Странное наследство

Глава 7

Оливия так разволновалась, ожидая наступления утра, когда она повезет с Мэган в город проглаженное белье, что не могла уснуть. Напрасно она молилась и просила у Господа сна и успокоения. Мысли о Берни заполонили все ее сознание. Она все время пыталась представить себе, как они встретятся с Берни Дугласом, как поведет он себя. Что ее любимый скажет в свое оправдание. И скажет ли хоть что-то… И что ответит она, какие слова придут ей на ум, когда она увидит его серо-зеленые глаза с хищным прищуром и золотистыми искорками в глубине зрачков.

Нет! Лучше не вспоминать, как выглядит Берни Дуглас. Какие у него мозолистые, но нежные ладони. Как бережно и трепетно они прикасались к ее маленькой груди! Его призывный голос, кажется, до сих пор звучит в ее сознании:

— Ливи, девочка моя! Пора подниматься!

Оливия вздрогнула. В который раз вспоминает она, как Берни протягивает ей руку. Оливия хватается за его ладонь. Вцепляется своими тонкими шершавыми от работы пальцами. Не может набраться сил и разжать их. Она хочет вечно держать его за руку, не отпуская ни на миг.

— Берни Дуглас, Берни, ты любишь меня, дорогой мой?!

— Да, да, да, Оливия, девочка моя! Ливи, малышка моя!

— Ты вернешься, Берни?! Вернешься? Я буду ждать тебя, Берни Дуглас!

— Я обязательно вернусь, Ливи! Вернусь! Вернусь! Вернусь кроха моя! Вернусь! — ей даже почудилось, будто голос Берни и в самом деле послышался под ее окном…

Залаял Зверь. Оливия тихонько окликнула его, и кобель, приветливо повизгивая, присел под окном.

— Охраняй сестер и слушайся их! — повторила Оливия свой приказ, и пес, лениво полаивая, помчался куда-то по двору, озабоченный своими собачьими обязанностями. Оливия стала молиться, чтобы избавиться от наваждения и галлюцинаций: — Господь Милосердный! Спаси и сохрани от всякой напасти, соблазнов, искушений.

Тьма за узким стрельчатым окном монастыря была уже не столь черна! Вот-вот в келье должна появиться Мэган. Сквозь щель в неплотно притворенной двери просочился слабый свет лампадки. В коридоре послышались легкие шаги. Они приближались. И вот дверь распахнулась с легким скрипом.

— Оливия! Ты уже на ногах?! — Мэган вошла, плотно прикрыла дверь, осмотрела Оливию. — Ты что-то слишком бледна, малышка! Наверное, не спала всю ночь! Так и свалиться недолго! Нельзя выматывать себя круглые сутки дурными мыслями и предчувствиями. Ночью необходимо спать. Если ты упадешь в палате госпиталя, то тебя положат рядом с больными. И там, возле них ты, вероятнее всего, подхватишь болезнь! — на правах старшей выговаривала Мэган Матайес Оливии. И девушке стало казаться, будто она слышит голос бабушки, добродушно ворчащей и что-то выговаривающей ей за провинность или шалость.

— Мэган, ты ворчишь, будто моя бабушка! Меня что-то сегодня мутит!

— Только не хватало, чтобы ты заболела, Оливия! — Мэган встревожилась и принялась расспрашивать: — Голова болит?! Жар есть?! Ты чего-нибудь хочешь?

— Лимонада! И спать! Только спать! Ты права, за ночь я ни на мгновение не сомкнула глаз. Я думала о Берни! Беспокоилась о нем! Не хватало только мне заболеть, когда, кажется, цель почти достигнута! Я надеялась сегодня найти Берни!

— Не стоит тешить себя пустыми надеждами раньше времени! Наберись терпения, Олив! Подожди! Не ходи сегодня никуда! — Мэган загадочно окинула Оливию многозначительным взглядом. И вышла из кельи, оставив на тумбочке лампадку.

Вскоре монахиня вернулась. Оливия удивленно и вопросительно взглянула на нее:

— Ты где была, Мэган?

— Сестра Мэри! — Мэган предостерегающе прикрыла ее губы ладонью.

— Куда ты ходила, сестра Мэри?!

— Доброе утро, дитя мое!

В келье Оливии собралась представительная делегация. Настоятельница и несколько сестер постарше. Они внимательно разглядывали Оливию, тихо совещаясь о чем-то. Матушка Энджел пристально вглядывалась в лицо Оливии:

— Дитя мое, ты больна?

— О, нет, матушка Энджел! Я просто немного утомилась! У меня слабость и тошнота! Но это пройдет! — Оливия почему-то почувствовала себя виноватой.

— Похоже, твоя так называемая болезнь, Оливия, продлится несколько месяцев и закончится родами! — матушка Энджел была по-прежнему приветлива, улыбчива, доброжелательна: — Ты можешь остаться в обители до самого рождения ребенка. И до того времени, когда исполнится год после его рождения.

— Какого ребенка?! — ошарашенная Оливия с недоверием уставилась на пожилую женщину, вопросительно взглянула на Мэган. Та улыбалась ей, подбадривая и словно бы одобряя.

— Мэган, чего ты улыбаешься, будто получила рождественский подарок?! Или я схожу с ума?! Или помешались все окружающие меня люди?! — она громко захохотала от возмущения и нелепого предположения матушки Энджел. Только этого ей и не хватало! Конечно, женщины ошибаются! Этого не может быть! Просто этого быть не может! Она совсем недавно видела беременную Кристин! С одутловатым лицом, покрытым желтыми пигментными пятнами и выпирающим животом! С ней, Оливией, подобного произойти не может! Она не превратится в такую же уродину! Ни за что! Стань она такой, как Кристин, Берни разлюбит ее и бросит! У нее никогда не появится на лице этих желтых пятен и огромного выпирающего живота, который, конечно же, будет мешать близости ее и Берни! У нее не отвиснет грудь! Ее живот и бедра будут всегда стройными, подтянутыми, изящными.

— Я не беременна! — Оливия сорвалась на крик, она готова была затопать ногами в приступе ярости и ударить Мэган. — Вы придумали подобную глупость, чтобы не пускать меня в город?! А Берни лежит заброшенный и ожидает моей помощи!

— Глупенькая! — Мэган с жалостью посмотрела на нее. — Тебе сейчас могут позавидовать многие женщины!.. Я знаю тебя и цену твоим капризам! Даже самые избалованные и распущенные девчонки рано или поздно становятся матерями! У тебя с Берни Дугласом были близкие отношения! Ты спала с ним, Оливия! Три ночи кувыркалась на траве загона, распугивая своими дикими стонами мустангов! Именно от этого и появляются на свет дети! И я всем сердцем желаю, чтобы Берни нашелся живой и невредимый! Думаешь, кому-то здесь хочется, чтобы твое дитя росло без отца?!

— Если ты такая догадливая, то могла бы и промолчать! — Оливия смотрела на Мэган с отвращением и ненавистью, ей было стыдно за циничную откровенность Мэган. — Ты подсматривала и подслушивала за нами на ранчо!

— Там и подсматривать ничего не надо было! Берни даже не удосужился увести тебя куда-нибудь подальше! Шум воды в Гранд-Ривер, наверное, не заглушил бы твоего кошачьего пения!.. Впрочем, ты не лучше и не хуже других! Ты очень страстная женщина, которой, возможно, повезло, и твой любимый женится на тебе!.. В подобных случаях поздно что-то советовать! Ты уже раздвинула ноги по первой его просьбе! Так отчего же сходишь с ума от совершенно естественного результата?!

— Я не прошу советов! Я поступила так, как считала нужным, потому что доверяю любимому человеку. Кто просил тебя рассказывать о своих предположениях и догадках матушке Энджел?!

— Не ссорьтесь, сестры! Сестра Мэри сделала все правильно! И не стоит ее ни в чем упрекать! Все только в твоих интересах и интересах твоего ребенка, дитя мое Оливия! Отныне тебе не придется выполнять тяжелую работу. Больше никто не заставит тебя часами гладить белье! Это работа не для беременной женщины! Еду тебе будут приносить в келью!.. Тебе нельзя общаться с больными! Мы все узнаем у доктора, дитя мое, Оливия!

— Я не нуждаюсь в подобном послаблении! Я не больная! И не беременная! С Берни я провела только три ночи! Я хочу ухаживать за больными наравне со всеми сестрами! И я буду ухаживать за ними! — Оливия никак не могла смириться с перспективой остаться в монастыре, когда Мэган поедет в госпиталь и, не дай господь, раньше нее увидит Берни Дугласа! И эта болтушка может рассказать ему о так называемой беременности Оливии. А Берни подумает, что Оливия спуталась с кем-нибудь еще!.. Господь Милосердный и Справедливый! Помоги!

— Опять ты вмешиваешься в мои дела, подлая сучка! — Оливия в бессильной злости сжала кулачки и кинулась на Мэган. — Что тебе надо от меня! Ты и на ранчо все время показывала, что самая умная и догадливая!.. Может, я — глупая и доверчивая, но я люблю Берни и хочу найти его сама! Я не хочу ждать! У тебя, что ли, я должна спрашивать разрешения на поиски Берни?! — она готова была вцепиться ногтями в глаза Мэган, но та ловко увернулась, и Оливия уткнулась носом в сухую грудь матушки Энджел.

— Да ты сама бешеная сучка! — Мэган надоело церемониться и пропускать мимо ушей оскорбления Оливии. — Малолетняя сучка, повисшая на шее человека, который и не собирался жениться на тебе! Решила поймать красавчика Берни Дугласа на ребеночке?! Молодая да рано созревшая! А сама попутно заигрывала с Рони Уолкоттом!

— Рони — мой брат! Это ты подстилалась под него на ранчо, пока не появился твой благоверный Сэмми! И ты изменяла Сэму со всеми мужчинами Райфла и окрестностей!

— Уймитесь, сестры! — матушка Энджел подняла над головой нагрудный крест. — Вы в Господней обители, а не в публичном доме!

— Я не была проституткой, матушка Энджел! Это она! — Оливия тыкала пальцем в сторону Мэган, понимая, что хватила чересчур, и Мэган не заслужила ее оскорблений, но никак не могла остановиться.

