это ключ от комнаты. У Вас есть фотография?

– Да.

Сергей Петрович достал из кармана и отдал ей оставшиеся фотографии.

– Отлично! Ваши документы будут готовы через полчаса.

– Хорошо. И не забудьте про пистолет и ночной пропуск.

– Пистолет?

– Да. Вот разрешение.

Женщина взяла разрешение, внимательно его прочитала, что-то переписала на бумажку и вернула Сергею Петрович.

– Пусть, пока, побудет у Вас.

Сергей Петрович положил ключ в карман галифе, в котором уже лежал ключ от квартиры, убрал разрешение и бумажку для кухни в карман гимнастёрки и пошёл разыскивать казарму. Оказалось, что она располагается в одноэтажном здании барачного типа. В комнате площадью 10-12 квадратных метров стояли 2 застеленные койки (Сергей Петрович проверил – у обеих коек панцирные сетки были основательно продавлены), 2 тумбочки, двухстворчатый платяной шкаф, однотумбовый письменный стол и 2 стула. Достав из рюкзака оставшийся пакет, Сергей Петрович оставил рюкзак на столе и пошёл искать кухню.

На выходе из казармы ему встретился невысокий худой человек с двумя кубиками на краповых петлицах.

– Молодой человек, не подскажете, где здесь кухня?

– Я не молодой человек, а сержант госбезопасности. И ты, штатская крыса, должен обращаться ко мне так, как положено!

– А я и обращаюсь так, как положено. Кстати, после кухни я зайду к тебе в кабинет и мы выясним, кому, что, куда и как положено.

Сергей Петрович молча развернулся и пошёл искать, у кого бы ещё узнать про кухню, а госпитальный особист ошалело уставился ему в спину.

Как оказалось, кухня находилась в соседнем бараке. Повар, пожилой мужчина в хирургическом халате, из-под которого выглядывал ворот гимнастёрки с перекрещёнными винтовками на петлицах, взяв записку из отдела кадров, сразу предложил Сергею Петровичу пообедать. Тот не стал отказываться и прошёл в указанную комнату, где уже обедали 5 или 6 человек в белых халатах. Все с интересом посмотрели на него, но вопросов задавать не стали. На обед подали тарелку густого перлового супа, порцию тушёной картошки с мясом и стакан компота из свежих яблок, тарелка с нарезанным хлебом, накрытая салфеткой, стояла на столе. Всё было вкусным и сытным. Закончив есть (за это время сотрапезники полностью сменились, в основном это были женщины, видимо, медицинские сёстры) Сергей Петрович вернулся в штабной корпус, но пошёл не к начальнику госпиталя, а без стука открыл дверь с табличкой «Особый отдел».

Давешний сержант госбезопасности сидел за письменным столом лицом к двери и спиной к окну, так, что его лицо было в тени.

– Садись.

В комнате был только один свободный стул, он стоял напротив стола метрах в полутора от него, как в допросной, в которой Сергей Петрович побывал пару месяцев назад. Больше в кабинете сесть было некуда. Сергею Петровичу такая диспозиция не понравилась, он взял стул, к счастью, не привинченный к полу, поставил его вплотную к боковой стороне стола и сел на него левым боком к особисту. Тот удивлённо посмотрел на него, но ничего не сказал.

Перед начальником особого отдела лежала тоненькая папочка, очень похожая на ту, которую Сергей Петрович отдал в отдел кадров.

– Фамилия, имя, отчество.

– Рябов Сергей Петрович.

– Дата и место рождения.

– Насколько я понимаю, перед тобой лежит моё личное дело. Всё, что надо, там написано.

Особист слегка опешил, но быстро взял себя в руки и с нажимом произнёс.

– Дата! И! Место! Рождения!

– А ты в курсе, что не имеешь права задавать мне подобные вопросы?

Особист аж зашипел:

– Кто ты такой, чтобы мне что-то указывать?

Сергей Петрович молча достал левой рукой из правого кармана гимнастёрки удостоверение, раскрыл его и показал особисту. Тот побледнел, вскочил и попытался что-то сказать, но вместо слов раздался какой-то сип.

– Сидеть!

Особист плюхнулся на стул. Сергей Петрович убрал удостоверение в карман и застегнул пуговицу.

– Если об этом удостоверении кто-то узнает, ты пойдёшь в штрафбат. А бойцом или командиром – не мне решать. Теперь по поводу вопросов. Это тебе.

Сергей Петрович протянул особисту пакет, который держал в правой руке. Тот вскрыл пакет, вынул приказ на бланке НКВД, прочитал его и ошалело уставился на Сергея Петровича.

– И что мне с ним делать?

– Вот там, в сейфе, лежат папочки с делами на всех сотрудников госпиталя. Положи эту бумагу в мою папочку. А потом складывай туда же доносы, которые будут на меня писать. Но только приказ должен быть всегда сверху. Чтобы любой проверяющий увидел его сразу.

– Есть положить в папочку.

– А теперь слушай внимательно. Твоя задача не мешать людям работать, а помогать. Если я ещё услышу, что ты мотаешь людям нервы пустопорожними допросами, я доложу об этом моему начальству. Если я узнаю, что ты, без достаточных оснований, пытаешься обвинить в предательстве кого-нибудь из раненых, проливших кровь за Родину, я пристрелю тебя собственноручно. А потом объясню МОЕМУ начальству, почему я это сделал.

Особист покосился на кобуру на поясе Сергея Петровича, снова побледнел и растерянно спросил:

– А что же мне здесь делать?

– Во-первых, гасить конфликты в коллективе. Это твоя работа, а не начальника госпиталя. А во-вторых, спускать на тормозах доносы, которые будут писать как сотрудники госпиталя, так и лечащиеся в нём раненые.

Особист слегка воодушевился:

– А как же их рассматривать без допросов?

– А ты начни с допроса доносчика. Или сразу устрой ему очную ставку с тем, на кого он этот донос написал. Не сомневаюсь, это будет забавное зрелище.

– Но не все же сообщения подписывают!

Сергей Петрович усмехнулся:

– А анонимки я бы вывешивал на доске объявлений с просьбой, чтобы те, кто что-то об этом знает, зашли к тебе и поделились информацией. Это я так сказал, правильную формулировку сам придумаешь.

– Есть придумать. А с этим что делать?

Особист приподнял папочку и достал из-под неё исписанный лист бумаги.

– Что это?

– Информация, что Вы принуждаете медсестру первого хирургического отделения Есину к сожительству. Без подписи.

– Ухты, уже успели, – восхитился Сергей Петрович.

– С этим просто, положи в папочку и забудь. Но вывешивать подобную грязь на всеобщее обозрение…

Сергей Петрович задумался.

– Я думаю, что пока нет жалобы пострадавшей стороны, подобную постельную чушь можно списывать как не подтвердившуюся. А если будет жалоба… Что там по УК положено за изнасилование? Вот и всё. Ладно, честь имею.

Сергей Петрович поднялся, козырнул и пошёл в соседний кабинет.

– Разрешите?

– Заходите, присаживайтесь. Что-то Вы долго.

– Да так, то да сё. На кухню попал как раз к обеду, потом с особистом пообщался. Кстати, этот кашевар неплохо готовит, не хотите взять его в штат?

– Представление на повара уже отправили в штаб. А что с особистом?

– Молодой и прыткий. Но думаю, сработаемся. Главное, поставить перед ним правильную задачу.

– И как Вам это удалось?

Сергей Петрович пожал плечами.

– Я не знаю, что написано в той бумаге, которую я ему передал.

– Ладно, будем считать, что с этим разобрались. Теперь о Вас. Я не могу задавать Вам вопросы о прошлом, но мне нужно понимать, чего ожидать от Вас в будущем.

– В смысле?

– В смысле, что Вы сможете делать у нас как врач.

– Я не знаю, какой здесь контингент пациентов, думаю, что в основном это гнойные раны. Я уверен, что смогу их перевязывать, вскрывать затёки и накладывать вторичные швы. Возможно, по поводу швов придётся, по началу, с кем-то советоваться. Могу ассистировать на полостных операциях и ампутациях. Если повезут свежие раны, наверно, смогу делать первичную хирургическую обработку. Но это я знаю чисто теоретически, так что помощь кого-то более опытного не помешает, по крайней мере на первых порах. Вот с чем точно не справлюсь, так это с сортировкой.

– Свежие раны? Откуда в Москве свежие раны?

– Когда фронт приблизится к Москве, Московская госпитальная база может стать передовым этапом специализированной медицинской помощи. Кроме того, немцы бомбят и будут бомбить железнодорожные станции. А их в Москве и вокруг неё много. Если накроют воинский эшелон, раненых повезут во все ближние госпитали. Кстати, у нас совсем рядом Москва-третья, чуть дальше Москва-Рижская, Москва-Ярославская и Лосиноостровская.

Сухарченко как-то потускнел и осунулся.

– Господи, опять этот кошмар178. Ладно, идите.

Сергей Петрович вышел из кабинета и зашёл в отдел кадров.

– Я не рано?

– Нет, что Вы, всё готово. Вот распишитесь в получении.

Старшая кадровичка показала Сергею Петровичу где надо расписаться в журнале и, после того, как он это сделал, выдала ему красную книжечку удостоверения.

– А ночной пропуск?

– А зачем он Вам, Вы же будете на казарменном положении.

– А Вы тоже на казарменном?

– Нет, зачем мне, я живу рядом.

– И я живу недалеко. Судя по анонимке, которую Вы накатали, Вам это прекрасно известно.

– Какой анонимке? Ничего я такого не писала.

– Ой, только не строй из себя оскорблённую невинность. Никто, кроме вас двоих, не мог знать, что мы с медсестрой Есиной живём в одной коммуналке. И что-то мне подсказывает, что твоя помощница ничего не могла написать без твоего разрешения. Так что пиши пропуск. И на будущее. Если я узнаю, что ты ещё на кого-то настрочила анонимку, я доложу куда следует, что ты знала о том, что раненых защитников Родины морят голодом, но не сообщала об этом. А теперь пытаешься дезорганизовать работу госпиталя путём создания в коллективе внутренних конфликтов. И, тем самым, понизить обороноспособность страны.

Кадровика сначала побледнела, потом пошла пятнами, молча достала из сейфа бланк, заполнила его и посмотрела на Сергея Петровича.

– Надо подписать у начальника госпиталя и поставить печать в канцелярии.

– Давайте я сам у него подпишу.

Сергей Петрович взял бланк и пошёл обратно в кабинет Сухарченко.

– Олег Николаевич, разрешите?

– Я думал, Вы давно в отделении. Что-то не так?

– Да нет, всё в порядке. Я утрясал формальности с отделом кадров. Вот, подпишите, пожалуйста, ночной пропуск.

– А зачем он Вам?

– У меня здесь недалеко есть жильё, а вот уверенности, что я буду успевать туда дойти до комендантского часа нет.

– Вообще-то Вы должны жить в казарме.

– А это где-то написано?

– Не знаю, наверное, нет. Но Вы же сами говорили, что может быть внезапное поступление раненых.

– В квартире есть телефон, если будет надо, я дойду за полчаса. И я знаю, что многие старые сотрудники госпиталя живут на своих довоенных квартирах.

– Ну хорошо, давайте Ваш пропуск.

Сухарченко подписал пропуск и, отдавая его Сергею Петровичу, спросил:

– Какой номер телефона? – и придвинул к себе лист бумаги.

Сергей Петрович продиктовал.

– Мне этот номер кому ещё сообщить?

– Я это обдумаю, но сейчас есть дела поважнее. Пока оставьте в приёмно-эвакуационном отделении. Ну и в своём, естественно.

Начальник госпиталя что-то записал на лежащем перед ним наполовину исписанном листе и добавил:

– Можете идти.

Сергей Петрович вышел из кабинета, поднялся на второй этаж, в канцелярии поставил печать на пропуск и убрал его в левый карман гимнастёрки, где уже лежало новое удостоверение. И вышел на улицу. Осмотревшись по сторонам, он увидел стоящую в стороне лавочку, сел на неё и достал удостоверение. Оно представляло из себя красную книжечку, по форме похожую на более привычный ему Военный билет. На обложке было написано:

“НКО СССР

УДОСТВЕРЕНИЕ

личности начсостава

РККА”

На первом развороте слева была приклеена его фотография, ниже было напечатано: “Нач. госпиталя”, стояла неразборчивая подпись, ниже также неразборчиво расшифрованная, и поверх всего этого была оттиснута гербовая печать. Справа-сверху было напечатано: “Удостоверение личности” и, в следующей строке: “№”. Трёхзначный номер и, ниже, “Рябов Сергей Петрович”, были вписаны от руки. Ещё ниже шёл типографский текст: “1. Состоит на действительной военной службе в” и вписано от руки “Эвакогоспиталь 2901 ВЦСПС”.

На втором развороте слева вверху было напечатано:

“2. Служебное положение”

Ниже была таблица с графами: “Наименование штатн. должности и последующие перемены”, “Число и мес.”, “Год и № приказа”. В соответствующие графы от руки было вписано: «Мл. врач 2 х.о.», «15 авг.», «1941» и трёхзначный номер приказа.

Еще ниже было напечатано:

“3. Воинское звание” и вписано от руки: “Военврач третьего ранга”.

Далее шёл печатный текст:

“ Награды и особые права, присвоенные владельцу данного удостоверения:”

На правой стороне было напечатано:

“5. Родился” и вписано: “1875 г. 26 января”

“6. Какой местности уроженец” – “гор. Москва”

“7. Холост или женат” – “холост”

“8. Состоящее на руках и разрешённое к ношению холодное и огнестрельное оружие, а также почётнее революционное оружие.”

И, ниже, таблица. Столбцы были озаглавлены: “Род оружия” “№” “Система” “Кем и когда выдано” “Когда и кому сдано”, а строки: “Холодное” и “Огнестрельное”. Во вторую строчку был вписан пистолет ТТ, который выдал “Штаб Мос.г/базы”. Поверх таблицы была поставлена гербовая печать.

На третьем развороте слева было напечатано:

“9. Подпись владельца”, здесь Сергей Петрович уже расписался.

Ниже стояла вписанная от руки дата: “15 августа 1941 г.», ещё ниже типографская строчка:

“Начальник отдела кадров”, под которой стояла неразборчивая подпись с такой же неразборчивой расшифровкой и была оттиснута гербовая печать. Ниже было напечатано: “гор.” и вписано: “Москва”.

А справа был отпечатан текст:

“Правила, действующие в отношении удостоверения личности лиц начальствующего состава

1. Каждое лицо начальствующего состава обязано постоянно иметь при себе и пред’являть179 таковое в необходимых случаях как документ, удостоверяющий личность.

2. Удостоверение личности выдаётся военнослужащему отдельной частью (учреждением) за подписью её командира (начальника) и действительно на всё время состояния военнослужащего в списках части (учреждения), указанной в удостоверение.

3. Выданное военнослужащему удостоверение личности может быть у него отобрано лишь по распоряжению соответствующего военного начальника в случаях: замены удостоверения новым и при исключении военнослужащего из списков части (учреждения).»

Текст продолжался на левой стороне следующего разворота:

«4. В случае утери удостоверение заменяется новым с соблюдением установленного порядка.

5. За передачу удостоверения личности виновный привлекается к ответственности.»

Справа сверху было напечатано: «ОТМЕТКА О ПРИПИСКЕ»180, и больше ничего. Эта же надпись повторялась на обеих страницах последнего разворота.

Убрав удостоверение в карман, Сергей Петрович пошёл искать своё отделение. Оказалось, что оно располагалось на втором этаже главного корпуса. Зайдя в отделение, он сразу увидел дверь с табличкой «Ординаторская» и, постучав, зашёл в неё.

В комнате стояло 3 письменных стола, несколько стульев, книжный шкаф и, в углу, кадка с фикусом. За одним из столов сидела молодая женщина с усталым лицом. На ней был белый (когда-то белый) хирургический халат с завязками сзади, а на столе перед ней высилось несколько стопок историй болезни. То, что это именно истории болезни, было ясно с первого взгляда – внешний вид титульного листа за 80 лет совсем не изменился.

– Добрый день! Скажите, а где я могу найти доктора Бело… Белоярову?

– А Вы кто?

– Военврач третьего ранга Рябов. Назначен в это отделе…

– Ох, наконец-то. А то я здесь одна, а больных много. Вас назначили начальником или старшим врачом?

– Нет, младшим врачом. А вот Вас собираются повысить и назначить старшим врачом.

– Как же так, Вы же старше и опытнее…

– Старше – это точно. А вот опытнее… Вы когда институт закончили?

– Два года назад.

– А врачебный стаж?

– Два года… почти. Я участковым терапевтом работала, в поликлинике. А как призвали, направили сюда и назначили в хирурги.

– Ну вот. А я закончил университет больше сорока лет назад. Но медицинский стаж у меня менее года. Так кто из нас опытнее?

Белоярова непонимающе уставилась на Сергея Петровича.

– Как же так?

– А вот так. И вопросов об этом задавать нельзя.

– Почему нельзя?..

– Запрещено приказом наркома внутренних дел Лаврентия Павловича Берия.

Белоярова пару раз открыла и закрыла рот, ей явно хотелось что-то спросить, но она не осмелилась. Сергей Петрович решил, что надо менять тему.

– Меня зовут Сергей Петрович. А Вас?

– Света.

– Света Вы для Ваших однокурсников и домашних. А здесь все должны обращаться к Вам по имени и отчеству.

– Нет-нет, они же все старше меня.

– Так, тяжёлый случай. И всё-таки, как Ваше отчество?

– Павловна.

Сергей Петрович выглянул в коридор и попросил проходящего мимо раненого с костылём передать старшей сестре, что доктор Белоярова просит её зайти в ординаторскую. А сам сел за свободный стол.

– Отделение большое?

– Шестьдесят коек. В палатах все не помещаются, пять коек стоят в коридоре. Сейчас занято пятьдесят коек. В основном ранения в конечности, но есть семь человек с полостными ранениями, их всех оперировали до нас. С животами, вроде, всё хорошо, а вот один с ранением в грудь, я не знаю, что с ним делать.

– А в чём проблема?

В этот момент в дверь заглянула женщина лет 30-35 в белом халате на пуговицах и косынке.

– Света, звала?

Сергей Петрович не дал той ответить:

– Зайдите и закройте дверь! Вы всегда врываетесь к начальству без стука?

– Так арестовали наше начальство.

Женщина повернулась к Сергею Петровичу и продолжила:

– Извините, я не знала, что нам уже назначили нового начальника.

– Назначили или нет, не важно. В отсутствие начальника отделения его обязанности, автоматически, выполняет старший врач, а если и его нет, то младший врач. Вас этому не учили?

Женщина смутилась.

– Учили.

– Значит плохо учили. Или здесь распустили. И на будущее. Ещё услышу от Вас или от кого-то ещё из сестёр или санитарок неуважительное обращение к доктору Белояровой… В общем, я предупредил. Кстати, я назначен сюда младшим врачом, фамилия Рябов, зовут Сергеем Петровичем. А Вы старшая сестра?

– Да.

– И как к Вам обращаться?

– Валя.

Смутившись под взглядом Сергея Петровича, она поправилась:

– Военфельдшер Скворцова Валентина Ивановна.

– Валентина Ивановна, пожалуйста, предупредите сестру-хозяйку, что я подойду за халатом. И если у Светланы Павловны нет к Вам вопросов, можете быть свободны.

Старшая сестра оглянулась на Светлану Павловну (та махнула рукой) и вышла.

– Ну зачем Вы так сурово?

– Затем, что не надо опускать авторитет врача ниже плинтуса. Это во-первых. А во-вторых, бывшее местное начальство не только воровало по-чёрному, но ещё и персонал распустило. И дело даже не в том, что здесь армия, хотя в армии понятие субординации не пустой звук. Дело в том, что если сёстры будут сомневаться в назначениях врача, то это до добра не доведёт. Так что там у Вас с торакальным ранением?

Минут пять они обсуждали особенности ведения больных с проникающими ранениями грудной клетки и повреждениями лёгкого и договорились завтра вместе посмотреть пациента на перевязке. После этого Светлана Павловна сказала, что сегодня она уже всех больных перевязала и назначения сделала, осталось только записать в истории болезни, так что Сергей Петрович может пройтись по отделению, посмотреть, что где расположено, получить халат и идти домой. А завтра к 8:00 ему надо быть на месте, к этому времени она решит, как разделить больных и время в перевязочной.

– Хорошо. Мне выделили место в казарме, я его оставлю за собой, на случай каких-то особых обстоятельств, но жить буду в городе. У меня комната в коммуналке в тридцати минутах пешего хода отсюда. Есть телефон. Мне куда записать его номер?

– Даже не знаю, у нас телефона нет. Ну запишите на бумажке, – и протянула Сергею Петровичу косо оторванный кусок тетрадного листа в клеточку.

Сергей Петрович взял бумажку, аккуратно перегнув, оторвал лишнее, придав ему прямоугольную форму. Потом взял лежащую на столе ручку, обманул в стоящую там же чернильницу и написал на бумаге свои фамилию, имя, отчество и номер телефона. Отдав бумажку Светлане Павловне и получив от неё разрешение, он вышел из ординаторской и, неспеша, прошёлся по коридору отделения. На дверях были таблички с номерами палат и названиями служебных помещений: «Старшая сестра», «Перевязочная», «Процедурная», «Сестринская», «Туалет», «Моечная» и, в самом конце, «Сестра-хозяйка». Постучав в эту дверь, Сергей Петрович зашёл и представился сидящей там пожилой женщине в белоснежном накрахмаленном халате на пуговицах:

– Доктор Рябов. Назначен сюда младшим врачом. Вас предупредили, что я зайду за халатом?

– Да, я приготовила.

И подала Сергею Петровичу свёрнутый халат. Сергей Петрович его тут же развернул. Это был старый слегка сероватый хирургический халат с завязками сзади и большой дыркой спереди пониже пояса.

– И как это понимать?

Сестра-хозяйка смутилась:

– Ой, извините, я не проверила.

Она взяла со стеллажа другой халат, развернула его и показала Сергею Петровичу, что он целый. Но это тоже был хирургический халат и крахмальной чистотой он не блистал.

– А на пуговицах у Вас нет?

– Нет, после начала войны выдают только такие.

– Ну ладно, давайте.

Сергей Петрович взял халат, перекинул его через руку и пошёл к двери. Но потом вернулся.

– Будьте добры, объясните мне, пожалуйста, почему Светлана Павловна ходит в грязном халате?

– Какая Светлана Павловна?..

– Доктор Белоярова!

– Не знаю. Она ко мне не обращалась.

– Вообще-то, её дело – лечить людей, а следить за её халатом – это Ваша обязанность. И за бельём раненых – тоже Ваша. Учтите, завтра я буду делать обход своих палат и если увижу какое-то непотребство, тут же напишу рапорт о неполном служебном соответствии. Да, и передайте санитаркам, места общего пользования я тоже проверю. До свидания.

Спустившись на первый этаж Сергей Петрович обнаружил особиста, вывешивающего на доску объявлений листок и подошёл поинтересоваться, что это такое. Оказалось, что это анонимный донос, в котором сообщалось, что медсестра Есина, прибывшая в Москву с оккупированной немцами территории, является немецкой шпионкой.

– Ещё накатала. Надо же, неймётся ей. Ведь предупредил…

– Нет, это ещё вчерашняя. А Вы знаете, кто автор?

– Догадываюсь. Возьмите это с собой и пойдёмте в Ваш кабинет.

Особист снял бумажку, они прошли в его кабинет и Сергей Петрович показал на стоящий на столе телефон:

– Это городской?

– Да.

– Можно позвонить?

– Конечно.

Сергей Петрович снял трубку и, дождавшись гудка, набрал номер.

– … Восемьсот семьдесят два, пожалуйста. … Люся? Это Рябов. Добрый день. А Виктор Фролович на месте? … Надолго? … Я подожду.

И, после минутной паузы:

– Здравия желаю! Это Рябов. У меня есть два вопроса, которые хотелось бы обсудить не по телефону. … В госпитале. … Хорошо, жду. … Начальник Особого отдел меня найдёт. … Так точно!

Повесив трубку, Сергей Петрович сел на стул для посетителей, всё ещё стоявший около стола, и кивнул особисту:

– Не стойте столбом, это Ваш кабинет. Кстати, как к Вам обращаться?

– Сержант госбезопасности Кролик!

– Ну вот, товарищ Кролик. Я думаю, что эти анонимки пишет начальница отдела кадров. Вы допрашивали сотрудников, там какой-нибудь связи с арестованными не прослеживается?

– Похоже, она была любовницей бывшего начальника госпиталя.

– Вы об этом уже доложили?

Кролик смутился:

– Об этом сообщил только один человек, а перепроверить я не успел.

Сергей Петрович подумал: «Или не захотел», а вслух сказал:

– Старший лейтенант госбезопасности Крымов приедет в течение часа. Я пойду переоденусь и подожду его в сквере.

Вернувшись в казарму, Сергей Петрович снял гимнастёрку, достал из рюкзака и одел нижнюю рубаху и наплечную кобуру, подпоясался ремнём с кобурой и поверх всего одел хирургический халат. Немного повозившись, он завязал тесёмки на рукавах (слава Богу, этот непростой навык освоил ещё в институте), пояс и верхнюю завязку на спине, до остальных без посторонней помощи было не добраться. Задумчиво посмотрев на гимнастёрку, он переложил документы в карман галифе, а саму гимнастёрку убрал в шкаф. Заперев комнату, Сергей Петрович вернулся к воротам, нашёл свободную лавочку, стоявшую не на виду, но с которой просматривался вход на территорию, сел на неё и приготовился к долгому ожиданию. Как ни странно, Крымов появился меньше чем через 20 минут. Заметив его, Сергей Петрович встал и пошёл навстречу.

