К удивлению чародейки, Толстой хорошо вёл мотоцикл, уверенно и спокойно, словно всегда умел это делать.
— Я понимаю, почему Зина спросила про джигитовку, — чуть повернув голову к Рине сказал Фёдор, — действительно, не сложнее, чем на лошади.
— Ты лучше на дорогу смотри, — чародейка вытащила баночку с магическим компасом. Пока всё правильно, основная трасса, ведущая из города к засеянным подсолнечником полям и лесам, разбросанным на холмах.
Они миновали мост через Алтанку, поднялись на крутой холм, и тут червяк дёрнулся в сторону. Рина ощутила это движение, даже не видя его, баночка из-под французской горчицы лежала в кармане штормовки.
— Поверни направо.
Фёдор свернул на асфальтированную дорогу, что шла между красивых коттеджей престижной междуреченской субурбии. Аккуратно подстриженные лужайки, цветы, выложенные тротуарным камнем тропинки. Они проехали по улице, и Фёдор чуть не пнул наглую дворнягу, вознамерившуюся цапнуть мотоциклиста за ногу. Псина ловко увернулась и осталась позади, удовлетворившись обгавкиванием непрошенных гостей.
Асфальт заканчивался старым кругом — тут поворачивал когда-то рейсовый автобус, привозивший горожан к дачному посёлку и берёзовой рощице, почти полностью погибшей в жарком 2010.
Дальше была обычная грунтовая дорога, не больно наезженная и не больно ровная. Дачный посёлок давно захряс. Вместо домиков остались живописные руины, утопающие в зелени разросшихся кустов и дикого винограда. На месте бывших огородов образовались целые поляны люпина, который ещё до Рининого рождения владельцы дач заботливо выращивали на цветниках.
— Дальше не проехать, — проговорил Фёдор, глуша мотор.
И действительно, дорога как-то обрывалась, упираясь в старую трубу водозабора из реки. Им пользовались для полива. За трубой была только тропа, и червяк упорно рвался именно в ту сторону.
От Алтанки тянуло влагой и тем особым летним запахом, который знают все, кому повезло жить неподалёку от реки, в воздухе звенели комары. Фёдор чертыхался, хлопал себя по голым рукам и ногам выше носков, потом вооружившись веткой ясеня стал яростно отмахиваться от голодной комариной братии. Рина упорно двигалась вперёд, лишь иногда сгоняла с себя кровососов. Вокруг не было ни одной жилой дачи: выбитые окна, обрушившиеся крыши, кучи мусора, покосившиеся или вовсе упавшие заборы, но червяк уверенно вёл всё дальше по заросшей траве с крапивой и чертополохом выше чародейки ростом.
Тропа обрывалась неожиданно. Она просто упёрлась в куст краснеющей бузины, и всё.
— Странно, — сказала Рина, — компас явно указывает в ту сторону, — наверное, мы пропустили обход. Бабушка говорила, что много лет назад в этих местах тоже было два родника. Их называли Мать и Дитя. Может, дорожка вела и к ним тоже?
Фёдор присел на корточки и внимательно разглядывал траву под кустом бузины.
— Обманка, — усмехнулся он, — глупый расчёт на современного городского жителя. Для настоящего охотника здесь всё, как на ладони.
Рина пыталась разглядеть это «всё», но кроме самых обыкновенных одуванчиков, подорожника и рано зацветшего в этом году чистотела ничего не увидела.
— На одуванчики посмотри, — угадал ход её мыслей Алеут, — на отцветшие. Вокруг они все не облетевшие, а здесь — голые бастылы торчат, значит, кто-то проходил, и одуванчики оббил.
Он отогнул ветки с наливающейся кровавым соком бузины и показал на продолжение тропы. Чтобы попасть туда пришлось пролезать почти что на четвереньках. Дальше они оказались на заросшей «улице» меж двух рядов дачных руин. Червь, затихший на время, дёрнулся вправо, заизвивался, словно предвкушая близкую цель. Справа был заросший сад, оплетённый плетьми дикого винограда и колючеплодника, похожими на толстых ёжиков плодами которого Рина так любила кидаться в детстве. В глубине сада темнели развалины некогда богатой дачи. Ей повезло больше соседок, поскольку домик был сложен из красного кирпича. Окна заколотили давным-давно, а вот дверь оказалась запертой и относительно прочной.
Червяк буквально обезумел, он вертелся на игле из пепла от знаменитой шляпы, извивался, и, казалось, готов был разорваться надвое, так его тянуло в дом.
