Страсть сжигает все преграды

ГЛАВА ПЯТАЯ

Эшли была совершенно уничтожена. Вито бросил ей убийственное обвинение. Она и правда испытывала такое чувство, будто заслужила его отвращение. Не имеет значения, как он узнал. Важно, что ему все было известно. Бессмысленно объяснять, что она переехала к Стиву, потому что ей больше некуда было деться. Она отказалась от своей комнаты незадолго до того, как порвала с Вито, чтобы сократить расходы.

Стив позволил ей спать на софе. Хороший друг, он поддержал ее в тот момент, когда она отчаянно нуждалась в поддержке. Но слишком молодой и незрелый, чтобы понять всю сложность чувств женщины, когда выяснилось, что она беременна.

Тогда первая реакция Эшли на непредвиденное осложнение выразилась в цепенящем ужасе. А когда она узнала, что Вито обручился с Кариной, то почувствовала себя раздавленной. Она каменела при мысли, что сделает отец, если узнает о ее беременности. На первый прием в клинику записал ее Стив. Он говорил ей, что Вито бросил ее, что теперь решать только ей. И к тому же она никогда не хотела иметь детей. Прервать беременность — это единственное разумное решение, говорил Стив. Ведь у нее нет денег, чтобы сохранить ребенка. На что она будет жить? Какую жизнь сможет дать малышу?

Эшли пошла на консультацию, но до нее еще не доходило, что она носит ребенка. Она чувствовала себя больной, слабой, сломленной и отчаянно одинокой, несмотря на все старания Стива убедить ее в обратном. И когда подошел день, назначенный для операции, она вдруг начала размышлять, будет ли это мальчик или девочка, с рыжими волосами или черными, с зелеными или темными глазами. До Эшли медленно и мучительно начало доходить: беременность и разумность — два партнера, которым нелегко ужиться вместе.

Когда она наконец поняла, что не может пройти через эту операцию, то была близка к срыву. Служащие клиники настояли, чтобы она кому-нибудь позвонила, кто бы мог забрать ее. Она дала им телефон Сьюзен, потому что у Стива в тот день были экзамены. Вот так случилось, что ей пришлось все рассказать Сьюзен. Если бы она лучше владела собой, то Сьюзен никогда бы ни о чем не узнала.

Она сказала сестре, что, как бы ей ни было тяжело, она намерена родить ребенка. Новость чуть не привела отца к насильственным действиям по отношению к ней. Когда случился выкидыш, Эшли восприняла его чуть ли не как наказание небес, приговор, который она заслужила, потому что вначале не хотела ребенка. Разум убеждал ее, что глупо так рассуждать, но чувство вины от этого не проходило.

— Вито… — пролепетала она.

— Тема закрыта.

— Тогда зачем ты начинал ее? — Эшли с трудом контролировала себя.

— Я не люблю секреты. Мне надо было сказать тебе об этом в первый же день.

— Я не делала аборта, — с болью прошептала она. — Это был выкидыш.

— Прежде ты обладала самым великим даром. Способностью говорить правду, как бы ни была она нежеланна! Не оскорбляй моих чувств.

— Я в жизни не спала со Стивом! — воскликнула Эшли, хотя что-то в глубине сознания приказывало ей молчать.

— Фигурально говоря, ты с таким же успехом могла бы сказать и правду, — с горькой резкостью бросил Вито. — Ты очень давно не спала в моей постели.

Его убежденность была подобна скале — незыблемая. Но Эшли все еще не желала сдаваться.

— Сегодня я провела весь день с Тимом, — повторила она. — И царапина появилась, когда я утром полезла в чемодан и задела замок. Больше того, у меня вообще нет любовника.

— Любовник — это тот, кто любит, а ты занимаешься со своими партнерами сексом.

Он повез ее в оперу. Эшли не могла поверить, что Вито может быть таким жестоким. Как ни любила она оперу, сегодня ничего не слышала, лишь оглушающую какофонию звуков. Вито не верил ей раньше, не поверит и теперь. И у нее нет доказательств, которые можно привести в свою защиту. Слезы ручьями катились по мокрым щекам.

Еще до антракта он отвез ее назад в квартиру. Молчание, словно огромная стеклянная стена, разделяло их. Эшли и не пыталась нарушить его — не было сил. Без единого слова она скрылась в своей спальне. С отвращением сбросила изысканный туалет, который Вито выбрал перед тем, как растоптать ее. Еще никогда она не испытывала такой обиды и такой физической подавленности, как сейчас. Словно раненое животное, которое ищет убежища, она забралась голая в постель и услышала, как хлопнула входная дверь, возвестив о его уходе. И плотина прорвалась. Он снова вызвал прошлое, разбередил раны, которые еще не зарубцевались.