– Здравия желаю, товарищ Крымов.

– И Вам не болеть. Что случилось?

– В общем-то ничего серьёзного, но надо бы быстро принять меры. Пойдёмте в кабинет особиста, там можно будет поговорить.

– А здесь Вам чем не нравится?

– Можно и здесь. Но здесь раненые гуляют.

Крымов осмотрелся по сторонам. Действительно, по дорожкам прогуливалось несколько человек и ещё больше сидело на лавочках. Часть из них были в линялых больничных пижамах коричневого цвета, но большинство – в форме, но не в сапогах, а в тапочках.

– Хорошо, пойдёмте в кабинет.

Сергей Петрович показал куда идти. Около штабного здания им навстречу попался прихрамывающий Сухарченко. Он внимательно посмотрел на Крымова и сопровождающего его Рябова, козырнул, но ничего не сказал. В кабинете особиста Крымов представился, выслушал рапорт Кролика и попросил его немного погулять, но далеко не уходить. Сержант тут же выскочил за дверь. Сев на его стул, Крымов сказал:

– Садитесь и рассказывайте.

– Во-первых, кто-то строчит анонимки на товарища Есину. Можете взять их у товарища Кролика, почитать. Я думаю, что это начальник отдела кадров, не знаю её фамилии. Вряд ли кто-то ещё, кроме неё, располагает нужной информацией. Кстати, по непроверенным сведениям, она была любовницей бывшего начальника госпиталя.

– А зачем ей?

– Госпитальные думают, что это Серафима настучала про плохое питание. И не все этим довольны.

– Да? Не знаете, это городской? – Крымов показал на стоящий на столе телефон.

– Городской.

Крымов снял трубку, набрал пятизначный номер, назвал трёхзначный и, после соединения, сказал:

– Товарищ Червоноштан? … Это Крымов. Я сейчас в госпитале. У Вас ничего нет на начальника отдела кадров, не знаю её фамилию? … Ах даже так. Можете прислать его мне вместе с конвойной группой. … Отлично, я буду в кабинете начальника Особого отдела. … Могу и его, не проблема. Хотя нет, рабочий день кончается, а я здесь один. Ладно, присылайте, попробую что-нибудь придумать.

Повесив трубку, он встал и выглянул за дверь.

– Товарищ Кролик, проверьте, пожалуйста, начальник отдела кадров ещё на месте или уже ушла. Если на месте, проследите, чтобы не исчезала, она мне понадобится.

Закрыв дверь, он повернулся к Сергею Петровичу:

– А второй вопрос?

– Здесь все старые сотрудники ходят в халатах с пуговицами, а новым выдают вот такие.

– И в чём проблема?

– А как из-под него вытащить пистолет?

Задрав подол халата, Сергей Петрович показал, что до кобуры на поясе добраться можно, но мешает поясок халата.

– Из этой можно, но придётся повозиться.

Потом оконтурил кобуру под мышкой и сказал:

– А что бы добраться до этой придётся снимать халат.

– То есть, Вам нужен халат на пуговицах?

– Не халат, а халаты, что бы можно было стирать. И не мне, а всем врачам, чтобы я не выделялся.

– А товарищу Есиной?

– Тогда придётся и всем сёстрам, боюсь, это слишком много. Но ей проще, если кобура на ноге, то какая разница, какой халат. Лишь бы нормальной длины и не слишком узкий.

– А у нас тут ещё и санитар. Но Вы правы, если переодеть весь персонал, это привлечёт внимание. Ладно, с этим решим. А вот с Вашей проблемой не знаю, что и делать. А в кармане брюк носить не можете?

– Могу. Но, опять, же, доставать сложнее и дольше. А во-вторых, я хочу поискать вариант, чтобы одевать халат не на форму, а на что-то, что не жалко испачкать, если на перевязке обольёт кровью или ещё чем.

– Ладно, съезжу в штаб госпитальной базы, может, что-то и получится.

– Кстати, по поводу брюк. Я снял гимнастёрку и оставил её в казарме, а документы пришлось переложить в карманы галифе. Я не хочу оставлять их без присмотра. Если удастся что-то найти, чтобы ходить не в форме, там может не оказаться подходящего кармана. Нельзя ли что-то навесить на ремни наплечной кобуры, чтобы туда класть документы?

– Навесить нет, но есть другая модель, со специальными кармашками, я договорюсь о замене. Ещё вопросы есть? Если нет, то попросите товарища Кролика привести сюда начальника отдела кадров.

– До свидания.

Сергей Петрович вышел в коридор, не увидев особиста, поднялся на второй этаж и заглянул в отдел кадров. Кролик был здесь, так же как и обе кадровички.

– Товарищ сержант госбезопасности. Вас просят пройти в Ваш кабинет. Вместе с начальником отдела кадров.

– Есть пройти в кабинет. Товарищ…

Сергей Петрович не стал дожидаться конца фразы, закрыл дверь и пошёл в казарму. Там он переоделся в гимнастёрку, переложил в неё документы, халат и все три рубахи от нижнего белья оставил в шкафу, а наплечную кобуру убрал в рюкзак, и пошёл на кухню ужинать. По дороге он нашёл приёмно-эвакуационное отделение и, объяснив дежурному фельдшеру в чём дело, оставил бумажку со своим телефоном, прикрепив её на видном месте. На ужин дали макароны по-флотски и компот из свежих яблок. После ужина Сергей Петрович забрал из казармы рюкзак и пошёл домой, удивляясь, что за весь день так и не пересёкся с Серафимой.

На следующий день Сергей Петрович в половине восьмого уже входил в комнату при кухне, где кормили сотрудников госпиталя. В сравнительно небольшом помещении было битком и ему пришлось подождать несколько минут, пока не освободилось место за столом. На завтрак дали гречку с мясом и компот из свежих яблок. Пока Сергей Петрович ел, очередь ожидающих места за столом только увеличивалась, поэтому он не стал засиживаться, а быстро съев всё, что дали, освободил место и пошёл в казарму переодеться. Выходя из кухонного блока, он поздоровался со Светланой Павловной, которая, уже в чистом халате, только шла на завтрак. В этот раз он не стал одевать наплечную кобуру, тем более, что оставил её дома, но постарался не сильно затягивать пояс халата, чтобы кобура на поясном ремне была не так заметна.

Заходя в главный корпус он обратил внимание, что на доску объявлений вывешено новое объявление и подошёл его прочитать. Оказалось, что в 8:15 всех врачей госпиталя вызывают в кабинет начальника госпиталя на совещание. Поэтому быстро поднявшись в отделение и убедившись, что Белояровой там нет, он развернулся и пошёл в штаб. Зайдя в кабинет начальника Сергей Петрович осмотрелся и поздоровался со всеми и ни с кем конкретно. В кабинете было человек 6-7 в халатах. Сухарченко, в форме, сидел на своём месте, явно ожидая, пока все соберутся. Светлана Павловна тоже была здесь и сидела на стуле около стены. Рядом с ней был свободный стул. Сергей Петрович сел на него и тихо спросил:

– Не знаете, зачем собрали?

– Нет.

После Сергея Петровича зашли ещё 5 или 6 человек и сели на свободные места. Ровно в четверть девятого Сухарченко встал и сказал:

– Здравствуйте, товарищи! Сидите. Думаю, все знают, что на этой неделе командный и врачебный состав госпиталя сменился более чем на половину. Причём это ещё не закончилось. Вчера арестовали начальника отдела кадров и начальника АХЧ. Поэтому нам с вами надо познакомиться. Я назначен начальником госпиталя. Зовут меня Олег Николаевич, фамилия Сухарченко. В 1933 году я закончил Первый ММИ181. Работал в Петушинской ЦРБ182, это во Владимирской области. Сначала хирургом, потом единственным врачом, потом главным врачом. Двадцать третьего июня призван в армию и направлен на Западный фронт начмедом183 ППГ184. В начале июля, при выходе из окружения, был ранен, после выздоровления назначен сюда начальником госпиталя. Ко мне вопросы есть? … Если нет, представьтесь все сами. Поскольку заместителей у меня, пока, нет, начнём по кругу справа от меня.

Сухарченко сел. Справа от него стулья были только около стола и три ближайших к начальнику были не заняты. Тучный мужчина средних лет, сидевший на четвёртом стуле, встал и представился:

– Головнёв Игорь Германович. Окончил медицинский факультет Второго МГУ185 в 1925 году, работал дерматологом в кожвендиспансере186 в Москве. Призван в армию двадцать пятого июня, сразу назначен сюда младшим врачом четвёртого хирургического отделения.

– Вопросы к товарищу Головнёву есть? … Тогда следующий.

Все по очереди вставали, называли свои фамилию, имя и отчество, какой институт и когда кончали, кем работали на гражданке, когда были призваны, где служили. Почти все до войны работали гражданскими врачами разных специальностей. Хирургов было всего двое и оба, после ранений, были направлены в этот госпиталь 1-2 дня назад. Один – начальником 1-го хирургического отделения, второй – старшим врачом 5-го хирургического отделения. Когда очередь дошла до Сергей Петровича, он встал и сказал:

– Рябов Сергей Петрович. Медицинский институт закончил не в этой стране, по специальности почти не работал.

И сел.

Сразу несколько человек захотели узнать, какой именно институт закончил Сергей Петрович, но Сухарченко, не вставая, сказал:

– Приказом народного комиссара внутренних дел генерального комиссара государственной безопасности товарища Лаврентия Павловича Берия запрещено задавать товарищу Рябову какие-либо вопросы, связанные с его прошлым. Следующий, пожалуйста.

На несколько секунд в кабинете повисла звенящая тишина, потом встал и начал представляться худощавый молодой человек, сидевший справа от Сергея Петровича.

Когда представились все, находившиеся в кабинете, Сухарченко встал и сказал:

– Спасибо, товарищи. Как видите, штат у нас далеко не полный, но в ближайшее время его вряд ли заполнят, врачей катастрофически не хватает на фронте. Так что придётся работать за двоих-троих. Поэтому я Вас больше не задерживаю, – сел и демонстративно уткнулся в какую-то бумагу.

Присутствующие сразу поднялись и потянулись на выход. Сергей Петрович вышел из здания штаба вместе со всеми. Большинство мужчин пошли в сторону курилки, оборудованной сбоку от здания, к ним присоединились двое женщин. Остальные, в том числе и Сергей Петрович, сразу пошли к своим рабочим местам. Из них большая часть направились к главному корпусу, а двое, мужчина, представившийся врачом 4-го отделения, и женщина, место работы которой Сергей Петрович не запомнил, пошли куда-то в сторону, видимо, их отделение располагалось в другом здании.

Сергей Петрович шёл не торопясь и вскоре оказался в конце группы, идущей к главному корпусу. Когда он поднялся на второй этаж и дошёл до ординаторской, Светлана Павловна уже выходила из неё. Улыбнувшись, она сказала:

– Я сложила Ваши истории болезни на Вашем столе. Сейчас я перевяжу своих пациентов, а больного с торакальным ранением возьму последним. Кто-нибудь из сестёр Вас позовёт.

– Хорошо.

Сергей Петрович сел за стол, который уже за ним закрепили, и, для начала, пересчитал истории болезни. Их оказалось двадцать три штуки. Потом разложил на отдельные стопки в соответствии с номерами палат. Потом поискал в ящиках стола. Не найдя ничего полезного встал и посмотрел в стоящем в углу книжном шкафу. Искомое – стопка сероватой бумаги формата А4, нашлась на нижней полке. Взяв несколько листов, Сергей Петрович вернулся за стол и стал изучать истории болезни, одновременно, не надеясь на память, составляя списки больных по палатам, отдельный лист на каждую палату. Этот приём он освоил ещё в клинической ординатуре, когда запоминал больных по их болезням, но был не в состоянии запомнить их имена и фамилии. А заведующий отделением требовал их знать и, на обходе, сообщать ему. Тогда Сергей Петрович вёл всего 6 больных, а теперь у него было 23. Тут уж запросто можно перепутать не только фамилии пациентов, но и их состояние. Он не удивился, обнаружив, что больной с ранением лёгкого лежит в его палате.

Минут через 15 после того, как он закончил, в ординаторскую, постучавшись, заглянула старшая сестра.

– Сергей Петрович, Светлана Павловна просит Вас зайти в перевязочную.

– Спасибо.

Прихватив листы со списками и карандаш, он пошёл в перевязочную. Больной с торакальным ранением уже лежал на перевязочном столе. Поздоровавшись и положив бумаги на подоконник он поискал глазами. Перевязочная сестра догадалась, что ему нужно и молча показала на маленький бикс187. Открыв его, Сергей Петрович обнаружил марлевые маски. Взяв одну из них, он одел её и потёр руки, показывая, что хотел бы их помыть. Медсестра, так же молча, показала на раковину в углу. Помыв руки (мыло было только хозяйственное) и вытерев их висящим тут же полотенцем, Сергей Петрович обнаружил, что медсестра предлагает ему резиновые перчатки. Одев их он подошёл к больному. Медсестра сняла повязку и начала вынимать марлевые тампоны из глубокой раны на боку пациента между нижними рёбрами. Когда она закончила, Сергей Петрович вопросительно посмотрел на Светлану Павловну.

– Вот, очень глубокая рана, я не знаю, что с ней делать. Может, зашить?

Сергей Петрович попросил у сестры корнцанг188 и стал им зондировать рану. Она оказалась очень глубокой, длины инструмента не хватало, чтобы достать до её конца.

– Это у него такая торакостома189. Если зашить, то будет скопление гноя. Можно, конечно, поставить дренаж и наладить постоянную аспирацию, но я не уверен, что получится. Нужен водоструйный насос190, минимум 2 банки Боброва191 и соединительные трубки. Ещё и насос надо куда-то присоединить… Если всё это есть, то можно попробовать.

Сергей Петрович посмотрел на сестру, та помотала головой.

– А раз нет, будем лечить так. Надо активировать рост грануляций, что бы плевральная полость заросла сама. Если повезёт, ещё и лёгкое частично расправится. У Вас мазь Вишневского192 есть?

Последний вопрос был адресован медсестре.

– Да, есть. Целый флакон.

– Давайте большие тампоны и поливайте мазью.

Сергей Петрович тем же корнцангом стал заполнять полость марлевыми тампонами с мазью Вишневского не стремясь набить их туго.

– Ну вот, теперь повязка, а завтра тампоны надо будет поменять.

Протерев перчатки спиртом, он нашёл список 27-й палаты, в которой лежал больной с ранением грудной клетки, переспросил у него фамилию и сделал пометку карандашом.

– Я думаю, дальше Вы и сами разберётесь, – сказала Светлана Павловна и вышла.

Дожидаясь, когда сестра закончит повязку, Сергей Петрович спросил:

– Интересно, где здесь можно раздобыть камеру?

– Какую камеру? – спросила сестра.

– Любую. Велосипедную, автомобильную или от мяча. Вот ему надо её раздувать, чтобы лёгкое расправлялось.

Сестра задумалась, а раненый оживился и сказал:

– Никаких проблем. Я с Вашим, в смысле, госпитальным, шофёром познакомился. Зайду к нему, что-нибудь найдёт.

– Ну и отлично. Надувайте так часто, как сможете. Хоть целый день дуйте. И вдохи делайте поглубже, и надувайте до предела, лишь бы не лопнула. Только осторожно, может голова закружиться.

Когда раненый пошёл на выход, Сергей Петрович попросил позвать следующего. Зашёл молодой человек с рукой, подвешенной на косынке193. Сергей Петрович поинтересовался его фамилией и не смог её найти в списке 27-й палаты. Тогда он спросил номер палаты. Убедившись, что это больной из другой палаты, Сергей Петрович попросил его выйти в коридор. И вышел туда сам. В коридоре стояла небольшая группа мужчин. Часть из них была в линялых пижама, а большинство в нательных рубахах и форменных галифе или вообще в кальсонах. Осмотрев их, он хмыкнул и сказал:

– Добрый день! Я ваш новый врач, меня зовут Сергей Петрович. Если Вы будете заходить на перевязку в случайном порядке, я запутаюсь. Давайте сделаем так. Сначала я перевязываю всех из одной палаты, потом из другой и так далее. Сегодня мы начали с двадцать седьмой. Вот давайте все из двадцать седьмой и заходите, но по одному. И мне кажется, что здесь не все. Позовите, кого нет. Но только ходячих. Лежачих мы перевяжем потом.

Вернувшись в перевязочную, он спросил у сестры:

– Извините, я сразу занялся раненым и не поинтересовался, как Вас зовут?

– Боец Кудряшова!

– А можно я Вас буду звать по имени?

– Можно. Елизавета.

– Красивое имя. А можно просто Лиза?

Сестра улыбнулась.

– Можно.

– А я Сергей Петрович! Вы не удивляйтесь, если я буду переспрашивать, как Вас зовут, у меня плохая память на имена, – и повернулся к следующему пациенту.

– Вы из двадцать седьмой?

Тот кивнул.

– А фамилия как?

Тот назвал. Сергей Петрович заглянул в список. Там было написано: «Правое плечо».

– Ну показывайте.

Раненый снял рубашку и сел на стул около перевязочного стола. У него была перевязана правая рука между плечевым и локтевым суставами, причём повязка была сухой. Лиза размотала бинт и рывком сдёрнула салфетку, лежавшую на ране. Раненый дёрнулся, а на поверхности раны появилась кровь.

– Ну за чем же Вы так резко. Можно же было отмочить перекисью194. А так заживление замедляется. У Вас же перекись есть?

– Есть.

Сергей Петрович осмотрел рану, поверхность которой уже начала эпителизироваться195, и попросил Лизу сделать повязку с мазью Вишневского.

Следующим был прихрамывающий пожилой мужчина без видимых повязок. Уточнив фамилию, Сергей Петрович прочитал в списке: «Инъекционный абсцесс196».

– Ну ложитесь. Как же это Вас угораздило?

– Да укол от давления в полковом лазарете неудачно сделали.

Больной спустил штаны и лёг на живот на перевязочный стол. Лиза сняла пропитанную гноем повязку. Кожа вокруг раны была красная, напряженная. Сергей Петрович, в очередной раз протерев перчатки спиртом, стал её ощупывать, уточняя, где больно, а где не очень. Потом спросил у Лизы:

– А зажимы у Вас какие есть?

– Есть пеаны197, бильроты198, кохеры199 и микуличи200.

– А гольстед201 найдётся?

– Гольстед?

Перехватив Лизин удивлённый взгляд, Сергей Петрович пояснил:

– Это вроде Микулича, но без зубов.

– А, есть такие.

– Ну дайте один.

Взяв инструмент, Сергей Петрович стал им зондировать рану, пытаясь понять, где находится плохо дренированная полость. В какой-то момент он почувствовал, что конец зажима куда-то провалился и раскрыл его на сколько смог. Больной вскрикнул, а в рану потёк гной.

– Всё, всё, всё. Мочевой катетер и шприц с перекисью.

Сестра подала резиновый катетер, Сергей Петрович аккуратно взял его конец зажимом и провёл в найденную полость.

– Промывайте.

Лиза набрала в шприц раствор перекиси и ввела его в катетер, конец которого Сергей Петрович продолжал удерживать зажимом. Из раны полился вспененный гной.

– Теперь гипертонический202.

Лиза промыла полость этим раствором, больной зашипел. Сергей Петрович сбросил катетер в специальный тазик.

– Турунду с гипертоническим.

Лиза подала ему длинную салфетку, свёрнутую особым образом, и полила её раствором. Сергей Петрович, всё тем же зажимом, провёл её конец в полость.

– Всё, повязку с гипертоническим и сверху вату.

– А ваты у нас нет.

– Как нет?

– Вместо ваты выдали какой-то мох.

– Мох? Сфагнум? Сфагнум – это хорошо. Вместо ваты положите мох.

А про себя подумал: «Быстро это они организовали».

Пока Лиза накладывала повязку, Сергей Петрович сделал пометки в своём списке.

Следующим был молодой парень с раной на левом бедре. Сергей Петрович показал Лизе, как надо отмачивать присохшую повязку перекисью и, когда её, наконец, удалось снять, выяснилось, что рана уже почти зажила. Велев Лизе сделать повязку с мазью Вишневского, Сергей Петрович написал в своём листе: «Выписка?» и перешёл к следующему раненому.

Когда они закончили перевязывать пациентов из 27-ой палаты, Лиза предложила прерваться на обед. Сергей Петрович не возражал, тем более, что раненым тоже надо было идти обедать. Но прежде чем уйти, уже сняв перчатки и помыв руки, спросил:

– А что с лежачими? Их привозят сюда или мы их перевязываем на месте?

– У нас все лежачие в одной палате, мы их перевязываем на месте. Сегодня мы со Светланой Павловной их уже перевязали.

– Ну и хорошо. Вы ходите на кухню или здесь едите?

– Я приношу из дома. Но, если опять не ухудшится снабжение, то, наверно, с сентября стану питаться здесь.

– Ну тогда я пошёл.

Заглянув в ординаторскую и не обнаружив там свою начальницу, Сергей Петрович отправился на кухню. Светлана Павловна была уже там и рядом с ней было свободное место, на которое он и сел.

– Всем приятного аппетита! Светлана Павловна, скажите, пожалуйста, а какие критерии выписки раненых и перевода в команду выздоравливающих?

– И Вам приятного аппетита. А Вы не могли бы, в неформальной обстановке, обращаться ко мне по имени?

– Мог бы, если Вы мне это разрешите.

– Разрешаю. А по поводу выписки…

Она до самого конца обеда (наваристый борщ со сметаной, котлеты с рисом и компот из свежих яблок) объясняла, кого надо выписывать в строй, а кого переводить в команду выздоравливающих (оказалось, что она официально называется 6-е реабилитационное отделение) и как это оформлять. Когда они закончили с едой и вышли из пищеблока, она спросила:

– А почему такой интерес?

– Да вот, нашёл одного, пожалуй, ему пора к выздоравливающим.

– Да? Покажите мне завтра на перевязке.

– Хорошо.

Вернувшись в отделение, Светлана Павловна зашла в ординаторскую, а Сергей Петрович пошёл в перевязочную. Около неё уже стояло несколько человек. Лиза тоже уже была на месте.

– Заходите, кто первый. Палата и фамилия?

У всех раненых из 29-й палаты повязки оказались пропитаны гноем сине-зелёного цвета. Сергей Петрович, в очередной раз удивил Лизу вопросом, есть ли у неё борная кислота.

– Была где-то. Никто ни разу не спрашивал. Сейчас поищу.

Она минут 5 шарила по шкафам, пока не нашла баночку в ящике стола. Сергей Петрович попросил припудрить порошком раны и им же посыпать турунды и тампоны, смоченные гипертоническим раствором.

А вот у пациентов из 25-й палаты гной оказался с сильным гнилостным запахом и Сергей Петрович попросил раствор марганцовки. После недолгих поисков флакон нашёлся в дальнем углу шкафа. Этим больным он сделал повязки с марганцовкой.

У раненых из других палат раны, в основном, были чистые, а у троих почти зажившие. Только у одного с ампутацией бедра в нижней трети и почти зажившей ампутационной раной были явные признаки гнойника в мягких тканях середины бедра. И дренировать его через рану было явно невозможно.

– Лизавета, мы сможем вскрыть затёк здесь, или это делают в операционной?

– Конечно сможем, сейчас я всё соберу.

Она выглянула в коридор и позвала:

– Ася, помоги нам.

Потом поменяла перчатки на стерильные, быстро накрыла отдельный столик и помогла Сергею Петровичу тоже поменять перчатки. Когда всё было готово, она спросила:

– Четверть или ноль пять?

Сергей Петрович сообразил, что речь идёт о концентрации раствора новокаина и, не задумываясь, ответил:

– Четверть.

Ася, не дожидаясь указаний, взяла с полки флакон, прочитала вслух этикетку:

– Раствор новокаина ноль двадцать пять, – и показала этикетку Сергею Петрович.

Надпись на этикетке была на латинском, тем не менее Сергей Петрович сказал по-русски:

– Новокаин ноль двадцать пять.

Ася открыла флакон и, слив из него немного в тазик203, остальное перелила в стоящую на столике баночку. Тем временем Лиза, взяв на зажим небольшую салфетку и, обмакнув её в широкогорлую банку с раствором йода, которую Ася открыла, как только зашла в перевязочную, несколько раз смазала йодом всё бедро. Потом сбросила салфетку в один тазик, а зажим в другой и подала Сергею Петровичу стерильную пелёнку. Тот развернул её, сложил по-другому и положил на ногу раненого, ограничив место будущего разреза с двух сторон. Лиза подала ещё одну пелёнку, и Сергей Петрович уложил её с двух оставшихся сторон. И скрепил пелёнки между собой цапками204, не цепляя за кожу. Потом взял шприц-пятёрку205, набрал в него раствор новокаина, выбрал самую маленькую иглу из лежащих на столике, одел её на шприц, предупредил больного:

– Уколю, – и стал вводить новокаин внутрикожно, формируя так называемую апельсиновую корочку вдоль линии предполагаемого разреза. Причём каждый последующий укол он делал уже в пределах обезболенной кожи.

