Супермаркет

1

— А, наша Куро-тян! Ты как раз вовремя. Расскажи, расскажи, что там новенького, поделись познаниями! — радостно приветствовал Гэн Хоригути заглянувшую к ним в сектор промоушена и интенсификации торговли Мотоко Куробу из сектора развития.

Хоригути взял себе за правило всех сотрудников, кто был младше по должности и моложе по возрасту, именовать в уменьшительно-ласкательной форме с суффиксом «тян». Это фамильярное обращение, при его открытой добродушной физиономии, звучало вполне нормально, и никто не обижался.

— Познаниями? Что ж, поделюсь, пожалуй. Только их так много, что всего не перечислишь.

Мотоко охотно приняла предложение, поскольку специально пришла почесать языком. Она и так всегда слонялась без дела по главному офису, а теперь, когда из дальнего угла, где располагался сектор интенсификации торговли, то и дело доносились громкие голоса и взрывы смеха, не отправиться туда и не взглянуть, что там происходит, было выше её сил.

— Куро-тян, вот если бы подвернулся тебе холостяк… Ну, захудалый какой-нибудь…

— Такого быть не может! По мне, так если холостяк — всё равно, какой он! — охотно подыграла Мотоко, и все мужчины вокруг, ожидавшие от неё именно такого ответа, разразились хохотом.

— Это, конечно, только гипотеза, но у тебя, Куро-тян, небось уже был такой редкостный экземпляр?

— Если только гипотеза, предположим, что он у меня есть.

— Допустим, он в тебя влюбился, что-то его подстегнуло.

— Ха, забавная у нас беседа получается!

— Интересно, как он должен к тебе подъехать, а? Вот ты нам скажи!

— Да пожалуйста, это запросто.

Мотоко слегка задумалась:

— Сначала скажу, чего он делать не должен.

— Любопытно, — откликнулся кто-то из присутствующих.

— Ну если он, например, подойдёт и ляпнет напрямик: у тебя, мол, с мужиками ничего не выходит — давай с тобой встречаться.

Все покатились со смеху.

— Длинное любовное письмо тоже не годится.

— Почему? — спросил Хоригути.

— Да ей небось читать трудно, еле-еле грамоте разумеет, — опять прыснул кто-то, и все дружно захохотали.

— Ну я не в том смысле. Я же закончила двухлетний женский колледж, отделение японской культуры.

— Ох, а мы и не догадались! — съязвил один из собеседников.

— Конечно, если бы я получила настоящее большое любовное письмо от мужчины, который в меня действительно влюблён, я бы его ещё как читала! Перечитывала бы и перечитывала, а ночью клала бы под подушку!

— Ого!

— Да только до сих пор мне приходилось получать письма совсем не от тех мужчин, которые мне могли бы понравиться… Мне и смотреть-то на них тошно.

— Ну и как же надо с тобой себя вести? — неожиданно серьёзным тоном спросил Хоригути.

— Главное, чтобы обхождение было уважительное. Сначала пусть предложит выпить где-нибудь чаю или пообедать вместе. Чтобы без этого… без наезда. Чтобы чувство, так сказать, зародилось естественным путём. Ну а потом уже, когда будем встречаться, появится и настоящая любовь. Я в основном так себе мыслю. И я вот как рассуждаю: «Ладно, до сих пор я этого мужчину считала никудышным, но если он меня полюбил, значит, в нём, как ни странно, есть что-то хорошее…»

— Ну всё, сдаёмся! Сдаёмся! — со смехом закричали мужчины со всех сторон.

— Но о чём мы тут болтаем? — заметила Мотоко. — К работе это всё не имеет никакого отношения…

— Ещё как имеет! — возразил Хоригути, при этом обосновав свою позицию.

Сектор интенсификации торговли как раз проводил встречу с покупателями различных отделов в связи с подготовкой концепции рекламной листовки для открывающегося в конце сентября нового супермаркета в Симо-Синдэне. Поначалу хотели сделать всё, как обычно делали раньше, при открытии других магазинов сети. Однако примерно неделю назад на общем собрании заведующий сектором Кодзима объявил:

— Открытие нового магазина будет проходить совсем не так, как бывало раньше. До последнего времени магазин назывался «Супермаркет Огавы в Симо-Синдэне». Те, кто ездил туда и видел магазин раньше, знают, что он был чудовищно низкого уровня. То есть само строение замечательное, но товары валялись в беспорядке, пыльные и полусгнившие. В помещении была грязь, работники к своему делу относились наплевательски.

— Что, намного хуже нашей фирмы? — не к месту вставил Хоригути.

— Шутка не слишком удачная. Уровень нашей фирмы тоже слишком высоким никак не назовёшь, — криво усмехнулся Кодзима. — Но уж супермаркету Огавы наша фирма даст сто очков вперёд. По сравнению с ним наши магазины во всех отношениях лучше.

Кодзима говорил достаточно громко, но тут ещё повысил голос:

— Так вот, покупатели в тех местах, глядя на здание магазина, естественно, ассоциируют его с товарами из супермаркета Огавы и соответствующим сервисом. Наверняка многие поначалу даже внимания не обратят на то, что у магазина сменился владелец, а соответственно коренным образом изменились и ассортимент товаров, и стиль работы продавцов. Даже если они разумом и поймут, что всё это изменилось, то в подсознании, в глубине души у них всё-таки будет жить перенесённое со старого супермаркета Огавы предубеждение к товарам, купленным в этом магазине, и недовольство продавцами.

— Но при этом, шеф, вы ведь собираетесь в основном оставить всех почасовиков и полуставочников, которые до сих пор в этом магазине работали? — спросил кто-то из собравшихся.

— Тем более надо что-то делать! И наш сектор интенсификации торговли «Исиэй-стор» должен на это нацелиться в первую очередь. Супермаркет Огавы торговал в основном готовыми продуктами. Интенсифицировать торговлю надо прежде всего за счёт того, чтобы вытравить из сердец покупателей память о прежнем супермаркете и внушить им новый имидж магазина и новый имидж фирмы-владельца. Чтобы они поняли: с сегодняшнего дня магазин совершенно не тот, что был раньше.

— Это вы насчёт рекламной листовки?

— Не только насчёт листовки. Я имею в виду всё в комплексе. Я хочу, чтобы вы думали обо всём, что так или иначе связано с обслуживанием покупателей.

Проблема, которую поставил перед сотрудниками Кодзима, при попытке решить её оказалась весьма непростой.

Сотрудники сектора сошлись для мозгового штурма и стали предлагать такие лозунги для листовки: «Супермаркет в Симо-Синдэне переродился!», «Возрождённый магазин приветствует вас!», «Магазин сегодня совсем не тот, что был вчера!» и прочие в том же духе. Предлагалось множество словесных приманок, но все они как-то не слишком подходили. Например, «Сожалеем о прегрешениях прежних владельцев, всё признаём и во всём раскаиваемся» или «Забудем скверный магазин Огавы — пусть процветает оплот справедливости чудесный магазин «Исиэй»!» — и так до полной бессмыслицы. Ясно было, что предложенные варианты не годятся, и чем дольше продолжалось обсуждение, тем чаще оно заходило в тупик.

— Чего это мы должны сожалеть о том, что до нас делали прежние владельцы магазина?! — запальчиво выкрикнул Хоригути. — Мы должны вообще забыть о том, что там до нас делали, и начать всё сначала!

В этот самый момент и подошла Мотоко.

Послушав, о чём идёт речь, она быстро вникла в суть дела и подключилась к обсуждению:

— Я думаю, тут метод убеждения только один — правильная постановка дела и хорошая работа. Надо показать людям, что новый магазин действительно отличается от старого. Чтобы до них дошло, потребуется некоторое время. На первый взгляд кажется, что слишком долго ждать, но, по-моему, это всё равно самый быстрый и самый верный способ.

