Действие третье

Перед занавесом девушка и юноша. Они поют.

Много случаев на свете,

Всех их нам не перечесть, —

Люди ходят по планете

И не знают, где присесть.

Потому они не знают,

Ни о чем не говоря,

Что порой заболевают,

Лихорадкою горя.

Порошки, порошки

Так бывают хороши,

Так бывают хороши

Только в случаях определенных.

Медицину мы учили

И узнали — не лечили

Порошками и таблетками влюбленных.

В лихорадке и в простуде

Надо вовремя помочь;

Ведь теряют разум люди,

Все отбрасывая прочь.

Как помочь им? Вот проблема

Перед нами вновь и вновь!

В медицине эта тема

Называется — любовь!

Порошки, порошки

Так бывают хороши,

Так бывают хороши

Только в случаях определенных.

Медицину мы учили

И узнали — не лечили

Порошками и таблетками влюбленных.

(Уходят.)


Открывается занавес. Накрытый стол. Посреди комнаты чемодан. По комнате беспокойно ходит Трубачева. У стола за ней наблюдает Гаркуша.


Гаркуша. Еще директор сказал, что повар товарищ Пышный принесет пирог, специально сделанный в честь отъезда товарища Голубя.

Трубачева. Зачем?

Гаркуша. Директор сказал, что товарищ Голубь проделал большую работу.

Трубачева. Зачем?

Гаркуша. Дал очень полезные советы по массово-воспитательной работе среди трудящихся нашего совхоза.

Трубачева. Зачем?

Гаркуша. Что с тобой, голубушка?

Трубачева. Зачем пирог?

Гаркуша. Чтобы почтить отъезжающего товарища Голубя.

Трубачева. Разве можно человека почтить пирогом?

Гаркуша. Смотря с какой начинкой пирог, голубушка.

Трубачева. Почему вы меня все время называете голубушкой?

Гаркуша. Я тебя всегда так называла.

Трубачева. Прошу так меня больше не величать.

Гаркуша. Понимаю... Полюбила ты его...

Трубачева. Что за фантазия?

Гаркуша. Я без малого семь десятков отстукала по земле, понимаю в этом тяжелом деле, голубка.

Трубачева. Опять?

Гаркуша. Очень я это слово люблю.

Трубачева. А я не люблю.

Гаркуша. Слово-то, может, и не любишь, а Голубя непременно полюбила! Нервенная ты какая-то, дрожишь вся.

Трубачева. Я не дрожу.

Гаркуша. Дрожишь.

Трубачева. Не дрожу.

Гаркуша. А ты остановись на момент, услышишь.

Трубачева. Что услышу?

Гаркуша. Как дрожишь.


Трубачева останавливается.


Слышишь?

Трубачева. Кажется, дрожу.


Стук в дверь.


Зачем?

Гаркуша. Что, голубушка?

Трубачева. Зачем сюда идут?

Гаркуша (открывая дверь). Проститься идут.


Входит Галина с цветами.


Галина (подавая цветы Трубачевой). Это вам, доктор вы наш сердечный.

Трубачева. Зачем? Зачем?

Галина. За излечение семьи нашей.

Трубачева. Это не мне. Товарища Голубя благодарите.

Галина. А ему мы на дорожку само собой. (Увидев стол.) Провожаете?

Гаркуша. Позже, позже, Галя...

Галина. Я с полным пониманием, Пелагея Терентьевна. (Уходит.)


Гаркуша. Вовремя товарищ Голубь уезжает.

Трубачева. Почему — вовремя?

Гаркуша. В опасное положение себя поставил.


Стук в дверь.


Трубачева. Опять?

Гаркуша. Конвейер.


Входит Елизавета с кошелкой.


Что ты, Елизавета, забыла здесь?

Елизавета (Трубачевой). Благодарствую, Мария Петровна.

Трубачева. Не меня надо благодарить... Товарища Голубя.

Елизавета. Вас, доктор вы наш дорогой. Карась мой излечился на все сто двадцать процентов с хвостиком. А товарищу Голубю мы в дорожку еще кое-что сопроводим. (Гаркуше.) Кошелочку-то, бабушка, опорожняйте.

Гаркуша. Давай, скандалистка. (Освобождает кошелку, возвращает ее Елизавете.)


Елизавета (глядя на стол). Провожаете постояльца?

Гаркуша. Готовимся...

Елизавета. Разрешите Карасям принять участие?

Гаркуша. У директора разрешение спроси.

Елизавета. Товарищ Шеремет моему Карасю любое разрешение даст.

Гаркуша. Вот ты разыщи директора и возьми такое разрешение. Да торопись, а не то поздно будет.

Елизавета. Бегу. (Уходит.)

Трубачева. Пелагея Терентьевна, это что же, они так все время и будут сюда приходить?

