Страсть и тьма

Глава 2

Лондон, 1814 год

Когда сильные руки рывком втащили Анну в темную спальню, она сдавленно вскрикнула, но дверь за девушкой уже захлопнулась.

— Ты что-то ищешь, querida? — прошелестел тихий голос, и от этого голоса у нее мурашки по спине пробежали. — Или, может быть, не что-то, а кого-то?

— Граф Цезарь? — пролепетала Анна.

— Да, это я.

Анна отшатнулась и прижалась спиной к стене, проклиная свое невезение. Черт возьми, как же она умудрилась попасть в эту западню?

Ей не только не удалось узнать, куда запропастилась Моргана, но она к тому же оказалась наедине с мужчиной, который странным и непонятным образом волновал ее.

— Вы… вы напугали меня, сэр. Я не знала, что здесь кто-то есть.

— Не знала? — Тут сверкнуло огниво, а затем загорелась свеча, неверный свет которой осветил смуглого и невероятно красивого джентльмена. Подняв повыше подсвечник, граф подошел к девушке. — Значит, когда я вышел из бального зала и направился сюда, вы совершенно случайно последовали за мной?

Анна смутилась и густо покраснела. Несмотря на то что ей скоро исполнялось двадцать шесть лет, она не была избалована мужским вниманием. И уж тем более в такой более чем двусмысленной обстановке.

Это было… просто изумительно!

Помотав головой, Анна постаралась отделаться от столь опасных мыслей.

— Видите ли, сэр, я искала… горничную, чтобы та помогла починить мне оторвавшийся подол.

Граф весело рассмеялся.

— Оказывается, ты можешь не только шпионить, но и лгать. Дорогая, это не очень-то украшает такую привлекательную молодую женщину. Да-да, тебе не следовало шпионить. Потому что теперь ты оказалась в темной комнате наедине с незнакомцем, в то время как другие молодые леди ищут удовольствий, танцуя со своими поклонниками при ярком свете свечей.

Анна судорожно сглотнула.

— Сэр, как вы смеете…

Граф хмыкнул и, опустив голову, коснулся щекой ее щеки.

— Представь себе, смею….

О небеса! Анну сотрясла дрожь — все ее тело отреагировало на это прикосновение. Но что же с ней происходит? И почему внизу живота вдруг возникло такое ощущение… словно там что-то вспыхнуло? К тому же сердце так гулко стучало в груди, что казалось, вот-вот выскочит оттуда…

— Я не лгунья, сэр, — заявила она.

Он коснулся губами ее шеи.

— Тогда признайся, что ты шла за мной.

Анна всхлипнула и прошептала:

— Ладно, сэр, признаюсь… Я действительно шла за вами.

Тут он снова коснулся губами ее шеи — словно пробовал на вкус.

— Но зачем?

Анна пыталась придумать удовлетворительный ответ.

— Ну… видите ли, моя тетушка велела мне следить за кузиной. А когда я заметила, что вы выходите из бального зала, причем сразу же после того, как моя кузина заявила, что ей необходимо отлучиться в дамскую комнату, у меня возникло подозрение, что вы с Морганой условились о свидании.

Внезапно Анна почувствовала, что граф дергает за шнуровку ее платья. Стараясь придать своему голосу строгость, она сказала:

— Прекратите, сэр. И вообще, вам следует знать, что я веду себя именно так, как должны вести себя бедные родственницы.

— О, у мышки есть зубки? — насмешливо проговорил граф и тут же укусил ее за мочку уха.

Анна судорожно вцепилась в свои юбки — если бы она этого не сделала, ей пришлось бы вцепиться в мужчину, мучившего ее своими восхитительными ласками.

— Я не мышка, сэр.

— Да, пожалуй… — Граф немного отстранился и, глядя Анне прямо в глаза, потянул за лиф ее платья. — Уж скорее ты похожа на ведьму.

Анна не отреагировала на этот сомнительный комплимент — ей сейчас было не до того, ибо все ее тело содрогалось от возбуждения, с каждым мгновением усиливавшегося. Впервые в жизни Анну искушал опытный соблазнитель, и она была совершенно перед ним беззащитна.

— Совершенно очевидно, что Морганы здесь нет, — хриплым шепотом произнесла девушка. — Я должна вернуться в зал.

— Боишься, что твое отсутствие могут заметить? Или ради спасения репутации кузины ты готова пожертвовать собственной репутацией?

— На мое отсутствие никто не обратит внимания.

Что-то мрачное полыхнуло в темных глазах графа.

— Опасные слова, — прошептал он.