— Эшли, пожалуйста… — Рыдания перешли в стон, когда рука коснулась ее спутанных волос, закрывавших лицо. Она зарылась в подушку, чтобы заглушить рыдания.

— У-у-у-уйди! — всхлипнула она.

— Я вел себя как бессердечный садист. — Матрас прогнулся под тяжестью его тела. — Как настоящий подонок. Должен это признать. Я хотел обидеть тебя…

— И ты обидел, — выдохнула она. — А теперь уходи.

— Четыре года назад за все время, что мы были вместе, я ни разу не видел, чтобы ты плакала. А теперь дважды за одну неделю… — Его прерывавшийся голос дрогнул. — Ты всегда казалась мне такой стойкой…

— Я обычно плакала в в-в-ванной, пустив душ.

— Если бы я знал… — Вито горько усмехнулся.

— Ты бы упивался моими слезами, — буркнула она и села, обмотавшись простыней и спрятав опухшее лицо под вуалью спутанных волос. — Я думала, ты ушел…

— Я не мог оставить тебя в таком состоянии. Я ввернулся. — Он всунул ей в руку бокал коньяка, и она выпила его залпом. — Через десять дней будет свадьба, а потом я возьму отпуск на шесть недель, и мы проведем его в Шри-Ланке. — Он запустил длинные пальцы в ее волосы и убрал их с лица, не позволяя ей отвернуться.

Эшли вздрогнула, увидев в его горящих темных глазах почти дьявольскую непреклонность. Неудивительно, что он назвал ее проституткой в тот первый день в его офисе. Только женщина, заслужи-рвавшая этого определения, вела бы себя так, как она, четыре года назад и снова сегодня. Он гово-дал с ней об аборте так, будто она существо, лишенное всего человеческого, и сделать аборт для нее абсолютно ничего не стоит. Отвращение горячим потоком залило ее.

Он женился на другой женщине и все равно сохранил за собой право обвинять ее. Он вынес ей приговор за то, что она чуть не сделала шаг, какой для многих девушек в ее положении был единственным выходом. Чувство вины, которое долго мучило ее, в этот момент сгорело дотла. Навязчивое стремление отстоять свою независимость исчезло полностью. Он даже не спросил, его ли был ребенок. Он заранее решил, что, скорей всего, она и сама этого не знает. И вот теперь она за все получила сполна. Правду такой, какой ее видел Вито, и мотивы, которые стали причиной его грубого давления.

Если он и не любил ее, то его определенно тянуло к ней. Он видел, насколько она не подходит ему, ивсе равно оставался с ней и предложил выйти замуж. Четыре года назад ее отказ выйти за него замуж полностью раздавил его. И уверенность, что она моментально ушла к другому мужчине, добавила горечи. Ярость, с какой он осуждал ее, получила объяснение. Совершенно очевидно, что Карина не сумела успокоить бурю, бушевавшую в нем. Ясно, что только месть по самому горькому сценарию могла смыть оскорбление, нанесенное его достоинству.

— Еще не поздно начать все сначала, — вырвалось у него.

— Кровь и пинки каждые пять минут? Почему бы тебе не устроить несчастный случай, чтобы избавиться от меня? — спросила Эшли. — Это было бы и благороднее, и быстрее.

Он накручивал на длинные смуглые пальцы огненные пряди ее волос. Взгляд его сверкавших глаз был для нее словно нож.

— Ненависть и любовь — это две стороны одной медали.

— Тогда тебе следует быть осторожным. Необузданная ненависть опасно близка к маниакальной навязчивости, — пробормотала она.

— И тебе надо бы знать почему. — Вито продолжал накручивать пряди ее волос, крепче оплетая ими пальцы, выдавая этим невероятное напряжение, охватившее его.

От этих движений она невольно вздрогнула, с тревогой осознав интимность обстановки. Да еще вдобавок ее нагота и его раскаленный добела сексуальный темперамент. Разряды в атмосфере, будто невидимые вспышки молнии, так и щелкали вокруг нее.

— Потому что я отказала тебе? Потому что у меня невероятно скверный вкус и я нашла другого мужчину? — нарочно, дразня его, бросила она, на деясь таким путем погасить темное пламя желания, бушевавшее в нем.

