Суровая зима

XII

Бернар пришел к брату, когда все уже были в сборе. Первым, кого он узрел, был Адольф. «Тьфу ты!» — подумал Леамо. Затем — Лали, с мишурными побрякушками и могучим задом. Потом — Тереза со скрещенными ногами (фу-ты, ну-ты!) затянутыми в шнурованную кожу. Наконец — ликующего сенатора. И только напоследок — Шарля. Он всегда любил племянника и был рад его видеть.

Он потряс племянника за плечи, совершив же сей ритуал, уселся в кресло с рюмочкой и затих.

Он слышал, как швейцарский кузен пытается заставить Шарля похвастаться подвигами. Как сенатор того же требует. Но это бурчание вовсе не мешало его раздумьям. В центре его сознания сейчас располагалось ухо. Маленькое, нежное, юное ушко. Цветок благоухающей прозрачной плоти! Хелена!

Хелена. Хелена.

Хелена.

Они гуляют по горной вершине. Сегодня рождество. Хелена объявила себя агностичкой. Месса — это очень красиво и способствует национальному единению, но в существовании Христа Хелена сомневается. Ее отец — алкоголик, воинствующий атеист. Они целуются. Язык Хелены — словно теплая мясистая зверушка, да еще влажная, как только что из ванны.

Он говорит ей: «Я люблю вас. Давайте пойдем ко мне». Нет, она не хочет идти к нему, он поторопился. Теперь и она говорит: «Я люблю вас». Это прекрасно, но неужели он так с ней и не переспит. Он смотрит на Хелену — какая она красивая! — и тут обнаруживает, что у нее есть ухо. Маленькое и прозрачное.

Хелена.

Все встали, чтобы перейти из гостиной в столовую. Бернар удержал брата за рукав:

— Все-таки пригласил швейцарца?

Сенатор ответил извиняющимся тоном:

— Пришлось.

Все принялись лопать. Адольф несколько удивлялся недостатком у Шарля воинского энтузиазма.

— Они хорошие солдаты, — робко заметил Шарль.

— Трусы они, — провозгласил сенатор. — Ты считаешь, что люди, сжигающие соборы и отрубающие руки детям, могут быть не трусами?

— Но все-таки они хорошие солдаты. С военной точки зрения, — промямлил Шарль.

Бернара данная беседа начинала забавлять. Он вмешался:

— Если фрицы трусы, кто ж тогда французы, которые не могут их разбить?

Все знали, что Бернар любит рискованные, даже скандальные высказывания, но тут он превзошел себя. Лиловое негодование забилось в адольфовых венах.

— Дядя прав, — довольно уверенно произнес Шарль. Военная медаль давала ему право так говорить, но лица гостей расквасились от негодования.

— Вас можно извинить, — снисходительно заключил Бернар, — только воевавший способен уважать противника.

Развивать тему он не стал. Гости же наконец отвлеклись от войны и политики, к радости Шарля. А если ее отошлют в Англию? Тогда — конец. Две ракушки присосались к килю, стоит волне оторвать одну, та утонет.

Хрупкая раковина ее уха трепетала в глубине его памяти.

Хелена. Хелена.

Хелена. Он будет все равно ее любить. А может быть, разлюбит. Но их встреча в мирное время — абсурд. Он презрительно усмехнулся.

К Бернару подходит Тереза. Он вежливо встает, придвигает ей стул, предлагает сесть.

— Вы не забыли мой совет? — спросила Тереза.

— А вы его давали?

— Насчет тех детишек.

— Ах да, благодарю вас. Я подарил им чудесные игрушки.

— Вы знакомы с их родителями?

— Конечно.

Недавно он провел целый вечер в компании старшей сестры Мадлены. Пил бенедиктин вместе с английскими офицерами и ее подружками. Дети резвились на груде игрушек. Все было целомудренно.

— У них нет родителей, — сообщил Бернар.

— Тогда как же вы с ними знакомы?

— Ладно, забудем о родителях. У меня есть для вас новость. Вам первой рассказываю. Скоро моя нога заживет и, возможно, меня отправят на фронт.

— А вы и рады? — спросила Тереза.

— Разумеется.

— А как же девушка в форме?

Он уставился на ее ухо, на три четверти прикрытое волосами, так что торчал лишь тоненький розовый ободок мочки.

— Не смотрите на меня так.

— Извиняюсь.

— Она больше не хочет вас видеть?

— Видеть-то хочет, а вот спать не желает.

— О, Бернар! — воскликнула Тереза. — Как грубо!

— Я ее люблю, — шепнул он Терезе. — Но через месяц любовь умрет, сгорит дотла. Бушует пожар, все, что встречается на его пути, он сжигает дотла. И стоят огромные сожженные леса, куда уже больше не вернутся птицы.

Как это красиво и грустно. Тереза вздохнула. Она чувствовала, как по ее телу бегут волны по направлению от уха к матке. Мадам Дюпланше обрушилась на них, как огромная стрекоза. Бернар встал и вежливо предложил ей свой стул. Потом извинился. Затем откланялся.

Тут же еще кто-то откланялся. Наконец все разошлись. Спальня Леамо-старшего. Тереза читает в постели.

Сенатор переодевается ко сну.

— Разузнала, что за дети? — интересуется он.

— Нет. Но, видимо, дети его фронтового товарища. Того убили, а Бернар теперь вроде как их опекун. Он мне еще кое-что рассказал.

— Что же?

— Собирается на фронт.

Сенатор задумался.

— Ему это пойдет на пользу. Сегодня он был несносен.

Тереза снова уткнулась в книгу. Сенатор полез под одеяло. Пододвинулся к ней.

— Отстань, — сказала Тереза.