Анна тихонько ахнула, когда ее платье вдруг соскользнуло на пол. А граф уже поднял руку, чтобы снять с ее головы кружевной чепец.

— Милорд, прекратите…

Цезарь запустил пальцы в ее густые светло-каштановые пряди.

— Такие красивые волосы нельзя прятать под этим уродливым чепцом. Ведь это — цвет свежего меда. — Он легонько потянул за локоны и, когда Анна запрокинула голову, уткнулся носом в ее шею. — Ты пахнешь сладким инжиром. А какова ты на вкус?

— О Боже… — прошептала она, когда его руки легли на ее спину.

Через несколько секунд корсет последовал за платьем, а затем на пол упала тонкая рубашка, и теперь на ней не оставалось ничего, кроме чулок и туфель.

— Тебе не стоило идти за мной, Анна. Была другая, готовая пожертвовать собой, готовая откликнуться на мои потребности. Но ты вмешалась в эту игру, и теперь тебе придется заплатить по счету.

— Нет! — Она подняла руки, чтобы оттолкнуть его — по крайней мере намеревалась это сделать. И не было ее вины в том, что руки ее скользнули под сюртук графа и погладили тонкий батист его рубашки. — Отпустите меня, или…

Он припал губами к ее ключице, потом ткнулся носом в ложбинку меж грудей.

— Или что, моя прекрасная добыча?

Боже милостивый! Она не в состоянии была думать ни о чем, кроме возможного удовольствия. По правде говоря, она и не хотела думать ни о чем, кроме удовольствия — хотела утонуть в его прикосновениях и в пьянящих ласках.

— Клянусь, я закричу… — пробормотала Анна, чувствуя, как слабеют ее колени. Граф лишь хохотнул в ответ на столь нелепую угрозу. Да и как еще он мог отреагировать на эти глупые слова?

— Не думаю, что ты станешь кричать, querida, — сказал он с усмешкой. И тут же ловким движением приподнял девушку, так что ее ноги оказались у него на бедрах. — Разве что от удовольствия.

— Ох!.. — выдохнула Анна.

Продолжая удерживать девушку, граф, коснувшись пальцами ее подбородка, приподнял лицо Анны.

— Теперь ты моя, Анна Рэндал. Ты принадлежишь мне.

Крик ужаса рвался из ее горла, когда она увидела, как зубы графа удлиняются, превращаясь в клыки. Боже Всемогущий, он собирается…

Не говоря больше ни слова, Цезарь склонился над ней, и Анна почувствовала, как его клыки легко проникают в ее шею. Но боли не было. Не было ничего, кроме головокружительного желания, которое заставило ее крепко к нему прижаться.

— О, пожалуйста… — простонала она, запустив пальцы в его темные волосы и моля положить конец ее мучениям. — Прошу…

— Si[2], — прошептал граф.

Прижав Анну к стене, он уверенно вошел в ее переполненное желанием лоно. И, двигая бедрами, впился пальцами в ее ягодицы.

«Наверное, синяки останутся», — подумала Анна. Но об этом она будет беспокоиться завтра, а сегодня ночью ничто не имело значения, кроме этого восхитительного мужчины по имени граф Цезарь.

Цезарю не нужно было быть вампиром, чтобы почувствовать напряжение, гудевшее вокруг изящного тела Анны, а также заподозрить, что она заманила его в свой номер с исключительно интимной целью.

Он и не возражал против этой самой «интимной цели».

Прошло сто девяносто пять лет с тех пор, как его тело реагировало на женщину. Это случилось в тот момент, когда он лишил Анну невинности. Но тогда, на его беду, появились оракулы, сразу же изгнавшие его из Лондона.

Теперь он едва не стонал от наслаждения и ему ужасно хотелось ощутить вкус восхитительной теплой крови, что текла по венам Анны, хотелось утонуть в этой крови…

Словно почувствовав желание, бушующее в его теле, Анна открыла дверь и быстро переступила порог. Затем обернулась и, сделав почти героическое усилие, постаралась казаться невозмутимой.

Но никакие усилия не помогли. Анну с головой выдавала бешено бьющаяся жилка на шее. Она крепко вцепилась в свою серебристую сумочку — словно в ней находились королевские драгоценности.

Или, может быть, осиновый кол.

— Ты войдешь? — спросила она и тут же прикусила губу. — Или тебе нужно особое приглашение?

Граф прислонился плечом к дверному косяку и скрестил на груди руки.

— Только не в гостиничный номер, моя дорогая. Мне присуща врожденная осторожность.

— Разве ты не бессмертный?

— Бессмертный в том смысле, что я не могу умереть от болезни или от старости, но вампира можно убить.