— Толко-ово… — протянул Хоригути с выражением неподдельной заинтересованности на лице. — Почему же всё-таки такой толковой девушке так не везёт с ухажёрами? Странно… — пробормотал он себе под нос.

— Что ты там сказал? — сердито вскинулась на него Мотоко, заставив всех снова разразиться хохотом.

Хоригути почувствовал, как сердце наполняется отрадным чувством.

Кодзиму назначили начальником сектора промоушена и интенсификации торговли три месяца назад. Прежде это место занимал по совместительству заведующий сектором бакалейных товаров Одагири. Это был мужчина лет сорока с небольшим, производивший весьма положительное впечатление как человек опытный и речистый. Людям при первом знакомстве нравилась его деловая и обходительная манера общения, внимание к мелочам. Увы, как понял проработавший несколько лет под его началом Хоригути, это внешнее впечатление никак не подтверждалось реальными способностями Одагири и его умением руководить коллективом. Он был неумеренно придирчив в мелочах. Впрочем, внимание к деталям — свойство, необходимое для администратора, так что с этим можно было бы и примириться. Проблема была в том, на какие именно мелочи обращается внимание.

Одагири придавал слишком большое значение ничего не значащим пустякам. Это был то ли своеобразный формализм, то ли возведённый в культ принцип «моя хата с краю — ничего не знаю»: настоящей заботой об интересах компании тут и не пахло.

Даже если его подчинённый допускал какой-то промах, Одагири никогда не интересовался, какой ущерб этот промах причинил фирме, что было его причиной и каким образом можно было этого промаха избежать. Беспокоило его только то, как данный промах может сказаться на служебных отношениях и подвижках внутри администрации.

«Что бы в фирме ни произошло, всегда это выливается в проблемы, так что надо происшествий не допускать», — говаривал Одагири, но, на взгляд Хоригути, истинная его позиция вовсе не основывалась на этой выспренней философии менеджмента. В сущности, он помышлял только о собственном спокойствии и подобными заявлениями старался оградить себя от неприятностей.

Хоригути допускал, что так и пристало держаться типичному служащему фирмы, но при этом его собственное рвение к работе стало остывать. Он и сам не заметил, как и когда это началось. Тогда-то и пришёл в их сектор новый начальник, Кодзима, который оказался полной противоположностью прежнему руководителю.

Высокий, внушительной комплекции, он был вальяжен и несуетлив. Когда он чего-то недопонимал или не знал, то мог несколько раз повторить: «Эх, недотёпа же я! Эх недотёпа!» Но в действительности Кодзима недотёпой вовсе не казался. Однако у него иногда проявлялись такие черты, как излишняя суровость и взыскательность.

2

Вскоре после того, как Кодзима был назначен начальником сектора промоушена и интенсификации торговли, Хоригути допустил серьёзную ошибку в гранках рекламной листовки, которую он считывал. Почему-то вдруг яйца, один из главных товаров, предлагаемых в первый день большой распродажи, стали стоить на листовке не восемьдесят восемь иен, как должны бы, а двадцать восемь иен. Хоригути намеревался считать гранки как обычно, но ошибку в разделе удешевлённых категорий товаров по всем дням недели, который был выделен крупным шрифтом, всё-таки просмотрел. Яйца значились в числе самых заманчивых уценённых продуктов.

В «Исиэй-стор» в тех случаях, когда яйца ставили ударным скидочным товаром на распродаже, начальную цену на них резко снижали. Поскольку цена оказывалась намного ниже закупочной, по которой они приобретались самой «Исиэй-стор», повышалась вероятность того, что их будут оптом закупать мелкие продовольственные магазины и лавки, держащие яйца в ассортименте.

В листовке на тот день во всех магазинах были помещены предупреждения: «Одна упаковка в руки», «Только для первой тысячи покупателей». В Центральном вместо одной тысячи пределом поставили две тысячи покупателей.

Притом что был обозначен предел количества покупателей, поскольку цена за упаковку неожиданно оказалась всего двадцать восемь иен, на шестьдесят иен меньше предполагаемой, фирма в тот день сверх запланированного для промоушена убытка потеряла бы ещё шестьсот шестьдесят тысяч иен, что было бы весьма серьёзным ущербом.

Обнаружил ошибку Кодзима. Он случайно обратил внимание на только что отпечатанную листовку, которая лежала на стуле, и спросил Хоригути в своей излюбленной манере:

— А что, разве у нас яйца нынче так дёшевы?

Поднялся страшный переполох. Текст листовки уже напечатали, и теперь, вложенная в газеты, она пришла буквально в каждый дом.

— Шеф, мой промах! — повинился Хоригути, но Кодзима, ничего на это не ответив, только спросил:

— Ведь и восемьдесят восемь иен — это очень большая уценка, соблазн для покупателя, так?

— Так. Минус пятьдесят иен от отпускной цены. На десять иен меньше минимальных цен в других фирмах.

— Ну а если бы цена была восемьдесят восемь иен и выдавали бы по упаковке первой тысяче покупателей, на сколько хватило бы яиц? Когда бы закончили продажу?

— В некоторых магазинах, наверное, до закрытия торговали бы. В каждом магазине по-разному. Где-то и вскоре после полудня распродали бы.

— Вот как? Это уже само по себе проблема…

Кодзима погрузился в раздумье.

— Виноват, шеф! Шестьсот тысяч иен коту под хвост! — убивался Хоригути.

— Ну а что будет при цене двадцать восемь иен за десяток? — продолжал допрос Кодзима, пропуская мимо ушей извинения.

— Очередь выстроится у входа до открытия магазина.

— Неужели?! — широко открыл глаза Кодзима.

— Конечно. Даже когда мы по восемьдесят восемь иен продаём, и то иногда перед открытием уже покупателей десять у входа набирается.

— Здорово. Значит, в некоторых магазинах ещё до полудня весь запас будет распродан?

— Да что вы! Во всех магазинах наверняка до полудня всё распродадут.

— Вот что, Хоригути, идёмте-ка со мной, — сказал Кодзима, поднимаясь с кресла.

Вместе с Хоригути он направился к начальнику сектора бакалейных товаров Одагири.

— Доброе утро, — первым почтительно поздоровался Одагири, который, казалось, почувствовал некое напряжение, исходящее от посетителей.

Бросив в ответ: «Доброе утро», Кодзима сразу же перешёл к объяснению сложившейся ситуации. Он извинился за ошибку, допущенную сектором промоушена, и добавил:

— Господин Одагири, я потом сам всё доведу до сведения исполнительного директора Исикари и управляющего Итимуры. А пока что позвоните побыстрее нашим поставщикам и попросите завезти во все магазины ещё двойную партию яиц сверх заказанного.

— Как это? — привстал от неожиданности Одагири.

Хоригути тоже не мог взять в толк, о чём это говорит Кодзима. Ведь если последовать его указаниям, ущерб только возрастёт.

— Видите ли, если утром все яйца мгновенно разойдутся, это будет колоссальным подрывом репутации фирмы «Исиэй-стор». Мы потеряем доверие покупателей. Я этого хочу избежать любой ценой.

— Господин Кодзима, я вас хорошо понимаю, — несколько раз сочувственно кивнул Одагири, — но вы ещё человек молодой, сектором промоушена тоже заведуете недавно. То, что эта ошибка в рекламной листовке так вас поразила, вполне естественно. Но суетиться тут ни к чему.

— А у вас есть лучшие предложения?

— Ну какие-нибудь найдутся. Во-первых, можно просто оставить всё как есть. Распродадут яйца к пяти вечера или к одиннадцати утра — и ладно, тоже неплохо. Покупатели, я думаю, только почешут в затылках и скажут: «Да, что-то сегодня рановато они кончились…»

Лицо Кодзимы налилось кровью, глаза сузились. Видно было, что он с трудом удерживает рвущийся наружу гнев.

