Страсть герцога

1

За все время от Тристана не было ни единого письма.

Туманное утреннее небо уже приобрело более светлый оттенок серого, когда Лизетт бросила письмо Дому на стол. Удивляться было нечему. Когда она покидала Париж, Тристан пообещал писать ей раз в неделю. Поначалу он писал исправно, однако затем письма от Тристана перестали приходить, и вот уже два месяца от него не было ни строчки.

Лизетт разрывалась между тревожными мыслями о том, что могло произойти с Тристаном, и желанием подвесить своего нерадивого брата за ноги, чтобы тот почувствовал, что такое быть в подвешенном состоянии.

– Уверена, что не хочешь съездить со мной по этому вопросу в Эдинбург? – спросил Дом. – Ты могла бы делать для меня записи.

Лизетт взглянула на своего сводного брата, лениво опершегося о дверной косяк. В свой тридцать один год он выглядел стройнее и крепче, чем в юности, и теперь у него на щеке виднелся бог знает где полученный шрам, о котором Дом наотрез отказывался говорить. Однако он по-прежнему оставался все тем же Домом.

Лизетт нахмурилась. Иногда он бывал таким же гадким, как Тристан.

С того самого дня, когда Дом привез ее из Франции полгода назад, она работала не покладая рук, стремясь сделать его арендованный особняк похожим на человеческое жилье. То, что особняк также служил конторой «Расследований Мэнтона», еще не означало, что он должен был быть холодным и безликим. И что принесли ее усилия? Лишь то, что ее поведение стал контролировать еще один мужчина.

Откинувшись на спинку кресла, она подняла бровь.

– Я не нужна тебе, чтобы делать записи. Ты все запоминаешь слово в слово.

– Но тебе лучше меня даются описания. Ты замечаешь в людях то, чего в них не замечаю я.

Лизетт закатила глаза.

– Я поеду лишь в том случае, если ты позволишь мне не только описывать вещи и заваривать тебе чай.

Дом взглянул на нее с подозрением.

– А поточнее?

– Допрашивать свидетелей. Следить за подозреваемыми. Носить пистолет.

Нужно отдать Дому должное: он не засмеялся. Тристан засмеялся бы. А затем попытался бы вновь найти ей подходящего мужа из числа своих хвастливых парижских друзей-солдат, считавших, что для ублюдка с половиной английской крови вроде нее наградой была бы любая кроха внимания с их стороны.

Вместо этого Дом, взглянув на нее оценивающе, вошел в комнату.

– Ты хотя бы знаешь, как пользоваться пистолетом?

– Да. Мне Видок показал.

Всего однажды, прежде чем Тристан положил этим урокам конец, однако Дому не обязательно было знать об этом.

Ее брат уже вовсю клял Эжена Видока, бывшего главу французской тайной полиции.

– Поверить не могу, что наш брат позволил тебе хоть на пушечный выстрел приблизиться к этому негодяю.

Лизетт пожала плечами:

– Нам нужны были деньги. А Видоку нужен был кто-то в Sûreté Nationale8, кому он мог бы доверить систематизацию своей картотеки с описанием преступников. Это была хорошая должность.

И, к ее удивлению, Лизетт эта должность понравилась. После смерти маман три года назад Лизетт переехала в Париж к Тристану. Ей хотелось выполнять какую-нибудь полезную работу, которая позволила бы ей отвлечься от своего горя. И Видок предложил ей такую работу. Именно от него она узнала, что такое расследовать преступления. Видок даже предлагал ей наняться в Sûreté агентессой – на него в таком качестве уже работало несколько женщин. Однако Тристан не мог этого позволить.

Лизетт фыркнула. Тристан считал, что для него работать агентом в Sûreté все эти годы было нормальным, в то время как его сестра должна была лежать завернутой в вату, пока он не найдет ей мужа. Что с каждым годом становилось все менее и менее вероятным. Ей, как-никак, уже было двадцать шесть!

– Что ответишь, Дом? – поторопила она сводного брата. – Если я поеду с тобой, ты позволишь мне заниматься не только записями?

