Стрелы королевы

Глава десятая

Несколько дней спустя в разговоре между Тэлией и королевой вновь всплыла та же тема.

— Мало того, что Хулда исчезла, — сказала Селенэй, не просто раздосадованная — по-настоящему разгневанная тем, что позволила этой женщине ускользнуть в буквальном смысле слова у нее из-под носа — Я хотела, чтобы кто-нибудь наложил на нее Заклятие Правды и допросил о «господине», хотя не думаю, чтобы она смогла многое нам рассказать. Но Кирилл обнаружил, что иммиграционные записи, касающиеся ее, тоже пропали!

— Светлые Гавани! Тогда мы, возможно, никогда не узнаем, на кого она работала. По словам Скифа, человек, с которым она говорила, всегда был в маске и капюшоне; Скиф даже сомневается, что сама Хулда знала, кто он. — Тэлия была встревожена — встревожена сильнее, чем ей хотелось признать. — Есть ли вероятность, что она доставит нам какие-нибудь новые хлопоты?

— Сомневаюсь. В конце концов, что она смогла сделать? Даже Мелиди выздоравливает… Насколько это возможно.

— Я очень рада это слышать, — сказала Тэлия со вздохом облегчения. — Значит, что бы из себя не представляло то снадобье, длительных последствий оно иметь не будет?

— Целители говорят, что нет. И не могу передать, как я тебе признательна и рада, что ты, похоже, излечила Элспет от страха перед Спутниками.

— Весьма примечательно, что страх исчез одновременно с Хулдой, — сухо заметила Тэлия. — Чтобы излечить девочку, потребовалось всего лишь несколько визитов к Ролану и другим. Теперь она их обожает.

— Я заметила, — лукаво усмехнулась Селенэй. — Особенно после того, как Элспет неожиданно решила, что снова хочет участвовать в моих полуденных прогулках с Карио. Это наводит меня на одну мысль. Я знаю, что ты занята, и теперь больше, чем когда-либо, но не смогла бы ты уделять мне около часа в неделю?

Тэлия вздохнула.

— Как-нибудь выкрою. А что?

— Я хотела бы, чтобы ты заняла место Таламира в Совете.

Тэлия поперхнулась.

— Что! Сейчас? Почему?

— А почему бы и нет? Рано или поздно тебе придется его занять. Я бы хотела, чтобы ты привыкла к тамошним интригам и козням, а советники привыкли видеть тебя в Зале Совета. Тебе совершенно необязательно что-нибудь говорить на заседаниях, но ты можешь заметить что-то, что ускользнуло от меня, что-то, что было бы полезно знать.

— Что же я могла бы заметить?

— Возможно, ничего… а может, и очень многое. Кроме того, это даст тебе некоторую защиту. То, что ты будешь сидеть за столом Совета, очень ясно покажет, что я не намерена смотреть сквозь пальцы на попытки повредить тебе только потому, что ты еще не «настоящий» Герольд.

— Могу я поставить условие?

— Разумеется.

— Я бы хотела, чтобы со мной ходила Элспет; так она не будет чувствовать себя заброшенной, а кроме того, собственными глазами убедится, что править — это работа. Думаю, это подействует лучше всяких слов.

— Согласна… и самой мне это бы и в голову не пришло.

— Не правда, — запротестовала Тэлия.

— Нет, правда, и ты это знаешь. И раз уж ты выступаешь в качестве Личного Герольда Королевы, ты могла бы и звать меня по имени. Я начинаю уставать от «высочеств» и «величеств». Для тебя я просто Селенэй.

— Слушаюсь, ва.. Селенэй, — ответила Тэлия, отвечая улыбкой на улыбку королевы.

— Следующее заседание Совета состоится через два дня, в полдень, сразу после обеда. Увидимся на Совете?

Элспет явилась к Тэлии на занятие по владению оружием у Альбрехта безукоризненно точно, и с тех пор не пропускала ни одного. Девочку, по-видимому, зачаровали различные стили боя, которым обучал студентов Мастер боевых искусств. Остальные ученики, заранее предупрежденные о приходе Элспет, приступили к своим обычным занятиям, преодолевая легкую скованность.

Вскоре они начали то и дело приостанавливаться, чтобы кивнуть ей или перекинуться несколькими дружескими словами, пытаясь держать себя так, словно Элспет — всего лишь еще одна ученица.

В самом скором времени им уже ничего не нужно было пытаться изобразить. Казалось естественным воспринимать Элспет как одну из своих.

Неделю или две Элспет оставалась молчаливой наблюдательницей. Потом у Альбериха, очевидно, появилась идея, которую он решил опробовать. В типичной для Альбериха манере он сделал это, не предупредив Тэлию.

Он как раз закончил работать с Тэлией, когда его взгляд как бы случайно — хотя Тэлия отлично знала, что в том, что касается уроков, Алъберих ничего не делает случайно — упал на Элспет.

— Ты, ребенок! — пролаял он — Поди сюда!

Тэлия увидела, как подбородок Элспет окаменел, а нос пошел вверх — верный знак, что она готовится выдать образчик прежнего своего поведения. Ей удалось перехватить взгляд девочки и скорчить рожу, которую Элспет стала звать Королевской Кошмарной Миной. Элспет прыснула, потрогала свой браслет; вся ее надменность испарилась, и она с похвальной покорностью подошла к Альбериху.