— Господин Одагири, я с вашим предложением не согласен, — сказал он, стараясь справиться с нахлынувшими чувствами, как видел со стороны Хоригути.

— Но, господин Кодзима, поймите же, что если мы закажем дополнительные поставки — партию вдвое больше предыдущей — и будем эти яйца тоже продавать по двадцать восемь иен упаковка, это будет намного меньше себестоимости!

— Да, убыток составит вместе с запланированным примерно три миллиона шестьсот тысяч иен.

— Что за бред!

Услышав эту цифру, Одагири был совершенно ошеломлён.

— Господин Кодзима, — заметил он, — мы тут не занимаемся благотворительностью. Мы торгуем.

— Виноват. Это промах нашего сектора промоушена и интенсификации торговли, — снова покаянно признал Кодзима, и стоявший рядом Хоригути тоже потупился. — Вся ответственность ляжет на наш сектор, — продолжал Кодзима. — Я сам доложу исполнительному директору и управляющему. И всё же я вас прошу заказать дополнительную партию для поставок во все магазины.

— Ну если вы так ставите вопрос, я попробую связаться с нашими поставщиками, только вряд ли им удастся к утру срочно раздобыть нужное количество при таком огромном заказе.

С этими словами Одагири потянулся было к телефону, но приостановился, пробормотав себе под нос: «Странное дело…»

— Листовка ведь была отпечатана вчера и разослана по всем нашим магазинам, так? — продолжал он. — Почему же у нас не было никаких запросов с мест на дополнительные поставки?

— Да, пожалуй, и впрямь странно, — согласился Хоригути.

— У меня выходной по средам, так что вчера меня не было на месте. В общем-то, возможно, что вчера кто-то звонил…

— А что у нас было в секторе бакалеи? — осведомился Одагири у одного из своих подчинённых. — Где там у нас Ямагути?

— Извините, шеф, вы, наверное, запамятовали. У него сегодня это… Начался медовый месяц.

— А, да-да, припоминаю. Понятно…

Одагири взял трубку и позвонил в Центральный.

— Доброе утро! — к телефону подошёл заведующий бакалейным отделом Нисида. — Вы насчёт цены на яйца? Да, мне показалось, что цена слишком низкая, вот я вчера и позвонил Ямагути в бакалейный сектор фирмы. Сказали, что он уехал в свадебное путешествие. Я совсем забыл — он ведь меня тоже приглашал — свадьба-то была позавчера. Ну, тут у нас все посмеялись: мол, Ямагути себе к свадьбе устроил суперраспродажу всем в убыток, сделал нашему бюджету кровопускание. Но ведь так в листовке было прописано… Мне из других наших магазинов тоже насчёт этого звонили. Ну, смеялись все…

— Так-так. Значит, «кровопускание бюджету», — криво усмехнулся Одагири.

— Да, шеф, но зато как народ живо откликнулся! До открытия ещё больше получаса, а покупатели уже толпятся у входа.

— Вот как? Что ж, спасибо.

Одагири повесил трубку.

— Господин Кодзима, — сказал он, — перед Центральным покупатели уже выстраиваются в очередь.

Было девять часов двадцать пять минут.

— Господин Одагири, я вас убедительно прошу, постарайтесь заказать дополнительную партию у поставщиков, — настойчиво повторил Кодзима.

— Эх, видно, делать нечего! — вздохнул Одагири и снова потянулся к телефону.

В воздухе повисло напряжение. Пока Одагири говорил с поставщиками, то вставляя реплику, то слушая собеседника, время тянулось нестерпимо долго.

— Простите, шеф, виноват! — ещё раз обратился Хоригути к Кодзиме, ожидавшему окончания переговоров, и низко склонил голову в покаянном поклоне.

Кодзима молчал. На лице у него застыла печать тревожного ожидания.

— В общем, результат не слишком утешительный, — сказал Одагири, повесив трубку. — Они обещали подвезти ещё четыре тысячи упаковок в Центральный, но больше у них нет, так что другим магазинам ничего не достанется.

— Всё равно большое вам спасибо, — сказал Кодзима и глубоко задумался.

На сей раз он действительно как будто бы допустил промах, но обычного восклицания «Эх и недотёпа же я!» почему-то так и не последовало. Возможно, эту присказку он употреблял только в тех случаях, когда считал, что большого промаха допущено не было.

— Хоригути, у тебя какой-нибудь благой идеи нет?

— А может, раздавать талоны? — высказал Хоригути мысль, которая незадолго до того его осенила.

— Какие такие талоны? — переспросил Кодзима, и в глазах его блеснул огонёк.

— Ну, каждому, кто сегодня пришёл за яйцами, выдать по одному талону, который будет действителен всю неделю. Тогда любой покупатель может прийти с этим талоном в другой день — и ему всё равно продадут упаковку яиц по двадцать восемь иен.

— Отлично придумано! Значит, если даже сегодня яиц надолго и не хватит, всё равно покупатели потом могут воспользоваться своими льготами. Только ведь напечатать талоны мы уже вряд ли успеем.

— Об этом не беспокойтесь, — ответил Хоригути, снова обретая присущую ему бодрость духа. — Я, помнится, видел у нас в архиве старые талоны. Наверное, их можно использовать.

— Хорошо, тогда пошли!

Память не подвела Хоригути. Действительно, в глубине чулана, на полке, где были сложены архивные документы, в большой картонной коробке обнаружились пачки талонов.

— Их можно использовать, — сказал Кодзима и распорядился завезти в каждый из девяти магазинов, куда, в отличие от Центрального, дополнительные поставки произведены не будут, по две тысячи талонов.

Сотрудники сектора промоушена и интенсификации торговли (а всего их насчитывалось четыре человека) отправились развозить талоны по супермаркетам. Поскольку людей не хватало, пришлось обратиться за помощью в секторы бакалейных товаров и общих административных проблем.

Перед тем как выйти из главного офиса фирмы, Кодзима обратился к Хоригути:

— Ты сегодня оставайся в том магазине, куда повезёшь талоны, до самого закрытия. Сам и будешь раздавать их покупателям. Талоны, видимо, скоро кончатся. Тогда станешь лично кланяться и извиняться перед каждым покупателем, который спрашивает яйца.

— Слушаюсь, — снова покаянно склонил голову Хоригути.

— Я сам направляюсь в Центральный. Тоже пробуду там до закрытия. Если что, звони мне туда.

С этими словами Кодзима тепло напутствовал Хоригути, дружеским жестом слегка приподняв правую руку, как обычно делают студенты, прощаясь с приятелями.

В тот день Хоригути повёз талоны в супермаркет Икэнодзима и там пробыл до конца дня, стоя с низко опущенной головой и извиняясь перед покупателями.

Народу набежало в магазин видимо-невидимо. Все шли с детьми, домочадцами, причём, несмотря на предупреждения продавцов и неоднократные объявления по радио о том, что дают только одну упаковку яиц в одни руки, многие норовили, расплатившись и пройдя контроль, снова вернуться в магазин и прихватить ещё, так что в очереди к кассам мелькали одни и те же лица.

Тысяча упаковок разошлась к одиннадцати часам утра, а две тысячи талонов, которые раздавал Хоригути, — к половине второго. Покупатели, оставшиеся ни с чем, возмущались и отпускали саркастические остроты, но Хоригути отвечать было нечем, оставалось только покаянно кланяться.

«Надо терпеть, надо терпеть!» — повторял про себя Хоригути. Видя собственными глазами результаты своей ошибки, он то и дело твердил: «Простите великодушно! Простите великодушно!»