– Не в этот раз. Но, возможно, однажды…

– Вот и Тристан всегда так говорил. – Она засопела. – В то время как в действительности планировал устроить мне брак за моей спиной. А когда из этого ничего не вышло, он отправил меня с тобой в Лондон.

– За что я ему глубоко признателен, – сказал Дом с едва заметной улыбкой.

– Не пытайся отвлечь меня комплиментами. За тех, кого ты подберешь мне в мужья, я тоже не выйду.

– Хорошо, – произнес он жизнерадостно. – Потому что у меня нет ни одной кандидатуры. Я слишком эгоистичен, чтобы кому-то тебя отдать. Ты нужна мне здесь.

Лизетт посмотрела на него неуверенно.

– Это ты просто так говоришь.

– Нет, девочка моя, не просто так. Твоя умная головка – бесценный кладезь информации о методах Видока. Я был бы безумцем, если бы выдал тебя замуж и потерял все это.

Выражение лица Лизетт стало мягче. Дом и правда относился к ее попыткам научиться его ремеслу гораздо терпимее, чем она ожидала. Возможно, причиной этого было то, с каким трудом ему удалось всего достичь после того, как Джордж оставил его без гроша. А возможно, он просто с теплотой помнил их общее детство.

Какова бы ни была причина, она даст ему время. Возможно, в конце концов он задумается о том, чтобы расширить ее обязанности. Сделать их более захватывающими. Быть может, в итоге она начнет путешествовать и удовлетворит свою страсть к приключениям, унаследованную от папá. То, что Дом уезжал на неделю, оставляя ее лишь в компании слуг, было знаком его возросшего доверия к ней, ведь так он делал впервые.

– Значит, ты считаешь меня умной? – спросила Лизетт.

– А еще – непоседливой и своевольной занозой в заднице. – Увидев, как она нахмурилась, Дом смягчился. – Но – да, очень умной тоже. У тебя много хороших качеств, девочка моя, и я правда ценю их. Я не Тристан, знаешь ли.

– Знаю. – Она начала перебирать лежавшие на столе письма. – Если говорить о нашем брате-проходимце, от него нет вестей уже не первый месяц. А я не люблю, когда он замолкает. Обычно он пишет раз в неделю.

Подойдя к столу, Дом начал собирать бумаги, которые ему были нужны в поездке.

– Вероятно, он расследует дело для Видока.

– Но Видока в прошлом году вынудили уйти с поста главы Sûreté.

После ухода Видока Тристану огромных усилий стоило сохранить должность агента. А вот Лизетт, не занимавшей никакой должности, пришлось уйти вслед за Видоком. Потому Тристан решил, что ей пора найти мужа, пусть даже он будет англичанином. А поскольку он не рискнул бы вернуться в Англию из-за по-прежнему действующего ордера на его арест за кражу, отвезти Лизетт в Лондон пришлось Дому.

– Значит, тогда он, вероятно, расследует дело для того, нового типа, – сказал Дом, укладывая документы в сумку.

– Сомневаюсь. – Поднявшись из-за стола, Лизетт побрела к окну. – Новый глава Sûreté не слишком-то любит Тристана.

– Это потому, что Тристан чертовки хорош в своем деле. Этот новый тип не сумел бы даже обвинить торговца фруктами в том, что тот помял яблоко, так что он терпеть не может всех, кто способен на это указать. – Дом покосился на Лизетт. – Хотя, по правде говоря, наш брат умеет вывести нанимателя из себя. Он сам устанавливает правила, приходит на работу, когда ему вздумается, и имеет склонность никому не рассказывать о своих замыслах.

– Ты только что описал себя, – сказала Лизетт холодно.

Дом усмехнулся.

– Ладно, признаю. Но я работаю сам на себя, потому могу действовать подобным образом. А у него есть начальство, требующее регулярных докладов.

– Справедливо, – ответила она, рассеянно глядя в окно.

Ее внимание привлек человек в сером сюртуке, пристально смотревший на особняк. Он выглядел знакомо. Как…

Лизетт почти прислонилась к стеклу, и человек растворился в тумане. По спине Лизетт побежали мурашки. Она старалась не обращать на них внимания. Нет-нет, это не Хакер. Ему нечего было делать в Лондоне. Он должен был находиться в Йоркшире вместе с остальными прихвостнями Джорджа. Если он вообще до сих пор работал на Джорджа.

