Светильник, зажженный в полночь, и другие пьесы

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

ДЖО ХИЛЛ.

БЕН УИНТОН.

ЭД РОУЭН.

СЕРЖАНТ ПОЛИЦИИ.

ХИЛЬДА УИНТОН.

АЙСИДОР РАБИНОВИЧ.

ТОМ ШАРП.

СУДЬЯ ХОУ.

СЕКРЕТАРЬ СУДА.

ПРИСТАВ.

ГАРРИ МАКРЭЙ.

АДАМ СТИЛ.

ДЖОН Т.МОУДИ.

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ БЛЭЙК.

РАБОЧИЙ ЛЕСОПИЛЬНОГО ЗАВОДА.

ИТАЛЬЯНЕЦ.

ГРЕК.

МАРТА ВЕБЕР.

ГЕНРИ ВЕБЕР.

ДЖОНСОН.

О’ЛИРИ.

МАРК ДЭЙЛИ.

СКОТТ МАКБРАЙД.

ОКРУЖНОЙ ПРОКУРОР УЭЗЕРБИ.

МАРТИН ХЕНДЕРСОН.

СУДЬЯ МИТЧЕЛЛ.

ВИОЛА ХИЛИ.

АЛЕКСАНДР МАРШАЛЛ.

СУДЬЯ АЛЬФРЕД БИРД.

СУДЬЯ ФРЕД ВЕЙТЧ.

ГЛАВНЫЙ СУДЬЯ АКСЕЛ КУЛИ.

ГЕНЕРАЛЬНЫЙ ПРОКУРОР СТОУН.

ПРЕПОДОБНЫЙ БЕРНАРД УАЙТ.

ГУБЕРНАТОР УИЛЬЯМ УИД.

Горожане, полицейские, члены профсоюза, тюремная стража и другие.

Место действия пьесы — город Солт-Лейк-Сити, штат Юта.

Время действия — 1914–1915 годы.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

^{Время действия: пьеса начинается в январе 1914 года. Место действия первой сцены: уличный перекресток в одном из западных городов Соединенных Штатов. На сцену выходят двенадцать человек. Кто — в костюме, кто — в рабочем комбинезоне. Один несет американский флаг — это Джо Xилл. Другой тащит ящик из-под мыла — это Эд Роуэн. В руках у третьего — пачка листовок, это Том Шарп. В руках у четвертого тоже пачка листовок — это Бен Уинтон, негр. Один с гитарой, на которой он играет по ходу пьесы; у другого в руке — губная гармоника. Устанавливают ящик, над ним водружают флаг.}

ДЖО (обращаясь к остальным). Все знают наш замысел?

БЕН. Все. Мы готовы.

ДЖО (после утвердительных ответов других). Тогда я начинаю. (Забирается на ящик). Меня зовут Джо Хилл. Я член организации «Индустриальные рабочие мира» — сокращенно ИРМ. Нас называют бродягами, праздношатающимися, но нас ничто не пошатнет — мы стоим твердо, как скала. Я спою вам сейчас песню, которую я написал. (Поет).

^{_{Джо Хилл — Жан-Луи Ру.}}

^{_{«Театр дю Нуво Монд», Квебек, Канада, 1967.}}

(Прерывает песню). А теперь скажу вам, кого мы зовем вступить в наш великий союз. (Продолжает быстрым речитативом).

А теперь хором и погромче.

^{Джо взмахивает рукой, призывая всех подпевать ему. Он начинает: «Все, кто за грош продает богатым…» Остальные подхватывают песню. Сцена постепенно заполняется прохожими; кто — в одежде лавочников и ремесленников, кто — в рабочих комбинезонах.}

А вот и другие! Мы всех зовем в наш великий союз. (Снова переходит на быстрый речитатив).

Я кого-нибудь забыл упомянуть?

ГОЛОС (насмешливо). Да! Меня!

ДЖО. Хорошо. Я сочиню еще один куплет… А теперь — хор! Громко и дружно. (Он начинает).

^{Остальные подхватывают песню. Когда хор замолкает, он говорит.}

А теперь послушайте, что скажет Эд Роуэн. Эд — секретарь нашей местной организации. Иди сюда, Эд, залезай. (Спрыгивает с ящика, уступая место Эду).

ЭД. Наш край — край меди. И меди этот город обязан своим существованием. Каждый из вас — так или иначе — кормится за счет того, что здесь добывают медь. А мы — рабочие медных рудников. Мы работаем на Моуди, короля медной руды. Он владеет шахтами, мы добываем медь. Мы работаем по десять часов в день, семь дней в неделю. Мы работаем триста шестьдесят пять дней в году. Но мы зарабатываем так мало, что в кармане у нас всегда пусто. Мы хотим получать заработок, на который могли бы жить. Мы хотим… мы хотим получать столько, чтобы прокормить семью… Медный король Моуди и его газеты клевещут на нас, и мы собрались здесь для того, чтобы вы узнали правду. Когда человек прислуживает медному королю Моуди, мы говорим: «Он носит медный ошейник». Я вижу здесь немало людей в медных ошейниках. Разве вам не хочется их сбросить? А это возможно, если только вы нам поможете. (Указывая на человека в толпе). Вот вы, мистер мясник! Ведь мы тоже ваши клиенты. Подумайте, сколько нас! Разве вам не пригодились бы несколько тысяч покупателей с деньжатами в карманах? (Обращаясь к другому). И то же самое можно сказать о вашей бакалейной лавке. (Обращаясь к третьему). Доктор Льюис, я слышал, что вы прекрасный зубной врач. У меня полно зубов, которые надо бы подлечить. Но нас с вами будет разделять пропасть, пока мы не заставим медного короля Моуди платить нам приличное жалованье… Скоро мы объявим забастовку. (Несколько человек опасливо озираются; один из них уходит). Мы хотим, чтобы вы, жители этого города, понимали смысл происходящих событий. И мы хотим, чтобы вы наконец выступили на нашей стороне. Когда мы одержим победу, вы тоже выиграете: чем больше мы получим, тем больше будем тратить в ваших магазинах.

^{Появляется несколько полицейских. Они остаются в глубине сцены.}

И вот что я хочу вам еще сказать. Полиция отказала ним в разрешении провести этот митинг. Если сюда вдруг явятся полицейские, не пугайтесь и не поддавайтесь панике.

^{Кое-кто быстро оглядывается; кое-кто встревожен. Заметив полицейских, один-два человека спешат уйти. Эд кричит им вслед, но одновременно обращается к людям, стоящим перед ним.}

Помните, что это митинг, созванный с мирными целями!

^{Сержант полиции, расталкивая толпу, подходит к ящику. На протяжении последующей сцены несколько профсоюзных активистов как бы невзначай, но очень успешно блокируют полицейских.}

СЕРЖАНТ ПОЛИЦИИ. Мне велено арестовывать каждого, кто произносит революционные речи. Слезай с ящика.

ЭД. Куда прикажете следовать?

^{Сходит с ящика. Сержант полиции передает Эда одному из полицейских, и тот отводит его в сторону; другие полицейские остаются. Не успевает Эд сойти с ящика, как на его место поднимается Бен.}

ХИЛЬДА (когда Бен уже стоит на ящике). Продолжай, Бен!

БЕН. Мы перетаскиваем тяжести. Мы разгребаем грязь. Мы — рабочие без квалификации, но разве у нас нет права на человеческий заработок? Вот почему мы, Индустриальные рабочие мира…

СЕРЖАНТ ПОЛИЦИИ. Довольно! Слезай!

БЕН. Куда прикажете?

СЕРЖАНТ ПОЛИЦИИ. Возьми его, Джим! (Передает Бена полицейскому, который отводит арестованного туда, где уже стоит Эд).

АЙСИДОР РАБИНОВИЧ (тотчас же поднимаясь на ящик). Есть только один способ установить, справедлива идея или нет. Дайте ей вступить в открытую борьбу с другими идеями. Если она справедлива, они выстоит. Если несправедлива — погибнет.

СЕРЖАНТ ПОЛИЦИИ. Слезай.

АЙСИДОР. Так точно. Куда прикажете?

^{Айсидора передают полицейскому, который отводит его туда, где уже стоят двое других. Последующих ораторов отводят туда же; они стоят там, тесно сомкнувшись.}

ТОМ (тотчас поднимаясь на ящик). Паршивая полиция в этом городе! Все носят медные ошейники — рядовые полицейские, сержанты, лейтенанты. Медный ошейник медного короля Моуди. Но самый здоровенный ошейник носит начальник полиции Поль Блэйк. Это он…

СЕРЖАНТ ПОЛИЦИИ. Слезай!

ТОМ. Куда?

^{Тома передают полицейскому, который отводит его к другим.}

ДЖО (тотчас поднимаясь на ящик). Свобода слова. Что это такое? Можно ли ее увидеть? Можно ли прикоснуться к ней, взять в руки? Можно ли положить ее в банк и стричь с нее купоны? Вы не можете ее увидеть, не можете коснуться ее рукой, и она не принесет вам прибыли. Но без нее вы рабы, а быть рабом — все равно что быть трупом.

СЕРЖАНТ ПОЛИЦИИ. Слезай! Слезай с ящика!

ДЖО. Хватайте меня.

^{Джо передают полицейскому, который отводит его к остальным.}

ОРАТОР (поднимаясь на ящик). Дамы и господа!..

СЕРЖАНТ ПОЛИЦИИ. Слезай!

ОРАТОР. Что революционного в словах «дамы и господа»?

СЕРЖАНТ ПОЛИЦИИ. Когда это говорит ваш брат, даже «дамы и господа» звучит революционно.

^{Оратора передают полицейскому, чтобы тот увел его. Тем временем на ящик поднимается другой оратор, и в этой части сцены свет быстро меркнет. Освещается другая ее часть, изображающая суд. Присутствуют судья Хоу, секретарь суда, пристав и Эд, перешедший на этот участок сцены.}

ХОУ. В чем обвиняется?

СЕКРЕТАРЬ СУДА. Выступал на уличном митинге, созванном без соответствующего разрешения.

ХОУ. Признаете себя виновным или нет?

ЭД. Не виновен, ваша честь. Я требую суда присяжных.

ХОУ (терпеливо). Суд присяжных назначается обычно для разбора более важных дел.

ЭД. Это мое право, гарантированное конституцией.

ХОУ. Суд присяжных — это значит, что прежде всего надо подобрать присяжных, необходимо также участие окружного прокурора и вашего адвоката, если у вас есть на него деньги…

ЭД. Я требую суда присяжных.

ХОУ (раздраженно). Будет вам суд присяжных. Но тем временем вы остудите вашу горячую голову в тюрьме.

ЭД. Тюрьма — не такое плохое место, если взглянуть на нее с правильной точки зрения. ХОУ. Следующий.

^{Пристав отводит Эда на другую сторону сцены к стоящим плотной группой арестованным.}

ХОУ (бормочет, озадаченный). Что он имел в виду, черт возьми? «Тюрьма — не такое плохое место, если взглянуть на нее с правильной точки зрения»?

^{Пристав возвращается с Беном и, подняв перед ним Библию, бормочет невнятной скороговоркой.}

ПРИСТАВ. Клянетесь ли вы говорить правду, всю правду и ничего, кроме правды, да поможет вам бог?

БЕН (положив правую руку на Библию). Клянусь.

ХОУ. В чем обвиняется?

СЕКРЕТАРЬ СУДА. Выступал на уличном митинге, созванном без соответствующего разрешения.

ХОУ. Признаете ли себя виновным?

БЕН. Ваша честь, я требую суда присяжных.

ХОУ. Вы тоже?

БЕН. Требую суда присяжных. Это право гарантирует мне конституция.

ХОУ. Послушайте… Вы что, не знаете своего места?

БЕН. Тюрьма — не такое плохое место…

ХОУ…если взглянуть на нее с правильной точки зрения?

БЕН. Вот именно, господин судья.

ХОУ. Следующий.

^{Пристав отводит Бена к стоящим плотной группой арестованным и тотчас же возвращается со следующим обвиняемым. Это Джо.}

ПРИСТАВ (поднимает Библию и бормочет невнятной скороговоркой). Клянетесь ли вы говорить правду, всю правду и ничего, кроме правды, да поможет вам бог?

ДЖО. Клянусь.

ХОУ (глядя на лежащий перед ним лист бумаги). Джо Хилл. Это имя мне знакомо.

СЕКРЕТАРЬ СУДА. Он певец.

ХОУ. А… В чем обвиняется?

СЕКРЕТАРЬ СУДА. Выступал на уличном митинге, созванном без разрешения.

ХОУ. Стало быть, вы певец?

ДЖО. Я пою.

ХОУ. Вы сочиняете песенки?

ДЖО. Вроде бы так… Ваша честь, я требую суда присяжных.

ХОУ. И вы тоже?

ДЖО. Вы можете, ваша честь, снять обвинение.

ХОУ (возмущенно). Что?! (Затем осторожно). А если бы я снял его?

ДЖО. Мы продолжили бы уличный митинг.

ХОУ. Поговорим, как мужчина с мужчиной. Неужели у вас нет никакого чувства ответственности по отношению к городу, в котором вы живете? Неужели мы не понимаете, что ваши песни подстрекают к бунту и насилию?

ДЖО. Мои песни славят трудового человека… А теперь я буду говорить с вами, как мужчина с мужчиной. Мы просили разрешения на митинг, чтобы рассказать народу, почему мы, горняки, вынуждены объявить забастовку. Нам не дали разрешения. Потому? Кто угодно получил бы его. Кто угодно, но не мы. Моуди, как видно, не на шутку встревожен. А вы, судья, поостерегитесь: ведь ваш медный ошейник сверкает у всех на виду.

ХОУ (хочет ответить, но передумывает и говорит спокойно). Сколько их здесь, по этому обвинению?

СЕКРЕТАРЬ СУДА. Сто восемьдесят семь.

ПРИСТАВ. И каждый вечер с ящика стаскивают человек по сорок.

ХОУ (Джо). И все вы собираетесь требовать суда присяжных?

ДЖО (спокойно). Похоже, что так, ваша честь.

ХОУ (сдерживая гнев). Объявляется перерыв судебного заседания.

^{Свет быстро гаснет в этой части сцены и загорается в другой. Это кабинет начальника полиции Поля Блэйка. Присутствуют три человека: Джо Моуди, владелец «Западной меднорудной компании», Гарри Макрэй, шеф сыскного агентства, Адам Стил, один из агентов Макрэя; он жует орехи, доставая их из бумажного кулька. Хоу направляется из суда к этой группе. Почти без паузы он говорит, обращаясь к Джону Моуди.}

ХОУ. Мистер Моуди, они борются за право попасть в тюрьму.

МАКРЭЙ. Число их растет с каждой минутой, мистер Моуди.

СТИЛ. Мы не можем их остановить.

^{Макрэй бросает на Стила предостерегающий взгляд.}

МАКРЭЙ. Грузовики подвозят все новых и новых.

ХОУ. И каждый требует отдельного суда присяжных.

МАКРЭЙ. Всяк, кому не лень, каждый бродяга держит путь в наш город.

СТИЛ. Они идут из Северной и Южной Дакоты, из Монтаны, Орегона, Вашингтона и Калифорнии. Это какое-то нашествие.

МАКРЭЙ. Заткнись, Стил!

МОУДИ. Макрэй, я нанял вас и ваше сыскное агентство специально для того, чтобы предотвратить такое обострение ситуации. Вы не очень-то хорошо справились с работой, Макрэй.

МАКРЭЙ. Мистер Моуди…

МОУДИ. Мы имеем дело с опасным нарывом, который вот-вот прорвется и забрызгает желтым гноем всех в нашем городе. Может быть, я ошибся, наняв агентство Макрэя? В этом городе есть и другие сыщики, которые охотно согласились бы работать на меня.

^{Появляется начальник полиции Поль Блэйк с записной книжкой в руках. За ним следует Том Шарп, который в полном молчании отходит в сторону. Во всех случаях, когда это позволяет действие, Том Шарп должен оставаться в тени. Хоть и участник происходящего, он — мрачный и зловещий — всегда держится особняком.}

Доложите обстановку, Блэйк.

БЛЭЙК. Как начальник полиции в этом городе я заявляю: мы теряем контроль над создавшимся положением — и чем дальше, тем больше. Городская тюрьма переполнена, окружная тюрьма переполнена.

МОУДИ. Сколько их в тюрьме?

БЛЭЙК (заглядывая в записную книжку). Девятьсот шестьдесят три человека. Мне уже некуда сажать очередную партию.

ХОУ. Они забили суды. Застопорили работу всего административного аппарата. В городе сейчас ни закона, ни порядка. Муниципальный бюджет этого не выдержит.

МОУДИ. Сколько времени ушло бы на разбор их дел?

ХОУ. Год. Может быть, и больше. Это блестящая тактика.

МОУДИ. И вы угодили прямо в их ловушку.

ХОУ. А что мне оставалось делать? Отпустить их на все четыре стороны? Это лодыри, бездельники, бродяги.

МОУДИ. В наших газетах мы именуем их лодырями и бродягами. Но вас эти ярлыки не должны вводить в заблуждение. У этих людей есть план, они смелы и опасны. Они хотят разрушить все, что мы создали… Кстати, когда вам предстоит переизбрание?

ХОУ. Я полагаю, сэр, вы понимаете, что при обычных обстоятельствах…

МОУДИ. Помолчите. Дайте мне подумать.

ХОУ. Хорошо, сэр.

^{Голоса, доносящиеся издалека, поют исступленно, самозабвенно, с насмешкой и вызовом:}

МОУДИ. Что они поют?

ТОМ. Песню «Проповедник». Ее сочинил Джо Хилл.

МОУДИ. Но это же мелодия церковного гимна. Я много раз пел его в церкви. Джо Хилл совсем занесся или просто спятил, если он на духовную музыку пишет такие слова.

ТОМ. А он пишет слова на любую мелодию. Лишь бы люди ее знали.

БЛЭЙК. Вы только послушайте, как они поют! Я загнал их в карцер. Они стоят вплотную. Там нельзя ни сесть, ни шелохнуться, ни выйти в уборную.

ТОМ. Там уже нет ни одного человека в сухих штанах.

МОУДИ (Хоу). Вы говорите, на разбирательство их дел потребовался бы год?

ХОУ. Возможно, даже больше.

МОУДИ. Снимите обвинение. Отпустите их.

ХОУ. И пусть они митингуют, когда им угодно, где им угодно, и говорят, что им угодно?

МОУДИ. Откройте двери тюрьмы. Вышвырните их.

БЛЭЙК. Но они начнут все сначала.

МОУДИ. Разве вы не понимаете, что сейчас у нас нет другого выхода?.. Поступайте, как вам говорят.

^{Блэйк уходит.}

ХОУ. Что они теперь будут делать?

МОУДИ. Ясно, что — объявят свою забастовку, конечно. (Тому). Верно я говорю?

ТОМ. Да, как только вы нас отпустите, мы созовем митинг и объявим забастовку.

МОУДИ. Они опасны, как чума… Кто до этого додумался?

ТОМ. Джо Хилл.

МОУДИ. Тот самый, что сочиняет песни?

ТОМ. Только ему мог прийти в голову такой безумный план.

МОУДИ. Вовсе не безумный. Он себя оправдывает. Расскажи мне об этом Джо Хилле.

ТОМ. Он швед. Приехал сюда лет двенадцать назад. Прокладывал нефтепровод в Калифорнии, строил доки в Сан-Педро, работал лесорубом и на лесопильнях, скирдовал пшеницу в Дакоте, сейчас он добывает медь на ваших шахтах. Одинок. Снимает комнату и столуется у Бена Уинтона и его жены, Хильды. Уинтон — негр, в наших делах он мало что значит.

МОУДИ. Жить у негра! С чего бы это?

ТОМ. О вкусах не спорят. У Джо Хилла нет семьи. Рубаха, штаны да скрипка — вот все его имущество.

МОУДИ. Скрипка? А это зачем?

ТОМ. Он сочиняет для нас песни. (Достает из заднего кармана красную книжечку в мягком переплете и дает ее Моуди, который читает вслух заглавие).

МОУДИ. «Песни, раздувающие пламя недовольства». А у тебя-то она откуда?

ТОМ. Все мы, члены профсоюза, носим в кармане такую красную книжечку. Наше правление в Чикаго только что начало печатать новый тираж — пятьдесят тысяч. Вот как она популярна!

МОУДИ (перелистывая страницы). Здесь много песен Джо Хилла.

ТОМ. Каждые две-три недели он сочиняет новую. Вот эту он написал в Сан-Диего для бастовавших железнодорожников — на мотив «Кейси Джонса».

МОУДИ. Ловко придумано.

ТОМ. Все иностранцы, что работают на Южной тихоокеанской магистрали, выучили ее наизусть и распевали хором. Это их объединило. Они выиграли стачку.

МОУДИ. Об этой стачке мне все известно.

ТОМ (переворачивает страницу). А вот эту Джо Хилл написал для рабочих шерстильных фабрик в Массачусетсе. Сам он там даже не был. Просто написал песню и отослал туда. Они ее пели.

МОУДИ. И одержали победу. Об этой забастовке мне тоже все известно. А теперь, значит, он здесь. Не сочинит ли он песню и для меня?

ТОМ. Он явился сюда со всеми своими песнями. И явился неспроста. Говорит, что такому человеку, как вы, нельзя давать волю в этой стране.

^{Стил хихикает. Макрэй бросает на него свирепый взгляд, и тот сразу же замолкает.}

МОУДИ. Прямо так и говорит?

ТОМ. Он знает подход к людям. Они в него верят. Он собирает их вокруг себя, и они загораются.

МОУДИ. И ты тоже загорелся?

ТОМ. Я?

МОУДИ. Похоже, с тебя станется. Ты от него в восторге.

ТОМ (с горячностью). Зачем вы такое говорите? Я просто хочу, чтобы вы знали ситуацию. Вот и все.

МОУДИ. Что тебе о нем еще известно?

ТОМ. Он ходит на танцы в шахтерские поселки, поет свои песни и играет на скрипке.

МОУДИ. Это несущественно… Сколько ему надо дать, чтобы откупиться?

ТОМ. Он не берет.

МОУДИ. Все берут.

ТОМ. Все, но не он. Это уже пробовали — и не раз.

МОУДИ. Запугать его можно?

ТОМ. И это пробовали. У него здоровенные шрамы на левой щеке. После того как его избили в Калифорнии. Два дня спустя он поднялся с постели — щека еще была рассечена до кости — и стал организовывать забастовку. Он живет своими идеалами. В кармане у него нет ни гроша, а он живет идеалами. В этом он находит счастье.

МОУДИ. Человека всегда можно подловить на его идеалах. Если его нельзя запугать и нельзя купить, мы найдем способ подловить его. Что ты еще о нем знаешь?