Стоя со склонённой головой, Хоригути вдруг ощутил, как в сердце зарождается новое, неведомое чувство. Он извинялся сейчас не перед отдельными покупателями, но склонял голову перед всей массой людей, которые именовались отвлечённым термином «потребитель»: «Простите, я вас предал!»

Слёзы наворачивались на глаза Хоригути.

— Господа покупатели, простите великодушно!

— Все ловчат! Сплошной обман! Вот за что я супермаркеты терпеть не могу! — обиженно проворчала средних лет домохозяйка, но, увидев слёзы на глазах Хоригути, осеклась.

Её дородное тело было затянуто в простенькую блузку. Дама, тащившая за руку упиравшегося ребёнка, демонстративно проследовала мимо Хоригути.

Внезапно он заметил, что рядом с ним оказался директор магазина. Так они и стояли вместе, со склонёнными головами.

— Простите, виноват! — обратился Хоригути к директору, склонившись ещё ниже.

— Ну-ну, не переживайте так! — подбодрил его добродушный директор, обеспокоенно взглянув на расстроенную физиономию Хоригути. — У нас в магазине всякое случается, — заметил директор, и это было видно по тому, как истово он покаянно кланяется покупателям.

Должно быть, Кодзиме, отправившемуся в Центральный, тоже пришлось пройти через такое.

На следующий день Хоригути снова пошёл к шефу извиняться.

— Что случилось, то случилось, — с добродушной улыбкой резюмировал Кодзима. — Проблема в том, чтобы в дальнейшем не допускать подобных ошибок.

— Не сомневайтесь, буду править гранки со всем тщанием! — заверил Хоригути. — Я ведь до сих пор ни разу такой серьёзной ошибки не допускал. И никогда больше не допущу!

— Вот-вот, хорошо бы! Надо всё проверять как можно тщательнее. Это естественная предпосылка нашего бизнеса, основа основ. Исходя из этой предпосылки, мы должны ещё кое-что прояснить. На мой взгляд, вчерашняя рекламная листовка в плане социальной значимости была написана и отпечатана без должного осознания целей и задач нашего сектора промоушена и интенсификации торговли.

— В каком смысле? — тревожно спросил Хоригути.

Казалось бы, только-только он обрёл начальника, который в него поверил, и вот теперь из-за одного промаха этот начальник готов его заклеймить как бездарность…

— Я говорю не о тебе, — усмехнулся Кодзима, вероятно уловив настроение подчинённого. — Проблема заключается во мне самом. Ведь листовка была фактически как бы облигацией под гарантию фирмы «Исиэй-стор». То есть если потребители принимают наши условия торговли, то фирма, чтобы не потерять доверие потребителя, обязана неукоснительно выполнять все взятые на себя обязательства. Вот что такое эта листовка — наш финальный проект, заключительное предложение. А начальник сектора промоушена и интенсификации торговли по глупости не прочитал заранее этот важнейший документ, который можно сравнить с контрактом. Вот в чём проблема-то, понимаешь?

— Понимаю.

— В общем, может, это и можно счесть сумасбродным капризом, но я решил, что отныне все рекламные листовки буду читать и подписывать собственноручно.

— Как это? — удивился Хоригути странной идее. До сих пор ему не доводилось видеть обычных рекламных листовок за подписью начальника сектора промоушена и интенсификации торговли.

Видя, как ошарашен Хоригути, Кодзима рассмеялся:

— Так прямо и напечатайте в уголке листовки: «Со всеми вопросами обращаться к начальнику сектора промоушена и интенсификации торговли Рёсукэ Кодзиме», ясно? Свою подпись я буду ставить, разумеется, на заключительном этапе, перед отправкой в типографию. Я всю листовку прочитаю так, как прочитал бы самый внимательный покупатель. Я лично гарантирую качество всех товаров, которые в ней упомянуты, и каждое слово, напечатанное в листовке, будет моим собственным словом, адресованным покупателям, так что я ещё подумаю, подходит ли оно здесь или нет.

— Понимаю вас, понимаю, только это не имеет смысла, — возразил Хоригути. — Вы, шеф, конечно, можете на этапе сверки гранок всю листовку от корки до корки прочесть, но гарантировать качество всех товаров, которые в ней обозначены, и ручаться за каждое напечатанное в ней слово как за своё собственное вы не можете.

— Почему же?

— Так ведь, шеф, товары отбирает товарный сектор. Мало ли какие среди них могут оказаться продукты… Вон недавно мы устраивали распродажу мужской обуви — так во многих коробках правый и левый ботинки оказались разного размера. От рекламаций потом отбоя не было.

— Неужели могло такое случиться?

— Ну да! Иногда и не такое бывает.

Кодзима помрачнел.

— И вообще, шеф, брать на себя полную ответственность за все товары, которые упомянуты в рекламной листовке, совершенно невозможно. Ведь количество-то огромное, за всем не уследишь, а изготовитель, как бы он себя ни рекламировал, ведь может где-то допустить брак. Вставим такую многообещающую фразу, а сами проконтролировать товары не сможем. Я считаю, что мы в отделе промоушена можем отвечать только за текст листовки, полученный из товарного сектора фирмы, — выверить его и напечатать без ошибок.

— Послушай, Хоригути, — обратился к нему Кодзима с выражением озабоченности на лице, — ты вчера целый день стоял с опущенной головой, кланялся покупателям и просил прощения. Как ты думаешь, простили они тебе твой промах?

Хоригути отрицательно покачал головой.

Кодзима смотрел на него в упор.

— Покупатель, конечно, в нашем деле бог. Бог суровый и мстительный. Этот бог вряд ли простит ошибку. И за нас он в делах фирмы разбираться не будет, — негромко, но веско продолжал Кодзима. — Вчера я это хорошо прочувствовал, извиняясь целый день перед покупателями. Это не теория, а реальность. Исходя из этой реальности, мы ни в коем случае не должны, как бы тяжело нам ни пришлось, ставить под удар репутацию компании. Будь то действия нашего товарного сектора или небрежности, допущенные изготовителем, в конечном счёте мы несём за всё ответственность. До тех пор, пока мы этого не осознаем, суровый бог над нами не смилостивится. Понятно?

— Да, — ответил Хоригути с почтительным поклоном.

При этом ему показалось, что сам Кодзима и есть то суровое божество, которое не допустит никакого снисхождения.

Может быть, именно этой строгости и не хватает фирме «Исиэй-стор», подсознательно почувствовал Хоригути. Непросто находиться рядом с таким суровым божеством, но в то же время от него, бесспорно, исходит некое приятное ощущение спокойствия и уверенности. Такое ощущение, вероятно, должно возникать у сотрудников сектора промоушена, когда на рекламной листовке они видят факсимиле подписи своего шефа.

Все эти события сделали Хоригути, проработавшего до того в компании почти пять лет, горячим поклонником Кодзимы.

3

— Если у вас тут мозговой штурм, господа, не лучше ли перейти в комнату для совещаний? — нарочито громко заметил незаметно подошедший Кодзима, обращаясь к сотрудникам своего сектора, которые вместе с примкнувшей к ним Мотоко покатывались со смеху за рабочими столами. В его тоне звучала нотка порицания.

Развеселившаяся молодёжь спохватилась и замолкла, поняв, что весь этот шум причиняет неудобства сотрудникам других секторов.

— Извините, тут у нас… — начал Хоригути, но, взглянув на Кодзиму, понял по выражению лица шефа, что тот занят какими-то важными проблемами, и не стал продолжать.

В это время Мотоко Куроба, будто вдруг что-то надумав, решительно подошла к столу Кодзимы. В её поведении Хоригути смутно почудилось желание скрыть своё смущение после того, как им всем сделали замечание насчёт шума.

— Господин Кодзима, — сказала она, — у нас к вам просьба.