Дом подошел к ней.

– А еще он имеет раздражающую склонность постоянно влипать в неприятности.

– Кто? – спросила Лизетт, вздрогнув и отворачиваясь от окна.

– Тристан. – Дом с любопытством посмотрел на нее. – Мы ведь его обсуждаем, разве нет?

– Да, разумеется. – Лизетт заставила себя выбросить Хакера из головы. – Именно из-за его склонности попадать в переделки я и волнуюсь. Даже Видок говорил, что Тристан намеренно ищет опасность.

– Правда. Но ему всегда удается выпутаться из любой передряги. Для этого ты ему не нужна. – Взгляд Дома смягчился. – А вот мне ты нужна много для чего. – Подняв свою затянутую в перчатку руку, он показал ей, что перчатка прорвалась на ладони. – Видишь? Порвал сегодня утром. Сможешь зашить?

Дом пытался отвлечь сестру от ее тревог. Это выглядело очень мило с его стороны, однако Лизетт ему было не обмануть. Молча взяв у него перчатку, она достала свою коробочку для шитья и принялась зашивать дыру.

Пока Лизетт шила, ее мысли вновь и вновь возвращались к человеку на улице. Следовало ли сказать о нем Дому? Нет, это было бы глупо. Он мог решить остаться в Лондоне, а такое они себе вряд ли могли бы позволить. Его дела шли в гору с каждым днем, однако он все еще не мог отказаться от выгодного предложения, что пришло ему из Шотландии.

К тому же Лизетт даже не была уверена, что есть повод для беспокойства. Она покинула территорию поместья много лет назад. Увиденный же человек вообще мог быть не Хакером. Не стоило тревожить Дома без причины.

Лизетт уже почти закончила зашивать перчатку, когда в комнату вошел единственный слуга Дома – дворецкий, камердинер и лакей в одном лице.

– Уже почти девять, сэр. У вас осталось всего полчаса на то, чтобы добраться до пристани.

– Благодарю, Скримшоу, – протянул Дом. – Я умею пользоваться часами.

Румянолицый парень напрягся.

– Прошу прощения, сэр, но, «как волны вечно к берегу несутся, спешат минуты наши к их концу».

Заметив, что Дом начинает хмуриться, Лизетт, едва сдерживая смех, спешно сказала:

– Я уверена, что он отплывет вовремя, Шоу. Он уже скоро.

Скримшоу не выглядел убежденным, однако, развернувшись, ушел.

– Клянусь, если этот тип еще раз процитирует Шекспира в разговоре со мной, я его выгоню, – проворчал Дом.

– Нет, не выгонишь. Тебе никогда не найти того, кто делал бы то, что делает он, за такое маленькое жалованье. – Завершив шитье, она вручила брату перчатку. – К тому же ты провоцировал его, назвав настоящую фамилию.

– О, во имя Господа, – ответил Дом, натягивая перчатку. – Я не стану называть своего слугу по его сценическому псевдониму, где бы он ни проводил большую часть вечеров.

– Знаешь, тебе нужно быть к нему добрее, – упрекнула его Лизетт. – Из-за твоего требования оставаться здесь по ночам, чтобы присматривать за мной, ему пришлось отказаться от небольшой роли, репетировать которую он должен был начать на этой неделе. И в любом случае он прав. Тебе пора. – Она с трудом сдержала улыбку. – Минуты и правда спешат к концу.

Пробормотав проклятье, Дом повернулся к двери, однако затем замер и оглянулся на нее.

– Насчет Тристана. Если к моменту моего возвращения из Шотландии от него по-прежнему не будет никаких вестей, я подумаю, что можно сделать.

– Спасибо, Дом, – произнесла Лизетт тихо, понимая, чего ему стоило дать такое обещание.

– Но не думай, что я помчусь во Францию на поиски этого шельмеца, – проворчал он. – Разве что кто-нибудь мне за это заплатит.

