Судьбы

Глава 20

Через три месяца о скандале в компании «Платтс» почти забыли. Теперь сотрудники шептались в кулуарах, клубах и ресторанах о свежих, более будоражащих новостях. Только Тоби и его мгогострадальная жена все еще переживали это несчастье. Их отправили в шотландское поместье в горах и велели не высовываться. Но отсутствие Тоби в лондонских офисах совсем не чувствовалось.

Уэйн Д'Арвилль подкатил к уже знакомому особняку в купленном с рук «бентли», который все еще выглядел идеально, и выключил двигатель. После скандала с Тоби он бывал здесь по выходным практически каждые две недели, чем безумно раздражал Беатрис. Жена сэра Мортимера пребывала в замешательстве относительно человека, которого желала и боялась, и потому решила, что сегодня должна что-то предпринять.

Из окна библиотеки Беатрис наблюдала, как он выходит из машины, и два чувства обуревали ее — злость и желание. Ей еще не приходилось встречать такого привлекательного мужчину. К тому же он ничем не уступал ей в ехидстве, лживости, хитрости и жестокости. Сначала игра доставляла ей удовольствие: колкие замечания, сексуальная тяга, когда их глаза встречались, — словом, извечная игра в кошки-мышки. Но так было вначале, когда она считала себя кошкой. Теперь же все изменилось. Альфред Хоукс, правая рука ее мужа в компании, ушел в отставку, и на его место умудрился сесть Уэйн Д'Арвилль.

История с Тоби случилась в самое неподходящее время. Наблюдая за поднимающимся по ступенькам Уэйном, она не сомневалась, что это его рук дело. А идиот Мортимер ему подыгрывает. Они оба засиживались за полночь, обсуждая ту замечательную книгу Уэйна, от которой Мортимер пришел в восторг.

Теперь Уэйн приезжал так часто, что Мортимер удивлялся, если он не появлялся в пятницу. Он только и говорит о французе — о его удачных связях во Франции, черт бы его побрал, о новом отделе, который тот организовал, и об этой проклятой книге, которая якобы изменит все современное экономическое мышление.

Беатрис опустила кружевную штору и задумалась. Ей необходимо что-то предпринять. И побыстрее. Этот чертов Уэйн хочет заменить Мортимеру сына. Тоби и Аманда прозябают далеко в Шотландии, так что кроме нее никого не остается. Но она ему не спустит. Беатрис открыла балконную дверь и посмотрела в сторону конюшни, разыскивая Джона. Поймав его взгляд, она жестом указала наверх, и Джон, который знал дорогу в ее комнату с закрытыми глазами, кивнул и поднял руки, что означало — через десять минут.

Уэйн, из кабинета наблюдавший за этими манипуляциями, зловеще улыбнулся.

— Гм… должен признать, хорошее начало, — сказал сэр Мортимер, заставив Уэйна вопросительно взглянуть на него.

Старик сильно сдал, пальцы дрожали, когда он переворачивал страницы рукописи. Уэйн собственноручно полностью переписал рукопись Вероники, сделав заметки на полях. Кроме того, он постарался придать ей французский колорит. Теперь никто не поверит Веронике, если она по дурости начнет рассказывать всем, что это ее работа.

— Рад, что вы так думаете, — скромно улыбнулся он.

— С языком, однако, придется повозиться, — заметил сэр Мортимер. — Чтобы не звучало так… по-иностранному. Не возражаешь, если я отдам рукопись толковому редактору?

Уэйн едва не рассмеялся вслух.

— Конечно нет.

— Всегда знал, что у тебя есть голова на плечах, — проворчал сэр Мортимер. — Да и слава Богу, примадонну ты из себя не строишь.

— Не возражаете, если я немного пройдусь? После ужина вы мне подскажете, к какому редактору обратиться.

