Сватовство по ошибке

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

– Я хочу сделать два объявления, – проговорила Мэдди четким громким голосом, хотя колени ее дрожали так сильно, что ей пришлось опереться руками о стол, чтобы не упасть.

Взгляды всех присутствующих обратились к ней, и вялая беседа, наконец, завязавшаяся за десертом, немедленно оборвалась. Удивленные лица гостей и хозяев дома напомнили Мэдди, что от благовоспитанной юной леди трудно было ожидать, подобных публичных высказываний. Но ею уже овладела упрямая решимость, и Мэдди приготовилась во что бы то ни стало довести дело до конца.

– Во-первых, я пришла к выводу, что принадлежу к породе тех самых “отвратительных синих чулок”, которую и граф, и леди Урсула считают совершенно неприемлемой, – продолжила она. – И в качестве такового “синего чулка” я категорически отказываюсь впредь появляться на всех этих скучных светских сборищах, исключая собрания дамского Клуба любителей чтения и Общества друзей британского музея.

Все сидящие за столом потрясение ахнули – кроме Кэрри и леди Сары, одобрительно улыбнувшихся в ответ, и Тристана, который вообще никак не прореагировал на это заявление. Мэдди, не обращая внимания ни на тех, ни на других, продолжала:

– Насколько я понимаю, такие мероприятия, как любительские музыкальные вечера, венецианские завтраки и в особенности эти ужасные танцевальные среды в клубе Олмака, всего лишь пустая трата времени для образованной женщины.

– Прекрати, Мэдди, – прорычал Харкур. – Не смей кощунствовать в присутствии стольких благородных, утонченных дам!

– Тише, дорогой мой. Я сама все улажу. – Леди Урсула положила свою миниатюрную белую ручку на огромную загорелую ручищу Калеба Харкура. – Я отлично понимаю ваши чувства, Мадлен. Разумеется, образ жизни британской аристократии предъявляет к светской леди гораздо более высокие требования, чем те, к которым вы привыкли, и, разумеется, вам придется приложить немало усилий, чтобы приспособиться к нему. Но прошу вас, посмотрите на вещи трезво. Вы не сможете поддерживать высокий титул графини Рэнда, не исполняя своих светских обязанностей!

– Именно к этому вопросу я только что собиралась перейти, миледи. Я изо всех сил старалась убедить вас и моего отца, что не гожусь на роль графини. Но вы даже не пожелали слушать меня.

– Из тебя получится отличная графиня – возразил Харкур. – Все, что для этого тебе нужно сделать, – прислушаться к советам леди Урсулы и… изменить отношение к жизни.

– Я не намерена менять отношение к жизни, папа, и я не могу вообразить себе ни одного занятия, подобающего приличной титулованной даме, которое представляло бы для меня хоть малейший интерес. Зачем мне учиться тому, чем мне не интересно заниматься?

– Но, Мадлен, дорогая, подумайте о Гарте! – воскликнула леди Урсула, готовая разрыдаться от ужаса. – Неужели вы хотите опозорить его?

– Разумеется, нет. Я питаю к графу большую симпатию, – заявила Мэдди, внутренне поздравив себя с тем, что вынудила графиню произнести именно те слова, которые ей нужно было услышать. – Именно поэтому я хочу сделать еще одно объявление. – Она повернулась к Гарту, еще более бледному и несчастному, чем обычно. – Я освобождаю вас от брачного предложения, к которому принудил вас мой отец, милорд.

Щеки графа залились краской смущения. Он открыл рот, но не смог произнести ни звука.

– Сядь, Мэдди, и веди себя прилично! – рявкнул Харкур громовым голосом, от которого в бытность его капитаном все матросы, должно быть, в ужасе разбегались кто куда. – Мы с тобой уже все обсудили. Я уже сообщил тебе о своих намерениях и не собираюсь их менять. Если этот брак не состоится, ничто не удержит меня от решимости предпринять определенные меры. – Бросив взгляд на Гарта, он пожал плечами. – Что касается графа, то ему просто придется набраться терпения и подождать, пока его мать не сделает из тебя приличную леди. В конце концов, он сделал выбор по собственной воле. Никто не принуждал его под дулом пистолета.

