Летом, когда мне исполнилось шестнадцать, в наш город приехал Странствующий Цирк Вампиров.
Я узнал о нем от двух моих лучших друзей, Расти[2] и Слим[3].
Расти на самом деле звали Расселом, и он это имя ненавидел.
Слим звали Френсис. Она терпела, когда так ее называли родители и учителя – но не другие дети. «Френсис – это говорящий мул»[4], – говорила она. Ответ на вопрос, как же она хочет называться, зависел чаще всего от того, что она в тот момент читала. Она могла ответить «Нэнси»[5] или «Холмс», «Скаут», «Зок» или «Фиби»[6]. Прошлым летом она требовала, чтобы ее называли Дэгни[7]. Этим летом она стала Слим. Я предположил, что она взялась за вестерны. Но не стал спрашивать.
Меня, кстати, зовут Дуайт[8], в честь Верховного главнокомандующего экспедиционными силами союзников в Европе. Президентом он стал уже после того, как я родился и получил имя.
Так вот, стояло жаркое августовское утро, до школы оставался еще целый месяц, а я возился перед домом, постригая лужайку механической газонокосилкой. Мы, наверное, были единственной семьей в Грендвилле, у которой не было бензиновой косилки. Не то чтобы мы не могли ее себе позволить. Мой отец был начальником городской полиции, мать преподавала английский в старшей школе. Так что у нас было достаточно денег, чтобы купить хоть бензокосилку, хоть даже садовый трактор – было бы желание. Вот только отец не желал этого делать. Задолго до того, как появилось выражение «шумовое загрязнение», отец делал все от него зависящее, чтобы бороться с этим, как он выражался, «ужасающим стрекотом».
И вообще, он был против любого устройства, которое могло хоть сколько-нибудь облегчить жизнь мне или двум моим братьям. Он хотел, чтобы мы знали, что такое тяжелый труд, пот и страдание. Он пережил Великую депрессию и Вторую мировую войну, так что о страданиях знал немало. Он считал, что «нынешние дети получают все слишком легко», – и очень старался сделать наши жизни посложнее.
Поэтому, когда пришли Расти и Слим, я, обливаясь потом, толкал косилку.
Начинался один из тех серых дней, когда солнце проглядывает лишь смутным мерцанием сквозь облака, а по запаху в воздухе угадывается надвигающийся дождь, и остается только желать, чтобы он поскорее уже начался, потому что вокруг чертовски жарко и душно.
Еще раньше я снял футболку и, когда увидел направляющихся ко мне Расти и Слим, почувствовал себя неуютно без нее, что было несколько странно, учитывая, сколько времени мы проводили вместе, щеголяя в одних плавках. У меня возник порыв поскорее взять футболку с крыльца и надеть ее. Но вместо этого я остался на месте и дождался друзей, стоя в одних джинсах и кедах.
– Привет, ребята, – окликнул их я.
– Шурудишь потихоньку? – поприветствовал меня Расти. Это был, конечно же, пошловатый намек, одна из любимых его дурацких шуточек.
– Да не то чтобы… – ответил я.
– Трудишься из последних сил, да?
Мы со Слим наморщили носы.
Потом Слим поглядела на мой покрытый потом торс и сказала:
– Сейчас слишком жарко, чтобы заниматься лужайкой.
– Скажи это моему отцу.
– Дай мне только до него добраться!
– Он на работе.
– Легко отделался, – хмыкнула Слим.
Мы все улыбнулись, зная, что она шутит. Ей нравился мой отец – ей вообще очень нравились мои родители, хотя она и не была в восторге от моих братьев.
– Так что, долго ты еще будешь возиться с косилкой? – спросил Расти.
– Я могу сделать перерыв. Только надо все закончить до того, как отец вернется с работы.
– Тогда пошли с нами, – позвала Слим.
Я быстро кивнул и побежал через газон к крыльцу. Дома никого больше не было: отец на работе, мать отправилась в еженедельную поездку за покупками, а мои братья (один женатый, один – нет) уже с нами не жили.
– Сейчас вернусь, – крикнул я через плечо, взлетев на крыльцо.
Я схватил футболку, заскочил в дом и взбежал по лестнице в свою спальню.
Футболкой я отер пот с лица и груди. Потом подошел к зеркалу и вооружился расческой. По настоянию отца мои волосы были острижены очень коротко: «Мой сын не должен быть похож на девчонку». Мне не разрешили оставить даже что-то вроде бачков: «Мой сын не должен быть похож на бандита». Благодаря отцу у меня на голове вообще было немного волос. Но сейчас те, что остались, спутались и склеились от пота, так что я все-таки их расчесал (убедившись в том, что пробор прямой как лезвие), а потом уложил на лбу небольшой легкомысленный завиток.