— Обязательно. И если это, — он похлопал ладонью по рукописи, — произведет такое впечатление, на какое я рассчитываю, тебе обеспечено место в правлении. Компании не помешает гений в экономике за столом заседаний.

Уэйн обернулся от дверей с изумленным видом, сменившимся благодарным смущением.

— Не знаю, что и сказать, с… Мортимер. Я так благодарен…

— Ну, пока еще не за что благодарить, — ворчливо перебил Уэйна сэр Мортимер, жестом отпуская его, но морщинистое лицо старика было довольным.

Уэйн вышел, тихо притворив за собой дверь. Он позвал дворецкого и попросил его передать конюху, чтобы тот помыл его машину. Потом он направился наверх, в комнату леди Беатрис. Пришло время разделаться с ней раз и навсегда. Он открыл дверь и быстро огляделся. Плотные шторы были задернуты, и в комнате царил полумрак. Леди Беатрис в чем мать родила лежала в центре огромной кровати с черной бархатной маской на лице. Уэйн усмехнулся и прошел к кровати, не сводя глаз с лежащей на ней женщины. Он отметил, что она поддерживает хорошую форму — тело было стройным и привлекательным.

Она вздохнула и похлопала ладонью рядом с собой.

— Поторопись, Джон, — прошептала она улыбаясь.

Уэйн посмотрел на кровать, оглянулся на дверь и тоже улыбнулся, взявшись за пуговицы своего модного пиджака.

Беатрис услышала шорох снимаемой одежды и потянулась, как кошка в предвкушении наслаждения. Уэйн, уже полностью раздевшийся, сел на край кровати и дотронулся до ее лодыжки, проведя рукой по гладкой коже. Взглянул на закрытое маской лицо и ощутил острое желание. Он знал, что добровольно она с ним не ляжет, ибо понимала, что отказ — ее единственное оружие. На сэра Мортимера она не имела никакого влияния, поскольку не смогла родить ему наследника.

— Гм… да, — пробормотала Беатрис, раздвигая ноги.

Он встал на колени и пальцами свободной руки начал ласкать ее лоно. Беатрис застонала и облизнула губы.

Уэйн принялся целовать ее, не пропуская ни одного заманчивого местечка. Постепенно он добрался до грудей, обводя языком твердые соски. Когда она подняла руки, чтобы коснуться его спины, он ловко поймал их и прижал по обе стороны ее головы — он боялся, что она обнаружит отсутствие растительности у него на спине или удивится ширине плеч. Джон был значительно меньше его ростом и наверняка волосатее.

— Скорее, скорее, — торопила она его жарким шепотом.

Уэйн улыбнулся, раздвинул ей ноги и вошел в нее.

— Да, да, скорее, — снова простонала она, и Уэйн злорадно ухмыльнулся.

— Все, что скажешь, дорогая, — прошептал он по-французски. Беатрис замерла и напрягла руки, пытаясь вырваться.

— Ах ты французский подо… — начала она, но он прервал ее поцелуем и одновременно еще глубже вошел в нее.

Беатрис почувствовала, как судорожно дергается тело при таком вторжении. Никогда прежде ей не приходилось ощущать такой огромный пенис внутри себя. Она застонала, сначала от гнева, потом от страсти, с которой ничего не могла поделать. Чувствовала, как растягиваются мускулы влагалища, чтобы вместить его. Ей хотелось закричать, обругать, убить, но помешал оргазм. Она выгнула спину и вздрогнула, а Уэйн продолжал ритмично двигаться, наблюдая за ее потным лицом с насмешливым удовлетворением. Но ему было этого мало. Он быстрым движением сорвал с нее маску. Хотел, чтобы она видела, кто ее трахает. Глаза ее распахнулись, в них читались ненависть, презрение и страсть.

— Я тебя убью, — задыхаясь, выговорила она.

Уэйн рассмеялся, все ускоряя темп, и увидел, как ее лицо беспомощно исказилось еще в одном оргазме. Он кончил сам и свалился на нее, прижав ее к кровати.