— Сестра Мэри и не скрывает этого! Не все приходят к Господу чистенькими и непорочными, Оливия! Мы не имеем права осуждать их! Господь прощает и принимает всех раскаявшихся! Мария Магдалина тоже была в свое время продажной женщиной, но искренне покаялась, и Господь наш Иисус Христос простил ее и принял в свои ученицы!.. Если ты, сестра Оливия, не раскаешься и не выполнишь мою просьбу, то придется согрешить и выставить тебя за ворота! Вместе с твоим хозяйством! Ты должна извиниться перед сестрой Мэри! Она беспокоилась только о тебе и будущем ребенке!

— Обо мне! — Оливию трясло от негодования. Она не видела ничего, когда была в ярости. — Она давно положила глаз на Берни Дугласа! Но он мой, слышишь, Мэган?! Только — мой! Ты придумала, будто я беременна, чтобы мы не встретились!.. Я не могу быть беременной! Все это выдумка Мэган! Подлой сучки Мэган!

Мэган со странной, печальной и понимающей улыбкой смотрела на Оливию, перебирала четки и тихо шевелила губами. Но девушка не испытывала ни раскаяния, ни угрызений совести.

— Принесите нашей гостье завтрак! — матушка Энджел была бледна от негодования. — И заприте до полудня! Я не потерплю скандала в Господней обители! Если слухи об этом поползут по городу, то кое-кто распрощается с крышей над головой. А если эта девчонка не успокоится до полудня и не покается, то придется надеть на нее смирительную рубашку и, возможно, сдать в приют для умалишенных!

— Вот оно — ваше милосердие! — продолжала бушевать Оливия. — Изверги! Подлые ханжи!

Сейчас она ненавидела всех, кому была благодарна за приют сутки назад. Они не пускают ее к Берни! Придумывают разные предлоги! Возможно, хотят навечно запереть в обители! Но она ни за что не останется здесь! Оливия привыкла добиваться своего любыми средствами. Бабушка и отец всегда уступали ей. Всегда!.. Но бабушка умерла и покоится на кладбище Райфла. А отец пропал неизвестно где. За нее некому теперь заступиться! Она целиком во власти ненавидящих ее людей!.. За что, за что они так возненавидели ее?! За то, что она молодая и красивая?! За то, что ее любит Берни Дуглас — самый красивый, самый умный, самый мужественный мужчина на свете! И Берни не знает, что ее пытаются удержать здесь силой! Никто здесь ее не понимает и не жалеет! Они решили запереть ее здесь! Возможно, навсегда!

Вскоре одна из монахинь принесла поднос с завтраком. Поставила его на маленький столик под распятием, аккуратно накрыла полотенцем. Оливия стояла у стены, отвернувшись от двери. Она была точно каменная, в ней словно умерли все чувства.

Когда сестры ушли, заперев келью Оливии на засов снаружи, девушка вновь принялась рыдать и посылать проклятия Мэган. Она металась по келье, точно разъяренная пума, водворенная в клетку! Вцепившись в оконную решетку, трясла ее изо всех сил! Но толстые прутья даже не шелохнулись под ударами ее кулачков. Потом принялась стучать в дубовую дверь:

— Выпустите меня отсюда! Слышите?! Я хочу к Берни! Откройте дверь! Отпустите меня! Отпустите же меня, в конце концов!.. Берни, дорогой, спаси меня! Освободи от этих ханжей!

Ей нужно было присутствие Берни рядом. Она хотела ощутить себя защищенной от этого жестокого мира его объятиями. Только его присутствие рядом способно сейчас успокоить ее. Пробежав несколько раз от толстенной дубовой двери к узкому стрельчатому окну, Оливия утомилась и присела на жесткую кровать, накрытую темно-серым, колючим одеялом и тихо продолжала рыдать. Она не понимала, почему ее заперли здесь и почему не пускают к Берни…

А может, в ней, правда, живет ребенок, и сестры действительно беспокоятся не только за нее, но и за ее дитя? Ребенок ее и Берни! Мальчик или девочка. Крохотное существо, которое в этом мире всюду подстерегают опасности. Интересно, на кого он будет похож, когда вырастет?.. Но, быть может, сестры хотят отобрать у нее младенца?! Отдать в приют и потом сделать из него церковного служку?!.. Никогда Оливия не отдаст никому своего ребенка! Она будет кусаться и царапаться, словно дикая пума!..

Оливия положила на плоский живот ладонь и совершенно ничего не почувствовала. Ни-че-го! Ее просто немного поташнивает. И очень хочется спать. Но это ничего не значит! Ей просто необходимо хорошенько отдохнуть, и все пройдет!.. Но даже если сестры правы в своих предположениях, у ее ребенка есть отец!.. Он будет любить малыша! И никогда не бросит его!.. Рыдая и причитая, она зевала и всхлипывала, точно обиженный ребенок.

А если все-таки Мэган права и действовала из благородных побуждений? Она приняла ее, словно любящая старшая сестра! И так убеждала матушку Энджел, что Берни Дуглас любит Оливию!.. Хотя пока что Оливия сама в этом не очень уверена! Она не знает точно, как относится к ней Берни Дуглас. Рони Уолкотт говорил как-то, что Берни не любит ее, а просто испытывает к ней вожделение, похоть. Потому что она красивая и кажется беззащитной и слабой. Джентльменам нравятся слабые женщины!..

Господи, о чем она думает?! Ее же могут выгнать из монастыря! Оставить без этой временной крыши над головой! Куда она пойдет, когда на улице стемнеет?! Где найдет еще более удобное пристанище?! Оливия закрыла глаза. Как она посмотрит в глаза Мэган, когда они снова встретятся? Боже! Какой стыд! Что с ней случилось? Она всех воспринимает, словно врагов! Своих и Берни Дугласа!.. Наверное, она ревнует его ко всем, кто сейчас с ним рядом, если не умеет контролировать себя, сдерживаться?.. Значит, она и на самом деле просто-напросто глупая, влюбленная девчонка.

Сон буквально валил ее с ног. Чувство вины все глубже проникало в душу. Сестры приютили ее, накормили, как могли, дали возможность отдохнуть. А если бы она осталась на улице? На дорогой отель у нее совсем нет денег!.. Искала бы пристанища в дешевой гостинице, где всегда болтаются и ищут приключений такие джентльмены, как Пабло Гомес! Оливия вспомнила похотливый взгляд, которым мексиканец всегда одаривал ее!.. Господь Милосердный! Не допусти подобного кощунства и мерзости! Невозможно представить, как бы она себя чувствовала во власти этого похотливого самца!

Оливия прилегла, не раздеваясь и не разбирая постель, и мгновенно провалилась в глубокий сон. И во сне она все время вздыхала, постанывала, что-то бормотала, точно спорила с невидимым противником.

Проснулась Оливия, когда полуденное солнце заглядывало в окно кельи. По комнате распространился запах свежеиспеченного хлеба и лимонных корочек. В желудке посасывало. Она быстро поднялась, разгладила примявшиеся складки черного одеяния, поправила сбившуюся во сне косынку. Прошла к столику, откинула полотенце в сторону. Наполнив стакан лимонадом, с удовольствием утолила жажду ароматным прохладным напитком. Разломив румяную, не потерявшую утренней свежести лепешку, положила на нее изрядный кусок солоноватого домашнего сыра с зеленью, рассыпчатого и янтарного. Кажется, с таким удовольствием она не ела еще никогда в жизни!

Под окном зашуршали кусты. Оливия приблизилась, настороженно выглянула. Зверь сидел на замощенной площадке двора, смотрел в окно и, заметив хозяйку, тихонько заскулил, усиленно подметая пышным хвостом пыль.

— Привет, Звереныш! — Оливия пробудилась в хорошем настроении, на время забыв все, что произошло в келье утром. Отломив кусок лепешки и сыра, бросила их псу, слегка приоткрыв раму.

Свежий ветер ворвался в комнату и разметал остатки прежнего, дурного настроения. Она с наслаждением вдыхала свежий запах осенней земли и пожухлых трав, словно стосковавшийся за долгую зиму фермер… Как хорошо, что сегодня ей не приходится вдыхать угарный дух гладильни и подпаленной ткани. И у нее уже почти не болит рука от тяжелого утюжища, которым еще вчера приходилось размахивать! Оливия блаженно прикрыла глаза.

За дверью послышались шаги. Приглушенно звякнула наружная задвижка. Оливия села на кровать, взяла в руку стакан с лимонадом и с независимым видом поднесла его к губам. А внутри все сгорало от стыда. Ей было сейчас совестно, как перед Мэган, так и перед настоятельницей, матушкой Энджел.

— Добрый день, дитя! Как ты себя чувствуешь? — на пороге появилась сдержанная и доброжелательная матушка Энджел.

— Я чувствую себя отлично! — Оливия вздернула голову, глядя поверх головы настоятельницы в стену.

— Это потому, что ты выспалась и успокоилась. Господь милостив, дитя! Он дал тебе крепкий сон и успокоение! Сестры молились за тебя перед завтраком!

— Молились? За меня?.. — Оливия растерянно посмотрела в глаза матушке Энджел и тут же стыдливо отвела взгляд. — За меня?

— Да! И Господь услышал наши молитвы!..

В молчаливом напряжении Оливия ждала, что еще скажет настоятельница.

— Сестры нашли Берни Дугласа. Он лежит в усадьбе сэра Гэбриэла Пойнсетта! В садовом доме организовали небольшой госпиталь. Такие госпитали открыты по всему городу. Даже в публичном доме. Девушки из заведения мисс Роззи Слоут и те ухаживают за больными, сестра Оливия!

Отпив немного лимонада, чтобы успокоить встрепенувшееся сердце, Оливия уже хотела задать волнующий ее вопрос, но матушка Энджел опередила ее:

— К большому сожалению, сама мисс Слоут, упокой Господь ее душу, скончалась в самом начале эпидемии. Она отошла в мир иной без покаяния, — женщина печально вздохнула, перебирая четки. — Если ты успокоилась, то после полудня отправишься с сестрой Мэри в госпиталь. Иди, помоги им загрузить в повозку свежее белье.