Вито и бровью не повел. Правда, потом мрачное выражение стянуло его лицо.

— Потому что я любил тебя, — признался он, чем привел ее в полное смятение. Неловкость ситуации нарастала. — Ты выглядишь удивленной. Но почему? Неужели ты всерьез веришь, что обида из-за твоего отказа и через четыре года могла бы толкнуть меня на такое насилие? — Он провел пальцами по изгибу ее шеи. И это ласкающее движение показалось удивительно холодным. — Любовь? Я не верил, что это когда-нибудь случится со мной. Я уже потерял надежду, что найду ее. Мне было двадцать восемь, и во многих смыслах я чувствовал себя старше своих лет. И вдруг однажды вечером я увидел тебя и понял, что хочу иметь тебя рядом больше, чем что-нибудь до этого в жизни…

Эшли дрожала, с невольным любопытством, воспринимая правду, в которую когда-то верила.

— Безрассудная страсть! — гневно воскликнула Эшли. — И она горела в нас обоих.

— Нет, это не… — Сильная рука легла на ее напряженную спину. Вито наклонил темную голову. Его дыхание обвевало ей щеку. И потом зубы игриво куснули сочную, мягкую нижнюю губу Эшли7 Дразнящий кончик языка нежно и расчетливо атаковал рот, пока он невольно не открылся, будто приглашая к более глубокому вторжению.

Давящий жар, исходивший от него, вызывал неодолимое желание. Каждая клеточка в мягких изгибах ее тела, к которой прижимались его крепкие мышцы, отвечала на давление легкой дрожью сексуального возбуждения. Эшли начало трясти. Она сопротивлялась, отталкивая его, и боролась с предательской слабостью, охватившей руки и ноги. Она могла остановить это. Она должна остановить это, скребся в ворота рассудка тихий голос. Вито не мог силой добиться от нее взаимности. Но странное состояние, будто она страшно потяжелела, все еще удерживало Эшли в его объятиях. Словно она ждала, когда разразится ураган, чтобы тогда начать действовать, защищаясь.

— Нет… Нет! — Голос охрип от усилия, она пыталась разорвать его хватку.

И прежде чем она успела дернуться, чтобы ускользнуть от него, он схватил обе ее руки своими и чуть отодвинул от себя. Его горящий взгляд прожигал насквозь. Она опустила голову, посмотрела вниз и увидела, что под тонкой простыней, которая еще закрывала грудь, соски выдают желание, бушевавшее в ней. Прозрачная кожа вспыхнула от предательского жара собственного тела.

— Если ты не можешь жить без мужчины, почему бы этим мужчиной не быть мне? — грубо бросил он.

— Если тебе нравится насиловать, действуй, — сквозь стиснутые зубы процедила она.

— Как ты любишь все драматизировать. — Усмешка смягчила жесткую линию его рта. — Признайся, после четырехлетнего перерыва ты снова хочешь меня, я видел, как ты пожирала меня глазами…

— Это абсолютная ложь! — дернулась взбешенная Эшли.

— Утешь себя мыслью, — Вито самодовольно улыбнулся, — что если бы ты так не смотрела на меня, то сейчас не была бы здесь. Ты сама, сага, выкопала себе могилу.

Воспользовавшись тем, что он ослабил хватку, Эшли сверхчеловеческим усилием вырвалась из его рук и спрыгнула с постели. Схватив одежду, в которой пришла сюда днем, она бросилась из комнаты. Но Вито, догнав Эшли, схватил ее за руку.

— Ты совсем потерял голову! — выдохнула она.

— Ты тоже. — Он прерывисто дышал. — И именно такой ты мне нравишься.

Едва способная поверить в то, что подобное могло случиться с ней, Эшли попыталась выставить коленку, но твердое бедро придавило ее к стене, и в тот же момент рот Вито обрушился на ее губы.

Она почувствовала себя так, будто открытое пламя поднесли к пересохшей соломе и мгновенно вспыхнул всепожирающий пожар. Когда его голодный язык обвел ее влажный раскрывшийся рот, у Эшли вырвался хриплый стон наслаждения. Напряженное тело словно расплавилось, меньше чем за минуту исчезли все разумные мысли. Она обхва-"тила руками его плечи и с полным самозабвением ответила на поцелуй.

