Сущность буддизма

БУДДИЗМ МАХАЯНЫ

Теперь обратимся к более позднему периоду развития буддизма, известному под названием махаяна. Ее традиция имеет два вида: махаяна сутрическая и махаяна тантрическая. Махаяну обычно различают от раннего буддизма, или хинаяны, что буквально означает «малая колесница». Махаяна же — «большая колесница». Самое существенное отличие состоит в том, что последователь хинаяны начинает свой путь, имея перед собой довольно узкую перспективу с весьма ограниченной целью: обрести просветление для себя самого или себя самой. О таком человеке нельзя сказать, что он достоин следовать по пути махаяны.

Рассматривая вопрос под таким углом, мы должны знать, что хинаяна не обязательно, как полагают некоторые, относится к буддизму тхеравады. После кончины Будды Учение разделилось на восемнадцать школ, среди которых был и буддизм тхеравады. Школа, с которой махаяна взаимодействовала наиболее близко, была известна как сарвастивада. Ее адепты верили в истинное существование как ментальных конструкций, так и материальных объектов. Великие учителя Нагарджуна и Чандракирти критиковали главным образом школу сарвастивадиков, а на тхеравадиков не нападали.

И когда современные махаяники критикуют некоторые догматы хинаяны, мы не должны думать, что они ополчаются на буддизм тхеравады, который нынче распространен в Шри-Ланке, Мьянме, Таиланде, Камбодже и Вьетнаме. Это непременно следует отметить, потому что тхеравада — единственная выжившая из восемнадцати школ, которые возникли вследствие кончины Будды.

Иногда как синоним хинаяны используется слово шравакаяна. Шравакаяна, или ньенте кьи тхекпа по-тибетски, которое буквально означает «колесница слушающих». Строго говоря, хинаяну нельзя рассматривать как отдельную практикующую школу. Ее адепты слушают поучения и усваивают их на интеллектуальном уровне, но не практикует его по-настоящему. «Ньен» по-тибетски означает «слушать», а «тё» — «усвоивший умом то, что услышал, но не применяющий это». Так что шравака — личность неглубокая, кто еще не усвоил надлежащим образом учение Будды.

Это объясняет, почему последователи махаяны говорят, что люди должны вдохновляться не перспективами хинаяны, но махаяной, которая известна еще и как бодхисаттваяна. Последователя махаяны тоже называют бодхисаттвой. Слово это определяет человека, который в отличие от последователя хинаяны толкует понятие духовного роста весьма широко. Бодхисаттвы не ограничиваются самоусовершенствованием; они понимают, что, лишь помогая другим, они и себе приносят подлинную пользу. Это и есть идеал бодхисаттваяны, или махаяны, что то же самое.

Теперь мы видим, что хинаяна и махаяна различаются не своими доктринами, школами или верованиями, а душевной ориентацией их последователей по отношению к духовным практикам. Махаяники ощущают свою цель не только в избавлении от страдания себя самих, но в гораздо большей степени — в освобождении от него других живых существ. Они трудятся ради чужой пользы, осознавая, что сделать нечто полезное для себя можно только одним способом — делая что-то для других.

Чтобы набросать общие контуры учения махаяны, придется сказать и о причине страданий, и о пути, то есть методе, который нам надо использовать, чтобы избыть эту причину, и о достижениях, к которым этот путь приведет. По своим целям буддизм махаяны совершенно не отличен от раннего буддизма. Все хотят достичь просветления. Различается, если можно так сказать, качество просветления, поскольку различны побуждения хинаяников и махаяников. Последователи хинаяны не всегда стремятся к полному просветлению, но чаще к архатству, состоянию, в котором человек свободен от эмоциональных конфликтов, вызванных гневом, завистью, неудовлетворенностью и так далее. При этом речь не идет ни о сострадания, ни об отзывчивости, ни о заботливом отношении к другим людям.

Если мы решились следовать по пути махаяны, нам надо развить в себе сострадание и потребность заботиться о других — ведь если мы не заботимся о других, то и наше собственное развитие останавливается. Вполне осознавая это, последователь махаяны пытается понять не только истинную причину страдания, но и то, как исправить положение дел. По вопросу о причине страдания хинаяники и махаяники не спорят. Причины страдания скрыты от нас двумя завесами — противоречивых чувств и путаницы на уровне понятий. Противоречивые чувства — это зависть, гнев, гордыня, незнание и чрезмерное желание. А путаница на уровне понятий обусловлена ошибочным представлением, будто ты сам обладаешь независимой сущностью. И хинаяники и махаяники сходятся в том, что человеческое страдание — следствие ненадлежащего понимания самих себя и своих чувств.

С точки зрения махаяны разница между нею и хинаяной состоит в духовных идеалах и способах их достижения. Как мы уже выяснили, хинаяники озабочены собственным благоденствием, хотят достичь просветления лишь ради себя самих и по этой причине не обладают возможностями, присущими махаяникам. Но это не значит, что последователь хинаяны вообще не думает о сострадании и любви. Они присутствуют в хинаяне, но далеко не в той мере, как в махаяне. В буддийской литературе подчеркивается, как важна реализация в себе указанной практики сострадания, а также говорится о практике четырех брахмавихар, или божественных обителей, каковыми являются любовь, сострадание, радость и невозмутимость.