Оливия встрепенулась. Допила лимонад и поставила стакан на поднос. Усидеть в монастыре теперь было невозможно.

— Я отнесу посуду на кухню, матушка Энджел?! — просительно взглянула она на монахиню. Та согласно кивнула.

Оливии показалось, что в одно мгновение все вокруг изменилось до неузнаваемости: мир радостно и приветливо распахнулся ей навстречу. Она мчалась по пустым гулким коридорам монастыря, держа перед собой поднос, и счастливо улыбалась, еще не понимая и не осознавая всего того, что ожидало ее впереди. Но она сегодня же, буквально через час, увидит Берни Дугласа! Она так скучала и тосковала долгих пять недель, не видя своего любимого! Совсем скоро она бережно и нежно кончиками пальцев коснется его щеки, шеи, груди! Сплетет свои горячие пальцы с его сильными пальцами. Прильнет жаждущими поцелуев губами к его чувственным горячим губам.

Берни шагал по мосту, переброшенному через пропасть, полную горячих углей. Было так жарко, что, казалось, кожа на руках вот-вот начнет пузыриться и лопаться. Горячий воздух обжигал легкие, до боли сушил глазные яблоки. В горле першило от едкого дыма. Вернуться назад молодой человек не мог, так как его подгоняло летучее пламя. Трещала и вспыхивала хвоя на деревьях, растущих на берегу странной огненной реки. Заметая его следы, струился раскаленный песок. Огненный ветер гнал песчаные вихри вслед за Берни Дугласом. Ничего, даже следов его ботинок не останется теперь на свете! Огненная стихия точно нарочно показывала молодому человеку, что он слабее крохотной песчинки…

Впереди, за мостом, лес стоял зеленый, нетронутый огнем. Простирались загоны и луга, покрытые сочной зеленой травой. Прелестные жеребята с розоватой молочной пенкой на губах бегали по загонам под присмотром заботливых маток. Мягко и грациозно перебирают они своими игрушечными лаковыми копытцами. И шкура в подпашинах и на стройных бедрах у жеребят нежная, с трогательными завитками, словно на голове и спинке новорожденного ребенка. В их глубоких лиловых глазах таится влажный мрак ущелий и каньонов Гранд-Ривер, и сверкают искорки, похожие на отблески ярких альпийских звезд и далеких первобытных костров…

Неподалеку от загонов стоит большой деревянный дом с золотистыми стенами из сосновых бревен. Сверкают чисто промытые стекла в окнах. В открытых оконных проемах колышутся желтые шелковые шторы, на подоконниках расставлены горшки с цветущими геранями и бегониями. Оливия улыбается Берни Дугласу с высокого крыльца большого дома. Она держит на руках мальчика с ярко-синими глазами и кудрявыми светлыми волосами.

Берни Дуглас твердо понимает, что это его сын. Крохотный и самый дорогой в мире человечек. Берни Дуглас-третий. У него есть сын?!.. До сего дня он и не предполагал этого! Но оказывается, ему так приятно и сладостно сознавать то, что он — отец! Отец этого крохотного беззащитного создания! Он должен сберечь и защитить это слабое дыхание бесконечной жизни от превратностей и опасностей окружающего мира!..

Берни Дуглас знает, что до противоположного берега огонь нельзя допустить. Рони Уолкотт стоит на другом конце подвесного моста, готового обрушиться вниз. Он ни за что не позволит, чтобы огонь помчался по загонам и лугам, все сжигая на своем пути. Иначе пламя доберется до дома на ранчо и спалит его. Где тогда все они будут жить, где найдут приют, если даже выживут в этом огне, все уничтожающем на своем пути?!

Рони Уолкотт и его, Берни Дугласа, возможно, не пропустит. Только потому, что Берни несет огонь на себе. У Берни дымится и тлеет рубашка. Дымятся, и, кажется, вот-вот вспыхнут брюки! Трещат и коробятся от жара ботинки. Мост раскачивается и раскачивается над огненной бездной. Вот-вот порвутся канаты, соединяющие два берега! Берни один на мосту. Навстречу ему с ведром воды неторопливо шагает Рони Уолкотт.

— Ты принесешь на ранчо смерть! — Рони Уолкотт смотрит на своего патрона с упреком. — Ты умеешь рассуждать умно и трезво, босс! Ты ведь не Оливия, которая действует всегда лишь под влиянием сиюминутного настроения и сжигающего ее чувства. Она глупая, влюбленная в тебя девчонка, Берни! И не понимает, что опасность огня угрожает не только ей, но и твоему сыну, патрон!

— И что я должен делать, Рони Уолкотт? Как должен спасать своего сына?!

— Не знаю, Берни Дуглас! За тебя никто не решит!

— Но я могу сгореть на твоих глазах, Рони Уолкотт!

— Ты должен пройти все, что тебе суждено, Берни. Все мои индейские родственники уже сгорели! Остались только Оливия и дядя Фрэнки! Черное горе переполняет сердце Черного Ягуара! Я не позволю тебе, патрон, сжечь моих последних родственников и твоего сына! Потому что в нем тоже течет кровь моего индейского племени! Уходи от нас, Берни! Уходи!

— Ты не смеешь решать все за Оливию, Рони Уолкотт! Я люблю ее! Люблю больше всего на свете! У нас растет сын, Рони Уолкотт! Мы с тобой родня по крови! И я люблю Оливию! Я не могу представить себе жизни без нее и без маленького Берни Дугласа! Пропусти меня к Оливии, индеец! Слышишь?!

Рони Уолкотт начинает раскачивать мост, веревки скрипят и, кажется, вот-вот перетрутся. Мост разрывается посередине, Берни летит вниз, чтобы зарыться в раскаленные угли и сгореть заживо. Рони окатывает его холодной водой. Вода льется и льется из ведра. Гаснут раскаленные угли. Из пропасти тянет ледяным холодом. Там, внизу, разверзлась черная яма, которая вот-вот поглотит Берни, высосет из него все силы и телесное тепло. У Берни начинают стучать зубы, липкий холодный пот покрывает все тело. По спине пробегают ледяные мурашки. Кожа на позвоночнике сжимается, сползает с затылка, вот-вот порвется на лбу. И Берни понимает, что останется без лица…

Но тут, прерывая его странный разговор с Рони Уолкоттом, вмешивается Оливия. Она отдает мальчика в руки пожилого мужчины и бежит к берегу огненной реки.

— Рони, прошу тебя, брат мой, пропусти Берни! Пропусти! Я люблю его! Я не смогу жить без него, Рони Уолкотт!

— Бледнолицые солдаты принесли смерть в наши деревни, босс! Умерла моя невеста Софи! Мы никогда не воевали с бледнолицыми, считали, что земли хватит на всех! Но вам всегда и всего было мало, Берни Дуглас! Мало! Мало! Вы несете смерть и разрушения в своих сердцах! В моей деревне стоят пустые вигвамы! Последних упокоившихся я зарыл в общую могилу! Я хотел бы сам сгореть! Но смерть прячется от меня! Я искал ее, но так и не нашел! И тогда я подумал, что, похоже, нужен еще кому-то на этом свете! Ты понимаешь меня, Берни Дуглас, из города Рослэр-Харбор, что находится на другом берегу океана?! Зачем вы приплываете к нам из-за океана? Неужели вам не хватает своей земли для могил предков?!..

— Берни! Берни! Открой глаза! Это я — Оливия! Я люблю тебя, Берни!

Больной с трудом приподнял тяжелые веки. Над ним склонилась монашенка в черной косынке с белым кантом вокруг лица. Черты лица он не различал, а голос был знаком и нежен.

— Берни, дорогой, ты узнаешь меня?! Узнаешь?!

Берни хочет что-то сказать, но язык непослушен и шершав, в горле пересохло.

— Пить! Пить! — шепчут еле слышно спекшиеся губы.

— Сестра, он просит пить! — давно знакомый мужской голос отдает распоряжения женщине в черной одежде. Когда-то Берни слышал, что смерть является к умирающим в черной одежде.

— Ты — смерть?! — Берни с недоумением смотрит на юную женщину. Черты лица знакомы и близки. — Смерть?!

— Я не смерть, Берни! Я Оливия! Ты не узнаешь меня, Берни?!

— О чем ты спрашиваешь его, сестра! Сейчас он не узнает и родную мать! А если и узнает, то невозможно ждать бурных эмоций от человека с отключенным сознанием! — доктор сердится, выговаривая девушке. — Подумать только, ты — внучка Абигейл Гибсон! А я считал, что в моем доме растет мальчик! И беспокоился, что уж очень странен малыш!.. Оботри больного с головы до ног, сестра! Вот и все, что больному пока что требуется! Займись другими! Здесь практически все нуждаются в уходе, сестра, а не один Берни Дуглас!

— Ты смерть?! Смерть по имени Хелен?!

Берни никак не может вспомнить девушку в черном одеянии, хотя ее лицо ему, несомненно, знакомо. Но это вовсе не Хелен! У Хелен были рыжие волосы и блестящие глаза орехового цвета, бессмысленные от выпитого виски. Хелен пьет виски, чтобы не стыдиться себя и своего образа жизни…

Берни Дугласу кажется, что он очень близко и совсем недавно видел эти ярко-синие глаза. А под закрытой монашеской косынкой, скорее всего, скрываются густые, коротко остриженные, вьющиеся волосы и изящная шея с атласной кожей…

Белый потолок наползает и наползает на молодого человека, давит на грудь. Берни задыхается. В комнате, где стоит много кроватей, душно от смрадного дыхания тяжело больных людей, запаха казенной пищи, дезинфицирующего раствора, засохшей крови…

— Пить!

— Сестра, не стой столбом, дай больному воды! Он просит пить! А после подай утку!

Берни вытягивает губы трубочкой, хватает поилку за носик, жадно пьет кипяченую воду! Вода немного на вкус горьковатая. От нее пахнет каким-то лекарством. Но даже такая влага нужна организму, и побольше воздуха и пищи! Берни давно не хочет есть… Он закрывает глаза от слабости, тихо стонет. Как все тяжелобольные, зовет свою мать:

— Мама, как больно! Мама, у меня горят внутренности! Зачем ты гонишь меня на улицу! Я не убивал Хелен! Но, возможно, в чем-то виноват и перед ней! Я ни в чем не виноват перед тобой, мама!..

