Стратегия любви

ГЛАВА ВТОРАЯ

Маркус был так поражен, что едва не упал с качелей. Кэтлин не винила его: она сама была ошеломлена тем, что сорвалось с ее губ. Более полугода она ни с кем, кроме него, не встречалась. Поэтому у нее не должно бы возникнуть сомнений в том, каким будет ее ответ, когда Маркус сделает ей предложение.

Маркус смущенно засмеялся.

— Надеюсь, ты не будешь вести себя как робкая девочка, Кэтлин? Слезы, вздохи, ахи: «Это так неожиданно…»

Она покачала головой.

— Это не было неожиданностью, — сказала она и тут же поняла, что ответ был не из самых удачных. — И все же это серьезный шаг, Маркус, и я не все еще продумала до конца. Мне нравится быть с тобой, ты мне нравишься, но когда это станет постоянным…

Ты увязаешь все глубже и глубже. Ты уже перешла от невнимательности к неосмотрительности и, если не будешь вести себя осторожно, окажешься на грани грубости!

— Пожалуйста, скажи, что ты понимаешь меня. Я просто хочу быть в себе полностью уверенной для нашего же с тобой блага.

У Маркуса напряглись мускулы лица.

— Конечно, я понимаю, Кэтлин. Это, несомненно, моя ошибка, что я не подождал, пока ты отдохнешь. Тогда встретимся завтра?

Она улыбнулась в знак согласия, но потом вспомнила свой распорядок дня на завтра.

— Мне надо быть в клубе и дождаться, пока арендаторы привезут дополнительные столы и стулья, да еще поговорить с цветочником.

— Это, надеюсь, не займет целый день, — сказал он и встал. — Я позвоню.

Она кивнула и смотрела, как он спускается с крыльца, слишком усталая, чтобы отреагировать на внезапность его отъезда. Потом вскочила и поспешила за ним.

— Маркус, ты не хочешь поцеловать меня и пожелать спокойной ночи?

— Я подумал, что это, может быть, неподходящий момент.

— Не глупи, — прошептала она и прислонилась головой к плоскому столбу крыльца, посмотрев на него оттуда. Он перевел дыхание, поднялся снова на верхнюю ступеньку и поцеловал ее, как обычно, — или в этом поцелуе была какая-то сдержанность?

Она все еще стояла, прислонившись к столбу, подложив одну руку под щеку, чтобы не испачкать лицо меловой побелкой. Неподвижно стояла она, пока свет задних фар «мерседеса» не исчез в дали тускло освещенного бульвара.

Пора идти спать. Но вместо этого она вернулась к качелям и опустилась на их удобные подушки. На них можно было лежать, только подогнув колени.

— Ну и идиотка, — пробормотала она вслух. — Разве так отвечают на предложение выйти замуж!

Конечно, она не предполагала, что так ответит на предложение Маркуса. Внезапное колебание встревожило ее. Она уже успела узнать, как он ей нравится; и знала — он ей не раз говорил об этом, — что он ее любит. Если бы кто-нибудь нашептал ей в ухо сегодня, что Маркус любит ее и будет просить ее руки, она была бы рада, но это бы ее не удивило. Никого в Спрингхилле не удивило бы, так как все они рано или поздно ожидали этого…

Она мрачно взвесила все «за» и «против». Они ожидают этого. Разве проблема заключается в этом?

Однажды, когда-то давно, в Спрингхилле ожидали того же. Все, кроме одного. В тот раз они оказались разочарованными, и принимать нелепые излияния сочувствия было так же трудно, как и отказ самого Пенна. Может быть, старая рана все еще ноет где-то глубоко внутри? Возможно ли, что она сдерживала свои чувства к Маркусу только потому, что однажды Пенн не смог или не захотел связать себя обязательствами?

— Идиотка, — повторила она вслух. — Ну круглая идиотка, если ты поэтому так себя ведешь!

Легкий ветерок пробился сквозь живую изгородь из таволги перед домом и пошевелил каштановую прядь, пощекотав ею щеку. Мягкие июньские бризы по вечерам напоминали ей о том последнем чудесном лете, со времени которого прошло теперь уже десять лет…

Ей оставалось две последних недели весны до окончания средней школы, когда Пенн приехал домой на каникулы после первого года учебы в университете. В то субботнее утро она сидела на качелях, пытаясь сосредоточиться на поэтах-роялистах, когда он, посвистывая, появился на дорожке. Когда Кэтлин увидела Пенна снова, его черные, блестевшие на солнце волосы, серебристо-серые от избытка солнца глаза, сердце ее защемило от радости. И от любви. Ей нелегко было в тот год: Пенн был так далеко от нее. Но осенью она вместе с ним поедет в университет, и они всегда будут вместе. Они должны все как следует обсудить, а для Кэтлин все и так было ясно.