— Смотрите все, — сказал он, вручая девочке короткий учебный клинок — В этом возрасте она еще не приобрела дурных привычек, поэтому ей не нужно переучиваться. Она гибче акробата и сможет научиться быстрее, чем любые трое из вас вместе взятые. Имя, ребенок?

— Элспет, господин учитель.

Альберих показал ей одно из простейших упражнений.

— Можешь это сделать?

Меж бровей девочки появилась тоненькая морщинка, и Элспет постаралась как можно лучше воспроизвести движения Мастера. Альберих сделал несколько незначительных исправлений, потом еще несколько раз прогнал девочку через то же упражнение, последний — на полной скорости.

— Вот, видели? Вот что вы стараетесь имитировать — живой и восприимчивый ум и тело ребенка. И смотрите…

Он внезапно атаковал Элспет так, что естественной защитой с ее стороны было применить как раз тот прием, которому он только что ее научил. Элспет выполнила его так безупречно, что остальные студенты невольно зааплодировали.

— В этом возрасте раз выучил — никогда не забудешь. Старайтесь подражать ей.

По команде Альбериха ученики вернулись к работе в парах. Он знаком подозвал к себе Тэлию.

— Ты отвечаешь вот за эту? — спросил он, словно не имел ни малейшего понятия о том, кто такая Элспет.

— Да, господин учитель, — почтительно ответила Тэлия.

— Я бы хотел включить ее в группу. Это можно устроить?

— Очень легко. Элспет, ты хотела бы учиться владеть оружием, а не только смотреть на упражнения?

— О да! — пылко, с сияющими глазами ответила девочка. — Только…

— Да? — подбодрил ее Альберих.

— Вы не будете бить меня слишком сильно, пожалуйста, господин учитель? Не так, как вы ударили Гриффона.

Альберих рассмеялся — зрелище, которое Тэлии доводилось видеть нечасто.

— Я отмеряю наказание по толщине черепа моих студентов, ребенок. У Гриффона очень толстый череп.

Гриффон, стоявший достаточно близко и слышавший каждое слово, ухмыльнулся и подмигнул Элспет.

— Думаю, — продолжал Альберих, — что у тебя не такой толстый череп, поэтому тебя я буду бить только слегка. А теперь мы могли бы начать с того, чему я тебя только что научил.

Глядя на них, Тэлия поняла, что Альберих только что помог нанести Отродью смертельный удар.

Отныне осталась только Элспет.

С тех пор, хоть у нее иногда и случались краткие сбои, девочка была в состоянии без особого усилия придерживаться хорошего поведения. За жаркие летние дни она быстро превратилась в любимицу всей Коллегии, хотя ей никогда не грозило быть избалованной, поскольку все слишком хорошо помнили, что из себя представляло Отродье.

Вместо того, чтобы просто наблюдать, она стала сама вызываться помочь. На стрельбах из лука она подносила воду и стрелы для замены сломанных, на упражнениях с оружием — мел и сухие полотенца. Она всячески старалась помочь чистить Спутников и амуницию, причем не только Ролана и его сбрую, а бросалась помогать всякому, кто случался поблизости. Когда в «их» послеполуденные часы Тэлии выпадал черед отбывать трудовую повинность, Элспет настаивала на том, чтобы делать свою долю работы; повар Меро даже стал предвидеть ее появление на кухне и всегда готовил для своих подручных особое угощение, когда на кухне дежурили совместно Тэлия и Элспет. Дошло до того, что Элспет начала находить некоторую прелесть в штопке: раньше она не представляла, как чинится рваная одежда. Впрочем, с иглой она управлялась не очень хорошо — не хватало терпения для столь нудной работы — и предпочитала делать что-нибудь более подвижное, вроде раскладывания одежды на стопки «все еще годится», «только для работы на улице» и «безнадежна» — ее собственные названия, которые скоро переняли все остальные. «Безнадежную» любили особенно: предполагаемый починщик разыгрывал над провинившейся вещью скорбные сцены. Это превратилось в постоянную игру, и все участники получали от нее массу удовольствия.

К тому времени, когда листья начали желтеть, никто уже не мог представить себе Коллегию без Элспет, носящейся взад-вперед вместе с учениками.

Однажды холодным днем, когда в окно Тэлии бились последние иссохшие листья, в ее дверь негромко постучали. Тэлия отворила, на пороге стояла Шерил… в Белом.

На мгновение Тэлия лишилась дара речи, потом крепко, изо всех сил обняла подругу, восклицая прерывающимся голосом:

— Ты добилась! Добилась!

Шерил тоже обняла свою бывшую подопечную; по ее щеке скатилась слеза — слеза радости.

— Полагаю, что да, — сказала она, когда Тэлия наконец выпустила ее. — Ты первая, кто об этом узнал, не считая Элкарта.

— Правда? О, Шери… Не знаю, что и сказать… это замечательно! Я так за тебя рада! Когда ты отправляешься на стажировку?

— На будущей неделе, — ответила та; внезапно она, казалось, сильно смутилась, — И у меня была еще одна причина прийти… поскольку я тебе вроде наставницы… ну… я должна кое о чем тебе рассказать перед тем, как уехать.

— Продолжай, — ответила Тэлия, гадая, почему ее подруга так застеснялась.