Беатрис тяжело и со свистом дышала. Уэйн быстро поднялся и оделся.

— Благодарю вас, леди Платт, было очень мило, — сказал он с безукоризненным английским произношением.

Беатрис смотрела ему вслед. Потом с яростным воплем схватила изящную мейссенскую вазу стоимостью в несколько тысяч фунтов и швырнула в него, норовя попасть в голову. Но Уэйн успел закрыть за собой дверь и только слышал, как разлетелся на куски драгоценный фарфор. Теперь ему оставалось лишь дождаться, когда она начнет забавляться с настоящим Джоном, и послать в ее комнату сэра Мортимера. Этим он отплатит ей за все те гадости, которые она нашептывала на ухо мужу. Весело насвистывая, он направился в свою комнату.

В Лондоне Вероника ужинала с Себастьяном и сэром Джулиусом.

— Уф, невероятно вкусно, — пробормотала она, пережевывая сочный кусок говядины по-веллингтонски.

— Я знал, что ты приедешь, и велел приготовить на шестерых, — пошутил сэр Джулиус.

— Вы — поросенок. Себастьян, ведь он поросенок, верно? — обратилась она к Себастьяну за поддержкой.

— Он похрюкивает, когда ходит, — согласился Себастьян с совершенно серьезным лицом, отпивая глоток красного бордо.

Сидящая напротив Вероника начала давиться от смеха.

Сэр Джулиус добродушно хлопнул ее по спине, потом повернулся к Себастьяну.

— Видишь? Ну куда с ней можно пойти? — пожаловался он. — Она, еще когда совсем маленькой была, ела как баклан. Расскажи ей что-нибудь интересное, это единственный способ обуздать ее прожорливость.

Вероника швырнула в сэра Джулиуса салфеткой, но он удачно отбил ее вилкой. Себастьян улыбнулся.

— Но нельзя же допустить, чтобы бедная девочка подавилась? Это не галантно. Что же мне рассказать? Ну, например, мы недавно проводили интересный психологический эксперимент…

— Надо же, — восхитилась Вероника, наигранно захлопав ресницами. — Скорее рассказывай!

Себастьян немного смутился.

— В прошлом году в Америке проводили эксперимент по измерению соответствия. — Вероника тупо смотрела на него. — В этих случаях добровольца помещают в одну комнату с тремя или четырьмя подставными лицами, — пояснил Себастьян.

— Подставными лицами? — удивленно переспросила Вероника.

— Как правило, помощниками врачей, не настоящими подопытными свинками. Тестер выдает подставным и испытуемому простую задачу на сложение, скажем 15+34+58. Что-то в этом роде.

— Сто семь, — быстро ответил сэр Джулиус.

— Верю вам на слово, — усмехнулся Себастьян. — Все подставные лица дают одинаковый ответ, например сто шесть. Подопытный, возможно, все несколько раз пересчитал и получил правильный ответ, но в большинстве случаев он тоже скажет — сто шесть.

— Чтобы не выделяться из толпы, — заметила Вероника, хорошо понимавшая, почему большинство людей именно так и поступает.

— Да ну, — фыркнул сэр Джулиус, — я бы все равно назвал правильный ответ.

— Вы — да, — согласился Себастьян и откинулся на стуле, потому что экономка принесла десерт — мандариновый торт с орехами.

— Я вас ненавижу, — заявила Вероника, уставившись на роскошный десерт. — Вы хотите, чтобы я растолстела, признавайтесь.

— Значит, ты не хочешь? — спросил сэр Джулиус, отрезая небольшой кусок и протягивая его Себастьяну.

— Нечестно! — простонала Вероника. — Я хочу кусок побольше.

— Говорил тебе, настоящий баклан. — Сэр Джулиус разрезал торт пополам и плюхнул огромный кусок на тарелку перед изумленной гостьей.