Кодзима вопросительно посмотрел на Мотоко исподлобья. Особой приветливости на его лице было незаметно.

«Лучше бы она этого не делала», — подумал Хоригути.

— Господин Кодзима, у нас тут образовался как бы кружок ваших поклонников, и мы все очень хотели бы когда-нибудь зайти к вам в гости…

Кодзима с озадаченным видом хранил молчание. Вероятно, раздумывал, как бы ему отделаться от назойливой бабёнки.

— В этом кружке, кроме меня, ещё секретарша нашего исполнительного директора Мисаки, Кода и Такэ, — продолжала Мотоко.

В глазах Кодзимы затеплился огонёк — и при упоминании имени Ёсико Мисаки, и при упоминании имени Такэ.

Хоригути ещё мог понять, что Кодзима испытал какой-то эмоциональный всплеск при упоминании Ёсико, которая привлекала внимание многих мужчин в их фирме своей зрелой женственной прелестью, но при чём тут Такэ? Странно…

— Спасибо, госпожа Куроба. Если вы так настроены… Что ж, как-нибудь приглашу вас в моё убогое холостяцкое жилище.

— Правда?! — радостно вскинула глаза Мотоко.

— Когда именно, я вам потом сообщу. Хорошо?

— Хорошо! — пролепетала Мотоко и со счастливым видом удалилась.

Хоригути был озадачен — он не мог взять в толк, зачем шефу всё это надо.

Кодзима между тем снова погрузился в раздумья. Что-то явно не давало ему покоя. Наконец он снял телефонную трубку и набрал номер, судя по всему внутренний. Затем снова положил трубку и глубоко задумался.

Хоригути было обидно, что замыслы Кодзимы не удаётся воплотить. Но, может быть, те трудности, с которыми сталкивается шеф в этом неласковом мире, должны пробудить в нём волю к сопротивлению, новую энергию действия?

Об этом же всерьёз задумался и сам Кодзима.

— Шеф, — подал голос Хоригути, — кстати, помните тот опорный столб? Так его вроде решили заменить.

— Что-что? О чём ты?

Видя, что Кодзима никак не сообразит, о чём идёт речь, Хоригути улыбнулся:

— Ну помните тот подогнувшийся столб в Симо-Синдэне, центральную колонну в супермаркете?

— А? Да-да, ну и что там?

— Его посмотрели и решили, что тут какой-то странный дефект конструкции. Почему-то через некоторое время после окончания строительства кровля в магазине просела. Видимо, чтобы её срочно поддержать, и поставили эти столбы. Так считает наш сектор развития. Всего их три, а погнулся только один, но говорят, что надо все три заменить на более прочные металлические колонны.

— Вот как? Что ж, это правильно, — кивнул Кодзима, собираясь снова погрузиться в раздумья.

— Шеф, случилось что-нибудь? — поинтересовался Хоригути.

— Ты о чём?

— Да уж больно вид у вас озабоченный…

— Нет, ничего особенного, не волнуйся.

— Ну извините, — сказал Хоригути, возвращаясь на своё место.

Тут как раз подоспел начальник сектора свежих продуктов Асаяма, и они с Кодзимой уединились в комнате для переговоров.

Хоригути инстинктивно чувствовал: что-то произошло! В душе его тревога за дела фирмы смешивалась с простым любопытством.

4

— Я всесторонне всё обдумал и решил, что другого пути у нас нет. Долго колебался, говорить ли вам, господин Асаяма… Стоит ли вообще вовлекать вас в это? Но мне необходимо с вами посоветоваться — иначе просто невозможно. Так что, уж будьте добры, посоветуйте, как быть.

— Да в чём же дело, господин Кодзима? Что-то я не пойму… — нахмурился Асаяма.

— Помните, тогда, когда вы нас оставили вдвоём с Камэямой, мы с ним отправились осматривать отдел одежды в Центральном? Ну и ещё много о чём говорили по пути.

— Что, и с одеждой у нас есть проблемы?

— Я сам пока не могу сказать наверняка, но похоже, что у нас там неликвида на несколько десятков миллионов иен.

— Что?! — Асаяма, казалось, был совершенно ошарашен.

Да ведь от такой суммы вся фирма закачается!

Кодзима пояснил суть дела. Конечно, без тщательной проверки выводы делать рано. «И всё же, и всё же…» — настойчиво повторял он.

— Да, ну и дела!

Худощавое смуглое лицо Асаямы, казалось, ещё больше потемнело и вытянулось.

— Это ещё не всё, — тяжело вздохнул Кодзима.

— Как, неужели ещё есть проблемы?

— Даже не хочется в это верить, но похоже, что у нас в мясном отделе Центрального имеют место серьёзные хищения.

— Что? Хищения?! У нас?!

Лицо Асаямы перекосилось в горькой удивлённой гримасе, так что Кодзиме даже стало его жаль. Вкратце он пересказал всё, что узнал от Камэямы, а заодно поведал и о реакции исполнительного директора Исикари, когда ему было доложено о том, что творится в фирме. Правда, о своих подозрениях относительно управляющего Итимуры Кодзима умолчал.

Давящее безмолвие воцарилось в узком пространстве комнаты для переговоров.

Асаяма глубоко затянулся табачным дымом и выдохнул. Мысли у него в голове путались, но в общих чертах он достаточно хорошо понял ситуацию.

— Я собираюсь завтра с утра провести нашего исполнительного директора по хранилищу в отделе одежды. Если у нас там действительно неликвид, с этим что-то надо делать.

— А как Исикари поймёт, что продажный товар, а что неликвид?

— Трудно сказать.

— Ведь эта братия из отдела одежды уже в курсе, да и раньше небось все знали.

— Н-да, проблема… — согласился Кодзима. — Конечно, можно всё свести к такой глупой формулировке, что, мол, раньше никто ничего не замечал, потому что не разобрались… То есть вполне возможно, что в конце сезона побоялись распродать по дешёвке, потому что убыток был бы слишком велик, — понадеялись, что можно будет на следующий год сбыть. Вот и затоварили всё, что было, превратили в неликвид.

— Но если так, то каким же болваном должен быть тот, кто за это отвечает!

— Да уж. Однако в таком случае положение ещё можно исправить, если злого умысла здесь нет. Хуже, если кто-то всё знает и нарочно с какой-то целью создаёт залежи неликвидных товаров. Господин Асаяма, кто у нас может знать реальное положение вещей?

— Начальник по этажу Сугаи просто не может не знать…

— Сугаи? А, этот красавец-мужчина?

— Да, он.

При словах Кодзимы, сказанных с характерной интонацией, по лицу Асаямы скользнула улыбка, но тут же погасла.

— Ну а кроме Сугаи кто ещё?

— Н-ну, наверное, все заведующие отделами на этаже одежды в Центральном тоже должны быть в курсе. Но решения о снижении цен или ликвидации товаров принимаются на уровне выше, чем начальник по этажу.

— То есть, например, директор магазина?

— Как раз директор, может быть, и не в курсе. По моим соображениям, скорее уж всё решает начальник сектора одежды в центральном офисе фирмы или ещё кто-нибудь повыше его по положению.

— Вот оно что…

Кодзима припомнил выражение лица директора Центрального супермаркета Манабэ, когда он вызвал его в хранилище отдела одежды удостовериться самому в том, что там завал неликвидных товаров. Хотя ему было прямо сказано проверить, удостовериться, что находится в складских помещениях, Манабэ, казалось, толком не понимал, чего от него хотят, и только твердил: «Как же это такое могло случиться?..» Пожалуй, вполне можно было допустить: Манабэ просто не знал, что в коробках хранится неликвидный товар.