Ничто не предвещало тогда, что долгая летняя пора ее юности кончилась — кончилась чудесная пора, когда все было впереди, когда она была молода и так любила. Мир был напоен ароматом свежести и солнечным сиянием, и ничто не сулило угрозы, что он сорвется со своей оси.

И вот в один из жарких июльских дней мир Пенна рухнул — а с ним стал рушиться и мир Кэтлин, хотя она еще несколько недель не осознавала этого.

Она сидела у зубного врача, и он, снимая у нее зубной камень, вдруг сказал:

— Какой ужас случился с Колдуэллами! Вы слышали?

Казалось, у нее вздрогнуло и остановилось сердце.

— А что такое? Они поехали на этой неделе на рыбалку на озеро Верхнее… — встревожено пробормотала она.

Она все еще не пришла в себя от болезненной слабости, которая словно парализовала ее, когда он повторил то, что рассказал ему предыдущий пациент, — о несчастном случае на озере, а также историю, о которой стало известно в Спрингхилле. О пьянице на быстроходном катере, который врезался в борт взятого напрокат Колдуэллами прогулочного катера с закрытой кабиной и почти рассек его надвое.

— Нет, не может быть, — шептала она в отчаянии. — Ведь вы же знаете, такие истории всегда обрастают неправдоподобными слухами, пока передаются от одного к другому.

Но все оказалось правдой, и к вечеру об этом говорил уже весь город. При столкновении родители Пенна находились на нижней палубе — и вот теперь оба они были мертвы.

Сам Пенн стоял у руля в кабине катера. При толчке его отбросило в сторону, и он наглотался воды вместе с выплеснувшимся в нее горючим. Уклоняясь от ударов о плавающие обломки катера, он старался держаться на плаву, пока его не подобрал на свой катер случайный свидетель этой трагедии. Несколько дней спустя, весь еще в синяках и бинтах, Пенн привез тела своих родителей и спокойно, словно застыв, стоял у их могилы. Он был единственным оставшимся в живых после этого ужасного несчастного случая и последним в роду Колдуэллов.

Жители Спрингхилла говорили, что Пенн сделан из прочного материала, раз он с такой стойкостью перенес эту утрату. Позже, понятно, они изменили свое мнение и утверждали, что он был слишком спокоен и чересчур пассивен. Говорили, что это противоестественно и за этим неизбежно последует какой-нибудь срыв. Они знали, что это произойдет.

Но шли недели, прежде чем случилось неизбежное…

Резко, со скрипом открылась наполовину Дверь, из-за нее выглянула Одри Росс и спокойно спросила:

— Это ты, Кэтлин?

— Да, мам.

Она распрямилась и почти машинально потерла ладонями руки, все еще погруженная в воспоминания. Качели скрипнули, двинувшись под ее тяжестью.

Одри в теплых шлепанцах и махровом халате пересекла крыльцо, на ходу завязывая пояс.

— Ты одна? Мне показалось, я слышала голос Пенна. Это он привез тебя домой?

— Нет, Маркус.

— Да, конечно, — Одри зевнула. — Кажется, я уже почти спала, когда услышала скрип качелей на крыльце. Он напомнил мне те поздние вечера, когда вы с Пенном засиживались на них до рассвета. — Она пристроилась на краешке качелей. — И как твой отец обычно спускался вниз и спрашивал Пенна, который час, а Пенн вежливо отвечал ему…

— И он не понимал намека, что пора идти домой, — закончила Кэтлин.

Одри слегка улыбнулась.

— Кажется, я сегодня сентиментальнее, чем обычно, — пробормотала она. — Стефани сказала сегодня, что у нее есть покупатели на наш дом. Она привезет мне утром их предложение.

— В воскресенье? Эта женщина работает без выходных?

— Она сказала, что покупатели приехали в наш город из других мест и хотели бы поскорее получить ответ. — Одри снова зевнула. — Надеюсь, они предложат хорошую цену. Признаться, для меня было бы большим облегчением, если бы сразу все решилось. Я смотрю, уже нужно стричь лужайку, а маленький Бентон, сын соседей, куда-то исчез.

— Опять?

— Думаю, ночует в лагере, на открытом воздухе. Интересно, возьмется кто за эту работу? Сейчас, дорогая, все не так, как в твои школьные годы. Тогда всегда было полно молодых людей, которые болтались без дела. И любого можно было подкупить печеньем, яблочным паем или карманными деньгами. Кстати, о молодых людях, — задумчиво произнесла Одри. — Интересно…

Кэтлин засмеялась.

— …не проведет ли Маркус своего рода испытание нового оборудования фирмы «Тёф мастер»? Я его спрошу, мама, но…

— Нет, я совсем не то имела в виду. Интересно, не мог ли Пенн позаботиться об этом.