Время потеряло значение. Существовал только мир яростной, почти невыносимой страсти, и это чувство смело все остальное. Он поднял ее и зарылся лицом в грудь. Потом нашел соски и начал дразнить их ртом. И все те чувства, которые она так долго сдерживала и подавляла, вдруг вырвались из-под контроля. Ее пальцы проникли в пружинящую глубину черных волос. Ей хотелось кричать от переполнявших ее эмоций.

Ударом ноги Вито открыл дверь, потом снова нашел ее рот, подпитывая ее желание ошеломляющей силой собственного. Он не отрывался от ее губ все время, пока нес ее. А потом опустил на кровать.

Вито боролся с рубашкой, и ее вмешательство только тормозило дело. Эшли тянула руки, чтобы снова почувствовать его широкую грудь, скользила кончиками пальцев по завиткам черных волос вниз, до бархатной кожи узкой талии. От него веяло жаром. Пламя бушевало и в ней. И она потонула, безвозвратно потонула в запахе, чувстве и прикосновении к нему.

Вито рывком отодвинулся от нее и сорвал остатки одежды. Он что-то бормотал по-итальянски и потом простонал:

— Черт, что ты делаешь со мной? Ничего подобного не предполагалось…

Холодный воздух, остудил влажную кожу Эшли, и на долю секунды разум вроде бы проснулся в ней. Но прежде чем сформировалась смутная мысль, Вито со своей местью вернулся к ней. У нее перехватило дыхание, когда длинные пальцы нашли влажный центр ее желания. Она закричала и выгнулась дугой, когда жаркий рот Вито атаковал ее грудь.

— Скажи мне, что ты чувствуешь, — сквозь стиснутые зубы требовал он, нависая над ней, грубо обхватив руками бедра и придавив ее своей тяжестью.

— Вито, пожалуйста… ох, Боже, пожалуйста, скорее. — Лихорадка ожидания достигла предела, все ее существо сосредоточилось на острой как бритва, невыносимой потребности. Она чувствовала его, горячего, твердого, готового, и не могла больше ждать.

Он овладел ею безжалостно, как завоеватель. От силы удара его первого толчка из пересохшего рта Эшли вырвался крик боли, но через секунду боль перешла в невыносимое наслаждение. Она извивалась под ним, когда он двигался в ней пульсирующими толчками. Его кожа стала влажной от пота. Она самозабвенно подхватила жаркий ритм, предложенный им, увлекаемая безмерным возбуждением. И вдруг каждая мышца сжалась, и она застонала в экстазе. С хриплым стоном удовлетворения Вито расслабился, усталый и насыщенный. Инстинктивно она обхватила его руками и почти моментально уснула.

Когда Эшли проснулась, у нее возникло ощущение, будто она живой попала в ад. Всю комнату заливал свет, резкий и слепящий. И первое, что она увидела, открыв глаза, были фотографии Карины на прикроватной тумбочке. Карина улыбалась ей из серебряной рамки. Карина в объятиях Вито, пьяная от счастья. Один из тех интимных снимков, какие могут быть сделаны только во время медового месяца. У Эшли живот свело судорогой и все болезненно оборвалось. Она отвернулась и столкнулась с непроницаемым темным взглядом Вито. Почти полностью одетый в темно-синий костюм в узкую полоску, он поправлял галстук. Вито выглядел таким красивым и далеким, что у нее защемило сердце. Если он и испытывал какие-то чувства, то умело скрывал их. И эта скрытность причинила ей невыносимую боль. Дрожа с головы до ног, Эшли закрыла глаза, яростно сопротивляясь намерению разума еще раз проиграть последние часы. Отчаяние — вот что она чувствовала. Не сейчас, просил тихий голос разума, не сейчас… у него на глазах.

— Думаю, мне пора идти. — Голос звучал спокойно. Хотя Эшли каким-то шестым чувством угадала, что у него пол горит под ногами, так ему хочется скорей исчезнуть.

— Можно мне тоже уйти? — прошептала она с мольбой, вдавив щеку в подушку.

— То, что произошло, было неизбежно.

— Ты сам сделал так, чтобы это случилось! — осуждающе бросила она.

— Мы оба виноваты, — хрипло возразил он. — Я не планировал. Я собирался ждать до свадьбы.

У Эшли вырвался почти истерический смех, и она до крови закусила губу. Предки Вито, банковские акулы, занимались кредитованием еще в средние века. Отдать все за ничто — не та концепция, которая бытовала в его семейном окружении. Вито выжмет из нее все возможное. Как гриф, он будет раздирать ее на части, что он и делал за обедом, а потом выбросит жалкие останки. Он уже дважды добивался своего. И потом ядовитый вкус поражения добивал ее.