Гаркуша. Люди приветливые, вот и ходят.

Трубачева. Это ужасно.

Гаркуша. Товарищ Шеремет с Тысячной предупреждали... Скоро сами будут.

Трубачева. Как же мне быть, Пелагея Терентьевна?

Гаркуша. Выходит, других излечила, а сама заболела... Пострадала, выходит, за общество?

Трубачева. Мне поговорить с ним нужно!

Гаркуша. Месяц под одной крышей прожила и поговорить время не выбрала?

Трубачева. Надо, надо во что бы то ни стало... По профессиональным вопросам. Пелагея Терентьевна, как придет он... Как придет он сюда, вы пойдите туда...

Гаркуша. Куда?

Трубачева. Туда... На воздух... И нас закройте... с той стороны... И никого не пускайте... Я сама позову.

Гаркуша. А если товарищ Шеремет?

Трубачева. Скажите — нет никого!

Гаркуша. А Анну Ивановну?

Трубачева. И Анну Ивановну куда-нибудь...

Гаркуша. Дошла, голубушка.

Трубачева. А может, это хорошо звучит — голубушка?

Гаркуша. Красиво звучит.


Стук в дверь.


Голубь, Голубь прилетел.

Трубачева. Что же вы? Что же вы не открываете? (Бежит открывать дверь.)


Входит Голубь. Останавливается, увидев у двери Трубачеву.


Голубь. Шеремет не приходил?

Трубачева. Не знаю.

Голубь (Гаркуше). Не приходил директор?

Гаркуша. Не было.

Голубь (увидев стол). А это что?

Гаркуша. Приказано. Посошок... Стременная, по-старинному. Отлучусь я, Мария Петровна...

Трубачева. Идите, идите.

Гаркуша. Так что вы сами уж тут...

Трубачева. Сами, сами.


Гаркуша уходит и закрывает дверь.


Голубь (услышав поворот ключа, вздрагивает). Нас, кажется, закрыли?

Трубачева. Да. По моей просьбе.

Голубь. Что-то новое...

Трубачева. У нас всегда все новое.

Голубь. Вы сегодня какая-то особенная. Радуетесь?

Трубачева. Чему?

Голубь. Спокойней жить будете. Кончилась моя командировка. Просто удивительно. Месяц, как один день, пролетел.

Трубачева. Радуетесь?

Голубь. Чему?

Трубачева. Что домой возвращаетесь?

Голубь. Да как вам сказать...

Трубачева. Как думаете, так и скажите. Только честно.

Голубь. Почему же я должен быть нечестен?

Трубачева. Перед расставанием положено говорить правду или...

Голубь. Или?

Трубачева. Или ничего не говорить.

Голубь. Скажу правду. Только правду. Полезная командировка. Увидел много новых явлений. Пришел к выводу, что так называемая массовая работа должна вестись индивидуально, выборочно, так сказать...

Трубачева. Неужели за этим надо было так далеко ездить?

Голубь. Вы сегодня колючая... Нездоровы? Вас лихорадит?

Трубачева. Нет, ничего... Легкий озноб.

Голубь. Может быть, шаль накинете?

Трубачева. Накину.

Голубь. Где она?

Трубачева. В моей комнате.

Голубь. Я еще ни разу не заглядывал к вам.

Трубачева. Загляните.

Голубь. А где она?

Трубачева. Прямо перед вами.

Голубь. Шаль где?

Трубачева. Лежит на кровати.


Голубь уходит и возвращается с шалью, накидывает ее на плечи Трубачевой.


Голубь. Теперь не холодно?

Трубачева. Холодно.

Голубь. Что же мне еще сделать?

Трубачева. Ничего. Продолжайте сообщать свои впечатления о массовой работе.

Голубь. А на чем мы остановились?

Трубачева. На словах «так сказать».

Голубь. А что было выше?

Трубачева. Слово «выборочно».

Голубь. Да, действительно выборочно... Все в жизни выборочно, а сама жизнь невероятно изменилась. Люди стали другими.

Трубачева. Люди остались такими, как были.

Голубь. Да? Вы так считаете?

Трубачева. Я так считаю.

Голубь. Но все же нельзя пользоваться старыми схемами.

Трубачева. В оценке людей вообще не стоит пользоваться схемами — ни старыми, ни новыми.

Голубь. Вы такая умная, Мария Петровна...

Трубачева. Вы только сейчас заметили?

Голубь. Я давно заметил, но стеснялся сказать вам...

Трубачева. Вы очень застенчивый.

Голубь. С детства. Отец часто говорил: «Пропадешь, Гришка, если будешь таким робким».

Трубачева. Ваш отец был прав.

Голубь. Нет, ошибся. Я не пропал.

