Сукины дети 4. Бес

- Рассвет скоро, - напомнил я.

Не знаю, почему одного меня это волновало, но перспектива превратиться в зомби, и покорно делать то, что скажет граф, меня не прельщала.

Алекс вздохнул и тоже прошел к столу. Но садиться не стал, а замер вполоборота к ведьме - как делал это всегда, принимая трудное решение.

- Зачем ты пришла, Настя? - спросил он, заложив одну руку за спину, а другую вытянув свободно, вдоль тела.

Все, даже Петенька, притихли.

- Сообщение твоё получила, - просто ответила ведьма. - Пораскинула мозгами, да и пришла. Вот, сдаться хочу на твою милость, и помочь, чем смогу.

- Испугалась, значит? - прищурился шеф.

- Испугалась, - сев за стол, ведьма обняла тонкими пальцами чашку и посмотрела на Алекса. - И тебя испугалась, и мастера этого, новоявленного. Нигде бедной женщине защиты нет.

- Не прибедняйся, - негромко посоветовал отец Прохор. - Говори, как есть. Как со мной говорила.

Настасья кивнула, поджала губы и секунду сидела неподвижно, глядя в чашку.

ТИК-ТАК, - утекало время в песок. - ТИК... ТАК.

- Наш ковен распался, - объявила Настасья. - Была драка... Вам не нужно знать подробности. Мы поссорились. Ковен решил податься куда-то на юг, а я и еще несколько... девушек решили остаться. Если позволишь, - смотрела она только на Алекса. - В качестве извинения за прошлые грехи предлагаю безвозмездную помощь в борьбе с вашим нынешним противником, а также, в случае победы, прошу разрешить остаться в Петербурге под твоим патронажем.

- Лукавишь, ведьма, - вновь подал голос Петенька. Взрослые слова, с взрослой интонацией, сказанные детским писклявым голоском, звучали особенно веско. - Мой Мастер добрался и до твоего ковена. Он победил преемника Софрония, и выгнал вас из города. Тебя же оставили, - маленький стригой оглядел всех взрослых за столом, - Потому что ты ПОКЛЯЛАСЬ в верности мастеру, - он вновь лизнул петушка и сказал совсем другим тоном: - Не знаю, на что вы все надеетесь? Мой Мастер переиграет вас всех. И он никого не пощадит.

- Это правда? - спросил шеф, обращаясь к Настасье.

Ведьма кивнула.

- Мы могли выстоять против графа, если бы взяли тот артефакт, на Ладожском. Но без него... - она пожала круглым плечиком.

- Мой мастер всех вас превратит в рабов, - продолжал мстительно вещать Петенька. - Он выбьет из вас всё человеческое, что ещё осталось, и вы будете служить ему... Ай! Отпусти! Больно...

Отец Прохор держал паршивца за ухо и слегка приподнимал над стулом. К моему удивлению, Петенька даже не пытался сопротивляться. Я видел его в драке. Господи, да он мне самому чуть голову не открутил! А теперь сидит, ни жив, ни мёртв, покорившись тощей мосластой руке подростка.

- Будешь вести себя хорошо? - наставительно вопрошал чудо-отрок, легонько накручивая ухо стригойчика. - Будешь уважать старших?..

- Буду! - возопил ребёнок, не смея вцепиться когтями в карающую длань батюшки. - Но я сказать хочу... Вы должны меня выслушать.

- Говори, - отпустив ребёнка, милостиво разрешил святой отец.

- Граф вас победит, - сказал Петенька. Отец Прохор вновь потянулся к нему, но стригой заслонился от него руками. - Не надо, дайте договорить... Мастер всегда добивается своего. Всегда. Он не останавливается ни перед чем, не брезгует никакими методами. Он любит придумывать истории.

- Истории? - я единственный оставался на ногах. Несмотря на то, что все сидели за столом, а Мириам так вообще уплетала за обе щёки стряпню Настасьи, я не мог заставить себя сесть за один стол с нею и Петенькой.

- Он ведь вам сказал, что я потерянный наследник императора, верно? - скривился мальчишка.

- А это не так? - прищурился Алекс.

- Конечно не так, - Петенька показал неровные зубки и вновь лизнул леденец. - Я обычный школьник. Петя Колготкин... Был Петей Колготкиным восемьдесят лет назад. Жил в Тобольске, отец был плотником, мать стирала. Батюшка с матушкой пили очень, и когда вынесли всё из дома, то продали и меня. Графу. Я обычный пацан. Будущий уголовник - не много перспектив найдётся в Тобольске... Мастер меня выдрессировал. Как собачку. Манеры, внешность, правильная речь. Но в глубине души я всё равно остаюсь крысёнышем с окраины Тобольска.

- Зачем ты нам это рассказал? - спросила Мириам.

- Я хочу освободиться, - горько сказал Петенька.

Я наблюдал за ним очень внимательно, и на этот раз был склонен поверить: паршивец говорит серьёзно.

- Ты хочешь сделаться вольным стригоем? - спросил Тарас. - Сразу скажу: это будет сложно. Ты мелкий. У тебя хрупкое тело. Ты никогда не вырастешь. Без покровителя ты пропадёшь...

- Я хочу освободиться совсем, - повысил голос ребёнок. И опять слова его звучали вовсе не по детски. - Я хочу окончательно умереть. А это произойдёт, только если кто-нибудь убьёт Мастера.

Внезапно он совсем перестал походить на ребёнка. Перестал болтать ножками, распахивать глаза, надувать губки... Перед нами сидел маленький человечек. Карлик, которого очень удобно рядить в любые одёжки.

- Что ты предлагаешь? - отрывисто спросил Алекс.

Петенька пожал плечиками, обтянутыми голубой матроской с белым воротничком.

- У меня нет конкретного предложения, - шеф разочарованно отвернулся. - Но... - стригойчик оглядел всех, по-очереди, избегая лишь взгляда отца Прохора. - Вы стараетесь победить его честными методами. Мастер это знает. И он к этому готов. Придумайте что-нибудь неожиданное.

- Нам нужно сделать всего несколько вещей, - объявил Тарас. - Вызвать графа на открытый конфликт, придумать, как аннулировать договор на цирк, а затем сразиться.

- А как же твоя вассальная клятва? - спросил я.

- Это немного другое, чем договор, - пожал плечами Тарас. - Мы дрались, как равные, и я проиграл, как равный. Моя клятва - скорее, обещание. Я волен в своих поступках и могу вызвать графа опять. Но на этот раз я буду ОБЯЗАН его убить. Так что, пока вы в его власти, вызов отменяется.

- Ну, положим, вызвать мастера на конфликт, и даже вызволить ваш договор, могу я, - не глядя на нас, сказала Настасья. - Дайте мне свиток, который вы взяли в сейфе, и я попытаюсь обменять его на договор.

Мгновение - и ствол револьвера прижат к виску ведьмы.

- Говори, - прошипел Алекс. - Как ты всё это узнала...

- А ты не меняешься, Сашук, - с изрядным самообладанием улыбнулась ведьма. - Тот же сюртук, те же сапоги, те же приёмчики... Помнишь мои иголки? Ты ведь не потрудился обыскать всю свою одежду и выкинуть мои "уши"... Если трактовать по Фрейду, Сашук, ты всё это время ХОТЕЛ, чтобы я знала, что с тобой происходит.

- Но как... - начал говорить Алекс

А я бросил случайный взгляд в окно, и похолодел. Ещё несколько минут назад там была тьма кромешная. Но сейчас я отчётливо различал голые ветки сирени под окном, и клён, что растёт подальше, у забора. Между ними - кусты гортензий, облетевшие и прижатые к земле, словно пучки волос на голове утопленника...

- Рассвет совсем скоро, - объявил я. - Времени на споры не осталось.

- Отпустите меня, - проговорила Настасья. - Дайте мне договор на Аллегру, и отпустите, вместе с Петенькой - живым свидетелем моей власти над вами. И приходите на стадион через час.

- Довериться ведьме, которая меня обманула, и подручному моего врага? - Алекс высказал и мою мысль тоже.

- У вас нет выбора, - неожиданно подал голос отец Прохор. - Иногда нужно просто довериться. А там - будь что будет.

- Я обещаю выманить у графа то, что держит вас на коротком поводке, - сказала Настасья. - Он не дурак. Если я предъявлю ультиматум: или я освобождаю Аллегру, прямо сейчас, путём сожжения векселя - и она тут же отрывает ему голову. Или... Он освобождает вас, и тогда остаётся шанс сразиться в честном поединке.

- А если он предпочтёт, чтобы ты освободила Аллегру? - спросил я.

- Этого не будет, - покачал головой Петенька. - Знаете, как он заполучил её на службу? - он взял театральную паузу. - Он её выиграл. У её прошлого хозяина, мастера Сальвадора. Граф - азартный человек, как и тот, другой. Однажды они с мастером Сальвадором играли в рулетку, и проигрались оба. И тогда граф поставил на кон меня. А мастер Сальвадор - Аллегру. Это случилось двадцать восемь лет, семь месяцев и одиннадцать дней назад.

- С чего бы тебе помнить столь точную дату? - спросил я.

- С того, что в тот самый день я решил умереть, - ответил ребёнок. - С того, что Мастер не задумываясь, как ключи от машины или бумажник, бросил меня на карточный стол, - стригойчик отвернулся. - Это было хуже, чем когда меня продали родители. Тех сжигала негасимая жажда, они были больными людьми. И кроме того, надеялись, что у графа я получу шанс на новую жизнь. По-своему, они меня любили. Но Мастер... Я боготворил его, а он...

- Ладно, - внезапно сказал Алекс. - Знайте: я не буду принимать решение ни за кого. Мы проголосуем.

- А как же цирковые? - спросил я. Вспомнилась испуганная, но не сломленная Зоя, мёртвые клоуны, тигр Махендра и рассудительный Секундра Дасс... - У них тоже есть право голоса, не так ли?

Алекс вскочил.

- Сашхен, - подойдя вплотную, он заглянул мне в глаза. - Ты сам пару минут назад твердил о времени... А теперь ты действительно хочешь ехать в цирк, собирать труппу и спрашивать их согласия?

- Нет, - спокойно ответил я. - Но ведь можно позвонить.

- Я принимаю решение за всех, - в кухню неожиданно вошла Зоя. Я вздрогнул. Не иначе, я тоже становлюсь телепатом, как Тарас. - И я голосую "за".

- Зоя, дорогая, откуда ты?.. - нечасто я вижу, как теряется шеф.

- Тарас мне позвонил, - сказала акробатка. - И прислал машину. Он рассказал всё, что у вас тут творится.

- Ах, Тарас... - шеф насупился, но тут же взял себя в руки.