ТОМ. Он живет с одной женщиной.

МОУДИ. Вовсе не обязательно быть профсоюзным бродягой, чтобы предаваться таким забавам. Вот, например, судья…

ХОУ (в замешательстве). С вашего разрешения, сэр, мне, пожалуй, пора вернуться в суд. (Уходит).

МОУДИ. Что это за женщина?

ТОМ. Замужняя. А муж у нее пьяница.

МОУДИ. А что, если бы муж в одну прекрасную ночь неожиданно вернулся домой? И при этом у него был бы револьвер?

МАКРЭЙ (Тому). Муж знает о том, что происходит? Ты мог бы открыть ему глаза?

ТОМ. Я уже подумал… завел с ним дружбу. Можно все очень просто устроить…

МОУДИ (прерывая). Я предпочитаю не знать деталей твоих планов. (Отходит немного в сторону, как бы отстраняясь от происходящего).

СТИЛ. А он хорошо стреляет?

ТОМ. Комнатушка-то крохотная.

МАКРЭЙ. Отлично придумал. Проще простого. Раз, два и готово. Сделано — и концы в воду. (Дает Тому конверт). Принимайся за дело.

ТОМ (заглядывает в конверт и аккуратно прячет его в задний карман. Он направляется к выходу, но затем оборачивается). Мистер Моуди, я хотел бы вложить пару сотен в дело. Может, посоветуете, куда лучше, чтобы иметь прибыль доллар на доллар. В вашу компанию или в «Центральную меднорудную компанию»?

МОУДИ. Доллар на доллар?

ТОМ. Доллар на доллар.

МОУДИ. В «Центральную меднорудную компанию».

ТОМ (с хитрой улыбкой). Я так и думал. (Направляется к выходу).

СТИЛ. Смотри, чтобы револьвер был заряжен.

ТОМ. Я свое дело знаю. (Уходит).

МОУДИ (одобрительно). Хороший парень. Очень толковый.

МАКРЭЙ. Самый толковый из моих людей.

^{В этой части сцены свет мгновенно гаснет. Джон Моуди, Гарри Макрэй и Адам Стил уходят. Теперь вся сцена освещается ярким светом. Это зал профсоюза ИРМ. Идет митинг, обсуждается забастовка. Эд, Джо, Том, Бен и несколько человек образуют отдельную группу — стачечный комитет. Люди преисполнены сдержанного ликования, они прошли через тяжелое испытание с высоко поднятой головой, и их выпустили из тюрьмы. Теперь они разрабатывают план дальнейших действий.}

ЭД. Наша борьба за свободу слова привела нас в тюрьму, но мы выиграли право собраний. И вот мы собрались, чтобы бороться за приличную заработную плату!.. Только твердая решимость поможет нам одержать победу в стачечной борьбе. Только нашими собственными силами, нашим единством сможем мы добиться улучшения своего положения.

РАБОЧИЙ ЛЕСОПИЛЬНОГО ЗАВОДА. Можно мне сказать пару слов?

ЭД. Давай, иди сюда.

РАБОЧИЙ ЛЕСОПИЛЬНОГО ЗАВОДА (выходя вперед). Я работаю на лесопильном заводе. Мы делаем кровельную дранку. Это не работа, это сражение. Десять часов в день пальцы прижаты к стали, а сталь не думает о том, что она режет. Раньше или позже протягиваешь руку чуть-чуть дальше, чем следует. И вот результат. (Поднимает изувеченную руку). Сначала теряешь пальцы, затем — работу. Мне поручено передать вам, что, когда вы объявите забастовку, мы поддержим вас деньгами.

ГОЛОС. Забастовка!

^{Одобрительные возгласы.}

ИТАЛЬЯНЕЦ (выходя вперед). Я — итальянец… Мой родной город был наводнен американскими рекламными открытками: на одной стороне — завод, на другой — вереница рабочих, несущих в банк деньги. И вот мы приезжаем в Америку и узнаем, что греки, прибывшие раньше нас, хотят бастовать. А мы, вновь прибывшие, ни в чем толком не разобравшись, стали скэбами, отняли у них работу.

^{Раздаются презрительно-насмешливые возгласы. Итальянец страстно, чуть не плача, продолжает.}

Да! Мы пошли на эту подлость! Откуда нам было знать, что к чему? Понадобилось целых пять лет, чтобы мы всё поняли. Теперь мы хотим бастовать вместе с греками. Но владельцы шахт вербуют рабочих в других странах. На нескольких пароходах привезли венгров — с рекламными открытками в карманах. Как же нам добиться единства? (Возвращается на свое место).

ГРЕК (выходя вперед). Этот итальянец говорит правду. Мы друг другу срывали стачки. Финны ненавидят шведов, шведы не доверяют грекам, греки боятся итальянцев, итальянцы подозревают вновь прибывших венгров. Американцы презирают нас всех. И все друг друга боятся. Как нам добиться единства?

АЙСИДОР (выходя вперед). Я — еврей.

^{Раздается свист и насмешливый возглас. Айсидор смотрит в упор на человека, издавшего этот возглас.}

Да, я — еврей. Ну и что? (Некоторое время он молчит, заставляя нескольких людей отвести глаза). Когда моя семья уезжала из Польши, мы тоже в своих чемоданчиках везли такие открытки. Но мы убедились, что и здесь рабочий люд живет, трудится и умирает во имя обогащения толстосумов. Забудем, что мы евреи, забудем, что мы поляки, венгры, греки или итальянцы. Мы должны помнить, что мы — рабочие. Мы все должны бастовать. Мы должны пойти к этим только что приехавшим венграм и рассказать им правду. Вот как мы можем добиться единства.

БЕН (выходя вперед). В южных штатах — миллионы моих братьев. Бывает, кто-то вырывается оттуда и переселяется на Запад. А так все мы живем на Юге. И никаких тебе завлекательных открыток. Хозяева не хотят, чтобы негры переселялись в северные штаты или на Запад — они удерживают миллионы людей на Юге, и неспроста. Когда хозяева перестанут ввозить из других стран дешевую рабочую силу целыми пароходами, они возьмутся за новый резерв рабочих рук. Непочатый. Нетронутый. За урожденных американцев, за нас, за негров. (Насмешливые возгласы. Бен смотрит на насмешников и разъясняет терпеливо, хотя и с оттенком презрения). Вы — белые, мы — черные, и они будут сеять рознь между вами и нами так же, как между итальянцами и греками, играя на различии языков, национальностей. Нация против нации, язык против языка, люди одного цвета кожи против людей другого цвета кожи — тот же прием. Черные и белые должны теперь объединиться. Вот как мы можем достичь единства.

ЭД. Мы — вместе. Мы едины. Мы победим. Выиграв эту стачку, мы заставим содрогнуться медного короля Моуди. И вместе с ним содрогнутся бароны угля и короли леса. А это как раз то, что нам нужно — увидеть, как трепещет вся их шайка перед лицом нашего единства.

БЕН. Значит, мы готовы?

ГОЛОСА. Да! Готовы! Забастовка… Забастовка… Забастовка…

ТОМ. За дело! Давайте раздобудем динамит!

ГОЛОС. Раздобудем динамит!

ДЖО (бросаясь вперед и резко отталкивая Тома). Черт побери, Том Шарп, ты же знаешь наше решение… (Обращается к участникам митинга со страстным призывом). Эта стачка должна быть мирной. Если кто и прибегнет к насилию, так это они, а не мы. Но помните, что мы тоже вооружены… (Пауза, Том улыбается). Вооружены нашей силой, силой труда. Если мы сложим руки, все в мире остановится. Полицейская дубинка и штык солдата не могут рубить деревья в лесу, добывать медную руду из-под земли, вести корабли через океан.

^{Аплодисменты. Он поднимает руку, призывая к тишине.}

Мы построим стену. Высокую. Прочную. Широкую. Каждый из нас — камень в этой стене. Разные расы, разные народы, камень на камень — так она вырастет, стена солидарности. И тогда земля станет цветущим садом.

ДРУГОЙ ГОЛОС. Эй, Джо, а как насчет песни?

ДЖО. Пожалуйста! Вот вам и песня! (Запевает).

(Прикладывает ладонь к уху и слегка наклоняется к Бену).

БЕН (подхватывает).

ДЖО.

БЕН.

^{_{Джо Хилл — Эрих Зибеншух.}}

^{_{Постановка оперы «Джо Хилл» Алана Буша по либретто Барри Стейвиса. Берлинская государственная опера, ГДР, 1970.}}

ДЖО. А теперь припев.

^{Как только он начинает петь, ему подпевают все собравшиеся.}

ХОР.

ДЖО (поет).

^{Хор подхватывает припев: «Мы сильны…» Когда припев подходит к концу, Эд обращается к собравшимся.}

ЭД. Забастовка объявлена.

^{Участники митинга подбрасывают в воздух шапки. Всеобщее воодушевление.}

Сейчас мы все выйдем стройными рядами из этого зала и будем петь наши песни там, где они всего нужнее.

ГОЛОС. А где же это?

ЭД. Там, где мы выставим пикеты. Двинулись! В путь!

^{Люди выходят из зала, снова звучит припев. Свет меркнет и загорается на другом участке сцены. Это комната в доме Марты Вебер. Марта Вебер сидит за столом. Она занята сдельной работой. Напротив — еще один стул. Она напевает детскую «считалочку». Ее голос нарастает по мере того, как затихает пение участников митинга. На столе перед Мартой пачки картонных карточек с дырочками, две коробки со скрепками. Она вставляет скрепки в отверстия и зажимает их с другой стороны, затем бросает карточку на растущую груду и принимается за следующую. Работает проворно и ритмично в течение всей сцены. Если что-либо отвлекает ее, она возвращается к работе, не теряя времени, и снова запевает песенку. На протяжении этой сцены то и дело речь перемежается с пением.}

МАРТА (поет).

^{Входит Джо. Он в веселом настроении и мурлычет мотив своего припева, который звучит своеобразным контрапунктом к «считалочке». Марта поднимает голову, ждет, когда Джо ее обнимет, но ее руки продолжают вставлять скрепки в карточки. Джо становится за Мартой, нежно берет её голову в ладони, целует волосы.}

МАРТА. Еще!

^{Джо снова целует ее макушку. Марта перестает работать.}

Дольше!

^{Он еще раз целует ее и кладет перед ней на стол сверток.}

МАРТА. Что ты принес? (Руки ее автоматически возобновляют работу).

ДЖО (пододвигает сверток к ней). Чай. (Кладет другой). Свежий хлеб. (Кладет третий). Немножко ветчины. (Кладет перед ней последний сверток). А это пирог и привет от Бена и Хильды Уинтон.

МАРТА. Пирог от Хильды Уинтон!

ДЖО. Я сказал им, что пойду навестить мою девушку. И Хильда испекла для тебя яблочный пирог.

МАРТА. Они, должно быть, чудесные люди, если ты их так любишь.

ДЖО. Лучше не бывает.

МАРТА. Когда я с ними познакомлюсь?

ДЖО. Пока еще я не знаю — у нас столько хлопот из-за стачки. Но думаю, на этой неделе. Я рассказал им все о нас, и они хотят с тобой познакомиться.

МАРТА. Я должна ей понравиться во что бы то ни стало. (Напевает несколько слов из «считалочки» и бросает карточку на груду). Хочешь есть?

ДЖО. Поговорим еще немного. (Садится напротив Марты и скидывает ботинки). Ноги горят. За весь день ни разу не присел.

^{Берет карточку, скрепки и начинает работать. Марта снова поет «считалочку». Джо подпевает лишь тогда, когда бросает законченную карточку на груду. Он работает медленнее и менее ловко, чем Марта.}

МАРТА. Как дела со стачкой?

ДЖО. Все в порядке. Прохожие на улицах, даже домохозяйки знают, из-за чего мы бастуем. До чего же хорошо, что самые разные люди заодно с нами. Мы на пути к победе. Смотри!

^{Достает листовку и кладет перед Мартой. Она читает, не прерывая работу.}

Понятно? Десять тысяч таких листовок будут расклеены завтра к двенадцати часам дня по всему городу. Медные ошейники сразу скиснут, когда увидят эту листовку! (Весело размахивая листовкой). Очаровательная листовка — под стать тебе.

МАРТА. Как это под стать мне, Джо? (Бросая карточку на груду, напевает строчку из «считалочки»).

ДЖО. А так. Ты — женщина, а она — листовка. Верно?

МАРТА. Верно.

ДЖО. Ну вот! Она прекраснее всех листовок, а ты прекраснее всех женщин. Ясно?

МАРТА. Ах, Джо… Кто написал ее?

ДЖО. Я. Кто же еще?

МАРТА (смеется). Джо, милый Джо!

ДЖО. Женщина, листовка, мужчина. Что за великолепная комбинация! Чудесная листовка — восхитительная женщина — счастливый мужчина!

МАРТА. По-моему, сегодня ты очень доволен собой? Я угадала?

ДЖО. Угадала. Еще как. В этой комнате — прекраснейшая троица на свете.

^{Марта поет, бросая карточку на груду.}

Сколько еще осталось?

МАРТА. Сто восемь.

^{_{Джо Хилл — Жан-Луи Ру, Марта — Дина Муссо.}}

^{_{«Театр дю Нуво Монд», Квебек, Канада, 1967.}}

ДЖО. Ты хочешь сказать, что нам нужно сделать еще сто восемь штук?

МАРТА (бросая еще одну карточку на груду). Сто семь! И я должна их сдать завтра в восемь утра.

ДЖО. Ты не выполнила свою норму?

МАРТА. Я ее перевыполнила, но взяла сверх того еще пятьсот.

ДЖО. Зачем? Ты же знала, что я приду сегодня вечером.

МАРТА. Потому что мне нужен этот лишний доллар. И я должна была заработать его сегодня. (Вынимает из кармана книжечку и протягивает ее через стол Джо. Ее руки автоматически возобновляют работу). Загляни в мою сберегательную книжку.

ДЖО (с удивлением). Сорок восемь долларов! Как тебе удалось отложить столько денег?

МАРТА. Завтра, когда я получу деньги за эти карточки, я положу в банк не один, а два доллара. Потом я пойду к юристу и скажу: «У меня пятьдесят долларов. Начнем дело о разводе. Я спешу».

^{Она бросает карточку на груду. Джо поднимается, подходит к Марте и целует ее в губы. Марта отвечает ему поцелуем. Джо отходит. Марта взволнованна. Она снова берется за работу, но пальцы ее не слушаются. Она начинает петь «считалочку», но сбивается с ритма. Она встает и ходит по комнате. Ей радостно быть в таком состоянии, но мысль, что работа стоит, не покидает ее. Она берет карточку, бросает ее и большими шагами ходит из угла в угол. Вскрикивает в притворном отчаянии.}

Джо, что ты со мной сделал? Как я буду работать? Ты предаешь нас!

ДЖО (весело смеясь). Я? Предаю?

МАРТА. Конечно, ты предатель. Я не смогу сегодня разделаться с карточками. Вот. А если я не кончу, завтра мне не заплатят. А если мне не заплатят, у меня не будет денег на юриста. А если не будет денег на юриста, не будет и развода. Что это, как не предательство?

ДЖО. И все потому, что я тебя мимоходом поцеловал, так, вполсилы.

МАРТА. Ну уж, прямо! (Подводит Джо к его стулу). Садись вот сюда. Помогай мне, если хочешь. Но не вставай с места. И не будем отвлекаться от нашей работы.

^{Они работают. Марта поет несколько слов «считалочки» и бросает карточку на груду.}

ДЖО (бросает карточку на груду, подпевая в этот момент). Сколько еще?

МАРТА. Сто одна!

ДЖО. Сегодня мы не кончим.

МАРТА. Не отвлекайся!

^{Они работают быстро, мурлыча себе под нос. Когда они бросают готовые карточки, пение звучит дуэтом. Но вот Марта запинается и перестает петь. На мгновенье воцаряется молчание.}

Завтра он вернется.

ДЖО. Генри?

МАРТА. Да, Генри. Я послала ему письмо. Написала, что мне нужно поговорить с ним о важном деле.

ДЖО. О разводе?

МАРТА (кивает головой). Он придет завтра. Я немножко боюсь, Джо.

ДЖО. Может, мне надо быть здесь, с тобой?

МАРТА. Я хочу сделать это сама. Хочу, чтобы у меня хватило на это сил… Сначала он уходил от меня на день или на два. Потом он, бывало, пропадал где-то целую неделю. А затем я и вовсе не знала, когда он уйдет и когда вернется. Я просыпалась утром, забившись с головой под одеяло, с трудом заставляла себя сбросить одеяло и выползти из постели на холод, в неуютный мир.

ДЖО. А теперь?

МАРТА. А теперь я обрела тепло. Жизнь тяжела, но холода в ней нет, мой милый Джо.

^{Он встает и хочет подойти к ней.}

Нет-нет! Сиди на своем месте.

^{Джо стонет в притворном отчаянии.}

Осталось не так уж много… Джо, скоро мы будем жить вместе, по утрам вместе завтракать, у нас будет семейный очаг. Хорошо, правда?

ДЖО. Я напишу к нашей свадьбе новую песню. Свадебный марш Джо Хилла.

^{Марта сгибает и разгибает пальцы.}

Устала?

МАРТА. Пальцы затекли.

ДЖО. Наступит день, когда эту работу будут делать машины. В сто раз быстрее и лучше, чем мы это делаем руками.

МАРТА. Но тогда, Джо, девяносто девять человек из ста останутся без работы. Почему машины не облегчают наш труд, а выбрасывают нас на улицу?

ДЖО. Это толковый вопрос. И как только узнаёшь ответ на него, в твоих трудовых руках появляется сила, которая может переделать весь мир… Вот что. Я приготовлю чай, и, пока мы будем закусывать, я расскажу тебе о машинах и о том, как они могут закрепостить нас. И я расскажу тебе, что будут делать профсоюзы, когда настанет век машин.

МАРТА. Хлеб и ветчина, чай и пирог. И лекция о машинах и профсоюзах. Прекрасно, Джо. Пойди поставь чай.

^{Джо выходит. Марта быстро работает, напевая. Свет гаснет в этой части сцены и зажигается в другой, освещая лестничную площадку. Входит Генри Вебер, за ним — Том. Генри пьян, громко кричит.}

ГЕНРИ. Я убью его! Убью!

ТОМ. Заткнись. Он услышит и ускользнет черным ходом.

ГЕНРИ. В этом доме нет черного хода.

ТОМ. Ш-ш-ш!.. Револьвер наготове?

ГЕНРИ (кивает, часто и тяжело дышит). Я должен передохнуть. Совсем запыхался на этой проклятой лестнице. Больно много выпил — в брюхе у меня так и булькает. (Внезапно плюхается на пол. Похоже, он вот-вот погрузится в пьяный сон).

ТОМ (стоя над ним, настойчиво и резко). Покажи револьвер!

^{Генри достает из кармана револьвер. Том осматривает его и отдает Генри.}

Чего ты ждешь?

ГЕНРИ (встает, револьвер болтается у него в руке). Ты меня не подталкивай. Я сам знаю, когда идти.

ТОМ. Он там с твоей женой.

ГЕНРИ. А тебе какое дело? Моя жена, а не твоя. (Хитро). Ты имеешь против него зуб? Ты, может, ненавидишь его? Погоди минуту. (Садится, кладет револьвер на пол. Голова его падает на грудь, и он тотчас засыпает).

ТОМ (бьет Генри по лицу). Да, я его ненавижу. Я его смертельно ненавижу. Проснись. (Бьет Генри по лицу). Он поет. Танцует польку. Его любит женщина. Его любят в профсоюзе. Проснись. (Бьет Генри по лицу). Он не боится старости. Не имея и доллара в кармане, он чувствует себя свободным. (Яростно ударяет Генри ногой по щиколотке). Вставай!

ГЕНРИ (просыпается, потирает щиколотку). Ой! Ты это брось! (Мотает головой. Видит револьвер, хватает его и орет). Чего я здесь сижу?! Прочь с дороги!

^{Встает и бросается в комнату, где находятся Джо и Марта. Свет на лестничной площадке тут же гаснет, а в комнате снова загорается. Джо входит с двумя чашками чая на подносе, когда Генри врывается с револьвером в руке.}

Ах, как мило и уютно! Не пригласите ли вы и меня на чашечку чая?

МАРТА. Генри, убери, пожалуйста, револьвер.

ГЕНРИ (Марте). Шлюха! (Джо, грозя револьвером). Эй, ты! Ставь чашки на стол.

^{Джо выполняет его приказание.}

И надень ботинки. Не нравится мне, когда по моему дому разгуливают без ботинок.

^{Джо выполняет его приказание.}

Стань к стенке.

^{Джо выполняет его приказание.}

Руки вверх!

^{Джо поднимает руки.}

^{_{Сцена из оперы «Джо Хилл» Алана Буша по либретто Барри Стейвиса.}}

^{_{Берлинская государственная опера, ГДР, 1970.}}

В чем дело, профсоюзный оратор? Онемел? А ну, давай закати речь. Спой песню. Что, не ждали меня?

ДЖО. Мистер, не цельтесь в меня. Иной раз револьвер может и выстрелить.

ГЕНРИ. Я буду в тебя целиться. Я тебя пристрелю.

МАРТА (подходит к нему). Генри, дай мне револьвер. Дай его мне.

ГЕНРИ (грубо отталкивает ее). Я тебе сказал — молчать! (Джо). Куда мне всадить первую пулю? В глаз? В брюхо? В сердце? Куда хочешь? Говори!

ДЖО. Мистер, до конца своих дней вы…

ГЕНРИ. Чертова юла! Ты у меня больше не повертишься!

МАРТА. Генри!

ГЕНРИ. Значит, в сердце. Буду считать до трех. Раз.

ДЖО (говорит одновременно с Генри). Мистер, подумайте, что вы делаете.

ГЕНРИ. Два.

ДЖО. Мистер, вас повесят!

ГЕНРИ. Три.

^{Он стреляет. Марта, медленно подбиравшаяся к Генри, бросается на него за мгновение до того, как он нажимает спуск, и резко отталкивает его в сторону. Джо ранен. Он шатается. Револьвер вываливается из руки Генри, когда тот, наткнувшись на стол, падает на пол и погружается в пьяный сон. Марта быстро хватает револьвер и кладет его на стол.}

МАРТА. Ты ранен?

ДЖО. Мне надо бежать. Если полиция обнаружит меня здесь, это будет использовано против забастовки. Скажи им, что это твой пьяный муж валял дурака… Я в полном порядке. Увидимся через неделю. (Он уходит, шатаясь).

МАРТА (наконец это доходит до ее сознания). Он ранен. Джо! Джо!