Вероника бросила на сэра Джулиуса убийственный взгляд и потянулась за ложкой.

— Как сейчас дела в компании? — спросил Себастьян Веронику немного позже, когда они сидели на диванчике и потягивали кофе, переваривая обильный ужин.

— Неплохо. Тоби почти и не работал, а теперь, когда Уэйн… ну, у них с сэром Мортимером все налаживается. Уэйн организовал европейский отдел, который просто здорово работает. Все ходят и улыбаются. Особенно работники бухгалтерии. Первоначальные вложения сэра Мортимера уже окупаются.

— Значит, все пришло в норму, — тихо заметил Себастьян и как бы между прочим поинтересовался: — Вы с Уэйном все еще встречаетесь?

Вероника покраснела и улыбнулась. Выражение такого счастья появилось на ее лице, что Себастьян встревожился и почувствовал, как по спине побежали мурашки. Сидящий рядом сэр Джулиус замер.

— Гм, — пробормотала Вероника, вспоминая ночи, когда они с Уэйном занимались любовью. Ничего не могло быть прекраснее. И все же… — Он — замечательный, — тихо произнесла она, и сэр Джулиус бросил взгляд на Себа.

Уже в течение нескольких месяцев, прошедших с того дня, как Себастьян предложил Уэйну помощь, он время от времени встречался с ним.

После каждой такой встречи Себастьян тщательно записывал свои наблюдения. Хотя сэр Джулиус знал, что Себастьян видит в Уэйне пациента, он беспокоился. Разумеется, Себ никогда не обсуждал с ним проблемы Уэйна, но старик считал, что Уэйн куда более серьезно болен, чем кажется Себастьяну. Конечно, он талантлив, но все-таки еще очень молод и неопытен.

Теперь Себастьян осторожно обратился к Веронике.

— Все между вами происходит слишком быстро. Понимаешь, это не всегда хорошо для мужчины.

— О, но Уэйн совсем другой, — быстро сказала Вероника. Слишком быстро. Она защищала его без особой уверенности. Сэр Джулиус чувствовал это по напряженности в ее голосе. — Он — замечательный человек, правда. Я… — Она встретилась взглядом с добрыми, все понимающими глазами Себастьяна, в которых не было осуждения, и запнулась. — Иногда, — призналась она с некоторым страхом, — у меня возникает чувство…

— Да?

— Не знаю, как объяснить. Мне кажется, что он не всегда… ну… осознает, что происходит. Как будто жизнь — это нечто, через что надо пройти… Он все видит в черном и белом цвете, никаких других оттенков… О, черт, не нахожу слов.

— Все в порядке, — утешил ее Себастьян. — Я понимаю. И мне думается, что он видит куда больше черного, чем белого.

Он вообще сомневался, видит ли что-нибудь Уэйн в белом цвете. Тот мало рассказывал о детстве, но Себастьян понял, что ему не хватало материнской любви. Давным-давно С. Левин вырастил крыс, половину которых он каждый день гладил и ласкал, к другой же половине не подходил. Обласканные крысы раньше открыли глаза, меньше терялись в необычной обстановке и были менее эмоциональны. С этих опытов началась теория, утверждающая, что отсутствие материнской любви ведет к особой форме психопатии. Чем ближе он знакомился с французом, тем больше убеждался, что тот не испытывает никаких чувств к людям, а делит их на определенные категории — врагов, жертв или союзников. Себастьян внимательно присматривался к нему, видел, как глубоко он переживает оскорбления, как старается прореагировать «нормально» на любую эмоциональную ситуацию. Но как можно все это объяснить бесконечно влюбленной в Уэйна Веронике? И тем не менее он считал своим долгом предупредить ее. Но не успел он заговорить, как она повернулась к нему и сказала:

— Знаешь, Уэйн постоянно о тебе упоминает. Мне кажется, у него больше нет друзей. Во всяком случае, я не видела ни одного. Даже когда он переехал из «Виндзора» в свою новую квартиру, он никого не пригласил на новоселье.