— Ладно, над этой проблемой подумаем завтра утром, когда выясним окончательно, что у нас именно неликвид. Но знают они там или не знают о происходящем, все действия будем предпринимать только после того, как исполнительный директор Исикари завтра своими глазами увидит, что творится.

— Безусловно! — согласился Асаяма. — А что насчёт хищений в мясном отделе? Мне до сих пор не верится. Некоторая наглость там имеет место, это точно. Заведующий отделом Сасима — тип своеобразный… Но на работе землю носом роет, да и коммерческое чутьё у него отменное.

Кодзима ничего не ответил.

Сасиму он не склонен был считать просто «своеобразным типом». В период стажировки в Центральном Сасима всячески старался с ним сблизиться, и они не раз вместе выпивали в закусочных по соседству. Заведующий мясным отделом был не в меру словоохотлив и всегда чуял, откуда ветер дует, что само по себе не вызывало у Кодзимы симпатии. Обычно предметом его рассуждений становились товарищи по цеху, с которыми он только что расстался и о которых тут же начинал злословить. Среди работников «Исиэй-стор» большинство составляли люди честные, прямые и доброжелательные, так что Сасима являлся тут неприятным исключением.

— Что, если нам ввести для всех досмотр на выходе? — предложил Кодзима.

— Можно, конечно, только ведь преступник, наверное, примет меры предосторожности. Хорошо бы поймать его прямо на месте преступления, с товаром в сумке.

— Но там дело этим несуном не ограничивается.

— Тем не менее давайте десять дней будем проводить тотальный досмотр, понаблюдаем. У меня есть один надёжный человек, я ему поручу ежедневно проверять, что у Сасимы в сумке, перед тем как тот уходит с работы. Если выяснится что-то подозрительное, будем действовать дальше и выведем его на чистую воду.

— Идёт, — тяжело выдохнул Кодзима, тщетно пытаясь подавить нахлынувшее чувство гадливости. Заставлять одного из сотрудников фирмы шпионить за другим, выслеживать его, чтобы разоблачить махинации, казалось ему нестерпимо мерзким делом.

Впрочем, Асаяма его чувств не разделял. Он, похоже, отбросил все сомнения и колебания, проявившиеся в первые минуты, когда он только услышал о залежах неликвида и хищениях. Асаяма напоминал борзую на охоте, в которой проснулась жажда крови и теперь разгорается жестокое любопытство к жертве. Столь быстрая перемена в поведении удивила и встревожила Кодзиму.

— Господин Асаяма, — сказал он, — для нас чрезвычайно важно выяснить истину, но мы не можем допустить ухудшения отношений в коллективе. А то ведь, если такую грязь раскапывать, можно и самим запачкаться. Пожалуйста, не забывайте об этом.

— Я понимаю, — сказал Асаяма, но дальше повёл речь в совершенно неожиданном ключе, чего Кодзима не мог и предположить. — Всё от управляющего Итимуры. Это в нём корень всех зол. И затоваренная одежда, и хищения в мясном отделе — за всем стоит Итимура. Так что, господин Кодзима, борьба, которую вы начинаете, — это борьба против группировки Итимуры. Я бы вот что предложил. Надо образовать союз единомышленников, которые настроены против Итимуры. Вы, конечно, его возглавите. Из руководящего состава компании мы можем рассчитывать на поддержку Конно и Кацумуры. Если мы сплотимся, Итимура и иже с ним нам не страшны. И будем сражаться!

— Что это вы вдруг, господин Асаяма? — удивился Кодзима.

И впрямь можно было только диву даваться, как этот мягкий, обходительный человек, который никогда ни о ком плохого слова не мог сказать, вдруг в единый миг разительно преобразился. Что послужило поводом для такого всплеска?

— Господин Кодзима, оттого что завтра утром исполнительный директор Исикари взглянет на затоваренную одежду в Центральном, проблема не решится. Я это уже сейчас наверняка могу сказать. Не стоит вообще думать, что господин Исикари может сам решить какую бы то ни было проблему.

Лицо Асаямы приняло выжидательное выражение, уголки рта слегка опустились. Немного подумав, он сказал:

— Давайте сделаем так. Завтра вечером тайно соберём всех тех, кто точно может стать вашим союзником. С приспешниками Итимуры нам встречаться не резон, поэтому лучше место встречи выбрать подальше, например в городке Цуноура.

Провинциальный городок Цуноура располагался не близко от Савабэ, на линии железной дороги «Сэйко Дэнтэцу» — там, где море раньше глубоко врезалось узким лиманом в равнину Канто, — и был странным «сухопутным» городом, в котором изобиловали названия, связанные с морем и мореплаванием. Населения в городе насчитывалось двести тысяч, и компания «Исиэй-стор» планировала вскоре открыть там очередной супермаркет.

— Сейчас обстоятельства нам благоприятствуют. Наконец-то можно будет связать руки Итимуре и компании, которые высасывают все соки из «Исиэй-стор», пожирают собственное гнездо. Такой случай выпадает раз в тысячу лет!

— Но поймите, господин Асаяма, ситуация пока до конца не прояснилась. У нас нет никаких реальных доказательств того, что управляющий Итимура всё знает и держит под своим контролем. Даже относительно затоваренной одежды и хищений в мясном отделе никаких достоверных данных у нас пока нет.

— Всё равно нет сомнений, что так оно и происходит. Пусть даже конкретных фактов мы не знаем, но мы всё время это подозревали. И Кито, завсектором развития, об этом говорил. Сколько ни болтай о том, что у нас отличная компания с высокими прибылями, во всём этом есть что-то подозрительное. Наилучшее подтверждение тому тот факт, что фирма «Исиэй-стор» так и не смогла завоевать поддержку и доверие потребителей. Где-то здесь кроется мошенничество. И главный мошенник — управляющий Итимура. Да-да! Надо непременно пригласить на завтрашнюю сходку Кито.

— Погодите немного, господин Асаяма! — широко раскинул перед ним руки Кодзима, словно пытаясь сдержать вырывающегося дикого зверя. — Я не считаю, что ваши суждения в чём-то ошибочны. Может быть, всё так и есть, как вы говорите. Но надо подождать немного. Пожалуйста, пока не надо записывать управляющего Итимуру в злодеи и собирать тайные сходки для его свержения. Очень вас прошу.

— Если вы будете так церемониться, господин Кодзима, вам в этой фирме не работать!

— Может быть. Но пока что давайте переждём несколько дней. Прошу вас, не надо никого завтра вечером собирать на сходку.

— Ну хорошо. Если вы так решили, что ж, не будем. Только для того, чтобы справиться с этой кликой Итимуры, нам необходимо объединиться. Не забывайте об этом.

Взор Асаямы затуманился. Должно быть, сердце его разрывалось от боли за судьбу родной компании.

Кодзима смотрел на собеседника, обуреваемый противоречивыми чувствами.

5

Кодзима снова подошёл к телефону в дальнем углу просторной столовой, соединённой с кухней, но трубку снять всё же не решился. Такое повторялось уже не раз. Битый час он пребывал в нерешительности, собираясь сделать этот звонок.

«Позвоню, когда уберу со стола», — сказал он себе.

На большом столе, на шесть персон, громоздились в беспорядке остатки его одинокой трапезы. Убрать их было нетрудно. Он выбросил недоеденный рис с соусом карри, закрыл банку солений — ассорти из бобов и трав, отнёс на кухню пустую пивную бутылку, сполоснул несколько грязных тарелок.

В том настроении, в котором пребывал Кодзима, ему и этого показалось много.

С уборкой квартиры пришлось повозиться. На тёмно-синем ковре в комнате были разбросаны старые газеты и журналы, пластиковые пакеты и обёрточная бумага от сорочек, купленных в универмаге, которые ему некогда было даже отдать в стирку. На мебели и всех прочих предметах скопилась неизвестно когда осевшая пыль. Только бутылка виски, пианино и музыкальный центр сияли чистотой.