^{Свет гаснет в этой части сцены и тут же загорается в другой. Это кабинет начальника полиции Поля Блэйка. Макрэй в отдалении, смотрит в сторону. Стил и Том стоят рядом. Как только начинает загораться свет, Стил разражается громким хриплым смехом. Он продолжает смеяться, пока сцена не освещается полным светом.}

СТИЛ (передразнивая Тома). «Я хочу вложить пару сотен в дело. Чтобы иметь доллар на доллар…» (Опять смеется). Надо добросовестней относиться к своей работе. Иначе дело кончится тем, что у тебя не будет ни работы, ни денег для капиталовложений.

ТОМ (невозмутимо). Смейся, смейся.

МАКРЭЙ (вмешиваясь в разговор). Где Блэйк? Я оставил ему записку, чтобы он был здесь в течение получаса. Где он? Начальник полиции! Вот болван.

СТИЛ (Тому). Разве так уж трудно убить человека, загнанного в угол комнаты? Простейшая вещь на свете. Но Джо Хилл все еще жив. (Смеется). Видно, твои капиталовложения ударили тебе в голову.

ТОМ. Держись, держись за животик. А я буду держаться за мои доллары. (С ледяной иронией). Скажи, Адам Стил, что ты собираешься делать, когда нагрянет старость? Ты не сможешь заниматься этим делом всю жизнь, а ведь моложе ты не становишься.

СТИЛ. Когда мне понадобятся деньги, я их достану.

МАКРЭЙ. Где этот паршивый начальник полиции?

СТИЛ. А теперь ты ответь на мой вопрос. Что ты делаешь по вечерам?

ТОМ. У меня профсоюзные дела.

СТИЛ. А потом, когда их кончаешь?

ТОМ. Иду домой.

МАКРЭЙ. Почему Блэйк опаздывает?

СТИЛ (допытываясь). Ну, а там что ты делаешь? Я никогда тебя ни с кем не видел. Кто твои друзья?

ТОМ (безжизненным, глухим голосом). У меня нет никаких чувств и никаких друзей.

СТИЛ. А что ты делаешь с твоими деньгами?

ТОМ (с нарастающим возбуждением). Берегу их на старость. Когда я состарюсь, мне будут нужны деньги, чтобы оградить себя от жизненных невзгод. Я не могу быть бедным.

СТИЛ (усмехаясь). Да, быть бедным — не шутка. Мы все это знаем.

ТОМ. Деньги — мое оружие. Оборонительное оружие.

СТИЛ. А от кого ты обороняешься?

ТОМ. От таких людей, как я и ты. Когда я смотрю на Макрэя, на тебя и на себя самого, я знаю: единственное, на что я смогу положиться, когда состарюсь и никому не буду нужен, — это деньги. Деньги! Деньги!

МАКРЭЙ (входящему Полю Блэйку). Когда я посылаю за вами, вы должны являться немедленно!

БЛЭЙК. У меня хлопот сегодня выше головы. Если уж вы меня вызвали в час ночи, видно, у вас что-то серьезное.

МАКРЭЙ. Что с Джо Хиллом?

БЛЭЙК. Погодите. Что здесь происходит? Что вы знаете о Джо Хилле?

МАКРЭЙ. Мы пришли задавать вопросы. А вы на них отвечайте.

БЛЭЙК. Он был ранен. В потасовке из-за женщины. Мне звонил врач. Я просил его написать рапорт. Вот он. (Передает бумагу Макрэю). Как вы узнали о Джо Хилле?

СТИЛ (просматривая книгу полицейских протоколов, принесенную Блэйком). Однако же боевой у нас городок!

БЛЭЙК (захлопывая книгу). Черт побери! Не лезьте в мои полицейские протоколы.

СТИЛ (снова открывая книгу и просматривая записи). Да бросьте, не надо так раздражаться! Всего-то две с половиной страницы, а тут что хочешь…

БЛЭЙК. Субботняя ночь, не соскучишься!

СТИЛ. Ограбление. Кража со взломом. Грабеж на большой дороге. Одно убийство.

МАКРЭЙ. Убийство?

ТОМ (сардонически). Субботняя ночь.

СТИЛ. Всего-навсего одно жалкое убийство.

МАКРЭЙ (снова заглядывая в книгу). Хендерсон? Хендерсон! Почему мне знакома эта фамилия?

БЛЭЙК. Вы что, совсем сдурели? Не знаете, кто такой Хендерсон?

МАКРЭЙ (отворачивается от Блэйка и читает протокол вслух). «В десять часов вечера гангстер в маске вошел в бакалейную лавку Хендерсона. Гангстер крикнул: «Теперь ты мне попался!» — и несколько раз выстрелил. Хендерсон, будучи ранен, добрался до прилавка, схватил свой револьвер и выстрелил в бандита. Мартин Хендерсон, тринадцатилетний сын бакалейщика и единственный свидетель происшедшего, показывает, что убийца, видимо, был ранен в грудь. Но он еще раз выстрелил в Хендерсона, убил его, затем повернулся и бросился бежать».

БЛЭЙК. Вы все еще не знаете, кто такой Хендерсон?

ТОМ (вдруг вспомнив, щелкает пальцами). Хендерсон! Это тот тип, который…

БЛЭЙК (прерывает его). Ты знаешь… а он не знает. (Обращаясь к Макрэю). И почему только медный король Моуди не выгонит вас взашей?.. Хендерсон служил у меня в полиции. А год назад уволился и на свои сбережения открыл бакалейную лавку.

МАКРЭЙ. Теперь я вспомнил.

БЛЭЙК. Наконец-то он вспомнил. Светлая голова!

МАКРЭЙ. Ну да, конечно. Пять месяцев назад в его лавку вошел гангстер и хотел прикончить его. Хендерсону не следовало уходить из полиции… Почему он ушел, Блэйк?

БЛЭЙК. Потому что ему не нравились все наши махинации. «Честному человеку не место в полиции», — сказал он. Я согласился с ним… и принял его отставку. Этот Хендерсон был честным до омерзения. Предложи ему доллар — не возьмет, предложи тысячу — не возьмет. Предложи чашку кофе — тоже откажется. Он у меня стоял поперек горла. Крепкий был человек — такого не согнешь. И врагов нажил немало. Скольких гангстеров отправил за решетку. Вот теперь кто-то и отомстил ему.

МАКРЭЙ (спокойно). Я думаю, что человек, убивший бакалейщика, — Джо Хилл.

БЛЭЙК. Что?!

МАКРЭЙ. Я сказал: думаю, что убийца бакалейщика — Джо Хилл. А вы этого не думаете?

ТОМ. Я бы не удивился.

МАКРЭЙ. А бакалейщик перед смертью всадил в него пулю.

БЛЭЙК. Нет. Нет и нет. Ничего подобного!

МАКРЭЙ. Я бы этого не сказал.

БЛЭЙК. Я не допущу, чтобы вы припаяли это Джо Хиллу. Я разыщу гангстера, который убил Хендерсона.

МАКРЭЙ. Откуда это вдруг такая душевная чистота?

БЛЭЙК. Я хочу разыскать этого бандита, потому что Хендерсон был хороший человек.

МАКРЭЙ. Ну ладно, ладно! Дело ведь не в этом. Выкладывайте все начистоту.

БЛЭЙК. Если этот убийца останется безнаказанным, все мои люди будут в опасности. Даже я.

МАКРЭЙ. А-а, вот оно что!

БЛЭЙК. Ни у кого из моих полицейских не хватит духу расправляться с гангстерами.

МАКРЭЙ. Вы можете пришить этому убийце другое обвинение.

БЛЭЙК. Куда проще пришить другое обвинение Джо Хиллу.

МАКРЭЙ. Хотите остаться на своем месте? Тогда давайте действовать заодно.

БЛЭЙК. Послушайте, Макрэй, обещаю вам: не пройдет и месяца, как я пришью Джо Хиллу такое обвинение, что он уже не выпутается.

МАКРЭЙ. Все должно быть сделано сегодня. Джо Хилл ранен пулей в грудь. Мы используем эту рану как одну из улик.

БЛЭЙК. Послушайте, Макрэй! Я найду, что пришить Джо Хиллу. Я вам обещаю.

МАКРЭЙ. Все должно быть сделано сегодня. Мне надо кончать с Джо Хиллом.

БЛЭЙК. Моуди?

^{Макрэй кивает. Блэйк продолжает, как бы оправдываясь.}

Нет, так не пойдет. Джо Хилл был ранен из-за женщины. Он приведет на суд ее мужа; он приведет и женщину. Что тогда?

МАКРЭЙ. Арестуйте Джо Хилла по подозрению в убийстве.

ТОМ. По подозрению. Только и всего.

МАКРЭЙ. Но, предположим, он оказывает сопротивление при аресте. Предположим, он вытаскивает револьвер или собирается вытащить револьвер…

ТОМ…или кому-то показалось, что он собирался вытащить револьвер.

МАКРЭЙ. И в него стреляют, как в оказавшего сопротивление при аресте. И убивают его.

БЛЭЙК. Убирайтесь отсюда!

МАКРЭЙ (нетерпеливо). Похоже, вам не дорога ваша работа. Не раздражайте меня.

БЛЭЙК. Мне все это не нравится.

МАКРЭЙ (грозно). Ну и пусть не нравится! А вы делайте то, что вам говорят!

БЛЭЙК (помолчав, очень спокойно). Каким образом?

МАКРЭЙ. В любом полицейском участке найдется идиот, который готов стрелять в кого угодно и когда угодно. У вас таких двое — Джонсон и О'Лири.

БЛЭЙК. Так.

МАКРЭЙ. Пошлите их обоих. Скажите им, что Джо Хилл опасен. При нем оружие. Он стреляет, не раздумывая. Все остальное произойдет само собой.

ТОМ. Да не забудьте добавить, что Джо Хилл живет у двух чернопузиков.

БЛЭЙК. А как быть с мальчишкой? С сыном бакалейщика? Он видел убийцу. Как с ним?

ТОМ. Все мертвецы — на одно лицо.

БЛЭЙК. А что, если были другие свидетели?

ТОМ. Против мертвых всегда найдутся свидетели. Делайте свое дело. Я достану вам всех свидетелей, какие потребуются.

МАКРЭЙ. И послушайте, Блэйк: никто, кроме нас четверых, не должен об этом знать. Сделано и забыто.

БЛЭЙК. Пойдут разговоры.

МАКРЭЙ. Кто будет говорить? Муж, ранивший Джо Хилла? Бакалейщик Хендерсон? Настоящий убийца? Джо Хилл умолкнет навеки. Кто будет говорить?

БЛЭЙК. А женщина?

ТОМ. Мы примем меры.

БЛЭЙК (зовет). Эй, Уилли!

^{Голос за сценой отвечает.}

Вызвать сюда Джонсона и О'Лири.

^{Свет сразу гаснет и зажигается на другом участке сцены. Это комната Джо Хилла в доме Бена и Хильды. Джо лежит на своей узкой постели. Он измучен и страдает. Хильда смачивает грудь Джо комком ваты, который она время от времени опускает в таз с водой.}

ДЖО. Марта! Марта!

ХИЛЬДА. Я не Марта. Я Хильда.

ДЖО. Что с Мартой?

ХИЛЬДА. Любовь любовью, Джо, это уж как положено — никуда от нее не денешься, но доводить дело до стрельбы… Это уж чересчур!

^{Джо стонет от боли.}

Я легонечко, тебе не будет больно, Джо.

^{Джо снова стонет.}

Так, так, Джо, крепись.

ДЖО. Где она? Что с ней?

ХИЛЬДА. Сейчас я тебя перебинтую, а ты постарайся заснуть. И покрепче, Джо.

ДЖО. Где Бен? Надо, чтобы он повидал Марту. Пусть узнает, все ли благополучно.

ХИЛЬДА. Бен сейчас вернется. Он пошел искать Эда и Тома.

^{Джо стонет от боли.}

Извини, Джо. Я уж так легонечко…

ДЖО. Пусть Бен сразу же пойдет к ней.

XИЛЬДА. Он пойдет к ней, Джо.

ДЖО. Дай мне карандаш и бумагу. Я напишу ее адрес.

XИЛЬДА. Погоди, я кончу с повязкой.

^{Входит Эд.}

ЭД. Что сказал врач?

ХИЛЬДА. Ранен в легкое. Еще бы чуток — и в сердце. Через неделю-другую он будет на ногах.

ЭД. Бен нашел Тома?

ХИЛЬДА. Они еще не вернулись. Видно, все еще ищет Тома.

ЭД (подходит к Джо, с едким сарказмом). Что случилось? Окно было слишком высоко?

ДЖО (в том же тоне). Не успел даже добраться до него.

ЭД. Что называется — влип. Чудесно!

ХИЛЬДА. Ему нельзя разговаривать.

ДЖО. Захочу, буду разговаривать. Это мое легкое. (Кашляет и падает в изнеможении).

ХИЛЬДА. Ну вот видишь!

ЭД. Хорошую кашу ты заварил! У нас сегодня вечером митинг, посвященный забастовке, и ты нам нужен с твоими песнями.

ХИЛЬДА (Эду). Хватит тебе дергать его!

ЭД. Что это с тобой?

ХИЛЬДА. Забудь хоть на минуту, что у вас стачка. Забудь, что он должен был петь сегодня вечером. Он же твой друг, вот и позаботься о нем. Или он тебе только для профсоюза нужен?

ЭД. Да я еще как за него тревожусь. Но, черт подери, женщина — это одно, а стачка — другое. И они не должны друг другу мешать.

ДЖО. А как с личной жизнью? Не имел я права повидать мою девушку?

ЭД. У многих бастующих тоже есть личная жизнь. И из-за твоей личной жизни — в опасности их личная жизнь. Я это говорю к тому, что…

ХИЛЬДА. Мистер Здравый Смысл, иногда вы лишаетесь разума. Ты скажешь все это, когда ему станет лучше. (Джо). Ну-ка ляг чуть повыше. (Эду). Помоги мне, Эд, он тяжелый.

ЭД (помогая Хильде, мягко). Джо, надо, чтобы ты скорее поправился. Ради тебя самого. Понимаешь?

ДЖО. Ладно, Эд.

ХИЛЬДА (немного погодя). Ну, вот так, Джо. Теперь ты можешь отдохнуть. (Отдавая Эду таз). Отнеси на кухню.

^{Эд уходит с тазом. Хильда поправляет подушку Джо, выравнивает одеяло и вытирает ему лоб.}

Спи, Джо. Отдохни.

^{Входят Бен и Том.}

ТОМ. Ну, как он?

ХИЛЬДА. Он скоро поправится.

^{Эд возвращается.}

БЕН (гневно показывая на Тома). Знаете, где я его нашел? В два часа ночи он торчал в баре.

ТОМ. А я-то думал, что имею право посидеть в баре в два часа ночи, если мне захочется! Или нет, Бен Уинтон?

БЕН. Имеешь. Я тоже так думаю. Есть такое право у тебя, Том Шарп. Только вот что я хотел бы знать… (Внезапно замолкает).

ТОМ. Что бы ты хотел знать, Бен Уинтон?

БЕИ (резко поворачивается к Тому). Что я хотел бы знать, Том Шарп? Я хотел бы знать, почему тебе вдруг взбрело в голову воспользоваться своим правом посидеть в баре в два часа ночи. И почему ты так нервно озирался по сторонам?

ХИЛЬДА. Потише вы! Ведь болен человек. Бен, дай мне еще одно одеяло.

^{Бен выходит. Том подходит к постели и внимательно разглядывает лицо Джо Хилла. В этот момент раздается яростный стук в дверь.}

ТОМ. Я взгляну, что там такое. (Он выходит).

ЭД. Кто тут грохочет?

ДЖО (вздрогнув и проснувшись). Что это?

ХИЛЬДА. Какой-то шум на улице.

^{Появляется Том. Он пятится от Джонсона и О'Лири, которые входят с револьверами в руках.}

ДЖОНСОН. Где Джо Хилл?

ТОМ. Здесь.

ЭД (Тому). Ты бы спросил сначала, что им надо.

ДЖОНСОН. Джо Хилл, у нас ордер на твой арест. Вставай, да поживее!

ХИЛЬДА. Без моего позволения он не выйдет из дома. Врач говорит, у него такая дыра в легком, что в нее въехал бы товарный поезд… Бен, иди сюда!

ДЖОНСОН (отталкивая Хильду, Джо). Руки вверх и ни с места!

^{Джо не в состоянии быстро исполнить это требование.}

Я сказал: руки вверх!

О'ЛИРИ. Он ищет револьвер!

ДЖОНСОН (стреляет в Джо). Ну нет, это у тебя не пройдет!

БЕН (вбегает, останавливается перед Джонсоном и О'Лири). Он и так ранен! Зачем же стрелять?

ДЖОНСОН. Отойди, черномазый!

БЕН. Э, нет, вы не посмеете пристрелить меня за здорово живешь! (Показывая на Хильду). А как же моя жена? И ее пристрелите? (Показывая на Эда). И его тоже?

ХИЛЬДА. Нас тут слишком много.

О'ЛИРИ (подойдя к кровати и пошарив под подушкой). Эй, Джонсон, револьвера нет.

ХИЛЬДА (бросается к Джо, отталкивая от него О'Лири. Опускается возле Джо на колени). Джо, куда он попал?

ДЖО. В правую руку.

ДЖОНСОН (Джо). Ну-ка, вставай и пошли!

^{Джо сползает с постели и, шатаясь, встает. Хильда набрасывает на него пальто.}

^{_{Сцена из оперы «Джо Хилл» Алана Буша по либретто Барри Стейвиса.}}

^{_{Берлинская государственная опера, ГДР, 1970.}}

ТОМ. За что вы его берете?

ДЖОНСОН. За убийство!

ТОМ (злобно смеясь). Это его-то! За убийство!

ДЖОНСОН. Хендерсон. Бакалейщик. Убит из револьвера.

ЭД. Джо, не беспокойся. Не пройдет и двадцати четырех часов, как мы тебя вызволим.

ХИЛЬДА (Джонсону и О'Лири). Он в ваших руках — и живой. Здесь четыре свидетеля.

ДЖО (он еле идет, Джонсон и О'Лири волочат его). Пойдите к Марте. Она живет на Миддл-стрит, двести сорок пять, четвертый этаж, вход со двора. Ее муж Генри Вебер — тот тип, что выстрелил в меня. Он ко мне не очень расположен, но его показания снимут с меня ложное обвинение в убийстве.

^{Джонсон и О'Лири уволакивают Джо.}

ЭД. Вебер. Миддл-стрит, двести сорок пять. Пошли!

ТОМ. Нет. Не все. Кому-то надо пойти в тюрьму — позаботиться, чтобы с Джо обращались получше.

ХИЛЬДА. Он верно говорит.

ТОМ. Ты и Бен идите в тюрьму. Хильда, ты останься здесь и жди вестей. Я пойду к Веберам.

^{Свет быстро гаснет и сразу же загорается на другом участке сцены. Это кабинет Макрэя. Присутствуют Макрэй и Моуди. Макрэй пытается успокоить взбешенного Моуди.}

МАКРЭЙ…вот так это и произошло, мистер Моуди. Я уверен, вы понимаете, что никто не мог предвидеть всех неожиданных поворотов и случайностей.

МОУДИ. Меня всегда поражала бестолковость в этом мире. Бестолковые полицейские, которые обостряют положение там, где надо было проявлять максимум осторожности. Бестолковые судьи, которые лезут напролом в том самом месте, где нужно обойти сторонкой. Бестолковые шефы сыскных агентств, которые не в состоянии выполнить простое поручение. Бестолковые надзиратели на шахтах, которые уступают бастующим. Мир кишит болванами, и вы — один из них.

МАКРЭЙ. Погодите, мистер Моуди, я думаю, вы не вполне справедливы. Я изложил вам все трудности.

МОУДИ (расхаживает взад и вперед большими энергичными шагами). Вы думаете, это обыкновенная стачка? Вы думаете, это обыкновенные вожаки забастовки? Они хотят получить всё. Они хотят перевернуть вверх дном весь общественный порядок.

МАКРЭЙ. Мистер Моуди, в интересах справедливости я должен подчеркнуть обстоятельства, смягчающие…

МОУДИ. Мы стоим на пороге золотого века Америки. Европейским странам нужна наша сталь, наш лес, наша медь. Для чего они их покупают? Чтобы производить оружие. Пушки. Военные корабли… Два-три года — и вся Европа будет в огне. Их смерть — это наша жизнь. А когда Европа будет лежать в развалинах, мы возьмем мир в свои руки.

МАКРЭЙ. Это жалкая горсточка фанатиков. Я их сотру в порошок. Уничтожу…

МОУДИ. Вы глупы сверх всякой меры. Жалкая горсточка фанатиков — вы их так называете? Это люди с четко разработанным планом; они отважны и преисполнены отчаянной решимости. Им надо дать острастку! (Он резко поворачивается к Макрэю). За чем же дело? Что это за человек, Джо Хилл? Он что — бессмертен?

МАКРЭЙ. Мистер Моуди, я уверяю вас, теперь все уже в наших руках.

МОУДИ. Это надо было сделать быстро и умело. И что же? Ни быстроты, ни умения! Я презираю нерасторопных.

МАКРЭЙ. Ему не прожить и десяти часов. Он истекает кровью в тюрьме. Судебное заседание состоится не раньше чем завтра в два часа дня. К тому времени он откинет хвост.

МОУДИ. Я уже говорил, мне нет дела до того, как вы действуете практически. (Направляется к двери). Доведите начатое дело до конца.

МАКРЭЙ. Во что бы то ни стало!

МОУДИ. Простое, казалось бы, дело стало сложным. Круг расширяется. Вовлекается все больше и больше людей. Их уже слишком много. Сожмите круг. Кончайте дело.

МАКРЭЙ (вслед уходящему Моуди). Не пройдет и десяти часов, как он будет мертв.

^{Свет быстро гаснет на этой части сцены, загораясь на другой площадке. Это камера Джо Хилла. Он один; лежит на койке. Он что-то напевал, и его голос звучал все громче и громче на фоне последних реплик. Сейчас он поет песню, которую сочиняет. Перед ним — лист бумаги, и время от времени он записывает строчки.}

ДЖО.

(Замолкает и задумывается. Зовет). Эй, Майк! Майк Дэйли!

Голос Майка: «Да заткнись ты!»

МАЙК (входит). Какого дьявола?.. Ты думаешь, я тебе коридорный? Думаешь, тут тебе отель, черт подери?

ДЖО. Что рифмуется со словом «корабли»?

МАЙК. И почему только я до сих пор не разбил тебе морду в кровь, как всем остальным?

ДЖО. Послушай, Майк. Подсоби. Мне нужно закончить песню.

МАЙК. А что ты уже написал?

ДЖО.