Создав апельсиновую корочку вдоль всей длины будущего разреза, он поменял шприц на десятку206, взял иглу большего размера и стал вводить раствор подкожно создавая подушку, превышающую по размерам будущий разрез на 2-3 сантиметра в каждую сторону, и, по мере необходимости, набирая в шприц новокаин. Иглы были многоразовые и откровенно тупые, Сергей Петрович, про себя, чертыхался и с тоской вспоминал острые одноразовые иглы 21-го века. Закончив с обезболиванием подкожки207, он положил шприц и, глядя на Лизу, сказал:

– Скальпель.

Увидев протянутый инструмент, он спросил:

– А брюшистого208 нет?

– Брюшистые все тупые.

– Ладно, давайте такой.

Сергей Петрович сделал разрез кожи и подкожной клетчатки длиной 10-12 см и тут же прижал его марлевой салфеткой, которую заранее взял в левую руку. Отдав скальпель Лизе, он взял протянутый ею бильрот и, слегка отодвинув марлевую салфетку, зажал кончиком инструмента кровоточащий сосуд. Зажимов было немного, их хватило только на одну сторону разреза.

– Давайте вязать.

– Шёлк или кетгут?

Сергей Петрович на несколько секунд задумался, вспоминая свойства этих давно вышедших из употребления нитей.

– Кетгут209.

Ася открыла стоящую на столике у стены банку, а Лиза корнцангом вынула из неё пучок перевязанных узлом ниток, положила его на стол и отделила несколько ниток, а остальные опять скрутила в узел. Сергей Петрович посмотрел на нитки и спросил:

– А потоньше нет?

– Есть.

Лиза, опять корнцангом, положила нитки в банку и, немного в ней покопавшись, вынула другой пучок и показала Сергею Петровичу.

– Годится.

Лиза отделила несколько ниток, а остальные убрала обратно в банку. Сергей Петрович, всё это время прижимавший салфетку к той части раны, где сосуды не были пережаты, отпустил её, дал Лизе зажим, висящий на сосуде, а сам взял нитку и подвёл её под кончик зажима. Слегка путаясь в концах нитки, сказалось длительное отсутствие практики, он затянул узел, Лиза расстегнула кремальеру210 и сняла зажим, а Сергей Петрович завязал второй узел и, взяв со столика куперовские ножницы211, отрезал нитку, оставив концы 5-7 миллиметров. Лиза взяла следующий зажим, а Сергей Петрович, прикинув размеры оставшихся кусков нитки, короткий скинул в таз для мусора, а длинным перевязал сосуд, пережатый этим зажимом. При этом ножницы он продолжал держать в руке, чем очень удивил Елизавету. Перехватив ножницы, он отрезал нитку, оба конца выкинул в таз и взял со столика следующую. Так они перевязали все пережатые зажимами сосуды и Сергей Петрович, сменив салфетку, пережал сосуды на второй стороне разреза. Пока они с Лизой их перевязывали, он тихонько радовался тому, что заканчивал институт в то время, когда электрокоагуляторы, значительно облегчающие процесс остановки кровотечения из мелких сосудов, ещё были редкостью в наших больницах и его научили этой старой методике.

Покончив с кожей и подкожной клетчаткой, Сергей Петрович вновь взял шприц и накачал новокаин в лежащую под ними мышцу. Потом надрезал скальпелем фасцию212, которую раствор новокаина отслоил от мышцы, и расширил разрез ножницами. Потом он, с помощью закрытых зажима и ножниц, аккуратно расслоил и раздвинул в стороны мышечные волокна. Добравшись до фасции на противоположной стороне мышцы, он ввёл под неё ещё новокаина. Раненый, лежавший до этого спокойно, напрягся и застонал. Сергей Петрович понял, что добрался до гнойника. Взяв скальпель, он решительно проткнул фасцию. Больной дёрнулся, а из прокола под давлением вырвалась струя гноя и залила Сергею Петровичу халат. Отсоса не было, поэтому пришлось осушать гной салфетками. Когда стало возможным рассмотреть дно раны, Сергей Петрович расширил скальпелем отверстие и пальцем ощупал полость гнойника изнутри. Поняв, что полость значительно больше, чем проделанное в её стенке отверстие, он расширил это отверстие ножницами. Ещё раз проверив полость изнутри, он остался удовлетворён полученным результатом. Возникшее кровотечение из мелких сосудов он останавливать не стал, а промыл полость перекисью водорода (её Ася налила в рану прямо из флакона), потом гипертоническим раствором и затампонировал салфетками (по мере необходимости Ася поливала их гипертоническим).

– Всё. Всем спасибо! Сделайте повязку со мхом, а я пойду попробую сменить халат.

Сняв перчатки и сделав пометки под фамилией раненого на заготовленном списке палаты, Сергей Петрович вышел в коридор и обнаружил там сестру-хозяйку с каталкой для перевозки больных, заваленной новыми комплектами больничных пижам, которые она раздавала раненым.

– Здравствуйте, Сергей Петрович! Ой, как Вы испачкались. А нам привезли новые пижамы для раненых, халаты для врачей, полотенца и постельное бельё. Целый грузовик! Если ещё и стирать будут нормально, то заживём! Я Вам новый халат уже положила в ординаторскую. Правда отгладить не успела. Как только управлюсь с пижамами и прочим, поглажу другой и поменяю. А этот Вы киньте около моей каптёрки, я с ним потом разберусь.

– Здравствуйте и большое спасибо. Сейчас переоденусь. А насчёт стирки… Это ведь АХЧ? Не знаете, там остался кто-нибудь толковый?

– Остался. Рафик остался. Его Федулов, старый зам по АХЧ зажимал, а теперь он всё наладит.

– Ну дай Бог.

Сергей Петрович прошёл в ординаторскую и обнаружил, что на его столе лежит сложенный халат с застёжкой спереди. (“Ну даёт товарищ Крымов, и суток не прошло, а халаты уже здесь. И не только халаты…”). Поменяв халат, он отнёс старый к комнате сестры-хозяйки и вернулся в перевязочную, чтобы закончить с перевязками оставшихся раненых. Но с этим вышла небольшая заминка – в последней палате, которую оставалось перевязать, как раз меняли пижамы. Пока ждали пациентов, зашла старшая сестра.

– Здравствуйте, Сергей Петрович. Лиза, прибыл новый начальник аптеки. Тебе что заказать?

– Всё заказывай, всё кончается. Ну ладно, не всё. Но бинты, марлю, вату, растворы новокаина, и ноль пять, и ноль двадцать пять, крепкий раствор марганцовки, раствор перекиси, мазь Вишневского почти кончились, на завтра точно не хватит.

– Подожди, я так не запомню, надо записать.

Лиза вновь, уже не торопясь, продиктовала, что и в каких количествах заказать, а Сергей Петрович попросил включить в заявку и мох сфагнум. Пока она писала, потянулись раненые, все в новых коричневых пижамах. Проблем с ними не было и, быстро закончив и поблагодарив сестру, Сергей Петрович забрал свои записи и пошёл писать истории213. Светлана Павловна, также одетая в новый халат на пуговицах и уже закончившая писать свою часть историй, просматривала подготовленную старшей сестрой заявку в аптеку.

– А зачем нам столько перекиси, марганцовки и мази Вишневского? Вот ещё и мох какой-то…

Старшая сестра, сидевшая тут же, пожала плечами.

– Не знаю, Елизавета заказала, – и испуганно оглянулась на Сергея Петровича.

– Наверное, это я виноват, все запасы извёл.

Светлана Павловна пожала плечами, подписала заявку и отдала её старшей. Та попрощалась и ушла.

– Вам ещё это всё записывать. Наверное, это неправильно – пол дня я в перевязочной, а пол дня Вы. Давайте завтра перевязывать по очереди и сразу писать.

– Давайте попробуем.

– Вы ужинать будете?

Сергей Петрович взглянул на часы.

– Обязательно, но немного позже, а то перед сном опять есть захочется.

– А я сейчас пойду и сразу уеду. До свидания.

Светлана Павловна достала из стола противогазную сумку и вышла.

Сергей Петрович усмехнулся: «А специалист по легализации, похоже, отстал от жизни».

Сергей Петрович сделал краткие записи примерно в трети историй болезни и пошёл в пищеблок. На ужин дали селёдку с картофельным пюре и компот из свежих яблок. Сергей Петрович обратил внимание, что на петлицах у старшего повара были уже не скрещённые винтовки, а чаша со змеёй.

Вернувшись в отделение, Сергей Петрович сделал записи в оставшихся историях, сходил в казарму переодеться и пошёл домой. Туда он добрался только к 9 часам. Серафима, естественно, уже не спала.

– Добрый вечер, Сергей Петрович. Что-то ты поздно, я уже волноваться начала. Ужинать будешь?

– Больных много, пришлось задержаться. А ужинать я буду в госпитале, ты на меня не рассчитывай.

– Вчера арестовали ещё двух человек.

– Я в курсе, сегодня начальник госпиталя сказал на совещании.

– Когда же это кончится?

– Между прочим, начальник отдела кадров написала на тебя две анонимки.

– Я-то чем ей дорогу перешла?

– Говорят, она была любовницей бывшего начальника госпиталя.

– Да? А мне об этом не рассказали.

– Может, не хотели трясти грязным бельём перед новым человеком.

– Но тебе-то сказали.

– Не мне, а особисту. И только один человек.

– Подожди, а почему ты решил, что это она кляузничала, ты же сказал, что анонимки?

– Кроме неё никто не мог так хорошо знать твою анкету! Что-то я устал, пожалуй пойду спать.

Сергей Петрович переоделся, сходил в душ и, не задерживаясь, лёг в кровать. Сима легла минут через 10, обняла Сергея Петровича, но не стала приставать, а почти сразу заснула.

Следующий день был воскресеньем, но раненых надо было перевязывать и вообще, на войне выходных не бывает. Поэтому они пошли на службу вместе и одновременно позавтракали в пищеблоке (бефстроганов с гречкой, чай и печёное яблоко). Сегодня они пришли немного раньше и народу было меньше, чем вчера, но сесть рядом не удалось. После завтрака Серафима пошла к себе в отделение, а Сергей Петрович – в казарму переодеваться. Сегодня он принёс с собой наплечную кобуру и, одев под халат, переложил в неё пистолет.

Светланы Павловны ещё не было, и Сергей Петрович решил пройтись по палатам. Его удивило, насколько плотно в них были втиснуты койки. Во-первых, почти везде они стояли по 2 вплотную одна к другой, как в пионерлагерях его детства. Во-вторых, там, где между кроватями были проходы, они, часто, были очень узкими, в них не помещалась даже 1 тумбочка. Но все постели были застелены новым чистым (если не считать свежих пятен от промокших повязок) бельём.

Пациенты ещё только посыпались, некоторые уже встали и оделись, но большинство ещё лежало. Каких-то новых жалоб ни у кого не было, только мужчина, которому Сергей Петрович вчера вскрывал затёк, пожаловался на боли.

Выйдя в коридор, Сергей Петрович подошёл к столику сестринского поста, за которым сидела пожилая женщина в халате и косынке, что-то писавшая в журнале.

– Добрый день! Вы заступаете или сменяетесь?

Женщина встала.

– Доброе утро! Я ухожу. Сменщица уже пришла и переодевается.

Скажите, а больной (Сергей Петрович назвал фамилию) жаловался на боли?

– Все они жалуются, наркоманы.

– Ну зачем Вы так, у него же вчера была операция.

– Если бы было надо, то ему бы врач назначил.

– Значит, это моё упущение. А что у Вас есть?

– Морфин214 и омнопон215.

– А как назначать?

– Вот, есть специальный журнал.

Сестра протянула Сергею Петровичу журнал. Открыв его, он обнаружил, что заполнено всего 5 строк и последнее назначение было месяц назад. И усилием воли не позволил себе озвучить всё, что подумал. (А подумал он о живодёрах, причём в цветастых выражениях).

– А ручку можно?

Сергей Петрович хотел спросить ещё и про дозировку, но решил переписать из предыдущих назначений.

– Да, конечно.

Взяв одну из лежащих на столе ручек и обмакнув перо в стоящую тут же чернильницу, он назначил по 3 инъекции омнопона в течение 2 дней. Пока Сергей Петрович писал, подошла ещё одна пожилая сестра.

– Доброе утро!

– Доброе утро. Я тут назначил омнопон, последнюю инъекцию сделайте, пожалуйста, на ночь, чтобы человек выспался.

– Да, конечно.

Разобравшись с наркотиками, Сергей Петрович пошёл к сестре-хозяйке. Она уже была на месте.

– Доброе утро!

– Здравствуйте, доктор. Что-то не так?

– Я прошёлся по палатам.

Сестра-хозяйка напряглась.

– У многих раненых повязки промокают, пачкают простыни. Как Вы думаете, если подкладывать пелёнки, может простыни не придётся менять каждый день?

– Не знаю, надо попробовать. Спасибо, что подсказали.

Сергей Петрович вернулся в ординаторскую. Там по-прежнему никого не было, но на столе Светланы Павловны лежала противогазная сумка. Сергей Петрович сел за свой стол и, сверяясь со списками, выписал на отдельный листок фамилии и номера палат тех, кого считал возможным перевести в команду выздоравливающих. А через пару минут появилась и Светлана Павловна.

– Доброе утро! Вы идёте перевязывать?

– Доброе утро. Да, конечно. У меня есть четыре кандидата на перевод в шестое отделение. Но мне бы хотелось посоветоваться с Вами. Мне их собрать всех вместе или Вы будете подходить к каждому?

– Сейчас перевяжите одну палату, а потом соберите их и посмотрим сразу всех.

– Хорошо.

Зайдя в перевязочную и положив свои списки на подоконник, Сергей Петрович поздоровался с Лизой и показал ей листок с четырьмя фамилиями.

– Сейчас перевяжем одну палату, а потом соберём вместе вот этих и мы со Светланой Павловной посмотрим их вместе. Кому бы сказать, чтобы их всех собрали?

– Я вызвала двадцать седьмую палату. Вот же Иванов из двадцать седьмой, пусть не торчит под дверью, а займётся делом. Подождите, я сама скажу.

Елизавета взяла у Сергея Петровича бумажку и вышла в коридор и, почти тут же, вернулась с больным, которому вчера дренировали затёк постинъекционого абсцесса. Сергей Петрович вновь промыл полость перекисью и гипертоническим и поставил турунду с гипертоническим. Занимаясь этим, он спросил, сделали ли обезболивающий укол.

– Да, сделали, спасибо.

– Вам назначено три раза в сутки. Последний раз я попросил сделать перед сном. Когда соберётесь спать, скажите об этом сестре. Следующий!

Предпоследним был раненый, которому Лиза вчера сорвала присохшую повязку. Оказалось, что мазевая повязка почти не присохла, её пришлось лишь слегка отмочить, а рана под ней на половину покрылась нежной кожей. Сергей Петрович, даже, подумал, а не показать ли и его Светлане Павловне, но решил, что надо подождать ещё день или два. Когда Лиза кончила накладывать ему повязку, опять с мазью Вишневского, Сергей Петрович попросил его сказать Иванову, чтобы заходил, и позвать доктора Белоярову.

Светлана Павловна пришла через пару минут, к этому времени Иванов уже лежал на столе без повязки. Осмотрев его, Светлана Павловна согласилась, что рана в хорошем состоянии, но посоветовала ещё пару дней его не переводить, так как в реабилитационном отделении нет перевязочной. То же самое она сказала и по поводу других раненых, которых ей показал Сергей Петрович. Накладывая последнему из них мазевую повязку, Лиза показала Сергею Петровичу почти пустой флакон с мазью Вишневского:

– Это последний.

– Жаль, без мази будет плохо.

Закончив с лёгкими, Светлана Павловна осталась перевязывать своих пациентов, а Сергей Петрович пошёл в ординаторскую писать истории уже перевязанных раненых. Не успел он заполнить и половину, как вошёл Кролик.

– Здравия желаю! Я бы хотел с Вами посоветоваться. Из Особого отдела штаба госпитальной базы пришёл приказ допросить раненого Свиридова, Вы его лечите. Там обратили внимание, что после уколов, сделанных в медпункте216 одного из запасных полков217, после уколов часто возникают абсцессы. Вы, наверно, лучше меня знаете, что это такое. Среди этих уколотых и этот Свиридов.

– А в чём проблема?

Кролик замялся.

– Во-первых, абсцесс – это не рана и Свиридов не раненый, а больной. А во-вторых, у Вас прямой приказ Вашего начальства, причём обоснованный приказ. Только я не уверен, что мы сможем освободить Вам помещение.

– Нет, какое помещение, я его к себе заберу, если он дойдёт.

– Дойдёт, не сомневайтесь. Двадцать седьмая палата направо по коридору.

– Спасибо, я знаю.

Кролик поспешил выйти, А Сергей Петрович закончил с историями и пошёл в перевязочную. Оказалось, что, пока его не было, принесли лекарства из аптеки, Лиза их принимала и из-за этого Светлана Павловна задержалась с перевязками. Сергей Петрович, которому было нечем заняться, решил постоять в сторонке и посмотреть, что и как она делает. Не со всеми её действиями он был согласен, но решил не вмешиваться. Как только Светлана Павловна закончила перевязывать очередную палату, Лиза позвала пациентов Сергея Петровича. Оказалось, что это раненые с гнилостной инфекцией. Но, когда Сергей Петрович попросил раствор марганцовки, оказалось, что из аптеки принесли бледно-розовый раствор.

– А вчерашнего не осталось?

– Нет.

– Ладно, давайте этот. И я возьму одну бутылку, зайду в аптеку в обеденный перерыв.

– Тогда можете идти сразу после этой палаты. Мы со Светланой Павловной пойдём перевязывать лежачих, это займёт больше времени.

– Хорошо.

Закончив перевязки и заполнив истории болезни, Сергей Петрович пошёл разыскивать аптеку. Оказалось, что она занимает маленькое здание в дальнем углу двора. В ней хозяйничал слегка прихрамывающий мужчина средних лет.

– Военврач третьего ранга Рябов. Здравия желаю.

– Здравия желаю. Старший военфельдшер Гробов.

– Скажите, что это такое?

Сергей Петрович поставил на стол флакон с бледно-розовой жидкостью.

– Это раствор перманганата калия.

– Это раствор для полоскания горла. А мне нужен крепкий раствор для промывания ран.

– Скажите концентрацию, я приготовлю.

– Не знаю я концентрации. Это ваше дело, концентрации растворов знать, а моё дело их применять.

– Да не знаю я этих концентраций! И лекарства готовить толком не умею, я никогда не работал в аптеке. Я всю жизнь проработал на аптечном складе. А для военкомата нет разницы, раз провизор218, значит аптекарь…

Гробов махнул рукой.

– Понятно. Всего хорошего.

Сергей Петрович развернулся и пошёл в штаб. Сначала он хотел зайти к начальнику госпиталя, но потом решил, что у того, сейчас, есть дела и поважнее, и постучал в дверь Особого отдела. Изнутри раздалось:

– Заходите!

Кролик был один.

– Уже закончили? Я думал, Вы с ним надолго.

Кролик улыбнулся.

– Этот Свиридов не стал запираться. Как только услышал, о чём речь, сразу всё и рассказал. Оказалось, что он отдал фельдшеру золотое кольцо, чтобы тот сделал его пожизненно непригодным к службе. А когда понял, что после того, как Вы залечите абсцесс, он всё равно попадёт на фронт, очень обиделся и с радостью рассказал всё, что знал. Не мне решать, но за содействие следствию может, даже, и в штрафбат не попасть.

– Ну и ладно. Я к Вам по другому поводу. Нашему новому начальнику аптеки светит не штрафбат, а расстрел.

Кролик моментально подобрался.

– В чём дело?

– Дело в том, что он, по образованию, провизор, но не аптекарь, а складской работник. Он, наверно, прекрасно умеет хранить и учитывать лекарства и прочую аптечную номенклатуру. Но он не умеет готовить лекарства. И если от того, что он намешает, помрёт несколько человек, трибунал вряд ли проявит снисходительность. Конечно, этой проблемой должен заниматься начальник госпиталя, но мне кажется, что он ещё не закончил разбираться в том бардаке, который ему достался. Тем более, что не осталось ни одного заместителя.

– Я Вас понял. Я узнаю по своей линии, что можно сделать.

– Тут есть ещё один аспект. Где-то на аптечном складе сидит человек, ничего не понимающий в складском учёте. И высока вероятность того, что очередная ревизия найдёт недостачу. И, вместо того, чтобы трудиться на благо Родины, пойдёт человек кровью смывать свою вину. А ведь на его обучение страна потратила много сил и средств. Лучше бы его перевести к нам.

– Да, Вы правы. Сейчас я допишу рапорт по Свиридову и позвоню начальнику Особого отдела Московской госпитальной базы.

– Тогда я пойду?

– Да, конечно.

Больше нигде не задерживаясь, Сергей Петрович сходил пообедал (перловый суп, варёная картошка с тушёным мясом, компот из свежих яблок), а вернувшись в отделение, первым делом проверил, что происходит в перевязочной. Оказалось, что перевязочная свободна и Лиза его ждёт. Остаток дня прошёл спокойно, с больными они закончили раньше, чем вчера и Сергею Петровичу даже пришлось немного подождать ужина (макаронная запеканка с творогом, чай и печёное яблоко). Поев, он переоделся и пошёл домой. Дома было скучно. Перечитав сводки Совинформбюро из последних газет и немного погоняв шарики в телефоне, Сергей Петрович пораньше лёг спать. Возможно, из-за этого на следующий день он встал раньше обычного и, переодевшись, пришёл на пищеблок первым.

После завтрака (макаронная запеканка с мясом, чай и пирог с яблоками), Сергей Петрович обошёл свои палаты. Раненые, в основном, ещё спали, но он решил, что если бы у кого-то ночью были проблемы, то ему бы об этом сказали. Потом он зашёл к сестре-хозяйке, которая как раз пришла в свой кабинет.

– Доброе утро! Извините, я так и не спросил, как Вас зовут.

– Доброе утро! Валентина Васильевна.

– Валентина Васильевна, мне не очень удобно работать в форме. Того и гляди, чем-нибудь зальёт. Гимнастёрку я вот заменил на нижнюю рубаху, а что делать с сапогами и брюками, не знаю. Не могли бы Вы подобрать мне тапочки и какие-нибудь пижамные штаны. Тапочки хотелось бы новые, а вот брюки старые, застиранные, чтобы были не такие тёплые.

– Ой, никаких проблем. Брюки я Вам сейчас подберу, а новые тапочки должны сегодня привезти, я Вам отложу. Вам какой размер?

– Сорок три-сорок четыре. Брюки, наверно, лучше сразу несколько пар, чтобы не искать Вас каждый раз, как испачкаются.

– Да-да, конечно.

На обратном пути он опять заглянул в перевязочную. Лиза была уже там и готовила кабинет к работе.

– Здравствуйте, Сергей Петрович! Минут через пять можно будет начать.

– Доброе утро! Хорошо.

Светланы Павловны в ординаторской всё ещё не было и, немного посидев, он пошёл в перевязочную. И столкнулся в дверях со Светланой Павловной.

– Доброе утро, Сергей Петрович! Вы перевязывать?

– Да. Доброе утро.

– Перевязывайте быстрее. На станцию Москва-третья скоро придёт санитарный поезд. К нам привезут не менее ста человек.

– Понял… Стоп, нам не хватит коек.

– Всех, кого Вы мне вчера показали, переведите в команду выздоравливающих. Только потом, сегодня Вы первый перевязываете.

– Есть первый!

Сергей Петрович быстро пошёл в перевязочную.

– Лиза, сегодня будет массовое поступление. Нам надо успеть до того, как повезут раненых с поезда. Поэтому никого с мазевыми повязками не перевязываем.

– Понятно!

Она выглянула в коридор:

– Орлы, у кого повязки с мазью Вишневского, сегодня перевязывать не будем. Остальные шевелитесь быстрее.

А вернувшись в перевязочную, спросила у Сергея Петровича:

– Отмачивать будем?

– Обязательно.

– Кстати. У нас новый аптекарь.

– Надеюсь, он успеет сделать марганцовку, а то вонючих перевязывать не с чем.

Новый аптекарь успел. И Сергей Петрович со Светланой Павловной успели. Первого раненого с поезда привезли в отделение уже около десяти часов утра, но к этому времени они не только закончили с перевязками и оформили перевод восьми человек в команду выздоравливающих, но и успели обсудить, как будут принимать новых.

Светлана Павловна рассказала, что в прошлом новоприбывших раненых клали на койки, а потом, не спеша, брали на перевязку. А Сергей Петрович предложил всех новых сразу перевязывать и только потом отпускать в палату. И, пока один перевязывает, второй заполняет историю болезни. Светлана Павловна на это тут же согласилась и предложила, что бы перевязывал Сергей Петрович, а она писала. Так и решили к взаимному удовольствию.

А вот раненые удовольствия не доставили. Когда Сергей Петрович увидел состояние раны у первого пациента, он сразу сказал Лизе:

– Снимаем швы и кладём гипертонический.

А Светлана Павловна удивилась:

– Зачем? Швы же держат.

Сергей Петрович, не отвечая, нажал пальцем сбоку от швов, в зоне резкого покраснения кожи. Больной вскрикнул.

– Светлана Павловна, скажите, пожалуйста, чтобы ему сделали морфин, а потом я объясню.

Светлана Павловна вышла в коридор, а через пару минут вернулась в сопровождении сестры, у которой в руке был шприц. Лиза, моментально сориентировавшись, смочила шарик219 в спирте и протёрла кожу на правом бедре (у этого пациента было ранение в левое бедро). А сестра растерянно остановилась.