— Заперто, — выступила в роли капитана Очевидности чародейка и бесполезно подёргала ручку.
Фёдор наклонился, посмотрел на замок и вдруг перекрыл дверь рукой.
— Погляди истинным зрением.
Рина сделала усилие. Она не смогла бы описать, что это усилие собой представляло, больше всего оно походило на некое прищуривание, знакомое каждому близорукому человеку, пытавшемуся разглядеть ценник в магазине без очков. Только сейчас девушка прищуривалась где-то в душе. И она увидела множество тонких нитей неприятного багрово-чёрного цвета, расходящихся от двери и оплетающих окна.
— А избушка-развалюшка-то с секретом! — проговорил Толстой, обходя дом. Дверь я выбить могу, не вопрос. Только мастер мужика в длинном лапсердаке сразу узнает, что в его тайном прибежище непрошенные гости объявились. А нам сие без надобности. Давай-ка, mon cher ami, ты аккуратненько все эти паутиночки с входной двери поснимаешь, а уж потом я ногой или кулаком поработаю.
— Но я не знаю, как снимать охранное заклятие, — растерянно проговорила Рина, — я про другое смотрела, да и то наизусть не запомнила.
Фёдор закатил глаза.
— Давай, импровизируй, придумай сама, как это la merde бордовое убрать!
Рина поставила сходящий с ума компас на землю и села рядом по-японски подогнув под себя ноги, закрыла глаза и ещё раз посмотрела на дом внутренним взором. Узор из сторожевых нитей так был виден даже лучше. Он напоминал вязаные крючком ажуры: вокруг двери крепятся цепочки, похожие на цепочки воздушных петель, дальше они идут к узелкам над дверью и на пороге. Что же с ними можно сделать? Чародейка постаралась отрешиться от звенящего вокруг лица гнуса, нежного ветерка, что шевелил выбившиеся из хвостов волосы, капель пота, сползающих к шее. «Ищи слабые места, — дала сама себе приказ девушка, — то, что один человек собрал, другой завсегда разобрать сможет». Всплыла в голове фраза из старого фильма о графе Калиостро. Неуместная, казалось бы, фраза дала нужный толчок: часть нитей окрасились в более бледный цвет. Самыми слабыми оказались те, что крепили массивный, налитой нездоровым багрянцем, узел в центре двери к порогу и притолоке. Тот, кто ставил, предполагал, что незваный гость вляпается прямо в него торсом, как только перешагнёт через порог.
Чародейка встала. Если я не могу порвать нити, их нужно перецепить. Например, вот эти, нижние, поставить вверх и в бок, а в образовавшееся отверстие аккуратно пролезть.
Ей вспомнилось, как она чинила любимую гипюровую кофту после того, как в 208 аудитории в университете зацепила и порвала её на самом видном месте. А всё из-за какого-то урода, отколупавшего кусок стола по торцу. Тогда она проделала новые бриды и цветок приобрёл крепления, что было почти не заметно, если не знаешь, куда смотреть. Вот и теперь ей предстояло проделать то же самое.
Рина осторожно, она не представляла себе прочности сторожевых нитей, переносила их снизу на косяк и верхнюю часть дверной рамы, стараясь не позволять им перекрещиваться и задевать друг друга. Через пару минут вздутый узел поднялся кверху, оставив проход не меньше метра высотой.
— Отлично, — похвалил Фёдор, — просто безукоризненно! Давай теперь поработаю я.
— Стой, — Рина что-то прикидывала, — уверен, что сумеешь вышибить дверь и не задеть нити?
— Обижаешь, неужели думаешь, тот, кто на спор отстрелил каблук собственной жене, промажет по замку двери? — вскинул бровь Толстой!
— Попробуй, — с некоторым сомненьем разрешила Рина.
Американец размял плечи, размахнулся и кулаком высадил замок, находящийся в сантиметрах десяти ниже покачивающегося багрового узла сторожевого заклятия, не задев при этом ни одну сторожевую нить. Дверь бесшумно и мягко, словно кто-то заботливо смазал петли, распахнулась, и они, согнувшись, пробрались внутрь.
Фёдор хмыкнул, бросив взгляд под ноги, на страшно грязном полу у порога лежал ворсистый розовый коврик с вышитой надписью:
Home, sweet home!
Внутри было темно и пахло мышами. Рина засветила фонарик в телефоне.
— И что дальше? — риторически спросила она, невольно приглушив голос, — кому понадобилось так закрывать грязную халупу?