Кэтлин прикусила губу. Потом очень спокойно сказала:

— Все это было много лет назад, мама.

Сначала она подумала, что ее мать не расслышала, но наконец Одри сдержанно сказала:

— Да. Я знаю, дорогая. Но не думаешь ли ты, что сейчас… — Она вздохнула, и Кэтлин собралась с духом, но вместо этого Одри сказала только: — Ты же знаешь, я всегда любила Пенна.

— Знаю. Я попытаюсь выбрать время и подстригу лужайку сама. А сейчас, мама, не думаешь ли ты, что было бы лучше идти в кровать? Ты должна быть бодрой и решительной завтра, когда будешь рассматривать утром предложение покупателей.

Одри поднялась с качелей.

— Кэтлин, что на самом деле произошло между тобой и Пенном? — спросила она нерешительно. — Если это было одно из тех глупых недоразумений, которые случаются порой, то… Что ж, ты должна помнить, какую ужасную трагедию он пережил, дорогая.

— Я никогда этого не забывала, мама. И то, что произошло, не было просто глупым недоразумением. Но сейчас уже слишком поздно об этом говорить.

Кажется, Одри поняла, какое время Кэтлин имела в виду.

— Никогда не бывает слишком поздно, дорогая. И если это даст тебе возможность почувствовать себя лучше…

Эта мысль заставила Кэтлин вздрогнуть. Ошеломить Одри сейчас своими потрясшими ее когда-то переживаниями? После стольких лет, на протяжении которых она все это носила в себе?

— Теперь уже слишком поздно, — твердо сказала она.

— Конечно, поступай, как считаешь нужным. Но если ты когда-нибудь изменишь свое мнение, дорогая…

Кэтлин кивнула, но, как только Одри удалилась настолько, чтобы не услышать, пробормотала:

— Нет уж, мама, благодарю. Конечно, я не стану рассказывать тебе обо всем.

Но она поняла, что ее удерживала не только неприятная мысль рассказывать о своем позоре. Это было также и нежелание причинить Одри боль, так как та обожала Пенна. Зачем разрушать иллюзии? Зачем лишать Одри приятных ей воспоминаний… когда слишком поздно изменить то, что случилось тем летом целых десять лет назад?

Было воскресенье. Чудесное солнечное утро. Игроки в гольф толпились на поле, в бассейне плескались купающиеся, а любители бега мчались по дорожкам. Кэтлин возвращалась из загородного клуба домой. Арендованное оборудование в целости и сохранности — на пути на склад, а цветочник увез цветы и украшения. Теперь можно отложить свои записи и дать себе небольшую передышку — один-два дня, перед тем как заняться подготовкой венчания и свадьбы Сабрины Харт в конце следующей недели.

Она очень устала. Шутка ли? Напряжение упорно нарастало уже несколько недель. Конечно, оно спадет — и в то же время вряд ли она сможет отвлечься и забыть о делах за два дня. Лучше завтра поговорить с женщиной из магазина для новобрачных об этих смокингах…

Предстоит самая большая свадьба из всех, что были за целых восемь месяцев ее работы в этом бизнесе, и Кэтлин рассчитывала, что ей удастся создать себе хорошую репутацию не только в Спрингхилле, но и во всем округе штата. Если свадьба Сабрины пройдет гладко, это произведет впечатление на шестьсот приглашенных на нее гостей. А если нет…

Она на миг прикрыла глаза, и перед ней возникло кошмарное видение: автофургон фирмы, обслуживающей свадебные банкеты, не остановился на сигнал «Стоп» на перекрестке, и свадебный торт Сабрины превратился в сплошную смятую массу.

Ничего не должно приключиться с этим тортом. Она просто не допустит никакой оплошности.

На подъездной аллее у их дома стоял черный «ягуар» Стефани Кендалл. Запарковав свою машину на Белле Виста-авеню перед домом, Кэтлин пошла по боковой аллее. Она не спешила войти. Какой бы ни была предлагаемая за дом цена, не она будет принимать решение. Она также не испытывала чувства щемящей боли при мысли, что с домом, в котором она выросла, придется расстаться. Ведь он не был больше ее домом. Не совсем ее. Она переехала к родителям, когда заболел отец, чтобы помочь Одри. А потом, после его смерти, осталась в нем потому, что Одри была так отчаянно несчастна и одинока. Но те дни — в прошлом. Одри постепенно справилась со своим горем, и Кэтлин предвкушала, как снова будет жить самостоятельно.