Себастьян кивнул, прекрасно сознавая, за кого его держит Уэйн, — гибрид между духовником и потенциальной жертвой. После того визита в «Виндзор» Себастьян постоянно ощущал, какую опасную игру он затеял с французом. Уэйну было бы куда проще сразу зачислить его в категорию врагов, и тот факт, что он до сих пор этого не сделал, говорил об уровне мастерства Себастьяна.

Конечно, Уэйн ему лгал. Он твердо знал, что рассказ о семейных виноградниках во Франции сплошная ложь, но это само по себе не слишком существенно. Уэйн, завороженный их крепнущей дружбой, говорил больше, чем сознавал. Себастьян уже знал, что мать редко ласкала его, что с раннего возраста родители были в нем разочарованы, и еще он ощущал наличие психопатической ревности к другим детям. Особенно ужасало Себастьяна отношение Уэйна к своему отцу.

Себастьяну очень хотелось защитить Веронику, его трогала ее открытость и теплота. Поэтому он сказал довольно резко, отбросив привычный такт:

— Мне думается, что Уэйн ненормален психически, Вероника. Я считаю, что он способен практически на все…

Вероника моргнула, пораженная тем, что обычно добрый и мягкий Себастьян мог сказать такую жестокую вещь. Она прореагировала инстинктивно, заглушив в себе тоненький голосок, подсказывающий ей, что он прав.

— Это неправда, — горячо возразила она. — Ты просто не любишь Уэйна, верно? Вы оба не любите. Я не слепая, я вижу.

Себастьян попытался ее успокоить.

— Нет, ты ошибаешься. Ты не понимаешь…

Вероника встала.

— Я понимаю, что ты нужен Уэйну. Я считаю, что ему нужен друг, и полагала, что ты как раз подходишь. Но если ты поносишь Уэйна за его спиной…

Она выбежала из комнаты, слезы душили ее. Себастьян пошел было следом, но сэр Джулиус удержал его.

— Пусть идет, — тихо произнес он. — Сейчас ей бесполезно что-либо говорить. Завтра я ей позвоню и попытаюсь все объяснить. Скажу, что согласен с твоим диагнозом, может, это поможет.

Выйдя на улицу, Вероника устыдилась устроенной сцены. Шмыгнула носом и подозвала такси. Она хорошо знала, чем на самом деле была вызвана ее несдержанность.

Она была беременна.

В следующий понедельник Вероника с тревогой дожидалась Уэйна в его офисе, стараясь не вспоминать о предупреждении Себастьяна. Она была уверена, что Уэйн на ней женится, что обрадуется, когда услышит о ребенке. Ведь французы славятся любовью к большим семьям.

Через пять минут Уэйн открыл дверь в свой новый офис и слегка нахмурился, увидев ее. Но быстро справился с собой и улыбнулся.

— Привет. — Он сбросил пальто и подумал, что даже неплохо, что она здесь. Ведь когда-нибудь все равно придется сказать ей о книге.

— Уэйн, я хочу тебе кое-что сообщить… — нервно начала она, облизывая губы и сжимая руки. Потом решилась. — Я беременна. Правда, замечательно?

Уэйн мгновение смотрел на нее, затем медленно сел, явно потрясенный. Перед ним была не горничная-испанка, собирающаяся произвести на свет незаконнорожденного ребенка, а приличная англичанка. Мысль о сыне и наследнике на секунду показалась соблазнительной, но он тут же отбросил ее. Наследника он может заиметь в любое время, сомневаться в этом не приходилось, а вот книга и возможность заработать кругленькую сумму на дороге не валяются.