– Колите в бедро, там хорошая мышца.

Пока сестра вводила наркотик, он начал объяснять:

– Понимаете, любая огнестрельная рана, ну почти любая, инфицирована. Пуля затягивает с собой кусочки одежды, осколки, вообще, как правило с землёй. Поэтому, если при первичной обработке такую рану ушить, то она неминуемо нагноится. Что мы и имеем. Видите, какая гиперемия? И болезненность.

Сергей Петрович снова надавил пальцем, раненый на это отреагировал намного спокойнее. Сергей Петрович повернулся к Лизе, а та уже стояла с пинцетом и ножницами в руках. Взяв инструменты и сняв швы с кожи, Сергей Петрович раздвинул её края. Гной был, но его было мало. Промыв рану перекисью и протерев её салфеткой, он попытался нащупать пинцетом отверстие в фасции. Когда это удалось, потёк сливкообразный гной.

– Ну вот, сами видите.

С помощью ножниц Сергей Петрович расширил отверстие в фасции, промыл гнойную полость перекисью и гипертоническим, велел Лизе сделать повязку с гипертоническим и мхом и осмотрелся.

– Как Вы думаете, здесь второй стол поместится?

Ответила Лиза:

– Я уже думала об этом. Если потесниться, то можно. Только у нас нет второго стола.

– Но есть каталка, можно её использовать.

Тут вмешалась Светлана Павловна:

– А если она понадобится в другом месте?

– Вот когда понадобится, тогда и будем думать, что важнее, это другое место или перевязки. Насколько я понимаю, нам сегодня надо принять около двадцати человек. Если мы с каждым будем возиться по полчаса и больше, то мы и до завтра не закончим.

– Наверное, Вы правы. Сейчас я скажу.

– И нужна вторая сестра в помощь Лизе.

– Да, конечно.

Она вышла, а минут через 5 вернулась с каталкой. Войдя в дверь, она остановилась.

– А куда ставить-то будем?

К этому времени Лиза, как раз, закончила повязку и помогала раненому слезть со стола.

– Подождите, пусть выйдет. И здесь надо кое-что переставить. Там санитаров нет?

– Есть, сейчас пришлю.

Светлана Павловна сдала назад и крикнула кому-то:

– Санитары, вернитесь.

Через несколько секунд вошли двое мужчин в несвежих хирургических халатах поверх военной формы. В одном из них Сергей Петрович узнал Константина Шпагина из Сандунов. Лиза показала им, что и куда надо переставить. Передвинув мебель, санитары ушли, а Светлана Павловна завезла каталку, на которой лежал раненый без ног. За второй конец каталки держалась Ася. Они поставили каталку так, как показала Лиза. В помещении стало тесновато, пройти мимо каталки можно было только боком, но можно.

Лиза и Ася, в четыре руки быстро размотали обе культи. Обе раны оказались в прекрасном состоянии. Сергей Петрович уточнил, когда делали операцию. Раненый сказал, что 2 дня назад, а Светлана Павловна, заглянув в сопроводительную карточку, уточнила, что 15-го августа, то есть 3 дня назад.

– Что два, что три, не существенно. Смажьте йодом и сухие повязки. Светлана Павловна, Вы успеваете писать?

– Успеваю.

– Тогда позовите, пожалуйста, следующего. Пусть ложится на основной стол.

Так они и работали. Пока Сергей Петрович с Лизой перевязывали больного на одном столе, Ася заканчивала или снимала повязку у раненого на другом столе, а Светлана Павловна оформляла истории болезни.

Раненые шли непрерывным потоком, в основном они приходили на своих ногах (Светлана Павловна пояснила, что тех, кто не может ходить, обычно кладут на первый этаж), но некоторых принесли на носилках. Их укладывали не на перевязочный стол, а на каталку и, после перевязки, на ней же увозили в палату. У всех пациентов раны оказались наглухо зашиты, даже, без выпускников220. И, почти у всех, они были воспалены. Сергей Петрович, не задумываясь ни на секунду, всем им снимал швы, разводил края ран и накладывал повязки с гипертоническим раствором. Особый подход у него был к ранениям в живот. Если рана была небольшой, а не после лапаротомии221, то он обрабатывал её также, как и раны на конечностях. Если же имелся шов после лапаротомного доступа и признаки воспаления в подкожной жировой клетчатке, то он снимал кожные швы через один-два, дренировал нагнаивающиеся ткани, но не разводил кожу полностью, чтобы избежать эвентрации222.

Около часа дня в перевязочную заглянула старшая сестра.

– Вам принесли обед и накрыли в ординаторской. Лиза, и тебе тоже.

– Я же забрала аттестат.

– Товарищ Сухарченко приказал в случае массового поступления раненых кормить всех, кто участвует в их приёме. Так что не задерживай.

Задержаться, всё же, пришлось, не выгонять же в коридор человека, с которого уже сняли повязку. Идя в ординаторскую Сергей Петрович удивился количеству раненых, ожидающих в коридоре, их было человек десять.

– Светлана Павловна, как Вы думаете, нам хватит коек на всех?

– Не знаю. Наверное придётся ещё кого-то перевести в команду выздоравливающих.

Обед (картофельный суп, плов, чай и пирог с яблоком и корицей) успел остыть, но выбирать не приходилось. А после обеда, они только начали осматривать рану у первого после перерыва пациента, зашёл и сам Сухарченко.

– Здравия желаю! У Вас какие-то проблемы? Все уже закончили принимать, а Вы оформили только половину.

Ответил Сергей Петрович:

– И Вам не болеть. Проблема только одна – у всех раны ушиты наглухо и почти у всех они воспалились. Вот, сами смотрите. Ампутация в нижней трети плеча. Культя зашита наглухо, шов в хорошем состоянии. А выше явно воспаление в глубоких слоях. Надо вскрывать, но не понятно, пытаться пробиться через шов или сделать разрез выше. И, если разрез, то сегодня или дать пару дней, чтобы процесс как-то отграничился?

Сухарченко пощупал руку.

– А давно отрезали?

Ответила Светлана Павловна, уже успевшая изучить сопроводительную карточку:

– Три дня назад. И… четыре часа.

– А Вы что скажете? – обратился Сухарченко к раненому.

– Не знаю, может два дня, а может и больше. Я в себя пришёл уже в поезде.

Сергей Петрович это прокомментировал:

– Мы уже поняли, что многие раненые ошибаются в сроках. Может, у вех контузия, но больше похоже на большие дозы наркотиков.

– Да, наверное. А что с температурой?

– Написано тридцать шесть и шесть, но раненые сказали, что в поезде температуру не мерили.

Сухарченко ещё раз пощупал руку.

– Давайте так. Если сегодня будет температура, то завтра вскроете, ели нет, то понаблюдайте пару дней.

– Есть подождать! Ася, сухая повязка, Лиза, что у этого, – Сергей Петрович повернулся к следующему пациенту.

– Не буду Вам мешать. Если что, я в кабинете, – Сказал Сухарченко, выходя из перевязочной.

Работая по отработанной схеме они закончили к шести часам вечера. Одним из последних принесли человека с полностью загипсованной ногой. Сергей Петрович постучал пальцами по гипсу и спросил у него:

– Это просто перелом или ранение?

– Ранение.

– Лиза, у нас есть гипс и инструменты для его снятия?

– Нет.

– Светлана Павловна, может я что-то пропустил, но ведь в нашем госпитале нет травматологического отделения?

– Нет.

– Тогда зачем он здесь?

– Не знаю. Но доктор Сухарченко расписал его нам.

– Мда. Давайте его, пока, кладите на койку в коридоре, а как закончим с приёмом вновь поступивших, надо будет сходить к начальнику и объяснить ситуацию. Думаю, этого бедолагу надо отправить в другой госпиталь.

Как и ожидал Сергей Петрович, коек в отделении не хватило. Но, как оказалось, начальник госпиталя это предвидел и из казармы для персонала выздоравливающие принесли несколько коек и расставили их в коридоре. Там и так было тесно, теперь же каталка едва проходила в щель между кроватями и стеной и было не понятно, как можно её закатить в палаты. Немного места было оставлено только около перевязочной. Но на пол никого класть не пришлось.

Закончив с перевязками и оставив сестёр наводить порядок в перевязочной, Сергей Петрович и Светлана Павловна переместились в ординаторскую, где застали пожилую женщину в белом фартуке, как понял Сергей Петрович, буфетчицу или подавальщицу из столовой для раненых, которая как раз накрывала ужин на четверых (варёное мясо с варёной картошкой, компот из свежих яблок).

– Минутку, а почему на четверых? И обед был на четверых. Старшая сестра же не только подменяла палатную, но и распределяла больных по палатам, вела журналы… Её тоже надо покормить.

– А она поест со старшей сестрой первого отделения, я им там накрою. Вы лучше Ваших сестёр позовите, пока всё тёплое.

Сергей Петрович выглянул в коридор и остановил раненого, ковыляющего с костылём в сторону лестницы:

– Товарищ, будьте добры, дойдите до перевязочной и скажите сёстрам, что их просят срочно прийти в ординаторскую.

– Светлана Павловна, нам ещё с загипсованным разбираться, давайте не будем их ждать и поедим.

Сёстры пришли, когда они уже допивали компот.

Задумчиво посмотрев в стакан, Светлана Павловна сказала:

– Сергей Петрович, как бы нам не упустить товарища Сухарченко. У нас ещё не дописаны две истории. Кто будет писать, а кто пойдёт с докладом?

– Вообще-то, докладывать положено Вам, как старшей по должности. Но я уже не помню, что там про этих раненых надо писать… Так что придётся мне идти. Где его история?

– Вот, я её заполнила.

Сергей Петрович взял историю болезни и пошёл в штаб.

Постучав в дверь и приоткрыв её он спросил:

– Олег Николаевич, можно?

– Заходите. Слушаю Вас.

– Вот, к нам доставили бойца с огнестрельным переломом костей голени. И глухим гипсом. Гипс надо вскрывать, смотреть состояние раны, после этого, возможно, его придётся накладывать заново. А в отделении нет ни самого гипса, ни инструментов для его снятия. Мы не знаем, что делать. Может, отправить его в госпиталь, специализированный на костной травме?

– Я тоже обратил внимание на этого раненого. Странно, кто на передовом этапе тратил время на гипс, вместо того, чтобы наложить шину Дитерихса223 и отправить в тыл? Дайте его карточку.

Сергей Петрович протянул историю болезни.

– Помощь оказывали в районной больнице. Может, дело в этом? Но Вы правы, что его надо переводить. Завтра… Нет, прямо сейчас оформите перевод и отправьте в приёмно-эвакуационное отделение, а я позвоню оперативному дежурному штаба госпитальной базы, пусть решает, что с ним делать.

– Есть оформить перевод!

Сергей Петрович вернулся в ординаторскую своего отделения.

– Приказано оформить перевод в специализированный госпиталь и отправить в приёмно-эвакуационное отделение. Вы знаете, как это пишется?

– Да, давайте, в отличие от мирного времени, долгой писанины не надо. Короткая запись в истории, отметка в карточке и всё. Вы идите, я всё сама сделаю.

– Тогда я зайду в приёмник224 и скажу, чтобы прислали санитаров. До свидания!

– До свидания!

Сергей Петрович зашёл в приёмно-эвакуационное отделение, объяснил ситуацию и попросил послать санитаров, чтобы забрали раненого из отделения. Потом пошёл в казарму переодеться. Дверь в его комнату была запрета, но кроватей в ней не было, а вещи, оставленные на одной из них, были переложены на стол. «Запасные ключи, всё правильно», – догадался Сергей Петрович и стал переодеваться. Пропотевшую нижнюю рубаху он, сначала, хотел взять с собой, чтобы Серафима её постирала, но потом решил, пока, оставить здесь и завтра выяснить у сестры-хозяйки, нельзя ли её постирать в госпитале.

Домой он пришёл около восьми часов. Сима не спала и что-то стирала в ванне.

– Добрый вечер! Как прошёл день?

– Тяжело. Привезли сразу сто человек, умаялись принимать. Если можно, я бы помылся и лёг спать.

– Да-да, сейчас освобожу.

Сергей Петрович сходил в комнату, разделся до плавок и, прихватив пижаму, вернулся в ванную. Серафима уже переложила бельё в таз и наполняла ванну водой.

– Нет-нет, я не буду сидеть. Я быстренько помоюсь под душем.

Сима тут же выключила воду и выдернула пробку.

– А можно я тебе спинку потру?

Сергей Петрович посмотрел на её порозовевшие щеки, подумал, что спинкой дело не ограничится и согласился. Серафима тут же завладела мочалкой и стала его везде намыливать, в том числе и там, где он бы предпочёл помыться без её помощи, чем вызвала вполне определённую реакцию. Одновременно она рассказывала, как у неё прошёл вчерашний день. Большую часть Сергей Петрович пропустил мимо ушей, зацепился только тогда, когда Сима, рассказывая о дне рождения Ольги, перевязочной сестры 1-го отделения, которое отмечали вчера, сказала, что на девичник приходила и Лиза, перевязочная сестра 2-го отделения.

– Знаешь, она до войны лет десять работала перевязочной сестрой в городской больнице где-то под Москвой. И повидала многих врачей, в том числе и в этом госпитале. И она говорит, что ещё не встречала никого, кто бы так грамотно и уверенно работал с гнойными ранами. И все гадали, где же ты работал, что так хорошо всё это знаешь?

Пока Сергей Петрович смывал с себя мыло, Серафима, продолжая болтать, взяла полотенце и не дала ему самостоятельно вытереться. Но, закончив вытирать ноги и то, что между ними, она сама натянула на него пижамные трусы.

– Ты ложись, не жди меня, мне надо закончить стирку.

Сергей Петрович последовал её совету и почти сразу заснул. Но проснулся, когда она легла и прижалась к нему грудью. Немного полежав, он повернулся на бок и стал поглаживать Симу по спине.

– Ты не думай, я конечно, хочу, но не так, чтобы очень. Так что спи.

– Ты насильница. Ты думаешь, я теперь смогу так просто уснуть? Иди уж сюда…

Утром они, опять вместе, пошли пешком в госпиталь, позавтракали (макароны по-флотски, компот из свежих яблок) и разошлись по своим отделениям. Серафима переодевалась в отделении, в сестринской, а Сергей Петрович, как обычно, зашёл в казарму переодеться и, заодно, прихватил оставленную там вчера рубаху. Поднявшись в отделение он, первым делом, зашёл к сестре-хозяйке.

– Доброе утро! Скажите, а что делать с грязным? Мне вот рубашку надо постирать. Это как-то здесь организовано или надо брать домой?

– Здравствуйте, Сергей Петрович! Зачем же домой. Давайте сюда, я её, сейчас, надпишу и сдам в прачечную вместе с халатами. И вот, возьмите штаны, я их уже надписала. А тапочек, пока, нет.

– Спасибо!

Сергей Петрович взял 2 пары линялых пижамных брюк, но решил померить их потом, когда будет вечером переодеваться перед уходом домой. Тем более, что носить их с сапогами было бы неудобно.

Когда он пришёл в ординаторскую, Светлана Павловна была уже там.

– Здравствуйте, Светлана Павловна!

– Здравствуйте, Сергей Петрович! Знаете, мне понравилось, как мы вчера работали. Вы разбираетесь в гнойных ранах лучше меня, да и получилось намного быстрее, чем если бы мы перевязывали по очереди. Зато у меня почерк разборчивее, а то ваши записи я разбираю с трудом.

– Я его тоже иногда плохо читаю. В общем, я не против. Только давайте лежачих будем возить в перевязочную, всё равно мы каталку используем. Вчера ведь получилось быстро не потому, что я такой быстрый, а потому, что не было задержек со сменой раненых.

Так они и работали. Часа через полтора заглянул Сухарченко и поинтересовался, как дела у того раненого, которого они вчера с ним обсуждали.

– Мы до него ещё не добрались, – ответила Светлана Павловна.

– Ладно, в другой раз скажете.

Обедать они пошли вместе. Обед (борщ со сметаной, куриные котлеты с перловой кашей и кисель из свежих яблок) им принесла женщина в белом переднике, видимо, подавальщица, а не раненый из команды выздоравливающих, как раньше. Когда они уже заканчивали, в комнату заглянул Кролик и сказал, что через двадцать минут начальник госпиталя собирает всех врачей на совещание.

Когда все собрались, Сухарченко, не вставая из-за стола, сказал:

– Я, сегодня, уже почти со всеми виделся, так что здороваться не будем. Я вас собрал, чтобы проанализировать результаты вчерашней работы. А результаты довольно безрадостные.

– Первое. Только одно отделение заранее позаботилось о том, чтобы перевести выздоравливающих в реабилитационное отделение и освободить койки для поступающих. Старшему врачу второго хирургического отделения Белояровой, выполняющей обязанности начальника отделения, объявляю благодарность.

Сухарченко замолчал и посмотрел на Светлану Павловну, ожидая её реакции. А та покраснела и растерянно смотрела на Сухарченко, не зная, что делать. Сергей Петрович наклонился к ней и прошептал:

– Служу Советскому Союзу.

Светлана Павловна начала неуверенно повторять:

– Служу Совет…

Сергей Петрович ткнул её локтем в бок.

Светлана Павловна, наконец, встала и сказала:

– Служу Советскому Союзу!

И замерла, не зная, что делать дальше. Сергей Петрович дёрнул её за халат, только после этого она села.

– Второе. Только во втором отделении сразу перевязали всех вновь поступивших. В остальных отделениях ограничились заполнением историй болезни, перевязали только тех, у кого сильно промокли повязки. Сегодня я прошёлся по перевязочным, посмотрел раны. Почти у всех они, при первичной хирургической обработке, были ушиты наглухо. Меня это не удивило, в ППГ я делал также. Удивило то, что почти у всех были признаки нагноения. От флегмоны225 подкожной клетчатки, до межмышечных абсцессов226. Пришлось снимать швы и дренировать гнойники. А во втором отделении это сделали в первый же день. Доктор Рябов, объясните коллегам, почему Вы были так уверены, что швы надо снимать.

Сергей Петрович встал. И повторил то, что уже говорил Светлане Павловне:

– Пули и осколки, проникая в тело человека, затягивают туда мелкие фрагменты одежды. А осколки, к тому же, часто бывают загрязнены землёй и не только. Поэтому все огнестрельные раны, по определению, инфицированные и, при первичной хирургический обработке, их нельзя зашивать наглухо. А к нам поступили раненые с ушитыми ранами. Поэтому я, при малейшем подозрении на воспалительный процесс в области раны, снимал кожные швы и разводил края раны. К сожалению, в большинстве случаев, этим ограничиться не удалось, пришлось искать гнойники в более глубоких слоях. И, к ещё большему сожалению, не во всех случаях их удалось сразу дренировать.

– Вы, сегодня, уже перевязали того раненого с ампутацией плеча?

– Да. Шов культи хороший, но пришлось вскрыть флегмону в межмышечном пространстве.

– То, что рассказал доктор Рябов, для меня новость. Я сам, в ППГ, ушивал практически все раны. Но теперь, увидев, к чему это приводит к концу недели, понял, что был не прав.

Сухарченко встал.

– За квалифицированную работу, направленную на сокращение сроков лечения раненых, младшему врачу второго хирургического отделения Рябову объявляю благодарность.

– Служу Советскому Союзу, – сказал Сергей Петрович и сел.

– Надеюсь, все поняли, то о чём нам рассказал доктор Рябов и примут эту информацию как руководство к действию. Было бы интересно узнать, откуда такой опыт, при почти полном отсутствии стажа, но такие вопросы запрещены.

Все выжидательно посмотрели на Сергея Петровича.

– Просто меня хорошо учили.

«Ага, на основе опыта этой войны»

– Третье. Работа в перевязочной на одном столе сопряжена с большими паузами. Пока сестра наложит повязку одному раненому, пока он выйдет, а другой ляжет на его место, пока с него снимут повязку, врач ничего не делает. В четвёртом отделении поставили в перевязочную второй стол, а во втором догадались использовать в качестве второго стола каталку. То и другое позволило существенно ускорить работу. Но выяснилось, что, чтобы полностью реализовать эту возможность, нужна вторая перевязочная сестра. Я уже отправил в штаб Московской госпитальной базы запрос на изменение штатного расписания.

Сухарченко встал.

– Приказываю начальникам первого, третьего и пятого отделений изыскать возможность установить в перевязочных второй перевязочный стол.

Он сел.

– Вообще-то идея с каталкой мне понравилась. Четвёртое. Все почему-то забыли, что наш эвакогоспиталь, как и вся Московская госпитальная база – это не конечная точка, где необходимо лечить раненых до полного выздоровления, а этап медицинской эвакуации. С самого начала своей работы госпиталь не отправлял раненых в тыл. Только выписывал, не важно, в строй, на инвалидность или на кладбище. Это неправильно. Сейчас я зачитаю критерии, утверждённые начальником Московской госпитальной базы, по которым мы обязаны делить всех раненых на четыре группы: тех, кого необходимо эвакуировать в тыл, тех, кого к этой эвакуации надо готовить, тех, кого необходимо лечить в хирургических отделениях и тех, кого надо переводить в реабилитационное отделение. Выписка в запасные полки, в санатории, если это необходимо, и комиссование непригодных к военной службе будет проводиться из шестого отделения, подробности мы обсудим с исполняющим обязанности начальника этого отделения после совещания. Кто не надеется на память – записывайте. Бумага и карандаши на столе.

Все задвигались, разбирая письменные принадлежности, а несколько человек, в том числе и Сергей Петрович, пересекли к столу. Когда все успокоились, Сухарченко начал зачитывать перечисленные в приказе по Московской госпитальной базе критерии деления раненых на уже озвученные им группы, а все, или почти все, присутствующие старательно их записывали. Закончив, он опять встал.

– Приказываю ежедневно не позднее восемнадцати ноль-ноль подавать в приёмно-эвакуационное отделение списки раненых, подлежащих эвакуации и, отдельно, переводу в шестое реабилитационное отделение. Вопросы есть?

Вопросы были. В основном уточняли критерии отбора раненых для эвакуации. А Светлана Павловна спросила, можно ли эвакуировать на восток раненых с ампутированными конечностями и небольшим сроком долечивания, которые призывались на Урале, в Сибири или на Дальнем Востоке.

– Просто, чтобы им, после комиссования, было проще добираться до дома.

– Не можно, а нужно!

Сергей Петрович попросил разрешения задержать в госпитале раненого с торакостомой:

– Мне кажется, что у него можно добиться не только облитерации плевральной полости, но и частичного расправления лёгкого. Не знаю, удастся его поставить в строй или нет, но избежать тяжёлой инвалидности, надеюсь, можно. Но им надо постоянно заниматься. А в санитарном поезде может не оказаться необходимых условий или специалиста, способного с этим справиться.

Сухарченко задумался.

– Завтра покажете мне этого раненого и решим.

Когда вопросы кончились, Сухарченко сказал:

– Все, кроме исполняющего обязанности начальника шестого отделения, свободны.

Вернувшись в отделение, Светлана Павловна и Сергей Петрович закончили перевязки, составили список на эвакуацию из 28 фамилий (всех, кого можно было перевести в реабилитацию, они перевели вчера) и, по дороге на ужин, Сергей Петрович занёс его в приёмник. Светлана Павловна подошла в столовую для медиков чуть позже, уже переодевшись. А ещё через несколько минут туда заглянул сержант из команды выздоравливающих и сообщил, что начальник госпиталя запретил сотрудникам госпиталя покидать его территорию, так как в течение часа начнут прибывать раненые с ещё одного санитарного поезда.

На ужин были бефстроганов с овсянкой227, чай и пирог с яблоками. Сергей Петрович очень удивился гарниру, так как был уверен, что весь овёс должен идти на корм лошадям, которых, в то время, в армии было много. Поев, он, не дожидаясь Светланы Павловны, пошёл в отделение и разминулся на лестнице с санитарами, спускавшими носилки с раненым, за ними несколько выздоравливающих несли матрас и детали разобранной кровати. В отделении он, первым делом, заглянул в сестринскую и предупредил Лизу об ожидающемся поступлении раненых. Но оказалось, что она уже в курсе, об этом сёстрам отделения сообщили санитары, начавшие переносить подлежащих эвакуации раненых к приёмному отделению. Уточнив, кого именно уже забрали, Сергей Петрович сел в ординаторской оформлять истории болезни. Но подошедшая Светлана Павловна отобрала у него истории:

– Я с этим лучше справлюсь, а Вы идите в перевязочную, там уже первого раненого принесли.

И действительно, уже через 15 минут она тоже пришла в перевязочную, а на удивлённый взгляд Сергея Петровича ответила:

– Сегодня у нас заберут только пятнадцать человек. А положат десять. Это если чего-нибудь не изменится.

С таким небольшим поступлением они справились уже к восьми часам вечера и, немного подождав, пошли в ординаторскую. По дороге Светлана Павловна попросила одного из ходячих раненых, кандидата на перевод в команду выздоравливающих, сходить в приёмное отделение и узнать, будут ли кого-то ещё направлять к ним и если нет, то могут ли они идти отдыхать.

Стоило им зайти в ординаторскую, как появилась буфетчица с чайником, стаканы и накрытая новенькой пелёнкой тарелка с кусками поднадоевшего яблочного пирога, уже стояли на столе. Посланец в приёмник вернулся, когда они уже заканчивали чаепитие, и сообщил, что сегодня поступлений больше не будет и все, кто закончил с их обработкой, могут быть свободны.