— Ну… что ты думаешь… о мальчиках?

— Я никогда особо о них не думала, — отвечала Тэлия.

— Я хочу сказать, тебе они нравятся? Кажется, тебе… очень нравится Скиф.

— Я не такая, как Керен, если ты это имеешь в виду.

— Нет, не то, — досадливо поморщилась Шерил. — Ты знаешь… про детей… и все такое, верно?

— Можешь не сомневаться, учитывая, что перед тем, как я попала сюда, меня собирались выдать замуж! — слегка развеселившись, заверила ее Тэлия. — И, думаю, я помогла Керен принимать больше родов, чем выпадает кому-либо за один год пребывания в Коллегии и ночных на Спутниковом Поле! По-моему, кобылы нарочно меня дожидаются!

— Ну, а ты знаешь, как не заиметь детей? Я хочу сказать, ты, наверно, заметила, что беременного Герольда встретишь не часто, а нас вряд ли можно назвать целомудренной братией…

— «Да» на твой второй вопрос, — сказала Тэлия, невольно подумав о ночных мероприятиях в комнате ее соседки по коридору, Дестрии. — Но «нет» — на первый!

— У нас есть одно средство, его делают для нас Целители, — сказала Шерил, явно испытывая облегчение от того, что ей не придется просвещать подругу относительно суровой прозы жизни. — Такой порошок — его принимаешь каждый день, кроме тех, когда у тебя месячные. Он даже не противен, что, право же, удивительно, если учесть, каково на вкус большинство их снадобий. Его можно использовать и для того, чтобы смещать циклы, если это необходимо, — например, когда знаешь, что впереди у тебя ситуация, в которой иметь месячные будет крайне неудобно. Тогда просто раньше перестаешь принимать его или дольше продолжаешь. Я подумала, что будет лучше, если я расскажу тебе об этом, не то, возможно, не расскажет никто. Я знаю, что тебе он пока не требовался… но может скоро понадобиться, если только блеск, который я заметила в глазах Скифа, что-нибудь означает.

— И ты помнила о том, чтобы сказать мне об этом, в день, когда получила Белое? — недоверчиво спросила Тэлия, пропустив мимо ушей замечание насчет Скифа. — Ох, Шери, чем я заслужила такого друга, как ты?

Порошок оказался таким же удобным, как маленькие тампоны, которыми Шерил научила ее пользоваться во время месячных вместо кусочков тряпки, и Тэлия была чрезвычайно признательна Шерил за то, что та о нем рассказала. Иметь возможность сдвигать цикл по своему усмотрению было замечательно само по себе — проверить его действенность в другом отношении Тэлии ни разу по-настоящему не представлялось возможности.

Судьба так часто сводила ее со Скифом, что Тэлия совсем перестала его дичиться, и безусловно давно уже отнесла к разряду «безопасных» представителей сильного пола. Помогло и то, что они были близки и по возрасту, и по росту; обычно шумливый Скиф в присутствии Тэлии и говорил, и вел себя не в пример сдержаннее, словно понимая, как легко может мужчина встревожить или напугать ее. Сначала они были просто друзьями — но теперь его влекло к Тэлии по-другому, как это ярко демонстрировало его поведение за столом. Поэтому то, что произошло между ними затем, вряд ли удивительно.

После того, как Тэлия едва не погибла в ледяной воде, Альберих приставил к ней Шерил, чтобы та научила Личного Герольда Королевы плавать так, как учат детей на Вечнотуманном Озере.

Последним деянием Шерил перед отъездом на стажировку стало нападение на Тэлию: когда они проходили по мосту, Шерил внезапно столкнула ее в воду в том самом месте, где ее топили в прошлый раз. Вода была почти так же холодна, как тогда, хотя лед образовал всего лишь тоненькую пленку в камышах. Шери стояла наготове, чтобы, если понадобится, вытащить Тэлию, но та выдержала импровизированный экзамен блестяще, — так сказать, с развевающимися знаменами и выбивающими дробь зубами.

Скиф встретил ее, когда она возвращалась к себе в комнату. Смеющаяся, трясущаяся от холода Тэлия шла босиком, завернувшись в конскую попону; по полу за ней тянулся мокрый след.

— Святые звезды! — воскликнул Скиф потрясение. — Что случилось?

— Шери столкнула меня в реку… нет, погоди, — пресекла Тэлия порыв приятеля, бросившегося отплатить ни в чем не повинной Шерил той же монетой. — Ей приказал Алъберих. Она обучала меня тому, что умеет сама, и нужен был надежный способ проверить, научилась я или нет.

— Ничего себе проверочка, — проворчал Скиф, потом, к удивлению Тэлии, поднял ее и понес на руках к ней в комнату.

— Тебя вообще никогда не оставляют в покое, верно? — бурчал он, помогая ей снять мокрую одежду и разводя огонь в очаге. — Святые звезды, ты делаешь вдвое больше работы, чем мы, остальные, и тебе никогда не дают передышки, а потом еще берут и творят вот такое…

Тэлия повернулась к нему и неожиданно оступилась. Скиф подхватил ее, и Тэлия внезапно обнаружила, что смотрит прямо в его карие глаза со скромного расстояния в два дюйма. Скиф застыл, потом воспользовался удобным случаем и поцеловал ее.

Спустя долгое мгновение они смущенно отодвинулись друг от друга.