Она остановилась у ступенек крыльца и посмотрела вверх, на покрытый белой дранкой дом с темно-синими ставнями. Большое, квадратное, простое, но солидное здание — одно из тех, что было построено купцами средней руки в конце столетия. Подобно всякому дому такого возраста, оно требовало постоянного ухода и ремонта. Кэтлин не сознавала, как много делал ее отец, до тех пор, пока он был в состоянии понемножку его ремонтировать и устранять разные неполадки. И как же трудно придется теперь ее матери одной поддерживать в нем порядок. Когда Одри впервые заговорила о продаже дома, Кэтлин почувствовала что-то вроде облегчения.

На кухне Одри наливала в чашку кофе для привлекательной рыжеволосой женщины, сидящей за столом. Перед ней лежала бумажная папка, из нее выглядывали бумаги, которые небрежно были отложены в сторону.

Кэтлин взглянула на папку.

— Сделка не состоялась? — отважилась она спросить. — Как жаль. Привет, Стефани.

Рыжеволосая ослепительно улыбнулась.

— Конечно, это сделка. По крайней мере будет ею, как только Одри подпишет бумаги.

— Тогда что же тебя сдерживает, мама? Цена? — Кэтлин взяла себе чашку.

Одри налила в нее кофе.

— Не совсем. Цена хорошая. Но они хотели бы въехать в дом через две недели.

Кэтлин отхлебнула кофе.

— Слишком быстро.

— Да, это быстрее, чем обычно, — серьезно сказала Стефани. — Но покупатели — молодая пара с двумя маленькими детьми, и они ждут третьего. Поэтому они хотят поскорее устроиться здесь основательно. Они уже продали свой старый дом. Муж начинает работать в Спрингхилле через три недели, так что…

— Это невозможно, — твердо сказала Одри. — Я не в состоянии рассортировать и упаковать за две недели все вещи. Детская одежда Кэтлин до сих пор еще на чердаке. Ради Бога, Стефани, я не смогу выехать из дома через две недели. Возможно, через два месяца. Если бы они смогли подождать еще немного…

Стефани посмотрела понимающе.

— Я поговорю с ними. Но я должна быть честной с вами, Одри. Не думаю, что они согласятся ждать. Есть еще пара домов, которые им нравятся не так, как ваш, но они готовы к продаже. — Она отставила в сторону чашку с кофе и потянулась за папкой. — Спасибо за кофе. Я буду держать вас в курсе.

Одри глубоко вздохнула и сказала:

— Не знаю, что еще я могу сделать. У меня нет квартиры, или…

Кэтлин придвинула стул.

— Подождите минутку. Давайте ничего не делать опрометчиво. Ты сказала, что это хорошее предложение, Стефани?

Рыжеволосая кивнула.

— Это первое предложение, когда покупатель дает сразу всю запрашиваемую цену.

Кэтлин присвистнула.

— Это разумные люди, — продолжала Стефани. — Они знают, что обременительно просить вас за такой короткий срок освободить дом, поэтому они готовы заплатить за него больше.

Кэтлин медленно помешивала ложечкой кофе.

— Даст ли кто еще такую цену?

— Почему бы нет? — допустила Стефани. — Но маловероятно, и возможно, придется еще подождать. Вы знаете, что запросили высокую цену.

Кэтлин повернулась к матери.

— Ты хочешь продать этот дом или нет?

Одри посмотрела на Кэтлин ошарашено, будто у той вдруг вырос второй нос.

— Конечно, хочу. Я же выставила его для продажи.

— Тогда тебе надо принять их предложение.

— Но вся эта работа, — простонала Одри. — За две недели!

— Может быть, это даже к лучшему. Легче сразу сорвать хирургическую повязку, чем медленно ее отдирать. Я тебе помогу, мама.

— А когда? Между венчаниями Сабрины Харт в конце этой недели и Лауры Мак-Карти — в следующую субботу… июня. Почему все женщины на свете стремятся выйти замуж именно в июне?

Казалось, Стефани читала ее мысли.

— Я попытаюсь найти какой-нибудь выход. С вырученными дополнительными деньгами, Одри, вы можете нанять перевозчиков, которые отвезут все вещи на склад, и они будут там до тех пор, пока вы не подберете дом. А потом рассортируете вещи. Вы можете даже сложить их у меня в гараже. Ради Бога.

Одри долго смотрела на дочь, потом на Стефани.

— Вполне естественно, Одри, сомневаться на этой стадии, — Стефани мягко улыбнулась. — Это не означает, что вы не хотите продавать.

Одри вздохнула.

— Где я должна расписаться?

Стефани не сделала никакого движения.

— Если вы хотите еще подумать, я могу попросить их подождать до завтра.

Одри покачала головой.

— Нет, вы обе правы. Я знаю, что должна продать дом, а от вещей не легче избавиться, даже если впереди был бы на это год, — я бы просто все откладывала.

Она взяла папку и ручку.

Стефани передала ей копии, их тоже надо было подписать. Наконец все сделано. Официальный контракт надежно спрятан в портфель Стефани.