Трубачева. Вы-то да...

Голубь. Что-что?

Трубачева. Я согласна, вы не пропали.

Голубь. Не пропал... Не пропал... Кажется, я не уверен в этом. Человеку всегда хочется немного тепла...

Трубачева. Что же вы замолчали?

Голубь. Я вас боюсь.

Трубачева. А я вас уже не боюсь.

Голубь. Мне будет вас недоставать.

Трубачева. Ну-ну!

Голубь. Что — ну?

Трубачева. Говорите.

Голубь. Почему вы такая?

Трубачева. А вы?

Голубь. Что я?

Трубачева. Почему вы такой?

Голубь. Я же сказал: я боюсь вас.

Трубачева. Вы же все равно уезжаете. Говорите.

Голубь. Вы осудите.

Трубачева. Говорите.

Голубь. Но я боюсь говорить... Я вам напишу.

Трубачева. А я требую: говорите.

Голубь. Хорошо... Я все скажу... Но я отойду от вас подальше.

Трубачева. Отходите куда хотите, только говорите.

Голубь. Дело в том...


Открывается дверь, с пирогом входит Пышный. На пороге стоит Гаркуша.


Трубачева. В чем дело?

Пышный. Пирог, свеженький... Только испеченный.

Трубачева (Гаркуше). Я же просила!

Гаркуша. А куда ж пирог девать?

Пышный (Голубю). С большим удовольствием самолично изготовлял данное произведение кулинарного искусства, чтоб только вы скорей отбыли из нашей местности.

Голубь. Благодарю вас, но напрасно...

Пышный. И я так считаю, что напрасно, но распоряжение начальства для меня есть высший закон. Куда прикажете поставить?

Гаркуша. На стол ставь.

Пышный (критически оглядев стол). Жалкая самодеятельность. В ресторанчике мы бы устроили сервировочку высшего класса. На уровне московского «Метрополя».

Гаркуша. Все. Свободен, товарищ Пышный.

Пышный. Не вовремя, значит, пирог появился?

Гаркуша. Пирог вовремя, а ты вот — не очень.

Пышный (Гаркуше). Я понял так, что мне пора уходить?

Гаркуша. Подыши воздухом. Освежись.

Пышный (Голубю). Когда отбываете?.

Голубь. Сегодня.

Пышный. Как же мы без вас тут будем? (Уходит.)

Гаркуша. Закрыть?

Трубачева. Закрыть. И никого!


Гаркуша уходит, щелкает ключ.


(Голубю.) Продолжайте...

Голубь. Я не могу так...

Трубачева. Сюда могут явиться в любую... И вы не скажете мне самого главного...

Голубь. А что вы имеете в виду под главным?

Трубачева. То, что вы сами знаете.

Голубь. На чем мы остановились?

Трубачева. Вы остановились на словах «дело в том»...

Голубь. Да, действительно... Дело в том... Но это абсолютно противоречит нашему тосту за одиночество...

Трубачева. Пусть противоречит. Пусть!

Голубь. Я, кажется... полюбил вас.

Трубачева. Кажется или полюбили?

Голубь. Но это все же надо как-то проверить...

Трубачева. Проверяйте!

Голубь. Мне надо уехать, чтобы проверить, люблю я вас или нет. Или вы меня загипнотизировали, затерапевтировали...

Трубачева. Вы не голубь, вы ястреб. Коршун!

Голубь. Что вы за женщина? Кто вы такая?

Трубачева. Врач-терапевт... Доктор. И еще женщина!

Голубь. Женщина, это да. Но доктор вы странный. Хорошо. Я вам сказал. Я открылся. Я вас люблю. Я ловлю каждый взгляд ваш. А вы? Вы? Ну, что же вы молчите? Что же вы молчите?

Трубачева. Теперь я боюсь вас.

Голубь. Меня? Ха-ха... Да я... Я... Я... Я никого в жизни не обидел. Я добрый... Я скрытный, но добрый. А вы, вы... Я хочу знать в конце концов — любите ли вы меня? Любите?

Трубачева. Хорошо... Теперь я вам скажу... Я вам все скажу.


За дверью слышен голос Гаркуши: «Их нет... Скоро будут. Что ж, людям нельзя и по поселку прогуляться? Погуляйте малость и вы». Голоса затихают. Трубачева и Голубь стоят, напряженно прислушиваясь.


Голубь. Неужели я так и уеду, не услышав от вас ничего?

Трубачева. На чем мы остановились?

Голубь. Какая разница, на чем мы остановились? Говорите! Говорите!

Трубачева. Я как пружина.

Голубь. Что? При чем здесь пружина?

Трубачева. Та, которую гнут.

Голубь. Кто вас гнет?

Трубачева. Вы. Да, вы... Полетела к лешему моя теория.