- Это из-за неё мы когда-то поссорились, - подмигнув, громким шепотом поведал древний стригой. - Смекаешь?.. Прекрасная Зоя, повелительница неба... Ах, как я её любил! Мы ухаживали за ней по-очереди, но в конце концов она выбрала его.

- А он не смог с этим смириться, - Алекс присоединился к нашей маленькой беседе. - Он - в смысле, я. Не смог простить, что она так долго выбирала... Но вернёмся к голосованию, и он повернулся к столу и всей честной компании.

- Я голосую за Анастасию, - громко сказал отец Прохор.

- И я, - кивнула Мириам. - Если, конечно, мой голос чего-то стоит.

- Я - тоже за то, чтобы попытаться сразиться, - сказала Зоя. - Хотя бы умрём стоя.

- А я против, - сказал Тарас. - Мы, древние кровососущие существа, никогда не доверяли ведьмам. А раз на их стороне ещё и святой отец - это дополнительный аргумент.

- Я тоже против, - мрачно сказал Алекс. - Тот, кто предал однажды - предаст ещё. Никогда не доверял предателям.

Настасья закатила глаза. Петенька, несмотря на всё, наслаждался представлением.

- А я - за то, чтобы поверить, - мои губы сами сказали то, что сказали. Мозг ещё додумывал последствия такого ответа, но менять его было поздно.

- Но почему? - удивился Алекс. - Нет, я тебя не заставляю, но... хотя бы объясни!..

- Если она нас предаст - через час мы с вами отправимся убивать представителей гильдий. И первым из них будет Тарас, - сказал я. А если нет - через час мы отправимся на стадион, убивать чужих стригоев и освобождать наш с вами город. Выбор, по-моему, очевиден.

- Быть по сему, - кивнул Алекс. - Сашхен прав. Время поджимает, и я меняю своё решение, - он повернулся к Настасье. - Вот договор на владение Аллегрой, - он протянул свиток. - Иди, и сделай, что сможешь.

Все мы стояли на крыльце, провожая две по-своему хрупкие фигурки, пока они не исчезли в предутреннем тумане, наползавшем с реки.

Настасья и Петенька. Ведьма и стригой. Женщина и ребёнок. Они могут легко предать нас - просто отдав свиток и встав на сторону графа.

Нам оставалось только ждать.

Глава 28

- У нас есть около часа до того, как всё решится, - сказал Алекс, когда Настасья и Петенька покинули особняк. - Советую потратить это время на то, чтобы привести в порядок свои дела.

Мы всё ещё стояли на крыльце. Всем вдруг неудержимо захотелось подышать свежим утренним воздухом...

- Написать завещание, выкурить последнюю сигару и прочесть молитву? - весело спросил Тарас.

- Завещание давно написано, - усмехнулся Алекс. - А вот насчёт сигары ты хорошо придумал. Составишь компанию? - древний стригой кивнул.

- Нам есть, о чём поговорить перед смертью, старина.

Шеф по-очереди посмотрел на меня, отца Прохора и Мириам.

- Если кто и есть по части молитвы - так это я, - сказал подросток в кенгурушке. - Так что я пошел к своим, - и он скрылся в особняке. Вероятно, отправился к своим богомолкам. Уж не знаю, какие отношения их связывают, но солидные дамы в чёрных платках чудо-отрока просто боготворили.

- А мне надо поговорить с отцом, - сказала Мириам. - Но даже не думайте отправляться на стадион без меня, слышите? Я хочу предъявить графу и свой счёт.

- Почему ты думаешь, что мы непременно отправимся на стадион? - спросил Алекс.

- Женская интуиция, - ядовито фыркнула Мириам и тоже ушла в дом - как я понимаю, звонить. Алекс перевёл взгляд на меня.

- Ну как, мон шер ами? Выкурим по последней сигаре?

- Вы идите, - казалось, что самым правильным сейчас будет побыть в одиночестве. - А я поднимусь к себе.

И не дожидаясь ответа, я повернулся и оставил шефа с Тарасом одних.

Проходя мимо кухни, заглянул внутрь. Зоя сидела за столом, обнимая смуглыми пальцами чашку с чаем. Профиль её, освещенный мягким светом настольной лампы, был прекрасен, как никогда.

Я не стал заходить. Показалось, девушка хочет побыть наедине со своими мыслями - так же, как и я.

Понятно теперь, почему шеф спокойно отнёсся к моему существованию в виде нежити, - думал я, медленно, ступенька за ступенькой, поднимаясь по лестнице на второй этаж. - У него уже был опыт общения, и даже дружбы, с мне подобными.

Удивительная штука, мужская дружба. Они соперничали ради женщины, потом много лет не виделись и не говорили, а вот теперь - снова вместе, тогда как предмет их общей любви пребывает в одиночестве, забытый и покинутый...

Войдя в свои апартаменты, я сразу потянул носом: знакомый запах. Совершенно неопасный, а напротив, уютный и домашний. Из-под двери в спальню пробивался свет - я заметил его ещё с улицы, как только мы приехали.

Наверное, Амальтея забыла выключить лампу, - подумал я. - Прибиралась, как она всегда это делает перед тем, как уйти домой, и забыла...

Открыв дверь в свою спальню, я застыл, как вкопанный. На кровати сидела Антигона. Нет, ничего такого. Она была полностью одета - в свои любимые голубые джинсы-клёш и просторную футболку со знаком "пацифика". Волосы собраны в пучок на макушке, как всегда, напоминающий ядрёную луковицу.

Глаза у девчонки были огромными, в пол-лица, губы сжаты в тонкую полоску.

И всё-таки в том, что она сидела на МОЕЙ кровати, было нечто очень привлекательное.

- Что-то случилось? - спросил я, в два шага преодолевая расстояние между нами. - Афина? Амальтея?

- Спят без задних лапок на диване у шефа, - тихо ответила Антигона.

- А ты?..

- А я жду тебя.

- Зачем?

- Иди сюда.

Чтобы дотянуться до моего лица, она встала во весь рост. Обняла за шею, и поцеловала.

В первое мгновение у меня выпучились глаза от удивления. Но потом... Я её оттолкнул. Отошел к плетёному стулу, сел - этого настоятельно требовал мой изменившийся внешний вид в районе штанов - и спросил:

- Ты с ума сошла?

- Мы все можем сегодня умереть, - ответила Антигона и снова опустилась на кровать.

- Ну и что? Это секс из жалости, что ли? Прощальная прелюдия?

- Ты сам понял, что несёшь? - усмехнулась рыжая бестия. - Тоже мне: знаток русской словесности.

- Тогда я вообще не понимаю.

Мало сказать - я был обескуражен. Честно говоря, на ум приходили только самые крепкие выражения. Но Алекс давно отучил меня ругаться по матушке, так что даже в мыслях я старался этого не делать.

- Шу... Послушай меня, - Встав Антигона подошла ко мне. Притрагиваться не спешила, но остановилась так близко, что я чувствовал тепло и запах её тела. - У нас очень мало времени, да? Бывают в жизни моменты, когда играет роль только наше желание. Так вот: сейчас именно такой момент. И если ты вякнешь ещё хоть слово, я тебя просто убью.

Схватив меня за руку, она сделала шаг назад и упала на кровать. Так, чтобы я оказался сверху.

Конечно, у меня была просто уйма слов, которые я хотел произнести. Но вдруг, совершенно отчётливо понял: да. Сейчас именно такой момент, когда не надо ничего говорить.

Всё спишется. И дурное, и хорошее.

А потом у нас даже было время полежать несколько минут, тесно прижавшись, и целуясь, как подростки. Собственно, Антигона подростком и была... - накатило и схлынуло чувство вины. Она взрослая девочка. И прекрасно знает, что и как - местами даже лучше, чем я.

- Как ты себя чувствуешь? - я удивился. Показалось, это не совсем тот вопрос, который девушка должна задать парню в постели.

- Да нормально, - отвечая, я прислушался к себе. - Стоп! - меня подбросило на кровати, и я сел. - Я себя чувствую так, словно... словно выпил три литра крови. Сил - по самую макушку, и даже больше. - Это что... Секс так подействовал?

Нет, я вовсе не вёл монашеский образ жизни. Были у меня дамы и раньше, но такого подъёма сил кувыркание в постели не давало.

- Я люблю тебя, - просто сказала Антигона. - Всегда любила: с тех пор, как увидела.

- Я тоже тебя люблю.

Мы оба почувствовали, что мой ответ прозвучал фальшиво. Нет, не так: я действительно любил Антигону - как подругу, как боевого товарища, как... Сестру? Но секс в таком случае выглядит несколько...

Поднявшись, девчонка начала одеваться. Натянула джинсы, подняла с пола майку, и вывернув её на правильную сторону, набросила на шею.

- Извини, я... пока не могу разобраться в своих чувствах, - сказал я. - Мне очень стыдно. Получается, я тобой воспользовался.

- Это я тебя соблазнила, помнишь? - Антигона говорила сквозь сжатые губы - из уголка её рта торчала шпилька. Она собирала распущенные волосы обратно в пучок.

Я вспомнил запах этих волос. Маленькие, раскрасневшиеся от поцелуев уши, белый изгиб шеи... Нет. Пора одеваться.

Я тоже потянулся за джинсами. Антигона уже стояла, полностью одетая, даже в носках и кроссовках.

- Ты поймёшь, Шу, - подойдя, она вновь положила руки мне на плечи. По телу прошел ток. - Может, не слишком быстро - в таких вещах ты вообще-то тормоз. - Но ты поймёшь. А я буду ждать.

Это нечестно, - хотел сказать я. - Нечестно и непорядочно давать тебе ложную надежду...

Но я промолчал. Потому что в груди набухал ком необъяснимой нежности к этой нескладной, вредной, острой на язык девчонке. Она права.

Если у меня ещё будет время... Если добрый Господь позволит, я подумаю об этом позже.

Антигона ушла, а я посидел ещё несколько минут, бездумно разглядывая бесконечные корешки книг на полках, ракушки, черепаховую пепельницу, золотое самопишущее перо, заложенное в блокнот - все те мелочи, которыми обрастаешь, когда долго живёшь на одном месте.

Блокнот был подарком шефа. Он обязал меня каждый день записывать проявления магического дара - чем я бессовестно пренебрегал. Даже не открыл ни разу. Но перо мне нравилось. Такое удобно воткнуть кому-нибудь в глаз.

Потом я встал, заправил кровать и пошел в ванную. Быстро, по-солдатски принял душ, побрился и собрал волосы в тугой хвост. Пару секунд подумал, и открыв шкаф, оделся во всё чистое.

Камуфляжные штаны, высокие берцы с рифлёной подошвой, плотная чёрная майка, куртка из кордуры, со множеством карманов, широкий ремень, на который так удобно привешивать различное оружие...

Мысленно я был уже на стадионе. Конечно же, оставался довольно крупный и зубастый червяк сомнения: Настасья договорилась с графом, и мы попросту отправляемся в ловушку.