– По собственной воле?! – Наклонившись, Мэдди достала припрятанную пачку долговых расписок четвертого графа. – Тогда ответь мне, папа: что это за документы? Что это за любопытные бумажки, которые ты скупил у тех, кому они принадлежали изначально? Разве они не сыграли свою роль в этом “добровольном” решении?

Харкур изумленно вытаращил глаза. Граф и Тристан последовали его примеру.

– Черт бы тебя побрал, подлая маленькая дрянь! Где ты их взяла? – проревел Харкур.

– Она украла их из вашего письменного стола с моей помощью! – вмешалась Кэрри, тоже вскочив на ноги. – И как вы посмели назвать Мэдди подлой дрянью?! Вы… вы… грязный шантажист!

Мэдди увидела, как ужасно побагровело лицо Харкура, и затаила дыхание, испугавшись, что его сейчас хватит удар. Сколько бы хлопот ни доставил он ей своим дурацким планом, все же он был ее отцом. И все же Мэдди любила этого упрямого старого тирана.

– Калеб, дорогой, не надо так расстраиваться! – воскликнула леди Урсула. – Я уверена, что все это просто недоразумение, которое сейчас разъяснится. – Внезапно голое ее стал невероятно твердым и решительным, ничего подобного Мэдди от этой хрупкой леди не ожидала. – Сию же секунду сядь, Кэролайн! – велела она. – И вы тоже сядьте, Мадлен! Не знаю, что вы натворили, но, по-моему, все это просто ужасно, и вы должны извиниться перед нашим дорогим Калебом!

– Нет, миледи, я не сяду и извиняться не стану! – возразила Мэдди. – Это мой отец должен извиниться передо мной и перед графом за то, что пытался принудить нас к браку, который нам обоим отвратителен! Если бы он и вправду любил меня, он просто уничтожил бы долговые расписки покойного графа и позволил бы мне и милорду Гарту самим устраивать свое счастье!

Переведя дыхание, Мэдди украдкой бросила взгляд на Тристана, но мрачное выражение его лица ее не вдохновило.

– Я тоже не буду извиняться! – упрямо заявила Кэрри, несколько ободрив Мэдди своей поддержкой. – Я согласна с Мэдди. Мистеру Харкуру должно быть стыдно за то, что он возомнил себя Господом Богом, имеющим право распоряжаться судьбами других людей! – Скрестив руки на груди, Кэролайн дерзким взглядом обвела всех сидящих за столом.

– Боже! Боже мой! Какой ужас! – Леди Урсула закрыла лицо ладонями и разрыдалась.

– Я тоже согласна с Мэдди! – неожиданно поднялась из-за стола леди Сара. – И мистер Харкур не единственный человек за этим столом, которому должно быть стыдно!

– Сядь Сара! Сядь немедленно! – Виконт Тинсдэйл поднес к глазам лорнет и смерил дочь ледяным взглядом. – Как ты смеешь так нарушать приличия? Эта пошлая возня должна быть ниже твоего достоинства! И вообще, это не твое дело. И вообще, по-моему, нам давно пора покинуть это недостойное сборище!

Сара вызывающе тряхнула головой.

– Нет, папа, я не сяду, и мы никуда не уедем. Я всегда тебя слушалась прежде, но сейчас ты не прав. Все, что касается Гарта Рэмсдена, имеет ко мне прямое отношение. Мне двадцать четыре года, и я жду его с тех пор, как мы обменялись клятвами верности. Мне тогда было всего четырнадцать лет…

– Сара, дорогая, не надо! Замолчи! Я этого не вынесу! – вскричал Гарт, пряча лицо в ладонях.

Несколько секунд Сара глядела на поникшую голову Гарта, а затем снова обернулась к отцу:

– Ты знал, что я люблю Гарта. Но когда я умоляла тебя помочь ему, ты сказал, что не можешь швыряться деньгами, потому что уже заключил контракт на покупку нескольких дорогих полотен для твоей драгоценной коллекции! Что ж, папа, наслаждайся своими картинами, если сможешь! А я не выйду замуж ни за кого, кроме Гарта. Я умру старой девой, и у тебя никогда не будет внука. Некому будет скрасить твою унылую старость!