После этого я подхватил с тумбочки кошелек, затолкал его в задний карман джинсов и стащил с вешалки в шкафу рубашку с короткими рукавами. Надевал ее я уже по пути вниз.
Расти и Слим ждали на крыльце.
Я застегнул все пуговицы на рубашке, распахнул сетчатую дверь и поинтересовался:
– Куда идем?
– Увидишь, – откликнулась Слим.
Я закрыл за собой дверь и спустился вслед за друзьями с крыльца.
Расти был в старой футболке и синих джинсах. Что-то подобное носили все, если только не собирались в церковь или школу. В нашем городе едва ли можно было встретить парня в шортах. Шорты носят только детишки, старперы и девчонки.
Слим была в шортах, сделанных из обрезанных синих джинсов, настолько застиранных, что они стали почти белыми. Растрепанный край плотной ткани превратился в бахрому, которая развевалась вокруг ее бедер. Слим тоже была в футболке, слишком большой для нее, растянутой и незаправленной, так что подол сзади свисал ниже ягодиц. Сквозь тонкую белую ткань просвечивал верх купальника – крохотная тряпочка наподобие бикини, завязывавшаяся сзади на спине и на шее. Слим носила его вместо бюстгальтера. Наверное, потому, что купальник был гораздо удобнее и однозначно практичнее.
Летом мы все чаще всего носили купальные костюмы вместо нижнего белья – никогда не знаешь, когда можешь очутиться у общественного бассейна или на речке… или попадешь под ливень.
Тем утром под джинсами на мне тоже были плавки. Они промокли от пота, пока я стриг газон, и теперь, пока мы с Расти и Слим шли по улице, липли к заду.
– Так что, какой план? – спросил я через какое-то время.
Слим взглянула на меня, приподняв бровь:
– Первый его этап уже выполнен.
– А? – переспросил я.
– Мы освободили тебя из цепей угнетения.
– Нельзя в такой день заниматься лужайкой, – объяснил Расти.
– А, ну спасибо, что освободили.
– Не бери в голову, – ответил Расти.
– Не за что, – сказала Слим и похлопала меня по спине.
Это был просто приятельский жест, но у меня от него возникло ощущение восторженной, головокружительной особости. Этим летом я часто чувствовал что-то подобное, когда находился рядом со Слим. Ей необязательно было меня касаться. Иногда я просто смотрел на нее и начинал чувствовать себя странно.
Но я, разумеется, никому об этом не говорил.
– Этап второй, – между тем возвестила Слим. – Мы идем на разведку на поле Янкса.
У меня по спине пробежали мурашки.
– Испугался? – поддразнил Расти.
– Ну конечно. У-у-у-у, прям дрожу!
Я действительно испугался, но не подал виду. Надеюсь.
– Нам необязательно туда идти, – сказала Слим.
– Я пойду, – заявил Расти. – А если вы, ребята, струсили, то я пойду один.
– Что такого на поле Янкса? – спросил я.
– Вот что, – ответил Расти.
До этого мы втроем шли вместе, Слим посередине. Теперь Расти обежал нас и пошел рядом со мной. Он вытянул лист бумаги из заднего кармана джинсов и, разворачивая, пояснил:
– Они по всему городу.
По тому, как Расти держал бумагу, мне стало ясно, что он не собирается отдавать ее мне. Это была какая-то афиша или рекламный листок, но Расти слишком сильно ею размахивал, чтобы можно было что-то прочитать. Так что мне пришлось остановиться. Мы все остановились. Слим придвинулась поближе, чтобы тоже посмотреть. Все четыре уголка были оборваны – видимо, Расти оторвал афишу от стены, или дерева, или вроде того.
Выглядела она так:
Не пропустите!
Единственный на свете ВАМПИР в неволе!
ВАЛЕРИЯ
Великолепная!
Притягательная!
Смертоносная!
Эта ошеломляющая красавица, рожденная среди диких гор Трансильвании, днем спит в гробу, а по ночам пьет кровь путников.
Узрите, как Валерия встает из мертвых!
Станьте свидетелем того, как она накидывается на добровольцев из зала!
Трепещите, пока она погружает клыки в их шеи!
Кричите от ужаса, видя, как она пьет их кровь!
Где: Поле Янкса, 2 мили к югу от Грендвилля по Третьему шоссе.
Когда: Только одно выступление – в пятницу, в полночь.
Стоимость: 10 долларов.
(Дети до 18 не допускаются.)
Читая объявление, я несколько раз мотал головой от изумления и восторга и бормотал: «Ну и ну».
Но на последней строчке мое настроение изменилось.
На меня нахлынула тревога, за которой последовала смесь облегчения и разочарования.
В основном облегчения.
– Ну вот, – проворчал я, стараясь выглядеть расстроенным. – Какой облом.