Затушив окурок, Вадим потянулся за новой сигаретой.
Сегодня никак не удавалось закончить главу. За три часа, проведенные за столом, Вадим так ничего и не написал.
Чертыхнувшись, он встал из-за стола и стремительно вышел из кабинета.
В спальне было темно, сквозь занавески пробивался слабый лунный свет. Не успел Вадим подойти к кровати, как Кристя тихо спросила:
— Дорогой, на сегодня писать закончил?
— Да. Спи.
— Не хочется. — Женщина включила ночник. — И потом, о каком сне речь, если рядом такой красавчик.
Кристина встала с кровати и босиком приблизилась к Вадиму. Левую руку она положила ему на плечо, а правой начала расстегивать рубашку.
— Ты слишком напряжен.
Райский отстранился:
— Крис… не сегодня, я устал.
— Устал? От чего? От своей машинки… — Кристя осеклась. Поняв, что сказала не подумав, она быстро проговорила: — Прости, дорогой. Конечно же ты устал… Хочешь, я сниму напряжение?
Не проронив ни слова, Вадим отстранил ее руки и вышел из спальни.
Два десятилетия назад студент Вадим Райский был очарован красотой ослепительной блондинки с бездонными, слегка лукавыми зелеными очами. Тогда он жаждал навсегда связать судьбу с Кристиной.
В институте за Кристей прочно утвердилась репутация одной из самых красивых девушек на курсе, в кавалерах у нее недостатка не было. На фоне крепких, спортивных ребят щуплый Вадим выглядел неубедительно. Райский понимал: чтобы Кристя обратила на него внимание, он должен, скорее даже обязан стать достойным ее.
Вадим записался в спортивную секцию, начал регулярно посещать бассейн и тренажерный зал и спустя год из худого, вечно застенчивого парнишки превратился в статного красавца.
Цель была достигнута — Кристя стала его девушкой. Отношения развивались по банальной схеме: он любил, она позволяла себя любить, он говорил о возвышенных чувствах, она о материальных благах.
Уже по прошествии многих лет Райский не без налета печали констатировал, что, несмотря на значительную вереницу случайных связей, имевших место быть, после предательства «первой любви» он так и не встретил женщину, с которой бы хотелось не только удовлетворять сексуальные потребности, но и жить.
Кристина на эту роль, мягко говоря, не годилась.
Любовь к Кристине давно умерла, а от страсти осталась кучка пепла. Он жил с ней по инерции, по принципу: пусть будет синица, пока в поле зрения нет журавля…
Стрелки настенных часов приближались к половине первого. Ворочаясь с боку на бок, Алиса безуспешно пыталась уснуть. Промучившись битый час, она нехотя поднялась с кровати и спустилась на первый этаж. На цыпочках приблизилась к приоткрытой двери кабинета, прислушалась. Тишина. Полагая, что Вадим занят обдумыванием сюжета или, как принято у писателей, дожидается вдохновения, Алиса отправилась в кухню.
— Лиса вышла на ночную охоту?
Вскрикнув, Алиса метнулась к выключателю. Вспыхнул свет.
— Вадим! Как ты меня напугал.
— Тише, весь дом перебудишь.
— Что ты здесь делаешь?
— А ты?
— Пришла выпить сока.
— И я.
— А почему сидел в темноте?
— Но ведь ты тоже свет не включила.
— И давно ты в кухне?
— Минут пятнадцать.
— А я думала, ты за пишущей машинкой дожидаешься вдохновения.
Райский медленно кивнул:
— Попала в самую точку, я действительно жду вдохновения. Сегодня был тяжелый день, не мог расписаться, да и сейчас туго соображаю.
— Так не пиши, иди спать, завтра с новыми силами…
— К твоему сведению, если главу не закончу, не смогу уснуть. Тебе, Лиса, я смотрю, тоже не спится?
— Не спится. — Она выпила стакан апельсинового сока. Надо было уходить, но так не хотелось. Поколебавшись, она села за стол. — Мое присутствие тебя тяготит?
Вадим отвернулся к окну.
— Можешь остаться, — буркнул он внезапно осипшим голосом.
— Вадим, не сердись на меня за ту статью, я правда не виновата.
— Проехали, кто старое помянет, тому глаз вон.
Алиса невольно залюбовалась профилем писателя.