— Ясно, — холодно произнес он, и она сразу поняла, что последует. Медленно опустилась в кресло и проглотила комок в горле. — Мне тоже надо тебе кое-что сказать. Я брал твою рукопись с собой в Кент. Последние недели я ею занимался вплотную, приводил в порядок. Там кое-что было наивным. — Он поднял голову и посмотрел ей прямо в глаза. — Я сказал сэру Мортимеру, что сам написал ее.

Вероника недоуменно моргнула. Она так зациклилась на ребенке, что не сразу поняла, о чем он говорит.

— Что он о ней думает? — спросила она после паузы.

— Он в восторге. Я собираюсь ее опубликовать. Под своим именем, разумеется, — добавил он решительно, наблюдая, как меняется ее лицо. В последнее время он чересчур привязался к Веронике Колтрейн. Теперь появилась прекрасная возможность навсегда от нее избавиться. Казалось, эта мысль должна была бы его порадовать, но на него внезапно накатило ощущение горькой потери. Уэйн крепко сжал руки.

— Под твоим именем? Но, Уэйн, это же несерьезно. Опубликовать книгу — моя мечта. Я рада, нет, правда, я тебе благодарна, что ты показал ее сэру Мортимеру, но опубликовать ее под своим именем!.. — Она замолчала, отказываясь верить тому, что сердце уже знало. — Ты считаешь, она будет лучше продаваться под мужским именем, верно? Ты, конечно, прав. Я могу использовать твое имя в качестве псевдонима. — Она говорила несвязно и понимала это. Но голова у нее шла кругом, сердце ныло, и ей необходима была хоть одна разумная мысль, за которую можно уцепиться. Он не может ее так предать. Не может!

Уэйн знал, что должен на нее разозлиться. Вне сомнения, ей хочется верить, что его мотивы благородны. Она, видно, считает, что он на ней женится из-за ребенка. Но как она могла быть такой неосторожной, что забеременела? Разве она не понимает, что таким образом можно все разрушить? Она никогда его не любила. Если бы любила, то поддержала бы, черт побери.

— Я сказал сэру Мортимеру, что написал книгу сам, вот и все, — прямо заявил он, сжимая и разжимая руки. — Я уже подписал договор с издательством. Все очень просто, Вероника, мне нужны деньги. После покупки квартиры и машины я остался практически без гроша.

Вероника потрясла головой, лицо ее побледнело, глаза превратились в темные озера, наполненные болью.

— Уэйн, ты не можешь… — начала она и вдруг вспомнила: «Он способен практически на все…» Себастьян оказался прав.

Внезапно боль и отупение испарились, сменившись дикой яростью.

— Тебе это даром не пройдет, — предупредила она жестко, встала и направилась к двери. — Я не позволю.

— Да что ты говоришь? — Уэйн медленно поднял бровь и насмешливо взглянул на нее. Кто знает, что ты писала книгу, дорогая? — спросил он. Он почти жалел ее. Наверное, ужасно быть глупой. — У меня рукопись с моим именем, — он кивнул в сторону сейфа, — вместе с твоим жалким оригиналом.

Вероника проследила за его взглядом и замерла. Она неожиданно осознала, насколько уязвима. У нее был всего один экземпляр, и Уэйн теперь его уничтожит. Однако у нее тоже есть сейф. И, возможно, все сейфы открываются одинаковыми ключами. Они рассчитаны на то, чтобы защитить бумаги компании от взломщиков, но не от собственных работников. Если она вернется сюда вечером и возьмет свою рукопись… Она сможет отнести ее к сэру Мортимеру и все объяснить. Он ее выслушает. Ведь она проработала в компании уже более трех лет.

— Себастьян был прав насчет тебя, — наконец сказала она с презрением. И с горечью заметила, как он ожил при упоминании американца. Ей даже сейчас было больно сознавать, что ее любовь и вера в него ничего не значили.

— И что он сказал? — резко спросил Уэйн, живо интересующийся новостями о Себастьяне. Его враге. Его наваждении.