Но я не могу подобрать хорошую рифму к слову «корабли». С чем рабочие могут еще покончить?

МАЙК. Они могут покончить со всей этой проклятой беготней, агитацией, горлопанством — вот с чем они могут покончить.

ДЖО. Да, да. Но что рифмуется со словом «корабли»?

МАЙК. Земли! Вот тебе хорошая рифма. Земли.

ДЖО. Земли? Подойдет!

Неплохо. Спасибо, Майк. Продолжим. (Поет).

МАЙК. И чего ты сочиняешь всякую ерунду? Вот уже шесть недель, как ты сидишь тут и кропаешь стишки.

ДЖО (поет).

МАЙК. Позаботиться об адвокате — вот что ты должен делать.

ДЖО (сосредоточенно пишет). Спасибо, Майк. Но я сам смогу себя защитить.

МАЙК. Конечно! Еще бы! Ты встанешь перед судьями, споешь им песенку, а они распахнут двери и устроят тебе торжественные проводы… Добудь себе адвоката.

ДЖО (кладет в карман бумагу, на которой написана песня). А я вовсе и не обязан доказывать свою невиновность. Пусть-ка попробуют доказать, что я виновен.

МАЙК. Послушай меня — позаботься об адвокате!

ДЖО. Я не был в бакалейной лавке Хендерсона между девятью и десятью часами вечера в ту субботу. Вот все, что надо доказать, и я это докажу.

Сцена из оперы «Джо Хилл» Алана Буша по либретто Барри Стейвиса.

Берлинская государственная опера, ГДР, 1970.

МАЙК. Еще бы! Ты докажешь. Докажешь… В прошлом году здесь сидел один тип, как раз в этой самой камере. Он знал все на свете о допросах и запросах, кассациях и апелляциях, уликах и деликтах, исках и записках и так далее. Куда там — голова! Я, говорит, сам поведу мое дело. Да и речь-то шла не об убийстве. Всего лишь кража из магазина. Знаешь, где он теперь?

ДЖО. В том магазине заправляет?

МАЙК. Ты кончишь так же, как и он. И ты не будешь от этого в восторге.

^{Шум за дверью, слышны голоса: «Эй, откройте! Уже десять!»}

Это два твоих приятеля. (Направляется к двери).

ДЖО. Иди, Майк. Открой им дверь.

ГОЛОС ТОМА. Откройте!

^{Майк возвращается, за ним — Эд и Том.}

ДЖО. Эд! Том! Вот радость!

ЭД и ТОМ. Здравствуй, Джо!

МАЙК. Слушайте, ребята: десять минут. Не больше. Прошлый раз я разрешил вам задержаться и получил нагоняй. Десять минут.

ДЖО. Будь спокоен, Майк.

^{Майк уходит.}

В чем дело? У вас какой-то странный вид!

ЭД. Джо, в нашем распоряжении всего лишь десять минут, а нам надо провести целое заседание.

ДЖО (стучит оловянной кружкой по металлической раме койки). Заседание Исполнительного бюро объявляю открытым.

ЭД. Том, докладывай.

ТОМ. Доклад — хуже не придумаешь! О Марте никаких новостей. Ни следа. Ничего.

ДЖО (подбадривая самого себя). Продолжайте поиски. Мы обязательно нападем на ее след, если будем искать.

ТОМ. Джо, надо смотреть правде в лицо. Ты же знаешь, когда я пришел к ним в ту ночь, их и след простыл. Все было вывезено, до последнего гвоздя. Грузовой фургон подкатил в полночь. Никто не знает, куда они уехали: на юг, на восток, на север, на запад…

ДЖО. Все это мне известно.

ЭД. И ты знаешь, мы разыскивали Веберов шесть недель подряд. Это были тайные поиски, без лишнего шума, но они велись энергично. Сорок лучших ребят из нашего профсоюза. По всем штатам. Никаких результатов.

ДЖО. Но поиски только начались. Всего шесть недель!

ТОМ. Шансы, что их найдут, уменьшаются с каждым днем. А ведь организовал поиски не кто-нибудь: я сам отвечаю за это дело. Веберы словно сквозь землю провалились. Будто их и вовсе не было на свете. Вот и все сообщение.

ДЖО. Обсудим. И поторапливайтесь, ребята.

ЭД. Ты понимаешь, что, в общем, получается, Джо? У тебя нет алиби. Если ты не можешь выставить Веберов в качестве свидетелей, то тебе нет никакого смысла выступать в свою защиту.

ТОМ. Он прав.

ЭД. Первое же, о чем тебя спросит прокурор, будет: где вы были в тот вечер, когда произошло убийство? И что ты ему ответишь? У женщины, которой не существует?

ДЖО. Марта объявится.

ЭД. А если она не может объявиться? Вдруг с ней что-нибудь случилось.

ДЖО. Именно поэтому нам надо ее разыскать.

ЭД. А что, если она не может объявиться по другой причине? Что, если ее нет в живых?

ДЖО. Марта жива. Нет! Нет! Она жива.

ЭД. Каковы бы ни были причины, по которым она не может объявиться, явного и бесспорного алиби у тебя нет.

ДЖО (помолчав). И что дальше?

ЭД. Итак, господин председатель, в свете сообщения и прений я предлагаю нанять адвоката.

ДЖО. Адвокаты стоят денег, а у меня сейчас с этим совсем не густо.

ЭД. Я раздобуду денег.

ДЖО. Где?

ЭД. У ребят из союза.

ДЖО. У ребят из союза! Ты хочешь, чтобы их детишки сидели без молока, а они скинулись бы на адвоката для старины Джо Хилла? Благодарю покорно. Я сам влез в это дело, и сам из него выпутаюсь.

ЭД. Причина, по которой ты угодил в тюрьму, личная. Но то, что тебя здесь держат, уже не только твое личное дело. То, что происходит с тобой, — дело всей нашей организации.

ДЖО. Я не допущу, чтобы профсоюз выступал в мою защиту, если я впутался в неприглядную историю, да еще с пальбой в придачу. И это мое последнее слово.

ЭД (мягко, почти ласково). Джо, ты нужен нам. Нам нужны твои песни.

ДЖО. Валяйте, пойте мои песни. Прекрасно. Я могу писать их здесь и просовывать через решетку. Вот одна, наполовину готовая.

ЭД (нетерпеливо отталкивая листок). Джо, ты наш вожак. Подтверди это на деле. Веди себя, как подобает вожаку!

^{Том берет листок с песней и читает ее на протяжении последующей сцены.}

ДЖО. Эд, прекрати!

ЭД (сердито передразнивая Джо). «Эд, прекрати!» Нет, не прекращу. Именно это я и хочу тона втолковать. Ты несешь ответственность за свой талант. Если ты уклонишься от нее, тебя вышибут из наших рядов.

ДЖО. Не вышибут. Закон в нашей стране гласит: человек невиновен, пока не доказана его вина. Они не могут доказать, что я виновен. Что бы они ни пытались сделать, я буду освобожден.

ЭД. Прямо так.

ДЖО. Да, прямо так. Мартин Хендерсон, сын бакалейщика и единственный очевидец, сказал, что я — не тот человек, который убил его отца. Тебе это известно так же хорошо, как и мне.

ЭД. Давай разберемся в этом. Мартину Хендерсону тринадцать лет, и на его свидетельские показания можно спокойно положиться. Так?

ДЖО. Так.

ЭД. Тебя выставили для опознания, и Мартин Хендерсон, единственный очевидец, посмотрел на тебя и сказал… Что он сказал? Повтори мне точно его слова.

ДЖО. Он сказал: «Нет. Это не тот человек, который убил моего отца. Человек, убивший моего отца, был ниже и шире в плечах».

ЭД. Неплохие показания в твою пользу, не так ли? А теперь ответь на мой вопрос: почему после таких показаний тебя сразу же не освободили?.. А ну-ка, Джо, подумай как следует.

ТОМ. У нас так мало времени, а вы тут рассуждаете.

ЭД (Тому). Я буду рассуждать столько, сколько считаю нужным, с твоего позволения. (Джо). И потом, Джо, на предварительном следствии Мартин Хендерсон опять сказал: «Человек, который убил моего отца, был ниже и шире в плечах». Тогда-то уж точно они должны были снять обвинение и отпустить тебя на волю. Почему же ты здесь? Тебе не приходило в голову, что речь, возможно, идет о подтасовке улик?

ДЖО (скромно, почти наивно). Конечно, приходило. Но с чего бы им кидаться на меня? Почему не на тебя? Или на Тома? Почему на меня?

ЭД. Почему на тебя? Тебя это интересует? Хорошо, и отвечу. На прошлой неделе кое-кто из наших в профсоюзной столовой готов уже был сдаться и приползти к Моуди на коленях. И принять то, что он соизволит дать. Нечеловеческие условия труда, нечеловеческую зарплату. И вот тут женщины, чистившие картошку, начали петь. Твою песню. И потом они…

ДЖО. Какую песню?

ЭД (нетерпеливо). Не все ли равно, какую? Потом они спели другую, потом — третью. Почти все твои песни. Мужчины стали подпевать. И неожиданно раздался смех, и засверкали глаза. Мы решили продержаться еще несколько дней — подливать побольше воды в похлебку. Три дня спустя надзиратель шахт медного короля обратился к нам: «Приходите для переговоров». Что нас сплотило? Твои песни. Моуди и такие, как он, чувствуют грозную силу забастовщиков, объединенных пением и смехом. Они ненавидят эту силу. Боятся ее. Им хочется задушить ее, уничтожить. Вот почему они кинулись на тебя. Вот почему ты в тюрьме, и они сделают все, чтобы живым ты отсюда не вышел… Я ответил на твой вопрос. Теперь ты ответь на мой. Что, по-твоему, будет делать суд — докапываться до истины? Хотя уже совершенно ясно, что тут подтасовка улик, против тебя состряпано ложное обвинение в убийстве. У них сотня способов разделаться с тобой, прикрываясь буквой закона. Поэтому профсоюз хочет, чтобы ты предстал перед судом под защитой первоклассного адвоката.

ДЖО. Хорошо. Допустим, мне нужен адвокат. Но я не допущу, чтобы его нанимали за счет профсоюзного фонда. Это чертовски дорого.

ЭД. Дорого? А разве мы можем купить другого Джо Хилла?

ДЖО. Брось, Эд! Ты что, хочешь довести профсоюз до ручки? Тратить деньги на мою защиту, а не на укрепление союза?

ЭД. Джо, защита и есть укрепление союза.

ДЖО. Ближе к делу.

ЭД. Куда уж ближе? Я говорю с тобой о профсоюзных делах. На каждом митинге в твою защиту, скажем, пятьдесят процентов участников будут члены профсоюза, а остальные — не члены. Но они придут в наш зал, и вот тут мы вовлечем их в организации. Прямо в нашем профсоюзном зале. Джо, защита сплотит нас.

ДЖО. А ты что скажешь, Том?

ТОМ (сам того не замечая, комкает листок с песней Джо и скатывает его в шарик). Я согласен с Эдом насчет адвоката. Но я согласен и с тобой на все сто процентов, что это не профсоюзное дело. У Эда прекрасный лозунг: «Защита укрепит союз», но на практике это только опорочит профсоюз — именно так, как ты говоришь, Джо.

ЭД. Из всех глупостей, которые…

ДЖО. Оставь, Эд. Слово имеет Том.

ТОМ (продолжая комкать бумажный шарик). Джо прав. Выглядеть это будет так, словно мы одобряем, что люди спят с чужими женами, затевают кровавые потасовки и все такое прочее. Это твое личное дело, Джо, и я не считаю нужным замешивать в него профсоюз.

ДЖО. Вот видишь, Том согласен со мной!

ЭД. Вы оба не правы.

ТОМ. У нас нет больше времени. Вот-вот вернется Майк Дэйли. Давайте проголосуем. Я ставлю вопрос на голосование.

ЭД. Мы еще не готовы к голосованию.

ДЖО. Кто за адвоката, и чтоб не замешивать в это дело профсоюз? Все «за».

^{Том и Джо поднимают руки. Джо видит скомканную бумажку в руке Тома и выхватывает ее. Сердито, Тому.}

Послушай, это же песня!

ЭД. Погодите. Я еще не готов к голосованию.

ДЖО. Решение принято, Эд. Два голоса против одного.

ЭД. Решение не принято, Джо. Ты голосуешь против своей собственной жизни.

ДЖО. Это моя жизнь, и я могу принимать такое решение.

ЭД. Нет, Джо, это не твоя жизнь, а наша жизнь. И я не допущу, чтобы ты бросался ею.

ТОМ. Давайте-ка поспокойней, вы оба. Следующий пункт на повестке дня: где найти адвоката? И не замешивая в это дело профсоюз.

ДЖО. Да, адвоката. Это ясно. И не замешивать в дело профсоюз.

^{Входит Майк.}

МАЙК. Ваши десять минут истекли.

ЭД. Ты не мог бы нам дать еще минутку?

МАЙК (подталкивая к двери Эда и Тома). У меня только одна-единственная работа, и она мне нравится. Выметайтесь.

ДЖО. Заседание объявляется закрытым.

ЭД (выпроваживаемый Майком, восклицает). Голосование было незаконным. Я не согласен.

^{Майк выталкивает Эда.}

ДЖО (вслед Эду). Это было официальное заседание. Решение принято. Официальное, Эд. Слышишь? Эд! Эд!

^{Джо разглаживает скомканную бумагу. На лице его написано недоумение. Вскоре возвращается Майк.}

МАЙК. Джо, к тебе еще один посетитель.

ДЖО. Кто?

МАЙК. Скотт Макбрайд.

ДЖО. А кто он такой?

МАЙК. Юрист. Я его знаю, не раз тут видел.

ДЖО. А чего это он вдруг явился? Именно сегодня?

МАЙК. У некоторых юристов такой нюх — они чуют, куда и когда надо явиться. Но ведь тебе нужен адвокат. Поговори с ним.

ДЖО. Ладно, впусти его.

МАЙК. Джо, адвокат обходится недешево. Возьми вот пять долларов. (Протягивает ему деньги).

ДЖО (колеблясь). А откуда у тебя взялись лишние пять долларов?

МАЙК. Да этот же юрист мне их и дал. Взятка, чтобы я пропустил его к тебе. А я бы и так пропустил, значит, деньги — твои.

^{Он сует их в руку Джо, отходит в сторону и делает знак рукой. Входит Скотт Макбрайд с портфелем. Майк быстро уходит.}

МАКБРАЙД. Я — Скотт Макбрайд. Вот моя визитная карточка. (Передает ее Джо). Я заинтересовался вашим делом и хотел бы взяться за него.

ДЖО. А что вас так заинтересовало?

МАКБРАЙД. Уместный вопрос. Я вам отвечу… Что такое адвокат? Когда я был студентом, я думал, что буду приносить пользу. Но, как и все адвокаты, я обслуживаю хворых и покойников, занимаюсь мелочными дрязгами. В минуты озарения я спрашиваю себя: неужели я для этого изучал право? Но ведь надо зарабатывать на жизнь. И вот приходится заниматься мелочными дрязгами, хитрить и юлить, обслуживая хворых и покойников. И вдруг подворачивается такое дело, как ваше. Вы не обращались ко мне — я обратился к вам. В нашем суде я знаю все ходы и выходы. Знаю, где пятидолларовая бумажка даст максимальный эффект. Знаю, в чьих руках власть. Знаю судей. Я выступал перед ними много раз. Я знаю нрав и повадки каждого из них.

ДЖО. У вас, мистер адвокат, чересчур много слов, и вы их выпускаете слишком быстро. Короче, вы говорите больше, чем надо.

МАКБРАЙД (с обезоруживающим чистосердечием). Это — основное свойство представителей моей профессии, а также их бич.

ДЖО. Но мне действительно нужен защитник — что верно, то верно.

МАКБРАЙД. Значит, я могу взяться за ваше дело?

ДЖО. У меня нет денег.

МАКБРАЙД. Гонорар меня не интересует. Меня интересует само дело. Мой гонорар будет соразмерен нашему карману.

ДЖО. У меня весьма тощий карман.

МАКБРАЙД. В таком случае у меня будет весьма тощий гонорар… Для начала мне нужно ознакомиться со всеми обстоятельствами дела и с документацией. (Вынимает из портфеля лист бумаги). Подпишите вот это, чтобы я имел на то полномочия.

ДЖО (с недоверием в голосе). Вы уже подготовили документ? Вы ожидали, что я соглашусь?

МАКБРАЙД. Я надеялся, что вы поймете, насколько искренне и глубоко я заинтересовался вашим делом и почему я хочу взяться за него. Поэтому я и подготовил документ.

ДЖО. Резонно… Мои друзья сказали, что мне нужен адвокат. Теперь, надо думать, все будут довольны. (Джо подписывает бумагу).

МАКБРАЙД. Конечно. Все будут довольны. Вы в полной безопасности — как у Христа за пазухой!

ДЖО. Смотрите, чтобы я оттуда не вывалился. Мне бы этого не хотелось.

МАКБРАЙД. Будьте спокойны. Не вывалитесь.

ДЖО. Поскольку вы будете вести мое дело, я хотел бы дать вам аванс. У меня в кармане пять долларов. Пожалуйста!

МАКБРАЙД. В этом нет никакой необходимости. Я ведь вам только что все объяснил. Но если выплата аванса будет способствовать вашему душевному спокойствию, то я не возражаю против принятия означенной суммы. (Берет деньги и кладет их в бумажник).

ДЖО. Нам ведь, наверно, придется теперь частенько видеться, не так ли?

МАКБРАЙД. Конечно.

ДЖО. Тогда постарайтесь говорить со мной попроще. (Описывает в воздухе круг). Не так… (тычет пальцем), а в самую точку.

МАКБРАЙД (смеется). Бич моей профессии.

^{Джо тоже смеется.}

Поговорим серьезно. Считается, что мальчик — единственный очевидец убийства. Как он держится?

ДЖО. Он уже сказал, что я не похож на человека, убившего его отца.

МАКБРАЙД. Отлично!.. Сплошь и рядом выигрыш дела лишь в незначительной мере определяется правосудием. Большое влияние на судью и присяжных могут оказывать разного рода мелочи. Теперь слушайте очень внимательно. Я вам объясню, как вести себя на суде.

^{Свет загорается на всей сцене. Джо и Макбрайд переходят на ту часть сценической площадки, которая представляет собой зал суда. Эд входит с другой стороны и присоединяется к Джо и Макбрайду. На сцене — судья Митчелл, окружной прокурор Уэзерби и Мартин Хендерсон. Хотя присяжные заседатели периодически упоминаются, на сцене их нет. Предполагается, что они где-то рядом, за сценой. Прокурор допрашивает Мартина Хендерсона. Хотя прокурор и Мартин разыгрывают этот эпизод очень гладко, словно они его заранее отрепетировали, зрители все же ощущают постепенно нарастающую нервозность Мартина. На протяжении всего эпизода до соответствующей ремарки Мартин не смотрит на Джо.}

ПРОКУРОР. Итак, Мартин, продолжай свой рассказ.

МАРТИН. Мой отец тащил к стене мешок картофеля. Я услышал шум, дверь распахнулась.

ПРОКУРОР. Что ты тогда сделал?

МАРТИН. Обернулся. И увидел в дверях человека с револьвером в руке.

ПРОКУРОР. Было ли его лицо каким-либо образом прикрыто или замаскировано?

МАРТИН. Нижняя часть его лица была прикрыта красным носовым платком.

ПРОКУРОР. Что он сделал после того, как вошел?

МАРТИН. Он крикнул: «Теперь ты мне попался!» — и выстрелил в моего отца.

ПРОКУРОР. Что произошло потом?

МАРТИН. Мой отец, шатаясь, подошел к прилавку, схватил свой револьвер и выстрелил в этого человека.

ПРОКУРОР. А ты что сделал?

МАРТИН. Я убежал за прилавок и сел на корточки.

ПРОКУРОР. Удалось ли тебе разглядеть бандита?

МАРТИН. Да, сэр. Я выглянул из-за прилавка.

ПРОКУРОР. Теперь, Мартин, я попрошу тебя внимательно посмотреть на подсудимого, который сидит вон там.

МАРТИН. Да, сэр.

ПРОКУРОР. Скажи мне, Мартин, соответствует ли форма головы подсудимого форме головы бандита?

МАРТИН. Почти такая же.

ПРОКУРОР. Такая же, как что?

МАРТИН. Почти такая же, как форма головы человека, который убил моего отца.

ПРОКУРОР. Соответствует ли вся его наружность наружности человека, который убил твоего отца?

МАРТИН. Да, сэр. Он похож на того человека — я хочу сказать, что его наружность соответствует наружности человека, который убил моего отца.

^{Легкое затемнение, одновременно свет усиливается в той части сцены, где находятся Джо, Макбрайд и Эд.}

ДЖО (взволнованно шепчет). Почему вы его не остановите? Ведь он фактически подсказывает мальчику, что ему говорить!

МАКБРАЙД. Джо, вы не специалист. Вы не разбираетесь в этих вещах. Положитесь на меня.

^{Джо отворачивается, встревоженный и недоумевающий. Освещение, как в начале допроса Мартина.}

ПРОКУРОР. Я попрошу подсудимого встать. (Джо встает). А теперь, Мартин, я хочу, чтобы ты еще раз внимательно…

МАРТИН. Да, сэр. (Мартин смотрит на Джо. Впервые их взгляды встречаются. Во взгляде Мартина — замешательство).

ПРОКУРОР…и не торопясь посмотрел на него. А теперь скажи господину судье и присяжным — соответствует ли его рост, рост стоящего перед тобой человека, росту бандита, который вошел в лавку ночью, когда произошло убийство. Не торопись и отвечай, хорошенько подумав.

МАРТИН. Примерно такой же.

ПРОКУРОР. Примерно такой же, как что?

МАРТИН. Примерно такой же, как рост человека, который стрелял в моего отца.

ДЖО (не выдержав, обращается прямо к Мартину. Когда Джо говорит, Макбрайд хватает его за руку, пытаясь его усадить. Джо резко отталкивает Макбрайда). Мартин, разве ты не помнишь, как было дело, когда тебя приводили в тюрьму? Ты же сказал тогда, что я не тот человек. Ты сказал: «Человек, убивший моего отца, был ниже ростом и шире в плечах». Скажи это опять, Мартин! Скажи! Зачем ты меня губишь?

ПРОКУРОР. Ваша честь, я протестую против таких выпадов со стороны подсудимого.

МАРТИН (одновременно с прокурором). Не морочьте мне голову! Я знаю, что случилось! Я знаю, что я видел!

ДЖО. Мартин!

СУДЬЯ МИТЧЕЛЛ. Мистер Макбрайд, я должен попросить вас следить за тем, чтобы ваш клиент был более сдержанным. (Джо). Мистер Хилл, в суде существуют определенные правила, и вы обязаны соблюдать их.