— Подай ему утку, сестра! — снова громко приказывает мужской голос. — Ты что, сестричка, никогда не видела у мужчин этого приспособления?! Отчего же ты застыла, точно соляной столб у ворот Содома, дорогая?! Шевелись, сестра! Не одному Берни нужна твоя помощь, твои нежные ручки! Господи, да что же ты такая неповоротливая и стыдливая, сестра?!

Оливия и Мэган возвращаются в монастырь. Блэк неторопливо трусит по городским улицам, самостоятельно выбирая дорогу. Мэган устало сложила руки на коленях и лишь иногда слегка подергивает поводья. Недовольная, она неприязненно посматривает на рыдающую рядом Оливию:

— Не понимаю, чего ты хотела от него. Когда доктор приказал тебе поставить Берни утку, ты словно сошла с ума!.. Ты не видела в каком он состоянии, Олив?! Или рехнулась от несдерживаемого вожделения! Усмири свою похоть, девочка! У тебя был такой вид, будто ты готова вставить его штуку не в утку, а себе во влагалище и получать одни только наслаждения!

— Ты жестокая и циничная! Но я понимаю тебя! Пойми и меня, Мэгги! Я люблю его, люблю! А он меня не узнает! И жалуется маме!

— Я уже слышала это от тебя, Оливия! Теперь я для всех сестра Мэри!.. А ты не жестока?! Мужчина без сознания, а она готова сама взобраться на него! Да еще при таком стечении свидетелей! Твое желание было написано у тебя на лице! Ты вела себя словно последняя уличная шлюха, готовая отдаваться за кусок хлеба! Ты бы слышала сальные шуточки выздоравливающих, Олив! Тебе не стыдно?!

— Он так и не узнал меня, Мэган! Зачем ты меня стыдишь? Понимаешь, не узнал! Ты уже забыла, как сильно любила совсем недавно своего Сэмми?!

Горе переполняет Оливию. Она снова и снова вспоминает худую шею Берни, грудь, руки, покрытые сыпью. Откуда только взялась эта напасть?!.. Берни Дуглас, ее любимый Берни лежит без сознания, в комнате, где когда-то стояла ее кровать, где Оливия провела несколько спокойных лет, поднимаясь рано утром и выходя в сад под яблони!

В это время года там всегда много яблок, но доктор сэр Гэбриэл Пойнсетт, которого она считала добродушным и щедрым человеком, строго-настрого запрещает больным собирать и есть спелые яблоки. Рано утром солнечные, почти прозрачные от ядреного кисло-сладкого сока плоды с газона собирают санитары и уносят на кухню, где повара готовят этому алчному джентльмену варенье на зиму и отжимают сок! А больных поят простой кипяченой водой! И постным бульоном!

— Это не просто тиф, Оливия, а брюшной тиф! Таким больным нельзя есть грубую пищу! — Мэган словно читает мысли Оливии. Та удивленно смотрит на нее:

— Откуда ты знаешь, Мэган, о чем я сейчас думаю?!

— Ты разговариваешь с собой, Оливия! Жалуешься кому-то на доктора!.. Не волнуйся! Тем, кто начинает выздоравливать, дают разбавленный сок с сахаром!

Оливия вздыхает, снова и снова повторяя:

— Он не узнал меня, Мэган! Не узнал! Неужели ты не понимаешь?!

— Выздоровеет и сразу узнает! Что ты заладила одно и то же, Оливия? Твой дорогой Берни очень болен, детка! Доктор не разрешит забрать его на ранчо! У тебя есть деньги, Олив?

— Немного!.. Тебе нужны деньги, Мэган?

— Скоро наступит зима, Олив! На ранчо почти не осталось продуктов, необходимо закупить муку, оливковое и кукурузное масло, масло для ламп и фонарей, спички, соль и что-нибудь еще!

— Как можно думать сейчас об этом, Мэган?!

— Нужно думать, Олив! Приди в себя немедленно! Ты можешь думать о чем-нибудь еще, кроме того, что Берни не схватил тебя в первый же миг и не завалил в постель рядом с собой, не подмял под себя?!.. Ты помешалась на его члене! У тебя в каждом глазу сейчас по члену Берни Дугласа! Опомнись!

Оливия, наконец, понимает, почему Мэган ведет себя так безжалостно и цинично. Она хочет привести в чувство ее, Оливию! Отрезвить! Заставить думать обо всем спокойно и рассудительно.

— Сестры! Я к вам обращаюсь! — нетерпеливо окликает их знакомым голосом верховой, пристраиваясь рядом с повозкой.

— Рони! — Олив с удивлением смотрит на брата. — Почему ты здесь?

— Решил вернуться на ранчо, Оливия. В деревне не осталось ни единой живой души. Солдаты начали раздавать индейцам свои одеяла, когда некоторые части расформировали. Несколько девушек из деревни ходили к солдатам. Они и принесли в вигвамы эту болезнь! И умерли одними из первых!

— Мне искренне жаль, Рони Уолкотт! — Мэган с сочувствием смотрит в бесстрастное лицо индейца. — У тебя совсем не осталось родных, Рони?

— Остались дядя Фрэнки, Оливия и Софи! Но у Софи своя семья, ребенок!.. Отчего у моей сестренки столь горестный вид?! И по какому поводу вы, женщины, опять ссоритесь и вопите так, будто готовы выцарапать друг другу глаза?!

Оливия приподнялась в повозке, протянула руки навстречу индейцу, повисла на шее.

— Он совсем не узнает меня, Рони Уолкотт! Понимаешь?! Не узнает! Мэган, не смотри на меня осуждающе!

— Мне хочется отхлестать тебя по щекам, чтобы ты, наконец, пришла в себя, Олив! Ведь до тебя даже грубости не доходят! — негодует разъяренная Мэган.

— Почему вы обе в монашеской одежде? Как могла измениться жизнь, чтобы вы обе оказались в монастыре?! Ну, с Мэган все понятно! Ей надоел Сэмми, и она сбежала от него в Господню обитель! Под крылья к ангелам! — предположил Рони.

— Сэмми третью неделю покоится на кладбище! — Мэган благоговейно перекрестилась, словно истая католичка. — Упокой, Господи, его грешную душу! Рони, я теперь сестра Мэри!

— А бранишь меня, точно последний конюх загулявшую кобылу! — Оливия обиженно посмотрела на нее сквозь слезы.

— Ты же бесстыдно ищешь подходящего жеребца для случки! Но кобыла — животное! И никогда жеребая кобыла не станет искать производителя, Олив!

Не обращая внимания на присутствие Рони, молодые женщины вновь продолжили свой не совсем приличный спор.

— Мэган, Рони, вы так и не поняли, что Берни не узнал меня! — вновь зарыдала Оливия, обнимая Рони за шею. — Не узнал! Как он мог?! Как мог?!

— Где этот хорек?! Может, стоило бы его пристрелить?! — тут же деловито предложил индеец, встряхнув карабин и щелкая затвором.

— Он и без того на грани смерти и жизни, Рони Уолкотт! — осадила охотника Мэган. — Он в бессознательном состоянии, Рони, понимаешь?!

— Рони, ты, наверное, тоже сошел с ума?! — Оливия возмущенно отпрянула от брата. — Кто тебя просит убивать Берни Дугласа?!

— Вы обвенчались, как обещал Берни Дуглас? — Рони, наконец-то начал соображать, что произошло непредвиденное. — Мэган, ты вроде бы говоришь понятнее, объясни!

— Он еще не был на ранчо! Он в госпитале! Лежит без сознания! А эта дура Оливия притащилась в Райфл вместе с Дейзи, Зверем и двумя фургонами! В город никого не пропускают, так она попросила убежища в нашей обители сестер урсулинок! Ее приняли, а ока устроила нам скандал! Настоятельница хотела выставить ее за ворота, вместе со скарбом! Оливия тут же покаялась! Но в душе так и не повинилась! И, как всегда, ищет причину своих несчастий в других!

— Они заперли меня в келье, точно копы в тюрьме! — Оливия принялась давить на жалость Рони. — Только за то, что я хотела увидеть Берни! И еще придумали, будто я беременна! Я не могу быть беременной, Рони Уолкотт! У меня совсем нет живота!

— Зато вон какая большая стала грудь, Олив! Та самая, которую ты скрывала своими тугими повязками!.. Любишь ты переворачивать все в свою пользу, Олив! — индеец ни на йоту не поверил кузине. — Вот и сейчас опять врешь!

— Рони, ведь ты же веришь больше мне, чем Мэган?! Правда?! — Оливия смотрела на брата просительно и нежно.

— Я твердо знаю, Оливия, что от твоей правды подчас неплохо попахивает враньем!.. Но почему-то я все равно прощаю тебя!.. — Рони недовольно насупился. — Я провинился перед дядей Фрэнком! Не уберег твоей чести, Оливия!.. Но как мог я вмешиваться, когда ты так полюбила, что доверилась патрону Берни Дугласу. Ты сама шла к нему в объятия, словно кролик в пасть удава!

— На почте в Смоки-Хилл я получила плохое письмо от отца! — Оливия старательно уводила разговор с братом в другую сторону.

— Я успел побывать в Вернале! — Рони сокрушенно вздохнул. — От дома, что мистер Фрэнк Смитт строил для тебя, Оливия, остались одни щепки! Я видел их в пропасти своими глазами!

— Я так и знала! Именно поэтому ты и встревожилась, когда сэр Питер Хиддингс расспрашивал нас о Фрэнке Смитте, маленькая лгунья! — Мэган презрительно окинула Оливию холодным взглядом. — Оказывается, это твой отец мистер Фрэнк Смитт привез тебе подарки ко дню рождения, которыми ты и растопила холодное сердце Берни Дугласа!

— Фрэнк Смитт — очень распространенное имя, точно так же, как Джон Скотт! — Оливия замахала руками на Мэган. — Думаешь, удивила!