Виконт Тинсдэйл выронил монокль и разинул рот в изумлении. Он впился в свою обычно кроткую и покорную дочку таким потрясенным взглядом, словно у нее вдруг выросла вторая голова.

– Черт тебя побери, Харкур! Смотрите, что вы наделали! – пробормотал он, наконец, обращая полный презрения взгляд на купца.

– Он прав, Калеб. Действительно, вы во всем виноваты. – Леди Урсула промокнула влажные глаза платком. – Не понимаю, как я могла подпасть под ваше обаяние настолько, что почти влюбилась в человека, который шантажировал моего бедного сына?!

– Черт, побери, Урсула, мне никто не удосужился сообщить, что ваш граф просватан, – проворчал Харкур. – Я просто пытался найти самый легкий способ обеспечить свою дочь титулом.

– Вы готовы были идти по трупам, чтобы упрочить свое положение! – Виконт Тинсдэйл уставился на купца с таким видом, словно только что нечаянно вступил в лужу помоев. – Вот образцовый пример того, почему мы, старые аристократы, так старательно не допускаем в наши ряды амбициозных простолюдинов!

– Ах ты, чванливый индюк! – взорвался Харкур, поднимаясь со стула с явным намерением схватить обидчика за грудки.

Но в этот момент Тристан, прежде остававшийся в стороне от этой жаркой дискуссии, вышел из-за стола и, подойдя к разъяренному купцу, положил ему руку на плечо и шепнул несколько слов, от которых его боевой задор несколько угас.

– Элизабет! Сара! Мы уезжаем! – гордо объявил виконт, воспользовавшись паузой.

Леди Тинсдэйл отодвинула стул и поднялась. Глаза ее пылали гневом, а на бледных щеках горели яркие пятна румянца.

– Можешь уезжать, если хочешь, Горацио, но я останусь здесь с моей дочерью! Тридцать долгих лет я терпела твой эгоизм! С меня хватит! Харкур действует нечестными путями и неверно судит о людях, но он, по крайней мере, искренне желает своей дочери блага, а ты продал счастье своего единственного ребенка за несколько полотен Рембрандта и Ван Дейка! Этого я тебе никогда не прощу!

Глаза виконта Тинсдэйла выкатились из орбит.

– Элизабет! – ахнул он. – Неужели ты совсем потеряла чувство приличия? Как ты разговариваешь со своим мужем?!

– Мне нечего терять, Горацио, кроме уважения к тебе! – Губы леди Тинсдэйл заметно дрожали, но в глазах по-прежнему светился дерзкий вызов. – И теперь, вместо того чтобы тратить деньги на дорогие картины, тебе придется потратиться на содержание любовницы, поскольку я боюсь, что в обозримом будущем меня будут мучить нестерпимые головные боли, которые помешают тебе наслаждаться твоими супружескими привилегиями, когда тебе заблагорассудится!

Виконт Тинсдэйл прямо на глазах поник, как цветок, лишенный солнечного света и воды, и Мэдди вспомнила, что, по словам Кэрри, несмотря на весь свой эгоизм, этот человек горячо любил жену и дочь.

– Чего же ты хочешь от меня, Элизабет? – с неожиданной покорностью спросил он.

Выражение лица леди Тинсдэйл несколько смягчилось.

– Я хочу, чтобы ты помог графу решить финансовые проблемы, которые оставил ему в наследство его бесстыжий отец. Тогда он сможет жениться на Саре.

– Но как я могу это сделать, если все его расписки у Харкура?

Словно все это время она только и ждала этого вопроса, леди Урсула мгновенно перестала всхлипывать и тоже поднялась из-за стола.

– Я полагаю, мистер Харкур намерен уничтожить эти ужасные расписки, милорд, – проговорила она обманчиво спокойным тоном. – Ибо в противном случае он, к сожалению, тоже лишится неких привилегий, которыми с недавнего времени получил возможность наслаждаться. – Она устремила гневный взгляд на обладателя упомянутых привилегий.