— Э, Тэлия… — промямлил он.

— Ты нравишься мне, Скиф, — сказала она тихо, — Очень нравишься.

— Правда? — он залился краской. — Я… ты же знаешь, что нравишься мне.

— А тебе известно, кто моя соседка по коридору. Никто не заметит, если мы… ты понимаешь.

— Ты хочешь сказать… — Скиф едва мог поверить своим ушам. Или своему счастью. — Но на тебе же парадная форма, ты куда-то идешь. Может, сегодня вечером?

— У меня заседание Совета, но после него… увы, бедный Скиф…

Заседание Совета оказалось длинным и скучным, а Тэлия устала от устроенного Шерил «испытания водой» гораздо больше, чем думала.

Она вернулась к себе незадолго до прихода Скифа и присела на кровать, чтобы немного отдохнуть. Явившийся Скиф к своему большому огорчению обнаружил, что она крепко спит.

Он досадливо закусил губу; потом его лицо разгладилось. Он осторожно укрыл Тэлию одеялом и легонько поцеловал в щеку; она так умаялась за день, что даже не шелохнулась.

— Ничего, милая барышня, — прошептал Скиф. — Мы попробуем снова в другой раз.

— Светлые Гавани, маленькая, — воскликнул Джедус, увидев лицо Тэлии, когда она явилась с ежевечерним визитом. — Что тебя тревожит?

— Я… я не знаю точно, — неуверенно ответила она, — Но все ходят такие злые… я думала, что смогу от этого отгородиться, но у меня просто не получается…

— Тебе следовало сказать об этом раньше, — мягко пожурил ее Джедус, используя собственный Дар, чтобы усилить ее защиту. — Элкарт мог бы помочь тебе.

— Элкарт был занят, а все остальные настолько злы, что к ним не подступиться. Джедус, что со всеми стряслось? Я думала, Герольды никогда не злятся… я никогда ничего подобного не чувствовала!

— Это потому, что ты была совершенно не в состоянии ощутить настроение, царившее в Коллегии прошлой зимой, моя милая.

— Вы меняете тему, — резковато ответила Тэлия. — А если это затрагивает Селенэй или Элспет, мне нужно знать, что происходит.

Джедус поколебался, потом вздохнул и пришел к выводу, что она права.

— Это довольно некрасивая история, — сказал он. — Есть такой молодой Герольд по имени Дирк, который без памяти влюбился в одну из придворных красоток. Это случается не так уж редко, особенно когда Герольд впервые получает назначение ко двору или в Коллегию, но дама явно поощряла его чувства, пока он совершенно не потерял голову от любви. И все это время она только играла им… намеревалась использовать его для довольно низкой цели — добраться через него до одного его друга. Когда же все открылось, она наговорила Дирку очень жестоких вещей… намеренно сделала так, чтобы разрушить его довольно хрупкое «я» — и почти преуспела в этом. Она совершенно уничтожила его веру в себя; убедила парня, что он стоит меньше, чем шелудивая собака. Беднягу на некоторое время отослали домой: будем надеяться, что в кругу семьи и друзей он оправится. Я молюсь, чтобы было так. Дирк — славный малый и ценный Герольд и стоит пятидесяти таких, как она. Я знавал его отца по Коллегии Бардов, и парнишка оказывал мне любезность, время от времени навещая меня, чтобы засвидетельствовать свое почтение. Злость, которую ты воспринимаешь, в значительной степени вызвана тем, что мы ни по закону, ни по правилам этики не можем подвергнуть эту особу наказанию, которого она в высшей степени заслуживает. И знай, детка, нам тоже случается сердиться, мы ведь только люди, а знать, что мы не можем отплатить за зло, которое причинили тому, кто нам дорог, потому что мы придерживаемся как духа, так и буквы закона — это больно.

Тэлия оставила Джедуса в глубокой задумчивости, гадая, станет ли она когда-либо достойной такой заботы.

За завтраком Скиф сунул Тэлии записку: «Сегодня вечером, у меня».

Она улыбнулась и еле заметно кивнула.

Но к тому времени, когда Скиф добрался до своей комнаты, и Тэлия, и предполагаемое рандеву вылетели у него из головы. Он был весь избит, покрыт синяками, у него болело все, от макушки до пяток, и единственное, о чем он мог думать — это удастся ли уговорить Эдрика или Дрейка притащить что-нибудь с кухни, чтобы ему не пришлось волочь свое измученное тело в трапезную.

Он удивленно захлопал глазами, увидев, что на столе его ждет миска с едой и горячий чай. Он заморгал снова, увидев сидящую на его кровати Тэлию.

— О, Владыка Света! Тэлия, я забыл.

— Я все знаю, — просто сказала она. — Но я подумала, что тебе не помешает еда и друг — а там посмотрим, не удастся ли с помощью этих двух вещей привести тебя в состояние, пригодное для прочего.

— Он живодер, этот Альберих, — простонал Скиф, медленно, морщась, опускаясь на стул и протягивая руку за чаем. — «Тебе пора иметь какие-то обязанности», говорит: «Ты будешь моим помощником», говорит: «У тебя останется меньше времени на лазанье по карманам и дурные привычки». Он не сказал, что собирается сделать меня спарринг-партнером для здоровенных скотов, которые уже получили Белое. Он не сказал, что я должен буду учить трех верзил, которые никогда не видели ничего замысловатее дубины. Святые звезды, Тэлия, посмотрела бы на ты этих троих. Они были крестьянами — по крайней мере, так мне сказали. Крестьяне! Тэлия, если бы ты спросила у одного из них дорогу, он бы, наверно, поднял соху, вола и все прочее, и показал тебе направление.

