ГЛАВА 4

Не совершила ли я непоправимую ошибку? Ощущение этого нарастало с каждым сделанным мной телефонным звонком.

— Просто откладываем! — настаивала я перед лицом повторяющихся соболезнований и сочувствий.

Если в итоге мы собирались пройти через это, то почему именно в выходные?

Если мы достигли точки понимания, что хотим посвятить себя друг другу, почему не сделали этого? Никто не хотел показаться невежливым и поэтому не спрашивали напрямую, но я начала задавать эти вопросы себе. Грэйс вернулась с пиццей и пивом. Мы немного поболтали за ужином. Будто незнакомки на первом свидании. А затем она опять ушла в свой кабинет. А у меня закончилось терпение и, отложив записную книжку, я взялась за проверку экзаменационных листов. В любом случае, я уже отменила церковь, торт, цветы, фотографа и поставщика еды. Это были самые крупные траты.

Теперь уже поздно что-либо менять. Но на душе легче не стало. Я чувствовала себя больной. У меня не было чувства, что я сделала нечто смелое. Нет. Было ощущение, что я поступила подло. Словно у меня сдали нервы. Струсила. Подвела Грэйс. И подвела себя. Но если меня одолевали сомнения, правильно ли было бы это делать? Разве я поступила неправильно? Или я перепутала предсвадебный мандраж с подлинными сомнениями? Я не знала. И если раньше я волновалась и боялась, то сейчас меня больше беспокоило и страшило время, когда придётся укладываться в кровать. В одиночестве. Грэйс ещё работала в кабинете, когда я улеглась в постель. И таращилась на звёзды через прозрачную крышу, минуты утекали, пока я прислушивалась к звукам из коридора. Я пролежала в кровати около двух часов, когда Грэйс открыла дверь кабинета и прошла по холлу, выключая светильники. Она прошлась по спальне, помылась в прилегающей ванной и наконец-то легла в постель. Я потянулась поцеловать её.

— Ты проснулась, — сказала она.

А что она думала? Что я буду мирно обниматься с подушкой после всего, что случилось сегодня вечером?

— Да, — сказала я.

Наши губы соприкоснулись, мятно-свежие и вежливые.

— Спокойной ночи, Ундина, — сказала Грэйс, падая на простыни.

Моё сердце упало вместе с ней.

— Спокойной ночи.

Мы лежали неподвижно и молча. Через прозрачный потолок я видела мерцающие вдалеке звёзды, вечные и равнодушные. Как нам выбраться? Я задумалась. Мы должны выбраться. Наверное, мне стоит сказать это вслух.

Что я и сделала:

— Что насчёт нашего медо… поездки?

Молчание.

— Может быть, нам надо поехать? Это лучше, чем билеты просто пропадут. Представим, что это отпуск?

— Может быть, — наконец отозвалась Грэйс. — Если ты этого хочешь, — и опять умолкла. А затем сказала: — Я не знаю.

У меня в животе словно поселился калейдоскоп из бабочек. И все они стали трепетать.

— Ладно. Если ты так считаешь…

— Не вижу, чему тут радоваться, — тихо сказала Грэйс.

Тревожное трепетание? Нет, это больше похоже на пчелиный рой.

— Не радоваться. Но может, если нам уехать вдвоём подальше, то всё наладится.

— Разве проблема в том, что тебе кажется, что мы мало времени проводим вместе?

— Нет.

— Нет, — согласилась она.

Я спросила твёрдо, как только могла:

— Ты хочешь всё отменить?

— Так вот о чём речь, да?

— Отсрочка. Вот и всё.

— Ты выбрала какую-то другую дату? — вежливо поинтересовалась Грэйс.

— Я…

Она не стала ждать окончания фразы, сказала тем самым ровным тоном, который становился очень знакомым:

— Я пытаюсь разобраться. Но не понимаю. Если ты не хотела свадьбы, то почему не сказала ещё несколько недель назад?

Потому что я хотела. Хотела любой ценой. Или думала, что хотела. Но последнее время, всё больше и больше меня тревожило, что произойдёт, если затея не сработает. Просто подумала, что не вынесу этого. И не хотела рисковать, пока точно не буду знать, что мы готовы.

— Я не виню тебя, за то, что ты злишься, — сказала я. — Я должна была рассказать немного раньше. Должна была…

— Даже не знаю, злюсь ли я. Не знаю, что чувствую, правда. Такого я не предвидела. Мы с Джессикой обычно говорили: “это всего лишь клочок бумаги”. Но это не просто клочок бумаги. Будь это клочком бумаги, то не стало бы проблемой — то, что я вновь возвращаюсь к тому, что ты предпочла не брать на себя обязательства. Это решение, принятое тобой осознанно.