— Как?

Он тихо рассмеялся.

— Ты же не рассчитываешь, что я отвечу тебе на этот вопрос?

— Почему бы и нет?

— Ты забыла о моей врожденной осторожности.

— Что ж, прекрасно! — кивнула Анна. И, развернувшись, прошла в центр комнаты. Нисколько не смущаясь, она низко наклонилась, открыв взгляду графа свою потрясающе сексуальную попку. Сняв туфли, добавила: — Если собираешься стоять в коридоре всю ночь напролет, то лучше сразу выметайся. А мне ужасно хотелось сбросить эти адские орудия пытки. Уф!.. Весь вечер промучилась на этих чертовых каблуках, даже пальцев ног не чувствую.

— Проклятие… — пробормотал Цезарь. Эта очаровательная попка казалась самой привлекательной из всех наживок, которые когда-либо ему бросали. К тому же ему почти два века было отказано в роскоши желания, и он теперь готов был броситься в любую западню, пойти на любой риск — только бы отведать вкус этой женщины.

«Этому соблазну я противостоять не в силах», — сказал себе граф и, шагнув в комнату, закрыл за собой дверь.

Услышав щелканье автоматического замка, Анна тут же развернулась и метнулась к Цезарю с парой серебряных наручников — он едва успел заметить блеск металла. Если бы граф захотел, то мог бы уклониться. Но он все же позволил Анне защелкнуть наручники на его запястьях (более того, если бы он захотел, то мог бы одним взмахом руки отшвырнуть и Анну, и ее наручники в другой конец комнаты).

Однако он позволил девушке поверить, что ей удалось ограничить его свободу этим нехитрым приспособлением. Конечно, наручники довольно сильно обжигали запястья, но они не были предназначены для того, чтобы сдержать вампира, и в сплав, из которого их сделали, входили, помимо серебра, и другие металлы, что ослабляло их воздействие. Кроме того, Цезарь переносил серебро гораздо лучше, чем другие вампиры. Так что если бы в этом была необходимость, он вполне мог бы освободиться, а пока… Пока он решил подыграть Анне — пусть почувствует себя комфортнее…

А она, подбоченившись, взглянула на него с самодовольной улыбкой.

— Ха!

— Ха?.. — насмешливо переспросил граф. — Сейчас ты похожа на злодейку в низкопробной мелодраме. Ну так что? Бросишь меня на рельсы ближайшей железной дороги, чтобы я вопил и взывал о помощи?

— Я намереваюсь получить ответы, которые и так уже слишком запоздали.

— Не было необходимости меня сковывать. Полагаю, это может быть забавно в определенных обстоятельствах, но ведь мы можем просто сесть и разумно поговорить — как нормальные люди.

— Однако мы не совсем нормальные люди, не так ли, Цезарь?

— Говори за себя, querida.

Наручники немного сдвинулись на его запястьях, и граф поморщился от боли.

Анна явно пыталась действовать в стиле Рэмбо, но от Цезаря не укрылось, что в глазах ее промелькнула тревога — даже два века не смогли ожесточить это нежное сердце…

— Тебе больно? — спросила она.

Цезарь поднял руки, демонстрируя покрасневшую кожу.

— Они жгут мою плоть. А ты как думала?

Анна закусила губу.

— Скажи мне, что ты со мной сделал, и я тебя освобожу.

— Я ничего с тобой не сделал.

— Я знаю, что я не вампирша. Но очевидно, твой укус превратил меня во что-то… — Она умолкла и поднесла руку к горлу. Именно к тому месту, откуда много лет назад Цезарь взял ее кровь.

— Во что именно? — спросил он с улыбкой.

— Во что-то потустороннее. — Она бросила на него свирепый взгляд. — А теперь скажи, что со мной не так?

— Рискую отметить очевидное, но с тобой все в порядке, querida. На самом деле ты само совершенство. — Он снова поднял скованные наручниками руки. — За исключением вот этого твоего… украшения. Давай в следующий раз попробуем хлысты, а?

— Не лги мне, Цезарь. Что-то произошло той ночью. Потому что тогда… все изменилось.

Цезарь улыбнулся, уловив нотки обреченности в ее голосе. Хотя, наверное, любой смертный, узнав, что стал вдруг бессмертным, подумал бы, что это проклятие судьбы, а не подарок фортуны.

— Что же изменилось?

Золотистые искорки в ее глазах ярко вспыхнули, и Анна возмущенно ткнула пальцем в его сторону.

— Черт тебя побери! Это совсем не смешно!