Светлана Павловна и Сергей Петрович вместе дошли до казармы. Раньше Сергей Петрович не спрашивал, а теперь узнал, что Светлана Павловна живёт здесь, через две комнаты от той, в которой разместили его. Пожелав спокойной ночи, Сергей Петрович зашёл в свою комнату, переоделся и пошёл домой ночевать.

На следующий день к ним в отделение зашёл Сухарченко и попросил показать ему на перевязке раненого с торакостомой. А после перевязки разрешил оставить его в госпитале до облитерации остаточной плевральной полости.

В течение следующей недели не происходило ничего примечательного. Раненых привозили и увозили, часть переводили в команду выздоравливающих. Но только днём. Сначала Сергей Петрович этому очень удивлялся, а потом понял, что налёты немецких бомбардировщиков происходят только по ночам и командование Московского железнодорожного узла стремится к этому времени сократить количество поездов, находящихся в зоне возможного поражения.

В конце недели к нему зашёл бывший начальник аптеки госпиталя Гробов.

– Здравствуйте Сергей Петрович! Большое спасибо, что Вы спасли меня от большой беды.

– Я-то тут при чём?

– Ой, ну не надо, я же не дурак и понимаю, кто подсказал особисту инициировать мой перевод на аптечный склад госпитальной базы. Сам бы он до этого никогда не додумался. И я понимаю, что бы со мной было, задержись я в госпитале ещё несколько дней. Вот, примите небольшой презент. Это от всего сердца.

Он поставил на стол приземистую бутылку со спиртом228.

– Но только Вы не думайте. Предыдущий начальник склада, кстати, его перевели сюда начальником аптеки, ничего не понимал в складском учёте и, после инвентаризации, нам пришлось почти все лекарства оприходовать по факту и начинать учёт заново. Но журнал учёта спирта он вёл, хоть и с большими ошибками. И ладно бы небольшая недостача, но у него образовался избыток почти в десять литров. Чтобы свести концы с концами, пришлось этот излишек разделить между членами инвентаризационной комиссии. Ну и начальству кое-что перепало. Ещё раз большое спасибо и не буду Вас задерживать.

Не давая Сергею Павловичу что-то возразить он быстро вышел за дверь. Сергей Петрович пожал плечами и убрал бутылку в стол.

А ещё через неделю, в первый день осени, когда Сергей Петрович и Светлана Павловна собирались идти обедать, к ним зашёл Сухарченко.

– Здравия желаю! У Вас свободные места есть?

Ответила Светлана Павловна:

– Нет, даже койки в коридоре все заняты.

– Надо освободить одну палату. У вас есть маленькие палаты?

– Есть две на трёх человек.

– Отлично, одну из них надо освободите и одну койку вынести в коридор, людей я сейчас пришлю. Если некого перевести в команду выздоравливающих, переведите по одному человеку в третье, четвёртое и пятое отделения, там есть места.

– Может, лучше подождать, пока от нас заберут раненых, подлежащих эвакуации? – этот вопрос задал Сергей Петрович.

– Нет, за эвакуируемыми в тыл машина придёт не раньше, чем через два часа, а сейчас к Вам принесут двух лётчиков, их к нам доставили с аэродрома в районе города Щёлково229.

– Эээ… Свежие раны? Нужна первичная обработка?

– Нет, ожоги.

– Большие?

– Похоже, да.

– Им морфин уже вкололи?

– Морфин? Они не жалуются на боли.

– Нервные рецепторы сгорели, но это не исключает болевого шока. Ладно, пойдёмте в перевязочную.

– Нет, мне ещё кое-что надо организовать, так что Вы без меня, – и ушёл.

Светлана Павловна, сразу после того, как Сергей Петрович переключил внимание начальника на себя, взяла истории болезни, лежавшие в ячейке шкафа, помеченной номером одной из палат, и начала писать в них переводные эпикризы. Сергей Петрович уточнил, какая палата, и пошёл в перевязочную. По дороге он заглянул в эту палату:

– Товарищи, собирайтесь, вас, сейчас, переведут в другие отделения.

Потом зашёл в сестринскую:

– Вынужден Вас огорчить. У нас срочная работа. Лиза, готовьтесь, два человека со свежими ожогами. Ася, пожалуйста, приготовьте две капельницы, физраствор и морфин со шприцами и приходите в перевязочную.

Не успел он дойти до перевязочной, как с лестницы появились санитары с носилками. Сергей Петрович помахал им рукой и показал, что раненого надо нести в перевязочную. Когда его занесли и переложили на стол, он сказал:

– Возьмите каталку, поставьте её в коридоре и второго раненого положите на неё. И не забудьте сказать нам об этом.

Повернувшись к раненому он спросил:

– Как дела? Где болит.

– Бок немного болит.

– А ожог-то где?

– На спине.

Сергей Петрович выскочил в коридор.

– Санитары! Немедленно вернитесь!

Когда санитары подошли к нему, он спросил:

– Что же Вы его положили на спину? У него же поражение на спине. Переверните, только аккуратно.

Когда санитары перевернули раненого и вышли, Сергей Петрович осторожно снял кожаную куртку, которой он был накрыт, и удивлённо присвистнул и принюхался. Вся спина была покрыта остатками такой же, но сгоревшей, куртки из-под которой, местами, виднелись участки черной обугленной кожи230, а пахло горелым мясом и бензином. В этот момент в перевязочную вошла Лиза.

– Лиза, нам надо будет как-то удалить остатки кожаной куртки. Не уверен, что их можно просто отрывать. Подумай, чем мы сможем их срезать.

И повернулся к появившейся в дверях Асе.

– Морфин в мышцу, потом ставь капельницу. Физраствор по четыреста? Две банки. А между ними банку глюкозы. Потом, наверно, понадобится ещё. И кровь. Боюсь, что без крови здесь не обойтись. Но не прямо сейчас. Лиза, у нас есть сыворотки для определения группы крови?

– Нет, но можно заказать.

– Пока Ася ставит вену, дойди до старшей, пусть закажет.

Светлана Павловна, вошедшая почти сразу за Асей и слышавшая всё, сказанное про переливание крови, спросила:

– А кровь-то за чем? У него же нет кровотечения.

– Белки. Он будет терять белки крови, много белков, их надо будет чем-то восполнить.

В этот момент в дверь заглянул санитар Шпагин:

– Мы принесли второго лётчика.

Сергей Петрович вышел в коридор. Второй пациент сидел на стуле рядом с каталкой. У него были забинтованы обе руки до локтя и на лице кожа была красная и покрыта волдырями231.

– Сильно болит?

– Терпимо.

– Всё равно, морфий и капельницу.

Сергей Петрович повернулся к санитарам.

– Помогите ему лечь и разуйте, – и вернулся в перевязочную.

– Ася, как закончишь здесь, сделай то же самое тому, что в коридоре. Там ожог обеих рук, пока не снимем повязки, не узнаем, что с локтевыми венами. Пока, поищи вены на тыле стопы.

Ася удивлённо посмотрела на него, но промолчала.

– Светлана Павловна, боюсь, я тут буду долго возиться, так что второго обрабатывать Вам. Значит, и колоть его лучше здесь.

– Да, конечно.

Она вышла в коридор и, почти тут же, вернулась, направляя передний конец каталки. Задний конец подталкивала Лиза. Пока они устанавливали каталку на место, Ася закончила налаживать капельницу и Сергей Петрович спросил у Лизы:

– Ну что, можем начинать?

Вместо ответа, Лиза подала ему сначала перчатки, а потом зажим Микулича и большие куперовские ножницы.

– Это самое грубое, что у меня есть.

С большим трудом, после нескольких безуспешных попыток, Сергею Петровичу удалось прорезать обгорелую кожу куртки, но под ней оказалась не жидкость, а кровоточащая ткань. После ещё 2 попыток, окончившихся с таким же результатом, он понял, что под курткой, в основном, ожог 3-й степени и задумался, надо ли открывать раневую поверхность или лучше оставить как есть.

– Светлана Павловна, Вы с глубокими ожогами раньше сталкивались?

– Нет.

– А ты, Лиза?

– У нас часто бывали ожоги второй степени, а тут, мне кажется, третья. Я такие видела пару раз, но они были сантиметров десять-пятнадцать.

– Мне тоже кажется, что третья. В основном. И сколько-то четвёртой. Только я не знаю, надо ли снимать с них остатки куртки или пусть, пока, прикрывает.

Светлана Павловна молча пожала плечами, а Лиза всем своим видом показала, что решение принимать не ей.

– Ладно, давайте срежем куртку с необожжённых участков, а на ожогах, пока, оставим, – и стал разрезать рукава и отрезать их и переднюю часть куртки от той её части, которая прилипла к ожогам.

К этому времени Ася нашла-таки вену на ноге второго лётчика, а Лиза сняла повязки с левой руки и Светлана Павловна начала осматривать ожоги. Сергей Петрович, прервавшись на минуту, присоединился к ней. Кожа была сплошь покрыта волдырями. Местами они вскрылись и из них подтекала желтоватая жидкость.

– Ну что ж, вторая степень. Заживёт и, если повезёт, даже без грубых рубцов. Вы жидкость из пузырей выпустите, а сами пузыри оставьте, пусть прикрывают раневую поверхность. Вот только я не знаю, какую повязку ему сейчас сделать. Мазевую явно рано, с гипертоническим, вроде, ни к чему. Может, сухую?

Ответила Лиза:

– У нас, пока не загноится, делали сухие.

– Значит, сухую.

Куртка первого лётчика была сделана из тонкой, но качественной кожи и плохо поддавалась ножницам, которые, как обычно в перевязочных, были туповаты. Так что Сергей Петрович и Светлана Павловна закончили почти одновременно.

– Ну что ж, здесь закончат без нас, пойдёмте, наконец, поедим.

Оказалось, что это проще сказать, чем сделать – около комнаты пищеблока, в которой кормили врачей, сестёр и прочих сотрудников госпиталя кроме санитаров (они ели в столовой команды выздоравливающих), стоит очередь из желающих поесть. А один из выздоравливающих прикалывает на дверь лист А4. Когда он это закончил и стоящие впереди ознакомились с текстом, один из них, Сергей Петрович его не узнал, громко сказал:

– Ну вот, не прошло и дня, а они, всё-таки, сообразили.

Кто-то из стоявших сзади спросил:

– А что сообразил-то?

– Что людей надо кормить не здесь, а в отделениях.

– В смысле?

В этот момент дверь открылась и из неё вышла молодая женщина из отдела кадров, а мужчина, недовольный тем, что начальство долго думало, зашёл внутрь. Женщина, стоявшая за ним, Сергей Петрович подумал, что это врач из 3-го отделения, но не был уверен, объяснила:

– Начиная с сегодняшнего ужина медперсонал будут кормить в отделениях. Врачам будут приносить в ординаторские, а сёстрам и нянечкам в сестринские. Санитары-носильщики, по-прежнему, едят вместе с выздоравливающими, а все остальные, включая приёмно-эвакуационное, по-прежнему здесь. Взвод охраны питается в своей столовой. А у них где столовая?

– В казарме, где же ещё, – объяснил врач из 6-го отделения, стоявший перед Сергеем Петровичем.

Тут из комнаты вышло сразу несколько человек и Сергей Петрович оказался прямо перед дверью. И смог рассмотреть висящую на ней бумагу. Это была копия приказа начальника госпиталя «Об организации питания штата госпиталя». Кроме уже озвученного, там было написано, что организацией питания сотрудников отделений должны заниматься буфетчицы, работающие в столовых для пациентов. А также было прописано, чем нормы питания раненых отличаются от норм питания медперсонала, сотрудников, выполняющих работы, связанные с физическими нагрузками (санитаров-носильщиков, истопников и ремонтников), сотрудников штаба и бойцов и командиров взвода охраны.

Светлане Павловне и Сергею Петровичу пришлось ещё минут пять простоять перед дверью, пока у них появилась возможность зайти в «комнату для принятия пищи». И то, сесть пришлось за разные столы. Быстро поев (перловый суп, мясо, тушёное с морковью, перловая каша и яблочный кисель), они пошли в отделение заканчивать перевязки.

Уже ближе к ужину, когда Сергей Петрович занимался последним раненым, а Светлана Павловна заканчивала список кандидатов на эвакуацию (список на перевод в команду выздоравливающих она написала раньше), к ним зашёл Сухарченко.

– Как дела у лётчиков?

Ответил Сергей Петрович:

– У одного ожоги рук и лица первой-второй степени, у второго ожоги спины, видимо, третьей-четвертой степени, точнее можно будет сказать, когда удастся снять остатки лётной куртки. В обоих случаях затрудняюсь сказать, сколько это в процентах.

– Процентах чего?

– Площади поверхности тела232.

– Это хорошо, что Вы так хорошо разбираетесь в ожогах. Потому, что начальник Московской госпитальной базы приказал этих раненых не эвакуировать в тыл, а лечить у нас до выписки. Сыворотки для определения группы крови доставят завтра. И завтра же нам привезут ещё лётчиков. Их должны откуда-то эвакуировать самолётом, часть отвезут в Главный госпиталь, а часть к нам. Подготовьте четыре места – освободите ещё одну трёхместную палату и верните койку в ту, где лежат лётчики.

– А почему к нам? – спросила Светлана Павловна.

– Мы расположены сравнительно близко от Центрального аэродрома233.

– Нет, я имею в виду, почему в наше отделение?

– У вас хорошо получается, – и, не вдаваясь в дальнейшие объяснения, ушёл.

Следующее событие, выбивающееся из размеренного рабочего ритма, случилось через 2 дня, в среду. Утром, только они начали перевязки, в перевязочную заглянул Кролик:

– Здравия желаю. Сергей Петрович, Вам телефонограмма. В десять ноль-ноль за Вами придёт машина.

– Какая машина, откуда?

– Не знаю. Подписано – Завхоз.

– Понятно, спасибо.

Сергей Петрович посмотрел на часы, потом на Светлану Павловну.

– Ещё с час можем работать, потом Вам придётся без меня.

Без четверти десять он пошёл в ординаторскую переодеваться (уже недели 2 он переодевался не в казарме, а в отделении), сказав на прощание:

– Всё, мне пора. Возможно, сегодня не вернусь.

Когда Сергей Петрович подошёл к въездным воротам, там его уже дожидалась эмка, за рулём сидел водитель в военной форме с петлицами кандидата госбезопасности. Сергей Петрович подошёл к нему и спросил:

– Вы за мной?

– А Вы кто?

– Рябов моя фамилия.

– За Вами, садитесь.

Сергей Петрович обошёл машину и сел рядом с водителем. Охранников не было. Водитель же вылез из машины, достал из-под сиденья заводную ручку, вставил её в соответствующее гнездо в передней части капота, резким рывком запустил двигатель, вытащил ручку из гнезда и вернулся за руль. Перед тем, как сесть, он убрал ручку под сиденье. Расположившись на своём месте он выжал сцепление и, практически беззвучно, включил первую передачу. Но звук всё же был и привлёк внимание Сергея Петровича. И он стал наблюдать за дальнейшими действиями шофёра. И, благодаря этому, не пропустил перегазовку234 при включении второй, а потом и третьей, передачи235. Когда Сергея Петровича возили на дачу Сталина, он этого не заметил, видимо потому, что сидел сзади и был слишком взволнован.

Машина проехала по Поперечному просеку, повернула налево, на 3-й Лучевой просек, не доезжая до центра парка свернула направо на ещё одну аллею (Сергей Петрович уже знал, что это называется Митьковский проезд), потом поплутала по каким-то переулкам и выехала на относительно прямую улицу. Только когда подъехали к Комсомольской площади, Сергей Петрович понял, что это была Русаковская улица. Поднырнув под железнодорожный мост, машина повернула налево, потом направо, постояв на светофорах пересекла Садовое, а потом и Бульварное кольцо, не доезжая до площади Дзержинского свернула направо и остановилась перед входом в новое здание НКВД.

Выбравшись из машины, Сергей Петрович вошёл в здание, поднялся на 3-й этаж и прошёл в кабинет своей группы. При этом ему пришлось дважды показать своё удостоверение из правого кармана. В кабинете нашлась Люся, что-то печатавшая на машинке, и скучающий Крымов.

– Добрый день! Виктор Фролович, вызывали?

– Здравствуйте, товарищ Рябов. Рад Вас видеть, но Вам к товарищу Жаткину.

– Ладно.

Сергей Петрович вышел из кабинета и постучал в соседнюю дверь.

– Здравствуйте Кирилл Андреевич, вызывали?

– Да, заходите, присаживайтесь. Как дела в госпитале, раненых много?

– Много, каждый день привозят. Но и каждый день увозят дальше в тыл. Плохо, что на передовом этапе медицинской помощи много хирургов мирного времени. Они не знают разницы между ножевой раной и огнестрельной раной. Работают по шаблонам мирного времени, приходится много переделывать. Их надо переучивать, но это не моя забота.

Жаткин немного подумал.

– Может, напишите?

– Зачем? Есть опыт финской, есть опыт Халкингола. Просто его надо обобщить и донести до врачей ППГ и медсанбатов. Это дело Главного военно-медицинского управления. Надеюсь, там не дураки сидят, уже сообразил.

– Ладно, это я попробую как-то проверить. Но я Вас вызвал по другой причине. Наши учёные уже почти разобрались с кумулятивными боеприпасами. А Вы, в своё время, писали, что можете дать информацию об оружии, использующем эти боеприпасы. В общем, идите и пишите.

– Есть идти и писать.

Сергей Петрович вернулся в кабинет своей группы. Навстречу ему вышел пожилой человек с петлицами младшего лейтенанта госбезопасности, поздоровался и не спеша пошёл по коридору. «Гордон, аналитик по СССР», – вспомнил Сергей Петрович.

Крымова в кабинете уже не было, а Люся кончила печатать и приготовила блокнот. Сергей Петрович передвинул стул к её столу и сел на него.

– Ну что ж, начнём, раз ты готова. Аналитическая записка. Абзац.

О ручном гранатомёте. Абзац.

Источники информации двоеточие уроки военного дела в школе, художественная литература, научно-популярные статьи. Абзац.

Насколько мне известно, первый серийный ручной противотанковый гранатомёт был принят на вооружение немецкой армии в 1944 году под названием фаустпатрон. Это было одноразовое изделие, настолько простое в использовании, что им вооружали шестнадцатилетних мальчишек, мобилизованных в фольштурм и, практически без подготовки, брошенных в бой. И настолько эффективное, что представляло главную угрозу для наших танков во время городских боёв. Абзац.

На уроках военного дела в старших классах школы я изучал РПГ-7 (ручной противотанковый гранатомёт седьмой модели), стоявший на вооружении Советской армии в середине и конце шестидесятых годов. Это оружие я не держал в руках и видел только на картинках и, позже, в научно-популярных фильмах. Абзац.

Это было многоразовое изделие, представлявшее из себя гладкую изнутри трубу с откидывающимся рамочным прицелом скобку открыть вроде тех, которые, сейчас, используются в авиации и зенитных пулемётах скобку закрыть и механизма стрельбы. Наверняка были какие-то рукоятки, но я их не помню. Абзац.

Гранатомёт стрелял гранатами, представлявшими из себя цилиндр, переходивший спереди в конус, а сзади к нему был прикреплён цилиндрический хвостовик меньшего диаметра. На хвостовик накручивались лопасти хвостового оперения изготовленные из упругого металла. В транспортном положении они удерживались специальным кольцом, а при заряжании кольцо снимали, удерживая лопасти рукой, и хвостовик вводили в трубу. При выстреле лопасти разворачивались и обеспечивали стабилизацию гранаты в полёте. Происходила при этом подкрутка вдоль продольной оси или нет, я не знаю. Абзац.

При выстреле происходил выброс раскалённых газов из заднего конца трубы, а граната вылетала вперёд. Вероятно, она имела твердотопливный реактивный двигатель, так как в научно-популярных фильмах при съёмке сзади во время её полёта была видна светящаяся точка. Но мало вероятно, что этот двигатель обеспечивал старт гранаты при выстреле, иначе требовалась бы защита стрелка от струи газов из реактивного двигателя, а этого не было. Логично предположить, что первичный импульс гранате обеспечивал вышибной заряд скобку открыть много раз слышал этот термин, но не знаю, что именно он означает скобку закрыть, а уже в полёте включался реактивный двигатель. В любом случае вещества и устройства, обеспечивающие движение гранаты, помещались в хвостовике, а взрыватель, обеспечивающий подрыв кумулятивного заряда и срабатывающий как при прямом ударе о препятствие, так и при ударе под некоторым углом, размещался в коническом обтекателе. Абзац.

Как мне кажется, дальность выстрела фаустпатрона составляла пятьдесят-сто метров, а дальность стрельбы из РПГ-7, несколько сотен метров. И не могу сказать, насколько велика была вероятность попадания гранаты РПГ-7 в цель. Возможно, в первых образцах гранатомёта имеет смысл не гнаться за большой дальностью отдав приоритет большей результативности. Абзац.

Как я уже писал, немецкий фаустпатрон был одноразовым. Можно предположить, что первая модель советского гранатомёта, наверняка копировавшая немецкий образец, так же была одноразовой. Но в конце шестидесятых на вооружении Советской армии стоял только многоразовый вариант. С чем это было связано, я не знаю. Позднее, вероятно, в восьмидесятые годы, в дополнении к нему появился и одноразовый гранатомёт. А в двадцатые годы двадцать первого века в армии использовали как одноразовую конструкцию (выстрелил и выкинул), так и многоразовую, напичканную сложными и дорогостоящими электронными системами прицеливания и стреляющую гранатами скобку открыть скорее ракетами скобку закрыть с системами самонаведения, значительно повышающими точность стрельбы. Абзац.

Кроме гранат для борьбы с танками и другими бронированными целями, в двадцатые годы двадцать первого века существовали гранаты для уничтожения бетонных огневых точек скобку открыть кумулятивная струя прожигает бетон, затем через это отверстие впрыскивается мелкодисперсная взрывчатка и производится её подрыв, но я не представляю, как это устроено скобку закрыть. Кроме того, как минимум с девяностых годов текущего столетия, существовали подствольные гранатомёты. Это какая-то конструкция, прикрепляемая к стрелковому оружию снизу, которая стреляет небольшими фугасными или фугасно-осколочными гранатами и предназначена для уничтожения скоплений пехоты скобку открыть два-три человека – это уже скопление скобку закрыть и небронированной техники. Абзац.

Рекомендации. Как мне кажется, к разработке РПГ имеет смысл привлечь КБ, уже имеющее опыт разработки ракет с твёрдотопливными двигателями и установок для их запуска скобку открыть Катюш скобку закрыть. А для создания конкуренции и, возможно, ускоренного создания простейшего образца, ещё одно КБ, желательно, имеющее опыт разработки вышибных зарядов, гладкоствольной артиллерии или, на крайний случай, гладкоствольных ружей. Абзац.

Маловероятно, чтобы в настоящее время в Советском Союзе уже был металл с коэффициентом упругой деформации, необходимым для изготовления закрученных лопастей стабилизатора, а тратить ресурсы на его разработку, в настоящее время, скорее всего, не целесообразно. Поэтому первые образцы РПГ, вероятно, имеет смысл сделать с иными способами стабилизации или вообще без них. Абзац.

Изложенную выше информацию можно передавать разработчикам оружия частями под видом разведдонесений о немецких разработках. Конец документа.

– Ну что ж, я пойду пообедаю, а ты печатай. А потом я буду читать, а ты сходишь поешь.

В столовой было довольно многолюдно, но Сергей Петрович обнаружил свободный столик возле входа и сел за него. Подавальщица, начавшая принимать заказ, вдруг попросила показать удостоверение. Видимо, разглядела петлицы. Сергей Петрович показал её удостоверение из правого кармана гимнастёрки. Внимательно его прочитав, подавальщица закончила принимать заказ и отошла. Не успела она вернуться с едой, как в столовую ввалилась шумная компания парней лет 18-20 с петлицами кандидатов. Не найдя свободного столика, они подошли к тому, за которым сидел Сергей Петрович. Трое, не спрашивая разрешения, уселись на свободные стулья, а четвёртый, подойдя к Сергею Петровичу, не сильно толкнул его в плечо и сказал:

– Ну ты, тыловая крыса, освободи место военной контрразведке.

Сергей Петрович, не глядя на него, вновь достал левой рукой удостоверение из правого кармана, раскрыл его и показал парню, сидевшему справа. Убедившись, что тот прочитал и осознал тест, он встал.

– Встать, смирно!

Кандидат, прочитавший удостоверение, тут же вскочил. Немного поколебавшись, его примеру последовали и остальные.

– В шеренгу по одному становись! … Смирно!

Убившись, что команда выполнена и не обращая внимания на удивлённые взгляды от соседних столиков, он сел на своё место. Когда подавальщица принесла обед, он её попросил:

– Пожалуйста, пригласите сюда начальника охраны здания, а ели его нет, то начальника караула.

– Да, конечно.

Когда Сергей Петрович принялся за фасолевый суп, кандидаты не выдержали и начали переглядываться. Сергей Петрович, не поднимая глаз, негромко сказал:

– Команды вольно никто не давал.

Шевеление тут же прекратилось.

Сергей Петрович уже доел свиную поджарку с картофельным пюре и приступил к чаю и ватрушке с творогом, когда к нему подошёл человек в форме и представился:

– Начальник охраны здания лейтенант госбезопасности Яшкин.

Сергей Петрович встал, продемонстрировал удостоверение из правого кармана и сказал:

– Пожалуйста, передайте начальнику этих остолопов, что я прошу его наложить на них взыскания. За недостойное поведение в служебной столовой по пять нарядов на кухне.