– Что?! Мама, неужели ты хочешь сказать, что… – Кэролайн залилась краской смущения. – Я знала, что ты увлечена мистером Харкуром, но мне даже в голову не приходило, что вы… я хочу сказать, ты всегда была такой приличной и благопристойной, что…

– Не говори глупостей, Кэролайн. Я вовсе не так прилична и благопристойна. – Леди Урсула вновь устремила взгляд на сидящего рядом с ней Харкура. – Итак, Калеб, что ты собираешься сделать с этими расписками, которыми Мадлен уже полчаса размахивает у тебя перед носом?

– Это шантаж! – возмущенно заявил Харкур, но тут же пристыжено покраснел под укоризненным взглядом Мэдди.

– Можно сказать и так, – согласилась леди Урсула, – однако я предпочитаю называть подобную сделку “услуга за услугу”.

Харкур обвел собравшихся недоуменным взглядом и нахмурился:

– Черт побери, мадам! Вы с моей бессовестной дочкой просто загнали меня в угол!

Протянув руку, он выхватил из пальцев Мэдди документы, бросил их в серебряную пепельницу и поджег свечой из подсвечника.

– Вот, пожалуйста, – проворчал он, когда пламя в пепельнице весело разгорелось. – Я сделал для Рэндов более чем достаточно, если к стоимости этого костерка прибавить все те деньги, которые я вложил в ремонт этого городского дома и того мавзолея, который вы называете Уинтерхэвеном. А теперь поглядим, сможет ли раскошелиться этот скряга виконт.

– Полагаю, я смогу вложить достаточно средств в восстановление хозяйства графа Рэнда и поддерживать его до тех пор, пока поместья графа не станут приносить доход, – проворчал в ответ виконт.

И тут воцарилась полная неразбериха. Казалось, все присутствующие разом принялись смеяться, плакать и нести какую-то околесицу, а лакеи во главе с Фробишером лихорадочно пытались погасить “костерок” Харкура, грозивший перекинуться на скатерть.

Все бросились к Мэдди с объятиями и поцелуями. Сначала – леди Тинсдэйл, потом – леди Сара и граф (как только насмотрелись друг на друга). Правда, виконт Тинсдэйл не проявил такого радушия. Он лишь пробормотал нечто невнятное насчет того, как иностранное воспитание портит приличных английских девушек, и торопливо отбыл в компании жены, дочери и будущего зятя.

Мэдди улыбалась сквозь слезы, глядя им вслед. Граф и вправду был милейшим человеком и заслуживал такую верную и любящую жену, какой станет для него леди Сара.

– Ну вот, детка, ты своего добилась, – заявил Харкур, добродушно хлопнув Мэдди по плечу. – И хотя это дорого мне обошлось, я ни о чем не жалею. Если б я не заварил всю эту кашу, я не добился бы руки и сердца такой славной женщины, как леди Урсула.

Мэдди улыбнулась:

– Она действительно прелестна, и я от души желаю тебе счастья, папа!

– А я тебе, детка. Ты и вправду оказалась умной… пожалуй, даже чересчур. Как бы это тебе не повредило! Впрочем, надеюсь, этот твой везунчик-бастард не побоится взять себе в жены такую властную умницу. – Наклонившись, Харкур поцеловал дочь в щеку и прошептал ей на ухо: – Если, не приведи Господь, он заартачится, напомни ему о своем приданом.

И с этими словами, взяв за руки леди Урсулу и Кэрри, он удалился. Несколько минут спустя разошлись и слуги, унося с собой все еще дымящуюся скатерть.

Наступило мгновение, которого Мэдди дожидалась с таким нетерпением и страхом. Наконец-то она осталась наедине с Тристаном. И вся ее бравада внезапно рассеялась, как клуб дыма на ветру.

Тристан все это время воздерживался от участия в грандиозном спектакле, который она разыграла (если не считать того, что он вовремя удержал Харкура от драки с виконтом Тинсдэйлом). Со стороны можно было бы подумать, что все это просто его не касается. И даже когда все кончилось, и остальные трое мужчин заверили своих дам в своей вечной любви и преданности, Тристан ограничился тем, что молча отошел к окну.