– Возможно, пока ты будешь в Эдинбурге, я распутаю дельце-другое, – сказала Лизетт весело. – Тогда я смогу тебе заплатить.

Ее брат нахмурился.

– Это и близко не смешно. Пообещай мне, что не станешь делать такие глупости.

Таинственно улыбнувшись, она взглянула на часы.

– Ты опоздаешь на корабль, если не выйдешь сию же минуту.

– Так помоги мне, Лизетт, если ты…

– Иди, иди! – крикнула она, толкая Дома к двери. – Ты прекрасно знаешь, что я тебя дразню. Не волнуйся за меня. Со мной все будет хорошо.

Наконец он ушел, бормоча что-то о нахальных слугах и беспокойных сестрах. Рассмеявшись, Лизетт вновь взялась за корреспонденцию, откладывая каждое из писем к документам по тому или иному делу и сооружая стопку из новых запросов, которые собиралась просмотреть последними.

Она провела день, отвечая на эти письма, делая примечания по поводу дел, которые, как ей казалось, могли заинтересовать Дома, и занимаясь делами по хозяйству. Когда Лизетт легла в постель, была уже почти полночь. До этого пытаться уснуть не имело смысла: большую часть вечеров по улицам шатались толпы театралов. Впрочем, ей нравились шум и суматоха. Они напоминали Лизетт о театрах, в которых маман играла в Тулоне.

Когда она легла, шум на улице стих. Обычно он не возобновлялся до полудня – во всяком случае, на их оконечности Боу-стрит.

Потому, когда вскоре после рассвета с первого этажа донесся тяжелый стук во входную дверь, у Лизетт едва не остановилось сердце. Кто бы это мог прийти в такую рань? О боже, неужели что-то помешало кораблю Дома отправиться в Эдинбург?

Спешно набросив пеньюар поверх ночной рубашки, она поспешила в коридор, услышав ворчание Скримшоу, уже направлявшегося к двери. Едва он успел открыть ее, как послышался сердитый мужской голос:

– Я требую встречи с мистером Мэнтоном.

– Прошу прощения, сэр, – ответил Скримшоу, с большим апломбом играя роль дворецкого. – Мистер Мэнтон не принимает клиентов в столь ранний час.

– Я не клиент, – парировал мужчина. – Я – герцог Лайонс. – В его голосе звучал ледяной гнев, на который были способны только аристократы. – И лучше бы ему со мной увидеться.

Это смелое заявление заставило Лизетт в панике ринуться к двери.

– В противном случае, – продолжил герцог, – я вернусь с представителями закона, которые обыщут каждый дюйм этого дома в поисках его и его…

– Его здесь нет, – сказала Лизетт.

Сбегая по лестнице, она даже не думала о том, как была одета. Последней вещью, в которой нуждались «Расследования Мэнтона», был назойливый герцог, шарящий по особняку вместе с толпой полицейских из-за того, что его разозлил какой-то глупый пустяк. Даже слух об этом мог разрушить их жизнь.

Однако, оказавшись внизу и увидев гостя, Лизетт замерла. Потому что стоявший перед Скримшоу в двери человек не выглядел как герцог.

О, одет он был по-герцогски – дорогой шелковый цилиндр, искусно сшитый кашемировый сюртук, идеально завязанный шейный платок. Однако все герцоги, которых Лизетт видела в газетах или на карикатурах, были седыми и согбенными.

Этот же герцог был совсем другим. Высокий и широкоплечий, он поразил Лизетт больше, чем любой другой из мужчин, которых она видела за всю свою жизнь. Он не был красавцем, нет. Черты его лица выглядели излишне резкими – тяжеловатая челюсть, слишком глубоко посаженные глаза. Золотисто-каштановые волосы тоже были откровенно прямыми, чтобы его прическа смотрелась модно. Однако герцог был привлекателен, о да. Лизетт он казался привлекательным настолько, что она сама на себя за это разозлилась.

– Дома здесь нет, – сказала она вновь.

– Тогда скажите мне, где он.

