Сверхновая американская фантастика, 1996 № 01-02

Говорят, что обещанного три года ждут. К счастью, мы уложились в более короткий срок, и вот они, долгожданное результаты нашего первого литературного конкурса — фэнтэзи на славянском материале.

Мы рады, что на наш призыв откликнулись авторы из разных концов России — из Владимирской и Мурманской областей, из Ростова и Екатеринбурга, Нижнего Новгорода и Йошкар-Олы, Новосибирска и Коломны. Значит, мы не ошиблись, когда предположили, что традиционная культура нашей Родины, ее славянские корни могут стать материалом и источником вдохновения для создания произведений фэнтэзи.

Всего мы получили двадцать девять рукописей. Среди них — переделки известных сказок — «Царевна-лягушка» Оксаны Батановой из Москвы и «Планета сказок» Владимира Марышева из Йошкар-Олы, «Богатыри и змей» Романа Игнатова из поселка Умба Мурманской области. Кстати, Роман — самый юный из участников нашего конкурса, однако его сказка отличается самостоятельным рисунком поведения героев, удачной местами стилизацией, явными следами работы с источниками славянского фольклора. Мы желаем Роману творческих успехов и отмечаем его вклад поощрительной премией — бесплатной подпиской на наш журнал на 1996 год.

Другая категория присланных произведений посвящена непростой русской истории, в существовании которой модно теперь стало сомневаться. Это «Лесной человек» Владимира Ней-вина из Екатеринбурга, посвященный попыткам хазар удержать Русь под своим игом, когда на помощь русичам приходят силы и духи самой русской земли, и «Четвертая мысль» Алексея Винникова из города Петушки, где делается попытка объяснить загадочную судьбу царевича Димитрия. И более близкие к нам беспокойные страницы продолжают будоражить совесть, вызывая переживания самого ужасного свойства, которые при перенесении на бумагу выходят за рамки «фэнтэзи». Такова «Дорога мертвых» Дмитрия Дубинина из Новосибирска, повествующая о зомби, населяющих заброшенный лагерь ГУЛАГовских времен в приполярной тундре. Примыкает к теме событий новейшей российской истории и рассказ Евгения Прошкина из Москвы «Маршрут» — своего рода предсмертная исповедь человека, вспоминающего «грехи свои тяжкие» и тех, кого он вольно или невольно толкнул на смерть. Последние два произведения, собственно говоря, не по теме нашего конкурса, но мы решили о них с благодарностью упомянуть, так как они написаны на весьма достойном уровне.

Есть произведения, где авторы пытаются свести воедино множество персонажей, чей след несет скорее язык, чем память людская, кто не всегда понятен сегодня без специальных пояснений фольклористов. Злыднем зовут зачастую просто зловредного человека, а прежде это была нечисть очень прилипчивая, воплощение и спутник Недоли. Алатырь-камень недосягаемым свойством своим возвращать молодость и решать все проблемы манил на остров Буян не одного героя, а разрыв-трава выручала узников и рушила всевозможные недобрые узы. Перечислять можно долго, и Татьяна Суворова из Екатеринбурга попыталась задействовать множество образов в полном крови и боли рассказе «Место килы», но как и герою рассказа Бажену, так и читателю остается только мучиться смутными догадками — отчего родную деревню нечистая сила просто ест поедом.

Лиризмом, особенной тихой радостью привлекает зарисовка Е. Гаркушева из города Гуково Ростовской области «Временое пристанище». А «Кооператив чудес «Иванушка» Сергея Криворотова из Астрахани, наоборот, достаточно точно отражает дух скептицизма, свойственный многим в нашей «коммерческой» российской современности.

И, как водится, три победителя, кого мы поздравляем и чьи произведения предлагаем вашему вниманию.

Дмитрий Камышев — молодой московский журналист, активный читатель и любитель фантастики. Повесть «Там чудеса…» — его первая художественная публикация. Герой повести — тоже современный журналист, ни в Бога, ни в черта толком не верящий, но вовсе не циник, человек открытый как доброй памяти людской, так и голосу природы. Может, это и имел в виду леший из повести, измерявший его «добросилу» — способность одолеть мертвящее Кощеево зло в финальном поединке? Повесть Камышева особенно привлекла искренностью тона и сугубо личным, но глубоким восприятием тех категорий, что нашли свое отражение в славянском фольклоре.

Наталья Резанова — тоже молодой, но уже профессиональный литератор, сотрудник известной нижегородской книгоиздательской фирмы «Флокс», автор и переводчик многих публиковавшихся фантастических произведений. В двух ее диалогических новеллах на темы русской истории — о варяжских набегах и восстании Степана Разина — воплощен дух той русской женщины, что «коня на скаку остановит, в горящую избу войдет». И хоть избы-то все горят и горят, она хочет и дом для своих детей заново отстроить, и с Богом поговорить на равных.

Краевед Валерий Ярхо из Коломны не мудрствуя лукаво записал и обработал местное предание из времен татаро-монгольского нашествия, когда подобно Китеж-граду храм деревни Олений Вражек (теперь это имя носит улица в современной Коломне) ушел в землю вместе с жителями, но звон колокола остановил врага и по сю пору, как Божий знак, оберегает эти места от опасности.

Иллюстрации к новеллам Резановой и рассказу Ярхо выполнил московский художник Ильяс Айдаров.

Еще раз благодарим участников нашего первого конкурса и желаем всем творческих успехов!

Дмитрий Камышев
«ТАМ ЧУДЕСА…»

Шкатулка была самой обыкновенной — из прочного, потемневшего от времени дерева, с едва заметным резным рисунком на поверхности, — если бы не одна существенная странность: она не открывалась. Более того, у нее не было ни выступа, на который можно было бы нажать, чтобы эта вещица открылась, ни даже прорези, свидетельствующей о наличии крышки. Можно было подумать, что шкатулка вырезана из цельного куска дерева, но внутри что-то явственно гремело, а ведь если это «что-то» туда положили, то это, черт возьми, значит, что его можно и вынуть обратно!..

Игорь бесцельно разглядывал свой трофей и все больше злился на себя за то, что вообще поддался на уговоры матери и пошел к тетке Прасковье поговорить насчет ее пропавшего мужа. Ну и что из того, что Игорь работает в московской газете и занимается расследованием политических скандалов? Ведь герои его статей, как правило, — очень заметные личности, которые всегда на виду, а здесь — обычный сельский пенсионер, к тому же нелюдимый и чудаковатый. Да и вообще: поиски пропавших людей — дело не журналистов, а милиции, тем более что дядя Коля исчез больше месяца назад…

Но Игорь все-таки сходил к соседке и взял у нее эту проклятую шкатулку: сходил, потому что об этом его попросила мать, а взял — потому что увидел, как тетка Прасковья тихо плачет над выцветшей фотографией мужа. И хотя, идя к ней, он уже готовился сказать, что ничем не сможет ей помочь, что она должна ждать и надеяться на лучшее и что, в конце концов, он всего лишь простой журналист, приехавший провести отпуск у своей матери в деревне под умиротворяющим названием Барсуки, — увидев ее беззвучные слезы, он забыл все эти безжалостные слова. Игорь осмотрел опустевшую комнату дяди Коли, порылся в его бумагах, даже попытался прочесть некоторые записи, но ничего в них не понял: какая-то полунаучная ерунда, не то астрология, не то алхимия… А потом тетка Прасковья принесла эту шкатулку, сказав, что часто видела ее у мужа на столе, а в ту ночь, когда он пропал, нашла ее у крыльца, и что в тот момент шкатулка как бы светилась изнутри едва заметным зеленоватым светом и была теплой на ощупь. Она протягивала эту коробочку с такой мольбой в глазах, что Игорь понял: если он сейчас не возьмет эту штуку с собой, то отнимет у женщины последнюю надежду.

…Игорь в последний раз повертел шкатулку в руках, окончательно решив бросить это бессмысленное занятие и идти спать, когда его палец вдруг нащупал небольшое круглое углубление на боковой стенке. Без особого энтузиазма он попытался засунуть в отверстие указательный палец, но дырочка была слишком узкой. Тогда он вставил мизинец и надавил.

Ничего не произошло. Шкатулка так и осталась неприступной, а палец, извлеченный из отверстия, оказался испачкан чем-то вроде сажи темно-бурого цвета. Игорь потер мизинец о ладонь, затем поскреб ногтем, но «сажа» не оттиралась. И в этот момент за его спиной раздался голос:

— Брось, милай, зря стараешься. Фирма-ыть веников не вяжет…

Голос был скрипучим и слегка дребезжащим. Игорю почему-то сразу вспомнились сказочные персонажи из старых кукольных мультфильмов — всевозможные старички-лесовички и лешие, говорившие именно таким голосом. Нежданный гость, должно быть, тоже похож на такого персонажа, подумал Игорь и обернулся. Комната была пуста. Непроизвольно он взглянул на печку и даже на люстру, но и там никого не было.

— Да чего ж ты по верхам-то глазеешь? — обиделся голос. — Я, чай, здесь стою, под самым твоим носом! Вот-ыть пальцем в дырку лезть у него соображения хватает, а углядеть, понимаешь, человека — ни в какую!..

Игорь посмотрел под ноги и увидел маленького человечка с густой русой шевелюрой, голова которого едва доставала Игорю до колен. Пока он силился выговорить хоть слово, незваный гость с неожиданным проворством вскарабкался на стол и деловито осмотрел шкатулку. При свете настольной лампы Игорь разглядел, что на человечке были потертые джинсы, майка с эмблемой чемпионата мира по футболу и белые кроссовки.

— Ну, чё уставился? — добродушно поинтересовался человечек. — Чай, я не девица. Берись-ка лучше за ларец, замерим твою добросилу да и разойдемся с миром. У меня-ыть и других дел по горло.

— А вы… — смог наконец выдавить из себя Игорь. — Вы кто?..

— Ну, здрасьте! — снова обиделся человечек. — Али сам не видишь? Домовой, кто ж еще? Дедом Василием кличут. Да ты на одежку-то мою не смотри, — добавил он, перехватив удивленный взгляд Игоря. — Это я у Бабы Яги прибарахлился. А что, в тулупе, что ль, ходить? — Домовой любовно смахнул с колена пылинку. — Ну ты берись за ларец-то, хватит столбом стоять.

И он подвинул шкатулку к краю стола.

— З-зачем? — от удивления Игорь даже начал заикаться.

— Ну ты оре-ол, — разочарованно протянул домовой. — Я, что ли, притащил сюда эту штуковину? Я-ьггь за тобой от самой Прасковьи топал, а ты мне тут комедию ломаешь. Если хотел добросилу замерить, так меряй, не тяни…

Слушая старичка, Игорь судорожно соображал, спит он или просто сошел с ума. Для проверки первого предположения он даже ущипнул себя за руку. Щипок оказался очень чувствительным, и Игорь негромко ойкнул. Однако о том, как проверить, в своем ли он уме, Игорь не знал.

— Да ты чего щиплешься-то? — удивился дед Василий, заметив движение Игоря. — Неужто и впрямь ничего не понимаешь?

— Если ч-честно, то нет, — промямлил Игорь.

— И как с ларцом обращаться, не ведаешь?

Не в силах ответить, Игорь лишь мотнул головой.

— А откуда же у тебя добротворный стих, что Федотыч у меня выпросил? — домовой указал на торчащий из кармана куртки Игоря тетрадный листок.

Игорь развернул бумагу. Это был листок из школьной тетрадки в клеточку, который он нашел на письменном столе дяди Коли. На нем были записаны какие-то стихи, но разобрать можно было лишь последние две строчки:

Найдя листок в доме дяди Коли, Игорь автоматически сунул его в карман и сразу же о нем забыл.

— Д-да я… я н-не думал… — начал было Игорь.

— Да ладно, — махнул рукой старичок. — Я-ыть и сам вижу, что ты не в курсе. Вот только что ж нам теперь делать-то?..

Он почесал в затылке и снова посмотрел на шкатулку.

— Ну, ты вот что, — сказал наконец домовой. — Коли уж ты меня вызвал, добросилу замерить придется. Если ты как все, то на этом и разойдемся, а если нет…

— Да я вроде никого не вызывал… — робко предположил Игорь.

— Ну да! — возразил дед Василий. — Палец-ыть в дырку засунул? Значит, вызвал.

— Но я же не знал…

— Да ты не бойсь, — успокоил домовой. — Это не больно. Просто возьми ларец вот так, двумя руками. — Он приложил к стенкам шкатулки растопыренные ладони. — А остальное он сам за тебя сообразит.

На споры у Игоря уже не было сил. Втайне он даже надеялся, что если сделает все так, как говорит этот странный гость, то наваждение наконец развеется. Он взял в руки шкатулку и вопросительно посмотрел на деда Василия.

— Ты покрепче, покрепче сожми, — объяснил домовой. — Как будто сок из нее выжимаешь.

Игорь сжал шкатулку посильнее и почувствовал, что она нагревается. Через несколько секунд жжение стало нестерпимым, и Игорь хотел поставить шкатулку на стол, но ладони словно приросли к деревянным стенкам ларца. В следующее мгновение крышка шкатулки открылась, и из нее брызнул яркий голубой свет. Игорь зажмурился.

Когда он открыл глаза, вокруг стояла кромешная тьма. Только где-то далеко впереди было заметно тусклое красноватое мерцание. Оно становилось все ярче, и наконец кровавые отблески озарили всю комнату. Только теперь это был не деревенский дом, а какое-то мрачное помещение без окон и дверей. В углу мерно капала вода, а прямо перед собой Игорь увидел человека, прикованного к каменной стене. Человек поднял голову, и Игорь узнал дядю Колю. Николай Федотыч, видимо, тоже узнал Игоря и открыл рот, пытаясь что-то сказать. Но с его губ слетел лишь протяжный стон…

Яркая голубая вспышка заставила, Игоря очнуться. Он по-прежнему стоял перед письменным столом, держа в руках шкатулку. Крышка была открыта, и на ее внутренней поверхности ясно проступали кроваво-красные слова: «Путь приведет к страждущим». Внутри ларца лежали какие-то старинные вещицы: гребень, нож, большая игла, полотняный мешочек…

— Да-а, — протянул домовой, с уважением глядя на Игоря. — Выходит, не ошибся Федотыч, что тебя на Путь позвал. Силен ты, паря.