— Как и Берни Дуглас! — прибавила с издевкой Мэган.

— Девочки, хватит спорить и препираться! Надо что-то предпринимать!

— В каком смысле?! — поинтересовалась Мэган. Она была совершенно спокойна. — Мне есть чем заняться и без вас!

— Мы вернемся на ранчо! — Рони был настроен решительно.

— Без Берни Дугласа я никуда не поеду! Он умрет в этом тухлом госпитале, Рони! А на ранчо мы обеспечим ему хороший уход! — и Оливия была настроена не менее решительно.

— У нее мало денег, Рони! Что вы будете делать на ранчо, где нет муки и других припасов? Одним молоком не поднимешь на ноги больного Берни Дугласа! Когда он придет в себя, его нужно будет хорошо кормить! — Мэган, как всегда, смотрела на жизнь трезво и критически. — Можно ли запастись продуктами на долгую зиму на пять сотен, Рони Уолкотт?!.. Один ты не соберешь табун мустангов, чтобы заработать денег! Вы даже не знаете, сколько вас там соберется на зимовку! А в конце сентября в высокогорье выпадет снег и закроет все дороги.

— Что ты хочешь сказать, Мэган? — Оливия недовольно фыркнула. — Зимовать будут, я думаю, три человека! — она уже сосчитала все возможные варианты.

— А почему бы тебе не вспомнить про отца, Оливия?! И не поискать его?! Может, ему нужна помощь не меньше, чем твоему Берни? Ведь он уже далеко не молодой человек!

— Ты что-то знаешь, Мэган?! И когда только успела?

— Олив, а ты сама не догадалась заглянуть в список?! — Рони был возмущен.

— Врач принудил ее поухаживать за больными! — Мэган снова была на своем коньке и издевалась над Оливией. — А она, как только принялась ставить Берни утку и увидела его штучку, то чуть не сошла с ума от похоти!

— Ох, Мэган! Ты, как всегда, прямолинейна и цинична!.. Оно и понятно! Оливия безумно влюблена, и так мало времени провела с мистером Берни Дугласом! — заступился Рони за пунцовую от стыда Оливию.

— Теперь ты станешь попрекать меня всю жизнь, Мэган! — у девушки на глазах выступили слезы. — Я понимаю все, но не могу смириться с тем, что он меня не узнал! И, в конце концов — если мужчине женщина нравится, и он показывает всем, что хочет ее, то никто не насмехается и не издевается над ним! А если так ведет себя женщина, то она уже и шлюха, и проститутка, и черт знает кто! У меня никогда не было другого мужчины, Мэган! И я не хочу никого знать, кроме Берни!

— Замолчите! Обе!

Рони надоело выслушивать перепалку женщин, облаченных в монашескую одежду. Да и редкие прохожие с удивлением останавливались и прислушивались к спору монахинь. Потом, осуждающе покачав головой, спешили дальше. Уолкотт понимал, что Оливия не в состоянии сейчас думать трезво. Значит, думать и решать должен он!

— На вас все обращают внимание! Замолчите! Кто-нибудь донесет настоятельнице, и она откажет вам обеим в приюте! Ну ладно Оливия! У нее есть свой дом!.. А что будет делать Мэган?! Судя по всему, возвращаться к мирской жизни она не собирается! — в голосе Рони Уолкотта Оливия уловила нотки сожаления и надежды.

— Рони! А ты позови ее хорошенько, дорогой! — Оливия все воспринимала с присущим ей восторгом и горячностью.

— Нет! — Мэган была настроена решительно. — Я — католичка! И дала обет верности Господу! Мое решение не обсуждается!

— Прекрати, Оливия! Слушай! У нас есть деньги! Берни Дуглас заплатил мне за работу. Кстати, он положил деньги в банк на твое имя, Оливия! Почувствовал себя плохо и решил поступить так. Так что прежде, чем вывезти патрона из госпиталя, надо закупить продукты! Тут Мэган права! Она умная женщина и умеет в любой ситуации мыслить трезво!

Оливия недовольно покосилась на Рони и не сказала ни слова, молчаливо соглашаясь с ним.

— Встретимся завтра утром, сестры! — Рони Уолкотт тронул каблуками бока Хэлпо и направил жеребца к усадьбе доктора сэра Пойнсетта.

Оливия сидела в повозке недовольная и молчаливая. Мэган неспешно подгоняла ленивого Блэка, который едва тащился по городским улицам.

— Как ты думаешь, Мэган, Рони найдет отца? — понуро спросила Оливия. Как всегда, она выплеснула в скандале всю скопившуюся энергию и теперь выглядела вялой и утомленной.

— Я видела две одинаковых фамилии в списке на двери садового домика доктора Пойнсетта… Говорят, вы с бабушкой жили там?

— Да! Наши с бабушкой кровати стояли именно в той комнате, где сейчас лежит шесть человек! Не сохранилось даже наших цветов на подоконниках! И, несмотря на то, что комнаты переполнены, дом теперь кажется совершенно пустым и каким-то холодным, — Оливия смотрела на Мэган вопросительно, словно ожидая утешения.

— Столько людей скончалось, а ты горюешь о герани и бегониях! — отрезвила девушку Мэган.

— Ты всегда найдешь, как и чем утешить, Мэгги! Но мне будет не хватать тебя на ранчо! — Оливия говорила с искренней печалью.

— Не с кем будет ссориться и некого поносить, да?! — Мэган хлестнула поводьями Блэка, засыпающего на ходу: — Пошел вперед, взбодрись, черепаха!.. Олив? — она искоса взглянула на Оливию.

— Что? Хочешь еще что-то посоветовать, да?! — девушка пригорюнилась, облокотясь на колени.

— Какую бы женщину ни привел на ранчо Рони Уолкотт, не ссорься с ней, пожалуйста!

— Почему? — Оливия слегка оживилась, готовая выложить кучу оправданий в свою пользу.

— И так понятно, что Рони Уолкотт влюблен лишь в тебя, свою кузину. Так, пожалуйста, не делай его жизнь совершенно невыносимой! Он тоже имеет право на счастье, Оливия! И, похоже, он потерял во время эпидемии свою индейскую невесту?

— Он сказал, что лично похоронил Софи! И поджег вигвамы в опустевшей деревне!

— Значит, ему некуда вернуться! — Мэган озабоченно вздохнула.

— Почему? Он может жить с нами на ранчо!

— Рано или поздно ему захочется иметь свой дом, Оливия! Как ты не понимаешь?!

Они въехали в распахнутые ворота монастырского двора. Уже стемнело, и двор освещался смоляными факелами. В красноватых бликах открытого пламени кирпичные стены, окружающие монастырь, казались средневековыми постройками, немного зловещими и загадочными. Молчаливо и таинственно двигались по освещенному двору фигуры в черных одеждах, действуя спокойно и слаженно.

Утром Оливию никто не разбудил. Она поднялась сама. Снова размялась, несмотря на то, что чувствовала себя замечательно. Но, как и накануне, ее немного тошнило. На столике уже стоял поднос с завтраком. Оливия приподняла полотенце и довольно улыбнулась. Вместо желудевого неаппетитного кофе на подносе стоял кувшин с лимонадом. Рядом — накрытая тарелка молочной овсянки с маслом.

Матушка Энджел сдержала данное ей слово. Кормили Оливию теперь отдельно. И если сестры-монахини и послушницы придерживались постного стола, то Оливию подкармливали молочными и мясными продуктам. На ужин приносили даже мясное рагу с бобами, приготовленное точно так, как готовила на ранчо миссис Лиззи Мартин.

Насытившись, Оливия относила поднос на кухню. Потом выходила во двор, где все были заняты неотложными делами. Сестры обслуживали несколько госпиталей, разбросанных по всему Райфлу. Они стирали, прожаривали и отглаживали постельное белье.

Матушка-настоятельница разрешила Оливин осмотреть все производственные помещения. В прачечной было жарко и влажно от постоянно кипящих котлов с бельем и чистой водой.

Веревки, развешанные во дворе для просушки белья, практически не пустовали. На них постоянно полоскались под жарким солнцем простыни и наволочки, халаты и госпитальные пижамы.

В пекарне пахло хлебом и дрожжевой опарой. Хлебные ковриги загружали в специальные фургоны, которые приезжали на пекарню два раза в сутки. Монастырь жил полноценной жизнью, практически не отрываясь от мирских нужд и потребностей, тем более в такой сложный период.

К своему огорчению, Оливия обнаружила, что исчез Зверь. Пес больше не сидел под окном, уставившись в него просительным взглядом. И девушка догадалась, что пес, как видно, учуял появление Рони Уолкотта и умчался в город разыскивать своего хозяина.

Когда Оливия и Мэган снова отправились в дом доктора сэра Гэбриэла Пойнсетта, доктор встретил их не очень приветливо:

— Вы не будете ухаживать сегодня за больными, сестры! Идите к парикмахеру, поучитесь брить тяжелобольных!

— Почему?! — Оливия была готова вцепиться в лицо сэру Гэбриэлу. — Что за бред?!

— Ваше посещение раздражает больных, сестра Оливия.

— Что?!

— Больным необходим покой и только положительные эмоции. А вы вчера за полчаса подняли все вверх дном, сестра Оливия! Я понимаю ваше состояние. Вы ждете ребенка, а ваш любимый не узнает вас. Я уже говорил, что в таком состоянии он не способен узнать родную мать! И пробудет еще без сознания дня два-три. А затем либо придет в себя, либо… — он не закончил фразу, но его умолчание говорило о многом.

— Не может быть, доктор! Берни не может умереть и оставить меня одну! — выкрикнула Оливия в бессильной ярости. — Я не хочу слушать подобные рассуждения… В таком случае я заберу его отсюда! Отдайте мне Берни! Если ему суждено умереть, то пусть это случится на ранчо! Там, где он охотился на мустангов! Где я полюбила его!

— Нет! Нет! И еще раз — нет! Болезнь может перекинуться на окружающих! Глупая самонадеянная девчонка не справится с этой болезнью!

Высказав свое мнение, доктор отправился дальше по коридорчику. Оливия зашагала вслед за ним, преследуя его ненавидящим взглядом:

— Я буду не одна, доктор! — она решила использовать для уговоров все возможные средства.

