Начальник архива ФСБ СССР полковник Рыжов ещё раз осмотрел стоящую перед ним коробку. Это была стандартная картонная коробка, в такие, до сравнительно недавнего времени, упаковывали секретные фонды. Но вместо привычной надписи: «Срок секретности столько-то лет» на ней было написано: «Вскрыть 19 июня 2021 года». Конечно, об этой коробке, стоявшей на полке среди сотен подобных, никто бы не вспомнил. Скорее всего, её бы обнаружили при очередной проверке фондов на возможность рассекречивания. И, почти наверняка, не в этом году – сроки рассекречивания, как правило, были кратны пяти годам и фонды 1955 года, в этом году, вряд ли бы проверили. Хотя… Станислав Васильевич сделал пометку в лежащем на столе ежедневнике, чтобы не забыть в понедельник выяснить, кто, в прошлом году, проверял этот фонд и почему информация о деле с точной датой рассекречивания не была внесена в план работы на этот год.
Несмотря на то, что на коробке была указана конкретная дата, Станислав Васильевич не стал бы, ради неё, выходить на службу в субботу, архивные дела не требуют срочности и точного соблюдения сроков. Но вчера позвонил почти столетий ветеран Комитета Игорь Степанович Меньшов и попросил не затягивать с рассекречиванием этого дела. Отказать столь уважаемому человеку Станислав Васильевич не мог, тем более что генерал Меньшов захотел лично присутствовать при вскрытии коробки и сейчас сидел с другой стороны стола.
Станислав Васильевич взял канцелярский нож, аккуратно разрезал бумажную ленту, которой была заклеена коробка и открыл её.
Описи не было, в секретных делах архива ВЧК-ОГПУ-НКВД-КГБ-ФСБ такое редко, но случалось. Сверху лежало Свидетельство о смерти некоего Рябова Сергея Петровича, умершего 25 января 1955 года и Паспорт захоронения на Преображенском кладбище. Под ними был паспорт в пластиковой обложке. Открыв его, Рыжов, служивший, до поступления в институт на факультет архивного дела, на паспортном контроле в аэропорту Шереметьево, сразу обратил внимание на странный бланк несколько потрёпанного документа. Затем прочитал, что документ был выдан в 2000 году Рябову Сергею Петровичу, родившемуся 26 января 1955 года. Текст в бланк паспорта, как и было положено в то время, был впечатан на печатнике, а вот фотография была ламинирована, что для двухтысячного года было анахронизмом, бывший пограничник знал это точно. Станислав Васильевич вопросительно взглянул на генерала, тот спокойно кивнул головой.
Под паспортом лежал почтовый конверт старого образца без марки. На нём от руки было написано: «Вскрыть 19 июня 2021 года». Что-то в этой надписи показалось Станиславу Васильевичу странным. Присмотревшись повнимательнее, он понял, что текст написан не обычными для 1955-го года чернилами (он ещё раз взглянул на дату опечатывания коробки), а шариковой ручкой. Взяв ножницы, Станислав Васильевич вскрыл конверт. Внутри лежал свёрнутый лист бумаги формата А4. Развернув бумагу, он обнаружил другой, меньший, листок, вложенный внутрь первого. На нём, не слишком разборчивым почерком, было написано:
«Прошу сегодня же передать эту записку Рябовой Ирине Николаевне (девичья фамилия Чуракова), родившейся 16 февраля 1955 года в Москве и проживающей (далее следовал московский адрес, ничего не говорящий Станиславу Васильевичу). Связаться с ней можно по телефону +7 917 (и ещё 7 цифр), WhatsApp’у или по электронной почте (непонятный набор латинских букв и каких-то знаков). Если в изменившейся реальности я женат на другой женщине, пожалуйста, разыщите её и передайте записку ей. Допуская такую возможность, я специально написал её в обезличенной форме. Только, ради Бога, не говорите ей, что, мучаясь над этим письмом, я думал о другой женщине, ей будет неприятно.»
Рыжов посмотрел на Меньшова, тот протянул руку. Взяв записку, генерал одел очки, внимательно её прочитал и вернул полковнику:
– Командование запретило отслеживать судьбу Сергея Петровича Рябова, родившегося 26 января 1955 года. Единственно, что мы знаем – он действительно родился. Но вчера я пробил его по инфохранам паспортного стола, ЗАГСа и нашим. Он женат на другой женщине, вот её данные.