— Что это было? — Игорь ошарашенно взглянул сначала на старичка, а затем на шкатулку.

— И откуда только в вас, городских, это берется?.. — домовой озадаченно почесал в затылке.

— Что… берется? — спросил Игорь, все еще с трудом соображая, где он находится и что вообще происходит.

— Ну ясно, что — добросила… — дед Василий на секунду задумался. — А давай-ка мы глянем, откуда ты такой взялся.

Не успел Игорь возразить, как домовой спрыгнул на стул и положил свои ладошки поверх его пальцев, все еще сжимавших чуть теплую шкатулку. Ларец снова засветился — на этот раз едва заметным зеленоватым светом, — и Игорь вдруг увидел себя в редакции, за своим рабочим столом. За соседним компьютером сидел Эдик Поляков и, как обычно, умудрялся сочетать написание своего очередного отчета о работе парламента с оживленной беседой на отвлеченные темы чуть ли не со всеми сотрудниками отдела.

— …И представляешь, — теперь Эдик обращался уже к Игорю, не переставая при этом стучать по клавиатуре, — встаю сегодня утром — и все как рукой сняло! И голова, и горло — как новенькие. А про насморк я вообще забыл! — Он на мгновение перестал печатать и с интересом посмотрел на Игоря: — Слушай, Игорек, а, может, ты все-таки экстрасенс? Бросай эту журналистику к чертовой матери и подавайся в целители. Знаешь, сколько они зашибают?

— Да ладно, Поляков, кончай, — поморщился Игорь. — Ты бы лучше на монитор глядел, а то опять напишешь чего-нибудь не то, и у тебя аккредитацию отберут.

— Бог с ней, аккредитацией, — махнул рукой Эдик. — У тебя ж талант пропадает! Послушай умного человека: бросай свои писульки и иди в экстрасенсы. Ты ведь уже, наверное, полредакции перелечил.

— Да какое там перелечил! Подумаешь, у кого-то головная боль прошла — еще неизвестно, из-за меня это или из-за таблеток. Ты ведь тоже вчера таблеток наглотался?

— Ну причем тут таблетки! — не согласился Эдик. — Я их каждый день килограммами лопаю, и никакого эффекта. А ты руками поводил — и готово! И еще отпирается…

— Где Столяров?.. — прогремел на противоположной стороне корреспондентского зала раскатистый бас главного редактора.

— Во, и Егоров, видать, полечиться захотел, — хихикнул Эдик.

Мощная фигура редактора в традиционных джинсах и рубашке с коротким рукавом возникла у входа в отдел политики. Правда, судя по выражению его лица, хвалить Игоря он, в отличие от Полякова, не собирался.

— Слушай, Столяров, — не здороваясь, загрохотал он. — Ты что, совсем уже сбрендил на почве политических скандалов?..

— А… что случилось, Владимир Яковлевич? — пробормотал Игорь, не ожидавший такого напора.

— И он еще спрашивает! — Главный ткнул пальцем в монитор. — Ты чего там понаписал?

— Да ведь вы сами тему одобрили…

— Причем тут тема! — рявкнул редактор. — Может скажешь, я и отставку Скворцова одобрил?

— Ах, вот вы о чем… — понял наконец Игорь. — Видите ли…

— Не вижу! — отрубил Егоров. — Ты что, хочешь, чтобы над нами каждая собака в Москве смеялась? Кто ты такой, президент что ли, чтобы министров обороны снимать?

— Понимаете, Владимир Яковлевич, — Игорь старался говорить без пауз, чтобы успеть высказаться до следующего взрыва редакторского гнева. — У меня такое ощущение, что завтра Скворцов уже не будет министром обороны.

— Ах, ощуще-ение… — протянул главный и прищурился. — А у тебя нет ощущения, что завтра ты уже не будешь работать в нашей газете?

— Дело, конечно, ваше, — Игорь опустил глаза. — Только ведь тогда, с вице-мэром, я, кажется, не ошибся?

— Не ошибся, — согласился Егоров. — Но ведь то вице-мэр, а то — министр обороны. Чуешь разницу?

— Чую, — кивнул Игорь. — Но Скворцова все же снимут, вот увидите…

— Ну, Столяров… — покачал головой редактор и, снова прищурившись, посмотрел на Игоря. — В общем, так: в таком виде твой материал я, конечно, не пропущу. Поправь там, смягчи как-нибудь, что-то вроде «по мнению наблюдателей»…

— Но ведь мы можем быть первыми, кто сообщит об отставке, — попытался было надавить на патриотические чувства главного Игорь.

— Я сказал «нет», значит «нет», — отрезал Егоров и, помолчав секунду, добавил: — Но если завтра его вдруг каким-то чудом все-таки снимут, я тебе обещаю — в порядке компенсации за моральный ущерб — внеплановый отпуск и двойной оклад до конца года. Согласен?..

…Падающий с потолка свет померк, усмехающееся лицо редактора исчезло в сгустившемся полумраке, и Игорь вновь очутился в деревенской избе.

— Вот-ыть оно как… — многозначительно проговорил дед Василий. — Ну и что, сняли министра-то?

— Что? — от столь быстрой смены впечатлений Игорь совершенно потерял ориентацию.

— Я говорю, сняли этого твоего Скворцова, али нет?

— A-а, Скворцова… Сняли. Вечером того же дня.

— А двойной оклад дали? — с интересом спросил домовой.

— Не-а, — все еще переваривая увиденное, пробормотал Игорь. — Только отпуск, да и тот — по графику…

— Ну ладно, теперь вроде все ясно, — подытожил дед Василий. — Добросилы у тебя действительно с избытком, поэтому и освободить Федотыча кроме тебя некому. Так что собирайся, паря…

— Собираться? Куда? — пришел наконец в себя Игорь. — Какой-то Путь, добросила… Никуда я не пойду! Я в отпуске, понимаете? А искать пропавших должна милиция! Вот там и расскажите, где дядя Коля и как его найти!..

Домовой исподлобья взглянул на Игоря, молча взял у него шкатулку и поставил ее на стол.

— Ты, паря, на меня не кричи, — сердито сказал он. — Не дорос еще. А если идти не хочешь, никто тебя не заставляет. Вот только Федотыча жалко: знать, все же не того он позвал…

— Послушайте, — Игорь схватил деда Василия за руку. — Причем тут я? Я и дядю Колю-то не знал почти, да и что я там по подземельям лазить буду? Вы сообщите в милицию, и его найдут и освободят. Или давайте, я сам сообщу…

— Ну да, — проворчал старичок, выдергивая свою ладошку из рук Игоря. — Приду я в твою милицию и скажу, здрасьте, я домовой, идите выручать Федотыча из замка Кощея. Так что ли?

— Какого еще Кощея?.. — спросил Игорь упавшим голосом.

— Обыкновенного, Бессмертного, — язвительно произнес дед. — Али других знаешь?..

Чувствуя, что пол уходит из-под ног, Игорь опустился на стул.

— В общем так, милок, — домовой уселся на столе, скрестив ноги. — Я тебе поясню, что к чему, а ты уж сам решай, как быть. Федотыч, понятное дело, в беде. Он, конечно, сам виноват, говорил-ыть я ему, что маловато у него добросилы, чтобы на Путь соваться. Да-ыть их, ученых, разве переспоришь? Должон я, говорит, убедиться своими глазами в правильности моей теории! Ну вот, убедился: сидит у Кощея в темнице и ждет, пока кто-нибудь его оттуда вызволит. А ты, стало быть, как раз могёшь это сделать, потому как добросилы у тебя с избытком.

Дед Василий окинул Игоря оценивающим взглядом и продолжил:

— Но я тебе, паря, честно скажу: добросила — это еще не все, там много еще чего нужно… И если ты на Путь вступишь, то может статься, там навеки и останешься. Потому как вряд ли в ближайшие сто лет найдется другой добрый молодец, способный сладить с Кощеем.

— А если я никуда не пойду? — тихо спросил Игорь.

— Ну тогда… — домовой тяжело вздохнул. — Тогда Федотычу придется доживать свои дни в подземелье, а ты будешь и дальше отдыхать и веселиться. Если, конечно, сможешь…

Когда за ним захлопнулась дверь, Игорю снова показалось, что он спит. Вместо хорошо знакомой деревенской улицы перед ним высился густой лес, в который вела едва заметная тропа. Ему захотелось поскорее проснуться, увидеть вокруг привычную обстановку родного дома и забыть весь этот ночной бред. Но когда он обернулся, то увидел все те же безмолвные деревья. Дом исчез. Исчез вместе с той, прежней жизнью и с чудным старичком-домовым, явившимся неизвестно откуда и пославшим Игоря неизвестно куда.

«Тоже мне советчик, — подумал Игорь. — Хоть бы поподробнее объяснил, что к чему. А то — пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что… Да еще и этот антиквариат».

Игорь разложил на носовом платке вещи, взятые им из шкатулки: потемневший деревянный гребень, большая костяная игла с короткой зеленой шерстяной нитью, маленький полотняный мешочек с головкой чеснока. В шкатулке был еще небольшой нож с резной деревянной ручкой, но домовой разрешил взять лишь три предмета. Дескать, так положено. А посылать в тридевятое царство совершенно неподготовленного человека — положено? К тому же ни слова о том, что с этими вещицами делать, дед Василий так и не сказал. Сам, говорит, разберешься. Ладно хоть предупредил, что дядю Колю нужно обязательно найти за 24 часа, а первым, кто встретится на Пути, будет непременно Баба Яга…

Игорь вдруг поймал себя на мысли, что думает о предстоящей встрече с Бабой Ягой как о чем-то неприятном, но вполне естественном — вроде визита к зубному врачу. Он вспомнил, как пару месяцев тому назад Эдик Поляков попробовал уговорить его написать об одном ученом-самоучке, изучающем «русскую магию» и регулярно, по его словам, общающемся с домовыми и лешими. Поляков встретил его в парламенте, где ученый пытался доказать какому-то депутату, что нечистая сила живо интересуется российской политикой. «Старик, — убеждал Игоря Эдик, — это ж золотое дно! Гвоздь номера! Представляешь, первополосный заголовок: «Нечистая сила готовится к выборам», да еще и фото такого симпатичного лешего, — все конкуренты просто полопаются от зависти! Я тебе уже и подзаголовок придумал: «Российская политика: тем чудеса, там леший бродит…» Ну чё, берешь?» — «Делать мне нечего — про всякие потусторонние бредни писать, — ответил тогда Игорь. — И вообще, про психические расстройства ученых-самоучек пусть вон отдел происшествий пишет». — «И вовсе это не бредни, — обиделся Эдик. — Я, между прочим, тоже домового однажды видел». — «Да у тебя скоро после общения с такими учеными инопланетяне начнут на балконе высаживаться, — усмехнулся Игорь. — А мне с тобой на пару в психушку отправляться что-то не хочется…»

…Игорь завернул свои «инструменты» в платок и, положив его в карман, пошел по тропе. Хотя «в нормальной жизни» уже перевалило за полночь, здесь было светло как днем. Места вблизи Барсуков Игорь знал неплохо, но этот лес был ему совсем не знаком. Впрочем, теперь он старался ничему не удивляться.

Лес закончился так же неожиданно, как и начался. Выйдя на опушку, Игорь сразу увидел избушку Бабы Яги. Впрочем, на избушку это строение походило меньше всего: красивый двухэтажный деревянный дом с белыми стенами и резными коричневыми наличниками на окнах покоился на полуметровых сваях, а остроконечную крышу украшала ветвистая телевизионная антенна. Двери на этой стороне дома, как и следовало ожидать, не оказалось. Порывшись в памяти, Игорь неуверенно произнес: «Избушка-избушка, стань к лесу задом, а ко мне передом». Дом остался абсолютно неподвижным. Игорь повторил фразу еще раз, на этот раз погромче, но на «избушку» это снова не произвело никакого впечатления. Он собрался крикнуть то же самое и в третий раз, когда за его спиной раздался шепелявящий голос:

— Ты, милок, чего кричишь? Ко мне, что ль?..

Игорь обернулся и увидел приветливо улыбавшуюся сухонькую старушку в цветастом платке. В руках у нее был огромный клеенчатый баул.

— Да вроде к вам, — смущенно пробормотал Игорь.

— Ну тогда пошли.

Бабка проворно засеменила к дому, волоча за собой баул. С другой стороны дома, возле небольшого палисадника, оказалось высокое крыльцо. Когда Игорь вскарабкался по крутым ступеням, бабка уже затаскивала свою поклажу в дом.

— Ты проходи, не стесняйся, — крикнула она из глубины коридора. — Тебя звать-то как? Небось, Иваном?

— Да нет, — ответил Игорь, переступая через высокий порог. — Игорем. А вы, стало быть, Баба Яга?

— Яга, милок, кто ж еще! Да ты заходи, не стесняйся!

Разувшись в сенях, Игорь прошел в дом. В горнице, у стола, хозяйка распаковывала баул, рядом на подоконнике лежал большой черный кот, а в другом углу, у цветного телевизора, сидел на табурете здоровенный лохматый детина. Когда Игорь вошел, детина обернулся, окинул гостя оценивающим взглядом, облизнулся, обнажив длинные желтые клыки, и снова уставился в экран. Зазвучали позывные передачи «В мире животных».