Но Вероника отрицательно покачала головой и, не говоря ни слова, шатаясь вышла из офиса. Она чувствовала себя больной, но старалась преодолеть желание забраться в темный угол и умереть. Она будет бороться. Она — достойная дочь своего отца.

Уэйн развалился в кресле и взглянул на сейф. Медленно покачал головой со смесью жалости и презрения. Ее мысли настолько ясны, что с таким же успехом могли быть обнародованы по радио.

В ту ночь, когда она вернулась, чтобы проникнуть в его сейф, ее ждала полиция.

Две недели спустя Себастьян и сэр Джулиус сидели в конторе знаменитого адвоката по уголовным делам. Сэр Джулиус пытался отговорить сэра Мортимера от возбуждения уголовного дела, но старик был неумолим. Он утверждал, что это дело принципа. Она не оправдала его доверия. А уж что касается обвинений в адрес Уэйна… Нет, сэр Мортимер считал, что Веронику Колтрейн надо судить.

Безусловно, Себастьян понимал, чем это вызвано. Так сильно разочаровавшись в Тоби, сэр Мортимер не мог и не хотел даже мысли допустить, что и Уэйн может его подвести. К тому же свидетельства против Вероники в пользу Уэйна были весьма убедительными.

Выйдя из офиса адвоката, сэр Джулиус глубоко вздохнул. Сэру Мортимеру нужен его золотой мальчик. Если бы Вероника хоть кому-нибудь, хоть одному человеку сказала о своей книге…

Себастьян выглядел мрачным как никогда. Ему разрешили лишь короткую встречу с Вероникой. Она все еще находилась в шоке, говорила тусклым голосом без тени надежды. Монотонно рассказала ему о ребенке и книге, как будто диктовала рецепт. Казалось, она не осознавала, что ее могут признать виновной в попытке ограбления и посадить в тюрьму.

Себастьян смотрел на нее, слушал и все больше чувствовал себя виноватым. Он должен был это предвидеть. Должен был пойти за ней в тот вечер, после ужина у сэра Джулиуса, и попытаться объяснить… Но как? Он не мог предать доверившегося ему Уэйна. Это противоречило всем его принципам. Более того, он хорошо понимал, что один неверный шаг с его стороны может столкнуть Уэйна в пропасть безумия. А он слишком много подобных пациентов видел в тюремной больнице, чтобы навлечь такую беду на кого-нибудь, вне зависимости от его поступков.

Он рассказал следователю о претензиях Вероники на книгу, но тот ей не верил. Литературные эксперты, приглашенные компанией, в один голос утверждали, что автор — мужчина, скорее всего француз с высшим образованием. К тому же никто не решался выступить против любимчика сэра Мортимера.

— Он не больно-то оптимистичен, — заметил сэр Джулиус, когда они вышли из конторы на Тейт-сквер, вспоминая беседу с умным и хватким адвокатом, который сразу выложил все карты на стол.

— Да, не больно-то, — согласился Себастьян, садясь в машину сэра Джулиуса и не подозревая, что за ними следят.

Уэйн ехал следом, пропустив несколько машин вперед.

После ареста Вероники он видел Себастьяна только один раз, и тот его испугал. Мягкие карие глаза на этот раз глядели сурово, голос был более жестким. И даже теперь его руки на рулевом колесе дрожали.

— Ты считаешь, она говорит правду? — спросил сэр Джулиус, когда шофер остановил «бентли» перед светофором.

Себастьян мрачно кивнул.

— Убежден.

— А что сказал Уэйн, когда ты его спросил?

Себастьян долго молчал, потом устало промолвил:

— Разумеется, все отрицал. Что он еще мог сказать?

— И?

Себастьян потряс головой.

— Я объяснил, что хоть ему и верю, но буду пытаться помочь Веронике.

— И как он прореагировал?