Но как сказал отец Прохор, будь, что будет. От судьбы не уйдёшь, как ни старайся.

Оглядев спальню в последний раз, я вышел, аккуратно прикрыл дверь и спустился в кухню. Все уже были в сборе.

Ехали молча. Мне выпало вести Хам, рядом сидел Алекс, а сзади - Мириам, Зоя и Тарас.

Древний стригой, наклонившись, потянул носом и одобрительно усмехнулся - вероятно, учуял запах соития - несмотря на то, что я тщательно помылся.

Шеф ничего говорить не стал - даже если что-то и заподозрил... Хотя, если подумать, Тарас тоже мог почувствовать всего лишь переполнявшую меня энергию.

Зоя была молчалива и замкнута, они сидела между Мириам и Тарасом, невидящими глазами глядя сквозь лобовое стекло на пролетающие мимо рассветные улицы.

В багажнике тихо позвякивало: я так понимаю, Алекс загрузил Хам половиной нашего подвального арсенала.

Судя по тому, что я не чувствовал настоятельного и непреодолимого побуждения прикончить Тараса, у ведьмы Настасьи всё получилось. По этому поводу ощущался даже некоторый подъём: мы с шефом больше не крепостные. Мы не обязаны подчиняться кому бы то ни было, кроме самих себя.

В глубине души я сознавал, что должен радоваться. Но видимо для того, чтобы ощутить себя свободным - даже после кратковременного рабства - требуется какое-то время.

Перед главным входом на Зенит-Арену, рядом с вип-парковкой, нас ждали. Сначала я заметил два ярких пятна: сине-бело-голубые шарфы клуба "Зенит". Но сделав несколько шагов, узнал Гиллеля и господина Плевако.

На зомби, одетом в старинный, пропахший нафталином двубортный костюм, яркий фанатский шарфик смотрелся особенно празднично и неуместно.

- Ну-с, господа, приступим, - вместо приветствия заявил законник, и устремился в стеклянные раздвижные двери.

- Он не любит находиться на солнце, - извинился за юриста Гиллель. - Ультрафиолет вреден для кожи...

- Тоже не люблю ждать, - буркнул Алекс и пошел вслед за господином Плевако. - Надеюсь, все уже в сборе? - полуобернувшись, крикнул он через плечо.

Кладбищенский сторож кивнул, наклонив лопатообразную бороду.

Мириам поцеловала отца в щеку и улыбнулась. Тот похлопал её по руке.

Вот и всё выражение родственной близости после того, как дочь вернулась из плена.

Из густой тени козырька к Зое мягко скользнул тигр необычной чёрно-белой масти. И если в стенах цирка, на малиновом ковре арены, он смотрелся органично и даже очень естественно, то здесь, рядом с футуристического дизайна стадионом, под серым питерским небом, громадный бенгальский тигр выглядел устрашающе.

Рядом с тигром, положив руку тому на голову между ушей, следовал Секундра Дасс, торжественно-неприступный в парчовом золотом шервани.

За ними показалась ещё одна нелепая на фоне городского пейзажа фигура. В засаленном шелковом цилиндре, бархатном камзоле с золотым позументом, в башмаках с огромными пряжками и полосатых чулках. Ради соблюдения традиции чулки были в сине-бело-голубую полоску.

- Мейстер Зигиберт! - Тарас церемонно поклонился механику. - Вот уж не думал, что какое-либо событие может выманить вас из подвалов цирка.

- Йа, натюрлих! - для рукопожатия мастер протянул металлическую клешню. - Мы - одна семья, и если кому-то угрожайт опасность - мы с Вайберт не хотейт остаться в сторона. Этойт дюк заслуживайт хороший порка, йа! Мы принимайт участий в... как это по-русски?.. Йа! Заффарухха.

Хриплый и дребезжащий голос механика разлетелся в утреннем воздухе далеко над стадионом. С ближайшего пилона взвилась стайка голубей и исчезла в белёсом, как застиранная простыня, небе.

Послышался негромкий скрип, и следующим на сцене появился Вайберт. Загадочный и мрачный подмастерье, от которого я не слышал пока ни единого слова. Он толкал перед собой кресло, в котором сидел Ефим Демидов.

Колени директора цирка были накрыты пледом, седые волосы тщательно причёсаны на пробор. Глаза глубоко запали и в них поселилась бесконечная усталость.

Взгляд директора блуждал по лицам людей, ни на ком не останавливаясь. Казалось, Ефим пребывает где-то не здесь.

Рядом с ним неслышно ступал силач Иван. На плече его небрежно покачивался стальной ломик, и только когда он подошел совсем близко, я понял, что это не ломик, а гриф от штанги.

- Ну... - начал снова Алекс.

- Подожди, - перебил Тарас. - Ещё не все собрались.

На соседнюю парковку заехало сразу три автомобиля: "Эскалэйд" отца Прохора, красный "Жук" Антигоны и чёрный микроавтобус "Мерседес".

Богомолки посыпались из Эскалэйда, как чёрные вороны. Никогда не понимал: как там умещаются все эти солидные тётеньки? Было их ровно двенадцать, с чудо-отроком во главе.

Ради предстоящего события святой отец переоделся. Вместо привычной уже кенгурушки с его тощих плечиков свешивалась косуха из толстой свиной кожи, сплошь увешанная серебряными крестами. В руках батюшка тоже держал крест. Нет, всё-таки не крест, а меч, метровой длины, с обоюдоострым лезвием и массивной крестообразной рукоятью.

Насколько я помню историю, именно такие клинки были в большом почёте у рыцарей Тампля, лет эдак девятьсот назад... Не перестаёт меня удивлять наш чудо-отрок.

Меч он держал весьма профессионально, я бы сказал, небрежно. На голове, вместо шлема, высилась остроконечная чёрная скуфейка.

Из красного жучка выскочили Антигона, Афина и Амальтея. Афина сверкала свежим, купоросно-синим цветом волос, Антигона выглядела как обычно, зато лицо Амальтеи было раскрашено всё в те же сине-бело-голубые цвета... В купе с чёрными дредами и чёрной густой подводкой на глазах зрелище само по себе пугало до ужаса.

- Что они?.. - начал возмущенно накручивать себя Алекс.

- Успокойся, мон шер, - тихо пробормотал Тарас. - Сегодня каждый имеет право поучаствовать.

- Но они...

- Смертельно обидятся и никогда не простят, если вы погоните их прочь, - добавила Мириам.

- Была бы моя воля, - прорычал сквозь зубы Алекс. - Я бы всех баб запер на кухне.

- А мой тебе совет: никогда не ссорься с тем, кто контролирует твою еду, - промурлыкал Тарас. - Ты ведь всё ещё хочешь пить кофе, не приправленный мышьяком, не так ли, мон шер ами? И чтобы в нём не было толчёных жучков...

Я от всей души разделял мировоззрение шефа - в данный момент, конечно. Когда я смотрел на Зою, на Мириам, на девчонок... Мне хотелось взять их всех, в охапку, и запереть в какой-нибудь сейф - наподобие того, что стоит в кабинете графа. Главное, чтобы они были в безопасности.

Но также я был согласен с Тарасом: каждый имеет право выбора. И право это священно. Нельзя его нарушать никакими запретами или даже уговорами.

Не избегнешь ты доли кровавой

Что земным предназначила твердь.

Но молчи! Несравненное право

Самому выбирать свою смерть.

Поэт, создатель маны, был прав. Выбрать смерть - это право, не привилегия. Нельзя никому в нём отказывать.

Из чёрного микроавтобуса неторопливо вылезли восемь фигур.

Стригои, - тут же определил я. - И чертовски сильные.

Они все направлялись к нам.

- Это те, о ком ты говорил? - спросил я Тараса. - Стригои города Питера?

- Это моя семья, - без обычной своей улыбки кивнул древний стригой. - Прошу любить и жаловать.

А я рассматривал приближающихся существ без всякого стеснения. Я принадлежу к их виду. Я один из них. Интересно: почему я этого не чувствую?..

Три женщины и пятеро мужчин. Когда они шли, единой группой - полы плащей разлетаются от дуновений невидимого ветра, волосы трепещут за спинами, глаза сверкают мрачно и загадочно, - я решил, что хорошо бы им сниматься в рекламе. Стильной одежды, стильных драгоценностей, стильных тачек...

Чем они занимаются? - хотел спросить я у Тараса, но ответ и так был очевиден. Эти существа предназначены для того, чтобы выглядеть круто - и больше ни для чего...

Возможно, я немного ёрничаю. Вполне вероятно, это зависть - ведь я на их фоне смотрюсь невзрачным подростком с острым комплексом неполноценности.

Или мандраж. Ведь в их компании, вполне вероятно, мне предстоит умереть.

Среди стригоев была чернокожая пара - высоченный негр с собранными на макушке дредами и его сестра-близнец, с такой же непроницаемо-чёрной кожей, правильными чертами лица и роскошной афро-причёской. К этому великолепию прилагались чёрные кожаные плащи и длинные мечи-катаны.

Трое подростков вполне славянской внешности - курносые носы, пшеничные кудри - эти были вооружены булавами и автоматами Калашникова. Трое из ларца, одинаковы с лица... - пришли на ум слова сказки. Судя по возрасту, сказка могла быть сложена именно про них.

Пара, похожая на эльфов - как их описывает Толкиен. Они словно сошли со страниц книги: длинные белые волосы заплетены в сложные косички, плотный кожаный доспех, украшенный кусочками меха и серебряными цепочками, выглядит так, словно его собрал известный кутюрье.

И ещё одна девушка. Неуловимо похожая на Аллегру - издалека я бы их спутал. - Она подошла к Тарасу, по-хозяйски положила руку ему на плечо и улыбнулась. Узкие длинные глаза, высокие скулы, бледная кожа с благородным лимонным оттенком.

- Познакомьтесь, ребята, - пригласил Тарас. - Это Цилинь. Моя вечная любовь.

Насколько я помню, в древних китайских мифах цилинем называли единорога...

- Ну что? - хмуро спросил Алекс. - Теперь можно идти?

- Да, друг мой, - широко улыбнулся древний стригой. - Теперь можно.

Он повернулся спиной к входу, оглядел нашу пёструю компанию и громко сказал:

- Господа! Приглашаю вас всех на Зенит-Арену! Для меня будет честью сразиться с вами плечом к плечу.

Глава 29

У входа на стадион нас поджидали два огромных пса. Они валялись в тени под стеной, и казалось, спали.

Волкодавы, - узнал я. Те самые псы Крестовского острова, как их называл шеф.

Когда наша пёстрая группа прошла мимо, псы поднялись и неспешно потрусили за нами. Стук когтей по бетонному покрытию смешивался с шорохом людских шагов.