— Это Федя, — объяснила Баба Яга, заметив опасливый взгляд Игоря. — Наш местный вурдалак. Да ты не бойся, — быстро добавила она, увидев, как гость вздрогнул и попятился. — Он чужих не трогает. Ему только у родственников кровь пить положено…

Игорь все же предпочел сесть подальше от Феди, возле стола. Баба Яга выкладывала из баула джинсы, блоки сигарет и бутылки водки.

— Вот, приторговываю помаленьку, — сказала она извиняющимся тоном. — А то времена-то теперь трудные. Опять же, Федю кормить надо. На одной кровушке ведь не проживешь…

Вурдалак в углу радостно загоготал. На экране лев завалил антилопу и, жадно урча, разрывал ей горло. Игорь поежился.

— Так ты, стало быть, за перстнем пришел? — спросила Баба Яга, укладывая джинсы стопкой на подоконнике.

— Д-да, — неуверенно кивнул Игорь. Вообще-то ни о каком перстне он ничего не знал, но рассудил, что коли Баба Яга сама предлагает, отказываться грех.

— А может, сначала в баньке попаришься, щец откушаешь, как полагается?

— Да нет, спасибо, бабушка. Некогда мне, времени нет.

— К Кощею, что ль, торопишься? — Баба Яга бросила на Игоря быстрый взгляд.

— К нему, к кому ж еще, — вздохнул Игорь.

— Ну ладно, милок, не буду я тебя задерживать. Кощей — дело серьезное. — Баба Яга прошаркала к старинному комоду, порылась в нижнем ящике и достала маленькую деревянную коробочку.

— Надевай и ступай с Богом.

В коробочке лежал незатейливый стальной перстенек с красноватым камешком.

— Спасибо, бабуля. — Игорь захлопнул коробочку и хотел засунуть ее в карман, но Баба Яга схватила его за руку.

— Да ты надень его, милок. Он тебе, небось, скоро пригодится. А коробочку, не дай Бог. потеряешь — как потом быть?

Хотя Игорь не имел привычки носить кольца и перстни, расстраивать гостеприимную хозяйку тоже не хотелось. Он открыл коробочку и примерил перстенек на средний палец левой руки, но колечко оказалось мало. Не влез перстень и на безымянный палец.

— Ты на мизинчик, на мизинчик надевай, — посоветовала Баба Яга. — Там в самый раз будет.

Едва Игорь поднес перстень к левому мизинцу, как палец начало жечь, словно его опустили в кипяток. Игорь отдернул руку и осторожно приложил колечко к тыльной поверхности кисти. Металл был холоден как лед.

— Ну что задумался? Надевай, — настаивала Баба Яга. — Время-то идет, а Кощей, поди, ждать не будет!

Игорь взглянул на хозяйку и вдруг заметил, что в ее лице кое-что изменилось: улыбка стала какой-то искусственной, а в глазах запрыгали недобрые огоньки. Краем глаза Игорь увидел, что и Федя смотрит уже не в телевизор, а на него. Бросив взгляд на подоконник, Игорь обнаружил, что и кот уставился на него немигающими зелеными глазами, а за окном, на том месте, где еще несколько минут назад вокруг палисадника высилась изящная деревянная ограда, теперь стоял частокол из огромных костей с нанизанными на них черепами.

— Положу-ка я его лучше в карман, — медленно проговорил Игорь. — Так оно надежнее будет…

Баба Яга вскочила со стула так резко, что Игорь отшатнулся.

— Надевай, я сказала, — прошипела она, глядя гостю прямо в глаза. — Надень перстенек, а то ведь как бы хуже не было…

От недавней добродушной бабули не осталось и следа. Перед Игорем стояла старуха с перекошенным от злобы лицом, и ее скрюченные пальцы, похоже, уже были готовы вцепиться ему в горло.

— Да вы чего? — испуганно пробормотал Игорь. — Чего вы так сердитесь-то? Ну потом я его надену, дойду до замка Кощея — и надену…

Из-за спины Бабы Яги появился Федя. Его волосы были всклокочены, в глазах загорелся хищный огонь, а с обнаженных клыков текли слюни.

— Э-э, потише, потише, — Игорь попятился к двери. — Ты ведь вроде не родственников не трогаешь.

— А у нас в Барсуках все родственники, — зло процедила Баба Яга. — Так что надевай перстень, а то Федя твоей кровушки отведает!

Игорь наконец нащупал дверь и рванулся в темные сени, но, зацепив по дороге ведро, растянулся у самого выхода. Вурдалак бросился следом и, преодолев сени одним прыжком, наступил на то же ведро и грохнулся рядом. Игорь на четвереньках пополз к выходу.

— Хватай его, Федя! — завизжала Баба Яга.

Вурдалак зарычал и, схватив Игоря волосатыми руками за горло, потянул его к себе. Уперев одну руку в грудь Феде, другой Игорь шарил по полу, пытаясь хоть за что-нибудь зацепиться. Когда зубы вурдалака клацнули над самым его ухом, в ладони Игоря оказался маленький полотняный мешочек. Даже не успев сообразить, что это такое, он сунул мешочек прямо в разинутую пасть.

Федя сомкнул зубы, и в то же мгновение его глаза заполыхали синим огнем. Вурдалак взвыл и, отпустив Игоря, завертелся волчком. Пламя в его глазах разгоралось все ярче, и этот свет, казалось, съедает Федю изнутри. Наконец, из вурдалака ударил сноп голубых искр, он снова издал протяжный вой и исчез, оставив на полу лишь горстку тлеющих углей.

Игоря била дрожь. Держась за стену, он медленно поднялся и приоткрыл входную дверь. Ее скрип словно разбудил стоявшую в оцепенении Бабу Ягу.

— Ах ты, злыдень! — заголосила она и, сделав шаг, схватила Игоря за руку. — Стой, я тебе говорю!

Рванувшись из последних сил, Игорь выдернул руку. Старуха потеряла равновесие, повалилась на пол и, негромко ойкнув, затихла. Нашарив на стене выключатель, Игорь включил в сенях свет. Баба Яга лежала на спине и тихонько похрапывала. С ее правой ладони медленно стекала капелька крови, а рядом на полу валялись костяная иголка, гребень и коробочка с перстнем.

— Ну спасибо, дед Василий, — пробормотал Игорь. — Пригодился-таки твой антиквариат…

В лесу стало заметно темнее, но табличку на дереве Игорь все же увидел. Надпись была крайне лаконичной: «К лешему» — а стрелка указывала на неприметную тропинку справа от Пути. После «теплой» встречи с Бабой Ягой у Игоря не было никакого желания разбираться еще и с лешим, и он пошел прямо. У второй точно такой же таблички он не стал даже останавливаться.

Когда после очередного поворота табличка встретилась в пятый раз, Игорь понял, что свернуть все-таки придется. Проклиная про себя все эти сказочные законы и прикидывая на ходу, каким же «инструментом» можно одолеть лешего, он прошел сквозь кустарник и увидел поляну с покосившейся избушкой. В маленьком окне горел тусклый свет, а на крыше торчала ржавая телеантенна.

«Цивилизация, черт побери», — зло процедил Игорь и без стука вошел в дом.

После хором Бабы Яги изба лешего казалась жалкой лачугой. Половину единственной комнаты занимал неотесанный дубовый стол без скатерти с одинокой бутылкой водки посередине. В углу Игорь разглядел старенький черно-белый телевизор «Рекорд» и деревянный топчан, под которым пылилась пачка пожелтевших газет.

— Что, думал мимо пройти? — недовольно пробурчал кто-то за спиной Игоря. — Да куды ж ты от лешего в лесу денес-ся?.. А ну-ка, посторонись.

В комнату вошел мужичок в тулупе, треухе и кирзовых сапогах. В руках у него была тарелка с солеными огурцами. Мужичок поставил тарелку на стол, сел на высокую скамью и откупорил бутылку.

— Ну, чё стоишь? Садись, выпьем за знакомство. — Хозяин бросил треух на подоконник, но тулуп не снял.

Игорь с опаской огляделся по сторонам.

— Что, упыря, что ль, выглядываешь? — хихикнул леший. — Здорово, знать, тебя старуха напугала!.. Да не боись, один я тут.

Игорь присел за стол. Хозяин достал два граненых стакана с отбитыми краями и налил оба до краев.

— Слушай-ка, — задумался вдруг леший. — А как же ты от Федьки-то убег? От него ведь мало кто уходил.

— Да я… — замялся Игорь. — Так уж получилось…

— Чего получилось? Темнишь?.. — насупился хозяин. — Если щас сюда Федька заявится, знаешь, какой погром устроит? В прошлый раз чуть избу не снес!

— Не заявится, — успокоил его Игорь. — Он сгорел. Я ему в пасть чеснока сунул, ну он и сгорел. Только головешки остались.

— Ну дела!.. — удивился леший. — А что старуха?

— А она иголкой укололась и заснула. И сейчас, наверное, спит.

— Ну ты, парень, силен! — резюмировал хозяин и посмотрел на полные стаканы. — Только в таком разе тебе много нельзя. Хмель-то, он добросилу уменьшает.

Леший с удовольствием слил почти все содержимое одного стакана обратно в бутылку и подвинул его Игорю.

— Ну давай, будем знакомы. Тебя как величать?

— Игорь.

— А я, стало быть, леший. Соломоном звать.

— Как-как? — Игорь даже поперхнулся.

— Соломоном. А что тут такого? — обиделся хозяин. — Чай, не Цезарем и не Александром Македонским. — Он взял с тарелки огурец. — Вообще-то я Степан, но Соломон мне больше нравится. Больно умно звучит.

Возражать Игорь не стал. В конце концов, если уж есть на свете лешие, то почему бы одному из них не быть Соломоном?..

— А Федьку все-таки жаль, — прервал его размышления леший. — Он хоть и буянил иной раз, а все ж добрый был. Да и новости, опять же, рассказывал… Слушай! — оживился он вдруг. — А ты часом не из Москвы?

— Из Москвы.

— Так ты-то мне и нужен! — обрадовался Соломон. — У меня, понимаешь, телевизор сломался, а я без новостей ну никак! Вон, выменял у домовых на шишки пачку газет, да ведь они, куркули проклятые, свежих не дают, одно старье!.. Ты мне вот что скажи: чего там в Москве думают об Израиле? Отдаст он арабам Палестину или не отдаст?..

Познания лешего оказались чрезвычайно обширны. Его интересовало буквально все: от последней резолюции ООН о санкциях против Ирака до недавнего землетрясения в Японии. Через час, когда Соломон начал выяснять, разведется ли принц Чарльз с принцессой Дианой, Игорь не выдержал.

— Слушай, Соломон! — Он встал из-за стола. — Это все, конечно, очень интересно, но мне, ей-богу, пора. У меня всего-то сутки, чтобы до Кощея добраться.

— Да как же ты пойдешь? — искренне удивился хозяин. — Дорогу-то я один могу показать, а я ее не покажу, хоть ты тресни. Потому как для меня вопрос о Диане — жизненно важный, а на твоего Кощея мне плевать! Так что садись и рассказывай.

— Ну ты пойми, — не сдавался Игорь. — Там же человек страдает, в кощеевой темнице сидит. А я тебе здесь байки рассказываю.

— Какие такие байки? — снова обиделся леший. — Информация, понимаешь, это не байки, это… — Соломон на секунду задумался. — Это кровь общественного ор-га-низь-ма, вот! Так что давай про Диану.

Из-за окна донесся тонкий писк.

— Ох, батюшки! — всполошился леший. — Про Степашку-то я и забыл. Он там, поди, совсем замерз. — Он выскочил во двор.

Игорь понял, что просто так ему отсюда не уйти. Он встал и прошелся по комнате, пытаясь придумать какую-нибудь хитрость, чтобы отвязаться от любознательного Соломона. Использовать для этого что-то из имеющегося у него «оружия» Игорю не хотелось, да он и не знал, что именно для этого нужно. Присев на топчан, Игорь нажал кнопку телевизора, но экран остался темным. Повинуясь какому-то смутному чувству, он развернул безжизненный ящик, вынул предохранитель и посмотрел на свет. Спираль внутри колбы оплавилась и прикипела к стенкам. Еще не веря своей удаче, Игорь огляделся и сразу нашел то, что нужно: одна из ножек топчана была прикручена толстой алюминиевой проволокой. Он отломал небольшой кусочек, вставил его в гнездо предохранителя и, мысленно перекрестившись, включил телевизор. «Рекорд» загудел, внутри что-то щелкнуло, и экран вспыхнул.

— А вот и мы… — леший вошел в избу, держа в руке большую пустую клетку, но, увидев работающий телевизор, встал посреди комнаты, хлопая глазами.

— Починил? — не веря своим глазам, спросил он.

— Вроде починил…

— Да ты же мне жизнь спас! — Аккуратно поставив клетку на стол, Соломон бросился обнимать сначала Игоря, а потом и возвращенный к жизни «Рекорд». — Проси теперь, что хошь — все сделаю!

— Чего уж там, — скромно потупился Игорь. — Ты меня на Путь выведи, и все.

— Да это само собой, благодетель ты мой! — Леший ласково поглаживал телевизор. — Ты чего-нибудь еще попроси, для себя.

— Ну не знаю… — взгляд Игоря упал на клетку. В тусклом свете запыленной лампочки он рассмотрел, что клетка вовсе не пуста: в самом ее углу сидел крохотный белый мышонок. Почувствовав на себе взгляд человека, мышонок вылез из угла, уткнулся носом в прутья клетки и поглядел на Игоря грустными красноватыми глазами.

— Знаешь что, — сказал вдруг Игорь, — отпустил бы ты его!

— Кого — Степашку? — удивился Соломон.