Не надо было быть Шерлоком Холмсом, чтобы, взглянув на эту квартиру, определить, что поделывает день изо дня Кодзима, возвращаясь по вечерам домой.

Такако должна была приехать к нему осенью. Она ждала второго ребёнка. Это стало главной причиной, почему после отъезда Кодзимы в Савабэ она перебралась в дом к родителям и медлила с приездом.

И всё же, размышляя о сложившейся ситуации, Кодзима был недоволен женой. В марте, когда он уезжал на новое место работы, у Такако уже случались приступы токсикоза. Полтора месяца до отъезда, сопровождавшиеся ссорами между супругами, были, как полагал Кодзима, весьма опасным для Такако периодом. Вероятно, её мучили опасения, что от стресса может случиться выкидыш.

Кодзима переживал, чувствуя за собой вину.

Однако, и когда наступил вполне стабильный период беременности, Такако даже не подумала покинуть родительский кров и приехать к мужу.

— Ну приеду я и Каёко привезу — а что толку? Всё равно мы там не задержимся, скоро придётся возвращаться. Глупо даже на билеты деньги тратить, — сказала она мужу по телефону в ответ на его просьбу приехать хотя бы разок, посмотреть, как он тут устроился.

Кодзиме нечего было на это сказать.

В общем-то он понимал состояние и настроение жены. Но ведь могла же она сказать буквально два слова: «Попробую приехать…» Если бы она сказала, что приедет, он бы, пожалуй, и сам предложил не делать этого, не тревожиться зря. Тогда, если бы их беседа приняла такой оборот, ему всё же было бы, наверное, немного легче влачить своё унылое холостяцкое существование.

Чем больше времени проходило со времени его устройства в «Исиэй-стор», тем острее начинало ощущаться одиночество.

Сегодня одиночество было просто невыносимо.

Целый клубок проблем вдруг возник перед ним: все недочёты и промахи, указанные Камэямой, нежелание исполнительного директора Исикари заниматься решением насущных задач, да ко всему ещё и яростные попытки Асаямы поскорее вступить в борьбу…

Кодзима чувствовал, что устал. Будто какая-то тяжесть придавила его, не давая двинуться. Хотелось с кем-нибудь поговорить. Хотелось, чтобы чьи-то нежные прикосновения сняли эту тяжесть с души и тела. Единственным человеком, кто мог бы это сделать, была жена.

В поисках утешения Кодзима порывался подойти к телефону и позвонить, но вспоминал о том, что разговор с женой может только усугубить невыносимое ощущение одиночества, и вновь не решался снять трубку.

Так повторялось много раз.

«Просто как медведь в зоопарке — хожу туда-сюда по клетке…» — подумал он.

Поймав себя на том, что совсем раскис, Кодзима вымученно усмехнулся. Он плеснул в стакан со льдом виски из бутылки. Постояв некоторое время перед полкой с пластинками, выбрал Шопена. С картонного футляра пластинки улыбалась японская пианистка.

Волшебная музыка заполнила комнату. Словно чьи-то ласковые руки прикоснулись к сердцу и проникли внутрь.

Белозубая открытая улыбка исполнительницы на футляре пластинки кого-то смутно напоминала. Перед мысленным взором Кодзимы, сохранившего застенчивость подростка, возник образ, в котором он узнал Ёсико, секретаршу своего двоюродного брата. Захотелось хоть на миг погрузиться в этот мир дивных видений, рождающихся из звуков фортепиано и винных паров. Допив виски, он закрыл глаза.

6

Когда он проснулся на следующее утро, всё тело ломило и голова была тяжёлая. Кодзима долго стоял под душем. Алкоголь за ночь не успел выветриться, и он чувствовал, что от него до сих пор так и разит перегаром. В таком состоянии Кодзима и встретился в начале двенадцатого с исполнительным директором Исикари, чтобы отвести его на склад одежды в Центральном.

Кодзима молча прошёл быстрым шагом через торговый зал. Разговоры были излишни. Исикари без всякого энтузиазма брёл следом.

Толкнув дверь в перегородке, они прошли из торгового зала в складское помещение.

— Доброе утро, — поздоровался начальник по этажу Сугаи, завидев начальство.

— Доброе, — бросил в ответ Кодзима.

Вслед за ним отозвался на приветствие Исикари.

Перед Кодзимой открылась поистине достойная удивления картина. В оцепенении он обвёл взглядом склад: полки, тянувшиеся вдоль стен, затем полки в середине комнаты и, наконец, в самой глубине. Но большинство коробок, которые ещё вчера одна к одной теснились на полках, исчезло — их нигде не было видно. Это походило на дурной сон.

То есть некоторое количество коробок осталось, но со вчерашним завалом их было не сравнить. Затоваренная одежда чудесным образом испарилась.

— Что тут произошло? — спросил Кодзима.

Сугаи непонимающе вскинул на него свои большие глаза.

У Кодзимы на мгновение пропал дар речи. Он почувствовал, что всё тело вдруг обмякло, и невольно ухватился за стальную полку стеллажа.

— А что такое? — осведомился Сугаи, изобразив на лице полное неведение.

— Вот эти, что ли? — указал Исикари на несколько коробок, стоявших на одной из полок стеллажа.

— Нет, не эти!

Кодзима почувствовал, что у него ужасно кружится голова, причём не с похмелья, а от нахлынувших подозрений.

— Да в чём же дело? — снова невинно спросил Сугаи.

Это он! Конечно он! Он всё знает!

Кодзима исподлобья недобро взглянул на Сугаи:

— Послушай, любезный, куда ты девал коробки, которые вчера ещё были здесь?

— О чём это вы, господин Кодзима? Что это вы так голос повышаете?

— Отвечай на вопрос! Ты куда перепрятал всю эту массу товаров, которая до вчерашнего дня здесь пылилась?!

— Что вы такое говорите?! Какая-то масса товаров, какие-то коробки… Я ни о чём понятия не имею.

— Не смей врать! Ты всё знаешь!

— Ну что ж такое, право? За что на меня прямо с утра так нападают? — просительно обратился Сугаи к Исикари, заглядывая ему в глаза.

— Да нет, ничего особенного, — ответил исполнительный директор. — Просто господин Кодзима попросил меня вместе с ним посмотреть, что тут у вас делается на складе одежды.

— Вот как? Ну что ж, пожалуйста, смотрите.

Кодзима бросился к телефону, стоявшему на тумбе в углу. Он собирался вызвать директора Манабэ, чтобы тот подтвердил его слова, но услышал в ответ сухое сообщение, от которого его качнуло: «У директора сегодня отгул».

— С чего это? У него что, запланированный отгул?

— Нет, — пояснила девушка, — он тут звонил и сказал, что с кем-то из родственников плохо. Вот он и взял срочно отгул, кажется на два дня.

Кодзима бессильно повесил трубку.

Он почувствовал, как силы зла всё плотнее и плотнее сжимают вокруг него кольцо.

Бешеная ярость поднялась в груди, но умом он сознавал простую истину: надо сохранять спокойствие.

Оказавшись в окружении враждебных сил, потерять хладнокровие — значит ещё ухудшить своё положение.

— Понимаешь ли, как это ни странно, почти все коробки, что вчера здесь стояли, бесследно исчезли, — обратился он к Исикари.

— Что за чушь?! Как такое может случиться? Здесь какая-то ошибка.

— Никакой ошибки нет. Я их видел собственными глазами.

— Но посуди сам, Кодзима, как может такое количество коробок испариться за одну ночь?

— То-то и оно… Странные дела!

— Ха-ха-ха, — расхохотался Исикари с таким видом, будто разгадал загадку. — Да брось ты, ошибка это! Со мной тоже однажды такая история случилась. — Исикари посмотрел на Сугаи. — А ты что скажешь? Здесь всё так же, как было вчера?