— С вами будет жить кто-то еще? — сэр Пойнсетт остановился и обернулся. — Вы подвергаете возможности распространения болезни своих родственников?!

— Если бы ему суждено было заболеть, то Рони Уолкотт, мой двоюродный брат, давно уже заболел бы и умер! Из всей деревни он один остался в живых! — девушка немного сбавила тон разговора.

— Вот как! Интересно! — доктор с явным любопытством взглянул на нее. — Он индеец?! И не заболел?!.. Странным образом какая-то часть людей не заболевает даже в самые опасные времена! Вплотную общается с больными, живет в одном помещении и все у них замечательно! Возможно, ваш кузен относится к этой категории!

Оливия выскочила на улицу. Надо найти Рони. Привести к доктору сэру Гэбриэлу Пойнсетту. Возможно, тогда доктор смилостивится и отдаст Берни Дугласа на ее попечение?! Но где может сейчас находиться Рони?! Не помчится же она по улицам, расспрашивая прохожих, не видели ли они индейца в европейской одежде?!

— Оливия, вернись! — остановила ее Мэган, увязывавшая в тюки бесчисленные кипы грязного белья. — Куда тебя опять заносит?! Не суетись! Мне кажется, Рони сам найдет нас! Он собирался посетить банк и снять деньги, чтобы купить продукты! В горах скоро выпадет снег! Потом разберетесь и рассчитаетесь!.. Твой отец откуда родом, Олив?!

— Из Фолсвиллидж под Гринсборо!.. А что такое, Мэган? Ты нашла его?!

— Был тут такой больной, Фрэнк Смитт. Но он выздоровел и ушел!

— Как ушел?! — Оливия не готова была к такому повороту. — Куда ушел?!

— Не сообщил!.. Сколько ему исполнилось лет, Оливия? — Мэган продолжала расспрашивать такая спокойная и бесстрастная, что это разозлило и так раздраженную Оливию.

— Пятьдесят два года!

— Должно быть, он еще довольно крепкий и сильный мужчина! — Мэган попыталась успокоить Оливию. — На всякий случай, дорогая, спроси у доктора… В конце концов, кто будет за тебя работать?! Пошли, надо напоить и обтереть всех, кто лежит без сознания в одной комнате с твоим Берни Дугласом.

После сообщения Мэган о здоровом пациенте Фрэнке Смитте из-под Гринсборо Оливия стала совсем потерянная. Она бесполезно суетилась, все валилось у нее из рук. Работа не клеилась. Кое-как справившись с больными, она кинулась разыскивать доктора. Он был в это время во дворе, собирался ехать в другой госпиталь и стоял возле оседланной лошади, готовый вскочить на нее.

— Слушаю вас, сестра?! — он с легким оттенком раздражения поигрывал концами поводьев, хлопая ими себя по ладони.

— Сэр, у вас был больной Фрэнк Смитт из Фолсвиллиджа пятидесяти двух лет?!

— Был! — согласился доктор, с досадой поглядывая на монашку, которая все время приставала к нему с расспросами. — Если вас интересует, болел ли он тифом, то отвечу — нет! У него был обыкновенный приступ малярии! Человек отлежался и ушел! Малярия — не тиф и переходит в хроническую форму, если ее не долечить! И она не так заразна! Понятно?!

— Понятно, доктор! А он не сказал, куда направляется?!

— Бывшие больные чаще всего не сообщают нам, куда отправляются после выздоровления, дорогая сестра! А этот джентльмен не может быть еще одним вашим возлюбленным?! — насмешка, прозвучавшая в голосе почтенного и уважаемого ею доктора, абсолютно не задела Оливию.

— Похоже, сэр Гэбриэл Пойнсетт, этот человек — мой отец, которого я разыскиваю. Простите, сэр!

— Слава Господу, ты становишься терпеливой, сдержанной и даже любезной! — Мэган довольно потрепала Оливию по плечу. — Собирайся, малышка! Пора ехать в монастырь!

Возле главных ворот монастыря навстречу повозке из-за кустов выскочил Зверь. Он запрыгал с приветливым визгом, пытаясь облизать обеих женщин.

— Рони Уолкотт! Откликнись! — позвала Оливия в пространство.

Мэган вздрогнула, с недовольством взглянула на напарницу:

— Твое поведение, детка, непредсказуемо!

— Я здесь! — индеец выбрался из кустов. Вероятно, он давно ожидал их появления. — Приказал Зверю выследить вас! Как дела?! — поинтересовался он. И Оливия принялась выкладывать все, что узнала сегодня.

— Значит, дядю Фрэнка все-таки лечил твой знакомый доктор! Возможно, что мистер Смитт теперь отправился на твое ранчо, Оливия! — попытался охотник успокоить сестру.

— Мы можем только предполагать, Рони Уолкотт! Если бы знать точно! Я беспокоюсь за него, хоть он и не беспомощный младенец!

— Все мужчины в чем-то похожи на беспомощных младенцев! — Мэган мельком взглянула на Рони Уолкотта. Он слабо улыбнулся в ответ. — Даже те, кто пытается придать себе самый суровый вид!

— Я снял со счета немного денег на дорогу! — Рони словно отчитывался перед Оливией. — Нанял фургон и уже загрузил его продовольствием! Осталось только вынести Берни Дугласа из госпиталя, и можно отправляться на ранчо… Я подумал, что Берни так исхудал! Я мог бы пронести его на руках, точно ребенка!.. Но когда я вспоминаю о тебе, Оливия, то мне хочется свернуть его тощую шею!

Не смей так думать, Рони! Я люблю его!.. Может, нам отправиться прямо сейчас?! — Оливия с надеждой взглянула на двоюродного брата.

— А что ты будешь делать со своей Дейзи?! Когда-то ты не мыслила без нее жизни! Но в последние дни что-то о ней даже не вспоминаешь, Олив!

— За ней хорошо присматривают в монастыре, Рони! Я, конечно, заберу ее с собой!.. Но если бы сейчас передо мной стал выбор, то я выбрала бы Берни Дугласа! — в голосе Оливии не было и тени сомнения.

Рони с пониманием посмотрел на сестру. Оливия за последнее время сильно изменилась. Нет, в ней остались все те же прежние вспыльчивость и вздорность, и она не стала равнодушнее к живому миру вокруг себя. Но теперь эта девушка, совсем еще недавно так жалевшая свою корову, наседок и лошадей, более всего стала ценить человеческие взаимоотношения.

— Доверься мне, сестренка! И жди! Наверное, нынче же мы и отправимся в горы! Берни Дуглас обязательно поправится, вот увидишь! — склонившись к девушке, он поцеловал ее в лоб. — Я вовсе не хочу, чтобы твой сын, а мой племянник, рос без отца!

После вечерней молитвы Оливия обратилась к настоятельнице:

— Матушка Энджел, благодарю за приют, но мне пора отправляться домой! Как только стемнеет, Рони приедет к воротам монастыря!.. Простите, что мне придется забрать Дейзи!

— Это огорчит нашу сестру Доротти, дитя мое! Она так любит животных! И Дейзи привыкла к ней!

— Правда?! Тогда я пришлю ей телочку Бебидейзи! Мастью она очень похожа на свою мать!.. Я понимаю, что, даже прислав Бебидейзи в монастырь, не сочтусь с вами матушка Энджел! Вы так много сделали для моей семьи! И… простите меня!

— Господь простит и благословит тебя, дитя!

Дейзи радостно замычала, увидев свою хозяйку, и потянулась к ней, привычно требуя подсоленный ломоть хлеба. А Мэган даже не вышла воротам монастыря, чтобы проводить Оливию и Рони на ранчо!

— Сестра Мэри заперлась в келье и молится! — сообщила матушка Энджел. — Она просила передать вам благословение Господне! Сестра Мэри будет вспоминать вас всех в каждодневных молитвах! Она желает вам гладкого пути.

— Оставайтесь с Господом, матушка Энджел!

Оливия села в фургон рядом с Берни Дугласом. Ее счастье могло быть совсем полным, если бы она видела рядом с собой отца. Живого и здорового! Впереди ее ожидала непростая и нелегкая жизнь, полная испытаний и, возможно, лишений. Но Оливия верила, что сможет преодолеть их ради здоровья, покоя и счастья самых дорогих и самых любимых ей людей!

Она жалела Мэган, считая, что такая энергичная и активная натура достойна иной участи. Но понимала, что Мэган выбрала свою жизнь сама. И, видимо, она не совсем забыла Рони, если больше не захотела встретиться с ним! Побоялась искушения, которое не смогла бы преодолеть?! Оливия чувствовала, что Рони Уолкотт был бы спокоен и счастлив, если бы с ним рядом находилась такая женщина, как Мэган Матайес. Но каждый выбирает жизненный путь по своим силам, наверное, и сестра Мэри руководствовалась какими-то очень важными и неведомыми Оливии причинами. И Оливия мысленно пожелала Мэган обрести душевный покой.

— Рони, мы поедем по тропинке, что тянется вокруг свалки! — Оливии не хотелось стычек с карантинным патрулем. Она знала, что летучие отряды носятся по дорогам, отбирая и сжигая продовольствие, вывезенное из Райфла и Форт Моргана. Хотя собранное за столь короткий срок питание было довольно скудное, но совсем без продуктов людей на ранчо ожидала голодная смерть.

Они решили ехать ночами, не зажигая фонарей в повозках. Главным сейчас было — как можно скорее пробраться на ранчо.

— Как ты сумел похитить Берни Дугласа?! — Оливия благодарно поцеловала Рони Уолкотта.

— Разве твой брат не индейский охотник-пима, дорогая Оливия?! Берни стал совсем тощий и легкий, словно мальчик-подросток! Я взял его на руки, закутал в одеяло и вынес.

— Никто не позвал на помощь доктора?!

— Все радовались, что за Берни будут ухаживать любящие люди, Оливия! И завидовали Берни Дугласу.

— Будем молиться, чтобы доктор сэр Гэбриэл Пойнсетт не направил в погоню карантинный отряд! Он не знает, куда мы направляемся! Надеюсь, что Мэган никому не скажет.