— Ну да. Гляди, какой он грустный…

Леший посмотрел на мышонка:

— И правда, грустный. А я раньше как-то не замечал… Только как же я без него? Кроме Степашки мне ведь поговорить-то и не с кем…

— Так я же не предлагаю его в лес выгонять, — возразил Игорь. — Ты просто, клетку открой, и пусть он по избе бегает. А поговорить с ним и без клетки можно.

— И то правда, — вздохнул Соломон.

Он подошел к столу и открыл дверцу клетки. Мышонок радостно пискнул, выскочил наружу и, обежав весь стол, принялся грызть кусок огурца.

— Ну ладно, мне пора, — напомнил Игорь.

— Ах да, конечно, — засуетился леший. — Да и мне надо торопиться, а то скоро новости будут передавать. Пошли.

Они вышли из избы, и Соломон показал Игорю неприметную тропку в зарослях папоротника.

— Как на Путь выйдешь, вертай вправо, — махнул рукой леший. — Запомнил? Вправо! А то пойдешь влево и опять ко мне заявишься. Хотя я, конечно, не против… — Он хитро прищурился и, спохватившись, полез в карман тулупа. — Ты это… Возьми вот… Пригодится, — Соломон протянул Игорю маленькое деревянное сердечко с дырочкой посередине, через которую была протянута толстая зеленая нить. — Этот, как его… Амулет!

— Спасибо, друг, — Игорь пожал холодную ладонь лешего, и ему вдруг захотелось послать подальше всех Кощеев и вурдалаков и остаться в этой покосившейся избенке: смотреть по старому телеку новости, обсуждать с Соломоном политику США на Гаити, а по вечерам выгуливать Степашку…

— Ну ты иди, а то и впрямь опоздаешь. — Леший отвернулся и утер глаза рукавом тулупа. — А амулет на шею повесь.

В нем сила лесная. Когда станет невмоготу, ты его в ладонях сожми, и вся сила Леса к тебе перейдет. Только смотри, без нужды его не пользуй: по-крупному-то он только три раза сработает, а уж если так, по мелочи — ну там, посветить где или водички попить, — то можно сколько хошь.

Игорь надел амулет, еще раз пожал Соломону руку и пошел ₉ про тропе, но вдруг остановился.

— Слушай, — сказал он, повернувшись к лешему, который все еще стоял на том же месте. — Я давно хотел спросить: чего ты в тулупе-то ходишь?

— Так ведь зима! — удивился Соломон.

Игорь посмотрел вокруг и увидел, что деревья утопают в глубоком снегу, а у него самого изо рта идет густой пар. От неожиданности он зажмурился, а когда открыл глаза, на деревьях зеленели листья, а на поляне, где только что лежал снег, ветер колыхал высокую траву.

— Ну, Соломон… — только и смог выговорить Игорь.

Леший снова лукаво улыбнулся:

— Ты это, не забывай, где находишься. У нас ведь свои законы: сегодня лето, завтра зима, сейчас друг — через минуту враг… Так что поглядывай… — и он быстро зашагал к дому.

Лес неожиданно расступился, и Игорь увидел небольшое озерцо. На берегу на покрытом мхом камне сидела обнаженная девушка и расчесывала длинные зеленые волосы. С волос стекала вода, и коричневатые капли медленно сползали по красивой спине. Новые знакомства Игорю были совсем не нужны, но тропа вела прямо к камню, и пройти по Пути, минуя нагую красавицу, было невозможно.

— А, это ты… — услышав хруст ветки под ногой Игоря, девушка обернулась и посмотрела на него, как на старого знакомого. У нее было бледное лицо древнегреческой богини и миниатюрные груди. — Ну как?

— Нормально, — Игорь вопроса не понял, но посчитал, что промолчать было бы невежливо.

— Нормально? — удивилась незнакомка. — Разве я тебе не нравлюсь?

— Нет, почему, — засмущался Игорь. — Вообще-то вы очень красивая. Но я, собственно, здесь по делу…

— Какие еще дела? — снова удивилась красавица. — Я тебя уже давно поджидаю. Ну, иди же ко мне, тепленький ты мой… — И она протянула навстречу Игорю гибкие руки.

— Может, вы меня с кем-то путаете? — с надеждой спросил Игорь. — Я здесь вроде в первый раз.

— Все вы так говорите… — обиженно вздохнула девушка. — А если и в первый, — она прищурившись посмотрела на Игоря, — почему бы не пожалеть несчастную русалку, страдающую от холода и одиночества?

Девушка Игорю действительно нравилась, но ухаживать за русалкой было бы уже слишком.

— Может, я могу вам чем-нибудь помочь? — робко поинтересовался Игорь. — Вот, у меня и куртка есть, — он начал снимать с себя джинсовую куртку, но русалка остановила его движением руки.

— Конечно, можешь. Подойди поближе.

Игорь сделал несколько шагов.

— Да подойди ты ближе, я же не вурдалак, не кусаюсь…

«Что это они все о вурдалаке вспоминают, специально, что ли?» — подумал Игорь, но все же подошел. Русалка тут же вскочила с камня и бросилась к нему на шею.

— Согрей меня, тепленький ты мой! — Ее холодные как лед руки обвили шею Игоря. — Пожалей, приласкай…

Подобного всплеска чувств Игорь не ожидал. Пытаясь освободиться от крепких объятий, он лихорадочно соображал, как же отвязаться от новой знакомой. На ногу опустилось что-то тяжелое. Игорь посмотрел вниз и увидел огромный рыбий хвост. «Нет, надо уносить ноги, пока они у меня еще человечьи», — подумал Игорь.

— Послушайте, давайте мы так договоримся. — Игорю наконец удалось выскользнуть из объятий русалки. — Я сейчас схожу по одному делу, тут недалеко, а на обратном пути мы с вами обо всем поговорим…

Глаза русалки наполнились слезами.

— Все вы, мужчины, такие бессердечные… — она оттолкнула Игоря и, не удержавшись на хвосте, рухнула на траву. — Лучше умереть, чем жить в одиночестве… — и она затряслась в рыданиях.

Несколько секунд Игорь боролся с собой, но потом чувство мужского долга взяло верх, и он наклонился к русалке.

— Ну что вы так убиваетесь, — он взял ее за руку, помогая ей встать. — Я вернусь, честное слово, вернусь…

Руки русалки сомкнулись на его шее, она резко притянула его к себе, и Игорь повалился на траву. Русалка навалилась на него всем телом и начала целовать, успевая при этом еще и всхлипывать, повторяя: «Тепленький ты мой…» От ее губ пахло рыбой и тиной, с волос капала бурая вода. Игоря замутило. Он попытался выбраться из-под русалки, но она еще крепче прижала его к земле, продолжая осыпать поцелуями.

Вокруг забулькало, и Игорь почувствовал, что погружается в воду. Он повернул голову и увидел, что вода в озере поднялась и начала заливать низкий берег. Через несколько секунд она уже покрыла всю траву вокруг и начала наливаться Игорю в уши.

— Подождите… Да подождите же! — он снова попытался вырваться. — Я же захлебнусь!

— Ну что ты боишься, тепленький ты мой, — проворковала русалка. — В воде ведь так хорошо…

Она еще сильнее навалилась на Игоря. Вода заструилась по его лицу. Собравшись с силами, он рванулся и, выскользнув из-под хвостатого тела, встал на колени.

— Ах ты так! — заверещала русалка и, махнув хвостом, снова бросилась на него. — Все равно ты будешь моим!

Не сумев ухватить Игоря за шею, она просунула свои руки под куртку и начала его щекотать. Ее пальцы были холодными и очень подвижными, и с каждой секундой Игорь слабел, а русалка, казалось, становилась все сильнее. Чувствуя, что силы вот-вот покинут его, Игорь попытался встать на ноги, но поскользнулся и с головой погрузился в воду. До него донесся приглушенный голос русалки:

— Обними меня, пойдем в мои покои… Там нам будет хорошо… Пойдем со мной, тепленький ты мой…

Игорю вдруг стало тепло и на удивление покойно. Ему показалось, что он лежит на залитой светом лужайке и наслаждается теплыми лучами солнца. Вокруг щебечут птицы, а над головой жужжит шмель. Шмель покружился над Игорем и сел ему на грудь. Игорь сделал рукой ленивое движение, чтобы прогнать насекомое, и почувствовал, как его ладонь наткнулась на что-то теплое…

Холодная вода хлынула в ноздри, и Игорь вскочил, тряся головой и отплевываясь. Его рука сжимала висящий на шее амулет. Русалка сидела в шаге от него, но теперь это была не прекрасная девушка, а безобразная старуха с черными зубами и свалявшимися темно-зелеными волосами. Ее глаза горели ненавистью.

— Отпусти… это, — проговорила она скрипучим голосом. — Брось, я тебе говорю!

Сжимая в ладони деревянное сердечко, Игорь медленно встал и почувствовал, как к нему возвращаются силы.

— Ну уж нет. Пойду-ка я лучше дальше. Счастливо оставаться!

Русалка посмотрела по сторонам, и Игорь с ужасом заметил, что кожа на ее красивой спине напрочь исчезла и из-под длинных волос проглядывают внутренности. Не задумываясь, зачем он это делает, Игорь полез в карман и достал платок.

— Все равно тебе от меня не уйти, — испепеляя его взглядом, сказала русалка. — И на Путь ты уже не вернешься…

Игорь развернул платок и, подумав, взял костяной гребень.

— Откуда это у тебя? — русалка задрожала всем телом. — Отдай это мне! Это мое!..

— Что, нравится? — Игорь повертел в руках гребень. — Вижу, эта штука тебе знакома. Так что, может, все-таки покажешь мне Путь?

Русалка вскочила и, протянув руки, попыталась вырвать гребень. Игорь увернулся и, действуя чисто интуитивно, воткнул подарок домового в ее густые волосы. Русалка замерла, ее глаза потухли, она повернулась к Игорю, сложив на груди руки, и глухо произнесла:

— Повелевай, хозяин…

— Вот так-то оно лучше, — облегченно вздохнул Игорь. — Покажи мне Путь.

Русалка повернулась лицом к озеру и подняла правую руку. По воде пробежала рябь, и посреди озера заколыхалась зеленая тропа, уходящая вдаль.

— А теперь ложись и спи, — приказал Игорь.

Русалка послушно улеглась у камня, свернувшись калачиком. «А подарок деда Василия надо забрать, — подумал Игорь, — вдруг еще пригодится…» Он осторожно вынул гребень из волос русалки и положил его обратно в платок. Затем подошел к воде и, еще раз взглянув на неподвижную русалку, осторожно ступил на зыбкую тропу.

Хотя поначалу озеро казалось совсем небольшим, Игорь шел по тропе уже целый час. Над озером Начали сгущаться сумерки, и берег почти скрылся из виду, но впереди все отчетливее вырисовывались контуры огромного замка. Чувствуя, что цель близка, Игорь прибавил шаг и едва не споткнулся о лежащее поперек тропы замшелое бревно. Подозрительно поглядев по сторонам, он перешагнул через препятствие и в тот же момент кто-то схватил его за ногу. Вода у тропы закипела, и на поверхности появилась голова с длинными волосами и черной бородой, в которой запутались водоросли.

— Вот я тебя и поймал, — радостно проговорила голова.

Игорь попробовал освободить ногу, но торчавшая из черной воды волосатая рука вцепилась в его лодыжку мертвой хваткой.

— Да ты не рыпайся, мужик. — Обладатель бородатой головы высунулся из воды почти по пояс. На его голой волосатой груди гроздьями висела тина. — Все равно не получится…

Рассудив, что вырваться из цепких объятий действительно не удастся, Игорь сменил тактику.

— Послушайте, — сказал он как можно вежливее. — Если я вас потревожил, то прошу меня извинить. Может быть, вы меня все-таки пропустите? Мне надо во-он туда, — и он махнул рукой в направлении замка.

— Ну да, размечтался, — снова загоготал незнакомец. — Да не будь я водяной, если ты туда попадешь!

— А какие, собственно, у вас ко мне претензии? — вежливо осведомился Игорь.

— Известно какие! Ты чего к моей жене клеился?

Такого поворота Игорь не ожидал:

— Подождите… Это вы о русалке, что ли?

— Ты теленком-то не прикидывайся, — грозно сказал водяной. — Видел я, как ты к ней приставал! Думаешь, если женщина одна, то и заступиться за нее некому? Пойдем-ка ко мне, поговорим как мужчина с мужчиной!

— Куда это — к вам? — подозрительно спросил Игорь. — В воду, что ли?

— Ясно, не на Луну! — хмыкнул водяной. — Что, сдрейфил?

— Нет, вы, видимо, не поняли… — Игорь все еще не терял надежды на мирный исход конфликта. — Я понимаю, что это вам неприятно, но дело в том, что ваша… э-э… жена сама пыталась меня соблазнить!

— Да ты совсем обнаглел, щенок! — рассвирепел водяной. — Как к чужим женам приставать, так он смелый, а как отвечать — так в кусты? А ну, пошли! — И он потянул Игоря за ногу.

Чувствуя, что дело принимает неприятный оборот, Игорь схватился за бревно.

— Да подождите же! — держась одной рукой за бревно, другой он достал из кармана платок. — Давайте сначала поговорим!

— Поговоришь еще, — зло усмехнулся водяной, продолжая тянуть Игоря за ногу. — Времени у тебя будет предостаточно.

Игорь развернул платок и схватил иглу. Если она усыпила Бабу Ягу, то, может, подействует и на водяного? Он вонзил иглу в торчащую из воды руку.

— Ах, ты еще и колоться? — взревел водяной и, выдернув из воды вторую руку, схватился за другую ногу Игоря.

— Ну подождите еще секунду! — отчаянно воскликнул Игорь. Его пальцы скользили по мокрому бревну, а ноги уже почти полностью погрузились в воду. — Может, вам что-нибудь нужно?