Услышав тихий стон кого-то из кандидатов, Сергей Петрович внимательно посмотрел на них и продолжил:

– За неуважительное отношение к старшему по званию по пять часов строевой подготовки в личное время. А за неуважительное отношение к старшему по возрасту и вообще к тем, кто трудится в тылу, по семьдесят два часа работы санитарами в любом тыловом госпитале на его усмотрение.

Посмотрев на вытянутые лица кандидатов, он пояснил:

– Семьдесят два часа – это шесть смен по двенадцать часов или три суточные смены, это как ваш начальник решит.

Яшкин усмехнулся, козырнул Сергею Петровичу:

– Обязательно передам, – и повернулся к кандидатам.

– Нале-во! За мной шагом … марш! – и вывел короткий строй из столовой.

А Сергей Петрович сел и посмотрел на соседей. Кто-то смотрел с явным неодобрением, кто-то приветливо улыбался, а кто-то, исподтишка, показал большой палец.

Неспеша доев десерт, Сергей Петрович вернулся в комнату своей группы, разминувшись в коридоре с Люсей.

– Сергей Петрович, я всё напечатала. Сейчас быстренько поем и вернусь.

– Ты, главное, не подавись.

В комнате сидел Крымов.

– Ну Вы Сергей Петрович даёте. Не успели появиться, а уже надрали хвост племяннику товарища Власика.

– Быстро же в этом секретном учреждении слухи разлетаются.

– Я был у Яшкина, когда он привёл эту компанию.

– И он рассказал? Даа, с режимом секретности проблемы.

– Его так впечатлили семьдесят два часа работы санитарами, что он не смог удержаться. Правда, Вас назвал просто врачом, но догадаться было не сложно. А племянника я знаю в лицо.

– Ладно, Люся должна была оставить распечатку.

– Вот, возьмите.

Сергей Петрович взял листы с машинописным текстом и сел за Люсин стол их править, а Крымов встал и пошёл к двери.

– Да, раз уж Вы здесь, не уходите, не потренировавшись в стрельбе.

– Так и думал, что так просто Вы меня не отпустите.

Когда Люся пришла с обеда, Сергей Петрович, не обращая внимания на странный взгляд, который она на него бросила, отдал ей выправленный текст и стал, по мере готовности, вычитывать опечатки из окончательного варианта. Закончив проверку, он оставил один экземпляр Люсе, а остальные 3 отнёс Жаткину.

– Вот, Кирилл Андреевич, Ваше задание выполнено. Меня товарищ Крымов решил потренировать в тире.

Жаткин взял бумаги и кивнул Сергею Петровичу:

– Обязательно потренируйтесь, Вам это будет полезно.

– Тогда я, после тира, возвращаться не буду.

– Да, конечно.

Жаткин склонился над бумагами, которые читал до прихода Сергея Петровича, показывая, что разговор окончен.

Вернувшись в свою комнату, Сергей Петрович обнаружил, что Люся бойко стучит по клавишам, перепечатывая какой-то документ, и отказался от мысли расспросить её, что слышно про Меньшова. Вместо этого он попросил её передать Крымову, что он в тире, попрощался и пошёл в здание напротив. Смотритель в тире был тот же, но, судя по всему, он Сергея Петровича не узнал. К тому же его явно смутили петлицы с эмблемами медицинской службы, и он очень внимательно изучил предъявленное ему удостоверение. Но, в конце концов, выдал патроны и позволил пройти на стрелковую позицию. Где Сергей Петрович тут же пожалел, что у него нет с собой ваты. Но со склада тира её не выдавали и ему пришлось смириться с оглушающим грохотом выстрелов в замкнутом помещении.

Крымов появился минут через 40, когда Сергей Петрович уже почти расстрелял первую полусотню патронов.

– Ну как успехи?

Поняв, что Сергей Петрович его плохо слышит, о повторил вопрос громче.

Сергей Петрович показал на стопку мишеней, которые предусмотрительно сложил рядом с собой. Крымов их просмотрел и остался доволен кучностью стрельбы.

– Теперь покажите, что у Вас со скоростью. Подождите, У Вас что, нет ваты?

– Нет, я не планировал стрелять в тире.

– Вот, держите.

Крымов дал Сергею Петровичу вату для ушей и заткнул уши себе. Защитив слух, Сергей Петрович расстрелял на скорость несколько обойм, каждый раз доставая пистолет из кобуры. Сначала он выпускал все патроны по одной мишени, потом по двум, и, наконец, по трём висящим на разных уровнях. Несмотря на длительный перерыв в тренировках, Крымов остался доволен.

– Теперь давайте стрелять из неудобных положений.

Крымов подтащил из угла пару матов, таких же, как те, которые используют в спортивных залах. Сергей Петрович их там видел, но не понимал, зачем они в тире, где все стреляют из положения стоя. Оказалась, что не все и не всегда. Положив маты на пол, Крымов велел Сергею Петровичу лечь на них на левый бок и попробовать попасть в мишень. Первая обойма ушла в «молоко236». После нескольких советов Крымова одна пуля из второй обоймы попала в край мишени. Дальше дело пошло лучше и пятая обойма вся вошла в мишень, пусть и не особенно кучно.

– Давайте теперь усложним задачу. Ложитесь на правый бок.

Стрелять, практически лёжа на руке с пистолетом, действительно оказалось сложнее. Но, расстреляв ещё 5 обойм, Сергей Петрович справился и с этой задачей.

– Ладно, не буду Вас больше мучать, отдыхайте. Только не забудьте почистить оружие. Да, чуть не забыл. Если придётся звонить по телефонам военных, то с коммутаторов штаба МВО237 и штаба Московского гарнизона на наш можно выйти по номеру три двойки.

Поужинав в служебной столовой (опять пришлось предъявлять удостоверение), Сергей Петрович на метро вернулся домой, где его дожидалась уже отдохнувшая Серафима. А когда женщина отдохнула, увернуться от её притязаний на близость не так-то просто. Сергей Петрович и не стал, хотя после нагрузки в тире не очень-то и хотелось.

На следующий день Сергею Петровичу пришлось разбирать со Светланой Павловной, всё ли она сделала правильно накануне. Как и ожидал Сергей Петрович, каких-либо серьёзных ошибок они не выявили, но Светлана Павловна не успокоилась, пока они не перевязали последнего пациента.

И снова потянулись серые будни, в которых один день отличался от другого только погодой на улице, количеством поступивших раненых и меню в столовой.

А в конце месяца, когда Сергей Петрович, уже в потёмках, под моросящим дождём возвращался со службы, на него напали. Как только он завернул во двор, здоровый детина, выше Сергея Петровича на полголовы, неожиданно вынырнул из-за угла и схватил его левой рукой за отвороты шинели (в Москве было уже прохладно и военнослужащие Московского гарнизона были переведены на осеннюю форму одежды), а правую занёс для удара.

Много лет назад, ещё на первых курсах института, Сергей Петрович не долго, в течение всего 1 семестра, занимался в секции самбо. Он об этом уже и не помнил, а вот тело помнило. Сергей Петрович ещё не успел сообразить, что, собственно, происходит и чего от него хотят, а руки уже выстрелили вперёд. Правая ухватилась за основание левого рукава, а левая – за правый отворот куртки налётчика. Почти одновременно ноги начали сгибаться в коленях, а правая ещё и сдвинулась назад, в результате чего Сергей Петрович опустился на правое колено выставив левое перед собой. Благодаря этому движению он потянул налётчика на себя и вниз не столько за счёт силы рук, сколько за счёт собственного веса. Одновременно налётчик ударил кулаком в то место, где только что была голова Сергея Петровича, но промахнулся и потерял равновесие, чем помог ему сдвинуть себя с места и, заблокировав движение ног выставленным коленом, окончательно вывести из равновесия и уронить на асфальт238. Бандит, несомненный мастер кулачных драк, от неожиданных действий противника растерялся и упал на спину даже не сгруппировавшись, мешком, как в таких случаях говорят. При этом раздался отчётливый глухой стук удара головой об асфальт и детина, судя по всему, на несколько секунд потерял сознание. Его правая нога осталась лежать на колене Сергея Петровича, а вторая откинулась в сторону, чем Сергей Петрович и не преминул воспользоваться, нанеся правым кулаком удар в то место, где от него, по словам преподавателя судебной медицины из второй половины семидесятых годов, должна была образоваться яичница. От этого удара сам Сергей Петрович потерял равновесие и завалился на правый бок, но не стал с этим бороться, а перекатился на спину и тут же потянулся к поясной кобуре за пистолетом. Как оказалось, это было сделано вовремя, так как второй налётчик, зашедший сзади и попытавшийся ударить его ногой в голову, промахнулся и, потеряв пару секунд на восстановление равновесия, ринулся к Сергею Петровичу, с явным намерением добить поверженного противника. Но напоролся на две пули, выпущенные из ТТ. Первая его остановила, а вторая отбросила назад.

С некоторым трудом (после резких движений заболела поясница) Сергей Петрович встал и отошёл к стене. В это время начал шевелиться громила, напавший на него первым. Сначала он, застонав, свернулся калачиком, баюкая «яичницу», потом встал на четвереньки, пытаясь подняться. Сергей Петрович выстрелил в землю рядом с бандитом.

– Лежать! Шевельнёшься – пристрелю.

Тот тут же завалился на бок и замер в позе эмбриона. А Сергей Петрович, услышав приближающийся топот, убрал пистолет в кобуру и, освободив правую руку, полез в левый карман гимнастёрки за своим удостоверением врача. Не успел он справиться с пуговицей на клапане кармана, как из-за угла выскочили два красноармейца с трёхлинейками, которые тут же и направили на Сергея Петровича.

– Стоять, руки в верх.

– Ну чего кричите-то? Я, если бы хотел, давно бы вас перестрелял. А этим, лёжа, руки поднимать неудобно. И поаккуратнее с оружием. Я сейчас достану удостоверение, смотрите не пальните.

Сергей Петрович, наконец, справился с пуговицей, нащупал удостоверение, очень медленно вытащил руку из-за обшлага шинели и протянул документ бойцам, одновременно раскрывая его пальцами. Один из солдат поставил винтовку вертикально, придерживая её левой рукой, а правой достал из кармана фонарик и, включив его, направил свет сначала на лежащих бандитов, и только потом на Сергея Петровича.

– А с этими что?

– Пришлось объяснять, что нападать на военных неправильно.

Боец с фонариком обошёл по дуге лежащих на земле людей, приблизился к Сергею Петровичу и прочитал удостоверение, направив на него свет. Потом посветил на лицо, сверяя его с фотографией, и выключил фонарик.

– Осторожнее, один тяжело ранен, а второй опасен!

Но Сергей Петрович опоздал. Как только свет потух и люди перестали что-либо видеть, лежащий на земле громила вскочил и бросился к выходу из двора. Боец, стоявший на его пути, успел отпрыгнуть в сторону, но выстрелить успел только Сергей Петрович. Ориентируясь исключительно на звук шагов, он выпустил все оставшиеся в обойме патроны. И сам не понял, которая из выпущенных пуль и в кого попала. Но попала, о чём свидетельствовал вскрик боли и шум от падения.

– Все целы?

Два голоса раздались почти одновременно.

– Я цел.

– Я цел.

– Вот и хорошо. Вяжите их и зовите подмогу, вы вдвоём их не дотащите. Хотя не надо подмогу, им скорая помощь нужна.

Боец с фонариком, видимо, старший, осветил лежащего у самого угла громилу и скомандовал:

– Перепёлкин, свяжи их.

Пока Перепёлкин возился, стягивая лежащим на земле бандитам руки их же поясными ремнями, Сергей Петрович сменил в пистолете обойму, передёрнул затвор и убрал его в кобуру.

– Перепёлкин, остаёшься здесь, а мы с товарищем военным врачом пойдём в комендатуру, надо рапорт составить. И машину оттуда можно прислать.

Оказалось, что комендатура располагалась дальше по Стромынке в клубе Русакова. Войдя в помещение, старший наряда, при свете выяснилось, что это младший сержант, попросил Сергея Петровича подождать в вестибюле. При этом он незаметно подал находившимся там красноармейцам знак, что бы присматривали за ним. А сам прошёл куда-то во внутренние помещения. Минут через пять он вернулся и сказал:

– Товарищ военврач, пройдите к дежурному.

И показал рукой, куда надо идти.

В кабинете, кроме дежурного, человека средних лет с заметной щетиной и петлицами сержанта госбезопасности, сидевшего за столом, оказался ещё один человек с петлицами армейского младшего лейтенанта239, стоявший сбоку от стола.

– Здравствуйте, товарищ военврач третьего ранга. Предъявите документы.

Сергей Петрович не торопясь достал из левого кармана гимнастёрки, который он предусмотрительно не стал застёгивать на пуговицу, своё армейское удостоверение вместе с ночным пропуском и подал его человеку за столом. Тот внимательно прочитал первый разворот удостоверения, поднял на Сергея Петровича глаза и спросил:

– С каких это пор врачи ходят по Москве с оружием?

– Приказ командования.

– Покажи разрешение на оружие.

– Там вписано.

– Где там?!

– В удостоверении. Третий разворот, кажется.

Сержант госбезопасности перелистнул страницы и прочитал запись о выданном оружии.

– Предъяви номер пистолета.

Сергей Петрович очень медленно достал пистолет из кобуры и положил его на стол. Дежурный взял пистолет за рукоятку, сверил его номер с записью в удостоверении, снял с предохранителя и направил на Сергея Петровича.

– Вася, обыщи его.

– Ты поосторожнее, патрон в стволе.

– Молчать!

Младший лейтенант подошёл к Сергею Петровичу, встал так, чтобы не перекрывать линию стрельбы, развернул Сергея Петровича лицом к себе и проверил карманы шинели, потом снял с него ремень с кобурой, расстегнул шинель и проверил карманы галифе и гимнастёрки. В галифе он не нашёл ничего интересного, а из правого кармана гимнастёрки вынул удостоверение лейтенанта госбезопасности и разрешение на ношение оружия. Вернувшись на прежнее место, он отдал документы дежурному. Тот внимательно их прочитал, ещё раз сверил номер пистолета и спросил:

– И какое же из этих удостоверений настоящее?

– Оба.

– В смысле, оба фальшивые? Говори правду, мразь!!!

– Я могу позвонить?

– Куда?

– Не куда, а кому. Своему командованию, естественно.

Комендант секунд 20 переваривал услышанное, потом усмехнулся.

– Здесь связь только с городской комендатурой.

– Отлично, пусть коммутатор соединит со штабом Московского гарнизона.

На этот раз дежурный сверлил Сергея Петровича взглядом секунд 30, потом, всё-таки, взял трубку стоявшего на столе полевого телефона, крутанул ручку и, дождавшись ответа, сказал:

– Штаб Московского гарнизона.

Потом посмотрел на Сергея Петровича.

– Дальше что?

– Дальше три двойки.

– Соедините три двойки.

…

– Опять коммутатор.

– Номер один два три.

– Один два три.

– Ты лучше мне трубку дай.

– Обойдёшься.

И уже в трубку:

– Дежурный по Сокольнической военной комендатуре сержант госбезопасности Кашин. … Какое сообщение?

– Экстренное сообщение для Завхоза, копия Заведующему складом.

Дежурный повторил в трубку:

– Экстренное сообщение для завхоза, копия заведующему складом.

– Нахожусь в помещении Сокольнической военной комендатуры, нужна помощь.

– Нахожусь в помещении Сокольнической военной комендатуры, нужна помощь.

– Странник.

– Странник.

Выслушав ответ, дежурный положил трубку и посмотрел на Сергея Петровича.

– И что дальше?

– Ждать.

– Чего ждать?

– Реакции командования.

– И долго?

Сергей Петрович пожал плечами.

– Прошлый раз ждали минут пять. Но тогда был день, а сейчас ночь.

– Ладно, тогда садись и рассказывай, что произошло. А какой протокол оформлять, я потом решу.

– Ну, когда я зашёл во двор…

– Стоп-стоп-стоп. Давай сначала. Зачем ты туда пришёл?

– Живу я там, спать пришёл.

– А почему не в госпитале?

– У нас многие, у кого есть жильё в Москве, ночуют по домам.

– Как же так? А если привезут раненых?

– С поездов по ночам, почему-то, не привозят. А если приедет машина, то хватит и тех, кто живёт в казарме.

– Ладно, давай про нападение.

– Когда я зашёл во двор, на меня набросился человек, которого твои люди, потом, чуть не упустили. Наверно, они охотились за оружием. Во всяком случае никаких разговоров типа «жизнь или кошелёк» не было. Я его уложил приёмом самбо. И едва увернулся от второго, напавшего сзади. Тут уж пришлось стрелять. Когда первый пришёл в себя и начал подниматься, я, для острастки, выстрелил в землю. Почти тут же появился патруль и сосредоточился на проверке моих документов. Этим воспользовался первый бандит и попытался сбежать. Я стрелял на звук и, судя по всему, попал.

Вдаваться в какие-то ещё подробности Сергей Петрович не стал и в кабинете повисла тишина, которую прервал стук в дверь.

– Кто там, входите.

В дверь заглянул человек с петлицами младшего сержанта.

– Товарищ дежурный, там машина вернулась, привезли два трупа.

– Пусть выгрузят во дворе, я потом посмотрю.

– Есть выгрузить во дворе.

Дверь закрылась.

– Хорошо ты доктор стреляешь.

– Командование расслабляться не даёт. Только вчера больше сотни патронов в тире расстрелял.

– Хорошо живёте. А с нас за каждый патрон рапорт требуют.

– Так-то в тире. А за эту стрельбу мне тоже пол дня придётся заниматься писаниной, а не ранеными.

– Так всё-таки, ты где служишь? – дежурный показал на лежащие перед ним удостоверения.

– А давай без вопросов, за которые, потом, придётся отчитываться.

Сержант госбезопасности, сначала, задумчиво посмотрел на Сергея Петровича, потом на всё ещё стоящего у стола младшего лейтенанта и снова на Сергея Петровича.

Затянувшуюся паузу прервал сигнал телефона. Сержант взял трубку.

– Дежурный по Сокольнической военной комендатуре сержант госбезопасности Кашин. … Есть дождаться представителя НКВД.

Положив трубку, он сказал Сергею Петровичу:

– Подожди в другой комнате, – и, повернувшись к младшему лейтенанту, – Вася, проводи.

Чтобы попасть в «другую комнату» пришлось выйти в вестибюль, подняться в фойе на втором этаже, выйти из него через неприметную дверку в угу в служебный коридор и пройти по нему ещё метров 10. Вася открыл одну из пронумерованных дверей, показал Сергею Петровичу, чтобы он зашёл в комнату и, как только он переступил порог, захлопнул дверь и запер её на ключ. Оказавшись в темноте, Сергей Петрович стал ощупывать стены рядом с дверью и, найдя выключатель, включил свет и сразу посмотрел на окно. Шторы на окне не оказалось, поэтому он свет сразу выключил. Но успел рассмотреть, что в комнате стояло 2 столика с зеркалами-трельяжами, несколько стульев, платяной шкаф и небольшой диванчик, скорее кушетка. Явно, это была гримёрка. Повздыхав о своей многострадальной спине, Сергей Петрович осторожно, чтобы не ушибиться обо что-нибудь, прошёл к кушетке, снял шинель, положил её под голову и лёг. Поворочавшись с боку на бок, он довольно быстро уснул.

Разбудил его яркий свет и знакомый голос:

– Вы всегда засыпаете, когда Вас арестовывают?

– Не знаю, меня только второй раз арестовывают ночью. Виктор Фролович, выключите свет, здесь нет светомаскировки.

– Всё нормально, снаружи глухие жалюзи. А Вам не сказали?

– Нет.

– Ладно, собирайтесь. Дело о на падении на Вас передано в следственный отдел НКВД. Не забудьте завтра написать рапорт и передать его через госпитального особиста, как там его?

– Кролик.

Сергей Петрович с трудом встал, одел шинель и посмотрел на Крымова.

– А документы и оружие они Вам отдали?

Крымов посмотрел на Сергея Петровича.

– Пойдёмте к дежурному. И что-то мне не нравится, как Вы двигаетесь. Опять проблемы со спиной?

– Да, ей явно не понравилось, как я изображал самбиста.

– Самбиста?

– Ну да, в молодости немного занимался. Даже сам удивился, что бросок через колено прошёл.

– Вот чем дальше, тем больше Вы меня удивляете. Не забудьте завтра с утра позвать Шпагина. Сначала Шпагина, а только потом рапорт. Это приказ. Да, и чего эти ублюдки хотели?

– Я думаю, что оружия. Уж больно резко собрались бить, прямо сходу, без всяких разговоров.

Дежурного в кабинете не оказалось. Точнее, его кабинет был заперт, а на стук никто не откликнулся. Крымов остановил первого попавшегося бойца.

– Где дежурный?

– Не могу знать, товарищ майор240!

– А помощник дежурного?

– Тоже не знаю.

– А кто знает?

Боец пожал плечами.

– Они где-то в расположении, а где именно – не докладывают.

– Найти немедленно. Если через 2 минуты одного из них не будет на месте, неприятности огребут оба. Выполнять!

– Есть найти немедленно!

Боец развернулся и побежал куда-то в дальний конец вестибюля, где была видна вывеска «Буфет». Дежурный появился буквально через 10 секунд. Он подбежал к Крымову, встал по стойке смирно и обратился к нему:

– Товарищ старший лейтенант госбезопасности, разрешите обратиться?

– Разрешаю.

– Дежурный по Сокольнической военной комендатуре сержант госбезопасности Кашин по вашему приказанию прибыл.

– Пойдёмте в кабинет.

Кашин отпёр дверь кабинета, подошёл к своему стулу, но садиться не решился.

– Во-первых, почему ни тебя, ни твоего помощника не оказалось на месте. Или это разрешено должностной инструкцией?

Дежурный заколебался, но, потом, видимо понял, что врать опасно.

– Виноват, товарищ старший лейтенант госбезопасности.

– Во-вторых, почему ты сразу не отдал мне документы и оружие товарища Рябова?

– Так Вы же требования об их изъятии мне не предъявили, а так их можно выдать только владельцу. После окончания следствия.

Кашин победоносно посмотрел на Крымова.

– Значит, ты хочешь, что бы я об этом написал в своё рапорте? А ещё и об отсутствии на посту без уважительной причины? Так мне не сложно. А товарищ Рябов проходит по делу не как обвиняемый, а как потерпевший, чувствуешь разницу?

– Он же двух человек застрелил…

– А вот решать, превысил он полномочия или нет, будем не мы с тобой, а те, кому по службе положено. А пока он потерпевший.

– Мне об этом неизвестно.

– А мне неизвестно, почему у тебя под носом какие-то бандиты охотятся на военнослужащих с целью завладения оружием!

Кашин помолчал, потом достал из сейфа пояс с кобурой и документы и положил их на стол.

– А как мне это оформить?

– Так и оформить, что после проверки личности изъятые вещи и документы возвращены владельцу. Кстати, если не хочешь, чтобы тебя и всех причастных к делу вызывали на Лубянку, собери со всех рапорта и завтра перешли их через городскую комендатуру вместе с протоколом опроса потерпевшего и прочими документами. Я так понимаю, что опрос ты уже провёл, только не оформил, хотя время было. Так что завтра в… Сергей Петрович, Вам машину к какому времени прислать?

Сергей Петрович немного поколебался, но решил не отказываться.

– Без двадцати восемь.

– Завтра в семь сорок машина должна ждать товарища Рябова во дворе и отвезти его в госпиталь на Поперечном просеке. Водитель или кто-то ещё передаст ему протокол опроса, а потом, когда товарищ Рябов его исправит и подпишет, заберёт. Всё ясно?

– Так точно, товарищ старший лейтенант госбезопасности.

– Сергей Петрович, проверьте оружие и документы.

Сергей Петрович разложил документы по карманам и проверил магазин в пистолете. Потом проверил запасную обойму.

– Минутку, я отстрелял только одну обойму. Где патроны из второй?

Крымов молча посмотрел на Кашина.

– А в кобуре их нет?

Сергей Петрович открыл кобуру перевернул её и потряс над столом.

– Пусто.

– Наверно, в сейфе вывалились.

Дежурный снова полез в сейф и выложил на стол горсть патронов. Сергей Петрович не спеша заполнил магазин, вставил его в пистолет, передёрнул затвор, вынул магазин, добавил в него 1 патрон и вновь вставил на место. На столе осталось лежать 5 патронов.

– Это лишние.

– Ох, нарываешься ты товарищ Кашин. Ладно Сергей Петрович, пойдёмте.

Оказалось, что Крымов приехал на дежурной машине – грузовике-полуторке241 – и она его дождалась. Крымов усадил Сергея Петровича в кабину, а сам залез в кузов, предварительно объяснив водителю куда ехать. Около дома он выпрыгнул из кузова и помог Сергею Петровичу выбраться из кабины.

– Вы как, дойдёте или помочь.

– Дойду, конечно. До свидания.

Крымов попрощался, залез в кабину и уехал. А Сергей Петрович потихоньку дошёл до квартиры и почти тут же лёг. Но уснул не сразу, сказалось, то, что он проспал в комендатуре почти 2 часа.

Утром Сергей Петрович, из-за боли в спине, собирался медленнее, чем обычно, но спустился во двор даже раньше назначенного времени, без 25 минут восемь.