Выбирая окольные тропы, они к полуночи оказались неподалеку от фермы четы Мартин.

— Рони! — окликнула Оливия брата, который умудрялся управлять сразу двумя фургонами. — Подойди сюда, дорогой!

— Тебе нужна моя помощь, Оливия?! — Рони Уолкотт, присмиревший и сдержанный, вскочил на козлы рядом с девушкой.

— Знаешь, я ведь так и не успела посетить могилу бабушки! Там слишком много похоронных процессий. Бабушкина могила была с краю, а теперь ограду отнесли в сторону пустыря! И прибавилось два ряда свежих могил!..

— Не думай об этом, сестренка! Тебе надо думать о малыше! Берни придет в себя и будет рад твоей беременности! Он очень любит тебя, Оливия! — но Оливии казалось, что голос Рони звучит не слишком уверенно и не очень убедительно.

— Мне кажется странным, что Берни Дуглас все время крепко спит, Рони! Он дышит тяжело и хрипло!.. И все равно я больше не злюсь на миссис Лиззи Мартин за то, что она не согласилась принять к себе на время Дейзи. Надеюсь, у них все в порядке, и Кристин родила мальчика. Они хотели назвать его Никласом!.. Видишь, подъезд к ферме освещен. В доме темно и тихо. Похоже, только на кухне горит лампа. Наверное, миссис Лиззи Мартин сбивает масло из свежих сливок вечернего удоя.

Так они и ехали до рассвета по знакомой, но совершенно безлюдной дороге. Берни Дуглас лежал без сознания, но время от времени начинал бредить. Когда ему было больно, он стонал и звал мать. И все время отгонял от себя какую-то Хелен, называя ее смертью.

В такие минуты на душе у Оливии было не очень комфортно, вскипали ревность и негодование. Ее обижало то, что Берни совершенно не вспоминал в бреду о ней. Она мрачнела и не отвечала на вопросы Рони, предпочитая отмалчиваться.

— Давай, на день спрячем фургоны в зарослях, а коней, чтобы не привлекали внимания, я отгоню попастись! Ты побудешь немного одна, Оливия?

— Хорошо, Рони! Я немного посплю!.. Поможешь мне обтереть Берни? Он ночью несколько раз потел. Надо переодеть его и перестлать ему чистые простыни.

Они покормили и напоили больного, который по-прежнему находился в бессознательном состоянии. К счастью, прежнего жара в его теле не ощущалось, и Берни больше не бредил.

— Я поищу питьевой воды! — Рони взял бутыли, оплетенные ремнями, оседлал Хэлпо и погнал свой небольшой косяк в глубину каньона.

Оливия осталась наедине с беспамятным Берни Дугласом. Она сидела в изголовье больного и клевала носом, потому что ее клонило в сон. Ночью спать не пришлось, но ее радовало то, что таким образом к рассвету следующего дня они пересекут границу ранчо «Клин Крик». Лишь бы в пути не произошло ничего плохого.

Прислонившись спиной к козлам, Оливия закрыла глаза. Кругом было тихо. Навевая дремоту, монотонно звенели кузнечики, и трещала крыльями саранча, перелетая с куста на куст. Высоко в небе, над самыми высокими вершинами парили орлы и ястребы. Нежно переговаривались друг с другом малиновки, и звонили в свои колокольчики большие синицы.

Оливия чувствовала к Берни необыкновенную нежность. Она положила голову больного с влажными волосами себе на колени, и любовно рассматривала каждую черточку его лица, отгоняя мух, которые в сентябре бывали нешуточно злыми и больно кусались, доставляя беспокойство.

Лицо Берни Дугласа было удивительно переменчивым. Вот он насупил брови, и выражение его лица стало суровым, немного недовольным.

— Берни, любимый мой, открой глаза и посмотри на меня так, как ты смотрел в нашу первую ночь — с нежной признательностью и любовью! — Оливия погладила его висок, на котором напряженно билась голубая жилка. — Ты жив, Берни, жив, и это самое главное для меня! Я люблю тебя, Берни! Услышь мой голос, дорогой!..

За кустами залаял Зверь, которого Рони оставил с Оливией.

— Мэм! — тихо окликнул ее приятный женский голос.

Осторожно переложив голову Берни на траву, Оливия вскочила и взяла карабин наизготовку:

— Кто там?! Зверь, ко мне! — позвала Оливия собаку. — Я стреляю очень метко! — предупредила она, взводя курок. — Осторожнее, я буду отстреливаться до последнего патрона, даже если вы привели полицию или карантинный патруль! — в ответ на ее монолог в кустах раздался женский смешок и настороженный шепот:

— Можно подойти, мэм?.. Мы не причиним вам никакого вреда! Вероятно, не только мы одни опасаемся полиции!

— Видите, мэм, ваш сторож доверяет нам!

Пес встал рядом, прикрывая собой Оливию, но особой враждебности не проявлял. Оливия откинула локоны, упавшие на лоб. Взяла карабин наизготовку.

— Меня зовут Сара, мэм! Я просто ищу работу, чтобы можно было прокормиться, мэм!

— Подходящее место! — Оливия рассмеялась над комичностью ситуации. — В зарослях акации и ежевики, случается, можно отыскать работодателя! Что-то раньше я подобного не слышала!

— Мэм, сейчас такие времена, что не знаешь, где и что отыщешь!.. Ой, какая хорошенькая леди! Дитя мое, Роззи, поздоровайся с леди!

Оливия во все глаза таращилась на появление двух темнокожих женщин. Вернее, только Сара оказалась негритянкой тридцати с небольшим лет, а ее дочь Роззи, девушка примерно восемнадцати лет от роду, была миловидной мулаткой с оливковой кожей и выразительными карими глазами.

— Сара и Роза Томсон, мэм! — представилась за двоих старшая женщина, опасливо косясь на пса.

— Похоже, Зверь, признал вас за своих, Сара и Роззи Томсон!.. Вы беглянки? Но со мной вам не менее опасно!

— Вы сдадите нас в полицию, мэм?!.. — Сара печально понурилась. — Но… если можно, хотя бы немного покормите мою Роззи! Мы не ели три дня, мэм!

— О, Господь мой! Конечно же, вы голодны! — отложив в сторону карабин, Оливия достала из продуктового ящика ковригу хлеба, большую бутылку утреннего молока и несколько ломтей сыра в закрытой масленке. — Если не боитесь, то — пожалуйста! Хочу вас предупредить, что мой жених Берни Дуглас болен тифом! Мой брат Рони Уолкотт выкрал его вчера из госпиталя в Райфле. Если все сложится благополучно, то к рассвету мы окажемся на ранчо. Там моя земля, и никто не посмеет распоряжаться на ней!

Женщины принялись уплетать угощение, сверкая белками глаз и ровными белоснежными зубами. Зверь спокойно улегся на землю, не проявляя к неожиданным гостьям никакой агрессивности.

— Мы уже устали всего на свете бояться, мэм!

— Мисс! Мисс Оливия Гибсон, Сара!

— Благослови вас Господь, мисс Гибсон! — Сара стряхнула с подола своего ситцевого светлого платья хлебные крошки. — Ты сыта, Роззи?

— Да, мама! — Роззи с признательностью улыбнулась Оливии.

— Поблагодари мисс Гибсон, детка! — Сара с упреком взглянула на дочку.

— Может быть, мы можем для вас что-нибудь сделать, мисс? Постирать, присмотреть за больным, побрить его? — предложила Сара. — Я ухаживала много лет за больным хозяином. А когда он все-таки умер… — она тяжело вздохнула. — Молодые хозяева продали меня вместе с Роззи.

— И куда же вы сейчас?! — Оливия обрадовалась предложению Сары и стала перебирать вещи Берни Дугласа, которые отдали больные Рони Уолкотту, когда тот забирал Берни. — И, правда, Сара, если можете, помогите мне побрить Берни. Я не умею. Наверное, и Рони Уолкотт никогда этого не делал.

— Кто такой Рони Уолкотт? — Сара принялась старательно сбивать в стаканчике с теплой водой мыльную пену.

— Увидите. Он вернется, когда стемнеет, Сара. Рони Уолкотт — мой двоюродный брат, охотник и мустангер! Мы едем на ранчо, которое купил для меня Берни Дуглас.

— Про Берни Дугласа мы наслышаны, мисс! — Роззи наивно вздохнула. — Многие девушки мечтали познакомиться с ним!.. И вот он лежит в повозке-больной, немощный… И вы, мисс — его невеста, хорошенькая, любящая и такая несчастная! Вы так нежно разговаривали с ним, а он был безучастен к вашим словам и мольбам, мисс!

— Не болтай! — Сара принялась править лезвие опасной бритвы на ремне, и Оливия, точно завороженная, смотрела на ее смуглые ловкие пальцы. — Вот смотрите, мисс! Надо держать лезвие под острым углом и проводить им только по направлению роста волос! И ни в коем случае нельзя срезать щетину против роста! Начнется воспаление! На коже появятся гнойнички!.. Учитесь, мисс, судя по всему, ваш жених проведет в постели еще не один день. Сильные натуры болеют тяжело и долго! Но мужчины обычно более благодарные пациенты, чем женщины! И не стесняются того, что их видели слабыми и беспомощными.

— Сара, вы кладезь жизненной мудрости! — Оливия впервые за последние дни, полные тревоги и беспокойства, почувствовала себя спокойной и уверенной. Эти ощущения в нее вселяло спокойствие и какая-то умиротворенность новой темнокожей знакомой. — Рядом с вами я чувствую себя так хорошо, словно больше не одинока на свете! — Оливия благодарно улыбнулась негритянке, которая все еще возилась возле Берни.

— Ну, вот, мисс Гибсон, ваш жених стал красавчиком, словно никогда и не болел! Надо протереть кожу спиртом или одеколоном, мисс!.. Только он слишком уж худ!