— Анна, я тебя не дразню, — успокоил ее граф. — Расскажи мне, что произошло, после того как я оставил тебя той ночью.

Она обхватила себя за плечи, словно ей вдруг стало холодно.

— После того как мы…

— Занимались любовью? — подсказал он, когда она замялась.

— После того как у нас был секс, — поправила она его. — Так вот, я заснула и проспала почти до рассвета. У меня не было выбора, и мне пришлось тайком вылезти в окно и так же тайком вернуться в дом моей тетки. Когда я туда добралась…

Она вновь умолкла, но теперь ею овладело не смущение, а застарелая боль.

— И что же, Анна? — мягко произнес Цезарь, даже не пытаясь воздействовать на ее сознание. Как будущий оракул девушка наверняка была в этом смысле неуязвима. — Что же произошло?

— Дом сгорел дотла, — наконец выдавила она из себя эти слова. — И в огненной ловушке оказались все мои родственники. Я осталась совершенно одна, и мне некуда было идти, не к кому обратиться.

— Господи! Как же такое могло произойти?

— Понятия не имею.

Он нахмурился, поняв, что оракулы намеренно скрыли от него произошедшее с Анной несчастье. А если бы не скрыли, то он смог бы помочь ей.

— И что же ты сделала?

Она тряхнула головой, и медовые волосы рассыпались по ее обнаженным плечам, наполнив воздух упоительным ароматом. Цезарь напрягся, еле сдерживаясь, чтобы немедленно не вонзить свои клыки в ее шею. Но Цезарь помнил, что произошло, когда он отведал ее крови, и потому сдержался.

Возможно, он не был самым умным из вампиров, но время от времени все же мог извлекать уроки из своих ошибок.

— Я проявила малодушие. — В голосе Анны звучала горечь. — Я спряталась в зарослях кустарника, и все решили, что я погибла вместе с моей теткой и кузиной.

— Но почему?

— Потому что я боялась.

— Боялась — чего? — спросил он, испытывая искреннее любопытство. Оракулам не была свойственна откровенность, но раз уж они сказали, что эта женщина должна пополнить их ряды, то неплохо было бы выяснить, что она собой представляла.

Анна не была смертной — двести с лишним лет ее жизни доказали это. Но крови демонов в ее жилах не было; во всяком случае, граф не смог этого определить. А если учесть тот факт, что девушка, похоже, не имела представления о своем могуществе, то возникало множество вопросов.

И на эти вопросы он намеревался найти ответы как можно быстрее — пока Анной не занялась Комиссия.

— Ну… я не знаю. — Меж ее бровей залегла прелестная морщинка. — Словно какой-то голос в глубине моего сознания нашептывал мне, что я должна бежать. Сейчас это кажется смешным, но тогда я была убеждена: если я выйду из своего укрытия, то меня убьют.

Предостережение? Природная способность чувствовать опасность? Просто слепое везение? Dios[3]! Оставалось лишь гадать.

Он встретился с ней взглядом.

— В этом нет ничего смешного, Анна.

— Да, конечно. Но тогда я не осознавала, что ты превратил меня в необычное существо, которое, как выяснилось, не может умереть.

Он улыбнулся — девушка произнесла эти слова с кислым выражением лица.

— Не я сделал тебя бессмертной, querida. Для этого мне пришлось бы превратить тебя в вампира. Поскольку каждая клеточка твоего дивного тела отражается в зеркале а загар у тебя просто восхитительный, то совершенно очевидно: вампиром ты не стала.

Такое объяснение не удовлетворило Анну. Она хотела найти виновного, и этим виновным, по ее мнению, должен был стать граф Цезарь.

— Ты тогда… заколдовал меня.

— Вампиры не обладают возможностями магов, — возразил Цезарь. Ему надоела роль без вины виноватого, и он решительно шагнул к девушке. — Поверь, твое бессмертие не имеет ничего общего с моим укусом или каким-либо колдовством. — От желания его голос стал хрипловатым. — Ты родилась… особенной.

— Особенной? — Анна отступила на шаг, словно инстинктивно почувствовала его желание. — Особенный — это тот, кто может испечь прекрасное суфле. Особенный — это тот, кто может спеть американский государственный гимн и не сфальшивить. Особенный — это тот, кто может так пройти через рамку металлоискателя в аэропорту, чтобы она не зазвенела. Но я… гораздо больше, чем особенная.

Тут Анна вдруг повернулась к двери номера и замерла.

— Проклятие!..

Цезарь насторожился:

— В чем дело?

— Ты чувствуешь этот запах?

Цезарь закрыл глаза и втянул ноздрями воздух. Запах был слабый, но достаточно отчетливый.