Неужели отец прав? Неужели она отпугнула его своей властностью?

Словно желая подтвердить самые худшие ее подозрения, Тристан приложил правую руку к виску на манер военного салюта.

– Великолепно, мадам генерал! Сам Веллингтон не сумел бы построить столь великолепную стратегию! Однако, выиграв это сражение, вы тем самым, быть может, нанесли смертельный удар своему собственному счастью.

Мэдди напряглась, не совсем понимая, что он имеет в виду.

– Вообще-то в обычной жизни я совсем не такая властная, – попыталась оправдаться она, вглядываясь в его непроницаемое лицо. – Я просто сделала то, что должна была сделать. Иначе мой отец погубил бы счастье четырех человек!

– Из-за своей проклятой властности, – подхватил Тристан с глубоким вздохом. – У меня, не осталось сомнений в том, что это ваша семейная черта. А еще я теперь абсолютно уверен в том, что если бы ты взяла под командование французскую армию, то Бонапарт в, эту минуту уже сидел бы на троне Безумного Георга.

Мэдди охватила ярость. Как он смеет насмехаться над ней после всего, что ей пришлось ради него сделать?

– И, разумеется, ты хочешь сказать, что властная жена тебе не нужна.

– Ну, бывают судьбы и похуже… но придумать пример такой судьбы сразу будет сложновато, – не поведя бровью, заявил Тристан.

– Ну что ж, – пробормотала Мэдди, чувствуя на сердце тяжелый камень. – Полагаю, что если я и вправду решусь выйти за тебя замуж, то смогу дать слово, что лично с тобой никогда не попытаюсь держаться властно, – робко проговорила она.

– Почему бы тебе ни дать слово, что ты повернешь Темзу вспять? В это было бы проще поверить. – Тристан грустно покачал головой. – Я тебя хорошо знаю, Мэдди Харкур. Ты чудовищно умная и коварная женщина. Я содрогаюсь от ужаса, когда вспоминаю, сколько раз ты хитростью заставляла меня проделать то, чего я делать не желал… точь-в-точь, как сегодня поставила на колени своего отца и виконта Тинсдэйла. Всего-навсего несколькими хорошо подобранными словами.

– Но я действовала не в одиночку! – возмущенно заявила Мэдди. – Ты, наверное, забыл, что мне помогали еще четыре женщины!

– Ха! Ты думаешь, я поверю в то, что эти кроткие создания решились на это сами? Да они же были просто марионетками! Они просто плясали под твою дудку! Нет, дорогая моя, я отлично понимаю, кто дирижировал сегодняшним концертом!

Улыбка, с которой воззрился на нее Тристан, вывела Мэдди из себя. В этот момент ей отчаянно захотелось проучить этого наглеца тем же способом, каким она когда-то поставила на место молодого роялиста на мосту.

– Папа предупреждал меня, что ты заупрямишься! – с горечью воскликнула она. – Он сказал, что ты побоишься брать в жены властную женщину. А я ему не поверила. Не поверила, что ты можешь оказаться настолько труслив. Какая же я была дура!

– Твой отец, как всегда, ошибся. – В странных глазах Тристана мелькнуло необъяснимое веселье. – Властность меня не пугает, дорогая моя. Она меня не пугает, а просто повергает в ужас. Я еще никогда не встречал в своей жизни настолько решительной, настолько сильной женщины… настолько сильной, что ради своей цели она готова даже перерезать собственное горло!

Тристан подошел к столу, налил себе стакан вина из хрустального графина и принялся задумчиво разглядывать его сверкающее золотыми искрами содержимое в свете свечи.

– Простая истина, Мэдди, состоит в том, что ни один мужчина в здравом уме не женится на такой женщине, как ты.

Мэдди окончательно пала духом.

– Даже если этот мужчина любит меня?