— Надеюсь, что на ранчо он поправится! В больнице духота и смрад! А на ранчо — свежий воздух, молоко, мясо!.. Рони сходит со Зверем на охоту, принесет оленя, и мы сварим для Берни настоящий охотничий суп!.. Вы просто мастерица на все руки, Сара! — Оливия поблагодарила Сару. — В следующий раз я попробую побрить Берни сама!.. Миссис Томсон, могу я задать вам один вопрос? Не обижайтесь на меня, я не хочу вас обидеть! — она приложила руки к груди и посмотрела на негритянку почти умоляюще.

— Пожалуйста, мисс Оливия! Называйте меня просто Сара. Я никогда не была замужем!

— Это будет звучать не очень красиво, мисс Сара! Мне кажется, вы нуждаетесь в помощи. И ищете дорогу к миссис Гарриет Табмен!

— Мы не знаем никакой миссис Гарриет Табмен, мисс Оливия! И хотим всего лишь найти работу, мэм! — занервничала и насторожилась Роззи.

— Подожди, детка! — Сара задумчиво посмотрела на Оливию. — А что вы знаете о миссис Табмен, мисс Оливия? И откуда?

— Моя бабушка, миссис Абигейл Гибсон рассказывала, еще когда я была маленькой. Она восхищалась этой мужественной женщиной. Говорят, что скоро примут закон, запрещающий работорговлю во всех штатах!

— Правда?!

— Говорят, что владельцы плантаций собираются воевать против отмены рабства, мисс Оливия!

— У меня никогда не было плантаций, мисс Сара! И я, к сожалению, не знаю, как вам помочь!.. Но мы попросим Рони Уолкотта что-нибудь узнать. Он чаще бывает в городах! Путешествует по штатам! Он у нас бродяга!

— А он не расист, мисс Оливия?! — Роззи бледнела и вздрагивала от каждого шороха.

— Рони Уолкотт индеец, милая мисс Роззи!.. Да не вздрагивайте вы так, будто видите гремучую змею, мисс Роззи!

В это время Берни забормотал о чем-то, и Оливия кинулась к нему:

— Берни, дорогой мой! Открой глаза! Узнай свою малышку Ливи! Пожалуйста! — она снова принялась обтирать его горячий лоб, покрытый липким потом. Молодой человек отталкивал ее, опять и опять отгоняя от себя и называя ее Хелен. Оливия заплакала, обиженная и расстроенная.

Мисс Сара принялась ее уговаривать:

— Не расстраивайтесь попусту, мисс Оливия!.. Мистер Берни Дуглас далеко не юный джентльмен, и, возможно, у него в молодости была девушка по имени Хелен… Но, похоже, с ней произошло нечто страшное… А мистер Берни находится между жизнью и смертью.

— Вы так считаете, мисс Сара?!

— Очень похоже, мисс Оливия!

Берни Дуглас опять стоял перед пропастью. Он должен, должен переправиться через этот провал в земле. Ведь на той стороне находится Оливия. Она держит на руках мальчика, его сына. Его сын такой славный синеглазый мальчуган со светлыми кудрявыми волосами. Красивый и смышленый малыш, он любит, когда мама читает ему короткие стихи, больше похожие на считалочки. Он так счастлив, когда Оливия и маленький Берни считают копытца у жеребенка, ножки у столов и стульев, ручки, ножки и пальчики у маленького Берни! Оливия смеется и кружит мальчика, взяв за руки. А малыш закидывает голову и заливисто хохочет, показывая свои ровные белоснежные зубки и розовый язычок!..

— Боже, какое счастье, Оливия! Как я счастлив, Оливия! Какой красивый у нас с тобой сын, Оливия! Какой он замечательный и веселый! — бормочет Берни Дуглас и мечется по постели.

— Вы беременны, мисс Оливия?! — Сара с интересом поглядывает на Оливию, которая буквально остолбенела от услышанного. — Что с вами, мисс? Вам плохо?!

— Мне хорошо с тобой, Оливия! Ливи! Ливи! Детка моя! Малышка моя любимая! Я так люблю нашего мальчика, Ливи! Не отталкивай меня, Ливи! Не отталкивай! Я не хочу к Хелен! Хелен — это смерть, Ливи!.. Рони, пропусти меня через мост! Я не хочу к Хелен!

— Матерь Божия, помоги ему! — Оливия тихо и усердно молится.

— Мисс Оливия, он на пути к вам, дорогая! Он на пути к вам! Это же счастье, мисс Оливия! — Сара радостно тормошит плачущую и смеющуюся Оливию.

— Мисс Сара! Мисс Сара! Значит, Мэган и матушка Энджел были правы! Они правы, мисс Сара! Мисс Роззи!.. — Оливия широко раскинула руки и закружилась по поляне. — А он любит меня! Любит! Любит!

— И у вас, мисс Оливия, родится мальчик!

— Сара, когда я поехала искать Берни, то не знала, найду ли его. Он погнал табун в Райфл, обещая вернуться через две недели. Но я ожидала его пять недель!.. Представляете, Сара, Роззи, я ожидала его пять недель! А потом погрузила Дейзи в фургон и отправилась в Райфл!

— В Райфл и Форт Морган никого не пропускают, мисс Оливия! — юная Роззи с недоверием слушала рассказ Оливии.

— Я попросила помощи в монастыре! Там пришлось выполнять тяжелую работу. Но когда матушка Энджел узнала, что я беременна, меня освободили от глажения белья из госпиталей. А я, как дурочка, скандалила с ними!

— С кем — с ними?

— С сестрами и Мэган! Кричала, что я не могу быть беременной!

— Так у вас ничего не было с Берни Дугласом?!

— Было, мисс Сара! Было! Было все самое прекрасное!.. Я так счастлива, что он меня вспомнил, мисс Сара!

Она так расшумелась и развеселилась, что наступила Зверю на хвост. Пес вскочил, и залаял, гоняясь за подолом юбки Оливии.

— Зверь, дорогой мой пес, Берни вспомнил меня! Он вспомнил меня, понимаешь?! — Оливия схватила пса за уши и принялась трепать его, радостно смеясь и плача одновременно.

Роззи испуганно оглядывалась и прислушивалась к звукам, доносящимся с дороги. Послышались два отдаленных выстрела, и предсмертный вой собаки или койота прорезал жаркий воздух полудня жуткой нотой смерти!.. Зверь вздрогнул всем телом, открыл глаза и резко сел, прислушиваясь и принюхиваясь. Все стихло, словно опять погрузилось в душную полдневную дремоту. По-прежнему мирно скрипели кузнечики, потрескивали крылья летящей куда-то на кормежку саранчи. Пес лениво зевнул, снова лениво свалился на бок и закрыл глаза.

— Мама, пойдем отсюда, пожалуйста! — испуганно заговорила Роззи, став совершенно бледной. Ее кожа приобрела от испуга зеленоватый оттенок.

— Роззи, детка, прости меня! — Оливия прошла на цыпочках еще один круг и заговорила шепотом, но радостно и открыто улыбаясь: — Я буду вести себя тихо-тихо! Вот увидишь! И никто не придет к нам сюда безнаказанно! Никто и никогда не обидит тебя, Роззи, пока мы рядом!.. И, возможно, Рони найдет способ отправить вас к миссис Тамбен! А она поможет вам, как помогла уже очень многим, перебраться в Канаду!

— Я не хочу уезжать отсюда, мисс Оливия! В Смоки-Хилл похоронен отец Роззи! Я часто бываю на кладбище, посещаю его могилу! И не хотела бы далеко уезжать!

— Похоже, отец Роззи был белым, мисс Сара?!

Женщина промолчала, и Оливия не стала переспрашивать. Она снова склонилась над Берни Дугласом. С помощью мисс Сары девушка переодела его в чистое белье и перестелила постель, предварительно обтерев больного влажным полотенцем.

Рони Уолкотт вернулся, когда солнце в очередной раз склонилось к западу и нависло над снеговыми вершинами хребта Элберта, прежде чем скрыться за горизонтом. Он появился так неожиданно и неслышно, что Оливия испуганно вздрогнула:

— Что случилось, Рони?!

— Посторонних никого не было?! — поинтересовался он.

— Почему ты спрашиваешь об этом, Рони? — девушка была в легком замешательстве, не зная, что ответить.

— Я встретил двух парней свирепого вида! Из тех, что занимаются ловлей беглых рабов!.. Мне пришлось пристрелить их свирепых псов, натасканных для того, чтобы выслеживать двуногую добычу! А без собак они плохие следопыты! — Рони Уолкотт старался выглядеть как всегда бесстрастно, однако его трясло от негодования, ноздри прямого носа раздувались от еле сдерживаемого возбуждения, глаза сверкали, будто он тоже выслеживал дичь.

— Они ищут нас, мистер Рони Уолкотт?.. — Сара вышла из кустов ежевики. — Мисс Оливия, благослови ее Господь, накормила нас… Роззи, дитя мое, не плачь!.. Меня зовут Сара Томсон, это — моя дочь Роззи. Мистер Рони Уолкотт, не выдавайте нас, пожалуйста!

Молодой человек мрачно посмотрел на нее.

— За кого вы принимаете меня, женщина?.. Сейчас я приведу коней, и мы поедем. Нам придется огибать стороной Смоки-Хилл. Эти парни были именно оттуда.

— Ты убил их, Рони?! — Оливия в ужасе закрыла лицо руками.

— Нет, Олив, не бойся! Они сами прыгнули с обрыва в каньон Гранд-Ривер. Возможно, эти хорьки уже подплывают к Джанкшену, Оливия.

— Прости Господь их грешные души! — Сара стала тихо молиться, благодарно поглядывая на Рони. Он же продолжал делать вид, что ничего не произошло!

— Если бы они обнаружили беглянок возле наших фургонов, то никого не пощадили бы!.. Ни тебя, Оливия, ни Берни, ни твоего будущего сына! — Рони пригнал лошадей и быстро впрягал их в повозки.

— Поторапливайтесь! Сара, Роззи, хоть хозяйка ранчо Оливия, но я все же отважусь от ее имени предложить вам перезимовать в «Клин Крик». За зиму я выучу вас скакать верхом и метко поражать любые мишени из карабина… Роззи, детка, не плачь! Никто не даст вас в обиду!

— Я не плачу! — Роззи шмыгнула носом и вытерла кулачком слезы. — Я не плачу, мистер Рони Уолкотт!