Водяной перестал тянуть и заинтересованно взглянул на Игоря, не разжимая, впрочем, своих костлявых пальцев.

— Вообще-то за выкуп я мог бы тебя отпустить, — он задумался. — Правда, полцарства у тебя нет, да и сына, насколько мне известно, тоже… Если только какое золотишко? — он оценивающе посмотрел на Игоря.

— Есть, есть золотишко! — воскликнул тот. Негнущимися пальцами он достал из кармана коробочку с перстнем. Конечно, это было совсем не золото, но в данной ситуации выбирать не приходилось. — Вот! — Он открыл коробочку и достал перстень.

— Ну-ка, ну-ка… — пробормотал водяной и протянул руку.

Быстрым движением Игорь надел перстень на длинный зеленоватый палец. Отпустив и другую ногу Игоря, водяной поднес руку к лицу, его глаза подернулись белесой пленкой, он шумно выдохнул и начал медленно опускаться в озеро. Через мгновение черная вода сомкнулась над его головой.

«Привет от Бабы Яги», — устало подумал Игорь и обессиленно прислонился к бревну.

Каменные стены замка, казалось, вырастали прямо из воды. Высокие железные ворота, в которые упиралась тропа, были наглухо закрыты, но другого пути внутрь, похоже, не было. Оставалось надеяться только на силу амулета. Игорь снял сердечко с шеи и сжал его в ладонях. От амулета повеяло теплом, земля под ногами задрожала, и на поверхности показались тонкие зеленые ростки. Они начали расти, наливаясь силой и превращаясь в ветвистые деревья. Игорь обхватил ствол одного из них и быстро вскарабкался на толстую ветку. Дерево поднималось все выше и вскоре сравнялось с гребнем стены. Ветка, на которой устроился Игорь, перебралась через стену и начала опускаться. Через несколько секунд она достигла земли, и Игорь спрыгнул вниз.

Он оказался в широком дворе, вымощенном булыжником, из которого внутрь замка вели три двери. За время своего путешествия Игорь уже не раз убеждался, что его внутренний голос разбирается в подобных ситуациях гораздо лучше, чем органы чувств. Закрыв глаза, Игорь прислушался к своим ощущениям. Из правой двери повеяло чем-то холодным и безжизненным, средняя, похоже, заканчивалась тупиком, а слева он уловил отчетливые призывы о помощи. Он открыл левую дверь.

Узкая винтовая лестница привела его в подземелье. Пройдя по длинному темному коридору, Игорь нашел еще одну дверь, из-поД которой пробивался слабый луч света. Дверь была заперта, но когда Игорь прикоснулся к ней амулетом, она жалобно скрипнула и открылась. Игорь вошел в просторный зал. Из узких окон под самым потолком струился сумеречный свет. Зал казался пустым, но, сделав несколько шагов, Игорь заметил вдоль стен высокие темные фигуры. Инстинктивно вжавшись в холодную каменную стену, он затаил дыхание, однако фигуры оставались неподвижными. Стараясь ступать бесшумно, Игорь отделился от стены и приблизился к одной из них. Это были всего лишь рыцарские доспехи. Еще раз оглядев зал, Игорь заметил висящие на стенах мечи и копья.

Из глубины помещения донесся глухой стон. Уже не скрываясь, Игорь бросился туда и чуть не свалился в круглую яму, зиявшую чернотой в каменном полу прямо посреди зала. Из ямы снова послышался слабый стон. Сняв с одной из безмолвных фигур отполированный до блеска щит, Игорь направил тусклый свет, падавший из ближайшего окна, в каменное жерло. Яма оказалась не очень глубокой, и на дне ее, на маленьком деревянном настиле, под которым струилась вода, он увидел девушку. Она сидела, прислонившись к каменной стене, и ее длинные белокурые волосы спадали на разорванное на плече платье.

«Так, это что-то новенькое, — подумал Игорь. — О пленных царевнах мне домовой вроде ничего не говорил». Тратить небезграничную силу амулета на «мирные» подвиги ему не хотелось, но оставить несчастную девушку погибать в мрачном подземелье он не мог, а ничего подходящего, чем можно было бы поднять пленницу, в огромном зале не было. Игорь сжал в руках сердечко, и через несколько секунд из окна потянулись тонкие гибкие ветви. Они опустились в яму, осторожно обвили талию девушки и, подняв пленницу на поверхность, мягко опустили ее на пол.

Когда голова девушки коснулась холодного камня, она снова застонала, открыла глаза и чуть слышно прошептала: «Воды…» Игорь осмотрелся и увидел небольшой столик, на котором стояли несколько кубков. В одном из них была вода. Игорь поднес кубок к губам девушки, и она жадно сделала несколько глотков. В ее глазах появилось осмысленное выражение.

— Где я? — произнесла она.

— Судя по всему, в замке Кощея.

Девушка вскрикнула и провела рукой по волосам.

— Мои волосы… — она облегченно вздохнула. — Он не тронул мои волосы… Я спасена!

Девушка нетерпеливо посмотрела по сторонам:

— Есть у вас что-нибудь, чтобы расчесать волосы? В них вся моя₁ сила, и чтобы окончательно освободиться от чар Кощея, я должна расчесать волосы…

Игорь растерянно оглядел зал и вдруг спохватился.

— Конечно, есть! — он достал из кармана платок и, развязав его, вынул гребень. — Вот, возьмите.

— Спасибо, тепленький ты мой… — При виде гребня глаза девушки, загорелись. Что-то в ее взгляде показалось Игорю знакомым. «Тепленький ты мой…» Когда он вспомнил, где слышал эти слова, было уже поздно. Девушка схватила гребень, и в тот же миг перед Игорем появилась русалка. Она громко захохотала и вскочила на ноги.

— Я же сказала, что это мое! — торжествующе воскликнула русалка. — А ты, тепленький мой, останешься здесь навсегда!

Она вытянула вперед руки, и холодная волна сбила Игоря с ног. Падая, он еще успел подумать, что зря вынул гребень из волос русалки там, на берегу озера, и в следующее мгновение, больно ударившись головой о каменный пол, провалился в глухую холодную темноту…

Сначала вернулось осязание. Игорь почувствовал, что лежит на холодном каменном полу, и этот холод пронзал его тело насквозь. Затем включился слух: звук падающих где-то неподалеку капель отражался от стен гулким эхом. Наконец Игорь открыл глаза, но понять, вернулось ли к нему зрение, так и не смог из-за кромешной темноты. Он медленно поднялся и нащупал шершавую каменную стену. Пройдя вдоль нее, Игорь обнаружил, что помещение, куда он попал, было совсем небольшим: около пяти шагов в длину и столько же в ширину. Ничего похожего на дверь или окно он не нашел. Судя по всему, в этой комнате их просто не было.

Игорь машинально сунул руку в карман и тут же вспомнил, что платок остался в рыцарском зале. Впрочем, после неожиданной встречи с русалкой у него оставалась только игла, которая вряд ли пригодилась бы в этом каменном мешке. В памяти всплыли слова домового: «Если ты на Путь вступишь, то, может статься, там навеки и останешься…» Похоже, дед Василий все же ошибся: остаться навеки Игорю предстояло не на Пути, а в темном каменном подземелье. А ведь он уже почти дошел…

Голову прострелила острая боль. Игорь застонал и опустился на пол. Интересно, сколько он тут протянет? Вода здесь, правда, есть, значит, лишняя пара дней ему гарантирована. Но есть ли смысл оттягивать конец, если голодная смерть все равно неизбежна?..

Игорь прислонился к влажной стене и вдруг почувствовал слабое жжение на груди. Амулет! Как же он мог о нем забыть?.. «Ну, Соломон, не подкачай», — прошептал Игорь и, сняв сердечко с шеи, зажал его в ладонях. От амулета пошли теплые волны, и по всей комнате замерцали светлячки. В их тусклом свете Игорь оглядел свое новое жилище: это действительно была небольшая квадратная комната с низким, заросшим мхом потолком. К сожалению, прав он оказался и в другом: ни окон, ни дверей, ни вообще чего-либо, указывающего на связь этого помещения с внешним миром, здесь не было. И пол, и потолок, и стены были монолитными, и ни щелей, ни трещин в них Игорь, тщательно осмотрев каждый сантиметр, так и не нашел.

Но амулет был у него в руках, а в силе Соломонова подарка Игорь уже имел возможность убедиться. Он подошел к стене и сжал сердечко в ладонях. Амулет нагрелся и засветился слабым голубоватым светом. Сияние становилось все ярче, но затем свет запульсировал и пропал. «Ну давай же, давай», — подумал Игорь и еще крепче сжал амулет. От него снова пошли теплые волны. Игорь почти видел, как теплые лучи ударяют в стену, но холодный камень не поддается, и они увязают в нем, как в бездонной трясине. Игорь сосредоточился и представил, что он в лесу. Легкий ветер шуршал листвой деревьев, где-то рядом журчал ручей, а в зарослях малины деловито сновал шмель. Игорь вдохнул полной грудью пьянящий воздух воображаемого леса и почувствовал, как природная сила перетекает в его ладони.

Раздался легкий треск. Лес пропал, перед Игорем была все та же каменная стена, но в самом ее низу проклюнулись крохотные зеленые ростки. Они пробили пол и теперь, быстро прорастая через образовавшиеся щели, пытались вклиниться в стену. «Ну же, еще чуть-чуть!» — взмолился Игорь. Ростки словно услышали его и ускорили свой рост. Но стена оставалась неприступной. Игорь почувствовал, как теплое пульсирование в его ладонях слабеет. Сияние светлячков тоже начало тускнеть, и прежде чем комнату окутал мрак, Игорь увидел, что ростки, обессилев в борьбе с неподатливым камнем, пожелтели и мгновенно засохли.

Игорь обреченно сел на пол, все еще держа в руках остывший амулет. Больше надеяться было не на что. Если даже силы Леса, заключенной в сердечке, оказалось недостаточно, чтобы справиться с Кощеевой темницей, то что может сделать слабый человек?.. Игорь растянулся на полу и закрыл глаза, снова ставшие ненужными в сгустившемся мраке. Ему опять вспомнился чудной говорок домового: «Вот-ыть как ты легко сдаешься!.. Ты бы, паря, на себя больше полагался…»

Игорю понадобилось несколько секунд, чтобы осознать, что эти слова прозвучали откуда-то извне. Он резко сел, отчего в висках снова запульсировала острая боль, и прислушался.

— Али не слышишь? Это-ыть я… — на этот раз сомнений не было: знакомый голос доносился из противоположного угла.

— Дед Василий!? — у Игоря перехватило горло, и он не сказал, а скорее прохрипел эти слова.

— Да я, паря, кто ж еще? — голос домового звучал спокойно и уверенно, но несколько глуховато. — Только ты меня тут не ищи: сам-то я, слава Богу, дома, а свою мыслю сюда посылаю через ларец.

— Дед Василий… — только и смог повторить Игорь.

— Ты на сантименты-то время не трать, а лучше возьми-ка Степанов амулет да попробуй еще разок.

— Да ведь…

— Знаю, знаю, — оборвал его дед Василий. — Только ты вспомни, что тебе ларец напоказывал. Добросила-то твоя при тебе, вот ты ее и присоедини к лесной силе. А на пару, глядишь, и одолеете Кощея. Ну, давай…

Игорь сжал в руках амулет и закрыл глаза. Оц снова оказался в лесу, но теперь был сумрачный зимний вечер. Ветер завывал в кронах деревьев, бросая в лицо клубы мелкого снега. Жизнь, казалось, ушла из леса, притаилась в корнях деревьев, спряталась под высокими сугробами. Игорь поднял глаза к небу, скрытому плотной пеленой низких облаков. Солнца не было видно, но он чувствовал, что его могучие лучи готовы хлынуть на землю, и им нужно только помочь. Мысль Игоря помчалась ввысь, пронзая облака. Их холод окутал его студеным саваном, но тепло, растекавшееся по ладоням, подсказывало, что цель близка. Наконец сквозь белую завесь проступил бледно-желтый шар. Игорь сделал еще одно усилие, прорываясь через гущу облаков, и ему в глаза брызнул яркий живительный свет.

Теперь назад, к земле! Игорь помчался вниз, увлекая за собой армаду солнечных лучей и разрывая в клочья вату облаков. Жжение в ладонях становилось все чувствительней. Последний слой облаков треснул, рассыпавшись на мелкие осколки, и солнечные лучи обрушились на мерзлую землю. Ее пробуждение от зимнего сна было стремительным: размывая сугробы, заструились ручьи, ветви деревьев освободились от снега и сразу же зазеленели, лес наполнился пением птиц, а из земли рванулись зеленые стебельки.

…Раздался громкий хруст, и Игорь открыл глаза. Его темница снова освещалась слабым сиянием светлячков, но теперь к нему добавился мягкий зеленоватый свет, струившийся из-под ног Игоря: засохшие ростки ожили и с новыми силами впились в стену. На этот раз камень не устоял. Тоненькие зеленые прутики врастали в образовавшиеся в стене трещины и, наливаясь силой, неумолимо вспарывали каменную ткань. Через несколько секунд вся стена перед Игорем превратилась в причудливое переплетение камня и дерева. Хруст разрываемого камня стал оглушительным, стена застонала, сопротивляясь из последних сил, но, не выдержав, сдалась и рассыпалась в пыль.