— Глянь, как там червяк поживает.
Червяк несколько обмяк и почти не подавал признаков поисковой активности. По маленькому тельцу пробегали судороги, работать магическому компасу оставалось недолго.
— Ты бы, cher ami, посильнее светильничек зажгла, — Толстой чертыхнулся, приложившись головой о низкую балку.
Рина по наитию пошарила по стене и обнаружила выключатель. К удивлению, он работал. В каморке загорелась энергосберегающая лампочка. При её свете унылое убожество заброшки стало только ярче.
— Червяк сдох, похоже, — чародейка тряхнула баночку, взметнув частички пепла, которые оседали медленно, как снег в волшебном шаре с замком. Червячок всплыл одним концом, а второй упорно указывал в пол.
— Постой-ка, — Фёдор отодвинул старый диван с вылезшей наружу набивкой. Под диваном был железный квадратный люк, запертый на банальный замочек, совсем как почтовый ящик в подъезде, — вроде, чисто. Сторож только на окнах и входной двери был.
Он вытащил пистолет и отстрелил замок.
— Прошу, — крышка люка откинулась вбок. Снизу раздался невнятный вой, — только, чур, я вперёд.
По Рининому примеру он поводил рукой справа и слева от железной лестницы и нашёл, как включить свет. Чародейка не представляла, что их ждёт внизу, но то, что предстало перед их глазами, увидеть она точно не ожидала. Обширный подвал сверкал евроремонтом. Кафель, прекрасное освещение, шкафы и полки по типу больничных, но главное они нашли Шляпочку. Это он издавал тот странный вой, явно пытался привлечь внимание. Бедный оборотень лежал, скованный по рукам и ногам, на мраморном столе, очень похожем на прозекторский, который Рина видела мельком, когда относила бабушкины документы и вещи в морг. Шляпочка не мог даже пошевелиться. Его голова была чисто вымыта и выбрита, рот пересекал ремень с деревянным кляпом-заглушкой.
— Мерзость какая! — воскликнул Фёдор, расстёгивая удерживающие Шляпочку ремни, — готовился гад. Fils de pute! (сукин сын, фр.)
Ошалевший Шляпочка сел, потёр покрасневшие глаза и жалобно, совсем по-собачьи, заскулил.
— Ну, будет тебе, — ласково, словно любимую гончую, похлопал его по бритой голове Фёдор, — самое страшное позади. Мы тут, скоро домой пойдёшь. Давай-ка выбираться отсюда.
Он подтолкнул обалдевшего оборотня к выходу. Пыхтя, отдуваясь и жалобно вздыхая, Шляпочка полез по железной лестнице, какие обычно ставят в погребе.
— Ты видел кого-то? Кто здесь был с тобой? — медленно с расстановкой спросил Фёдор, когда они оказались наверху.
Оборотень смотрел на чародейку и её спутника неузнавающими глазами и мелко дрожал всем телом.
— Ты видел мужчину или женщину, — спросила Рина.
Шляпочка закивал головой, и было не понятно, чему он поддакивает. Потом вдруг он встряхнулся, словно пёс, вылезший из воды, как-то задрожал, и перед Риной и её спутником оказался крупный бело-рыжий кобель с неоспоримой кровью сенбернара и бритой головой. С прежним Шляпочкой его роднили только грустные большие глаза. Пёс рванул прочь прямо через кусты шиповника и смородины, плотной стеной огораживавшие убежище неизвестного чародея.
— Прощай, очевидец, — усмехнулся Фёдор, — а мог бы и рассказать, кто и как его сюда притащил.
— Не мог, — покачала головой чародейка, — ты разве не видел, что он в шоке был. Пока в себя не придёт, ему вопросы задавать бесполезно. Он и собаку перекинулся, потому что ему так комфортнее.
Американец посмотрел на небо и сказал:
— Первую часть нашей работы мы выполнили, Шляпочку сейчас с борзыми собаками не найти. Он в безопасности. Осталось узнать, что за gredin (мерзавец, фр.), — и посмотрев на Рину, поправился, — нехороший человек устроил здесь тайную лабораторию по извлечению мозговой жидкости оборотцев.
— Если уйдём сейчас, — вслух рассуждала чародейка, — он узнает, что его тайное убежище больше не является тайным, и заляжет на дно. А то и вовсе уедет из Междуреченска. Разумно будет дождаться его прямо в тут. Устроим засаду.