— Тебе надо бы завести маленькую бухгалтерскую книгу и отмечать на каждой странице всякий раз, когда я…

— Замолчи! — неожиданно грубо крикнул он. — Все произошло случайно.

— Вот как? — Она бросила на него мимолетный взгляд. — За обедом ты буквально раздавил меня. Потом ты повез меня в оперу. Потом отвез сюда. Потом ты предложил мне бренди и капельку сочувствия, и потом ты… и потом ты… ты…

— Думаешь, я горжусь тем, что сделал сегодня ночью? Думаешь, я горжусь тем, что не мог оторваться от тебя? — Лед треснул.

— Почему ты не бросил на постель немного денег? — дрожа, прошептала Эшли. — Разве не так ты поступаешь с проститутками?

— Ты не проститутка!

— А ты сказал, что я проститутка, — с упрямой настойчивостью повторила она.

— Dio, — Вито всплеснул руками, — я так ревновал тебя, так ревновал, что потерял разум. Я верю, что ты вчера провела день с Тимом и что эта дурацкая царапина совсем не то, за что я ее принял. Но в тот момент я не сомневался, что ты была с другим мужчиной!

— И сейчас, когда разум к тебе вернулся, я должна успокоиться? Ну так у меня есть для тебя новость, — горько усмехнулась она. — Я чувствую себя как проститутка. Твои чувства не имеют никакого отношения к тому, что чувствую я.

Сжав руки в кулаки, Вито выругался на родном языке, окинул ее взглядом и с поразительной проницательностью заметил:

— Ты думаешь, что, если доведешь меня докрайности, я позволю тебе уйти? Нет, не позволю, — заверил он. — На следующей неделе мы поженимся, и ничто не сможет изменить этого факта.

— По-моему, наказание превышает преступление.

Он на мгновение задержался у двери.

— Но кому наказание и чье было преступление? — Он, как всегда, оставил последнее слово за собой.

Эшли откинулась на подушки. Взгляд снова упал на фотографии. Она рывком открыла ящик и бросила их внутрь. Зачем она это сделала? Над ответом думать не хотелось. Ревность? Как она ревновала четыре года назад… Она корчилась от пытки, которую сама себе устроила, снова и снова представляя его с другой…

И теперь она вновь очутилась в постели Вито. Вступила в такие сложные и горькие отношения, что едва ли сумеет справиться с сумятицей в себе самой. Сознание того, что и Вито страдал, утешения не приносило. Как ни придирчиво Эшли относилась к нему, она и вправду не считала, что прошлая ночь была подстроена им намеренно. Вито не любил терять самообладание.

Эшли тоже не любила терять самообладание. Но с Вито всегда получалось похоже на прошлую ночь. Однако в прежние дни слабость оправдывалась любовью. А теперь ведь она больше не любила его. Она научилась не любить его. День за днем и месяц за месяцем она напоминала себе о его предательстве до тех пор, пока горечь не стала ее силой, а ненависть — оружием. И куда подевались горечь и ненависть в тот самый момент, когда она больше всего нуждалась в них?

Если бы она сумела противостоять страсти и остаться холодной, сейчас она была бы свободной как ветер! Но Вито мужчина до мозга костей, и никакой голод не заставил бы его обратить внимание на нежеланную женщину. Она желанная. От презрения к себе Эшли заскрипела зубами. Ведь ей до боли хотелось жарких ласк его рук, горячего вторжения его плоти. Так получилось, будто каждое мгновение после встречи в его кабинете приближало взрыв страсти. А теперь она испытывала отвращение к себе за то, что без боя сдала позиции. Она хотела его… О да, она хотела его каждой клеточкой своего тела так же, как вроде бы он хотел ее. И будь прокляты все последствия! Почему так? Разве ненависть к нему не сжигала ее? Она ненавидела его за то, что он сделал в прошлом, и за то, что он делал с ней сейчас.

Но едва он прикоснулся к ней, как все предубеждения потеряли значение. Все чувства Эшли взорвались и превратились в страсть. Страсть, какую она не способна пережить ни с кем другим. Она вспомнила многочисленные свидания, на которые приходилось ходить без всякого интереса. В ту пору ей хотелось вызвать в себе хоть какое-то чувство, убедиться, что она еще живая.