Неудержимо яркие солнечные лучи, ворвавшиеся в комнату, заставили Игоря зажмуриться. Первое, что он увидел, когда его глаза привыкли к свету, — ослепительную голубизну неба. Игорь шагнул к провалу в стене. Башня, в которой он находился, нависала над пропастью, а прямо напротив возвышался замок. Едва взглянув на него, Игорь сразу понял, где надо искать хозяина замка: за маленьким окошком, прилепившимся под остроконечной крышей. Несмотря на усилившуюся головную боль, Игорь ощущал необычайный прилив сил. Он сжал в ладонях еще теплый амулет и вытянул их в сторону замка. На башню налетел теплый ветер, его мягкие руки подхватили Игоря и понесли к замку. Оконная рама лопнула с жалобным звоном, и Игорь опустился на каменный пол. Маленькая комната была пуста, но он чувствовал, что Кощей совсем близко, вот за этой высокой, обитой кожей дверью с массивной позолоченной ручкой. Игорь повесил на шею амулет и шагнул к двери.

Зал, куда он попал, поражал своими размерами и великолепием. Здесь легко могла бы разместиться автостоянка на сотню машин, да еще и с мотелем впридачу. Из-за высоких лепных потолков, разрисованных позолотой, и висящих на стенах бесчисленных зеркал помещение казалось еще более огромным. И все это огромное пространство было заполнено оружием: оно лежало на столах, стояло в длинных стеллажах, свисало с потолка на невидимых нитях. Здесь, похоже, были собраны все орудия убийства, созданные человеческим умом за миллионы лет эволюции: от каменных топоров и дротиков с кремниевыми наконечниками до каких-то немыслимых приборов, напичканных электроникой, которые Игорь видел впервые в жизни.

Осторожно ступая по узорчатому полу, он прошелся вдоль одного из рядов. Лежащие на столах огромные двуручные мечи, судя по всему, относились к Средневековью, но выглядели так, словно были сделаны только вчера. Игорь не удержался и провел пальцем по холодному лезвию: оно было идеально гладким и острым, как бритва.

— Что, нравится? — низкий бархатистый голос обрушился на Игоря откуда-то сверху и рассыпался на тысячи звучащих осколков. — Могу уступить… по сходной цене, — по залу запрыгали гулкие раскаты смеха.

Игорь посмотрел по сторонам, но увидел лишь бесконечные ряды стеллажей и блики солнечного света, плясавшие по стенам.

Он взял висящий на груди амулет и приложил его ко лбу. Очертания наполнявших зал предметов заколыхались, потеряли резкость, и на их бледном фоне Игорь ясно увидел на другом конце помещения четко очерченную высокую фигуру.

— А ты, оказывается, не так прост! — снова загромыхал голос. — Ну что ж, поговорим открыто!

Кощей взмахнул рукой, и зал опустел. От прежнего великолепия остались лишь зеркальные стены и струящийся откуда-то сверху яркий солнечный свет. Отражаясь от инкрустированных рубинами вставок между зеркалами, лучи приобретали красноватый оттенок, и на пол падали кровавые отблески.

— Ну что ж, молодой человек, — низкий голос Кощея звучал уже не столь оглушительно. — Поскольку, как я понимаю, вы пришли сюда сражаться, может быть, не будем тратить время на разговоры?

— Я готов, — Игорь старался выглядеть спокойным, но его голос предательски дрогнул.

— Неужели? — по помещению вновь прокатился раскатистый смех. — Впрочем, вам виднее… — Кощей сделал несколько шагов к центру зала. — Меча-кладенца вы, я вижу, с собой не прихватили. Какое же оружие вы предпочитаете? Может быть, это?..

Не успел Игорь ответить, как ощутил в ладони холодную тяжесть металла. В его правой руке возник гигантский двуручный меч — точная копия того, что он видел на столе. Игорь попытался перехватить рукоять левой рукой, но меч оказался столь тяжел, что пальцы Игоря разжались, и он едва успел отскочить, чтобы рухнувший на пол клинок не отхватил ему полноги.

Звон упавшего металла слился с хохотом Кощея. Теперь он стоял в двух десятках шагов, и Игорь разглядел, что на нем были отделанные золотом черные рыцарские доспехи.

— Простите, молодой человек, я забыл, что у нынешней молодежи холодное оружие не в чести, — Кощей сделал едва заметное движение кистью руки, и меч исчез. — Тогда возьмем что-нибудь погорячее…

В руке Игоря появился длинный дуэльный пистолет. «Ай да Пушкин, ай да сукин сын», — почему-то подумалось Игорю.

— О, пардон, месье, — Кощей, одетый теперь в гусарский мундир, хлопнул себя по лбу. — Я, кажется, опять что-то напутал. Вам, должно быть, привычней вот это…

Теперь Игорь держал новенький, еще пахнущий смазкой автомат Калашникова. Кощей, приблизившийся еще на несколько шагов, опять сменил экипировку, облачившись в пятнистый камуфляж и высокие армейские ботинки.

— Что-то не вижу энтузиазма, — с упреком заметил Кощей. — Может, вы из тех молодых, кто грезит будущим? Тогда, возможно, вам понравится вот такая штука…

Хотя Игорь уже привык к появлению все новых экземпляров из коллекции Кощея, то, что возникло в его руках на этот раз, выглядело совершенно фантастически. За легким полупрозрачным кожухом скрывалось хаотическое, на первый взгляд, нагромождение трубок и проводов. Из кожуха с одной стороны торчала пистолетная рукоятка, а с другой — короткая толстая трубка. Пытаясь получше разглядеть диковинное оружие, Игорь взялся рукой за кожух. В нем что-то щелкнуло, из трубки вырвался красноватый луч, и у противоположной стены зашипело расплавленное стекло и посыпались осколки зеркала.

— Нет, молодой человек, так не пойдет. — На Кощее уже был черный скафандр и большой шлем с опущенным забралом, отчего его голос звучал приглушенно. — Эдак вы мне весь замок разнесете. — Он поднял забрало и ненадолго задумался. — Впрочем, если у вас тяга к большим масштабам…

Кощей взмахнул рукой, и в центре зала открылись широкие позолоченные ворота. В соседнем помещении раздался рокот мотора и лязг гусениц, и в ворота сначала просунулась длинная пушка, а затем въехала передняя часть танка.

— Не надо! — вырвалось у Игоря. — Ничего не надо!..

Танк исчез вместе с позолоченными воротами. Теперь Кощей стоял совсем близко, и Игорь смог впервые разглядеть его лицо: моложавое, смугловатое, с острыми скулами и чуть раскосыми глазами. Последнюю деталь подчеркивало и роскошное, расшитое золотом черное кимоно с пурпурным поясом.

— Ничего так ничего, — медленно проговорил Кощей. — Ничего — это тоже оружие. Но и с ним надо уметь управляться…

Нога Кощея взметнулась так стремительно, что Игорь увидел лишь голую пятку, зависшую на мгновение прямо перед его носом. В голове у Игоря блеснула молния, и страшной силы удар отбросил его к стене. На глаза опустилась красная пелена. Еще не видя ничего вокруг, он сжал руками амулет и мысленно зачерпнул воды из лесного родника. Зрение прояснилось, а по телу разлилось приятное тепло. Кощей стоял неподалеку и, склонив голову, с усмешкой смотрел на Игоря. Кровавые лучи, отражаясь от его гладко выбритой головы, скакали по позолоте потолка.

Игорь представил себя лесным озером, быстро впитывающим силу солнца и воздуха. Он ясно ощущал, как где-то в глубине накапливается скрытая мощь, как деревья и трава, животные и птицы щедро делятся с ним своей энергией. Наконец из глубины ударил фонтан, вода вздыбилась, и озеро превратилось в водопад, всю мощь которого Игорь обрушил на Кощея.

Удар получился сильным и неожиданным. Кощей присел, обхватив голову руками, и в его глазах Игорь разглядел отблески настоящего страха. Но нанести еще один удар он не успел. Кощей встретился глазами с Игорем и, сложив руки на груди, медленно встал. Его ледяной взгляд, казалось, излучал холодные волны. Встречаясь с ними, посылаемый Игорем поток теплой энергии рассыпался на отдельные капли, которые немедленно замерзали и обрушивались вниз безжизненными льдышками. Чувствуя, что проигрывает, Игорь хотел отгородиться от Кощея зарослями кустарника, но ростки, едва пробиваясь сквозь пол, вспыхивали холодным голубым огнем. Когда тепло амулета в ладонях начало слабеть, Игорь понял, что это конец. В отчаянии он попытался уползти обратно в маленькую комнату, лишь бы. скрыться от обжигающе холодного взгляда Кощея, но сгусток ледяной энергии догнал его, ворвался в его сознание и, ослепив и оглушив, распластал по каменному полу.

Игорь не знал, сколько времени он пролежал без сознания. Когда он открыл глаза, Кощей все еще стоял неподалеку.

— Как самочувствие, молодой человек? — участливо поинтересовался он.

Игорь промолчал. Его тело била крупная дрожь, а в голове вперемешку с дикой болью стучала одна мысль: «Это конец…»

— Должен признать, вы оказались самым сильным противником за последние пять веков, — Кощей почтительно склонил голову. — А силу я ценю. Поэтому я не буду унижать вас заточением в темницу, наравне со всякими сопляками. Вы умрете со всеми почестями.

«Вот спасибо, кормилец», — отрешенно подумал Игорь. Сделав неимоверное усилие, он приподнялся и сел у стены.

— Более того, — продолжал Кощей, — я даю вам возможность выбрать казнь по вашему вкусу. А их в моей коллекции, смею заверить, более чем достаточно. Вот, к примеру, гильотина…

В руку Игоря ткнулось что-то мягкое и теплое. Скосив глаза, он увидел белого мышонка с красноватыми глазами.

— Степашка! — чуть было не заорал Игорь.

Кощей не обращал на него никакого внимания, увлеченно рассказывая о преимуществах электрического стула перед газовой камерой.

Степашка исчез, но через минуту появился снова, толкая перед собой нечто белое и круглое. Игорь протянул руку и нащупал яйцо. Обычное куриное яйцо с налипшими на него кусочками помёта. «Ну да, яйцо, — подумал Игорь. — Если есть Кощей, должно быть и яйцо. Смерть его на конце иглы, игла в яйце…» Это был один шанс из тысячи, но и выбирать, собственно, было не из чего.

Игорь осторожно встал, держась за стену левой рукой. Кощей, уже добравшийся в своих рассуждениях до полной дезинтеграции, используемой в качестве казни на седьмой планете системы Альфа Кита, замолчал и в недоумении уставился на гостя.

— Вот что, Бессмертный, — к удивлению самого Игоря, его голос звучал на редкость уверенно. — Я предпочитаю самые простые казни. Например, путем разбивания яйца. — И он слегка подбросил на ладони подарок Степашки.

Кощей застыл в неестественной позе, беззвучно открывая и закрывая рот.

— Стой, — прохрипел он наконец. — Это ведь не то яйцо, правда? — произнес он, вглядываясь в глаза Игоря. — Ты ведь просто решил пошутить, не так ли, дружище?

— Ну, это мы узнаем прямо сейчас, — он снова подбросил яйцо на ладони. — И зачем тебе только все твое волшебство, если твоя жизнь зависит от какого-то несчастного яйца?.. — Он сочувственно взглянул на Кощея. — Ну, бывай…

Игорь размахнулся и хлопнул яйцо об пол. Кощей слабо вскрикнул и, схватившись за левую сторону груди, повалился на пол. У ног Игоря расплывалось желтое пятно. Иглы в яйце не было.

Через зал прошмыгнул Степашка, с наслаждением полизал желток, затем обежал вокруг неподвижного Кощея и, пискнув на прощание, юркнул в щель в стене. Кощей застонал. Взявшись на всякий случай за амулет, Игорь подошел к нему. Лицо Кощея стало пепельно-серым, теперь он действительно походил на древнего старика. Игорь снял с шеи амулет и приложил его ко лбу Кощея. По телу старика прошла судорога, его глаза открылись, и он тоскливо посмотрел на Игоря.

— Дай, — чуть слышно прошептал он. — Там, в углу… ящик… таблетки…

— Могу уступить, — усмехнулся Игорь. — По сходной цене.

— Все, что хочешь, — прошептал Кощей. — Все подвалы — твои. Тебе на всю жизнь хватит…

— Да мне бы что-нибудь попроще… — Игорь наклонился и снял с руки Кощея золотой перстень с большим рубином. — Думаю, этого будет вполне достаточно.

Кощей опять застонал и закрыл глаза. Игорь взял перстень в правую руку и почувствовал, что знает теперь замок, как свой собственный дом. Он направил рубин в сторону дальней стены, и в ней открылась маленькая дверь. Уже пройдя через нее, Игорь остановился и, вернувшись в зал, сверкнул лучом в угол. Из стены выдвинулись два небольших ящика. Найдя упаковку валидола, он бросил ее Кощею.

— Лечиться тебе надо, Бессмертный, а не ногами махать. А то, не ровен час, помрешь вместе со своим бессмертием, — и Игорь вышел из зала.

Подземелье, где был заточен дядя Коля, Игорь узнал сразу. В углу все так же капала вода, а темница освещалась слабым красноватым сиянием. Войдя в подземелье, Игорь взмахнул перстнем Кощея, и в комнате зажегся яркий свет.

— Игорек… Ты все-таки пришел… — Николай Федотыч взглянул на Игоря и снова опустил голову на грудь.

— Сейчас, дядь Коль, все будет нормально. — Игорь прикоснулся перстнем к опутывавшим пленника цепям, но это не подействовало. На всякий случай Игорь потрогал и амулет, но он был холодным и безжизненным.

— Сейчас, потерпите еще немного, — Игорь растерянно посмотрел по сторонам: комната была абсолютно пуста.

— Ты вот что, Игорек, — с трудом произнес дядя Коля. — Тут где-то должен быть Кощеев знак. Если там изобразить крест, оковы спадут. — Он попытался сказать еще что-то, но силы оставили его, и он потерял сознание.