Людских... Положа руку на сердце, вряд ли в нашей компании найдётся хоть один полноценный человек.

Бенгальский тигр, выступая по-королевски важно, шел впереди. С собаками у представителя семейства кошачьих никакого конфликта не возникло: встретившись взглядами, псы чуть наклонили лобастые головы. Тигр на их приветствие весьма дружелюбно дёрнул усами.

Пока мы шли, тут и там я замечал и других псин - свернувшись калачиками, они мирно почивали в тени пилонов, ограждений и даже на трибунах, под креслами.

Но когда мы проходили мимо, собаки вставали, и потянувшись, ненавязчиво пристраивались в арьергард.

Порванные уши, решительные морды с влажными чёрными носами, мощные лапы - то были опасные бойцы.

Футбольное поле сияло свежей зелёной травкой. Пахло дождём, тиной с недалёкой реки и толпой.

Я представил, как во время футбольных матчей трибуны заполняются зрителями. Ни одного свободного места. Яркие шарфы болельщиков, кричалки, дуделки, вопли...

Сейчас здесь тихо. И от этого громадного пустого пространства становилось не по себе.

Но в самом центре поля стояли несколько человек. По осанке я узнал господина Плевако. Рядом с ним - ведьму Настасью. Аккуратная причёска, туго затянутый на талии красный плащ, высокие, утопающие в траве шпильки... К ведьме доверчиво льнул Петенька.

Напротив, ясно показывая, что они не вместе, стояла группа стригоев. Двое высоченных, закованных в чёрную кевларовую броню, в глухих шлемах - их я сразу обозвал штурмовиками. Аллегра - её я узнал по чёрным волосам и прямой, как палка, спине.

И конечно же, граф. Фёдор свет Михайлович.

Алекс выглядел спокойным и умиротворённым. Встав у самой кромки зелёной травы, он оглядел центральную группу, и продекламировал:

- В те дни, когда мне были новы

Все впечатленья бытия

И взоры дев, и шум дубровы

И ночью пенье соловья...

По верхним трибунам прошелестел ветер.

- Полегче, мон шер ами, - ласково пожурил его Тарас. - Ещё не время.

- Да это я так, - достав сигарету, шеф залихватски прикурил. - Разминаюсь.

- Только помни, - тревожно улыбнулся древний стригой. - Стадион мне дорог, как память.

- И немалое денежное вложение, я полагаю, - фыркнул Алекс. Но тут же стал серьёзным. - Я постараюсь быть аккуратным, - пообещал он.

- Дело не в деньгах, - отмахнулся Тарас. - Но люди любят это место. С ним связано много хорошего.

- Ты лучше попроси Сашхена не слишком чудить, - посоветовал шеф. - А то с него станется.

Ко мне обратилось несколько заинтересованных взглядов.

- Я?.. - хотелось выпучить глаза и в недоумении прижать руки к груди. Но я сдержался.

- Помни, что ты устроил в Петергофе, - напутствовал шеф. - Говорят, команда по зачистке была очень недовольна твоим э... перформансом.

- Да ладно, может, всё ещё обойдётся, - сказал отец Прохор, становясь рядом с нами. - Я не чувствую посторонних. Граф пришел один.

Неосознанно, без всякой команды, мы, все пришедшие, выстраивались в линию на кромке поля.

Как команда игроков, - подумал я.

Чаша стадиона поражала своими размерами. Вместимость - около шестидесяти тысяч зрителей, - вспомнил я статью из Википедии.

Всё возвращается на круги своя, - я в сотый раз оглядел бесконечные ряды кресел. И даже в названии угадывается параллель...

Начались наши приключения на маленькой арене цирка, а закончатся на громадной арене стадиона.

И вновь мы стоим внизу, занимая самую невыгодную позицию.

Я не верил, что у графа не припрятан туз в рукаве. После всех усилий, чтобы он вот так, просто, отдал наш кабальный договор - такого не будет.

- Время! - неожиданно объявил Алекс и шагнул на траву. Я тоже сделал шаг, а Вайберт выкатил вперёд коляску с Ефимом. Директор цирка как будто пришел в себя. Его взгляд больше не блуждал бесцельно, лицо было сосредоточенным и бледным.

- Простишь ли ты меня когда-нибудь? - обратился он к Алексу.

- Нечего прощать, - бросил шеф, и чтобы сгладить резкие слова, положил руку Демидову на плечо. - Мы с тобой в одной лодке, старина. Как в старые добрые времена.

Когда возвышенные чувства

Свобода, слава и любовь

И вдохновенные искусства

Так сильно волновали кровь...

По трибунам вновь прошелестел ветер, и тучи, плотной пеленой обложившие солнце, внезапно разошлись. На арену пролился прозрачный золотой свет. Он затопил траву, и поле заиграло живыми изумрудными красками.

Он высветил мрачные фигуры стригоев - и несмотря на шлемы, штурмовики заслонили лицевые щитки руками. Граф остался стоять, как был. Прямой, спокойный, и только трость в его руке глубже вонзилась в дёрн.

Аллегра отвернулась. Я успел мельком заметить безобразные ожоги на её лице, на руках - там, где тело стригойки опутывала моя серебряная цепь.

Так тебе и надо, дорогуша, - мысль мелькнула, и пропала. Потому что Алекс, перехватив управление креслом Демидова у Вайберта, быстро пошел вперёд.

Сейчас это касается лишь нас троих, - думал я, догоняя шефа. Но если что-то пойдёт не так...

Стригои, десяток волкодавов, циркачи, отец Прохор с богомолками и Мириам с нашими девочками - я чувствовал их молчаливую поддержку так, словно мою спину подпирала нагретая солнцем каменная стена.

Но какой же хрупкой, почти невесомой она казалась - по сравнению с мощью, которую я ощущал в графе...

Путь до центра поля почему-то занял больше времени, чем я рассчитывал. Неспешно поскрипывали колёсики кресла Ефима, Алекс что-то напевал себе под нос. Но от этого его пения волосы на моём загривке вставали дыбом.

До этих пор я ни разу не видел шефа в действии. Да, у нас было несколько хороших драк, и пару раз мы побывали на грани жизни и смерти, но никогда, ни при каких обстоятельствах, он не читал своих стихов.

...Он больше прекрасных стихов не читал, он стал властелином вселенной... - вспомнилась строчка из когда-то процитированного Алексом стихотворения.

Что-то в этом есть.

Я конечно мог и умозрительно оценить масштаб его таланта. По тому, как действовали на реальность стихи Владимира, или даже рэпера Чумаря. Учитывая, что Алекс прожил на свете гораздо дольше, и стихи его знает и любит весь мир... Думаю, одна-единственная сказанная им мана может разрушить город.

Остаётся только надеяться, что Алекс, - сейчас, в эту самую минуту, - знает, что делает.

Когда мы приблизились, господин Плевако демонстративно вынул из жилетного кармана часы-луковицу, и щелкнув крышкой, посмотрел на циферблат.

- Однако любите вы театральные эффекты, господин Голем, - законник кашлянул, изо рта его вылетела крупная моль и заметалась под тяжелыми солнечными лучами.

- Что поделаешь, - шеф церемонно поклонился сначала дамам, затем - графу. Штурмовиков за его спиной он приветствовал кивками. - Все мы не без греха.

Юрист похлопал себя по карманам, извлёк жестяную коробочку для пилюль и закинул в рот шарик нафталина. Причмокнул, словно леденцом - у меня свело скулы - и достал на свет Божий знакомую папку с бумагами.

- Полагаю, - зомби вновь кашлянул. - Не имеет смысла вновь зачитывать весь документ, - он посмотрел сначала на Алекса, затем на Ефима и наконец - на графа. - Однако будет не лишним озвучить условия расторжения. Все согласны?

Алекс и Ефим качнули головами, но граф выступил вперёд.

- Я хочу подать жалобу, - заявил он. - На присутствующего здесь господина Стрельникова, - юрист медленно поднял одну бровь. То был процесс мегалитический. Словно лохматая гора, соскучившись на одном месте, решила проверить: а как там, наверху? - Данный господин, продолжил граф. - Незаконно вломился в мой дом, вскрыл сейф и выкрал некий документ, которым меня и шантажировал. Вследствие этого шантажа я был вынужден передать договор об аренде цирка в третьи руки, и тем самым лишился законной прибыли.

Интересно, почему он повесил все обвинения на меня?.. Впрочем, граф вполне мог посчитать мою персону более лёгкой добычей.

- Господин Стрельников, у вас есть что сказать по поводу обвинений? - На меня уставились два мёртвых и сухих, как птичьи какашки, глаза.

Я невольно бросил взгляд на шефа. Тот стоял неподвижно, ни жестом, ни мимикой не намекая на подсказку. Ладно... Законник чует ложь - это его профессия, его хлеб. Тем более, что господин Плевако - один из лучших.

- Я не крал никаких документов.

Формально это была правда: ведь договор на Аллегру взял Алекс.

- Жалоба отклоняется, - быстро сказал господин Плевако. - Однако... граф действительно потерял достаточно крупную сумму, посему я налагаю на господина Стрельникова штраф, в размере... - юрист окинул меня цепким взглядом - так, словно прикидывал, сколько я стою. - В размере тысячи рублей, - у меня вырвался вздох облегчения. - Золотыми десятками по номиналу, - закончил господин Плевако.

Я не знал, сколько это, но по тому, как Алекс поджал губы, понял: довольно много.

- Но этого мало! - возразил граф. - Я хотел бы...

- Фёдор Михайлович, - мягко встрял шеф. - Если вы собираетесь мелочно подсчитывать всё, до последней копейки, позвольте напомнить: ваша подчинённая появилась в цирке, пыталась расстроить представление, инсценировав самоубийство одного из сотрудников - клоуна Брамселя, - Алекс сделал многозначительную паузу. - И это ДО заключения договора аренды... Также, вы пленили, и незаконно удерживали у себя дочь уважаемого члена нашего общества, господина Гиллеля. Который, позволю себе напомнить, является Первым маршалом. Вы допустили преступную халатность в управлении своими птенцами, чем спровоцировали НАМЕРЕННУЮ утечку информации о НАС - обычным людям. Убито несколько десятков граждан - в Петергофе и на улицах города... Вы действительно хотите продолжать эту тяжбу?

Взгляд зомби медленно, как танковая башня, переместился на графа.

- То, в чём вас обвиняет господин Голем - правда, - слова были брошены, слова упали на благодатную почву.

Граф сдался.

Внешне это было не слишком заметно, но побелевшие костяшки пальцев на трости, крепко сжатые губы, глаза, внезапно подёрнувшиеся серебряной амальгамой - граф Фёдор Михайлович был в ярости.

- И в связи с нарушением конфиденциальности нашего существования, я налагаю на вас штраф в сто тысяч рублей. Также, золотыми десятками по номиналу.