ДЖО. Но, ваша честь, если мальчик… Хорошо, господин судья, извините.

МАКБРАЙД. Джо, не надо так. Вы все испортите.

ПРОКУРОР (спокойно продолжает). А теперь, Мартин, ответь на такой вопрос: похоже ли его лицо на лицо бандита, который убил твоего отца?

МАРТИН. Вы же знаете, что я не видел его лица. (В замешательстве). То есть, я не мог его увидеть, потому что оно было прикрыто красным платком.

ПРОКУРОР. Но ты видел бандита и говоришь, что своим общим обликом этот человек напоминает его.

МАРТИН (он вот-вот потеряет самообладание). Да! Да!

ПРОКУРОР. Спасибо, Мартин. Это, пожалуй, все. (Макбрайду). Свидетель в вашем распоряжении.

МАКБРАЙД (выходит вперед и начинает перекрестный допрос). Сколько тебе лет, Мартин?

МАРТИН. Тринадцать.

МАКБРАЙД. В лавку твоего отца приходило много людей, не так ли?

МАРТИН. Да, сэр.

МАКБРАЙД. Ты когда-нибудь раньше видел подсудимого?

МАРТИН. Нет.

МАКБРАЙД (подходит к Мартину и становится между ним и Джо). Ты говоришь, что подсудимый — почти такого же роста, как человек, убивший твоего отца? Так?

МАРТИН. Да.

МАКБРАЙД (стоя между Мартином и Джо). А теперь, Мартин, скажи, ты, наверное, хорошо умеешь считать?

МАРТИН. Да.

МАКБРАЙД. Тогда скажи мне, какого примерно роста был тот человек?

^{Мартин колеблется.}

И скажи, как бы ты описал форму его головы.

^{Мартин пытается посмотреть на Джо, но Макбрайд держится как раз на линии его взгляда, двигаясь то в одну, то в другую сторону, чтобы помешать Мартину увидеть Джо.}

ПРОКУРОР. Ваша честь, я протестую. Что хочет господин адвокат? Сбить с толку тринадцатилетнего мальчика?

СУДЬЯ МИТЧЕЛЛ. Мистер Макбрайд, я считаю, что вы недобросовестно обращаетесь со свидетелем. Он еще мальчик и показания давал прекрасно. Дайте свидетелю взглянуть на подсудимого.

МАКБРАЙД (продолжая мешать Мартину увидеть Джо). Ваша честь, я лишь пытаюсь установить, насколько его показания заслуживают доверия. Для того чтобы это сделать…

СУДЬЯ МИТЧЕЛЛ. Мистер Макбрайд, я требую, чтобы вы подчинялись моим приказаниям. Отойдите, пожалуйста, в сторону.

МАКБРАЙД (продолжая загораживать Джо). Но, ваша честь…

СУДЬЯ МИТЧЕЛЛ (стучит молоточком). Мистер Макбрайд, это не первое дело, на котором вы выступаете передо мной. Не ведите себя так, чтобы оно стало последним… Можете продолжать ваши вопросы к свидетелю.

МАКБРАЙД. Я не считаю нужным продолжать перекрестный допрос.

ПРОКУРОР (вкрадчиво). В таком случае, ваша честь, разрешите мне вызвать следующего свидетеля?

ДЖО (прокурору). Подождите! Не торопитесь с вашим следующим свидетелем.

СУДЬЯ МИТЧЕЛЛ. Можно вас, наконец, призвать к порядку или нет? Я вам говорю это в ваших же интересах.

ДЖО. Господин судья, мне нужно посоветоваться с моим защитником. Одну минуту.

СУДЬЯ МИТЧЕЛЛ. Разрешается.

^{Освещение в зале суда несколько тускнеет; яркий луч выделяет Джо, Макбрайда и Эда.}

ДЖО (в ярости шепчет Макбрайду). Еще немного, и мальчишка был бы приперт к стенке. Продолжайте допрос. Жмите на него! Наседайте! Добейтесь правды!

МАКБРАЙД (передразнивает со злобой). «Жмите на него»! «Наседайте»!.. Вы же видели, как судья ко мне цепляется. Да он бы от нас мокрого места не оставил, если бы я продолжал допрашивать мальчишку.

ДЖО. Да вы чьи интересы отстаиваете — мои или ваши собственные?

МАКБРАЙД. Если бы я продолжал допрос, мальчишка через пять минут разревелся бы на весь зал. А это произвело бы ужасное впечатление на присяжных. Джо, вы должны положиться на меня. Я знаю, что делаю.

СУДЬЯ МИТЧЕЛЛ. Минута уже прошла — и даже больше. Будем продолжать?

ДЖО (язвительно, Макбрайду). Сделайте мне личное одолжение. Не затевайте флирта с судьей.

^{Вспыхивает яркий свет на основном участке сцены. Место для свидетелей уже занято Виолой Хили. Рука ее лежит на Библии, которую держит судебный пристав. Она произносит последние слова клятвы.}

ВИОЛА…клянусь говорить правду, всю правду и ничего, кроме правды, да поможет мне бог.

^{Пристав с Библией уходит.}

ПРОКУРОР. Ваше имя?

ВИОЛА. Виола Хили.

ПРОКУРОР. Ваше семейное положение?

ВИОЛА. Мисс Виола Хили.

ПРОКУРОР. Мисс Хили. Где вы живете, мисс Хили?

ВИОЛА. Норт Хай-стрит, дом двенадцать.

ПРОКУРОР. Мисс Хили, можете ли вы сказать суду, где вы были в субботу, десятого января, около десяти часов вечера?

ВИОЛА. Я была на Мэйн-стрит. Шла от Второй авеню к Третьей, по направлению к северной части города.

ПРОКУРОР. Откуда вы знаете, что было десять часов?

ВИОЛА. Я была в театре «Эмпайр». Спектакль кончается в десять, я шла домой.

ПРОКУРОР. Привлекло ли что-нибудь ваше внимание по пути домой?

ВИОЛА. Значит, так. Я прошла мимо бакалейной лавки Хендерсона. Его сын был там вместе с ним… (Указывает на Мартина). Вот этот самый мальчик. И я хорошо помню, что на витрине лежала кошка. Не успела я пройти с полквартала, как меня нагнал какой-то человек.

ПРОКУРОР. Почему вы запомнили этого человека?

ВИОЛА. Потому что он был очень груб. Пробегая мимо, он столкнул меня с тротуара.

ПРОКУРОР. Мисс Хили, опишите, пожалуйста, внешность человека, которого вы увидели.

ВИОЛА. Он сильно сутулился и прижимал руку к груди, словно ему было больно, но я успела разглядеть, что он высокий и худой.

ПРОКУРОР. Что-нибудь еще?

ВИОЛА. Я заметила, что на шее у него платок.

ПРОКУРОР. Какого цвета был этот платок?

ВИОЛА. Я не разглядела, какого цвета. Было слишком темно.

ПРОКУРОР. Мисс Хили, как вам удалось так хорошо разглядеть этого человека? Сначала он шел позади вас. Затем, нагнав вас, он должен был оставить вас позади. Как вам вообще удалось увидеть его лицо?

ВИОЛА. В тот самый момент, когда он меня обогнал, он обернулся и взглянул на меня.

ПРОКУРОР. Что вы еще заметили?

ВИОЛА. Что у него очень худое лицо, с острым носом и большими ноздрями.

ПРОКУРОР. Какие-нибудь шрамы на лице?

ВИОЛА. Да, шрам на щеке. (Указывая на Джо). У этого человека очень длинный нос и большие ноздри, и на щеке у него шрам.

СУДЬЯ МИТЧЕЛЛ. Минуточку, мисс Виола, пусть прокурор задает вопросы.

ВИОЛА. Я только стараюсь помочь делу, господин судья.

ЭД (поднимается; сдерживая волнение, он говорит Джо). Джо, все это дело подстроено от начала и до конца!

^{Он быстро выходит из зала суда. Свет в зале гаснет и загорается на другом участке сцены. Александр Mаpшалл выходит из здания суда. Эд прибавляет шагу, чтобы догнать его.}

Мистер Маршалл! Мистер Маршалл!

МАРШАЛЛ. Да? Чем могу быть полезен?

ЭД. Я — Эд Роуэн, секретарь местного комитета ИРМ.

МАРШАЛЛ. Я вас знаю, мистер Роуэн.

ЭД. Надеюсь, я не очень вас задерживаю.

МАРШАЛЛ. Нисколько, мистер Роуэн. Я зашел в суд — посмотреть, что там происходит.

ЭД. Да, я вас заметил. И как вам понравилось то, что вы увидели?

МАРШАЛЛ. Не очень… Мистер Роуэн, одна из основных задач защитника состоит в следующем: при подборе присяжных заседателей он должен позаботиться о том, чтобы ни один из них не подходил с предвзятым мнением к фактам, которые будут рассматриваться в суде. Каждый человек в нашем городе — потенциальный присяжный заседатель; но с того дня, как арестовали Джо Хилла, газеты, оперируя ложными слухами и пускаясь на явные инсинуации, зажимали сознание этих потенциальных присяжных заседателей в тиски предвзятого мнения. Этот Джо Хилл, профсоюзный активист и радикал, стал символом. Они его боятся. Глядя на него, они боятся за свой домашний очаг, за свой бизнес, за обеспечение в старости. Они жаждут его крови и не успокоятся, пока не прольют ее.

ЭД. Что же можно сделать, мистер Маршалл?

МАРШАЛЛ. Как получилось, что Джо Хилл нанял этого адвоката — Скотта Макбрайда?

ЭД. Он предложил свои услуги на выгодных условиях.

МАРШАЛЛ. Подобрать беспристрастных присяжных заседателей было бы чрезвычайно трудно. Но Макбрайд даже не попытался это сделать… До того как мальчик давал показания, выступили три свидетеля. Любой адвокат, знающий свое дело, мог бы разбить их показания в пух и прах и дать отвод таким свидетелям.

ЭД. Значит, он ведет нечестную игру? Его подкупили?

МАРШАЛЛ. Обвинение может и не подкупать защитника. Частенько он сам продается — и не берет при этом ни цента. Он уже подкуплен — семьей, друзьями, своим имуществом, средой. И когда дело принимает серьезный оборот, внутренний голос адвоката начинает ему нашептывать: «Зачем тебе злить судью и прокурора? Ты зарабатывал себе на жизнь в этом суде и будешь зарабатывать. А он всего-навсего какой-то там бродяга. Зачем же тебе-то рисковать?»

ЭД. Слабость или предательство, но в конечном счете они приведут к трагедии! Мистер Маршалл, я обращаюсь к вам официально, как секретарь местного комитета «Индустриальных рабочих мира». Я хочу, чтобы вы вели это дело.

МАРШАЛЛ. Нет, не могу.

ЭД. Но почему же?

МАРШАЛЛ. Это отняло бы у меня слишком много времени.

ЭД. Слишком много времени?

МАРШАЛЛ. Я успел бы провести несколько процессов за то время, что потребуется на дело Джо Хилла.

ЭД (с презрением, намеренно задевая самолюбие Маршалла). Значит, время можно перевести в деньги.

МАРШАЛЛ (уязвленный). Дело не в деньгах.

ЭД. Вы ведь уже вели дела рабочих. Почему же вы не хотите взяться за это?

МАРШАЛЛ. Я верю, что человек по своей природе благороден. Я верю, что богатые и сильные мира сего обязаны использовать свое богатство и свою силу во имя общего блага. Я всегда надеялся, что еще увижу, как в нашей стране предприниматель и рабочий создадут общество, в котором люди будут жить в дружбе и согласии.

ЭД. Вы и сейчас на это надеетесь?

МАРШАЛЛ. Мне пришлось вести дела трех рабочих, и для меня тогда открылись истины, которых я предпочел бы не знать. Я столкнулся с алчностью и коррупцией. Я увидел, как богатство уничтожает свободу. Я увидел, как у нас превозносят доллар и ни во что не ставят человека. Неужели же это и есть воплощение Американской мечты — нация чудовищ, порожденных золотым тельцом?

ЭД. Согласитесь вести дело Джо Хилла. Это, возможно, и будет ответом на ваш вопрос.

МАРШАЛЛ. Упаси боже! Его дело затронуло бы меня слишком глубоко. Те дела, что я вел, выворачивали мне душу. Я не хочу больше так страдать.

ЭД. Вы должны страдать! Вы должны проникнуться гневом — ради Джо Хилла, ради трудовых людей, да и ради самого себя, мистер Маршалл.

МАРШАЛЛ. Ради меня самого? Почему ради меня самого?

ЭД. Если вы стоите за правосудие, если вы любите Америку, тогда у вас нет выбора: вы должны защищать Джо Хилла. И я вам скажу почему. Трудовой народ не должен терять веру в законность. Мы говорим, что правосудие надо вершить, невзирая на лица. Мы говорим, что не должно быть одного закона для конформиста и другого — для бунтаря. Горе нашей стране, если какая-то часть ее населения утратит веру в наше правосудие, в нашу законность. Вот почему то, что происходило в зале суда, должно вызвать у вас чувство гнева. Вот почему вы должны защищать Джо Хилла. Защищая его, вы защищаете законность в нашей стране.

МАРШАЛЛ (вздыхает, затем говорит спокойно). Прежде всего давайте уточним один вопрос. Он ведь невиновен, как я понимаю?

ЭД. Я знаю Джо Хилла. Он никого не убивал. Это убийство было совершено из мести. Хендерсон — бывший полицейский. Он многих гангстеров отправил за решетку. На него уже было совершено нападение — за пять месяцев до того, как его убили. Вы не помните? Об этом писали газеты.

МАРШАЛЛ. Помню.

ЭД. После того нападения репортер по имени Харди Даунинг взял у него интервью. Хендерсон сказал Даунингу, кто этот гангстер. Даунинг знает его имя. Вчера днем в суде Даунинг выступал со свидетельскими показаниями и готов был назвать это имя, известное ему со слов Хендерсона. Но окружной прокурор запротестовал, и судья поддержал его протест… После того нападения Хендерсон говорил всем направо и налево, что его жизнь в опасности — у него много врагов… Даже по словам мальчика, гангстер сказал: «Теперь ты мне попался». Это все равно, что сказать: «Наконец ты мне попался». Это была месть, а не грабеж. Не деньги ему были нужны. Он хотел только одного — уложить на месте этого бывшего полицейского.

МАРШАЛЛ. Вы говорите, что Джо Хилл к этому убийству не причастен.

ЭД. Конечно, не причастен!

МАРШАЛЛ. Тогда почему он не скажет, где он находился в ту ночь, когда было совершено убийство?

ЭД. Его алиби сведено на нет. В Джо выстрелил муж, заставший его со своей женой. Но они куда-то уехали, исчезли бесследно. Он не может выступить в свою защиту, так как нет никаких доказательств, что в ту ночь он был в другом месте.

МАРШАЛЛ. Первое, что надо сделать, — это нанять сыщиков, которые разыскали бы мужа и жену.

ЭД. Мистер Маршалл, сорок лучших ребят из нашего профсоюза, не поднимая шума, разыскивали их по всей Америке. Ни малейшего следа.

МАРШАЛЛ. Значит, все это подстроено.

ЭД. Конечно, подстроено.

МАРШАЛЛ. Куда ушли былые времена, когда можно было спокойно наблюдать за ходом процесса, сделать все, что требуется от адвоката, а затем отправиться домой, где тебя ждал хороший обед и теплый камин. Как расширяется арена борьбы!.. Однако мы теряем время. Пойдемте в зал суда.

^{Они идут. В этой части сцены освещение тускнеет и постепенно становится ярче там, где происходит суд.}

ПРОКУРОР (Виоле). А теперь, мисс Виола, посмотрите внимательно на обвиняемого и скажите господину судье и присяжным заседателям, похож ли нос обвиняемого на нос человека, который взглянул на вас?

ВИОЛА. Как две капли воды.

ПРОКУРОР. А есть ли сходство между шрамами на его левой щеке и шрамами у того человека, который толкнул вас на улице?

Виола. Да, в точности такие же, как и шрамы у того человека. Иначе и быть не может.

^{Свет несколько тускнеет в этой части сцены, загораясь ярче там, где находятся Джо и Макбрайд.}

ДЖО (крайне взволнованный). Бога ради, прекратите это!

МАКБРАЙД. Нет, нельзя. Это только восстановило бы против нас судью и присяжных заседателей, а результатов не дало бы никаких.

ДЖО. Но ведь он подсказывает ей уже готовые ответы. Чего вы ждете?

МАКБРАЙД. Подходящего момента. Наиболее подходящего момента. Ждите и вы.

ДЖО. Пока меня поставят к стенке?

^{В ярости поднимается; Макбрайд пытается удержать его. Джо отталкивает руку Макбрайда и становится перед Митчеллом.}

Можно мне сказать несколько слов, господин судья?

СУДЬЯ МИТЧЕЛЛ. Это ваше право.

^{Макбрайд вскакивает и пытается помешать, но Джо отталкивает его.}

ДЖО. С разрешения суда, я хотел бы сам вести свою защиту.

СУДЬЯ МИТЧЕЛЛ. Мистер Хилл, если возникли какие-либо расхождения или разногласия…

МАКБРАЙД (поспешно). Ваша честь, никаких существенных разногласий между мной и моим клиентом не было.

ДЖО. Нет, были, мистер Макбрайд, и вам это прекрасно известно. Отвяжитесь от меня! Вы мне уже достаточно навредили.

СУДЬЯ МИТЧЕЛЛ. Судебный пристав, следите за порядком.

ДЖО. Господин судья, вы ведь разрешили мне…

СУДЬЯ МИТЧЕЛЛ (стучит молоточком по столу). Присяжных заседателей прошу покинуть зал.

^{Минута торжественного молчания: присяжные заседатели покидают зал. Те, кто находятся на сцене, смотрят в том направлении. Как только присяжные удалились, судья Митчелл в ярости поворачивается к Джо.}

Мистер Хилл, в суде существуют определенные правила. И я требую, чтобы вы их соблюдали. Сядьте и молчите. (Макбрайду). Господин адвокат, изложите мне суть ситуации.

МАКБРАЙД. До этого момента у меня с моим клиентом было полное взаимопонимание.

ДЖО. Ответьте мне на один вопрос: я имею право — право — отказаться от его услуг?

СУДЬЯ МИТЧЕЛЛ. Да, такое право вы имеете.

ДЖО. В таком случае я буду сам вести мою защиту.

СУДЬЯ МИТЧЕЛЛ (увещевающе). Неужели вы не понимаете, что найти другого юриста, который взялся бы за ваше дело, будет чрезвычайно трудно? Куда разумнее было бы уладить все мелкие разногласия между вами и вашим адвокатом и продолжать дальше. Не правда ли?

ДЖО. Нет, господин судья, я так не считаю. Предоставьте мне право вызвать кое-кого из свидетелей. Я разоблачу все эти измышления одно за другим. Тут не обошлось без подтасовки улик.

СУДЬЯ МИТЧЕЛЛ. Мой долг — долг судьи — состоит в том, чтобы сделать все возможное для защиты ваших интересов. Разрешить вам действовать на свой страх и риск, без помощи опытного адвоката, было бы жестокостью по отношению к вам. Поэтому…

ДЖО (прерывая Митчелла, подозрительно). Почему вы не хотите, чтобы я сам выступил в роли адвоката?

СУДЬЯ МИТЧЕЛЛ…поэтому, мистер Макбрайд, я хочу попросить вас остаться и использовать все свое умение в интересах вашего подзащитного.

ДЖО. Но я имею право отказаться от его услуг. Вы же сами это сказали.

СУДЬЯ МИТЧЕЛЛ. Да, вы имеете право отказаться от его услуг. Однако мой долг — защищать ваши интересы. Как же одновременно осуществить ваше право и мой долг? (Макбрайду). Вы согласны действовать в качестве амикус куриэ?

МАКБРАЙД. Согласен, господин судья.

ДЖО (прерывая). А что это такое?

СУДЬЯ МИТЧЕЛЛ. Амикус куриэ. А-ми-кус ку-ри-э. По-латыни это означает «друг суда». (Макбрайду). Я предоставляю вам право консультировать обвиняемого в той мере, в какой это будет необходимо для надлежащей защиты. Иными словами, суд просит, чтобы вы продолжали осуществлять свои функции на этом процессе исходя из соображений справедливости и интересов обвиняемого.

МАКБРАЙД. Благодарю вас, господин судья.

ДЖО (с горечью). Значит, я не могу отказаться от услуг моего защитника?

СУДЬЯ МИТЧЕЛЛ. Можете. И вы это сделали. Но я, будучи судьей, имею право назначить его «другом суда».

ДЖО. Другом вашего суда, а не моего. Я ему сказал: «Вот дверь. Прочь отсюда». А вы ему говорите: «Вот дверь. Добро пожаловать».

СУДЬЯ МИТЧЕЛЛ. Замолчите. Я вас привлеку к ответственности за оскорбление суда.

ДЖО. Ну и что дальше? Посадите меня на месяц в кутузку? Я там и так уже пять месяцев сижу. Мне терять нечего. Я скажу все, что думаю!

СУДЬЯ МИТЧЕЛЛ. Судебный пристав, следите за порядком.

ДЖО. Я ваши чинные, благопристойные порядки соблюдать не намерен.

ПРОКУРОР. Ваша честь, я не вижу оснований для дальнейших задержек.

СУДЬЯ МИТЧЕЛЛ. Присяжные заседатели, займите свои места.

^{Снова пауза; те, кто на сцене, смотрят на возвращающихся присяжных заседателей и ждут, пока они займут свои места.}

ДЖО (указывая на Виолу Хили). Можно мне задать несколько вопросов мисс Хили?

СУДЬЯ МИТЧЕЛЛ. Можно.

ДЖО. Итак, мисс Хили, вы говорите, что вы шли по направлению к северной части города и, когда вы миновали бакалейную лавку Хендерсона, тот человек нагнал и толкнул вас.

ВИОЛА. Вот именно. Он меня очень сильно толкнул.

ДЖО. Затем он обернулся и посмотрел на вас, и вы успели разглядеть его.

ВИОЛА. Да.

ДЖО. И вы увидели, что у него на шее красный платок?

ВИОЛА. Нет, не красный.

ДЖО. А какой, синий?

ВИОЛА. Я увидела платок. А какого он был цвета, не знаю.

ДЖО. Вы не заметили, какого он цвета?

ВИОЛА. Было слишком темно, чтобы разобрать.

ДЖО. Но было все же достаточно светло, чтобы вы смогли разглядеть шрам у него на щеке?

ВИОЛА (после едва заметной паузы). Да. Луч от уличного фонаря упал как раз на шрам и осветил его.

