Казалось бы, самое тяжело осталось позади. Юбилей прошел, конференция и куча неожиданных гостей, ежедневная суета и жуткая ответственность. Живи да радуйся! Но моя задница обязательно найдет себе приключений и проблем. Вместо того чтобы ехать в Заостровье я примкнул к немногим копошащимся в земле археологам, что копали около Гостиных Дворов. Эта самая старинная постройка в городе в юбилейном году, наконец-то, удостоилась чести в виде масштабных археологических раскопок. Вот где на самом деле пропадали наш главный археолог области Овсянников со товарищи.
Втихую выбили себе фонды, нашли сезонных рабочих и добыли разрешение. Последнее самое трудное, ведь раскопки проходят в центре Архангельска. Около Облисполкома, областного почтамта захватывая их территорию, а также участок бывшего Детского парка. Вот за него мне было стыдно и в двадцать первом веке. Позорище для всех ветвей властей иметь такой жалкий клочок земля для развлечения детишек. Здесь же к юбилею выделили огромный участок, в районе улицы Выучейского от Обводного канала до Новгородского и Розы Люксембург.
Первый кластер парка уже открылся, радуя горожан и их детей. На остальных пока ведутся работы. Так что бедные усталые деревяшки не простоят здесь еще 30 лет, а будут снесены вовремя, а люди получат современное жилье. Мне, вообще, показалось, что строительство в городе велось более интенсивно и безо всякого юбилея. Инерция былых свершений или дополнительные вливания именно в города РСФСР? Мне сложно понять, но могу сказать точно — если темпы строительства будут такие же, как были при моей детской памяти, лет через двадцать мы города не признаем.
И я точно знаю, что многие из «попаданцев» были не менее категоричны, чем я. В первую очередь стоит вкладываться в республики-доноры СССР. Позже они принесут намного больше. А их всего три — РСФСР, Белорусская и Казахская ССР. Да-да, даже Украина стоит где-то по нолям. Потому там и города строились благоустроенней и в целом было в советские годы сытней. «Все до сэбэ» — старая малоросская практика. Но зато Белоруссия кормила Северный флот и отчасти Ленинград, являлась сборочным цехом страны, а сейчас еще и Ай-Ти кластером. Во главе её бессменно стоял легендарный Машеров. Значит, все-таки гэбисты его в моей реальности убрали? Идти в Москву этот белорусский патриот не желал, а работал на своем месте.
Как ни странно, но более радикальные предложения также оказались отвергнуты правительством. Окраины стоило поддерживать и подтягивать до уровня центра. Империя на то и империя, пусть и советская. Партийные функционеры кривились при упоминании этого, по их мнению, бранного слова, но бить им было нечем. Так что вместо формального интернационализма нынче в ход пошла борьба с местечковым национализмом и провинциальной тухлостью. Именно они и сгубили Союз в большинстве миров. Мотивы и методы почти все попаданцы упоминали схожие. Я как-то попытал Евгена на эту щекотливую тему. В его мире вообще все кончилось межнациональной войной в девяносто третьем году. И лишь русское ополчение спасло РСФСР, заменив название на Русскую Республику. В его мире были запрещены все национальные республики и автономные края. Кто много возбухал, от того остались лишь камни.
Товарищей партийных руководителей в итоге перестановок заняли новой идеологией и к рулю потихоньку подбираются господа технократы. Спросите, а отчего я все это скопом на вас вывалил? Так выбил для себя любимого несколько дней для отдыха. Иринка умотала к бабушке под Каргополь, меня звала, но я вечно занят. В последнюю ночь, да и часть дня мы занимались лишь друг другом. И вот что интересно. Воспоминания из юности нас частенько подводят. Возможности даже молодых организмов далеко не беспредельны.
Зато в последующие дни я удобно устроился в библиотеке маминого техникума и прокачал там массу информации. Прием абитуриентов был закончен, здание пустовало. Лишь молоденькие учащиеся, зашедшие по своим делам, да не такие уж старые преподавательницы поглядывали на симпатичного, загорелого и атлетичного молодого человека, что заходил время от времени в буфет чем-нибудь перекусить. Ну сам себя не похвалишь. Но я невольно заметил, что мой уверенный облик производит на дам впечатление.