Граф подавился. Даже Алекс присвистнул и задрал бровь.

- Не завидую я вам, граф, искренне не завидую. Поневоле задумаешься: а стоит ли таких трат место Мастера города?

- Это ещё не конец, - резко ответил Фёдор Михайлович. - Я подам апелляцию. Я вас всех засужу! Я сравняю ваш город с землёй!..

- Угроза жизни мирных граждан, - со скрипом, но довольно резво поднял руку законник. - Штраф ещё пятьдесят тысяч.

Граф осёкся. Теперь он только злобно сверлил взглядом по-очереди то Алекса, то господина Плевако.

- Фёдор Михайлович, - доброжелательно произнёс шеф. - У меня к вам деловое предложение: а давайте решим все наши разногласия традиционным способом.

- Я хочу знать, что конкретно вы подразумеваете под "традициями", - граф бросил настороженный взгляд на законника.

- Мы аннулируем договор на аренду цирка, все остаются при своих... А дальше - всё решит поединок. Кто победит - тот и останется в Петербурге. Побеждённый - в случае, если он выживет, - отправляется в ссылку. Место ссылки определит победитель.

- И спишутся все долги?.. - требовательно спросил граф.

И вновь все взгляды устремились на законника.

- Зная вас, господин Голем, - величественный в своей медлительности наклон головы в сторону шефа. - И вас, господин граф, - такой же медленный, вытягивающий жилы поклон. - Смею предположить, что денег я не увижу - по причине смерти побеждённого. Но! - он вновь воздел сухую, но крепкую и широкую ладонь. - Я готов пойти на уступки, если победившая сторона возьмёт на себя обязательства по устранению ущерба мирным гражданам - как морального, в виде нездоровых сенсаций... Так и физического. Согласны?

Алекс и граф поклонились.

Моего мнения никто не спрашивал. Аллегра, штурмовики, а также ведьма Настасья с Петенькой - все мы были лишь зрителями, тогда как дуэль между Алексом и графом, по-сути, уже началась.

- Так как вызывающей стороной выступил господин Голем, - начал граф следующий тур торгов. - Я могу выбрать условия, в которых будет проходить поединок?

- Согласно традиционному дуэльному кодексу вы можете выбрать место, время и оружие, - сухо сообщил законник.

- Отлично, - улыбнулся граф, показывая мелкие сероватые зубы. - Место: Зенит - Арена, - Алекс согласно кивнул - на другое мы и не рассчитывали. - Время: сейчас. Оружие... - граф помедлил, глаза его хищно сверкнули. - То, что есть с собой в данный момент. Ни один из противников не имеет права отлучаться с места проведения дуэли, дабы пополнить арсенал.

- Принято! - произнёс, словно печать поставил, юрист. - А теперь... В присутствии свидетелей, в присутствии арендатора и арендодателя, я аннулирую договор аренды!

- Подождите! - рявкнул граф. Я закатил глаза: ну что ещё он удумал? - Мы не спросили, согласна ли вторая сторона? - он указал на Ефима Демидова.

Директор цирка встрепенулся. Во время всей беседы он не произнёс ни слова, и сидел так тихо, что о нём все забыли. Я видел, что Алексу было искренне не по себе от того, что он взялся улаживать дела цирка, не обращая внимания на владельца.

- При свидетелях, а также в присутствии адвоката, в здравом уме и твёрдой памяти, я заявляю: цирк и всё, что с ним связано, я передаю в полное владение господина Александра Сергеевича Голема.

Голос директора был тих, но не дрожал и не сбивался. Взгляда он не отрывал от лица Алекса.

- Ефим! - закричал шеф, как только тот закончил говорить. - Что ты делаешь? Это вовсе не обязательно!..

- Слово сказано! - прервал его господин Плевако. - Как адвокат господина Демидова я принимаю его устное заявление, которое впоследствии должно быть оформлено, как подобает.

Из Демидова мгновенно ушла вся жизнь. Глаза запали, лицо сделалось коричневым и сухим, как осенний лист. Руки на коленях истончились, покрылись бурыми пятнами и затряслись. Волосы с головы облетели, как одуванчиковый пух.

Директор цирка в одно мгновение постарел на полвека. Теперь в коляске сидел глубокий старик, маленький и жалкий.

- Ефим, - Алекс опустился перед ним на колени, осторожно взял за руки.

- Я отдаю тебе всю мою силу, - прошелестел голос Демидова, больше похожий на эхо слов. - Позаботься о моей семье.

И он закрыл глаза.

Нет, не умер. Просто даже столь короткая речь утомила старика до последней степени.

- Его силы поддерживались за счёт труппы, - Ведьма Настасья неслышно подступила ко мне, всё ещё держа за руку Петеньку. - Каждый артист отдавал малую толику своей энергии, чтобы поддержать любимого директора.

Только сейчас мне открылась вся глубина безрассудства Демидова. Передать цирк в аренду графу - когда его жизнь напрямую зависит от поддержки артистов... Как он его заставил? Чем соблазнил? Или Ефим действительно думал, что пожертвовав собой, вернёт своему детищу былое величие?

- Ну? - законник требовательно повернулся к Фёдору Михайловичу. - У вас есть ещё какие-то вопросы, или я могу приступить? - он неодобрительно покосился на небо. - Это солнце, знаете ли, не способствует моему хорошему самочувствию.

Граф жестом показал, что согласен, и господин Плевако торжественно передал папку в руки Алексу.

- Господин Голем! - официальным тоном возвестил юрист. - При свидетелях, и в присутствии Закона, разрешаю вам уничтожить сей документ, и тем самым аннулировать договор.

Шеф не заставил просить себя дважды.

Вынув из кармана сюртука зажигалку, он поднёс яркое пламя к уголку папки. Бумага вспыхнула мгновенно, белый дым подхватил ветер, и через пару минут от документов не осталось ничего, кроме пепла.

Когда всё прогорело, Алекс отряхнул руки и повернувшись к графу, встал в боксёрскую стойку.

- Ну же, Фёдор Михайлович, - пригласил он. - Давайте закончим наш спор побыстрее.

Граф рассмеялся. Ни в какую стойку он вставать не стал, да и оружия при нём видно не было.

Всё также смеясь, он отошел на пару шагов от группы, достал из внутреннего кармана пиджака плоскую фляжку и стал неспешно откручивать колпачок.

- Господин Голем, - проговорил он. Нам некуда спешить. Позвольте мне приготовиться.

- Хотите выпить для храбрости? - язвительно спросил шеф.

- Что-то в этом роде, дорогой Алекс, что-то в этом роде...

То, что он позволил себе столь вопиющую фамильярность по отношению к шефу, мне не понравилось. Собственно, не сами слова. А вот от этого его спокойного тона меня продрало до костей.

Так говорят люди, наконец-то добившиеся своего - и чрезвычайно этим довольные.

А потом граф перевернул фляжку. Из неё посыпался пепел. Ветер подхватил его, закружил короткими смерчиками, разгоняя по всему полю.

А Фёдор Михайлович тем временем достал из кармана небольшой перочинный ножик - таким очень удобно чистить яблоки.

Поднял руку, расстегнул манжет белоснежной рубашки и неожиданно полоснул себя по запястью. Во все стороны брызнула чёрная густая кровь.

Произошло невероятное. Попав на пепел из фляжки, кровь начала его преобразовывать. Сначала сгустились тени, затем тьма сконцентрировалась, и через мгновение из неё появилась человеческая фигура.

Нет, поправил я сам себя. Это не человек. Стригой.

А граф шел по полю, щедро взмахивая рукой - как сеятель бросает зёрна. И там, где капли крови падали на пепел - вставали новые фигуры.

Как воины из зубов дракона, - подумал я.

Молодые стригои, старые стригои, совсем древние - я чувствовал наполняющие их века, как наслоения тектонических пород. Вот идёт песчаник, за ним - базальт, гранит, известняк... Стригоев были сотни.

- Мастер потратил много лет на то, чтобы собрать столь внушительную коллекцию, - тихо сказал Петенька. - Подкуп, вымогательство, взятки, лесть и шантаж - он владеет ими всеми на правах хозяина. И может делать, что хочет. Приказать рассыпаться в прах. Восстать и ринуться в бой.

- Печальны были наши встречи

Его улыбка, чудный взгляд

Его язвительные речи

Вливали в душу хладный яд... - пробурчал шеф себе под нос.

- Значит, только то оружие, что есть при себе?.. Ну-ну.

- Я вижу, вам понравилось, - улыбнулся граф, возвращаясь в центр поля. Он аккуратно завинтил колпачок фляжки и упрятал её обратно в карман. - Готов поспорить: такого вы не ожидали.

- На каждый чих не наздравствуешься, - мрачно фыркнул шеф.

Я повернулся к законнику.

- Разве так можно?

- Букву кодекса он не нарушил, - констатировал господин Плевако. - С тем удаляюсь на трибуну. Дуэль начнётся, как только обе стороны будут готовы.

Зомби взялся за ручки инвалидного кресла Ефима, и ломаной деревянной походкой заспешил к кромке поля.

Он будет наблюдать, - понял я. - Будет стоять, смотреть и подсчитывать потери. А когда всё закончится, объявит победителя.

Алекс тем временем посмотрел на ведьму Настасью.

- Если больше не представится шанса... Спасибо, что уладила это дело. Для тебя всегда будет место в моём городе.

- Спасибо, - наклонила голову женщина. - Я принимаю твоё приглашение, Сашук.

- И кстати, чуть не забыл, - Алекс пощелкал пальцами в воздухе.

- Мои девочки установили защиту вокруг стадиона, - улыбнулась Настасья. - Пока будет длиться битва - здесь чайка не пролетит. Будь спокоен. Никто ни о чём не узнает.

- Тогда начнём, помолясь, - объявил шеф.

Голос его прогремел над ареной, как звук гонга. Над внешними трибунами заметалось эхо. А с ним на поле двинулась наша команда...

Отец Прохор с богомолками, тигр и торжественно-нарядный индиец, Зоя, Зигиберт и молчаливый Вайберт, стригои во главе с Тарасом и псы-оборотни...

Какой грозной, внушительной силой казались мне эти существа каких-то десять минут назад.

И какой жалкой, незначительной кучкой мы выглядели сейчас, окруженные сотнями восставших стригоев.

Кучкой неудачников. Нет, не неудачников.

Обречённых.

Глава 30

Алекс с удовольствием вдохнул прохладный сыроватый воздух и достал револьвер-переросток, подарок Зигиберта.

Лучше бы здесь подошел пулемёт Гатлинга, - доверительно сообщил он графу. - Но чего нет - того нет.

- Эндшульдиген, - наша команда как раз добралась до центра поля и почтенный механик услышал последние слова Алекса. - Не говорить то, что вы не знайт, герр Голем, - он повернулся к Вайберту и приглашающе махнул стальной клешней. - Биттэ, майн либер херц, биттэ.