«Боже, какой же он красивый! Любаня права, Райский настоящий эталон мужской красоты. По-моему, таких мужчин называют мачо».
Некоторое время они сидели молча, Алиса была готова поклясться, что каждой клеточкой ощущала витающие вокруг флюиды. Как же ей хотелось, чтобы Вадим услышал немой крик ее сердца и послал ответный сигнал.
— Лиса, ты веришь в любовь?
— Д-да.
— И чем бы смогла пожертвовать ради нее?
— Всем! — выпалила Алиса, испугавшись собственного крика. — Всем, — повторила она шепотом, — если любовь настоящая, искренняя, ненадуманная, я готова пожертвовать жизнью.
— Тогда почему так легко рассталась с мужем, почему не стала бороться?
— Он меня предал, предал самое прекрасное в нашей жизни… в прошлой жизни, — повторила Алиса, сглотнув подступивший к горлу ком. — Вадим…
— Молчи, Лиса, молчи! — Райский вскочил со стула и стремительно вышел из кухни.
Жалея саму себя, Алиса медленно поднималась по лестнице, слушая нервный стук клавиатуры, доносившийся из кабинета.
Она уже засыпала, когда в дверь тихо постучали. С видом провинившегося школьника Вадим топтался на пороге:
— Разбудил?
— Похоже что да.
— Лиса, можешь оказать услугу?
— Какую?
— Спустись со мной в кабинет, посиди минут тридцать в кресле. Мне кровь из носу надо главу закончить, осталось две страницы допечатать.
— И?..
— Не могу.
— Вынуждена тебя огорчить, я тем более не смогу.
— Ты не поняла… когда в кухне мы сидели за столом, на меня внезапно напало вдохновение, мысли роились, словно пчелы в улье, а теперь снова пустота. Я подумал… может, ты моя муза и в твоем присутствии удастся наконец закончить главу?
Алиса моргала, пытаясь сообразить, не шутит ли он. Но, внимательно посмотрев на Райского, поняла, что он абсолютно серьезен.
— Иди, спущусь через пару минут.
— Жду. Лиса, не подведи.
Подбежав к зеркалу, Алиса принялась расчесывать рыжие локоны. Затем, полагаясь на богатырский сон Кристи, осторожно спустилась в кабинет. Отвесив поклон, Вадим кивнул на кресло:
— Сиди тихо, не вздумай разговаривать.
— А что, вдохновение находит, как только я появляюсь?
— Не язви. — Он принялся за работу.
Алиса наблюдала, как мужчина ее мечты терзал машинку, а внутренний голос тем временем подал признаки жизни: «Какой мужчина мечты? Одумайся! У Вадима есть Кристина, вспомни измену Павла и каково тебе было. На чужом несчастье счастья не построить».
Как же тяжело на сердце, что ей теперь делать? Каждый день она видит Райского здесь, в доме, и каждую ночь во сне. Например, вчера они гуляли в парке, он нежно гладил ее волосы, а она, смеясь, целовала кавалера в мочку уха. Какой прекрасный сон и как грустно было пробуждение! Противный будильник затрезвонил в самое неподходящее время — встав на правое колено, Вадим собирался сделать ей предложение.
— Есть! — воскликнул Райский. — Лиса, наше совместное мероприятие прошло успешно. В качестве музы ты неотразима! Я написал вдвое больше, чем планировал. Может, в честь столь знаменательного события выпьем по бокальчику вина?
— Вадим, четыре утра, какое вино?
— Хочешь спать?
— Нет.
— Тогда… — Он осекся, и кабинет снова наполнился флюидами. — Алис, спасибо тебе.
— Ух ты, я поражена!
— Чем?
— Впервые ты назвал меня моим настоящим именем.
— Неправда, я и раньше называл тебя лиса Алиса.
— Да, но сейчас просто Алиса.
Вадим приблизился на опасно короткое расстояние. Оживающий в самые неподходящие моменты голос дрожащей «музы» призывал вспомнить Кристину.
— Я, пожалуй, пойду.
— Погоди… — Райский всматривался в Алисины глаза, словно художник, изучающий свою модель.
На улице завыла собака. Склонив голову набок, Вадим с расстановкой произнес:
— Податливые бледно-розовые губы, напоминающие лепестки роз, ждали поцелуя. В предвкушении долгожданных объятий ее томящееся любовью тело начала сотрясать приятная дрожь.