Игорь еще раз оглядел комнату. Кощеев знак… Где же его искать? Он взглянул на перстень и заметил, что от рубина исходит слабый пульсирующий свет. Игорь прошелся по темнице. Пульсация стала слабее. Тогда он пошел в другую сторону, вглядываясь в камень. Возле угла, где капала вода, свет от рубина стал заметно ярче. Игорь осмотрел стену и увидел в самом углу маленький черный квадрат. Это был небольшой кусок черной материи с вышитым на нем знаком: красный круг с вертикальной зеленой полосой внутри белого прямоугольника. Игорь вынул платок и достал иглу. Цвет нити точно совпадал с цветом полосы внутри круга. Игорь завязал на нити узелок и, проткнув материю, перекинул нить поперек вертикальной полосы, так что в круге появился зеленый крест.

Цепи, звякнув, упали на пол. Игорь едва успел подхватить падающее тело Николая Федотыча и, уложив у стены, прикоснулся к его лбу амулетом. Дядя Коля застонал и открыл глаза.

— Ну, слава Богу… — он взглянул на Игоря. — Ты прости меня, Игорек, что я втянул тебя в это дело. — Он нащупал рукой ладонь Игоря и слабо пожал ее. — Ведь говорил мне Василий, что мало у меня силы для таких путешествий. Да уж больно хотелось посмотреть на все своими глазами.

Он немного помолчал и добавил:

— А все-таки прав я оказался. Никакие это не сказки, просто не каждого сюда пускают…

— Да уж какие тут сказки, — согласился Игорь, вспомнив желтые клыки Феди. — Хотя на Пушкина все равно очень похоже: «Там чудеса, там леший бродит…» Да и русалка опять же…

— Ты-ыть, паря, молодец, — прервал его знакомый голос. — Сладил-таки с Кощеем!

Игорь обернулся. У противоположной стены возникло голубое свечение.

— Ну что, дед Василий, — подмигнул Игорь невидимому собеседнику. — Готовь праздничный стол!

— Так-то оно так, — замялся домовой. — Да только я-ыть тебе не все тогда сказал…

Игорь насторожился.

— Понимаешь, паря, ножичка-то ты из ларца не взял, а им бы ты обратный путь и прорубил. Правда, у тебя есть Степанов амулет, но ты-ыть его уже трижды использовал, и теперь с его помощью только один вернуться могет, а вас, понимаешь, двое…

Игорь посмотрел на Николая Федотыча. Он спал, положив руку под голову.

— Значит, если я вернусь, то дядя Коля здесь останется?

— Выходит, так, — сокрушенно ответил домовой. — Ты уж меня, паря, извини. Не думал я, что так получится…

— Понятно, дед Василий. — Игорь встал, еще раз посмотрел на дядю Колю, медленно снял с шеи амулет и положил его на грудь старику. — Не могу я его здесь оставить. Он ведь мне, пока я сюда добирался, вроде отца родного стал. Так пусть хоть тетка Прасковья порадуется…

Игорь осторожно вынул руку Николая Федотыча из-под головы и вложил в нее амулет.

— Счастливо тебе, дядь Коль. — Он прижал сердечко ладонью другой руки. Николай Федотыч открыл глаза, но не успел ничего сказать. Амулет засветился мягким голубоватым светом, и через мгновение дядя Коля исчез.

Вместе с ним исчезли перстень Кощея и черный квадрат с воткнутой в него иглой. Подергав за ручку двери, Игорь обнаружил, что она заперта. Теперь он остался с подземельем один на один, без Соломонова амулета и даже без подарков домового. А это означало лишь одно: путь назад был для него закрыт навсегда.

Игорь вдруг почувствовал, что смертельно устал. Что ж, времени для того, чтобы выспаться, у него теперь будет сколько угодно. Он улегся на жесткий пол. Слабое красноватое сияние освещало опустевшую темницу, а в углу все так же мерно капала вода. «Как странно, — подумал Игорь. — Казалось бы, я должен сейчас в отчаянии рвать на себе волосы, а мне так хорошо и спокойно. Неужели все обреченные на смерть чувствуют себя так же?»

Где-то далеко, за стеной, раздался бой часов. «Ну вот и полночь, — подумал Игорь. — А я все-таки успел…» Он закрыл глаза и повернулся на бок. В кармане куртки что-то слабо хрустнуло. Игорь запустил туда руку и достал тетрадный листок. В тусклом свете написанные мелким почерком слова были почти не видны, и только последние строчки Игорю удалось разобрать:

Игорь повторил эти строчки вслух, и в почти полной тишине его хриплый голос прозвучал неожиданно громко. Последние слова слились с двенадцатым ударом часов, гулкое эхо начало разливаться по залу, отражаясь от стен и становясь все громче. Через несколько секунд торжествующий звон заполнил все вокруг, и Игорю показалось, что его голова раскалывается, распираемая изнутри этим мощным гулом. Он зажал уши ладонями и зажмурился, успев перед этим заметить, как стены вдруг заколыхались и стали растворяться в звенящем красноватом полумраке…

Часы били полночь. Игорь поднял голову и недоуменно посмотрел по сторонам. Комната выглядела вполне обычно, но у него было смутное чувство, что совсем недавно здесь происходило что-то совершенно необыкновенное…

— Ты что же это, еще не спишь? — в комнату заглянула мать. — Смотри, проспишь завтра рыбалку, дядя Коля обидится…

— Рыбалку? Ах, да… — Игорь задумчиво посмотрел на мать. — Хорошо, сейчас лягу.

Он встал из-за стола и только тогда заметил лежащий на нем тетрадный листок. Судя по всему, это были стихи, однако Игорю удалось разобрать только последние строчки:

Ему опять показалось, что совсем недавно с ним произошло что-то удивительное. Но вспомнить, что именно, он не мог. Игорь положил листок в ящик стола, выключил настольную лампу и пошел спать.

— Ну что, отпускник, нормально расслабился? — Эдик, как всегда, заочно соревновался с Цезарем в умении одновременно писать и разговаривать.

— Да какое там расслабился, — махнул рукой Игорь. — Сад, огород, ремонт — в общем, по принципу «лучший отдых — перемена деятельности».

— Ничего, — успокоил его Поляков. — Труд облагораживает человека! Даже если этот человек — журналист…

— Я вот на тебя посмотрю, какой ты вернешься облагороженный, — проворчал Игорь. — Когда на волю-то?

— На следующей неделе. Кстати, — Эдик оторвался от клавиатуры, — у меня тут для тебя тема классная есть. Помнишь, я рассказывал про одного ученого-мага? Ну, который с лешими на дружеской ноге? Так вот, он на днях обнаружил, что парк Сокольники просто кишит нечистой силой! Насобирал кучу улик и даже чего-то там сфотографировал. Я бы и сам занялся, да вот сам понимаешь — труба зовет в отпуск. Может, возьмешься?..

Игорь хотел было сказать Полякову, что его магическому самоучке тоже надо бы отдохнуть, и желательно где-нибудь подальше от беспокойной русской природы, но почему-то промолчал.

— А-а-а, ну да, — спохватился Эдик. — Ты ведь у нас воинствующий материалист и всякие бредни про русалок на дух не переносишь. Тогда извини, может, подобью на это темное дело кого-нибудь другого…

Игорю вдруг послышалось, как чей-то скрипучий голос отчетливо произнес над самым его ухом: «Вот-ыть как ты легко сдаешься, паря…» Он даже оглянулся, но рядом никого, кроме Эдика, не было. Голос показался ему очень знакомым, однако вспомнить, где именно он его слышал, Игорь не мог.

— Подожди, Поляков, ну что ты сразу: бредни… — он снова ненадолго задумался. — Может, не такие уж это и бредни… Знаешь что, давай-ка мне этого ученого. Поглядим, что у него там за нечистая сила…

Наталья Резанова
ДВА РАЗГОВОРА АЛЁНЫ С БОГОМ

Господь говорит: «Почто постриглась, Алёна? Какая из тебя схимница?»

Я говорю: «Так, Господи».

Господь говорит: «Ну, овдовела. Так разве окромя монастыря пути нет? Молода еще была, силы в руках много, детей нет, шла бы замуж по другому разу. А желаешь вдоветь, так ты все травы-корешки знаешь, знахарила бы, тоже дело…»

Я говорю: «Так, Господи. Все верно. Да только тоска меня взяла! Говоришь, силы в руках много? Много, любая работа нипочем. Только не от рук сила эта, Господи. Словно и не сила при мне, а я при моей силе. И уж таково тошно стало мне! Были б дети, слова бы не молвила — Ты не сподобил, Господи! И думаю — наложу я на себя схиму тяжкую, авось полегчает!»

Господь говорит: «Полегчало?»

Я говорю: «Хуже прежнего стало. Схима мне — как перышко, епитимьи — забава, не того душа требует!»

Господь говорит: «Знаю, что ты задумала».

Я говорю: «Такое уж твое Божье дело — знать».

Господь говорит: «Покротче, покротче, старица, а не то иные укоротят!»

Я говорю: «Никто, кроме Тебя, Господи».

Господь говорит: «Это не ты, это гордыня твоя сказала. А у тебя самой слов нет».

Я говорю: «Верно, Господи. Я и смиренница, я и молчальница. А будут слова — скажу».

Господь говорит: «Это ты мужа своего повторяешь. Сам-то непутевый был, и тебя с пути сбивал».

Я говорю: «Уж я-то путь найду».

Господь говорит: «Ступай. Ныне отпускаю тебя, Алёна. Мое Божье дело — знать, а твое бабье — выбирать».

Я говорю: «Господи, помоги. Господи, помоги».

Господь говорит: «Плохо дело, Алёна?»

Я говорю: «Плохо, Господи. Разбили наших под Веденянином. Людишки бегут. Темен город Темников».

Господь говорит: «А сладко было над тысячами власть иметь, Алёнушка?»

Я говорю: «Нет, Господи».

Господь говорит: «А сладко было саблей махать, людскую кровь проливать?»

Я говорю: «Нет, Господи».

Господь говорит: «Врешь! Или в сече не смеялась, подлая? Ох, любишь не к делу зубы скалить! Оттого-то тебя и боялись».

Я говорю: «Все равно. Не этого я хотела, Господи».

Господь говорит: «Знаю. Не этого. Только кончается ваша гульба. Что делать будешь?»

Я говорю: «Можно в лес уйти, наново людей собрать…»

Господь говорит: «А останется кого собирать-то?»

Я говорю: «Не ведаю».

Господь говорит: «А соберешь, потом что? Или впрямь веришь, что все как при Степане Тимофеевиче пойдет?»

Я говорю: «Нет. Притоптали народ православный».

Господь говорит: «Значит, малым делом, разбойничать?

Молчишь? Видно, помнишь, что не просто атаман, а старица, Божья радетельница?»

Я говорю: «Еретица я, вор-старица — так в ихних листах прописано».

Господь говорит: «Это они говорят. А ты как мыслишь? Веруешь ли в Меня, старица?»

Я говорю: «Как не веровать, Господи? И бесы веруют и трепещут».

Господь говорит: «Научилась в монастыре языком трепать!»

Я говорю: «Каб не научилась, пошли бы мужики за мной?»

Господь говорит: «А сделала, что хотела?»

Я говорю: «Не успела, Господи».

Господь говорит: «А сила твоя при тебе?»

Я говорю: «При мне. Ни на сколько не поубавилось. Оттого и горько мне».

Господь говорит: «Значит, не свершилось еще. Ни слов не сказала, ни силы не извела. Понимаешь ли, где твой путь?»

Я говорю: «Так ты за этим посылал меня, Господи?»

Господь говорит: «Слушай, чадо мое возлюбленное! Не разбойной бабой, не вор-старицей назовешься. Знаю, не хочешь живой к ним попасть. Однако слушай! Никто, кроме как ты сама, над тобой не властен. Не они тебя полонили — ты сама пожелала так. И Я с тобой. Прими страдание, Алёнушка! Знаешь ведь, муками тебя не сломить. Ни железом, ни углями раскаленными воля твоя не истощится. И казнь твоя приспеет. И как народ православный, который притоптали, соберется, как сруб запалят — тут-то ты свои слова, самые те, и скажешь. И преосуществится…»

Я говорю…

Наталья Резанова
УНИЧТОЖАЕТ ПЛАМЕНЬ

Барковский. А что было потом?

Я. Не знаю. Очевидно, я осталась жива, раз помню, что корабли сожгли, и про это сложили песню. Возможно, после этого в моей жизни не случалось ничего, что бы я запомнила.

Барковский. Ты?

Я. Разумеется, не та, кого ты видишь. Если б я была буддисткой, то решила бы, что вспомнила одно из своих прежних рождений, и на этом успокоилась. Но я, к сожалению, неверующая.

Барковский. Ты б еще Платона помянула… знание есть припоминание… Ладно. Продолжим. Почему ты уверена, что корабли назывались «Ворон» и «Ястреб»? Там что, были какие-то надписи?

Я. Нет. По-моему, ни мы, ни они вообще не умели писать. Но на парусе одного корабля был нарисован ворон, а на другом — ястреб.

Барковский. Они приплыли по морю?

Я. Не уверена, что это было море. Большая вода. Это могла быть и большая река, как Волга, или озеро, вроде Ладожского…

Барковский. Почему славянские ассоциации?

Я. Не знаю… Природа… Лес, как здесь… Мы же прятались в лесу.

Барковский. Ты помнишь названия кораблей, а не можешь сказать, на берегу моря или реки вы жили.

Я. Я помню только относящееся непосредственно к нападению… Знаешь, почему я сомневаюсь, что это было море? Потому что мы не ждали нападения с воды. У приморских жителей так не бывает.

Барковский. Ладно. На каком языке вы говорили?

Я. У меня такое ощущение, что, хотя мы и они говорили на разных языках, мы могли понять друг друга. Вообще все это напоминало синхронный перевод. Нет, я не могу сказать, что это был за язык, хотя звучал он для меня без всякой архаизации.

Барковский. Хорошо. Попробуем о другом. Это уж ты должна помнить. Во что ты была одета?