Вайберт снял с плеч плоский рюкзачок. На массивной фигуре помощника механикуса его почти не было видно, и я не обращал на экипировку артистов никакого внимания.

Вдвоём с наставником они в два счёта извлекли из рюкзака набор воронёных распорок и довольно толстых трубок, и через тридцать секунд на траве стоял станковый пулемёт невероятно крупного калибра.

Граф презрительно фыркнул. Но глаз у него заметно дёрнулся...

- Вы думаете победить мою армию с помощью вот этой пукалки? - презрительно бросил он.

- О найн, - Зигиберт столь яростно затряс головой, что его белые волосы поднялись венчиком вокруг потрёпанного цилиндра. - Мы побеждайт дас ист блютсауге с помощь этойт пукалка и зер гут доза аргентум унд аллиум сативум. Йа! Вайберт лично заряжайт взрывчатый смесь каждый патрон.

Ученик механика распахнул плащ, и оказалось, что весь он обмотан пулемётными лентами, как мумия - бинтами.

И как бы подтверждая слова учителя, Вайберт растянул губы в улыбке.

Господь свидетель: эта холодная, начисто лишенная эмоций улыбка - самое страшное, что случалось со мной за долгое, очень долгое время. Не удивлюсь, если она будет преследовать меня в кошмарах до тех пор, пока и моё тело не рассыплется хладным прахом.

Стоя рядом, мы с Алексом оглядывали бесконечные ряды стригоев. Пока что умертвия пребывали в состоянии покоя, но стоило графу отдать приказ - и они бросятся на нас все разом.

- Помни, что я тебе говорил, - тихо, чтобы услышал только я, сказал шеф.

- Это будет весело, - ответил я.

Честно говоря, количество присутствующих на поле умертвий как-то выбило меня из колеи. Никогда, даже в минуту слабости, я не представлял, что СТОЛЬКО стригоев можно собрать в одном месте.

Чёрт меня побери! До сего дня я не предполагал, что такое количество нежити наберётся ВО ВСЁМ МИРЕ!

Поэтому мой ответ, конечно же, был чистой бравадой.

Я никак не мог выработать стратегию: допустим, я сосредоточу внимание на какой-то группе, или лучше сказать, секторе. Но кто помешает остальным навалиться со спины? Или флангов?

- Этого не допустим мы, мой молодой холодный друг, - Тарас материализовался рядом, как по волшебству. - Извини, ты опять транслируешь свои переживания на весь город, - пояснил он и потрепал меня по плечу. - Пылкость и новизна чувств... Я бы многое отдал, чтобы пылать так же ярко, как ты. Но возраст - недостаток, который исправить нельзя.

- Долго ещё вы будете разглагольствовать? - резко спросила Зоя.

Щёки её были бледны, глаза горели потусторонним светом. Впервые девушка показала своё истинное лицо - лицо потустороннего мира, существа, которое никогда не было человеком. А я поймал себя на мысли, что любуюсь её тонким, остро отточенным профилем.

- Мы уже закончили, звезда моя, - мягко улыбнулся шеф. Остальные подтвердили готовность молчаливыми кивками. - Разрешите, я начну? - спросил Алекс, вставая в излюбленную позу: вполоборота к противнику, одна рука за спиной, другая вытянута вдоль тела.

Граф, зло улыбаясь, встал напротив - словно бы они и вправду решили стреляться. Но Алекс, вместо того, чтобы поднять револьвер, вдруг громко и отчётливо произнёс:

Люблю, военная столица,

Твоей твердыни дым и гром,

Когда полнощная царица

Дарует сына в царский дом...

Ещё на первой строфе небо загрохотало. Тучи, обходившие стадион стороной, вдруг стремительно набежали на солнце. Резко потемнело, в воздухе появилось предчувствие грозы.

И не успел Алекс договорить последнюю фразу, как Тарас сорвался с места и в мгновение ока оторвал голову ближайшему умертвию.

- Стригойский футбол! - весело и яростно завопил он, и подбросив голову в воздух, сильным пинком отправил через всё поле.

Я не успел заметить, куда приземлилась мёртвая голова - всё пришло в движение. На меня навалилось сразу несколько умертвий, и отбиваясь, я лишь успел заметить, как Зоя, хищно оскалившись, бросилась на Аллегру.

Так и стоят перед глазами две женские фигуры, единые в своём порыве, похожие друг на друга неистовой красой - вцепившись друг другу в горло...

Мелькнуло лицо Антигоны - еще до начала сражения я положил себе не выпускать из виду девчонок. Но выполнить обещания не смог: уж не знаю, моё ли это было впечатление, или граф действительно старался нейтрализовать меня как можно быстрее, только казалось, что половина стригоев сосредоточила своё внимание на моей персоне.

Алекса я не видел.

Но временами ветер доносил его голос.

Что именно он декламировал, разобрать в таком гвалте было невозможно, но что это были маны - я уверен.

Всякий раз, когда он завершал четверостишье, футбольное поле шло волной - как ковёр, который встряхивает хозяйка, чтобы избавиться от пыли.

И пока шла волна, стригои, в неё попавшие, рассыпались коричневым пеплом.

Мириам двигалась по зелёной траве, словно богиня смерти: руки раскинуты в стороны, и всё, чего касаются кончики её пальцев, превращается в тлен.

Долгое мгновение смотрел я на свою бывшую возлюбленную, но потом битва увлекла меня дальше...

В какой-то миг передо мной возникло оскаленное в первобытной ярости лицо чернокожего друга Тараса - белки глаз и зубы сияют своим собственным, почти электрическим светом. Он работал голыми руками - туловище стригоя легко, словно было сделано из папье-маше, разделилось вдоль, и половинки отправились в долгий полёт...

В другом конце поля орудовали Трое из ларца: вращая моргенштернами в режиме сумасшедшей мельницы, они окружили себя бруствером из поверженных врагов.

Потом я заметил три чёрных силуэта и усмехнулся: граф в сече участвовать не стал. Под прикрытием штурмовиков он взобрался на трибуну и наблюдал за сражением из первого ряда.

Почему-то я удивился. Представить, как этот лощёный господин с сероватыми зубами рвёт глотки противников - было легко.

Псы-оборотни мелькали то тут, то там, их челюсти работали, как механически прессы, а глаза светились потусторонним желтым светом, наводящим ужас даже среди бела дня.

В какой-то момент я выкатился под бок Зигиберту - механик поливал сектор за сектором плотным свинцово-серебряным дождём. В воздухе стоял резкий запах чеснока.

Вайберт бдительно охранял спину наставника с двумя мечами-шаньгоу с серповидными лезвиями. Стригои падали, нашинкованные в капусту.

Силач Иван ворочался в толпе, как окруженный собаками медведь.

Эти картины запоминались, словно стоп-кадры на экране: статичные, прекрасные в своём безумии, страшные.

Страшные своей обречённостью. Поле было громадным, и задние ряды оживлённых графом умертвий ещё даже не вступали в бой.

Я глядел на своих друзей, на стригоев, с которыми познакомился сегодня утром, а теперь сражаюсь плечом к плечу, и понимал: кого-то из них я больше не увижу...

Мелькала золотоволосая голова Тараса, рядом с ним вихрем кружился чёрный плащ Цилинь - девушка виртуозно владела копьём-цзяо. Красные флажки у основания лезвия так и мелькали.

Я, ещё дома, вооружился штык-ножом. Всякая экзотика была не по мне, а стрелять в такой неразберихе мог себе позволить только человек с цифровым глазомером - такой, как Зигиберт.

Так что штык-нож был в самый раз. Он отлично протыкал тела, отрубал головы, и совершенно не тупился, натыкаясь на кости.

Мной овладело боевое безумие. Шум, влажные хлюпающие звуки рассекаемой плоти, вой и визг поверженных врагов, скрежет металла о металл, оскаленные рты, мёртвые глаза, бледные лица с синими венами... А ещё запахи: тухлые внутренности, вывороченный влажный дёрн и кровь. Много крови.

Всё это вертелось вокруг меня в бесконечном водовороте, в голове установился равномерный гул, и штык-нож в моей руке мелькал со скоростью иглы в электрической швейной машинке...

Но спустя какое-то время беспорядочные метания по полю прекратились. Тарас, его подруга и товарищи, а также несколько псов и богомолок собрались рядом с Зигибертом, образовав нечто вроде круга.

Внутри можно было перевести дух, просто постоять пару мгновений, пока другие сдерживают напирающую толпу.

Восставшие мертвецы шли нестихающей волной. На место павших, карабкаясь по их телам, вставали новые - без раздумий, без мыслей. Как муравьи, которых посылает в бой муравьиная матка.

В середину круга выкатился Алекс. Рукав сюртука оторван, щека расцарапана в кровь.

За ним, как три безмолвных валькирии, шли Афина, Амальтея и Антигона. Меч Амальтеи был покрыт несмываемым налётом крови, Афина, как истинная богиня войны, держала наизготовку дымящийся огнемёт, Антигона держала нечто, совершенно мне незнакомое.

- Это что за оружие? - спросил я в краткий миг передышки.

- Клингонский батлет, - не глядя выдохнула девушка, с которой я провёл предыдущую ночь, и исчезла в толпе врагов. Её оружие двигалось с немыслимой скоростью и гудело на низкой ноте.

Чудны дела Твои, Господи...

На меня натолкнулся отрок в чёрной косухе. Скуфейку его давно снесло, волосы из тощего хвостика растрепались, но глаза сияли чистым голубым пламенем ацетиленовой горелки.

Меч святого отца, напоминающий крест, был девственно чист - никаких посторонних пятен.

Когда он пырнул очередного стригоя, я понял, почему: клинок был раскалён. Кровь на нём мгновенно сгорала, превращаясь в пепел.

- Как дела, святой отец? - пролетая мимо, крикнул Алекс.

- Хреново, сын мой, - ответствовал отрок.

Я понял, что он имеет в виду.

Все устали. Девчонки держались на одном гоноре, псы-оборотни тяжело дышали, вывалив языки и капая на траву розоватой слюной. Пулемёт Зигиберта уже не строчил с дикой скоростью, а кашлял прицельно, одиночными. Даже стригои Тараса выглядели несколько потрёпанно.

Яркие волосы Мириам покрылись налётом пепла, под глазами пролегли фиолетовые тени. Что бы сказал её батюшка, кладбищенский сторож, увидь он доченьку в таком виде?.. А впрочем, вот он и сам. Собственной персоной.

И надо же: в руках - любимая лопата.

Зои нигде видно не было.

Круг, который мы обороняли по-очереди, всё больше сужался. Я посмотрел на Алекса. Тот чуть заметно качнул головой из стороны в сторону. Ладно...