— Не совсем, — подпустив в свой тон язвинки, отвечал Сугаи. — Мне сегодня утром сказали, что вчера вечером приезжали с базы женского платья «Араи» и забрали некоторое количество остатков — в возврат, как мы и договаривались.

— И какое же это количество? — поинтересовался Кодзима.

— Да, наверное, коробок десять будет.

— Недостающих коробок было намного больше, — заметил Кодзима. Тут ему пришла в голову одна мысль, которую он и озвучил: — А где квитанция от этого возврата?

— Да здесь, где же ей быть? — сказал Сугаи и пошёл к рабочему столу за квитанциями.

— Ну вот, Рёсукэ, всё и проясняется, — заметил Исикари с посветлевшим лицом. — Тут ведь, пока не привыкнешь к этой работе, всё время путаешься в количестве товаров на складе. Положим, их действительно много, а часто кажется, что просто выше крыши. Или наоборот — тоже бывает. Я сам поначалу, бывало, думаю: затоварился магазин, того и гляди обанкротится. Переживаю, волнуюсь… Сколько раз так было!

Кодзима молча просматривал квитанцию, которую принёс Сугаи. Его утверждение о том, что коробок вчера здесь стояло больше, подтвердить оказалось нечем. Вилами по воде писано… Квитанция была в порядке.

Вертя в руках квитанцию, он думал теперь о другом.

Что означает эта квитанция о возврате?

Вероятно, она получена специально, чтобы подтвердить версию о том, что вчера вечером действительно сдали возврат.

Однако для вывоза такого количества коробок со склада наверняка нужен был большой грузовик. И конечно, есть свидетели, которые этот грузовик видели. Работники с других этажей тоже не могли не заметить, как выносят большие коробки со склада одежды. Для того чтобы всё покрыть, и понадобилось оформить часть как «возврат». Вот зачем эта квитанция! Да, хитёр негодяй, изворотлив…

— Кстати, кто обычно проводит контрольную инспекцию одежды? — спросил Кодзима на всякий случай.

— Мы и проводим. Нелёгкая работёнка, уверяю вас, — ответил Сугаи.

Это означало, что как завоз товаров, так и их вывоз осуществляется исключительно по воле и по усмотрению самого Сугаи.

— Ну что, Рёсукэ, может, хватит? — заметил Исикари, которому явно не терпелось поскорее покинуть помещение склада.

У исполнительного директора вообще была такая привычка: будь то совещание, обход магазина или коммерческие переговоры, он всегда старался всё свернуть и закончить побыстрее. Что же касается разговоров, не имеющих отношения к работе, то тут у него было противоположное обыкновение.

— Хорошо, — покорно согласился Кодзима.

Про себя он продумывал версии «следствия». Кроме Камэямы, указавшего на неликвид, и его самого о проблеме с затоваренной одеждой знали ещё трое: Сэйдзиро Исикари, Асаяма и директор Центрального Манабэ. Один из них, вне всякого сомнения, передал содержание разговора на складе Сугаи.

Кодзима готов был учесть и возможность того, что кто-то из персонала в тот вечер всё подслушал, но, насколько он помнил, вокруг никого не было. Даже если бы кто-то и оказался неподалёку, Кодзима был уверен, что разговор вёлся достаточно тихо и никак не мог долететь до посторонних ушей.

Выходило, что слить информацию мог только один из троих.

Асаяма едва ли стал бы предпринимать какие-то действия, которые могут оказаться на руку «клике Итимуры». Правда, не стоило сбрасывать со счетов, что вчера он мог в ажиотаже всё рассказать кому-то из сотрудников, которых числил в союзниках, а тот взял да и передал Сугаи, но по времени такое было маловероятно.

Ну а что исполнительный директор компании? Судя по поведению Сэйдзиро во время их беседы у него в кабинете, он вполне мог после ухода Кодзимы связаться по телефону с уехавшим в командировку управляющим Итимурой.

Из своего опыта работы в банке Кодзима вынес убеждение, что секретная информация часто просачивается сверху. Начальника заставить хранить тайну труднее, чем подчинённых. К тому же у начальника шире кругозор, больше возможностей выбора, поэтому он часто действует сообразно со своей точкой зрения.

Возможно, Исикари в данном случае рассудил, что так будет лучше. Однако, даже если ему удалось оперативно разыскать находящегося в командировке Итимуру, всё равно для того, чтобы Итимура мог связаться с взявшим отгул Сугаи и срочно отправить того на подготовку и оформление всех необходимых операций, времени было маловато.

Наиболее вероятной казалась версия с Манабэ.

Манабэ присутствовал при разговоре с Камэямой, когда вскрылись факты затоваренной одежды. Дело было вскоре после обеденного перерыва.

«Надо срочно позвонить начальнику по этажу Сугаи и выяснить», — сказал тогда Манабэ, но Кодзима этого делать не разрешил и велел ему помалкивать.

Возможно, Манабэ, несмотря на строгое предупреждение, позже позвонил Сугаи, а тот связался с подрядчиком, договорился обо всём и попросил вечером прислать грузовик за товаром.

С другой стороны, если брать в расчёт личностные качества Манабэ, то трудно предположить, чтобы он заодно с Сугаи пытался замаскировать факт наличия неликвида на складе одежды. Насколько было известно Кодзиме, в руководстве компании Манабэ считался человеком порядочным и чрезвычайно щепетильным. К тому же со времени стажировки Кодзимы в Центральном они питали друг к другу симпатию.

Если даже информация и просочилась от Манабэ, едва ли он сознательно пошёл на сотрудничество с таким типом, как Сугаи. Наверное, он просто не осмыслил до конца брошенной Кодзимой реплики: «Я потом сам позвоню начальнику по этажу Сугаи и всё выясню». Чувствуя ответственность за происходящее, он, как директор магазина, позвонил домой Сугаи, чтобы получить объяснения.

Но в таком случае почему Манабэ вдруг взял отгул на два дня? Родственник заболел… Случайность ли это? Ну, через три дня, когда они с Манабэ встретятся, всё выяснится. Дальше остаётся только ещё раз пойти к Исикари и попытаться убедить его, взяв в свидетели Манабэ.

Тяжело было на душе у Кодзимы, пока он шёл от Центрального обратно в офис. Шагавший рядом Исикари, наоборот, был сама беспечность и пытался, как мог, разогнать хандру кузена Рёсукэ:

— Заморочки со всеми иногда случаются. Не принимай близко к сердцу!

«Ага», — сказал про себя Кодзима, заново выстраивая ситуацию и рассматривая её в новом свете.

Самое важное, что со всей очевидностью высветили события последних двух дней, — это то, что здесь не было никакой случайности или совпадения. Всё было срежиссировано по чьему-то злому умыслу. Понятно стало и то, что, как верно указал Камэяма, затоваренная одежда потеряла свою продажную стоимость, то есть превратилась в самый настоящий неликвид.

Совершенно очевидно: начальник по этажу Сугаи — одна из центральных фигур в этом деле. Впрочем, можно предположить, что его пособниками являются сотрудники фирмы «Араи», владеющей базой одежды, — без них невозможна была бы операция с вывозом товаров и выпиской квитанции о «возврате».

Доложив Исикари о затоваренной одежде, он, Кодзима, случайно потянул за ниточку, которая должна привести следствие к успеху. Правда, пока что изначальный план действий провалился, но зато удалось выйти на след невидимого противника.

Причастность управляющего Итимуры к махинациям пока остаётся недоказанной.

Кодзима чувствовал, что всё его тело покрылось неприятным липким потом, должно быть, не только оттого, что жгучее солнце растопило ещё остававшийся в крови алкоголь…