— Представляю себе эту картину, — Толстой картинно закатил глаза, — без еды, воды мы прячемся в колючих кустах и дожидаемся, когда соизволит заявиться наш преступник. Действие вполне в стиле Охранного отделения, там страсть как любят тупые решения. Вдруг gredin придёт завтра к вечеру или вообще дня через два-три?
— Зачем он тогда Шляпочку побрил?
— Что ты знаешь о принципах приготовления эликсира, о котором говорила Зина?
Арине пришлось признать, что абсолютно ничего.
— И я не знаю, — отозвался Фёдор, — может, жертву несколько дней без воды и еды выдержать нужно? Давай лучше лабораторию обыщем, глядишь, обнаружим что-нибудь, что поможет нам личность чародея установить. Он ведь уверен был, что никому чужому в подвальчик ходу нет.
Они вернулись в подвал. От вида мраморного стола Рину пробрала дрожь. Фёдор заметил это и взял её за плечо:
— Успокойся и отрешись от жалости. Не вздумай прикидывать, что могли испытывать жертвы. Рассматривай всё, что происходит отстранённо, и будешь нормально работать. Вдохни, выдохни, и пошли.
Чародейка последовала совету, полегчало.
— Где так научился? — спросила она, взглянув на Алеута, роящегося в ящиках письменного стола с компьютером.
— На войне, на дуэлях и за карточным столом, — последовал ответ, — ну, ещё шаманские практики у каннибалов тоже не прошли бесследно.
— Ты ж говорил, что аборигены людей не ели?
— Людей не ели, а шаманы на островах, естественно, были, — Фёдор задвинул ящик, — и они меня кое-чему научили. Например, как владеть собой.
Рина подошла и включила компьютер. Она предполагала, что тот, кто защитил своё убежище заклинаниями, возможно, не станет особо заморачиваться с паролями, тем более что он — единственный пользователь. Экран монитора — дорогого, изогнутого, засветился, и операционная система предложила ввести пароль. Чародейка вздохнула, хакерство никогда не было её сильной стороной.
— Чего замерла, давай, продолжай. Посмотрим, что там есть, — Фёдор стоял сзади.
— Не могу, — ответила Рина, — пароля не знаю. Включила на всякий случай, но надежда оказалась пустой.
— Чародейка ты или нет? — парень заглянул ей в глаза, — о проникновении в суть вещей слыхала?
— Вроде практик индийских йогов?
— Попробуй замкнуть свои магические цепи на компьютер, — последовал совет, — твоя магия — твоя сила. Давай.
«Давай! — подумала Рина, — закрывая глаза, — знать бы, где эти самые цепи находятся, и как их подключить к компьютеру. Тоже мне, Морфеус нашёлся, советы легко давать, а вот сделать…»
Мысль оборвалась сама собой, потому что чародейка увидела внутренним взором как бы изнанку экрана монитора, словно под привычным фоном с какими-то красивыми горами проступил второй, позади окна пароля колыхались полупрозрачные цифры, буквы, значки, знакомые каждому, кто использует генератор паролей. Девушка начала вводить. Сложность была в том, что она видела не сам пароль, а скорее его отпечаток, который плавал, растягивался и сжимался, поэтому разглядеть его было непросто. Наконец, раздался мелодичный звук, и приятный женский голос поприветствовал хозяина, предложив свои услуги по разным вопросам.
Рина открыла глаза и поняла, что владелец компа, несомненно, мужчина. На рабочем столе красовалась анимированная девица с пышными формами и самым минимумом одежды, чудом держащейся на ней. Провоцирующая поза даже заставила Фёдора присвистнуть.
— А ты ещё сомневалась! — он по-товарищески хлопнул Рину по плечу, — отлично справилась.
На рабочем столе была всего одна папка. Внутри оказалась таблица.
— Этот стервец лабораторные записи вёл, — наклонился Толстой.
В таблицу были занесены результаты извлечения мозговой жидкости — количество в миллилитрах, алхимические добавки к эликсиру, результат и длительность действия. Например, из испытуемого номер один жидкости было много, но сам эликсир получился слабым, никакого действия на экспериментатора не оказал. Номер два имел приписку «прижизненное извлечение» и содержал замену одного неизвестного чародейке ингредиента на другой, столь же незнакомый. «Ощутил прилив сил, — писал неизвестный чародей в столбце «Действие», — длительность около десяти минут. Закончить ритуал не успел. Побочные эффекты — крапивница на руках и шее».