Буддизм махаяны идет далее, говоря, что тому, кто хочет достичь просветления, надо следовать раздвоенным путем. Здесь имеются в виду сострадание и мудрость. Медитируя, можно развить в себе мудрость, но нельзя обрести сострадание, просто размышляя о нем, как это подразумевается практикой четырех брахмавитар. В махаяне мы встречаемся с практикой лоджонг, что буквально означает «умственная подготовка», но обычно толкуется как «даяние и приятие». Эта система умственных упражнений применяется с тем, чтобы постепенно одолеть наши застарелые, укоренившиеся эгоистические мысли, эмоции и восприятия. С помощью лоджонга мы пытаемся развить в себе сострадание, непосредственно обращаясь к человеку бедствующему и несчастному. Но махаяна учит, что мало просто быть сострадательными, доброжелательными, заботливыми и человеколюбивыми. Мы должны выйти с этим в мир. Медитация и другие действия духовного плана должны практиковаться в обыденной жизни, а не только в монастырях — ведь мы-то живем в миру. Эта позиция исходит из того, что махаяники считают самсару тождественной нирване. Что это значит? Это означает, что ради духовного развития нам не следует ни отрекаться от мира, ни уклоняться от каких бы то ни было общественных обязанностей. Тут важнее всего наша позиция. Вот потому и говорят, что самсара — это нирвана. Анаши заблуждения — то же, что и просветление, ибо мир, в котором мы живем, обусловлен нашим разумом.

Те, кто практикует махаяну, особенно подчеркивают значение разума и отношения к миру, к другим людям и к нам самим. Если отношение правильное, то, что бы мы ни делали, все окажется полезным. Вместо того чтобы думать, будто важнее всего — наши действия, и догматически судить, что такое хорошо и что такое плохо, мы должны обзавестись правильными взглядами, Тогда мы сможем взаимодействовать с миром должным образом. Это, так сказать, сострадательный аспект пути.

Мудрость, другой аспект пути, происходит из понимания, что и ты сам, и другие не обособленны, поскольку взаимосвязано все: разум, материя органическая и материя неорганическая. Все, что есть в мире, взаимосвязано, и именно поэтому ничто не имеет реального самостоятельного бытия. Это несколько выходит за пределы раннего буддийского учения. Ранние буддисты говорили, что все непостоянно, но не говорили, что ничто не самосущностно и что все взаимосвязано и взаимообусловлено.

Буддизм махаяны идет дальше, говоря, что все в мире взаимосвязано, ничто не существует само по себе, в автономном состоянии; но при этом собственной сущности не имеет и предполагается пустотой (шуньята). С пониманием этого приходит мудрость. Кто слишком привязан к идее собственной независимой сущности (свабхава) понятия сам, тот заключен в своем теле и отъединен от внешнего мира, причем без надежды освободиться. Буддизм махаяны учит, что такая позиция, если крепко на ней стоять, ведет к фактическому отказу от мира: в этом случае мы замкнуты на самих себя, обособлены, полностью отгорожены от всего остального. Мы воспринимаем внешний мир либо враждебным, либо предназначенным для нашей пользы и выгоды, отвечающим нашим желаниям и настроением.

Если нам хочется чувствовать себя свободными в этом мире, мы должны преодолеть в себе взгляды такого рода, и чем успешнее мы это делаем, тем ближе просветление. А чтобы делать это, мы должны выработать сострадание и мудрость. Мудрость же приходит, когда осознаешь, что и сам ты, и другие, о которых ты думаешь, будто они противостоят друг другу, на самом-то деле взаимосвязаны. Мир и человек, разум и материальный мир, субъект и объект — все взаимосвязано. Как только мы постигнем и прочувствуем это, нам станет проще выработать в себе сострадание.

Сострадание и мудрость идут рука об руку. Махаяна учит, что использовать их надо так, как птица пользуется своими двумя крыльями. Если у птицы только одно крыло, она не взлетит. Точно так же, если мы хотим воспарить в духовном смысле, нам не обойтись без мудрости и сострадания. (Позже мы рассмотрим, как можно развить оба эти качества.)

Буддизм махаяны учит, как жить в этом мире, не обольщаясь самообманом, не питая отвращения, не уклоняясь от обязанностей. Мужественно становясь лицом к лицу с реальностью и понимая, что, пестуя в себе мудрость и сострадание, мы сами развиваемся, мы не увидим здесь никакого противоречия. Не вызывает сомнений, что чем мы сострадательнее, тем лучше нам самим. Но при этом не следует быть ни бесхребетными, ни излишне скромными, ни становиться в позу благодетелей человечества. Если действовать искренне, с пониманием, которое обретается через медитацию и мудрость, наше сострадание к другим и действия, им порожденные, способны привести нас к цели.

Цель с точки зрения махаяны состоит как в том, чтобы, развивая в себе сострадательность, постичь материальный аспект состояния будды, так и в том, чтобы постичь его духовный аспект — уже на пути к мудрости. Я отмечаю это, потому что ранний буддизм ни о чем таком не упоминает. Махаяна говорит о трех аспектах состояния будды: их мы рассмотрим позднее. А пока я свожу их вместе только для того, чтобы обозначить конечную цель. Даже обретя материальный и духовный аспекты состояния будды, даже сделавшись просветленным, человек отнюдь не переходит ступает в некий духовный мир, отделенный от физической природы вещей. Вернее будет сказать, что, преобразуя наше физическое тело, мы в определенном смысле изменяемся и духовно. Для махаяников концепция духовного преобразование куда важнее идеи очищения разума. Мы стремимся не очистить разум, а преобразовать его, поскольку не считаем его независимой и неизменной сущностью.