ДЖО. Значит, он оттолкнул вас к стене дома, а сам прошел по краю тротуара.

ВИОЛА. Нет. Он столкнул меня с тротуара, а сам шел ближе к стене.

ПРОКУРОР. Я протестую. Ведь свидетельница ясно заявила, что ее чуть было не столкнули с тротуара.

СУДЬЯ МИТЧЕЛЛ. Поддерживаю протест.

ДЖО. Извините, господин судья. Я, видно, плохо соображаю, когда речь заходит об этих мелких деталях. (Виоле Хили). Итак, он шел, держась ближе к зданиям, по направлению к северной части города, а вы шли в том же направлении, держась ближе к краю тротуара. Так?

ВИОЛА. Именно так.

ДЖО (показывая рукой). Раз вы шли к северу, то, значит, дома были по эту сторону, а край тротуара — по ту. Правильно?

ВИОЛА. Правильно.

ДЖО. В таком случае вы должны были увидеть правую половину его лица. Верно, мисс Хили?

ВИОЛА. Верно.

ДЖО. Как же вы разглядели шрам? У меня шрам на левой щеке, а не на правой.

ВИОЛА (потрясена. Кричит). Я видела шрам! Видела!

ДЖО. Где? На левой или на правой щеке?

ВИОЛА. Я… я думаю… я…

ДЖО. Если вы шли по внешней стороне тротуара в северном направлении, вы могли увидеть только правую щеку того человека, когда он повернулся к вам. А у меня нет никакого шрама на правой щеке.

СУДЬЯ МИТЧЕЛЛ. Вы подстроили ловушку для свидетельницы.

ДЖО. То же самое сделал царь Соломон, когда предложил разрезать ребенка на две части. (Виоле Хили). Вы говорите, что было темно… слишком темно, чтобы разобрать, какого цвета был платок. И еще вы сказали, что этот человек шел, сгорбившись и держась рукой за грудь, словно был ранен. Когда он обернулся, чтобы взглянуть на вас, он сделал это, видимо, вот так. (Показывает). Какую часть лица вы видите? Никакую — ни правую, ни левую. Однако один беглый взгляд вас настолько убедил, что вы готовы обречь человека на смерть.

ВИОЛА. Я… Ой, я боюсь, меня сейчас стошнит.

ДЖО. Отпустите ее, чтобы она не испачкала ваш чистенький, благопристойный суд.

^{Судебный пристав быстро выводит Виолу. Джо поворачивается к Макбрайду.}

Вы тоже могли бы это сделать, если бы захотели.

^{В эту минуту в зал суда входят Эд и Маршалл. Они подают знак Джо, который замечает их и сразу все понимает.}

(Митчеллу). Ваша честь, я прошу объявить небольшой перерыв.

Сцена из оперы «Джо Хилл» Алана Буша по либретто Барри Стейвиса.

Берлинская государственная опера, ГДР, 1970.

СУДЬЯ МИТЧЕЛЛ. Пожалуйста.

^{Эд и Маршалл подходят к Джо. Освещение в остальной части зала несколько тускнеет, становясь ярче на площадке, где разыгрывается последующий эпизод.}

ЭД (Джо). Я нашел нового защитника. Это Александр Маршалл.

ДЖО (пожимая Маршаллу руку). Великолепно! (В изнеможении). О господи, ну и устал же я.

^{Подходит Макбрайд.}

Убирайтесь отсюда, Макбрайд. Взяв вас в адвокаты, н совершил преступление против самого себя.

МАРШАЛЛ (выступая вперед). Я — Александр Маршалл.

МАКБРАЙД. А я — Скотт Макбрайд. (Пожимают друг другу руки).

МАРШАЛЛ. Я нанят в качестве защитника обвиняемого. Будьте добры, объясните судье положение дел и скажите ему, что мы готовы.

^{Макбрайд направляется к столу судьи и начинает тихо переговариваться с Митчеллом. Вскоре он уходит. Когда освещение становится ярким на всей сцене, Маршалл поворачивается к Эду.}

Я рад, что взялся за это дело. Спасибо за вашу настойчивость. (Выходит вперед и обращается к Митчеллу). Ваша честь, я хочу обратиться к вам с ходатайством.

СУДЬЯ МИТЧЕЛЛ. Присяжным заседателям предлагается удалиться.

^{Снова пауза; те, кто на сцене, ждут, пока присяжные удалятся.}

МАРШАЛЛ. Ваша честь, я только что приступил к исполнению обязанностей адвоката на этом процессе. Мне необходимо время, чтобы ознакомиться с материалами. Я прошу отложить рассмотрение дела на два дня.

СУДЬЯ МИТЧЕЛЛ. Такая отсрочка создала бы неудобства для присяжных, для нашего штата и для всех свидетелей. Ходатайство отклоняется.

МАРШАЛЛ. Разрешите возразить, ваша честь. Я ходатайствую о пересмотре дела в связи с обстоятельствами, вызвавшими необходимость сменить адвоката.

СУДЬЯ МИТЧЕЛЛ. Мистер Маршалл, вам известно, что, после того как присяжные принесли клятву, уже не может быть речи об отводе? Зачем же вы обращаетесь ко мне с таким ходатайством?

МАРШАЛЛ. Потому что все присяжные были подобраны по ложному принципу. Я могу вам доказать: они настолько предубеждены, что уже заранее считают его виновным.

СУДЬЯ МИТЧЕЛЛ (злобно). Ходатайство отклоняется.

МАРШАЛЛ. Я возражаю, ваша честь.

СУДЬЯ МИТЧЕЛЛ. Мистер Маршалл, вы начинаете выводить меня из терпения.

МАРШАЛЛ. Ваша честь, я хочу заново допросить нескольких свидетелей.

СУДЬЯ МИТЧЕЛЛ. Кого именно?

МАРШАЛЛ. Мартина Хендерсона.

СУДЬЯ МИТЧЕЛЛ. Нет. Я не могу еще раз подвергать мальчика такому суровому испытанию. В просьбе отказано.

МАРШАЛЛ. Я возражаю, ваша честь… Я хочу заново допросить Виолу Хили.

СУДЬЯ МИТЧЕЛЛ. Сам обвиняемый подверг ее весьма тщательному допросу. Отказано.

МАРШАЛЛ. Я возражаю… Я хочу заново допросить Виолу Хили.

СУДЬЯ МИТЧЕЛЛ. Любого другого свидетеля, какого вы только пожелаете.

МАРШАЛЛ. Любого другого, кроме двух основных, двух решающих свидетелей. Судя по всему, ваша честь, вы стремитесь оградить от волнений и неприятностей всех, кроме Джо Хилла. Подумайте и о нем, ваша честь. Речь идет о его жизни.

Сцена из оперы «Джо Хилл» Алана Буша по либретто Барри Стейвиса.

Берлинская государственная опера, ГДР, 1970.

СУДЬЯ МИТЧЕЛЛ. Что вы сказали, мистер Маршалл?

МАРШАЛЛ. Я заявляю, ваша честь, что решения, которые вы принимаете, заставляют предполагать, что власти нашего штата преисполнены решимости избавиться от Джо Хилла всеми правдами и неправдами. Поэтому я почтительно прошу вас пересмотреть эти решения.

СУДЬЯ МИТЧЕЛЛ. Мистер Маршалл, ваши замечания оскорбительны для суда. Если вы еще раз позволите себе подобные высказывания, я буду вынужден привлечь вас к ответственности за оскорбление суда.

МАРШАЛЛ. Ваша честь, я выступаю здесь как защитник одного из моих сограждан. Я не смогу должным образом защищать интересы моего клиента, если дам себя запугать. И хотя вы угрожаете мне наказанием, я все равно буду отстаивать своего подзащитного именно так, как я это делаю сейчас. Как адвокат, я усматриваю свой высочайший долг в том, чтобы служить подзащитному независимо от возможных последствий для меня самого… Разрешите мне теперь продолжать, ваша честь?

СУДЬЯ МИТЧЕЛЛ. Продолжайте.

МАРШАЛЛ. Благодарю вас. (Возвращается к столу, чтобы взять кое-какие документы. Собирая их, тихо говорит Эду). В суде первой инстанции дело проиграно. Мы будем бороться, мы будем делать отводы, но этот этап уже позади. Теперь нам предстоит атаковать Верховный суд штата.

ЭД. На это понадобятся деньги?

МАРШАЛЛ. Да.

ЭД. Надо созвать митинг в защиту Джо Хилла.

^{Маршалл направляется к судье Митчеллу, и в этот момент свет гаснет на всей сцене. В темноте участники предыдущего эпизода уходят со сцены. Луч прожектора освещает Эда, переходящего из зала суда на соседнюю сценическую площадку: это зал ИРМа, где происходит митинг в защиту Джо Хилла. Свет постепенно разгорается. На сцене — группа рабочих, включая Бена, Тома, грека, Айсидора Рабиновича, итальянца. Виден транспарант с надписью: «Отдай свой однодневный заработок в фонд защиты Джо Хилла». Между последней фразой Эда и его речью в следующем эпизоде нет никакого интервала.}

Они не любят Джо Хилла… Почему они не любят Джо Хилла? Потому что Джо Хилл — это каждый из вас. Его слова — это ваши слова, его песни — это ваши песни. Они не любят Джо Хилла потому, что они не любят вас. А почему не любят? Потому, что вы ведете борьбу. За что вы боретесь? За десятичасовой рабочий день? За низкую заработную плату? За опасные условия работы в шахтах? За болезни, увечья и преждевременную смерть? За полицейских, которые бьют вас по голове, когда вы осмеливаетесь открыть рот? Джо Хилл поднимает голос протеста против всего этого. А они хотят заставить его замолчать. Они ненавидят этого человека за то, что он поет для бедных, притесняемых и угнетенных.

^{От волнения Эд замолкает. Бен выступает вперед и обращается одновременно и к Эду, успокаивая его, и ко всем собравшимся.}

БЕН. Был еще один организатор. Его звали Иисус Христос. Он был плотником. Он был организатором. И он пошел к бедным, притесняемым и угнетенным. И он сказал: «Восстаньте против своих угнетателей». И он сказал: «Изгоните мытарей из храма». И вот за это Иисуса Христа распяли на кресте. Я не богохульствую, когда говорю: «Иисус Христос — это вы все. Джо Хилл — это вы все». Вот почему они сфабриковали дело Джо Хилла. Это против вас хотят подтасовать улики. Это вам хотят заткнуть рот. Это вас хотят распять.

^{Входит Хильда с каким-то листком в руке. Увидев Эда, она подходит к нему и показывает ему листок. Они о чем-то переговариваются. Эд подталкивает ее вперед.}

ХИЛЬДА. Братья и сестры, присяжные заседатели только что вынесли решение. Плохие вести. Но их следовало ожидать. Потому что мы не можем ожидать справедливости от высокомерных судей в медных ошейниках. Джо Хилла признали виновным.

ЭД. Это всех нас признали виновными! Но мы заявляем: им не удастся уничтожить Джо Хилла! Им не удастся уничтожить нас!

^{Подает знак. Из-за кулис выходит человек с банками из-под пива. Эд берет у него банку и размахивает ею над головой.}

Вы знаете, что это такое? Банка из-под пива? Ничего подобного! Да, вчера это была банка из-под пива. Завтра это тоже будет банка из-под пива. А сейчас это оружие, это наш протест! И у нас здесь много банок.

^{Банки пускают по рукам. Чей-то голос начинает петь: «Тверже стой». Несколько голосов подпевают. Затем все больше и больше участников митинга присоединяются к хору. Слова Эда слышны, но, когда песня звучит громче, мы не обязательно разбираем все его слова.}

Мы сейчас будем обходить вас с этими банками. Пусть они станут тяжелее от вашего протеста, от вашей борьбы, пусть они станут тяжелее (указывая на транспарант)… от ваших денег. Пусть эти банки зазвенят от ваших центов и долларов, заработанных тяжелым трудом. Наполняйте их! Защита — это организация. Не забывайте это. Мы расширим фронт нашей борьбы — пусть все честные люди мира содрогнутся, узнав об этом вопиющем злодеянии против трудового человека.

^{Во время этой речи участники митинга выкрикивают: «Ты с нами или нет?», «Все — заодно!», «Это касается нас всех!», «Пусть каждый даст денег на Джо Хилла!»}

Братья и сестры, борьба началась, и нас уже не остановишь. Вперед!

^{К этому моменту освещение на всей остальной части сцены уже померкло, так что свет падает только на Эда. Песня звучит в полную силу. Затемнение на всей сцене.}

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

^{Место действия: помещение Верховного суда штата. Когда занавес поднимается, три человека в судейских мантиях сидят на своих местах. Это главный судья Аксел Кули и судьи Верховного суда Альфред Бирд и Фред Вейтч.}

БИРД. Надеюсь, что Стоун придет вовремя.

ВЕЙТЧ (взглянув на свои часы). Осталось еще две минуты. Стоун никогда не опаздывает.

БИРД. Надеюсь, что мы поступили правильно.

ВЕЙТЧ. Мы приняли решение, и дело с концом. Не надо терзаться.

^{Входит генеральный прокурор Стоун с часами в руках.}

СТОУН (пряча часы в карман). Доброе утро, джентльмены. Хилл и Маршалл должны быть здесь с минуты на минуту. Вы готовы?

ВЕЙТЧ. Готовы.

КУЛИ (передает Стоуну папку). Хотите ознакомиться с делом?

СТОУН (отстраняя папку). Я тщательно ознакомился со всеми материалами.

^{Раздается стук в дверь.}

КУЛИ. Войдите.

^{Входят Джо в наручниках, конвойный и Маршалл.}

ДЖО, МАРШАЛЛ и КОНВОЙНЫЙ. Доброе утро.

^{Кули делает знак конвойному, чтобы он снял наручники с Джо. Конвойный снимает.}

КУЛИ. Подождите в коридоре.

^{Конвойный уходит.}

Мистер Хилл и мистер Маршалл, вы уже получили заготовленный текст нашего решения. Он будет оглашен через несколько часов… Приглашение обвиняемого и истца в Верховный суд штата — необычная процедура. Почему же мы поступили так в данном случае? Интерес к делу об убийстве бакалейщика Хендерсона возрастает с каждым днем. Время сейчас неспокойное, атмосфера накалена, возникают беспорядки. Поэтому мы считаем, что в наших общих интересах следует неофициально обсудить наше решение до того, как оно будет обнародовано. Мы обращаемся не к вам, мистер Маршалл, а главным образом к вам, мистер Хилл. Вам, человеку, далекому от юриспруденции, трудно понять наши соображения.

ДЖО. А что тут трудного? Вы трое подтверждаете решение суда первой инстанции. Я приговорен к смертной казни. Вы хотите, чтобы я был доволен вашим решением?

СТОУН. Я понимаю ваше состояние. Для вас это, конечно, нелегко.

ДЖО. Кто вы? Я вас не знаю.

СТОУН (спокойно). Генеральный прокурор Стоун, заинтересованный наблюдатель.

БИРД. Мистер Хилл, в рамках дозволенного мы сделали все. Наша миссия сводилась к тому, чтобы решить, судили ли вас по закону.

ПЕЙТЧ. Мы тщательно ознакомились с протоколом. Все юридические нормы были строго соблюдены. Все это занесено в протокол.

ДЖО. В протокол! Но ведь мой первый адвокат не защищал меня.

КУЛИ. В свободном обществе каждый человек имеет право выбора, но он обязан нести ответственность за этот выбор. Если обвиняемый избрал плохого адвоката, то это его беда.

ДЖО. Вас послушать — получается так: хотя у меня была негодная защита, сделать ничего нельзя, потому что к протоколу не придерешься. Мне, мол, просто не повезло.

СТОУН. Мистер Кули не говорил ничего подобного. Он сказал, что судьи тоже подчиняются закону и должны быть достойны высокого доверия, которым они облечены.

ДЖО. Я отлично понял, что он сказал. Можете не разъяснять. (Кули). Мое дело велось неправильно. Судите меня снова.

БИРД. Но как же это возможно?

КУЛИ. Уступить чувству и назначить новый разбор дела — это было бы нарушением прерогатив нашего штата. А нарушать прерогативы штата так же недопустимо, как и нарушать права обвиняемого, ибо права каждой стороны зиждутся на одной и той же основе — на полном равенстве.

ДЖО (Кули). Вам нет дела до правосудия. Вы используете закон во имя беззакония. (Кричит). Конвойный! Конвойный!.. Я знаю, зачем вы меня сюда вызвали. Вовсе не из добрых побуждений, а для того, чтобы ослабить мою волю к борьбе. Но я буду бороться всюду, во всех инстанциях. За этими стенами — целая армия. И она становится все больше и сильнее. Сражаясь за меня, она сражается за себя. Конвойный!

^{Конвойный входит. Джо протягивает руки.}

Надень наручники. Уведи меня из этого смрадного гнезда. Я хочу дышать свежим воздухом тюремной камеры.

^{Конвойный бросает вопросительный взгляд на Кули.}

КУЛИ. Уведите его.

^{Конвойный надевает наручники на Джо и уводит его. За ним следует Маршалл. Свет быстро тускнеет. Действующие лица застывают на своих местах. Наступает полная тьма. Когда свет снова загорается, на сцене — митинг, организованный Комитетом в защиту Джо Хилла.}

ЭД. Как я уже говорил, открывая этот митинг, многие люди принимают близко к сердцу судьбу Джо Хилла. Это учителя и фермеры, торговцы и священники. (Указывает на преподобного Уайта). Преподобный Уайт, ваша сводка!

ПРЕПОДОБНЫЙ УАЙТ. Я здесь для того, чтобы принять участие в борьбе за жизнь трудового человека. (Читает свою сводку). Преподобный Генри Томас из Бостона пишет нам, что он организует Комитет защиты в своем городе. В Огайо возносились молитвы, дабы господь даровал коллегии помилований благоразумие и милосердие во спасение жизни Джо Хилла. Группа пасторов, католических священников и раввинов подготавливает обращение к президенту Вильсону, губернатору Уиду, членам коллегии помилований.

ЭД. Спасибо, преподобный Уайт… Хильда, твоя сводка!

ХИЛЬДА (с едва сдерживаемой гордостью). Здесь шестьдесят два доллара девяносто два цента. И на следующей неделе я соберу столько же, а может, и больше.

^{Возгласы удивления.}

ЭД (поддразнивая ее). Хильда, чем же это ты занималась?

ХИЛЬДА. Люди в нашем городе прямо-таки объелись яблочными пирогами. Яблочные пироги — это теперь общественное дело. Их выпекает женский комитет, и все мы там объединились, разные вероисповедания, разные церкви. Четыре церкви для белых и одна негритянская. Двести шестьдесят четыре женщины. Для каждой установлена норма — четыре пирога в неделю. И мы не просто продаем пироги — мы объясняем, ради чего это делается. На каждого покупателя мы смотрим как на возможного участника нашей борьбы. Если дело и дальше так пойдет, то американцы вместо того, чтобы ходить на бейсбол, будут сидеть дома и уплетать за обе щеки яблочные пироги.

ЭД. Если бы таких, как ты, Хильда, было побольше в этом мире!.. Я хочу сделать небольшое сообщение об откликах из-за границы. Шведское правительство в обращении к президенту Вильсону выразило свою озабоченность судьбой Джо Хилла. Федерация металлистов Италии направила губернатору Уиду телеграмму, заканчивающуюся словами: «Освободите Джо Хилла…» Тридцать тысяч австралийских рабочих на массовом митинге приняли резолюцию, требующую немедленно освободить Джо Хилла… Бен, твоя сводка!

^{_{Сцена из оперы «Джо Хилл» Алана Буша по либретто Барри Стейвиса.}}

^{_{Берлинская государственная опера, ГДР, 1970.}}

БЕН. Мы получили телеграммы от трех местных комитетов Западной федерации горняков. Они обещают организовать сбор средств. Двадцать четыре пастуха с одного ранчо в Нью-Мексико прислали нам двадцать четыре доллара, каждый по доллару, и жалеют, что не могут прислать больше, но они собрали все, что могли.

^{Эд радостно восклицает: «Ого!»}

Свое письмо они заканчивают словами: «Всеми силами боритесь за Джо Хилла! Мы поем его песни». Рабочие одной из мукомолен в Миннеаполисе, штат Миннесота, провели во время обеденного перерыва митинг протеста и потребовали помилования Джо Хилла. Союз машинистов Южной тихоокеанской железной дороги пишет: «Мы посылаем вам сорок восемь долларов тридцать три цента. Песня Джо Хилла «Кейси Джонс» помогла нам держаться в самые тяжелые дни нашей забастовки…» Ну и, ясное дело, мы дважды в неделю выставляем пикетчиков перед резиденцией губернатора. Когда людей у нас прибавится, будем выставлять пикетчиков три раза в неделю, потом — четыре, потом — пять.

^{Свет гаснет, все участники митинга бесшумно уходят за кулисы. Свет загорается на том участке сцены, где находится Верховный суд. Несколько секунд все три члена Верховного суда сидят, застыв в своих прежних позах. Затем они встают, снимают мантии, откладывают их в сторону и вновь садятся. Входит губернатор Уильям Уид.}

УИД. Доброе утро, джентльмены. Надеюсь, я не заставил вас ждать?

БИРД. Нисколько, господин губернатор. Вы явились минута в минуту.

СТОУН. Если все готово, можно его вызвать.

УИД (усаживается напротив трех членов Верховного суда. Ровным голосом зовет). Конвойный!

^{Конвойный вводит Джо. Вместе с ними входит Маршалл. Губернатор Уид указывает на наручники, и конвойный снимает их.}

Подождите за дверью.

^{Конвойный уходит.}

Мистер Хилл, если вы хотите что-либо сказать, коллегия помилований вас охотно выслушает.

^{Джо молчит.}

На процессе вы предпочли не выступать в свою защиту. Закон гласит: молчание человека не может служить основанием для презумпции его виновности. И в данном случае ваше молчание не будет говорить ни за, ни против вас.

ДЖО. Кто председатель коллегии помилований?

УИД. Я.

ДЖО. Вас пятерых избрали или назначили?

УИД. Мы назначены.

ДЖО. Кем?

УИД. Мною.

ДЖО. По какому праву?

УИД. В силу полномочий, возложенных на меня как на губернатора нашего штата.

ДЖО. И в силу этих полномочий вы назначили трех членов Верховного суда, которые вынесли мне приговор.

БИРД. В Верховном суде мы действовали как судьи — мы вершили закон. Сегодня мы сложили с себя прежние обязанности и выступаем как должностные лица, имеющие совершенно иные функции.