Мама с отцом умотали к мезенским родственникам. В кои веки у них отпуск вместе. Так что за мной присматривала тетя Зоя, заведующая столовой техникума. Она вдобавок снабжала меня котлетами и прочими вкусностями, так что дома я ничего и не готовил. Читал книги, расслаблялся и много думал. Мысли всякие дурные прогрессорские в голову полезли.
Раньше было некогда, но некоторые идеи подспудно лежали где-то в сусеках мозга. Но зато сейчас мне есть что заявить в Центре. Кстати, звонили на днях, что пора ехать на очередное обследование, заодно подбить бабки по моей бурной летней деятельности. Ну а я… Что я? Начну свой поход за все хорошее против плохого? Серега, тебя здесь проблем мало? Честно сказать, раньше бы плюнул. Но после того бункера и видения мне до сих пор не по себе. Сколько нам еще тут осталось? Можно ли спасти этот мир? Списала ли нас Вселенная вчистую?
Как вам вопросики?
— Здесь стояли торговые ряды и склады. Видишь, остался фундамент. Скорее всего его стены разобрали для других построек после разрухи, устроенной на севере императором Петром. Порт был практически уничтожен на полтора столетия. Царизм, самодурство!
Помощник Овсянникова Геннадий Гладышев был, как всегда обстоятелен. Мне нравится этот спокойный и въедливый парень. Хотя какой парень, уже к тридцати пяти подходит. Для данного времени вполне состоявшийся мужчина. Но я на некоторые вещи до сих пор смотрю со своего старопрежнего возраста. Особенно когда общаюсь с людьми взрослыми. Бывает забавно наблюдать как некоторые неудачники или пустые бюрократы начинают учить меня жизни. С такими у меня разговор короткий. Пусть обижаются на заносчивого юнца, но вот честно, не желаю тратить на них драгоценное время. И так впечатление создается, что оно утекает у меня между пальцев.
А с Геннадием, наоборот, необычайно интересно общаться. Образован, эрудирован и воспитан. Настоящий русский интеллигент! И на выставке он помог, как никто. Чувствуется взаимный интерес двух перспективных молодых ученых. Вот именно так по моему мнению и становятся профессионалами. В общении и желании прогрызть себе путь сквозь бумажные стены знаний.
— Много нашли?
— Да всякая мелочь. До вас нам далеко. Но меди откопали изрядно и разных эпох. Так что отделу нумизматики полно работы!
— Ну так вряд ли кто клады с золотом оставлял в таком видном месте.
— Ну еще не вечер. Тут и жилые здания располагались и ранние постройки Гостиных дворов. Где сейчас парк за Драмтеатром стояла первая крепость, откуда Архангельский город пошел. Там, где нынче улица Энгельса тек ручей или даже речка, рос лес и дальше по берегу строили жилые дома.
— Интересно. В парке копать будете?
Гладышев вздохнул:
— Нам бы пока хотя бы это осилить. За год точно все не раскопаем, а коммунальщики да хозяйственные службы Облисполкома уже всю плешь проели.
Я посмотрел на густую копну волос молодого ученого и ухмыльнулся.
— Так давите обком, археология нынче в фаворе.
Геннадий снова вздохнул:
— Вот честно, Сергей, такого пробивного таланта, как у тебя, нет в этой сфере больше ни у кого.
Я намек понял:
— Ладно, постараюсь что-нибудь для вас сделать.
— Будем премного благодарны. Скоро придется консервировать раскопки. Людей мало. Студентов на такие зарплаты не заманишь, историков вы забрали.
Я киваю. Но и то хлеб! А то городу столько лет, а научные исследования в историческом плане ведутся чуть ли не любительским порядком. Колоссальный макет «Старый Архангельск» за счет своего времени и финансов делал Зосима Петрович Калашников. Макет города выполнен в масштабе 1:100 и представляет панораму Набережной и Троицкого проспекта. Автор назвал его «Мой Архангельск» и преподнес в дар землякам в год 400-летия города. И хоть бы кто из властей помог!
— Я поговорю. Думаю, что следует по этому поводу осенью собрать областную конференцию. Обозначить, так сказать, дальнейшие перспективы.
Гладышев морщится. Он, как и большинство провинциальных ученых не мыслит так глобально.
— Надо ли?
— Надо, Федя, надо! Пусть Олег Владимирович подготовит тезисы. Пригласим людей из комитета культуры и областного комитета партии. Может, кого из Москвы. Подведем итоги, попросим малёхо денежков.