Игорь Степанович достал из кармана сложенный лист бумаги и передал его начальнику архива. Развернув бумагу тот увидел, что это стандартная машинная распечатка с информацией о Рябовой Валентине Михайловне, 1956 года рождения. Кроме паспортных данных были адрес прописки, номера телефонов (домашнего и радио), адрес электронной почты (нормальный, на кириллице257 и с двойной дробью в середине) и примечание, что радиотелефон подключён к СОС (службе обмена сообщениями) Писец258.
– А она найдёт могилу? Бесхозные могилы ликвидируют.
– В бюджете моего отдела есть секретная статья на содержание этого захоронения. Без срока давности. Там, даже, памятник поставили, чтобы не очень отличалась от соседних. Правда, без фотографии.
Вернувшись к листу А4, Станислав Васильевич спросил:
– Это, вероятно, что-то личное, читать можно?
– Он же не заклеен. Да и, прежде чем положить в конверт, его прочитали, минимум, три человека.
«Здравствуй, моя любимая!
Я знаю, тебе бы хотелось, чтобы я так обращался к тебе каждый день, а лучше несколько раз в день. Но я не делал этого сознательно, ведь от частого повторения слова истираются, как американское My honey. Прости меня, если считаешь, что я не прав.
Для тебя прошло меньше суток после моего исчезновения, а для меня больше года. Дело в том, что, возвращаясь с работы, я, непонятным образом, провалился в прошлое. Просто заснул в поезде метро в 2021 году, а проснулся в ночь на 21 июня 1941. Я не стал мудрить и пошёл прямиком в НКВД. К счастью, или мне так повезло, сотрудники этой организации оказались не такими тупыми, как их изображают наши записные борцы с «кровавым режимом» и уже утром двадцать первого я смог пробиться к Берии (да-да, тот самый «кровавый» нарком, которого так проклинают «правозащитники». На самом деле он был назначен на эту должность для того, чтобы укоротить наиболее разнузданных садистов и палачей. Может у него и получилось бы, но война помешала). Мой рассказ о первом дне войны и о том, что произошло накануне помог сократить потери первых дней и война пошла немного по-другому. Ещё удалось предотвратить некоторые ошибки нашего командования, надеюсь, всё это поможет стране победить раньше и меньшей кровью. А ещё я немного, сколько знал, рассказал о наиболее перспективных направлениях развития науки и экономики, надеюсь это даст эффект в будущем и ты живёшь в лучшем мире, чем тот, который остался в моей памяти.
Я пишу это письмо осенью 1942 просто потому, что хочу послать тебе весточку и не хочу рисковать, что потом не смогу его написать – война есть война, на ней умирают не только на фронте, но и в глубоком тылу. Не говоря уж о возрасте и более слабом уровне медицины.
Со мной всё хорошо, работаю в одном из московских госпиталей. Очень много гнойных больных – почти все ранения, по крайней мере глубокие, заживают через нагноение. Первое время было очень тяжело: кроме скальпеля и гипертонического, лечить было нечем. Сейчас стало полегче, появился пенициллин, он творит чудеса. Как рассказывали в 80-е те, кто работал в Африке, достаточно положить местного на чистую койку, хорошо накормить, пару раз вколоть пенициллин и все болячки заживают. Так же здесь и сейчас, современная микрофлора ещё не успела выработать устойчивость.
Живу рядом с госпиталем на отдельной квартире (тайный статус советника высших руководителей страны позволяет), питаюсь в госпитале, мог бы, наверно, затребовать кухарку, но не хочу так выделяться. Да и нет необходимости – раненых кормят хорошо, вот и врачам перепадает. Одеждой и прочим меня обеспечивают по высшему разряду, чего нет в госпитале, добывают товарищи из НКВД, но я стараюсь их лишний раз не беспокоить.
Раз тебе передали это письмо, значит чуда не произошло и обратно в наше время меня не перекинуло. Надеюсь, что о дате и обстоятельствах моей смерти товарищи тебе сообщат.
Пожалуйста, обними за меня детей и внуков и постарайся не скучать.
Обнимаю и целую.