ДЖО (Бирду). Да, да, я вижу, что вы сняли судейские мантии. Вы сменили одежду, но вот сменили ли вы ваш образ мыслей и ваши чувства? А между тем вам троим передали на пересмотр ваше собственное решение. (Уиду). Почему вы не назначили людей, которые не имели прежде отношения к этому делу? Я вижу трех членов Верховного суда, я вижу губернатора штата, я вижу генерального прокурора штата — беспристрастности ожидать трудно!

^{_{Сцена из оперы «Джо Хилл» Алана Буша по либретто Барри Стейвиса.}}

^{_{Берлинская государственная опера, ГДР, 1970.}}

СТОУН. Молодой человек, вы должны смотреть фактам в лицо. Перед вами — коллегия помилований, независимо от того, нравится вам ее нынешний состав или нет. И это единственная коллегия помилований, в которую вы и ваши адвокаты можете обращаться с ходатайствами.

МАРШАЛЛ. Джо, у нас нет выбора. (Коллегии). Приступим к делу.

СТОУН. Прошу вас.

МАРШАЛЛ. Джентльмены, в Америке широко распространено мнение, что Джо Хилла посадили в тюрьму не потому, что он совершил преступление, а за то, что он — профсоюзный активист и радикал, за то, что он стремится к установлению нового общественного порядка.

СТОУН. Это неправда. Ходатайствующий о помиловании был арестован и судим вовсе не потому, что он состоит в ИРМ. В деле нет решительно никаких указаний, которые подтверждали бы подобную версию.

МАРШАЛЛ. Указаний в деле нет. Но подоплека всего этого процесса…

СТОУН. Ситуация предельно ясна. Ходатайствующий о помиловании был признан виновным в убийстве. Если он не виновен, пусть представит доказательства. Пусть он…

МАРШАЛЛ. Я утверждаю, что Джо Хилл — одна из жертв войны между богатыми и бедными. Я утверждаю, что дело Хилла — еще одно свидетельство войны между трудом и капиталом…

БИРД. Нет, нет и еще раз нет! Закон не делает различия между богатым и бедным, коренным жителем и инородцем, евреем и христианином, черным и белым, рабочим и работодателем.

МАРШАЛЛ. Господа, я призываю вас полностью отрешиться от пристрастности, когда вы будете выносить свое суждение об этом человеке. Ни при каких обстоятельствах вы не должны поддаться мысли: он все равно заслужил приговор, хотя и по другой причине… Спросите себя сами: только ли соображениями правосудия вы руководствовались? Можете ли вы сказать, что все время вы были глубоко озабочены тем, чтобы ни в коем случае не было допущено злоупотребление правами государства, — злоупотребление, которое может поставить под угрозу свободу и жизнь человека? Это кардинальные вопросы, на которые вы должны дать ответы, положа руку на сердце. Ибо поставить к стенке невиновного человека, пусть даже радикала, — это убийство, легализованное убийство.

УИД. Легализованное убийство?

МАРШАЛЛ. Да, легализованное убийство. Вот что я хочу сказать: закон предусматривает определенные наказания за определенные преступления. Тот, кто наказывает свыше меры, сам становится правонарушителем. Если, допустим, за какое-либо преступление человеку полагается два года тюрьмы, а вершители правосудия приговаривают его к пяти годам, то они виновны в том, что лишили его трех лет свободы… Какое же бремя вины возьмут на себя те, кто именем закона объявит человека виновным и пошлет его на смерть, тогда как его следует признать невиновным и отпустить на волю! Это и есть легализованное убийство. А лица, вынесшие подобный приговор, — убийцы в судейских мантиях.

СТОУН. Мистер Маршалл, вы впадаете в крайности. Гарантий непогрешимости закона быть не может. Мы принимаем все мыслимые предосторожности, но абсолютных гарантий нет… Возьмем самый трагический пример. Человека признали виновным в убийстве. Продолжим пример: его казнили. Доведем пример до конца: через десять лет выясняется, что он был невиновен. Что из этого следует? (После паузы, сардонически). Ровно ничего! Работа административной машины любого сложного общества не обходится без несчастных случаев. Сам факт существования в рамках цивилизованного общества автоматически предполагает, что человек мирится с незначительной вероятностью того, что он станет жертвой несчастного случая в результате погрешностей общественного механизма. Но единичные осечки правосудия не дают оснований осуждать англосаксонскую систему правосудия в целом и его применение на практике… Разбираемый случай прост и ясен. Речь идет об обвинении в убийстве. Может ли проситель представить нам доказательства своей невиновности? Конкретное, убедительное доказательство? Ответьте прямо на мой вопрос. Есть у вас такие доказательства?

МАРШАЛЛ. Нет. Таких доказательств у нас нет.

СТОУН. Ну что же, картина ясна. Доказательств у вас нет. А теперь, мистер Хилл, мы хотели бы выслушать вас.

ДЖО. Я не знал бакалейщика Хендерсона. Я его в глаза не видел. Я ни разу не был в его бакалейной лавке. Я ничего не знаю об обстоятельствах убийства. Таковы факты… Что еще я могу сказать? Моя жизнь в ваших руках. Вы можете убить меня, но позор падет на вашу голову.

СТОУН. Ваш адвокат много говорил о том, что ваше дело связано с социальными проблемами. Но мы не…

ДЖО. Мой адвокат говорит, что, если я умру, осужденный за злодейское преступление, которого я не совершал, профсоюзному движению будет нанесен сильнейший удар. Но он не прав. Движение будет шириться и крепнуть.

СТОУН. Откуда у вас такая уверенность?

ДЖО. Для того, чтобы жить, человек должен работать. А работая, он должен стремиться к объединению. Вы не сможете разогнать или уничтожить профсоюзы, как рабочий не сможет перестать трудиться и зарабатывать на хлеб. Иного пути у него нет. Он должен трудиться и должен искать организационные формы борьбы. Это закон, который каждый рабочий чует нутром. Это необходимо, как дыхание. Неизбежно.

СТОУН. А где это вы научились так складно говорить?

ДЖО. И вот что еще я вам скажу. Нет человека, у которого хватило бы сил сломить мужество рабочих Соединенных Штатов. А если такой человек появится, то американская свобода умрет.

УИД (зовет). Конвойный!

^{Входит конвойный.}

Уведите заключенного.

^{Конвойный надевает Джо наручники. Уид обращается к Джо и Маршаллу.}

Вы оба подождите в приемной.

^{Джо Маршалл и конвойный переходят на затемненную часть сцены и на протяжении последующего эпизода стоят неподвижно.}

БИРД. Он невиновен. Человек, который так думает и говорит, не мог совершить убийство в корыстных целях. Я готов допустить, что он совершит десять убийств во имя того, что он в своем заблуждении считает благом для профсоюза. Но он не способен совершить убийство ради денег. Он невиновен. Он должен жить.

СТОУН. А почему же на заседании Верховного суда вы не голосовали за отмену решения суда первой инстанции?

БИРД. В Верховном суде функции мои были ограничены. Я рассматривал процесс только под углом зрения его законности. Но лично я считал, что суд не был справедливым. Соблюдение юридических процедур и справедливый суд — это далеко не всегда одно и то же.

СТОУН. Вы меня поражаете! И вы ведь всерьез верите в то, что говорите!

^{Бирд отходит в сторону и становится спиной к остальным. Стоун поворачивается к Уиду, который перешел на другой конец сцены и сидит спиной к остальным.}

А вы, губернатор? Ваше мнение?

УИД. Профсоюзы становятся сильнее с каждым днем. Все эти телеграммы и письма… из Чикаго, Нью-Йорка и Кливленда. Делегации из Фресно и Денвера. Каблограммы из Европы. Такое давление нельзя игнорировать.

СТОУН. Выражаясь, как всегда, обиняками, вы хотите сказать мне, что вы — за помилование, не так ли?

УИД. Вы так считаете?

СТОУН (поворачивается к Кули, который тоже стоит спиной к остальным). А вы?

КУЛИ. Это правда, что профсоюзы становятся сильнее. Но какое это имеет отношение к делу? Ничего нового не выяснилось. Какие-то предположения, разглагольствования. Он явно виновен.

СТОУН (поворачивается к Вейтчу). А вы?

ВЕЙТЧ. Виновен. О помиловании не может быть и речи.

^{Кули поворачивается к Вейтчу и садится рядом с ним. Увидев это, Уид поднимается и садится рядом с Бирдом. Они сидят спиной к спине, а Стоун стоит между ними.}

СТОУН (глядит то на одну пару, то на другую, затем говорит увещевающим тоном). Джентльмены, не будем же забывать, что мы — джентльмены. Я уверен, что мы можем достичь соглашения, которое было бы приемлемо для всех. Однако… (вынимает часы) уже двенадцать часов, минута в минуту. Сделаем перерыв на ленч. И снова соберемся ровно в час. К тому времени я рассчитываю представить вам план, который вы все одобрите.

^{С часами в руках Стоун направляется к соседней сценической площадке, на которую падает луч прожектора. Это кабинет Макрэя. В то время как остальные четыре члена коллегии помилований быстро отходят в сторону, свет на прежней площадке гаснет. Между предшествующими и последующими словами Стоуна нет никакого интервала. Обращаясь к Макрэю, он говорит спокойно и настойчиво.}

Из-за вас я только теряю время. В течение этого часа я должен принять важное решение. Я должен получить сведения сию же секунду.

МАКРЭЙ. Наглости у вас хоть отбавляй. Почему я должен что-то знать о Джо Хилле?

СТОУН. Вы владелец сыскного агентства Макрэя, если я не ошибаюсь? Одним из ваших наиболее ценных клиентов является «Западная меднорудная компания» Джона Моуди, а «Западная меднорудная компания»…

МАКРЭЙ. Все мои дела я держу в тайне. Кто именно мои клиенты и чего они от меня хотят, я никогда не разглашаю, и…

СТОУН. Будьте благоразумны. Этот процесс всем пойдет на пользу. Джон Моуди разгромит профсоюзных смутьянов. Джо Хилл умрет как мученик за дело рабочих. Год-другой его будут помнить. Ну а я — я стану следующим губернатором нашего штата.

МАКРЭЙ. Вы?

СТОУН. А кто же еще?

МАКРЭЙ (внимательно смотрит на Стоуна). Так что же вы хотите узнать?

СТОУН. Две вещи. Первая: ходят слухи, будто Джо Хилл был у одной замужней женщины в ту ночь и что его ранил ее муж. Правда ли это? Вторая: если Джо Хилла действительно ранил ее муж, кто же в таком случае убил бакалейщика Хендерсона?

МАКРЭЙ (с возмущением). Вы не имеете права задавать мне такие вопросы!

СТОУН. А о чем, вы думали, я вас буду спрашивать? О состоянии вашего здоровья? Или о том, как вам нравятся цветочки в городском парке? Ответьте на первый вопрос.

МАКРЭЙ. Да. Такая пара существует.

СТОУН. Где они? Здесь, в городе?

МАКРЭЙ. За пределами штата.

СТОУН. Там, откуда защитник не может их извлечь?

МАКРЭЙ. Кончайте все это дело, бога ради! Кончайте! Муж будет держаться в тени, но за женщину мы поручиться не можем. Если она вырвется из наших рук и вернется…

СТОУН. Если, разумеется, она не станет жертвой несчастного случая.

МАКРЭЙ. А как быть с людьми, которые устроят несчастный случай? О них ведь тоже придется позаботиться.

СТОУН. Но вы ведь не сможете держать ее под замком всю ее жизнь? Другого выхода нет… А теперь дайте мне ответ на второй вопрос: кто убил бакалейщика Хендерсона?

МАКРЭЙ. Гангстер. Если его арестуют за другое убийство, а Джо Хилл будет все еще жив, гангстер может сознаться сразу в двух преступлениях.

СТОУН. Если, разумеется, он не станет жертвой насилия, как это часто случается с гангстерами.

МАКРЭЙ. Слишком много насилия.

СТОУН. Макрэй, вы — чистюля! Разве можно допустить, чтобы объявился настоящий убийца?

МАКРЭЙ. Отчего ж так медлит ваша коллегия? Чего вы тянете?

СТОУН. Судя по всему, дело идет к концу.

^{С часами в руках он переходит на соседнюю сценическую площадку. Когда Макрэй уходит, прожектор освещает кабинет Джона Моуди. Между этим эпизодом и предыдущим нет никакого интервала. Моуди — в своем кабинете.}

Вы были очень добры, согласившись принять меня без малейшего промедления. Сэр, я в очень трудном положении, и мне необходимо найти из него выход.

МОУДИ. Почему вы пришли ко мне?

СТОУН. Потому что меня поставила в тупик ограниченность некоторых членов коллегии помилований. Мы рассматриваем важное дело. Голоса в коллегии разделились. И поскольку единодушного мнения нет, решающий голос принадлежит мне: да или нет, жизнь или смерть. Имя подсудимого — Джо Хилл. Я исхожу из того, что вы в общих чертах знакомы с этим делом.

МОУДИ. Я читаю газеты.

СТОУН. Джо Хилл утверждает, что он невиновен. Но, как вам известно, он не стал свидетельствовать в свою защиту и не сказал, где он был в ту ночь. Тем не менее, двое из членов коллегии хотят его помиловать.

МОУДИ. Вот как?

СТОУН. Увы, так. Один — под давлением общественного мнения — письма, телеграммы и делегации со всех концов Соединенных Штатов и даже из Европы. Другой слишком сентиментален.

МОУДИ. А двое других?

СТОУН. Убеждены в том, что он виновен.

МОУДИ. Стало быть, решающий голос принадлежит вам. Поступайте, как считаете нужным. В чем же ваше затруднение?

СТОУН. Нельзя допустить, чтобы голоса разделились. Либо мы единогласно возвращаем ему свободу, либо единогласно подтверждаем приговор.

МОУДИ. Почему единогласное решение представляется вам столь важным?

СТОУН. После того как с этим делом будет покончено, сторонники Джо Хилла еще долго будут использовать мнение меньшинства и сеять сомнения и смуту. А из-за войны в Европе политическая атмосфера в нашей стране такова, что сомнения и смуту допускать нельзя. Нет! Это слишком взрывчатое дело. Я должен найти доводы столь убедительные, столь неопровержимые, столь неотразимые, что мы все впятером пойдем по одному пути.

МОУДИ. Но как же добиться единогласного решения? На что вы надеетесь?

СТОУН. Ходят слухи, что он не хочет вмешивать в это дело замужнюю женщину, с которой был в связи. Может быть, он говорит правду; может быть, он и в самом деле сумасбродный романтик. Поэтому я предлагаю такое условие. Пусть скажет нам, где он находился в ту ночь, когда было совершено убийство, — мы сохраним его тайну. Если он скажет правду, то будет помилован.

МОУДИ. А если соврет?

СТОУН. Тогда он должен умереть.

МОУДИ. А если он ничего не скажет?

СТОУН. Молчание — признание вины. Тогда он умрет.

МОУДИ (с восхищением). Значит, это и будет пробным камнем? Такова ваша формула единогласия? Если он скажет правду, то двое, считающие его виновным, будут вынуждены изменить свое мнение.

СТОУН. А если он солжет, то двое, которые хотят помиловать его, уже не смогут настаивать на помиловании.

МОУДИ. Решение, достойное государственного деятеля.

СТОУН. Благодарю вас! (Смотрит на часы). А теперь мне пора.

МОУДИ. Когда все это кончится, давайте встретимся. Приглашаю вас отобедать в моем доме.

СТОУН. С превеликим удовольствием. Благодарю вас.

^{Прожектора освещают всю сцену. Моуди уходит, и Стоун с часами в руках возвращается на середину сцены. Одновременно появляются остальные четыре члена коллегии помилований, а также Джо, конвойный и Маршалл. Между последней фразой Стоуна и его первыми словами в этом эпизоде нет никакого интервала. Крутя пальцами часовую цепочку, он говорит, обращаясь к Джо.}

Да, мы пришли к соглашению. Мы готовы — единогласно — помиловать вас. Безотлагательно помиловать.

ДЖО. О!

СТОУН. Но при одном условии. Если вы на него согласитесь, то уйдете отсюда свободным человеком.

ДЖО. Что за условие?

Стоун. Ходят слухи, что в тот вечер вы были у замужней женщины и что в вас выстрелил ее муж. Это верно?

ДЖО. Верно.

СТОУН. Это объяснило бы вашу рану и обеспечило вам алиби?

^{Джо кивает головой.}

Вот к этому и сводится наше условие. Скажите нам, у кого вы были в ту ночь, когда вас ранили. Назовите имя этого человека и его жены. Укажите их адрес. Если вы скажете правду, мы тотчас же помилуем вас.

^{Джо горестно вскрикивает. Он попал в ловушку и понимает это. Овладев собой, он стоит в полном молчании.}

БИРД. Мистер Хилл, говорите же. Скажите нам, где вы были в ту ночь?

^{Джо молчит.}

СТОУН. Я могу понять, что вы не хотели назвать ее имя на процессе, где было много народу. Но что вас может смущать здесь?

^{Джо молчит.}

Если вам нужно время, чтобы обдумать это наше условие — час или даже целый день, — мы вам его охотно предоставим.

^{Джо молчит.}

УИД. Помилование в ваших руках — целиком и полностью. Почему вы молчите?

СТОУН. Он не хочет говорить. Мы знаем, какой вывод надо из этого сделать.

^{Разыгрывается пантомима: Маршалл подходит к Джо и шепчет ему на ухо, уговаривая его ответить на вопрос. Джо отрицательно качает головой. Маршалл снова его уговаривает. Джо с видимым усилием соглашается наконец ответить.}

ДЖО. Имена мужа и жены — Генри и Марта Вебер. Они живут на Миддл-стрит, в доме двести сорок пять, четвертый этаж, вход со двора.

СТОУН. А-а! Наконец-то мы сдвинулись с места. Продолжайте.

ДЖО. Но если вы пойдете туда, то вы их там не найдете.

СТОУН. Не найдем?

ДЖО. Они исчезли. Мы расспрашивали соседей. Они сказали нам, что ночью к дому подъехал грузовой фургон. Мы пытались разыскать этот фургон. Ни малейшего следа.

СТОУН. Значит, вы были у замужней женщины, которая уже не проживает по этому адресу. А ее мужа, который якобы вас ранил, тоже нигде нельзя найти. И вы хотите, чтобы мы этому поверили?

ДЖО. Верить вы будете тому, чему захотите. Но я говорю правду. Я не могу доказать это, потому что нее дело подстроено. Если бы эта женщина была на свободе, она пришла бы ко мне на выручку. Раз она этого не сделала, значит, с ней что-то случилось.

СТОУН (поворачиваясь к остальным членам коллегии помилований). Господа, мы обратились к нему с нашим вопросом, но не получили ответа. Он даже попытался прибегнуть к ложному алиби. Итак, мы остаемся при своем решении. (Бирду). Видите ли вы какой-нибудь другой выход?

^{Бирд молча качает головой. Уиду.}

Видите ли вы другой выход?

УИД (сурово). Приговор остается в силе. Вы будете казнены в четверг, двадцать восьмого октября, через шесть дней.

МАРШАЛЛ. Он невиновен. Если он останется в живых, мы это докажем. Нам нужно время. Мы просили о помиловании. Вы нам отказали. Теперь я прощу смягчить меру наказания Джо Хилла.

СТОУН (Джо). Губернатор сказал, что вы будете казнены через шесть дней. Это наше последнее слово.

ДЖО. Для вас это, может быть, и последнее слово. А мне есть еще что сказать: я требую, чтобы меня судили заново.

БИРД. Санкционирование нового процесса не входит в компетенцию нашей коллегии. Мы можем либо удовлетворить вашу просьбу о помиловании, либо отказать вам, но мы не можем санкционировать новый процесс. Таков закон.

ДЖО. В таком случае измените закон. Вы его создали, вы его и измените.

СТОУН. Изменения в законы вносятся законодательными органами, а не нами. Мы же, как должностные лица в данной инстанции, не имеем права игнорировать существующий закон. Поступить так означало бы пойти по пути анархии.

ДЖО. И вы еще говорите об анархии! Прикрываясь буквой закона, вы совершали одну подлость за другой, чтобы извратить дух закона… Вы говорите — законодательные органы? Пусть они изменят закон, чтобы он предусматривал такой вот чрезвычайный случай.

УИД. Сейчас нет сессии.

ДЖО. В таком случае отсрочьте казнь до тех пор, пока не начнется сессия.

СТОУН. Так вот, оказывается, куда он гнет! Хочет выиграть время.

ДЖО. Жалкие вы подлецы!

СТОУН. Губернатор Уид, я требую, чтобы вы закрыли совещание коллегии помилований.

КУЛИ. Закройте совещание.

ВЕЙТЧ. Да, да — закройте!

УИД. Официально объявляю совещание коллегии помилований закрытым.

СТОУН (кричит). Конвойный!

^{Входит конвойный.}

Наденьте на него наручники.

^{Конвойный выполняет распоряжение, Стоун говорит Джо.}

Вы будете казнены через шесть дней.

ДЖО. Я ничего другого и не ожидал… Но не тешьте себя ложными надеждами. Этот процесс не прошел даром, и моя смерть даром не пропадет. Вы можете уничтожить меня, но не сможете уничтожить вопросы, которые люди будут задавать об этом процессе. Вы затрясетесь от страха, благородные господа, когда народ нашей огромной страны найдет ответы на эти вопросы и обретет мужество, чтобы перейти к активным действиям.

^{Джо, Маршалл и конвойный уходят. Кратковременное молчание.}

СТОУН. Итак, делу конец… и ему тоже.

БИРД. Вы в самом деле так думаете?

СТОУН. Немного шума, немного суеты. А потом все скоро забудется.

УИД. Для всех вас дело, может быть, и кончилось. Но не для меня. Теперь он явится ко мне с прошением о помиловании.

СТОУН. Единственное, что от вас требуется, — это действовать в духе единогласного решения коллегии. И разрешите напомнить вам, что вы один из ее членов.

УИД. Но скажите мне, скажите, как я могу послать его на казнь, если на самом деле я не верю в его виновность?

СТОУН. Вы поддержите наше решение.

УИД (словно поняв что-то, хватает Стоуна за рукав). Вы ведь тоже считаете, что он невиновен!

СТОУН (отталкивая его). Нет, вы только взгляните на него: чист, как утренняя роса!

БИРД (с горечью). Коллегия помилований поддержала решение Верховного суда, а губернатор поддержит решение коллегии помилований. Одна любезная поддержка за другой — от суда первой инстанции до казни Джо Хилла.

СТОУН (смотрит на часы, собираясь уходить). Джентльмены, семья ждет меня к обеду. Никто не едет в мою сторону?

^{Раздается стук в дверь.}

БИРД. Войдите.

^{Входит посыльный.}

УИД (в бешенстве). Разве вы не знаете, что нельзя прерывать заседание коллегии?