Тэлия что-то сочувственно шептала и растирала ему плечи.

— У меня болят места, про которые я даже не знал, что они у меня есть, — пожаловался Скиф, поглощая ужин с несвойственной ему медлительностью.

— Может, мне удастся помочь этой беде, — улыбнулась Тэлия, продолжая разминать его многочисленные ушибы и болячки.

До кровати было всего два шага; Тэлия сняла со Скифа большую часть одежды — и, не совсем нечаянно, с себя тоже. Раздобыла немного масла для растираний и разогрела до температуры тела, потом принялась втирать в больные места, чтобы размять узлы, образовавшиеся в его исколошмаченных и покрытых кровоподтеками мышцах. Скиф почувствовал, что начинает понемногу оживать под ее нежными прикосновениями, потом он сделал ошибку и закрыл глаза.

Тэлия поняла, что он безнадежен, только когда услышала тихое посапывание.

Она вздохнула, слезла с кровати, закутала Скифа, как ребенка, и вернулась к себе в комнату.

На сей раз Тэлия весьма охотно осталась в Коллегии на праздник Середины Зимы, радуясь непривычной свободе читать, если хочется, хоть всю ночь напролет и возможности наслаждаться обществом Джедуса. Выяснилось, что в этом году Меро и Гэйта тоже остаются на праздники, равно как Керен и Ильза, и все шестеро часто сходились в комнате Джедуса для долгих бесед за горячим сидром.

Керен и Ильза брали Тэлию с собой на долгие верховые прогулки за город, на природу. Им даже несколько раз удалось уговорить Джедуса присоединиться к ним во время таких вылазок — первый за многие годы случай, когда он выбрался за пределы Коллегии. Они трое нашли замерзший пруд, покрытый черным льдом с гладкой, словно лучшее зеркало, поверхностью. Ильза и Джедус оставались возле разведенного на берегу костра, подшучивая над двумя подругами и бдительно присматривая за кроликом и овощами, жарящимися для пикника на снегу, а Керен учила Тэлию кататься на коньках. Прикрепив к сапогам сделанные из полированной стали бегунки, Керен скользила по поверхности пруда с изяществом парящего сокола.

Тэлия часто падала — по крайней мере, поначалу.

— Вы просто пытаетесь на мне отыграться, — обвинила она Керен. — Я ни разу не стерла себе седалище, когда ездила верхом, так вы стараетесь найти другой способ сделать так, чтобы мне было больно сидеть!

Керен только усмехнулась, помогла ей подняться на ноги и вновь поволокла вокруг пруда.

Постепенно Тэлия приноровилась держать равновесие, а потом и двигаться. К тому времени, когда они собрались домой, она уже получала от катания огромное удовольствие, даже если и походила, по собственному выражению, «скорее на гусыню, чем на сокола».

Они ездили к пруду почти через день, и к приходу самой Середины Зимы Тэлия стала уже настолько искусна, что могла кататься — хоть и неуверенно — спиной вперед.

Потом они снова участвовали в пирушке в Крыле Слуг, на этот раз вместе с четырьмя остальными. Так что и этот Праздник Середины Зимы прошел на редкость удачно.

Когда занятия возобновились, Тэлия добавила себе еще два предмета: юриспруденцию и иностранный язык, лишившись в результате свободного часа на библиотеку. Часто казалось, что в сутках просто не хватает времени, чтобы все успеть, но она как-то справлялась.

Ее связь с Роланом, пожалуй, продолжала укрепляться; теперь казалось, будто он постоянно присутствует где-то в глубине ее сознания. Тэлия уже знала, что это он являлся источником части мудрости, которая проникала, непрошеная, в ее ум, когда королева нуждалась в ней, и что именно Ролан руководил ею, когда пришлось спасать Скифа от «милостей» Орталлена. В конце концов, Ролан имел то преимущество, что жил в уме обладавшего огромными знаниями человека — предыдущего Личного Герольда королевы, Таламира — в течение всей его жизни в качестве Герольда, а теперь предоставил всю эту мудрость в распоряжение Тэлии. Однако по крайней мере часть ее принадлежала самой Тэлии: инстинктивное умение составлять правильное суждение, каковым обладал только Личный Герольд Государя.

Прежде чем она осознала, как много времени прошло, на деревьях уже вновь набухли почки. Появился новый выводок учеников, и Тэлия была поражена тем, какими юными выглядят эти ребята. Порой, смотрясь в зеркало, она точно так же поражалась, какой юной все еще выглядит сама — поскольку чувствовала себя так, словно ей должно быть на вид уже лет сто.

Некоторое облегчение весна все-таки принесла: Керен объявила, что научила ее всему, что умела. Уроки верховой езды, как таковые, закончились. Время от времени Тэлия помогала Керен обучать младших студентов, которые нуждались в индивидуальной работе, но в отличие от прежних занятий это не являлось постоянной, изматывающей необходимостью.