Я. На мне было платье… или длинная рубаха. Кажется, холщовая. На ногах — ничего. Босые ноги — это точно.

Барковский. А он?

Я. Ты понимаешь, там было темно, и он тоже в чем-то темном, и какие-то бляхи блестели… Что я запомнила — у него над горлом был завязан узел, как раз над тем местом, где… (меня передергивает).

Барковский. Что с тобой?

Я. Как подумаю об этом, сразу чувствую себя убийцей.

Барковский. Может, не будем продолжать?

Я. Нет, почему же.

Барковский. Где все это происходило?

Я. В… сарае. То есть похоже было на сарай… или склад. Только очень длинный. Крыша низкая. Пол земляной. Стены — я ведь была у стены — стены бревенчатые. Столы были, за которыми они пили, скамьи, какие-то колоды. Все деревянное. Вообще не припомню, чтоб во всей деревне было что-нибудь каменное.

Барковский (декламирует).

Я. Шуточки… Но «уничтожает пламень» — действительно было. Когда мы сожгли корабли. Хотя это были не совсем корабли…

Барковский. То есть?

Я. Эх, нарисовать не на чем… Такие: мачта одна. Большой квадратный парус. И высокая осадка. Так что они были приспособлены и для плавания по реке.

Барковский. Ты ведь на Волге родилась?

Я. Это ты к чему?

Барковский. Суда, которые ты описываешь, напоминают норманнские дракары. Ворон — священная птица древних скандинавов, спутник Одина.

Я. И как же скандинавы попали на Волгу? Волго-Балта, знаешь ли, не существовало тогда. Или они его специально для нас построили? Хотя берег был похож…

Барковский. Я к тому и веду. Понимаешь, такие сведения все-таки есть. И если ты родилась в Поволжье…

Я. Родовая память — отвергнутая наукой теория. И потом, я-то родилась в Поволжье, но мои родители — приезжие.

Барковский. А где жили твои предки тысячу лет назад, ты знаешь?

Я. А сколько их было — тысячу лет назад? Без компьютера не сосчитать.

Барковский. Ну, ладно. Ты исторические романы любишь?

Я. Считаешь, что я свихнулась на почве чтения исторический беллетристики? Уж скорее я поверю в родовую память. Хотя, вероятно, не в ней дело.

Барковский. Вопрос в психологии — не так ли? Ведь почти перед каждым, порой, встает вопрос — пусть в чисто теоретическом плане, — а мог бы я убить в случае необходимости? Или предпочел стать жертвой? Не спрашивала ли ты себя об этом? И вот — бессознательно — получила ответ.

Я. Нет.

Барковский. Почему?

Я. Потому что это была не я.

Барковский. Сил нет с тобой. То ты, то не ты.

Я. Ну, я, но с чужой памятью.

Барковский. Последний раз вернемся. Попробуем прояснить детали. Зачем ты полезла в эту драку? Что, боевой силы не хватало?

Я (возбуждаясь). Но так было всегда! Мы всегда держались вместе, весь род. И тогда… все, кто мог…

Барковский. А откуда ты узнала прозвище «Деревянная глотка»?

Я (быстро). Мне сказали. Один из наших видел его раньше.

Барковский. Где?

Я. Этого я не помню.

Барковский. Постарайся вспомнить еще что-нибудь. Хотя бы избу, где ты жила.

Я. Только не изба. Я говорила — длинное помещение, где жил если не целый род, то, по крайней мере, несколько семей вместе.

Барковский. Где же это было принято… Тут нужен специалист.

Я. А ты не специалист?

Барковский. Я имею в виду, археолог, а не школьный учитель.

Я. Не знаю… Вот я увидела несколько минут из той жизни. Запомнила около двух дней, но не как виденное, а как известное. Вспыхнуло, осветило и исчезло. Я много езжу, многое повидала, много читала. Что заставило меня вспомнить, не знаю. Это же кусок, фрагмент, из которого не восстанавливается целое. Я только знаю, что соприкоснулась с какой-то незнакомой мне, но несомненно существующей… энергией… энергией памяти?

Они сожгли ладьи чужеземцев. Сухое дерево горело высоко и быстро, и они смотрели, стоя на берегу. А потом пошли к своей разоренной деревне, где все предстояло строить сызнова — неизвестно, в который раз. Но они жили здесь всегда, откуда бы ни приходила угроза — из ближней степи или, как сейчас, с севера, они жили здесь, это была их земля, и они привыкли ее защищать. И никто из чужих не ушел живым.

Валерий Ярхо
ЗВОН

Метель резко и больно ударила по лицу монгольского сотника, ведшего свой отряд сквозь сугробы и снежную круговерть. На мгновение он ослеп, но лишь на мгновение, острый глаз степняка разглядел то, что он и его отряд искали. Запах дыма, очагов русской деревни, принесенный ветром, они учуяли давно и шли на него, словно волки по следу. Ветер, как будто искупая свое невольное предательство, яростно бил их ледяной крупой, рвал на них одежды, слепил коней, но ничто не могло остановить непобедимых воинов хана Батыя. Хан милостиво отдал покоренный русский город и окрестности на разграбление.

К этой деревне сотник привел своих людей первым. Это будет их добыча, только их! По праву войны!

Предвкушение, радостное ожидание и волнение охотника, азарт волка перед прыжком на шею коня вырвались из груди сотника криком:

— Ур! Ур! Кху! Кху! Ур-р! Вперед!

И, хлестнув камчой своего коня, он повел свой отряд к деревне.

Жители Оленьего Вражка, деревеньки в одну улицу, зажатой меж лесом и глубоким оврагом, не видя монголов за снежной пеленой, а лишь слыша их страшный боевой клич, заметались бестолково, сталкиваясь друг с другом, хватаясь то за скарб, то за дреколье, и в страхе смертельном, чуя, что крики эти несут гибель неминуемую, вскрикивали страшно в отчаянном исступлении:

— Господи! Пронеси! Спаси и сохрани! Прости прегрешения Наши, Господи! Иже еси…

«Бо-мм!» Ударил колокол на колоколенке деревенской церкви. «Бо-мм!» Поплыл тяжелый и скорбный звон. И люди бросились на звук родного колокола от диких криков из снежной Мглы, как дети, испуганные чем-то, бегут к матери. Войдя в храм и затворившись в нем, молились горячо и истово, как всегда бывает с грешными, столкнувшимися с тем, что их грешным силам не преодолеть.

— Господи! Защити! В руцу твою влагаем жизнь и души свои, Господи!

С первым ударом колокола радость ушла из сердца сотника. Но, разгоряченный скачкой, он, оторвавшийся с несколькими всадниками от своего отряда, все рвался сквозь снежную целину к своему празднику. Ибо нет ничего слаще, чем топтать поверженного противника, грабить его безнаказанно и насиловать. Этот праздник искупает страх, усталость и боль войны. Он — цель ее и причина.

По мере приближения к деревне звон, тяжелый и скорбный, становился все громче, и вместе с ним в сердца монголов вползал страх, липкими и холодными своими руками он охватывал души бывалых, прошедших не одну жестокую сечу, воинов. Замирая, ждали очередного удара, и с каждым ударом тяжело бухало у них в груди и кровь ударяла в голову.

У околицы всадники нерешительно затоптались, не в силах гнать заупрямившихся коней. Сотник, видя, что люди его боятся, и чувствуя страх сам, злясь на себя и своих людей, испугавшихся непонятно чего, пересиливая себя, взвыл яростно:

— Урр! — И охаживая камчой коней и воинов, ворвался на единственную улицу Оленьего Вражка, стремясь достигнуть церкви и оборвать проклятый звон. Но чем ближе, тем невыносимее становился этот звон, и сотнику хотелось спрыгнуть с коня, зарыться в снег и, вгрызаясь в мерзлую землю, уйти от накатившего ужаса.

— Урр! — вскричал он, гоня смертную тоску, сдавившую грудь. Но крик его был тихим и жалобным, никому, даже ему, не слышным за воем ветра и громовым гулом колокольного звона. Воины зажимали уши и падали с коней, которые в испуге ржали, становились на дыбы, и не было такой силы, которая заставила бы их идти навстречу звону.

Наиболее сильные, шатаясь, шли за сотником. Когда до храма осталось совсем немного, снег с еще большей силой обрушился на них. Вытянув руку и зажмурив глаза, сотник, отчаянно напрягаясь, шел вперед. Глаза его застила мутно-красная пелена. Вот сейчас он ткнется рукой в стену и, держась за нее, пойдет к церковным вратам, ворвется внутрь, и — держитесь, русы, не поможет вам тогда чародейство!

Он шел и шел, но стены все не было, рука его проваливалась в пустоту. Наконец ноги его тоже потеряли опору, сердце, не выдержав, лопнуло, и на дно оврага он скатился мертвым.

Сидя на коне и кутаясь в богатую песцовую шубу, Батый наблюдал, как складывают погребальный костер для погибшего при штурме Коломны брата Кеюлькана. После вчерашней метели подморозило, и солнце, стоявшее в ледяной синеве январского неба, немилосердно слепило, отраженное в мириадах снежинок, лежавших сплошными, рыхлыми еще сугробами, повсюду насколько хватало взгляда. Ветер поднимал легкую снежную пыль, и та сверкающими клубами носилась меж суетящихся людей. Засмотревшись на игру света, Батый не сразу услышал, что его окликнули.

— Хан! — почтительно позвал еще раз голос темника. — Хан! Прискакал воин из отряда сотника Аргына. Он говорит, что отряд погиб, Аргын пропал.

— Что? — мгновенно пришел в ярость грозный победитель. — Они встретили русов?

— О нет, хан! — трепеща от страха, воскликнул темник. — Их убили не русы.

— Кто же убил их? — еще пуще ярясь, спросил Батый.

— Он говорит, что их убил… — темник замялся.

— Ну? Отвечай же!.. — прикрикнул хан.

— Он говорит, что их убил звон! — выпалил темник и замер, глядя себе под ноги.

— Что? — изумился Батый. — Звон? Какой звон?

— Звон колоколов русского храма, — все так же, не смея взглянуть на хана, отвечал темник.

— Где этот воин? — спросил Батый без гнева.

— Он здесь, о хан, но он едва жив…

— Приведите его!

Приведенный под руки воин, увидя грозного хана, пал на колени и на четвереньках пополз к нему, замерев лишь шагах в пяти.

— Говори! — приказал Батый.

С трудом ворочая языком, запинаясь, воин сказал:

— Хан! Аргын привел нас к деревне, о которой он выпытал У пленных накануне. Мы с трудом нашли ее, а когда до нее оставалось совсем немного, вдруг… — воин замолчал, но, пересилив себя, продолжал: — раздался звон, да такой ужасный, что многие из нас попадали с коней. Я упал тоже. Уцелевшие бросились к храму, чтобы прекратить звон, но у меня не было сил идти навстречу звону. Когда я очнулся, в живых не было никого, только кони без всадников носились по деревне. Храм русов тоже исчез! Но проклятый звон был! Только шел он теперь из-под земли. Мне удалось поймать коня… — Но тут у рассказчика горлом пошла кровь, и он стал заваливаться набок. Воины оттащили труп в сторону.

Батый молчал. Странные мысли проносились у него в голове… «Это все от леса. Как можно жить, когда кругом леса? И почему русы вместо того, чтобы бежать в этот лес, запираются в своих храмах, там их режут, как баранов, а они все равно… Зачем? Почему? В лесу страшнее? А может, в храмах все дело? Может…» Не додумав до конца, он погнал от себя дурные мысли.

— Пойдем посмотрим эту деревню, — приказал он.

Придя со многими воинами в Олений Вражек, Батый с ужасом увидел погибший отряд, полузанесенный снегом. Лица погибших были синюшно-черные, у многих у рта и ушей замерзли подтеки крови, хотя ран не было видно. Погибшие лежали везде, где их застала смерть, кроме большой площадки на краю оврага. Не было видно ни одного руса, дома стояли покинутые, церкви и следа нет. И вдруг откуда-то из-под земли раздался колокольный звон такой силы, что задрожала земля, завибрировал воздух. «Бо-мм! Бо-мм!» Беспрерывно бил и бил подземный колокол. Чувствуя нездоровую истому, видя, как шатаются в седлах воины в такт ударам, Батый смог крикнуть лишь, пересиливая себя:

— Прочь отсюда!

И долго скакал непобедимый хан, будучи не в силах остановиться, пока слышался гул.

Хан не боялся ни людей, ни того, что ими создано, но теперь его гнал с проклятого места страх, страх, поднимавшийся из самых темных уголков души, страх перед тем, чего нельзя победить мечом, на что нельзя двинуть конную лаву. Это был голос силы, могущественнее, чем власть любого трижды великого земного вождя.

Смерчем прошел Батый по Руси. Многие города покорил он, и в каждом из них последними были взяты храмы. Русы бились возле и внутри них словно в угаре. А над ними звонили и звонили колокола, громовым своим голосом ободряя их, словно глас небесный.

Видя то отчаяние, с которым бьются русы за свои святыни, столкнувшись со множеством необъяснимых чудес, монголы не решились разорять православные храмы и монастыри. Батыем был дан особый ярлык, охранная грамота, запрещающая брать дань и чинить препятствия Церкви. Не препятствовал хан и тому, что монголы переходили в православие.

А Олений Вражек считался у монголов плохим, проклятым местом, потому, может, и уцелела деревня до сих пор, что чудо, подземный звон ее охраняет. Только не деревня нынче это — улица в разросшейся Коломне. Звона, правда, из ныне живущих никто не слышал, и деды и прадеды их не слыхали. Может, оттого, что веры в людях поубавилось, а, может, потому, что давно уже чужая нога не ступала на землю Оленьего Вражка. Но если, не приведи Бог, ступит…