ПОСЫЛЬНЫЙ. Ваше превосходительство, на телеграмме — пометка «срочно». Это от президента Соединенных Штатов.

УИД (в сильном волнении распечатывает конверт и читает). О господи!

^{Телеграмма падает на пол. Стоун делает посыльному знак, чтобы тот ушел. Посыльный уходит. Стоун поднимает телеграмму и молча читает ее. Достает из кармана бумагу и ручку, начинает быстро писать.}

БИРД. А нам вы прочтете?

СТОУН (продолжая писать). Прочтите сами.

БИРД (читает телеграмму Кули и Вейтчу).

«Белый дом. Вашингтон, федеральный округ Колумбия.

Мой дорогой губернатор Уид! Нельзя ли было бы отложить казнь Джо Хилла, чтобы иметь возможность тщательно пересмотреть его дело? Очень многие считают, что привести этот приговор в исполнение означало бы совершить непоправимую несправедливость.

Мое предложение продиктовано уверенностью в том, что вы хотите предотвратить какие бы то ни было нарекания в связи с этим делом.

Искренне ваш, Вудро Вильсон».

КУЛИ (с циничным восхищением). Ах этот старый, хитрый лис из Нью-Джерси! Какой ловкий маневр! Он посылает нам телеграмму с вежливыми выкрутасами, тем самым демонстрируя, что его гуманизм распространяется даже на простого рабочего, который, быть может, стал жертвой судейской ошибки. Он хорошо окопался. Формально его репутация не запятнана.

УИД. Его репутация не запятнана за счет моей. Как будто ему есть дело до того, что станется с Джо Хиллом.

СТОУН. Когда состоится следующая сессия коллегии помилований?

УИД. Пятого ноября.

СТОУН (кончив писать, встает. Губернатору Уиду). Значит, Джо Хилл получил отсрочку. Вот текст вашего ответа этому профессору. (Читает).

«Президенту. Вашингтон, федеральный округ Колумбия.

По законам нашего штата виновность или невиновность определяется на основании судебного процесса и показаний, даваемых свидетелями под присягой. Протоколы суда свидетельствуют о том, что все нормы законности были соблюдены. Абзац.

Вплоть до настоящего времени Джо Хилл не смог представить суду какие-либо новые доказательства. Тем не менее, исходя из предположения, что дополнительные факты все же могут быть представлены, я дам отсрочку до следующего заседания коллегии помилований. Абзац.

Однако если и тогда обвиняемый не представит неопровержимые доказательства своей невиновности, его дело будет возвращено в суд, который назначит новую дату его казни».

(Он протягивает бумагу Уиду).

Затем следует ваша подпись.

УИД (отстраняя бумагу). Я не пошлю ее. Подумайте, в какое положение это меня ставит.

СТОУН. Через четырнадцать дней Джо Хилл предстанет перед нами в последний раз. Либо он предъявит конкретные доказательства своей невиновности, либо его снова приговорят к смертной казни и он будет расстрелян девятнадцатого ноября.

БИРД. Кажется, мы слишком спешим.

СТОУН. Спешим?

БИРД. Собственно, спешим не мы. Вы, судя по всему, спешите.

СТОУН. Вы считаете, мы можем позволить себе какую бы то ни было затяжку? Вся страна охвачена волной забастовок. В Европе идет война. Рано или поздно мы будем в нее втянуты. Можем ли мы посвятить все свои силы войне, если забастовки и политическая смута раздирают на части наш тыл? Забастовки надо пресечь; радикалы должны быть нейтрализованы. Но мы ничего не сделаем, пока тянется эта пренеприятная история, которая может обрасти другими неприятностями. Если я спешу, то только потому, что мы не можем позволить себе роскошь дальнейших оттяжек. Мы должны покончить с этим делом раз и навсегда. (С раздражением поворачивается к Кули). Так, значит, этот лис привел вас в восхищение? Такое благородство — на бумаге… А вам не приходило в голову, что ему следовало бы меньше думать о своей репутации и больше — о нуждах своей страны? Ему следовало бы думать о войне в Европе, ему следовало бы думать о забастовках, подрывающих промышленное производство, а не о своей репутации. Если бы он обо всем этом подумал, то не стал бы совать свой длинный нос куда не следует и не взваливал бы на нас дополнительные трудности. (Протягивает бумагу Уиду). Подписывайте.

УИД (отстраняясь). Нет. Я не смогу оправдать такое действие. Что я скажу?

СТОУН. Телеграмма президента бросает тень на доброе имя нашего штата — вот что вы скажете. Перед лицом всего мира он допустил возмутительную инсинуацию. Он позволил себе предположить, будто должностные лица в нашем штате способны послать на казнь невиновного человека, — вот что вы скажете. (Насильно всовывая ему в руки бумагу). Возьмите!

УИД (берет бумагу. Кричит). Посыльный!

^{Входит посыльный.}

Это телеграмма президенту Вильсону. Отправьте ее немедленно.

^{Посыльный уходит. Пять членов коллегии помилований сидят в том же положении, что и в начале эпизода. Все они очень устали от напряжения.}

СТОУН. Итак, он получил отсрочку.

^{Свет начинает меркнуть.}

Он выиграл время… четырнадцать дней… четырнадцать дней…

^{На сцене полумрак. Пять членов коллегии помилований неподвижно сидят на своих местах. Тем временем начинает освещаться другой участок сцены. Джо и Маршалл.}

МАРШАЛЛ. Скоро они меня вызовут. Почему вы не хотите пойти туда со мной?

^{Джо отрицательно качает головой.}

Я думаю, ваше присутствие было бы целесообразно.

ДЖО. Они уже приняли решение. Довольно им мучить меня.

МАРШАЛЛ. А если я вернусь с победой, вы очень удивитесь?

ДЖО. Хорошо бы! Только этого не будет.

МАРШАЛЛ. Не надо так говорить, Джо. Через пять минут мне выступать перед ними в вашу защиту.

ДЖО. Боритесь за меня, как вы считаете нужным, а я буду бороться, как я считаю нужным. Хорошо?

МАРШАЛЛ. Хорошо.

ДЖО. В одной добродетели нашему штату не откажешь — приговоренному к смерти дают право самому избрать вид казни.

МАРШАЛЛ. Какое великодушие!

ДЖО. Я уже сказал начальнику тюрьмы о своем выборе. Я не хочу, чтобы меня повесили, как уголовного преступника. Я хочу, чтобы меня расстреляли, как солдата… как бунтаря… И пообещайте мне, что все протоколы моего дела будут переданы в правление профсоюза. Пусть они хранятся там в архивах — может быть, они еще понадобятся.

МАРШАЛЛ. Почему вы думаете о протоколах? Вот-вот начнется заседание коллегии.

ДЖО. Я хочу, чтобы кто-нибудь со временем подтвердил то, что для меня важнее всего: мою невиновность.

МАРШАЛЛ. Протоколы мы изучим, времени у нас будет предостаточно.

ДЖО. Вы мне еще не дали обещания.

МАРШАЛЛ. Я вам даю его. Обещаю… Джо, мне пора.

ДЖО. Идите, мистер Маршалл. Идите и, пожалуйста, возвращайтесь с сюрпризом. Я бы так этого хотел.

^{Они обнимают друг друга. Джо уходит за кулисы, а Маршалл идет на ту часть сцены, где заседает коллегия помилований. Освещение там снова становится ярким. Пять членов коллегии помилований приходят в движение.}

МАРШАЛЛ. Господа члены коллегии помилований, я пришел сюда…

УИД. Где Джо Хилл?

МАРШАЛЛ. Он не захотел прийти.

УИД. Не счел возможным почтить нас своим присутствием?

МАРШАЛЛ. Джентльмены, на протяжении столетий лондонские прачки приходили на берега Темзы, чтобы стирать грязное белье жителей Лондона. Но в один прекрасный день, в мае тысяча семьсот тридцать второго года, они не ограничились стиркой. Они высказали вслух свои мысли: «Мы будем бороться за заработную плату, на которую можно было бы жить и кормить наших детей». Слова эти разнеслись по берегам Темзы. «Не стирайте грязное белье лондонцев до тех пор, пока не добьетесь заработка, на который можно жить». Прачек арестовали и обвинили в преступном заговоре. Многих оштрафовали, многих бросили в тюрьму. Владельцы грязного белья думали, что с заговором покончено, что в городе никогда уже не возникнет проблема грязного белья. К их ужасу, на следующий же год прачки опять устроили заговор, а через год — опять. Это называли заговором. Но мы знаем, что это был один из многих эпизодов великой борьбы за свободу человека, борьбы, которая началась тогда, когда тираны и угнетатели впервые поработили своих ближних. Эта борьба не кончится до тех пор, пока дети одного отца будут гнуть спину, чтобы дети другого отца жили в достатке.

Я выступаю в защиту Джо Хилла. Всегда и везде людей, устремлявших взоры ввысь, защищавших бедных и слабых, безжалостно уничтожали. С ними расправлялись в тюрьмах, их казнили на эшафоте, сжигали на кострах. Они шли на смерть, и он готов пойти на смерть. Но неужели вы думаете, что, изрешетив пулями грудь Джо Хилла, вы сможете задушить чаяния угнетенных миллионов, которым он протянул руку надежды? Спросите сами себя: ведь вы хотите уничтожить его не потому, что он виновен, а потому, что он вселил в сердца людей надежду не только на хлеб, но и на благоухающие розы. Достаточно вам сказать слово, и Джо Хилл умрет — ведь он смертен. Но не будьте столь слепы и глупы, не обольщайте себя надеждой, что, выкопав свежую могилу, вы похороните в ней истину, за которую боролся Джо Хилл. Миллионы людей поднимут знамя на краю разверстой могилы, где его сложит Джо Хилл.

Кто будет аплодировать вам, если вы отправите его на смерть, и кто будет петь вам хвалу, если вы его спасете? Если вы отправите его на смерть, вашему поступку будут аплодировать в своих кабинетах владельцы крупных заводов, директора железнодорожных компаний, банкиры в больших городах — все они благословят вас и не будут скупиться на похвалу.

Но если вы освободите его, другие люди будут петь вам хвалу. На широких просторах прерий, где гнут спину труженики, в бескрайнем океане, где мореходы водят корабли, в шахтах, глубоко под землей, в цехах наших фабрик и заводов тысячи трудящихся и страждущих мужчин, измученных заботами женщин и детей, протянут к вам руки с благодарностью за ваше разумное решение.

Двадцать два месяца, которые Джо Хилл провел в вашей тюрьме, вернуть ему уже невозможно. Тюремное заключение — это особая награда, которую он получил за свои заслуги перед ближними. Ибо, если человек столь наивен, что начинает трудиться на благо бедных, угнетенных и униженных, на благо тех, кто не владеет средствами производства, газетами, судом, всем механизмом, приводящим общество в движение, такова его награда в наши дни. И такая награда была его уделом с тех пор, как первый наивный человек начал бороться за честь и достоинство человечества.

Я выступаю в защиту Джо Хилла. Я знаю, что мировая история работает на него.

Я выступаю в защиту Джо Хилла. Я выступаю в защиту бедных и слабых, в защиту множества людей, которые во мраке и отчаянии несут на себе бремя страданий человечества. Взоры их устремлены сегодня на вас пятерых.

СТОУН. А как с доказательствами? Можете ли вы добавить что-нибудь новое? Ясные, конкретные доказательства?

МАРШАЛЛ. Нет, не могу.

СТОУН. Располагаете ли вы какими-нибудь новыми фактами?

МАРШАЛЛ. Нет, не располагаю.

^{Начиная с этого момента и вплоть до соответствующей ремарки, Маршалл и Стоун говорят, не слушая друг друга. Между их репликами интервалов нет.}

СТОУН…Это могли бы быть новые факты, обнаружившиеся уже после процесса.

МАРШАЛЛ…Теперь уже вас не остановишь. Вы, губернатор Уид, не осмелитесь помиловать его.

СТОУН…Это могли бы быть и старые доказательства, которые он по той или иной причине не привел на процессе.

МАРШАЛЛ…В холодное серое утро, в пятницу, пятнадцатого ноября тысяча девятьсот пятнадцатого года, когда пули изрешетят грудь Джо Хилла, вы, возможно, попытаетесь уклониться от моральной ответственности за убийство, утешая себя мыслью, что совершаете его не сами, а руками наемников.

СТОУН…Это могло бы быть доказательство, которое не было своевременно представлено по причинам процедурного характера.

МАРШАЛЛ. …Но вам не удастся утешить себя. От ответственности вам не уйти. Это вы своей рукой спустите курок! Ибо тот, кто убивает чужими руками, убивает сам.

СТОУН…Но это должно быть доказательство, доказательство, а не общие заверения в том, что он невиновен.

МАРШАЛЛ…Ибо тот, кто убивает чужими руками, убивает сам.

СТОУН…Если вы не располагаете какими-либо новыми фактами, зачем тратить время на эти общие слова? В течение пяти дней дело Джо Хилла будет возвращено в Верховный суд, который вторично вынесет приговор. И он будет казнен в пятницу, девятнадцатого ноября тысяча девятьсот пятнадцатого года.

МАРШАЛЛ. Я слышу гул! Что-то трещит, ломается, рушится, падает, словно старый дом, который вдруг развалился, потому что его годами размывал поток… Стена рухнула. Лев на свободе!

^{Члены коллегии помилований уходят, свет гаснет и загорается на другой сценической площадке. Это тюремная камера Джо. Он сидит на табуретке и пишет карандашом в блокноте. Входят Эд и конвойный. Конвойный отходит в сторону и стоит неподвижно.}

ЭД. Джо, за стенами тюрьмы собрались тысячи людей. Не только члены профсоюза. Разные люди. Молодые, старые. Бедные и не такие уж бедные. Со всех концов страны. За тюремными воротами — полчища людей. В полночь, как только пробьет двенадцать часов, мы начнем петь. Мы будем петь для тебя, а ты пой для нас.

ДЖО. В двенадцать часов ночи. Пойте. Я буду петь в ответ… Никаких следов Марты?

ЭД. Никаких.

ДЖО. У меня такое чувство, что ее нет в живых.

ЭД. Никто из нас, думаю, так никогда и не узнает, жива она или нет.

ДЖО. Марта! Марта! (Вырывает из блокнота листок, складывает его и передает Эду). Вот тебе.

ЭД. Что это?

ДЖО. Стихотворение.

ЭД. Писать стихи в ночь накануне расстрела!

ДЖО. А чем же мне еще заниматься? Мы привыкли работать. Если мы только остановимся, враги нас одолеют.

^{Эд хочет развернуть сложенный лист бумаги.}

Не читай сейчас. Прочтешь завтра.

ЭД. О чем эти стихи?

ДЖО. Это мое завещание. Можно сказать, моя последняя воля. Спрячь в карман. Прочтешь нашим ребятам, когда будешь проводить митинг в зале профсоюза… Как сейчас на улице?

ЭД. Воздух чист, сияет луна.

ДЖО. Видишь, куда они меня перевели — ни одного окна. Знаешь, я больше месяца не видел ни деревца, ни зеленой травы. Вот уже полгода, как я не видел ни холма, ни ручейка. Я мерз, голодал, а все же земля наша чудесна. Как мне не хочется, чтобы меня отсюда выставляли! Мне бы еще пооколачиваться здесь и поглядеть на всякую всячину. Здоровье-то у меня прекрасное. Честно говоря, Эд, мне совсем не хочется умирать. Не хочется! Чертовски не хочется!

ЭД. Джо, может случиться, что в последние часы ты утратишь твердость духа. Но помни: как бы ты ни держался в последние минуты, это в счет не идет. Это ничто по сравнению со всей твоей жизнью.

ДЖО. В нашей стране, должно быть, тысяч пятьдесят городишек. А сколько я их видел — раз, два, и обчелся. Горы, долины, холмы и так много красивых рек. Как хорошо жить!

ЭД. Я тебе, знаешь, почему говорю, что ты можешь не выдержать… если ты сорвешься, не стыдись. Не думай, что это признак малодушия. Не думай, что ты сник перед лицом смерти.

ДЖО. Эти мысли приходили мне в голову. Я знаю, что могу потерять самообладание. Брошусь наземь, буду упираться, так что меня потащат и прикрутят к стулу. А я стану отбиваться и выть, как зверь. Да, я знаю, что так может быть. Но я не хочу этого. И мучусь — вдруг так случится против моей воли.

ЭД. Если и случится, Джо, в этом нет ничего постыдного.

ДЖО. Они хотели прикончить меня поскорей. И втихомолку, чтоб никто ничего не знал. Молчание — орудие их власти. Но когда меня расстреляют, все будут знать, почему я погиб и как погиб. Я все время твержу себе это. Только об этом думаю. Но как мне выдержать — ведь я буду умирать в полном одиночестве. Рядом — никого. Некому протянуть руку. Некому сказать прощальное слово. Ни одного друга рядом. Как мне выдержать? Ведь я так люблю жизнь, что готов расцеловать ее в обе щеки! Объясни мне все это, Эд Роуэн, времени у меня мало.

КОНВОЙНЫЙ. Осталось две минуты.

ДЖО. Слышишь? Я ведь сказал, что времени мало. А мне нужно, чтобы меня подбодрили. Я не хочу плакать, не хочу ни у кого валяться в ногах. Помоги мне выстоять, Эд!

ЭД. Не терзай себя. Минутная слабость не есть бесчестие. О тебе будут судить по всей твоей жизни, а не по тому, как ты держался в минуты агонии.

КОНВОЙНЫЙ. Ваше время истекло.

ЭД. Меня там ждут Бен, Хильда и Том.

ДЖО. Поцелуй за меня Хильду и обними покрепче Бена. Скажи Хильде, что она такая же чудесная, как ее яблочные пироги, а Бену — что он такой же чистый, как новенькая серебряная монета. И попрощайся за меня с Томом. И не своди с него глаз. Приглядывайся к нему. Он ошибался слишком часто.

ЭД. Я и так уже приглядываюсь к нему. (Они сжимают друг другу руки). Наступит день, и тучи разойдутся — на земле воцарится мир. (Эд плачет).

ДЖО. Не оплакивайте меня. Объединяйтесь.

^{_{Джо Хилл — Жан-Луи Ру.}}

^{_{«Театр дю Нуво Монд», Квебек, Канада, 1967.}}

^{Конвойный уводит Эда. Джо остается один. Тишина. Джо склоняет голову. Ему бесконечно тяжело. Церковный колокол отбивает удары. Джо считает — сначала про себя, затем вслух.}

Девять, десять, одиннадцать, двенадцать. Полночь.

^{Снаружи доносится многоголосое пение:}

ДЖО.

ХОР.

ДЖО (подпевает).

ХОР.

Джо присоединяется, и они поют все вместе:

ДЖО (с мягкой улыбкой). Спасибо, мои братья и сестры. Теперь я знаю, что мужественно пойду на казнь, не пророня слезы.

^{С этого момента до соответствующей ремарки звучат голоса поющих. Они то резко усиливаются, то едва слышны. Должно создаваться впечатление, что люди поют для Джо, поддерживая его в последние тяжелые минуты. Входят двое конвойных. Они надевают Джо наручники и ведут его на другую сценическую площадку, куда теперь им дает свет. Конвойные сажают Джо на некрашеный кухонный стул и поспешно привязывают к нему ноги Джо. Потом конвойные снимают с Джо наручники и привязывают его руки. Они хотят завязать ему глаза. Он сопротивляется.}

Мне не нужна повязка.

^{Тем не менее ему завязывают глаза. Врач, с черным медицинским чемоданчиком, подходит к Джо и прикладывает стетоскоп к его сердцу.}

Оно на месте, доктор. Оно на месте — бьется сильно и громко.

^{Красным мелком врач обозначает косым крестом сердце Джо. Врач отходит. Конвойные отступают к самому краю сцены. В этот момент поющие голоса усиливаются.}

ХОР.

КОНВОЙНЫЙ (стрелкам, находящимся за сценой). На изготовку!

ХОР.

КОНВОЙНЫЙ. Взять на прицел!

ДЖО (поет, почти выкрикивает с вызовом и огромным мужеством).

^{_{Сцена из оперы «Джо Хилл» Алана Буша по либретто Барри Стейвиса.}}

^{_{Берлинская государственная опера, ГДР, 1970}}.

КОНВОЙНЫЙ. Пли!

^{Гремят выстрелы. Голова Джо падает на грудь, плечи подаются вперед, но его тело удерживают веревки. Свет быстро меркнет на этом участке сцены. Тотчас же освещается номер отеля, находящийся на втором этаже. Моуди смотрит из окна на улицу. Он очень встревожен. Рядом с ним — Макрэй и Том.}

МОУДИ. Похороны ему устроили королевские.

МАКРЭЙ. Взгляните, сколько провожающих.

МОУДИ. Только четыре человека должны были быть в курсе дела. Но эта история облетела весь мир.

МАКРЭЙ. Похоронная процессия растянулась на две мили.

МОУДИ. Почему мы не смогли в точности выполнить наш первоначальный план?

МАКРЭЙ (Тому). Сойдите вниз и покажитесь.

ТОМ. Разве это необходимо?

МАКРЭЙ (подталкивая его). Вас там ждут.

^{Том уходит.}

МОУДИ. Казалось бы, такое было простое задание: убрать одного человека, вот этого одного человека. В чем же ошибка? Вы только посмотрите, что мы наделали!

^{Свет в этом месте мгновенно выключается. Ярко освещается вся сцена. Траурный митинг. Эд обращается к толпе. Во время его речи появляется Том и присоединяется к собравшимся.}

ЭД. В этот день и час во всех странах мира трудящиеся оплакивают Джо Хилла. Скорбь — на бескрайних полях, скорбь — в больших городах. Траур — в домах, траур — на улицах: мы потеряли Джо Хилла.

Ты пел, Джо, о том, что мы знаем и чувствуем, во что мы верим. Они пытались заткнуть тебе рот. Им это не удалось. Даже в тюрьме ты слагал для нас песни. Они убили тебя, но они не смогли заглушить твои песни. Ты умер, Джо, но твой голос будет звучать всегда.

И пока в нашей стране есть люди, поющие песни, Джо Хилл не умрет. Пока в нашей стране есть люди, готовые действовать, бороться, рисковать жизнью во имя своих товарищей, Джо Хилл не умрет.

БЕН. Меня попросили прочитать стихотворение, которое Джо передал Эду Роуэну в ночь перед казнью.

^{_{Сцена из оперы «Джо Хилл» Алана Буша по либретто Барри Стейвиса.}}

^{_{Берлинская государственная опера, ГДР, 1970.}}

^{Бен читает стихотворение. Когда он произносит первую строчку, несколько человек из толпы повторяют ее. Следующие строчки повторяют хором все больше и больше людей, и под конец это делают все собравшиеся:}

^{Свет меркнет, затем резко гаснет.}