Но машина его уже ждала. В ней, кроме водителя, сидел давешний младший лейтенант по имени Вася. Сергей Петрович подошёл к кабине справа, открыл дверцу и уставился на этого Васю, сидящего на пассажирском сиденье и явно не собирающегося его уступать. Примерно через минуту, не дождавшись никакой реакции, Сергей Петрович спросил:

– Ты сам сообразишь или я должен приказать?

Вася протянул ему картонную папку.

– Подпиши и можешь быть свободен.

– Вообще-то старший по званию приказал отвезти меня в госпиталь.

– Ничего не знаю, мне приказано получить подпись под протоколом.

Сергей Петрович взял папку и, не открывая её, пошёл в сторону парка.

– Эй, а протокол?

Сергей Петрович обернулся.

– А протокол я передам через нашего особиста, вместе со своим рапортом.

– Но мне приказано привезти подписанный протокол.

– Значит, езжай за мной. Заберёшь, когда будет готов, – и пошёл дальше.

Грузовик нагнал его через минуту, Вася уже стоял в кузове.

– Садитесь, так быстрее будет.

Сергей Петрович залез в кабину, захлопнул дверцу и упёрся руками в сиденье, чтобы разгрузить спину. При въезде на территорию госпиталя знакомый (в лицо) караульный отказался пропускать машину, не помогло и предъявленное удостоверение личности. Вася, свесившись из кузова, показал своё удостоверение, мол я из районной комендатуры, но караульный стоял на своём:

– Не положено и всё тут.

Единственное, на что он согласился, это вызвать начальника караула. Сергей Петрович не стал его дожидаться и вылез из кабины.

– Ну ты тут разбирайся и приходи. Второе хирургическое отделение.

Поднявшись в отделение, Сергей Петрович попросил дежурную медсестру отправить кого-нибудь из ходячих в приёмное с просьбой прислать к нему санитара Шпагина («Шпагина, запишите фамилию на бумажке»).

Светлана Павловна была уже на месте и завтракала. Сергей Петрович поздоровался, сел за свой стол и открыл принесённую папку.

– Светлана Павловна, мне сегодня предстоит много писанины, так что извините, придётся Вам перевязывать без меня. По крайней мере до обеда.

– И даже есть не будете?

– Сейчас отпущу человека и поем.

– Какого человека?

– Сейчас придёт.

Как ни странно, протокол «опроса пострадавшего» был написан толково и грамотно, ничего, кроме пары слов, в нём исправлять не пришлось. Только в самом начале, в разделе анкетных данных, пришлось вписать про национальность, партийность и прочее. Выполнив это, Сергей Петрович написал внизу: «С моих слов записано правильно. Рябов Сергей Петрович. 29 сентября 1941. 08:15» и расписался.

Не успели высохнуть чернила, как в дверь, не постучав, вошёл младший лейтенант Вася. Сергей Петрович ткнул пальцем в лежащие перед ним бумаги.

– Вот, подписал. Осторожно, чернила ещё не высохли.

– Ничего, я аккуратно. Подождите, надо расписаться внизу каждой страницы.

Сергей Петрович подвинул бумаги к себе, расписался на первой и спросил:

– Расшифровка нужна?

– Нет.

Пока он расписывался на всех страницах, в дверь постучали.

Светлана Павловна и Сергей Петрович одновременно крикнули:

– Войдите.

Дверь открылась, вошёл Шпагин и тут же обратился к Сергею Петровичу:

– Товарищ военврач третьего ранга. Рядовой Шпагин по Вашему приказанию прибыл.

– Подождите, сейчас я закончу с товарищем.

Сергей Петрович подписал последнюю страницу и отдал её Васе. Тот, помахав ею в воздухе, чтобы чернила быстрее высохли, собрал все листы в папку и, козырнув, ушёл.

– Костя, я вчера спину сорвал, не мог бы ты меня полечить?

– Конечно. Я сейчас баньку стоплю и часа через два зайду за Вами.

– А здесь есть баня? Я думал только санпропускник.

– Да, прежнее начальство держало для себя. Спрятали в дальнем углу, если не знать, ни за что не найдёшь.

– А может не надо бани? Разомни по-быстрому и я займусь делом.

– Не, без бани эффект не тот. Разрешите идти?

– Иди.

Шпагин ушёл, Сергей Петрович перебрался за стол, где был приготовлен завтрак, а Светлана Павловна пошла перевязывать. Поев, Сергей Петрович пересел за свой стол и стал составлять рапорт о вчерашнем происшествии. Рапорт давался тяжело и первой проблемой оказалось решить, на чьё имя его адресовать. Немного подумав, Сергей Петрович решил написать «По команде»242. Кроме того, несколько раз Светлана Павловна звала его в перевязочную, чтобы посоветоваться по поводу раненых. В общем, к тому времени, когда за ним пришёл Шпагин, рапорт был готов менее чем на треть. Причём это был черновик, который ещё предстояло переписывать. Сергей Петрович убрал исписанные листы в ящик стола и пошёл в баню.

Баня, действительно, стояла в дальнем углу огороженной территории в густом ельнике, так что с 10 метров её не было видно. Шпагин со знанием дела прогрел Сергею Петровичу мышцы, тщательно их размял, помог смыть мыло и отпустил его работать, сказав, что будет ждать его здесь же завтра в восемь утра, а сам остался наводить порядок.

Сергей Петрович корпел над рапортом почти до ужина. На счастье, его и Светланы Павловны, в этот день к ним доставили всего 3 раненых.

Когда Сергей Петрович принёс свой рапорт особисту, тот уже убирал свои бумаги в сейф и не обрадовался просьбе срочно передать запечатанный конверт в НКВД.

Предупредив, что сейчас вернётся, Сергей Петрович зашёл в канцелярию, убрал рапорт в конверт, заклеил его и запечатал сургучом, который здесь всегда держали разогретым, использовав при этом не госпитальную печать, а свою личную, и вернулся к Кролику. Увидев сургучные печати, тот внимательно их осмотрел и, поняв, что на сургуче оттиски не госпитальной печати, посмотрел на Сергея Петровича.

– Вы не перестаёте меня удивлять. Отвезу немедленно.

– Подождите, я же не написал, кому.

Сергей Петрович, не спрашивая разрешения, взял со стола ручку, и написал на конверте: «Старшему лейтенанту госбезопасности Крымову В.Ф.».

– Товарищ Крымов сюда приезжал. Если он Вам сказал, из какого он отдела, то его можно найти в… Хотя нет, охрана на входе вряд ли знает. Передайте в канцелярию, они найдут.

Больше о ночном нападении у Сергея Петровича никто ничего не спрашивал.

Сергей Петрович с некоторой опаской ожидал 16 октября. Насколько он помнил, в этот день в Москве случились паника и грабежи, которые удалось подавить только очень жёсткими мерами, вплоть до расстрела на месте «по законам венного времени»243. Но паники не случилось ни 16-го, ни позже.

А 20-го у входа в здание, где располагались 1-е и 2-е хирургические отделения, они с Серафимой встретили крайне озабоченного Кролика.

– Здравствуйте, Сергей Петрович! Представляете, к нам пришла группа американских корреспондентов, а телефон не работает, я даже не могу об этом доложить, – и устремился внутрь.

Сергей Петрович несколько секунд переваривал информацию, а потом рванул вслед за ним.

– Кролик, стой! Американцы именно пришли, а не приехали?

– Да…

– И без сопровождающего?

– Так точно!

– Не светись перед ними, а немедленно отправляй нарочного в штаб или в Сокольническую комендатуру. А лучше двоих, и туда, и туда. Боюсь, это не корреспонденты. Серафима Фёдоровна, не в службу, а в дружбу, сходите на кухню и возьмите у Петровича закуски. Ну там капусты квашеной, солёных грибов, хлеба и чего он ещё предложит, и принеси ко мне в ординаторскую. Только не забудь переодеться прежде, чем нести. А если Петрович будет жмотничать, позови санитара Шпагина, он его уговорит.

Сергей Петрович прекрасно понимал, что главный повар госпиталя, считавший, что благодаря именно Серафиме он не попал на фронт, а остался в тыловом госпитале, с радостью выполнит любую её просьбу. Но ему было нужно, чтобы она позвала Шпагина, а прямо говорить об этом при посторонних он не решился.

Пока Сергей Петрович объяснял Серафиме, что надо делать, особист развернулся и выбежал из здания. Серафима пошла за ним, а Сергей Петрович поднялся на второй этаж (Светланы Павловны ещё не было), быстро переоделся и пошёл в сторону лестницы. По дороге ему встретилась подавальщица, несущая в ординаторскую завтрак.

– Зина, здравствуй. Ты завтрак, пока, не неси. Поставь в ординаторскую несколько стаканов, тарелок и вилок. Ты не знаешь, сколько там корреспондентов?

– Здравствуйте, Сергей Петрович. Конечно знаю. Четверо.

– Значит, всё по пять штук. А где они сейчас?

– На первом этаже, в столовой.

– Блин!

Сергей Петрович схватил с подноса кусок хлеба, положил на него оба кусочка масла и заторопился вниз, на ходу заталкивая в себя этот бутерброд244. Четверо мужчин в штатском обнаружились там, где и сказала Зина – в столовой первого этажа. Им, даже, успели накрыть на стол, но сесть и начать есть, чего опасался Сергей Петрович, они ещё не смогли – раненые их окружили и о чём-то громко разговаривали, причём создавалось впечатление, что говорят все сразу. Сергей Петрович протиснулся в первый ряд, подождал, пока его все заметят и замолчат, и поздоровался:

– Hi, how are you?

Трое в штатском уставились на него, явно не понимая смысла сказанного. Четвёртый, самый старший, после секундой заминки ответил на столь корявом английском, что это было понятно даже Сергею Петровичу:

– Good morning.

И продолжил по-русски:

– Мы корреспонденты американских газет, хотим написать о Вашем госпитале.

– Очень приятно. Меня зовут Сергей Петрович, можно просто Сергей. Вижу, вас тут кормить собрались. Только кто же гостей на сухую кормит? Пойдёмте ко мне, там найдётся пара капель. И не спорьте, мы чай в России, а не в Штатах.

Сергей Петрович развернулся, посмотрел на разочарованные лица раненых и добавил:

– Не волнуйтесь товарищи. Сейчас мы поедим, и товарищи корреспонденты пройдутся по отделениям. И вы сможете у них спросить всё, что захотите. И рассказать всё, что захотите.

Он оглянулся на людей в штатском.

– Пойдёмте, пойдёмте, там тоже есть столовая.

Все четверо, после небольших колебаний, пошли за ним. Причём оказалось, что у каждого из них был туго набитый вещмешок советского армейского образца.

Когда Сергей Петрович зашёл в свою ординаторскую, Светлана Павловна уже переоделась и перебирала истории.

– Светочка, здравствуй. Я тут с товарищами иностранными корреспондентами займу ординаторскую, ту уж там как-нибудь без меня.

Светлана Павловна удивлённо на него посмотрела, но спорить или что-то спрашивать не стала, а сгребла кучу историй и вышла из ординаторской. Сергей Павлович сел за свой стол, на котором уже стояло 5 стаканов в подстаканниках, достал из него приземистую бутылку со спиртом и поставил её на стол, но открывать не стал, а взял бумагу и карандаш.

– Присаживайтесь, товарищи. Я вам уже представился, хотелось бы узнать ваши имена. И уж извините, память у меня плохая, я их запишу.

Корреспонденты подсели к тому же столу, благо стульев хватало. Первым представился мужчина, отвечавший Сергею Петровичу по-английски и севший слева от него.

– Меня зовут Семён, я работаю в Нью-Йорк таймс245.

Сергей Петрович записал на лежащем на столе листе бумаги и посмотрел на сидящего рядом с Семёном молодого блондина.

– Игорь, Вашингтонская почта246.

Следующим представился парень с золотым зубом, севший к правому торцу стола.

– Гриша, Асошиейтид пресс247.

Последним был брюнет с ломаным носом, сидевший между Игорем и Гришей.

– Вася, Ежедневный экспресс248.

Сергей Петрович, внутренне посмеивающийся над тем, как эти «американцы» уродуют англоязычные названия, со спокойным лицом записал всё, что ему сказали и так, как сказали. Он не был знатоком американской прессы и не заметил, что последнее названное издание было английским. Отложив карандаш, он вытащил пробку из бутылки и, взяв её двумя руками, разлил спирт по стаканам, немного, граммов по 50, при этом постаравшись сделать так, чтобы в ближайшем к нему стакане оказалось немного меньше, чем во всех остальных. И тут же его поднял.

– Ну что, товарищи, за знакомство.

Дождавшись, пока четверо в штатском разобрали стаканы, он протянул свой стакан вперёд предлагая чокнуться и, как только звякнул четвёртый стакан, вздохнул как можно больше воздуха, опрокинул в себя спирт, проглотил его и только после этого выдохнул, выгоняя изо рта и глотки пары спирта. Убедившись, что все собутыльники влили в себя спирт, он взял стоявшую на столе большую кружку и сделал пару глотков из неё. В этой кружке был жидкий яблочный кисель, оставшийся от ужина. Буфетчица и все подавальщицы знали, что Сергею Петрович он нравится и, если была возможность, ставили ему на стол остатки, обычно в кувшине, но в этот раз хватило только на кружку.

А вот «корреспонденты» то ли не умели пить неразбавленный спирт, то ли не поняли, что это именно спирт, а не водка. И, проглотив «огненную воду», они, все четверо, замерли с открытыми ртами и выпученными глазами. И не заметили, что Сергей Петрович запил спирт чем-то ещё. Немного придя в себя, Семён прохрипел:

– Что это?

– Спирт. Чистейший медицинский спирт. А ты надеялся найти в военном госпитале бурбон249? Ну что, между первой и второй перерывчик небольшой?

Сергей Петрович быстро разлил спирт по стаканам, взял свой и встал.

– За товарища Сталина!

Он, конечно, понимал, что надо добавить что-то ещё, что-нибудь про отца нации, вождя народов или что-то ещё в том же духе, но нужные слова в голову не приходили, а терять темп было нельзя. Посмотрев на замешкавшихся «американцев», он добавил:

– За товарища Сталина пьют стоя и до дна.

Все неохотно разобрали стаканы, встали и чокнулись. Сергей Петрович опять выпил первым, но сел только после того, как убедился, что «корреспонденты» выпили до дна. А сев, тут же глотнул киселя. Заметив это, Семён хрипло спросил:

– Что это у тебя?

– Кисель. Ты тоже любишь кисель?

Сергей Петрович потянулся, чтобы налить ему киселя, но не успел, так как открылась дверь и вошла Серафима с несколькими кастрюльками, стоящими друг на друге.

– О, а вот и закуска. Симочка, поставь это всё на стол и можешь быть свободна.

Серафима подошла к углу стола между Гришей и Васей и стала раскладывать содержимое кастрюль по тарелкам. В результате её деятельности на столе оказались квашеная капуста, солёные огурцы и мочёные яблоки. Семён, а за ним и все остальные, отправили в рот по огурцу. Серафима уже заканчивала раскладывать яблоки, когда Гриша обхватил её пониже талии. Точнее, он, скорее всего, хотел ниже талии, но промахнулся и рука легла ещё ниже. Серафима рефлекторно отпрянула, и Гришина рука соскользнула по ноге вниз. Несколько секунд он осмысливал, на что такое твёрдое наткнулся под халатом. А потом закричал:

– Гвоздь, у неё там…

Договорить он не успел. Сергей Петрович, среагировав на резкое движение Серафимы, сунул руку за пазуху (третью сверху пуговицу халата он расстегнул заранее), а когда лжекорреспондент начал кричать, вытащил пистолет и выстрелил в верхнюю часть стены перед собой.

– Сидеть, не двигаться!

На эту команду сидящая за столом четвёрка среагировала, по мнению Сергея Петровича, неадекватно. Вместо того, чтобы замереть, они сунули правые руки под одежду, а Гриша попытался вскочить. Но тут дверь ординаторской распахнулась и прилетевшая из коридора пуля разбила стёкла в окне. Четыре головы, почему-то, повернулись в сторону окна, а Гриша замер в неудобной позе. Серафима, наконец, справилась с халатом и затвором и выстрелила в стену напротив себя.

– Сел и замер! Я вас, суки, за детей…

Гриша плюхнулся на стул и замер, боясь повернуть голову.

– Серафима, успокойся. Они нам нужны живыми, но не обязательно целыми. Держи того, который к тебе спиной. Костя, у тебя две спины.

Выждав пару секунд для осмысления команды, Сергей Петрович сконцентрировал внимание на сидящем слева от него Семёне.

– Ты, как тебя там, очень медленно кладёшь руки на стол перед собой. Ладонями вниз.

Но Семён, вместо того чтобы выполнить команду, зло уставился в лицо Сергея Петровича. Тот, не отводя взгляд, выждал пару секунд и, ни слова не говоря, выстрелил ему в правое плечо. Кинетическая энергия пули сбросила Семёна со стула, и он упал на пол. Как оказалось, выучка у «корреспондентов» была отличная. В ушах ещё звенело от грохота выстрела в маленьком помещении, а пара, сидевшая у длинной стороны стола, рассчитывая, что все отвлекутся на упавшего Семёна, слаженным движением перевернула стол на Сергея Петровича, а Гриша выхватил пистолет и направил его в сторону Серафимы. Точнее, они попытались это сделать. Но подготовка сотрудников НКВД, обучением которых занимался бывший начальник личной охраны наркома Берии, оказалась ничуть не хуже и все трое смогли начать движение, но не смогли его закончить. Двое, сидевшие спиной к двери, получили по пуле в спину и, вместо того чтобы перевернуть стол, упали на него и сдвинули в сторону Сергея Петровича, из-за чего тот сам чуть не опрокинулся на спину. А Гриша, выронив пистолет, рухнул на пол.

Оценив ситуацию, Сергей Петрович скомандовал:

– Не расслабляемся, держим! – и, оперевшись на стол, резко встал, отбросив стул назад, и немного отошёл от стола, чтобы лучше видеть упавшего на пол Семёна.

Как оказалось, он сделал это как раз вовремя, чтобы заметить, что Семён, лежащий на полу на левом боку, тянется левой рукой к лодыжке согнутой правой ноги. Сергей Петрович не стал выяснять, что он там забыл, а просто выстрелил в правое колено. А когда крик боли затих, спокойно сказал:

– Ведь говорил, чтобы не двигался. Нет, всё наймётся.

Убедившись, что все затихли и больше не пытаются сопротивляться, он спросил:

– Костя, что там у тебя делается? Особист ещё не появился?

– Вот, как раз подходит.

И почти тут же раздался голос Кролика:

– Товарищ Рябов, что у Вас происходит?

– Да вот, немецкие диверсанты оказали сопротивление при задержании. Их надо обыскать, связать, перевязать и, возможно, отправить в операционную. А то ведь не доживут до допросов. Вы справитесь?

– Да, конечно. Тут двое разведчиков250 из команды выздоравливающих подтянулись, они знают, как вязать. Только Вы уверены, что это диверсанты?

– Конечно. Иностранные корреспонденты не будут разгуливать по Москве с оружием, им этого просто не позволят. А у американских корреспондентов, пусть и из белоэмигрантов, не может быть настолько плохого английского. Вытаскивайте их по одному в коридор и пакуйте.

Уже произнеся последнее слово, Сергей Петрович подумал, что оно, скорее всего, в данном контексте в сороковые годы не употреблялось, но, судя по тому, что вопросов ни у кого не возникло, его поняли. После небольшой паузы в дверь заскочил Кролик, тут же сместившийся влево от двери, подошёл к лежащему на полу Грише и, взяв за воротник пиджака, поволок к двери. Проходя через дверь, он пригнулся, чтобы не перекрыть линию стрельбы стоящему в коридоре Шпагину. Как только Гришины ноги скрылись в коридоре, Сергей Петрович скомандовал:

– Сима, твой ближний.

Минуты две из коридора были слышны какие-то непонятные звуки, после чего Кролик опять проскочил в ординаторскую, снова сместившись влево. Но Сергей Петрович его поправил:

– Берите того, что слева от меня. И побыстрее в операционную. Похоже, он у них главный.

Кролик, пригнувшись, переместился на другую сторону двери и поволок Семёна. Когда он, ещё через пару минут, вернулся, Сергей Петрович сказал:

– Пожалуй, этих можно не таскать. Вяжите прямо здесь.

Кролик, опять пригнувшись, выглянул в коридор и отдал какие-то команды, после чего в ординаторскую вошёл Шпагин, держа под прицелом всё ещё лежащего на столе дальнего от Симы диверсанта, двое красноармейцев без оружия, видимо, те самые разведчики из команды выздоравливающих, командир взвода охраны и четыре бойца с винтовками. Ранения двух оставшихся диверсантов оказались тяжёлыми, сопротивления они не оказали и минут через 5 их, по очереди, вынесли из ординаторской. Начальник госпиталя, тоже пришедший на место происшествия, спросил у Сергея Петровича:

– А Вы уверены, что этих надо лечить в последнюю очередь?

– Нет, конечно. Один из них может оказаться радистом, а радист очень нужен не только живым, но и способным работать на рации. Так что, товарищ военврач второго ранга, постарайтесь его спасти. Товарищ Шпагин, быстро выясни у тех, кто в сознании, кто именно у них радист. А нам с Вами, товарищ Кролик, надо осмотреть их вещмешки, что-то мне подсказывает, что рация лежит вот в том.

Сергей Петрович ещё раньше обратил внимание на один из вещмешков, в котором угадывался довольно тяжёлый предмет прямоугольной формы. Это действительно оказалось что-то, похожее на ламповую радиостанцию с надписями на немецком языке. В остальных сидорах обнаружились комплекты формы Красной армии. 1 лейтенантский, 1 старшего сержанта и 2 для рядовых. Кролик тут же вытащил из кучки отобранных у диверсантов вещей Удостоверение личности начсостава РККА и 3 Красноармейские книжки.

– Сходится. Пойдёмте побеседуем с ними.

– Это без меня. Сейчас набежит толпа разных начальников, а я глушил спирт на пустой желудок. Дайте хотя бы сейчас поесть.

Сергей Петрович осмотрел залитое кровью помещение.

– Костя, помоги, пожалуйста добраться до пищеблока, а то я в себе не уверен, – и, слегка пошатываясь, пошёл к двери. Шагин тут же подхватил его под руку. С другой стороны пристроилась Серафима.

– Сергей Петрович, Вы бы пистолет убрали.

– Да, конечно, только надо поставить на пердохр… на предохранитель.

Сергей Петрович остановился и, подняв пистолет на уровень лица, попытался сдвинуть кнопку предохранителя, не заметив при этом, что ствол смотрит в сторону одного из красноармейцев взвода охраны. Шпагин аккуратно забрал у него пистолет, поставил на предохранитель и убрал к себе в карман.

До кухни они его не повели, а тут же на этаже завели в сестринскую, Серафима сбегала в столовую для раненых и через минуту вернулась с подавальщицей, которая принесла сначала тарелку макарон по-флотски и приборы, а потом чай, хлеб и масло. Ещё через 5 минут на столе появились булочки с изюмом, явно не входившие в рацион раненых или сотрудников госпиталя. Но до них Сергей Петрович не добрался, отключившись раньше, чем доел макароны.

Очнулся он на койке с прогнувшейся под его весом панцирной сеткой и не сразу понял, что это его койка в казарме. Рядом сидел незнакомый кандидат на должность НКВД. Заметив, что Сергей Петрович очнулся, он сразу вскочил.

– Товарищ военврач третьего ранга! Мне приказано проводить Вас в штаб, как только Вы проснётесь!

Сергей Петрович с кряхтением поднялся с койки. От неудобной позы опять заболела спина. А вот голова совсем не болела («Вот что значит качественный спирт»).

– А в туалет-то сходить можно?

Кандидат слегка растерялся.

– Наверное можно.

Сергей Петрович обулся, сделал несколько осторожных движений, разминая спину, и, прихватив весящее на спинке кровати полотенце, пошёл в туалет, находившийся в конце коридора. Когда он, облегчившись, умывшись и убедившись, что пистолета в кобуре нет, вышел в коридор, кандидат уже ждал его там. Не обращая внимания на его явное желание поскорее выполнить приказ, Сергей Петрович зашёл в комнату и повесил полотенце на прежнее место.

– Я готов, пошли.

При входе в штаб госпиталя стоял боец с винтовкой, чего никогда не было. Сергею Петровичу показалось, что он видел его во взводе охраны. Пропустили их без вопросов. В коридоре первого этажа тоже стоял боец, но без винтовки. Сопровождающий Сергея Петровича кандидат сказал, что их должен ждать младший лейтенант госбезопасности Фролов. Караульный, постучавшись, заглянул в кабинет Особого отдела, что-то сказал и тут же распахнул дверь.

– Заходите.

Кролика в кабинете не было, зато за его столом сидел младший лейтенант госбезопасности с темными кругами под глазами и усиленно растирал ладонями щеки. Сергей Петрович подумал, что он тоже только что проснулся. Смерив вошедшего хмурым взглядом, младший лейтенант сказал:

– Ну что, гражданин Рябов, рассказывай, по чьему наущению ты стал стрелять в иностранных журналистов.

Сергей Петрович неспеша дошёл до стоящего посреди кабинета стула и сел на него.

– Сначала ТЫ мне объясни, по чьему недосмотру иностранные корреспонденты разгуливают по Москве без сопровождающего.

– Здесь вопросы задаю я!

– Вот и задавай. А я на них отвечу. В рамках дозволенного.

– Что значит: «В рамках дозволенного»?

– Вот только не делай вид, что не изучил папочку с моим делом, которая лежит вот в том сейфе. И не прочитал лежащего в ней приказа.