Кэтлин пошла проводить Стефани до ее «ягуара».

— Спасибо, что ты проявила такое терпение с моей мамой, — сказала она.

Стефани улыбнулась.

— О, я понимаю, через что ей пришлось пройти. Когда я продавала первый маленький дом, свой собственный, я несколько дней проплакала, хотя не имело никакого смысла расстраиваться.

Она помахала рукой и крикнула:

— Привет, Маркус.

Кэтлин обернулась и увидела, как он переходит улицу, чтобы подойти к ним.

— Я ехал домой после гольфа и увидел твою машину, — сказал он Кэтлин. — Вот и остановился, чтобы спросить о твоих планах на сегодня, дорогая.

Кэтлин подставила ему щеку для поцелуя.

— Никаких планов. Разве что собиралась только подстричь лужайку.

— В таком случае, — сказала Стефани, — приезжайте сегодня вечером на Сапфировое озеро в наш коттедж. Не ожидается ничего особенного, но я пригласила всю нашу старую банду.

Старая банда. Ничего необычного не было в этом приглашении. Совсем немногие из их компании остались в Спрингхилле, но все равно они часто встречались. На прошлой неделе такое приглашение не вызвало бы у нее тревоги. Но сегодня она придумала бы сотню различных дел, только бы не ехать на озеро со всей компанией…

Будь же честна сама с собой. Тебя никто не волнует из старой компании, кроме одного…

Она только собиралась сказать Стефани, что у нее нет никаких планов, которые помешали бы ей приехать. Но ее опередил Маркус.

— Звучит интригующе. Кэтлин как раз вчера рассказывала мне о днях юности.

— Прошу тебя, не заставляй нас воспринимать себя как старшее поколение, — попросила Стефани. — Так я могу рассчитывать на вас? Все будет как в старые времена — жаренные на костре сосиски и, может быть, купание при луне.

Как в старые времена. Именно этого она и боялась.

Маркус не отрывал глаз от петлявшей гравиевой дороги, что вела к холмам на север от Спринг-хилла, к Сапфировому озеру. Он хмурился, оттого что гравий со свистом ударял в дно машины, даже при умеренной скорости.

— Значит, у вас всего две недели, чтобы подыскать новое место.

— Так оно и есть, — сказала она спокойно, — даже хуже. Нам предстоит за две недели найти два места. Я горячо люблю маму, но довольно сложно жить с ней в одном доме. Жить в одной квартире было бы вообще невозможно.

— Она об этом знает?

— Конечно. Мы обсудили это, до того как она выставила дом на продажу. Сложностей не будет, Маркус. На выбор около дюжины новых жилых комплексов.

— Возможно, это и так, но думаю, ты переоцениваешь качество такого жилья, — сказал он мрачно. — Помнишь, как долго я искал, пока удалось найти подходящую квартиру. Страшусь того дня, когда начну заниматься покупкой дома. — Легкая краска залила его щеки, и он бросил взгляд на Кэтлин. — Извини, дорогая. Я не хотел подчеркивать, что не изменил своих намерений относительно женитьбы после вчерашнего вечера. Я только говорю…

— …что рынок жилья сейчас в нашем городе ужасный, если ты — покупатель. Знаю. Стефани говорила мне об этом.

Кэтлин попыталась скрыть вздох облегчения, когда машина въехала на холм над небольшим, отливающим синевой озером. Еще через две минуты они были уже внизу около коттеджа Кендаллов, и больше не будет случая и для частных разговоров или трудных вопросов, на которые у нее пока нет ответа. Сегодня у нее просто не было времени, чтоб подумать над предложением Маркуса серьезно, как оно того заслуживает. Но совершенно ясно — она не собирается сообщать ему о том, что он не был на первом месте среди ее претендентов.

Она вглядывалась в озеро. В воздухе ни ветерка, и гладь воды похожа на зеркало или на полированный драгоценный камень.

— Разве он не похож на сапфир, в гигантской оправе из сосен?

Маркус хмыкнул.

— У тебя явно романтическое восприятие мира, Кэтлин. Это маленькое приятное озеро, но вряд ли самое красивое из тех, что я видел.

— Но это наше озеро, — сказала она с подчеркнутым упрямством. — И оно довольно близко от дома, что, по-моему, делает его еще более привлекательным.

Летний коттедж Кендаллов расположился на пологом склоне всего в пятидесяти футах, или около того, от берега озера. Он один среди дюжины других стоял так близко к воде. Возможно, это была последняя постройка на озере, и архитектор старательно перенес в нее лучшее, что было в его более ранних творениях: коттедж имел закрытую спальную веранду, а также камин из каменных плит, достаточно большой, чтобы поджарить в нем целиком свинью. Внизу на песке лежали грудой прибитые к берегу и собранные вместе деревья в ожидании прохлады с наступлением сумерек.