- Надо достать графа, - к нам подошел Тарас, устроив, таким образом, импровизированный военный совет.

- Я пытался, - присоединился к беседе Секундра Дасс. - Но с приближением к его светлости концентрация врагов на квадратный сантиметр неимоверно возрастает.

- Этойт шайсе ставийт заслон, - цилиндр Зигиберта был смят в лепёшку, но всё ещё держался на голове под совершенно залихватским углом. - Я пытался выцелить его сердце, но найн, слишком многойт других сердец на пути.

- Он рассчитывает измотать нас, - кивнул отец Прохор. - И кажется, это ему удаётся.

- Ну?.. - я сверлил взглядом шефа. Наверное, если бы мой взгляд имел хоть чуть-чуть больше плотности, Алекс бы задымился.

- Ладно, - наконец сдался он. - Вижу, все наши в сборе.

- Не хватает Зои и нескольких оборотней, - сказал Тарас. Он смотрел на Алекса испытующе, в глазах его, весёлых и бешеных, проскакивали искры усталости. - Но это легко исправить.

Поджав губы, древний стригой издал резкий свист. У меня заложило уши. Через минуту к нам примчалось четверо недостающих псов: спина одного была в крови, двое других хромали, а у четвертого почти вытек глаз.

- Это все? - спросил Тарас вслух. Один из оборотней потряс ушами и фыркнул. - Хорошо, - он обернулся к Алексу. - Все в сборе.

- А как же Зоя?

Мне было непонятно и удивительно равнодушие к бывшей избраннице как Алекса, так и Тараса. Если между ними была такая страсть, что двое друзей посчитали лучшим расстаться, чем соперничать, почему сейчас они так бессердечны?

- С ней Махендра, - сообщил Секундра Дасс. - Не беспокойтесь. Всё будет в порядке.

Честно говоря, про Зою я спросил, испытывая угрызения совести. Но основной моей заботой были другие стригои: семья Тараса. В том, что мы с Алексом задумали, главным было - не задеть своих.

Я не был ещё настолько опытен, чтобы на ходу отделить зёрна от плевел. Оставалось единственное: вывести семью из-под удара заранее.

И ещё: я знал, что потрачу на это свои последние силы. Права на ошибку просто не будет.

- Можно? - мои ладони горели от нетерпения. Круг сузился до нескольких метров, и сейчас напор нежити, практически в одиночку, сдерживали богомолки отца Прохора. Эти безымянные для меня женщины в чёрных платках творили невозможное.

Растянув между собой невидимое плетение, они держали его, как бельевую верёвку, замыкая круг, в котором стояли мы. Стригои графа напирали на эту верёвку, сгорая в безмолвных чадящих вспышках, но разорвать не могли.

- Погоди, - сказал Алекс, а потом подошел ко мне, обнажил руку по локоть и резанул ножом себе по запястью.

Сзади тонко вскрикнула Амальтея.

- Вы что, с глузду двинулись, шеф? - прямо спросила Антигона. - Так может, вы погодите, не будете демонстрировать этого прямо щас, а то нам победу не засчитают.

- Пей, - не обращая ни на кого внимания, Алекс поднёс руку к моему лицу. Запах крови ударил в нос, пленительный и манящий. Я отшатнулся. Замотал головой, совершенно не понимая, что происходит. - ПЕЙ! - приказал шеф и ткнул свою царапину мне в рот.

Господь свидетель: если кто и может удержаться, и не начать пить, когда от голода и слабости подгибаются ноги, когда в глазах темнеет от сознания собственного бессилия и обречённости, и кровь уже размазана по губам, и буквально сама течёт на язык... То это - не я.

Припав губами к запястью Алекса, я слышал, как за спиной кто-то с всхлипом и чмоканьем сглотнул.

- Спокойно, Валентин, - послышался властный окрик Тараса. - Тебе жертвы не предлагали.

Лишь сделав несколько глотков, я распробовал кровь шефа на вкус. Вероятно, это случилось потому, что он был человеком, и кровь его не слишком отличалась от крови других людей: гемоглобин, кровяные тельца, немного соли и сахара, немного железа... Я мог бы определить, что шеф ел на завтрак - если бы он удосужился позавтракать.

Но вот энергия, её наполняющая - это совсем другое дело. Она была...

Наверное, так бы я себя чувствовал, если бы попробовал выпить радугу.

Усталость схлынула, словно я принял горячий душ, выспался и вдобавок схомячил громадный стейк, две порции жареной картошки, шоколадный молочный коктейль и двойной эспрессо.

Да, именно так я себя и чувствовал: немного осоловевшим и ленивым. Как спящий лев.

- Всё, - сделав над собой усилие, я оттолкнул руку Алекса и вытер губы. - Спасибо.

- Браво, мон шер ами, - интимно подмигнул Тарас. - Ты вошел в клуб избранных: нечасто Алексис даёт попробовать себя на вкус...

Ну почему всё, что говорит этот древний стригой, кажется фривольным и слегка нарушающим рамки приличий?

- Ты просто ему завидуешь, дружок, - Алекс перетянул руку носовым платком, и как ни в чём ни бывало, застегнул манжету на рубашке.

- Ещё бы, - Тарас гордо задрал подбородок. - Я вот ни разу не удостаивался такой чести.

- Может быть потому, что ты ни разу не попросил?

- А вот это уже обидно, - надул губы древний стригой. - Почему для одних правом является то, что для других - привилегия?

Я не стал слушать, что ответит Алекс.

Наклонившись, проскользнул под плетением богомолок, и оказался снаружи защитного круга. Сила бурлила во мне, как раскалённый гейзер. И если я не найду ей выхода, то просто взорвусь.

За моей спиной, но не пересекая защитного круга, встал шеф. Я чувствовал его несгибаемую волю, его напор - и это придало мне уверенности.

Наконец я был готов сделать то, что мы с Алексом задумали накануне.

Над омрачённым Петроградом

Дышал ноябрь осенним хладом...

Шеф декламировал негромко, вполголоса, и казалось, стихи эти предназначены лишь для меня. Лишь для меня звучат чеканные строки, и только моё сердце бьётся в одном с ними ритме.

Плеская шумною волной

В края своей ограды стройной

Нева металась, как больной

В своей постеле беспокойной...

Нахмуренное небо выдало порыв мокрого тяжелого ветра - словно влажным полотенцем хлестнуло в лицо.

... Уж было поздно и темно

Сердито бился дождь в окно

И ветер дул, печально воя...

С последними его словами на арену низвергся ливень. Он хлынул сразу, плотной тяжелой стеной. Он скрыл бесконечные фаланги стригоев, заглушил их кровожадные вопли, истошный вой, тяжелый топот.

Я закрыл глаза. Перед веками поселилась темнота, и не осталось в этой темноте ничего: только дождь, и я.

За спиной тихо звенел огненно прочерченный круг, в который я пробраться не мог - в нём была тихая, как глаз тайфуна, тьма.

На поле же рассеянно светились гнилушки, поганки, огоньки святого Эльма - крошечные светильники, поддерживающие не-жизнь умертвий, воскрешенных кровью графа.

Набрав в грудь воздуху, я смог дотянуться своей волей до самых дальних краёв поля, туда, где всё ещё стояли нетронутые ряды свежих стригоев.

Я видел, я чувствовал незримые ниточки, которые связывали умертвий с Фёдором Михайловичем.

А потом я вытянул руки, и принялся обрывать эти ниточки.

Уши резануло пронзительным воем.

Почуяв близкую гибель, умертвия нахлынули на меня, словно душная разлагающаяся волна, но тут же растворились, растаяли мокрым пеплом: оказывается, одно лишь прикосновение ко мне несло им смерть.

Время шло. Я рвал пучки огромными охапками, играл на них, как на струнах старой прогнившей гитары. А в это время стригои атаковали наш периметр.

Граф послал всех, всё, что у него осталось, на противоположную от меня сторону, и бросил на плетение богомолок.

И женщины не выдержали.

Стоя спиной, я чувствовал, как красное плетение истончилось и лопнуло, как стригои хлынули в образовавшуюся брешь...

И собрав все силы, оборвал последние нити.

Открыв глаза, увидел, как не-мёртвые, один за другим, падают на раскисший дёрн, растворяются под струями дождя и впитываются в землю. Их становилось всё меньше, меньше, они превращались в неопрятные холмики тряпья и грязи на зелёной траве, и... исчезали.

И тогда я сложил пальцы рук в мудру, тем самым завершая процесс распада, преобразуя пепел в перегной, в питательный субстрат для новой жизни.

Внутренним зрением я видел, как просыпаются корни травы, как жадно пьют они воду, и как наполняются силой для нового роста.

Скоро, совсем скоро на поле проклюнется новая жизнь, скроет все следы, и даже памяти не останется о битве, которая здесь развернулась.

А вот вой не прекращался. Странно...

Оглядевшись, я с удивлением обнаружил, что это воет граф...

Поднявшись над трибуной, Фёдор Михайлович завис в воздухе, омываемый ливнем, как серебряным плащом, и широко раскрыв рот, изливал на нас своё негодование.

Но было поздно: кровь превратилась в воду, и впиталась в песок. Граф остался один.

Я не видел ни штурмовиков, как безмолвные часовые, всю битву простоявших у него за плечами. Не видел Аллегры - неужели она растаяла, как детский куличик под натиском прибоя?..

Смыв пепел, ливень стих. Как по заказу, показалось яркое умытое солнце. Из тумана, поднявшегося от мокрой травы, как призрак, выплыл тигр Махендра. На его широкой спине вниз лицом лежала Зоя. Казалось, девушка спит, бессильно свесив руки по пушистым бокам, но чутьём не-мёртвого я сразу определил: в ней не осталось жизни.

Погибла храбрая акробатка, повелительница воздуха. С нею вместе ушли несколько оборотней - холмики мокрой шерсти возвышались в разных местах поля.

Исчезли, развеялись как дым, Трое из ларца.

И только граф стоял неколебимо, опираясь на воздух. За спиной его хлопали чёрные тени - тяжелые рваные крылья.

- Что дальше? - Алекс вышел вперёд, не спуская глаз с фигуры стригоя. - Какая ещё краплёная карта найдётся у вас, господин граф?

Ни слова не говоря, Фёдор Михайлович снял с указательного пальца большой перстень-печатку и бросил в траву. В том месте сразу появился чёрный удушливый дым, а из дыма соткалась фигура громадного клоуна.

На миг мне показалось, что это покойный Брамсель - тот, который разбился в цирке, в вечер премьеры... Но нет. Грим этого клоуна был нанесён очень небрежно, размашисто - что называется, щедрой кистью. Лицо его всё было в потёках чёрной краски или грязи. Из-за этого черты лица превратились в зловещую маску смерти.