От жертвы к жертве увеличивалась длительность и сила. Чародей терял сознание, колол себе антигистаминные препараты, убирая отёк Квинке, засыпал на часы, переживал галлюцинации и бред, но не сдавался. На предпоследней жертве номер девять ему удалось, наконец, добиться желаемого эффекта. Однако заметка сбоку указывала, что противоречие сила-длительность так и не решено. «Выдержать жертву в страхе около суток», — гласила заметка под таблицей и стояло время: 14.28.
— Вот, видишь, — победно воскликнул Фёдор, тыча пальцем в экран, — я был прав, чёртов gredin собирался подержать Шляпочку здесь до завтра. Хороши же мы были бы, ночуя в кустах!
— Но ничего, указывающего на личность чародея, — проговорила Рина, проверив, что никаких иных папок или информации в компьютере нет, — мы познакомились с мерзкими экспериментами урода, замучившего девятерых обратных оборотцев. И всё. В столе есть что-то любопытное?
— Ничего, салфетки, зажигалка, сломанная ручка и так, всякая дребедень. Палочки вот для еды.
Рина взяла в руки брендированные палочки «Две катаны». Да кто угодно мог привести сюда еду из кафе Жени. И палочками в наши дни редко кто пользоваться не умеет. В карманах медицинского халата, притулившегося скромно на вешалке у стены, тоже ничего интересного не обнаружилось, вернее, там не обнаружилось вообще ничего.
— Был бы хоть носовой платок, могли бы поиск организовать, а так — пусто, — заметил Фёдор, — халат он же не на тело надевал. Пошли, Рина, ничего мы здесь больше не узнаем.
— Куда это вы пошли? — раздался голос, и не утруждая себя спуском по лестнице, в подвал спрыгнул Женя Никифоров.
— Ты?! — воскликнула Рина,
— Я, — ответил парень и провёл рукой по волосам, поправляя причёску, — а ты кого ожидала? Графа Дракулу?
— Я не думала встретить своего друга юности в убежище маньяка, — ответила чародейка, — как ты мог опуститься до убийства!
Женя прошёлся по своей лаборатории и нежно провёл рукой по мраморному столу.
— Убийство? — он театрально выгнул бровь, — уничтожение бродячих животных ты называешь столь громким словом. Знаешь, сколько людей погибает ежегодно в России от укусов бродячих собак? Про девочку из Екатеринодара читала? А ей ведь всего шесть лет было. Так что я, дорогая моя Ари-чан, доброе дело делаю: людям жизни спасаю.
— Не правда, — угрюмо проговорила чародейка, ей было неприятно слышать, что он вспомнил старое имя, которое придумал для неё, когда они были вместе, — ты не собак, а обратных оборотцев убивал, и ещё пока они людьми были.
— Людьми? Ты серьёзно? Ты называешь людьми алкоголиков и тунеядцев с интеллектом собаки? Человеческий облик ещё не делает пса человеком. Некоторые из них продолжают углы домов метить.
— По законам Российской империи они — люди, — твёрдо сказала Рина. В душе она радовалась, что Фёдор не вмешивался в разговор. Американец стоял рядом, чуть прикрывая плечом чародейку. Так, на всякий случай, — и зачем тебе эликсир понадобился? Ты же — не чародей.
— Ага, — недобро усмехнулся Женёк, — в мой комп успели залезть. Что ж, Ари-чан, при других обстоятельствах я хотел тебе рассказать об этом. И обстановку планировал поромантичнее выбрать, но, как говориться, при неимении гербовой…. Думаешь, я расстаться тебе предложил, потому что чувства мои к тебе охладели? Ты не стесняйся, скажи.
— Полагаю, нашёл кого-то, получше меня, — ответила Рина, сцепив руки за спиной.
— Ошибаешься, как всегда, ошибаешься. Я узнал, что ты чародейского рода, а бабка твоя — большая шишка в вашем тайном сообществе. У отца на мельницах водяные кошки расплодились. Сперва не верил никто, и то правда, какая нечистая сила в двадцать первом веке! На мельницах ни воды, ни колёс — одна электроника. Отец их и морил, и капканы ставил — всё без толку. Потом кто-то к твоей бабе Паше обратиться посоветовал, знаткая бабка, сказал. Вот тогда-то я про вас всё и узнал. Понял, что не достоин был тебя. Решил достойным стать.
— Позавидовал ты, парень, вот и всё. Нечего тень на плетень наводить, — не выдержал Фёдор.