Теперь, когда Керен перестала быть Тэлии учительницей, их отношения переросли в невероятно тесную дружбу, более тесную даже, чем та, что когда-то связывала Тэлию с ее сестрой Врис. Не помешала даже разница в возрасте (Керен была вдвое старше Тэлии). Стоило им начать разговаривать, как оказалось, что эта разница совершенно несущественна. Близость, которая зародилась в дни празднования Середины Зимы, стала расти и углубляться. Тэлия обнаружила, что Керен — единственный во всей Коллегии человек, которому она может свободно излить душу. Быть может, потому, что Керен очень сочувствовала ей, по опыту собственной семьи зная, какой груз ответственности лежит на плечах Личного Герольда Королевы. Возможность откровенно выговориться хоть перед кем-то сильно скрашивала Тэлии жизнь.

Что касается Керен, то Тэлия оказалась одной из немногих когда-либо встреченных ею людей, даже из числа Герольдов, кто был готов, не рассуждая, принять ее отношения с Ильзой и все, что это подразумевало. Когда Тэлия становилась кому-то другом, ее верность не могло поколебать ничто. Большинство Герольдов любило Керен и восхищалось ею, но многие чувствовали себя неловко и боялись слишком сближаться с ней, словно ее наклонности были чем-то вроде пятна, которое могло лечь и на них. Тэлия оказалась одной из немногих, кто свободно и открыто отдал ей свое сердце и стал ей другом. А при том, что Ильза так часто отсутствовала, жизнь Керен до последнего времени была довольно одинокой — и Тэлия очень скрасила это одиночество самим своим существованием.

Тэлия узнала о своей подруге нечто новое, нечто, о чем мало кто догадывался. Под внешней силой и подтянутостью учителя верховой езды скрывалась хрупкость снежинки. Душевное равновесие Керен покоилось на трех китах: ее связи с Тереном, связи с Дантрисом, ее Спутником, и связи с Ильзой. Отчасти именно поэтому Круг, когда близнецы достигли среднего возраста, освободил обоих от полевой службы, назначив постоянными преподавателями при Коллегии (хотя главным доводом явилось то, что оба были мастерами в своей области — Керен в верховой езде, а Терен в обращении с детьми: у него был настоящий дар преподавания). Вероятность того, что с Дантрисом или с ее братом может здесь приключиться какое-то несчастье, была очень мала. Ильза получила назначение Специальным Курьером из-за необычайной выносливости ее Фелары, уступающей лишь Ролану — хотя верно и то, что должность гонца считалась менее опасной, чем многие другие (что опять-таки не явилось главным соображением). И все же Тэлия часто с неясным страхом думала о том, что если когда-нибудь что-нибудь случится с Ильзой, Керен вполне может ее не пережить.

Ночь была теплой; насекомые еще не появились, в небе висела полная луна. Обстановка совершенно идиллическая. Нашлось даже чудесное мягкое ложе из молодых папоротников, на котором они смогли расстелить плащи. Тэлия встретила Скифа абсолютно случайно, когда возвращалась с прогулки с Элспет по Спутникову Полю. По обоюдному молчаливому согласию они повернули обратно и нашли это идеальное место для свиданий…

— Удобно?

— Угу. И звезды…

— Роскошные. Я мог бы смотреть на них вечно.

— Я думала, — поддразнила его Тэлия, — что у тебя другое на уме!

— О да…

Но Скиф провел день, уворачиваясь от ударов Альбериха, а Тэлия встала задолго до рассвета.

Тэлия отвечала на его робкие, но нежные ласки. Она была одновременно взволнована и слегка испугана, но судя по тому, как действовал Скиф, она явно не казалась ему слишком неуклюжей. Она расслабилась впервые с самого раннего утра и почувствовала, как уходит напряжение из его плеч…

… и оба они одновременно уснули.

Проснулись они промокшие от росы; над головой щебетали птицы, солнце только-только начинало вставать.

— Страшно не хочется признавать, но.. — Начал Скиф со вздохом.

— Знаю. Похоже, у нас ничего не выйдет, верно?

— Похоже, что нет. Это или боги, или судьба, или бес противоречия.

— Или и то, и другое, и третье. Думаю, мы обречены быть просто добрыми друзьями. Что ж, нельзя сказать, что мы не пытались!

К большой радости Скифа, их одноклассники, по-видимому, совершенно не подозревали о том, что их свидания закончились ничем. Тэлия считалась очень неприступной; Скиф с изумлением обнаружил, что его престиж очень вырос, и немедленно постарался ему соответствовать.

По чистому совпадению Альберих на другой день освободил его от должности помощника и назначил вместо него Джери, так что у Скифа никогда больше не возникало проблем, погубивших его «роман» с Тэлией. Тэлия же просто спокойно улыбалась, когда ее дразнили Скифом, так что их секрет так и остался тайной.

В том году Колокол Смерти звонил четыре раза; Тэлия оказалась в новой для себя роли — новой и совершенно неожиданной.

Она присутствовала на похоронах первого из погибших за этот год. Осень еще только начиналась, и днем в воздухе все еще пахло летом, хотя ночи становились холоднее. После церемонии Тэлия пошла на Спутниково Поле и, не седлая, вскочила на Ролана. Против обыкновения, они не двинулись легкой рысцой наобум, куда глаза глядят; скорее казалось, что обоих что-то тянет в определенный уголок Поля.