Твой любящий Серж. (подпись) 25.09.1942»
Под этим письмом лежал не заклеенный конверт из плотной бумаги. Начальник архива вынул из него лист бумаги формата А4, посмотрел на рукописный текст, от удивления открыл рот, а немного придя в себя посмотрел на генерала, тот пожал плечами.
«Высшему руководителю государства!
Неважно, как называются страна и Ваша должность. Я обращаюсь к Вам потому, что только Вы можете единолично решить, что делать с изложенной ниже информацией.
21 июня 1941 года в Москве появился человек, который называл себя Сергеем Петровичем Рябовым и заявил, что прибыл из будущего. И предъявил технические устройства, которые, однозначно, не могли быть изготовлены ни в одной стране мира. Он рассказал о готовящемся нападении фашистской Германии на СССР, в частности, о плане диверсий, имевших целью нарушить управление войсками Красной армии в первые дни войны. Операция «Связь», наверняка известная Вам, на 90% – его заслуга. Потом кое-что рассказал об оружии будущего, рассказал мало, он был не военный и не инженер, но этого хватило, чтобы разработать некоторые образы раньше противника, не буду их перечислять. А самое главное, он помог определить направление главного удара немцев летом 1942 года. Только благодаря его информации мы смогли создать атомную бомбу всего на год позже американцев, могли бы и раньше, но не хватало ресурсов. И первый спутник, без его подсказок, запустили бы не в 1954259, а намного позже.
Страна оценила заслуги товарища Рябова, присвоив ему звание Героя Советского Союза. Ему наверняка было обидно, что постановление о награждении было совершенно секретным и нагрудный знак ему только показали, сразу спрятав в секретных архивах.
Ещё в 1941 году товарищ Рябов поделился со мной своими мыслями о послевоенном устройстве, как страны, так и мира. Я долго над этим думал. Результатом раздумий стали некоторые изменения в экономике, политике и идеологии страны и партии. Возможно, Вы догадаетесь, о чем идёт речь, если нет – расшифровывать не буду. Но я очень надеюсь, что эти изменения не позволят развалить страну в конце 20 века. Если СССР всё ещё существует, пусть даже и под другим именем, то товарищ С.П.Рябов достоин государственной награды, а его семья – материальной помощи. Я в этом уверен, но решение принимать Вам, исходя из реалий Вашего времени.
И только Вы можете решить, предавать эту историю огласке или тщательно засекретить. О посланце из будущего знали не более 15 человек, некоторые из них уже умерли, остальные умеют хранить секреты и понимают, к чему приведёт утечка информации об этом человеке.
Лично я обязан Сергею Петровичу, как минимум, двумя годами жизни, без его предостережения я, судя по всему, в 1953 году не пережил бы инсульт и не смог бы передать власть вменяемому человеку.
25 января товарищ Рябов умер, а 26 января в семье военного врача Петра Григорьевича Рябова родился сын. Вчера его зарегистрировали под именем Сергей. Я не знаю, к чему это приведёт в будущем.
18 февраля 1955 г.
И.В.Сталин» и стояла размашистая и хорошо узнаваемая подпись.
Полковник Рыжов передал письмо Сталина отставному генералу. Тот его прочитал, но, судя по всему, не удивился. Вернув бумагу начальнику архива, он сказал:
– Это письмо надо передать Президенту СССР. И, наверно, передавать лучше через фельдъегерскую службу в опломбированном кейсе для секретных документов. Чем меньше людей будет знать о содержании этого письма, тем лучше. По крайней мере, пока не будет принято решение о его публикации, если такое решение будет принято.
Под конвертом лежал толстый запечатанный пакет с надписью «История развала СССР», штампом «Совершенно секретно» и датой засекречивания в конце февраля 1955 года. Издали посмотрев на эту надпись, Игорь Степанович сказал:
– Не знаю, что там написано в Ваших правилах, но это лучше бы тоже отослать Президенту. Как минимум, его надо проинформировать о существовании этого документа. Напишите так: «Воспоминания товарища С.П.Рябова о развале СССР».