Геннадий улыбается.
— Не дай бог, Сергей, вы к нам после учебы придете в руководители. Замучаете ведь всех.
— Ну до руководства мне еще далеко! Сначала надо закончить учебу, потом аспирантуру.
— Годы быстро пролетят и не заметишь. С аспирантурой у тебя еще будет выбор, многие захотят заполучить себе перспективного ученого. Да еще и со связями. Можешь уже начинать готовиться к кандидатской. Но главное, что далеко не все ученые хорошие администраторы. У тебя получается рулить. В армии сержантом был?
— Ага.
В голове всплывает образ далеких гор и застава. Странная это штука — память чужого пусть и родного человека. Становится грустно. Лучше бы мы оба в этой реальности встретились. Хотя как бы там сложилось, неизвестно.
— Чего тут торчать! — тащит меня за рукав Гладышев. — Пошли в музей, посмотришь наши находки.
— Давай.
На улице прохладно, так что от рюмки горячего чая не откажусь, о чем сразу намекаю ученому. Потом запоздало понимаю, что материальное положение стандартного научного работника таково, что на коньяк денег обычно не остается. Наверное, лишь люди, работающие в закрытых ящиках на оборону страны, могли зарабатывать в Советском Союзе достаточно. Справедливо ли это? Не знаю. Вряд ли. Но как накормить всех тремя хлебами также никто не ведает.
— Много меди. Видать, во все времена люди мелочь роняли. Вот остатки гвоздей, все кованые.
— Разве железо тогда не берегли?
— Так ломать не строить! Люди уезжали, продавали, или жилье было служебным. Но этого добра, как и разнообразных костей хватает.
— Кого ели наши предки?
— В основном крупнорогатый скот, хотя попадаются и олешки.
— Эти-то откуда?
— Ненцы зимой привозили. Ты не видел разве фотографии с ними начала двадцатого года?
— Вроде припоминаю.
— Мезенским трактом в основном шли. Сейчас он позабыт, позаброшен. Вот глянь, у меня есть его карта.
— Изучаешь?
— Пытаюсь помаленьку. Хочу диссертацию защитить.
— Ну, бог в помощь!
Мы сидим в небольшом кабинете, сводчатое окно выходит на набережную. Отличный вид открывается! Пожалуй, в собственном будущем кабинете от такого бы не отказался. На улице мелкий дождь, а у нас горячий чай и «домашняя наливка», по сути, тот же самогон, настоянный на ягодах. Зря я думал плохо о научных работниках. Геннадий вводит меня в собственные планы и перспективы развития музея. Оказывается, им на пятилетку выделили неплохие деньги на капитальный ремонт Гостинки и реставрацию еще нескольких исторических зданий. Получается, что Городская усадьба Плотниковой и особняк на набережной, где располагалась таможня, будут отреставрированы на двадцать лет раньше?
Можно гордиться собой. Ведь именно я подтолкнул этот камень, давно готовый сорваться с места. А там покатилось так, что не остановишь. И главное — с толком и расстановкой. Наши открытия не только по Союзу, но по всему миру прокатились. Так что ждите следующим годом десант не менее именитых гостей. И как эти музейщики своей прибыли не понимают? Им точно нужен хороший администратор! Надо бы об этом Маргариту попытать, а то она, как свалила после конференции, так я её и не видел. И квартиру некстати у нас отняли. Я и Иришка уже привыкли к некоторому комфорту. Жилье — это больной вопрос. И его надо бы как-нибудь закрыть.
— Так-так, чай, значится… — Овсянников принюхался и нехорошим взглядом окинул Геннадия, — …пьете.
— Да мы так, — Гладышев резко подтянулся, — погода…понимаете!
— Ага, погода, дождь, настроение. Ты молодые кадры мне не спаивай!
Я решил быстро увести тему в сторону. Гостеприимного хозяина подводить не хотелось.
— Я все по тому вопросу, Олег Владимирович, на месте южной башне, что была сломана в девятнадцатом веке. Ничего там не обнаружено?
— Не пудри мне мозги, Караджич! Нет там никакого подземного хода и, соответственно, клада. Не знаю, что там тебе тот дед заявил, но подземелье в нашей почве — это сказки.
— Так я что, я ничего! Значит, в той газете враки или дед что-то напутал.