Спутниково Поле не было просто ровным полем, как можно было предположить по его названию. Скорее оно представляло собой холмистый, частично покрытый лесом участок площадью несколько акров, на котором располагались конюшня для укрытия в непогоду, сенной сарай и амбар, где хранился корм для Спутников, а также сарай для сбруи, в действительности скорее не сарай, а основательное строение с двумя очагами в противоположных концах. Сердцем поля являлась Роща, откуда когда-то вышли первые Спутники и где стояла колокольня с Колоколом Смерти. Помимо открытых участков на Поле имелись также несколько питавшихся талой водой ручьев и заводей, и множество укромных, тенистых рощиц.

«Чувства» Тэлии привели ее к одному из таких уединенных уголков, крошечному озерцу на дне такой же крошечной долины, над которой образовали свод нависающие ветви покрытых золотой листвой ив. Там, уставившись отсутствующим взглядом в воду, сидел Герольд; его Спутник тревожно тыкался мордой ему в плечо.

Тэлия спешилась и села рядом с молодым человеком.

— Вы не хотели бы поговорить об этом? — спросила она после долгого молчания.

Он кинул в воду кусок коры.

— Я нашел его… Герика, я имею в виду.

— Плохо?

— Не могу даже передать. Что бы ни убило его, оно не могло быть ни человеком, ни даже чем-то похожим на человека. А хуже всего то…

— Продолжайте.

— Он объезжал мой округ. Если бы я не сломал ногу, на его месте мог оказаться я. Может быть.

— Но вы так не думаете?

— Там, на Западной Границе, особенно в моем округе, творятся странные вещи. Я пытался предостеречь его, но он только рассмеялся и сказал, что я слишком долго пробыл в глуши и наслушался сказок. Быть может, если бы там оказался я… Не знаю.

Тэлия продолжала молчать, зная, что собеседник чего-то не договорил.

— Я больше не могу спать, — произнес Герольд наконец; лицо его и в самом деле выглядело изможденным. — Каждый раз, стоит мне закрыть глаза, как я вижу его лицо, то, каким я его нашел. Кровь… боль… Будь оно проклято во всех Двенадцати Преисподних! — он всадил кулак в землю рядом с собой. — Почему это должно было случиться с Гериком? Почему. Я никогда не видел человека, более влюбленного в жизнь — почему ему пришлось умереть так.

— Хотела бы я знать ответ, но я его не знаю, — отозвалась Тэлия. — Думаю, мы получим ответы на все «почему» только тогда, когда сами встретим свою судьбу… — Ее голос замер; она искала слова, чтобы хоть как-то утешить Герольда. — Но если Герик любил жизнь так сильно, как вы говорите, он наверняка должен был пользоваться каждой ее минутой?

— Знаешь… ты права. Я частенько поддевал его за это; порой он только смеялся и говорил, что, поскольку он не знает, что ждет его за углом, он намерен взять все, что можно, от того, что у него есть в данный момент. Клянусь, иногда казалось, будто он старается прожить три человеческих жизни зараз. Как же, я помню случай, когда…

Он продолжал, нанизывая одно воспоминание на другое, временами совершенно забывая о присутствии Тэлии — кроме как о слушателе, перед которым он мог выговориться. Он остановился только тогда, когда у него пересохло в горле, и, вздрогнув, понял, что проговорил не меньше двух часов.

— Властелин Горы… что я тебе втолковывал? — сказал он, впервые заметив, что его слушательница — всего лишь девочка-подросток. — Слушай, прости меня. Как тебя зовут?

— Тэлия, — ответила она и улыбнулась, когда по его расширившимся глазам поняла, что он ее узнал. — Знаете, вам совершенно не за что извиняться. Я ведь только слушала, больше ничего… но теперь вы помните своего друга таким, каким он жил, а не таким, каким умер. Разве это не лучшие поминки?

— Да, — задумчиво сказал он, — Да. — Напряжение ушло с его лица, и Тэлия больше не чувствовала того терзающего, разрушительного горя, что привело ее сюда. Скорбь осталась, да… но не такая, что смогла бы одолеть человека и завладеть им полностью.

— Сейчас я должна идти, а вам нужно немного поспать, пока вы не заболели. — Она вспрыгнула на спину Ролану; Герольд поднял глаза и встретился с ней взглядом, в котором светилась благодарность.

— Спасибо тебе, Герольд Королевы, — только и сказал он, но тон его голоса сказал много больше.

Второй погибший в том году Герольд пал жертвой лавины, но его оставшуюся в живых возлюбленную пришлось убеждать, что он не рисковал собой по-глупому из-за того, что они перед этим поссорились. Беседа продолжалась всю ночь, и Тэлия явилась на первый урок такой измочаленной, что свежеиспеченный Герольд Нерисса, преподававшая этот курс, отправила ее обратно в постель и отменила все ее утренние занятия.

Третья гибель потребовала новой задушевной беседы с Селенэй, раздавленной горем на этот раз из-за того, что втравила юную и неопытную девушку-Герольда в то, с чем та заведомо не могла справиться — жестокую распрю между двумя принадлежащими к мелкой знати семействами на Востоке. Распря переросла в открытую войну, и, когда Герольд пыталась примирить враждующих, в нее угодила шальная стрела. Имей она побольше опыта, она не стала бы так подставляться.