Фактически только в прошлом году она встретилась с по-настоящему особенным человеком. Он врач, одинокий отец, девочка в детском саду. Ей нравился Джош. А она ему больше чем нравилась. Но когда дело дошло до критического момента, она перестала встречаться с ним. Потому что симпатия никак не собиралась перерастать в любовь или хотя бы в желание.

И тут появился Вито, а она превратилась в женщину, умиравшую от страсти. Сегодня ночью… сегодня ночью она дошла до самого предела. Она оказалась не способной думать ни о чем, даже о последствиях. И уже несколько лет она сидит на таблетках. Но на такой небольшой дозе, которая не может предотвратить беременность. Эшли решила не рисковать. Завтра же она пойдет к доктору и попросит прописать ей противозачаточные пилюли. Это расстроит планы Вито на будущее. И он даже не сумеет обнаружить, почему ей не удается забеременеть. Ей придется быть очень осторожной.

— По-моему, несправедливо взваливать на меня такую обузу. Я не хочу встречаться с твоей семьей. У меня нет с ними ничего общего, и не понимаю, почему они хотят найти что-то общее со мной! — Нервное напряжение Эшли вылилось в раздражи тельность.

— Не будь смешной, — парировал Вито. Спор продолжался уже давно, на всем бесконечном, с «пробками», пути к дому семьи ди Кавальери. — Естественно, что перед свадьбой им хотелось бы познакомиться с тобой.

Эшли было неприятно участвовать в странном и кошмарном сюрпризе, уготованном Елене ди Кавальери. Старая дама, наверно, ни разу не ложилась в постель с сухими глазами с того момента, как сын начал ее обстреливать снарядами своих брачных планов. И больше того, Эшли вовсе не улыбалось получить еще один чек, всунутый в ее, как предполагалось, загребущую маленькую руку.

— Этот прием — идея моей матери. Почему тебя возмущает ее желание приветствовать твое появление в нашей семье и представить тебя некоторым из наших друзей? Уверяю тебя, организовать большой прием за такое короткое время совсем не легкое дело.

Почему же тогда Елена ди Кавальери взвалила на себя такое бремя? Эшли мысленно представила крохотную шикарную женщину, под хрупкой внешностью которой скрывался характер исключительно жесткий. Эшли до сих пор поеживалась, вспоминая об их последней встрече.

— Я не хочу ее огорчать, — мягко проговорил Вито.

Эшли с трудом сглотнула и разгладила свое вечернее платье из шелка ручной росписи. Взгляд невольно задержался на обручальном кольце с бриллиантом, которое искрилось у нее на пальце и угнетало, как наручники. Прошлым вечером за ужином Вито подвинул, к ней коробочку с кольцом. И даже не улыбнулся. Она удивлялась, что случилось с романтическим мужчиной, который когда-то в очаровательной манере истинно итальянского возлюбленного регулярно дарил ей цветы и небольшие безделушки. А она не хотела их принимать и подавляла в себе желание оценить чувство, стоявшее за потребностью постоянно одаривать ее.

Эшли ненавидела цветы. Когда отец особенно мерзко вел себя с матерью, на следующий день он всегда являлся домой с цветами. И ее наивная мать приходила в экстаз. У Эшли мелькнула мысль, что с самого начала все ее отношения с Вито проходили под гнетом ужаса: больше всего на свете она боялась стать похожей на мать. Крохотная морщинка залегла между ее тонкими бровями.

— Еще не слишком поздно пригласить на свадьбу твою семью.

— Спасибо, не надо. — Эшли покачала головой.

— Но твоя сестра, конечно…

— Мы не близки.

— Но есть у тебя кто-то близкий? — настаивал Вито.

Самым близким был он. Но его не удовлетворяло то, что она готова была дать. Он хотел все или ничего. Таков был Вито. Если человек не отдавал всего, Вито полагал, что его обсчитали. Банкир всегда остается банкиром. Все счета на стол, баланс подведен, и все в полном порядке. Он не прислушивался к правде, которую желал услышать. Он просто требовал, чтобы она переплавилась в такую женщину, какая ему нужна.

Он наплевательски относился к ее потребностям. Сама мысль о том, что ей необходима какая-то форма самостоятельности, оскорбляла его мужское достоинство. Впервые в жизни Эшли чувствовала себя духовно свободной, а он пытался посадить ее в клетку. И даже если бы она так не думала, то все равно в девятнадцать лет она была еще слишком молодой для брака, детей и ответственности, которая бы легла на нее. А Вито думал, что предлагает ей рай на тарелочке. Теперь по крайней мере он знает истинное положение дел, горько подумала она.