Он явно ждал, что Лизетт просто начнет плясать под его дудку, и это заставило ее ощетиниться. Ей уже приходилось иметь дело с людьми вроде него, и самым худшим было бы позволить ему себя запугать и рассказать слишком многое. В конце концов, она все еще не знала, что ему нужно.

– Он ведет расследование за пределами города, ваша милость. Это все, что я вправе вам сообщить.

Глаза безупречного нефритового цвета вперились в Лизетт, срывая с нее вуаль претенциозности. Одного свирепого взгляда хватило герцогу для того, чтобы раскрыть ее возраст, семейные связи, общественное положение. Он заставил Лизетт почувствовать, кем она была… и кем не являлась.

Герцог посмотрел в сторону, однако затем его всевидящие глаза вновь уставились на нее.

– А вы кто такая? Любовница Мэнтона?

Нарочитое презрение в его голосе заставило Скримшоу побагроветь, однако прежде, чем слуга успел что-то сказать, Лизетт коснулась его руки:

– Я справлюсь с этим, Шоу.

Слуга напрягся, однако он был знаком с Лизетт достаточно хорошо, чтобы распознать в ее тоне нотки, означавшие, что она вот-вот ринется в контратаку. С неохотой он отступил.

Лизетт холодно посмотрела герцогу в глаза.

– Откуда вы знаете, что я не жена Мэнтона?

– У Мэнтона нет жены.

Надменный болван. Или просто… англичанин, как назвала бы его маман. Возможно, он и не был похож на герцога, однако вел себя явно по-герцогски.

– Нет. Но у него есть сестра.

Это, похоже, озадачило герцога. Однако затем он вспомнил, зачем пришел сюда, и окинул Лизетт высокомерным взглядом.

– Вот только я о ней не слышал.

Это заставило Лизетт рассвирепеть по-настоящему. Она забыла о его угрозе, о том, сколь ранний на дворе был час, о том, во что была одета. Лизетт видела перед собой лишь еще одного Джорджа, раздувшегося от собственной важности.

– Ясно. – Шагнув вперед, она встала с ним лицом к лицу. – Что ж, раз уж вы сами столько всего знаете о мистере Мэнтоне, вполне очевидно, что мы не нужны вам для того, чтобы рассказать, когда он вернется или как вы можете с ним связаться. Посему доброго дня, ваша милость.

Лизетт начала закрывать дверь, однако герцог сделал шаг вперед, чтобы помешать ей это сделать. Зло посмотрев на него, она заметила в его глазах намек на уважение.

– Прошу прощения, мадам. Похоже, мы с вами не с того начали.

– Вы не с того начали. Я лишь ждала, когда вы уже заткнетесь, к чертям собачьим.

Герцог поднял бровь. Он явно не привык, чтобы люди ее социального положения говорили с ним в такой манере. Наконец он кивнул:

– Весьма красноречиво. И, вероятно, уместно. Но у моей грубости есть уважительная причина. Если вы впустите меня, я все вам объясню. Обещаю вести себя как джентльмен.

Лизетт с сомнением посмотрела на герцога. В тот самый момент Скримшоу приблизился к ней.

– По меньшей мере, мисс, отойдите от открытой двери, – прошептал он, – пока кто-нибудь не увидел вас одетой как…

Внезапно Лизетт осознала, что стоит на виду практически у всей улицы в одной лишь ночной рубашке и пеньюаре. Неудивительно, что герцог счел ее любовницей Дома.

– Да, разумеется, – пробормотала она, отступая назад и позволяя ему войти.

Герцог закрыл за собой дверь.

– Благодарю вас, мисс… мисс…

– Бонно, – сказала Лизетт.

– А, – произнес герцог натянуто, прежде чем она даже успела объяснить, почему у них с Домом разные фамилии. – Вы та сестра.

Прозвучавший в его словах намек заставил щеки Лизетт вспыхнуть.

– Та, что является ублюдком? – спросила она напряженно.

– Та, что является еще и сестрой Тристана Бонно.

Он вновь окинул ее тяжелым взглядом.

Лизетт охватила тревога.

– Вы знаете моего второго брата?

– Можно и так сказать. Именно из-за него я и здесь. – Его глаза сузились. – Я надеялся, что Мэнтон скажет мне, где этот негодяй прячется в Лондоне. Однако шансов на то, что вы расскажете мне об этом, полагаю, нет.