Алиса побледнела:
— Вадим… ты… как…
— Процитировал фразу из своей книги. Как считаешь, не слишком банально?
— Спокойной ночи. — Алиса подбежала к двери.
Райский насупился:
— Приятных снов, Лиса. Надеюсь, тебе приснится большой кусок сыра.
— Утром сообщу его вес.
Мобильный телефон раскалился от требовательных звонков. Алиса протянула руку к серебристой «мотороле».
— Слушаю.
— Приветик, подруга.
— Любань, который час?
— Восемь.
— Кошмар! Я заснула под самое утро. — Алиса отчаянно боролась с напавшей зевотой.
— Советую проснуться, у меня сногсшибательные новости, подружка. Начинаю по порядку, позавчера к нам приезжал Пашка.
— Зачем?
— Хотел узнать, где ты обитаешь. Я, естественно, и словом не обмолвилась. Они с Серегой удалились в комнату и целый час беседовали. Мой пока молчит, как партизан, но через денек я вытащу из него нужную информацию. Идем дальше, вчера вечером звонила твоя свекрища.
— Да ты что?
— Сама в шоке. Старуха чуть не плакала в трубку, пытаясь меня разжалобить, в надежде раздобыть твой адресок.
— Ничего не понимаю, мне никто не звонил. Если я им так понадобилась, могли бы номер сотового набрать.
— Хрен знает, какая муха их укусила. У тебя-то что нового в сказочном замке?
Алиса рассказала о ночном выходе за соком.
— Я сейчас упаду! Ты дура! С какого перепугу вздумала слушать внутренний голос, когда Вадим находился в метре от тебя?
— Ближе, сантиметрах в пятидесяти.
— Ну ты даешь, окажись я на твоем месте…
— Любка, осторожней на поворотах, спасибо, что позвонила. Я отсоединяюсь. Пока.
Приняв душ, Алиса спустилась в столовую.
— Где ты была ночью, дорогая? — как бы между прочим поинтересовалась Райская.
— Спала.
— Под кроватью?
— Почему под?
— Мне никак не удавалось заснуть, я решила спуститься в библиотеку, а проходя мимо твоей спальни, увидела, что дверь приоткрыта. Тебя не было в комнате и в ванной тоже, я проверяла.
— Ну…
В столовую бодрой походкой вошел Вадим.
— Ты чего так рано встал, наверняка до утра в кабинете проторчал?
— В десять нужно быть в издательстве. А почему Лиса такая потерянная?
— Радмила Анатольевна интересуется, где я была ночью.
Ни один мускул не дрогнул на лице Райского. Сделав маленький глоток из чашки, он усмехнулся:
— И где, интересно, ты провела ночь?
Щеки запылали огнем. Бросив на Вадима испепеляющий взгляд, Алиса выбежала вон.
— Она сегодня не с той ноги встала? Эй, мать, не смотри на меня так.
— Дурак ты, Вадька! Самый настоящий!
В полдень позвонила свекровь. Услышав на том конце голос бывшей родственницы, Алиса напряглась.
— Детонька, нам необходимо поговорить.
— О чем?
— Ты можешь приехать?
— Нет, Вера Эдуардовна, в вашу квартиру я ни ногой.
— Не бойся, Вики нет, я одна. Прошу, приезжай.
— По телефону никак нельзя?
— Нет. — Свекровь отчаянно настаивала на немедленной встрече.
— Хорошо, через час подъеду.
— Спасибо, буду ждать.
На первом этаже Радмила читала журнал, не переставая дымить сигаретой.
— Радмила Анатольевна, вы сегодня куда-нибудь собираетесь?
— Нет, а почему ты спрашиваешь?
— Мне нужна машина, можно?
— Конечно, дорогая, а куда едешь, если не секрет?
— Объясню, когда вернусь.
В свой бывший подъезд она вошла со смешанным чувством тревоги и легкости. Вроде бы ничего не изменилось, те же унылые синие стены, исписанные подростками, раскуроченные почтовые ящики, многочисленные листовки-рекламы на полу и неизменный, невыветриваемый запах бродячих кошек. Как быстро Алиса привыкла к роскошному особняку Радмилы, и сейчас ей нестерпимо захотелось вернуться в машину и уехать отсюда побыстрей.