На прошлой неделе Вито три раза возил ее в ресторан обедать и один раз — в ночной клуб, где даже не пригласил танцевать. Он отгородился стеной холода. Каждый раз он привозил ее назад в квартиру и оставлял там в одиночном заключении. Он не прикоснулся к ней и пальцем. И Эшли не понимала, это наказание для нее или для него самого. Было бы приятно знать, что он считал дни отказа от секса такими же угнетающими, как и она. Неужели то, что она заставила его почувствовать, напугало его? Это была интересная мысль.

Каждая люстра в огромном доме, казалось, сияла с ослепляющей яркостью. Когда они будут жить в Лондоне, он станет и ее домом. Но не очень долго, усмехнулась Эшли. Она отдаст их браку самое большее год. Когда окажется, что она безнадежно бесплодна, благодаря таблеткам, которые втайне принимает, у Вито не будет причины и дальше продолжать фарс. Но можно ли быть уверенной, что такой сверхдозы мести ему хватит?

Крохотная фигурка, закутанная во что-то воздушное и серебристое, подплыла к ним. Мать Вито буквально источала теплоту и доброжелательность.

— Не могу передать, как мне хотелось встретиться с вами. — Английский Елены да Кавальери был отточен до совершенства в лондонских школах-пансионах.

Пожилая дама быстро обняла Эшли и куда-то повлекла ее. Она с удивлением взглянула на Вито. Тот улыбался. Наверно, первой по-настоящему искренней улыбкой за последние две недели. Но Эшли тут же вспомнила, что рядом была его мать, женщина, безусловно, умная и проницательная.

— По-моему, нам надо поговорить. — Елена чуть ли не украдкой открыла дверь и потянула за собой Эшли.

Комната, куда Елена привела ее, оказалась библиотекой. Будущая свекровь предложила ей бокал шампанского. Засада была подготовлена заранее, и в сияющей улыбке Елены подрагивало что-то очень похожее на отчаяние.

— Прошу вас, садитесь.

Эшли опустилась в кресло с жесткой спинкой. Защитные антенны предупреждающе ощетинились.

— Мы предполагаем пожениться послезавтра. — Нелепое и ненужное в этих обстоятельствах заявление слетело с ее неосторожного языка. Эшли покраснела, задним умом поняв, что ее слова звучат так, будто она собирается отстаивать свадьбу не смотря ни на что.

— И ничего не может сделать меня счастливее, — спокойно заверила ее Елена.

Эшли в недоумении вытаращила на нее глаза.

— Говорю это совершенно искренне. — Елена вздохнула. — Я отчаянно сожалею, что четыре года назад вмешалась в дело, которое совершенно меня не касалось. Я сделала ужасную ошибку, вынесла о вас неверное суждение. И если б не упрямство, я сказала бы ему об этом в ту минуту, когда он вернулся из Лондона. Он был так убит, когда вы отказали ему. Я никогда раньше не видела его в таком состоянии. Но я убедила себя, что он сумеет его преодолеть.

— Он сумел. Но вам не нужно во всем винить себя. У… у меня были другие причины, из-за которых я отказалась выйти замуж, — неуверенно промямлила Эшли.

— Почему вы не сказали ему о моем визите?

— Не было смысла говорить. Это все в прошлом, — чуть улыбнулась Эшли, желая показать, что она тоже может быть великодушной.

— Я искренне хочу, чтобы вы были счастливы с моим сыном. Как бы я желала иметь возможность повернуть часы назад ради вас обоих! — У Елены глаза наполнились слезами. — И я надеюсь, что придет день, когда мы станем друзьями.

Искренность Елены не вызывала сомнений. Она явно показывала, что уважает женщину, которую любит ее сын. Эшли смягчилась, ее тронули честность и тактичность Елены. Она не обмолвилась и словом о Карине. Но Эшли понимала, что не должна размягчаться. Не такое у нее положение. Как будет чувствовать себя Елена, когда их брак все равно распадется? Эшли пришла к заключению, что вряд ли мать Вито начнет укорять себя, полагая, будто ее прошлое вмешательство оказало влияние во второй раз.