По спине Лизетт пробежали ледяные мурашки. Это было очень нехорошо. Если Тристану хватило глупости приплыть в Англию…

Нет, это невозможно.

– Должно быть, вы ошиблись, сэр. Тристан не был в Лондоне уже много лет. И если бы он так поступил, мы бы первые об этом узнали. Но Дом и я не получали от него никаких вестей.

Герцог внимательно посмотрел ей в лицо.

– Что лишь подтверждает мою правоту относительно того, личностью какого рода он является. Мне с трудом верилось, что человек с безупречной репутацией Мэнтона стал бы потворствовать выходкам Бонно, но коль уж ему не было о них известно…

– Каким выходкам, сэр? – перебила его Лизетт, чувствуя, что ее пульс ускоряется с каждым словом герцога. – Что сделал мой брат?

– Простите, мадам, но я предпочел бы обсудить это с менее заинтересованным лицом. Скажите мне, где Мэнтон, и я оставлю вас в покое.

– Как я уже сказала, я не вправе об этом говорить. Но если вы скажете мне, что, по вашему мнению, сделал Тристан, обещаю судить о его действиях так же беспристрастно, как и вы.

Скримшоу издал звук, напоминавший смешок, однако под испепеляющим взглядом герцога быстро зашелся кашлем.

– Похоже, мы зашли в тупик, – произнес герцог ледяным тоном.

Лизетт скрестила руки на груди.

– По всей видимости.

– Я не уйду без информации, которую ищу.

– Я не скажу вам ничего, не зная, в чем дело. Потому у вас есть два выбора, ваша милость. Вы можете честно и прямо рассказать мне о причинах своего недовольства, и я помогу вам найти ответ на этот вопрос. Или вы можете ночевать в нашей гостиной всю следующую неделю, дожидаясь возвращения Дома.

– Неделю! – воскликнул герцог.

– Как я уже сказала, он ведет расследование. Это иногда занимает время.

Лайонс едва слышно пробормотал проклятье.

– Вы осознаете, что я мог бы привести сюда полдюжины полицейских, которые перевернут это место вверх дном в поисках нужной мне информации?

Настала очередь Лизетт испепеляюще посмотреть на герцога.

– Могли бы. Однако вы обнаружите, что подобное поведение делает меня лишь еще более упрямой. К тому времени, когда вы вернетесь с полицейскими, я уже избавлюсь ото всей полезной для вас информации. И тогда вам придется бросить меня в тюрьму, чтобы вытащить из меня хоть что-то.

Герцог моргнул, однако затем, к удивлению Лизетт, резко рассмеялся.

– Вы грозный противник, мисс Бонно.

– Сочту это за комплимент, – произнесла она лукаво.

– Ну разумеется. Очень хорошо. Я скажу вам, что знаю я, если вы скажете мне, что знаете вы. – Он кивнул в сторону Скримшоу. – Но лишь в случае, если мы продолжим этот разговор вдали от посторонних ушей.

Теперь, выиграв схватку, Лизетт начала беспокоиться, как бы не проиграть сражение. Если герцог требовал подобной секретности, это означало, что Тристан и правда совершил что-то очень плохое.

– Разумеется, ваша милость, – ответила она дрожащим голосом и, обернувшись к Скримшоу, добавила: – Будь добр, попроси миссис Биддл принести нам чаю наверх, в кабинет. Полагаю, эта дискуссия затянется.

– Думаю, одним лишь чаем дело не ограничится, – пробормотал Скримшоу.

Взяв у герцога цилиндр и сюртук, он удалился.

Лизетт начала подниматься по лестнице.

– Если вы пройдете за мной, сэр, уверена, мы сможем разобраться в этой путанице.

Герцог последовал за ней.

– Чертовски на это надеюсь.

«Как и я», – подумала Лизетт. Девушка чувствовала, что, если ей не удастся найти решение, которое удовлетворит герцога, это обернется катастрофой для обоих ее братьев. А она была готова практически на все, чтобы предотвратить ее.