Генерал не знал, но догадывался, что экземпляр этого текста хранится у Президента. Во всяком случае весной 1953 года, когда, воспользовавшись болезнью Вождя, группа заговорщиков, фактически, перехватила власть в стране и получила доступ к кабинету товарища Сталина, они срочно вызвали к себе сначала товарища Берию, чуть ли не в последний момент выдернув его из камеры смертников, потом самого Меньшова, тогда ещё подполковника, а потом и товарища Рябова. Главное доказательство последнего – телефон из будущего – к тому времени уже не работал, но, каким-то образом, Сергею Петровичу удалось убедить враждебно настроенных интриганов в том, что он не сумасшедший. Во всяком случае уже через 3 дня двое заговорщиков, «покончили жизнь самоубийством», а остальные, вместе со срочно реабилитированным товарищем Берия, подготовили кандидатуру на место главы государства, на случай, если товарищ Сталин, всё же, умрёт или станет не дееспособным. Иосиф Виссарионович не только выжил, но и сохранил здравый рассудок, но признал, что уже не сможет работать в полную силу и согласился передать власть. Но не тому, кого выбрали заговорщики. Оказалось, что у него уже есть кандидатура, член ЦК260 партии, не входящий в Политбюро261.
Но сообщать об этом начальнику архива он не стал. Во-первых, потому, что считал эту информацию всё ещё секретной. А во-вторых, потому, что считал необходимым сообщить Президенту о том, что пришло время решить, предать эту историю огласке или и дальше хранить в секретных архивах.
Под пакетом в коробке лежала плоская подушечка с прикреплёнными к ней звездой Героя Советского Союза, орденом Ленина, медалями «За отвагу» и «За победу над Германией» и четырьмя орденскими книжками. Под подушечкой были только старые канцелярские папки, озаглавленные: «Дело Странника» и пронумерованные. На всех стоял гриф «Совершенно секретно».
Рыжов не стал в них заглядывать, так как, до принятия решения о рассекречивании, предпочитал не знать лишнего. А генерал Меньшов – потому, что и так знал их содержимое, более того, многие лежащие в папках бумаги были написаны именно им.
Станислав Васильевич убрал письмо Сталина в конверт и отложил его в сторону.
– А с этим что делать?
– Грифа секретности ведь нет. Значит, надо передать семье. Женщина же беспокоится, может уже и в милицию побежала. Ещё и в соцсети напишет, а это лишняя огласка.
– Да, Вы совершенно правы, это меня письмо Сталина с толку сбило. Не каждый день такие документы в нашем архиве обнаруживаются, да ещё и с такой информацией. А кто повезёт?
– Я и повезу. Только копии снимите и составьте опись.
***
Уже через четыре часа на скромной могиле, затерявшейся среди множества подобных на одном из центральных участков Преображенского кладбища, рядом с воинскими захоронениями, горько рыдала пожилая женщина. Рядом стоял сухощавый старик с военной выправкой.
За ними, с соседней аллеи, с удивлением наблюдал пожилой рабочий кладбища Ахмед. Уже больше тридцати лет он ухаживал за этой могилой. Достаточно странной могилой. На памятнике были выбиты фамилия, имя и отчество, и больше ничего. Ни дат рождения и смерти, ни портрета, ни какой-то эпитафии. Деньги на уход за ней поступали регулярно из какого-то неизвестного источника, поэтому за ней и следили рабочие кладбища. Но людей около этой могилы он не видел ни разу. Тем не менее, за ней наблюдали. Стоило поржаветь ограде или просесть земле, тут же на счёт дирекции кладбища поступали дополнительные деньги с указанием, что именно надо исправить. А когда в 90-е годы какие-то придурки залили красной краской около тридцати надгробий, директор страшно разнервничался и велел отчистить этот памятник в первую очередь.
Наконец, мужчина, взяв женщину под руку, повёл её к выходу, как раз мимо Ахмеда. Когда они поравнялись с ним, он услышал обрывок разговора:
– … с воинскими почестями, но без огласки, не сообщили даже…
А ещё через две недели Ахмед увидел на этой могиле гравёра из гранитной мастерской, работавшей при кладбище. Он приклеивал к памятнику цветную фотографию человека в белом халате. Ахмед, сильно удивившийся тому, что фото цветное, а не чёрно-белое или сепия, как на соседних могилах, не сразу понял, что вчера он видел эту фотографию в выпуске вечерних новостей по телевизору. Выше фотографии уже были выбиты изображения двух звёзд – Героя Советского Союза и Героя Социалистического Труда.