Конечно, когда Селенэй отправляла Берил, она никак не могла знать, что вражда зашла так далеко — но сейчас, оглядываясь назад и отчетливо видя тогдашнюю ситуацию, она считала, что должна была догадаться.

Однако, когда сразу после праздника Середины Зимы Колокол Смерти зазвонил в четвертый раз, уже сама Тэлия отчаянно нуждалась в утешении… ибо умершим Герольдом оказался Джедус.

Однажды утром она проснулась перед рассветом и мгновенно поняла, что что-то неладно… что это связано с Джедусом, и бросилась в его комнату, задержавшись только для того, чтобы набросить плащ поверх ночной рубашки. Она едва не налетела на выходящего оттуда Целителя, и, встретившись с ним глазами, поняла все.

Кончина Джедуса была совершенно мирной, сказал он Тэлии; Старый Герольд и не подозревал о ее приближении, он просто не проснулся. Его Спутник скончался тоже — вероятно, одновременно с ним.

Ни то, ни другое нисколько не утешало.

Тэлия ушла к себе в комнату и села на край кровати, глядя на кресло, в котором Джедус провел столько ночей, охраняя ее во время ее болезни. Она мысленно повторяла все, что так и не успела ему сказать — как много он для нее значил, сколь многому она у него научилась. Теперь было уже слишком поздно что-нибудь говорить… и слишком поздно его благодарить.

— Милая… я узнала… — возле нее стояла Керен; Тэлия даже не заметила, как она вошла. Пока они смотрели друг на друга, зазвонил Колокол Смерти.

Удары колокола словно освободили что-то: Тэлия начала беззвучно плакать. Керен, присев на краешек кровати, обняла ее, и они вместе заплакали по своему старому другу, который был так дорог им обеим.

Керен оказалась не единственной, кто подумал о Тэлии, едва новость распространилась по Коллегии. До Тэлии донесся слабый шорох; она подняла глаза и увидела, что в кресле напротив кровати сидит декан Элкарт.

— Дорогая моя, я должен сказать тебе две вещи, — с некоторым трудом произнес декан. — Джедус был моим старым другом; собственно, я когда-то стажировался под его руководством. Он назначил меня своим душеприказчиком. Он знал, что ему осталось жить недолго, и сказал мне, что когда… он хочет, чтобы ты взяла ее… — Элкарт молча протянул Тэлии футляр с Сударыней.

Тэлия взяла его дрожащими руками и уставилась на арфу, не в силах говорить от слез: в горле стоял ком.

— Вторая вещь — это вот что: последние два года Джедус был счастливее, чем когда-либо с тех пор, как лишился ноги. Он не был хорошим преподавателем, когда дело касалось строгих академических предметов: у него просто не лежало к этому сердце. Занятия, которые мы ему поручали вести, нужны были только для того, чтобы как-то занять его, и Джедус это знал. Он все больше и больше погружался в прошлое и жил воспоминаниями о том времени, когда еще мог приносить пользу — пока не появилась ты. Ты помогла ему снова почувствовать себя полезным. А когда ты заболела… думаю, ты даже не представляешь, насколько то, что ты нуждалась в нем — чтобы охранять тебя, чтобы музыкой прогонять кошмары — вновь оживило Джедуса. А то, что он мог советовать и направлять тебя… это значило для него все.

— Он… знал? Знал, как он мне нужен?

— Конечно, знал: он владел Даром чтения мыслей. Как бы хорошо, по твоему мнению, ты ни закрывалась, когда привязан к кому-то так, как вы двое были привязаны друг к другу, что-то неизбежно просачивается, хочешь ты этого или нет. А когда ты стала обращаться к нему за советом и помощью, и когда именно к нему ты пришла с тем делом насчет Хулды… думаю, что он гордился этим больше, чем всем остальным, чего добился в жизни. Он часто говорил мне, что больше не жалеет о том, что у него нет семьи, потому что ты и друзья, которых он приобрел благодаря тебе, стали его семьей. Он был очень одинок, пока к его порогу не подошла ты, маленькая. А умер он довольным и счастливым.

Элкарт опустил голову и быстро провел рукой по глазам, не в силах больше говорить.

— Мне пора, — сказал он наконец и поднялся.

Тэлия поймала его за рукав.

— Спасибо… — прошептала она.

Он признательно стиснул ей руку и вышел.

Прошло несколько месяцев, прежде чем Тэлия смогла заставить себя прикоснуться к Сударыне — но когда наконец смогла, то уже не забрасывала музицирования (хотя каждый раз, когда она играла, ее охватывала тоска по Джедусу).

Играя, она пыталась вспоминать Джедуса таким, каким увидела его в ту ночь в кресле возле ее постели — живым, бодрым, с арфой на коленях, заряженным арбалетом на полу под рукой и прислоненной рядом тростью со спрятанным внутри клинком, сменившей его старую палку.

Или недоверчивую и радостную улыбку, появившуюся на его лице, когда Тэлия попросила поиграть ей.

Или как он выглядел, когда говорил ей и Скифу, что они могут препоручить ему решение проблемы с Хулдой: снова сильным, снова уверенным в себе… нужным.

И его смех и веселье в тот день Середины Зимы, когда Керен учила ее кататься на коньках.

Иногда это даже помогало. Но только иногда.