– Это приказ начальнику особого отдела госпиталя и на меня не распространяется.

– Ну да. И люди, его подписавшие, тебе не начальники. А хочешь, они об этом узнают?

– И как они узнают?

– Очень просто.

Сергей Петрович встал, подошёл к столу, взял трубку стоящего на нём полевого телефона, крутанул ручку и, дождавшись ответа, сказал:

– Барышня, соедините со штабом Московского гарнизона.

Обалдевший от его наглости младший лейтенант, в его практике подобного ещё ни разу не случалось, наконец пришёл в себя и, нажав рукой на рычаг телефона, заорал:

– Что ты себе позволяешь?

– Связываюсь с наркомом Берия. У меня нет прямой линии, приходится через штаб Московского гарнизона.

– Ну хорошо, садись, будем составлять протокол допроса, – и достал из лежащей на столе папки бланк.

В течение часа Сергей Петрович подробно отвечал на многочисленные вопросы особиста (оказалось, что младший лейтенант служит в особом отделе штаба Московской госпитальной базы). Но он категорически отказался отвечать на вопросы, откуда он знает английский язык и что его связывает с медсестрой Есиной и санитаром Шпагиным. А на вопрос, почему именно к ним он обратился за помощью, ответил, что был уверен в их готовности бороться с врагом не жалея жизни.

Закончив оформлять протокол и дав его подписать Сергею Петровичу, младший лейтенант Фролов, сказал:

– А вот товарищи Есина и Шпагин говорят, что приставлены к тебе в качестве охраны. И даже предъявили удостоверения сотрудников НКВД. Может и у тебя такое есть?

Сергей Петрович немного подумал и ответил:

– Есть. Но осталось в ординаторской. Я переоделся в халат, чтобы не светить кобурой на поясе, а тратить время на перекладывание документов не стал. Кстати, сержант госбезопасности Кролик его видел.

– А мне не сказал.

Сергей Петрович пожал плечами.

– Я запретил.

– И всё-таки, я должен его увидеть.

– Мне сходить или кто-то принесёт гимнастёрку?

– Кандидат Ершов!

В дверь заглянул кандидат, карауливший Сергея Петровича, пока он спал.

– Принеси гимнастёрку гражданина Рябова из ординаторской.

Заметив замешательство Ершова, Сергей Петрович объяснил:

– Это там, где была стрельба.

– Есть принести гимнастёрку!

Вернулся он минуты через три и положил гимнастёрку на стол. Фролов сразу залез в левый карман. Не дожидаясь, пока он прочитает Удостоверение личности, Сергей Петрович сказал:

– В другом кармане.

Фролов положил Удостоверение на стол, отстегнул клапан правого кармана и вынул Удостоверение сотрудника НКВД, раскрыл его, прочитал, посмотрел на Сергея Петровича, видимо сравнивая его лицо с фотографией.

– Извините, товарищ лейтенант госбезопасности.

– А вот это звание лучше не упоминать. Никогда и нигде. И вообще, забыть, что ты видел это удостоверение. И удостоверения товарищей Есиной и Шпагина тоже. Если они упоминаются где-то в бумагах, эти бумаги лучше переписать. Просто несколько сотрудников госпиталя под руководством сержанта госбезопасности Кролика задержали группу немецких диверсантов. Кстати, если не секрет, какое у них было задание?

– Не знаю, их допрашивал лично начальник особого отдела штаба госпитальной базы. И не смотрите так, действительно не заю. А если бы знал, то, скорее всего, не имел бы права сказать.

– Ну нет, так нет. Я могу идти?

– Да, конечно. Ершов! … Проводи товарища Рябова до выхода.

– Стоп, а где мой пистолет?

– Ах да.

Фролов вынул откуда-то из-под стола 3 пистолета.

– Который Ваш?

Сергей Петрович сразу отложил в сторону пистолет Коровина и несколько секунд рассматривал два одинаковых пистолета ТТ. Потом взял со стола своё удостоверение, сравнил вписанный в него номер с номерами, выбитыми на оружии, убрал своё в кобуру, предварительно убедившись, что магазин на месте и расписался в получении.

Выйдя из штаба, Сергей Петрович сходил в приёмно-эвакуационное отделение и попросил передать санитару Шпагину, что у него опять проблемы со спиной, потом зашёл в 1-е отделение, убедился, что с Серафимой всё нормально, и сказал ей, чтобы сходила, забрала свой пистолет.

В ординаторской 2-го отделения никого не было, только солдат из команды выздоравливающих вставлял в окно стекла, и Сергей Петрович пошёл в перевязочную. Светлана Павловна была тут и со страдальческим видом смотрела на ногу лежащего на перевязочном столе раненого.

– Здравствуй, Лиза. Светлана Павловна, у Вас проблема?

– Здравствуйте, Сергей Петрович. Ой, как хорошо, что Вас, наконец, отпустили. Вот, доставили вчера, говорит, что пока везли ни разу не перевязывали. А везли три дня. Вчера рана была в жутком состоянии, сегодня получше, но, похоже, есть затёк. Дренировать через рану у меня не получается, а резать не хочется. Вот и думаю, отложить до завтра или, всё-таки, вскрыть сегодня.

– Сейчас посмотрю. Лиза, дай, пожалуйста, перчатки.

Одев перчатки, Сергей Петрович пощупал ногу, потом поковырялся зажимом в ране (раненый дёрнулся и застонал), ещё раз пощупал ногу.

– Боюсь, что придётся вскрывать, причём сегодня. Помочь или сами справитесь.

– Я попробую сама, только Вы постойте рядом. На всякий случай.

– Хорошо.

Пока Светлана Павловна обезболивала ткани и вскрывала абсцесс, он ей объяснил, что ему опять придётся много писать и вряд ли он успеет сегодня закончить.

– Да, конечно, я всё понимаю. После утренней стрельбы госпиталь на сутки закрыли, поступлений не будет, так что я справлюсь.

Окно в ординаторской уже было застеклено, а Сергея Петровича дожидался разогретый обед с теми самыми булочками, до которых он не добрался утром. А к концу обеда пришёл Шпагин и доложил, что баня уже готова. Пришлось отложить писанину и идти лечить спину. По дороге Сергей Петрович выяснил, что оружие Костя уже получил, ему, даже, не пришлось ходить в штаб. Просто помощник младшего лейтенанта госбезопасности принёс его прямо в баню. И, пока топил, успел его почистить.

– Сергей Петрович, а давайте я Вам тоже почищу.

– Нет, я лучше сам. Как ты относишься к оружию, так и оружие относится к тебе. Ты мне, только, дай масло и ветошь, а то мои дома. А вот Серафиме, наверно, надо помочь.

Когда Сергей Петрович, после бани и массажа, вернулся в ординаторскую, там его уже дожидался Крымов.

– Ну вот, Сергей Петрович, опять Вы вляпались в неприятности со стрельбой. И как удалось, на этот раз, отбиться от особистов?

– И Вам не болеть. Пригрозил позвонить товарищу Берия.

– Что-то на этих ребят не похоже. Уж если вцепятся, так просто не отпустят.

– Ну, до беседы со мной он успел прочитать приказ товарища Берия и посмотреть удостоверения товарищей Есиной и Шпагина. Так что пришлось лишь чуть-чуть надавить.

– Ладно, когда рапорт будет готов?

– Сегодня вряд ли успею, скорее завтра к обеду.

– Хорошо, после обеда я либо сам приеду, либо кого-нибудь пришлю. Заодно привезём патроны. Вы сколько израсходовали?

– Важно не сколько израсходовали, а сколько осталось.

Сергей Петрович достал пистолет, вынул из него магазин и показал Крымову, что в нём нет патронов.

– А я стрелял три раза. Думаю, у остальных то же самое.

– Понятно, отметьте это в отчёте. А как Вы думаете, что они здесь забыли?

Сергей Петрович, не прерывая разговора, начал разбирать пистолет, чтобы его почистить.

– Трудно сказать. Думаю, их сбросили на парашютах где-то в Лосином острове. Оттуда они пешком пришли сюда. Наверно им, зачем-то, надо было где-то отсидеться, прежде чем выходить к заданному объекту. Может, ещё и машину угнать хотели.

– Наверное, Вы правы. Ладно, этим занимаются особисты. А как Вы их раскусили?

– Просто сами они тупые, а те, кто их готовил, считают всех русских умственно отсталыми. Во-первых, американцы – автомобильная нация. Они никогда не будут ходить пешком, если есть возможность поехать на машине. Во-вторых, Вы можете представить себе иностранных корреспондентов, разгуливающих по военной Москве без присмотра кого-нибудь из НКВД? Я – нет. В-третьих, как-то очень уж вовремя перестала работать телефонная связь. В-четвёртых, чтобы писать в американскую англоязычную газету, надо в совершенстве знать английский, желательно американский вариант английского. В идеале надо родиться в Америке, окончить школу в Америке и получить высшее образование в Америке. Я бы ещё мог представить группу из двух-трёх американцев и нашего белоэмигранта в качестве переводчика. Но в этом случае переводчик всё равно должен свободно говорить по-английски. А эти… Даже поздороваться нормально не смогли. Да и названия «своих» газет они перевирали безбожно. В-пятых, появились они слишком рано и голодные. Любой нормальный иностранец, привыкший к комфорту, позавтракал бы в отеле и приехал к нам часам к девяти, а то и позже. И, наконец, в-шестых. Обувь. Американцы пришли бы в туфлях или, если бы считали Москву прифронтовой зоной, в ботинках на толстой подошве. Причём чистых. А у этих грязные кирзовые сапоги. Брюки на выпуск, но всё равно видно.

– Да уж, не повезло гадам. Если бы не Вы, кто бы в этом госпитале всё это заметил? Ну, кроме отсутствия сопровождающего, да и то… Кто здесь хоть что-то знает об Америке и американцах? На это и рассчитывали. Так что не такие уж они и тупые. Ладно, не забудьте всё это перечислить в рапорте, а я поехал, у меня много дел. До свидания.

Посмотрев на закрывшуюся дверь, Серей Петрович собрал почищенный пистолет, вставил в него запасной магазин, передёрнул затвор, поставил пистолет на предохранитель и убрал его в кобуру, потом туда же отправился и пустой магазин. И стал записывать то, что только что сказал Крымову. Но закончить не успел, так как пришла Светлана Павловна и пристала с расспросами. И пришлось Сергею Петровичу в очередной раз объяснять, как он понял, что это не американцы, а немецкие диверсанты и почему он, вместо того чтобы сообщить «куда следует» и заняться своими делами, стал лично их арестовывать. А когда у Светланы Павловны иссякли вопросы и вздохи, пришёл Сухарченко и пришлось повторять всё заново. А ещё объяснять, почему у сотрудников госпиталя, не относящихся к охране, вдруг оказалось при себе оружие. И почему Сергей Петрович, вместо того чтобы доложиться начальству и заняться неотложными делами, срочно пошёл в баню. Сухарченко, естественно, не поверил, что массаж хорошо помогает при радикулите (до понимания этого отечественная медицина дойдёт только лет через 40-45), но заинтересовался, когда Сергей Петрович упомянул, что массаж может быть полезен и при лечении мышечных и суставных контрактур251. Оказалось, что те два лётчика с ожогами, которых лечили во 2-м хирургическом отделении, были не единственными ранеными авиаторами, которых было приказано не отправлять в тыл, а лечить здесь. В частности, в команде выздоравливающих уже 2 недели находился лётчик с контрактурой суставов левой ноги. С ним занимались лечебной физкультурой, но, пока, это мало помогало.

В общем, в этот день Сергей Петрович успел написать только полстаницы. Поужинав, он пошёл домой, а Светлана Павловна, жившая при госпитале, осталась писать истории болезни.

На следующий день, ближе к ужину, приехал незнакомый Сергею Петровичу кандидат на должность, забрал у него и у Шпагина готовые рапорта и, под расписки, выдал им патроны. Потом дождался, пока Сергей Петрович поел и пошёл с ним на квартиру, чтобы взять рапорт Серафимы и выдать ей патроны.

Продолжение этой истории произошло через неделю, 27 октября. Около 11 часов дня в отделение пришёл посыльный и сообщил, что в 12:00 на площадке перед главным корпусом состоится общее построение госпиталя, форма одежды свободная с учётом погоды. Без 5 минут двенадцать Сергей Петрович, Светлана Павловна, Валентина Ивановна, Лиза, Зина и Валентина Васильевна, предварительно переодевшись в форму и одев шинели, спустились вниз, оставив в отделении Асю. На площадке перед корпусом было тесно, так как там собрался почти весь штат госпиталя включая взвод охраны. Кролик и командир взвода охраны расставляли людей по подразделениям, сначала лечебные отделения, потом вспомогательные службы, в конце взвод охраны. Сергей Петрович заметил, что в строю 1-го отделения стоит Серафима, которой полагалось бы быть дома. Немного в стороне толпились ходячие раненые, у кого была подходящая одежда. Ровно в 12 часов со стороны штабного здания подошёл незнакомый военврач 1-го ранга в сопровождении Сухарченко и его заместителей. Кролик встал рядом с командиром взвода охраны. Последовали обычные в таких случаях команды («Госпиталь равняйсь! Смирно!»), которые более-менее прилично выполнили только бойцы взвода охраны. Сухарченко представил военврача 1-го ранга, оказавшегося начальником Московской госпитальной базы252. За этим последовала короткая, минут на 10, речь о борьбе с немецко-фашистскими захватчиками и роли в этой борьбе военных медиков, руководящей и направляющей роли коммунистической партии и лично товарища Сталина.

– Товарищи, все вы знаете, что неделю назад сотрудники вашего госпиталя под руководством начальника Особого отдела сержанта госбезопасности товарища Кролика обезвредили группу немецких диверсантов, набранных из числа русских предателей Родины. Сержант госбезопасности Кролик, выйти из строя!

Кролик, старательно изображая строевой шаг, подошёл к военврачу 1-го ранга.

– За проявленное мужество сержант госбезопасности Кролик награждается медалью «За отвагу».

– Служу Советском Союзу!

Начальник госпитальной базы не стал прикалывать медаль к шинели, а просто отдал медаль и удостоверение Кролику в левую руку, пожал ему правую и скомандовал:

– Вернитесь в строй! Военврач третьего ранга Рябов, выйти из строя!

Сергей Петрович встал на то же место, где только что стоял Кролик, и процедура награждения повторилась. После него награды вручили Есиной и Шпагину. Сразу после того, как последний награждённый вернулся в строй, Сухарченко скомандовал:

– Вольно! Разойдись! У нас сегодня много работы товарищи.

Погода в этот день была хмурая, моросил мелкий противный дождь, и все быстро разошлись по своим подразделениям. Сергей Петрович подошёл к Серафиме:

– Ты чего не отдыхаешь?

– Не дали, специально сюда вызвали, даже машину прислали.

– Обратно-то отвезут?

– Не знаю. Спрошу. Я сейчас пойду на кухню, может, удастся поесть прямо сейчас и уехать.

– Тогда до вечера.

После обеда к Сергею Петровичу зашли врачи из 1-го и 3-го отделений с поздравлениями и прозрачным намёком на то, что медаль надо обмыть. Сергей Петрович тут же достал начатую бутыль со спиртом.

– Обмывайте, только без меня. Мне прошлого раза хватило.

Коллеги не стали настаивать и тема была закрыта.

Четвёртого ноября, незадолго до обеда, к Сергею Петровичу, прямо в перевязочную, прибежал посыльный из штаба, прихрамывающий старший сержант с голубыми петлицами, видимо, тот самый лётчик с контрактурой.

– Товарищ военврач третьего ранга, разрешите обратиться?

Сергей Петрович неодобрительно посмотрел на слегка запыхавшегося посыльного, но придраться было не к чему – дверь он открыл, но в перевязочную не вошёл.

– Разрешаю.

– Вам приказано срочно прибыть в штаб к начальнику Особого отдела сержанту госбезопасности Кролику.

– Насколько срочно? Перевязку закончить можно?

– Про перевязку ничего не сказано.

– Хорошо, свободен.

Сергей Петрович решил, что раненый важнее нетерпения начальства, закончил перевязку и только потом пошёл переодеваться.

В кабинете Кролика, кроме хозяина кабинета, сидел загорелый младший лейтенант госбезопасности, в котором Сергей Петрович не сразу узнал похудевшего и как-то посуровевшего Игоря Меньшова.

***

Даже спустя много лет Меньшов не расскажет Сергею Петровичу о причине своего длительного отсутствия в Москве. А причина была простой. Командование приказало ему проследить, чтобы Пётр Григорьевич Рябов, отец Сергея Петровича, благополучно добрался из Днепропетровска, где он жил до войны, до Средней Азии, куда он, по воспоминаниям Сергея Петровича, эвакуировался «своим ходом» в начале войны. Меньшов и сам не знал, что этот приказ исходил непосредственно от Сталина. И выполнить этот приказ оказалось достаточно сложно.

Первой проблемой, которой никак не ожидали те, кто готовил его внедрение в окружение Петра Рябова, оказалась необходимость объяснить, почему человек с московской пропиской не уехал в тыл в первые дни войны. Игорь выкрутился, сказав, что он не мог уехать, бросив тяжело больную мать, которая жила в деревне в 15 километрах от Днепропетровска. Седьмого августа она, якобы, умерла, девятого её похоронили и в тот же день вечером Игорь добрался до города. А десятого была объявлена эвакуация253. На самом деле Игорь приехал в Днепропетровск ещё в июле, представился в местном отделе НКВД, с помощью местных товарищей отыскал студента Днепропетровского мединститута Петра Рябова и поселился в доме напротив того, где он жил.

О второй проблеме позаботились заранее. В отделе, занимающемся «легализацией», ему изготовили справку о том, что он болен эпилепсией и не подлежит призыву в армию. К справке прилагался паспорт и профсоюзный билет. Всё было оформлено на настоящее имя, поэтому подделывать комсомольский билет не пришлось. Несмотря на то, что все документы были сделаны в полном соответствии с правилами и на настоящих бланках, на посту на выходе из Днепропетровска, отлавливающем уклонистов от призыва в армию, Игорю пришлось показать своё удостоверение сотрудника НКВД и командировочное предписание, в котором было написано, что он командируется в юго-западную часть СССР «для выполнения особого задания» и стояла отметка Днепропетровского управления НКВД о прибытии.

Кстати, этот пост упростил решение следующей проблемы – присоединиться к группе, с которой шёл объект наблюдения.

Утром 10-го, ещё не зная об объявленной эвакуации, Игорь увидел в окно, что Пётр Рябов вышел из дома с большим чемоданом и пошёл в сторону моста через Днепр. Прихватив заранее приготовленный тощий рюкзак (купленный, по примеру Сергея Петровича, в ЦУМе), Игорь тоже вышел из дома и, стараясь не привлекать внимание, пошёл за ним. Не доходя до моста, Пётр Рябов повстречал группу юношей и девушек, видимо, ему знакомых, и присоединился к ней. Большинство в этой группе несли чемоданы, только у двоих были самодельные вещмешки. Продолжая соблюдать дистанцию, Игорь пошёл за ними и издали проследил, как они проходили фильтрационный пост. Всех девушек пропустили, просто проверив паспорта. У Рябова, кроме паспорта, проверили студенческий билет и справку об отводе от призыва, но дополнительных вопросов не задавали. Видимо, проводящего проверку младшего сержанта впечатлила толщина стёкол в его очках. А вот большинство юношей отправили в сторону столика, где, судя по всему, оформляли призывные документы. Позже Игорю рассказали, что пропустили только студентов мединститута не младше второго курса.

Пройдя после моста меньше километра, группа остановилась на обочине и многие стали выкладывать из чемоданов вещи. Кто-то избавлялся от книг, кто-то – от зимних вещей. А Пётр Рябов оставил на привале весь чемодан, предварительно вынув из него часть вещей и завязав их в узелок из рубашки.

На этом привале Игорь и догнал группу. Просто подошёл и, представившись студентом мехмата254 МГУ и объяснив про эпилепсию, спросил, можно ли ему идти с ними, мол одному как-то неприятно. Никто не возражал и дальше пошли все вместе.

Несмотря на то, что на втором привале от чемоданов избавились все, студенты оказались не привычны к длинным переходам и, поначалу, шли медленно, но постепенно втянулись и проходили за день 30-40 километров. Шли не одни, дорога была заполнена людьми, уходящими от немцев мелкими группами и семьями. Несколько раз попали под обстрел немецких самолётов, но в группе никто не пострадал. Ночевали иногда в поле, благо ночи были сухие и тёплые, но чаще на хуторах, там же покупали или выпрашивали еду. В крупных сёлах были развёрнуты пункты питания, там удавалось наесться, но это случалось не каждый день. Днём солнце палило немилосердно и всех мучила жажда. Постепенно все обзавелись стеклянными бутылками или фляжками из высушенных тыкв, но ручьи в степи встречались редко, а воды в хуторских колодцах на всех беженцев не хватало.

К середине сентября они добрались до предгорий Кавказа. Стало прохладнее и кончились проблемы с водой, но добывать пищу стало труднее. Местные горцы плохо относились к идущим через их аулы беженцам. К тому же ночи стали довольно прохладными и ночевать под открытым небом легко одетым студентам было холодно, а в сараи и, тем более дома, их пускали неохотно. А после того, как одна из девушек, в конец оголодавшая, отдала за ночлег и еду золотые серёжки, их попытались ограбить. Игорь, ожидавший чего-то подобного, встретил 3-х парней 16-17 лет во дворе. В это время остальные члены группы уже спали и жёсткий разговор с использованием приёмов самбо и боксёрских ударов остался незамеченным. В следующем ауле за еду заплатили колечком с небольшим камушком, а грабить пришло 5 крепких мужчин с кинжалами. Поняв, что с этой компанией так просто справиться не удастся, Игорь сразу достал пистолет и стал стрелять по ногам. И, хоть и не попал, как позже оказалось – к счастью, впечатление произвёл сильное и грабители ретировались. В этот раз студенты проснулись, но Игорь объяснил, что это сошёл камнепад, ему поверили и успокоились.

А утром хозяйка, принёсшая лепёшки и сыр, попросила Игоря выйти во двор. Там его поджидали 2 старика. Они плохо говорили по-русски, но смогли объяснить, что уважают сильных воинов и ценят, что он не только не убил, но даже и не поранил никого из их родственников. Поэтому они передадут соседям просьбу не трогать его и его друзей, но бесплатной еды не обещают. Мол, еды мало, самим бы не голодать зимой. И объяснили, по какой дороге лучше идти.

Вернувшись к завтракающим попутчикам, Игорь рассказал, что местные аксакалы хотели выяснить, кто они такие, а узнав, что студенты, подсказали, по какой дороге идти. И предупредили, что впереди с едой лучше не будет. А поэтому он считает, что надо идти как можно быстрее, чтобы добраться до Каспия раньше, чем помрут от голода. Спорить с ним никто не стал.

До побережья Каспийского моря дошли в первых числах октября. Несмотря на то, что еду они покупали за золото, попыток грабежа больше не было. Но запасов золотых украшений не хватило и последние 4 дня они ничего не ели. В Махачкале255 все дружно пошли на донорский пункт и полученных за сдачу крови продуктов хватило на те 2 дня, которые понадобились на то, чтобы попасть на корабль и доплыть до Красноводска. Там они смогли зарегистрироваться как эвакуированные, помыться в санпропускнике и сесть на поезд до Ташкента. Совсем небольшое расстояние поезд преодолел за неделю. По сравнению с предыдущими полутора месяцами путешествие в переполненной теплушке было отдыхом, тем более что на станциях кормили. Не досыта, но это было лучше, чем ничего.

В Ташкенте Игорь убедился, что Петра Рябова зачислили в местный мединститут и только после этого пошёл в Управление НКВД и сообщил по телеграфу в Москву где находится и как дела у «объекта наблюдения». Через сутки он получил приказ прекратить наблюдение и вернуться в Москву. На основании этого приказа местные товарищи оформили ему все необходимые проездные документы, в том числе аттестат на пищевое довольствие, и помогли получить билет в купейный вагон. Дорога заняла больше 2 недель, ещё 3 дня он отчитывался устно и составлял письменный рапорт, а потом узнал, что Крымова переводят на другую работу, а ответственным за обеспечение безопасности и необходимых условий жизни товарища Рябова назначают его.

***

Как только Сергей Петрович вошёл, Кролик, сославшись на неотложные дела, ушёл.

– Здравия желаю, Сергей Петрович.

– И тебе не болеть. Давненько не виделись.

– Да вот, начальство скучать не даёт. Кстати, Виктора Фроловича перевели на другую работу. Теперь я Завхоз. И о Ваших подвигах знаю. А к Вам я по поручению командования. Мне приказано узнать, что Вам известно о параде. Прежде всего, был он или нет.

– Ответить устно или письменно?

– Не уточнялось. Если коротко, то я так запомню, если длинно, то лучше записать.

– Коротко, я знаю только в общих чертах. Утром седьмого ноября была и, скорее всего будет, налётная погода – низкая облачность и снегопад. Парад состоялся в обычное время, сразу после парада войска были отправлены на фронт. У киношников случился конфуз – речь товарища Сталина снимали одной камерой и что-то с ней случилось. Пришлось переснимать в павильоне, когда смонтировали в выпуске новостей, это было заметно. А накануне вечером погода, скорее всего, была лётная, торжественное заседание чего-то там, не помню чего, провели на станции метро Маяковская256.

– Большое спасибо, я побегу докладывать.