Стефани говорила, что пригласит старую банду, но она явно не ограничилась теми, кого знала давно, — по сторонам узкой гравиевой дорожки, которая вилась вокруг озера, стояли машины. Кэтлин немного расслабилась. Совершенно ясно: предстоит вовсе не интимная вечеринка — слишком много народу, которому бы до слез надоели воспоминания прошлых лет.

Едва они появились из-за угла коттеджа, как с огромной, нависшей над пляжем веранды раздался хор женских приветствий. Кэтлин помахала рукой им в ответ, поставила плетеную корзинку на стол для пикника, который и без того ломился от различных припасов, и они поднялись по пологой лестнице наверх, к тем, кто был на веранде.

— А где все ребята? — спросила Кэтлин, увидев, что Маркус оказался единственным находившимся в поле зрения мужчиной.

— Отправились осматривать коттедж Пенна, — сказала Стефани.

Она перегнулась через перила веранды, чтобы понаблюдать за детьми. В мелкой заводи внизу плескалось с полдюжины ребятишек.

Кэтлин посмотрела на видавшее виды строение в конце пляжа.

— Удивительно, почему же вы не с ними?

— Я не была приглашена.

— Но если он собирается его продавать…

— Если это у него на уме, то, конечно, мне он ничего не скажет.

Кэтлин покусала губу.

Не торопись с выводами. Дом всего в сотне ярдов отсюда. Поэтому, конечно, есть смысл посмотреть его и удостовериться, что он не развалился, независимо от того, какие планы на этот счет у Пенна.

— Не понимаю, почему он собирается и дальше держаться за этот коттедж, — сказала она. — Он простоял у него пустым уже десять лет.

— Не мое дело, — проговорила Стефани и достала горсть кукурузных хлопьев из стоящей рядом корзинки.

И не дело Кэтлин. Но она испытывала особые чувства к его коттеджу. Будет лучше, если она перестанет думать об этом, пока кто-нибудь не догадался о причине.

Парадная дверь коттеджа открылась, и вошли шестеро мужчин. Кэтлин повернулась в тот момент, когда из-за угла веранды раздался смех, и она тут же подумала, не выглядела ли она несчастной: висит на перилах, уныло смотрит на пляж, — не послужило ли это причиной веселья. Кто-то из женщин произнес:

— Помнишь тот вечер, когда Стефани поскользнулась на площадке центральной лестницы отеля и угодила прямо на поднос с пиццей?

И еще двое стали хихикать, как беззаботные подростки, какими они когда-то были. И Кэтлин расслабилась.

Все они стали другими с тех пор, как приезжали когда-то на Сапфировое озеро летом. Происходило это так постепенно, что она редко замечала эти изменения. Но интересно знать, что по этому поводу думает Пенн, который давно их не видел…

И здесь я думаю о Пенне.

Стефани прошла по веранде и села на деревянную скамейку, встроенную в перила веранды.

— Может, на этот раз мы забудем о подносе с пиццей? Тем более что не со мной произошел тот случай с катанием на роликах, за который чуть не исключили из школы.

— Меня вовсе не собирались исключать, — запротестовала Кэтлин. — Просто прочли нотацию о том… — она чуть не упомянула имя Пенна, — о том, что нельзя позволять другим подставлять тебя под неприятности.

Маркус слегка приподнял брови, но Кэтлин не обращала на него внимания. Она опустилась на скамейку рядом со Стефани.

Раздался скрежет металла и треск дерева, скамейка отделилась от перил, и обе женщины оказались на полу. Стефани выругалась, потом озабоченно посмотрела из-за плеча туда, где в мелкой заводи все еще купались дети и слышались их голоса.

— Я, должно быть, за завтраком съела лишнее печенье, — сокрушенно сказала Кэтлин. — Извини за скамейку, Стеф.

Стоявшие внизу на песке мужчины, очевидно, слышали шум. Пенн сказал:

— Не опасно ли подниматься наверх, может, вы собираетесь обрушить и всю веранду?

— Чертовы строители, — пробормотала Стефани. — Теперь они работают спустя рукава, потому что их не хватает. И даже неквалифицированный строитель находит работу.

Она выбралась из-под обломков скамейки. Маркус озабоченно склонился над Кэтлин.

— Ты не ушиблась?

— Пострадала только моя гордость. — Она протянула руку, чтобы он помог ей встать.

— Может быть, не надо сразу двигаться? — предупредил он. — Пока не убедимся, что ты не поранилась.

Прежде чем Маркус успел закончить фразу, Пенн бесцеремонно поднял Кэтлин на ноги, отодвинул в сторону Стефани и нырнул под развалившуюся скамейку посмотреть, в чем там дело. Через минуту он поднялся, ворча от отвращения.