— Думаешь, я не знаю, кто ты? — покровительственно улыбнулся Женька, — не тому, кто с орангутаном жил мне указывать. Тебя даже Крузенштерн со своего корабля пинком под зад выставил, потому что нормальные люди тебя, Фёдор Толстой, просто переносить не в состоянии. Или, лучше — Американец, Цыган, Алеут? Как изволишь?
— За такие слова в моё время можно было получить канделябром по мордасам, а потом я тебе на дуэли непременно бы le scrotum отстрелил. Ибо как пули в лоб ты не достоин, а уродов плодить не зачем, — спокойно ответил Толстой, — ты ж удовольствие от убийств получал.
— Это не убийство, я устал повторять. Чистая наука. Великий физиолог Павлов тоже на собаках разные эксперименты проводил. В Москве даже памятник собаке Павлова установили, — доверительно сообщил Женя, — я тоже готов этим блохастым монумент воздвигнуть. Арина, — его тон стал серьёзным, — я же для нас обоих старался. Для тебя и для меня. Два чародея с увеличенной силой! Нас ждут великие дела, нам и во главе государства Российского встать не зазорно. Новая императорская династия, чародеи правят империей. Только представь! Я ведь эти два года не без дела сидел. Я искал способ чародеем сделаться, и нашёл, — он откинул волосы и принял гордую позу, — совершил, можно сказать, невозможное. Получил силу. Тебе ведь тоже силу умирающая бабка передала? Да не пялься так на меня, я в курсе дела и про магию мне поболее твоего известно. В Тобольск к дедку одному ездил. Два месяца обхаживал, чтобы наследником чародея стать. И, как видишь стал. Так что? Согласна идти со мной к вершинам власти и славы?
— А пока оборотней заживо трепанировать будем, — не то спросила, не то утвердительно произнесла Рина.
— Издержки. Лес рубят — щепки летят, как-то так.
— А потом и меня на мозговую жидкость пустишь, — продолжала чародейка, — как надоем или не нужна стану.
— Что ты, Ари-чан, я ведь люблю тебя.
— Врёт, — негромко проговорил Толстой, — нагло, беззастенчиво врёт. Ты ему безразлична.
— Заткнись, а! Слугам слова здесь никто не давал, — зло сощурился Евгений, — на фига тебе этот тупой развратник сдался? Чего ты его слушаешь? Гони в шею. Пускай чешет в свой духовный план, а с эликсиром мы тебе приличную героическую душу вызовем, достойную такой красивой и умной девушки. А можешь мне его отдать. У меня он, знаешь, каким шёлковым сделается. Я тебе больше, чем руку и сердце предлагаю, я в великое будущее тебя с собой взять хочу.
— А эти — Рина кивнула на стеллаж, где ровными рядами лежали покрытые лаком черепа на серебряных подставках с любовно выгравированными номерами, — о несчастных замученных тобою людях просто забудем? Станем делать вид, будто и не было ничего?
— Это — законные жертвы ради науки. Чародеи выше людей, выше людских понятий морали. Мы имеем на это право.
— Нет, Женька, не имеешь ты таких прав, — горько сказала Арина, — и чародейство твоё подпольное вне закона. Предлагаю тебе пойти к Викентию Константиновичу Тимоничу и честно покаяться, сделать чистосердечное признание. А за убиенных, — взгляд в сторону полки, — ответить по всей строгости.
Евгений захохотал.
— Дура, Аришка, какая же ты — дура! Ты и правда думала, будто твоя пафосная учительская тирада на меня подействует? Серьёзно? В двадцать два года веришь в благородное начало в людях? С ума сойти! Значит так. Ты отказала мне, растоптала мои чувства, позволила своему трактирному трибуну безнаказанно оскорблять чародея, тем самым нанесла мне смертельную обиду. Ворона, я вызываю тебя на дуэль!
От школьного прозвища стало очень горько.
— Дуэль? — не поняла девушка, — это как?
— Магическая дуэль — законный способ разрешения разногласий между чародеями, — на память процитировал Евгений, — статья 257 пункт 2. Как видишь, я подготовился. Как оскорблённая сторона я имею права выбрать оружие.
— Я должна драться с ним? — Рина непонимающе посмотрела на Фёдора, — я не умею.
— Драться буду я с его слугой, — ответил Алеут, разминая плечи, — а ты будешь помогать маной.
— Именно, даже смешно от твоей неосведомлённости, Чародейка Поволжья. Смешно, нет, страшно. И страшно должно быть тебе, Ворона, — Женька улыбнулся гадкой улыбкой, — взгляни на настоящего слугу и попрощайся со своим Стрелком.