— Он убедился, что я не собираюсь бороться с ним, а стану я помогать Веронике или нет, его не волнует. Это просто поразительно. Думаю, он уже забыл о ней. С ней покончено. Все прошло. Знаете, он панически боится женщин. Боится влюбиться. А Веронике удалось подобраться довольно близко… Она его зацепила.

Сэр Джулиус сердито хмыкнул.

— А ему плевать, что его ребенок может родиться за тюремной решеткой?

— Да, — устало сказал Себастьян. — Я старался объяснить ему, что он делает, но не думаю, что он способен воспринимать собственного отпрыска как человеческое существо. Ребенок — просто временное неудобство и, вне всякого сомнения, проблема Вероники.

Около дома сэр Джулиус открыл дверцу машины и заговорил, не отдавая себе отчета, что его голос доносится до другого «бентли», припаркованного дальше по улице.

— Себастьян, я хочу, чтобы ты серьезно подумал, стоит ли продолжать с ним встречаться. Он безусловно опасен.

Глаза Уэйна сузились, пальцы впились в рулевое колесо. Он бросил быстрый взгляд на Себастьяна и почувствовал безмерное облегчение, заметив, что тот отрицательно качает головой.

— Вы же знаете, я не могу, сэр Джулиус, — тихо сказал Себастьян, и Уэйн едва не расплакался от радости.

Если бы Себастьян согласился снова бросить его в ту темную дыру, где когда-то нашел… Он вздрогнул при этой мысли. Ему бы пришлось его убить. А убить Себастьяна все равно что убить себя.

Они вошли в дом. Сэр Джулиус продолжал уговаривать Себастьяна бросить Уэйна.

— Ты нужен Веронике, а не этому проклятому французу.

— Вы не правы, — тихо заметил Себастьян. Мы нашли для Вероники лучшего адвоката, мы дадим показания, мы будем навещать ее. Мы делаем все, что можем, для Вероники, и, если даже ее осудят, приговор не будет слишком суровым. Она — человек сильный и цельный. А Уэйн… — Он печально покачал головой. — Уэйн получил пожизненное заключение, и тридцать лет уже отсидел. Все в нем держится на ниточке, один толчок — и он развалится на куски, как разбитая ваза.

— И тем не менее он ее подставил, — заметил сэр Джулиус. Впервые в жизни он ощущал свою беспомощность, и ему это не нравилось.

— Верно, — согласился Себастьян. — И поскольку речь идет о Веронике, я понимаю, вам все равно, почему он это сделал. Но мне не все равно. Он болен, Джулиус. Уж вы-то должны это признать. — Он отпил глоток из рюмки и нахмурился, не зная, что за каждым его движением следит Уэйн, пристроившийся у окна. Острый слух позволял ему слышать каждое слово. Глаза опасно поблескивали. — Он постоянно испытывает боль, я в этом не сомневаюсь. У него комплекс вины, причем не один. О, черт… Оставьте Уэйна мне, не ломайте голову. — Он говорил так устало и безнадежно, что сэр Джулиус устыдился, что пристал к нему.

— Хорошо, мой мальчик. Если ты хочешь продолжать с ним работать…

Себастьян мрачно улыбнулся.

— Джулиус, когда я думаю, через что он прошел, чтобы стать таким, какой он сейчас, я… я, черт побери, готов расплакаться.

Сэр Джулиус кивнул. Именно способность сопереживать была самой сильной чертой этого мальчика. Но, содрогаясь подумал он, именно эта способность и делает его таким уязвимым.

Стоящий у дома Уэйн судорожно хватал ртом воздух. Ему вдруг захотелось убить их обоих, но при одной мысли о жизни без Себастьяна он едва не зарыдал навзрыд. Он сел в машину и покачал головой. Он ничего не может сделать Себастьяну. Себастьян — тот наркотик, в котором он нуждается, чтобы протянуть день. Ему оставалось лишь молиться, чтобы Себастьян его никогда не бросил. Потому что если он его бросит…