Вито стоял в холле в группе других мужчин. Когда Эшли появилась, он тотчас же извинился и подошел к ней. По-своему истолковав ее спокойную расслабленность, он пробормотал:

— Я говорил тебе, что не о чем беспокоиться. Моя мать очень милая женщина.

Мужчины иногда бывают такими тупыми, раздраженно подумала Эшли. Елена была прежде всего матерью, которая способна проявить беспощадность ради защиты своих птенцов. Вовсе не такой мягкой, как могло показаться. И в тот же момент Эшли с удивлением отметила, что она, пожалуй, охотно имела бы Елену в качестве подруги. Как это получилось? Ведь она поговорила с ней совсем недолго.

В следующий час на нее обрушился поток имен и лиц. Вито раздражал ее до крайности. Он показывал ее, словно трофей. Твердая рука, лежавшая на плече, заявляла: «Это мое». «Смотрите, но не трогайте», — говорили глаза. Из него волнами изливалось самодовольство. Присутствовала только одна из его трех сестер — младшая, Джулия. Она с гордостью носила свою беременность. Джулия приветствовала Эшли как старую подругу:

— Я так рада за вас с Вито, — с теплотой проговорила она. — Я настояла на том, чтобы быть здесь сегодня вечером. Я бы ни за что не пропустила это событие.

— Когда вы вышли замуж? — спросила Эшли.

— Почти три года назад. — Джулия самодовольно похлопала себя по животу. — И это будет наш третий ребенок.

— Третий? — ошарашенно переспросила Эшли.

— Первые у меня были двойняшки, — засмеялась Джулия. — Вам придется долго наверстывать, чтобы догнать нас.

Эшли удалось состроить принужденную улыбку. Она подумала, как легко рожать детей одним женщинам и как ужасающе трудно — другим.

— Джулия просто помешана на детях, — вставил Вито. Мрачный взгляд и жесткое выражение лица выдавали его напряженное состояние.

— Ах, да оставь ты меня, наконец! — разъяренно прошипела Эшли и бросилась прочь от него. Что-то в ней взорвалась.

— Эшли! — Мужчина, мимо которого она прошла, коснулся ее локтя. — Каким чудом ты здесь очутилась?

Увидев знакомое лицо Джоша, она удивленно заморгала и неожиданно разулыбалась.

— Я могла бы задать тебе тот же самый вопрос.

— О, я включен в постоянный список гостей еще с тех пор, когда принимал двойняшек Джулии. — Его яркие голубые глаза весело засверкали — Она приехала за покупками в Лондон и пошла в туалет магазина «Гарродс», где все и началось. И вместо того, чтобы рожать в специальной клинике Рима, которую она выбрала, ей пришлось разрешиться в обычной лондонской больнице. А какое у тебя оправдание? Расскажешь, пока мы потанцуем?

Эшли позволила Джошу увлечь себя в круг танцующих. Она видела, как изменился в лице Вито. Ну как же! Рядом с ней представитель запрещенного племени… мужчина! Интересно, раздумывала Эшли, если ее на рассвете расстреляют, то выполнят ли последнее желание?

— Я приехал позже. Ты ее уже видела?

— Видела кого?

— Ту, кто будет женой Вито да Кавальери.

— Ты с ней танцуешь, — вздохнула она.

— Ты меня дурачишь! — Джош чуть откинулся назад. Медленно покачал головой. — Нет, ты не шутишь. Каким чудом ты встретила его?

— Это было очень давно. — Она заметила его несчастный вид и импульсивно встала на цыпочки и прижалась губами к уголку сжатого рта. — Мне очень жаль, что это оказался не ты. Но он как мигрень, от которой не отвяжешься, — прошептала она. На задворках сознания мелькнула мысль, что с момента приезда она выпила слишком много шампанского. — Джош, почему мы никогда не любим тех людей, которых хотели бы любить? Почему мы всегда любим не тех, кого надо бы?

— Природа так задумала, чтобы мы постоянно тянулись вверх, — проговорил Джош, одновременно убирая прядь тициановских волос со щеки Эшли. Рука у него немного дрожала. — Ты такая красивая, что рядом с тобой я не способен думать о…

— Тогда разрешите мне додумать за вас, мистер Хенесси. — При звуке мрачного голоса Вито Эшли резко повернула голову. — Уберите от нее руки! Еще немного, и я переломаю вам все кости!

Вито впился пальцами ей в руку выше локтя. Его смуглое красивое лицо превратилось в маску сокрушительного гнева. Она встретилась взглядом с золотистыми глазами и побледнела.