— Как ты узнал, что со мной Фёдор? — спросила Рина.
— Элементарно, Ватсон, — последовал ответ, — сфотографировал его незаметно, потом по фото в интернете поискал. Про программу по распознаванию лиц слыхала? Через пару минут я не только узнал, кто был с тобой в квадратном дворе, я знал множество интимнейших подробностей развесёлого бытия данного индивида. И эти самые подробности позволяют предположить, что жить, ах, пардон, существовать ему осталось совсем недолго. Обнимитесь хоть напоследок. Надеюсь, ты, Фёдор своего не упустил? — он сально подмигнул, — вот и будет что в посмертии вспомнить.
Рина слышала, как Толстой скрипнул зубами, но ничего ответить не успела, потому что позади Женьки тени сгустились в высокую сутулую фигуру. Это был тот самый человек, которого описала женщина, поливавшая клумбу. Да и Зинаида почти наверняка видела тоже его. Совпадало всё: и неопределённого вида длиннополая одежда, и спутанные волосы, космами свисающие с двух сторон осунувшегося бородатого лица с горящими злобой глубоко посаженными глазами.
— Готовьтесь. Как оскорблённая сторона, — Евгений бросил гордый взгляд на слугу, — я имею право выбора оружия. Так вот объявляю свою волю: драка без огнестрельного и дальнобойного оружия. Это так, на случай, чтобы ушлый Американец луком не воспользовался. Понятны условия?
— Какой маленький наивный лох, — осклабился Толстой, козырнув фразой, подцепленной где-то на просторах интернета, — ты думаешь, я — СТРЕЛОК? Но ты ошибаешься, я — ДУЭЛЯНТ!
С этими словами Фёдор преобразился. На нём был мундир Преображенского полка, зелёный с красной отделкой, золотыми эполетами и высоким кивером. Рина впервые в жизни видела лосины — узкие кожаные брюки, заправленные в чёрные сапоги с пуговками по бокам. В руке у него появилась шпага.
Евгений отступил в сторону и томно проговорил:
— Григорий, порви на флаг этого позёра.
Рина поняла, кто стоял за спиной чародея — Григорий Распутин. Он распрямился и как-то увеличился в росте, почти под самый потолок. Руки его удлинились, а кулаки стали напоминать гири из тренажёрного зала.
Толстой повёл носом.
— Вы, господин Никифоров, своего подручного с козами вместе держите? Такое амбрэ…
— Тебя, натрыжного хлюпаря, (наглого обманщика в карточной игре, тобольский диалект XIX века) я и чистый, и грязный как гнусака прихлопну.
Последовал удар, от которого содрогнулся весь подвал. Фёдор увернулся и ударил шпагой.
Распутин сощурил загоревшиеся красным пламенем глаза:
— Скачи, скачи, сколь хошь, а всё одно далече не ускачешь, — он отвёл руку в сторону и снова ударил, — лягухой от меня не уйдёшь. Размажу.
Удар слева, удар справа, Фёдор не успел уклониться и получил по левому плечу. Мощный пинок ногой отбросил его к стене, полки обрушились, и на Толстого посыпались коллекционные женькины черепа. Он поднялся, Рина почти физически ощутила боль от ушиба спины. Фёдор двигался по дуге с обманчивой медлительностью, потом кинул в сторону подхваченный череп и напал снова.
Распутин даже не повернул голову в сторону отлетевшего черепа. Казалось, он угадывает все манёвры противника, отталкивая шпагу ударом ноги, подставляя мощное предплечье, на котором были видны порезы, что почти мгновенно затягивались.
— Берсерк, — пояснил Фёдор Рине, — «повезло» в первом же бою столкнуться с берсерком. И чутьё, — он еле уклонился от кулака.
Григорий посмотрел на Алеута и широко улыбнулся, обнажая гнилые зубы:
— Хватит тебе шепериться, всяко понимашь, конец один будет.
Он выворотил тяжёлый мраморный стол и со всего маху обрушил на Фёдора. Рина вскрикнула, стол разбился на куски, из-под которых вылез Фёдор без кивера с потёками крови на лице и мраморной крошкой в волосах.
— Фёдор, — воскликнула чародейка, — Распутин — провидец, он предвидит твои действия.
— Допетрила, наконец, — зааплодировал Евгений, — понимаешь, почему вы против моего берсерка без шансов.
— Mon cher ami, — негромко проговорил Толстой, тряся головой как человек, которому вода попала в ухо при нырянии, — не обессудь, черпану у тебя по полной. Готова?