Для Грэйс это была очень длинная речь, она заслуживала вдумчивого и искреннего ответа.

Ответа, что каминг-аут поспешен и сумбурен:

— Может быть, всё так и выглядит, но это вовсе не то, что я чувствую. Я люблю тебя и хочу быть с тобой всю оставшуюся жизнь. Я готова к “нам”.

— Но что? Тебе не нравятся свадьбы?

Не так уж и сильно, как она думала.

— Честно? Я почувствовала себя подавленной. Даже представить не могла, что могут быть такие сложности. Но настоящая проблема в том, что мне кажется, словно ты делаешь мне одолжение. Что мы затеяли всё лишь из-за твоей веры в то, что ты исполняешь моё желание. А не потому, что хочешь этого сама.

— Это одно и то же, — с ноткой раздражения сказала Грэйс.

— Нет, не то же.

— А даже если и нет, почему для тебя это так важно? Результат ведь тот же.

— В том-то и дело, что не тот же, и это играет большую роль, Грэйс.

Она села на кровати.

— Я не успеваю за ходом твоих мыслей, — сказала она. — Мне кажется, ты просто выдумываешь отговорки, чтобы не вступать в брак. Это не справедливо. Если ты не готова, нам не стоит жениться. Но это было бы, по крайней мере, честно.

Я тоже села.

— Я стараюсь быть откровенной.

— Я люблю тебя и готова начать новую жизнь вместе с тобой. И если ты хочешь сказать что-нибудь ещё, я не хочу знать что, — матрасные пружины скрипнули, когда Грэйс встала с кровати. — И у меня завтра очень трудный день. Я посплю в гостевой спальне.

— Грэйс! — возмутилась я. — Ты что, так просто возьмёшь и уйдёшь?

Её силуэт замер в проёме двери.

— Я люблю тебя. Я хочу стать твоей супругой. Я могу сказать что-то, чтобы ты передумала?

— Это не… Всё не так.

Она не повышала голос. Этого и не требовалось.

— А как, Ундина? Потому что я брожу в потёмках. Ты утверждаешь, что дорожишь нашими отношениями и в то же время говоришь, что не готова признать их официально. Мне трудно это понять. И трудно принять. Я не знаю, куда мы двигаемся. Всё, что мне известно — я устала и расстроена, и будет лучше, если мы не будем возвращаться к этой беседе, пока как следует не подумаем.

Моё сердце забилось так сильно, что я испугалась, не слышно ли его стук на другом конце спальни.

Как можно спокойнее я ответила:

— Ладно. Наверное, ты права.

Я услышала её вздох.

— Мы поговорим завтра. Обещаю. Я никуда не денусь. Ну, кроме гостевой спальни, — я слышала в её голосе желание облегчить ситуацию, и в ответ я лишь усмехнулась.

А когда смолк звук её шагов в холле, я почувствовала, что плачу. Что я натворила? И зачем я это сделала? Я упала назад на подушки и уставилась на звёзды. Это твоя вина, подумала я. Не знаю, кого обвиняла — Джесси или Господа. В любом случае, тут нет ничьей вины, кроме моей собственной. Я ужаснулась, что добилась именно того, чего всеми силами пыталась избежать. Отличный ход, Ундина. Я ударила кулачком подушку и задумалась.

Право вступать в брак должно подразумевать и право не вступать в брак.

Зачем люди женятся? В чём смысл? Для моих подруг-натуралок смысл, безусловно, в детях. Но в нашем случае это не проблема. Или всё же проблема? Мы с Грэйс никогда не говорили о детях, а может, следовало? И тот факт, что такой беседы между нами не состоялось, подтверждал мой аргумент, что мы слишком спешим с браком. Разве не так? Любовь. Секс.

Дружеские отношения. Взаимная поддержка. Не обязательно жениться, чтобы получить это. У нас с Грэйс и так всё есть. Мы были вместе разумом, телом и душой. С самого Рождества я чувствовала себя защищённой и счастливой. Я была уверена, что моя любовь к Грэйс взаимна. И я знала, что у неё нет сомнений в глубине моих чувств. До сегодняшнего дня. До вечера, когда я сбросила на неё эту бомбу. Я хочу связать нас, но не готова объявить о нас обществу. Что это вообще означает, блядь? Я говорю это и даже не понимаю смысла.

Загрузка...