— Вы, о чем? — недоуменно воззрился на нас Гладышев.
— Да вот Сергей пристал с каким-то подземным ходом. Вроде как некий дед ему рассказал, что в Гражданскую, когда Архангельск оккупировали интервенты, в одной из газет написали, что англичане нашли под Гостиным некий ход и даже обнаружили клад. Но их срочно перебросили на фронт, и находка осталась внутри.
На меня тут же уставились умные глаза Геннадия:
— А доказательства у деда есть?
— Откуда? И память уже не та.
— Газеты с той поры не сохранились. Во всяком случае не у нас.
Я сразу понял на что намекает главный археолог. Если контрреволюционные листы где-то и остались, то в КГБ. А те с учеными точно не поделятся. Ну если только по приказу. Но заметку в памяти я себе поставил.
— А ты, друг ситный, — Овсянников внезапно воззрился на меня, — никак в Заостровье лыжи навострил?
— Так со всеми этими делами…
— Нет уж. Там есть кому в грязи копаться. Сезон все равно заканчивается. Вон как дожди полили и синоптики лучше погоду не обещают. Так что раскопки покамест заканчиваются. И нам пора приводить в порядок ваши находки. Я уже договорился с Валерием Степановичем. Так что ты на неделю поступаешь в наше распоряжение. Помогать описывать уже найденное. А то накопали столько всего, а кто бумажной работой заниматься будет? У меня кадров лишних нет. Институт отморозился. Типа все студенты разъехались. Ну и уж раз ты всю бучу начал, то тебе и доводить.
«Здрасьте! Это еще что за новости!»
— Олег Владимирович, но позвольте…
— Возражений не принимается! Понимаю, что ты привык к более молодежному обществу, Дружки, девушки, портвейн. Но придется вкусить и чёрствого хлебушка. Так что заканчивайте ваши …хм, чаепития и завтра на неделю ты наш раб на галерах.
Да уж, месть археолога поистине была жестока! Гладышев злорадно улыбается. Ну-ну, я к тебе еще чай пить приду не раз. Так что запасы наливочки точно уменьшатся.
Но нет худа без добра. Побуду в городе, потусуюсь с корешами. Может, с ними куда и выберусь, почитаю, телик, в конце концов, посмотрю. Вечерний обзвон друзей, однако, озадачил. Паша работает, дома бывает редко, а у Кеши никто не отвечал. Ладно, завтра с конторы всем позвоню. Наши новоявленные студенты вряд ли куда далеко уехали.
Первый день работы в музее принес первые сюрпризы. Трудиться в холодном подвале нас поставили со Светланой Владимировной. Да с той самой. Я её с зимы не видел. И мне показалось, что она здорово похорошела. Немного потрепавшись о том и сем, мы дружно занялись работой. Доставали ящики с находками, сверяли бирки и делали записи в толстенные гроссбухи. Временами приходилось бежать за специалистами, а то и за самим Овсянниковым. Некоторые предметы так и остались неузнанными. Боюсь, что в таком неразгаданном виде они и пропадут для науки. Надо будет сделать себе галочку на будущее и переслать фотографии в Москву с Якушевым. Если попадется, что интересное, то он найдет там специалистов.
Светлана рассказала, что весной развелась и сошлась с вдовцом. Рукастый, мастер на заводе. Не пьет и не курит. Хобби — собирать мебель. Живет сейчас с ним в частном доме. Видимо, и на постельном фронте у них все нормально. Вон как расцвела мадам! О чем я тут же чем не преминул брякнуть. Вот сколько лет человеку, но все равно дурак старый!
Светлана Владимировна после этого замкнулась, и мы дальше разговаривали только по делу. А их хватало. Пока я таскал ящики туда-сюда, открывал и законопачивал обратно, женщина копалась в архивах и записях, чтобы точнее описать предметы. Самые ценные украшения упаковывались наособицу, описывались подробней и отдельно фотографировались. Ну тут уже я был на коне. У музея имелся лишь старенький Киев-4. Позорище, конечно. Но зато есть целый световой стенд. На нем висели таблицы выдержки и диафрагмы, так что для меня проблемы фотографировать что-либо не составило. А Светлана была благодарна за то, что не пришлось бегать за специалистами и уговаривать снимать нужные предметы. Правда, все равно меня игнорила.
Нет все-таки сложно работать с женщинами, с которыми были отношения.