Рина кивнула, она постаралась отрешиться от гадкого смеха Женька, от отвратительной рожи берсерка, от кривящегося от боли Фёдора. Она представила Волгу. Полноводную, широкую спокойную, залитую лучами восходящего за ней солнца. Представила, что эта Волга сейчас внутри неё. Черпай, Фёдор, бери сколько надо, — она словно открыла шлюзы плотины.
Фёдор тряхнул шпагой, и вместо неё у него в руках образовался огромный меч, подозрительно смахивающий на Бастар Клауда Страйфа из игры, в которую он играл сегодня днём. Меч сочился призрачным голубовато-зелёным светом, совсем как волжская вода, пронизанная солнечными лучами.
— Аз есмь âme en acier et âme en acier (сталь души и душа стали, фр.) — громко провозгласил он, — попробуй предвидеть то, чего я сам не знаю.
Удар был молниеносный, казалось, Толстой раздвоился и бьёт ото всюду. Когда он остановился, на полу лежали отсечённые гири распутинских кулаков.
— А теперь мой коронный номер, âme en acier! — Алеут поднял меч и ударил косым ударом, всполох которого, казалось, разорвал пространство подвала, подобно молнии. Ослепив и оглушив на мгновение всех присутствующих.
Когда к Рине вернулись зрение и слух, она увидела, как оседают, рассыпаясь пылью обе половины тела женькиного провидца. Чародей остался один.
— Теперь твой выход, — Фёдор рукавом пыльного мундира тщетно пытался утереть бегущую из рассечённой брови кровь.
Рина кивнула. Она отдалённо представляла, что нужно сказать, но практика в школе помогла. Учитель не может молчать.
— Никифоров Евгений Викторович, — проговорила она, и вдруг осознала, что того Женьки, в которого она была влюблена больше нет. Перед ней стоял незнакомый мрачный парень в дорогой брендовой футболке и коротких шортах, открывающих мускулистые накаченные ноги, — я, Чародейка Поволжья именем законов Российской империи обвиняю вас в преднамеренном убийстве с особой жестокостью девяти обратных оборотцев, когда они находились в человеческом облике, и покушении на оборотца по имени Шляпочка. В незаконной магической деятельности и владении героической душой Распутина Григория Ефимовича, класс берсерк. Властью, данной мне государем императором Александром VI, я приговариваю вас к смертной казни через… — девушка беспомощно оглянулась.
— Отсечение головы, — подсказал Фёдор, протягивая ей свой Бастар.
— Серьёзно? — не очень успешно попытался улыбнуться Евгений, — в наше время ты ломаешь комедию, будто взаправду можешь меня хоть пальцем тронуть? Убийство, моя дорогая, убийство на почве ревности и мести. За это тебя ждёт пожизненная каторга. Если считаешь меня виноватым, пусть мою судьбу решает суд, а не экзальтированная девица в компании ходячего анекдота из позапрошлого века. Как гражданин Российской империи я требую, чтобы вы оба немедленно покинули дачный участок, принадлежащий семейству Никифоровых с 1904 года!
— Ошибаешься, Женечка, — невозмутимо сказала Арина, — ты не просто гражданин России, ты — чародей. Я твой судья и палач. На колени!
Евгений увидел, как загорелись глаза его прежней девушки и рухнул на пол.
— Ари, неужели у тебя поднимется рука на своего первого мужчину? Вспомни, как мы любили друг друга. Мы ещё можем быть счастливы, — заговорил он совсем другим, жалобным и просящим голосом, — Григорий был сволочью, твой Фёдор отправил его назад, и слава Богу. Воздух будет чище в прямом и переносном смысле. Забудем всё, что наговорили друг другу. Мир?
У Рины было очень муторно на душе. Хуже даже, чем когда шла из больницы от умирающей бабушки. Было жалко Женьку, противно от его самоуничижения, лжи, что чувствовалась в каждой фразе. Она взяла меч. Он был огромен, казалось, ей не поднять его.
— Нет, Евгений Викторович, нет у нас с вами ни общего прошлого, ни будущего. Закройте глаза и молитесь.
Она замахнулась и ударила. Отрубить человеку голову оказалось на удивление легко. Силы покинули чародейку, и она рухнула рядом с казнённым.
«А ведь Фёдор потолок пробил, — подумала она, видя кусок луны в прорехе, оставленной духовным фантазмом Толстого, — а я опять сознание теряю. Третий раз.»