— Если в таком же духе построена вся веранда, — предупредил он, — то на твоем месте, Стефани, я бы проверил свою страховку.

Раздались удивленные выкрики и топот ног, большая часть гостей покидала веранду. Пенн был встревожен.

— Я не сказал, что она в аварийном состоянии, — произнес он.

— Прозвучало именно так, — раздраженно сказала Кэтлин.

Она стала спокойно отряхивать сзади шорты.

— Осторожно, ты вся в щепках, — произнес Пенн. — Вот здесь, позволь мне…

Она обернулась.

— Во всяком случае, спасибо. Я могу сама о себе позаботиться.

Он пожал плечами.

— Ну, как знаешь!

Он повернулся к женщине, которая осталась в одиночестве на веранде и спокойно сидела в шезлонге.

— Очень жаль, что у тебя нет сегодня с собой камеры, Джил. Получился бы отличный эпизод из нескольких последовательных кадров.

— Да, прямо сцена из низкопробного комического фильма, — согласилась она.

— Видео было бы более художественно по стилю, но я лично предпочитаю фотоснимки.

Он протянул руку, чтобы помочь ей подняться. Джил пожаловалась:

— Ты собираешься заставить меня двигаться? Женщину в моем положении? Конечно, сейчас, когда все ушли, здесь вполне безопасно.

— Так или иначе, но пора идти разжигать костер. А когда появится малыш?

— Через три недели. И не малыш, а малыши, их, между прочим, будет двое.

Кэтлин сказала:

— Теперь ты говоришь об этом намного спокойнее, чем в первый раз, когда сказала мне.

— Ну что ж, будут либо два малыша, либо один маленький бегемот. У меня есть выбор…

— Вот это наш человек — всегда находит во всем светлую сторону.

Кэтлин повернула голову назад, пытаясь увидеть, нет ли еще на шортах щепок.

Маркус все еще беспокоился.

— Ты уверена, что не поранилась?

Пенн не произнес ни слова, но бросил на Кэтлин насмешливый взгляд — будто вовсе не верил в искренность Маркуса. Это вывело ее из себя, и она резко ответила:

— Со мной все в порядке. Идем вниз, к костру.

Солнце опустилось за покрытую лесом кромку холмов, и свет в маленькой долине потускнел, и стали мягкими очертания деревьев, они отбрасывали на землю длинные пятнистые тени.

Пламя жадно лизало сушняк под дровами. Взрослые расположились кто на стульях, кто на одеялах, а дети постарше принялись исполнять танец, который, по их понятиям, изображал воинственные пляски вокруг огня.

— Откуда вы набрали столько дров? — спросил у ребят кто-то из сидевших у костра. — Уж не срубили ли вы Сторожевой Дуб?

Раздались смешки и быстрые реплики хором:

— …достопримечательность Спрингхилла?

— …и лишили наших детей радости любоваться им, когда подрастут?

— …наши дети? Ну, они не посмеют.

— …однако, если хорошенько подумать, спилить дуб — совсем неплохая идея.

— Сторожевой Дуб? Кажется, о нем я ничего не слышал, — спокойно сказал Маркус.

Кэтлин едва сдержала стон.

— Об этом после.

Маркус нахмурился.

— Это тропинка влюбленных, — с готовностью объяснил Пенн.

Очищенным прутиком он проткнул две сосиски и держал их, все время перевертывая, над костром.

— Разве Кэтлин еще не рассказала вам? Вы давно живете в Спрингхилле? — спросил он и, не ожидая ответа, продолжал: — По кольцевой дороге надо объехать город, свернуть на Смородиновый холм… Что это с тобой случилось, Котенок? Ты ужасно шумишь.

Кэтлин вскочила и, не говоря ни слова, отошла от костра.

— Вы ведете себя совершенно недопустимо, Колдуэлл, — успела она услышать слова Маркуса, выходя из освещенного костром круга, — и оскорбительно для Кэтлин, конечно.

Это замечание прозвучало как угроза. На миг наступило натянутое молчание, а потом Пенн печально произнес:

— Ты абсолютно прав, Маркус. Я просто не знаю, что иногда на меня находит.

Скрипнув зубами от возмущения, она пошла быстрее. Ноги проваливались в песке. Он и в самом деле вряд ли понимает, что на него нашло. Он — просто смутьян, вот что такое с ним. И всегда был таким: однажды уговорил меня надеть ролики в самый неподходящий момент; все подстроил так, чтобы развалился королевский трон… И проделывает такие вещи потому, что ему интересно посмотреть, что из этого выйдет. Черт возьми! Почему бы ему не держаться отсюда подальше?