«А ведь совсем недавно этот подъезд казался мне милым, симпатичным и даже уютным», — подумала она.
Вера Эдуардовна расплылась в улыбке:
— Алиса, детка, а я все сомневалась, думала, не захочешь меня видеть.
— Признаться честно, подобного желания не возникало, но ваш встревоженный голос застал меня врасплох. Зачем я вам понадобилась?
— Ты не стой в прихожей-то, проходи в кухню, кофейку выпьем…
— Вера Эдуардовна, у меня мало времени, переходите ближе к сути.
Мать Павла наигранно всхлипнула:
— Какая ты красивая стала, не узнать, волосы, лицо, одежда.
— Раньше вы придерживались противоположного мнения.
— Эх, дочка, зачем вспоминать былое? Каждый из нас в прошлом наломал немало дров, теперь вот щепки собираю.
— Дочка? Я не ослышалась, вы назвали меня дочкой?
Свекровь промолчала. И чтобы заполнить образовавшуюся паузу, Алиса безразлично спросила:
— Как Павел?
Морщинистые щеки Веры Эдуардовны задрожали, она поднесла носовой платок к глазам.
— Плохо, Алисонька, плохо! Ты даже не представляешь, как он страдает, места себе не находит.
— А в чем дело?
— Его фря ушла.
— Какая фря и куда ушла?
— Виктория! Будь она неладна, змея подколодная! Шалава малолетняя!
— Они расстались? А ребенок?
— Ребенок, — горько усмехнулась свекровь. — Знала бы ты, Алиска, что за змею мы пригрели на груди. Настоящая мерзавка! По всем срокам родить должна была в конце сентября, а в начале месяца к нам парень заявился. Высокий, бритоголовый, широкомордый, короче, страшен, как смертный грех.
— К чему вы клоните?
— А к тому, любовник это ее бывший. От него змеюка ребятенка зачала, а на моего Павлика всех собак повесила. Он-то, чудак, поверил, сама знаешь, Паша добрейшей души человек. Скандал разразился — жуть! Вика вещички в сумку побросала и была такова. Пашка чуть дар речи не потерял, они ж в декабре расписываться собирались. Сын словно заколдованный ходит, кается, сердешный, прощения просит.
— У кого?
— У тебя! — выдала свекровь. — Фотку твою в кармане носит. С работы придет и давай со снимком разговаривать. Сил нет смотреть на его муки. Любит он тебя, мечтает вернуть, да боится, не простишь.
— И поэтому вы меня вызвали?
— Да, но Паша не в курсе, я сама! Алис, прости нас, возвращайся в семью.
— Вера Эдуардовна, о чем вы просите? Думаете, можно забыть ту боль, которую мне причинил ваш сын?
— Попытаться стоит.
— Ошибаетесь. Ничего не получится, разбитую чашку не склеишь, вернее, склеить можно, но трещина никуда не денется.
— Ты другая, раньше такой не была.
— Какой «такой»?
— Жесткой, холодной.
— Прояви я с самого начала жесткость, возможно, наша семейная жизнь с Павлом строилась бы по иному сценарию, где в роли режиссера выступала я, а не вы.
Вера Эдуардовна резко встала.
— Небось мужика богатого нашла? Вон в какой одежонке щеголяешь, быстро оклемалась.
— Моя личная жизнь никого не касается. Когда я покидала вашу квартиру, вы не интересовались, где я буду ночевать, что буду есть, на какие средства жить. Вам было наплевать, что я спала на вокзале…
— На вокзале?
— Именно! А теперь с видом безутешной матери просите, чтоб я вновь воспылала чувствами к человеку, воткнувшему мне нож в спину.
— Он страдает.
— Я тоже страдала! Страдания и невзгоды закаляют, благодаря им учишься жить по-новому. Я научилась, желаю того же Паше.
— Высоко взлетела, как бы не грохнулась о камни, — шипела Вера Эдуардовна.
Алисе вдруг стало жаль мать бывшего мужа, несчастная женщина, как умела, любила и защищала своего единственного сына.
— Не волнуйтесь за меня, Вера Эдуардовна, я не боюсь упасть. Не забывайте, у меня есть опыт.
В лифте Алису начал колотить нервный озноб.
Тряхнув головой, она вышла из подъезда, села в машину и в мыслях с облегчением простилась с домом, в котором пережила столько огорчений.