– Ну, это совсем другое дело, не так ли? – Тристан отхлебнул вина, поставил стакан на стол и придвинулся к Мэдди. – Если этот мужчина имеет несчастье любить тебя, если его поразил столь страшный, неисцелимый недуг, то перед нами – готовый кандидат на койку в Бедламе. Поэтому едва ли можно рассчитывать на то, что такой мужчина будет руководствоваться в своих поступках здравым смыслом.

Тристан стоял теперь совсем близко. Так близко, что Мэдди ощущала тепло, исходящее от его сильного, мускулистого тела, и лимонный запах от надушенного галстука. В его дьявольских глазах снова сверкнули искры веселья… или это ей только почудилось? Черт побери, если все это время он всего лишь ее дразнил…

– Что ты хочешь этим сказать? – спросила Мэдди. Сердце ее стучало так громко, что она не сомневалась: Тристан это слышит.

– Я хочу сказать, что подозреваю тебя в приверженности к черной магии, Мэдди Харкур! Ибо я не сомневаюсь, что меня околдовали в ту лунную ночь, у мельницы. Иначе я просто ничем не могу объяснить себе тот факт, что всей душой хочу взять в жены костлявую девицу со змеиным языком… девицу, которая оказалась настолько глупа, что отказалась от возможности унаследовать огромное состояние только ради того, чтобы выйти замуж за безымянного бастарда.

У Мэдди гора свалилась с плеч,

– Ох, Тристан! – с восторгом проговорила она. – Это правда? Ты готов взять меня в жены даже без приданого?

Тристан привлек ее к себе и сжал в объятиях.

– Конечно, моя маленькая колдунья. Я хочу тебя, и только тебя. И больше ничего мне не надо. Я взял бы тебя в жены, даже не будь на тебе этого платья и туфелек. – Он ласково погладил ее по затылку. – Да, без платья было бы даже лучше.

Мэдди залилась краской смущения при мысли о неизведанных наслаждениях, которые сулили ей эти лукавые двусмысленные слова. Она прильнула к Тристану и обхватила руками его крепкую шею. Тристан нежно поцеловал ее в кончик носа, затем – в ямочку на щеке, затем дразняще коснулся языком нежной мочки уха… и, наконец, Мэдди, не вытерпев, подставила ему губы, безмолвно моля о настоящем упоительном поцелуе.

Но Тристан не хотел торопиться. Внезапно он поднял голову и встревожено заглянул ей в глаза.

– Только пойми меня правильно, Мэдди… Я смогу обеспечить тебя, но далеко не так роскошно, как твой отец. Полагаю, меня ждет хорошее будущее в английском дипломатическом корпусе, но поначалу мое жалованье атташе будет весьма скудным.

– Я все понимаю. Но мы отлично проживем на эти деньги. Я умею вести хозяйство и отлично готовлю, – успокоила его Мэдди, внезапно решив, что информацию о том, что отец намерен снабдить ее щедрым приданым, она сообщит ему позже. Гораздо позже. После того, как на ее пальце уже появится обручальное кольцо Тристана.

Дело было вовсе не в том, что она хотела обмануть его. Боже упаси! Просто Тристан был настолько доволен мыслью, что сам будет содержать семью! Мэдди не хотела его разочаровывать.

Она понимала, что для Тристана это вопрос чести. Ведь он так дорожил своей честью!

А еще она сильно подозревала, что возможность распоряжаться деньгами придаст ему чувство уверенности. Жизнь в обществе деда научила ее тому, что мужчины придают этому чувству огромное значение.

– Ну вот, любимый, мы все уладили. Может быть, теперь ты, наконец, поцелуешь меня? – спросила она с кроткой улыбкой. – Иначе, боюсь, мне придется потребовать от тебя последний из причитающихся мне поцелуев. – Она вздохнула с притворной грустью. – А поскольку на данный момент все мое состояние ограничивается одним этим поцелуем, мне не хотелось бы тратить его попусту.

Радостно рассмеявшись, Тристан наклонился и прильнул к ее губам с нежностью, но и не без требовательной страсти, напомнившей ей, что отныне она принадлежит этому человеку до конца своих дней. Точь-в-точь так, как и должно было случиться.

The End