Голубь. Какая еще теория? При чем здесь теория?

Трубачева. Чем больше пружину гнут, тем она резче распрямляется. Я создала себе теорию, что могу жить одна. Жить сама, ни от кого не зависеть, и все отдавать другим.

Голубь. Зачем отдавать другим?

Трубачева. Знаете рассказ про цыгана, который лошадь к голоду приучал... Пять дней не кормил ее... Казалось, совсем приучил, а на шестой она сдохла.

Голубь. При чем здесь лошадь, черт возьми, когда я стою перед вами.

Трубачева. Зачем вы приехали?

Голубь. Сюда же могут каждую минуту прийти!

Трубачева. Нет, лучше я вам напишу.

Голубь. Это нечестно! Я сказал. Вы обязаны.

Трубачева. Обязана... Да, я обязана...

Голубь. Ну?!

Трубачева. Я люблю вас...

Голубь. И я! И я! И я! Ура-а!

Трубачева. Тише... Бабушка подумает, что вы идете в атаку.

Голубь. А я и иду в атаку. (Направляется к Трубачевой.)

Трубачева (отступая). Не подходите.

Голубь. Нет-нет! (Подходит к Трубачевой.)

Трубачева (заслоняется руками). Нет-нет! Не подходите!


Голубь обнимает Трубачеву. Целует. Трубачева теряет сознание.


Голубь. Что? Что с вами? Очнитесь! Да что такое? (Поднимает Трубачеву на руки, относит на диван.) Что с вами! Да что же это такое?! (Бежит к двери. Стучит.) Доктора! Доктора!


Гаркуша открывает дверь.


Гаркуша. Что ты, милый!

Голубь. Доктора! Врача!

Гаркуша. Да вон же она.

Голубь. Ей плохо! Плохо ей! Она потеряла сознание. Что делать? Что делать?

Гаркуша (подходя к Трубачевой). Голубушка, что с тобой?


Гаснет свет.


Да что с тобой?

Трубачева (в темноте). Я ничего не вижу... Я ничего не вижу.

Гаркуша. Замыкание, наверно.

Трубачева. Мне кажется, я куда-то лечу... Лечу, лечу... И так тепло... И ангелы крыльями машут.

Гаркуша. Какие ангелы, это Голубь.

Трубачева. И темное небо... Космос... Звезды горят...


Возникает музыка.


И ты видишь всех наших друзей. Они очень разные люди. Но они все хотят, чтобы мы были счастливы. Ты видишь их?

Голубь. Вижу.

Трубачева. А вы, Пелагея Терентьевна?

Гаркуша. Где ж их увидишь, когда электричество погасло.

Трубачева. Да нет же, вы ошибаетесь! Солнце ярко светит. И все пришли провожать нас в полет!


В темноте закрывается занавес. На просцениуме появляются юноша и девушка. Они поют.

Любовь и небо в звездах совместимы;

А звезды в небе — ангелы любви.

И та, что повстречается с любимым, —

Ее ты одинокой не зови.

Она идет уже другой дорогой,

Цветы в полях ей тянут лепестки;

И все ее встречают у порога,

Как крыльями, пожатьями руки.

Давайте же им счастья пожелаем,

Влюбленным всем положено оно...

Пусть все года цветущим будут маем

И небо синим флагом взметено.


Открывается занавес. На том месте, где был стол, на возвышении, покрытом голубым полотнищем и засыпанном цветами, сидят Трубачева и Голубь. Она — в ярком весеннем платье, он — в светлом костюме. Юноша и девушка повторяют последнюю строфу песни.


Давайте же им счастья пожелаем,

Влюбленным всем положено оно...

Пусть все года цветущим будут маем

И небо синим флагом взметено.


На сцену выходят Таня и Чечик. Они кладут цветы к ногам Трубачевой и Голубя. С другой стороны появляются муж и жена Муравейко, они также кладут цветы у ног Трубачевой и Голубя. Появляется семейство Карасей. Он — с кошелкой, она — с цветами. Затем Гаркуша и Пышный с огромным пирогом. Появляются Шеремет и Тысячная. Они подходят к Трубачевой и Голубю, подносят цветы и помогают спуститься им с возвышения. Взявшись за руки, все идут к авансцене и поют.


У тропки, у дороженьки

Стоит верба, качается...

И сколько здесь исхожено,

Где поле начинается.

Земля, земля-красавица;

Поля, поля зеленые...

Кто здесь кому понравится,

Те будут век влюбленные.

Пойдут они до вербочки,

К ее стволу прислонятся;

И веточками, веточкой

От холода заслонятся.

Земля, земля-красавица;

Поля, поля зеленые...

Кто здесь кому понравится,

Те будут век влюбленные.

Занавес

1970

Загрузка...