- За вами долг, любезный пан Бдзиньский, - обратился к клоуну граф. - Убейте этих людей, и ваш долг будет оплачен.

Клоун стал расти. Мятое жабо вокруг шеи надувалось, как воздушный шар, некогда белое одеяние колыхалось под порывами ветра, громадные помпоны на колпаке напоминали мёртвые черепа...

Клоун наливался тёмной силой, расправлял крылья-руки в широких рукавах и медленно раздвигал губы в улыбке.

А потом из широких рукавов показались скрюченные, словно обгорелые кисти рук, и протянулись к Алексу...

Я хотел рвануть наперерез, перекрыть ему путь, но ничего не мог сделать. Из меня словно ушла вся сила. Вся энергия, что бурлила во мне ещё пару минут назад, оказалась высосанной этим белым клоуном с грустным лицом.

Обгорелые ветки-руки протянулись к горлу шефа. Тот пытался уклониться, но катастрофически не успевал...

И тут на одной из трибун раздался многозначительный интеллигентный кашель.

Звук разнёсся над полем, отразился от трибун, многократно множась, и словно молотом ударил в клоуна.

- Пожалуй, этот господин в моей весовой категории.

Ведьма Настасья - с такого расстояния просто крошечная фигурка в красном плаще и под чёрным зонтиком - поднялась со своего места на трибуне и принялась неспешно спускаться к футбольному полю. За ней неотрывно следовал маленький стригой Петенька.

- Прошу простить за то, что не приближаюсь к вам, господа, - негромко, но почему-то на весь стадион, сказала ведьма. - Не хочу испачкать новые замшевые туфли.

И она развернулась к белой и зловещей, повисшей в воздухе фигуре клоуна. А затем сделала несколько движений пустыми руками в воздухе - словно сминает большой снежный ком. И запустила его в белое одеяние, одновременно резко выкрикнув какое-то слово.

Клоун дрогнул, втянул руки обратно в рукава и повернулся к ведьме. Та, не теряя времени, слепила ещё одно заклинание: красивую огненную птицу. Птица вцепилась неожиданно мощными когтями в колпак на голове клоуна и сорвала... Клоун сразу как-то усох, сделался прозрачным и заколыхался под порывами ветра.

- Пан Вацлав, - позвала Настасья. - Помните меня? Вечер вторника, берег Дуная. Мост с деревянными статуями святых. Помните? Что я вам тогда говорила?

Клоун распялил рот, пытаясь что-то произнести, но никто, кроме ведьмы, его не понял.

- Убирайтесь к чёрту, пан Вацлав, - тихо, на весь стадион, сказала Настасья.

Клоун исчез. Растворился в воздухе, словно его никогда и не было.

Граф опустился на землю. Утопая в мокрой траве - штанины его кремовых брючин потемнели и липли к ногам, - он самозабвенно рылся в карманах.

- Выношу предупреждение, - разнесся над полем сухой, как старая газета, голос господина Плевако, законника. - Это ваше действие будет засчитано, как третья попытка. Она же - последняя.

- Но мы так не договаривались! - взьярился граф. - Битва до последнего!

- Уставом дуэльного кодекса не возбраняется устанавливать временные правила, - заявил юрист. - И так как моя бренная оболочка, сначала высушенная палящим солнцем, а затем размоченная мерзким дождём, и так приходит в негодность, волевым решением я постановляю: одно испытание. Один бой. С оружием, которое находится при себе в данный момент. Вы имеете право первого вызова, граф.

Фёдор Михайлович долго смотрел на меня. Я старался не отводить взгляд, но его водянистые, совершенно непрозрачные глаза вытягивали душу.

- Я вызываю Александра Сергеевича Голема! - неожиданно крикнул граф, и наконец отвёл взгляд от моего лица.

- Ну вот, давно бы так, - пробурчал шеф и вышел вперёд. - Послушали бы меня сразу - пили бы уже шампанское в бане...

Фёдор Михайлович был страшен. Седой, с растрепавшимися волосами и таким жутким выражением лица, что не дай Бог увидеть впечатлительным детям.

Достав из внутреннего кармана пистолет, он встал в стойку, прицелился и выстрелил. Алекс остался там, где и был.

Тогда граф, оскалившись, как человек, которому уже нечего терять, вновь поднял пистолет, и выстрелил несколько раз подряд.

Алекс стоял прямо, даже волос не потревожился на его голове...

Промахнулся! - взметнулось у меня внутри. - Ну, теперь-то шеф ему покажет.

Алекс вытащил револьвер, аккуратно держа за рукоять отвёл в сторону и... бросил на траву.

За моей спиной раздался дружный вздох.

Тогда шеф достал второй револьвер - свой любимый, с которым он не расставался на моей памяти - никогда; и тоже бросил его на траву.

А затем встал боком, заложил обе руки за спину, и сказал:

Утра луч

Из-за усталых, бледных туч

Блеснул над тихою столицей

И не нашел уже следов

Беды вчерашней...

И сделалось по Слову его. Тучи разорвались, расползлись в стороны, и умчались, а над трибунами вспыхнуло солнце.

Граф заслонился от света руками, ибо это был не простой солнечный свет, а напоенный серебром, такой плотный, что я ощущал его тяжесть на своих плечах.

- Домишко ветхий, - вдруг сообщил Алекс, обращаясь непосредственно к графу. - Над водою остался он, как чёрный куст, - граф попробовал отступить, скрыться, но не мог двинуться с места - только левое веко его дёргалось сильно и неистово. - Его прошедшею весною свезли на барке, - Алекс продолжал говорить так буднично, так просто - словно рассказывал старый, всеми забытый анекдот. - Был он пуст... И весь разрушен.

В это время костюм графа пошел какими-то тёмными пятнами. Они расползались, переходя на его кожу, на лицо и руки, и словно тлели изнутри.

- У порога, - дальше Алекс говорил без остановки, глядя только на графа. - Нашли безумца моего. И тут же хладный труп его похоронили ради Бога.

Эпилог

Петенькин пепел развеяли над Финским заливом, с высоты Яхтного моста.

Он сам так хотел - об этом нам сообщила ведьма Настасья. До последнего, до тех пор, как не умер граф, а вместе с ним - и все его творения, она держала за руку маленького стригоя, которому никогда не было суждено стать взрослым.

Зою похоронили цирковые. У них был свой закуток на задворках Волковского кладбища. Никого постороннего артисты не приглашали.

Но мы с Алексом пришли. По двум причинам: во-первых, шеф теперь являлся официальным директором цирка - господин Плевако составил и заверил все причитающиеся документы. А во-вторых, мы с шефом, хотя и не долго, тоже были артистами.

Мне было приятно стать частью тесной и замкнутой цирковой семьи. И очень, очень грустно от смерти Зои. Не так я представлял себе завершение этого дела, совсем не так.

Ведь всё выглядело очень просто...

Пепел же графа, ещё на поле, Алекс тщательно засыпал солью.

Тарас собрал его в серебряный спортивный кубок, и даже хотел поставить в шкаф в своём кабинете, но шеф высказал идею получше...

Тихвинское кладбище было грустным и пустым в этот закатный час, когда мы, втроём, собрались у небольшой могилки, огороженной кованой невысокой решеткой.

- Интересно плетутся нити судьбы, - произнёс Тарас, наблюдая, как Алекс спорит с водителем небольшого подъёмного крана. - При жизни граф был достойным и порядочным человеком - разве что, излишне азартным. Но после смерти в него словно бес вселился.

Я посмотрел на Тараса, но ничего не сказал. потому что полностью был с ним согласен. Бес. Самое то для него определение...

- Да, так бывает, - умудрённо выдохнул древний стригой. - Фёдор Михайлович всегда был человеком яркого, взрывного темперамента. Но условности, условности... При жизни ему не давали развернуться. А вот после смерти... Ушел, можно сказать, в загул.

Тарас перевёл задумчивый взгляд на громадный, выполненный из чёрного гранита, кенотаф с бронзовым бюстом покойного.

Именно для того, чтобы приподнять это громоздкое сооружение, и был вызван крановщик с своим механизмом.

- Ну вот, - вытирая руки белоснежным платком, Алекс подошел к нам. - Теперь, по крайней мере, это не просто кенотаф, а настоящая могила, в которой находится неподдельный, всамделишный прах. И все цветы, и выспренные речи, сказанные в честь покойного, не звучат теперь вхолостую - так пусть они послужат хоть небольшим, но всё же утешением тому, кто покоится ныне здесь, на скромной земле Александровско-Невской лавры... Ох и горазды ж святые отцы деньги драть! Чтоб слегка приподнять памятник, пришлось отвалить им кругленькую сумму.

- Не жадничай, - урезонил шефа Тарас. - Ты теперь директор цирка - можешь себе позволить.

- Да уж, - шеф привычным жестом почесал макушку. - Не было печали - купила баба порося... Тарас! Ангел мой, - древний стригой насторожился. - А может, ты возьмёшь шефство над сим злачным заведением? Вам, стригоям, никогда не помешает свежая кормушка.

- Да я-то с радостью, мон шер, но... Почему ты не уступишь сей пиршественный стол своему другу Алехандро?

И оба посмотрели на меня.

Я растерялся. Меня? В директоры цирка?..

- Не отказывайся сразу, - наверное, у меня всё было написано на лице, и Алекс решил откатить назад. - Просто подумай. Возможно, тебе это покажется забавным.

Я затряс головой. После всего, что было, после гибели Зои...

А воображение уже рисовало радужную, привлекательную в своей детской прелести картину. Я. В дивном жемчужном смокинге, верхом на лошади, открываю парад-алле...

Зазвонил телефон. Цветные мечты улетучились и я активировал экран. Увидел простое и зубодробительно честное лицо Владимира... Но он почему-то смотрел не на меня, а куда-то в сторону.

- Ну как? - спросил московский дознаватель кого-то за кадром. - Он меня видит?

- Дядя Вова, дайте лучше мне!

Картинка сменилась. На меня теперь смотрел Чумарь - во всём своём подростково - татушечном великолепии.

- Хай бро! - закричал он, когда камера наконец-то отразила моё удивление. - Вы где сейчас?

- На кладбище.

- Тема! Скинь координаты, мы с дядей Вовой щас будем.

- Случилось чего?

- Придем - расскажем, - подмигнул Чумарь. - Ждите.

Отключив связь, я посмотрел на Алекса и Тараса, и пожал плечами.

- Так, давай быстрее, пока не началось, - засуетился шеф. Достал из кармана плоскую стеклянную бутыль, отвинтил крышку...

Тарас извлёк на свет три крошечные хрустальные рюмки, раздал по одной нам с Алексом. Шеф тут же набулькал прозрачной жидкости с ярко выраженным запахом спирта.

- Ну... - он бросил взгляд на бронзовый бюст и поднёс стаканчик к губам. - Земля ему пухом.

Конец

2021-2022