Она прошла немного по влажному песку, потом вскарабкалась на большой плоский камень, нависший над кромкой воды. Села, подтянула ноги, обхватив их руками, и стала слушать шорох набегавших на берег волн.

Не расстраивайся. Пенн не встанет между тобой и Маркусом, если ты этого не позволишь. Он раздражает Маркуса, это очевидно. Но очевидно и то, что Маркус не воспринимает Пенна всерьез.

Если она сможет оставаться спокойной, Пенн уедет через несколько дней. Но за это время…

Она услышала на песке его шаги, хотя они были такими легкими. Он обычно ходил бесшумно, как дикое животное в сумерках.

Она тихо сидела на камне и даже не повернула голову в ту сторону, надеясь, что останется незамеченной.

Он влез на камень, опустился рядом с ней, держа в руке стебелек травы, и стал сосредоточенно его жевать.

— Так у тебя может разболеться печень, — Кэтлин не смотрела на него. — Полагаю, ты пришел извиниться?

— Совсем нет. Я не сделал ничего постыдного. Просто провел для Маркуса заочную экскурсию по достопримечательностям Спрингхилла, Котенок.

— Черт возьми, Пенн, прекрати так меня называть, — сказала она сквозь зубы.

— Почему? Потому что это напоминает тебе Сторожевой Дуб? И как чудесно мы здесь проводили время?

Его голос был холодным, и она мгновенно пожалела, что потеряла контроль над собой и дала ему шанс предположить, что встревожило ее не только такое обращение к ней, но и воспоминания.

— Совсем нет, — твердо ответила она. — Потому что ничего особенного никогда не происходило у Сторожевого Дуба, о чем стоило бы говорить.

— Верно. Там всегда было слишком многолюдно. Все, достойное воспоминаний, происходило именно на этом самом месте у озера. Когда мы любовались лунной дорожкой на воде… и слушали раскаты грома на холмах…

Он поднял руку и бросил стебелек травы в темную воду озера. Но, так и не опустив ее, он кончиками пальцев коснулся щеки Кэтлин и повернул ее лицо к себе.

Было мгновение, когда она могла бы вскрикнуть или отодвинуться от него и спрыгнуть с камня. Могла бы столкнуть его вниз, потеряв равновесие от толчка. Она могла бы…

Но она не сделала этого. Будто какой-то нерв внутри нее замкнулся и отключил ее способность двигаться или чувствовать что-либо, кроме ужасной дрожи у горла, от которой у нее прервалось дыхание и она не могла произнести ни слова протеста.

Губы ее застыли под его мягкими вопрошающими губами. Они напомнили ей о первом в жизни поцелуе, который теперь она переживала снова, — со всей неопределенностью, колебаниями и подбирающимся страхом перед тем, что она это делает не совсем так.

Вдруг что-то изменилось, ее губы стали мягкими и теплыми, как бы оттаяли от тепла его губ. У Пенна вырвался тихий вздох удовлетворения, и его рука соскользнула с ее щеки на затылок, чтобы прижать ее к себе ближе, продолжая целовать.

Мгновенно в ней сработал инстинкт самосохранения, и она увернулась от его руки собственника. И, не осознавая до конца, что делает, она вытерла тыльной стороной пальцев свой рот.

— Пытаешься избавиться от вкуса моих губ? — мягко спросил он. — Так ничего у тебя не выйдет.

— Не делай на это ставку, — рассвирепев, сказала она. — Просто оставь меня, Пенн. Уходи.

Она спрыгнула с камня на песок, неловко приземлившись и ударившись лодыжкой. Но она подавила в себе крик от боли, скорее всего это был страх, а не боль, и пошла наверх, к костру.

Компания разбилась на группки, рассеялась по пляжу: кто-то все еще сидел у костра, другие — за импровизированными столами, иные отдыхали под деревьями. В поисках Маркуса она обошла почти всех.

Найдя его, она со вздохом облегчения опустилась на песок рядом, не успев даже подумать, не покажется ли странной ее поспешность, не осталось ли на ее лице следов от поцелуев. Хорошо, что губной помадой она не пользовалась. А что, если от нее пахнет лосьоном для бритья?

Маркус повернулся к ней.

— С тобой все в порядке, дорогая?

В его голосе была забота любящего человека, и ничего больше. И сердце ее постепенно успокаивалось. Она сжала его руку и склонила голову ему на плечо.

— Все хорошо.

— Чудесная ночь. Теперь я понимаю, почему вы так любите это озеро.

Он верит мне. Любит меня. Ему нравится то же, что и мне. Он сильный и надежный. Как я могла сомневаться в своих чувствах к нему?

— Я так и знала, что тебе понравится. Я рада. — Потом она придвинулась ближе к нему и тихо сказала: — Может, когда-нибудь мы тоже купим здесь коттедж, дорогой, когда поженимся?