— Дым!.. — выдохнул он, содрогнувшись (вампиры и огонь — вещи несовместимые). — Быстрее!.. Мы должны выбираться отсюда!

Цезарь вытянул перед собой руки, все еще скованные наручниками. Граф мог бы и сам освободиться, но предпочел сохранить это в тайне.

— Анна, освободи меня. Иначе мы оба погибнем.

Выдав короткую, но весьма выразительную тираду, состоящую в основном из проклятий, девушка достала ключ. И наручники, звякнув, упали на пол.

— Готово.

Цезарь потер покрасневшие от ожога серебром запястья и тут же мобилизовал свои особые способности. Почувствовав некоторое напряжение в воздухе, граф понял, что огонь уже совсем рядом; к тому же он имел магическое происхождение. Было ясно: этот пожар — покушение на Анну.

— Пламя прямо у нашей двери, — предупредил Цезарь, заключив ее в объятия. Оракулы поручили ему защищать эту женщину, но и без их приказа он прошел бы все круги ада ради ее безопасности.

— Прекрати! — Она ударила крошечным кулачком по его груди — словно это могло на него подействовать. — Что ты делаешь?!

Не отвечая, он подхватил девушку на руки, в два прыжка пересек комнату и распахнул окно.

— Я хочу, чтобы мы выбрались отсюда. Или ты предпочитаешь остаться и погибнуть?

— Противопожарные спринклеры все погасят.

— Только не этот огонь. Он имеет магическое происхождение, поэтому я не смог засечь начало пожара.

— Магический огонь? Ради Бо… — Не договорив, она оглушительно завопила, когда Цезарь вместе с ней шагнул из окна и они полетели вниз, прямо на асфальт Мичиган-авеню.

С ловкостью, свойственной лишь опытному вампиру, граф в последний миг замедлил падение и без труда приземлился на ноги, бережно держа Анну в своих объятиях. Наградой ему был очередной удар в грудь.

— Будь ты проклят, — прошипела Анна. — Ты меня жутко напугал.

Цезарь усмехнулся.

— А ты бы предпочла остаться в номере?

Она одернула подол платья, которое задралось на несколько дюймов, так что под ним обнаружились розовые трусики. И Цезаря тотчас охватило возбуждение.

Скоро, скоро, скоро…

— Я бы предпочла, чтобы ты предупредил меня, прежде чем прыгать с двенадцатого этажа, — пробормотала она.

Он засмеялся, и по телу его пробежала дрожь удовольствия. О Боже, как давно он не испытывал таких ощущений! С тех пор как оракулы приговорили его к почти монашескому образу жизни.

— В следующий раз так и сделаю, обещаю, — хрипловатым голосом произнес он, проводя губами по ее теплой щеке.

Она отстранилась, стараясь избежать его прикосновения. Однако ее молчаливый протест не мог скрыть страсти, которую выдавал аромат ее кожи. Ага, гормоны! Замечательная вещь!

— Следующего раза не будет. — Она решительно помахала пальцем перед его носом. — Я не нуждаюсь в том, чтобы меня спасали.

Граф коснулся языком трепещущей голубой жилки на ее шее.

— А ты изменилась, моя маленькая ведьма.

— У меня не было выбора.

Он крепко обнял ее. Черт побери этих оракулов! Они отозвали его именно в тот момент, когда Анна больше всего нуждалась в нем.

— Думаю, ты права. — Тут в отдалении раздался вой сирен, и Цезарь, подняв голову, осмотрелся. — Мы должны уйти отсюда, прежде чем обнаружится, что тебя нет в твоей комнате.

— Нет, подожди…

Даже не попытавшись переубедить Анну, Цезарь понесся по пустынной улице. Впрочем, она недолго будет оставаться пустынной. Люди имеют необъяснимую тягу к различного рода происшествиям. А пожар в шикарном отеле вполне можно было считать чрезвычайным происшествием.

— Прости, querida, но у меня нет времени на споры.

Она попыталась вырваться.

— Отпусти меня!

— Только тогда, когда мы выберемся отсюда. Кто-то жаждет твоей смерти, а я не собираюсь доставлять негодяям удовольствие.

— Но почему?

— Что «почему»?

— Почему ты так заботишься обо мне? — Она смотрела на него настороженно, но в самой глубине ее ореховых глаз теплилась надежда.

Чувство собственника обуяло Цезаря Конде, и он заявил:

— Сто девяносто пять лет назад я сказал тебе, что ты принадлежишь мне, Анна Рэндал. Поэтому никому не дозволено причинять тебе вред.